256
г. Николаев Издательство Ирины Гудым 2011 Книга поэзии Лариса Ратич «А сердце сказало...»

Ратич Л. “А сердце сказало...”

Embed Size (px)

Citation preview

Page 1: Ратич Л. “А сердце сказало...”

г. НиколаевИздательство Ирины Гудым

2011

Книга поэзии

Лариса Ратич

«А сердце

сказало...»

Page 2: Ратич Л. “А сердце сказало...”

© Ратич Лариса Анатольевна, 2011© Издательство Ирины Гудым, 2011

УДК 821.161.1(477)-1ББК 84(4УКР=РОС)6-5

Р 25

Р 25Ратич Л.А.А сердце сказало... – Николаев: Издательство Ирины Гудым, 2011. – 256 с.: ил.

В поэтический сборник известного николаевского автора Ларисы Ратич вошли стихотворения последних лет, а также ее перевод на русский язык ро-мана в стихах «Маруся Чурай» Лины Костенко. Творчество Л. Ратич очень самобытно, и поклонников ее таланта ждут новые интересные открытия. Для широкого круга читателей.

ISBN 978-617-576-039-0

ISBN 978-617-576-039-0

УДК 821.161.1(477)-1ББК 84(4УКР=РОС)6-5

Page 3: Ратич Л. “А сердце сказало...”
Page 4: Ратич Л. “А сердце сказало...”
Page 5: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

5

НАША ПОБЕДА

Она рождалась в муках, в стонах смерти, И не было цены страшней и злей.Пророчили коричневые черти, Что никогда не появиться ей…

К плечу солдата робко прикоснулась,Сказала: «Верь в меня – и сгинет страх!» – Седая девочка, прекрасная, как Юность, Она являлась в самых лучших снах.

Когда ж и сил почти что не осталось –Качнулась стрелка жизни на весах! –Пришла Победа, мудрая, как Старость,С улыбкою в исплаканных глазах…

А СЕРДЦЕ СКАЗАЛО…

Ах, видно, ей сны эти снились недаром:Начала сошлись и концы…Твердили соседки: «Не пара… Не пара…».А сердце сказало: «Глупцы!».Не помнило сердце ни часа, ни долга,Хоть как его ни упрекай…Сердились подруги: «Недолго!.. Недолго!..».А сердце сказало: «Пускай!».Сгущало предчувствие черные тучи,Грозила тоска: «Погублю!».Пугала разлука: «Замучу! Замучу!».А сердце сказало: «Люблю!..».

Page 6: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

6

ПРЕДЧУВСТВИЕ ВЕСНЫ

Вот уж первые птицы запели,Время света – длинней и добрей.Перестук начинают капели:Все быстрее – быстрее – быстрей!..

А земля проявляется черным – Из нее скоро брызнет трава.И снега в вечно белые горыОтступают, утратив права.

Воздух утренний нежен и гулок;Шапки сняв, распахнулись дома.И обильно слезами сосулекПлачет перед уходом Зима…

* * * *Он грел ее лицо в своих ладоняхИ поцелуем губы раскрывал…Он ничего не видел и не помнил,Лишь «Счастье есть!!!» – отчаянно шепталИ девочкою звал… А ей – за сорок.Давно седой налет – на волосах.Он был любим и бесконечно дорог,А время ускользало на часах.И был тот срок, отпущенный судьбою,Как крошка в простыне: и мал, и зол…И кто-то властный строгою рукоюК случайной встрече это чудо свел.Она ж не смела, слезы вытирая,Ни уповать, ни верить, ни просить.

Page 7: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

7

…Лишь постояла на ступеньках рая,Чтоб этот миг всегда в себе носить…

* * * *…Ну где же он был так долго?Она – где так долго была?..Ведь, словно в сене иголка,Заветного часа ждала…Чтоб он, этот стог разгребая,Ее поскорее нашел,Сказал бы:– Так вот ты какая!А я за тобою пришел!..

* * * *…Пальцем у виска крутя,Посмотри ей вслед:– Это ж надо, как дитя!А ей – лет и лет!Все болтает о весне,Все кого-то ждет…Все живет в каком-то сне.Времечко ж идет!…А она – свое опять: «Ничего, дождусь.Если научилась ждать, то не ошибусь!».

Page 8: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

8

* * * *Я странен…А не странен кто ж? А.С. Грибоедов

Какие все мы, слава Богу, разные!Всегда в потоках мыслей вихревых – Мы все, пока живые, в чем-то странные:Ведь странность – это качество живых…

* * * *Ровесница моя! Идут года…Скажи, они хоть что-нибудь меняют,Когда душа все так же молодаИ сердце, словно в мае, замирает?!Скажи, ну разве было не вчера,Что мы плясали под хиты Антонова?Потом – экзамены зубрили до утраИ без шпаргалок все сдавали здорово!И разве нашей молодости следПогас иль затерялся во Вселенной?Какие даты?.. Цифр вовсе нетНа фоне нашей памяти нетленной!Какие годы?.. Паспорт – это чушь.Кто, кроме паспортистов, их читает?У юных – нет такой закалки чувствИ той любви, что нас оберегает.У юных – только юное лицо,У нас же юность – это состоянье!Пускай мы перешли в разряд «отцов»,Сильнее наших взоров обаянье.И наших тел – прекраснее изгиб,

Page 9: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

9

Лишь надо только правильно увидеть.Наш юный дух окреп, а не погиб,И датами его нельзя обидеть!

РОДИВШИМСЯ ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Как повезло им, как же повезло! – Уже земля зализывала раны,И разнотравье снова проросло,И постарели наши ветераны…

Как повезло им! – кончилась война,Когда рождались пацанята эти.Над Родиной стояла тишина – Ее прекрасней не было на свете.

Война сгубила братьев и отцов,И вот – для жизни в мир пришли ребята!Им повезло не знать войны в лицо,Лишь в школах изучать ее по датам.Им повезло. И нам, другим, – от нихДосталось перенять везенье это.Весь ужас павших – памятью живыхХранит в воронках старая планета…

* * * *Я унесу тебя с собой, мой город,И тополиный пух, и лунный свет,И каждый миг, что был мне в жизни дорогНа этой – самой лучшей из планет.Я унесу весь мир с собой навечно

Page 10: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

10

И буду там, за дальнею чертой,Я знаю, тосковать по-человечьиЗа этой жизнью, хрупкой, золотой…Запомни, сердце, все, не разучившись; Сумей, как раньше, верить и любить;За щедрость небу низко поклонившись,Что выпало такое счастье – жить…

ПОСЛУШАЙТЕ!..

Послушайте меня. Я – просто Смерть.Я – гниль и тлен. Но все же – дайте слово! –В глаза сумейте правде посмотреть,Меня «убийцей» не зовите снова…

Я не палач! А Жизнь – моя сестра!Мы с нею – дети матери-Природы:Сначала – жизнь, потом – моя пора.Из века в век мы провожаем годы…

…Была война. Страшнее всех других.Я столько крови раньше не видала!..Какие жертвы!.. Сколько молодых!.. – Запомнить даже всех не успевала!

А мне сказали: «Вот твой урожай!Ликуй же, Смерть!». Мне ж было все – не в радость…Хочу я уносить в свой темный крайЛишь тех, кого давно коснулась Старость!

…Я так хотела каждого прибратьИ упокоить тихою могилой!

Page 11: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

11

Чтоб, бережно приняв, Землица-матьСтыдливо дело Смерти довершила.…Над лагерями – черным солнцем день,В печах – чистилище предсмертной муки……Я плакала над трупами детей,Костлявые заламывая руки!

Ведь гнусной соучастницей какойМеня фашисты сделали до срока…Я ж – вечное прощание, покой!Я – тайный сон на берегу далеком!

Я – поводырь в другой, но тоже – Мир…Война!!! – вот кто предатель и убийца.То был не мой – ее кровавый пир;Вот с нею, люди, надо расплатиться!

Я поспешила рассчитаться с ней,Когда Победа заслонила Горе.От имени замученных людейЯ в Нюрнбергском кричала приговоре!

Дрожащих тех паршивых упырей Я притащила к виселицам ловко.И в первый раз просила я: «Скорей!!!».Им всем сама намылила веревку!

Для них я захотела жуткой быть;Моих зрачков их жег прицел зловещий…О люди! Постарайтесь не забыть:Смерть тоже хочет жить по-человечьи!!!

Убейте, люди, Ненависть, Войну!Цените счастье вдоха как награду!

Page 12: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

12

Не ждите только лишь меня одну.Любите Жизнь! Ну а меня – не надо…

* * * *От русской судьбы, по-славянски широкой,Из Псковской далекой далиМеня в Украину на долгие срокиДороги мои привели.

С младенческих лет – и делами, и песней – Меня Украина вела,Во всем окружила заботой чудесной,Любовь мне и счастье дала.

Учила, лелеяла; с делом любимым Всю жизнь помогла мне связать;Дала мне терпение, волю и силуВсе то, что хотела, сказать.

Вот здесь родила я и дочку, и сына – Моих белобрысых хохлят…И пишут в анкетах они: «Украина»;На мове родной говорят.

…Привычна любимая сердцем картина – Вот эти степные края.Своей называет меня Украина – Приемная мама моя…

Page 13: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

13

Не ждите только лишь меня одну.Любите Жизнь! Ну а меня – не надо…

* * * *От русской судьбы, по-славянски широкой,Из Псковской далекой далиМеня в Украину на долгие срокиДороги мои привели.

С младенческих лет – и делами, и песней – Меня Украина вела,Во всем окружила заботой чудесной,Любовь мне и счастье дала.

Учила, лелеяла; с делом любимым Всю жизнь помогла мне связать;Дала мне терпение, волю и силуВсе то, что хотела, сказать.

Вот здесь родила я и дочку, и сына – Моих белобрысых хохлят…И пишут в анкетах они: «Украина»;На мове родной говорят.

…Привычна любимая сердцем картина – Вот эти степные края.Своей называет меня Украина – Приемная мама моя…

* * * *Весна. Шестидесятые года.Поблекли той войны далекой тени…Девчушкой малолетней иногдаЯ забиралась к деду на колени.

К груди родной и ласковой прильнуИ к тем плечам, что столько горя знали:– Дедуня, расскажи мне про войну! – И пальчиком я трогала медали.

Он, глубоко вздохнув, по голове,Бывало, проведет рукой тяжелой:– Тебе, поверь, не нужен мой ответ.То разговор, малышка, невеселый…

И повторит: «Не знаю, что сказать.И так уж слишком много мы слыхали».Потом добавит: «Все, что надо знать,Давно уже в газетах написали».И лишь однажды, выпив сверх того,Он был своею памятью распорот:Кричал: «Хочу не помнить ничего!!!» – И рвал тугой рубахи новый ворот.

– Снарядом парню голову снесло – Я видел сам!!! А тело – все бежало…Уж сколько лет и сколько зим прошло,А сердце ненавидеть не устало!

Я убивал!!! – а в чем моя вина?!Уж лучше мне вообще не видеть света!Будь проклята, будь проклята война!!!Когда мне перестанет сниться это?..

Page 14: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

14

И хриплыми рыданьями прервавСвой монолог, слезами он напился…И, пьяной головой на стол упав,Вдруг в обморок глубокий провалился.

Недвижного, втащили на кроватьЕго жена, и сын, и дочка с зятем:– Не троньте. Как очнется – будет спать.Опять война кричит в моем солдате…

…Его давила памяти стена, А мне в наследство эту память дали…«Что говорить? Уж кончилась война.Давно про все в газетах написали…»

* * * *Ты был – и сплыл. А был – всегда жесток.Себя теперь я равнодушьем тешу…Я простирну зареванный платок, На солнышко веселое повешу!Ты был – и сплыл за легкою водой.А мне – семнадцать, мне всего семнадцать!..…Я назвала тебя своей бедой – Я только лишь училась ошибаться…

ДЕТСТВО И ФИЛЬМЫ О ЛЮБВИ

…Поцелуй и плавный жест руки – Как она взмахнула на прощанье!..Мы, на подражание легки, Бегали на первое «свиданье».

Page 15: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

15

И хриплыми рыданьями прервавСвой монолог, слезами он напился…И, пьяной головой на стол упав,Вдруг в обморок глубокий провалился.

Недвижного, втащили на кроватьЕго жена, и сын, и дочка с зятем:– Не троньте. Как очнется – будет спать.Опять война кричит в моем солдате…

…Его давила памяти стена, А мне в наследство эту память дали…«Что говорить? Уж кончилась война.Давно про все в газетах написали…»

* * * *Ты был – и сплыл. А был – всегда жесток.Себя теперь я равнодушьем тешу…Я простирну зареванный платок, На солнышко веселое повешу!Ты был – и сплыл за легкою водой.А мне – семнадцать, мне всего семнадцать!..…Я назвала тебя своей бедой – Я только лишь училась ошибаться…

ДЕТСТВО И ФИЛЬМЫ О ЛЮБВИ

…Поцелуй и плавный жест руки – Как она взмахнула на прощанье!..Мы, на подражание легки, Бегали на первое «свиданье».

Словно героиня из кино,Надушила «Ландышем» запискуИ слова: «А вам – не все равно?!» –Я сказать старалась, как артистка.Свой «секрет» – на ухо трем дворам,И чужих «секретов» – ход раздольный…Мы учились «от любви сгорать»,Чтобы, значит, было «сердцу больно».С завистью глядели на «больших»,Первые желанья засекая……И не знали, что любовь у них – Горькая-прегорькая такая…

МЕТЕОРИТ

Ах, какие там были желанья – В тот далекий густой звездопад!Среди пьяного лета свиданье…Это было лет сорок назад…

…А вчера – вышли вы на прогулку,«Ну, загадывай! Вон же, летит!!!».Но зевнул широко он и гулко:– Не смеши. Это – метеорит.

* * * *Правда, я всегда – такая разная…Видно, так уж Богом намечается.Дай же мне любовь твою отпраздновать,Будь что будет. Пусть себе, случается.

Page 16: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

16

Пусть сегодня – тихая и милая.Завтра – вовсе нету настроения.Ты же знаешь, видел: я ведь сильная.Слезы – это только на мгновение.

Песенная, яркая, сердечная,В радости своей – суетно-шумная,Я немножко, в общем, сумасшедшая,И при этом – навсегда разумная.

Что я плачу над сиренью белоюНе поймешь, о чем… А впрочем – надо ли?..Ты прими, что я такою сделана,Что светить тебе умею радугой.

И такая точно непонятная:Где же началась и где кончается?Ты люби. Ведь солнце – тоже с пятнами,Но они тобой не замечаются.

Ты люби и верь, что счастьем ветренымЯ влетела в форточку открытую.Стану под твое окошко деревом,Зашепчу тебе листвой умытою…

Ты люби и брось ворчать и сетовать,Ты прости за годы и мгновения.И еще за то, что я из этогоСделала свое стихотворение.

Page 17: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

17

Пусть сегодня – тихая и милая.Завтра – вовсе нету настроения.Ты же знаешь, видел: я ведь сильная.Слезы – это только на мгновение.

Песенная, яркая, сердечная,В радости своей – суетно-шумная,Я немножко, в общем, сумасшедшая,И при этом – навсегда разумная.

Что я плачу над сиренью белоюНе поймешь, о чем… А впрочем – надо ли?..Ты прими, что я такою сделана,Что светить тебе умею радугой.

И такая точно непонятная:Где же началась и где кончается?Ты люби. Ведь солнце – тоже с пятнами,Но они тобой не замечаются.

Ты люби и верь, что счастьем ветренымЯ влетела в форточку открытую.Стану под твое окошко деревом,Зашепчу тебе листвой умытою…

Ты люби и брось ворчать и сетовать,Ты прости за годы и мгновения.И еще за то, что я из этогоСделала свое стихотворение.

ПОЧТАЛЬОН

…Ты знаешь, что такое почтальон?Не говори, что он – разносчик писем!Он – твой посланник, мой спаситель он,И каждый шаг воистину чудесен.Идет – трепещет сердце. Отчего?..Издалека прослеживаю четко.И что сегодня в сумке у него –Угадываю сразу по походке.Коль движется спокойно, не спеша,И даже будто нехотя шагает – Сникает, больно съежившись, душа:Мне вечер ничего не обещает…Я знаю тот его особый шаг – Весь радостного полон он значенья – Когда в запасе у него «пустяк»:Есть письмецо, от счастья извещенье!Нет, не идет он, а летит, скользя.Почти что ангел, на часок сошедший!…А мне сказали нынче, что нельзяБыть в ожиданьи писем сумасшедшей…

* * * *Твердой, жестокой рукоюПора по себе пройтись.Что, говоришь, такое? – Это душевный стриптиз.Надо ли, слушай? Надо ли?..Что ж, если честно, – не знаю…Может, кого-то обрадует,Что я такою бываю.

Page 18: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

18

И, торжества не скрывающий,Скажет: «Такая, как все!!!».Надо ли, слушай, надо ли?..Я ж не такая совсем.В сердце – так много намешано,Но милосердны – уста…Тем и святая, что грешная.Тем и грешна, что свята.

* * * *Сердце болит, и душа беспокоится,Нету мне с Музой ни ночи, ни дня:Новая строчка то жжется, то колется,Требует выхода, мучит меня!Полунамеки, тире, восклицания…Что между ними? – как хочешь, лови!Строится, строится новое зданиеСчастья и горя, потерь и любви.Вот, написала! И боль – отпустила.Все это – людям. Приняли б только……Спасибо, щедрая, что заходила!Спасибо, что ушла ненадолго.

* * * *…Над головою – грозы,Тяжелые тучи обид…Смотрит в окно береза,Листьями шелестит.Тоненькая когда-то – Зрелая уж теперь,Мудрая и богатая.Послушай ее, поверь!

Page 19: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

19

И, торжества не скрывающий,Скажет: «Такая, как все!!!».Надо ли, слушай, надо ли?..Я ж не такая совсем.В сердце – так много намешано,Но милосердны – уста…Тем и святая, что грешная.Тем и грешна, что свята.

* * * *Сердце болит, и душа беспокоится,Нету мне с Музой ни ночи, ни дня:Новая строчка то жжется, то колется,Требует выхода, мучит меня!Полунамеки, тире, восклицания…Что между ними? – как хочешь, лови!Строится, строится новое зданиеСчастья и горя, потерь и любви.Вот, написала! И боль – отпустила.Все это – людям. Приняли б только……Спасибо, щедрая, что заходила!Спасибо, что ушла ненадолго.

* * * *…Над головою – грозы,Тяжелые тучи обид…Смотрит в окно береза,Листьями шелестит.Тоненькая когда-то – Зрелая уж теперь,Мудрая и богатая.Послушай ее, поверь!

Она ведь нашепчет истину:«Дожди любые – кончаются!».Она пожалеет искренне;Смотри: кивает-качается.То ль ветер ласкает ветреный,То ли сама – колышется:«А слезы – как грозы летние,Потом – только легче дышится.Жизнь полосатой сделана!» – Стучится в окошко ветками.…Березонька, чудо белое!Ты тоже – с черными метками…

* * * *День догорал, все ближе вечер-ночь;В трамвае – я, с бедой своею рядом…И вдруг – вот этот голос: «Вам помочь?Не плачьте; образуется! Не надо!..».

Девчушка, лет – не больше двадцати,В глаза мне смотрит ласково и прямо:– А может быть, вам некуда идти?..Ко мне идемте, а?.. На смене – мама…Я чаю вам согрею. ЗаварюТакого, что еще вы не видали!Простите… Может, много говорю…А отвечать вам хочется едва ли…Но вы поймите, я ведь – от души…Поплачем с вами вместе о потере!..Но, что бы ни случилось, – надо жить.Так мама говорит, и я ей верю…

Page 20: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

20

– Спасибо, нет. Не нужно. Я сама…Спасибо, детка, – ей я улыбнулась. – Все как-то сразу… да еще – зима…Домой поеду; я почти вернулась.Все это – нервы. Завтра будет день,А на свету – оно, конечно, легче…

Храни тебя Господь, храни везде,Хороший, славный, добрый человечек!Пусть и к тебе – когда придет беда – Назло рутине, быту, круговерти,Рука поддержки – как твоя тогда! – Протянется в порыве милосердья.Пусть прозвучит спасением точь-в-точь,Сто раз воздастся за добро – наградой,Такой же нужный голос: «Вам помочь?Не плачьте. Образуется! Не надо…».

* * * *Мне стыдно от того, что вам – ничуть…Не замутнен ваш взор и не измучен.И, как железный шкворень, прям ваш путь, И в прямоте своей – благополучен.

Я не пойму: мне странно иль обидно?Не ведаете, как (и не помочь!)Слова простые: «Как же вам не стыдно?..» –Вдруг обеспечат болью на всю ночь.

Page 21: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

21

* * * *…А ты живи. Живи, живи, живи,Сколь милосердный Бог тебе отпустит.Пусть призрак недолюбленной любвиСлетит тебе в ладони тихой грустью.И пусть однажды на исходе дняПривидится в кровавой мгле закатаТот день, когда ты разлюбил меня…А впрочем, разве ты любил когда-то?..

* * * *За все спасибо жизни и судьбе:За слезы, за надежды и разлуки.За ветер, завывающий в трубе,И за твои неласковые руки.Что вот такой бывает нелюбовь – Так на любовь предательски похожей.И что, очнувшись от наивных снов, Осталась с полусодранною кожей.

* * * *И умирает осень за окном, И с тонким звоном листья облетают…И снова – зимних дней толстенный томДожди и ветры медленно листают.Скорей – в тепло. Опять в себя уйти.Как много там – в себе, внутри – завалов!Искать ответы; может быть, найти…И, может быть, суметь начать сначала……Чтобы весенней праздничной поройЦветною птицей выпорхнуть на солнце,Спеть жизни славу; не испортив роль,Беречь печаль – до осени! – на донце…

Page 22: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

22

* * * *Плевать на все на это!Все будет, как хочу.Не веруя в приметы,Судьбу свою скручу.И вмиг послушной станетПод мой упрямый взгляд,Корявыми местами Не влезет невпопад…Чтоб снова захотелосьТуда, туда, туда, Где, помнишь? – только смелостьСмиряла города…

* * * *…А это – просто снова бабье лето,Последний вздох уставшего тепла.Земля кокетливо полураздетаИли полуодета догола…Похожа на стареющую приму,Такую, что не хочет эту роль:Джульетту – не дают, все это мимо…Старуху Изергиль – бери, изволь!И страшен штрих косметики последней – Тональный крем зимы во рвах морщин…Прощальный луч – еще как будто летний – Обман для молодящихся мужчин.Скорей – метели кружево на плечи:Прикрыть костлявых веток чертежи!Темнеет рано. Значит, добрый вечер…Всего лишь вечер!.. Что же, будем жить…

Page 23: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

23

* * * *Плевать на все на это!Все будет, как хочу.Не веруя в приметы,Судьбу свою скручу.И вмиг послушной станетПод мой упрямый взгляд,Корявыми местами Не влезет невпопад…Чтоб снова захотелосьТуда, туда, туда, Где, помнишь? – только смелостьСмиряла города…

* * * *…А это – просто снова бабье лето,Последний вздох уставшего тепла.Земля кокетливо полураздетаИли полуодета догола…Похожа на стареющую приму,Такую, что не хочет эту роль:Джульетту – не дают, все это мимо…Старуху Изергиль – бери, изволь!И страшен штрих косметики последней – Тональный крем зимы во рвах морщин…Прощальный луч – еще как будто летний – Обман для молодящихся мужчин.Скорей – метели кружево на плечи:Прикрыть костлявых веток чертежи!Темнеет рано. Значит, добрый вечер…Всего лишь вечер!.. Что же, будем жить…

* * * *Мы уступаем сцену, как места,Когда трамвай дошел до остановки.Спектакль сыгран – опустел театр.Прости-прощай – до новой постановки.Придет другой – и зритель, и актер.И с молодым взъерошенным задоромПромолвят: «Все, что было до сих пор,Давайте-ка оставим за забором.Вот мы-то – точно ведаем, как жить.А что – отцы? Они – не понимали.Не жили, а барахтались во лжи.А впрочем, что они о жизни знали?..».…И отыграют тоже свой урок,И будет им казаться, что умеют…Их пьеса – тоже кончится в свой срок,И сцена – точно так же опустеет…

* * * *Соврать себе? – тут быть не надо смелою;Ты гонишь правду в дверь, она – в окно…Смотрите: вся пушистая и белая…А пух – поддельный, крашеный давно.На перекрестках, переходах маялась:То красный свет, то желтый, – как во сне.Зеленый – не ждала; а после – каялась:Что здесь – мое? А что – совсем не мне?..Чужое не хотела брать, а дадено.Своя ли под ногой теперь тропа?Судьба моя, судьбинушка… О гадина!Прости меня, судьбинушка-судьба…

Page 24: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

24

* * * *Весна... Акация роняет нежный цвет...А вы – а вы сбегаете с уроков. Вам – по семнадцать бесподобных лет, Еще абстрактны рамки ваших сроков......А вот меня без отчества давно,Как юных вас, никто не называет.Весна! И вам, прекрасным, все равно, Что за прогулы завуч изругает.

Вам, озорным, по счастью, не до сна.Да будет так! – ведь это раз бывает.Одиннадцатый класс... Весна! Весна...И белый цвет, как юности привет, Мне под ноги акация роняет...

УРОК ПО КУПРИНУ

Строги слова, и тема величава:– Записываем все: «Куприн А.И.».Сегодня, может, в сотый раз – сначала, Я повторю все тезисы свои.Все объяснить должна. Потом – в таблицу Мы по порядку даты занесем.Ах, как с материалом уложитьсяИ как продиктовать «заданье дом.»?Но здесь – Куприн… И вот сама ОлесяКак будто бы неслышно входит в класс.А в ней – очарование Полесья, А в ней – любви большой и щедрой власть…Давайте-ка забудем слово «образ»!Какие там «концепция» и «стиль»!

Page 25: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

25

* * * *Весна... Акация роняет нежный цвет...А вы – а вы сбегаете с уроков. Вам – по семнадцать бесподобных лет, Еще абстрактны рамки ваших сроков......А вот меня без отчества давно,Как юных вас, никто не называет.Весна! И вам, прекрасным, все равно, Что за прогулы завуч изругает.

Вам, озорным, по счастью, не до сна.Да будет так! – ведь это раз бывает.Одиннадцатый класс... Весна! Весна...И белый цвет, как юности привет, Мне под ноги акация роняет...

УРОК ПО КУПРИНУ

Строги слова, и тема величава:– Записываем все: «Куприн А.И.».Сегодня, может, в сотый раз – сначала, Я повторю все тезисы свои.Все объяснить должна. Потом – в таблицу Мы по порядку даты занесем.Ах, как с материалом уложитьсяИ как продиктовать «заданье дом.»?Но здесь – Куприн… И вот сама ОлесяКак будто бы неслышно входит в класс.А в ней – очарование Полесья, А в ней – любви большой и щедрой власть…Давайте-ка забудем слово «образ»!Какие там «концепция» и «стиль»!

Постой, Олеся! Твой волшебный голосТакие чувства в сердце разбудил!Любовь... Да Боже ж мой, как ты прекрасна!И чья душа не встрепенется здесь, Когда пред вами – бережно и страстно – Мечта, разлука, жизнь и старый лес......Задетые, запели ваши струны...Ну что ж, взросленью – строгая цена. ...И точно так же, бесшабашно-юно, Была училка ваша влюблена...

МОЛОДОМУ ИСТОРИКУ

Энергия, уверенность, нажим!И в памяти – две тысячи фрагментов!Рука тверда и голос не дрожит, А в арсенале – полк из аргументов.Слова – картечь! Все выстрелы – в упор!Все так патриотически-послушно!Да, правы вы, как честный прокурор.Но слушать вас невыразимо скучно.

* * * *«Я не любил» – как просто все и странно...Уж лучше бы сказал: «Я разлюбил».А так – как будто теплую отравуОн, улыбаясь, выпить предложил.Ну что же, надо жить... Но только... толькоТа мысль ее с ума чуть не свела:Что вот она – ЛЮБИМОЮ! – НИСКОЛЬКО! – НИ ЧАСА! НИ МИНУТКИ! – НЕ БЫЛА…

Page 26: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

26

ЭКСКУРСИЯ

– Взгляните вправо, а потом – налево.Вот перед вами дом, в котором жил… –

Экскурсовод, прогулок королева, Старалась все подробно доложить.Она толково очень говорила, Цитаты – словно семечки в зубах.За три часа все честно объяснила, Легко пощебетала о царях. И объявила: «А сейчас – свободны.Идите, побродите меж людьми.Вы можете идти куда угодно, Не заблудитесь только. Жду к восьми»....И город развернул легко и лихо Большую площадь, а за нею – парк, Как будто стал волшебником великимС приветливой улыбкой на устах.Он приглашал, манил гостеприимно, Показывая гордо каждый дом, Без дат, имен – инкогнито, интимно,Все справки оставляя на потом.Я шла и шла, совсем не уставая,Дивясь на это с некоторых пор.Вот – снова чудо! – эта мостовая!Мираж прекрасный – арка в старый двор…Мне город говорил: «Гляди-ка, гостья,Как я красив! Звезда! – ни дать ни взять!Сейчас зима, а приезжай ты осенью – Так вовсе глаз не сможешь оторвать!»....Когда ж, к восьми почти не успевая, Вскочила быстро в транспорт голубой, Кивал мне город за окном трамвая: «Я рад был познакомиться с тобой!».

Page 27: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

27

ЭКСКУРСИЯ

– Взгляните вправо, а потом – налево.Вот перед вами дом, в котором жил… –

Экскурсовод, прогулок королева, Старалась все подробно доложить.Она толково очень говорила, Цитаты – словно семечки в зубах.За три часа все честно объяснила, Легко пощебетала о царях. И объявила: «А сейчас – свободны.Идите, побродите меж людьми.Вы можете идти куда угодно, Не заблудитесь только. Жду к восьми»....И город развернул легко и лихо Большую площадь, а за нею – парк, Как будто стал волшебником великимС приветливой улыбкой на устах.Он приглашал, манил гостеприимно, Показывая гордо каждый дом, Без дат, имен – инкогнито, интимно,Все справки оставляя на потом.Я шла и шла, совсем не уставая,Дивясь на это с некоторых пор.Вот – снова чудо! – эта мостовая!Мираж прекрасный – арка в старый двор…Мне город говорил: «Гляди-ка, гостья,Как я красив! Звезда! – ни дать ни взять!Сейчас зима, а приезжай ты осенью – Так вовсе глаз не сможешь оторвать!»....Когда ж, к восьми почти не успевая, Вскочила быстро в транспорт голубой, Кивал мне город за окном трамвая: «Я рад был познакомиться с тобой!».

ПАРАД ВЕТЕРАНОВ 9 МАЯ

В руке нетвердой – три больших тюльпана, А на груди – медали в пять рядов…По площади шагает утром раноОсвободитель стран и городов.

Он, в двадцать лет седой до волосины, А в двадцать два – почти что инвалид, Он жив еще. Он очень, очень сильный.Лишь много лет подряд душа болит.

Болит за тех, кто день приблизил этот, Но до него живым не дошагал, Кто от чумы фашистской спас планету, На пьедестале в Трептов-парке встал.

И он прожить старается подольшеЗа них, за всех, допеть и додышать.Ему навстречу праздничная площадьЦветет знаменами за шагом шаг.

И ветеран идет. Равненье держитВ строю таких, кому мы все – должны…О чем мечтает? И на что надежда? Ответит: «Чтобы не было войны».

ПИСЬМО ИЗ-ЗА ОКЕАНА

Я из Америки жду почты электронной – Письмо приходит в несколько минут.Что, дескать, все «о’кей», все в жизни ровно,

Page 28: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

28

И любит муж, и быт – не то, что тут.Что сервис есть на все: помывки окон, Спасенья птиц и выгула собак.Что, в общем, и не так уж одиноко…Последнее ж письмо кончалось так:«Моя судьба, конечно, не злодейка.Устроилась я классно, в самом деле.…Ответь: цветут ли вновь сады в апреле? …Мне снился двор и старая скамейка,И девочка взлетала на качелях…»

ВСТРЕЧА

Идет девчушка, на меня похожа, Такой была я много лет назад – Доверчивой, курносой, светлокожей, Наивностью светился синий взгляд……И даже сердце сразу защемило: Ей испытаний столько предстоит!Ведь я ошибок море совершила, И было много горя и обид…Остановить! Предупредить! Не поздно!Буквально завтра жизнь начнет терзать!И скоро, очень скоро ночью звезднойПеред обманом ей не устоять.А добротой, доверчивостью глупойВоспользуются люди, истоптав…И я рванулась к ней: «Постой! Послушай!Остановись, о будущем узнав!Тебе я перечислю все, что будет, – Так это ты ДОЛЖНА предотвратить.Жестоких в мире столько! Вроде – люди…

Page 29: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

29

И любит муж, и быт – не то, что тут.Что сервис есть на все: помывки окон, Спасенья птиц и выгула собак.Что, в общем, и не так уж одиноко…Последнее ж письмо кончалось так:«Моя судьба, конечно, не злодейка.Устроилась я классно, в самом деле.…Ответь: цветут ли вновь сады в апреле? …Мне снился двор и старая скамейка,И девочка взлетала на качелях…»

ВСТРЕЧА

Идет девчушка, на меня похожа, Такой была я много лет назад – Доверчивой, курносой, светлокожей, Наивностью светился синий взгляд……И даже сердце сразу защемило: Ей испытаний столько предстоит!Ведь я ошибок море совершила, И было много горя и обид…Остановить! Предупредить! Не поздно!Буквально завтра жизнь начнет терзать!И скоро, очень скоро ночью звезднойПеред обманом ей не устоять.А добротой, доверчивостью глупойВоспользуются люди, истоптав…И я рванулась к ней: «Постой! Послушай!Остановись, о будущем узнав!Тебе я перечислю все, что будет, – Так это ты ДОЛЖНА предотвратить.Жестоких в мире столько! Вроде – люди…

А в жизни этой глупо мягкой быть.Не верь! Не выручай! Себя жалея, Дерись за место в солнечном ряду.Тебе я столько рассказать сумеюИ от беды тебя я уведу!»....Наткнулась, как на стенку, на улыбку: Сама, сама должна про все решить!А это значит: все свои ошибкиОНА ИМЕЕТ ПРАВО СОВЕРШИТЬ!

ДЕНЬ МАТЕРИ

День Матери – а значит день и мой!Уж так сошлось, сложилось, получилось. И данное то ль Богом, то ль Судьбой, Святое материнство совершилось.

Мне доводилось «мамочка!» кричать – Пароль для всех рожавших женщин мира.Терпеть – дышать, терпеть – и не дышать, Земные растеряв ориентиры.

И самый-самый первый детский крик – То ль требованье, то ли заявленье.Я знаю, это – лучший в жизни миг.Не про него ль поэт, что так велик, Сказал: «Я помню чудное мгновенье...»?!

...Записывают время, вес и ростИ бирочки на ручки надевают.И, улыбаясь, задают вопрос:«Ну, отбоялась? Видишь – и живая!».

Page 30: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

30

…Сопит комочек, морща лобик свой, И ловит, ловит губками пространство.Вот мой ребенок. ВОТ РЕБЕНОК МОЙ!!!Что перед этим жалкие «полцарства»?!

…Уж внуки есть и голова седа…«Комочку» – двадцать пять (ведь четверть века!).И дочь моя тем званием горда: Ей «мама» говорят два человека!

* * * *Много лет назад, в подушку плача, Не могла я горе укротить: «Почему же так, а не иначе?!Как мне без него на свете жить?!».

...Видя, что с твоею жизнью сталось, Я тебе сегодня говорю: «Ах, как хорошо, что мы расстались!Как же я тебя благодарю!».

УЧИТЕЛЬСКОЕ

Вновь дохнет сентябрь прозрачным холодом, И знакомо всколыхнется грусть...Смотрит удивленно чья-то молодость, Как опять учить ее берусь.Снова день за днем пойдет наматыватьСлякотная зябкая пора…Буду каждый день себе докладывать, Что не так я сделала вчера.

Page 31: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

31

…Сопит комочек, морща лобик свой, И ловит, ловит губками пространство.Вот мой ребенок. ВОТ РЕБЕНОК МОЙ!!!Что перед этим жалкие «полцарства»?!

…Уж внуки есть и голова седа…«Комочку» – двадцать пять (ведь четверть века!).И дочь моя тем званием горда: Ей «мама» говорят два человека!

* * * *Много лет назад, в подушку плача, Не могла я горе укротить: «Почему же так, а не иначе?!Как мне без него на свете жить?!».

...Видя, что с твоею жизнью сталось, Я тебе сегодня говорю: «Ах, как хорошо, что мы расстались!Как же я тебя благодарю!».

УЧИТЕЛЬСКОЕ

Вновь дохнет сентябрь прозрачным холодом, И знакомо всколыхнется грусть...Смотрит удивленно чья-то молодость, Как опять учить ее берусь.Снова день за днем пойдет наматыватьСлякотная зябкая пора…Буду каждый день себе докладывать, Что не так я сделала вчера.

…А когда наступит час назначенный, Оттанцует выпускной наш пир, Выпустим детей, как хрупких бабочек, В этот грубый и жестокий мир…

КОНКУРС КРАСОТЫ

Они сегодня «делают карьеру».И, растоптав культуру всех веков,Оценивает их по экстерьеруПяток больших богатых знатоков.«Про жизнь» поняв, не открывая книгу:Все подиумы мира – впереди!Элитный, но почти собачий выгул.Медалей только нету на груди.На ручках и коленках – номерочки.Еще – за кадром! – бирочка с ценой.Любимые, сестрички, чьи-то дочки…Глаза – с марионеточьей тоской…Пустоголово двигаясь, как тени, И в предвкушеньи будущих наград, Идут «волной». Уже большие деньгиЗдесь вложены, простите, в каждый зад…Но – для себя! – не верят в слово «яма», И телу – по телам – вперед идти...Внушали твердо общество и мамаВсе это им примерно лет с пяти.Аванс постельный щедро раздается, Одна забота – краску подновить…Решив, что все на свете продается, Боятся только здесь продешевить.

Page 32: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

32

ЗВЕЗДЫ ЭСТРАДЫ

Вот так, по сцене голыми побегав, Под фонограмму, чтобы без труда, Себя назвали сразу: СУПЕР, МЕГА, С добавкой непременною: ЗВЕЗДА!Такие беспокойные натуры!Три клипа в сутки! Каждый – на ура...И вьются, вьются около культурыВсе МЕГА, СУПЕР, ЧЕРНАЯ ДЫРА…Давно культура наша «отдыхает», Дошла до «ручки». Некуда идти.А бедный зритель сдержанно вздыхает:– Да, звезд полно. Артистов – нет почти…

* * * *В стране больших сомнительных доходов, Где честно заработанное – пыль, Стоят у окон баки для отходов, А рядом – за сто тыщ автомобиль.Там, где прогнили детские площадки, Убийца – дорогой аттракцион, Где не хватает зданий интернатскихИ полон – под завязку – каждый детский дом,По восемь тысяч за сиротство платят – Алкоголизм отечественный рад!Когда же мы все вместе скажем: «Хватит!!!»?А то по одному нас доедят.

Page 33: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

33

ЗВЕЗДЫ ЭСТРАДЫ

Вот так, по сцене голыми побегав, Под фонограмму, чтобы без труда, Себя назвали сразу: СУПЕР, МЕГА, С добавкой непременною: ЗВЕЗДА!Такие беспокойные натуры!Три клипа в сутки! Каждый – на ура...И вьются, вьются около культурыВсе МЕГА, СУПЕР, ЧЕРНАЯ ДЫРА…Давно культура наша «отдыхает», Дошла до «ручки». Некуда идти.А бедный зритель сдержанно вздыхает:– Да, звезд полно. Артистов – нет почти…

* * * *В стране больших сомнительных доходов, Где честно заработанное – пыль, Стоят у окон баки для отходов, А рядом – за сто тыщ автомобиль.Там, где прогнили детские площадки, Убийца – дорогой аттракцион, Где не хватает зданий интернатскихИ полон – под завязку – каждый детский дом,По восемь тысяч за сиротство платят – Алкоголизм отечественный рад!Когда же мы все вместе скажем: «Хватит!!!»?А то по одному нас доедят.

ПОДРУГЕ В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Зачем же нам с тобой года считать?Хоть никогда по замкнутому кругуНе ходит время, к сожаленью, вспять, Но остается нам любить друг друга.

И все, что в жизни есть, приняв, простить.Ведь женская судьба – не просто поле.Как часто нам приходится бродитьПолуслепым, по чьей-то высшей воле…

Что ж сетовать? Бесплодно и смешно.У каждого свой крест – горой на плечи.А сколько лет – да это все равно.Еще не вечер. Нет! Еще не вечер!

* * * *А может быть, в гадалки мне податься? Такие деньги можно «оторвать»!Что главное? Побольше улыбаться, Глядеть в глаза, сочувственно кивать.

– Да, милая, у вас проблемы, вижу(Коню понятно, раз пришла ко мне!).Ну, дайте руку, посмотрю поближе(Я мысленно повысилась в цене).– Страдаете вы много, – продолжаю. –Душа у вас болит не первый год.А дело в чем? Наследственность такая.И все от прапрабабушки идет.

Page 34: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

34

Она была… (фантазий можно горы).На вас – ее грехов тяжелый груз.Но я вам подскажу рецепт, который…(Вру дальше. Я уже вошла во вкус).

– Вам надо просто воспарить душою, Простить себя, сначала все начать.Украсить жизнь свою мечтой большою – И снимется проклятая печать!

…Пусть примитивно это и избито, К гадалке – толпы. И придут еще.Как подорожник, росами умытый, Ее девиз: «Все будет хорошо!».

* * * *…Уж камни придорожные не в моде.«Пойдешь налево…» – лучше не ходи!«Пойдешь направо…» – черт те что выходит!А если прямо – беды впереди. И мечемся зачем-то, суетимся: Направо – прямо – вверх – налево – вниз…И расшибаем лбы, и злимся, злимся, злимся…А просто ведь: движенье – это жизнь.

МОЙ ГОРОД

Вот мой город. И нет его крашеСреди сотен других городов,Потому что другое – не наше, Отпечатки не наших следов.

Page 35: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

35

Она была… (фантазий можно горы).На вас – ее грехов тяжелый груз.Но я вам подскажу рецепт, который…(Вру дальше. Я уже вошла во вкус).

– Вам надо просто воспарить душою, Простить себя, сначала все начать.Украсить жизнь свою мечтой большою – И снимется проклятая печать!

…Пусть примитивно это и избито, К гадалке – толпы. И придут еще.Как подорожник, росами умытый, Ее девиз: «Все будет хорошо!».

* * * *…Уж камни придорожные не в моде.«Пойдешь налево…» – лучше не ходи!«Пойдешь направо…» – черт те что выходит!А если прямо – беды впереди. И мечемся зачем-то, суетимся: Направо – прямо – вверх – налево – вниз…И расшибаем лбы, и злимся, злимся, злимся…А просто ведь: движенье – это жизнь.

МОЙ ГОРОД

Вот мой город. И нет его крашеСреди сотен других городов,Потому что другое – не наше, Отпечатки не наших следов.

И не наших разлук тротуары, И не нашего счастья дома…Город мой, вечно юный и старый!Ты – как самый любимый роман.

Я читаю тебя бесконечно, Не устав от знакомых страниц…Ты – корабль с лицом человечьим, И в лице этом – тысячи лиц.

* * * *Верона. Праздник. Тайное венчанье.И ночь любви – счастливейшая ночь!Убийство брата… Вечное изгнанье – Месть за Тибальта. И Ромео – прочь!!!

В отчаяньи заломленные руки…Всевышний, помоги и научи!Парис… Лоренцо… Тайная наука…«Я в склепе буду ждать его в ночи!!!»

...Рок переспорить смертные не в силах:«Яд и кинжал на помощь призовем. Ведь суждена нам общая могила.Здесь – наши дети, и семья, и дом…»

...Всегда печальны повести разлуки.Судьба – неумолимое клеймо.…В отчаяньи заломленные руки…«Он умер» – электронное письмо...

Page 36: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

36

* * * *Все разузнали: силу притяженья, Строенье атома, события Земли…А что обозначает выраженье «Люблю тебя» – ответа не нашли...

МОЕ ДВОРЯНСТВО

Не голубых кровей, не княжеского рода, Без всякого сомненья – из крестьян, Горжусь я высшим званьем – «из народа», Что мне такой достойный статус дан.

И агрономы есть, и педагогиНа родословном дереве моем.В народ и из народа – их дороги, И дом крестьянский – это отчий дом.

…Жалею тех, кто бредит – метит в князи, За деньги новорусский звездочетИх отмывает от народной «грязи»,Состряпав им «дворянство» и «почет».

Мое ж именье – дальний полустанок, Дворянство наше – двор и огород.Тут знают: хлебом сыты – есть достаток, Родятся дети – значит жив народ.

Сюда я возвращаюсь снова, снова…И здесь меня не называют «гость»....Тут – прадедом прибитая подковаИ древний герб – рябины алой гроздь…

Page 37: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

37

* * * *Все разузнали: силу притяженья, Строенье атома, события Земли…А что обозначает выраженье «Люблю тебя» – ответа не нашли...

МОЕ ДВОРЯНСТВО

Не голубых кровей, не княжеского рода, Без всякого сомненья – из крестьян, Горжусь я высшим званьем – «из народа», Что мне такой достойный статус дан.

И агрономы есть, и педагогиНа родословном дереве моем.В народ и из народа – их дороги, И дом крестьянский – это отчий дом.

…Жалею тех, кто бредит – метит в князи, За деньги новорусский звездочетИх отмывает от народной «грязи»,Состряпав им «дворянство» и «почет».

Мое ж именье – дальний полустанок, Дворянство наше – двор и огород.Тут знают: хлебом сыты – есть достаток, Родятся дети – значит жив народ.

Сюда я возвращаюсь снова, снова…И здесь меня не называют «гость»....Тут – прадедом прибитая подковаИ древний герб – рябины алой гроздь…

В ДОРОГЕ

О вагонная служба доверия!Откровения – как никогда: О сомнениях, муках, потерях…И мелькают в окне города…

Под чаек иль под что-то покрепче – Все смешается: ужин, обед…Но насколько ж становится легче!Словно поезд уносит от бед.

До свиданья, попутчик, счастливо!И спасибо, спасибо тебе, Что ты выслушал все терпеливоО моей непутевой судьбе…

СЕБЕ…

– Встряхнись, не суетись, не расслабляйся!Иди и сделай! Позже – позвони!Договорись! Подпишут – улыбайся!И списки сдай! И лучше – не тяни!Прими таблетку! Что, опять давленье?Не обращай внимания! Пройдет!Закончи лучше все приготовленья!Тебя денек тяжелый завтра ждет!Чего опять расселась?! Поднимайся!Не спать, не спать! Ну, кофе завари!!!Устала?! Ну чего ты? Не сдавайся!И про нагрузки мне не говори!

Page 38: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

38

Еще немного! Надо! Понимаешь?Чего ты разревелась, не пойму?!Да, нелегко, но ты об этом знаешь! – Себе я это… А подумали – кому?..

ПРОСТИ МЕНЯ…

«Прости меня!» – просила я Весну.«Нет, не прощу. Ты слишком молодая.К тебе я просто веткой прикоснусь, Чтоб ты была цветущая такая.»«Прости меня!» – просила Лето я.«Нет, не прощу, еще полна ты силы!Лишь по плечу тебя поглажу, милая.Цвети еще, хорошая моя!»«Проcти меня!» – я Осень так молю.«Нет, не прощу. Я не прощаю зрелых.Но я тебя еще не тороплюИ волосы почти не крашу в белый…»Ну что ж, придется Зиму попросить.Теперь она одна – моя подруга. Ее хотела позже пригласить…«Прощаю-у-у-у!..»– мне в ответ провыла вьюга…

* * * *Проклятая профессия моя!..Вот учишь, учишь – и опять сначала!Когда сказала, что пойду в учителя, Полгода мама валидол глотала……И вот – пошла! И много лет подрядС тетрадками – с уроков на уроки.

Page 39: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

39

Еще немного! Надо! Понимаешь?Чего ты разревелась, не пойму?!Да, нелегко, но ты об этом знаешь! – Себе я это… А подумали – кому?..

ПРОСТИ МЕНЯ…

«Прости меня!» – просила я Весну.«Нет, не прощу. Ты слишком молодая.К тебе я просто веткой прикоснусь, Чтоб ты была цветущая такая.»«Прости меня!» – просила Лето я.«Нет, не прощу, еще полна ты силы!Лишь по плечу тебя поглажу, милая.Цвети еще, хорошая моя!»«Проcти меня!» – я Осень так молю.«Нет, не прощу. Я не прощаю зрелых.Но я тебя еще не тороплюИ волосы почти не крашу в белый…»Ну что ж, придется Зиму попросить.Теперь она одна – моя подруга. Ее хотела позже пригласить…«Прощаю-у-у-у!..»– мне в ответ провыла вьюга…

* * * *Проклятая профессия моя!..Вот учишь, учишь – и опять сначала!Когда сказала, что пойду в учителя, Полгода мама валидол глотала……И вот – пошла! И много лет подрядС тетрадками – с уроков на уроки.

И думаю: «А может, это зря? И были мама с папой – как пророки?»....А в сумке – рядом с ручкой – корвалол И что-то там от нервов и давленья.И дома – полный стол, И в школе – полный стол, И сотнями – конспектов накопленья.Уже давно мои ученикиСвоих детей приводят в школу нашу…И на виньетках новых выпускныхЯ с каждым годом старше, старше, старше…Но вот взлетают голуби с руки, Звонок последний – по щеке слеза сбежала.Уходят в жизнь мои ученики – Я остаюсь. Ну что ж, опять – сначала…И снова буду – «клятая» и «мятая», И будни с выходным смешаю я…Проклятая профессия, проклятая!Прекрасная профессия моя…

ДРУГИМИ ГЛАЗАМИ

– Она такая! – он твердил. – Такая!..Красивей всех красавиц на Земле!…Я видела: от счастья он летает,А здравый смысл – почти что на нуле…Ее я знала, и не понаслышке.Я с ней была дружна не первый год.Он говорил, что добрая? Не слишком.Чужих не примет на себя забот.

Page 40: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

40

Блажь в голову не брать, А тяжесть – в руки, Вообще – от жизни больше ухватить…За книгою – дремавшая от скуки, Умевшая всегда «красиво жить»...

Он говорил: – Тончайшая натура! Чудесных недомолвок в ней полно!Какое воспитание! Культура!Неужто это счастье МНЕ дано?!

…Любовный бред, прекрасный, несусветный!Дикарский танец зомби у огня…Ах, если б кто-то так же беззаветноОбманываться мог насчет меня!..

* * * *Наше время наплодило щедро нищих, попрошаек, и калек, И бомжей, что в мусорниках где-тоДобывают свой насущный хлеб.

На вокзалах – воровских притонах – Сколько их! Туда-сюда снуют!Все давно разделено на зоны: Выручку под вечер отдают…

Жалобят и «доят» нас, спешащих.Мы же на подачки так легки!…И проходим мимо настоящих – Тех, кто не протягивал руки…

Page 41: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

41

Блажь в голову не брать, А тяжесть – в руки, Вообще – от жизни больше ухватить…За книгою – дремавшая от скуки, Умевшая всегда «красиво жить»...

Он говорил: – Тончайшая натура! Чудесных недомолвок в ней полно!Какое воспитание! Культура!Неужто это счастье МНЕ дано?!

…Любовный бред, прекрасный, несусветный!Дикарский танец зомби у огня…Ах, если б кто-то так же беззаветноОбманываться мог насчет меня!..

* * * *Наше время наплодило щедро нищих, попрошаек, и калек, И бомжей, что в мусорниках где-тоДобывают свой насущный хлеб.

На вокзалах – воровских притонах – Сколько их! Туда-сюда снуют!Все давно разделено на зоны: Выручку под вечер отдают…

Жалобят и «доят» нас, спешащих.Мы же на подачки так легки!…И проходим мимо настоящих – Тех, кто не протягивал руки…

ВЫБЕРИ МЕНЯ…

Здесь каждая судьба – такая драма!Зайдет любая – и обступят: «Чья ты мама?».Ничья?.. – утратят сразу интерес.Такой вот воспитательный процесс…

Сиротство их связало крепко вместе.Каким телепатическим чутьем – Но сразу – узнают такие вести, Что «выбирать» придут сегодня в детский дом?

И выбирают вроде осторожно:Заглядывают в щелку иль через забор.Но обмануть детишек невозможно,И каждый знает, что сегодня – «смотр».

…Они стараются пройти получше,Пропеть погромче. Чтоб товар – лицом!Чтоб выпал в жизни им счастливый случай –Назвать кого-то мамой и отцом…

НАПОСЛЕДОК

О мертвых говорим мы лишь хорошее, А в самом крайнем случае – молчим.Покойного ошибки – дело прошлое.Ушел. Бог с ним. Забудем и простим.

…Когда меня не станет, в час печальный, Неспешно унося «в последний путь»,

Page 42: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

42

Я так хочу, чтоб люди не молчали:Могли бы добрым словом помянуть…

* * * *О раб, дорвавшийся до власти!В тебе кипят такие страсти!Ты грозен, гневен и кичлив.Видна начальничья порода.Обличье – маскою урода – Не видишь, зеркало разбив.

Ты радуешься свисту плети,Но хуже всех рабов на свете.Привычно согнута спинаПеред другими, кто сильнее.И снится, снится этой шееВся мощь державного ярма.

Рабу – хорошая примета:Побольше б тиснули в газетах!Какой размах, какой масштаб!Живет, друзей не узнавая, Свои «заслуги» раздувая, Дорвавшийся до власти раб.

* * * *Я новыми знакомствамиСовсем не обрастаю.Ведь, обрастая, не всегда приобретаю……О роскошь узкого Студенческого круга!Где интересны – навсегда – друг другу.

Page 43: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

43

Я так хочу, чтоб люди не молчали:Могли бы добрым словом помянуть…

* * * *О раб, дорвавшийся до власти!В тебе кипят такие страсти!Ты грозен, гневен и кичлив.Видна начальничья порода.Обличье – маскою урода – Не видишь, зеркало разбив.

Ты радуешься свисту плети,Но хуже всех рабов на свете.Привычно согнута спинаПеред другими, кто сильнее.И снится, снится этой шееВся мощь державного ярма.

Рабу – хорошая примета:Побольше б тиснули в газетах!Какой размах, какой масштаб!Живет, друзей не узнавая, Свои «заслуги» раздувая, Дорвавшийся до власти раб.

* * * *Я новыми знакомствамиСовсем не обрастаю.Ведь, обрастая, не всегда приобретаю……О роскошь узкого Студенческого круга!Где интересны – навсегда – друг другу.

* * * *Она ее словами исхлестала,Уж, как хотела, душу отвела!И грязью припечатала – распяла, «Интеллигентной тварью» назвала.

Со всей базарной размахнулась силы, И с каждым словом – лучше аппетит:За то, что та – умнее и красивей, За то, что молча слушая стоит.

Одно ведро, потом другое, третье…А грязь все перла горлом – поливай!Стоит. Молчит и смотрит. Не ответит.Сама же подставляется! Давай!!!

…А после – в воскресение прощеное – Не в силах с этой мукой дальше жить, Несла в ладонях свою душу черную, Чтоб под ноги молчунье положить…

ИНОГДА

Не смотри как на место пустое На меня. Не смотри, не смотри!Может быть, ничего я не стою, Ты хоть что-нибудь мне говори.Пусть неважное, очень простое!Урони иногда: «Как дела?».Чтобы я – никогда! – на другое И рассчитывать бы не могла…

Page 44: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

44

ПРО ДЫШЛО

Не законы правят нами, нет!Только люди. Вспомните про «дышло»...А на дышло – нет управы, нет!Не страна, а зона.Так уж вышло…

* * * *Ударить – значит самоутвердиться.Ударить можно словом, кулаком…И, слабого унизив, возгордиться, Поднявшись высоко… над червяком.

ОБ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Так говоришь, что ты – интеллигент?И два образования имеешь?По всем вопросам и в любой момент – Материалом справочным владеешь?Конечно, эрудиция такая!Но про тебя все хором говорят, Что, превосходством часто подавляя, Ты мелочен, труслив и хамоват.…А вот она – читала по слогам, И жизнь ее была – страшней не надо.Не обижала никого и никогда, За доброту не требуя награды.Из русских женщин – Вот из самых тех, Которым до земли бы поклониться,

Page 45: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

45

ПРО ДЫШЛО

Не законы правят нами, нет!Только люди. Вспомните про «дышло»...А на дышло – нет управы, нет!Не страна, а зона.Так уж вышло…

* * * *Ударить – значит самоутвердиться.Ударить можно словом, кулаком…И, слабого унизив, возгордиться, Поднявшись высоко… над червяком.

ОБ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Так говоришь, что ты – интеллигент?И два образования имеешь?По всем вопросам и в любой момент – Материалом справочным владеешь?Конечно, эрудиция такая!Но про тебя все хором говорят, Что, превосходством часто подавляя, Ты мелочен, труслив и хамоват.…А вот она – читала по слогам, И жизнь ее была – страшней не надо.Не обижала никого и никогда, За доброту не требуя награды.Из русских женщин – Вот из самых тех, Которым до земли бы поклониться,

Хотела всю себя отдать успеть, Как можно больше людям пригодиться…На женщинах таких – построен свет.Они – опора всем впередсмотрящим. …Она, за все державшая ответ, Была интеллигентом настоящим!

* * * *Болтает лишь бездельник без предела.Кто делает – как правило, молчит.Что говорить? – успеть бы сделать дело.Один лентяй «я делаю!!!» кричит.

* * * *Ах, как бы в жизненном водоворотеНам истину простую не забыть:Плыви не по теченью и не против, А лишь туда, куда ты должен плыть.

КОЕ-КОМУ

Не можете подняться высоко.Ну не дано!Хоть лезете, потеете…В чужую душу – плюнете легко, Ведь больше ничего вы не умеете…

Page 46: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

46

* * * *Страшная наука – педагогика, Если в основаньи – только логика, Только плюс и минус, влево-вправо, Если на ошибки нету права.Мертвая наука – педагогика, Коль идет от узенького лобика:Методы, приемы, технологии, Если все – по образцу-подобию…

* * * *Как в детстве время медленно идет!Про возраст говорила: «Скоро будет!».И, улыбаясь, понимали люди: Ох, юная! ох, глупая еще!

…Как быстро это время утекло!Моя река до капли обмелела…Про возраст говорю: «Уже прошло».И понимают люди: постарела.

* * * *Ну в чем секрет, Что снова неудачи?!Ах, виноватых нет? – А мы назначим!

* * * *Добыча пищи – жизни поддержание, И занят этим каждый на Земле.

Page 47: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

47

* * * *Страшная наука – педагогика, Если в основаньи – только логика, Только плюс и минус, влево-вправо, Если на ошибки нету права.Мертвая наука – педагогика, Коль идет от узенького лобика:Методы, приемы, технологии, Если все – по образцу-подобию…

* * * *Как в детстве время медленно идет!Про возраст говорила: «Скоро будет!».И, улыбаясь, понимали люди: Ох, юная! ох, глупая еще!

…Как быстро это время утекло!Моя река до капли обмелела…Про возраст говорю: «Уже прошло».И понимают люди: постарела.

* * * *Ну в чем секрет, Что снова неудачи?!Ах, виноватых нет? – А мы назначим!

* * * *Добыча пищи – жизни поддержание, И занят этим каждый на Земле.

И в этом – главный стержень содержания, Чтоб не исчезнуть во вселенской мгле.

Весь мир живой – великий и серьезный, Из тьмы придя, уходит вновь во тьму.Но, голову подняв, смотреть на звездыДано лишь человеку одному…

* * * *…Факты старые меняют облик часто.О потерях говорим: удача!О слезах былых – какое счастье! – Все перевернув, переиначив…Значит, затянулись наши раны, Значит, стали шрамы украшеньем, Если о кошмарах прошлой драмыМыслим с благодарным удивленьем…

* * * *Увы, мы не становимся моложе, Но ведь в конце концов, В конце концов, Когда «за сорок»Факты подытожив,Мы отвечаем за свое лицо.

Я – ЖЕНЩИНА

Я женщина. Зерно дающий колос.И лоно материнства – от Земли.

Page 48: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

48

Я женщина, и мой негромкий голосТеряется среди громов вдали.

Я женщина. Я просто половинка.Но миссиею этой я горда:Со мною рядом должен быть мужчина, Чтоб жизнь не прерывалась никогда!

Я женщина. Сильнее всех на свете.Не так уж это просто – быть женой…Защищены и спасены все детиМной, матерью, – надежною стеной.

Я женщина. Мои желанья – малость.Людской молвы немилосерден суд……Я так хочу, чтоб просто называласьЛюбимой! – и я все перенесу…

КОЛЛЕГАМ

Был к диплому путь недолог – О судьбе теперь гадаешь?Не ходи, учитель, в школу, Если ты предмет не знаешь.

Будь ты физик иль филолог, Эта истина годится:Не ходи, учитель, в школу,Если ты устал учиться.

Коль на сердце – вечный холодИ с плеча всегда ты рубишь –

Page 49: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

49

Я женщина, и мой негромкий голосТеряется среди громов вдали.

Я женщина. Я просто половинка.Но миссиею этой я горда:Со мною рядом должен быть мужчина, Чтоб жизнь не прерывалась никогда!

Я женщина. Сильнее всех на свете.Не так уж это просто – быть женой…Защищены и спасены все детиМной, матерью, – надежною стеной.

Я женщина. Мои желанья – малость.Людской молвы немилосерден суд……Я так хочу, чтоб просто называласьЛюбимой! – и я все перенесу…

КОЛЛЕГАМ

Был к диплому путь недолог – О судьбе теперь гадаешь?Не ходи, учитель, в школу, Если ты предмет не знаешь.

Будь ты физик иль филолог, Эта истина годится:Не ходи, учитель, в школу,Если ты устал учиться.

Коль на сердце – вечный холодИ с плеча всегда ты рубишь –

Не ходи, учитель, в школу, Если ты детей не любишь…

МОЕМУ ЧИТАТЕЛЮ

«Что ты за автор?» – думает читатель.«А ну-ка, ну-ка, есть о чем сказать?Выкладывай: писака иль писатель?И стоит ли вообще тебя читать?»…Знакомство это не зову заочным:Я спаяна с читателем, творя. «Спасибо» если скажет хоть за строчку, Поверю: это сделано не зря.

* * * *Придется над собой похохотать.Хорошее, отличное лекарство!Зачем потери, скуксившись, считать?Уж лучше просто с ними не считаться.«Сочтемся!» – лихо брошу я судьбе.А ну, возьми меня «за рупь – за двадцать»!Коль над собою я начну смеяться – Кому из нас двоих не по себе?

* * * *…А это будет, непременно будет.Ведь Божий Суд – последнее из прав.Бог нас помирит, он же нас рассудит.Но никому не скажет, кто был прав…Своей судьбе противиться не смея,

Page 50: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

50

Покорность не считаем за порок:Ведь есть названье жестче и точнее, Упрямое, как выстрел. Это – РОК…

ЧИТАЯ БУЛГАКОВА

Над этой книгой – ночи не спала, А днем – шаталась, мыслями больная,Мечтая кое-как спихнуть дела, Чтоб вечером добраться до столаИ мучиться, себе себя рождая…

Над этой книгой корчилась душа, Набухшая тяжелыми слезами.А автор вел – тащил! – за шагом шаг, То адом оглушив, то небесами…

…Измучилась, почти что умерла…Для превращенья – в кипятке сварили!..Всю кожу до костей ободрала, А ощущенье – будто одарили…

МОЯ ВЕРШИНА

Какая бы ни разразилась драма,Должна – пусть лезут беды косяком! – Беречь свою вершину, Фудзияму, Чтоб иногда ходить к ней босиком.Чтоб на ногах омытых – колкий иней, О снег – не загрязню своих одежд.

Page 51: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

51

Покорность не считаем за порок:Ведь есть названье жестче и точнее, Упрямое, как выстрел. Это – РОК…

ЧИТАЯ БУЛГАКОВА

Над этой книгой – ночи не спала, А днем – шаталась, мыслями больная,Мечтая кое-как спихнуть дела, Чтоб вечером добраться до столаИ мучиться, себе себя рождая…

Над этой книгой корчилась душа, Набухшая тяжелыми слезами.А автор вел – тащил! – за шагом шаг, То адом оглушив, то небесами…

…Измучилась, почти что умерла…Для превращенья – в кипятке сварили!..Всю кожу до костей ободрала, А ощущенье – будто одарили…

МОЯ ВЕРШИНА

Какая бы ни разразилась драма,Должна – пусть лезут беды косяком! – Беречь свою вершину, Фудзияму, Чтоб иногда ходить к ней босиком.Чтоб на ногах омытых – колкий иней, О снег – не загрязню своих одежд.

Взойдя на гору, бросить взгляд в долинуСвоих поступков, мыслей и надежд.

…Как сверху видно все в момент познанья!Спускаясь вниз, пою! Почти бегу!Среди нагромождений мирозданья Я тропку видела – И кое-что смогу!

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АДОЛЬФЕ

…Он тоже лепетал, тянул ручонки: «Мама!».И точно так ходил пешком под стол…Ученые умы и все на свете страны Не ведали, не думали о нем.

Он рос неспешно. Он сидеть учился.Он начал ползать.Лез молочный зуб…Потом – он первым словом отличилсяИ был, как все мальчишки, нежно-груб.

Он рисовал, и, может, был талантом, Не знал еще, что станет адом века…Когда, когда замашки комендантаУбили в нем приметы человека?!

…Ну кто ж тебя так, мальчик, обездолил, На лоб поставил Каина печать, Что ты, безумец, приказал-позволилСебя Живущим Богом величать?

Page 52: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

52

Ты «каждому – свое!» в девизы вывел, Вещал бесцеремонно:– С нами Бог! И что Германия всего и всех превыше, Скулил, живя на лапах четырех…

Ты миллионы «Я» развеял прахом,И стлался по Европе сладкий дым…Каким же самым страшным в мире страхомТы был взращен, взлелеян и любим?!

И ты ушел туда, где все мы будем, За все грехи отплату принимать, Чтобы веками проклинали людиТебя родившую когда-то в муках мать…

УСЛОВИЯ ЖИЗНИ

У ЖИЗНИ только – есть условия, У смерти же – их вовсе нет.У ЖИЗНИ только – многословие, Луна и Солнце, тень и свет,И речки голубая наледь, И шорох листьев золотых…У смерти только – ВЕЧНА ПАМЯТЬ.Но память – свойство для живых!..

СОВЕТ

…Но несмотря на годы и потери, Про все ошибки зная наизусть,

Page 53: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

53

Ты «каждому – свое!» в девизы вывел, Вещал бесцеремонно:– С нами Бог! И что Германия всего и всех превыше, Скулил, живя на лапах четырех…

Ты миллионы «Я» развеял прахом,И стлался по Европе сладкий дым…Каким же самым страшным в мире страхомТы был взращен, взлелеян и любим?!

И ты ушел туда, где все мы будем, За все грехи отплату принимать, Чтобы веками проклинали людиТебя родившую когда-то в муках мать…

УСЛОВИЯ ЖИЗНИ

У ЖИЗНИ только – есть условия, У смерти же – их вовсе нет.У ЖИЗНИ только – многословие, Луна и Солнце, тень и свет,И речки голубая наледь, И шорох листьев золотых…У смерти только – ВЕЧНА ПАМЯТЬ.Но память – свойство для живых!..

СОВЕТ

…Но несмотря на годы и потери, Про все ошибки зная наизусть,

Ты говори с утра:– Я снова верю! А вечером тверди себе:– Дождусь!

* * * *Упрямый Галилей, спокойно поразмыслив, Мучителям решился уступить:Раз непонятно им величье мысли, Что ж биться лбом о стену? – Можно скрыть, Что все же, все же вертится Землица,Да-да, представьте! Вертится она!Но – повторял он – что ж об стенку биться?Не слишком ли высокая цена?Ну не поймут, как говорят, хоть тресни!Сгореть, во прах рассыпаться, исчезнуть?Да это ж – стать на горло главной песне!Да лучше уж святошам уступить!Догматика тупа – слепые слуги!!!Себя отдать в палаческие руки?!Во имя просвещенья и наукиЖивым, живым ученый должен быть!…Даются отреченья нам нетрудно:Ведь мы мудрее с некоторых пор.Но снится, снится мне Джордано Бруно,За убеждения взошедший на костер...

* * * *Хотя снаружи все благополучно,На память сердца жизнь обречена…

Page 54: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

54

Болит душа: безвыходно, могуче…Болит душа – а значит есть она.

* * * *Воздушный замок? – Пусть скорей уходит!Там слишком ослепительны полы.В нем ровно ничего не происходит.А только – бесконечные балы.Как это скучно, Боже! Бал за балом!И за фуршетом там опять фуршет.Там все от вечной музыки устали, Устали от бананов и конфет.Верните мне простейшую обитель:Две комнатушки, батареи лед…Чтоб я – реальный, пусть несчастный, житель – Своим потерям продолжала счет. И чтоб на фоне выцветших доверийМечтала бы о бале – об одном!Чтоб я могла надеяться и верить, Что станет замком мой нелепый дом…

* * * *На фоне ритмов, выверенно-правильных, дороже всех – стихотворение-изгой,такое нестандартное и рваное, написанное горькою тоской…

Page 55: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

55

Болит душа: безвыходно, могуче…Болит душа – а значит есть она.

* * * *Воздушный замок? – Пусть скорей уходит!Там слишком ослепительны полы.В нем ровно ничего не происходит.А только – бесконечные балы.Как это скучно, Боже! Бал за балом!И за фуршетом там опять фуршет.Там все от вечной музыки устали, Устали от бананов и конфет.Верните мне простейшую обитель:Две комнатушки, батареи лед…Чтоб я – реальный, пусть несчастный, житель – Своим потерям продолжала счет. И чтоб на фоне выцветших доверийМечтала бы о бале – об одном!Чтоб я могла надеяться и верить, Что станет замком мой нелепый дом…

* * * *На фоне ритмов, выверенно-правильных, дороже всех – стихотворение-изгой,такое нестандартное и рваное, написанное горькою тоской…

* * * *Когда судьба совсем скупа на ласку, Пух тополиный сходит за метель, Я открываю – во спасенье! – сказку, Такую, где «за тридевять земель».

Там Змей коварен, а Яга – не очень,И иногда, глядишь, добро творит…Там злой и жадный – Только власти хочет, Хотя другие речи говорит…

…Но будут пир, и мир, и поцелуи…Ну вот, узнать такое повезло, Где добродетель вправду существует,И где герой наказывает зло…

* * * *Не говори об этом ей, подружка!Такие невеселые дела:Подозревает, что она лягушка, И кожа эта насмерть приросла…У ней в болоте – Время бесконечно, Про стрелы не слыхать Который век.Но только вот совсем по-человечьиБежит слеза из-под зеленых век…

Page 56: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

56

ВИЗИТ МУЗЫ

…Явилась как-то поздно, сразу – к делу:– Четыре строчки запиши сейчас!Я – сразу на рожон: – Ты что, сдурела?!Какие строчки?! Ночи – третий час!

Бывают Музы из числа нахалок!Я намекаю: «Отдых берегу!».Она – свое: – Пиши сейчас, сказала!Потом – не вспомню и не помогу.

Я разозлилась. Молча, шаг за шагомЯ вытолкала гостью за порог, …А утром, долго мучая бумагу, Я не нашла чудесных этих строк.

А было что-то нежное, щемящее – Назвать шедевром я б могла рискнуть.Такое вот большое, настоящее.Не вспомнить. Не отбросить.Не вернуть…

ПРИМЕТЫ ВРЕМЕНИ

Особое юродство – донкихотство, Особое уродство – добровольство…Пожар над бедным миром занимается,Когда любовью просто «занимаются».

Page 57: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

57

ВИЗИТ МУЗЫ

…Явилась как-то поздно, сразу – к делу:– Четыре строчки запиши сейчас!Я – сразу на рожон: – Ты что, сдурела?!Какие строчки?! Ночи – третий час!

Бывают Музы из числа нахалок!Я намекаю: «Отдых берегу!».Она – свое: – Пиши сейчас, сказала!Потом – не вспомню и не помогу.

Я разозлилась. Молча, шаг за шагомЯ вытолкала гостью за порог, …А утром, долго мучая бумагу, Я не нашла чудесных этих строк.

А было что-то нежное, щемящее – Назвать шедевром я б могла рискнуть.Такое вот большое, настоящее.Не вспомнить. Не отбросить.Не вернуть…

ПРИМЕТЫ ВРЕМЕНИ

Особое юродство – донкихотство, Особое уродство – добровольство…Пожар над бедным миром занимается,Когда любовью просто «занимаются».

Когда презерватив – давно и прочно – По функции, как носовой платочек.И после лекции ученой предварительнойЕго мы школьнику вручим предупредительно!И скажем, умного не портя вида, Что это – профилактика от СПИДа.Особое юродство – доброта,Особое уродство – красота(Не подиумная, где ноги – «от ушей», А красота сокровища в душе...).Какое страшное, однако, время!Ну, здравствуй, молодое наше племя,В оковы пошлости и глупости закованное!Ну, здравствуй, племя молодое, незнакомое!..

* * * *…Нам не помогут ни гаданья, ни аптека…Выдавливая из себя раба, Мы слишком медленноРастем до Человека…Ленивы – мы.А говорим – Судьба!..

* * * *Поэт – сейсмограф и барометр.Иначе и не может быть.Он должен первым что угодно Почувствовать. Предупредить…

Page 58: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

58

* * * *Без славословья, фотобликовИ без вещания в эфир – На женской жалости великойПостроен весь огромный мир.Любовь, и нежность, и природа, И красота, и доброта – Все женского, заметьте, рода,И это, видно, неспроста.Склонилась над цветком ли в поле, Иль тихо колыбель качает, Она, как вестник Божьей воли,За милосердье отвечает.Она – сестра, и дочь, и мама,Жена… И что-то в ней такоеСимволизирует упрямоВсе счастье мира и покоя.В ней голос тих, легки движенья, Ее глаза – как обещанье, В ней – человека отраженьеОт пуповины до прощанья.И полюса, и параллелиЧерез ее проходят сердце… В ней – все весенние капелиИ все лучи, чтобы согреться.А роль свою – Считает скромной.Успеть бы только там и здесь……На женской жалости огромнойПостроен мир великий весь…

Page 59: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

59

* * * *Без славословья, фотобликовИ без вещания в эфир – На женской жалости великойПостроен весь огромный мир.Любовь, и нежность, и природа, И красота, и доброта – Все женского, заметьте, рода,И это, видно, неспроста.Склонилась над цветком ли в поле, Иль тихо колыбель качает, Она, как вестник Божьей воли,За милосердье отвечает.Она – сестра, и дочь, и мама,Жена… И что-то в ней такоеСимволизирует упрямоВсе счастье мира и покоя.В ней голос тих, легки движенья, Ее глаза – как обещанье, В ней – человека отраженьеОт пуповины до прощанья.И полюса, и параллелиЧерез ее проходят сердце… В ней – все весенние капелиИ все лучи, чтобы согреться.А роль свою – Считает скромной.Успеть бы только там и здесь……На женской жалости огромнойПостроен мир великий весь…

* * * *Внучонок мой, пыхтя, таскаетИгрушку старую опять, Любимую когда-то мамойЕго – стремилась выдиратьУсы у этого тигренка.Да пусть! Ну что же взять с ребенка?Тигренок – мягкий, терпеливый,И зелень шариков – глаза, Как все игрушки, незлобивый:Не покориться ведь нельзя!...А внук – потешный и упрямый, Как дочка – копия с лица...И недодерганное мамойВыдергивает до конца!

* * * *Болит все время – Ну да что ж такое?! – То сердце, то душа...И нет покоя! Но, знаешь, уж совсем плохое дело, Когда бы ничего и не болело...

* * * *Проснулись. Потянулись на кровати.Зевнули. Сели. Завтракать пошли.Вдруг вспомнили: Сегодня – быть зарплате.Ах, очень кстати, если на мели.

Page 60: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

60

Здоровались. Писали. Говорили.Ругались и молчали. Шли домой. Потом посуду, голову помыли. Забыли позвонить!!! Ах, Боже мой!!!Исправить это завтра все наметили.Теперь – в постель. В окне – ночная тень.Вы – ЖИЛИ! Говорите, не заметили?Ну, значит, потеряли целый день...

* * * *Пожалейте детей, пожалейте!И не надо руками махать:Дескать, нам бы такие проблемы – Все бы слезы могли отдыхать!

Горе детское – вашего горше, Потому что слеза – горячей, Потому что намного дольшеВсе минуты И груз – тяжелей.

Ваше горе – спокойнее юного.Знайте: Детству в наивности первойСразу кажется: Лопнули струны!Те, что ветер ласкал во Вселенной...

Page 61: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

61

Здоровались. Писали. Говорили.Ругались и молчали. Шли домой. Потом посуду, голову помыли. Забыли позвонить!!! Ах, Боже мой!!!Исправить это завтра все наметили.Теперь – в постель. В окне – ночная тень.Вы – ЖИЛИ! Говорите, не заметили?Ну, значит, потеряли целый день...

* * * *Пожалейте детей, пожалейте!И не надо руками махать:Дескать, нам бы такие проблемы – Все бы слезы могли отдыхать!

Горе детское – вашего горше, Потому что слеза – горячей, Потому что намного дольшеВсе минуты И груз – тяжелей.

Ваше горе – спокойнее юного.Знайте: Детству в наивности первойСразу кажется: Лопнули струны!Те, что ветер ласкал во Вселенной...

ТАКАЯ ВОТ СКАЗОЧКА...

Один поэт, из очень даже средних, В безвестности растратив много сил, Волшебника случайно как-то встретилИ, пользуясь моментом, попросил:

– Перенеси меня в Страну бездарностей, Где окажусь я сразу на виду, Где будут с восхищенной благодарностьюЧитать и чтить мою белиберду.

– Ну что ж, – сказал волшебник, – Это сбудется, Но коль обратный ход попросишь дать,То главное умение забудется:Разучишься ты вовсе рифмовать.

И вот перемещенье состоялось!Поэт был признан лучшим среди всех.Его стихам-уродцам поклонялись!О! Это был неслыханный успех!

Но год прошел, И наш поэт взмолился:– Амбициям моим пришел конец!Ведь я же ничему не научился!Мне нечего принять за образец!!!Верни меня, о, сжалься, мудрый старец! – Рыдал, переходя из плача в крик, –Я оказался наименее бездарен, Совсем – не наиболее велик!..

Page 62: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

62

...Волшебник – щедр, Добро он сделал снова, И то добро – добрей для нас вдвойне:Лишил он серость тут же дара слова – Несерое повысилось в цене!

* * * *Спасибо, моя первая печаль, Что ты была такою безответной!Мне прошлых слез теперь уже не жаль, А жаль тех вечеров пахучих летних, Когда был томный воздух пуст и чист, И тонко-тонко пахла маттиола, И был не желт беспечный летний лист, А полон легкой зелени веселой.Когда любовь, не давшая ответ, Презревшая мое сердцебиенье,Таинственно шептала: «Нет, нет, нет!»...Писалось первое стихотворенье...Мне думалось: как больно и как жаль!.....Спасибо, юность, что так сладко мучилась.Спасибо, моя первая печаль, Моя любовь, далекая и лучшая...

ДАВАЙТЕ!

Давайте успевать сказать живым, Что мы их любим, что они хорошие.Давайте жалость проявлять к другим, Давайте помогать, придя непрошенными...

Page 63: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

63

...Волшебник – щедр, Добро он сделал снова, И то добро – добрей для нас вдвойне:Лишил он серость тут же дара слова – Несерое повысилось в цене!

* * * *Спасибо, моя первая печаль, Что ты была такою безответной!Мне прошлых слез теперь уже не жаль, А жаль тех вечеров пахучих летних, Когда был томный воздух пуст и чист, И тонко-тонко пахла маттиола, И был не желт беспечный летний лист, А полон легкой зелени веселой.Когда любовь, не давшая ответ, Презревшая мое сердцебиенье,Таинственно шептала: «Нет, нет, нет!»...Писалось первое стихотворенье...Мне думалось: как больно и как жаль!.....Спасибо, юность, что так сладко мучилась.Спасибо, моя первая печаль, Моя любовь, далекая и лучшая...

ДАВАЙТЕ!

Давайте успевать сказать живым, Что мы их любим, что они хорошие.Давайте жалость проявлять к другим, Давайте помогать, придя непрошенными...

Давайте никогда не вспоминатьСвое добро – Из чувства деликатности.И вовремя, что должно, отдавать, Поменьше говоря о неоплатности.Давайте не жалеть тех вечеров,Которые мы тратим на сомнения.Давайте охранять свою любовь От недоверья – как от преступления.Давайте знать, что смерти просто нет.Не гаснет жизнь с наземными часами!Давайте близких помнить столько лет,Сколь в памяти прожить хотели б сами...

* * * *Прояви разочек милосердие:Помолчи о доброте своей!Помолчи о долге и усердииИ о благодарности друзей.

Помолчи о времени потраченномИ о личных качествах больших:Если б это все Хоть что-то значило,Мы б узнали это от других!

* * * *Жить буду так Иль буду жить иначе,Я убежденье это не сотру:Родиться человеком – то удача,

Page 64: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

64

Остаться человеком – это труд.И пусть судьба ласкает или мучит, Я снова повторю и там, и тут:Родиться человеком – это случай, Остаться Человеком – это труд!

* * * *Он целовал ей руки, а не губы, Не уставал ее благодарить:Ведь помогла понять своей подругеЕго любовь – и счастье подарить.

С наивною жестокостью ребенкаДелился с ней. Что с любящего взять?Твердил: – Ну ты мне прямо как сестренка!И даже лучше! Ты – почти как мать!...Когда ж пропели Мендельсона трубы, На свадьбе «брата» стоя средь подруг,Кусала нецелованные губы, Сжимая больно кисти слабых рук...

* * * *Все мы к счастью стремимся, Как будто к великой победе, Кто – в безумном порыве, А кто – по расчету, с умом,Забывая, что счастье – не город, В который мы едем. Счастье – Это движенье само.

Page 65: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

65

Остаться человеком – это труд.И пусть судьба ласкает или мучит, Я снова повторю и там, и тут:Родиться человеком – это случай, Остаться Человеком – это труд!

* * * *Он целовал ей руки, а не губы, Не уставал ее благодарить:Ведь помогла понять своей подругеЕго любовь – и счастье подарить.

С наивною жестокостью ребенкаДелился с ней. Что с любящего взять?Твердил: – Ну ты мне прямо как сестренка!И даже лучше! Ты – почти как мать!...Когда ж пропели Мендельсона трубы, На свадьбе «брата» стоя средь подруг,Кусала нецелованные губы, Сжимая больно кисти слабых рук...

* * * *Все мы к счастью стремимся, Как будто к великой победе, Кто – в безумном порыве, А кто – по расчету, с умом,Забывая, что счастье – не город, В который мы едем. Счастье – Это движенье само.

* * * *Нам суждено лишь параллельно жить,И нет возможности пересекаться...Обречены мы оба: я – любить, А ты – нисколько в этом не нуждаться.

* * * *Уж не так звучат былые песни, Прошлого все тоньше голосок.Слово новомодное «депрессия»Мне настырно тычется в висок.Как назвать? Болезнью или блажью?На рассвете сердца не унять...О таком и другу не расскажешь.Что там – другу, мне б самой понять...

* * * *Не сюжет для телесериала – Горькую вам правду пропою:Потеряла Золушка до балаТуфельку хрустальную свою.

Плачет, на свои надежды злится:Что ж не хочет жизнь ни шанса дать?Полноте, а будут нынче принцы?Их давно по балам не видать.На балах – то бишь на дискотеках – Полупьяной черни полон зал.А из принцев, в этом дыме – редких, Золушку никто не увидал.

Page 66: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

66

Называли «телкой» и «мочалкой»И с собою звали – «погудеть»...Плачет Золушка. Ей туфельку не жалко.Не для кого туфельку надеть...

* * * *Ах, не забыть бы и не расплескатьТу – дегтем свежесмазанную – новость!Примчались на скамейку – «заседать»И обсудить соседкин быт и совесть.С кем это большеглазая сошлась?Опять цветет! Ах, чтоб ей пусто было!«Его жена была у ней вчерасьИ целый час на кухне голосила!А эта – все ей, видно, нипочем,Не стыдно внуков ей и взрослой дочки.А вечером они – к плечу плечом – По скверику гуляли, голубочки!Ей ребра бес давно пересчитал, Да и ему. Седой, белее снега!Бесстыжая она, а он – нахал.Пора уж перестать По бабам бегать!»...Чужое счастье, поздняя веснаЦветет назло шипенью и проклятьям.Завидую: Им нынче – не до сна,И крепче первого – Последнее объятье...

Page 67: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

67

Называли «телкой» и «мочалкой»И с собою звали – «погудеть»...Плачет Золушка. Ей туфельку не жалко.Не для кого туфельку надеть...

* * * *Ах, не забыть бы и не расплескатьТу – дегтем свежесмазанную – новость!Примчались на скамейку – «заседать»И обсудить соседкин быт и совесть.С кем это большеглазая сошлась?Опять цветет! Ах, чтоб ей пусто было!«Его жена была у ней вчерасьИ целый час на кухне голосила!А эта – все ей, видно, нипочем,Не стыдно внуков ей и взрослой дочки.А вечером они – к плечу плечом – По скверику гуляли, голубочки!Ей ребра бес давно пересчитал, Да и ему. Седой, белее снега!Бесстыжая она, а он – нахал.Пора уж перестать По бабам бегать!»...Чужое счастье, поздняя веснаЦветет назло шипенью и проклятьям.Завидую: Им нынче – не до сна,И крепче первого – Последнее объятье...

* * * *Стихи всегда живут в поэте,Он не выдумывает их,Они – его любовь и дети,Они – как тайна для двоих.Как на тропинках непройденныхВсегда видна открытий новь,В стихах, пока что не рожденных,Уже его бушует кровь.

* * * *Как хочется придумать строчку,Как хочется найти слова,Чтоб предъявляло многоточьеНа продолжение права.Не причислять себя к поэтамИ не считать страницы книг,А просто: может быть, вот этоСогреет душу хоть на миг…

* * * *Уверенность известной поэтессы,Не признающей тезис: «слава – дым»,Так приковала все вниманье прессыВеликолепным чтением своим!Она, читая, словно напевала;Внимая ей, озвучилась душа.Богоподобная, конечно, знала:Она невероятно хороша!И, затаив ненужное дыханьеНа расстояньи выстрела ТВ,

Page 68: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

68

И юные, и зрелые созданьяВнимали заключительной главе.…А я сегодня тоже накропаюСтроку и брошу в бездну бытия.Умно ли? Хорошо ли? Я не знаю.Одно лишь точно знаю: это – Я.Стихи? Ну что вы! Им – не написаться.Ликуя, плача и судьбу дразня,Я начинаю только прикасатьсяК тому, что исповедует меня…

* * * *Когда в степи кружится пыль,И ветер листья поднимает,И легкий ласковый ковыльСедую землю обнимает,Приходит светлая тоска,Воспоминанья вековые.То помню, что теперь покаМне представляется впервые.

* * * *Помнишь юности желтую осень,Дом родительский – третий этаж?И мальчишку, влюбленного очень,Что ходил за тобой по пятам?

Ты смущалась от тех многоточий,Что в его поселились глазах.Ты твердила: «Ведь я же – не очень…Я обычная! Что же он так?!».

Page 69: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

69

И юные, и зрелые созданьяВнимали заключительной главе.…А я сегодня тоже накропаюСтроку и брошу в бездну бытия.Умно ли? Хорошо ли? Я не знаю.Одно лишь точно знаю: это – Я.Стихи? Ну что вы! Им – не написаться.Ликуя, плача и судьбу дразня,Я начинаю только прикасатьсяК тому, что исповедует меня…

* * * *Когда в степи кружится пыль,И ветер листья поднимает,И легкий ласковый ковыльСедую землю обнимает,Приходит светлая тоска,Воспоминанья вековые.То помню, что теперь покаМне представляется впервые.

* * * *Помнишь юности желтую осень,Дом родительский – третий этаж?И мальчишку, влюбленного очень,Что ходил за тобой по пятам?

Ты смущалась от тех многоточий,Что в его поселились глазах.Ты твердила: «Ведь я же – не очень…Я обычная! Что же он так?!».

Видно, выпал счастливый случай…Ты ему принялась повторять:– Ты – люби! А я стану лучше.Не могу я лучше не стать!

* * * *Идет в столовой сельской пьянкаПод марш «Прощание славянки»…Когда зовут к столу на рюмкуИль входит запоздалый гость,«Славянку»-марш играют шумно,Уж так на свадьбах повелось…

…Под эту музыку когда-тоМальчишки, взятые в солдаты,Рождения двадцатых лет,С улыбкой бодрой на вокзалеСвоих девчонок обнималиИ верили, что смерти – нет.

Под звуки марша залихватскиеОни ушли в могилы братские…

Пускай бушует без огранкиЛюбви и жизни благодать,Но марш «Прощание славянки»Не надо просто так играть.

* * * *Когда погибли дерева,С них были сброшены вериги,

Page 70: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

70

Бумага, естеством нова,Была изрезана на книги.И тонким щепки волоском,Неразличимая в волокнах,Березка пробралась тайком,Как паутинки нить на окнах.И между строк, как темный штрих,Ладьею маленькой застыла…Над ней впечатан гордый стих – Души прекрасное ветрило.С бессмертной мыслью – здесь онаБессмертна в золотом тумане,И ей знакома глубинаТеперь, у вечности в кармане…

ЧИТАЯ ЯНВАРЕВА

Ты меня сейчас не трогай,Мы потом поговорим.Я читаю о дороге,О разлуке – горький дым,

О войне, о друге павшемИ о солнце поутру,Я читаю день вчерашнийИ июльскую жару.

Не тревожь меня. Я оченьЭтой книгой дорожу.Ощущаю Так же точно,Только слов не нахожу.

Page 71: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

71

Бумага, естеством нова,Была изрезана на книги.И тонким щепки волоском,Неразличимая в волокнах,Березка пробралась тайком,Как паутинки нить на окнах.И между строк, как темный штрих,Ладьею маленькой застыла…Над ней впечатан гордый стих – Души прекрасное ветрило.С бессмертной мыслью – здесь онаБессмертна в золотом тумане,И ей знакома глубинаТеперь, у вечности в кармане…

ЧИТАЯ ЯНВАРЕВА

Ты меня сейчас не трогай,Мы потом поговорим.Я читаю о дороге,О разлуке – горький дым,

О войне, о друге павшемИ о солнце поутру,Я читаю день вчерашнийИ июльскую жару.

Не тревожь меня. Я оченьЭтой книгой дорожу.Ощущаю Так же точно,Только слов не нахожу.

Мы пойдем по жизни дальше,Продолжая выживать…А сейчас прошу: Ну дай жеЭтотПраздникДочитать!

* * * *Клен протягивал листья-ладошки:– Погадай мне, добрая женщина!И утешь меня хоть немножко,Расскажи, что судьбой обещано?

– Впереди у тебя снегопады,Почернеют и сгинут листья,И не будет зеленого сада,Только ветер в ветвях засвищет…

Клен обиделся на пророчество,Сбросил желтые листья на землю:– Мне такого совсем не хочется,Предсказаний твоих не приемлю!

…У меня впереди – тоже осень,И зима – наяву, наяву…Мне ладошки свои не сбросить,Так со старыми и живу.

Page 72: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

72

* * * *Начиналась где-то на балконеРадуга. Так близко – тронь рукой!Отпечаток солнечной ладони,Обруч семицветно-золотой.На заказ такое не сработать,Под приказ такое не подбить.Кропотлива солнышка работа.На балконе? Что же, может быть.Скучно, если света разложенье.Что ж ты объясняешь? Не томи!Ни к чему все эти рассужденья.Просто глянь – и навсегда возьми.

* * * *В руках – ни палки и ни камня,А ты отскакиваешь, пес?Какой обидой полон давней,Какой в глазах твоих вопрос?

«Ты тоже? – спрашиваешь. – Тоже?Ударить хочешь, привязать?Ты на других, на всех похожа:На задних лапах, с белой кожей,И голос хитрый, и глаза…Погладить? Я не знаю ласки.И я теперь настороже.Я вырос из собачьей сказкиИ не щенок давно уже.»

Пусты его глаза – расплата.Собачья жизнь, собачий век…

Page 73: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

73

* * * *Начиналась где-то на балконеРадуга. Так близко – тронь рукой!Отпечаток солнечной ладони,Обруч семицветно-золотой.На заказ такое не сработать,Под приказ такое не подбить.Кропотлива солнышка работа.На балконе? Что же, может быть.Скучно, если света разложенье.Что ж ты объясняешь? Не томи!Ни к чему все эти рассужденья.Просто глянь – и навсегда возьми.

* * * *В руках – ни палки и ни камня,А ты отскакиваешь, пес?Какой обидой полон давней,Какой в глазах твоих вопрос?

«Ты тоже? – спрашиваешь. – Тоже?Ударить хочешь, привязать?Ты на других, на всех похожа:На задних лапах, с белой кожей,И голос хитрый, и глаза…Погладить? Я не знаю ласки.И я теперь настороже.Я вырос из собачьей сказкиИ не щенок давно уже.»

Пусты его глаза – расплата.Собачья жизнь, собачий век…

Как пред тобой я виноватаЗа то, что тоже – человек…

* * * *Податливо травинку клонит ветром,Над ней – снегов и вод круговорот,Она мала, слаба и неприметна,А все равно весной асфальт пробьет!

* * * *Суббота, выходной. Конспект – под руку.Сначала – в сотый раз, себя дразня.Есть мультик «Пони бегает по кругу».Я чувствую, что это про меня.

Ах, маленькая пони! Тоже – лошадь.Никто не сбросит это со счетов.Карета, круг и праздничная площадь,Катаются детишки всех сортов…

Тебе по будням, пони¸ все же легче,И удается быть совсем одной,На спину – меньше грузов человечьих,И понедельник – лучший выходной.

…Стоишь, косишь большим печальным глазом,Тебя несет по кругу целый век…Опять суббота, пони. Вот зараза!И очередь – на триста человек…

Page 74: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

74

* * * *Что-то мне выстукивает дождь,То тихонечко, а то сердито.Только это сразу не поймешь…Дождик, лучше напиши открытку.Почерком размазанно-косымЧеркани хотя б одно словечко.Или просто, дождик, помолчим.Это будет очень человечно.Помолчим с тобою обо всем,Капай-плачь, а я мешать не стану.Что же слезы льешь ты белым днем?Почему и я не перестану?…Заживет, отпустит, отболит.Ты сейчас – единственный мой зритель.Дождик, дождик, милый Айболит,Добрый и наивный утешитель…

* * * *Я себя нашла на фото старом,В прошлом – люди, годы и дела.Что ж, тебе я нравилась недаром:Симпатичной все-таки была.

Новый фотоснимок, свеже-четкий,Потрясает правдой бытия:А вот эта, снизу, что за тетка?Боже правый, неужели – Я?!

Page 75: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

75

* * * *Что-то мне выстукивает дождь,То тихонечко, а то сердито.Только это сразу не поймешь…Дождик, лучше напиши открытку.Почерком размазанно-косымЧеркани хотя б одно словечко.Или просто, дождик, помолчим.Это будет очень человечно.Помолчим с тобою обо всем,Капай-плачь, а я мешать не стану.Что же слезы льешь ты белым днем?Почему и я не перестану?…Заживет, отпустит, отболит.Ты сейчас – единственный мой зритель.Дождик, дождик, милый Айболит,Добрый и наивный утешитель…

* * * *Я себя нашла на фото старом,В прошлом – люди, годы и дела.Что ж, тебе я нравилась недаром:Симпатичной все-таки была.

Новый фотоснимок, свеже-четкий,Потрясает правдой бытия:А вот эта, снизу, что за тетка?Боже правый, неужели – Я?!

* * * *Я – учитель. Случай иль судьба?Жизнь моя – восторг и наказанье…То, что я – царица и раба,Гордо именуется призваньем.Я – учитель. Вправе ли уметь?И за что дано такое право:Сомневаясь, знать… И все же сметьБудущее вырастить державе.Я – учитель. И – глаза в глаза.Оправдать ребячее доверье!И как будто театральный зал –То, что ждет меня за этой дверью…Но не хочет сердце на покой,Полон смысла день и снова ясен.Я – учитель. Труден жребий мой.Как он труден, Боже! Но – прекрасен.

* * * *Серой тенью день осенний прячется,Скупо освещается туман.Ах, судьба моя, судьбина-мачеха,У тебя опять – сплошной обман.Есть, я знаю, солнышко за тучами.Что тебе их стоит разогнать?Стать спокойной, щедрою, могучею,И – хотя бы раз! – не взять, а дать.Вот насчет везенья я – невежда:Силой не учили брать свое.…Ужас обретения надежды,Смерть необретения ее…

Page 76: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

76

МОНОЛОГ СТАРОГО ДАНТЕСА

Ну вот и старость.Все идет, как надо.Камин. Халат. Свеча. Вино. Бокал.И кружит прошлогодним снегопадомВсе то, о чем я думал и мечтал.Бокал. Вино. Свеча. Халат. Так тихоПощелкивает время на часах…Как я кутил тогда в России лихо – При шпаге, эполетах и усах!А он? Да очень жизнь любил, чего там.Ну, гений. Гений – тоже человек.Кутил свободно, много и с охотой,И плотских не чуждался он утех.…У речки Черной (почему же – Черной?..)Сошлись на страшной шутке бытия…Какой-то глупый, молодой и вздорныйВ него стрелял. Но это разве я?..Он раздражал мня. Угодник дамский,Любимец рифмы. О, какой поэт!Я был красив. А он? Урод глазастый,Мне по плечо. А покорил весь свет.А что я мог? И я – игрушка только,Орудие безжалостной судьбы.А сколько б он прожил? Доделал сколько?А может, исписался б? Может быть…Договорился, мерзкий старикашка?..Выходит, значит, я почти святой? – Он не убит, а от неславы спасся?(Когда бы все твердили: «Нет, не то…Не то, не то!.. Прошли, наверно, сроки,Был гений, да весь вышел. Слава – груз!».)

Page 77: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

77

МОНОЛОГ СТАРОГО ДАНТЕСА

Ну вот и старость.Все идет, как надо.Камин. Халат. Свеча. Вино. Бокал.И кружит прошлогодним снегопадомВсе то, о чем я думал и мечтал.Бокал. Вино. Свеча. Халат. Так тихоПощелкивает время на часах…Как я кутил тогда в России лихо – При шпаге, эполетах и усах!А он? Да очень жизнь любил, чего там.Ну, гений. Гений – тоже человек.Кутил свободно, много и с охотой,И плотских не чуждался он утех.…У речки Черной (почему же – Черной?..)Сошлись на страшной шутке бытия…Какой-то глупый, молодой и вздорныйВ него стрелял. Но это разве я?..Он раздражал мня. Угодник дамский,Любимец рифмы. О, какой поэт!Я был красив. А он? Урод глазастый,Мне по плечо. А покорил весь свет.А что я мог? И я – игрушка только,Орудие безжалостной судьбы.А сколько б он прожил? Доделал сколько?А может, исписался б? Может быть…Договорился, мерзкий старикашка?..Выходит, значит, я почти святой? – Он не убит, а от неславы спасся?(Когда бы все твердили: «Нет, не то…Не то, не то!.. Прошли, наверно, сроки,Был гений, да весь вышел. Слава – груз!».)

Смотри-ка, значит, лезу я в пророки?Сижу, топлю в бокале совесть, трус?Да, старый трус. А помню, рисовался:Мазурка, дамы, стройный силуэт…– Ах, дайте руку! – И кружился в вальсе…Живу зачем-то. А Поэта – нет…О полунегр, обласканный природой!Перед тобой – лишь на колени встать…Как он писал!.. И гордостью народаЕго всегда в России будут звать.Он памятник воздвиг нерукотворный…А я? А я – что создал и воздвиг?!..Под маскою придворною притворнойЯ прятался, свидетель и должник.Был молод, глуп. Конечно, объяснимо:Кто не был молод, тот и не был глуп.Но почему же не стрелял я мимо?..Собою презираемый, гонимый…Мне не примерить мученика нимба,Я жив еще, но – если честно – труп.Я не бежал. Почти что не боялся.Ну что же, неплохой я был артист!За правящими спинами скрывался,За сплетнями, что Пушкин – скандалист.Я подлость называл «защитой чести»,И до сих пор я шамкаю о том.А жаждал только глупой пошлой местиЗа то, что перед ним я был – НИКТО... Напишут, хоть писали уж немало,Что, дескать, был убийцею Дантес.Навеки в хрестоматии попало…

Page 78: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

78

Запачкался – в историю пролез…… Он сразу как-то меньше стал,СогнулсяИ рухнул в снег.Но молча, как немой.И плакал лекарь, горестно сутулясь,Шептал:– Хотя бы довезти домой!..И в свертке, как ребенка,Дядька принял,В карете тихо на руках качал..Когда Поэт жестокий мир покинул, Ах, как он, старый, плакал и кричал!..Наверно, больше всех?Ведь с детства Сашу,Лелея, как родного он любил.Выходит, что же? Важно иль неважно?И старого холопа погубил?Долить вина!.. Хоть знаю, не поможет.Засну быстрее только. Хорошо.Ужели всех убийц так дума гложет?Я тоже путь мучительный прошел.Ну скоро ли конец? И что мне нужно?С годами все душе моей больней.Как там у Саши:«Няня, где же кружка?».Твердил, что сердцу будет веселей.Нет, дорогой.Мне веселей не будет.И что бы там и кто ни говорил,Страшней себя никто нас не осудит,А я себя навек приговорил.Все просто:

Page 79: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«А сердце сказало...»

79

Запачкался – в историю пролез…… Он сразу как-то меньше стал,СогнулсяИ рухнул в снег.Но молча, как немой.И плакал лекарь, горестно сутулясь,Шептал:– Хотя бы довезти домой!..И в свертке, как ребенка,Дядька принял,В карете тихо на руках качал..Когда Поэт жестокий мир покинул, Ах, как он, старый, плакал и кричал!..Наверно, больше всех?Ведь с детства Сашу,Лелея, как родного он любил.Выходит, что же? Важно иль неважно?И старого холопа погубил?Долить вина!.. Хоть знаю, не поможет.Засну быстрее только. Хорошо.Ужели всех убийц так дума гложет?Я тоже путь мучительный прошел.Ну скоро ли конец? И что мне нужно?С годами все душе моей больней.Как там у Саши:«Няня, где же кружка?».Твердил, что сердцу будет веселей.Нет, дорогой.Мне веселей не будет.И что бы там и кто ни говорил,Страшней себя никто нас не осудит,А я себя навек приговорил.Все просто:

Свечи и зола в камине,Убогий шут с трясущейся рукой…А он – живой. Навеки и отныне.Живой. Любимый.Светлый. Молодой…

ЛИНЕ КОСТЕНКО

Приступив к переводам любимейшей Лины Костенко,Я не знала, что буду над каждою биться строкой,От бессилия слова полезу я с плачем на стенку – Никогда, никогда не достичь мне вершины такой!

Приблизительно только, пером осторожно касаясь, Не поранить, не сбить, не испортить единства строки,Из души выпадая и сердца, я просто пытаюсьВ переводах своих ну хотя б не обидеть стихи…

Переводчик, послушай! Здесь надо высокое «профи»,Вознестись до критериев строгих из бездны веков,Донести до читателя мысли божественный профильИ прекрасные формы ее несравненных стихов...

Page 80: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

80

МАРУСЯ ЧУРАЙ

(перевод с украинского языка романа Лины Костенко)

Раздел 1НЕОПАЛИМАЯ КОГДА НАШЛАСЬ БЫ КНИГА…

Летом 1658 года Полтава сгорела дотла.Горели соломенные крыши над Ворсклой.Плавились приделы деревянных церквей.Ветер был сильный. Пламя гудело.И долго еще летал над руинами магистрата Легчайший пепел Сожженных бумаг –Всех тех книг городских Полтавских,В которых были записи текущих судебных дел.Может, там было и дело Маруси Чурай?Может, и не дошло до нас никаких свидетельствОб этом,Потому что книги городские Полтавские «в войну, Во время грабежей города,Огнем сожжены»?

Page 81: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

81

МАРУСЯ ЧУРАЙ

(перевод с украинского языка романа Лины Костенко)

Раздел 1НЕОПАЛИМАЯ КОГДА НАШЛАСЬ БЫ КНИГА…

Летом 1658 года Полтава сгорела дотла.Горели соломенные крыши над Ворсклой.Плавились приделы деревянных церквей.Ветер был сильный. Пламя гудело.И долго еще летал над руинами магистрата Легчайший пепел Сожженных бумаг –Всех тех книг городских Полтавских,В которых были записи текущих судебных дел.Может, там было и дело Маруси Чурай?Может, и не дошло до нас никаких свидетельствОб этом,Потому что книги городские Полтавские «в войну, Во время грабежей города,Огнем сожжены»?

Маруся Чурай. Неизвестный художник

Page 82: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

82

Скульптор Валентина Михалевич. Маруся Чурай

Page 83: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

83

А что, когда нашлась хотя б одна –В монастыре или в чердачном ларе?И уцелела бы на том пожаре –Неопалима, словно купина?

И мы читали б тот старинный том,Гусиным писарь вывел в нем пером,Что года Божьего такого-то, и месяца такого-то,И дняПеред Мартыном Пушкарем, полковником,В присутствии Семена Горбаня,Что был в то время правящим в Полтаве,Где Бог, судья и люди – при ролях, Чурай Маруся – на судебной лаве,Свидетелей полгорода в дверях.

И загудела б книга голосами,Все б говорили, но не то же самое,И бури черные больших людских страстей Пытались буквы спутать на листе.

И старая Бобренчиха, вдова,Суду сказала б эти вот слова:– Пан полковник и пан правитель тоже!Жалуюсь я Богу и вамНа Марусю,Что забыла она страх Божий,Отравила сына моего Григория.И тогда сын мой Григорий насильственной смертью умер,На здоровье перед тем не жалуясь,От отравы и от чар бесовских.Это вам, паночки, по совести скажу, правдиво И выставлю свидетелей.

Page 84: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

84

И, обвинив Марусю Чураивну,Тогда судья сурово вопросил,Когда, зачем, и по какой причине,И кто на дело страшное подбил?

Она же не сказала ни словечка,И, в оправданье не промолвив речи,Как будто камнем стала, мертвым вечно.

Тогда толпа вдруг загудела люто:– Уже она признала все прилюдно!

Когда на Гриця мертвого упала, То прокричала, как траву копала,Как полоскала, как ее варила,Как рано утром Гриця отравила.И пела так, как будто голосила.Себе же мести Божьей так просила,Так выводила, как она умела!И вдруг потом – как будто онемела.

Тогда мы, судьи, убедившись в деле,Что умер Гриць, отравленный в четверг,Предать земле велели на неделеИ стронуть дело криминалитер.

Убийцу же, Марусю, до расправыСкрепить связаньем города Полтавы.

Бобренчиха ж, почтенная вдова,Пусть Богу уповает за права.Свидетелей надежных представляет

Page 85: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

85

Из тех, кто рук неправдой не марает.Чтоб все они по чести рассказали,Что тут других убийц и не бывало,Мы ничего еще не доказали,Хотя преступница вину свою признала.

Приняв свидетельство, Параска Демиха, В летах почтенных, Признала:– Одну душу Богу хоронят, а было так.Недавним делом, с петухами, вышла я…–…Чтобы тряхнуть Левкову грушу, – Кто-то подсказал.

– Панове судьи! Лесько Черкес меня на правде смазал!

Тогда мы, суд, сказали и Черкесу, и также всем,Лично присутствующим, чтоб речиСвидетелей не перебивали;Невеж мы просто выставим из ратуши,И двери будут взяты на крючок.

– Вот, говорю, пораньше, с петухами,Когда я вышла глянуть на дворе,Примстилось,Что-то сбилось в дымоходе, Глядь: Гришка возвращается домой.Откуда б так? И вроде даже пьяный,Никак свою рубашку не натянет.Так спрашиваю, мы ж соседи: – Эй!И что ж тебя так, парень, задержало?– Да выпил чарку у одних людей,А что-то сердце будто бы зажало.

И, обвинив Марусю Чураивну,Тогда судья сурово вопросил,Когда, зачем, и по какой причине,И кто на дело страшное подбил?

Она же не сказала ни словечка,И, в оправданье не промолвив речи,Как будто камнем стала, мертвым вечно.

Тогда толпа вдруг загудела люто:– Уже она признала все прилюдно!

Когда на Гриця мертвого упала, То прокричала, как траву копала,Как полоскала, как ее варила,Как рано утром Гриця отравила.И пела так, как будто голосила.Себе же мести Божьей так просила,Так выводила, как она умела!И вдруг потом – как будто онемела.

Тогда мы, судьи, убедившись в деле,Что умер Гриць, отравленный в четверг,Предать земле велели на неделеИ стронуть дело криминалитер.

Убийцу же, Марусю, до расправыСкрепить связаньем города Полтавы.

Бобренчиха ж, почтенная вдова,Пусть Богу уповает за права.Свидетелей надежных представляет

Page 86: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

86

Тут через время слышу: у БобренокКакой-то шум. И я по огороду:Лежит Грицько, уже синеет даже,Хрипит, дрожит, одежду с шеи рвет.Я ж говорю Бобренчихе: кума,Ой, кумушка, болезнь-то питьевая!И что уже над ним мы не творили –

Шептали, терли, сглазы отводили,Траву святую под затылок клали,Водою мыли и переливалиСтраданье на бобренковского пса – Не помогло. Он что-то лепетал.И все заплакали, кто там тогда стоял.

В таких походах пуля облетела,И вражья не смогла убить рука,А девушка отмщенья захотела – И отравила насмерть казака!И он лежит в гробу, весь в чернобривцах,Навеки спит. А эта чаровница…

– Есть доказательство, что от нее питье?– Откуда ж, если вдруг не от нее?Кому еще он покалечил жизнь? Кто знает – тот суду скажи!

Тогда на суд был призван и Фесько,Дозорный верный войскового скарба,И перед Божьей клятвою признал:– Панове суд! О том я точно знаю.

Page 87: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

87

Тут через время слышу: у БобренокКакой-то шум. И я по огороду:Лежит Грицько, уже синеет даже,Хрипит, дрожит, одежду с шеи рвет.Я ж говорю Бобренчихе: кума,Ой, кумушка, болезнь-то питьевая!И что уже над ним мы не творили –

Шептали, терли, сглазы отводили,Траву святую под затылок клали,Водою мыли и переливалиСтраданье на бобренковского пса – Не помогло. Он что-то лепетал.И все заплакали, кто там тогда стоял.

В таких походах пуля облетела,И вражья не смогла убить рука,А девушка отмщенья захотела – И отравила насмерть казака!И он лежит в гробу, весь в чернобривцах,Навеки спит. А эта чаровница…

– Есть доказательство, что от нее питье?– Откуда ж, если вдруг не от нее?Кому еще он покалечил жизнь? Кто знает – тот суду скажи!

Тогда на суд был призван и Фесько,Дозорный верный войскового скарба,И перед Божьей клятвою признал:– Панове суд! О том я точно знаю.

И коли вру – на душу грех беру.Ту девушку раз восемь уж встречаюУ мельницы в ночи иль поутру,Над Ворсклою с покойником стояла,То есть живой он был еще тогда,Всмотрелся, вижу: что-то замелькало:Луна, две тени, мельница, вода.А мне-то что? На это нет приказа.Свиданье, раз они сейчас вдвоем.Но все-таки полезли мысли сразу:Чего сошлись аж где-то за селом?И вдруг я вижу: что-то в воду прямоТак плюхнулось – и охнула вода.А мне от страха ноги вдруг отняло –Подумал, утопилась, вот беда.Так хорошо, Иван был рядом где-то.Полуживую из воды достал.Тут шурин утонул мой прошлым летом.Тут гиблый омут, это каждый знал.Судья сказал: – «Печально это. Знаем.И шурин утонул, все это так.Но мы другое дело разбираем – Не как топилась, а травила как.

Свидетельство такое не по праву,Тут надо четко провести межу».

– Так я ж не видел, как дала отраву.А как топилась – видел и скажу.

Тогда Бобренчиха представила Других людей,Числом семнадцать,

Page 88: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

88

Из тех семнадцати годятся пять,Которых можно привести к присяге.

Ну, те сказали, что Маруся – ведьма.И что в Полтаве хуже просто нет. Про то все знают, и по ней все видно.Сама сложила про себя куплет:

«Какая девушка брови черные имеет,Такая девушка всеми чарами владеет».

И то она наколдовала к сроку,Что покалечил Савку Саврадим.И даже превращается в сорокуИль из трубы вдруг вылезет, как дым.

– Панове судьи, я прошу прощенья, – Сказал Горбань с бумагами в руках. – Я оглашу повторно обвинение,Чтоб не сбивали суд на пустяках.

Казак Бобренко, именем Григорий,Один был сын почтеннейшей вдовы,Которая сейчас в глубоком горе,Что не склонить не в силах головы.

Четыре года он бывал в походахИ нареканий никаких не знал.Был под Пилявой и на Желтых Водах,Везде, где полк Полтавский воевал.

И вот домой вернулся этим летом Хозяйство развалилось за войну.

Page 89: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

89

Из тех семнадцати годятся пять,Которых можно привести к присяге.

Ну, те сказали, что Маруся – ведьма.И что в Полтаве хуже просто нет. Про то все знают, и по ней все видно.Сама сложила про себя куплет:

«Какая девушка брови черные имеет,Такая девушка всеми чарами владеет».

И то она наколдовала к сроку,Что покалечил Савку Саврадим.И даже превращается в сорокуИль из трубы вдруг вылезет, как дым.

– Панове судьи, я прошу прощенья, – Сказал Горбань с бумагами в руках. – Я оглашу повторно обвинение,Чтоб не сбивали суд на пустяках.

Казак Бобренко, именем Григорий,Один был сын почтеннейшей вдовы,Которая сейчас в глубоком горе,Что не склонить не в силах головы.

Четыре года он бывал в походахИ нареканий никаких не знал.Был под Пилявой и на Желтых Водах,Везде, где полк Полтавский воевал.

И вот домой вернулся этим летом Хозяйство развалилось за войну.

Как молодому суждено на свете,Хотел ввести он в дом себе жену.

И девушку он выбрал – чтобы ровня.По сердцу, видно, был и ей казак.Грицько посватал Галю Вишняковну,Намеревался он вступить с ней в брак.

Чурай Маруся – та его любила,Любила, правда, верно и давно.Тогда из ревности его убила –Она отраву всыпала в вино.

В отчаяньи ль Маруси мысли были – Не ведомо. А ревность – как чума.Она – убийца. А жених – в могиле.Себя убийцей чувствует сама.

Панове, очень страшная здесь правда.Пусть встанет совесть на охрану права!

Советуясь, велели мы пред суд Поставить тут Григория невесту.И Галя Вишняковна подошла.Мы расспросили все у ней подробноИ бережно – ведь молодая все же.Старались без подробностей жестоких,Чтоб боли лишней не принесть душе.

И все ж она признала откровенно,Что, так и так, друг друга мы любили,Хотели пожениться… нету слов…А что ходил он к этой вот колдунье –

Page 90: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

90

Панове суд, не истина совсем.Она же разум у него украла,Так эти думы с прошлым разошлись.А раз она ему немилой стала,Так кто ж его насиловал: женись!Она же, глупая, чего тогда топилась,Потом болела, и еще – слегла.Я говорю: чего ты прицепилась?Иль ты его как собственность взяла?А он такой, что людям врать не будет.Грицько – не бабник, с честною душой.Он сам сказал: ее теперь забудет.И в доме нашем был уже как свой.Сошлись на осень, если б не утрата.За месть – теперь убийца даст ответ.Уже отец на свадьбу так потратился!..А Гриша умер… Гриши больше нет…

– Мы будем откровенными, поверьте, – Сказал судья, – сейчас не до прикрас.Так почему же в ночь пред самой смертьюОн все же у нее был, не у вас?

Тогда Вишняк, униженныйТаким тяжким неуважением дома своего,Просил дочку не спрашивать больше. Сочувствуя, тут Галю отвели,Заплаканную, бабы в бабий угол. При каждом деле Бабий угол есть.

Тогда судья опять взглянул на лаву:– Убийца объясненья принесет?

Page 91: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

91

Панове суд, не истина совсем.Она же разум у него украла,Так эти думы с прошлым разошлись.А раз она ему немилой стала,Так кто ж его насиловал: женись!Она же, глупая, чего тогда топилась,Потом болела, и еще – слегла.Я говорю: чего ты прицепилась?Иль ты его как собственность взяла?А он такой, что людям врать не будет.Грицько – не бабник, с честною душой.Он сам сказал: ее теперь забудет.И в доме нашем был уже как свой.Сошлись на осень, если б не утрата.За месть – теперь убийца даст ответ.Уже отец на свадьбу так потратился!..А Гриша умер… Гриши больше нет…

– Мы будем откровенными, поверьте, – Сказал судья, – сейчас не до прикрас.Так почему же в ночь пред самой смертьюОн все же у нее был, не у вас?

Тогда Вишняк, униженныйТаким тяжким неуважением дома своего,Просил дочку не спрашивать больше. Сочувствуя, тут Галю отвели,Заплаканную, бабы в бабий угол. При каждом деле Бабий угол есть.

Тогда судья опять взглянул на лаву:– Убийца объясненья принесет?

Она ни слова не сказала праву.Стоит. Молчит. И смотрит. Это все.

Тогда сама Бобренчиха, вдова,Промолвила суду свои слова:

– Молчит, ей стыдно. Видно, Богу грешная.Я знаю все, как будто там была.В ту ночь она сама его, конечно, Распутница, обманом привела.Стоит, святая будто или Божия.Ох, скрытная такая уж она!Хотя лицом на ангела похожа,Зато в душе – так точно сатана.

Когда б я про нее вам рассказала –О ней кто не рассказывал кому? – Она в Полтаве всех околдовала,Мозги дуря не Гришке одному!

И Горбаня как будто осенило:– Так может, это колдовская сила?Быть может, это зелье – приворотно?Бороться с ним берутся неохотно. Тогда от Гали он пошел к МарусеБез воли, в тяжком сатанинском вкусе.А зелье, знаете, такая сила – Где колдовство, а где, глядишь, могила.

Судья сказал, что случаи бывали,Кому-то что-то где-то подливали.И было очень громким это дело,И слез тогда пролито без предела.

Page 92: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

92

Но все ж задумаешься поневоле:А не было ль тутЧьей-то черной воли?

Тут замешались вместе правда, ложь.– Я, как судья, открыто заявляю,Была отрава это или что ж? – Убийством все же действие считаю.

Горбань сказал, что и сомнений нет.Позор, убийство – оба поворота.И он, Горбань, хороший даст совет:Ей надо дегтем вымазать ворота!(И кстати, откровенно тут заметим,Что предостаточно имел он дегтя,Поскольку он, как выяснилось позже,«Из общего запаса деготь крал»,За что и был перед судом поставлен;Потом, по правде, власть еще держал.И даже гетману Демьяну МногогрешномуНа самого полковника Жученко Успел еще «крамолку» донести.)

Пушкарь сказал, что так-то оно так, Он честь девичью уважает тоже.Но Гриць не из последних был гуляк.Тут, дорогие, деготь не поможет.

Неважно, что там было за питье,В молве по злобе тонет справедливость.Но сам же Гришка сбил с пути ее,И то была любовь, а не блудливость.

Page 93: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

93

Но все ж задумаешься поневоле:А не было ль тутЧьей-то черной воли?

Тут замешались вместе правда, ложь.– Я, как судья, открыто заявляю,Была отрава это или что ж? – Убийством все же действие считаю.

Горбань сказал, что и сомнений нет.Позор, убийство – оба поворота.И он, Горбань, хороший даст совет:Ей надо дегтем вымазать ворота!(И кстати, откровенно тут заметим,Что предостаточно имел он дегтя,Поскольку он, как выяснилось позже,«Из общего запаса деготь крал»,За что и был перед судом поставлен;Потом, по правде, власть еще держал.И даже гетману Демьяну МногогрешномуНа самого полковника Жученко Успел еще «крамолку» донести.)

Пушкарь сказал, что так-то оно так, Он честь девичью уважает тоже.Но Гриць не из последних был гуляк.Тут, дорогие, деготь не поможет.

Неважно, что там было за питье,В молве по злобе тонет справедливость.Но сам же Гришка сбил с пути ее,И то была любовь, а не блудливость.

Тогда вдова Бобренчиха сказала:– Да уши вянут на брехню от вас.Себя Маруся Гришке навязала,– В какой же способ? – Расскажу сейчас.

А было это на Петра Капустника,Как раз на самый солнцеповорот.Имела, люди, сына не распутника.И хату холил он, и огород.

Когда ж она его околдовала,Взбесился и отбился он от рук.Пусть вам расскажет Процык Кулевара,Семен Капканчик и Ромашко Струк.

Он перестал ходить на вечерницы,Не видел ни девчат, ни молодиц.А все ходил лишь к этой чаровнице.Недаром в речке топят чаровниц.

Она его ровесница, панове.А голова дурная на плечах.Траву веселья я варила снова,Чтоб от тоски сынок мой не зачах.А он – весь там! Как раз перед походомМне не спалось однажды, на беду.Григорий встал – и шасть за огородом.А я тихонечко за ним иду.

Остановилась возле самой грядки,Там дальше – луг, раздолье для пчелы.

Page 94: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

94

И думаю: а дулю вам, ребятки,Чтоб вы меня вкруг пальца обвели.В обувке мягкой, постолы свинячьи,Чтоб не шуршало – волосом на стык. Трава смягчала… Вдруг смотрю – маячит,От Чураевой хаты – и в кусты.А вечер темный, занавесью виснет.Гора шумит… Как будто дождь простой.Она ему – на шею. И повисла! А я себе засела за кустом.

Тут засмеялся кто-то неуместно.Пушкарь седою бровью шевельнул.– Так ваш поступок просто был нечестным.Какой вас черт на это подтолкнул?

– Сыночек-то единственный, панове,Главнее глаза и важней руки.Один в душе занозою терновой,Не дай же Бог, подался б в приймаки!

– Ну хорошо, коли охота лезть вам.То дело ваше, хоть и грех для них.Вы, мать, не наказали за бесчестье!И почему не разлучили их?

– Чтоб на замужних он поставил метки?И сбился бы с пути уже совсем?Или ходил бы к Таце Кисломедке,Которая таскалась черт те с кем!Тут как подскочит Таця, как смережит,Шумнула юбкой десяти аршин:

Page 95: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

95

И думаю: а дулю вам, ребятки,Чтоб вы меня вкруг пальца обвели.В обувке мягкой, постолы свинячьи,Чтоб не шуршало – волосом на стык. Трава смягчала… Вдруг смотрю – маячит,От Чураевой хаты – и в кусты.А вечер темный, занавесью виснет.Гора шумит… Как будто дождь простой.Она ему – на шею. И повисла! А я себе засела за кустом.

Тут засмеялся кто-то неуместно.Пушкарь седою бровью шевельнул.– Так ваш поступок просто был нечестным.Какой вас черт на это подтолкнул?

– Сыночек-то единственный, панове,Главнее глаза и важней руки.Один в душе занозою терновой,Не дай же Бог, подался б в приймаки!

– Ну хорошо, коли охота лезть вам.То дело ваше, хоть и грех для них.Вы, мать, не наказали за бесчестье!И почему не разлучили их?

– Чтоб на замужних он поставил метки?И сбился бы с пути уже совсем?Или ходил бы к Таце Кисломедке,Которая таскалась черт те с кем!Тут как подскочит Таця, как смережит,Шумнула юбкой десяти аршин:

– Орихна, лихоманка меня держит!Ты на меня хоть, сука, не бреши!

– Так я брешу?! Тут люди из правленья,И пусть мне наказанье Бог дает –За клевету в судебном помещеньиВсю душу вместе с телом отобьет!

Вдове велели замолчать и сесть.А Таце – за несдержанность и лживостьДва фунта воска для церквей принесть.

Утихомирилась людская гуща,И новый призван был сюда свидетель,Семен Капканчик, молодец непьющий,Товарищ Гриця, друг и благодетель.

Велели мы Капканчику СеменуСуду поведать правду по закону.Он произнес: – Тут каждый что-то скажет.Уже Грицько от сплетен аж облез.Кому на самом деле это важно?Душа чужая – это темный лес.

Тут суд на каждой кочке спотыкался,То знают все, и Галя – не глуха.Он сватал ту, у этой оказался,А кто из нас, скажите, без греха?

Да то ж, как в песне:«Ой да в поле три крыныченьки,Любил казак три дивчиноньки,

Page 96: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

96

Чернявую да белявую,Да еще и рыжую, поганую».И было ему очень тяжко.Рыжей, правда, не бывало.Были чернявая да белявая,Метался между двух,То ж подпалил халявы.

А надо было все серьезно рвать бы,Еще с полгода выждать бы тогда.У Гальки были б мы сейчас на свадьбе,Не отнимали время у суда.

Загомонили люди, закивали:Что ж говорить, мы все в свой час гуляли.Тут правды чистой вечное лицо.И кто-то кинул сальное словцо.Тогда встала мать, Чураиха, И сказала так:– Пан Пушкарь, полковник полтавский, А благодетель наш!Что могу вам сказать? Спасибо, что стало тише.Вон сидит писарь, Туранский Ильяш.Пусть он слезы мои запишет.

Душа чужая, скажут, – мутный плес.А я отвечу: темнота – не в каждой.Душа – она как море тихих слез,Плевать в нее – то грех большой и тяжкий.

Какую муку призовет карательНа бедное несчастное дитя?Или придумал суд и магистраты Страшней той жизни что-нибудь, шутя?

Page 97: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

97

Чернявую да белявую,Да еще и рыжую, поганую».И было ему очень тяжко.Рыжей, правда, не бывало.Были чернявая да белявая,Метался между двух,То ж подпалил халявы.

А надо было все серьезно рвать бы,Еще с полгода выждать бы тогда.У Гальки были б мы сейчас на свадьбе,Не отнимали время у суда.

Загомонили люди, закивали:Что ж говорить, мы все в свой час гуляли.Тут правды чистой вечное лицо.И кто-то кинул сальное словцо.Тогда встала мать, Чураиха, И сказала так:– Пан Пушкарь, полковник полтавский, А благодетель наш!Что могу вам сказать? Спасибо, что стало тише.Вон сидит писарь, Туранский Ильяш.Пусть он слезы мои запишет.

Душа чужая, скажут, – мутный плес.А я отвечу: темнота – не в каждой.Душа – она как море тихих слез,Плевать в нее – то грех большой и тяжкий.

Какую муку призовет карательНа бедное несчастное дитя?Или придумал суд и магистраты Страшней той жизни что-нибудь, шутя?

Вы грамотные. Вам латынь в подмогу.За шаг до смерти, чтобы вечно спать,Я так прошу вас, люди, ради Бога:Не надо грязью в девушку бросать.

Свидетели притихли и смутились,И слезы с тихим блеском покатились.

И там, уже не вызванный никем,Присягу принял Шибилист Яким.

– Простите… Я… еще побеспокою…Хочу, чтоб мой послушали ответ.Марусю помню крошечкой такою!И Гриця знаю с самых первых лет.

Несчастная сидит здесь Чураиха.Хоть раз в суде пришлось ей в жизни быть?И мимо хаты их как раз я ехал,Как Гриця проносили хоронить.

Кричала ли за ним так мать родная,Когда звонили по его душе?Он был ей как родной, мы это знаем!У них и вырос там, на спорыше.

Свое дитя кормила и качалаС соседским вместе, тою же рукой!Бобренчиха ж все время воевалаЗа курицу, телушку, двор большой!

Все некогда. Да так оно и было.Сегодня сыт, раз ел вчера свое.

Page 98: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

98

Дитя чужое в люди выходилоИ разум обрело у Чураев.

Когда ж у юноши усы пробились,И Чураивне подошла пора,Тогда ему Маруся полюбилась.Так радоваться б только матерям!

Оно и выходило так сначала,Но Грицю скоро с войском уходить.Повырастали вербы и девчата.Да надо ли про это говорить?

Но так его Маруся ожидала,Одна такие годы пробыла!Ни сердца, ни руки не отдавала,По сторонам и глазом не вела.

А Гриць не мерил меркою такою,И в жизни путь искал он не прямой.Родился под другою он звездою,Душою обзавелся он двойной.

От берега до берега бросался,За песнею – достаток добывал.Как будто, скажем, Божьей вере клялся, И тут же душу черту продавал.

– Пусть снизойдет Господь до слез вдовицы! –Бобренчиха вдруг принялась рыдать.– Панове суд! Я верю этим лицам, – Сказал Пушкарь, Горбань – свое опять:

Page 99: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

99

Дитя чужое в люди выходилоИ разум обрело у Чураев.

Когда ж у юноши усы пробились,И Чураивне подошла пора,Тогда ему Маруся полюбилась.Так радоваться б только матерям!

Оно и выходило так сначала,Но Грицю скоро с войском уходить.Повырастали вербы и девчата.Да надо ли про это говорить?

Но так его Маруся ожидала,Одна такие годы пробыла!Ни сердца, ни руки не отдавала,По сторонам и глазом не вела.

А Гриць не мерил меркою такою,И в жизни путь искал он не прямой.Родился под другою он звездою,Душою обзавелся он двойной.

От берега до берега бросался,За песнею – достаток добывал.Как будто, скажем, Божьей вере клялся, И тут же душу черту продавал.

– Пусть снизойдет Господь до слез вдовицы! –Бобренчиха вдруг принялась рыдать.– Панове суд! Я верю этим лицам, – Сказал Пушкарь, Горбань – свое опять:

– А что в доверьи этом есть порукою?Вы уведете суд на ложный путь.

А у меня, судья, слова не куплены,И я не продаюсь за что-нибудь.Хотите взятку? Говорю вам: зря.В глаза мне поглядите, станет легче.

– Панове! До Мартына ПушкаряТут важный гость с бумагами из Сечи.

…Вошел, как гром от шляха ветрового,Отдал поклон и молвил хрипловато:– Полковник, вам письмо от кошевого,– Спасибо. Сядь. Мы рады видеть брата.Есть новости? – Теснит нас сила вражья,Богдан козацтво все стянул под Белой.Нам нужен порох да людей отважных.(А к Радзивиллу шел Потоцкий смелый.)Сломал полковник важные печати,читал письмо, еще не огласив.Посланец распрямился в гордой статиИ тех, поближе, жителей спросил:

– Ну как тут, мирно? Все переписали?Язык сломали от судейских врак?Бойцы, вздохнувши тяжко, отвечали:– Да тут такое! Ведь погиб казак.

– Погиб? Казак? Что тут у вас в Полтаве?Осада иль измена? Звон боев?– Да нет. Маруся. Вон сидит на лаве.Убила хлопца. Судим мы ее.

Page 100: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

100

Тот засмеялся: – Да какого беса!Под Белой Церквой стянуты полки.Горит наш Киев, рушатся Трилесы.У вас же вон как гибнут казаки!

Там бой. Там смерть. Границы слом – не шутка.Людей нехватка. Льется наша кровь. А тут – погиб… У вас еще на юбкиНе перешили ваших хоругвов?

– У вас, у нас. Вы – Сечь, а мы – Полтава.У вас права, мы ж – охраняем право.А за убийство есть у вас закон?Казак сказал: – Простой. Когда по злобеКазак до смерти спорит с казаком, Живого – с мертвым вместе, в общем гробе!

– А тут наоборот, иначе все.Смерть парню ручка женская несет.

– Запечники, у вас такая смерть?Бесславно пал, а вы свое: убитый.А запорожцы – люди без круть-верть,Все скажут прямо на свое копыто.А если б мы мычали, как волы,И если б так чесали языками,К продаже Украину б подвелиИ не успели б стать мы казаками.Вот девушка… И личико – с икон,Вам, видно, мести надо непременно?!Посправедливей выбрать бы закон – Не про убийство чтоб, а про измену!

Page 101: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

101

Тот засмеялся: – Да какого беса!Под Белой Церквой стянуты полки.Горит наш Киев, рушатся Трилесы.У вас же вон как гибнут казаки!

Там бой. Там смерть. Границы слом – не шутка.Людей нехватка. Льется наша кровь. А тут – погиб… У вас еще на юбкиНе перешили ваших хоругвов?

– У вас, у нас. Вы – Сечь, а мы – Полтава.У вас права, мы ж – охраняем право.А за убийство есть у вас закон?Казак сказал: – Простой. Когда по злобеКазак до смерти спорит с казаком, Живого – с мертвым вместе, в общем гробе!

– А тут наоборот, иначе все.Смерть парню ручка женская несет.

– Запечники, у вас такая смерть?Бесславно пал, а вы свое: убитый.А запорожцы – люди без круть-верть,Все скажут прямо на свое копыто.А если б мы мычали, как волы,И если б так чесали языками,К продаже Украину б подвелиИ не успели б стать мы казаками.Вот девушка… И личико – с икон,Вам, видно, мести надо непременно?!Посправедливей выбрать бы закон – Не про убийство чтоб, а про измену!

Ну есть же про измену там статья?Не всякой каре надо быть безбожной.Выходит так, что изменить нельзяСтране никак, а человеку – можно?!

Судья сказал: «С наскоку нет закона.Тут, запорожец, надо Соломона».

Казак сказал: «Перемудрили вы.Здесь надо только сердца, головы».

Тогда у власти закипела сварка.Тот хочет эдак, этот хочет так.Лесько сказал: «Кого и вправду жалко,Так то Ивана Искру. Вот – казак.Такое горе хоть кого положит,Тут может разум весь сойти на нет.Любил же он Марусю – не дай Боже!На нем лица, смотрите, просто нет».

Уж выступать никто не согласился.Судья дождался, чтобы шум умолк.Полковник встал, достойно извинился – На Белую отправить должен полк.

Подвинул с мест главу и бургомистра.Посольство расступилось на аршин.И вышли двое. С ними вышел ИскраИ кое-кто из полковых старшин.

А в день другой, во время зегарово,Суд приступил к свидетельствованьям снова.

Page 102: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

102

Сказали Чураивне, чтоб она,Ответственная, значит, сторона,Поставила свидетелей здесь честных,И верою, и правдою известных.

Ведь мы же – власть, законы понимаем,И нету для бесправия причин.И может быть, чего-нибудь не знаем,Что это преступление смягчит.

Убийце же как будто дела нет – Лишь покачала головой в ответ.Нам это очень ярко показало,Что виновата. Слова не сказала!

Услышав эти страшные слова –Ее в свидетели не выставляли, –Ящиха Балаклейска Кошевая Воскликнула: – Не все еще сказали!

Остались дома деточки малые.Мой муж погиб в боях на Приазовье.А я пришла сюда аж с Балаклеи,Хотя давно уже не при здоровье.И вам скажу открыто и прилюдно:Злодейка-доля, случай, как ни кинь.Любовь же, люди, – дело неподсудноВо все века. Во век веков. Аминь.

На это сам Горбань пожал плечами:– Вот верно женщин на пускают в Сечь.Ведь это бабья глупость изначально,И попусту такая ваша речь.

Page 103: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

103

Сказали Чураивне, чтоб она,Ответственная, значит, сторона,Поставила свидетелей здесь честных,И верою, и правдою известных.

Ведь мы же – власть, законы понимаем,И нету для бесправия причин.И может быть, чего-нибудь не знаем,Что это преступление смягчит.

Убийце же как будто дела нет – Лишь покачала головой в ответ.Нам это очень ярко показало,Что виновата. Слова не сказала!

Услышав эти страшные слова –Ее в свидетели не выставляли, –Ящиха Балаклейска Кошевая Воскликнула: – Не все еще сказали!

Остались дома деточки малые.Мой муж погиб в боях на Приазовье.А я пришла сюда аж с Балаклеи,Хотя давно уже не при здоровье.И вам скажу открыто и прилюдно:Злодейка-доля, случай, как ни кинь.Любовь же, люди, – дело неподсудноВо все века. Во век веков. Аминь.

На это сам Горбань пожал плечами:– Вот верно женщин на пускают в Сечь.Ведь это бабья глупость изначально,И попусту такая ваша речь.

– Я столько лет судействую в Полтаве, –Сказал судья. – Немало видел дел.Сидели всякие тут у меня на лаве,Но я такой мороки не имел.

Он грузно встал, уперся в стол руками:– Мы выслушали всех без возражений.Все версии вы выдвинули сами. Идем на рассмотренье предложений.Тут были мысли разные на пробу,И верный след у правосудья есть.Но кто имеет мнение особо,Тот пусть суду его доложит здесь.

Молчали все. Никто не отозвался.И в книге писарь буковки низал.Пушкарь, полковник, со скамьи поднялсяИ с твердой верой в голосе сказал:

– Панове судьи! Тяжкая такаяВся эта штука, что к чему вело.Пускай простит и та мать, и другая,Их сын и дочка сотворили зло.Такой обиды девушке наделал! Добыл беду, земля ему пером.И можно было раньше видеть смело,Что это не закончится добром.

Но мы от правды отступать не станем,Иль так уж мир замешан весь на зле?Коль зло за зло давать не перестанем,

Page 104: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

104

То как же жить нам, люди, на земле?Ведь Божьим душам грязи, ох, не нужно,Не оправданье даже и любовь.Ну надо же, чтоб так погиб хорунжий,Что наклонить не можем хоругвов!И кто ж убил хорунжего? Дивчина!А так за милым тужит – как вдова.Вот посмотрите. Есть тому причина.Она стоит почти что нежива.То страшное небудничное дело,И с приговором надо ли спешить?Оно, скажу вам, легче, если смело На битве дело саблею решить.Гук, атаман, сказал, что это правда.Тут надо разобрать все виды права.

Горбань сказал: «И так уже все ясно.И истину никто не отменил.Панове судьи, объявляю гласно:А правда в том лишь, кто кого убил».

Ответил Гук: «Но забывать не надо,Кого здесь кто изменою терзал.А правда от рожденья слеповата.Она не видит, кто ее сказал».

Горбань отбросил: «Я скажу суду:Две разных правды есть у нас в виду.Тот тянет влево, а другой – направо.А есть одно, и так уж испокон:Устав Литовский, Магдебургско право,Панове судьи, – вот для нас закон!»

Page 105: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

105

То как же жить нам, люди, на земле?Ведь Божьим душам грязи, ох, не нужно,Не оправданье даже и любовь.Ну надо же, чтоб так погиб хорунжий,Что наклонить не можем хоругвов!И кто ж убил хорунжего? Дивчина!А так за милым тужит – как вдова.Вот посмотрите. Есть тому причина.Она стоит почти что нежива.То страшное небудничное дело,И с приговором надо ли спешить?Оно, скажу вам, легче, если смело На битве дело саблею решить.Гук, атаман, сказал, что это правда.Тут надо разобрать все виды права.

Горбань сказал: «И так уже все ясно.И истину никто не отменил.Панове судьи, объявляю гласно:А правда в том лишь, кто кого убил».

Ответил Гук: «Но забывать не надо,Кого здесь кто изменою терзал.А правда от рожденья слеповата.Она не видит, кто ее сказал».

Горбань отбросил: «Я скажу суду:Две разных правды есть у нас в виду.Тот тянет влево, а другой – направо.А есть одно, и так уж испокон:Устав Литовский, Магдебургско право,Панове судьи, – вот для нас закон!»

– Что скажут люди? – Люди – безглагольны.– Накручено, – судья сказал тогда, – Которые уж очень сердобольны,Таким никак не место у суда.

Четыре раза тут мы собирались.Свидетели достойные у нас.А как травила – все ж не разобрались.Уже пора бы огласить наказ.

Она молчит, убивица. Тем паче.И это в дело надо залучить.Вот матерь в горе. Вишняковна плачет.А та молчит. Про что она молчит?

Такого же не видела Полтава.И суд такого, нет, не примечал,Чтоб тот, кто осуждается по праву,Плевал на это право и молчал.

И гневно полтавчане зашептали:– Так все законы к бесу полетят!Откуда, надо выяснить, у кралиВдруг да нашелся этот страшный яд?

Дошли до точки. Все переругались,Решения спокойно не принять.До истины еще не докопались,А знаем то, чего не надо знать.

Page 106: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

106

– А кроме, так замучены мы действом, – Сказал судья, – еще не выясняли,А были ли замешаны в злодействеПомощники, что девке подсобляли?

Так что мы будем думать на гаданье?Закон для этих выдуман задач. Ее приговорим на испытанье.Пусть жестко потолкует с ней палач.

Иван – на то: «Панове, так жестоко!И Божьи слезы не падут с икон?Так где ж оно, всевидящее око?!Да что ж за глухоаспидский закон?»

– Но как же, люди? Девушку на муки?!– Блеснула сабля вдруг из-под полы.Леську за бунт тут заломили рукиИ к выходу из зала повели.

Он побледнел, и губы закусил,И всех судейских в стороны струсил:– Вы, – канцелюги, и в чернилах пальцы,Бумажек кодло, им же и родня,Хватальники, в походах небывальцы,Кого взялись вы скручивать… меня?!

И напрямик, в единый скок, спрожогу –Ну кто ж за хлопца душу не продаст? – Промеж людей он проложил дорогуДа по столу с оттяжкою как даст!

Page 107: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

107

– А кроме, так замучены мы действом, – Сказал судья, – еще не выясняли,А были ли замешаны в злодействеПомощники, что девке подсобляли?

Так что мы будем думать на гаданье?Закон для этих выдуман задач. Ее приговорим на испытанье.Пусть жестко потолкует с ней палач.

Иван – на то: «Панове, так жестоко!И Божьи слезы не падут с икон?Так где ж оно, всевидящее око?!Да что ж за глухоаспидский закон?»

– Но как же, люди? Девушку на муки?!– Блеснула сабля вдруг из-под полы.Леську за бунт тут заломили рукиИ к выходу из зала повели.

Он побледнел, и губы закусил,И всех судейских в стороны струсил:– Вы, – канцелюги, и в чернилах пальцы,Бумажек кодло, им же и родня,Хватальники, в походах небывальцы,Кого взялись вы скручивать… меня?!

И напрямик, в единый скок, спрожогу –Ну кто ж за хлопца душу не продаст? – Промеж людей он проложил дорогуДа по столу с оттяжкою как даст!

Суд дрогнул, и отхлынула толпа.Горбань от головы до ног застыл.Казак вспотел, и сабля – пополам.А стол такой же, как и раньше был.

– Мечи, полковник, помню, оттакецкиеЩербились все об сабельку мою.И шлемы турков, панцири шляхетскиеЛесько Черкес разрубывал в бою!

Чего ж я не могу разделать это?!– Иван сказал: «Так древнее же, вот!И вражью крепость легче взять с рассвета,А этот стол и сабля не берет».

(Они с Леськом бывали вместе В битвах.Так выкинули штуку не одну.И Разину он станет побратимом –Леськом Хромым. Погибнет на Дону.)

И встал Пушкарь. Обвел людей очами.Платки. Очипки. Свитки. Жупаны.И голова над мощными плечамиБыла, как башня, в шапке седины.

Не старый – силу, славу взял такую!(О нем позднее думу запоют.Пройдет семь лет – ту голову седуюВиговскому на копьях подадут.)

Пушкарь сказал: «Грех этот непрощенный.Карать – и только, в наказаньи – суть.

Page 108: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

108

И так карать, чтоб честный люд крещеныйНе мог ни в чем судейских упрекнуть».

Закон есть суть, твердыня до основы.Он для того и оглашен судам.Но только, как хотите вы, панове,На пытку разрешения не дам!

Тогда мы, суд, в согласии одном Над словом тем задумались и взвесили:На пытки подсудимую не слать.

И правый суд мы продолжали дальше,Как будто в жилах поостыла кровь,Как будто ничего и не случилось.

Лесько Черкес за крик и за погромПускай пеню внесет в казенный счетный дом.

…Сидела Галя, на цветок похожа.Иван сидел с исплаканной душой.Сказали люди: «Будет воля Божья!» – Опять обсели круглый стол большой.

Суд рек: «Законы судопроизводстваТут сомневаться не дозволят нам,Мы не дадим разбойному уродствуПривычным делом стать у христиан.Смерть за убийство. Надо так исполнить.Топить иль вешать, голову рубить.И нам велят статут и право помнить:Предмет для спора – КАК ее убить?

Page 109: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

109

И так карать, чтоб честный люд крещеныйНе мог ни в чем судейских упрекнуть».

Закон есть суть, твердыня до основы.Он для того и оглашен судам.Но только, как хотите вы, панове,На пытку разрешения не дам!

Тогда мы, суд, в согласии одном Над словом тем задумались и взвесили:На пытки подсудимую не слать.

И правый суд мы продолжали дальше,Как будто в жилах поостыла кровь,Как будто ничего и не случилось.

Лесько Черкес за крик и за погромПускай пеню внесет в казенный счетный дом.

…Сидела Галя, на цветок похожа.Иван сидел с исплаканной душой.Сказали люди: «Будет воля Божья!» – Опять обсели круглый стол большой.

Суд рек: «Законы судопроизводстваТут сомневаться не дозволят нам,Мы не дадим разбойному уродствуПривычным делом стать у христиан.Смерть за убийство. Надо так исполнить.Топить иль вешать, голову рубить.И нам велят статут и право помнить:Предмет для спора – КАК ее убить?

Что скажут люди – жители, торговцы?Как кажется, панове судьи, вам?». Поднялся Искра, полковой обозный,Сын Остряницы Якова, Иван.

(Погибнет тоже он в зените славы,Почти что сразу после Пушкаря,В дороге к уничтоженной ПолтавеС посольства у московского царя.)

Весь бледный, под глазами черно.– Хочу сказать вам, люди, кое-что.Так много слов здесь страшных наговорено.Про главное не говорил никто.

Я, может, сумасшедшим вам кажусь.Мы с вами люди разного коша.Не просто это девушка Маруся,Она наш голос, песня и душа.Когда в поход отправилась батава,Ее слезами плакала Полтава.

Что было нам так нужно на войне?Знамена, сабли. Песни же – вдвойне!

Победы наши, муки и руиныБессмертны будут все в ее словах.Она ж была как голос Украины,Его печать – на наших хоругвах!

А вы хотите подыскать ей кару.Немая с горя. Отобрало речь.Людей такого редкостного дараДолжны мы хоть немного поберечь!

Page 110: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

110

Закон суров. И я его не рушу.От этой боли разве легче вам?Маруся в песнях изливала душу,И эти песни оставляет нам.

Лишь приговор – и кончится расправа.И славный род прервется Чураев.А как же будет петь тогда Полтава?А слезы не задушат ли ее?

И стало тихо, как на Страшный Суд.Горбань сказал: – При чем же песни тут?Ей не за песни кара уготована,И, извините, есть слушок, хи-хи... Свидетель – лично заинтересованный.Сама ответит за свои грехи.

Тогда мы, суд с почтенными особами, Последнее решили дать ей слово –Грызет ли за содеянное совесть?И перед приговорным оглашеньемУронит хоть слезинку в искупленье?

Убийца глаз слезами не росила И милосердия не попросила.

Сокрытое учтя и несокрытоеИ меж собой советуясь не раз,Кондициями права посполитогоМы огласили приговор-наказ:

Page 111: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

111

Закон суров. И я его не рушу.От этой боли разве легче вам?Маруся в песнях изливала душу,И эти песни оставляет нам.

Лишь приговор – и кончится расправа.И славный род прервется Чураев.А как же будет петь тогда Полтава?А слезы не задушат ли ее?

И стало тихо, как на Страшный Суд.Горбань сказал: – При чем же песни тут?Ей не за песни кара уготована,И, извините, есть слушок, хи-хи... Свидетель – лично заинтересованный.Сама ответит за свои грехи.

Тогда мы, суд с почтенными особами, Последнее решили дать ей слово –Грызет ли за содеянное совесть?И перед приговорным оглашеньемУронит хоть слезинку в искупленье?

Убийца глаз слезами не росила И милосердия не попросила.

Сокрытое учтя и несокрытоеИ меж собой советуясь не раз,Кондициями права посполитогоМы огласили приговор-наказ:

Мы, суд, склоняясь к фактам голым,Убийцу нарекаем Богу грешною.Должна принять карание на горло. На виселице, значит, быть повешена.И людям то почтенным объявляемИ вписываем в книгу на века.Декрет печатью городской скрепляем.И подпись есть: судейская рука.

Раздел 2ПОЛТАВСКИЙ ПОЛК ВЫХОДИТ НА ЗАРЕ

В багряном солнце мостик золотавыйСтоит над черным контуром горы.На пять ворот закрытая ПолтаваРоняет тихо очи в яворы.

Слетает вечер – осторожно, томно,Тревожит звезды в темноте криниц.Страж топает по валу городскому,И совы спят на вырезах бойниц.

Слеженье над Куриловскою Брамой.«Следи! Следи...» – от Киевских ворот.Уже стоят возы под яворами.Полтавский полк готовится в поход.

Кормите лошадей. Далеко едем.Благословенье взять у матерей.А что там будет – смерть или победа... Полтавский полк выходит на заре!

Page 112: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

112

Там бой гремит. Там гибнет наша воля.Там надо рук, оружия, плечей.И речи нет об одинокой доле,Лишь тихий стон в безмолвии ночей.

Звезда-огонь по небу пролетала,Сычи кричали, вестники беды.На сто ладов задумалась Полтава,Склоняя вербы-косы до воды.

Был правый суд. Свидетели опрошены.Есть приговор. За что себя корить?

…Молчит Полтава, словно огорошена.Перехотелось людям говорить.

А что же делать – времена кровавы!Не стоит жить. Ну, там, казнят кого.Промчался всадник по немой Полтаве – И сжался город от копыт его.

Вечерний ветер с шелестом неровнымШатает бархат синей тишины.Лишь конский топот беспокойно-стройныйЗа рвом услышит сторож у стены.

Исчезнет дальний всадник за туманом,И сторож вслед поцокает ему.Он смел. А кличут Искрою Иваном.Ему сегодня хуже, чем кому.

Уже он там, за длинною верстою,И ветер муку унесет с лица.

Page 113: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

113

Там бой гремит. Там гибнет наша воля.Там надо рук, оружия, плечей.И речи нет об одинокой доле,Лишь тихий стон в безмолвии ночей.

Звезда-огонь по небу пролетала,Сычи кричали, вестники беды.На сто ладов задумалась Полтава,Склоняя вербы-косы до воды.

Был правый суд. Свидетели опрошены.Есть приговор. За что себя корить?

…Молчит Полтава, словно огорошена.Перехотелось людям говорить.

А что же делать – времена кровавы!Не стоит жить. Ну, там, казнят кого.Промчался всадник по немой Полтаве – И сжался город от копыт его.

Вечерний ветер с шелестом неровнымШатает бархат синей тишины.Лишь конский топот беспокойно-стройныйЗа рвом услышит сторож у стены.

Исчезнет дальний всадник за туманом,И сторож вслед поцокает ему.Он смел. А кличут Искрою Иваном.Ему сегодня хуже, чем кому.

Уже он там, за длинною верстою,И ветер муку унесет с лица.

Что ж, горе горем, а война войною.Послал полковник гетману гонца.

Слеженье над Куриловскою Брамой.«Следи! Следи...» – от Киевских ворот.Уже стоят возы под яворами,Полтавский полк готовится в поход.Коней кормите! В путь им далеченько;Храните славу полковых знамен.Полтава! Рано встанут казаченьки.И ты коснешься с плачем их стремян.Раненько-рано встанут с полуночи.За них, Полтава, молишься всегда.И карие не смочит только очиСлезой Марусенька. А помнишь, как тогда?..

Раздел 3ИСПОВЕДЬ

…А жизнь прошла. Не очень даже трудно. Лишь от позора можно онеметь.Последние деньки уж перебуду.А там – конец. Переночую в смерть.

Какие в жизни у меня дела?Земная суета уже прошла.Последние решенья настают.Идти туда, куда меня ведут, –Отбыть скорее, все скорей отбытьИ чтоб не быть, уже совсем не быть!

Page 114: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

114

Три дня даны на думы для меня.Зачем же нужно смертникам три дня?

И разве держит их на свете плоть?Ведь призрак не удержишь на цепи.Вон что-то вроде возится в лохмотьях…Здесь пол от мыслей грешников скрипит.А сколько здесь злодеев самых разныхУже сидело в ожиданьи казни?..Наверное, вот так же им (как знать?)Не очень-то хотелось умирать?

Ну что ж, свое отбыли вы, счастливцы.Не обошли, что было суждено.Конечно, тут сидели и убийцы – Построена тюрьма уже давно.

Прилягу, что ж, усталость опьяняет.За столько дней, за столько долгих лет!А старую солому тут меняют На свежую?А часто или нет?

Да мне такая смена и не снится.Ведь я убийца. Я убила Гриця.

И вот за то мне и расплата – Из камня – каменная хата.Кожух… Солома… Постелюсь…Хоть полежу... во тьму всмотрюсь.

…А я заснула, Господи. Заснула!И сладким сном... Хоть раз за много дней.

Page 115: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

115

Три дня даны на думы для меня.Зачем же нужно смертникам три дня?

И разве держит их на свете плоть?Ведь призрак не удержишь на цепи.Вон что-то вроде возится в лохмотьях…Здесь пол от мыслей грешников скрипит.А сколько здесь злодеев самых разныхУже сидело в ожиданьи казни?..Наверное, вот так же им (как знать?)Не очень-то хотелось умирать?

Ну что ж, свое отбыли вы, счастливцы.Не обошли, что было суждено.Конечно, тут сидели и убийцы – Построена тюрьма уже давно.

Прилягу, что ж, усталость опьяняет.За столько дней, за столько долгих лет!А старую солому тут меняют На свежую?А часто или нет?

Да мне такая смена и не снится.Ведь я убийца. Я убила Гриця.

И вот за то мне и расплата – Из камня – каменная хата.Кожух… Солома… Постелюсь…Хоть полежу... во тьму всмотрюсь.

…А я заснула, Господи. Заснула!И сладким сном... Хоть раз за много дней.

Да так заснула, точно утонула.Хорошее приснилось что-то мне…Проснулась, и никак не разберусь я: Чего мне, Кто убийца, Кто Маруся?

И от себя далеко обретаюсь,Принес меня как будто только аистИ положил на мальвах и барвинках,На тех росистых утренних тропинках.Малюсенькою крошкой просыпаюсьИ каждый день с зарею начинаюсь.

Так сладко млею… рядом бледный лучик…Жить хорошо… мечтать себе о лучшем…

Но сон прошел, растаял. И отчаяньеВдруг обожгло сознание случайно…Возникло слово страшное: НЕУЖТО?Душа болит, а боли тело чуждо.

Наощупь тихо с пола подняласьИ в две косы небрежно заплелась.Все так, как есть. Одна. Обречена.Стена, стена. Решетка. И стена.

…А уж светает. Грустно, грустно, грустно Лик солнца в небесах сейчас взойдет.Там кони ржут, труба поет искусно:Полтавский полк отправится в поход.

Page 116: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

116

Что ж, в добрый час. Опять труба позвала.Литавры бьют, как в ту, другую, жизнь.Душа рванулась – у окна застряла,Прозрачно руки с прутьями сплелись.

Далекий гул проник сюда, в каморку,И пыль гоняет ветер, как в бреду.Впервые, Грицю! Лишь впервые только,Что я тебя в поход не проведу!

Ой, льются слезы матерей, ой, льются!Печаль святая, но без горькоты:Погибнут хлопцы, так хотя б по-людски;А как же сгинул, как же умер ты?!

Огня и грома будет всем в достатке,Всего там будет в клекоте дорог.Навеки лег ты на погосте старом, – На нем из казаков никто не лег.

Прощально звезды в небе догорают.За столько лет впервые – слышно, вот! –И кони ржут, и трубы вам играют,А ты, Григорий, не идешь в поход.

…Уж, верно, и молебен отслужили,Так затужили звоны, затужили! Рыданьем звоны в небе поплыли – То за ворота хлопцев провели.

И полк выходит далеко за гоны.Кому-то тополь станет в головах.И слышно звоны, слышно, слышно звоныПо всей Полтаве и по всех церквях!

Page 117: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

117

Что ж, в добрый час. Опять труба позвала.Литавры бьют, как в ту, другую, жизнь.Душа рванулась – у окна застряла,Прозрачно руки с прутьями сплелись.

Далекий гул проник сюда, в каморку,И пыль гоняет ветер, как в бреду.Впервые, Грицю! Лишь впервые только,Что я тебя в поход не проведу!

Ой, льются слезы матерей, ой, льются!Печаль святая, но без горькоты:Погибнут хлопцы, так хотя б по-людски;А как же сгинул, как же умер ты?!

Огня и грома будет всем в достатке,Всего там будет в клекоте дорог.Навеки лег ты на погосте старом, – На нем из казаков никто не лег.

Прощально звезды в небе догорают.За столько лет впервые – слышно, вот! –И кони ржут, и трубы вам играют,А ты, Григорий, не идешь в поход.

…Уж, верно, и молебен отслужили,Так затужили звоны, затужили! Рыданьем звоны в небе поплыли – То за ворота хлопцев провели.

И полк выходит далеко за гоны.Кому-то тополь станет в головах.И слышно звоны, слышно, слышно звоныПо всей Полтаве и по всех церквях!

Закрою уши, слышно сквозь ладониТу крохотную церковь в бастионеИ тот соборный величавый звон,Все зарыдало хлопцам вперегон.

И даже эта – нет да отзовется;Тюремной церкви голос – и сюда!Она в Полтаве хорошо зовется:«Для Всех Скорбящих Радости». Ну да.

Для всех Скорбящих Радость… Непременно.И что меня все больше веселит – Всю душу истерзала мне измена,Теперь душа как будто не болит.Уже ничто на свете ей не в жалость.Мне так легко, я чуть ли не смеюсь.Свобода для меня в тюрьме осталась,И ничего я больше не боюсь.

Колокола по небу звон катают.И кажется, что землю расшатают. И тут, и там, и где-то на гореДалеко звоны бьют в монастыре.

И где-то толпы, толпы. Там же люди!А звезды в небе – чистота. Обман.И жены падают мужьям на груди,И дети руки тянут до стремян.

Невеста плачет у дороги страстной.Там вышли все – от деток до калек.И только я сегодня непричастна,Мешаю людям на своей земле.

Page 118: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

118

…А полк идет. Печали нету места.Другой хорунжий стал под хорогву.И нету только Гриця. Так нечестно!А я жива… Зачем еще живу?!

А путь слезами женщины омыли.А Гриць лежит, он сгинул просто так.Или ему хотя б флажок прибилиТам, на кресте, чтоб видели: казак…

Промчались кони от моей темницы.Копыта бьют там около ворот.Впервые, Грицю, ой, впервые, Грицю,Выходит полк без песни в тот поход!

Все тише, тише… Трубы не играют…Шум отдалился… Звоны замирают…

Прощайте, хлопцы. Бейтесь хорошо.Ведь я вам песен не сложу еще.

* * *

…Вторая ночь. А сна – ни на мгновенье,Покой на диво! Будто там я, да.Воспоминанья в слезном омовеньиПришли прощаться с жизнью навсегда.

Привиделись те ночи на Купала.Как щедро небо звезды зажигало!Бездонно небо, бесконечен свет.А нам всего по восемнадцать лет.

Page 119: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

119

…А полк идет. Печали нету места.Другой хорунжий стал под хорогву.И нету только Гриця. Так нечестно!А я жива… Зачем еще живу?!

А путь слезами женщины омыли.А Гриць лежит, он сгинул просто так.Или ему хотя б флажок прибилиТам, на кресте, чтоб видели: казак…

Промчались кони от моей темницы.Копыта бьют там около ворот.Впервые, Грицю, ой, впервые, Грицю,Выходит полк без песни в тот поход!

Все тише, тише… Трубы не играют…Шум отдалился… Звоны замирают…

Прощайте, хлопцы. Бейтесь хорошо.Ведь я вам песен не сложу еще.

* * *

…Вторая ночь. А сна – ни на мгновенье,Покой на диво! Будто там я, да.Воспоминанья в слезном омовеньиПришли прощаться с жизнью навсегда.

Привиделись те ночи на Купала.Как щедро небо звезды зажигало!Бездонно небо, бесконечен свет.А нам всего по восемнадцать лет.

Еще несмелые и так дрожат уста.И до утра – лишь ночь и высота.

Еще пригрезилось: то колесо огняС горы в долину, прямо на меня,Обкручено соломою, летит,И на ветру огонь гудит, гудит!И, разбросавши щедро искры прочь,Обугленное, пропадает в ночь…

Уже девчата в юбках, при намысте.Венки пускать в течение пора.Уже гадают, кто о ком помыслил.А хлопцы сносят хворост для костра.

Плывут венки, и мой плывет, не тонет.А сердце лишь поет, еще не стонет,Таким пою чудесным голоском!Снимают черти звезды рогачами…Венок плывет, исчезнув за ночами…Его прибило, может, меж корчамиИли лежит, придавленный песком?..

А после – как сломалось вдруг весло,И подхватило душу, понесло,И закрутило там, в круговороте!..…Тогда остановиться бы летам,Душа жила бы в детстве, как в полете,Ведь ей тепло на свете только там.

…Под вечер часто лущили фасоль мы,А Гриць – по огороду и на нас.Прощально небо светится красою,Подсолнухи гудят, как контрабас.

Page 120: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

120

Тихонько осень ходит берегами,Верба листвою рыжею трясет.А Гриць листочки тянет за ногами,Идет, малютка, топает, идет…

Такой он был хорошенький мальчонка!И ласковый. Похожий на теленка.Немножко шкодный, да чего уж там!И все сбивал верхушечки цветам.Нам все казалось: вместе всюду лучше.Ныряем в речку. Лазаем по кручам.

То травы ищем, то пасем корову,Играем то в горелки, то в квача,А длинною зимою вечеровойНачешем конской шерсти для мяча.

Мы с Гришею повадились так смалкуВ ту дедову Галерникову балку.Он там живет в степи за ветряками,Совсем один, отвык и говорить.И лишь дымок от курева годами – Любил тот дед присесть и покурить.

Там у него и заросли малинки,Есть тайные дорожки и тропинки,И ульев много, в желобе – водичка,И есть вплетенный в вербы живоплет.А хата так мала, как рукавичка.В ней кот, сверчок и старый дед живет.

А дед такой старинный, полотняный,И борода – седая, словно дым.

Page 121: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

121

Тихонько осень ходит берегами,Верба листвою рыжею трясет.А Гриць листочки тянет за ногами,Идет, малютка, топает, идет…

Такой он был хорошенький мальчонка!И ласковый. Похожий на теленка.Немножко шкодный, да чего уж там!И все сбивал верхушечки цветам.Нам все казалось: вместе всюду лучше.Ныряем в речку. Лазаем по кручам.

То травы ищем, то пасем корову,Играем то в горелки, то в квача,А длинною зимою вечеровойНачешем конской шерсти для мяча.

Мы с Гришею повадились так смалкуВ ту дедову Галерникову балку.Он там живет в степи за ветряками,Совсем один, отвык и говорить.И лишь дымок от курева годами – Любил тот дед присесть и покурить.

Там у него и заросли малинки,Есть тайные дорожки и тропинки,И ульев много, в желобе – водичка,И есть вплетенный в вербы живоплет.А хата так мала, как рукавичка.В ней кот, сверчок и старый дед живет.

А дед такой старинный, полотняный,И борода – седая, словно дым.

Рассказывал про Кафу, полонянокИ про походы: где, куда ходил.

Нам говорил, что мы ему как внуки.Родных Бог не дал – не было поры.В галерных шрамах старенькие рукиВыстругивали «лодки» из коры…

А то – щедруем. Малой кучкой ходимИ голосами тонкими выводим:«Ой на речке, на Йордани,Там Пречистая стирала…».

На Ворскле крест как вырубят – морозят,Зальют водою и на лед присадят.Старухи-вербы облегченья просят – Стеклянные бирюльки вниз бросают.

А санки – с горки, аж мелькают платья.Рябит в глазах, мы ж на подъем легки.Уже давно похоронили батьку, Сама мне мама сделала коньки.

И белым вихрем кружит снег веселый,Как нас по склону сани растрясут.И – наутек зима, поднявши полы, Уже поют и хоругви несут.

Идут Бобренки, Гуки, Шибилисты,Бредет в снегах диакон-бородань.А поп, гортанью громкий и басистый,На Ворскле речку делает Йордань.

Page 122: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

122

Вдруг врассыпную галки иль вороны,От бабьих шуб толпа еще рябей.И малый Гриць, от холода дубленый,Из пазухи пускает голубей.

Трепещет стяг нерукотворным Спасом.Вода святая в лед негромко бьет.И крест, облитый буряковым квасом,Под белым солнцем искры раздает.

Вода святая – гущею налита.Со льдом куда-то все плывет, плывет…Спрошу у мамы: если окропить тойВодою раны, батько оживет?

…Я не забуду то, что вы мне дали.Спасибо, тату. Голод и зима,Но в школу вы меня тогда отдали –Мне дал дьячок и чтенья, и письма.

Казачья школа – кое-как покрыта,Не стены, а плетеная лоза,На пол-окошка снегом перевита,Три лавки, стол, псалтырь и образа.

Аз-буки-веди… Что тогда я ведала?Не поняла глубинности письма.А шла домой – так снегом пообедала.Аз-буки-веди… Голод и зима.

А двери за ночь примерзали в сенях.В углу давно забыты рогачи.Перелузгали зиму, словно семечки,Вдвоем одни на той-таки печи.

Page 123: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

123

Вдруг врассыпную галки иль вороны,От бабьих шуб толпа еще рябей.И малый Гриць, от холода дубленый,Из пазухи пускает голубей.

Трепещет стяг нерукотворным Спасом.Вода святая в лед негромко бьет.И крест, облитый буряковым квасом,Под белым солнцем искры раздает.

Вода святая – гущею налита.Со льдом куда-то все плывет, плывет…Спрошу у мамы: если окропить тойВодою раны, батько оживет?

…Я не забуду то, что вы мне дали.Спасибо, тату. Голод и зима,Но в школу вы меня тогда отдали –Мне дал дьячок и чтенья, и письма.

Казачья школа – кое-как покрыта,Не стены, а плетеная лоза,На пол-окошка снегом перевита,Три лавки, стол, псалтырь и образа.

Аз-буки-веди… Что тогда я ведала?Не поняла глубинности письма.А шла домой – так снегом пообедала.Аз-буки-веди… Голод и зима.

А двери за ночь примерзали в сенях.В углу давно забыты рогачи.Перелузгали зиму, словно семечки,Вдвоем одни на той-таки печи.

…Про батьку вести не было с полгода.Кузьма с Демьяном где-то разминулись.Домой, в Полтаву, из того походаПока живые люди не вернулись.

Ходили слухи, что Павлюк не выждалИ что Кумейки – то кровавый снег. И тот, кто сдался, только тот и выжил.Отец не мог. Ведь был он не из тех.

Он гордым был. Гордеем так и звался.Он рыцарь был, хоть из простых селян.Стоял насмерть. Он никогда б не сдался.Свои его скрутили под обман.

И с Павлюка живьем содрали кожу,С ним четверых старшин убив тогда.Такая смерть – в сравненьи с карой БожьейСтрашнее найстрашнейшего суда!

А после эти головы на кольяхПовыставляли в полковых местах,Людей согнав. Мать пережила столько,Что крики замерзали на устах.

А смерть все кружит, все кружит, все кружит, Кружит, где люди казненные.Наносит белого снега В глаза его заметенные.А я ничего не вижу… Такая в глазах метелица…Кружится, кружится, кружится;

Page 124: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

124

Так страшно, что даже не верится.Танцует, хищница пьяная,И льдистыми сережками трясет,Как голову кровавую ИоаннаНад белым светом Ироду несет…

И много лет, когда зиме – пора,Печальны были в праздник вечера.Незримо тень отцова рядом с намиКолядником стояла за дверями:«То ли есть, то ли нет, Пан-хозяин дома?».И память об этом в отчаяньиГоловой на руки упала.

* * *

Как шел кобзарь у нас через Полтаву,Ну, обступили, просят, что кому:Тот – про сиротку, тот – про нашу славу,Тот – про Азов, а тот – про Кодыму.

И я стою. Вот так стояла с краю.А он все пел невольничьи плачи.И вдруг я слышу: «Орлику… Чураю!».Я онемела. «Орлику… Чураю!»...Как я тогда наплакалась в ночи!

Все слышалось мне: «Орлику Чураю,Ой, забили тебя ляхи да в своем крае!».

Все думала: чего ж я не спросила,Кто про него сложил, про этот край.

Page 125: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

125

Так страшно, что даже не верится.Танцует, хищница пьяная,И льдистыми сережками трясет,Как голову кровавую ИоаннаНад белым светом Ироду несет…

И много лет, когда зиме – пора,Печальны были в праздник вечера.Незримо тень отцова рядом с намиКолядником стояла за дверями:«То ли есть, то ли нет, Пан-хозяин дома?».И память об этом в отчаяньиГоловой на руки упала.

* * *

Как шел кобзарь у нас через Полтаву,Ну, обступили, просят, что кому:Тот – про сиротку, тот – про нашу славу,Тот – про Азов, а тот – про Кодыму.

И я стою. Вот так стояла с краю.А он все пел невольничьи плачи.И вдруг я слышу: «Орлику… Чураю!».Я онемела. «Орлику… Чураю!»...Как я тогда наплакалась в ночи!

Все слышалось мне: «Орлику Чураю,Ой, забили тебя ляхи да в своем крае!».

Все думала: чего ж я не спросила,Кто про него сложил, про этот край.

По нем, родному, столько голосила,А вот теперь он – Орлик, он – Чурай.

Теперь он с нами в радости и в горе.Смекнуло сердце до конца мое:Пошел он в смерть – вернулся в думе вскоре,Никто его не тронет, не убьет.

Тогда, в те дни, случайно и несмело,Хоть песню уж сложила не одну,Впервые слово тронула, задела,Как приласкал кобзарь свою струну.

…Жизнь уплыла, как листья за водою,И вспомнила я маму молодою.

Была она когда-то молодая,Престранная, скажу, на общий вкус.Бывало, слезы в очи набегают,Она ж смеется уголками уст.Лицо такое иль уже привычка.А голосочек! – чистый как хрусталь.Красивая такая молодичка.Уста смеются, а в глазах – печаль.

Она и мне сказала: – Как ни будет,Ты не скули, большой позор и стыд.Задушат слезы – не иди на люди.Болит душа – не выявляй на вид.

В тот час, когда случилось горе с нами, Когда пришлось ей, бедной, овдоветь,

Page 126: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

126

Так хлопцы и ходили табунами –Хоть издали на маму посмотреть.

И батько удалой был, то, что надо.А что уж сильный – точно нету лучше.Свела судьба их, будто бы в наградуЗа то, что чистые имели души.

Бывало, диву я даюсь: «Ой, мама,Какой же он хороший!» – или вновь:«Как вырасту, чтоб мне – такой же самый,Чтоб мне была такая же любовь!».

…Ну вот, я выросла. Ловлю себя на слове.Ну как, Маруся? Тот? И полюбил?Особенная я – дитя любови.Мне без нее и белый свет не мил.

Любви моей огромная потребность –Так кару для меня придумать злей!Ведь я касалась головою неба,А он ходил ногами по земле.

Веселый, он намучился со мною,Ведь я была печальною такою.За мною, как за черным горизонтом, –Он, ласковый, растерянный, незлобный.

Он звал меня, а я не отозвалась.Запутался – сказала: выбирай.И на две части сердце разорвалось, Ведь он Бобренко. Он же не Чурай.

Page 127: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

127

Так хлопцы и ходили табунами –Хоть издали на маму посмотреть.

И батько удалой был, то, что надо.А что уж сильный – точно нету лучше.Свела судьба их, будто бы в наградуЗа то, что чистые имели души.

Бывало, диву я даюсь: «Ой, мама,Какой же он хороший!» – или вновь:«Как вырасту, чтоб мне – такой же самый,Чтоб мне была такая же любовь!».

…Ну вот, я выросла. Ловлю себя на слове.Ну как, Маруся? Тот? И полюбил?Особенная я – дитя любови.Мне без нее и белый свет не мил.

Любви моей огромная потребность –Так кару для меня придумать злей!Ведь я касалась головою неба,А он ходил ногами по земле.

Веселый, он намучился со мною,Ведь я была печальною такою.За мною, как за черным горизонтом, –Он, ласковый, растерянный, незлобный.

Он звал меня, а я не отозвалась.Запутался – сказала: выбирай.И на две части сердце разорвалось, Ведь он Бобренко. Он же не Чурай.

Чурай, тот так: свою увидел долю – Вот ты, вот я, теперь нас будет двое.Что у меня и стены голы –Повесим палки на замен пистолиИ коврик с дыркою. И в шалашеС тобою хорошо моей душе.Но Гриць был не с такою головою:– Что, в кучу нищету да с нищетою?Богатому сам черт детей колышет,А бедному – и ангел не родня.А если землю мать нам не отпишет?Да надо бы скопить и на коня.Подумать должен я и про копейку,И свадьбу должен справить я, ну да.То ж был один – теперь нам жить семейно.

Не выдержала мать моя тогда:– Да что ты все: Я должен, надо, надо?!Земля, земля… А небо где твое?Разносишь душу без сердечной правды,Без совести оставишь ты ее.

А он пришел тогда из Берестечка.Утрата страшная нам души всем пекла.Ворчлив он стал на каждое словечко.И дума горькая не падала с чела.

Он редко приходил, и видно: тужит.Все курит, вечно трубка на губе.Такой он стал, что не заглянешь в душу. Чужой какой-то (мне или себе?).

Page 128: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

128

– Нас счастье красть судьба опять толкает,Детей нам, слава Богу, не дает,Пока что эту свадьбу отменяет.Что делать, милая? Такое вот житье.

Плохое лето, урожай убогий,А нужно сапоги, а к ним – кожух.А мать я уважаю больше Бога,И поперек ей слова не скажу.

Бобренчиха все хмурилась, молчала.Совсем из дома Гриця не пускала.

А встретила мою там, у криницы:Про дождь, про гром, про курицу, бычка.Что добрый гетман был из Остряницы,Хозяин хоть куда из Вишняка.Что время мчится, надо как-то жить.Любовь любовью, жизнь, однако, – тяжесть.Пора б уже детей переженить.И наконец-то объявила важно:

– Когда б ты Бога хорошо просила,Имела б радость на свои года:Твоя пошла б за гетманского сына,Мой – Вишняковну сватал бы тогда.

А мать – ни слова. Только начала Ухаживать за мной, как за больною.Смотрю: и в церковь, старая, пошлаПутем не тем, дорогой окружною.

Page 129: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

129

– Нас счастье красть судьба опять толкает,Детей нам, слава Богу, не дает,Пока что эту свадьбу отменяет.Что делать, милая? Такое вот житье.

Плохое лето, урожай убогий,А нужно сапоги, а к ним – кожух.А мать я уважаю больше Бога,И поперек ей слова не скажу.

Бобренчиха все хмурилась, молчала.Совсем из дома Гриця не пускала.

А встретила мою там, у криницы:Про дождь, про гром, про курицу, бычка.Что добрый гетман был из Остряницы,Хозяин хоть куда из Вишняка.Что время мчится, надо как-то жить.Любовь любовью, жизнь, однако, – тяжесть.Пора б уже детей переженить.И наконец-то объявила важно:

– Когда б ты Бога хорошо просила,Имела б радость на свои года:Твоя пошла б за гетманского сына,Мой – Вишняковну сватал бы тогда.

А мать – ни слова. Только начала Ухаживать за мной, как за больною.Смотрю: и в церковь, старая, пошлаПутем не тем, дорогой окружною.

Спросила: «Мама, кто же вас допек,Что ходите не тою стороною?»– Тропинку обойду по правый бокИ окроплю свяченою водою!

– Чего ж вы, мама, Гриця невзлюбили?Какие мысли мучат вас уже?– Слепыми б лучше очи мои были – У хлопца так раздвоилось в душе!

– Не верьте! Гриць – он честный, не бездельник.Мы вместе с ним навечно пред людьми.– Марусенька, у них без счету денег!То ж Вишняки, ты, доченька, пойми.

– Но то же Гриць. И Я. Мы вместе с Грицем.На белом свете он такой один.Он, мама, гордый. Он казак. Он рыцарь.И что ему те деньги, мама? Дым.А разве наш отец лелеял гроши?Хоть талер в щелку спрятал от кого?Вы разве не были в ЗолотоношеЕдиное богатство для него?

– Ой, не равняй! Чужой язык – ботало.Отца уж нету, жизнь вперед бежит.Такие всех первее умирают.А Гриць Бобренко – этим только жить.

А я как будто не слыхалаИ утешалась попервах.Но все-таки душа вещала,Что правда есть в ее словах.

Page 130: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

130

Кого дождалась? Юношу иль воина?Что ж не идет? Казалось мне тогда:Моя любовь, прогоркло-перестояна,Наверно, душу выжжет навсегда.

Я так боялась всякой грязи гадкой!Гудели мысли роем – не унять.Ну ничего, уж перебуду как-то.Да только что же матери сказать?!

А мать все знала. Мать уже все знала.Плетет несчастье слухи, как паук.Не попрекала и не вспоминала,А только лишь валилось все из рук.

Лишь раз в отчаяньи вскричала горько:– Да, рыцарей полно у нас в краю!О Боже, на кого ж, Маруся, толькоТы молодость потратила свою?!

…И мне тогда как будто легче стало.Переболела в муках. Хватит, бесполезно.И останавливать я Гриця перестала.Хожу, шатаюсь, как после болезни.И хоть бы злость – ведь он врагом мне стал – Нет ничего. Провалы. Пустота.

Уже жалела я его, клянусь.Нет-нет, да в мыслях Гале повинюсь:– А может быть, так лучше нам обоим?Мы, Галя, разве недруги с тобою?

Page 131: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

131

Кого дождалась? Юношу иль воина?Что ж не идет? Казалось мне тогда:Моя любовь, прогоркло-перестояна,Наверно, душу выжжет навсегда.

Я так боялась всякой грязи гадкой!Гудели мысли роем – не унять.Ну ничего, уж перебуду как-то.Да только что же матери сказать?!

А мать все знала. Мать уже все знала.Плетет несчастье слухи, как паук.Не попрекала и не вспоминала,А только лишь валилось все из рук.

Лишь раз в отчаяньи вскричала горько:– Да, рыцарей полно у нас в краю!О Боже, на кого ж, Маруся, толькоТы молодость потратила свою?!

…И мне тогда как будто легче стало.Переболела в муках. Хватит, бесполезно.И останавливать я Гриця перестала.Хожу, шатаюсь, как после болезни.И хоть бы злость – ведь он врагом мне стал – Нет ничего. Провалы. Пустота.

Уже жалела я его, клянусь.Нет-нет, да в мыслях Гале повинюсь:– А может быть, так лучше нам обоим?Мы, Галя, разве недруги с тобою?

Ты Вишняковна. Род у вас навек.Таких родов не много есть в Полтаве.Отец твой, Галя, важный человек.Его супруга ходит в златоглаве.

Он не какой-то. Сам себе Вишняк.Виски его серебряны по праву.Бывает так, что слава за пустяк.Ему же – за большие деньги слава.

Добро само к нему во двор теперь,И сад густой, и ниву щедро сеет.Ведь он не кровопийца и не зверь,А только задарма он взять умеет.

Он пригибает воды и поля,Всегда он в церкви при любой субботе.Кто – за Богдана, кто – за короля.А он – за тех, которые не против.

Как он умеет красно говорить!Есть у него и поймища, и луки!Вся Украина пламенем горит,Он и на том нагреть сумеет руки.

Где надо, вовремя утишит гнев.Где надо, правды половину скажет.Счастливый дар. Отец так не умел.И дрался он, пока при смерти ляжет.

А тот – прищурит сеточки у век,Все взвесит, вовремя попятит задом.Твой батько, Галя, мудрый человек.

Page 132: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

132

А только это, может, так и надо –При всяких размышлениях и болиНе заболел Вишняк и не зачах.А Чураевы головы – на кольях,А Вишняковы – крепко на плечах.

Вишняк все выше, выше поднимался,Вишнячка, та еще быстрее – вширь.Приданый список щедро составлялся,А Бог на небе нам судьбу вершил.

Они далеко жили, за Раскатом,Там где-то рядом – Задыхальный Яр.У них криница под козырным скатом,Большая хата окнами в базар.

Дожди под хатой лужи наливают – Стоят хоромы в меленькой воде,И в этих лужах важно проплываютТакие гуси – больше лебедей.

Хозяйка – основательна боками,А Галя трусит коврики с коврами.

И вид один у матери и дочки –Две жирные хорошенькие квочки.

Мягки и пухлы рученьки у Гали,Сияньем белым – у косы пушок,Репейно глазки зелени набралиИ пышно губки сложены в кружок.Глухая к песне, подпоет – напортит.Подушки вышивает все звездой.

Page 133: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

133

А только это, может, так и надо –При всяких размышлениях и болиНе заболел Вишняк и не зачах.А Чураевы головы – на кольях,А Вишняковы – крепко на плечах.

Вишняк все выше, выше поднимался,Вишнячка, та еще быстрее – вширь.Приданый список щедро составлялся,А Бог на небе нам судьбу вершил.

Они далеко жили, за Раскатом,Там где-то рядом – Задыхальный Яр.У них криница под козырным скатом,Большая хата окнами в базар.

Дожди под хатой лужи наливают – Стоят хоромы в меленькой воде,И в этих лужах важно проплываютТакие гуси – больше лебедей.

Хозяйка – основательна боками,А Галя трусит коврики с коврами.

И вид один у матери и дочки –Две жирные хорошенькие квочки.

Мягки и пухлы рученьки у Гали,Сияньем белым – у косы пушок,Репейно глазки зелени набралиИ пышно губки сложены в кружок.Глухая к песне, подпоет – напортит.Подушки вышивает все звездой.

Замолкнет – ничего, а рот откроет,Так остры зубки – суслик молодой.

На люди выйдет, приподнимет бровки,Стрельнет глазами, на бочок – рука.А на сапожках – медные подковки,Зеленый верх, козловые бока.

И снится всем – приданое горою,Ковры, сараи, сундуки, возы.И ласковые свахи ходят роем,А сверху Галя катит гарбузы…

А может, я несправедлива к ней? И казаку – жену такую для здоровья?От печи – к огороду, от коней – и до свиней,К совету, к слову, по ночам – с любовью?Такую мягенькую, теплую, как переспелую грушу,Чтоб только смотрела в глаза без лишних вопросов.Когда принесет муж домой оплеванну душу,То к ранам – жена, подорожником, смоченным в росах.У ней там и дом – как не дом, а придаток рая,У ней – пустоты на двоих, у него голова – Полон ларь.И может, на людях он так, никакой и с краю,Зато, как придет домой, для жены он и Бог, и царь.На нее можно крикнуть, а можно побить в охоту.И она все простит, приголубит, рассолу ему внесет.А меня лишь любить. Он устал. Это тоже работа.А там нужно жениться. Вот так, женился – и все.Дай же, Боже, вам счастья. Подковой прибейте печали.

Page 134: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

134

Ни о чем не тужите, Грицю. Проходит все, словно сон.Обо мне же – ни просто так, ни случайно,Ни хорошим, ни горьким не молви ни с кем словцом.

…Нет зла к тебе, и я не ссорюсь с нею.Так вышло. Я теперь совсем одна.Из церкви как-то шла на Маковея,И засмеялась мне вослед она.

Девчата все с цветами, при нарядах.Я – мимо, «добрый день» сказав для всех.И вдруг из этой кучки, где-то сзади,Мне прямо в спину прокатился смех.

Я все же шла. Подкашивались ноги.Ее тихонько кто-то пристыдил.Я шла и шла, не видела дороги.Тот смех как ножик в спину угодил.

Ее лицо сияло, как полушка.И сердце пек мне стыд, как тяжкий грех.Она ж ребенок, глупая телушка,Прости ей, Боже, неразумный смех!

Верни стократным эхом через годы.При ней я в слезы не излила стыд.Река сомкнула надо мною водыУ берега, где мельница стоит…

Братец добрый, названный Иваном!Что же спас меня тогда? Беда…Говорят, есть где-то за лиманомМоре – бесконечная вода.

Page 135: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

135

Говорят, оно – зелено-синее,Больше, чем наш Днепр и чем Дунай.То не Ворскла, а большая сила.Не отыщешь, сколько не ныряй.

Вот заплыть – стать точечкой простою,Так зайти, чтоб море – по уста.Ведь оно умеет успокоить,И тебе ни гроба, ни креста.А над морем – Там же ни вороны – Чайка – и свободна, и горда.И оплачет – ведь оно соленое,И обмоет – ведь оно вода…

Ты не бойся, не горячка, вроде.День прошел иль, может, даже два? Меж корнями раки раком ходят,И мелькает стайками плотва.

Нажилась я мукою земною,Утонуть – да кинуться куда?Что ж ты ходишь сторожем за мною?Что ж не приняла меня вода?

Я хотела от души напиться,Духота – что только пить и пить!Вовсе я не думала топиться,Только боль хотела утопить.

Братец милый, названный Иваном!Помни, славный, что любовь – беда.

Page 136: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

136

Говорят, есть где-то за лиманомМоре – бесконечная вода.

Зачем воспоминания без счета? –Немых камней безрадостная жуть.Душа и тут нашла себе работу,А нет того, чтоб сесть и отдохнуть.

Но как вспомню, Боже, все до стона,Печаль такую в сердце с места строну!Ту нашу ночь, ту нежность, сладкий пыл,Все то, что он тогда мне говорил.Те поцелуи, что так жгли огнем.Они теперь на мне горят клеймом.

О, как тогда мы были беззаботны!Какой же пылкий, ласковый он был!Уже в Полтаве набирали сотни,Хмельницкий подготовку объявил.

Давно копыта отстучали,Уже пропал за ними след,Уже девчата докучали:Что ожидаешь столько лет?Смотри, какая жизнь настала,Ведь лет не остановишь гон.Ты будешь девка-перестарок,Когда с войны вернется он.

Но боль я песней утешаю.Сидим, бывало, вечер уж придет, Задумаюсь, затихну, зарыдаю:Печаль сама мелодию ведет.

Page 137: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

137

Говорят, есть где-то за лиманомМоре – бесконечная вода.

Зачем воспоминания без счета? –Немых камней безрадостная жуть.Душа и тут нашла себе работу,А нет того, чтоб сесть и отдохнуть.

Но как вспомню, Боже, все до стона,Печаль такую в сердце с места строну!Ту нашу ночь, ту нежность, сладкий пыл,Все то, что он тогда мне говорил.Те поцелуи, что так жгли огнем.Они теперь на мне горят клеймом.

О, как тогда мы были беззаботны!Какой же пылкий, ласковый он был!Уже в Полтаве набирали сотни,Хмельницкий подготовку объявил.

Давно копыта отстучали,Уже пропал за ними след,Уже девчата докучали:Что ожидаешь столько лет?Смотри, какая жизнь настала,Ведь лет не остановишь гон.Ты будешь девка-перестарок,Когда с войны вернется он.

Но боль я песней утешаю.Сидим, бывало, вечер уж придет, Задумаюсь, затихну, зарыдаю:Печаль сама мелодию ведет.

«Повей, ветер буйный, откуда тебя прошу.Развей, ветер, тоску горькую, Что на сердце ношу!»

А вечер долгий, вьюга будет к ночи.Девчата говорят про то, про се.Я в разговоре, так сказать, не очень.А в песне выпеть я умею все.

И пелось, пелось… Все не возвращалисьТе, что в поход ушли при полуночи.Слова на голос сами собирались,Как слезы собираются на очи.

…Мартын Пушкарь в Полтаву отпустилВ пятидесятом полтавчан году,Чтоб каждый воин дома погостил,Но только чтобы с саблей на виду.

А времена горьки и лиховестны.Как тучи в небе, кучилась война.Любовь же наша начиналась с песни,Могла порваться только, как струна.

Любили мы, не прятались. Не стоит.Душа, бывало, песнями звенит.И что-то было в той любви святое,Такое, что никто не осквернит.И друг на друге свет сошелся клином, Лишь до зари в объятиях стоять.Печальным матерям то было зримо,Все знали – слова не могли сказать.

Page 138: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

138

Спрошу, бывало: «Ну чего вы, мама?Он вам как сын. Теперь он будет зять». У мамы очи, будто за туманом.Так как не все хотела бы сказать.

Печалилась, на то была и мама:– Мне что... а только б лучше было вам.К нам зачастил при времени том самомСын Остряницы Якова, Иван.

То в монастырь с полковником проедет,Заглянет в хату, спросит, где вода.Проведать я ходила как-то дедаГалерника, и он пришел туда.

Немного посидел и вышел молча.Такой суровый, очи – словно лед.Красавец был мой Гриць, глаза – терночки.А тот молчит и все бледнеет, вот.

А скажет что – из памяти не выкинешь.Молчал всегда, не щедрый на слова.Лицо такое – сразу не привыкнешь – Как резок меч, как тонка тетива.

В глазах такое, что не разумею.Приходят мысли странные, маня:Против меня он что-нибудь имеетИль, может, ненавидит он меня?

Да пусть себе. Молчанья не нарушу.И избегаю. Встречу, как идет – Ударит вроде молнией мне в душуИ вновь спокойно очи отведет.

Page 139: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

139

Спрошу, бывало: «Ну чего вы, мама?Он вам как сын. Теперь он будет зять». У мамы очи, будто за туманом.Так как не все хотела бы сказать.

Печалилась, на то была и мама:– Мне что... а только б лучше было вам.К нам зачастил при времени том самомСын Остряницы Якова, Иван.

То в монастырь с полковником проедет,Заглянет в хату, спросит, где вода.Проведать я ходила как-то дедаГалерника, и он пришел туда.

Немного посидел и вышел молча.Такой суровый, очи – словно лед.Красавец был мой Гриць, глаза – терночки.А тот молчит и все бледнеет, вот.

А скажет что – из памяти не выкинешь.Молчал всегда, не щедрый на слова.Лицо такое – сразу не привыкнешь – Как резок меч, как тонка тетива.

В глазах такое, что не разумею.Приходят мысли странные, маня:Против меня он что-нибудь имеетИль, может, ненавидит он меня?

Да пусть себе. Молчанья не нарушу.И избегаю. Встречу, как идет – Ударит вроде молнией мне в душуИ вновь спокойно очи отведет.

– Тебя он любит, – девушки кивают.А я в ответ: – Да ну его... Чудной...А Гриць, бывало, сердится, вздыхает:– Он хитрый, – говорит, – и потайной.

По правде, ведь его не любят наши.Чванливый очень и челом не бьет.Без меры гордый. С ним не сваришь каши.Всегда молчит и думает свое.

Гриць был другой. Правдива ли причина,Что так открыто он на мир смотрел?Так это, милый, что, была личина?Когда ж припрятать душу ты успел?

Я не о том – женился, не женился,Пришел, ушел, забыл иль не забыл.Скажи, скажи, когда так изменился?А может, ты таким и раньше был?

Прозренья боль, пекущая бескровно!Кто ж так еще себя запутать даст?Он для меня иль я ему – неровня.Неровня душ – похуже, чем богатств!

* * *

Мы с поля шли. И шмель гудел свободный.Был месяц май, и цвету без числа.Когда навстречу – Галя на подводе.Гриць говорит: «Гляди, как подросла».

Page 140: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

140

Что время быстро пятками мелькает, Я на кровавой позабыл меже.Была она, как мышка, никакая,А вот смотри – на выданье уже.

А Галю ветер ленточкой щекочет.А воз высокий, словно тополя.– Вот это воз! – смеялся. – Не доскочишь.Хозяйка – пава! Стелется земля!

Тут пылью нас окутало. И в поясКленочек поклонился, закивал.А Гриць идет, и только мысли – в голос:– За все лета где я не побывал?

Был на Пиляве и на Желтых Водах,Под Корсунем и Збаражем был тож.Который год, а я опять в походах.А ты все ждешь, бедняжечка, все ждешь.

А я все жду. Бедняжка? Удивительно…Не надо, Грицю, дума велика.Ведь жду я не кого-нибудь, а мстителя.Да, рыцаря я жду и казака.

Бесславны все домашние бездарности.И не тревожься, мой родной, сейчас…– А что же мы тебе из благодарности? –Так молвила Бобренчиха не раз.

А дни мелькали. Гуд по трубам грозный.И нам давно прошел двадцатый год.Оно уже жениться, вроде, поздно.К тому ж, тебе опять пора в поход.

Page 141: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

141

Что время быстро пятками мелькает, Я на кровавой позабыл меже.Была она, как мышка, никакая,А вот смотри – на выданье уже.

А Галю ветер ленточкой щекочет.А воз высокий, словно тополя.– Вот это воз! – смеялся. – Не доскочишь.Хозяйка – пава! Стелется земля!

Тут пылью нас окутало. И в поясКленочек поклонился, закивал.А Гриць идет, и только мысли – в голос:– За все лета где я не побывал?

Был на Пиляве и на Желтых Водах,Под Корсунем и Збаражем был тож.Который год, а я опять в походах.А ты все ждешь, бедняжечка, все ждешь.

А я все жду. Бедняжка? Удивительно…Не надо, Грицю, дума велика.Ведь жду я не кого-нибудь, а мстителя.Да, рыцаря я жду и казака.

Бесславны все домашние бездарности.И не тревожься, мой родной, сейчас…– А что же мы тебе из благодарности? –Так молвила Бобренчиха не раз.

А дни мелькали. Гуд по трубам грозный.И нам давно прошел двадцатый год.Оно уже жениться, вроде, поздно.К тому ж, тебе опять пора в поход.

Совсем не говорили слов.А он, в предчувствии разлуки, Повел, обняв за плечи, вновьПод тополей кривые руки.

И одиноки, как на дне, Такая нас печаль связала…Надорвалась душа во мне,И я ему тогда сказала:

– Погибнешь если – буду я вдовою.Ты любишь меньше – это все равно.Уже мы, Грицю, как одно с тобою,Так пусть и телом будем мы – одно.

Его я целовала оченьки, Покуда месяц не погас.О ты, счастливейшая ноченька,Ужель последняя у нас?..

Привязала баклагу ему у седла.Недалеко, всего до ворот, провела.Ну так кто ж я ему? Ни сестра, ни жена.Засмеюсь я при всех, а заплачу одна.

А про меня сложили наговоры.Тоскливые тянулись вечера.Оно всегда ведь горе липнет к горю,Крутое и большое, как гора.

Теперь не пелось. И слова не там уж.В них притаилась смутная беда.

Page 142: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

142

Повыходили все подруги замужИ не зовут за дружку, как тогда.

А потому что стала, как черница.Мне славить ли невесту молоду?Куда уж там ходить на вечерницы,Коль я и в церковь чуть жива иду?

А люди сплетни выдумают сами. И что им горе, эти времена? Сквозь очи – как ободрана шипамиДо самой крови. И совсем одна.

А суд, а суд! Я что же – хуже вора?Послушайте, ведь это не мое!Стою, как будто у столба позора,И кто захочет, тот и оплюет.

И дремлют любопытные, как мухи,Горбань зудит занудным комаром.Дурные сплетни тетки-лепетухи –На душу дегтя целое ведро.

От слов таких на землю мертвой падать,Как будто оголили на виду.Людцы, гиены, жадные на падаль,Как вороны, слетелись на беду!

…Хотя б заснуть… Но нет, уже не спалось…Душа на свет с печалью осыпалась.Нашла я все, что памятью зовется:И хату нашу, чистый сруб колодца,И ласточкино гнездышко под крышей,Где ветер счастье тихое колышет.

Page 143: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

143

Повыходили все подруги замужИ не зовут за дружку, как тогда.

А потому что стала, как черница.Мне славить ли невесту молоду?Куда уж там ходить на вечерницы,Коль я и в церковь чуть жива иду?

А люди сплетни выдумают сами. И что им горе, эти времена? Сквозь очи – как ободрана шипамиДо самой крови. И совсем одна.

А суд, а суд! Я что же – хуже вора?Послушайте, ведь это не мое!Стою, как будто у столба позора,И кто захочет, тот и оплюет.

И дремлют любопытные, как мухи,Горбань зудит занудным комаром.Дурные сплетни тетки-лепетухи –На душу дегтя целое ведро.

От слов таких на землю мертвой падать,Как будто оголили на виду.Людцы, гиены, жадные на падаль,Как вороны, слетелись на беду!

…Хотя б заснуть… Но нет, уже не спалось…Душа на свет с печалью осыпалась.Нашла я все, что памятью зовется:И хату нашу, чистый сруб колодца,И ласточкино гнездышко под крышей,Где ветер счастье тихое колышет.

Тот берег наш, травой заросший летом,Наш двор, осенний журавлиный мост,Где на гнезде с вербовым минаретомПочтенный аист молится до звезд.

А после утром вылетает. Весел.Осталась аистиха в этаже.И вдруг – для крыльев малый дворик тесен,То аистята выросли уже.

Гнездо – малютка, по ноге поставят.Под осень все семейство примет вид.А осенью как крылья все расправят –Трепещет хата. Кажется, взлетит.

А мне все жаль чего-то за дождями,За яблоневым цветом, за хрущами,За солнцем, за цветами, за травой – Весь белый свет, пахучий и живой.

Мне кажется, листочки б целовалаИ на цветке б заснула, как пчела…Все лучшее себе навспоминала,Немножко человеком побыла.

В темницу утро залетело с ветром,Прохладой пробежало по рукам,Острог печальный наполняя светом.Лишь притаилась темень по углам.

Там Хо сидит, пуглив, хотя и ласков,Комочком мрака, призраком мольбы.

Page 144: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

144

Мой крошка Хо из милой детской сказки,Зверушка или чертик, может быть.

Теперь ты – мой дружок, ручной и дикий.Иль, может, ты со мной пойдешь ТУДА?Не надо, Хо. Там холодно. Иди-ка,Ты хочешь пить? Вон, в кружке есть вода.

Иди, не бойся. Выпьем по глоточку.Сегодня вторник? Или нет, среда?Хо шевелится в темном уголочке…Какая в кружке затхлая вода!

На прут решетки – усик вьется сдуру.Куда ж он, глупый, в темную дыру?Вошел тюремщик, узелок мне сунул,А что он пробурчал – не разберу.

Кто ж передал? – о том спросить не смела.От этой боли разум онемел.Мну краешек платочка белый-белый.Вот это да – тюремщик пожалел...

Ну вот, имею хоть какую радость, Хоть маленькая весточка пришла.Те яблочки из маминого сада! Родименькая, пирожки пекла…

Как там она? Теперь как будет жить-то?Пустая хата, опустелый двор…Разваленный хлевец, соломою покрытый…Печальный аист молится до зорь.Цветет спорыш, дорожка зарастает.

Page 145: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

145

Мой крошка Хо из милой детской сказки,Зверушка или чертик, может быть.

Теперь ты – мой дружок, ручной и дикий.Иль, может, ты со мной пойдешь ТУДА?Не надо, Хо. Там холодно. Иди-ка,Ты хочешь пить? Вон, в кружке есть вода.

Иди, не бойся. Выпьем по глоточку.Сегодня вторник? Или нет, среда?Хо шевелится в темном уголочке…Какая в кружке затхлая вода!

На прут решетки – усик вьется сдуру.Куда ж он, глупый, в темную дыру?Вошел тюремщик, узелок мне сунул,А что он пробурчал – не разберу.

Кто ж передал? – о том спросить не смела.От этой боли разум онемел.Мну краешек платочка белый-белый.Вот это да – тюремщик пожалел...

Ну вот, имею хоть какую радость, Хоть маленькая весточка пришла.Те яблочки из маминого сада! Родименькая, пирожки пекла…

Как там она? Теперь как будет жить-то?Пустая хата, опустелый двор…Разваленный хлевец, соломою покрытый…Печальный аист молится до зорь.Цветет спорыш, дорожка зарастает.

Тому двору не надобно ворот.Ромен мережкой желтой доцветает,И мак, как королевский герб, цветет.Да, все цветет и кланяется лету.Медами пахнет древняя гора.И средь всего земного буйноцвета – Она одна, согнута и стара.Сюда уж никому не возвращаться.И хата сгинет… Я-то не приду…И только пчелы истово роятся,По монастырскому всему гудят саду.

Тот монастырь недавно подымали.Там звоны есть – такие голоса!Его Пушкарь с Иваном опекали,А раньше были здесь леса, леса.Еще я помню, на горе, над нами, Так много коз ходило табунами!

Победно туры там весной ревели, Мышей летучих – только рябь в очах!А филины, пугая даже смелых,«Пу-гу! Пу-гу!» – кричали по ночам.

Но проложили по лесу дорогу, И потянулись кони и волы.Стояли и смотрели мы с порога – Привыкнуть долго к шуму не могли.

И были люди те неугомонны.Там вербы подставлялись под топор,Под ноги пуща падала с поклоном.И все свозили на монаший двор.

Page 146: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

146

Вот так навек прижился он на скалах, Могучий монастырь о трех главах.И очи монастырских келий старых Глядят на Кривохатки в бурьянах.

Там хаты стары – нечем похвалиться. Дворы похожи больше на пустырь.Там выпало трем семьям поселиться,И те работали на монастырь.

А были хороши одни садочки.И чтобы очень худо жили – нет.Достаток? Был, конечно. Две сорочки –Та сушится, а первая – на мне.

Бобренки – те не сильно бедовали.Они в аренду землю отдавали.Хоть у Бобренок хата не нова –Единственная, что не так крива.

Над каждою копейкою трусились,С остервененьем в два горба трудились.

И как судьба таких свела для пары?Висели свары в воздухе, как чад.Бобренчиха не то чтоб главной стала,Речь не о том. А все-то ей не в лад.Ей все всегда не так: и муж, и хата.Все жалуется: грудь болит, живот.Была худа, высока и ротата,Как цапля с Перепещинских болот.

Page 147: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

147

Вот так навек прижился он на скалах, Могучий монастырь о трех главах.И очи монастырских келий старых Глядят на Кривохатки в бурьянах.

Там хаты стары – нечем похвалиться. Дворы похожи больше на пустырь.Там выпало трем семьям поселиться,И те работали на монастырь.

А были хороши одни садочки.И чтобы очень худо жили – нет.Достаток? Был, конечно. Две сорочки –Та сушится, а первая – на мне.

Бобренки – те не сильно бедовали.Они в аренду землю отдавали.Хоть у Бобренок хата не нова –Единственная, что не так крива.

Над каждою копейкою трусились,С остервененьем в два горба трудились.

И как судьба таких свела для пары?Висели свары в воздухе, как чад.Бобренчиха не то чтоб главной стала,Речь не о том. А все-то ей не в лад.Ей все всегда не так: и муж, и хата.Все жалуется: грудь болит, живот.Была худа, высока и ротата,Как цапля с Перепещинских болот.

Все ныла и ходила как-то боком. И мужа так кляла на все лады!А что узреет ненасытным оком,То клювом так и вырвет из воды.

И жили недалеко, в хате третьей.Отец жалел беднягу за несчастье.Они гуляли с нашим батькой вместеИ поженились где-то в одночасье,На Дмитрия. А где-то на Варвару Пришел Бобренко, голову повесив:«Себе нашел ты девушку под пару,А я себе дурного выбрал беса».

Кровь у него казацкая вскипала.Характером он – с саблей и в седле.Она ж его как в землю закопала,И он притих, как вкопанный в земле.И стал домашних хоругвов хорунжим.Не поднимал очей на Чурая.Пошел бы с войском он в поход – Так грунт же.Хомут с себя бы сбросил – так семья.Все мысли гнал он скользкие не к делу,До дури наработавшись, храпел:Большое пузо на солидном телеИ равнодушье до казацких дел.А как-то ехал через Ворсклу возом,То ль задремал, то ль так не досмотрел –В закованную Иордань с морозаНавек с конем и возом в лед просел…Бобренчиха осталась же вдовоюИ злее стала на работу вдвое.

Page 148: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

148

А на обед – обглоданная кость.Перелилась в работу вся и в злостьИ сделалась такая, как Яга;Покрикивает на курей: «Гай-га!».

Кто про калину, кто про стремена,А у нее все песенка одна:– Чего сидишь? Как не хозяин прямо.Невестку молодую мне б сюда.А то все мама, мама, мама, мама!Дождусь на старость помощи когда?Вот ты пришел со славного похода,А не принес ни славы, ни добра.Ни за холодную ты не берешься воду,Ты ж видишь, я давно уже стара!Все смотришь молча, словно издалека,Все думаешь. И локти на столе.Все в небо пялишься. Оно высоко,А жить, сыночек, надо на земле!Течет сарайчик. Хата – как обхаяна.Подмокло сено. Поломался воз.Все просит рук. Все требует хозяина.И денег, денег много чтоб принес!– Чего вы, мама, есть же, слава Богу, Хлеб и похлебка, поле и волы.

– Когда б ты взял невесту не убогую,То, может, не валялись бы в пыли.У той Маруси что ни слово – против.У них растет на крыше крапива.Мне от нее давно с души воротит,Я не хочу ее, пока жива!

Page 149: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

149

А на обед – обглоданная кость.Перелилась в работу вся и в злостьИ сделалась такая, как Яга;Покрикивает на курей: «Гай-га!».

Кто про калину, кто про стремена,А у нее все песенка одна:– Чего сидишь? Как не хозяин прямо.Невестку молодую мне б сюда.А то все мама, мама, мама, мама!Дождусь на старость помощи когда?Вот ты пришел со славного похода,А не принес ни славы, ни добра.Ни за холодную ты не берешься воду,Ты ж видишь, я давно уже стара!Все смотришь молча, словно издалека,Все думаешь. И локти на столе.Все в небо пялишься. Оно высоко,А жить, сыночек, надо на земле!Течет сарайчик. Хата – как обхаяна.Подмокло сено. Поломался воз.Все просит рук. Все требует хозяина.И денег, денег много чтоб принес!– Чего вы, мама, есть же, слава Богу, Хлеб и похлебка, поле и волы.

– Когда б ты взял невесту не убогую,То, может, не валялись бы в пыли.У той Маруси что ни слово – против.У них растет на крыше крапива.Мне от нее давно с души воротит,Я не хочу ее, пока жива!

– Но девушку покрыл я славой клейкою,Не будет, мама, нас судьба ласкать.А деньги? Вон, в горшочке, под скамейкою,Солидной кучкою давно лежат.

– Они твои? Принес ты хоть копейку?Когда-то кинул что-нибудь туда? Давай, веди сюда свою злодейку,У матери есть денежки, ну да!

Такая мне от сына благодарность!Я от работы сделалась больной.Тяну я воз всю жизнь, аж рассыпаюсь.Когда еще отец твой был живой,То мы вдвоем горбили, легче было.Удабривали чахлые грунты.И садик, и прудочек прикопили.А чем хозяйство умножаешь ты?

Ведь я ж тебя не просто ожидала. Да я ж в земле сидела, словно крот.Копеечку к копейке собирала.И то не деньги, то кровавый пот!

Иди, женись, по-своему управься, А будет в печке пусто – так и знай,Что, наплодивши кучу голодранцев,К бабусе за куском не посылай.Чтоб так и знал: как буду помирать я,Все отпишу для монастырской братии!Тебе и завещанья не оставлю,На всю Полтаву я тебя ославлю!

Page 150: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

150

И Гриць уж повторял мне: – Оглянись!Любовь любовью, ну а жизнь есть жизнь!Спрошу, бывало: «Что оно за дело?Под Берестечком бился ты так смело,Под Зборовым сражался, под ПилявоюТы не покрыл себя недоброй славою.Зато в домашнем мелочном боюВсю смелость ты подрастерял свою».

А он и сам себя не узнает. – Не смейся, – говорит. – Оно так бьет. Не так страшны что пуля, что пожар, Как каждодневный ад домашних свар.

Когда я шел, Марусенька, на битву,Что ты моя, уже я твердо знал. Последняя и первая. Любить я До смерти бы тебя не перестал.Теченье не снесет меня иное,Я верил, никому не поклянусь:Когда расправлюсь с этою войною –Уже совсем другим домой вернусь.Мои глаза такое повидали,Без крови – веришь? – не было ни дня,Что всякие домашние скандалы Не смогут, думал, засосать меня.Над Иквою попал я как-то в плен –Вели, у седел сделав привязанье.Тот страшный путь, вороний карк да тленЗапомню до последнего дыханья.И был не в силах стиснуть кулаки,Как ляхи нас обыскивали в поле.В карманах лишь ржаные колоски,

Page 151: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

151

И Гриць уж повторял мне: – Оглянись!Любовь любовью, ну а жизнь есть жизнь!Спрошу, бывало: «Что оно за дело?Под Берестечком бился ты так смело,Под Зборовым сражался, под ПилявоюТы не покрыл себя недоброй славою.Зато в домашнем мелочном боюВсю смелость ты подрастерял свою».

А он и сам себя не узнает. – Не смейся, – говорит. – Оно так бьет. Не так страшны что пуля, что пожар, Как каждодневный ад домашних свар.

Когда я шел, Марусенька, на битву,Что ты моя, уже я твердо знал. Последняя и первая. Любить я До смерти бы тебя не перестал.Теченье не снесет меня иное,Я верил, никому не поклянусь:Когда расправлюсь с этою войною –Уже совсем другим домой вернусь.Мои глаза такое повидали,Без крови – веришь? – не было ни дня,Что всякие домашние скандалы Не смогут, думал, засосать меня.Над Иквою попал я как-то в плен –Вели, у седел сделав привязанье.Тот страшный путь, вороний карк да тленЗапомню до последнего дыханья.И был не в силах стиснуть кулаки,Как ляхи нас обыскивали в поле.В карманах лишь ржаные колоски,

И только пуль да пороху – довольно.Бежал я ночью: оставаться – смерть мне.Зубами как-то руки развязал.Под Дубно все три тысячи, наверно,Ярема уничтожить приказал.Ярами шел, отсиживался в ямах,Ел ягоды, грыз горькую кору.Воды набралось в сапогах дырявых,Не раз уж думал: лягу да й умру.

Пусть прахом все. Прими, земля, скитальца.И видно, силы исчерпал до дна.Но есть же у меня и мать-страдалица,Невенчанная ждет меня жена!

Оголодав, в слезах жевал я листья,Об пни царапал руки, об кору,Завидовал я волку, зайцу, лису –Они ж имеют теплую нору!

Пришлось в чужой мне хате оказаться,Печь горяча, и девка – самый сок.Она ко мне хотела приласкаться,Да только побыл там всего чуток.

Судьба – наутро – черная, степная:Густой, тяжелый, вязкий чернозем.Я шел. Я еле полз. Но звал тебя я.Ты мне светила ночью, словно днем.

Но в тот же самый дом я возвратился – И вновь потоки материнских слез.И впрячься в прежний воз я согласился.Конец ты знаешь. Я повез.

Page 152: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

152

Я был как вол, и мне не отдыхалось –Все развалилось, не моя вина.И злыдни мне в печенки повъедались,И вся эта проклятая война!

А все воюем, боремся… Доколе?Не то чтоб я Фомой Неверным был.Четыре года потерял я в поле.Просвета нету. Нету больше сил.

От матери бежать я пересталИ понемногу вслушиваться стал:

«Коль брать себе жену, утеху, ладу,То лучше рыбкой быть ей золотой.Получишь разве легкость и отрадуОт той Маруси, пасмурницы той?

Все песни у нее – больная повесть,А в трудном сердце – гордая броня.А ваша с ней любовь – то ж просто хворость.Так стань здоровым, пожалей меня!

И нет ее ленивей, поискать бы! Все б только пела, Боже упаси!А если приживется в нашей хате –то милостыню мы пойдем просить.

Ей – полон рот невиданных припевок,Все вымудрит сама себе слова.Таких на свете не бывает девок,На ЭТО разве девке голова?

Page 153: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

153

Я был как вол, и мне не отдыхалось –Все развалилось, не моя вина.И злыдни мне в печенки повъедались,И вся эта проклятая война!

А все воюем, боремся… Доколе?Не то чтоб я Фомой Неверным был.Четыре года потерял я в поле.Просвета нету. Нету больше сил.

От матери бежать я пересталИ понемногу вслушиваться стал:

«Коль брать себе жену, утеху, ладу,То лучше рыбкой быть ей золотой.Получишь разве легкость и отрадуОт той Маруси, пасмурницы той?

Все песни у нее – больная повесть,А в трудном сердце – гордая броня.А ваша с ней любовь – то ж просто хворость.Так стань здоровым, пожалей меня!

И нет ее ленивей, поискать бы! Все б только пела, Боже упаси!А если приживется в нашей хате –то милостыню мы пойдем просить.

Ей – полон рот невиданных припевок,Все вымудрит сама себе слова.Таких на свете не бывает девок,На ЭТО разве девке голова?

Что там "До свету встали казаченьки"?А целый полк подхватит, вот те на!Сынок, для девки это высоченько.Не верю, что придумала сама.

Пойми, сынок, невестки или дочки – Давненько пели и поют теперь:

"Посеяла огирочки"Да "Понабрала конопель","Шли коровы из дубровы"Да "Зачем мне черны брови",

А про любовь, походы да баталии –На это девкам разума не дали».

Пока я мог, то как-то огрызался.У ней, ты знаешь, не язык, а жало.Как я намучился и натерзался!А после сдался, так уже поджала.

Душа размякла как-то и устала:Лепи горошек, как из мякиша.Привыкла и со всем мириться стала,От жизни захотела барыша.Кто натерпелся столько на войне –Тому и жизнь повысилась в цене.

А мать все стонет, ноет, докучаетИ каждый день то пилит, то рыдает:

«Вот мы, Бобренки, терпим в жизни, мучаясь,А кто, подумай, есть на свете мы?А с Вишняками если все получится –

Page 154: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

154

То станем мы важнее меж людьми!И будет нам, и будет внукам нашим,Как с мели снимемся, такая честь!Там ульи, сад, хозяйство, хата, пашня.Там винокурня, мельницы две есть!

Вот видишь, правда, раз опять чихнулось.Глупа, ты думал, старенькая мать?Твое, сыночек, сердце распахнулось –Из двух одну придется выбирать.

Отец твой тоже… Ну, была Ликера…Он хорошо подумал – и сбежал.Жалеть о чем? Ведь – девка не галера,И к ней тебя Господь не приковал.

Да мало ль кто там с кем ходил, не знаю!Сам царь Давид свою жену отверг.Не думай даже. Сватай лучше Галю.А кто что скажет – слушай через верх».

Вот так и ночью, и при белом свете, Она чтоб своего да не взяла!Она словами выплетала сетиДа потихоньку так меня вела:

«Стара я стала. Часто обмираю.А как же ты? Чем будешь в жизни сыт?Войне не видно ни конца, ни края.Жизнь коротка, мелькнет – и с нею квит!

Я не боюсь промолвить грешно слово:За то воздастся разве нам в раю?

Page 155: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

155

То станем мы важнее меж людьми!И будет нам, и будет внукам нашим,Как с мели снимемся, такая честь!Там ульи, сад, хозяйство, хата, пашня.Там винокурня, мельницы две есть!

Вот видишь, правда, раз опять чихнулось.Глупа, ты думал, старенькая мать?Твое, сыночек, сердце распахнулось –Из двух одну придется выбирать.

Отец твой тоже… Ну, была Ликера…Он хорошо подумал – и сбежал.Жалеть о чем? Ведь – девка не галера,И к ней тебя Господь не приковал.

Да мало ль кто там с кем ходил, не знаю!Сам царь Давид свою жену отверг.Не думай даже. Сватай лучше Галю.А кто что скажет – слушай через верх».

Вот так и ночью, и при белом свете, Она чтоб своего да не взяла!Она словами выплетала сетиДа потихоньку так меня вела:

«Стара я стала. Часто обмираю.А как же ты? Чем будешь в жизни сыт?Войне не видно ни конца, ни края.Жизнь коротка, мелькнет – и с нею квит!

Я не боюсь промолвить грешно слово:За то воздастся разве нам в раю?

Да разве жизнь вторую – чашей полной – Добавит Бог за праведность твою?

Запомни: время на руку играет.Так было, говорю, во век веков:Красивых женихов не отвергают, Уж столько не вернулось казаков!

Чтоб не война – богатую б не сватал:Жених бы ей нашелся привозной.Маруськи, Гальки – все твои девчата.Ты ж хлопец, слава Богу, показной.

Я повторю опять не для науки,Имеешь тоже разум – ого-го!Само, подумай, счастье лезет в руки,Зачем тебе отпихивать его?!».

Когда б она ругалась и кричала – То я б отбился, Бог меня убей!Тиха-тиха вдруг стала, все молчала.Одежду шила все на смерть себе.

Вот так случилось. Я дошел до края.Сватов направил – и почти конец.Люблю одну (что делаю, не знаю), Другую поведу я под венец.

А сердца крик – как будто комом в глотке.Каких я не изведал адских мук?Шипела совесть, как на сковородке,Отмахивалась от зеленых мух.

Page 156: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

156

Наверно, мне до смерти будет сниться,Как от стыда в могилу тянет лечь!А те сваты лопочут про куницу,А та дуреха ковыряет печь!

Как я сквозь землю там не провалился?Не сбил кулак об стены в тот же час?И как я в кабаке потом напился,На мать я крикнул в жизни первый раз!

Она ж сидит и гладит осторожно,Так тихо гладит голову мою.И говорит: «Я девушке надежнойТеперь тебя, сыночек, отдаю».

…Уже на свадьбу мясо выбирали,Гусей ловили, хлеба напекали.Уже сидим вдвоем до ночи поздней – Холодные под утро светят звезды.

Сидим в кладовке. Душно. Бочки, банки.Фонарь огромный в сетке, как в штанах.Три бочки меда. Семь горшков сметаны.И мы вдвоем на дорогих коврах.

Обычай, слава Богу, запрещает – И так я к ней притронуться не мог.Такое навалилось вдруг отчаянье.Вот так бы встал и без вести убег!

Та, толстокожая, не замечала:Печет, толчет и варит, солит сыр.Ковры с размаху гулко выбивалаДа мыла все кишки для колбасы.

Page 157: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

157

Наверно, мне до смерти будет сниться,Как от стыда в могилу тянет лечь!А те сваты лопочут про куницу,А та дуреха ковыряет печь!

Как я сквозь землю там не провалился?Не сбил кулак об стены в тот же час?И как я в кабаке потом напился,На мать я крикнул в жизни первый раз!

Она ж сидит и гладит осторожно,Так тихо гладит голову мою.И говорит: «Я девушке надежнойТеперь тебя, сыночек, отдаю».

…Уже на свадьбу мясо выбирали,Гусей ловили, хлеба напекали.Уже сидим вдвоем до ночи поздней – Холодные под утро светят звезды.

Сидим в кладовке. Душно. Бочки, банки.Фонарь огромный в сетке, как в штанах.Три бочки меда. Семь горшков сметаны.И мы вдвоем на дорогих коврах.

Обычай, слава Богу, запрещает – И так я к ней притронуться не мог.Такое навалилось вдруг отчаянье.Вот так бы встал и без вести убег!

Та, толстокожая, не замечала:Печет, толчет и варит, солит сыр.Ковры с размаху гулко выбивалаДа мыла все кишки для колбасы.

Пищит крысенком мелким, как поет – Как по тарелке ложкою скребет!

А как-то раз пришел и застаю: Запела песню – вдруг при мне! – твою.Как наши вербы над водой качались,Про счастье, что любило нас с тобой.Я побледнел. И умер бы, казалось,Чтоб только раз услышать голос твой!

* * *

Уж третья ночь плывет над яворами.Молчанье Ворсклу переходит вброд.«Следи! Следи!» – с далекой слышно брамы.«Следи! Следи!» – от Киевских ворот.

Звучит печально эхо в полнолунье,И лунным светом залиты дворы.Полтава, будто старая колдуньяС большим мешком, спускается с горы.

А ночью мне все как-то даже ближе. С бессонницею спорит голова.Всех обойду. И кладбище увижу.Там Гриць лежит. Над ним растет трава.

Зашла во двор и возле хаты стала.А мама как? Она за день усталаИ побрела поспать немного в ночь.Или бессонно думает про дочь?

Page 158: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

158

Еще сходить на речку, верно, стоитИ постоять у наших яворов.Напьюсь немного сладкого настояТех молодых вишневых вечеров.

Давида древней тенью иль виденьемМетнусь над тихой теплою водой.Фесько-дозорный ходит привиденьемУ Старых Мельниц, прямо надо мной.

Вот ночь на окна шоры надевает. Весь город спит, суровый без огня.И лишь собаки стерегут сараи,Еще тюремщик – стережет меня.

К чему в глазок поглядывает часто?Тюремный крот, вот только не ослеп.А вдруг повешусь? Вот ему несчастье,Ведь я ж у палача отбила б хлеб…

Не рассмотрел. Заходит, убеждается:Никто тут на решетке не качается.По моему плечу провел рукой.Куда бежать мне? Глупенький какой…

Сопит, не верит, топает, отходит,Как будто кто-то взял на поводок.И снова ночь. А где мой Хо? Мой ХО где?Забился в самый дальний уголок,

Иди сюда, ко мне, не бойся, крошка.Смотри, у нас железное окошко!

Page 159: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

159

Еще сходить на речку, верно, стоитИ постоять у наших яворов.Напьюсь немного сладкого настояТех молодых вишневых вечеров.

Давида древней тенью иль виденьемМетнусь над тихой теплою водой.Фесько-дозорный ходит привиденьемУ Старых Мельниц, прямо надо мной.

Вот ночь на окна шоры надевает. Весь город спит, суровый без огня.И лишь собаки стерегут сараи,Еще тюремщик – стережет меня.

К чему в глазок поглядывает часто?Тюремный крот, вот только не ослеп.А вдруг повешусь? Вот ему несчастье,Ведь я ж у палача отбила б хлеб…

Не рассмотрел. Заходит, убеждается:Никто тут на решетке не качается.По моему плечу провел рукой.Куда бежать мне? Глупенький какой…

Сопит, не верит, топает, отходит,Как будто кто-то взял на поводок.И снова ночь. А где мой Хо? Мой ХО где?Забился в самый дальний уголок,

Иди сюда, ко мне, не бойся, крошка.Смотри, у нас железное окошко!

Судьба такое выткала для нас.А ночь – как будто бы иконостас…Бежит, бежит на голос милый чертик,Цок-цок по стенкам, выше, выше, вниз.…Кусочек неба и двора кусочек……И Хо на прутьях хвостиком завис…

…А где-то ветер гонит тучу-вату.Какая духота в моей норе!Там, под горою, в посмурневшей хате Тот гроб стоит… а там, на той горе…

И поздним летом – снопики на ниве…На поле мальчик ловит воробья…А там, во гробе… Все ли, кто убили,Так тяжко задыхаются, как я?

О Господи, его же закопали.Ему кукушки все откуковали.Я спутала… в ту пятницу… тогда…Когда еще стояла у суда…Его везли… меня вели…Тот гроб… какие-то волы…Мне кружку кто-то дал: вода…А я не знала, кто, куда…

Несу я горе всем под небесами.Ведь умер он с открытыми глазами.Меня он, видно, даже мертвый, ждал.И отстрадавши, заново страдал:Меня оставил здесь совсем одну.Иду уже. Я скоро. Догоню.

Page 160: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

160

И где-то, за пределом вечных мук,Мы крыльями обнимемся, Без рук.

* * *

…Последний день. Пришел священник. – Отче!Снимите боль с души, нет больше сил! – Ему приговоренный смотрит в очи.Он человека – под епитрахиль.

– Покайся, – говорит. – Гордыни много.Тебя ведут соблазны суеты.Ведь человеку так дано от Бога – Долиною смирения идти.

Покаялась. Прощенье добывалаЗа то, что очень грешною была:Один разок я матери соврала,Одной соседке соль не отдала.

А что скажу?! Погашенную душу Не донесу, как свечечку, на Страсть.Бог знает. Батюшка же равнодушен.Он разве правду Богу передаст?

Побормотал, как знахарка над раной,Молитвою уста пошевелил.И властию, ему от Бога данной,Спасибо, отпустил и разгрешил.

Page 161: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

161

И где-то, за пределом вечных мук,Мы крыльями обнимемся, Без рук.

* * *

…Последний день. Пришел священник. – Отче!Снимите боль с души, нет больше сил! – Ему приговоренный смотрит в очи.Он человека – под епитрахиль.

– Покайся, – говорит. – Гордыни много.Тебя ведут соблазны суеты.Ведь человеку так дано от Бога – Долиною смирения идти.

Покаялась. Прощенье добывалаЗа то, что очень грешною была:Один разок я матери соврала,Одной соседке соль не отдала.

А что скажу?! Погашенную душу Не донесу, как свечечку, на Страсть.Бог знает. Батюшка же равнодушен.Он разве правду Богу передаст?

Побормотал, как знахарка над раной,Молитвою уста пошевелил.И властию, ему от Бога данной,Спасибо, отпустил и разгрешил.

Засов скрежещет кованых дверей –Пошел себе достойный иерей.

…А где-то жабы квакают в болотах,Вечерняя на стенах позолота.Прощальный лучик дрогнул на стене.И солнце, солнце – как живое что-то –Единственное улыбнулось мне!

А завтра, солнце, умирать я буду.Я смертную пересекла межу. Спасибо, солнце, ты прошло сквозь прутья.Я лишь тебе всю правду расскажу.

Не сумасшествие и не расправа – Ведь это страшно: ближнего убить.Я не травила. Клятую отравуОн выпил сам. То я хотела пить.

Я ту траву с отчаянья собрала,Про зелье с детства знаю, что за штука.Еще от бабушки моей наука,Ее считала ведьмою Полтава.

У жизни бабкиной был черный глазИ черный кот, как чертик, для причины.Целебное и рвотное, на сглаз –Она все знала и меня учила.

Я наварила мяты самой терпкой.Не помогло. Добавила еще.Уж скоро день, когда идти им в церковь.А у меня внутри печет, печет!

Page 162: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

162

«Болит моя головонька от самого чела,Не видела я милого, ни раньше, ни вчера», –Вот так себе запою, вроде, не печалюсь, –«А как выйду за ворота, от ветра шатаюсь».

Любились мы, как голуби, не надо и лучше.«Не дай Боже разъяриться черною тучей…»

А ведь печет сильнее, чем изжога.Я сердце о забвении молю.Неверного, брехливого, чужого,Ненужного – как я его люблю!

«В воскресенье рано зелье копала,А в понедельник переполоскала…»Ой, спасай же, смертушка, Чтоб боли не стало!

Уже Бобренки с этим и не крылись,И не краснеть им, не переживать. Не пела никогда я на два крылоса,Мне было это тяжело понять.

Откуда-то такие взялись «други»:Семен Капканчик и Ромашко Струк.Один хоть побывал в Великом Луге,Другой оружьем и не пачкал рук.

Пересидел он где-то в лучшем виде,На пасеке иль, может, в лободе.Никто его в походах и не видел,Вот это только вылез на суде.

Page 163: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

163

«Болит моя головонька от самого чела,Не видела я милого, ни раньше, ни вчера», –Вот так себе запою, вроде, не печалюсь, –«А как выйду за ворота, от ветра шатаюсь».

Любились мы, как голуби, не надо и лучше.«Не дай Боже разъяриться черною тучей…»

А ведь печет сильнее, чем изжога.Я сердце о забвении молю.Неверного, брехливого, чужого,Ненужного – как я его люблю!

«В воскресенье рано зелье копала,А в понедельник переполоскала…»Ой, спасай же, смертушка, Чтоб боли не стало!

Уже Бобренки с этим и не крылись,И не краснеть им, не переживать. Не пела никогда я на два крылоса,Мне было это тяжело понять.

Откуда-то такие взялись «други»:Семен Капканчик и Ромашко Струк.Один хоть побывал в Великом Луге,Другой оружьем и не пачкал рук.

Пересидел он где-то в лучшем виде,На пасеке иль, может, в лободе.Никто его в походах и не видел,Вот это только вылез на суде.

Идут, бывало, он как загогочет,Капканчик шапку сдвинет набекрень.Мол, что там, ЭТО дело для охочих,С любою можно девушкой трень-брень.

Уже меня и встретить не боялись,Когда пошли на Задыхальный Яр.Какой жених, такие и бояре.Чтоб никогда не видеть тех бояр!

…Носила воду я с другой криницыИ думала: куда б себя мне деть?Тянули девушки на вечерницы,Вот я и шла, чтоб дома не сидеть.Они смеются, шутят все с парнями.Как перст одна сижу я при стене.Пряду я пряжу, мысли – валунами,И даже песни умерли во мне.Они поют, как пташечка летела, Про то, как кто-то счастье загубил.Он с ней пришел, и я окаменела.Меня увидел – очи опустил.Враз заалели на висках румянцы,Глазами не встречались мы тайком.И с Галей он – выплясывать, и в танце,Казалось, пол пинает каблуком. И были так на танец не похожиТе корчи тела в синем кунтуше,Что кто-то даже вздрогнул: – Не дай Боже,Чтоб так плясать навыворот душе!

Page 164: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

164

Метались на лице, меняясь, тени,И искры высекались из подков.Я вышла и спустилась по ступеням.Не видел Гриць. Пошел вприсядку вновь.

…Всю эту ночь пекло уста мне горечью.А после тех проклятых вечерниц Прошло два дня. На третий, ближе к полночи,Ах, Боже мой! – заходит в хату Гриць.

Чудной какой-то, воспаленны веки, Глаза потухшие, под ними – синь.– Маруся, я пришел к тебе навеки.Я на колени стану, ты прости!

– Я лучшие лета в слезах сидела.И ничего теперь не может быть.Да мы ж расстались… Пресвятая дева!Иль заставляю я тебя любить?!

Когда ты над любовью издевался – Все ради денег, за большой посул, – Скажи: иль от меня ты отказался,Иль сам себя навеки обманул?

– Себя, Маруся. Но и правду – тоже.Мне эти дни вовек не отболят.Тут двое матерей – твоя и Божья,Так пусть же нас они благословят.

Чтоб мы с тобой загадки эти бросили Для тех, кто языком чесать мастак.Маруся, слышишь, вот сейчас, до осениС тобою по закону вступим в брак.

Page 165: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

165

Метались на лице, меняясь, тени,И искры высекались из подков.Я вышла и спустилась по ступеням.Не видел Гриць. Пошел вприсядку вновь.

…Всю эту ночь пекло уста мне горечью.А после тех проклятых вечерниц Прошло два дня. На третий, ближе к полночи,Ах, Боже мой! – заходит в хату Гриць.

Чудной какой-то, воспаленны веки, Глаза потухшие, под ними – синь.– Маруся, я пришел к тебе навеки.Я на колени стану, ты прости!

– Я лучшие лета в слезах сидела.И ничего теперь не может быть.Да мы ж расстались… Пресвятая дева!Иль заставляю я тебя любить?!

Когда ты над любовью издевался – Все ради денег, за большой посул, – Скажи: иль от меня ты отказался,Иль сам себя навеки обманул?

– Себя, Маруся. Но и правду – тоже.Мне эти дни вовек не отболят.Тут двое матерей – твоя и Божья,Так пусть же нас они благословят.

Чтоб мы с тобой загадки эти бросили Для тех, кто языком чесать мастак.Маруся, слышишь, вот сейчас, до осениС тобою по закону вступим в брак.

А мать – из дома. Плачет, заикаетсяИ говорить не хочет ни про что.Сказала лишь: «Рука не поднимается.Иди туда, откуда ты пришел».

– Я предал, так. Но ты понять не хочешь.Пришел тебе всю правду рассказать. Кому же хуже? Опускаю очи,А ты все прямо смотришь мне в глаза.

Я мучаюсь, да так – хоть с моста в реку.И что-то есть во мне как не мое.Как будто бы внутри два человека,Кого-то кто-то там не узнает.

Страшней всего, что мука та напрасна.Измена – это грязная возня.А ты – ты и в страдании прекрасна.Ты можешь даже пожалеть меня.

Или сказать: хотел – и вот имеешь.А мне и в сны лишь бред один идет.Мученья моего не разумеешь, Твоя же мука – в песни попадет.

Тебе дано любить, дано и верить.А что же мне? Где райские кущи?Непросто выйти сразу в обе двери.Еще труднее жить на две души!

Отступник я. Никчемный, подлый, нищий. Но если любишь – ты меня прости.

Page 166: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

166

Ведь жизнь – такое скользкое ледище,И кто там смог, не падая, пройти?

Он говорил – происходило диво: Измену эту так перемудрилПокорно, беззащитно и правдиво,Как будто он про подвиг говорил.

Я слушала его, слепа от слез,Душа скрутилась, словно листья вялые……Хотя бы мне кто Горсть земли С могилки его принес. Натерла б у сердца – и, может, легче стало бы…

Он звал меня любимой, ту – постылою.Ныл про судьбу и про свои долги.Под Дубно, там, в бою, он человеком был,Теперь же сам с собою он – враги.«Гусыня-Галя, да и разум медный, Я плюнул на нее, к тебе сбежал.А может, правду говорят, ты – ведьма?Приворожила – и казак пропал.Да, точно, ведьма, и никак иначе.Чего ж я так страдаю и борюсь?Куда бы в жизни я не поворачивал,А все равно к тебе опять вернусь.Ты ночь моя и солнца ясный лучик,И нету никого на свете лучше.Зачем мне лгать? – ты видишь за двоих.Я не могу без песен жить твоих!

Page 167: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

167

Ведь жизнь – такое скользкое ледище,И кто там смог, не падая, пройти?

Он говорил – происходило диво: Измену эту так перемудрилПокорно, беззащитно и правдиво,Как будто он про подвиг говорил.

Я слушала его, слепа от слез,Душа скрутилась, словно листья вялые……Хотя бы мне кто Горсть земли С могилки его принес. Натерла б у сердца – и, может, легче стало бы…

Он звал меня любимой, ту – постылою.Ныл про судьбу и про свои долги.Под Дубно, там, в бою, он человеком был,Теперь же сам с собою он – враги.«Гусыня-Галя, да и разум медный, Я плюнул на нее, к тебе сбежал.А может, правду говорят, ты – ведьма?Приворожила – и казак пропал.Да, точно, ведьма, и никак иначе.Чего ж я так страдаю и борюсь?Куда бы в жизни я не поворачивал,А все равно к тебе опять вернусь.Ты ночь моя и солнца ясный лучик,И нету никого на свете лучше.Зачем мне лгать? – ты видишь за двоих.Я не могу без песен жить твоих!

Когда я там и говорил, и клялся,Я знал одно: совру – не ошибусь.Уж если хочешь знать, я им продался, В душе я на тебя одну молюсь».

Тогда я распахнула двери в ночь.А он опешил. Я сказала: «Прочь!».Добавила: «Счастливого пути».А он сказал: «Мне некуда идти».

– Так к ней иди. И будь между панами.Я душу за тебя не положу.Измена встанет навсегда меж нами.А из чего же песню я сложу?!…Тень разложилась от стола до печки. Дрожал лампадки огонек живой. Сидел он, опустив большие плечи,Поникнув горько тяжкой головой.

«Раз не хочешь, любимая, Мне женою быть,То дай мне такое зелье, Чтоб тебя забыть.

Через силу пить я будуЗелье заварное, А тебя тогда забуду,Как глаза закрою…»

И тронул склянку он устами бледными.Пил медленно. И выпил. И погас.Ой, солнце, солнце, лучик твой последний!Вот это правда чистая про нас.

Page 168: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

168

В суд после каждый день меня водили,В судействе добром до всего дошли. Они меня по совести судили,Мне наказанье лучшее нашли.

Чего же было долго так мудрить-то?Казнить – и все. Простой такой ответ.Зачем искать параграфы событий?Страшнее жизни наказанья нет.

Ведите и преступницу повесьте!В другом я отдохну навеки месте,

Хоть там уже вздохну я полной грудью,Вблизи увижу Господа хоть раз.Так будет лучше. Тяжко было, люди,И вам со мной, и мне промежду вас.

– Куда же ты стремишься, в ад иль в рай?– Туда, где батько, где Чурай.

* * *

…Тюремщик в узелке принес одежду. Чтоб в этом чистом завтра умерла.Такие бусы! – память жизни прежней.Еще моя прабабка сберегла.Они от турков или от индусов.Такие красные – для смерти даже жаль.И колдовские: инеем берутся,Когда бросает человека в жар.Пусть победнее, чтоб не так уж страшно.

Page 169: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

169

В суд после каждый день меня водили,В судействе добром до всего дошли. Они меня по совести судили,Мне наказанье лучшее нашли.

Чего же было долго так мудрить-то?Казнить – и все. Простой такой ответ.Зачем искать параграфы событий?Страшнее жизни наказанья нет.

Ведите и преступницу повесьте!В другом я отдохну навеки месте,

Хоть там уже вздохну я полной грудью,Вблизи увижу Господа хоть раз.Так будет лучше. Тяжко было, люди,И вам со мной, и мне промежду вас.

– Куда же ты стремишься, в ад иль в рай?– Туда, где батько, где Чурай.

* * *

…Тюремщик в узелке принес одежду. Чтоб в этом чистом завтра умерла.Такие бусы! – память жизни прежней.Еще моя прабабка сберегла.Они от турков или от индусов.Такие красные – для смерти даже жаль.И колдовские: инеем берутся,Когда бросает человека в жар.Пусть победнее, чтоб не так уж страшно.

В петле к лицу уже всегда и все.А мама белую дала рубашку,Сапожки – видно новенький носок.Узор богатый юбку разукрасил,На золотое – радуется глаз…А как же. Смерть – Ведь это все же праздник,И он бывает в жизни Только раз.

Раздел 4ГОНЕЦ К ГЕТМАНУ

Гонец догоняет и ночи, и звезды,Летит неустанно с рассвета в рассвет.И с каждой минутой все кажется: поздно,А искра надежды кричит ему: «Нет!».О, сколько нам, Боже, ты степи отмерил! И молит дорогу короче гонец.Трубеж, Переяславль и Днепр, Трахтемиров.

А вдруг не успею? Неужто конец?!А в Киеве – ад! Хвастов сдаться не хочет.Кипит и клокочет уже за Днепром.Да хоть бы не поздно. Хотя б еще ночку!Ползет, точно мертвый, проклятый паром!В полях Подднепровья, от крови раздутых,Всегда кто-то целит тебе между плеч,Коня поменять бы в казацких редутах,Успеть бы, успеть бы, успеть бы, успеть!!!И красться, как зверь, озираясь тревожно,

Page 170: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

170

Усталость свою доверяя лесам.Всегда ненавидел я тех, осторожных,Сегодня, теперь, осторожный я сам.Впервые за жизнь от судьбы уклоняться,Бесстрашного рода придерживать суть –Я выжить обязан, и целым остаться,И должен я глупую смерть обмануть.Простите, земля, и деревья, и травы,Не прятался я от несчастий на дно.Я должен добраться живым до Полтавы,А после – хоть смерть, мне уже все равно.Неси меня, конь, Над горами и лесом.Пути перекрыты, дозорный не спит.Коль я упаду – неспасенная песняЗадушенным криком в петле захрипит!

Над Белою Церковью – поздний багрянец,Усталые кони и небо в дыму,Там все до Богдана и все от Богдана –Из тьмы вырастая, уходят во тьму.Споткнулся мой конь об остатки руины.Есть в лагере гетман? – скорей, покажись!Тут, может, решают судьбу Украины,А я вдруг про чью-то отдельную жизнь!

…Гетман поднял бессонницей жженные очи.Гетман сидел за походным столом в шатре.Трое бравых старшин в рубцах, В окровавленных клочьях,Все из боя – говорили про бой на Днепре.Писарь Выговский сидел над бумагами толстыми.С каждой секундой могли качнуться весы.

Page 171: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

171

Усталость свою доверяя лесам.Всегда ненавидел я тех, осторожных,Сегодня, теперь, осторожный я сам.Впервые за жизнь от судьбы уклоняться,Бесстрашного рода придерживать суть –Я выжить обязан, и целым остаться,И должен я глупую смерть обмануть.Простите, земля, и деревья, и травы,Не прятался я от несчастий на дно.Я должен добраться живым до Полтавы,А после – хоть смерть, мне уже все равно.Неси меня, конь, Над горами и лесом.Пути перекрыты, дозорный не спит.Коль я упаду – неспасенная песняЗадушенным криком в петле захрипит!

Над Белою Церковью – поздний багрянец,Усталые кони и небо в дыму,Там все до Богдана и все от Богдана –Из тьмы вырастая, уходят во тьму.Споткнулся мой конь об остатки руины.Есть в лагере гетман? – скорей, покажись!Тут, может, решают судьбу Украины,А я вдруг про чью-то отдельную жизнь!

…Гетман поднял бессонницей жженные очи.Гетман сидел за походным столом в шатре.Трое бравых старшин в рубцах, В окровавленных клочьях,Все из боя – говорили про бой на Днепре.Писарь Выговский сидел над бумагами толстыми.С каждой секундой могли качнуться весы.

Гетман подписывал срочно письмо к Потоцкому,Гетман посла принимал от Карач-Мурзы.Лагерь не спал, готовый подняться мгновенно,Искра вошел – шатер уже был без дверей.Пламя свечей в тройных шандалах из медиПугливо метнулось в черных крыльях кирей.Замолчали старшины, дела отодвинулись срочные.Хитрый посол подставил ухо словам.Гетман поднял бессонницей жженные очи.– Полк в дороге! – с порога сказал Иван.– Искра, здравствуй, – Хмельницький Поднялся спокойно. –Спасибо Полтаве – прислала такого гонца!Что-то случилось, твоей печали достойное?Искра промолвил: – Полтава казнит певца.

Выслушал гетман. Спросил про причины строго.Джуру вызвал, сказал, пусть побудет с ним.– Сменишь коня. Отдохнуть дай ему немного.Побледнел вдруг, большою печалью томим.Послы поднялись все с шатерной лавы.Неблизкий свет – в Рокитно из Полтавы.Навряд ли путь такой еще есть длинный,Как здесь: на Украину с Украины.Выговский вышел неторопким шагом.Сто разных дел таилось по бумагам.Иван поднялся, вышел вслед за Джурою.Остались лавки, крытые коврами,Фотель немецкий с выделанной шкуроюИ лари подорожные с вещами.И, обхвативший голову руками,Сидел Хмельницький с думою своей...

Page 172: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

172

И образ Спаса, выбитый на камне…Покинутые перья писарей...

…Что думал он наедине с собою,В глухую полночь, перед самым боем?Что больно выжигало все нутро,О чем тогда советовался с Богом? –То знают лишь чернила да перо,Подставка – битва льва с единорогом.И, черную ферязь на плечи бросив,Гелену вспомнил и оскал беды,И в личном горе пролитые слезыОткрыли сердце для чужой нужды.Иль вспоминал Гордея Чурая – Короткий путь до славы в вере твердой,Где та победа, с горя как ничья,В открытые глаза смотрела мертвым.Тогда еще он, писарь войсковой,Подписывал то проклятое слово.…И погасив огарок восковой,Он, может, о свободе думал снова?

Что как-то получается оно:Года идут, свобода еле дышит;Что вроде и не писарь он давно,А договор проклятый вновь подпишет.Про песни, что слагает Чураивна,Которые поет вся Украина,Что он и сам не раз в походах пелИ удивлялся средь великих дел: Да кем же ей дана такая сила –Такое петь, такие вот слова?!Она хоть кару легче попросила?

Page 173: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

173

И образ Спаса, выбитый на камне…Покинутые перья писарей...

…Что думал он наедине с собою,В глухую полночь, перед самым боем?Что больно выжигало все нутро,О чем тогда советовался с Богом? –То знают лишь чернила да перо,Подставка – битва льва с единорогом.И, черную ферязь на плечи бросив,Гелену вспомнил и оскал беды,И в личном горе пролитые слезыОткрыли сердце для чужой нужды.Иль вспоминал Гордея Чурая – Короткий путь до славы в вере твердой,Где та победа, с горя как ничья,В открытые глаза смотрела мертвым.Тогда еще он, писарь войсковой,Подписывал то проклятое слово.…И погасив огарок восковой,Он, может, о свободе думал снова?

Что как-то получается оно:Года идут, свобода еле дышит;Что вроде и не писарь он давно,А договор проклятый вновь подпишет.Про песни, что слагает Чураивна,Которые поет вся Украина,Что он и сам не раз в походах пелИ удивлялся средь великих дел: Да кем же ей дана такая сила –Такое петь, такие вот слова?!Она хоть кару легче попросила?

Ох, горяча отцова голова!..…Про голову ли думал он отняту,В Полтаве вознесенную на кол?Иль про девчушку, что кричала: «Тату!» – Стон этот страшный в песни перешел.Иль что в Полтаве, в той-таки Полтаве,Чурай Марусю, да в такой неславе,Да при такой поруганной судьбе –На виселицу поведут в толпе.Не содрогнется песенный наш край…И море гневом не затопит сушу…И пеплом сам развеянный ЧурайС бессмертной болью смотрит в нашу душу… Но вот и конь заржал Возле шатра.Вошел Иван. И вот из-под пера Богдан подал приказ Гетманский свой,Отмеченный печатью войсковой.

Раздел 5КАЗНЬ

Светает, Господи, светает…Роса – как будто из парчи.Мария, Дева Пресвятая,То ты так плакала вночи?

А вот цветочки, капли синьки,На старом камне прижились.

Page 174: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

174

Играет утро на росинке,И обнимает землю высь.Тюремщик выполз на прогулку.Проходит стража по двору.Ох, как же быстро ночь мелькнула!

Сегодня утром я умру.

Печаль осыплется, как маки, Затопчут место, может быть. Лишь там, на хуторе, собаки Ночами долго будут выть.

Душа отправится в долину,Глазами звезды проведут.Хоть, может, гроздочку калиныОни на грудь мне покладут?

Отмучилась. Покину делоНа той неправедной земле.Уже допела… все допела!..Осталось отхрипеть в петле –

И все. И хватит. Засыпаешь.Уже не помнишь ничего…А что? Теперь, Маруся, знаешь,Что значит «нету никого»?

Никто тебе не отзовется,Теперь навек сама с собой.От стенок только отобьетсяЛишь эхом ставший голос твой.Одни обломки, половинки да две тонюсеньких травинки,Окошки в низком этаже.

Page 175: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

175

Играет утро на росинке,И обнимает землю высь.Тюремщик выполз на прогулку.Проходит стража по двору.Ох, как же быстро ночь мелькнула!

Сегодня утром я умру.

Печаль осыплется, как маки, Затопчут место, может быть. Лишь там, на хуторе, собаки Ночами долго будут выть.

Душа отправится в долину,Глазами звезды проведут.Хоть, может, гроздочку калиныОни на грудь мне покладут?

Отмучилась. Покину делоНа той неправедной земле.Уже допела… все допела!..Осталось отхрипеть в петле –

И все. И хватит. Засыпаешь.Уже не помнишь ничего…А что? Теперь, Маруся, знаешь,Что значит «нету никого»?

Никто тебе не отзовется,Теперь навек сама с собой.От стенок только отобьетсяЛишь эхом ставший голос твой.Одни обломки, половинки да две тонюсеньких травинки,Окошки в низком этаже.

Ни голосочка, ни слезинки.Да хоть бы попрощаться же!..

Ведь были ж у меня подруги,И песни пелись не во сне.Лишь груша, налитая туго,Качнулась тенью на стене.

А за оградою – ручонки,А над оградою – глазенки.

Черны, и голубы, и серы –Немею от такого дива.А дети грушу так обсели,Как будто груша их родила.

Глаза сияют, а дыханье – сдержанно,Сломалась ветка, кто-то полетел.– Ты видишь?– Где?– Не видно!– Ну так где ж она?– Ты правда ведьма? А там нет чертей?– Послушай, ведьма, а лови-ка грушу!– А где ты спишь? А есть тебе дают?– Запрячься! Вот идут по твою душу!Уже подходят, на порог встают!

Вот это все с людьми мое прощанье –Светлы, как солнце, души у детей.Спасибо вам за дерево познанья –Единственное, где бессилен змей.

Page 176: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

176

…Звенит железо. Топают ногами.Там тишину пинают сапогами.И входит Смерть. Она в людской подобе. «Не рыдай, мене, мати, зрящи во гробе!Не рыдай мене, мати, зрящи во гробе!»…

А любопытные поближе встали,И что уж там те люди не плетут!Палач прошел, аж грохнуло в Полтаве:– Везут Марусю, вон ее везут!

Везут Марусю, да далеко слишком,Куда-то вдаль везут, за ковыли.Уже голов судейские пустышкиГуденье над ветрами завели.Уж пьяный Дзизь губу кривит в безделье,С остервененьем вожжи тянет: «Н-н-ну!». А там, в степи, в степи, как привиденье,Стоят ворота в смертну сторону.

Все лезут в степь, пешком и на подводах.Гук-атаман дивится: «Вы – куда?!Вам, люди, что, со смертью по дороге,Что вы, как стадо, претесь все туда?».

Что их ведет – и доброе, и злое?И где та грань – кто люди, кто толпа?Толкаются, так тесно сбившись, стоя.Спасибо, войско увела судьба.А что ж им, как на это любоваться?Бросаться с саблею на всех подряд?Да лучше самому в петле болтаться,Чем наблюдать, как девушку казнят.

Page 177: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

177

…Звенит железо. Топают ногами.Там тишину пинают сапогами.И входит Смерть. Она в людской подобе. «Не рыдай, мене, мати, зрящи во гробе!Не рыдай мене, мати, зрящи во гробе!»…

А любопытные поближе встали,И что уж там те люди не плетут!Палач прошел, аж грохнуло в Полтаве:– Везут Марусю, вон ее везут!

Везут Марусю, да далеко слишком,Куда-то вдаль везут, за ковыли.Уже голов судейские пустышкиГуденье над ветрами завели.Уж пьяный Дзизь губу кривит в безделье,С остервененьем вожжи тянет: «Н-н-ну!». А там, в степи, в степи, как привиденье,Стоят ворота в смертну сторону.

Все лезут в степь, пешком и на подводах.Гук-атаман дивится: «Вы – куда?!Вам, люди, что, со смертью по дороге,Что вы, как стадо, претесь все туда?».

Что их ведет – и доброе, и злое?И где та грань – кто люди, кто толпа?Толкаются, так тесно сбившись, стоя.Спасибо, войско увела судьба.А что ж им, как на это любоваться?Бросаться с саблею на всех подряд?Да лучше самому в петле болтаться,Чем наблюдать, как девушку казнят.

Лесько Черкес – вот он почти что плачет.И чуть не разрывает удила.Пушкарь сказал: «Останешься, козаче,Чтоб голова и сабля здесь была».

А что надумаешь той головою?Там судьи, сторожа – не подступи!Вот так схватить бы девушку живуюИ мчаться, мчаться далеко в степи!

Людей все больше… Что им тут забавного?О Господи, спаси нас от лукавого.Что? Очень надо?.. Хочется, ну да…Зачем – не знают, а идут сюда.

И первым – поп с крестом. Все так похоже На крестный ход… Вот виселица?! Боже!Здесь душу навсегда приди и вынь…Для Всех Скорбящих Радости. Аминь.

Читает поп Евангелие. Страшно.Трава спокойно слушает, легко.Так одиноко, так почти безгласноСтепная чайка стонет далеко.

Холодный ветер, небо ниже здесь,Земля к ногам в полпуда налипает.А тут еще за петли всех хватаетВконец уже измученный Черкес.Он спрашивает: – Был такой обычай –

Page 178: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

178

Когда казак на место казни шел,То выходила девушка, закутав личико,Чтоб он не видел, кто за ним пришел,И говорила:– Быть женой берусь я! –И отдавали, не казнили, вот!А если так спасу сейчас Марусю?!– Тут девушка, тут все наоборот.В какой ты им покажешься подобе?И что им скажешь? Нет, не отдадут.«…Настанет час, и сущие во гробеУслышат глас Христа и изыдут…» Поп дочитал. И снова двинулись.Прошли версты уж полторы.И где-то сбоку, за долиною,Теперь остались хуторы.

И тот погост, где над гробкамиВысоко тишина течет.И те кресты, что с рушниками –Как у сватов – через плечо.

Остановились. Кучно, с толкомПришел на место крестный ход.Молодка на руках с ребенкомБыстрей протиснулась вперед.

Стоял помост.На дальних кручах –Овец отары. Белый день.Веревка. И бежали тучи.И перемолвились в толпе:

Page 179: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

179

Когда казак на место казни шел,То выходила девушка, закутав личико,Чтоб он не видел, кто за ним пришел,И говорила:– Быть женой берусь я! –И отдавали, не казнили, вот!А если так спасу сейчас Марусю?!– Тут девушка, тут все наоборот.В какой ты им покажешься подобе?И что им скажешь? Нет, не отдадут.«…Настанет час, и сущие во гробеУслышат глас Христа и изыдут…» Поп дочитал. И снова двинулись.Прошли версты уж полторы.И где-то сбоку, за долиною,Теперь остались хуторы.

И тот погост, где над гробкамиВысоко тишина течет.И те кресты, что с рушниками –Как у сватов – через плечо.

Остановились. Кучно, с толкомПришел на место крестный ход.Молодка на руках с ребенкомБыстрей протиснулась вперед.

Стоял помост.На дальних кручах –Овец отары. Белый день.Веревка. И бежали тучи.И перемолвились в толпе:

– Люди, кто привел сюда ребенка?!– Он же маленький, не понимает.– Вот и нянчили его бы дома,Кто сюда вести вас заставляет?

– Пропустите мать, пусть станет ближе.Кто-кто, а она заслужила.– Перекреститесь, какую мать?!– Грицькову.– А-а-а, Грицькову.

– Марусину не дали тронуть с места.И так она уже полуживая.Там рядом с нею – жена Шибилиста,Ящиха с ней осталась Кошевая.

И прокатилось над толпою пестрой:«Везут!» – и стали женщины как мел.Проныра-швец подметил глазом острым:Веревку можно после взять себе.

Замолкли все, никто не шевельнется.Лишь две кумы, у них сосед – Вишняк:– Гляди, идет и даже не споткнется.Ей в петлю лезть – она ж цветет как мак!

– На мать похожа, только выше, вроде, И очи, и такая же коса.– Ну вот, скажите, люди, как находитТаких убийц – такая вот краса?

– Да как кому, а я скажу: взаправдуОна и не похожа на убийцу.

Page 180: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

180

Преступница – а так и снял бы шапку.На смерть идет – а так и поклонился б.

– Вот из таких ты, видно, из ретивых,Чтоб только зенки пялить на красивых, –Здесь женщина с усмешечкой такой. – С поклоном шапку снять?! Перед какой?

Вот перед этой? Вот перед такою,Что отравила собственной рукою?Да чтоб под нею обвалилась твердь!– Перекрестись, она идет на смерть!

…И шла она. А тучи ниже, ниже,Седая степь с утра еще в росе.И с каждым шагом к смерти ближе, ближе.На это глядя, содрогнулись все.

Стояли люди сборищем притихшим.Она же шла, как будто кто манил.Лицо казалось мертвым и застывшим,И только ветер косы шевелил.

Веревка, ветер, сдержанные речи – Так страшно не у места здесь былаТоченая головка, эти плечиИ гордый профиль чистого чела.

И в смертной тишине какой-то дивный(Она уже целует образок)На той высокой шее лебединойСтаринных бус изысканный рядок.

Page 181: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

181

Преступница – а так и снял бы шапку.На смерть идет – а так и поклонился б.

– Вот из таких ты, видно, из ретивых,Чтоб только зенки пялить на красивых, –Здесь женщина с усмешечкой такой. – С поклоном шапку снять?! Перед какой?

Вот перед этой? Вот перед такою,Что отравила собственной рукою?Да чтоб под нею обвалилась твердь!– Перекрестись, она идет на смерть!

…И шла она. А тучи ниже, ниже,Седая степь с утра еще в росе.И с каждым шагом к смерти ближе, ближе.На это глядя, содрогнулись все.

Стояли люди сборищем притихшим.Она же шла, как будто кто манил.Лицо казалось мертвым и застывшим,И только ветер косы шевелил.

Веревка, ветер, сдержанные речи – Так страшно не у места здесь былаТоченая головка, эти плечиИ гордый профиль чистого чела.

И в смертной тишине какой-то дивный(Она уже целует образок)На той высокой шее лебединойСтаринных бус изысканный рядок.

Палач уже не выдержал, поспешноЗанес мешок, схватившись за края –Иль чтобы ей не видеть было легче,Иль чтобы жалость спряталась своя.

А вот стоят представленные властью,Чтоб засвидетельствовать смерть всегласно.

О Господи, прости свою рабу!..Вдруг сбоку всадник врезался в толпу.

А конь хрипел, роняя пены клочья.Бумагой важной всадник потрясал: – Остановитесь! Я уполномоченГетманский огласить универсал!

– Иванко! Братик! Как же ты успел?!-Кричал Лесько, вдыхая полной грудью.Судейский как стоял, да так и сел.И облегченно зарыдали люди.

И не успел еще утихнуть плач, Еще гонцу не дали отдышаться,А Шибилист уже понесся вскачь –Быстрей в Полтаву! – Матери сказаться.

Горбань пощупал гетмана печать,Потом отдал судье и бургомистру.Палач растерян, люди все кричат.И страшно глянуть на Ивана Искру.

Page 182: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

182

Гук-атаман ступил, качнувшись станом,С помоста закричал что было сил:– Наш гетман властью, ему данной,Такой указ велел здесь огласить:

«Дошло до нас, до гетмана, известье:В Полтаве совершился страшный грех.И смерть за то назначена. Мы вместоС писаньем этим ознакомим всех.

Во времена кровавой круговертиДостаточно уже имеем смерти,Нас окружила смерть со всех сторон,И свадеб – мало, больше похорон.Хотели б на себя мы взять вину – Развеять прахом жизнь еще одну?

Чурай Маруся в том лишь виновата,Что так была отчаяньем объята. Зло учинив, не так уж и повинна.Одна измена – главная причина.

Неправильно наказывать, при этомЧтоб не учитывать заслуг иных.Ее все песни – наши самоцветы,Чудесный клад среди забот земных.

Сейчас в народном горе и разрухе,В кровавом гневе, на такой войне Что помогает нам не падать духом?Та сила песни, что сильна вдвойне.

Page 183: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

183

Гук-атаман ступил, качнувшись станом,С помоста закричал что было сил:– Наш гетман властью, ему данной,Такой указ велел здесь огласить:

«Дошло до нас, до гетмана, известье:В Полтаве совершился страшный грех.И смерть за то назначена. Мы вместоС писаньем этим ознакомим всех.

Во времена кровавой круговертиДостаточно уже имеем смерти,Нас окружила смерть со всех сторон,И свадеб – мало, больше похорон.Хотели б на себя мы взять вину – Развеять прахом жизнь еще одну?

Чурай Маруся в том лишь виновата,Что так была отчаяньем объята. Зло учинив, не так уж и повинна.Одна измена – главная причина.

Неправильно наказывать, при этомЧтоб не учитывать заслуг иных.Ее все песни – наши самоцветы,Чудесный клад среди забот земных.

Сейчас в народном горе и разрухе,В кровавом гневе, на такой войне Что помогает нам не падать духом?Та сила песни, что сильна вдвойне.

Про наши битвы – на бумаге голо.Лишь в песне тот святой огонь горит.Казним певца – задушенное горлоЗадушенною песней захрапит!».

Гук помолчал – так задрожало веко – И полной грудью дальше прочитал.Что за могучий глас у человека!Хватило б и на пять таких Полтав:«За все те песни, что она слагала,За все за то, за что она страдала,И за отца, распятого в Варшаве,Что не склонил перед врагом чела, Лишь не хватало городу Полтаве,Чтоб здесь она повешена была.И девушку вы отпустите сразу,Чтоб приговора не было того.А судей обязать таким наказом:Без ведома и слова моегоНе обрекать на казни самочинно.Бумага чтобы мне была данаО каждой казни. По такой причине,Что смерть – повсюду, Ну а жизнь – одна».

Универсал публично объявили,И дело это навсегда закрыли.

Поскольку чуть лишь не дошло до казниИ смерть свою она пережила,Не будет больше разбирательств разных.Она уже наказана была.

Page 184: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

184

…Болталась ненадетая веревка.Толпились люди. Радостная весть!Смеялся столяр сереброголовый,Что гроб его не пригодится здесь.

И подбежал Иван – с размаху ростаСбил лестницу со смертного помоста.

И женщины к Марусе подбежали,Одна воды тихонько поднесла.…Она стояла, словно неживая,Уже черту как будто перешла.

– Еще такого слыхом не слыхали:Чтоб те не шли, кого так отпускали!– А может, помешалась? – И к Ивану:– Послушает тебя хоть? Подойди! – … Она стояла. И над головамиВсе проплывали сизых туч ряды.

И не было ни радости, ни чуда.Отчаянье: не дали умереть.Не слышала и ничего не чуяла.Чуть ожила она о той поре,Когда к ней матерь подвели. ОпомниласьИ отшатнулась от того столба.И что-то ей как будто сразу вспомнилось,Но шла она беспамятно-слепа.

Бледна как мел – еще бледнее стала,А, тихо улыбаясь, лепетала:– Не плачьте, мама, все уж миновало, – И волосы седые целовала.

Page 185: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

185

…Болталась ненадетая веревка.Толпились люди. Радостная весть!Смеялся столяр сереброголовый,Что гроб его не пригодится здесь.

И подбежал Иван – с размаху ростаСбил лестницу со смертного помоста.

И женщины к Марусе подбежали,Одна воды тихонько поднесла.…Она стояла, словно неживая,Уже черту как будто перешла.

– Еще такого слыхом не слыхали:Чтоб те не шли, кого так отпускали!– А может, помешалась? – И к Ивану:– Послушает тебя хоть? Подойди! – … Она стояла. И над головамиВсе проплывали сизых туч ряды.

И не было ни радости, ни чуда.Отчаянье: не дали умереть.Не слышала и ничего не чуяла.Чуть ожила она о той поре,Когда к ней матерь подвели. ОпомниласьИ отшатнулась от того столба.И что-то ей как будто сразу вспомнилось,Но шла она беспамятно-слепа.

Бледна как мел – еще бледнее стала,А, тихо улыбаясь, лепетала:– Не плачьте, мама, все уж миновало, – И волосы седые целовала.

Раздел 6БОГОМОЛЬЕ

…Жирно чавкала грязь в старых тех башмаках,Низко вербы склонились в оборванных платьях,Повезли мою матерь на белых волах,Неоплакану матерь, неоплакану матерь.

Отдыхай, моя мама. Там легче тебе.Причинить там не смогут ни боли, ни муки.А я шла за тобой одиноко в толпе.Вот и все твои, мама, и дети, и внуки.

Никого, никого, никого на земле,Ни единой нет веточки нашего рода!Только старое чучело в старом рваньеСтережет тишину в лопухах огорода.

Да сама я не знаю, жива или нет.Только знаю одно – что, закрывшая веки,Проплыла моя мать по земной стороне,В лодке гроба отправилась в землю навеки.

Добрела я домой, как из дальней дали,Тяжким грузом на душу – посмертное тленье.Все мне слышится: черные комья землиГлухо падают, мама, на дом твой последний…

Page 186: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

186

…Тогда недолго, мама, жизнь потеплилась – Всего недели, может, полторы.Кленочками багрово-желто-светлымиВас проводила осень с той поры.И отрыдали в небе журавли – Прощай, мой самый дорогой покойник…Могильный горбик маминой землиПоцеловала. Я теперь – паломник.

…Вчера умылась в Полузорье-речке,Следила в небе птичьих стай полет.Такая безмятежность, бесконечность!Вот я в степи. А боль во мне живет.

Цветочный запах легкий ветер носит.Пасет корову тетка за межой.Никто и ни о чем меня не спросит.Я всем – чужая, каждый мне – чужой.

Иду-бреду себе через долину.И ступни битые стужу в росе.Никто мне не засматривает в спину.Иду. Я человек. И я – как все.

Еще пока тепло, в лугах ночую,А там, глядишь, кто на ночлег возьмет... – Вот только на детей когда смотрю я,речь отнимается и горло жмет.

Как надломились все мои напевы!Дорога, степь – все как в туманном сне.Идут прочане. Никому, наверно,Не горше в этом мире жить, чем мне.

Page 187: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

187

…Тогда недолго, мама, жизнь потеплилась – Всего недели, может, полторы.Кленочками багрово-желто-светлымиВас проводила осень с той поры.И отрыдали в небе журавли – Прощай, мой самый дорогой покойник…Могильный горбик маминой землиПоцеловала. Я теперь – паломник.

…Вчера умылась в Полузорье-речке,Следила в небе птичьих стай полет.Такая безмятежность, бесконечность!Вот я в степи. А боль во мне живет.

Цветочный запах легкий ветер носит.Пасет корову тетка за межой.Никто и ни о чем меня не спросит.Я всем – чужая, каждый мне – чужой.

Иду-бреду себе через долину.И ступни битые стужу в росе.Никто мне не засматривает в спину.Иду. Я человек. И я – как все.

Еще пока тепло, в лугах ночую,А там, глядишь, кто на ночлег возьмет... – Вот только на детей когда смотрю я,речь отнимается и горло жмет.

Как надломились все мои напевы!Дорога, степь – все как в туманном сне.Идут прочане. Никому, наверно,Не горше в этом мире жить, чем мне.

…Вчера меня жалели – мол, больная.Худая, под глазами – словно сажа.От ветра я теперь шатаюсь даже.Пустышками-очами мир вбираю.

Бывает, красота вдруг ослепит – Земля, вода и травы – по колено.Там степи, небеса, тут – лес стоит,Все так красиво, чисто, неизменно.

Гляди вокруг: дорога, яворы,Зовется Украиною все это.Все – чудо, все – мое, и столько света,Остановись и с Богом говори.

…А степь уж седая на поминках лета.Осеннего неба последние дали.И ветка сухою рукою аскетаВсе держит оранжевых листьев медали.

Как глянешь далеко – дорога в намысте.То краски последних балов золотые.Все в красных и желтых, в оранжевых листьях,А люди бредут и бредут, как слепые.

А ястреб прямо с неба мышку ищет.Большого леса ягодный узор.Сереет степь. И на дороге тише.Прочане вынимают хлеб из торб.

Степная чайка бьется об дорогу.Паломник-дьяк обедает на пне.

Page 188: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

188

– Чего хромаешь? – Проколола ногу. – Сядь, отдохни. – Да некогда же мне.

– Вот так и мне все некогда и некогда.Хоть как беги, а все-таки в длину.Ведь знаю: умереть всегда успею.А время все равно не догоню.

«А Киев далеко ли?» – «Да не очень.Варшава дальше», – усмехнулся дьяк.Сидит и мне неспешно палку точит,А старый и небритый, как сорняк.

– Идешь на богомолье, значит, ты?Дороги столько надобно пройти!..Там будут села, будут города.Гляжу, упряма, хоть и молода.

Но что-то такова ты, как обуглена,Как будто только снятая с креста.Тут, видишь, палка будет необстругана,А тут мы срежем – очень уж толста.

Вот чудо. Мне чужая чья-то милость –Как лучик солнца в маленьком окне.«Хотела жить – но жизнь не получилась,А умереть не дали люди мне».

Он говорит: «Моя ж ты голубичка!Страдания даны, чтоб возвышать.Вот я смотрю: твое такое личко,Что прямо насквозь светится душа».

Page 189: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

189

– Чего хромаешь? – Проколола ногу. – Сядь, отдохни. – Да некогда же мне.

– Вот так и мне все некогда и некогда.Хоть как беги, а все-таки в длину.Ведь знаю: умереть всегда успею.А время все равно не догоню.

«А Киев далеко ли?» – «Да не очень.Варшава дальше», – усмехнулся дьяк.Сидит и мне неспешно палку точит,А старый и небритый, как сорняк.

– Идешь на богомолье, значит, ты?Дороги столько надобно пройти!..Там будут села, будут города.Гляжу, упряма, хоть и молода.

Но что-то такова ты, как обуглена,Как будто только снятая с креста.Тут, видишь, палка будет необстругана,А тут мы срежем – очень уж толста.

Вот чудо. Мне чужая чья-то милость –Как лучик солнца в маленьком окне.«Хотела жить – но жизнь не получилась,А умереть не дали люди мне».

Он говорит: «Моя ж ты голубичка!Страдания даны, чтоб возвышать.Вот я смотрю: твое такое личко,Что прямо насквозь светится душа».

А как подумать, девочка моя ты,То кто из нас на свете не распятый?И коль в груди не ледяное сердце – То от распятья никуда не деться.

Есть утешенье горькое в судьбе: Еще кому-то хуже, чем тебе.

– Ты из Полтавы? – Прямо из Полтавы.– А где живешь и звать-то тебя как?– Зовут Марусей, – скупо отвечаю.И вновь молчу. Такой настырный дьяк.

– Ну как там ваши улицы Гончарные?Кузнецкие? Сапожные? Ты чья?Поются ль песни все еще печальныеПро Остряницу или Чурая?

Глаза его так ласково-печальны,Что прямо видно: не душа, а клад.– А были вы давно у нас в Полтаве?– При школе зимовал я год назад.

Люблю Полтаву. Люди там не сонные.И город славный. Где ты там живешь?Купцов Полтавских видел я в СаксонииИ видел полтавчан у франков тож.

Там сабли не ржавеют без надзору.В подвалах мыши сбрую не грызут.А порох! – добрый делают там порох.Ссыпают в бочки, гетману везут.

Page 190: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

190

– Еда там и питье богаты, славны.А как там девушка одна поет!– Я, – говорю, – не то что из Полтавы,На хуторе семья моя живет.

А он все стружит. Вдруг меня узнает!..– Беда всегда людей подстерегает.

Вот на, бери, хорошая палица.Себе такую ж выстругал вот так.Двух ног не хватит – третья пригодитсяОтмахиваться ночью от собак.

А тут чем дальше, тем с ночлегом хуже.Не то, чтоб люди глухи иль во зле.Чума нагрянет, если так и будетВойна ходить годами по земле.

Дожились до богатства и до славы:Мор меж людей, а все леса – Трухлявы.

Прошел я землю поднебесную,Как говорил святой Иов.Куда ни глянешь в даль окрестную – Спокон веков лилась тут кровь.

Там отступало войско Остряницы,Тут села сбил копытами Кончак.А тут, в долине речки Солоницы,Слезами горя высох солончак.

Page 191: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

191

– Еда там и питье богаты, славны.А как там девушка одна поет!– Я, – говорю, – не то что из Полтавы,На хуторе семья моя живет.

А он все стружит. Вдруг меня узнает!..– Беда всегда людей подстерегает.

Вот на, бери, хорошая палица.Себе такую ж выстругал вот так.Двух ног не хватит – третья пригодитсяОтмахиваться ночью от собак.

А тут чем дальше, тем с ночлегом хуже.Не то, чтоб люди глухи иль во зле.Чума нагрянет, если так и будетВойна ходить годами по земле.

Дожились до богатства и до славы:Мор меж людей, а все леса – Трухлявы.

Прошел я землю поднебесную,Как говорил святой Иов.Куда ни глянешь в даль окрестную – Спокон веков лилась тут кровь.

Там отступало войско Остряницы,Тут села сбил копытами Кончак.А тут, в долине речки Солоницы,Слезами горя высох солончак.

Вон видишь, крест, а рядом – птичья стайка.Тут речка полноводная текла.Вот это здесь скрутили Наливайка,И смерть его в мучениях была.

Красивый был – с лица хоть выпей воду,Хоть молод – силы столько в казаке!За то, что он боролся за свободу,Зажаренным он в медном был быке.

А вон с другой, гляди-ка, стороныСтолица Вишневецкого – Лубны.

Там жил Ярема, сын Раины.То – разоритель Украины.

Упырь с холодными глазами, Чванливый словом и собой,С душою злой, преступной самой,Что так закована броней.Обломок рыцарского рода,Мучитель своего народа,Палач кровавый, черный крот в норе – Он жил вон там, на замковой горе.

И с той горы, что так стоит высоко,Вся в окруженьи речек и канав,Лубенский родич краковского Смока Когтями нашу землю загребал.

Роскошно жил на шее у холопа,У многих девушек поругана краса.

Page 192: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

192

Стрелял косуль, возил пшено в Европу.По прихоти он выжигал леса.

Он грабил край, и люди кровью плакали.Он брал за все – со смерти, с живота,За дым, за торг, за разное – за всякое,С воды, с души, с воза и со скота.

Налогом ульи обложил, пекарни,Налог – с лугов, посевов и лесов.В монастырях, отделанных под псарни,Монахи сами содержали псов.

Удерживая жадною рукою,Был тверже твердокаменных твердынь.Горели села. Кровь лилась рекою,Когда бежал степями на Волынь…

Уже пропал Лубенский тот владыка,И замковые рвы давно пусты.Лишь, как печаль, извечная и тихая,Душа Раины плачет на кресты.

А там, где жил всевластный Еремея,Поразрастались дикие кусты.Лишь каменными челюстями змеяСтены остатки смотрят с высоты.

Где был дворец – теперь одни руины, Торчат обломки обгоревших стен.А все, страдая болями своими,Душа скулит Раины по сей день.

Page 193: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

193

Стрелял косуль, возил пшено в Европу.По прихоти он выжигал леса.

Он грабил край, и люди кровью плакали.Он брал за все – со смерти, с живота,За дым, за торг, за разное – за всякое,С воды, с души, с воза и со скота.

Налогом ульи обложил, пекарни,Налог – с лугов, посевов и лесов.В монастырях, отделанных под псарни,Монахи сами содержали псов.

Удерживая жадною рукою,Был тверже твердокаменных твердынь.Горели села. Кровь лилась рекою,Когда бежал степями на Волынь…

Уже пропал Лубенский тот владыка,И замковые рвы давно пусты.Лишь, как печаль, извечная и тихая,Душа Раины плачет на кресты.

А там, где жил всевластный Еремея,Поразрастались дикие кусты.Лишь каменными челюстями змеяСтены остатки смотрят с высоты.

Где был дворец – теперь одни руины, Торчат обломки обгоревших стен.А все, страдая болями своими,Душа скулит Раины по сей день.

И только туч пурпурные основы,И при дороге – мальвы, валуны,И на губах, как вечный привкус крови, Столица Вишневецкого – Лубны.

Едва иду. Боюсь остановиться.Лубны прошли. Еще минули – днем.И, как полой дырявой плащаницы, Накрыло город черным вороньем.

И снова – степь. И снова – дали много.И я молчу, и дьяк. Нелегкий путь.Идешь, идешь… Дорога и дорога.Идешь, идешь… Да хоть бы отдохнуть.

Зашли в село, и как-то жутковато:Нет лая, и ворота не скрипят.И, как стога в ночи, не светят хаты.Неужто рано так все люди спят?

И все дворы так неприветны были.Двух женщин только встретить довелось.Как будто бы дрова на них рубили – В морщинах горьких лица эти сплошь.

Дьяк – ничего. Стянул потуже в поясеИ бодро мне кивает головою:Поскольку, мол, село зовут Семеновка,Так и пойдем к Семену мы с тобою.Хотя бы вон в ту хатку над дорогой.Была бы крыша. Отдохнем немного.

Page 194: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

194

А крыша – в дырках, небу вся открыта,Подперта хата ветхими дверьми,И щели чем попало позабитыАж с позапрошлой, может быть, зимы.

И в хате голо, пол – земля и только,Ход крот прорыл – уже поднялся пол.– Садимся, – дьяк сказал. Добавил горько:– Есть хата. А хозяев не нашел.

Тут от Лубен и до самой Волыни – Лишь вдовьи села. И по всей долине Стоят дворы в убранстве крапивы.А тут, как видишь, даже нет вдовы.

Тут убегал по трупам Еремея,И все карал, карал, карал людей он.Рубил им руки, вешал, распинал,Сажал их на кол, головы снимал.И за собой оставил страшный след Казацких тел кровавый мясоед.

Кого казнить – недолго разбирались.И только села вдовьи здесь остались.Названья сел все больше из имен.Гляди: Панфил, Григорий и Семен.

…Мы уходили тихим утром снова.А паутина, словно сеть, вокруг,Наживленная на порог подкова,Давно забытый, брошен ржавый плуг.

Page 195: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

195

Иду. Молчу. Не спали, а приснилось:Хозяин мертвый все бродил меж стен…Иль сердце снова плакать научилось На той дороге в Киев из Лубен?!

Молчу. Иду. Смотрю я на дорогу.Село, здесь только тихой речке течь.На радость своему, наверно, богуПоставил, княже, Столько страшных свеч?

За горизонтом – там, вдали, вдали! – Все видятся кровавые колы.Над далью лет, спокойствием долин –Изжелта-красны ягоды рябин.Стучат те кости, что давно истлели,И на ветрах трепещут рукава.Черны лохмотья на казацком теле, И некому над этим горевать…

А воронью здесь места – безраздельно,Вороний карк – недели напролет.А крук – отшельник. Он себе отдельноСидит и часа лихолетья ждет.

Дьяк говорит: «Спросить бы взять у крука (Ведь крук так стар, навиделся всего): А думал Байда иногда про внука, Что прадеда предаст он своего?!».

Не потому ль такой Ярема лютый,Готов всю землю смертью замостить,

Page 196: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

196

Что каждая осиночка-малютка,Что он – Иуда, кроной шелестит?..

А на поля и мгла уже спускалась,И песня как сама собой слагалась:«Ой, в Полтаве на рыночкуДа пьет Байда мед-горилочку.Ой, пьет Байда, Байда молодецкий, А навстречу Байде едет Вишневецкий.

"Где ты, – говорит, – такой тут взялся,Что мне на глаза еще не попадался?Кто ты, – говорит, – какого роду,Что тебя не видел я в Полтаве сроду?" –"А я Байда, Байда Вишневецкий,И меня когда-то вешал царь турецкий.В Цареграде раз меня схватилиИ за ребро крюком, крюком зацепили.И в раю сидел я, очень скучно стало,Сто лет Украины милой не видал я.– Отпусти на землю, – говорю Петру я, – Там же мои дети, как живы-здоровы?Там же мои дети да в колене третьем.Что на Украине делают те дети?Ну а Петр послушал,Лестницу направил,Лестницу пониже,На рябину прямо".Крикнул тут Ярема на своих гайдуков:– Возьмите же того Байду Хорошенько в руки!Вы возьмите, да свяжите,И за ребро крюком,

Page 197: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

197

Что каждая осиночка-малютка,Что он – Иуда, кроной шелестит?..

А на поля и мгла уже спускалась,И песня как сама собой слагалась:«Ой, в Полтаве на рыночкуДа пьет Байда мед-горилочку.Ой, пьет Байда, Байда молодецкий, А навстречу Байде едет Вишневецкий.

"Где ты, – говорит, – такой тут взялся,Что мне на глаза еще не попадался?Кто ты, – говорит, – какого роду,Что тебя не видел я в Полтаве сроду?" –"А я Байда, Байда Вишневецкий,И меня когда-то вешал царь турецкий.В Цареграде раз меня схватилиИ за ребро крюком, крюком зацепили.И в раю сидел я, очень скучно стало,Сто лет Украины милой не видал я.– Отпусти на землю, – говорю Петру я, – Там же мои дети, как живы-здоровы?Там же мои дети да в колене третьем.Что на Украине делают те дети?Ну а Петр послушал,Лестницу направил,Лестницу пониже,На рябину прямо".Крикнул тут Ярема на своих гайдуков:– Возьмите же того Байду Хорошенько в руки!Вы возьмите, да свяжите,И за ребро крюком,

Крюком зацепите!…Ой, висит Байда на рыночкеДа не день, не ночку, Не часиночку.Молвит Байда, Байда Вишневецкий:– Лучше б меня снова вешал Царь турецкий!Сидеть на колу – то еще не мука.Как теперь смотреть-дивиться На такого внука?!».

– Э, дивчина, долго слушаю уже.Да поешь не про того ты Байду же…

А голосочек! Так чего ж таилась ты?А вот запела – я остолбенел.Ведь пел я и на хорах, и на крылосе.Духовный, светский мне знаком напев.

Дискантов слышал, теноров, басов,Ты душу научилась вынимать.Есть, может, много лучше голосов,Но вот ТАКОГО не пришлось слыхать!

Скажи, откуда, девушка с Полтавы, Ты научилась эти брать октавы?

– Пою я по-простому, как умею,Наукой песенною не владею.

– А я познал риторику, инфимыИ так скажу: жива душа не ими.

Page 198: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

198

Поэты пишут сладко, под размеры,Про три персоны божьи. А слова – Слова, Маруся, и мертвы, и немы,От слов таких глупеет голова.

Поднаторели наши рифмоплеты,А только нет в тех виршах ничего-то.Порочны мыслию, убоги словом,А в тридцать лет плешивы и стары,Они стишата лепят безголово – Рыдают горько в селах кобзари,

Или такие вот, как ты, девчата.В их грустных песнях – истинная жизнь.Ведь в Украине слово не зачато.Дай Боже это ей дитя родить!

Ведь то, что пишут, – то еще полова,То не посев еще таким полям.И с появленьем книги «Часослова»Еще не дали вырасти словам.

Да все кому-то в угожденье пишутИ чечевицу просят, как Исав.А кто напишет или написалО том, чем наш народ великий дышит?!

…Дорога снова. Тополя, могилы.Архимовка, Григорьевка, Панфилы,Остаповка, Карпиловка, Тишки.Так и идем сквозь горе напрямки.

Page 199: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

199

Поэты пишут сладко, под размеры,Про три персоны божьи. А слова – Слова, Маруся, и мертвы, и немы,От слов таких глупеет голова.

Поднаторели наши рифмоплеты,А только нет в тех виршах ничего-то.Порочны мыслию, убоги словом,А в тридцать лет плешивы и стары,Они стишата лепят безголово – Рыдают горько в селах кобзари,

Или такие вот, как ты, девчата.В их грустных песнях – истинная жизнь.Ведь в Украине слово не зачато.Дай Боже это ей дитя родить!

Ведь то, что пишут, – то еще полова,То не посев еще таким полям.И с появленьем книги «Часослова»Еще не дали вырасти словам.

Да все кому-то в угожденье пишутИ чечевицу просят, как Исав.А кто напишет или написалО том, чем наш народ великий дышит?!

…Дорога снова. Тополя, могилы.Архимовка, Григорьевка, Панфилы,Остаповка, Карпиловка, Тишки.Так и идем сквозь горе напрямки.

В селе протарахтели где-то возом.И снова тихо так, что аж звенит.Дьяк говорит как будто сам с собою,Все, старенький, бубнит себе, бубнит.

– Когда я в бурсе познавал науки,Афины, Рим прошли сквозь мои руки.

Вот был народ! Что римляне, что греки.На все века потомкам припасли.А мы? А мы! Хоть бы какие рекиГомера в колыбель к нам принесли.

Во все века мы слышим звон оружья,И есть у нас и боги, и герои.А скольким нашей крови было нужно!Но говорится: «Как руины Трои».

Про Киев так не говорили, да.Когда-то в старину необозримую,Дорога страшная была из Рима – И Аппиевою звалася тогда.

С веками время утекает,А в мире, верно, каждый знает,Когда, кого там распинали.Про то написаны анналы.Про то писали так и в рифму, Твердили вдоль и поперек.Но ведь дорога та из РимаВсего лишь две-три сотни верст.

Page 200: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

200

А тут до самой до Волыни – Все вдовьи села Украины!

Кто знает, что же тут случилось?Поведал кто про это житие?Безгласное, туманом все покрылось.Непознанным ушло в небытие.

Когда-то, может, через много лет,Никто не распознает слабый след,Не снимет шапку, не прольет слезы.А что? – дорога, ездили возы, Ветра гудели, теплые к весне…Большое дело – слово на письме!

Истории все пишут на столе.Мы ж пишем кровью на своей земле.Мы пишем плугом, саблею, мечом,Невольничьи рыданья в песню льем.Не знаем мы могил по именамДорогою от Киева к Лубнам!

…Идешь, идешь, еще не половина,Идешь, и хорошо, что не одна.Кровавым градом слезы у рябины,И белым лебедем плывет туман.

А изумруд лесов так порыжел!После дождей – надолго весь крапчастый.И глубже осень.Желуди ужеВсе прячет сойка под листвой опавшей.

Page 201: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

201

А тут до самой до Волыни – Все вдовьи села Украины!

Кто знает, что же тут случилось?Поведал кто про это житие?Безгласное, туманом все покрылось.Непознанным ушло в небытие.

Когда-то, может, через много лет,Никто не распознает слабый след,Не снимет шапку, не прольет слезы.А что? – дорога, ездили возы, Ветра гудели, теплые к весне…Большое дело – слово на письме!

Истории все пишут на столе.Мы ж пишем кровью на своей земле.Мы пишем плугом, саблею, мечом,Невольничьи рыданья в песню льем.Не знаем мы могил по именамДорогою от Киева к Лубнам!

…Идешь, идешь, еще не половина,Идешь, и хорошо, что не одна.Кровавым градом слезы у рябины,И белым лебедем плывет туман.

А изумруд лесов так порыжел!После дождей – надолго весь крапчастый.И глубже осень.Желуди ужеВсе прячет сойка под листвой опавшей.

Одна картина, хоть длинна ходьба:Дома небелены и выжжены хлеба.

Дьяк говорит: «Где будем ночевать?Про хлеб и соль давно здесь не слыхать.

Хожу по свету, хоть уже немолод. Земля большая. Радость – где она?Везде беда. Не только страшный голод,Но и недугов смертоносных тьма.И люди мрут, убитые болезнями.Господь гробами землю поразил,Поля засеял воинами смелыми,Ну а несмелых всех – переморил.

А тут еще комета тьмы вселенской, Скрестились в небе будто два меча.И голый волк явился под Смоленском,Он ест людей и воет по ночам …

Тебе, голубка, хоть воды напиться.Иди одна – тебя не испугаются.Чем на подходах ближе мы к столице,То тем прочнее люди запираются».

– Хоть девушку пустите, Ведь с дороги.Гнилой соломы жалко подстелить?Бурчат в ответ:– Таких вас ходит много.Весь мир такой теперь. Пусть Бог простит.

Page 202: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

202

– Ну что ж, приветили достойно.Так ночевать и будем стоя?

Ты слышишь, не отчаивайся только,Еще под небом есть чуток травы.А как Иисус, сын человека стойкий,Что преклонить не мог и головы?

И то сказать: здесь выморочный ветер.Иль знает кто, откуда мы идем?– Ну нету места, милые, поверьте.Себя по хате покотом кладем.

У этих – дети, роженица в хате,У тех – слегли на печке умирать.А мор с Подолья катится с проклятьем.Не пробуй в окна по ночам стучать!

Кто черств, кто зол, кто немощен, кто лих –Давно неволя души раздвоила.«Расширю страх мой на земле живых», –Как слово у пророка Даниила.

Остался солнцу шаг до потухания,Пойдем, одно пристанище нам есть,Где ни печали нет, ни воздыхания,А только бытие навечно здесь.

Приветливые кладбища бывают:Шатер небес и нету ни следа.Живых живые часто убивают,А мертвые не тронут никогда.

Page 203: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

203

– Ну что ж, приветили достойно.Так ночевать и будем стоя?

Ты слышишь, не отчаивайся только,Еще под небом есть чуток травы.А как Иисус, сын человека стойкий,Что преклонить не мог и головы?

И то сказать: здесь выморочный ветер.Иль знает кто, откуда мы идем?– Ну нету места, милые, поверьте.Себя по хате покотом кладем.

У этих – дети, роженица в хате,У тех – слегли на печке умирать.А мор с Подолья катится с проклятьем.Не пробуй в окна по ночам стучать!

Кто черств, кто зол, кто немощен, кто лих –Давно неволя души раздвоила.«Расширю страх мой на земле живых», –Как слово у пророка Даниила.

Остался солнцу шаг до потухания,Пойдем, одно пристанище нам есть,Где ни печали нет, ни воздыхания,А только бытие навечно здесь.

Приветливые кладбища бывают:Шатер небес и нету ни следа.Живых живые часто убивают,А мертвые не тронут никогда.

На свете привидений много разных,А здесь покой,Давно уснуло зло.Ведь кладбище – оно, поверь, не страшное.Душа, бывает, лишь взмахнет крылом.

Вглядись: ну чем не райские здесь кущи?В траву упало ворона перо.Есть даже райки,Яблочки горькущие –На древе зла привитое добро.Здесь, верно, змей на страже оголтелый.Сама не ешь, не искушай меня.Ведь строгий ангел, мрамор белотелый,С надгробья спрыгнув, Станет прогонять.Гробы богаты, видишь, алебастровы.Надбитый ангел думает про суть.Погост старинный. Тут, наверно, пастыриБиблейских коз с молитвами пасут.

Все камень, мрамор за большие деньги.Гербы, гробницы, склепы и ступеньки.В железе двери, вору – не ко времени.Плющ буйный вьется всюду над ступенями.

Фамилии все на надгробьях панские – Быдловски, Козебродски, Себастьянские.Достоинство при имени великом:Рох Яблоновский и Тадеуш Пика.

И самолюбованье именами.Не спится что-то с этими панами.

Page 204: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

204

А тут кого заткало паутинойИ что так время стало разрушать?«Антон Ключенко» – писано латынью.И этот, видно, тоже им под стать.

Стемнело. Жаль. А побродить вокруг бы.Наверно, есть тут набивные буквы.А вот надгробье… – дьяк Аж отшатнулся, – Смотри, живой, ей-богу, шевельнулся!

«Обнял мя страх» – в псалме такое есть.Мы не одни с тобой, выходит, здесь.

Так, может, ноги отряхнем от праха?Не дай Бог привидения рука.Уж очень бедно он одет для графаИ очень уж богат для бедняка.

Гляди, сидит и нас не замечает.Сам – как надгробие седой печали.

Поляк, наверное. Такой уж старый-старый.И видно, вся семья и род их славный – Вот здесь, в земле… О скорби всеочистны!Вот здесь теперь уже его отчизна.

Так отойдем. Ну чем ему поможешь?. Одни кричат: «От можа и до можа!».А этот? Человек между людьми.Живет, как мы, и мучится, как мы.

Page 205: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

205

А тут кого заткало паутинойИ что так время стало разрушать?«Антон Ключенко» – писано латынью.И этот, видно, тоже им под стать.

Стемнело. Жаль. А побродить вокруг бы.Наверно, есть тут набивные буквы.А вот надгробье… – дьяк Аж отшатнулся, – Смотри, живой, ей-богу, шевельнулся!

«Обнял мя страх» – в псалме такое есть.Мы не одни с тобой, выходит, здесь.

Так, может, ноги отряхнем от праха?Не дай Бог привидения рука.Уж очень бедно он одет для графаИ очень уж богат для бедняка.

Гляди, сидит и нас не замечает.Сам – как надгробие седой печали.

Поляк, наверное. Такой уж старый-старый.И видно, вся семья и род их славный – Вот здесь, в земле… О скорби всеочистны!Вот здесь теперь уже его отчизна.

Так отойдем. Ну чем ему поможешь?. Одни кричат: «От можа и до можа!».А этот? Человек между людьми.Живет, как мы, и мучится, как мы.

Потомки после будут отмывать такОт глупости и крови ту печаль.То ж властолюбцы – тяжко виноваты.А чем народ народу помешал?!

…Уже вон звезды сыплются с Ковша,Сложна загадка – жизнь до бесконечности.А как подумать, что же есть душа?Как говорится, горизонт до Вечности.

Горчайших раек утром пожевалиИ вновь до самой ночи прошагали.

И вот пошли леса, сосной богаты.Тут, говорят, разбойники и лоси.Кого-то здесь зарезали когда-то, Он в полнолуния кричит и просит.Уже не слышу сказок страшных тех,И не идут, подламываясь, ноги.Лишь ночью – жутковатый совий смехИ черная Лубенская дорога.

И вдруг – от светлячков ли столько света?Трухлявых пней искристые загадки?Мигают все, мигают… И – ни хатки.Подходим ближе, видим: свечки это.

А на траве лежат под лесом люди,Сложили руки восковы на груди,На лицах – небо, тьмою сплошь покрытое,Полуукрыты кто сачком, кто свитою. Вы умерли или бедой убитые?

Page 206: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

206

На пальцы оплывает желтый воск,А лица – остры, и одежда – латана.Мигают свечки, сосны пахнут ладаном,А над дорогою шумит извечный лес.

Здесь робкое мельканье птичек кротких,И воют волки в зарослях лесных.Ну что ж, в ту ночь мы были среди мертвых,А в эту будем меж полуживых.Но все ж спокойней: зверь не подойдет,И перебудем до холодных звезд.

Он жив еще. Но в нем душа уж стынет;Рукою дернул – воском припекло.– Откуда, люди? – С голоду. С Волыни.– Села какого? – Вымерло село.

И голос – тише, и дыханье – горше. Несхожи лица, а печаль – одна.– Куда вы, люди? – Некуда нам больше.И свечки, свечки, свечки… Тишина…

Дьяк говорит: «У них там, на Волыни,Вобрали плачи горечи полыни.Тот край – такая дивная краса,А голоса, какие голоса!».

Зато и жизнь там, Боже, твоя воля!У них рубашки вышиты, как доля.

Page 207: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

207

На пальцы оплывает желтый воск,А лица – остры, и одежда – латана.Мигают свечки, сосны пахнут ладаном,А над дорогою шумит извечный лес.

Здесь робкое мельканье птичек кротких,И воют волки в зарослях лесных.Ну что ж, в ту ночь мы были среди мертвых,А в эту будем меж полуживых.Но все ж спокойней: зверь не подойдет,И перебудем до холодных звезд.

Он жив еще. Но в нем душа уж стынет;Рукою дернул – воском припекло.– Откуда, люди? – С голоду. С Волыни.– Села какого? – Вымерло село.

И голос – тише, и дыханье – горше. Несхожи лица, а печаль – одна.– Куда вы, люди? – Некуда нам больше.И свечки, свечки, свечки… Тишина…

Дьяк говорит: «У них там, на Волыни,Вобрали плачи горечи полыни.Тот край – такая дивная краса,А голоса, какие голоса!».

Зато и жизнь там, Боже, твоя воля!У них рубашки вышиты, как доля.

Такие там чудесные узоры! А рукава белее всех снегов.Как пустят нитку – Черным, черным, черным, Да по запястью в несколько рядов!

Проходит ночь… И свечи догорают…– Ну, эти хоть нетрудно умирают.Бывало, лишь пшеница наливалась – Как забредут и наедятся так,Что, веришь, после в корчах извивалисьИ в смерть свою ползли на животах.

Вот так. Тебе я надокучил, может, милая?Послал же Бог попутчика болтливого!

Я складываю в душу все минуты,И горько, словно за свою вину.Хоть не имею на земле приюта,Но знаю землю вширь и в глубину.

– Вот вы бы взяли все и написали,И это был бы вашей жизни след.

– Я написал, так торбу-то украли,Папирусы – тю-тю, их больше нет.

А думали, что там таскаю брагу?Иль золото, добытое в войну?А начинать сначала что-то страшно.Я постарел, уже не потяну.

Page 208: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

208

Давно, как пух, мой волос перетерся,Да и глаза уж начали слабеть.Когда-то мысли в слове были скоры,Теперь же мысли сами по себе.

Уже, наверно, скоро я умру,А ниву словом так и не засею.Хоть даже в рот я водки не беру,Но книгу написать я не успею.

Мои собратья все теперь солидны, Богаты щедрым урожаем слов.Дурак последний – вот же что обидно –Всего достиг и преуспел давно.

А я, гусак общипанный, задаромВсе гогочу про правду и добро,Удерживая еле в лапе старойОдно свое гусиное перо.

Не надо денег мне, не надо славыИль чтобы сильный мира похвалил.А лишь бы кто-то, мыслию преславный,Свой слух и взор навстречу обратил.

Но слушателей я не обретаю:Как сам пишу, так сам себе внимаю.

…А тополь гнется, словно танцовщица,Ложится пыль в густой чертополох.Дорога бесконечно вьется-длится,Вдвоем нам славно, мы идем вперед.

Page 209: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

209

Давно, как пух, мой волос перетерся,Да и глаза уж начали слабеть.Когда-то мысли в слове были скоры,Теперь же мысли сами по себе.

Уже, наверно, скоро я умру,А ниву словом так и не засею.Хоть даже в рот я водки не беру,Но книгу написать я не успею.

Мои собратья все теперь солидны, Богаты щедрым урожаем слов.Дурак последний – вот же что обидно –Всего достиг и преуспел давно.

А я, гусак общипанный, задаромВсе гогочу про правду и добро,Удерживая еле в лапе старойОдно свое гусиное перо.

Не надо денег мне, не надо славыИль чтобы сильный мира похвалил.А лишь бы кто-то, мыслию преславный,Свой слух и взор навстречу обратил.

Но слушателей я не обретаю:Как сам пишу, так сам себе внимаю.

…А тополь гнется, словно танцовщица,Ложится пыль в густой чертополох.Дорога бесконечно вьется-длится,Вдвоем нам славно, мы идем вперед.

Вот он идет, а я себе хромаю.Он говорит, а я иду, молчу.Уже на палку крепче налегаю,Прилаживая торбу по плечу.А он идет, милуется дорогою.Он молодой, ему еще не сто.В одежде – книга за полой убогою.И торба – словно кречета гнездо.

…Нащупывает посох грунт покрепче,Обрывы чаще скреплены корчами.Лохмотьями цепляются за ветки,Идут из леса по пескам прочане.

Пески. Пески… А где он, тот причал?А может быть, дорога обманула?Плывут, плывут кораблики прочан.И ветром бед их паруса надуло…

И шла одна, закована в вериги.В железном колпаке, совсем босая.Сказали или вычитала в книге, Теперь плетется, Богу угождая.

В святые помолиться шла пещеры,Да, говорят, издалека, с Печоры.В пудовой ноше, а сама – как мощи,Так и упала, не дошла до прощи.

Иль грешница, иль, может, так, блаженна?Присыпали. Куда ж ее нести?А вдалеке уж Лавра недвиженнаВечерний луч прибрала на кресты…

Page 210: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

210

И вот он – Киев! Воссиял крестами.Пригасший взор красой заполонил. Тут сам Господь бессмертными перстамиСвятые эти горы осенил.

Так долго шла, ждала так терпеливо!И вот он, Киев, за валами, он! Тот стольный град и златоглаво диво,Души моей малиновый трезвон!

…И в киевские мы вошли ворота.А что-то тихо – будто под чумой.Дьяк говорит: «А вспомни жену ЛотаИ не оглядывайся. Киев мертв, немой».

Я оглянулась. Не окаменела.Пролиться не дозволила слезам.Вот так прошло здесь войско Радзивилла! – В руинах улиц затерялся храм.

У мертвой звонницы – обугленные кроны.И все немое – горы и Подол.В Литву себе присвоил наши звоныЛитовский гетман Януш Радзивилл.

Все сожжено, покинуто. И хмурыСтоят дворы, базары, винокурни.

Сады стоят, немые от пожара.И нет людей, и кони не бегут.Лишь уцелевшие в пожаре башни старыеВсе смотрят в небо. Пепел стерегут.

Page 211: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

211

И вот он – Киев! Воссиял крестами.Пригасший взор красой заполонил. Тут сам Господь бессмертными перстамиСвятые эти горы осенил.

Так долго шла, ждала так терпеливо!И вот он, Киев, за валами, он! Тот стольный град и златоглаво диво,Души моей малиновый трезвон!

…И в киевские мы вошли ворота.А что-то тихо – будто под чумой.Дьяк говорит: «А вспомни жену ЛотаИ не оглядывайся. Киев мертв, немой».

Я оглянулась. Не окаменела.Пролиться не дозволила слезам.Вот так прошло здесь войско Радзивилла! – В руинах улиц затерялся храм.

У мертвой звонницы – обугленные кроны.И все немое – горы и Подол.В Литву себе присвоил наши звоныЛитовский гетман Януш Радзивилл.

Все сожжено, покинуто. И хмурыСтоят дворы, базары, винокурни.

Сады стоят, немые от пожара.И нет людей, и кони не бегут.Лишь уцелевшие в пожаре башни старыеВсе смотрят в небо. Пепел стерегут.

Вот это Киев, вот родное, кровное!Залиты кровью досыта валы.О люди, люди! Божие подобие!Ну до чего ж вы землю довели?!

Дьяк говорит: «Какая подобизна?Когда земля дрожала от копыт,Навстречу Радзивиллу вышел Тризна,Печерский пресвятой архимандрит».

И стал, седой. И преклонил колени:– Короне польской брат одноколенный!

Вот ключ от города. И мы откроем браму.Литовский княже, только пощадиСвященный город и святые храмы!Он, словно ножик в спину, заходил.

Он – в спину. А Потоцкий – в наши груди.Богдан меж ними, как меж двух огней.Что было тут! Рассказывали люди,Три дня, три ночи Киев весь горел!

…Стоял тот собор старинный да с выпаленной душою.Во мрак мы тихо ступили, что дымом едким пропах.Молились пустым окладам, на пепел икон молились,Искали живого Бога в солнечных сизых столбах.

Лежали разбитые плиты осколками черной льдины,И ангелы в белой одежде плотней обступили алтарь.Кричали в трещинах стены. И недосожженные книгиУличный ветер-бродяга пальцем холодным листал.

Page 212: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

212

Перекрестилась, зарыдалаИ тихо вышла из собора.Я шла на прощу, а попалаТо ли в Содом, то ли в Гоморру.

…Уже стемнело.Добрались до Лавры.Узка тропинка, словно колосок.Яры и рядом лес, дремучий прадед,Яры – не страшно, лучше, чем песок.

А по ярам, по склонам той земельцыЗемлянки понарыли погорельцы.Идешь, глядишь: чудно! В вечерней мглеДымок из норок стелется к земле.

Дьяк говорит: «Во времена БатыевыПод землю люди уходили в Киеве».

Обжились все.Один отгородился,Сметали сено, вот стожки стоят.А кто-то в той землянке и родился – Вон мокрое вывешивают в ряд.

И жизнь идет. Как сказано у Павла:«Вам жить благочестиво во Христе».Ну потерпи немного. Скоро Лавра.Там отдохнешь от переходов всех.

…Но вот когда дошли уже до Лавры,Настала ночь.

Page 213: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

213

Перекрестилась, зарыдалаИ тихо вышла из собора.Я шла на прощу, а попалаТо ли в Содом, то ли в Гоморру.

…Уже стемнело.Добрались до Лавры.Узка тропинка, словно колосок.Яры и рядом лес, дремучий прадед,Яры – не страшно, лучше, чем песок.

А по ярам, по склонам той земельцыЗемлянки понарыли погорельцы.Идешь, глядишь: чудно! В вечерней мглеДымок из норок стелется к земле.

Дьяк говорит: «Во времена БатыевыПод землю люди уходили в Киеве».

Обжились все.Один отгородился,Сметали сено, вот стожки стоят.А кто-то в той землянке и родился – Вон мокрое вывешивают в ряд.

И жизнь идет. Как сказано у Павла:«Вам жить благочестиво во Христе».Ну потерпи немного. Скоро Лавра.Там отдохнешь от переходов всех.

…Но вот когда дошли уже до Лавры,Настала ночь.

И у святых воротСидели люди, как улитки в раковинах,Втянувши руки, ноги и живот.Ободраны, закутаны в тряпьишко,Не разберешь, где нищий, где воришка.И руки тянут, просят Христа ради.Ведь люди тоже. Что им говорить,Когда, минуя хутора и грады,Сам три недели мочишь сухари?

Врата святые крепко закрывают – Здесь оборванцев в Лавру не пускают.

Вночи ворота негостеприимны,Напрасно возвышать тут скорбный глас.Глас вопиющего в пустыне,Наверно, был слышнее, чем у нас.

Один бубнил. В падучей бился кто-то.Сидели с дьяком до утра вдвоем.И хмурых туч лохматая когортаВертела в небе желтым медяком.

…А в день второй в пещерах побывали, Прошли по коридорам лагерей.Поклоны били. В очереди ждали.Тут возле каждой свечки – рой людей.

Печерский старец впереди идет –Прочанам мощи в щелочку показывать.А я не знаю, где, не знаю, кто,Так дьяк, спасибо, мне давай рассказывать.

Page 214: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

214

Вот преподобный лекарь Агапет,Он исцелил когда-то Мономаха.А вот – Алимпий, мастер на весь свет, Живописать талант был у монаха.

Вот – Нестор, писарь найславнейших дел.Потомкам он оставил труд свой гордый.Ведь он писал и в келии сидел,А я ходил, когда украли торбу.

А дальше – все святые да подвижники,Закрыты в кельях были, в темной тверди.Так их Господь за подвиги при жизниСподобил быть нетленными по смерти.

Мардарий – жизнь его была бедна.А вот – Пафнутий, он не пил вина.

Вот – преподобный схимник Силуян.Без шуму, крику, беготни и битвыЗлодеев, что попрятались в бурьян,Связал в едино силою молитвы.

Вот Нестор, но другой. Зовут – Некнижный.В такой заслуге перед Богом стал:Всегда он был на всех богослуженьях,Но он ни разу там не задремал.

А вот Сысой, он похоть превозмог.Ходил он к речке в рваном веретьиИ раздевался с головы до ног,Чтоб комары кусали до крови.

Page 215: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

215

Вот преподобный лекарь Агапет,Он исцелил когда-то Мономаха.А вот – Алимпий, мастер на весь свет, Живописать талант был у монаха.

Вот – Нестор, писарь найславнейших дел.Потомкам он оставил труд свой гордый.Ведь он писал и в келии сидел,А я ходил, когда украли торбу.

А дальше – все святые да подвижники,Закрыты в кельях были, в темной тверди.Так их Господь за подвиги при жизниСподобил быть нетленными по смерти.

Мардарий – жизнь его была бедна.А вот – Пафнутий, он не пил вина.

Вот – преподобный схимник Силуян.Без шуму, крику, беготни и битвыЗлодеев, что попрятались в бурьян,Связал в едино силою молитвы.

Вот Нестор, но другой. Зовут – Некнижный.В такой заслуге перед Богом стал:Всегда он был на всех богослуженьях,Но он ни разу там не задремал.

А вот Сысой, он похоть превозмог.Ходил он к речке в рваном веретьиИ раздевался с головы до ног,Чтоб комары кусали до крови.

Так были времена благофортунны,Что каждый Богу свой давал обет.И каждый подвиг не остался втуне,Теперь таких подвижников уж нет.

Мои же мысли у души на дне:«Зачем на них молиться надо мне?».

Лишь только те, без нимбов, без имен,На той дороге в Киев из Лубен,Или вон те, под лесом из Волыни, – Не больше разве мученики ныне?!

Стою. Краса днепровских склонов милых…Сысой… Мардарий… Подвиги Ахилы…Тут кровь лилась. Батый топтал пятой.Сафроний… Пимен… Мученик… Святой.…

Дьяк изрек: «У нас ни лиры нет, ни меры,И разум за корягу зацепился.Сысой, Мардарий – мученики веры.А Байда – что, от веры отступился?

Одни слова, хоть бред словозакония,А что сильнее подпирает твердь – Молитва преподобного АнтонияИль Наливайка-мученика смерть?

Я тоже время проводил В молитвах.И думаю в земле чужесторонской,Что как же так: те – погибали в битвах,А те – спасались на горе Афонской?

Page 216: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

216

Трилесы взяты, сотенно местечко.Так то ж недавно, это – недалечко!Десяток дней – под вражьим окруженьем,Ни жителя живого, ни движенья.Местечко было… А подходишь ближе – Все пусто. Тишина и пепелище.

Лишь ходит смерть с кровавою косою…А ты пришла молиться тут Сысою!Сидел подвижник, как медведь в берлоге.А в Лавре книг печатается много.Ты вон пройди под окнами печатни – Страницы сохнут, дивно-величавы.Там столько интересного, подвижного!А он тебе про Нестора Некнижного!

Уже везде у нас есть школы братские.Пол-Украины – сироты казацкие.От Лихвицы и до самой Молдовы,Пол-Украины – то казачьи вдовы.Детей без мужа поднимать – мученье,А ни защиты нет, ни вспоможенья.Такие горькие, и все-то обездолены.А им опять – про подвиги Февронии.

Наверно, ты была тогда малою,Как пролетала та звезда с метлою.

В тот год, когда звезде той показаться,Распяли пятерых старшин казацких.И головы те там, Откуда родом – Поставили перед народом.

Page 217: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

217

Трилесы взяты, сотенно местечко.Так то ж недавно, это – недалечко!Десяток дней – под вражьим окруженьем,Ни жителя живого, ни движенья.Местечко было… А подходишь ближе – Все пусто. Тишина и пепелище.

Лишь ходит смерть с кровавою косою…А ты пришла молиться тут Сысою!Сидел подвижник, как медведь в берлоге.А в Лавре книг печатается много.Ты вон пройди под окнами печатни – Страницы сохнут, дивно-величавы.Там столько интересного, подвижного!А он тебе про Нестора Некнижного!

Уже везде у нас есть школы братские.Пол-Украины – сироты казацкие.От Лихвицы и до самой Молдовы,Пол-Украины – то казачьи вдовы.Детей без мужа поднимать – мученье,А ни защиты нет, ни вспоможенья.Такие горькие, и все-то обездолены.А им опять – про подвиги Февронии.

Наверно, ты была тогда малою,Как пролетала та звезда с метлою.

В тот год, когда звезде той показаться,Распяли пятерых старшин казацких.И головы те там, Откуда родом – Поставили перед народом.

Одна из жен – хорунжего иль сотника –Там, под столбом, лежала нежива.Да можно ль ей про Симеона Столпника,Как на столбе сплетал он кружева?!».

…Ох, не такой уж я была малою,Когда звезда летела над Сулою.Так то же про отца, про Чурая.И матерь там лежала так моя.

Была зима. Как раз после Крещенья.Людей сгоняли аж со всей Полтавы,Чтобы себе смотрели в наущенье.А мама – косы к снегу примерзали…

И навсегда! – пока что я жива –В глазах тот снег… коса… и голова…

– Чего ты плачешь? – дьяк меня пытает.– Да ничего… А листья облетают.– Так... – говорю, – заплакалось само.Толпа из церкви к выходу стекает,Мы все сидим и думаем одно.– Я начал, – говорит, – Черстветь с годами.Уж вечереет. Что ж, давай, пойдем.А там, за монастырскими садами, Есть, говорят, странноприимный дом.

…Нашли тот дом мы на задворках Лавры.Из досок сбитый стол и струганные лавы.

Page 218: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

218

А духота, как ведьмино дыханье,И в плошках чуть не гаснут огоньки.И богомольцев целое собранье,Снуют, как будто рыбьи косяки.

Дьяк, пошатнувшись, говорит: «Послушай,В степи, в лесу пришлось перебывать.Но под забором в поле где-то лучше,Чем вот в таком вертепе ночевать!».

И мы ушли, да так себе, под небом Сухой листвы немного нагребли.Лежим и смотрим звезды на потребу.Вот, говорим, свободу обрели!

Нам ветер вольный в этой полночиГнездо раскачивал вороньяче.

В прорехах – свод, земля сыра,И тянет холодом с Днепра.

Все б ничего, и так бы мы и спали.Что может крепче сна с дороги быть?Монахи нам на ноги наступали, Звоночками наутро шли будить.

А вот один идет из-за собора,Волочит рясу сзади за собою.Другой – через канавку, напрямки,И собирает в кружку медяки.

– Вот это сон приснился мне в столице, –Промолвил дьяк, присев на пень бочком, –

Page 219: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

219

А духота, как ведьмино дыханье,И в плошках чуть не гаснут огоньки.И богомольцев целое собранье,Снуют, как будто рыбьи косяки.

Дьяк, пошатнувшись, говорит: «Послушай,В степи, в лесу пришлось перебывать.Но под забором в поле где-то лучше,Чем вот в таком вертепе ночевать!».

И мы ушли, да так себе, под небом Сухой листвы немного нагребли.Лежим и смотрим звезды на потребу.Вот, говорим, свободу обрели!

Нам ветер вольный в этой полночиГнездо раскачивал вороньяче.

В прорехах – свод, земля сыра,И тянет холодом с Днепра.

Все б ничего, и так бы мы и спали.Что может крепче сна с дороги быть?Монахи нам на ноги наступали, Звоночками наутро шли будить.

А вот один идет из-за собора,Волочит рясу сзади за собою.Другой – через канавку, напрямки,И собирает в кружку медяки.

– Вот это сон приснился мне в столице, –Промолвил дьяк, присев на пень бочком, –

Что варишь ты вареники в криницеИ листья собираешь дуршлагом.

Хотя вздремнул, конечно, знаменито.Что ж, можно спать и здесь, сама скажи,Когда бы мне не ставили копытоНа грудь вот эти праведны мужи.

Пошевелив рукой сухие листья,Достал из торбы щепоть табака:– Вот клятые дурные черноризцы,Сон перебили. Посижу пока.

Сижу, смотрю – уж век прожил на свете – На то гнездо в сплетеньи верховетьяИ думаю: ты глупый человек,Что вот прожил на свете целый векИ, душу обязав на сотню дел,Себе гнезда так свить и не сумел.

…В селе, что звалось, помню, Черногайцы – Двадцатый год тогда я разменял, – Хотели окрутить меня на Гале,Но, слава Богу, вырвался, сбежал.

А было раз – за Чертовою Греблею,Под Киевом, вот тут, на Ирпене.И вновь я тихим уголком побрезговал,Тогда под сорок стукнуло уж мне.

Любил я панну, Птимченко-Заглобску,Воздушный замок строил для чудес.

Page 220: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

220

«О рани Езу, пан муви по-хлопську!» – Сказала панна. Я упал с небес.

Так мне и надо. Счастье – как погода.А нету счастья – можно жить и без.В душе есть, кроме видимого свода,Одиннадцать еще других небес.

Был регентом и был я канархистом,Любил людей и обходил толпу.И отличался я крамолой чистой:Несклонностью к духовному ярму.

Познал любовь, и ненависть, и жалость,Горячий был, и яростный, и злой.Когда-то жил. Теперь я разминаюсьС людьми и с небом, с жизнью же самой.

Дорога есть, она мне в радость только.А дьяку – счастье, если не зимой.В природе как: чирик – и сразу в щелку.А как же быть, коль щелки нет самой?

Бывал везде. Душа гола и боса,Прошла тернисто множество земель.И брагу пил, добытую из проса,Мальвазию, а также мушкатель.В тюрьме Варшавской пережил я плен,Жевал я в Праге семидальний хлеб,В Молдове ел я сладкий виноград, Ногами мерял всякий Семиград.Но все ж в какой я ни был стороне – Все время что-то плакало во мне:

Page 221: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

221

«О рани Езу, пан муви по-хлопську!» – Сказала панна. Я упал с небес.

Так мне и надо. Счастье – как погода.А нету счастья – можно жить и без.В душе есть, кроме видимого свода,Одиннадцать еще других небес.

Был регентом и был я канархистом,Любил людей и обходил толпу.И отличался я крамолой чистой:Несклонностью к духовному ярму.

Познал любовь, и ненависть, и жалость,Горячий был, и яростный, и злой.Когда-то жил. Теперь я разминаюсьС людьми и с небом, с жизнью же самой.

Дорога есть, она мне в радость только.А дьяку – счастье, если не зимой.В природе как: чирик – и сразу в щелку.А как же быть, коль щелки нет самой?

Бывал везде. Душа гола и боса,Прошла тернисто множество земель.И брагу пил, добытую из проса,Мальвазию, а также мушкатель.В тюрьме Варшавской пережил я плен,Жевал я в Праге семидальний хлеб,В Молдове ел я сладкий виноград, Ногами мерял всякий Семиград.Но все ж в какой я ни был стороне – Все время что-то плакало во мне:

Вернись и доживи век дома свой,В родную землю, где ты всем чужой.

Бродяга-дьяк, все по свету тащусь я,Не нужен ни семейству, ни родне,Тебя вот встретил, и теперь я чувствую,Что на душе теплее стало мне.

Вернешься скоро, девушка, до дома,В Полтаву, к берегу родной реки.А там, наверно, хлопцу молодомуДавно твои уж снятся рушники.

Счастливится же людям! Мог иначе.Не был бы одинокий, сам не свой,Когда б хоть раз в судьбе своей бродячейЯ повстречался с девушкой такой!Исчезну вдруг – не надо удивляться,Боюсь печали, чтоб не привязаться.

…Там в било бьют обычаем пустынным,Такой теперь вот это в лавре звон.Давно уж преподобные так били, Прадавний лес стоял со всех сторон.Когда еще в разбойничьих пещерахВалялись просто кости или череп.И не было ни стен там и ни брам,А лишь на срубе – заросли малины. И первый ветхий деревянный храм,Там был престол – из камня да из глины.Теперь при Лавре – где уж те леса!Где тишина молитвы над лесами?Один лишь Днепр – и вечность и краса – Течет в лугах одних и тех же самых.

Page 222: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

222

А над Днепром, на той святой горе, – Тут целый город с башнями и рвами,С надбрамными солидными церквями,С монастырями при монастыре.

Аж страшно. И стоит новоприбывший – Найти нельзя, покуда не узнал.Тут столько келий – много улиц длинных,Одних церквей – на несколько Полтав.

Когда б не дьяк, то как бы я бродила!Он знает все, откуда, что и где.…Пустынник снова бьет в пустынно било,В пустыне этой – тысячи людей.

Тут чуть ли не ползком ползут иные,Услышит нас Господь такой толпой!В параличе, слепые и немые,И каждый возвышает голос свой.

А я пришла с такого дальнего!Старинная, сказали, естьВ больнице церковь госпитальная.Врата святые – где-то здесь.

Давно-давно, при всех превратностях,Когда-то дал начало ей,При Лавре будучи привратником,Сам – из Черниговских князей.

Так люди все идут понынеИ говорят, что легче в середине,

Page 223: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

223

А над Днепром, на той святой горе, – Тут целый город с башнями и рвами,С надбрамными солидными церквями,С монастырями при монастыре.

Аж страшно. И стоит новоприбывший – Найти нельзя, покуда не узнал.Тут столько келий – много улиц длинных,Одних церквей – на несколько Полтав.

Когда б не дьяк, то как бы я бродила!Он знает все, откуда, что и где.…Пустынник снова бьет в пустынно било,В пустыне этой – тысячи людей.

Тут чуть ли не ползком ползут иные,Услышит нас Господь такой толпой!В параличе, слепые и немые,И каждый возвышает голос свой.

А я пришла с такого дальнего!Старинная, сказали, естьВ больнице церковь госпитальная.Врата святые – где-то здесь.

Давно-давно, при всех превратностях,Когда-то дал начало ей,При Лавре будучи привратником,Сам – из Черниговских князей.

Так люди все идут понынеИ говорят, что легче в середине,

Когда помянут просто в ней,Средь этих праведных камней,Своих умерших… Надо, чтобРазвеянного по ветру отцаИ мать, которую свела я в гроб.Те имена, произносить которые…Гордея… Анну и Григория…

Да мне б молебен отслужить.Живая, надо как-то жить.

* * *

А ночь последнюю почти уже не спали,И нам опять на ноги наступали,И кашлял дьяк, и дождик моросил,И столько, видно, грязи размесил!

Вздыхает дьяк, бормочет: «Эх, какое!Холодный свет, а пусть ему лихое!..Приходишь в мир ты чистый, молодой,Уходишь – весь измученный, седой…»

Наверное, под утро я заснула –Так вдруг меня усталость обернула! Какой короткий, обморочный сон…Проснулась я от карканья ворон.

Проснулась: небо, старая стена.А дьяка нету. Тихо. Я одна.

А на груди моей лежит обнова:Платочек красный с веточкой терновой.

Page 224: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

224

И утро было, дождик моросил,И дуб листвой платочек притрусил.

Пора и мне. Пора и мне, пора.Пески, пески… И синий лик Днепра…

И лес… и путь… и явор… и криница…Куда? Кто ждет меня там, Кроме Гриця?Кричат ключи печально журавлиные.Кому, зачем и что мне говорить?Пойти под лесом, лечь, как те, с Волыни…И догореть… И свечка догорит…

Разматываю вновь свою дорогу.Была на проще, помолилась Богу.Купила в Лавре несколько свечей,Хорошего Все ж человека встретила.Из всех немалых дьяковых речей,Однако, чаще вспоминаю эту я И утешаюсь, чтобы не скорбеть:Кому-то в мире хуже, чем тебе.

Опять те села, словно сплошь – могилы.Вновь ближе, ближе, ближе до Лубен.Григорьевка. Семеновка. Панфилы.Святой Григорий… и Святой Семен.

Page 225: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

225

И утро было, дождик моросил,И дуб листвой платочек притрусил.

Пора и мне. Пора и мне, пора.Пески, пески… И синий лик Днепра…

И лес… и путь… и явор… и криница…Куда? Кто ждет меня там, Кроме Гриця?Кричат ключи печально журавлиные.Кому, зачем и что мне говорить?Пойти под лесом, лечь, как те, с Волыни…И догореть… И свечка догорит…

Разматываю вновь свою дорогу.Была на проще, помолилась Богу.Купила в Лавре несколько свечей,Хорошего Все ж человека встретила.Из всех немалых дьяковых речей,Однако, чаще вспоминаю эту я И утешаюсь, чтобы не скорбеть:Кому-то в мире хуже, чем тебе.

Опять те села, словно сплошь – могилы.Вновь ближе, ближе, ближе до Лубен.Григорьевка. Семеновка. Панфилы.Святой Григорий… и Святой Семен.

Раздел 7ДЕДОВА БАЛКА

Зима дырявы крыши подлатала,Снега цветные стелются в полях.На все врата закрытая ПолтаваДозор казацкий выслала на шлях.

Немного их, но зорки эти очи.Меж ними Искра и Лесько Черкес.Снега, снега… следы там только волчьи,Пустая степь и тишина небес.

Грызут удила кони в нетерпеньи. Рывками ветер снег в горсти несет.Снега, снега… С какого же хотеньяТак тихо все? И так тревожно – все?

У хуторов прикаянность глубока.В Полтаву кто-то там бредет с мешком.И даль окрестная на все четыре бокаПерекрестилась черным ветряком.

Старинная Полтавонька, Олтава!Ты все равно сегодня молода.Ох, сколько звонов здесь голосовало,Когда тебя пустошила беда!И как летали стрелы половецкие,И клекотали по степям орлы!

Page 226: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

226

Минулых лет все праздники мертвецкиеТебя молчанием обволокли.

А что осталось от твоей породы?!Безлюдных дворищ нищенские сны,Меж пепелищ – в забросе огороды,Где дикие порылись кабаны.

И вновь на месте, разнесенном в клочья,Несеяные, как весной – трава,Пробились люди и протерли очи:Полтавонька, ты все-таки жива?!

С плакучих верб слезой стекла на водуВся горечь прошлых отболевших лет.Из нор подземных битую свободу,Поддерживая, вывела на свет.

Позаростали травами руины,И вновь на голос твой – печали гнет.В твоих лесах, над водами твоимиСвоим богам молился князь Витовт.

Летели дни. Ты старилась с годами.Стремилась в небо и врастала в грунт.Тебя обнял железными рукамиЧужой король, несытый Сигизмунд.

И снова, снова, снова ты под бремя!Иль мы уже с неволей заодно,Что Вишневецкий выродок, Ярема,Твой собственный палач, запряг в ярмо?!

Page 227: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

227

Минулых лет все праздники мертвецкиеТебя молчанием обволокли.

А что осталось от твоей породы?!Безлюдных дворищ нищенские сны,Меж пепелищ – в забросе огороды,Где дикие порылись кабаны.

И вновь на месте, разнесенном в клочья,Несеяные, как весной – трава,Пробились люди и протерли очи:Полтавонька, ты все-таки жива?!

С плакучих верб слезой стекла на водуВся горечь прошлых отболевших лет.Из нор подземных битую свободу,Поддерживая, вывела на свет.

Позаростали травами руины,И вновь на голос твой – печали гнет.В твоих лесах, над водами твоимиСвоим богам молился князь Витовт.

Летели дни. Ты старилась с годами.Стремилась в небо и врастала в грунт.Тебя обнял железными рукамиЧужой король, несытый Сигизмунд.

И снова, снова, снова ты под бремя!Иль мы уже с неволей заодно,Что Вишневецкий выродок, Ярема,Твой собственный палач, запряг в ярмо?!

И снова запад – цвета багряницы,Надежду ввел в отчаянье обман.Где пал Павлюк – там вырос Остряница,Все наши цепи разорвал Богдан!

И снова – горе. Года не прожили, Как в Белой Церкви договор сложили.Забросили поруганную славу,И снова панство поползло в Полтаву.

Тебя поставить на колени лестно,Чтоб ты была рабою, как тогда.Вон снова люди с хуторов окрестныхПод наши башни тянутся сюда.

Идет, бежит, стекается живое,Коров сгоняет, ковыляет прочь.О древний город с вечным непокоем,Тревожная тебе досталась ночь!

…Дозор казацкий проверяет шлях – До горизонта пустота в полях.Теперь паны пускай идут облавою,Уже стоят, покинуты, дворы – Людские гнезда за Полтавою,Лишь одиночки-хуторы.

Пустыня, степь: Ворон голодных сварки…И некому, и не с кем говорить.И лишь дымок там, из Дедовой Балки,Курит себе тихонько да курит…

Page 228: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

228

Там дед живет, тот самый дед Галерник,Отшельник вечный и почти бессмертник,Который двадцать лет провел в неволе,Давно вернулся, но еще теперь –Чтоб он ни мастерил, опять невольноВыходят сотни маленьких галер…И сольницы, и ложки, и лопатки,И разные горшочки да прихватки.Никто, как он, не сделает так ловкоНарядную, в узорах, салотовку.

То вынесет в Полтаву, то по селам(Ну, если не метель и не дожди).Вот так в галерах дедовых веселыхПолтава заправляет все борщи.

Не видно ни души по всей округе,И только с Балки Дедовой – тот дым.Наверное, теперь в своей лачугеУ нас в степи остался он один.– Эй, дедушка, вы от дороги близко.Эй, дедушка, ну как вы там, живой?

– Да то сказать, не первое же войскоПо голове моей пройдет лихой!Придвинул пень – такой рабочий столик.И сел, из липы стружит ополовник.

Тепло так в хате. Пахнет древесиною.Дом полон и кореньев, и резьбы.Под потолком – меж маком и калиною –Кусочки липы и сухой вербы.

Page 229: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

229

Сказал Иван: «Предупреждали раньше –Еще до лета холода терпеть.Здесь будет войско. От беды подальше В Полтаве лучше вам пересидеть».

– Зачем же людям лишняя морока – Сиденье сиднем на чужой печи?Есть у меня свой угол, слава Богу,Свой домовой, свои вон рогачи.

Хоть и зима, а дома как-то легче,И домовой со мною домовал.А он вчера сидел себе на печке,Смеялся, плакал, ручку подавал.

Когда б я мог и вправду пригодиться…А мне про саблю думать не годится.

А раньше был и я вояка бравый,Трех сабель след – пометки Бывшей славы. –И снова взялся дальше делать ложку:– Вот так и доживаю понемножку.

Спокойно смерти дожидаю,Последнюю от Бога весть. Я ополовники строгаю,Да нечего же людям есть.

…Сидели тихо. И душа молчала.Бывает, тяжело найти слова.Горело в печке, как в вулкане – лава,Потрескивали весело дрова.

Page 230: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

230

Мелькали в красном пламени химеры,У мастера в руке блестел резец. По хате плыли крошечки-галеры:Черпалка, салотовка, поставец…

– Ну, кто про что, а я про Наливайка.Она поет еще или молчит?

– То уж не песни – вопль подбитой чайки.И не поймешь: то ль стонет, то ль кричит.

В ней что-то вроде кануло навечно.Пришла из прощи дивна и горька.От взглядов убегает человечьих,Не хочет в хату никого пускать.

Ей ничего не надо. Замолчала.Чужое все. Здоровья тоже нет:То проща, то под небом ночевала,То бедность, то тюрьма во цвете лет…

Не дай Господь, но может, и чахотка.Я все боюсь, что хлынет горлом кровь.Не принимает никакой заботы,А в хате голо – хлеба нет и дров.

Вы как родной ей, дедушка, ну как же,Неужто и погибнет так сама?

– В такой беде никто совет не скажет.Совета нет. Не хочет принимать.

Page 231: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

231

Мелькали в красном пламени химеры,У мастера в руке блестел резец. По хате плыли крошечки-галеры:Черпалка, салотовка, поставец…

– Ну, кто про что, а я про Наливайка.Она поет еще или молчит?

– То уж не песни – вопль подбитой чайки.И не поймешь: то ль стонет, то ль кричит.

В ней что-то вроде кануло навечно.Пришла из прощи дивна и горька.От взглядов убегает человечьих,Не хочет в хату никого пускать.

Ей ничего не надо. Замолчала.Чужое все. Здоровья тоже нет:То проща, то под небом ночевала,То бедность, то тюрьма во цвете лет…

Не дай Господь, но может, и чахотка.Я все боюсь, что хлынет горлом кровь.Не принимает никакой заботы,А в хате голо – хлеба нет и дров.

Вы как родной ей, дедушка, ну как же,Неужто и погибнет так сама?

– В такой беде никто совет не скажет.Совета нет. Не хочет принимать.

Чего ты ворот рвешь? Тут разве душно?Постой, ведь это ничего не даст.Главней всего – была бы сила духа,И выходом судьба тебе воздаст.

Душа твоя обязана крепиться,А слезы не годны для казака.Отец твой был, Иванко, Остряницею –Достойный гетман после Павлюка.Ты ж – сын его. И душу не загубишь.Не должен, слышишь? Ты ж таки не Гриць.А время пусть пройдет – и ты полюбишь.Преславен род полтавских Остряниц!

– Да, может, будет Ганзя или НастяИль сына даст мне Бог во цвете лет.Но только мне не видеть в жизни счастья,Пока живу и вижу белый свет.

Мы с нею одного навеки корня.Один, наверно, аист нас принес.Отцы у нас – бесстрашны, непокорны,И поседели матери от слез.

Прошло то время, грозы отзвучали,Другое зло скрестилось на мечах.А с нею – дети мы одной печали,Себя читаю я в ее очах.

Проходят ночи думой, полуснами.И жизнь моя уходит в забытье.Она же – в песне мыслью и словами,И остаются песни здесь ее.

Page 232: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

232

…Кончался день. Печально-тонколика,Смотрела Матерь Божья из икон.Огонь горел, потрескивая тихо,Бежала струйка нежным ручейком.Кот выгнул спину полосатой дужкой,Мурлыча тихо, снова лег на стружку.

В подслеповатой хатке видно плохо:Промчался кто-то – балка спит глубоко.И только снег осыпался нарядно.– Эгей, Иван, уже поляки рядом!

– Вот мы немного и притрем им роги.А вы живете здесь, возле дороги, –Сказал Иван, взглянув на подоконник.А дед себе все стружит ополовник.– А никуда, Иван, я не поеду.Окрепнет скоро Ворскла в берегах.И ляхам тем, что за пожива с деда?Живу тут, как закопанный в снегах.

– Смотрите, дедушка. Идут ватаги.И ни души кругом в защиту вам.– А жизнь вообще – игра в такие драки,Сюда – туда, глядишь – уже и там.

– Что ж, не серчайте. – Да за что сердиться? Мне что литовец, турок, то и лях.…Над самым краем занялась зарница,И конь из балки вылетел на шлях.

Page 233: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

233

Уж в небе месяц выставил рогульку,И на пороге – ледяная твердь.А дед закурит корневище-трубкуИ долго будет вслед еще смотреть.

И будет слушать в тишине богатой,Как затаился ближний хуторок.Жар выгребет из печки, чтоб до хатыНикто чужой не шел на тот дымок. …Залил тот жар и головешки вынес.Ты, кочерга, – до места своего.Так походил немного, поразмыслил –Оно, глядишь, как будто ничего…

Раздел 8ОСАДА ПОЛТАВЫ

Степная ночь. И вьюга над степями.Полтавский шлях снега перемели.И вражье войско ломится у брамы.Ворота глухи. И молчат валы.Стоит обоз уже по грудь в заносах,И льдом успели сани обрасти.Терпи, Полтава. Помолись за мертвых – Там вражьи кони въехали в кресты!

Полтава спит. А панство – чуть не в гости.Споткнулся конь. То ямы, то горбки.Кресты, кресты… И тарахтят, как кости,На тех крестах с мороза рушники.

Page 234: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

234

Сечет метель, как тысяча иголок.Полвойска не удержишь на ногах.И старый тополь, черный весь и голый,Качает ворон прямо на гробах.

Проклятья шлют от злобы и бессилья.К Полтаве наконец приволоклись.Простлалось войско на четыре мили,Хоть головою бейся об валы.

Пришлось и им слезами умываться.Тут Бог не сеял с неба им крупы.Протянешь руку – и не видно пальцев,Метелица кружится по степи.

Порывы ветра, вой остервенелый…Попробуй-ка костер здесь развести!А лес – далеко. Топорища – в дело.Или палить на кладбище кресты?

Но это как-то не по-людски все же.Тут надо перейти на тихий ход.Тут надо мирно. Переждать, быть может.Противники – несдержанный народ.

Как ни кричи, как браму ни выламывай – Есть договор, так впустят. Но когда?…А высоки валы. Что за валами?Молчат они. И глухи ворота.

А утром, чуть светало, на опушке,Казалось, ни души! Теперь – смотри:

Page 235: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

235

Сечет метель, как тысяча иголок.Полвойска не удержишь на ногах.И старый тополь, черный весь и голый,Качает ворон прямо на гробах.

Проклятья шлют от злобы и бессилья.К Полтаве наконец приволоклись.Простлалось войско на четыре мили,Хоть головою бейся об валы.

Пришлось и им слезами умываться.Тут Бог не сеял с неба им крупы.Протянешь руку – и не видно пальцев,Метелица кружится по степи.

Порывы ветра, вой остервенелый…Попробуй-ка костер здесь развести!А лес – далеко. Топорища – в дело.Или палить на кладбище кресты?

Но это как-то не по-людски все же.Тут надо перейти на тихий ход.Тут надо мирно. Переждать, быть может.Противники – несдержанный народ.

Как ни кричи, как браму ни выламывай – Есть договор, так впустят. Но когда?…А высоки валы. Что за валами?Молчат они. И глухи ворота.

А утром, чуть светало, на опушке,Казалось, ни души! Теперь – смотри:

Уже стоят наведенные пушки, И на лафетах – мирно! – пушкари.Никто с панами не заводит ссоры,И словом резким, бранным не греша,Кто курит носогрейки на просторе,Кто набивает порох не спеша.

А стража на часах стоит, как раньше,Как будто их занятье – сторона.В одеждах черных, в шапках сплошь лохматых,Обивка – из овечьего сукна.Никто и никому не угрожает,Почти без сабель, вроде, молодцы.Лишь на валах казацтво восседает,А за щитами залегли стрельцы.

Покрылось панство инеем от злости,Уже устало хрипло проклинать.Кричат, стучат, ворота в прах разносят.Ворота те – железные. Стоят.Вот так шумело это все немало.Их старший злей и громче всех кричал.И вот от Пушкаря казак с большого валаИм на колу подал универсал:

«Панове! Вы и мы – то равных два народа,Мы – вольные теперь, в боях решили спор.Вы, значит, принесли для нас свои клейнодыИ своего орла. Зачем нам ваш орел?

Наш полк – на полковом законном месте,Стоим мы крепко на своей земле.

Page 236: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

236

А кто такие вы? Стояли бы на Висле.У нас тут гетманат, а вы – при короле.

То были б мы и вы таким порядком дома,Так было б нам и вам не биться в стену лбом.А договор? Какой? Нам это незнакомо.Оповещаем вас про то печатью и гербом.

К тому же вы таки пощипаны войною,Имеете харчей так мало про запас,Что если с дракою полезете какою,То место этих битв – Свидетель против вас».

…И замерли секунды на столетья.Полтавский полк как вкопанный стоит.Дозорные беспечны, словно дети.Курящий трубку, сам Пушкарь молчит.

– Когда все сделать так, как им угодно, –Дозорные решали на валу, – Последний этот островок свободы –Полтавщину – опять же в кабалу!

Мы столько натерпелись от войны,Чтобы вернулись вновь сюда они? И чтоб в Полтаве, да на славном месте,Стояло шляхты на углу по двести?!

И так живем, что нечем и дышать,Что приласкать жену уж не в охоту. Так мало своего нам Вишняка,Еще нужны нам эти живоглоты!

Page 237: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

237

А кто такие вы? Стояли бы на Висле.У нас тут гетманат, а вы – при короле.

То были б мы и вы таким порядком дома,Так было б нам и вам не биться в стену лбом.А договор? Какой? Нам это незнакомо.Оповещаем вас про то печатью и гербом.

К тому же вы таки пощипаны войною,Имеете харчей так мало про запас,Что если с дракою полезете какою,То место этих битв – Свидетель против вас».

…И замерли секунды на столетья.Полтавский полк как вкопанный стоит.Дозорные беспечны, словно дети.Курящий трубку, сам Пушкарь молчит.

– Когда все сделать так, как им угодно, –Дозорные решали на валу, – Последний этот островок свободы –Полтавщину – опять же в кабалу!

Мы столько натерпелись от войны,Чтобы вернулись вновь сюда они? И чтоб в Полтаве, да на славном месте,Стояло шляхты на углу по двести?!

И так живем, что нечем и дышать,Что приласкать жену уж не в охоту. Так мало своего нам Вишняка,Еще нужны нам эти живоглоты!

Впустить в Полтаву войско, это панство?Э, нет, спасибо, нету дураков.Сейчас им в руки если не даваться,Отсюда после их зажмем с боков!

Уже скучает кто-то от безделья:– Хотя бы солью иль пшеницей стрельнуть!

Гук-атаман, что правит словом ловко,В дорогу им сулит сухого волка.

Один Горбань дрожит, от гнева лют:– Есть договор! И нарушать не смейте! – Он думает: а вдруг они войдут?Первее всех правителя повесят!

Вишняк – на извороте, важный пан, Панов любых он перещеголяет.Вчера, видали, примерял жупан.Идти послами к шляхте предлагает.

Но все ж полковник не ведет и ухом.Неужто же на ляхов не попрут?Лесько сказал: – Как бухнем одним бухом!Пушкарь сказал: – Я вам поговорю!

Тут главное – спокойно и без крови.А там начнутся ночи Сильвестровы.А там Крещенье, праздник Головы…То, хлопцы, перемирье до травы.

Page 238: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

238

…Иван стоял И дум не мог собрать.Все было перед ним как на ладони.За снежной пылью войска не видать.Так жаль коней, такие были кони!..

Куда ни шли, забрали под седло.Стоит зима, морозы иордански.Ишь, сколько панства с ними нанесло!Один прибыл сюда в карете гданьской.

Есть немцы. Тоже рыцари тевтонские.И все кричит, кучкуется, орет.Свалить мечтают стены ерихонские.Не выйдет. Крепок вал. Не упадет.

Вот только балка от дороги близко.– Эй, дедушка, вы там еще живой? И то сказать: да первое ли войско,Что у него прошло над головой?

Плывут над степью облака лохматые.Дед, как-никак, а все-таки живет.Всегда один. И домовой есть в хате.Смеется, плачет, ручку подает.

А на отшибе, памятью несладкой,Стоит остывшая за зиму хатка.Над Ворсклою, над теми яворамиУже никто не светит вечерами.Лишь огонек мигает на горе.Там, видно, Бог живет в монастыре.Уже забыта Богом и людьми,

Page 239: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

239

…Иван стоял И дум не мог собрать.Все было перед ним как на ладони.За снежной пылью войска не видать.Так жаль коней, такие были кони!..

Куда ни шли, забрали под седло.Стоит зима, морозы иордански.Ишь, сколько панства с ними нанесло!Один прибыл сюда в карете гданьской.

Есть немцы. Тоже рыцари тевтонские.И все кричит, кучкуется, орет.Свалить мечтают стены ерихонские.Не выйдет. Крепок вал. Не упадет.

Вот только балка от дороги близко.– Эй, дедушка, вы там еще живой? И то сказать: да первое ли войско,Что у него прошло над головой?

Плывут над степью облака лохматые.Дед, как-никак, а все-таки живет.Всегда один. И домовой есть в хате.Смеется, плачет, ручку подает.

А на отшибе, памятью несладкой,Стоит остывшая за зиму хатка.Над Ворсклою, над теми яворамиУже никто не светит вечерами.Лишь огонек мигает на горе.Там, видно, Бог живет в монастыре.Уже забыта Богом и людьми,

Маруся – под защитою зимы.И в снежных завываниях метелиУ хаты виден только крыши верх.Калиной кормит пташечек несмелых,Ей кажутся они несчастней всех.

И редко-редко простучат копыта.И там до хаты тропка не пробита,И в аистином снег лежит гнезде,И льда на полбадьи намерзло здесь.

Хотя бы вышла в церковь да на люди,А то неужто так одна и будет?Все кашляет, с надорванною грудью.Стоит зима. И так коротки дни.Сторожевые светят лишь огни.

Ежеминутно полк стоит готовый.Иван молчит – и дум венец терновый.И лишь звенит болючая струна:Ну что Маруся, как же там она?

…Да ничего. И жаловаться грех.Я разве все-таки несчастней всех?

Живет же вон Ящиха Балаклейская.А голосила года полтора.И муж ее ведь не вернулся с войском,Она жива, и ей не умирать.

Вот так и я привыкну, будет житься.Никто и не увидит, как тужится.

Page 240: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

240

Но только я вдова не Балаклейская.Муж у нее не возвратился с войском,А сгинул он, убитый молодым.И можно вечно плакать ей за ним.Счастливая Ящиха Кошевая!А я… Кто я? И по кому вдова я?!

…Так и живу, как облачко, непрочно.Вся облетаю, как осенний лист.То мышка пробежит из уголочка,То дров подбросит дядька Шибилист.

Не так уже печаль непобедима,То как-то я и выстою за зиму.

Так, сплю – не сплю, скрутившись на печи,А пес все воет на луну в ночи.

Иван – за руку, будто ледяную:– Пойдем со мной, судьбинушка, пойдем!Когда бы стала ты моей женою,Какая б радость осветила дом!

Не повернула даже головы.Печально глянула из-под брови.Тяжелый траур шелковой косы,И только тень забывчивой красы.

– Кого же ты любишь, Иван? Меня Или свою память?Красивой была я, правда? Похожей на свою мать.

Page 241: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

241

Но только я вдова не Балаклейская.Муж у нее не возвратился с войском,А сгинул он, убитый молодым.И можно вечно плакать ей за ним.Счастливая Ящиха Кошевая!А я… Кто я? И по кому вдова я?!

…Так и живу, как облачко, непрочно.Вся облетаю, как осенний лист.То мышка пробежит из уголочка,То дров подбросит дядька Шибилист.

Не так уже печаль непобедима,То как-то я и выстою за зиму.

Так, сплю – не сплю, скрутившись на печи,А пес все воет на луну в ночи.

Иван – за руку, будто ледяную:– Пойдем со мной, судьбинушка, пойдем!Когда бы стала ты моей женою,Какая б радость осветила дом!

Не повернула даже головы.Печально глянула из-под брови.Тяжелый траур шелковой косы,И только тень забывчивой красы.

– Кого же ты любишь, Иван? Меня Или свою память?Красивой была я, правда? Похожей на свою мать.

Смелой была я, правда? Похожей на отца.Певучей была я, правда? Похожей на свой народ.А теперь мое лицо скривила Судорога боли. Я умираю. Вот.

Сама для себя умерла,И ты, Иван, это знаешь.Осталось что от меня? Так это уже не я.

Ты любишь не эту, Иван.Ты память свою лелеешь.Счастливый будь ею, Иван,Ведь память всегда твоя.

– Я и тогда любил тебя до боли,Сейчас еще сильней любить готов.Дозволь же мне, остаться дай с тобою.Вот так, как есть. Без слов и без сватов.

Пойдем же в церковь. Поп нас обвенчает.На свадьбу Пушкаря мы позовем.А не полюбишь – у меня хватаетЛюбви двоим. И как-то проживем.

– Меня, Иван, – вот эту, покалечену?Меня, Иван, – истлевший горький цвет?Пусть Бог пошлет тебе получше девушку,И будешь ты счастливый много лет.

Page 242: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

242

На этом хватит. Больше не зови.Не надо вспоминать про горький плод.Ведь жизнь моя – развалины любви,Здесь ничего уже не расцветет.

– Последний плод на Чураевой ветви,Жестоким громом выбит и спалим!Хотя бы ты оставила на светеРебенка с дивным голосом твоим!

– Уж не оставлю, так судьба хотела.Конец все ближе, жизни все равно.А если б я теперь да вдруг запела – Хрипенье только вышло бы одно.

Так и живу. Без голоса, немая.И песен нету – значит умерла я.

…Вот это только дорогое самое:Моя матуся, мама моя, мама! – Вон та могила, деревянный крест,И на деревьях все бело окрест.

Жила, трудилась мама, словно пчелка.Теперь же тут осталась я одна.Холодная постель стоит в светелке.Все так, как было. Только нету сна.Ее убила я! Ее, хорошую,Карай себя уже иль не карай.Прошу, Иван, чтоб не было заброшено,Пойди с могилки снег поубирай.

Page 243: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

243

На этом хватит. Больше не зови.Не надо вспоминать про горький плод.Ведь жизнь моя – развалины любви,Здесь ничего уже не расцветет.

– Последний плод на Чураевой ветви,Жестоким громом выбит и спалим!Хотя бы ты оставила на светеРебенка с дивным голосом твоим!

– Уж не оставлю, так судьба хотела.Конец все ближе, жизни все равно.А если б я теперь да вдруг запела – Хрипенье только вышло бы одно.

Так и живу. Без голоса, немая.И песен нету – значит умерла я.

…Вот это только дорогое самое:Моя матуся, мама моя, мама! – Вон та могила, деревянный крест,И на деревьях все бело окрест.

Жила, трудилась мама, словно пчелка.Теперь же тут осталась я одна.Холодная постель стоит в светелке.Все так, как было. Только нету сна.Ее убила я! Ее, хорошую,Карай себя уже иль не карай.Прошу, Иван, чтоб не было заброшено,Пойди с могилки снег поубирай.

Идет Иван, чтоб снова возвратитьсяИ мысленно могиле поклониться:И город, и погост враги обсели – В кольце уже четвертую неделю.

И рубят, звери, пушкаревский лес,Трещат и стонут, валятся деревья.Там и село за лесом, Пушкарево.И стонет, стонет Пушкаревский лес!

Со старым вместе валят молодое – Давай сегодня, завтра – как не жить!А рубят криво-косо, бестолково! Чужое портить – не свое рубить.

Что день, что ночь – все рубят, аж гудит!И с вала видно – волокут к дороге.Зверье попутно начинают бить,Глядишь, медведя выкурят с берлоги.

– Сто лет росло, тянулось до небес.Полковник! Это ж провалиться надо,Чтоб так стоять, смотреть, как рубят, гады,Калечат люто Пушкаревский лес!

Пушкарь молчит. Взглянул – и ничего.Спокойны очи.Голова седа.В накидке жесткой цвета ночи.– Трава б скорей. А после – не беда.

…Над валом ночью зарево играет,И пахнет пепел долею Трилес.

Page 244: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

244

Как дикий зверь, обложена Полтава,Костры по кругу – Пушкаревский лес.

Горят костры. И панство жарит вепря.Как старого поймали секача?Сидят, как будто выходцы из пекла,И все – паны полтавского ключа.

Сидят в снегах, и в этом мельтешеньиЛелеют глупый свой победный бред.Сидят, как будто дьяволовы тени,И окружает их пурпурный свет.

Одни могилы черными крестамиКостровый тихо обступают круг.Метелица никак не перестанетКружиться привиденьями вокруг…

Поскольку мир, Стрелять же невозможно.Лесько от холода все топчется, как бес.Играют трубы. Свора та вельможнаяСама с собою пляшет полонез.

Мол, хорошо им. Казакам в досаду.Мазурку собираются играть.Мы выдержим. Танцуйте до упаду.Но первыми они начнут стрелять.

…Стоят вельможны. Дело затяжно.И кажется, что будет так до веку.Лесько смеется: «Голод подожмет,И завопят им черти "ку-ка-ре-ку!"».

Page 245: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

245

Как дикий зверь, обложена Полтава,Костры по кругу – Пушкаревский лес.

Горят костры. И панство жарит вепря.Как старого поймали секача?Сидят, как будто выходцы из пекла,И все – паны полтавского ключа.

Сидят в снегах, и в этом мельтешеньиЛелеют глупый свой победный бред.Сидят, как будто дьяволовы тени,И окружает их пурпурный свет.

Одни могилы черными крестамиКостровый тихо обступают круг.Метелица никак не перестанетКружиться привиденьями вокруг…

Поскольку мир, Стрелять же невозможно.Лесько от холода все топчется, как бес.Играют трубы. Свора та вельможнаяСама с собою пляшет полонез.

Мол, хорошо им. Казакам в досаду.Мазурку собираются играть.Мы выдержим. Танцуйте до упаду.Но первыми они начнут стрелять.

…Стоят вельможны. Дело затяжно.И кажется, что будет так до веку.Лесько смеется: «Голод подожмет,И завопят им черти "ку-ка-ре-ку!"».

И веселей Леська, наверно, нет,И бедам поддается с неохотой,хоть сиротою он пришел на светИ только на чужих всегда работал.

Так прикрутило с малых лет его!Тычки с пинками надоели крепко.А тут – война, не мир. И ничего.Кому – табун, а у Леська – ни щепки.

Ох, вдовий сын с мечтательной душой! –Уж выходила сотня из Опешни,А он бежит за ними как дурной,Да со своею думой неутешной,

Что как же так, в поход ему пора,Семнадцать лет, а он сидеть здесь будет?! Коня б занять, а нету – так украсть,А саблю он и в битве раздобудет!

Поймал хозяин – где там улизнуть! – И в суд привел с конем воришку силой.Тот объяснил, что торопился в путьИ не сказал хозяину «спасибо».

Подумал суд и рассудил их так:Не деньги крал он и не с огорода.Идет война. А что ж то за казак,Раз лошадь не имеет для похода?

Ему хозяин вовсе не родня.А хлопца так работою мытарит!

Page 246: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

246

Не заработал своего коня –Тогда хозяин пусть ему подарит.

Теперь он славный малый при коне.И храбрый, и походы видел разные.…Лесько сказал: «То разве голод? Нет.А просто пост. На то они и праздники».

А дни идут. Их набежало много.Привыкли. Близко уж до Рождества.Со всех сторон отрезана дорога.Полтавонька, ты все–таки жива?!

Уж начали ходить на вечерницы,Хотя беда – не сват, не кум, не брат.И девушки стоят возле криницы,И парни возле девушек стоят.

Грицькова мать смирилась, притерпелась.Гук-атаман взывает на валу.Шинкарке Таце погулять хотелось – Так за разврат урезали полу.

Воскресный был базар.И чем ни торговали, А все-таки – воскресный был базар.Толпою бабы утку продавали,Кто вынес мак, кто – рыбу, кто – узвар.

И видел кто-то каравай и сливки,Дзизь даже душу где-то окропил.Лесько, продав шикарнейшую гриву,Себе пищаль винтовую купил.

Page 247: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

247

Не заработал своего коня –Тогда хозяин пусть ему подарит.

Теперь он славный малый при коне.И храбрый, и походы видел разные.…Лесько сказал: «То разве голод? Нет.А просто пост. На то они и праздники».

А дни идут. Их набежало много.Привыкли. Близко уж до Рождества.Со всех сторон отрезана дорога.Полтавонька, ты все–таки жива?!

Уж начали ходить на вечерницы,Хотя беда – не сват, не кум, не брат.И девушки стоят возле криницы,И парни возле девушек стоят.

Грицькова мать смирилась, притерпелась.Гук-атаман взывает на валу.Шинкарке Таце погулять хотелось – Так за разврат урезали полу.

Воскресный был базар.И чем ни торговали, А все-таки – воскресный был базар.Толпою бабы утку продавали,Кто вынес мак, кто – рыбу, кто – узвар.

И видел кто-то каравай и сливки,Дзизь даже душу где-то окропил.Лесько, продав шикарнейшую гриву,Себе пищаль винтовую купил.

Зато материй было на базаре! – Зарбаф, штамет, обьяр и алтабас.Зачем шелка и эти мухояры?Купить бы где китайки про запас!

Еще там были пряности, приправы,И, как на грех, хорошего – всего.Шафран и перец – разве что к отраве?Или горох мускатный. Для чего?

А может, имбиря? Иль кардамона?Заморский цитрус – грош ему цена,Когда сегодня золотом червоннымДают за горстку прелого пшена.

Такой Свят-вечер – нету и кутьи.Стоит Иван. Крупа над валом сеет.– Чего стоишь один, на забытьи?А стрельнет кто?– Не стрельнет. Не посмеет.

Был у Маруси. Снегом замело.Пришел. Что рада, мне не показала.А на Свят-вечер так с лица упала,Что даже тень как будто унесло.

Молчит Иван, темнеет весь лицом.Дорога, поле. Поджидают беды.И каждый миг здесь может стать концом,А может – и началом стать победы.

…А после Рождества, раненько-рано,Панове шляхта дружно удирала.

Page 248: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

248

Вот нагрузили с вечера горбыИ без угроз, без лютой похвальбыТихонько снялись – да и дали ходу.Теперь хотя бы кладбищу – свобода.

Пока они толпой под валом бегалиВорота эти ступою толкли, – А в спину – им с Брацлавщины, с Чернигова –Восстания пожары припекли.

Должны теперь забрать свои заставы,Наверное, не только от Полтавы.

И отступили – на полях тех самых.За ними панство на богатых санях.И следом – ксендз, не бритый много раз,Закутанный в тряпье до самых глаз.

Хваленые вояки заскорузлыеТеперь хвосты поджали, словно псы.Укутанные меховыми струпьями,Простуженные прятали носы…

И день прошел, и горизонты смеркли.Уже людей дорога набрала.И робким звоном примогильной церквиЖивой Полтава голос подала.

И что-то там темнеет на опушке.А при дороге символом приметСтоит покинутая пушка,Чугунный львовский фальконет.

Page 249: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

249

Вот нагрузили с вечера горбыИ без угроз, без лютой похвальбыТихонько снялись – да и дали ходу.Теперь хотя бы кладбищу – свобода.

Пока они толпой под валом бегалиВорота эти ступою толкли, – А в спину – им с Брацлавщины, с Чернигова –Восстания пожары припекли.

Должны теперь забрать свои заставы,Наверное, не только от Полтавы.

И отступили – на полях тех самых.За ними панство на богатых санях.И следом – ксендз, не бритый много раз,Закутанный в тряпье до самых глаз.

Хваленые вояки заскорузлыеТеперь хвосты поджали, словно псы.Укутанные меховыми струпьями,Простуженные прятали носы…

И день прошел, и горизонты смеркли.Уже людей дорога набрала.И робким звоном примогильной церквиЖивой Полтава голос подала.

И что-то там темнеет на опушке.А при дороге символом приметСтоит покинутая пушка,Чугунный львовский фальконет.

Где конный след – там заскакали галки.Вечерний лучик скоро догорит.…И вновь дымок из тойДедовой БалкиКурит себе до неба и курит!

Раздел 9ВЕСНА, И СМЕРТЬ, И СВЕТЛОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ

Весна пришла, да как-то так нежданно!Зима стояла крепко до поры,Ветра дохнули с юга. И тогда онаКак будто в Ворсклу съехала с горы.И половодье снег еще глотало.И плуга ждал земной тяжелый стан.А вишня под горой невестой встала,Уже к веночку меряет туман.День удлинился. Легче стали тени,Как будто черный откурил дымарь.И дикой груши белое цветеньеНад целым полем светит, как фонарь.

Уже детей порозовели личики.Уже дождями пашня налилась.Везде трава, травиченька, травичка!И теплота от солнца разлилась.

А вот уже и сеют что-то в поле,Далеко песни вечером слышны.

Page 250: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

250

И горлица аукает на воле,Неспешно в речке плавают лини.

Тут, возле нас, зелененькая балочка,Там – озеро, ему не видно дна.Голубенькая здесь живет «рыбалочка», Нос у нее длиннее, чем она.

И дикие уж гуси пролетали,И лебеди кричали сквозь туман.В болотах ходят около ПолтавыХодуличник, крохаль и турухан.

Воскресли люди. Хоть и много кволых,Похожих на видения пока. И монастырь в цветениях веселыхПлывет сквозь розовые облака.

Господь великий и души, и плоти!Впервые улыбаюсь я, прости.И даже почка на гнилом болотеВсе набухает – хочет расцвести.

Весна пришла. И нету договора.И Украина снова вся в огне.Цветет земля, полна свободы скорой.И даже жить так хочется и мне.

Как чудно в хате! Как просторно в сенях!Как оживают нивы и сады!И чтоб оставить что-нибудь на семя,На Пасху ели хлеб из лебеды.

Page 251: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

251

И горлица аукает на воле,Неспешно в речке плавают лини.

Тут, возле нас, зелененькая балочка,Там – озеро, ему не видно дна.Голубенькая здесь живет «рыбалочка», Нос у нее длиннее, чем она.

И дикие уж гуси пролетали,И лебеди кричали сквозь туман.В болотах ходят около ПолтавыХодуличник, крохаль и турухан.

Воскресли люди. Хоть и много кволых,Похожих на видения пока. И монастырь в цветениях веселыхПлывет сквозь розовые облака.

Господь великий и души, и плоти!Впервые улыбаюсь я, прости.И даже почка на гнилом болотеВсе набухает – хочет расцвести.

Весна пришла. И нету договора.И Украина снова вся в огне.Цветет земля, полна свободы скорой.И даже жить так хочется и мне.

Как чудно в хате! Как просторно в сенях!Как оживают нивы и сады!И чтоб оставить что-нибудь на семя,На Пасху ели хлеб из лебеды.

И снова аист молится наш серый,И урожай задуман – в добрый час.Есть горстка ржи. И мака есть полмеры.Есть чернобривцев, кажется, запас.

Земля, спасибо за твои щедроты!За белый свет, за бесконечность дней!Пришла весна. Чахотка есть чахотка…И только хуже все и хуже мне.

От кашля все в груди так наболело,Из холода бросает в жар. Ну вот,И бабушкины бусы побелели,Как будто сизый иней в них живет.

Как странно: жар, а холодеют руки.А соловей щебечет как шальной.Вот одиноким – никакой разлуки!Чахоточным – везенье: мрут весной.

Да только жаль – я песню не поймаю.И огород зарос – не прополю.Я ночи, словно смерть, переплываю,А жизнь, как лучик солнечный, ловлю.

А дни стоят – не хочется тужить!Над гнездышками птицы все воркуют.– Скажи, кукушка, сколько еще жить? – Она кукует… Целый день кукует…

И был Иван. Так, посидели молча.Пошел и оглянулся у ворот.

Page 252: Ратич Л. “А сердце сказало...”

ЛАРИСА РАТИЧ

252

Лишь первые проклюнулись листочки –А снова гетман поднял их в поход.

И трубы заиграли вновь к походу,Стрельнуло громом с Тясьмина-реки.Богдан повел казацтво за свободу,Универсалом обослав полки.

– Опять земля запенилась в борьбе.И вновь принадлежу я не себе, – Сказал Иван. Стоял, смотрел устало.Дотронулся прощальными устами.

Не знала, что печаль возьмет за горло.Я перед смертью помяну добром:Его кирея птицей чернойВ последний раз мелькнула за бугром.

А я, в которой все давно остыло, – Мне выплакаться не хватило дня.Прощай, Иван, друг верный, самый милый,Живая Искра вечного огня!

Выходит полк. Иван – под хоругвами.Я у дороги в стороне стою.Моя душа забилась под словами,Запели песню. Боже мой, мою!

И «Зелененький барвиночку»,И «Не плачь, не журись,А за своего миленького Богу помолись», И про того казаченька, Что ехал на Десну:

Page 253: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Маруся Чурай

253

Лишь первые проклюнулись листочки –А снова гетман поднял их в поход.

И трубы заиграли вновь к походу,Стрельнуло громом с Тясьмина-реки.Богдан повел казацтво за свободу,Универсалом обослав полки.

– Опять земля запенилась в борьбе.И вновь принадлежу я не себе, – Сказал Иван. Стоял, смотрел устало.Дотронулся прощальными устами.

Не знала, что печаль возьмет за горло.Я перед смертью помяну добром:Его кирея птицей чернойВ последний раз мелькнула за бугром.

А я, в которой все давно остыло, – Мне выплакаться не хватило дня.Прощай, Иван, друг верный, самый милый,Живая Искра вечного огня!

Выходит полк. Иван – под хоругвами.Я у дороги в стороне стою.Моя душа забилась под словами,Запели песню. Боже мой, мою!

И «Зелененький барвиночку»,И «Не плачь, не журись,А за своего миленького Богу помолись», И про того казаченька, Что ехал на Десну:

«Расти, расти, дивчинонька, На другую весну!».И про воду мутную, Что волною сбило.И про ту дивчиноньку,Что верно любила.И про гору высокую,И про ту криницу…

Девчата вчера берегом шли,Запели: «Ой, не ходи, Грицю».

А я стояла. Что же мне кричать-то?.. Какие мне промолвить им слова?..Девчаточки, девчатоньки, девчата!Не пойте эту, я ж еще жива.

КОНЕЦ

Page 254: Ратич Л. “А сердце сказало...”

СОДЕРЖАНИЕ

Наша победа .................................................5А сердце сказало….......................................5Предчувствие весны.....................................6«Он грел ее лицо в своих ладонях...».........6«…Ну где же он был так долго?..»..............7«…Пальцем у виска крутя...»......................8«Какие все мы, слава Богу, разные!..»........8«Ровесница моя! Идут года…»...................8Родившимся после войны............................9«Я унесу тебя с собой, мой город...»...........8Послушайте!................................................10«От русской судьбы, по-славянски широкой...»...12«Весна. Шестидесятые года...»..................13«Ты был – и сплыл. А был – всегда жесток...»...14Детство и фильмы о любви.........................14Метеорит.......................................................15«Правда, я всегда – такая разная…»..........15Почтальон.....................................................17«Твердой, жестокой рукою...».....................17«Сердце болит, и душа беспокоится...»......18«…Над головою – грозы...».........................18«День догорал, все ближе вечер-ночь...»...19«Мне стыдно от того, что вам – ничуть…»..20«…А ты живи. Живи, живи, живи...»........21«За все спасибо жизни и судьбе...»............21«И умирает осень за окном...»...................21«Плевать на все на это!..»...........................22«…А это – просто снова бабье лето...».....22«Мы уступаем сцену, как места...»............23«Соврать себе? – тут быть не надо смелою...»..23«Весна... Акация роняет нежный цвет...»..24Урок по Куприну..........................................24Молодому историку.....................................25«"Я не любил" – как просто все и странно...»..25Экскурсия.....................................................26Парад ветеранов 9 Мая...............................27

Письмо из-за океана....................................27Встреча.........................................................28День Матери................................................29«Много лет назад, в подушку плача...».....30Учительское.................................................30Конкурс красоты..........................................31Звезды эстрады............................................32«В стране больших сомнительных доходов...»..32Подруге в день рождения...........................33«А может быть, в гадалки мне податься?..»..33«…Уж камни придорожные не в моде...»..34Мой город....................................................34«Верона. Праздник. Тайное венчанье...»..35«Все разузнали: силу притяженья...»........36Мое дворянство...........................................36В дороге........................................................37Себе…..........................................................37Прости меня…............................................38«Проклятая профессия моя!..»...................38Другими глазами.........................................39«Наше время наплодило щедро...»............40Выбери меня…...........................................41Напоследок..................................................41«О раб, дорвавшийся до власти!..»...........42«Я новыми знакомствами...»......................42«Она ее словами исхлестала...».................43Иногда..........................................................43Про дышло...................................................44«Ударить – значит самоутвердиться...»....44Об интеллигенции.......................................44«Болтает лишь бездельник без предела...»...45«Ах, как бы в жизненном водовороте...»...45Кое-кому.......................................................45«Страшная наука – педагогика...».............46«Как в детстве время медленно идет!..»...46«Ну в чем секрет...»....................................46

Page 255: Ратич Л. “А сердце сказало...”

«Добыча пищи – жизни поддержание...»...46«…Факты старые меняют облик часто...»...47«Увы, мы не становимся моложе...»..........47Я – женщина................................................47Коллегам......................................................48Моему читателю..........................................49«Придется над собой похохотать...».........49«…А это будет, непременно будет...»........49Читая Булгакова...........................................50Моя вершина...............................................50Воспоминания об Адольфе........................51Условия жизни.............................................52Совет.............................................................52«Упрямый Галилей, спокойно поразмыслив...»..53«Хотя снаружи все благополучно...».........53«Воздушный замок?..»...............................54«На фоне ритмов...»....................................54«Когда судьба совсем скупа на ласку...»...55«Не говори об этом ей, подружка!..».........55Визит Музы..................................................56Приметы времени........................................56«…Нам не помогут ни гаданья, ни аптека…»..57«Поэт – сейсмограф и барометр...»...........57«Без славословья, фотобликов...»..............58«Внучонок мой, пыхтя, таскает...».............59«Болит все время...»....................................59«Проснулись. Потянулись на кровати...»..59«Пожалейте детей, пожалейте!..»..............60Такая вот сказочка.......................................61«Спасибо, моя первая печаль...»................62Давайте!........................................................62«Прояви разочек милосердие...»................63«Жить буду так...».......................................63«Он целовал ей руки, а не губы...»............64«Все мы к счастью стремимся...»..............64«Нам суждено лишь параллельно жить...»..65

«Уж не так звучат былые песни...»............65«Не сюжет для телесериала...»...................65«Ах, не забыть бы и не расплескать...».....66«Стихи всегда живут в поэте...».................67«Как хочется придумать строчку...»...........67«Уверенность известной поэтессы...»........67«Когда в степи кружится пыль...»..............68«Помнишь юности желтую осень...».........68«Идет в столовой сельской пьянка...».......69«Когда погибли дерева...»...........................69Читая Январева............................................70«Клен протягивал листья-ладошки...»......71«Начиналась где-то на балконе...».............72«В руках – ни палки и ни камня...»............72«Податливо травинку клонит ветром...»...73«Суббота, выходной. Конспект – под руку...»..73«Что-то мне выстукивает дождь...»...........74«Я себя нашла на фото старом...»..............74«Я – учитель. Случай иль судьба?..».........75«Серой тенью день осенний прячется...»..75Монолог старого Дантеса...........................76Лине Костенко..............................................79

Маруся Чурай...............................................80 Раздел 1. Неопалимая когда нашлась бы книга........................................................80Раздел 2. Полтавский полк выходит на заре...........................................................111Раздел 3. Исповедь.......................................113Раздел 4. Гонец к гетману...........................169Раздел 5. Казнь............................................173Раздел 6. Богомолье.....................................185Раздел 7. Дедова балка................................225Раздел 8. Осада Полтавы............................233Раздел 9. Весна, и смерть, и Светлое воскресение..................................................249

Page 256: Ратич Л. “А сердце сказало...”

Видавець і виготовлювач Видавництво Ірини Гудим

54030, м. Миколаїв, вул. Адміральська, 20

Тел. (0512) 37-37-18 (0512) 37-27-00

[email protected] gydim.nikportal.net

Свідоцтво суб,єкта видавничої справи МК № 3 від 14.05.2002

Підп. до друку 26.09.2011 Формат 64х90/32. Папір офсет.

Гарн. TimesNewRoman. Друк офсет. Ум. друк. арк. 16,0.

Наклад 500 прим. Зам. № 31

Коректор Кочеткова Н.В.

Верстка, дизайн Сівак В.В.

Ратич Лариса Анатоліївна

Літературно-художнє видання

(російською мовою)

А серце сказало...