F Бирма: Страна победившего буддизмаАвтор:Локис (Юрий Медведев)strannik273@gmail.com©2009 – 2016Все права защищены.

Burma: Under the Rule of BuddhaAuthor: Lokis (Yury Medvedev)strannik273@gmail.com©2009 – 2016All rights reserved.

Бирма: Страна победившего буддизма

Автор:

Локис (Юрий Медведев)

strannik273@gmail.com

www.facebook.com/lokis.photo

© 2009 – 2016

Все права защищены.

Burma: Under the Rule of Buddha

Author:

Lokis (Yury Medvedev)

strannik273@gmail.com

www.facebook.com/lokis.photo

© 2009 – 2016

All rights reserved.

Бирма мне понравилась сразу. Я даже не успел до нее доехать. (Вообще-то, сейчас она называ-

ется Мьянма, но Бирма с детства зву-чит привычнее, буду звать ее старым именем.)

Так вот, Бирма начала мне нравиться еще в посольстве у Никитских ворот, где я отстоял очередь аж из двух че-ловек и отдал анкету с фотографией маленькому бирманцу. Тот спросил, когда нужна виза. «Сегодня», сказал я. «Это невозможно», огорчился он. «Так быстро.. совсем невозможно. Прихо-дите через три часа.» Через три часа я получил паспорт с нужной наклейкой, еще через пару дней улетел в Бангкок, а оттуда на следующее утро в Янгон – прямых рейсов из Москвы в Бирму и

сейчас не существует.

Сколько ни езди в Азию, первые пол-часа после выхода из стерильного бокса аэропорта испытываешь легкий шок. Все наваливается сразу: шум, жара, нечитаемые надписи, стран-ные запахи и непрошеная помощь каких-то темных личностей, хватаю-щих тебя за самое дорогое – рюкзак с фотоаппаратом. Но если решитель-но направиться в сторону таксистов и вступить с ними в переговоры на калькуляторе, через несколько минут можно обосноваться на сиденье по-жилого «ниссана» и начать рассматри-вать неизвестную страну.

За окном будут пыльные придорож-ные пальмы, бесчисленные дети в опрятной школьной форме и без

таковой, брутальные афиши блок-бастеров местного производства, голосистые сборщики денег на строительство нового храма, свер-кающие бритыми головами монахи в бордовых рясах и повсеместные ступы-пагоды разных форм и разме-ров. Первобытный хаос, называемый на Востоке уличным движением, на-помнит о законе джунглей «прав тот, у кого громче гудок», наведет на мысли о Киплинге и его стихах про солдата Империи, что никак не доберется из сырого чахоточного Лондона в сол-нечный Мандалай, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин. Но тут такси припаркуется в заказанном вами месте, и додумывать придется в следующий раз.

Баго

Если окажетесь в городе Баго (или Пегу - у него тоже два име-ни, очень удобно на случай, если

одно потеряется), к вам, возможно, подойдет добродушный гражданин со школьной тетрадкой и на прилич-ном английском предложит показать местные красоты. Соглашайтесь. В тетрадке на добром десятке языков, включая русский, будет написано, ка-кой он молодец – все это правда. За-лезайте пассажиром на его потрепан-ный, но бодрый мопед, объезжайте монастыри, ступы и огромных лежа-щих Будд, прячьтесь от жары в стрем-ных антисанитарных забегаловках, слушайте байки и задавайте вопросы.

Он расскажет, что термосы в уличных кафе содержат бесплатный чай для всех желающих, что в пластиковых бутылках у дорог продается не вода, а бензин, что сходить в монахи мож-но временно, на пару лет, а потом вернуться на гражданку (как сделал в свое время он сам), что к тем ступам, где собирают деньги за вход, лучше приезжать до семи утра, если не хо-чется платить, и еще много всего по-лезного. А прощаясь, напишите ему в тетрадочку пару добрых слов и пере-дайте привет от давнего русского кли-ента, которого он уже вряд ли помнит.

При всем обилии монастырей и хра-мов, Баго нельзя назвать туристи-ческим центром. Поэтому не стоит удивляться, когда при виде европей-ца, обходящего пагоду, от группы бир-манцев отделяется человек, собирает в кулак свои познания в английском и произносит торжественную речь: «Добро пожаловать в мою страну!»

Я всегда отвечал: «Будем рады вас видеть в России», хоть и сомневался, стоит ли говорить такое за всех сограждан. Если человек знает больше трех английских слов, завязывается разговор о семье, детях, футболе и Путине. Но чаще беседа складывается так (дословно):

- Where are you from?

- Russia.

- Oh, Russia! Arschavin ! (подставить фамилию русского футболиста, играющего за английский клуб. Во время моего приезда это был Аршавин. Если в этом сезоне нет достойного игрока, готовьтесь услышать: «Oh, Russia! Abramovich!»)

Тропическая ночь наступает неожи-данно, будто город накрывают не-прозрачной крышкой, а из уличного освещения в Баго полагается только месяц, почему-то повернутый рогами вверх. Поэтому неплохо иметь при себе фонарик и карту местности, за-груженную в телефон, иначе легко провести пару часов в поисках нуж-ного переулка, шарахаясь от бесфор-менных теней на обочинах, которые вдруг оказываются спящими людьми.

Понятие «ночная жизнь» здесь отно-сится только к летучим мышам и кры-сам. Зато дневная начинается за час до рассвета: на уличных лотках греют чадящее пальмовое масло, чтобы из-жарить в нем полоски сладкого теста, дисциплинированной колонной вы-ходят на сбор подаяния монахи, под мостом через узкую речку закидывает невод старик со своею старухой, а из динамиков ближайшей мечети проби-рается в сонный мозг песнь муэдзина, бесконечная, как лента Мебиуса.

Если с вечера вы взяли напрокат какой- нибудь скутер, самое время доехать с утренним ветерком до ступы на высо-ком холме, пересчитать босыми ногами сотню прохладных ступенек и встретить наверху отдохнувшее румяное солнце. Оно проведет с вами весь день, о чем вы не раз пожалеете.

По вечерам из Баго в Мандалай хо-дит рейсовый автобус, снабженный телевизором для увеселения путе-шествующих. Сначала показывают боевики-мелодрамы, потом водитель меняет диск на караоке, и весь ав-тобус удивительно стройным хором исполняет местную попсу. Особенно трогает видеоряд: стильная красот-ка бросает влюбленного парня ради противного богача с лимузином, но после бессонной ночи перед свадь-бой вдруг Все Понимает и бежит из-под венца навстречу бедному юно-ше – хэппи энд, следующая песня.

Я не очень силен в бирманском, но подозреваю, что текст, который ув-леченно поют попутчики, не имеет с клипом ничего общего.

К десяти вечера засыпают самые стой-кие певуны, за окном непроглядству-ет чернильная тьма, а до Мандалая остается примерно половина пути – и пытаешься дремать, медленно изви-ваясь в неудобном кресле, как питон, обожравшийся несвежих кроликов. А ранним утром, когда едва удалось заснуть, автобус подруливает к авто-станции, и сонные пассажиры выпа-дают из дверей в лапы слетевшихся на легкую добычу таксистов.

Мандалай

О мандалае пусть напишет тот, кто узнал его лучше меня, город наверняка этого заслу-

живает. А я провел в нем всего день и ночь – достаточно, чтобы купить билет на пароход, идущий вниз по Иравади, и прокатиться в один из хра-мов за городской чертой. Да еще по-бродить с утра по колхозному рынку, который начинался прямо у дверей гостиницы, раз уж так повезло.

Рынки вообще обязательны для по-сещения, если хочется поснимать местную движуху, не привлекая чрез-мерного внимания. С точки зрения рядового мандалайца, белая ворона с фотоаппаратом выглядит по-идиот-ски, но не настолько, чтобы долго ее рассматривать, прерывая утренний шопинг.

В Бирме рынки не отличаются осо-бым богатством – оказывается, жи-тели тропических стран питаются не странными экзотическими фруктами, а вполне привычными нам овоща-ми. Разве что бананов у них добрый

десяток сортов. Из необычного есть еще старые батарейки, используемые вместо гирь, и огромные корзины, полные мелкой сушеной рыбешки, куда запрыгивают подкормиться до-вольные жизнью рыночные коты. Тор-говцы их не гоняют, ведь котик много не съест. А так – обычное для Азии черноголовое многолюдье из жили-

стых мужичков в клетчатых юбках и круглолицых дам со щеками, белыми от фирменного лосьона танака, ко-торый защищает одновременно от солнца, комаров, дурного глаза, не-приятных запахов и ядерной войны. Его рецепт – национальное достоя-ние, что-то на основе коры одноимен-ного дерева, растертой девственни-

цей при полной луне. Этой странной грунтовкой покрывают носы и скулы женщины, дети и доверчивые интури-сты, а настоящему бирманскому мачо считается не по-пацански чем-то там мазать лицо. Вместо этого он круто жует листья бетеля и покрывает про-странство в радиусе трех метров кро-вавыми плевками сока. Первые дни тотальная заплеванность улиц дико

раздражает, потом ее перестаешь замечать, но внезапная краснозубая улыбка случайного прохожего все равно наводит на мысли о хищных демонах из захолустного буддийского ада.

На базаре легко подсмотреть местное правило хорошего тона: когда что-то даешь человеку, прикоснись пальца-ми левой руки к сгибу правого локтя.

То, что в Азии ничего нельзя брать и давать нечистой по умолчанию левой рукой, вы и без меня знаете. Еще нельзя касаться ничьей головы (лучше даже не протягивать руку в ее сторону) и перешагивать через ле-жащего человека (совсем страшное оскорбление). Побить тупого варвара может и не побьют, но неприятности обеспечены.

В одном стихотворении колониаль-ных времен говорится, что в полуден-ную жару на улицу выходят только бешеные собаки и англичане. Тогда я этого стихотворения не читал, по-этому часов в одиннадцать поймал скутер-такси и попросил довезти до местечка Сагаин в ближнем Подман.. в общем, недалеко от города. Путе-водитель обещал в тех краях тишину и покой – то, что было нужно после ночи в автобусе и рыночной суеты.

От входных ворот вверх по холмам ведет крытая лестница-галерея с боковыми переходами к доброму десятку храмов и ступ. Скучающие продавцы сувениров, десяток мест-ных паломников, пара нахальных обезьян да пяток довольно облезлых монастырских собак – вот и все, кто встретился по пути. Одному особенно

“Mad dogs and Englishmen

Go out in the midday sun

The toughest Burmese bandit

Can never understand it.”

Noёl Coward

несчастному с виду псу я, как поря-дочный буддист, мысленно пожелал переродиться в человеческом теле, но он только фыркнул «да что ты об этом знаешь..» и не стал вдаваться в богословские объяснения.

Путь наверх не особенно близок, зато пейзаж, который открывается с по-следней площадки, заслуживает ки-сти если не Ре Пина, то как минимум Ле Ви Тана – плотная зелень холмов, белый камень монастырей и золото пагод – сплошное благорастворение воздухов, еще бы солнце не жарило, как сумасшедшее.

Иравади

Популярный у иностранцев па-роходик из Мандалая в Баган отчаливает затемно, и если

прийти на пристань заранее, минут за сорок до отхода, есть шанс, что вам достанется шаткий пластмассовый стул на верхней палубе, с которой прекрасно видны окрестные бере-га. Зимой перед рассветом на реке может быть довольно холодно, и тот

русский, кто не оставил тулуп, ушанку и валенки на хранение в бангкокском гестхаусе, будет вознагражден за предусмотрительность. Пока солнце не раскочегарится во всю свою тро-пическую мощь, коченеющие евро-пейцы будут судорожно кутаться в футболки и шорты, а вы, перебирая струны любимой балалайки, отхлеб-нете пшеничного самогона и удовлет-воренно вспомните отступление На-полеона из Москвы.

Судя по жестяной табличке, наш па-роход был построен в 50-х годах про-шлого века, честно трудился в родной Японии, вышел на пенсию и подался в теплые страны. Для своего возраста он довольно бодро завелся, пыхнул дизельным перегаром и затарахтел на середину реки. К моменту отхода обе палубы заполнились народом, для которого речное судно не роскошь, а бюджетное средство передвижения.

Билеты продаются без учета таких пустяков, как количе-ство мест, поэтому на каждом квадратном сантиметре кто-то лежал, сидел, ел лапшу или звал маму. Монахам, однако, без слов уступили лучшие места. Кроме людей, на борт приняли тысячу и одну единицу груза для полусотни деревень, от мешков риса до запчастей к тракторам, так что стало понятно: этот рейс – серьезное мероприятие, а не какой-нибудь аттракцион для белых бездельников. С восходом переполненный ковчег отправился в путь.

Для жителей прибрежных сел приход парохода – главное событие дня. Встречать его выходят всей деревней, десятки неподвижных людей молча наблюдают за швартовкой-разгрузкой и не расходятся, пока судно не скроется за поворотом реки.

Время стоянки невелико, все про-исходит быстро, как в муравейнике: одни мелковатые, но крепкие парни таскают по опасно вихляющим сход-ням тюки, коробки и ящики, другие наваливают это добро на телеги, за-пряженные невозмутимыми волами, а предприимчивые тетушки успевают пробраться на борт и продать ино-странцам гроздь-другую бананов за два.. окей, мистер, за один доллар - раз в шесть дороже, чем она стоит на берегу.

Там, где нет причалов, судно окружа-ют узкие лодки, и перемещение груза с борта на борт превращается в слож-ный акробатический трюк.

Остановок много, и путь в полтораста километров занимает весь день. Рас-писание оптимистично предполага-ло, что мы достигнем Багана к шести вечера, и почти не ошиблось – без четверти восемь, после сочного раз-ноцветья заката и густых фиолетовых сумерек, в давно уже непроглядной тьме показался одинокий фонарик пристани. Народ повалил к выходу; плавание закончилось.

Баган

Не знаю, кто надоумил жителей Багана в массовом порядке за-няться рисованием. Фантасти-

чески, мол, выгодный бизнес, затраты на бумагу и краску копеечные, а про-дать шедевр можно за миллион. Но теперь каждый первый баганец, его брат, сват и троюродный племянник, завидев иностранца, тут же предла-гают ему купить картину на выбор из двух десятков, которые случайно как раз с собой. Первые два дня я честно проглядывал квадратные километры рисунков, надеясь увидеть что-ни-будь интересное – чисто по теории вероятности среди такого количества художников должен был найтись хоть один гений. То ли теория дала сбой, то ли я ничего не понимаю в народном искусстве, но вскоре поиски талантов пришлось оставить, уж очень много времени на них уходило. А в Багане и без этого есть, что посмотреть.

Баган - это множество больших и маленьких храмов, общим числом несколько тысяч, собранных на пя-тачке земли размером пять на семь километров. Большинство из них ис-пользуется по прямому назначению; у многих статуй, даже тех, которым во время набега Хубилая снесли головы монгольские дебоширы, лежат живые цветы. Пропускного режима нет: од-нажды заплатив за посещение архео-логической зоны, можешь жить, пока не надоест и ходить куда угодно – днем, ночью, на закате и рассвете. Скутеры напрокат не выдают, чтобы было поменьше шума, зато дают ве-лосипеды – нужная штука, расстояния между группами храмов бывают не пешеходные. Тут же располагаются

несколько деревень, жители которых, помимо занятий промышленной жи-вописью, еще пашут землю, разводят чумазых свиней и молятся в тех самых храмах тринадцатого века. Из-за этого нет ощущения, что ходишь по музею – все какое-то живое и настоящее.

Смотреть на камни довольно быстро приедается, но можно побыть зрите-лем бесконечного спектакля, который идет в старинных декорациях не пер-вую сотню лет: то мальчуган с гром-кой песней возвращается из школы, то безразмерный грузовик набирает в кузов добрую сотню пассажиров, то

шикарный гелендваген доставляет сурового генерала на поклонение Будде, то пожилой монах прячет в кулак горящую сигарету, то стайка французов выпархивает из сверка-ющего автобуса, с оглушительным сюсюка-ньем фотографирует оборванных детишек у кучи мусора, запрыгивает обратно и уезжает.

Из всех мест в Бирме, куда удалось попасть, Баган – самое пострадавшее от массового туризма; белый человек там воспринимается как примитивное устройство для переноски и раскры-тия кошелька. Кроме картин, ему пы-таются продать сомнительные драго-ценные камни (пссст! май френд! вонт ту бай э руби?), коробочки-шкатулоч-ки, воздушных змеев, буддийские та-лисманы и массу других бесполезных предметов.

Пробиться сквозь стену коммерче-ского подхода сложно, но оно того стоит. Тогда тебе покажут и расскажут то, что не описано в Лонли Плэнет, отведут в необычный храм, посове-туют, откуда снимать восход, чтоб не толкаться в толпе клонов с фотоап-паратами, пригласят на буддийский праздник, дату которого ты сам ни за что бы не вычислил, не зная нюансов лунного календаря.

Или просто поговорят о жизни как с нормальным человеческим

существом, благо, их английский часто позволяет обсудить отвлеченные темы. В сравнении с тайцами, кхмерами, или вьетнамцами, бирманцы очень открытые и доброжелательные товарищи, только финансовый вопрос их слегка испортил. К счастью, не всех и не до конца.

Янгон

После Багана Бывшая столица кажется довольно скучной. Город как город: немного

колониальных особняков, щедро разбавленных бетонными короб-ками, черная плесень на стенах, самодельные вывески, путаница проводов на столбах и уличная торговля на каждом шагу: рассте-лил на асфальте газету – и ты уже в бизнесе.

Среди всевозможного барахла на этих развалах попадаются любо-пытные артефакты, вроде откры-ток времен Второй Мировой, что посылали своим девушкам британ-ские солдаты. Запомнилась скорее атмосфера, напоминающая конец наших восьмидесятых – разлитое в воздухе предчувствие больших перемен.

Наверное, можно было не тратить на Янгон совсем не лишнее время, если бы не маленькое «но» высо-той 98 метров, покрытое несколь-кими тоннами чистого золота – па-года Шведагон.

В буддийском мире это одно из главных мест поклонения, наравне с храмами в Канди и Лхасе, где со-бирается множество людей из де-сятков стран. Если существует рай для любителей стрит-фотографии, то он выглядит примерно так.

Я оказался там в первое утро нового года. У пагоды шла пышная церемо-ния, смысл которой долго оставался непонятен, но количество участников впечатляло. Размахом она напомина-ла свадьбу, но жениха и невесты ни-где не было видно. Пришлось искать того, кто мог бы объяснить по-англий-ски, что же тут происходит. Пожилой бирманец рассказал, что это проводы: двух мальчишек лет двенадцати тор-жественно отправляли в монахи. «А почему такие нарядные девушки, ре-бят все же не в армию провожают, а в монастырь?» «Для красоты», терпели-во пояснил мой случайный гид.

К морю

После шведагона надо было ре-шать, на что потратить остав-шиеся до самолета пять дней.

Для серьезной вылазки – скажем, к руинам Мраук У рядом с индийской границей – этого было мало, ехать к озеру Инле или Золотому камню не хотелось из-за дикого количества ту-ристов в первые дни января. На по-мощь пришла древняя мудрость «В Риме поступай, как римляне». Я поин-тересовался у гостиничного портье, куда бы он поехал на три дня, если бы не работа. Тот уверенно произнес набор странных звуков, которые я попросил записать на бирманском и английском языках. Оказалось, речь шла про Чон Да (он же Чаунг-Та) – на-родный курорт на берегу Бенгальско-го залива, в трехстах километрах езды от Янгона. «Быть по сему», решил я и отправился с этой записью за биле-том – мои попытки произносить бир-манские названия мест обычно вызы-вают у кассиров недоумение и ступор.

Автобус уходил в половине шестого утра, по расписанию дорога должна была занять часов пять. Несколько километров от гостиницы до авто-вокзала такси ехало примерно пол-часа – путь лежал мимо огромного рынка, мы то и дело застревали из-за грузовиков, пикапов и легковушек, разгружаемых на каждом шагу: тор-говый люд готовился к рабочему дню. Темнота, резкий свет фар, черные фи-гуры с мешками риса на плечах, полу-живые куры в проволочных ящиках – совершенно инфернальное зрелище, чтобы его описать, нужен Босх или Гоголь, а лучше оба. Янгонский ав-товокзал оказался огромен и лишен

английских надписей; без помощи таксиста я в жизни не нашел бы нуж-ный рейс, а он разобрался в лабирин-те перронов за считанные минуты.

Автобус, как до этого пароход, был японским пенсионером и выглядел лет на сорок. Среди пассажиров ока-залось четверо иностранцев: пожилая пара стойких голландцев, давно жи-вущих в непрерывном путешествии, молодой итальянец и ваш покорный слуга. Остальные места заняла бир-манская молодежь – студенты ехали на море оторваться в новогодние каникулы. Караоке в перечень услуг не входило, но у ребят была с собой гитара, и всю дорогу они складно и весело пели без помощи технических средств. Слегка настораживало то, что водитель на каждой остановке залезал под днище с огромным раз-водным ключом и, обливаясь потом, подтягивал какую-то ржавую цаппу. Не к добру.

Километров за пятьдесят от Янгона асфальт иногда сменяется щебенкой, по которой приходится ехать в обла-ке пыли со скоростью старой телеги. Корзины щебня для ухода за дорогой приносят на собственных головах жители окрестных деревень, исклю-чительно женщины. Редкие встреч-ные мужички не утруждают себя переноской тяжестей, а руководят процессом, указывая, куда насыпать и как разровнять. Время от време-ни попадается блокпост, состоящий из раскладного стола под навесом, где серьезный солдатик собирает у иностранцев паспорта и старательно перерисовывает незнакомые буквы в амбарную книгу. Дорога пересекает пару десятков рек, и там, где деревян-ный мост считается особенно хлип-ким, пассажиры переходят его пеш-

ком и ждут на другой стороне, пока пустой автобус осторожно ползет по дощатому настилу.

Бирманские придорожные забега-ловки – благодатная тема для бытопи-сателя. Обычно семья, ведущая этот бизнес, живет там же, в приподнятой на сваях хибаре со стенами из бамбу-ка и плетеных циновок. Мать и дочь занимаются посетителями, глава се-мьи с чашкой чая размышляет о стра-тегии предприятия, в тени на пласт-массовом стуле дремлет дедушка в темных очках, не слишком упитанная свинья проверяет обновления мусор-ной кучи, а вокруг шастают, задирая друг друга, пять-шесть энергичных поросят. Окрестности беспощадно завалены старыми полиэтиленовыми пакетами, бичом азиатской глубинки. Ассортимент ларька обычно неве-лик: пара видов чипсов и сладостей, китайская лапша, банки сладкой га-зировки и сигареты. Лэйз, Кока-кола

и Мальборо в Бирме не продаются, только местная продукция, только хардкор. (На момент моего приезда в стране не было ни одного Макдо-нальдса, что само по себе причина ее посетить.) Зато есть самодельные сигары, скрученные из зеленых табач-ных листьев, перевязанных ниткой – вкус их, мягко говоря, непривычен. И есть листья бетеля для тех жевунов, у кого закончился взятый в дорогу запас.

Часов в одиннадцать проехали поло-вину пути. Водитель зарулил на пар-ковку у дорожной столовой, объявил обед и снова залез под свою колыма-гу, на этот раз подозрительно надол-го. К полудню стало ясно, что древний механизм сломался навсегда. Позво-нили начальству в Янгон, оно обеща-ло прислать что-нибудь на замену, и следующие несколько часов прошли

в попытках поговорить со студентами за жизнь. Английский в их программе, похоже, не значился – ребята с тру-дом набрали полсотни слов на трид-цать человек. Но все равно посидели душевно.

А там появился сменный автобус, и потихоньку, со смехом и песнями, до темноты добрались в Чон Да. Четыр-надцать часов на триста километров пути, для Востока дело житейское.

Чон Да

Бирманцы купаются странно: женщины в специальных на-кидках, похожих на индийские

сари, парни в шортах, все заходят в воду не глубже, чем по пояс. Плавать, а тем более нырять, никто не пытает-ся. Им и так весело. Смех, шум, футбол и еще какие-то игры – нормальные развлечения отдыхающей молодежи. Насмотревшись на счастливых ку-рортников, можно отправиться вдоль берега в сторону Индии (а можно и в

сторону Таиланда, кому как больше нравится), и через двести метров во-круг не останется ни души, если не считать шустрых крабов, пробегаю-щих по своим членистоногим делам. Где-то слева за безупречно отчер-ченным горизонтом должны скры-ваться Андаманские острова, пра-вее – Индия и Бангладеш, а далеко за ними – Москва, в которой темнота и мороз, тяжелые ботинки мнут скрипу-чий утренний снег, и перегруженные маршрутки увозят во мрак пальто и шубы с дремлющими внутри сотруд-никами предприятий и учреждений. Как это может существовать в одном пространстве-времени с солнечной бесконечностью Индийского океана – для меня неразрешимая загадка.

В городке нет ничего, кроме гости-ниц и сувенирных лавок, и делать там особенно нечего. Зато поблизости стоит рыбацкая деревушка. Каждый вечер деревянные баркасы уходят на промысел, а к рассвету возвращаются

домой, если повезет, то с уловом. При желании мож-но даже проследить путь какой-нибудь рыбины от корзины на палубе через пахучий и шумный рынок до тарелки в ресторане. Занятые своим делом люди, не обращающие на тебя внимания – много ли нужно для счастья бродячему фотографу?

Времени до самолета в Бангкок оста-валось всего ничего, и по опыту последней поездки я уже серьезно опасался никуда не улететь. Но обрат-ный путь до Янгона оказался проще. Автобус был исправен во всех отно-шениях, кроме самого главного: у него не работал сигнал. А транспорт-ное средство, неспособное громко заявить о своем приближении, на

бирманских дорогах все равно что не существует. Однако экипаж (а кроме водителя в рейсе участвует от двух до пяти помощников) с честью вышел из положения: когда надо было кого-то обогнать, будь то перегруженный товаром мопед, странный трактор с вынесенным вперед открытым мото-ром или неторопливо шагающий по обочине слон, один из ассистентов

водителя высовывался по пояс в от-крытую дверь и орал что-то вроде «Алалалалалалалала!!!!». Обгоняемый принимал вправо, и дорожные прили-чия оказывались соблюдены. А у меня осталась в памяти достойная картин-ка для прощания с Бирмой.

На самолет я успел.

Мандалай

р. ИравадиБаган

Чон Да

Баго (Пегу)

Янгон (Рангун)

© Локис, 2009 - 2016