Анастасия Elly Колдарева «Магия на грани дозволенного» Издательство «Астрель»

Серия «Внесерийно» Аннотация Рядом с нами живут маги, которых можно узнать по особым талисманам

контроля — браслетам, сдерживающим их силу. Орден борется с охотящейся на людей нечистью и черными колдунами. Денис Гордеев, подающий надежды огненный маг, благодаря весьма странному случаю досрочно заканчивает Интернат для молодых магов. Но первое расследование приводит его к страшному преступлению, а самый лютый враг подбирается все ближе. Только зарождающаяся любовь к странной девушке Еве может помочь ему распутать клубок неприятностей... Эго необычная книга. Иллюстрации, которые дополняют текст, помогут вам понять почему...

Пролог — Эй, пацан, закурить не найдется? Предлог был примитивным и, казалось, прозвучал еще до того, как на фоне

серого прямоугольного просвета в конце улицы нарисовались несколько фигур. Денис замедлил шаг и в замешательстве остановился, инстинктивно крепче сжав в руке перекинутый через плечо ремень рюкзака Парней было четверо, в ночной полутьме толком не разглядишь, но все явно старше него года на три-четыре. И старше, и выше, и шире — совсем другая весовая категория. Неизвестно, каковы

они в легкой атлетике? Но проверить не удалось: сначала он растерялся, а затем насторожился. Вдруг стало жарко, кровь ударила в голову, в руки, в ноги, и вместе с ней словно противный, горячий, липкий яд растекся по телу. Это не страх, не страх, это другое… привычное ощущение.

— Не курю, — услышал Денис собственный голос точно со стороны: искаженный, хриплый.

— А чего так? Мама не велит? Его неторопливо — куда он денется? — взяли в кольцо. Свет едва живого

фонаря, единственного на всю узкую улочку, выхватил из полумрака бритые головы, спортивные куртки с центрального рынка и быстро тающие в прохладном воздухе клубы сигаретного дыма.

— Вредно для здоровья, — отозвался Денис. — Так ты типа раньше срока помереть боишься? — Я типа не вижу смысла. — Слышь, Вов, он, похоже, интеллигент. Ему, чтобы косяк забить, смысл

нужен. — Ну, объясни, — Вова, кажется, был настроен миролюбиво, но Денис не

обольщался. Не затем к нему прицепились, чтобы обменяться любезностями и завязать светскую беседу. Двое сзади подошли так близко, что уже почти дышали в затылок; противно, но потерпеть можно, тем более что деваться все равно было некуда — двое спереди задумчиво дымили окурками и убираться с дороги не собирались.

— Ну что? — Вова, тот, что спереди справа, чуть склонил голову набок, словно раздумывая. По всему видать, он был лидером. — Что прикажешь с тобой делать, а? Раз сигарет у тебя нет, может, деньги найдутся?

Едва заметное движение головой — и один из топтавшихся сзади сдернул с плеча Дениса рюкзак. Он не сопротивлялся, хотя ремень, до сих пор зажатый во вспотевшей ладони, больно резанул пальцы.

Внутри всколыхнулась досада, щедро приправленная страхом, и непонятно, что разозлило сильнее: реальная угроза или собственная постыдная реакция на нее. Весь жар, что был в теле, отхлынул от конечностей и стекся в район солнечного сплетения, концентрируясь, разбухая, пульсируя.

Нет. Только не сейчас. Хотя почему не сейчас? Денис слышал, как это бывает: у кого-то само собой

получается и протекает почти безболезненно, а у кого-то срабатывает катализатор — и пиши пропало.

— Так, что тут у нас, — протянул сзади чей-то голос. Денис слышал его словно через толстый-толстый слой ваты — в ушах шумело. Жар проступил на коже испариной.

И дышать стало тяжело. — Ручки, книжки, тетрадки. Ты чего, из школы в такой час? — удивился все

тот же голос. — Умный, что ли? — Да нет, такое же быдло, как вы, — вырвалось прежде, чем Денис успел

прикусить язык. Повисла тишина. — Ты кого быдлом назвал? — тычок в спину. Он развернулся. Тряхнул головой, но глаза неумолимо затягивала багровая

пелена злости, а внутри бушевал уже настоящий пожар, и сдерживать его не было никаких сил.

Нет. Нет, нет, нет! Только не сейчас, не теперь… Но у ада под названием восхождение были свои планы… Денис не смог бы сказать, сколько прошло времени, минута или десять, час

или два, а может, и целые сутки. Когда выворачивающая наизнанку огненная боль схлынула и мир вокруг начал обретать привычные блеклые краски, он открыл глаза Взору предстала странная, нелепая деталь: оплавленный кусок резины, прикипевший к грязной брусчатке. По ноздрям резанул едкий острый запах горелой синтетики, обожженной плоти и паленых волос Понимание накатило вместе с тошнотой, и Денис дернулся, пытаясь подняться на ноги как можно быстрее, рывком. К рукам словно приложили раскаленные угли — так и есть, вместо ладоней сплошные ожоги. Черт… Нащупать дрожащей рукой телефон в кармане джинсов, кое-как вытащить его, попасть в кнопку вызова с третьего раза — гудки шли немыслимо долго. Показалось, он постарел лет на десять, прежде чем в трубке раздался искаженный голос.

— Надеюсь, у тебя что-то срочное, Дэн, потому что если ты разбудил меня в половине третьего ночи лишь затем, чтобы пожелать приятных снов или рассказать, что снова угодил в переделку…

— Антон, я угодил в переделку. Главное — не смотреть вокруг и не видеть, во что превратились те, кому

теперь уже никогда не придется закурить. Голос выдал его с головой. Денис услышал, как скрипнули пружины кровати, с которой поднялся его собеседник.

— Что у тебя? — напряженно спросил Антон. — Четверо. Они сами полезли, клянусь, я не…

— Тихо. Замолчи. Главным достоинством Антона Свердлова было то, что ему не требовалось

ничего объяснять. Еще бы — едва ли не лучший сенс в Ордене! Или телепат, но этим определением редко пользовались — слишком затасканное.

— Дело дрянь, — произнес Антон секунд тридцать спустя. — Я сообщу в Орден, они разберутся с трупами.

Денис затаил дыхание, сдерживая новый приступ тошноты. — Как себя чувствуешь? — А? Нормально. Мне просто… — Страшно? — Больно. Антон хмыкнул: — А ты думал, магия — это приятно? — У меня руки обгорели. В трубке присвистнули. — Ни черта себе! Огонь, значит, — Антон помолчал. — Ладно, давай бегом на

набережную, я тебя подхвачу. — Тош, ты думаешь, это оно? Восхождение? — последнее слово Денис

прошептал с каким-то испуганным благоговением. — Я думаю, тебя стоит окольцевать до того, как ты скосишь половину города.

Встретимся на набережной у Вантового моста. Постарайся не нервничать и никому не попадаться на глаза. Все, отбой!

В телефоне раздались короткие гудки, и Денис безвольно опустил руку. — Проклятье… — сердце в груди колотилось как сумасшедшее. Глава 1 Человек в бордовом плаще любил производить впечатление, хотя

возможности для этого имел весьма скудные. Ему казалось, будто метущий за ним пол бархат, сколотый на тощей жилистой шее вычурной стариной брошью с огромным бриллиантом, придает веса фигуре, компенсируя невысокий рост и, прямо скажем, небогатырское телосложение. Впрочем, по статусу он имел право носить и не такое. Браслеты на его запястьях сверкали россыпью мелких драгоценных камешков, золотой фамильный перстень украшал указательный палец на правой руке… А вот сюртук из темного, почти черного сукна выглядел мятым и мешковатым, брюки — слишком узкими, туфли сорок третьего размера с длинными заостренными носами из-за смешного роста их обладателя казались нелепыми.

Его собеседник имел статус еще выше, был облачен в не менее роскошный темно-зеленый плащ, но выглядел при этом куда скромнее и держался куда менее

напыщенно. Его отмеченное несколькими глубокими морщинами, усталое, но добродушное лицо сейчас было обращено к раскаленным углям за каминной решеткой. Редкие языки пламени взмывали вверх, скользя от уголька к угольку, и отбрасывали на лица людей в плащах зловещие красные отсветы.

— Все зашло слишком далеко, — произнес человек в бордовом; голос у него был старчески-скрипучим, высоким, неприятным.

Человек в зеленом ждал, не сводя взгляда с камина. — Так дальше продолжаться не может. Мальчишка избалован, импульсивен и

попросту глуп. — Не скажите, — человек в зеленом удивленно приподнял брови. — Примитивен, — с нажимом произнес его собеседник. — Понимает лишь

язык грубой силы, потому что это единственное, что можно ему противопоставить.

— У него незаурядный талант. — Разумеется: попадать в переделки, крушить все вокруг и нарываться на

неприятности. — Вы преувеличиваете. Редкостные способности требуют серьезного

самоконтроля, а в девятнадцать лет… — Не ребенок уже! — перебил человек в бордовом. — Вы позволили ему

выйти из-под контроля, разрешили покинуть Интернат до полного завершения восхождения.

— Выбор был невелик. После того страшного происшествия полгода назад ему нужно было прийти в себя. Возможно, вы не понимаете, какой трагедией обернулась для него смерть этой девочки, Руты, или не желаете понимать. Оставлять Гордеева в Интернате было не просто безрассудно, а опасно. Место, где все напоминало о погибшей подруге, свело бы его с ума, а вы не хуже меня знаете, насколько опасен неадекватный маг, не завершивший свое восхождение.

— Знаю, — недовольно буркнул человек в бордовом. — Вы слишком с ним церемонитесь, вот что еще я понимаю. Попустительствуете, не реагируете на его выходки. Беспрецедентный случай: не закончивший восхождение маг поступил на службу в Орден! Когда такое было? Напомните хоть один случай. Не сегодня завтра он слетит с катушек и кому придется разгребать последствия!

— Не слетит, — со спокойной уверенностью возразил человек в зеленом. — Объяснить вам ситуацию, Магистр? Во-первых, правилам он подчиняется

через раз, как будто их для него не существует. Во-вторых, не понимает слова «нет»: замучил меня требованиями о назначении его руководителем отряда.

— И почему же отказываете? — А это в-третьих. Прослужил от силы полгода — и на повышение?

— У него серьезный магический потенциал и неплохие лидерские задатки. Он бы справился.

— Мне нужны исполнители, которым я смогу доверять и которые способны выполнять поставленные задачи, а не неуравновешенные подростки, возомнившие себя центром Вселенной. А кроме того, потенциальным суицидникам не место на улицах города Мало того что Гордеев сам подставится, так еще и отряд угробит. Предупреждаю, добром это не кончится.

— Что вы предлагаете, Барон? — Магистр отвлекся от завораживающего медленного танца языков пламени в камине и взглянул на собеседника искоса с невозмутимым спокойствием человека, как минимум умудренного опытом, как максимум — способного предвидеть будущее.

Человек в бордовом, он же Илмар Барон, — да, это была всего лишь фамилия, хотя гордыня распирала ее обладателя так, будто он действительно обладал титулом, — помедлил с ответом. Его внимание привлекло жужжание мухи, невесть откуда взявшейся в подземелье. Резко вскинув руку, он сжал пальцы, словно растирая между ними сухую травинку. Послышался легкий характерный хруст, и на пол упала крошечная капелька с обломками подрагивающих крыльев. Барон растянул губы в отдаленном подобии улыбки, будто совершил нечто очень правильное, полезное и дающее повод собой гордиться.

— Что я предлагаю, — повторил он с расстановкой. — Я делаю все, что в моих силах, Магистр. Гордеев рвется в город — я велел Алексеенкову завалить его бумажной работой.

— Так он только быстрее сломается. — Поэтому я и взываю к вашему благоразумию! — Барон повысил голос —

Гордеева нужно вернуть в Интернат или запереть где-нибудь, сослать в Турайду к изуверам, на худой конец, — они из него быстро дурь вышибут. Пусть успокоится, остынет. С ним мы как на пороховой бочке: того и гляди взлетим.

— Разумеется, если вы не прекратите на него давить. — По-вашему, стоит дать ему отряд и выпустить в город? — А что давешний вурдалак? — вдруг спросил Магистр, будто и не слышал

последнего вопроса. Барон взглянул на него недоуменно, сбитый с толку неожиданной переменой

темы. — Я еще не получил отчета — жду завтра утром. Но, насколько мне известно,

вурдалак упокоен и заколочен обратно в гроб, где и пролежит до скончания века. — Это хорошо, — удовлетворенно кивнул Магистр. — И все-таки сдается мне,

Гордееву стоит дать шанс. Вот хотя бы на этого вурдалака вы могли его

натравить, парень бы хоть развеялся. Или с инспекцией куда-нибудь отправьте. Все лучше, чем гноить его в архиве и загружать бессмысленной работой.

Барон устало покачал головой, мол, бесполезно разговаривать с тем, кто не слышит и не признает очевидного.

— Я против, — сухо изрек он и поднялся с кресла. Одернул сюртук, встряхнул плащ, поправил брошь под подбородком. В тусклом свете горящих по периметру кабинета электрических ламп блеснули драгоценные камни на браслетах.

— Мое дело предупредить, — сказал Барон на прощанье, направляясь к двери, — чтобы возможные… гм, повороты событий не стали для вас неожиданностью.

— Благодарю, — ровно произнес Магистр, не глядя ему вслед. — Учту ваши замечания.

Барон скривился и быстро вышел из кабинета. — Смотрите, как бы не было поздно, — с явным раздражением проворчал он. И зашаркал прочь от двери по широкому коридору. Дэн ненавидел Интернат, хотя до того случая, полгода назад, даже не

осознавал насколько. Место, лишившее его нормальной, человеческой жизни. Место, в которое он

угодил, когда ему не исполнилось еще и шестнадцати — довольно рано для восхождения. Место, куда его в почти невменяемом состоянии привез Антон Свердлов, лучший сенс Ордена

Интернат принадлежал Восточноевропейскому Ордену, а тот был основан где-то в конце тринадцатого века — на даты у Дэна всегда была короткая память. Тогда на территорию Балтики вторглись немецкие рыцари, назвали захваченные земли Ливонией и благополучно обосновались здесь на триста с лишним лет. Тогда же в составе крестоносцев сюда прибыли и первые маги. Один из них — на имена у Дэна память была еще короче, — заручившись разрешением немецкого предводителя Ордена Магии, провозгласил себя Магистром и основал собственный Орден, главной целью которого в те времена было уничтожение нечисти, беспрепятственно плодившейся на местных землях: вурдалаков, оборотней, неупокоенных, леших, русалок, кикимор… Со временем нечисть оказалась изжита и перестала докучать людям, а память о ней сохранилась разве что в виде старинных преданий и средневековых легенд. Зато Орден укрепил свои позиции и взял под контроль территорию почти всей Восточной Европы. Обзавелся Кодексом, Правом — в качестве приложения к Кодексу, Законодательными Актами Великих Магистров, традициями, главной резиденцией в подземельях аккурат под Домским собором на площади Старой

Риги, кое-какой недвижимостью, скрытой от обычных людей за плотной магической завесой, турайдскими катакомбами и Интернатом.

В Интернат Дэн мечтал попасть ровно до тех пор, пока это действительно не случилось. И дело было не в географическом положении, которого он, впрочем, и не мог определить, поскольку ни входа, ни выхода в их привычном понимании — фасад, дверь, порог — у Интерната не было. Дело было в самом восхождении…

Жар, удушье, прилив ярости: «Кто сделал это со мной, кто превратил меня в

это?» Сколько раз ему хотелось умереть! Видит Бог, смерть казалась избавлением

от этой агонии, от этих адских, нестерпимо болезненных приступов, во время которых пробуждающаяся магия выжигала внутренности и рвалась наружу — не усмирить. Сколько раз ему казалось, будто он вспыхивает, как сухие листья в костре, и мир вокруг выцветал и обугливался, раскалывался на куски и исчезал, сознание растворялось в небытии, чтобы вернуться спустя несколько минут. Сколько раз сухонький целитель-немец, которою все звали не иначе как Гензель, обрабатывал его обожженные запястья вонючими мазями собственного приготовления, и ожоги заживали лишь для того, чтобы вскоре появиться вновь…

— До подросткового возраста магические способности слишком слабы, —

объяснял новичкам маг, чьего имени Денис не запомнил, так как видел этого человека единственный раз в жизни. Все это он слышал еще от матери, а когда ее не стало — от сенса Антона. — Они раскрываются в период интенсивного взросления, когда происходит гормональная перестройка организма. Именно тогда маги наиболее уязвимы: им трудно себя контролировать, сдерживать просыпающиеся способности, — и наиболее опасны для окружающих, потому что возможны сильные колебания магии и всплески, из-за которых тайна нашего существования может быть раскрыта. Аля того чтобы обезопасить обычных людей и поддержать восходящих, был создан специальный Интернат. Здесь вы проживете приблизительно три года: кто-то больше, кто-то меньше. Здесь существуют магические факультативы, тренирующие волю, обучающие самоконтролю и правильному, безопасному обращению с магией. Здесь вам расскажут об истории магии и Ордена, подберут подходящие проводники-браслеты, выделят комнаты для жилья и предоставят право пользования библиотекой…

Плохо было то, что Интернат находился под землей. А еще то, что не все подростки в нем были настроены дружелюбно.

— Значит, это ты Денис Гордеев, — с хорошо поставленной скучающей интонацией протянул негромкий голос.

Дэн отвернулся от закованной в чугунный оклад двери библиотеки, которую, задумавшись, сверлил взглядом уже не первую минуту. Странно, что он не услышал шагов, — в подземном коридоре их звук должен был отражаться от стен гулким эхом, тем более что подошедших было пятеро. Голос, видимо, принадлежал тому, кто остановился ближе всех. С острого, бледного лица на Дениса глядели холодные, чуть сощуренные глаза.

— Ну я, — недружелюбно отозвался Дэн. Он не хотел неприятностей, не собирался создавать себе проблем больше, чем уже создал жутким всплеском магии на ночной улочке Гиги, но парни и сами не лучились радушием. Бледный и светловолосый, какой-то весь выцветший, выглядел младше своих спутников — совсем еще мальчишка, угловатый и нескладный, едва ли старше Дэна, — однако говорил именно он, а остальные топтались в сторонке.

— Вежливости не обучен, — констатировал парень. — Это плохо, потому что вежливость — показатель воспитанности.

— Будем считать, я невоспитан, — Дэн тоже сощурился, гадая, что последует за этой далеко не душевной встречей.

— Это я понял, — парень поджал губы. — И что дальше? — Говорят, ты у бил четверых там, — кивок наверх, — в городе. — Кто говорит? — дышать вдруг стало тяжело. — Все, — бледный пожал плечами. — Вранье! То есть, — Дэн смутился, — я не хотел. — Правда? — почти насмешливо. — Правда! — ему не верили, и чужие сомнения всколыхнули в груди взвесь

раздражения и желание убедить, доказать, во что бы то ни стало оправдаться. — Ну, ты тут не один такой, — бледный кинул взгляд через плечо, и один из

парней коротко и фальшиво улыбнулся. — Яне хотел, — повторил Дэн деревянным голосом. — Разумеется. Я просто предупреждаю, что с нами подобный фокус не

прокатит. — Это Игорь Лисанский, ему шестнадцать, — сказал Андрей. Они с Дэном

занимали в общежитии соседние комнаты. Андрей попал в Интернат почти на год раньше и давно освоился. Невозмутимый, флегматичный, он редко с кем-то общался, предпочитая человеческому обществу изучение средневековых

инквизиторских хроник и составление «Полного словаря нечисти». Однако с Дэном, первое время сторонившимся остальных, они нашли общий язык.

— Да ну? — Шестнадцать, надо же. Ровесник, значит. — Так он здесь тоже недавно?

— Уже около полугода. На данный момент самый способный маг в Интернате. Его отец долгое время был канцлером Ордена, хранителем печати и ключей от Арок.

— То-то мне фамилия показалась знакомой, — пробормотал Денис. — Анджей Лисанский, как же, помню. Антон рассказывал, будто он угодил в какую-то историю с Арками.

Андрей кивнул: — Злоупотребил служебным положением. Канцлер — ну, или по его поручению

специальные хранители — выдают разрешения на прохождение Арок. Это такая печать, огненная печать, она наносится вот сюда, — Андрей указал себе на правую ладонь.

— Да я в курсе, — усмехнулся Дэн. — Я же сюда не через дверь попал. — А, точно! Так вот, печать может быть именная, кок у членов

Магистрата, а может быть разовая. — Как на вход в Интернат. — Или на выход. — И Лисанский выдал ее кому-то, кто не имел права путешествовать через

Арку? — История темная, — Андрей пожал плечами. — Всякое рассказывают. Ты

даже не представляешь, как Лис бесится, когда об этом упоминают. — Лис? — Игорь. Прозвище у него такое: Снежный Лис. Уже после, познакомившись с Лисанским чуть ближе, Дэн понял, что прозвище

было слишком романтичным и совершенно не отражало внутренней сути своего хозяина. Тому бы куда больше подошло что-нибудь вроде Бледная Спирохета, или Пегий Выродок, или Наглый Жлоб. Лисанский был поляком неизвестно в каком поколении. То есть сам-то он свою родословную, коей несказанно гордился, знал наизусть и часто хвастался, будто его род происходит от польского правителя Сигизмунда II Августа — того самого, который выиграл Ливонскую войну пятисотлетней давности и упразднил Ливонский Орден. Дэн не то чтобы ему не верил. Скорее, считал, что, в общем-то, гордиться тут нечем.

Рождаясь где-то в глубине сознания, воспоминания накатывали морскими

волнами — холодными, тоскливыми, безнадежными.

Дэн закрыл лицо руками, потер глаза и уставился в потолок. Ночь была холодной, тучи над Ригой напоминали пыльный серый бархат и

все никак не могли разродиться дождем. В больших городах от туч по вечерам отражается свет фонарей, окон, витрин магазинов и сотен автомобильных огней — этакое призрачно-розовое свечение.

Время давно перевалило за полночь, и Дэн уже потерял надежду уснуть. Воспоминания не давали покоя, и даже если ему удастся погрузиться в сон, это будет кошмар… Он знал это, потому что в последние полгода по-другому не бывало.

Девушка выглядела странно. Она стояла босиком в одной ночной сорочке

посреди пустой лестницы, освещенной парой масляных ламп, и, кажется, не понимала, где находилась. На ее тонких, трогательно-хрупких запястьях блестели новенькие браслеты из белого металла — серебро?

Наткнувшись на нее по пути с полигона, Дэн замедлил шаг и не смог пройти мимо.

— Привет, — девушка прекратила озираться. Глаза у нее были голубыми и казались прозрачными, как вода, и какими-то сонными, словно с постели ее подняли, а разбудить забыли.

— Меня зовут Ева, — доверительно сообщила она приглушенным голоском. — Ева Паламейк.

— Ты новенькая, — заметил Дэн, размышляя над тем, не холодно ли ей стоять босиком на голом каменном полу.

— В Интернате со вчерашнего дня. Еще не успела уяснить, где здесь что. Кажется, я ходила во сне и заблудилась.

Дэн удивленно приподнял брови. — Гостиный зал там, — он указал вверх по лестнице. — Этажом выше. — Да. Наверное. А ты Денис Гордеев, я тебя знаю, — с этими словами она

повернулась и побрела наверх, осторожно наступая на каменные ступеньки, точно боясь поранить ступни об их острые края.

— Откуда? — окликнул Дэн неожиданно для себя самою. Левушка обернулась. — Откуда ты меня знаешь?

Она задумалась на минуту — взгляд затуманился — и, пожав плечами, неуверенно улыбнулась:

— Не знаю. Может, ты мне приснился? Ева была маленькой, тонкой и стройной, но лишь в редкие минуты, с

определенного ракурса, на определенный вкус — привлекательной. О таких чаще говорят миловидная, чем симпатичная, поскольку последнее все же

подразумевает некоторую степень объективности. А еще она была эмпаткой, легким сенсом, как выразился Антон, «без будущего», немного чокнутой и — подругой Гуты.

Боль провернулась внутри, как тупой нож, и Дэн шумно вздохнул. Ночь

затянулась — серая, унылая, тяжелая от бессонницы. Вспоминать становилось все больнее. Если так пойдет дальше, обрывки прошлого замучают Дэна, иссушат, изведут, выпотрошат, и к утру останется одна пустая оболочка — сомнамбула, едва помнящая, как двигаться, умываться, есть, одеваться.

Хотя было ли в последние полгода иначе? — Не лезь к нему, — черт его знает зачем Дэн вступился за парня. Угрюмый и

неповоротливый Матвей Сомов никогда не вызывал у него ни симпатии, ни желания общаться. Он был одним из тех, рядом с кем можно жить годами, совершенно их не замечая. Дэн бы и не заметил, если бы Вадим, один из старших в Интернате, к Матвею не прицепился.

— А то что? — Вад глумливо приподнял бровь. — А то будет больно, — Дэн уже жалел, что ввязался. Сомов прекрасно знал,

что с приятелями Лисанского лучше не встречаться в темных, тесных, захламленных закоулках — себе дороже. Будь в нем хоть капля храбрости, он бы за словом в карман не полез, тем более что комплекцией не уступал, да и магия его неплохо слушалась.

— Угрожаешь, Гордеев? — Предупреждаю, — Дэн взглянул на Сомова. — Забирай свои книги и уходи.

Ну? Чего ждешь? Матвей кивнул, опустился на колени и принялся ползать по полу, собирая в

стопку рассыпавшиеся тома. — Что происходит? — Между стеллажами нарисовался Лисанский. Весь из

себя: белая рубашка, бриллиантовые запонки, галстук с ослабленным узлом, стрелки на брюках — этакая элегантная небрежность. Он даже с полигона умудрялся возвращаться, не растрепав своей пижонской прически. Оценил обстановку, смерил участников конфликта внимательным и чуть насмешливым взглядом.

— Скажи своему приятелю, чтобы прекратил цепляться, — произнес Дэн. — Что? О чем речь? — натурально удивился Кис. — Понятия не имею, — с честной миной соврал Вадим. — Этот придурок, —

кивок на Сомова, — тащил книги и вылетел на меня из-за угла. Я пытался посторониться, но он пер, как танк.

Дэн, который прекрасно знал, как в действительности обстояло дело, почувствовал, что закипает.

— Кончайте паясничать, — перебил он. Сомов тем временем кое-как собрал свои книжки, поднялся и решил

ретироваться. Рассудив, что щуплый Лисанский — зло куда меньшее, чем довольно внушительный Вадим, он попытался протиснуться мимо него. И напрасно. Едва поравнявшись с Лисом в проходе, Сомов вдруг покачнулся и полетел на пол, неуклюже цепляясь за стеллажи. Книги с грохотом посыпались с полок и разлетелись по всему проходу.

— Боже, — с чувством произнес Лисанский, картинно закатив глаза. — Этот дегенерат не в состоянии даже шага ступить, чтобы не споткнуться, а во всех смертных грехах вечно обвиняют нас, правда, Вадим? Как по-твоему, это справедливо?

Дэн смерил его мрачным взглядом. — Ты подставил ему подножку. — Неужели? — оскорбился Лис. — Мысленно? На расстоянии? Это правда: с места он не двигался и практически не шевелился. — Не знаю как. — Вот и молчи, если не знаешь. Пока они сверлили друг друга немигающими взглядами, Сомов наспех сгреб

книги и вывалился из тесного прохода между стеллажами. Его удаляющиеся торопливые тяжелые шаги эхом разнеслись по огромному читальному залу библиотеки.

Из набухших насморочно-простывших туч наконец хлынул дождь.

Забарабанил по запыленному асфальту, черепичным крышам и неровным жестяным карнизам. Застучал в окна, разбиваясь на мелкие брызги и бессильно сползая по стеклам мутными каплями.

Повернув голову, Дэн взглянул на серый прямоугольник окна. Встать бы и распахнуть ставни, вдохнуть сырой, промозглый воздух городского ливня. Но сил не было. Отяжелевшая от бессонницы голова не отрывалась от подушки, веки слипались.

— Ну, ударь, — насмешливые серые глаза оказались напротив его

собственных, полные уверенности в том, что силы явно неравны и Дэн не посмеет ввязаться в драку один против четверых. В одиночку Лисанский никогда не нападал, даже на тех, с кем мог справиться без посторонней помощи.

Дэн не заставил себя упрашивать.

До сих пор вспоминать было стыдно. Поток магии взметнулся из самой глубины его естества, но вместо того

чтобы выплеснуться через браслеты и опрокинуть противника на лопатки, заткнул горло, ударил в голову, и Дэн захлебнулся магической лавой.

Издевательский хохот друзей Лисанского, пробивающийся сквозь

тошнотворно-мутную, жгучую боль, словно донесся из прошлого. Будто и не протекло столько месяцев, отгородивших Дэна от той приснопамятной позорной драки в Интернате. Если бы можно было вернуться назад, если бы только он знал, какую роль сыграет наглая бледная тварь в его жизни, он бы стер ее с лица земли не раздумывая.

Дэн уткнулся лбом в подушку и зажмурился. — Ты ей нравишься, — доверительно сообщила Ева, наклонившись к Денису

через стол. — А? — он вскинул голову. — Рута, моя подруга, — голубые глазища теперь были так близко, что из-за

неловкости пришлось отстраниться. — Познакомить вас? — С чего ты взяла? — Дэн поерзал на стуле и уткнулся в раскрытую книгу:

чтение и упражнения на полигоне были единственными развлечениями в подземелье. При желании в библиотеке можно было отыскать средневековые летописи бремен святой инквизиции и даже хроники Крестовых походов, не говоря уже о пергаментах с магическими формулами и рецептами ведьминских зелий; а если повезет, попадались и дневники магов, охотившихся когда-то давным-давно на вурдалаков и прочую нечисть. Дэн как раз читал один такой, пока не отвлекся на Руту, прогуливающуюся вдоль стеллажей в поисках интересной книги.

— Я немного сенс, — Ева постучала себя пальцем по виску, однако в сочетании с красноречивым жестом ее заявление прозвучало как «я немного чокнутая».

— Ну да, конечно, — Дэн согласился и с тем и с другим. — Так познакомить? — Да ну, нет, — он торопливо схватил девушку за запястье — та уже успела

приподняться со стула и открыть рот: не иначе как собралась позвать подругу через весь зал.

На них обратили внимание. Но вечерам в библиотеке собирались почти все, кто не торопился в постель. Дэн заметил, как Лисанский взглянул на него через

плечо и что-то тихо сказал сидящему рядом парню. Стефан, что ли, его звали. У того от смеха затряслись плечи.

— Не надо, — буркнул Дэн. — Я уж как-нибудь сам, если придется. — Рута любит груши, но их здесь нет. Поэтому можешь превратить в них

пару яблок. Я бы на твоем месте потренировалась. Дэн потер пальцами виски. Щеки горели. — Спасибо за совет. — Всегда пожалуйста, — Ева сонно улыбнулась и вновь погрузилась в чтение,

покусывая кончик сухой травинки, обнаруженной ею между книжными страницами.

Груши не получились ни с первого, ни со второго, ни даже с тридцать

третьего раза. Поэтому пришлось импровизировать. Не думать о ней, не вспоминать, не изводить себя! Но разве можно управлять

собственными снами? Измучившись, так и не открыв окно, Дэн уснул в душной комнате, пропитанной едкой горечью воспоминаний. И если днем у него еще получалось запирать прошлое в самый дальний, самый темный и пыльный чулан памяти, ночью сны его не щадили.

Прощальные солнечные лучи сверкали и переливались огненными искрами в

длинных каштановых волосах. От Руты пахло солнцем и свежестью, весенним ветром с набережной Даугавы и цветущей липой, и чем-то еще, настолько волнующим и приятным, что у опьяневшего, взбудораженного Дэна кружилась голова.

Они остановились у входа в Домский собор. Вековые каменные ступени спускались под тяжелый навес крыльца, свет едва пробивался в сырую тьму сквозь узкие стрельчатые окна. День клонился к вечеру, пора было возвращаться в подземелья. И Денису было плевать на ожидающий его мрак, затхлость, давление стен и бесконечное эхо шагов, голосов, движений — у него было свое личное солнце, и оно спускалось вниз вместе с ним.

— Все, достаточно, — Рута со смехом выдернула руку из его ладони. — Давай серьезно… Нет, постой, — она уперлась кулачками ему в грудь, настойчиво отталкивая. — Нас могут увидеть.

— Ерунда, — выдохнул Дэн, снова притягивая ее к себе. — Никакая не ерунда. Я не хочу, чтобы о нас болтали. — Пусть болтают. — Подожди. У меня план. Знаешь, где находится заброшенная лаборатория?..

Вспышка — и сон резко изменился и потек в ином направлении,

перерождаясь в привычный кошмар, от которого было никак не очнуться. — Что творится? Что происходит? Встревоженные голоса доносились со всех сторон. — Дэн! Он обернулся: Рута сбежала по ступенькам из женского общежития,

натягивая на плечи куртку поверх ночной рубашки. — Быстрее, наверх, в приемный зал! — крикнул Сомов, пробегая мимо. Руки у

него были заняты внушительной стопкой книг. — Там трубы прорвало! — раздалось откуда-то из-за спины. — Андрей! — Дэн схватил за руку соседа — тот только что влетел в

гостиный зал — встрепанный, потный, красный и, черт возьми, испуганный. — Что там?

— Не знаю, но вряд ли трубы, — отозвался Андрей, тяжело дыша. — Я с полигона, там такой рев, будто подземные воды размыли стену. Нижний ярус вот-вот затопит, я сам видел, как трескается камень, — этим колоннами миллион лет. Нужно уходить.

— Куда? Наверх? — Дети! — прогремел властный голос. И кто бы мог подумать, что

принадлежал он сухонькому старичку в длинной неопрятной засаленной ночной рубашке, пижамных штанах и шлепанцах на босу ногу. Никто и никогда не слышал, чтобы целитель Гензель разговаривал так громко и так резко. Однако этой ночью он был единственным взрослым магом в Интернате, а абы кого дежурить не оставляли.

Ребята остановились, паника прекратилась, и воцарилась тишина — слышно было лишь странное, глубинное рокотание, идущее из земных недр.

— Разбудите всех, кто еще не проснулся, — скомандовал Гензель. — Лешко, Шарин, Гордеев, Лисанский, за мной! Мне потребуется помощь. Остальные поднимаются наверх, получают печати на выход и отправляются в резиденцию Ордена. Все поняли? Идите. Теперь вы четверо, — Гензель нетерпеливо замахал руками, заставляя подойти ближе, и заговорил тише, насколько это было возможно в шквале возбужденных голосов. — Так. Раз, два, Гордеев здесь. Где Лисанский?

Ребята переглянулись, но вопрос остался без ответа. Дэн огляделся, но не сумел выхватить из толпы мельтешащих подростков ни Лиса, ни его приятелей — обычно они держались вместе.

— Наверняка сбежал одним из первых, — предположил Андрей, не скрывая презрения.

— Щит ставить умеете? Дэн кинул быстрый взгляд на Андрея — тот торопливо кивнул, на Сергея

Дешко — тот пожал плечами. — Доводилось, — ответил Дэн за всех. — Мне нет, — нервно возразил Лешко. — То есть я пытался, но… — Плохо. Но попробуешь, выбора нет. Нас и так слишком мало. Я целитель, а

не боевой маг, — Гензель перевел дыхание. — А бремени минут двадцать, не больше, некогда ждать помощи от Ордена. Мне нужно, чтобы вы сдерживали натиск воды, когда она доберется до библиотеки.

— Будем книжки спасать? — резко осведомился Лешко. — Или собственные шкуры?

— Ты слышал о водном демоне, мальчик? Сергей переменился в лице. — Бабушкины сказки, — неуверенно выдавил он. — Кто-то разбудил его сегодня ночью. Поэтому ступайте за мной и

вспоминайте все, чему вас здесь учили. До того дня Дэн и не подозревал, насколько глубокими были подземелья.

Полигон с его залами для магических поединков и тренировок силы, с лазаретом, хранилищами, лабораториями и десятками запертых подвалов, в которые никто не входил со времен инквизиции, казался ему пределом. Но, миновав нижний ярус вслед за Гензелем, он очутился на узкой винтовой лестнице, утекающей куда-то в саму преисподнюю.

С потолка клочьями свисала жирная грязная паутина, горящие факелы нещадно коптили, от едкой вони резало глаза и драло горло, и рокот нарастал. Все вокруг гудело и вибрировало. Лестница перешла в лабиринт черных, дышащих лютым холодом земляных ходов. Кое-где еще встречалась выщербленная кладка укреплений, покрытая сырой гнилой плесенью и внушительными пятнами всевозможных грибков. От удушливого гнилостного смрада ощутимо подташнивало. По вспотевшему телу бежали волны озноба. Волосы встали дыбом. По пути им попадались черные колодцы, а в стенах — глубокие ниши, перегороженные чугунными решетками. Что скрывалось за ними"? Кого они были призваны не выпускать наружу?

— Я пойду вперед, — сказал Гензель, налегая плечом на вдавленную в каменную нишу тупиковую дверь, обшитую железной лентой. Проржавевшие насквозь петли с душераздирающим лязгом провернулись, и прогорклый воздух угрюмых, тесных узилищ, навевавших мысли о кровавых средневековых трагедиях,

показался Дэну теплым, ласковым и родным по сравнению с арктическим холодом, проникавшим из-за приоткрывшейся двери.

— Говорю же, — пробормотал Гензель, — здесь кто-то побывал. Дверь не заперта, — он приподнял металлическое кольцо, заменявшее дверную ручку. — Кто-то, кому приспичило поиграть с древней магией. Или наскучило пребывание в Интернате. Или надоело жить.

За дверью потянулась анфилада залов. Дэн не мог понять, кому и зачем понадобилось выстраивать такие внушительные помещения под землей. Дышать в них было нечем, единственным источником света оставались браслеты на запястьях и факел Гензеля.

— Я вперед, вы остаетесь здесь. Орден уже должен быть в курсе произошедшего, подмога вот-вот подоспеет.

— Мы… постараемся, — нервно заверил Андрей. — Как только почувствуете, что оно близко, выставляйте щиты. С этими словами старый маг торопливо зашаркал по центральному коридору

анфилады, и вскоре превратился в светлое пятнышко в оранжевом ореоле огня. — Помощь нужна? — тишину неожиданно прорезал дерзкий девчоночий голос. Ребята обернулись. Дэн застыл на мгновение — и бросился назад к двери.

Андрей и Лешко остались на месте. — Ты с ума сошла! — Он задохнулся от гнева. — Что ты здесь делаешь? — Помогаю, — заявила Рута, остановившись и тяжело дыша после бега. —

Гензель сказал, чтобы сильные маги шли с ним. Ну так вот, я сильная! — Не сильная, а глупая! Уходи отсюда, живо, убирайся! — Еще чего! — Ты должна уйти. Сейчас же, — хоть Дэн и пытался придать голосу

твердости, он слегка дрожал. Голос часто становился неустойчивым в присутствии Руты, в нем появлялась хрипотца и неприятная ломкость.

— Я не хочу уходить, — с мрачной решимостью заявила девушка. Она смотрела на него исподлобья. На лице с острым, выдающимся вперед

волевым подбородком россыпь веснушек — Дэн на миг позабыл обо всем, глядя на них, вспоминая, как ласкал их губами, как прикасался к ним самыми кончиками пальцев когда-то давным-давно, кажется, тысячу лет назад в заброшенной лаборатории — месте их тайных свиданий. Рута тогда смешно щурилась и морщила нос от щекотки, и ее шутливо-игривое: «Не надо, Дэн… ну Дэн же!» — наполняло душу кипящей любовью, а тело — неизбывными, древними, как мир, инстинктивными порывами.

Теперь она глядела на него неотрывно. Жестко. Ее некогда теплые серые глаза стали похожи на прозрачные льдинки: Рута наклонила голову еще ниже, и в них

проскользнули стальные оттенки. Упрямая складка между бровями, морщинки возле губ — нет, она не уйдет! Вбила себе в голову, что без нее здесь никак не обойтись. Но Дэн не мог позволить ей остаться! Не сейчас. Все, что она собой представляла, — целый мир для него, целую вселенную, все будущее, весь смысл жизни — разве мог он рисковать этим? Рисковать ею и… новой, недавно зародившейся внутри нее жизнью.

— Ты уходишь, — сказал он, хватая девушку за руку. — Это не обсуждается. — Я умею ставить щит, — она скривилась, пытаясь выдернуть запястье. — В другой раз, — взгляд непроизвольно соскользнул на ее живот — Рута

вскинула маленькую, узкую ладонь и прижала к себе. В серых глазах мелькнули смятение и растерянность.

— Идем, — Дэн потащил ее к двери. — Мы сами справимся, из Ордена вот-вот прибудет подмога.

— Я не пойду туда одна, мне страшно! — Рута уже не упорствовала, она просто хныкала, и Дэн не понял, обманывает ли она или действительно боится.

— Не страшнее, чем здесь. Еще немного, всего одна, самая огромная зала… Но путь вдруг преградила рослая широкоплечая фигура. Дэн с трудом узнал

Вадима, а слева из мрака выступил еще один парень, Стефан: оба насмерть перепуганные и неадекватные, в глазах слепой ужас, на лицах ни единой мысли.

— С дороги, — Дэн угрожающе поднял руки. Браслеты на них вспыхнули ярче. — Вы останетесь здесь, — из тьмы выскользнула третья фигура,

напряженная, словно кобра перед атакой. Рубашка, сбившийся на сторону галстук, брюки со стрелками. Белое золото на тонких запястьях Лисанского полыхнуло светом.

— Какого лешего… — Дэн запнулся, ошарашенный пониманием. — Это вы! Вы разбудили водного демона!

— Браво! Но мы не нарочно, — огрызнулся Кис. — Так получилось. Дэн заметил, что рубашки на всех троих грязные, будто в них валялись по

земле, и покрыты пятнами пота. — Не нарочно?! — изумился Дэн. — Нечаянно, — Лисанский пожал плечами и попятился. — Прошу извинить,

но нам пора. — Ты в своем уме? Убирайся с дороги! Дай пройти! — Стоять! — свечение вокруг Лисанского разрослось. — Вы с девчонкой

остаетесь, чтобы я смог выйти. Либо я, либо вы. — Врешь! — сердце колотилось так, словно собиралось пробить в груди дыру. — Парни, скажите ему, — глумливо потребовал Лисанский.

— Либо вы, либо мы, — в один голос послушно повторили Вадим со Стефаном. На их лицах по-прежнему не отражалось ни единой мысли, словно они вообще не соображали, что происходит.

— Зачем тебе это? — задавая вопрос, Дэн прикидывал, как вернее всею пробить Руте путь к двери. Сразу с тремя ему не справиться; пусть двое и накачались какой-то дурью или пребывали в глубоком шоке, но они старше и сильнее, а его магия пока еще слушалась через раз, да и то так, как ей самой того хотелось.

— От скуки, Гордеев, — серые глаза Лисанского влажно сверкнули, губы презрительно скривились. — Раз в два месяца подниматься на поверхность, год за годом проводить среди крыс и психопатов, развлекаться лишь чтением средневековых ужастиков на старом немецком и латыни, годами носить одни и те же тряпки, подчиняться железной дисциплине, пресмыкаться перед стариками, которых нам тут впарили в наставники, — это, видишь ли, утомляет. Мы хотим жить нормально и чувствовать себя свободными магами, а не сиротками на иждивении богатеньких скряг-родственников. Три года в этой дыре!

— И что? Ты один такой? — Нет, — Лисанский склонил голову набок. — Со мной, как видишь, друзья. — Ты разбудил демона. — Да, я заметил. Не рассчитывал на столь грандиозный у спех, но теперь

думаю, это даже к лучшему. Демон вырвется наружу и уничтожит эти поганые катакомбы, — Лисанский вскинул голову и, поджав губы, обвел брезгливым взглядом каменные своды зала.

— Никто ему не даст, — решительно произнес Дэн, сжимая кулаки. — А ты еще поплатишься за то, что натворил.

— А никто и не узнает, Гордеев, — заверил Лисанский. — Напрасно петушишься: тебе отсюда живым не выбраться.

— Ты спятил. Рехнулся. Вот здесь, — Дэн ткнул себя пальцем в висок, — у тебя перемкнуло.

— Все, довольно болтовни. Время истекает, — Лис попятился, не опуская рук. — Я поздно узнал, что проснувшийся демон потребует жертвы числом,

равным числу магов, проводивших обряд пробуждения. Одного он уже взял, — он осекся и скользнул взглядом куда-то вправо, сильно побледнев и стиснув губы, будто его нестерпимо затошнило.

— А может, случайная смерть и не считается? Нет, он точно выжил из ума. Но так или иначе, лучшего момента для

решительных действий было не представить.

— Беги! — заорал Дэн и толкнул Руту вправо, в укрытие хлама, завалившего первую залу анфилады. Сам ринулся следом. — Пробивайся к выходу!

Три разноцветные молнии вспыхнули, одна опалила ухо, но не задела. Дэн едва успел нырнуть за огромный платяной шкаф — здесь, во тьме, скрывался целый лабиринт из древней мебели, котлов, стеллажей, туго набитых истлевшими книгами, и непонятного оборудования. Какие-то кошмарные приспособления, не иначе как пыточные орудия: клещи, гвозди, пилы — были разложены по ящикам и развешены по стенам. Попалась даже жаровня и затканная паутиной деревянная конструкция, в которой краем сознания Дэн опознал дыбу. Из-за мощного выброса адреналина и нарастающего гула, свидетельствовавшего о неумолимом приближении демона, он не разбирал слов заклятий — преследователи не трудились вычерчивать в воздухе формулы, наплевав на точность и расчет силы, и били наотмашь вслепую. Словно чья-то гигантская плеть хлестала Дэна по пяткам, не давая остановиться, развернуться, ударить в ответ. Пригибаясь, он нырял то за один подвернувшийся деревянный «гроб», то за другой — и бросался дальше, когда от магических ударов они разлетались в щепки. Рута бежала впереди. Ее волосы вспыхивали огненными бликами в свете заклятий, и Дэн боялся потерять из виду эти яркие всполохи.

— Идиоты! — истошно завопил Лисанский. — Куда вы лезете? Идемте отсюда быстрее! Надо убираться! Оставьте их в покое!

Его не слушались, и он продолжал надрываться. Впереди мелькнула дверь, и Дэн рванулся к ней вслед за Рутой. Только бы

выпихнуть ее наружу, прикрыть собой, а там уж он разберется и с Лисанским, и с демоном — со всем злом на Земле. Если она окажется в безопасности, он море вброд перейдет, ему и горы будут по плечу!

И вдруг светящийся росчерк в воздухе, громогласный рев, перекрывший даже подземный рокот, — и красная молния просвистела мимо виска, обрила макушку пригнувшейся Руты и ударила в нагромождение, выраставшее слева. Книги, коробки, стеклянные банки, ржавые ящики, набитые металлическим хламом, зеркала, скребки, ножи и просто осколки стекла — сотни предметов взрывом разметало в разные стороны, дробя, ломая, разбивая вдребезги. Ударная волна отвесила Руте чудовищную оплеуху, и девушка с коротким хрипом отлетела навстречу Дэну, сшибла с ног и повалилась на него. Дэн врезался затылком в пол, перед глазами сверкнули звезды, тело обмякло, вмиг налившись свинцовой тяжестью, став неповоротливым и противно слабым.

— Рута, — позвал Дэн, не услышав собственного голоса, чувствуя на себе тяжесть неподвижного тела. — Рута! — повторил он с возрастающим отчаянием.

— Сюда! Я, кажется, попал! — с восторгом заорал Вадим, подбегая ближе. — Иди к черту! — крикнул Дэн, взмахнув рукой прямо из положения лежа. Не

рассчитал силу — не до расчетов: браслет налился огнем и, обжигая запястье, выстрелил красным. Столб раскаленной магии опрокинул Вадима аккурат на бегущего следом Стефана, и оба кубарем покатились по проходу, усыпанному битым стеклом и ржавым железом.

— Рута, эй! Слышишь меня? — Дэн перевернулся, опираясь на локоть, потряс девушку за плечо. — Что…

Его пальцы окунулись во что-то теплое, липкое, бьющее струей, и только теперь, леденея от ужаса, вглядевшись внимательнее, Дэн увидел, что глаза девушки закатились и с окровавленного лица на него глядят жуткие пустые бельма.

В поле зрения нарисовался Лисанский, следом за ним подскочили Шарин и Лешко. Вцепились ему в локти, заламывая руки, пытаясь усмирить.

— Кретины! — проорал Кис. — Недоумки! Я же велел вам уходи… — и подавился словами. — О, Господи… — прохрипел он, — Господи, Господи, Господи, Боже мой…

Черная лужа расползалась по полу. Штаны на коленях насквозь промокли, с одеревеневших пальцев, с рук, обнимавших изломанное, пробитое насквозь тело девушки, вязкими нитями стекала кровь. Уткнувшись лбом в обезображенное лицо, содрогаясь от рвущей душу боли, Дэн завыл, не замечая, что всего в паре шагов от него так же бесприютно, с той же черной тоской, прижимая растопыренные пальцы к лицу, обезумевший от шока, страха и запоздалого прозрения, выл Игорь Лисанский.

Кошмар завершился все той же жгучей болью, что и десятки раз до этого.

Проснувшись на сбитой, пропитанной потом простыне, содрогаясь от сухих рыданий, Дэн сжал в кулаках края скомканного пододеяльника, словно пытаясь перетереть их в труху. Вдохнул тяжелый, спертый воздух и повернул голову к окну, приоткрыв глаза.

За окном была осень. И беспросветное, промокшее насквозь, холодное утро. Кое-как поднявшись с постели, Дэн добрался до окна и уставился в стекло

невидящим неподвижным взглядом. Ржавые листья и гудящие провода, колючий ледяной дождь и пронизывающая до костей сырость, потемневшая от влаги штукатурка дома напротив, дрожащие на ветру, изломанные остовы деревьев, чьи ветви напоминали перебитые кости и торчащие обломки ребер в полуистлевших лохмотьях листьев. Эта осень калечила и убивала. Обдирала душу, срывая с нее покровы хороших воспоминаний, пропитывала дни

тоскливой ненастной серостью, давила на плечи низко ползущими, неповоротливыми громадами туч и плакала, плакала, плакала бесконечными дождями, вымывая из сердца неизмеримое, непосильное для одного человека горе. Дэну казалось, он умирал каждый вечер, чтобы утром проснуться вновь все в той же невыносимой осени и совершить очередной виток по кругу своего персонального ада.

Если бы он мог просто исчезнуть, раствориться в этой бесконечной веренице осточертевших дней! Просто прекратить свое существование и оборвать агонию. Но кто-то — Бог? — или что-то — судьба? — подшутил над ним, сохранив ему жизнь в схватке с водным демоном. Подарок поистине королевский — жизнь! Зачем она ему теперь, ради всего святого?! Зачем, если рядом не было ее? Так странно. Так страшно.

Он боялся засыпать, потому что она снилась ему: упрямая, решительная девочка с солнечными бликами в каштановых волосах. Она смотрела на него, прижимая руки к животу, совсем как тогда, миллион лет назад, на пороге подземной анфилады. Не сводила с него серого взгляда, и столько погребальной тоски, столько немого укора он не видел ни в чьих глазах. За всю жизнь — ни разу. Он ненавидел себя. И не мог простить. И не видел ничего, кроме этого призрачного лица и тонких пальцев, полных неизбывной нежности, обещавших когда-то так много…

Со временем мысль о смерти оформилась в навязчивую идею и стала смыслом его существования. О нет, он не замкнулся в себе, не заперся в четырех стенах, не отвернулся от друзей — ему даже позволили покинуть ненавистный Интернат. Но и не сказал — ни одной живой душе не признался! — что их было трое: он, она и их неродившийся ребенок.

Глава 2 — Добро пожаловать в Средневековье, — мрачно пробормотал Денис себе

под нос, шагнув через порог. В лицо на мгновение дохнуло холодом, а плоский стальной браслет на правом запястье нагрелся. Дэн поморщился, прикрыв глаза, чтобы не видеть, как угольно-черное пространство вокруг обретает новые контуры и краски, и убрал руку с металлической пластины в торце дверного косяка. Ненадолго остановился и потер кисть, в которой теперь ощущалось неприятное покалывание, вгляделся в похожий на татуировку витиеватый узор печати на ладони и сжал кулак.

Черная толстовка с капюшоном и джинсы не защищали от порывов магического ветра — стылый колючий поток воздуха, словно дыхание потусторонней стихии, всегда обдувал тело во время коротких путешествий через Арки. Передернув плечами, прогнав пробравшийся под одежду холод, Дэн

ступил на гладкий паркетный пол, натертый воском так старательно, что в нем отражались бледно-желтые огоньки бесчисленных тусклых ламп. Из вентиляционных труб, чьи горловины под потолком были прикрыты насквозь проржавевшими, забитыми пылью и паутиной решетками, ощутимо тянуло промозглой сыростью, затхлостью и горькой, влажной землей.

Средств, которыми располагал Орден, хватило бы не только на обеспечение всех благ цивилизации, но и на то, чтобы вызолотить стены или воссоздать в подземельях интерьеры Рундальского дворца, однако же ни отопления, ни канализации здесь не было и в помине, а в некоторых отдаленных закоулках отсутствовало даже освещение. Каждый Магистр, возглавляющий Орден, то ли считал своим долгом сберечь доставшееся ему наследие в неизменном виде, то ли полагал, будто средневековый антураж и вынужденный аскетизм дисциплинируют боевых магов, а посетителям внушают уважение. Дэн же всегда считал это закостенелостью ума, нездоровой и неоправданной тягой к соблюдению традиций, которые только мешали. Ну, или банальное нежелание ввязываться в модернизацию — кому охота возиться с прокладкой отопительной системы, а после — с ее обслуживанием, когда можно просто завернуться в теплый плащ или накинуть куртку? Контроль над популяцией нечисти обеспечивался и так, а излишества магам были ни к чему.

Дэн давно перестал обращать внимание на унылую, тревожную готичность резиденции и сетовать на отсутствие элементарных удобств, тем более что не все помещения в лабиринтах, принадлежащих Ордену, выглядели столь же эффектно и зловеще. Потолок в главном фойе был высоким — редкая роскошь для подземного зала. Вдоль левой стены тянулся ряд одинаковых Арок — пока Дэн пересекал зал, из их густой, неподвижной черноты вынырнули еще несколько человек. Справа высоченные узкие стрельчатые окна, закованные в узорчатые решетки, устремлялись ввысь, чередуясь с нишами для настенных светильников. Непонятно, кто и зачем спроектировал здесь эти окна — тьма в них была еще более непроницаемой, чем в Арках, и еще более неживой: тьма под внушительной толщей камня и земли.

Дэн помнил, как очутился здесь впервые три с половиной года назад. Отголосок пережитого тогда потрясения до сих пор неприятно холодил в груди. Канун шестнадцатилетия, ночной переулок Старой Риги и четыре трупа Дежурный маг целый час выпытывал у Дэна подробности происшествия, что-то записывая сразу в несколько книг и журналов; затем был вызван целитель, чтобы обработать ожоги на руках; затем женщина, которую Дэн мысленно окрестил придворной ведьмой, долго возилась с его запястьями, измеряя диаметр окружности и подбирая подходящий металл, задавала вопросы о жизни, начиная

чуть ли не с колыбели, и поила горьким травяным отваром. После пришлось заполнять какие-то бумаги, давать согласие на обследование, проживание в Интернате и безоговорочное следование Кодексу. Потом вновь появился Антон Свердлов и с виноватым видом сообщил, что немного покопается у Дэна в голове, потому что «так нужно для протокола», и что «будет немного неприятно». Как очутился в Интернате, Дэн уже не помнил. Воспоминания обрывались на адской головной боли — да так и не восстановились.

За последние полгода службы в резиденции Дэн почти привык ко всему, включая гнетущее давление гигантских окон, похожих на раззявленные пасти голодных чудовищ. Он проходил мимо них спокойно, глядя прямо перед собой или под ноги, отмеряя шагами расстояние от Арки до дверей и замечая лишь мелькание носков собственных ботинок.

Двери открывались в круглый зал, откуда вверх и вниз во все стороны расходились несколько каменных лестниц.

Сегодня здесь было на удивление людно. «Неужели уже четверг, день посещений? — подумалось ему. — Надо же, в последнее время все в голове перепуталось».

Пробираясь сквозь толпу, Дэн скользил равнодушным взглядом по фигурам и лицам окружающих его людей. Большинство кутались в разноцветные плащи — вовсе не отдавая дань причудливой моде или старинным традициям, а по необходимости — в подземельях было по-настоящему холодно. Высокие и низенькие, угрюмые и болтливые, бородатые и лысые, добродушно улыбчивые и надменно холодные маги изучали каменные таблички на стенах: расположение лестниц и этажей и часы приема. Кто-то уверенно и целенаправленно прокладывал себе путь к нужным лестницам, а впервые прибывшие жались к стенам, вытягивая шеи, чтобы прочесть гравировку на табличках, приставали к соседям с вопросами и как-то робко, заискивающе улыбались всем подряд. Дэн не вслушивался в их речь — голоса сливались для него в сплошной гомон. Кто-то едва удерживал в руках охапку старых рукописей — не иначе как в очередном подземелье обнаружился очередной тайник, и в архиве прибавится работы. Кто-то сунул под мышку потрепанный кожаный портфель, чтобы протереть стекла очков. Кто-то опирался на трость. У кого-то в железной клетке копошилось сморщенное, покрытое сажей существо, подозрительно напоминающее домового. Все они, такие необычные и разные, казались Дэну пестрым фоном, шумными людскими волнами, проплыть, пробиться через которые было неприятной необходимостью.

Наконец, несколько раз налетев на кого-то и равнодушно, не поднимая глаз, извинившись, Дэн протолкнулся к лестнице, рядом с которой красовалась

почерневшая деревянная дощечка с надписью: «Служебные помещения, вход только для работников Ордена». Кивнув дежурному, Дэн очутился на верхней ступеньке и стал неторопливо спускаться. Лестница ощутимо забирала влево, закручиваясь спиралью. Впереди, шагах в десяти от Дэна, развевался фиолетовый бархатный плащ «придворной колдуньи» — Дэн не стал ее окликать. Следом за ней, стуча клюкой по камням, тащилась скрюченная фигура в выцветшем балахоне с грязным подолом: турайдская ведьма, одна из снабженок катакомб, похоже, явилась за разрешением на продажу своих зелий. Или принесла на согласование список требуемых Ордену отваров, лекарств и амулетов.

— Гордеев, доброе утро! — громко поздоровался кто-то. Дэн оглянулся и встретился взглядом с высоким, плечистым и несколько

неопрятным на вид мужчиной в потрепанном сером плаще. Тот быстро преодолел десяток ступеней и зашагал рядом.

— Здравствуйте, — отозвался Дэн. Петр Алексеенков был руководителем одного из четырех боевых отрядов

Ордена. Вообще-то Дэн подал уже три заявления на имя комтура Илмара Барона с просьбой о назначении на ту же должность, но один за другим получал отказы, мотивированные тем, что ему едва исполнилось девятнадцать и его восхождение еще не завершено. Можно подумать, возраст имел значение, когда он в одиночку расправился с водным демоном в подземной анфиладе Интерната, с досадой размышлял Дэн.

— Как продвигаются дела с картотекой, Гордеев? — осведомился Алексеенков, разглядывая сгорбленную спину шаркающей впереди ведьмы.

А то он не знал! — Лучше некуда, — ровным тоном отозвался Дэн. — Добрался до буквы «Б». — Ваш оптимизм меня радует. Любая работа достойна уважения и возвышает

того, кто ею занимается. Это ведь так приятно — приносить обществу пользу! От столь грубого лицемерия свело скулы. Язык зачесался спросить, когда

Алексеенков сам в последний раз дышал архивной пылью: сто лет назад или двести, — и предложить махнуться работой, не глядя. Но Дэн смолчал. Лестница как раз превратилась в короткую площадку и вывела в первый коридор. Здесь начинались лаборатории и склады, чуть дальше — вечно закрытый музей истории колдовства с опечатанными залами инквизиции. Поговаривали, будто изуверы из Турайды давно растащили коллекцию клещей, прутьев и испанских сапожков, и вовсе не на сувениры. Тут же, на этаже, работали алхимики, хотя в их цели не входило превращение металлов в золото — ну, разве что в качестве хобби. Из коридора пахнуло невообразимой смесью лекарственных растворов и жаром от далеких раскаленных печей.

«Придворная ведьма», она же Ирина, помощница главного орденского алхимика, углубилась в коридор, и ее фиолетовый плащ быстро растворился в тумане испарений, летящих из лабораторий. Ведьма с клюкой поплелась за ней.

А из коридора вдруг выскочил чрезвычайно взволнованный, растрепанный, взмыленный парень, тощий, как палка, со съехавшими на кончик покрасневшего от возбуждения носа очках. Он все время дергался, словно ни секунды не мог провести в покое, от него так и пыхало влажным жаром, а во всклокоченных мышино-серых кудрях застряли опилки.

— Петр! — заорал он, вычесывая из волос мусор растопыренными пальцами и одновременно пытаясь выпутаться из складок плаща — Отлично, просто великолепно, что вы мне попались! Вы-то мне и нужны. Олег занят, Арсен только что отбыл на задание, а вы — настоящий клад.

Алексеенков скривился от сомнительного комплимента. Матвеев вытащил из волос пару опилок, покраснел еще сильнее и пробормотал извиняющимся тоном:

— Мыши, чтоб их! Вот уж воистину: любая работа достойна уважения! Дэн подавил насмешливо-

раздраженное хмыканье, сообразив, что пока ему есть куда падать, все не так уж плохо.

— Что на сей раз, Матвеев? — Черная магия, — громогласным шепотом сообщил молодой маг на всю

лестницу. — Снова? — скучно уточнил Алексеенков. Редкое утро обходилось без

восторженной красной физиономии Семена Матвеева, каждый раз твердившего одно и то же в незначительном числе вариаций.

— Пропали три человека, — зашептал Матвеев, шлепая влажными губами. — Не здесь, — Алексеенков брезгливо отстранился. — Дойдите хотя бы до

кабинета. — Но тут такое дело! — Парень его будто не слышал. — Пропали дети! Три,

пять и девять лет, — скороговоркой затараторил он. — К нам обратился связной из полиции, когда одного из них нашли с характерными порезами… Где же у меня… — Матвеев распахнул плащ и принялся копаться в притороченных к подкладке карманах. Дэна тут же обдало тяжелым запахом пота.

Алексеенков ускорил шаг, видимо, рассчитывая, что это избавит его от трескотни Матвеева, но тот не отстал.

— Нашел! — выкрикнул парень, перепрыгивая через ступеньку, чтобы успеть за Петром Дэн, сам не зная зачем, припустил вдогонку.

— Фотографии! — провозгласил Матвеев, пытаясь всунуть Алексеенкову в руки стопку маленьких глянцевых снимков. — Взгляните! Только взгляните на

это! Что теперь скажете, а? Я прав? Это последствия черномагического ритуала? Мальчишку запытал до смерти кто-то из наших?

Очутившись на лестничном пролете возле следующего коридора, Петр резко тормознул, круто развернулся и навис над Матвеевым, который едва не вписался в него носом.

— Я не терплю самодеятельности, ты понял? — осведомился он с угрозой и ткнул в грудь парня длинным узловатым пальцем. — И мое начальство ее тоже не терпит. Я с места не сдвинусь, пока не получу приказ, так что возвращайся туда, откуда явился, и занимайся тем, чем занимался: корми крыс, меняй опилки. И не строй из себя героя.

— Но фотографии… — растерянно возразил Матвеев. — Иди к черту, — грубо бросил Петр, выдернул из потной ладони Матвеева

стопку снимков, вышел в коридор, толкнул дверь в свой кабинет и демонстративно швырнул снимки в стоящий у порога мусорник.

— Гордеев, за работу, — кинул он через плечо, и дверь за ним закачалась на петлях.

Матвеев бросил на Дэна убитый взгляд, от стыда у него заполыхали даже уши. Через силу улыбнулся. Из него как будто выкачали воздух, он поник и ссутулился, засунув руки в широкие карманы брюк.

В душе у Дэна неожиданно — наверное, впервые за многие месяцы — шевельнулось какое-то чувство. Прорезало глухую, черную пустоту, царапнуло окостеневшее от боли сердце. Жалость. Он знал, что парень совсем недавно завершил восхождение, что его мечтой была служба в Ордене, но боевой маг из него оказался ни к черту. То ли он не прошел тест на пригодность, то ли провалился на испытаниях. В лабораторию его взяли, но заговоры и ритуалы черной магии мерещились ему на каждом шагу. В Ордене он, кажется, уже всех достал.

— Эй, — окликнул Дэн неожиданно, когда парень поплелся вверх по ступенькам и почти скрылся за поворотом. — Матвеев!

Тот неуверенно обернулся и огляделся, будто ища взглядом кого-то с такой же фамилией.

— Да-да, я к тебе обращаюсь. — недоумевая, что собирается делать, Дэн шагнул ему навстречу.

— Ну? — Расскажи-ка мне про эти убийства, — предложил Дэн. — Если там

действительно что-то интересное, я мог бы поговорить с начальством. — Правда? — с надеждой спросил Матвеев, спустился на несколько ступеней

и тут же обиженно покосился на ближайшую дверь. — Они все там считают меня

параноиком, но — черт возьми! — сколько дел осталось не замеченными из-за их безалаберности и лени! Они все ждут, когда на них полчища вурдалаков попрут, как в Средние века, когда оборотни пойдут людям головы откусывать, желательно в масштабах всей Риги! Вот тогда они зашевелятся, вот это будет их размерчик. А мелочи — да плевали они на каких-то там два-три детских трупа: полиция сама разберется, ага. Полежат дела, полежат — да и закроются за давностью лет, или раньше, за недостатком улик. Или еще лучше: найдут козла отпущения, какого-нибудь бомжа из подземного перехода с привокзальной площади, тот им за бутылку что хочешь подпишет: хоть признание, хоть смертный приговор. И дело закрыто, и процент по раскрытию преступлений не стыдно обнародовать, и подземка чище. А черный маг завтра еще какой-нибудь обряд проведет, еще кого-нибудь выпотрошит, и кому от этого лучше, а? — досадливый взгляд в сторону коридора. — Пока гром не грянет, никто не перекрестится.

— Так что там с черной магией? — начиная терять терпение, напомнил Дэн. — Убийство, — Матвеев понизил голос до шепота. Мимо вниз по лестнице

проковылял хранитель архива. Дэн поздоровался с ним кивком, Матвеев проводил его нервным подозрительным взглядом. Похоже, парень действительно был слегка не в себе, и Дэн уже начинал жалеть, что не дал ему спокойно удалиться в лабораторию.

— В Вентспилсе пропали трое детей, — продолжил Матвеев, понизив голос — Одного нашли вчера вечером в лесу у заброшенного склада. Там рядом гаражи, и начинается спальный район — практически черта города. Полиция прочесала окрестности, но больше ничего не обнаружили. Зато наши эксперты, — его слова уже можно было разобрать с превеликим трудом, — напали на магический след. Ирина сегодня поднималась к изобретателям и слышала, как Барон разговаривал с кем-то по телефону. Черная магия, Гордеев!

— А почему связной решил, будто ребенка использовали для обряда? — спросил Дэн.

— А ты сам погляди на фото, — с готовностью ответил Матвеев. — Хотя ты новичок, вряд ли что-нибудь поймешь. Криминалисты еще работают над заключением, но ходят слухи… Да тут и экспертом не нужно быть! Кто-то пустил ребенку кровь для ритуала, а много ты знаешь светлых ритуалов, для которых нужна детская кровь?

— Откуда у тебя снимки? Вопрос застал Матвеева врасплох. Он смутился, пробормотал что-то насчет

«своих источников», из чего Дэн сделал вывод, что парень не просто чокнутый. Он, помимо прочего, имел сомнительные связи в полиции, но совершенно не

умел держать язык за зубами, то есть — полный псих. Причем подкованный и со стажем, вроде тех ненормальных, которые собирают газетные вырезки со «свидетельствами» о похищениях людей НЛО, на досуге почитывают квантовую физику и при этом умудряются завести знакомство с президентом Латвийской Ассоциации Уфологов и Паранормальных Явлений.

— Ладно, спасибо, — кивнул Дэн. — Я погляжу, что можно сделать. Проверю.