Как это было до 1 ноября 1998 года...28 2 Как это было до 1 ноября 1998 года сПрП Учреждения С принятием Протокола

28

2Как это было до 1 ноября 1998 года

Глава

УчрежденияС принятием Протокола № 11, который вступил

в силу 1 ноября 1998 года, в контрольных механизмах

Конвенции произошли значительные изменения. До этого

ответственность за исполнение обязательств, принятых

на себя государствами, ратифицировавшими Конвенцию,

несли следующие три учреждения.

европейская Комиссия по правам человекаЧисло членов Комиссии было равно числу государств,

ратифицировавших Конвенцию, причём в составе Комиссии не

могло быть более одного гражданина от каждого государства.

Когда в 1990 году вступил в силу Протокол № 8, в Конвенцию

было добавлено положение, касающееся квалификации

членов Комиссии – они должны «обладать самыми высокими

моральными качествами» и «удовлетворять требованиям,

предъявляемым при назначении на высокие судебные

должности, или быть правоведами с общепризнанным

авторитетом в национальном или международном

праве». Однако с самого начала оговаривалось, что члены

Комиссии участвуют в её работе в личном качестве; тем

самым подчёркивалась их независимость от государств,

гражданами которых они являлись.

Члены Комиссии избирались Комитетом министров

Совета Европы из списка, составленного Бюро

Парламентской ассамблеи. Основным правилом было то,

что члены Комиссии избирались на срок шесть лет и могли

быть переизбраны. Первые выборы членов Комиссии

прошли 18 мая 1954 года, когда Конвенция вступила в силу

3 сентября 1953 года после её ратификации десятым

государством – Люксембургом.

Комиссии помогал Секретариат, который, согласно

Конвенции, должен был обеспечиваться Генеральным

секретарём Совета Европы. Члены Секретариата,

которые одновременно являлись сотрудниками аппарата

Совета Европы, назначались Генеральным секретарём

по предложению Комиссии – если речь шла о Секретаре

Комиссии или заместителе Секретаря, или с согласия

Председателя Комиссии или её Секретаря, выступающего

по поручению Председателя, – в случае назначения других

членов Секретариата.

На фотографии: в 1984 году в Суде прошли слушания по делу, возбуждённому г-жой Абдулазиз, г-жой Кабалез и г-жой Балкандали, которые обжаловали применение по их делам «Иммиграционных правил» Соединённого Королевства. Суд постановил, что они стали жертвами дискриминации по признаку пола при осуществлении своего права на уважение семейной жизни

30

европейский суд по правам человекаПервоначально в Конвенции указывалось, что число судей в

Суде должно быть равно числу государств – членов Совета

Европы (независимо от размеров государства), при этом

не допускалось, чтобы двое судей были бы гражданами

одной и той же страны. Отличие от Комиссии состояло в

том, что в состав Суда могли входить судьи из государств,

не ратифицировавших Конвенцию. Одной из причин

такого расхождения является то, что государства – члены

Совета Европы были обязаны работать над задачами,

предусмотренными в его Уставе (верховенство права, защита

прав человека), и поэтому обладали правом иметь своих

представителей в Суде, не являясь при этом участниками

Конвенции.

Торжественное мероприятие в Суде, посвящённое празднованию 10-й годовщины Совета Европы, 20 апреля 1959 года

Совесть Европы: 50 лет Европейскому Суду по правам человека

31

В Конвенции с самого начала оговаривалось, что судьи

должны обладать «высокими моральными качествами»

и «либо удовлетворять требованиям, предъявляемым при

назначении на высокие судебные должности, либо быть

правоведами с общепризнанным авторитетом». В отличие

от Комиссии, не было прямого положения о том, что судьи

работают в личном качестве, поскольку, без сомнения, это

считалось само собой разумеющимся.

Судья мог не быть – и до сих пор не должен быть –

гражданином государства, от которого он был избран, или

даже гражданином государства – члена Совета Европы.

Например, гражданин Канады в течение многих лет занимал

пост судьи, избранного от Лихтенштейна.

Члены Суда избирались Парламентской ассамблеей

Совета Европы из списка лиц, номинированных

государствами-членами. Конвенция изначально установила

правило, согласно которому судьи избираются на срок девять

лет и могут быть переизбраны (этот срок был сокращён

в соответствии с Протоколом № 11 до шести лет с правом

продления). Первые выборы судей состоялись 21 января

1959 года после того, как (это предусмотрено Конвенцией)

число государств, которые признали юрисдикцию Суда –

с учётом заявлений Австрии и Исландии от 3 сентября

1958 года – достигло в общей сложности восьми.

Примечательной особенностью (свойственной также

международному Суду Европейского союза) было то, что

для рассмотрения каждого конкретного дела Европейский

Суд всегда включал в состав коллегии судью, который

был гражданином государства-ответчика (и государства-

заявителя в межгосударственных делах) или судью ad

hoc, назначенного государством, жалоба против которого

подлежала рассмотрению. Хотя это положение может

показаться на первый взгляд странным, опыт свидетельствует,

что этот, так называемый «национальный судья», играет

важную роль в разъяснении фактических обстоятельств дела

и соответствующего национального законодательства.

Суду в работе помогал Секретариат, функции которого

первоначально выполнял один лишь Секретарь-Канцлер

Суда, но постепенно число его сотрудников выросло

до 50 человек. Как ни странно, это не было оговорено

в самой Конвенции, но объясняется тем фактом, что во

время подготовки Конвенции (с системой факультативного

признания юрисдикции Суда) ещё не было известно, будет ли

Суд существовать, и какова будет его роль. И только когда

Протокол № 11 вступил в силу в 1998 году, к Конвенции

были добавлены положения по этому вопросу. Нынешнее

положение Секретариата и некоторые трудности, возникшие

в трактовке его статуса, описаны далее в этой книге.

Комитет министровКомитет министров Совета Европы состоит из министров

иностранных дел всех государств-членов, которые

собираются на заседания раз в год. Во всех остальных

случаях заседания проходят на уровне заместителей

министров, которые представлены в Совете постоянными

представителями (послами). За исключением самых

первых выборов членов Комиссии, все функции

Комитета, в соответствии с Конвенцией, осуществлялись

и осуществляются заместителями министров.

Процедура прохождения дела и роль, которую

играют три упомянутые выше органа, описываются ниже.

Генеральный секретарь Совета Европы управомочен

запрашивать у каждого государства – участника

Конвенции разъяснения относительно того, каким образом

национальное законодательство обеспечивает эффективное

применение любого из положений Конвенции. Однако это

правомочие реализуется лишь изредка.

Система Факультативные заявленияДебаты, окружавшие рождение Конвенции, привели

к появлению двух компромиссов в виде факультативных

заявлений. Во-первых, индивидуальная жалоба могла

быть принята к рассмотрению Европейской комиссией

по правам человека только в том случае, если государство

заявляло о признании компетенции Комиссии принимать

такие жалобы. В отношении межгосударственных жалоб

подобного ограничения не существовало. Во-вторых, дело

могло быть передано в Суд только если соответствующее

государство или соответствующие государства заявили,

что оно или они признают юрисдикцию Суда как

обязательную. Поначалу лишь немногие государства

выступили с этими факультативными заявлениями,

но к концу 1980-х годов все государства – участники

Конвенции приняли на себя обязательства по обоим.

В нашем желании гарантировать и защищать свободы в Европе целью является не уменьшение власти одного государства по сравнению с другим государством или преимущество одного государства над другим государством. Цель заключается в ограничении власти государств с юридической точки зрения, и с этой точки зрения все запреты допустимы.

Пьер-анри тетжен*Судья Европейского Суда (1976–1980 годы),

ведущий французский политический деятель (1944–1956 годы)

Глава 2. Как это было до 1 ноября 1998 года

32

Процедура прохождения делИзначально процедура рассмотрения жалоб

предусматривала предварительную оценку Комиссией,

которая устанавливала их приемлемость для рассмотрения

по существу. Правила приемлемости жалоб можно вкратце

описать следующим образом.

Комиссия могла принимать жалобу к рассмотрению

только после того, как были исчерпаны все

внутригосударственные средства правовой защиты

и в течение шести месяцев с даты вынесения

национальными органами окончательного решения

по делу. Правило исчерпания внутригосударственных

средств правовой защиты отражает общий принцип

международного права: государство не будет отвечать

перед международной инстанцией, пока не исчерпает

возможность самостоятельно уладить обжалуемый

вопрос. Комиссия не могла принимать к рассмотрению

жалобу, если она:

• была анонимной;

• являлась по существу аналогичной той, которая

уже была рассмотрена Комиссией или другим

международным органом;

• была сочтена несовместимой с положениями

Конвенции, явно необоснованной или злоупотреблением

правом подачи жалобы.

Если жалоба была объявлена приемлемой для рассмотрения

по существу, Комиссия предоставляла себя в распоряжение

сторон с целью заключения мирового соглашения по делу

на основе соблюдения прав человека, закреплённых

Ханс Данелиус (слева) высказывает мнение Комиссии по делу, заслушиваемому старым Судом


33

в Конвенции. Если мировое соглашение не было

достигнуто, Комиссия составляла отчёт, в котором

излагались факты и мнение по существу дела. Этот отчёт

передавался в Комитет министров Совета Европы.

До тех пор, пока заинтересованное государство или

заинтересованные государства не приняли обязательную

юрисдикцию Суда, дело – в течение трёх месяцев с даты

передачи отчёта Комиссии в Комитет министров – могло быть

представлено Суду Комиссией; государством, гражданин

которого был предположительно признан жертвой нарушения

Конвенции; государством-заявителем и (или) государством-

ответчиком. Постановление Суда, вынесенное большинством

голосов, было окончательным и обязательным.

Одним из курьёзов механизма Конвенции

в первоначальном виде было то, что лицо, жалоба

которого инициировала разбирательство в Страсбурге,

не могло само передать дело в Суд и, появившись однажды,

исчезало со сцены.

На протяжении многих лет, однако, положение

индивидуального заявителя эволюционировало. Во-первых,

было признано, что Комиссия – в дополнение к своей

роли защитника общественных интересов – может

в разбирательстве по жалобе принимать помощь заявителя

или его адвоката, таким образом гарантируя, что доводы

заявителя будут выслушаны судьями. Затем, в 1983 году,

поправка к Регламенту Суда дала заявителю возможность

принять непосредственное участие в разбирательстве

дела в Суде. Это было, однако, ещё до вступления

в силу в 1994 году Протокола № 9 к Конвенции, когда

заявитель стал полноправной стороной в деле, имеющей

право передавать дело в Суд при условии, что оно было

признано приемлемым для рассмотрения по существу. Этот

Протокол был, однако, факультативным и, таким образом,

применялся только к делам в отношении ратифицировавших

его государств. Более того, отборочная коллегия судей

могла решить, что дело, если оно не затрагивало серьёзного

вопроса, не должно рассматриваться Судом. Протокол

№ 9 был в конечном счёте отменён, поскольку представлял

собой лишь часть существенных изменений, внесённых

Протоколом № 11, в соответствии с которым частное лицо

получило полный статус одной из сторон в деле.

Положение, которое породило определённые

противоречия и критику, состояло в том, что с первых

дней Суд постановил, что может вынести своё собственное

решение по вопросу о приемлемости жалобы для её

рассмотрения по существу (особенно о том, были ли

исчерпаны внутригосударственные средства правовой

защиты). Некоторые решения Суда об объявлении

неприемлемыми дел, которые были признаны приемлемыми

Комиссией, были не слишком популярны среди членов

Комиссии (см. статью Ганса Кристиана Крюгера, с. 37

и далее). Но, несмотря на просьбы об обратном, Суд

придерживался собственной прецедентной практики

по этому вопросу вплоть до замены Суда и Комиссии единым

органом после вступления в силу Протокола № 11.

КатеГоРИИ деЛ

С самого начала в рамках Конвенции существовало два типа споров: межгосударственные и индивидуальные.

Существование межгосударственных жалоб (которые могут быть поданы одним или несколькими государствами – участниками Конвенции против другого государства-участника) отражает намерение авторов Конвенции установить не столько взаимные права и обязанности между государствами, а скорее – механизм коллективного осуществления гарантированных прав. Таким образом, государство может подать жалобу такого рода, даже если его собственные интересы или интересы его граждан не затронуты предполагаемым нарушением Конвенции.

Жалобы этой категории были редки – на сегодняшний день только около 20. Наиболее яркими примерами являются: дело, возбуждённое Ирландией против Соединённого Королевства в 1970-х годах, связанное с мерами безопасности в Северной Ирландии, и несколько дел, возбуждённых Кипром против Турции в связи с ситуацией на севере Кипра. Два межгосударственных дела – Грузия против России (№ 1

и № 2) – в настоящее время находятся в производстве Суда. Малочисленность такого рода дел можно, без сомнения, отнести за счёт взаимного нежелания государств выносить предполагаемые правонарушения на всеобщее обозрение. Также можно предположить, что ряд подобных жалоб был инициирован не столько с бескорыстной целью защиты прав человека, сколько с политической целью, лежащей в их подоплёке.

На практике подавляющее большинство дел, рассмотренных в Страсбурге, основывалось на индивидуальных жалобах. Они могли быть поданы любым лицом, неправительственной организацией или группой лиц, которые утверждали, что стали жертвами нарушения государством-участником прав, изложенных в Конвенции и Протоколах к ней.


34

Существовали опасения, что поток незначительных жалоб будет огромным и затопит Комиссию. Мы обладаем этой юрисдикцией около трёх лет и получили около 400 жалоб от индивидуальных заявителей. Это нельзя назвать огромным потоком, но в любом случае – это большое количество. Тем не менее, нам без особой сложности удалось не утонуть в жалобах индивидуальных заявителей <…>.

Один писатель в шутку заметил, что эта процедура выглядит так, будто она создавалась для защиты правительств, а не граждан, и в этой шутке есть доля правды. Однако опыт последних трёх лет полностью оправдал нашу процедуру. Она позволила Комиссии обратить серьёзное внимание на более важные дела и предотвратила то, чтобы право индивидуальных заявителей на подачу жалобы не превратилось бы в неоправданное бремя для учреждений государств-членов. К настоящему моменту мы рассмотрели примерно 360 дел от индивидуальных заявителей <…>.

Конвенция совершенно правильно <…> сделала задачу примирения сторон главным видом помощи, оказываемой Комиссией. Расследование недостатков государства в плане защиты прав человека – это очень болезненная форма вторжения во внутренние дела страны. Основной обязанностью Комиссии является проведение конфиденциальных переговоров со сторонами и попытка ненавязчивого исправления любого нарушения прав человека. Она была создана в первую очередь не для того, чтобы отправлять государства на скамью подсудимых и объявлять им обвинительные приговоры. Конечно, если стороны не приходят к примирению, Комиссия докладывает обо всех деталях дела Комитету министров, и затем уже он решает, имело ли место нарушение Конвенции. Но даже в этом случае вопрос остаётся конфиденциальным, и один лишь Комитет министров может решить, публиковать отчёт Комиссии или нет. Итак, вы видите, что роль Комиссии – дипломатическая, равно как и судебная.

Сэр Хэмфри Уолдок*Председатель Комиссии (1955–1962 годы),

Председатель Суда, (1971–1974 годы)Сэр Хэмфри Уолдок


35

Состав старого Суда, 31 октября 1998 года

Первый ряд (слева направо): судьи Пекканен, Палм, Де Мейер, Руссо, Матшер, Тор Вильялмссон (заместитель Председателя), Бернхардт (Председатель), Гёльджюклю, Петтити, Альфонс Шпильманн, Валтикос, Фойгель и Лоизу.

Второй ряд (слева направо): судьи Готчев, Мифсуд Бонничи, Лопес Роха, Фрилэнд, Моренильа, Левиц, Ван Дийк, Вильдхабер, Макарчик, Панцыру и Юнгвирт.

Третий ряд (слева направо): Г. Петцольд (Секретарь-Канцлер Суда), судьи Туманов, Ямбрек, Буткевич, Kурис, Бака, Репик, Касадеваль и Лыхмус, П. Махони (заместитель Секретаря-Канцлера).

Судьи Макдональд и Войку отсутствовали

Из текста Конвенции следует, что если Комиссия

не смогла добиться заключения мирового соглашения

и если дело не было передано в Суд, то Комитет министров

был вправе принять решение о нарушении Конвенции

большинством в две трети голосов. Этого положения

не было в ранних редакциях Конвенции, оно было

включено только в августе 1950 года. Считалось, что

остаточное правомочие по принятию решения должно

быть возложено на кого-то, учитывая достигнутый

компромисс по поводу факультативной юрисдикции Суда.

Придание судебной функции политическому органу было

часто критикуемой особенностью Конвенции. Причина

многих неблагоприятных комментариев заключалась в том,

что Комитет министров либо из-за невозможности набрать

необходимое большинство голосов, либо по другим

причинам иногда просто не высказывал никакого мнения

по существу дела.

В случаях, когда дело передавалось в Суд, постановление

Суда – после его вынесения – направлялось Комитету

министров, который нёс (и поныне несёт) ответственность за

осуществление надзора за его исполнением. Роль Комитета

в этом отношении более подробно описана в главе 5.

Джонатан Л. Шарп,Главный редактор


36

37

БРатЬя По оРУжИЮ

Впервые я познакомился с работой Европейской комиссии по правам человека в 1963 году. По инициативе тогдашнего Секретаря Комиссии, Энтони Макналти, Совет Европы предлагал трёхмесячные стажировки для студентов юридических факультетов национальных вузов, что давало возможность ознакомиться с работой европейских международных организаций. Я был тогда юристом-стажёром в Баварии, Германия, после экзаменов на юридическом факультете университета и готовился к выпускным экзаменам по праву.

После приезда в Страсбург летом 1963 года я был назначен в Секретариат Европейской комиссии по правам человека. Нас было всего четверо стажёров: трое немцев и один француз. Причиной того, что господин Макналти запросил немецкоговорящих юристов, стало то, что большинство дел, представленных Комиссии в то время, были из Германии или Австрии. В нашу задачу входила подготовка изложения обстоятельств дела, то есть обобщение фактов, содержащихся в письмах и представленных документах заявителя. Этот документ всегда начинался словами: «Заявитель является немецким/австрийским гражданином, родившимся в <...>, и проживающим по адресу ... Из его/её заявления и из документов, представленных им/ею, известно, что <...>». Затем шло краткое изложение версии заявителя с последующей жалобой в соответствии с Конвенцией.

Изложение обстоятельств дела передавалось группе из трёх членов Комиссии, которые после совещания давали заключение о приемлемости жалобы для её рассмотрения по существу. Это заключение, подготовленное Секретариатом, прилагалось к изложению обстоятельств дела и представлялось Комиссии на следующем заседании. Заседания Комиссии проходили около пяти раз в год в течение недели. В 1963 году её Председателем был Стуре Петрен – выдающийся шведский юрист и государственный деятель. На заседании член Секретариата, который готовил документ, зачитывал изложение обстоятельств дела и мнения трёх членов Комиссии. После совещания Комиссия принимала решение о приемлемости жалобы для её рассмотрения по существу, как правило, в соответствии с мнением трёх членов Комиссии и с учётом указанных ими мотивировок. Чаще всего члены Комиссии предлагали объявить жалобу неприемлемой. Текст решения готовился Секретариатом и подписывался Председателем Комиссии

и Секретарём. Это, как правило, – простая процедура, но в некоторых случаях Секретарь сомневался в мотивировках, указанных Комиссией, и в письменной форме обращался к Председателю, выражая свои сомнения и предлагая другие мотивировки. Именно тогда Председатель принимал окончательное решение по делу, но он редко был не согласен с Секретарём.

В 1963 году Секретариат Комиссии состоял из Секретаря, четырёх юристов и нескольких административных помощников. Он располагался на третьем этаже офисного здания Совета Европы, так называемого здания «В». Напряжение не ощущалось, пока увеличение потока жалоб не привело к необходимости составлять изложения обстоятельств дела быстро и безостановочно. В Совете Европы работу Комиссии не всегда воспринимали всерьёз. Кое-кому казалось, что она занимается, в основном, сумасшедшими, и это впечатление усиливалось рассказами тех, кто помогал Комиссии, о порой чудны́х фабулах, излагаемых заявителями.

Тем не менее количество жалоб, поступающих в Комиссию, продолжало расти. В 1955 году, когда шесть государств признали право своих граждан обращаться в Комиссию, этот орган зарегистрировал 138 жалоб. В 1963 году это число увеличилось более чем в два раза и достигло 346. Важно подчеркнуть, что число жалоб, реально полученных Комиссией, намного превышало число зарегистрированных жалоб. И тогда, и за всё время существования Комиссии сложилось так, что Секретариат в переписке с заявителем обращал внимание на малейшие недостатки, касающиеся вопроса о приемлемости жалобы для её рассмотрения по существу, и предлагал Комиссии не регистрировать жалобу до тех пор, пока не будут представлены дополнительные объяснения. В двух из трёх случаев общение с заявителями прекращалось, и временные файлы, открытые на их имя, через некоторое время уничтожались.

В состав Комиссии входило впечатляющее число юристов, абсолютно преданных делу защиты прав человека, сознававших растущую важность Конвенции в деле защиты прав человека в Европе. В начале моей карьеры в Секретариате Комиссии в качестве временного сотрудника, Председателем Комиссии был Макс Соренсен, выдающийся профессор права Орхусского университета в Дании, который впоследствии стал первым судьёй от Дании в Суде Европейских сообществ. Его преемником стал Сэр Джеймс Фосетт, настоящий гуманист, который в то время был научным сотрудником Колледжа «Олл Соулз» в Оксфорде. Он был увлечённым музыкантом и часто носил с собой имитацию

На фотографии: выступление Председателя Анри Ролена на обеде в честь десятой годовщины Суда (1969 год). Слева: его предшественник – Рене Кассен


38

клавиатуры фортепиано, которую держал под столом и на которой упражнялся во время долгих заседаний Комиссии.

На посту председателя Комиссии Сэра Джеймса сменил профессор Карл Оге Нёргор, чья доброта и выдающиеся способности управления и примирения оказывали огромное влияние на успех Комиссии в течение 12 лет его председательствования. Последним Председателем Комиссии был профессор Стефан Трексель, который ввёл Комиссию в новую эру, открывшуюся благодаря принятию в Совет Европы новых государств-членов после падения Берлинской стены. Он делал это с выдающимся чувством справедливости и уникальной способностью определять характер встающих перед Комиссией проблем, которые становились всё более острыми, и находить им практические решения.

Но успехом в течение 44 лет своего существования Комиссия во многом обязана мудрости, преданности и юридическим высотам своих членов, для которых работа на благо прав человека, в конце концов, не была основной профессией. Сказать о каждом из них не позволяет формат этих коротких заметок, хотя все члены Комиссии заслуживают этого. Но некоторые из них оставили заметный след, и я хотел бы об этом упомянуть. Профессор Йохен Фровайн, который много лет был заместителем Председателя Комиссии, внёс в прецедентную практику Комиссии изрядную порцию свежей юридической мысли и принадлежал к числу тех членов Комиссии, кто настаивал на передаче дел в Европейский Суд по правам человека. Работа профессора Торкеля Опсала по делам, касающимся сложной ситуации в Северной Ирландии в то время, запомнится всем, кому посчастливилось с ним работать.

Еще одним выдающимся членом Комиссии многие годы был профессор Феликс Эрмакора, который посвятил всего себя делу защиты прав человека, а также активно занимался вопросом прав человека в ООН. Я хорошо помню важный вклад в прецедентную практику Комиссии Сэра Бэзила Холла, который до работы в Комиссии был Главным юрисконсультом Казначейства и членом команды Соединённого Королевства по межгосударственному делу по Северной Ирландии; профессора Карела Полака из Нидерландов и Йозефа Кастерса из Бельгии, которые до своего избрания в Комиссию были министрами в своих странах; а также Лава Келлберга и Ганса Данелиуса из Швеции, правовое мышление которых отражено во многих решениях и докладах Комиссии. Я помню великолепные выступления Жорже Сампайю, который в то время был практикующим адвокатом в Лиссабоне, а позже стал Президентом Португалии; профессора Рене-Жана Дюпюи, первого члена Комиссии от Франции; и профессора Георга Тенекидеса, бежавшего от режима «чёрных полковников» и избранного членом Комиссии, когда

в 1974 году Греция вновь вступила в Совет Европы. И как можно забыть Брендана Кирнана из Ирландии, который своей добротой и теплом внёс огромный вклад в дух Комиссии и счастливую рабочую атмосферу, которая всегда там царила? Нехватка места в книге не даёт мне возможности упомянуть многих других, чьё влияние на работу Комиссии можно было бы включить в этот краткий обзор.

Европейский Суд по правам человека был организован в январе 1959 года – то есть через пять лет после учреждения Комиссии. Согласно статье 48 Конвенции, только Комиссия или заинтересованное государство были вправе представить дело на рассмотрение Суда, при условии, что это государство признало его юрисдикцию в соответствии со статьёй 46 Конвенции. Если дело не передавалось в Суд, окончательное решение по нему принималось Комитетом министров Совета Европы на основе отчёта, составленного Комиссией.

В таком отчёте Комиссия излагала обстоятельства дела и давала заключение, нарушило ли Конвенцию государство-ответчик. Комитет министров решал дело в соответствии с заключением Комиссии, независимо от того, установила Комиссия факт нарушения Конвенции или нет.


39

Лишь изредка государство передавало дело в Суд, и поначалу Комиссия также воздерживалась от этого. Трудно понять причины подобного отношения Комиссии, которое изменилось с середины 1970-х годов. Одной из причин нежелания Комиссии была попытка завоевать доверие государств к её надзорной деятельности.

Пожалуй, существовало опасение, что государства-ответчики оценят передачу дела в Суд как недружественный акт, который приведёт к нежелательной огласке. В конце концов, производство по делу в Комиссии не было публичным. Принятие решения о публикации отчёта Комиссии оставалось за Комитетом, и всегда было ясно, что отчёт не будет обнародован, если государство-ответчик не согласится на это.

Ещё одной причиной нежелания Комиссии передавать дела в Суд мог быть тот факт, что Комиссия была убеждена, что необходимый результат уже достигнут, и поэтому нет надобности проходить через громоздкую процедуру дополнительного судебного разбирательства с повторением письменных и устных процедур, которые вряд ли многое добавят к делу, уже рассмотренному международным судебным органом.

Тем не менее позиция Комиссии значительно изменилась примерно с середины 1970-х годов. Это было связано, пожалуй, отчасти с тем, что в Комиссию было избрано новое поколение европейских юристов. Эти члены Комиссии придерживались мнения, что защита прав человека не должна быть возложена только на Комиссию и Комитет министров, так как Комитет был политическим органом, а Комиссия – квазисудебным. В самом деле, возникла необходимость проведения полного судебного разбирательства усложняющихся правовых вопросов, поставленных перед Комиссией. Более того, Комиссию заверили – посредством постановлений Суда – что её решения о приемлемости жалобы для рассмотрения по существу чаще всего не будут пересматриваться Судом.

Хотя государство-ответчик почти всегда оспаривает в Суде приемлемость жалобы для её рассмотрения по существу, Суд обычно соглашается с решением Комиссии и концентрируется на вопросе о существе дела. Таким образом, доверие между этими двумя органами, созданными Конвенцией для обеспечения соблюдения обязательств, принятых на себя Высокими Договаривающимися Сторонами, росло всё больше и больше. Редкие исключения из этой общей позиции Суда, как например по делу Ван Оостервейк против Бельгии (1980 год), не изменили подход Комиссии. Это дело касалось правового положения заявителя-транссексуала: Суд отклонил жалобу ввиду неисчерпания заявителем внутригосударственных средств правовой защиты после того, как Комиссия установила, что средства правовой защиты были исчерпаны и что Конвенция была нарушена.

Слева: Комиссия в 1960-х годах Внизу: Сэр Джеймс Фосетт (справа) и Йозеф Кастерс во время перерыва


4040

Элементы раздора между Комиссией и Судом наблюдались крайне редко. Тем не менее я помню, что судьи Суда иногда бывали недовольны тем, что жалоба, в которой поднимались важные правовые или политические вопросы, объявлялась Комиссией неприемлемой из-за отсутствия юрисдикции или как явно необоснованная. К примеру, в своём решении 1978 года Комиссия объявила неприемлемой жалобу, поданную Французской демократической конфедерацией труда (ФДКТ) против Европейских сообществ и их государств-членов. Заявитель, французский профсоюз, жаловался на то, что он не был указан Советом Европейских сообществ как представительная организация, имеющая право подавать списки кандидатов в состав Консультативного комитета Европейского объединения угля и стали (ЕОУС) (статья 18 Договора о ЕОУС), хотя он был вторым по величине среди пяти представительных организаций во Франции. Подобное представление осуществляется правительствами государств-членов, и в данном случае Франция не включила ФДКТ в свой список. Просто подтверждая предложения французского правительства, Совет не осуществлял должным образом полномочие, возложенное на него пунктом 2 статьи 18 Договора о ЕОУС. ФДКТ сочла, что эти факты представляют собой нарушение её прав, предусмотренных статьями 11, 13 и 14 Конвенции. Комиссия постановила, что она не компетентна ratione

personae по этому вопросу и объявила жалобу неприемлемой для рассмотрения по существу. Несколько судей, однако, не скрывали своего мнения, что Комиссии следовало принять жалобу к рассмотрению и передать её в Суд для окончательного решения.

Аналогичная реакция последовала от судей Суда, когда в решении 1980 года Комиссия объявила неприемлемой как явно необоснованную жалобу, поданную г-ном Макфили и другими заявителями против Соединённого Королевства. Это было дело, касавшееся так называемой «грязной кампании», возбуждённое в Суде несколькими осуждёнными в Северной Ирландии представителями Ирландской республиканской армии, которые требовали признания их политическими заключёнными и жаловались на обращение с ними в тюрьме.

Со своей стороны, Комиссия бывала иногда разочарована тем или иным постановлением Суда. Я помню, в частности, случай с рассмотрением дел против Франции. Франция ратифицировала Конвенцию в мае 1974 года, но признала право на подачу индивидуальной жалобы лишь в октябре 1981 года. В ноябре 1981 года заявитель Х. подал жалобу в Комиссию на свой арест и заключение под стражу, а также на уголовное преследование в 1975–1976 годах за то, что принимал участие в деятельности запрещённой организации. Он утверждал, что был лидером Бретонского движения и что действия против него были политически мотивированы.

Йохен А. Фровайн, член Комиссии (1973–1994 годы)


41

Он ссылался главным образом на статью 5 Конвенции. В своём решении 1982 года (жалоба № 9587/81) Комиссия впервые подтвердила свою компетенцию ratione temporis. Она сослалась на декларацию правительства Франции о признании права на подачу индивидуальной жалобы и отметила, что, в отличие от деклараций других стран, она не содержит временно́го определения права на подачу индивидуальной жалобы. Таким образом, в отсутствие чётко сформулированных ограничений в отношении актов и событий, предшествующих дате сдачи декларации на хранение, Комиссия считала себя компетентной в вопросах ratione temporis, чтобы рассматривать жалобы заявителя, поскольку события, о которых идёт речь, произошли после 3 мая 1974 года – даты, когда Франция ратифицировала Конвенцию.

Комиссия затем обратилась к вопросу о соблюдении шестимесячного срока для подачи жалобы в соответствии со статьей 26 Конвенции. Она отметила, что французское правительство сочло, что если французская декларация рассматривается как имеющая обратную силу, то срок должен отсчитываться от 2 октября 1981 года – даты, когда Франция сдала декларацию на хранение. Обоснованием было то, что до этой даты заявитель не мог подать в Комиссию жалобу против Франции. Это означало бы, что жалоба не была бы просрочена. Тем не менее, Комиссия отклонила жалобу на основании несоблюдения шестимесячного срока. Она сослалась на предыдущую прецедентную практику Комиссии, по которой находились «за» и «против» приемлемости жалоб

в аналогичных обстоятельствах. В данном случае Комиссия прояснила ситуацию. Она подчеркнула важную функцию нормы, содержащейся в статье 26, «в системе надзора, осуществляемого органами Конвенции за решениями, принимаемыми властями государства». Она рассматривала данное правило как один из факторов стабильности. Комиссия сочла поэтому, «что Договаривающиеся Государства не могут собственной властью отменить правило соблюдения шестимесячного срока». Отсюда следовало, что Комиссия была обязана применить срок и отсчитать его от даты вынесения окончательного решения государством, что произошло в марте 1979 года, – то есть более чем за шесть месяцев до подачи жалобы в ноябре 1981 года.

Не все в Суде и в его Секретариате согласились с решением Комиссии. В постановлении 1986 года Суд рассмотрел жалобу, поданную в Комиссию в 1982 году г-ном Бозано против Франции. Заявитель, который был осуждён в уголовном порядке в 1976 году в Италии за совершение тяжких преступлений, нашёл убежище во Франции, где был задержан в январе 1979 года. Экстрадиция в Италию была отклонена французскими судами, и заявитель был освобождён из-под стражи, но в октябре 1979 года французские полицейские схватили его, отвезли к швейцарской границе и передали швейцарской полиции. В июне 1980 года он был экстрадирован из Швейцарии в Италию. Жалобы заявителя против Франции основывались на статье 5 Конвенции, и в отчёте Комиссии и в постановлении Суда было установлено, что лишение заявителя свободы в октябре 1979 года является нарушением положений этой статьи.

Тем не менее постановление Суда содержало любопытный пункт, который был явно obiter dictum. Он касался шестимесячного срока в связи с аргументом французского правительства о том, что внутригосударственные средства правовой защиты не были исчерпаны. Соответствующий пункт (§ 50) постановления гласил:

Заявитель мог бы даже утверждать, что ему не нужно

было прибегать к каким-либо внутригосударственным

средствам правовой защиты до обращения в Комиссию <...>.

Если продолжить эту аргументацию, было бы установлено,

что «окончательное решение» по смыслу статьи 26

Конвенции восходит к 26 и 27 октября 1979 года, когда г-н

Бозано был насильственно препровождён к швейцарской

границе. Правительство, однако, не оспаривало того

факта, что шестимесячный срок был соблюдён, и указало,

что не в компетенции Суда вдаваться в подобный вопрос

по собственной инициативе; Суд ограничивает себя

замечанием о том, что жалоба была подана 30 марта

1982 года, то есть ранее, чем через шесть месяцев после

Жорже Сампайю, член Комиссии (1979–1984 годы), Президент Португалии (1996–2006 годы) и Высокий представитель «Альянса цивилизаций» с 2007 года


42

даты – 2 октября 1981 года – когда французская декларация

по статье 25 позволила г-ну Бозано обратиться в Комиссию

(см., среди прочего, решение от 9 июня 1958 года по вопросу

о приемлемости для рассмотрения по существу жалобы

№ 214/56 по делу Де Бекер против Бельгии <…> и решение

от 18 сентября 1961 года по вопросу о приемлемости

для рассмотрения по существу жалобы № 846/60

по делу Х. против Нидерландов <…>).

Решение Комиссии по делу Х. против Франции

не упоминалось вовсе, точно так же, как не обсуждались причины, заставившие Комиссию прийти к другому заключению. В тот момент Комиссия весьма болезненно восприняла упрёк, содержавшийся в предыдущем абзаце, впрочем, как и само постановление. Однако с течением времени гармония между двумя органами была вновь восстановлена. Действительно, с середины 1980-х годов стало очевидно, что двойная проверка жалоб – Комиссией и затем Судом – не была необходимой. Было бы вполне достаточно, чтобы всеми поступающими в Страсбург жалобами, число которых возрастало постоянно, занимался бы всего один орган – Суд. Хотя существовали определённо различные мнения, касающиеся целесообразности «слияния» Комиссии и Суда в единый постоянный Европейский Суд по правам человека, всё же преобладала точка зрения, что этот шаг необходимо сделать уже сейчас. Полное сотрудничество, существовавшее между двумя органами Конвенции, очень помогло процессу реформирования.

Ганс Кристиан Крюгер,Секретарь Комиссии (1976–1997 годы)

РазМышЛенИя о ГодаХ, ПРоВедённыХ МноЮ В КачеСтВе чЛена еВРоПейСКой КоМИССИИ По ПРаВаМ чеЛоВеКа

Первое заседание Европейской комиссии по правам человека, в котором я участвовал (после моего избрания 10 июля 1995 года), состоялось в октябре 1995 года. В то время Комиссия уже переехала в новое здание Дворца прав человека, где каждому члену Комиссии был предоставлен достойный кабинет, где Секретариат Комиссии имел достаточно места и где, наконец-то, появились надлежащие условия для заседаний и обсуждений. У меня уже был опыт работы в прежних неудобных помещениях Комиссии – благодаря возможности участвовать во всех заседаниях Комиссии (и Суда), касающихся Австрии, в 1977–1982 годах в качестве представителя государства-ответчика. Как же я был удивлён, когда в октябре 1995 года прибыл в этот важный, принимающий решения орган в качестве полноправного члена и вошёл в полностью оборудованный кабинет, который не нужно было ни с кем делить.

Как член Комиссии от Австрии я пришёл на смену Феликсу Эрмакоре, выдающемуся юристу и защитнику прав человека. Эрмакора работал в Комиссии с тех самых пор, когда в 1958 году Австрия стала участником Конвенции, и к 1995 году он стал членом Комиссии с самым большим стажем работы. Его вклад в работу Комиссии и его достижения слишком важны, чтобы их анализировать здесь. Он также служил Организации Объединённых Наций во многих качествах, в том числе как член Комитета по правам человека и как докладчик по ситуации с соблюдением прав человека в Афганистане, назначенный Комиссией по правам человека в 1984 году.

«В большинстве нарушений обвиняют старые демократии». Впечатления художника от слушания Судом дел Лала против Нидерландов и Пелладоа против Нидерландов в марте 1994 года. Слева: Секретарь Комиссии Ганс Кристиан Крюгер (сидит) и представитель Комиссии Генри Шермерс (стоит) (рисунок Криса Родбена, опубликованный в газете «Де Телеграф» от 30 апреля 1994 года)


43

Было совсем нелегко «сменить» в Комиссии такого человека, как Феликс Эрмакора. В любом случае, моей собственной работе способствовали хорошо организованное и гармоничное сотрудничество с членами Комиссии и широкая поддержка со стороны Секретариата.

К счастью, я не был новичком в системе, и это позволило мне в полной мере участвовать в работе Комиссии с первого заседания.

Во-вторых, можно упомянуть отношение Австрии к Конвенции. Австрия вновь обрела полный суверенитет только в 1955 году и с этого момента могла определять свой собственный политический путь в организованном содружестве государств. Принятая в Организацию Объединённых Наций в декабре 1955 года, Австрия стремилась также добиться членства в Совете Европы, которого была удостоена в 1956 году. Реализуя прямую связь между членством в Совете и желанием Совета расширить область применения своего главного достижения – защиты прав личности на основе Конвенции о правах человека и её контрольных институтов – Австрия немедленно начала подготовку к ратификации Конвенции и после одобрения её парламентом стала 13-м государством – участником Конвенции (с 3 сентября 1958 года). В то время не все государства – члены Совета Европы присоединились к Конвенции. Кроме того, Австрия представила свою декларацию в соответствии со статьей 25 (о признании компетенции Комиссии рассматривать индивидуальные жалобы) уже в то время, когда большинство государств, включая те, которые позже присоединились к системе защиты прав человека, ещё, видимо, чувствовали, что им необходимо дополнительное время для размышлений, прежде чем принять любой международный механизм контроля, открытый для всех лиц, находящихся под их юрисдикцией. К ним относятся Италия, Соединённое Королевство и Франция, а также Нидерланды, Греция, Мальта, Кипр и Турция.

Об этом стоит упомянуть, чтобы подчеркнуть ту ценность, которую придавала Австрия конкретной реализации Конвенции, а также эффективной защите всех прав личности, закреплённых в ней. Этим можно также объяснить интерес, с которым правительство следило за деятельностью Комиссии (и, конечно же, Суда), желая внести свой вклад в практическое решение любых юридических проблем, возникающих на этом пути. Фактом является то, что Австрия, тесно сотрудничая с Комиссией, заключила гораздо больше мировых соглашений, чем большинство других государств – участников Конвенции. Эти мировые соглашения, в свою очередь, вели к важным изменениям соответствующих норм законодательства страны.

Если вернуться в те годы, когда я сам работал в Комиссии, то я был поражён тем духом сотрудничества, сложившимся в этом органе, число членов которого

на тот момент возросло уже до 30. Начало моей работы примерно совпало со вступлением Стефана Трекселя на пост Председателя. Он был деятельным Председателем, иногда авторитарным, умелым лидером обсуждения, хорошо знакомым с правилами работы Комиссии и её прецедентной практикой, и, естественно, искренне преданным делу защиты прав человека, как он его понимал. Его эмоциональность проявлялась время от времени, особенно когда члены Комиссии не желали следовать его линии мышления. В дополнение к тому, что он был отличным Председателем, на него легло бремя «ликвидации» Комиссии и подготовки к плавной передаче её полномочий и рабочей нагрузки новому Суду. По ряду организационных аспектов наши мнения не совпадали, но опять-таки гармония брала верх, и Комиссия смогла завершить свою работу в срок, передав большое количество хорошо мотивированных мнений новому Суду.

Курт Херндль,член Комиссии (1995–1998 годы)

ПРощанИе нашеГо ПРедСедатеЛя

Строки, написанные в память о последнем заседании Европейской комиссии по правам человека

Работая неполную неделю, обиду мы не затаили,Когда, любители, прощались мы с работой,Хотя ведо́мы были мы искусством и наукойПри вынесении суждений по жалобам: при этомКонечно же, мы пользовались жёстким языком.

Этот стенд на нашей стенеСлужил не чтобы показать убогих иль скелеты, Но имена, надписанные и сфотографированные,Проявленные в чёрно-белом тоне И вынутые из раствора одним касанием.

К чему обиды, коль мы свой юридический дискурсНе начинаем, покуда не услышим, кто опоздает,Кто послал привет, кто болен(кому привет мы посылаем), кто скончался –Столь любимый – значение всего мы понимаем.

И тем хранить тот свет, столь нелюбимый в той тёмной комнате, где спрятан отпечаток?

Борона Кифи,(псевдоним Джейн Лидди, последнего члена Комиссии

от Республики Ирландия)


44

СУд на «СтРоГой дИете»

В 1959 и 1960 годах Совет Европы принял на работу более десяти молодых практикующих адвокатов из различных государств-членов в качестве юридических секретарей по вопросам прав человека. В то время Директорат по правам человека включал в себя Секретариат Суда и Секретариат Европейской комиссии по правам человека, а также межгосударственный сектор Совета Европы. Поскольку Европейская конвенция по правам человека обошла этот аспект молчанием, Суд решил, что именно ему надлежит выбирать собственного Секретаря-Канцлера и заместителя Секретаря-Канцлера, в отличие от Комиссии, Секретаря которой, по условиям Конвенции, назначал Генеральный Секретарь Совета Европы. Итак, Суд выбирал своих должностных лиц из числа сотрудников Генерального Секретариата, но они оставались и должностными лицами Совета Европы, что могло привести (и более чем через 30 лет привело) к административным сложностям.

Ситуация изменилась в конце 1961 года, когда штат Комиссии был более или менее разделён, и сотрудники назначались независимо. Общий персонал Суда продолжал оставаться в ведении Директората по правам человека, Директор которого одновременно был и Секретарём-Канцлером

Суда. Когда Секретарь-Канцлер/Директор стал заместителем Генерального секретаря Совета Европы, тогдашний Директор по юридическим вопросам был избран Секретарём-Канцлером, одновременно в течение нескольких лет занимая две должности (до 1968 года). Тогда же был назначен и новый глава Директората по правам человека. В середине 1970-х годов был период, когда в Суд не поступило ни одной жалобы, и именно на это время пришлась общая проверка сотрудников Совета Европы официально назначенным Комитетом. Этот орган, помимо всего прочего, предложил упразднить за ненадобностью должность заместителя Секретаря-Канцлера Суда. Новые дела передавались прямо в Суд, который больше никогда не оставался без дела, а об указанном предложении Комитета никогда больше речь даже не заходила.

Первый Председатель Суда, Лорд Макнейр, никогда не председательствовал на слушаниях по спорным делам. Слушания по первым двум делам – Лолесс против Ирландии (1960 год и 1961 год) и Де Бекер против Бельгии (1962 год) – вёл Вице-Председатель Суда Рене Кассен. По каждому делу из состава Суда по жребию формировалась Палата. Оба дела были переданы в Суд Комиссией. Сам по себе индивидуальный заявитель, подавший жалобу в Комиссию, не имел права передать дело в Суд, равно как не имел

Слушание Суда по делу Эйри против Ирландии (1979 год). Слева направо: сенатор Мэри Робинсон, адвокат; Торкель Опсал, один из представителей Комиссии; Брендан Уолш, солиситор; Майкл О’Бойл, сотрудник Секретариата Комиссии. Робинсон и Уолш представляют интересы заявителя. Мэри Робинсон позже стала Президентом Ирландии (1990–1997 годы) и Верховным Комиссаром ООН по правам человека (1997–2002 годы)


45

в Суде никакого официального статуса. Комиссия разъясняла своё заключение Суду, а также смысл жалобы заявителя на нарушение Конвенции. В апреле 1961 года лондонская газета «Таймс» ошибочно сообщила, что в Суде выступил Шон Макбрайд, государственный советник, который действительно присутствовал на публичных слушаниях дела Лолесс против Ирландии и был ведущим адвокатом заявителя перед Комиссией. Это неверное сообщение газеты вызвало серьёзную озабоченность и тревогу, особенно у делегации, представлявшей правительство Ирландии. На самом деле, ошибка возникла из-за неточности, допущенной сотрудником пресс-службы Совета Европы во время телефонного разговора.

Жизнь в Суде на раннем этапе была описана бывшим сотрудником Секретариата.

Когда я появился в старом здании Дворца прав человека как-то утром в конце августа 1969 года, я обнаружил к своему удивлению, что все, с кем я просил встречи, отсутствовали. Был август, и была пятница. Я чувствовал, что вступил в сонное царство. Следующий понедельник – первый день моего пребывания на работе – преподнёс новые сюрпризы. Весь персонал Суда был там, все шестеро. Я ломал голову над тем, как международный суд может функционировать, имея в штате всего семерых человек, как вдруг обнаружил,

что Секретариат Суда не был перегружен работой, и что бо́льшая её часть делалась самим Секретарём-Канцлером, а от остального персонала ожидали только перевода его черновиков с французского на английский язык.

Суд только что вынес постановление по делам Мацнеттер

против Австрии и Штёгмюллер против Австрии (1969 год), когда в Суде было возбуждено новое дело – Делькур против

Бельгии (1970 год). Следующие шесть месяцев мы работали по этому делу. Оно было далеко не суетным, но я познакомился с судьями, которые несколько раз собирались в Страсбурге на совещания по делам. Как и следовало ожидать, все они были очень разными: Сэр Хэмфри Уолдок, Председатель, известный своей скромностью, ясностью ума и желанием тактично избегать создания слишком далекоидущих прецедентов; Рене Кассен, историческая личность, вдохновляемая энтузиазмом защиты прав человека, вклад которого в работу Суда был отмечен живостью и энергией; яркий либерал Терье Волд, и Анри Ролен, выступления которого в Суде, безупречные с точки зрения права, очень часто произносились со страстью.

В то время, когда многие государства-члены ещё не согласились с правом на подачу индивидуальный жалобы, политические соображения иногда окрашивали позицию, занятую некоторыми судьями, в основном, с добрыми

Конверт с гашением первого дня по случаю 25-летия Совета Европы (1974 год)


46

намерениями. Они неохотно выносили постановления против государства-ответчика, опасаясь, что признание за государством вины помешает их собственной стране принять право на подачу жалобы частным лицом.

Я также смог лучше понять отношения с Европейской комиссией, которые были учтивыми, но не тёплыми. Комиссия процветала, а Суд выживал, частично благодаря тем крохам, которые падали со стола Комиссии. Ревность была неизбежна, и понадобилось 30 лет, чтобы исправить положение.

Публичные слушания (я был свидетелем только двух) раздувались до размеров важных событий, что резко отличалось от обычно тихого и спокойного темпа жизни Секретариата. Целая армия английских и французских машинисток, которым помогала группа переводчиков, всю ночь печатали протокол заседания, чтобы на следующее утро он был на руках у судей.

Совету Европы компьютеры были неизвестны практически до 1980-х годов, и молодые читатели, возможно, не поймут, что текст печатали сначала на трафарете, а затем тиражировали при помощи мимеографа. Эти бессонные ночи сегодня сократились бы до нескольких часов. Но мы все чувствовали азарт от срочности и удовлетворение от трудной работы. В конце концов, именно благодаря этим примитивным методам и упорству сотрудников, вопреки всем ожиданиям, выжил и восторжествовал практически умирающий Суд.

Когда начал функционировать новый Дворец прав человека, в старом помещении разместился компьютерный центр. И каждый раз, когда я забывал свой пароль доступа – что происходит до сих пор с тревожащей регулярностью, – мне приходилось идти в компьютерный центр и получать новый пароль. Путь туда лежал через кабинет, который в течение двух лет я делил с будущим Секретарём-Канцлером Суда, и когда меня захлёстывает волна воспоминаний, я чувствую огромную гордость от того, что немного причастен к тем первым годам.

В соответствии с Конвенцией вакансии в Суде заполнялись (так происходит и поныне) соответствующим государством, которое представляет список, содержащий имена трёх кандидатов, из числа которых Парламентской Ассамблеей избирался новый судья. Как правило, Ассамблея останавливала свой выбор на кандидате, которому отдавало предпочтение правительство государства, однако так бывало не всегда. Однажды во время выборов основной кандидат в резюме упомянул, что принимал активное участие в борьбе своей страны за независимость. Это вызвало гнев со стороны представителей в Ассамблее бывшего колониального государства, и они склонили других депутатов Ассамблеи отдать предпочтение другому кандидату. Когда срок полномочий этого судьи истёк, правительство отказалось представить других

кандидатов, так как опасалось ещё одного резкого отказа; поэтому первый судья был переизбран и оставался на своём посту, согласно условиям Конвенции, довольно много лет, пока политические сложности не были урегулированы.

Одной из особенностей внутренней деятельности Суда на ранних этапах было то, что судьи, работавшие тогда неполную рабочую неделю, получали не зарплату, а только компенсацию расходов на транспорт и суточные за участие в заседаниях. Позже начали выплачивать дополнительное вознаграждение за работу, выполненную дома. Смысл подобной системы заключался в государственной практике налогообложения некоторых государств-членов, где любое вознаграждение должно было быть задекларировано и, возможно, облагалось налогом. Впоследствии вся система кардинально изменилась.

На заре деятельности подача жалобы в Комиссию, не говоря уже о передаче дела в Суд, считалась в некоторых политических кругах оскорбительной для суверенитета государства. Постепенно это отношение изменилось, когда прошло ощущение новизны процедуры, в огромной степени благодаря тщательному, а иногда и бережному, подходу Комиссии и Суда к рассмотрению поднимаемых вопросов. В конце концов, политические круги всех направлений пришли к согласию, что оспаривание решений национальных судов и политики государства – это лишь часть процесса, которая не грозит революцией.

джон Смит,заместитель Секретаря-Канцлера Суда (1968–1975 годы)

иГенри шиклуна,

сотрудник Секретариата Суда (1969–1971 годы)

затИшЬе ПеРед БУРей

Меня избрали в Суд, где я в конечном счёте прослужил судьёй, а позже – заместителем Председателя, в течение 27 лет, в 1965 году, когда было принято всего два постановления по делам (Лолесс против Ирландии, 1960 и 1961 годы, и Де Бекер

против Бельгии, 1962 год). В эти первые для Суда годы каждое заседание казалось большим событием. Я любил повторять, тем самым очень забавляя Председателя Кассена, что мы были группой судебных chômeurs (безработных). Хорошо известно, что поначалу государства испытывали некоторую тревогу по поводу возможного влияния прецедентной практики Суда на их национальные законы и административную практику, но по мере того, как это неоправданная тревога была преодолена и окрепло доверие к Суду, увеличилось и количество дел. Однако в первое время это не было похоже на ту лавину, которая обрушилась чуть позже, уже в бытность мою членом Суда.


47

В те первые годы случалось, что мы собирались буквально один раз в год на административное заседание, за которым следовал ежегодный ужин. По моему предложению, оба мероприятия проводились в начале мая, дабы приурочить их к сезону спаржи.

Среди самых запоминающихся ранних дел следует отметить важное дело о языках в Бельгии (О некоторых аспектах законов

об использовании языков в процессе обучения в Бельгии против

Бельгии, 1967 год и 1968 год) и, когда из Комиссии стало поступать больше дел – Газета «Санди Таймс» против Соединённого

Королевства (№ 1) (1979 год), в постановлении по которому мы разделились практически поровну. Конечно, это были годы становления, когда закладывались основы ныне богатой прецедентной практики Суда.

Я горячо восхищался этим великим стариком, который был Председателем Суда в то время, когда я впервые присоединился к команде – Рене Кассеном, главным составителем Всеобщей декларации прав человека и лауреатом Нобелевской премии мира. Со временем мы стали близкими друзьями, и когда он скончался, журнал La Revue des

Droits de l’Homme пригласил меня написать короткий отзыв в память о нём. Среди прочего там были такие слова: «Первое, что поразило меня в нём – необычайная ясность ума. В самом деле, он мог решать сложнейшие вопросы благодаря своей почти сверхъестественной способности точно определять существо дела. А затем аргументировать всё кратко, чётко и убедительно, без ненужной шелухи. Он говорил горячо – я бы даже сказал – со страстью, но без риторики и неизменно оставлял впечатление. Несмотря на свой возраст, он ничего не упускал, о чём свидетельствовали его заключительные речи, подводящие итоги долгих совещаний».

Кассен и я продолжали переписываться и после его ухода из Суда. Когда он был удостоен Нобелевской премии, то написал мне с поразительной скромностью: «Европейский Суд был отмечен и заслужил признание Нобелевского комитета». Я имел честь присутствовать на волнующей и незабываемой церемонии, когда его останки были перенесены в Пантеон в Париже в 1987 году.

Кроме Кассена, моими самыми близкими друзьями были итальянцы Джорджио Балладоре Палльери и Карло Руссо, немцы Германн Мослер и Рудольф Бернхардт (последний стал Председателем Суда после моего ухода), и исландец Тор Вильялмссон, сменивший меня на посту заместителя Председателя Суда. Балладоре Палльери, выдающийся автор учебников по конституционному и международному праву, в конечном счёте стал Председателем Суда в 1974 году. Он происходил из известной пьемонтской аристократической семьи и был не только выдающимся юристом, но также и признанным коллекционером произведений искусства.

Председатель Суда Жерар Виарда (в отличие от своего крайне напористого преемника Рольфа Риссдала) никогда не любил принимать поспешных решений. Он тщательно обдумывал каждую мельчайшую деталь, и его анализ был всегда замечательно точным. Это был судья, обладающий здравым смыслом, скромный, но проницательный. Риссдал совмещал своё правовое чутьё с необычайными организаторскими способностями. Он доверил мне как своему заместителю множество обязанностей как в судебной, так и организационной области. Я был избран заместителем Председателя Суда в 1986 году и в этом качестве председательствовал на слушаниях по ряду дел, а также принимал в Суде глав различных государств.

Во время моих трёх последовательных сроков полномочий мы принимали у себя представителей европейских конституционных судов и наносили ответные визиты. Суд также был представлен на нескольких международных конгрессах по правам человека, в том числе в 1983 году в непривычном, но великолепном месте – на острове Мадейра. Делегация, в которую я входил вместе с Председателем Суда Рольфом Риссдалом, канадским судьёй Рональдом Макдональдом (избранным от Лихтенштейна) и Марк-Андре Эйссеном (нашим Секретарём-Канцлером), посетила также Межамериканский суд по правам человека в г. Сан-Хосе, Коста-Рика, в 1986 году. Мы обменялись некоторыми интересными идеями относительно работы наших судов и, в частности, обсуждали вопросы взаимного влияния наших конвенций.

Эйссен, человек довольно сдержанный, нашёл себе достойную замену на посту Секретаря-Канцлера в лице своего заместителя Герберта Петцольда, который был, скорее, человеком общительным. Им умело помогали Пол Махони, впоследствии ставший Председателем Трибунала по делам государственной службы Европейского союза в Люксембурге; Джонатан Шарп, который позже стал Секретарём Ассоциации бывших судей Европейского Суда по правам человека; Винсент Берже и Монсеррат Энрих Мас; в то время как Элис Бура из Секретариата Суда была, подобно ангелу-хранителю, буквально везде практически в одно и то же время. В то время, когда мы работали в Страсбурге, Эйссен, Петцольд, Махони и Шарп по очереди приглашали нас в свои дома на ужин, группами по трое или четверо, и я всё ещё с восхищением вспоминаю прекрасную генуэзскую кухню от Марии Розы Шарп, не слишком отличавшуюся от нашей, мальтийской.

Члены Суда заседали Палатами в составе семи судей, имена которых отбирались по жребию, или, реже – на пленарном заседании Суда. Наша работа, по сути, была разделена на три этапа. После публичного слушания и предварительного изучения отчёта Комиссии и других соответствующих документов мы проводили первое совещание


48


по делу, в ходе которого обсуждалось дело в целом, при этом каждый судья высказывал свою точку зрения и, подводя итог, предварительно отдавал голос за то или иное решение. Далее следовал проект постановления, составленный редакционным комитетом судей при помощи Секретариата Суда на основе расширенного протокола совещания, представленного ранее всем участвующим в рассмотрении дела судьям. Затем проводилось окончательное совещание по делу, в ходе которого проект постановления тщательно изучался, пункт за пунктом, вносились изменения и дополнения, и, наконец – окончательное голосование. Судьям, выразившим намерение высказать особое мнение, давалось время, чтобы сделать это до оглашения постановления на открытом заседании.

Поначалу оглашение постановления проходило очень торжественно, в присутствии всех судей, принимавших участие в рассмотрении дела. Наш парадный выход в зал судебных заседаний возвещался церемониймейстером при всех регалиях, вызывавшем благоговейный трепет.

Затем, когда эта церемония стала более частой, событие постепенно утратило бо́льшую часть своего блеска и пышности. Постановления Суда стали зачитываться одним Председателем или заместителем Председателя в сопровождении Секретаря-Канцлера Суда. Постепенное, но неумолимое нарастание объёма дел, в итоге достигшее драматических масштабов, неминуемо повлияло на распорядок работы Суда.

Когда я покинул Суд, у нас уже возникла проблема с количеством дел в списке, требующих рассмотрения. Работа значительно усложнилась для того, что тогда было Судом, работающим неполную неделю, и необходимо было найти решение. Получилось, что Суд стал жертвой собственного успеха.

джон Кремона,заместитель Председателя Суда (1986–1992 годы)

СУд С точКИ зРенИя БыВшеГо СУдЬИ

Все судьи приходят в Суд со своим собственным культурным «багажом»: своим юридическим образованием, менталитетом своей страны, своим философским и идеологическим ви́дением и со своим профессиональным опытом. В самом начале они склонны верить, что правильно только то, чему они научились «у себя дома», и что верные решения может дать только закон их собственной страны. Однако вскоре, после общения с коллегами – будь то на совещаниях по делу или в частных беседах – судья осознаёт, что существуют и иные решения, которые так же, если не более, справедливы, например, как следствие различия в толковании между континентальным правом и общим правом.

Даже применяя различную методологию, очень часто можно прийти к одному и тому же результату. Этот опыт приводит к определённому интеллектуальному «смирению», которое, к тому же, идёт только на пользу юристам.

Также сразу становится понятно, что национальный судья присутствует в Суде не для того, чтобы «защищать» свою страну. Задача такого судьи состоит, в основном, в том, чтобы разъяснять коллегам по Суду малейшие тонкости национального законодательства и некоторым образом проявлять сдержанность во время совещания по делу против своего государства, а не брать в руки инициативу. Исключение составляют те случаи, когда у судьи складывается впечатление, что обсуждение идёт по ложному пути. Большинство судей видели свою роль именно в таком свете, и крайне редко судья поступал иначе; исключение составляли лишь некоторые судьи ad hoc. Я научился всему этому у Вальтера Гансхофа ван дер Меерша, который был судьёй от Бельгии в то время, когда я пришёл в Суд.

Судьи должны быть независимы и не подвержены давлению со стороны государств, от которых они избраны. Обычно это так и бывает, хотя есть и исключения. Хочу с удовлетворением отметить, что за все 22 года моей работы в качестве судьи я не получил от своего государства ни единого указания или намёка, и ни разу не обсуждал дела, находящиеся в производстве Суда, с представителями правительства моей страны, даже при том, что все они были моими младшими коллегами в те годы, когда я находился на дипломатической службе. Мы обсуждали дело только после того, как было вынесено постановление. Кстати сказать, и независимость, и беспристрастность – это характеристики субъективные. Судьи, известные такими качествами, будут толковать право и оценивать факты, исходя из своих внутренних убеждений, но формирование этого убеждения зависит от целого ряда личностных факторов, и в результате найти ему рационального объяснения невозможно.

Чтобы успешно председательствовать в том или ином составе такого суда, как Страсбургский, необходимо, прежде всего, доскональное знание всех обстоятельств рассматриваемого дела ещё до начала слушания. Также необходимы высокие лидерские качества, которые предъявляют особые требования к ясности понимания сущности предмета и результата, которого нужно достичь. С этой точки зрения я всегда восхищался Председателями Суда, которые в моё время руководили Судом: итальянским специалистом по международному праву Джорджио Балладоре Палльери (1974–1980 годы); великим философом Жераром Виарда из Нидерландов (1981–1985 годы); норвежцем Рольфом Риссдалом (1985–1998 годы), который делился опытом и духом продуктивной работы как бывший Председатель Верховного суда своей страны; и Рудольфом Бернхардтом (март – ноябрь 1998 года),

49

Суд в 1960-х годах

выдающимся специалистом в области международного права и бывшим руководителем Института зарубежного, публичного и трудового права в г. Хайдельберге.

Суд в Страсбурге – это суд справедливости, поверенный правом. Это не просто некий гуманитарный комитет, который может принимать решения, опираясь лишь на здравый смысл или личное мировоззрение его членов. Он должен интерпретировать нормы Конвенции в соответствии с правилами толкования международных документов – в принципе с теми, что закреплены в статьях 31 и 32 Венской конвенции о праве международных договоров. Кроме того, в связи с обязанностью Суда гарантировать «обеспечение соблюдения обязательств, принятых на себя Высокими Договаривающимися Сторонами по настоящей Конвенции» (статья 19), он должен применять способ толкования, который соответствует предмету и цели Конвенции. Иногда это может означать, что необходимо выйти за пределы текста Конвенции и остановиться на толковании её норм, которое может порой быть узким, иногда – широким, чтобы разрешать ситуации, которые явно этим текстом не предусмотрены. Прецедентная практика Суда, по большей части, отмечена здравым смыслом, реализмом и значительной степенью сдержанности – судейской сдержанности – это действительно отличительная черта работы Суда.

Средства толкования, используемые Судом, обычно более не подвергаются сомнению. Однако не всегда однозначными бывают способы их применения по конкретным делам. Более того, дух реализма заставил Суд смягчить определённые завышенные требования, которые, будучи инспирированы определённым идеализмом, были характерны для его ранней прецедентной практики. Всё это, конечно, является частью постоянного процесса развития.

Формулирование и мотивировки постановлений Суда зависят, прежде всего, от его роли, которая заключается в защите прав личности путём рассмотрения конкретных жалоб, указывающих на то или иное нарушение Конвенции. В отличие от некоторых конституционных судов, которые имеют полномочие выносить постановления по тому или иному закону абстрактно (ex ante или ex post), Страсбургский Суд не выносит постановлений

на основе обращения к общей сфере действия какой-либо нормы Конвенции. Мотивировка в его постановлениях должна быть узкой, ограниченной рамками рассмотренного дела. Это объясняется тем, что иногда более широкая мотивировка в проекте постановления может быть отклонена на последнем совещании по делу, поскольку некоторые члены Палаты готовы согласиться только с результатом, поддержанным большинством, – было или не было допущено нарушение прав в рамках рассматриваемого дела, – если Палата строго ограничится обстоятельствами дела во избежание создания прецедента для непредвиденных дел в будущем.

Иногда бывает необходимо выйти за рамки толкования Конвенции применительно к конкретному делу. Подобный подход полезен не только для развития работы Суда, и это также в интересах Договаривающихся Государств, поскольку он способствует адаптации национального законодательства к требованиям Конвенции, как это разъясняется прецедентной практикой Суда. Но и здесь могут вступить в игру различия в понимании судьями роли Суда.

Прецедентная практика Суда, усовершенствованная более чем полувековой его деятельностью, определила суть и структуру в значительной степени открытых для интерпретации норм Конвенции и Протоколов к ней. Прецедентная практика также расширила сферу их приложения и точно настроила их применение. При этом она возвела охрану прав человека в Европе до более высокого и единого стандарта. Честь за всё это по праву принадлежит всем судьям Суда и юристам его Секретариата, тем, кто посвятил по крайней мере несколько лет – а иногда и значительную часть своей жизни – достижению этого. Даже если вначале мнения расходятся, судьи неизменно стремятся найти общий знаменатель. Результат не всегда идеален, но он, без сомнения, весьма удовлетворителен. Кто-то сказал, что политика – это искусство достижения возможного. Точно так же в прецедентной практике Суда оказалось возможным достичь решений, которые могут быть приняты каждым.

Франц Матшер,судья Европейского Суда (1977–1998 годы)

Documents

Как это было до 1 ноября 1998 года...28 2 Как это было до 1 ноября 1998 года сПрП Учреждения С принятием Протокола