НЕвский БОгослов №9 (2013)

ISSN 2218-7790

№9СТУДЕНЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ

НЕВСКИЙ БОГОСЛОВ

ISSN 2218-7790

СТУДЕНЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ

ПРАВОСЛАВНОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ

Координаторы издания:

Епископ Петергофский АМВРОСИЙ,ректор Санкт-Петербургской

православной духовной академии

протоиерей Димитрий Юревич,проректор СПбДА по научно-

богословской работе

Редакционная коллегия:иеромонах Афанасий (Букин)

Сергей МаляровАлександр Привалко

Фото:Евгений Комаров

Александр ОсокинКонстантин Шнуров

Корректор:Анна Державина

Верстка, дизайн,допечатная подготовка:

Максим Домасёв

Отпечатано в типографии«НП-ПРИНТ»

197110, Санкт-Петербург,Чкаловский пр., д. 15

Тел./факс: +7 (812) 325-22-97

Изданию присвоен гриф«Одобрено Синодальным

информационным отделомРусской Православной Церкви»

свидетельство №47 от 20 января 2011 г.

Издательство Санкт-Петербургской православной духовной академии.

Редакция журнала «НЕБО»

191167, Россия, Санкт-Петербург,наб. Обводного канала, 17

Санкт-Петербургскаяправославная духовная академия

Тел.: +7 (812) 717-39-89Факс: +7 (812) 717-86-07, 717-39-84

E-mail: [email protected] http://izdat-spbda.info

E-mail для писем в редакцию:

[email protected]

Тираж 2000 экз.

HЕБОНЕВСКИЙ БОГОСЛОВ

Тема этого номера — богословие. О нем — о богословии, его роли и смысле, — сейчас звучит много

мнений и ломается много копий. Мы же не будем встревать в споры и поднимать скандальные темы, ибо несравненно луч-ше говорить о прекрасном.

Все художественное в этом мире — и то, что сделано человеческими руками, и то, что принято называть искусством, — есть плод поиска утерянного рая. Заме-чательно об этом рассказывает К.С. Лью-ис в своем «Расторжении брака». Там ан-гел говорит художнику, попавшему на небеса, о том, что лучшие его картины — это всего лишь отблеск рая, который он, чувствуя в своем сердце, запечатлел.

Человек индивидуален. Искусство же, как высшее проявление индивидуально-сти, громко говорит о частности сущест-вования, сторонясь тавтологии и плагиа-та. Искусство возвышает отдельную лич-ность.

О том же твердит и христианство, его богословие.

И неспроста критика всегда являет-ся там, где человеку говорят: «Ты не-повторим». Эти слова, выражающие са-мую высокую любовь, — ту, которая вос-принимает исключительную неповтори-мость, инаковость другого, — подразуме-вал Бог, когда творил Адама. Уж Он точ-но знал, на что способен Адам в искусст-ве, когда позволил давать имена всему живому и неживому и ухаживать за тво-рением!

Но яркая индивидуальность с тех са-мых пор вызывает зависть.

Причины неприязни к богословию (как к христианству осознанному) те же, что и к любому искусству вообще. Бого-словие говорит человеку, что он — лич-ность, а не просто «один из». Такая сво-бода всегда противна тем, кто хочет ею, свободою, обладать и распоряжать-ся. Неспроста все тоталитарные режи-мы всегда уничтожали индивидуальное в искусстве, ставя его себе на службу. И на-оборот, мы видим процветание личности и отражение этого в искусстве и богосло-вии там, где человек счастлив, а общест-во свободно.

Поэтому мы посвящаем этот номер богословию. Чтобы в спорах — быть или не быть теологии в светских вузах, наука она или нет, и тому подобных — зазвучал и аргумент со стороны красоты. Чтобы, кроме голоса разума, зазвучала в сердце прекрасная мелодия. Та, которая водила рукой замечательных мастеров всех вре-мен на Земле. Та, воспринимая которую, творили неповторимые и невероятные плоды этой любви гении — дети Адама.

Выпуск этого номера приурочен к за-мечательной дате — дню памяти Апо-стола любви, Иоанна Богослова, покро-вителя духовной академии на берегах Невы. Именно он, первый среди христи-ан Богослов с большой буквы, предпри-нял попытку описать словом неописуе-мый принцип Божественной любви. И сегодня, как и на протяжении двух тыся-челетий, мы, христиане, читаем написан-ные им строки, указывающие, как истин-ная путеводная звезда, верное направле-ние движения. Указывающие путь воз-вышенного богословия, дорогу позна-ния Бога через ту красоту, которую Он вложил в основу, в принцип Своего тво-рения: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

Ваша редакция журнала «НЕБО»

книга является средством перемещения в пространстве опыта со скоростью пе-реворачиваемой страницы.

Иосиф Бродский. Нобелевская лекция

Т Е М А Н О М Е Р А

Архимандрит Георгий (Хризостому)Богословие и общество: настоящее и будущее теологического образования в Греции . . . . . . . . . . [04]

Дмитрий ШмонинО «богословиях родительного падежа» и богословском образовании. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . [10]

Митрополит Каллист (Уэр)Образ жизни или кодекс чести . . [16]

Протоиерей Кирилл КопейкинБогословие и наука сегодня . . . . . [24]

А К А Д Е М И Я

Алексей АртюховМолодое богословие . . . . . . . . . . . . [30]

Протоиерей Владимир ХулапЗадача преподавателя – помочь студенту самоорганизоваться в учебном процессе . . . . . . . . . . . . . [34]

Ч Е Л О В Е К А К А Д Е М И И

Михаил ШкаровскийНиколай Глубоковский: жизнь в изгнании . . . . . . . . . . . . . . . [40]

СЕГОДНЯ В «НЕБЕ»:

П Р О С Т О О С Л О Ж Н О М

Владислав КапитоновПалитра слова «Бог» . . . . . . . . . . . . [44]

Олег БельтекОпыт Бога: богословие по Джону Мануссакису . . . . . . . . . . . . [46]

Протоиерей Александр РаннеЗависит ли нравственность от мировоззрения? . . . . . . . . . . . . . . . . [50]

Протоиерей Георгий ЙоффеСовременные образы церковности, или В какую Церковь мы призываем людей? . . . . . . . . . . . . . . [56]

Протоиерей Дмитрий ЮревичБиблейское толкование: наука или искусство? . . . . . . . . . . . [62]

Протоиерей Дмитрий ЛушниковО суевериях и предрассудках . . . [68]

О П Ы Т К Р А С О Т Ы

Священник Илья Макаров«Христос здесь!» — «В Петербурге?» . . . . . . . . . . . . . . . . [70]

Протоиерей Евгений Горячев«The Sunset Limited» — харизма или схоластика? . . . . . . . [74]

В Греции высшее богословское образо-вание предоставляется в государствен-ных университетах, наряду с другими

науками. В этом есть как положительные, так и отрицательные моменты.

В число положительных моментов мож-но включить факт сосуществования бого-словия с другими науками в университетах Греции. Это является свидетельством Пра-вославия в сфере знаний и духовности. Пре-подавательский персонал богословских фа-культетов отбирается по тем же критери-ям, на основании которых происходит от-бор преподавателей и профессоров осталь-ных факультетов. Это обеспечивает высо-кий научный и академический уровень. Кро-ме того, выпускники-богословы имеют те же

преимущества, что и выпускники других фа-культетов: они могут пройти аспирантуру в любом греческом или зарубежном универ-ситете, поступить на государственную служ-бу, получить прибавку к основной зарплате и т.д. До сегодняшнего дня наши студенты, получая богословское образование, имели целью назначение на государственную служ-бу в должности преподавателей Закона Бо-жьего или принятие духовного сана, чтобы служить Церкви в качестве клириков. Даже в этих целях образовательные программы нуждаются в качественных улучшениях, для того чтобы наилучшим образом укрепить позиции преподавателя-богослова или свя-щенника в его противостоянии вызовам сов-ременного общества. Разумеется, что на гре-

Тема номера

АрхимандритГеоргий (Хризостому)профессор Духовной академии города Салоникu (Греция)

Богословие и общество: настоящее и будущее теологического образования в Греции

Невский Богослов

ческих теологических факульте-тах обучаются как юноши, так и девушки.

К отрицательным моментам включения богословских фа-культетов в государственные университеты Греции относит-ся риск стать светским для бо-гословского образования и неу-частие Церкви в выборе препо-

давателей и составлении обра-зовательных программ. Прием студентов происходит соглас-но общей системе приема в выс-шие учебные заведения. Это мо-жет привести на богословские факультеты людей, жизнь ко-торых не имеет ничего общего с православной верой и Церко-вью. Конечно, необходимо под-черкнуть, что университетские факультеты в Греции изначаль-но не являются центрами про-фессиональной квалификации, чтобы предоставлять возмож-ности профессионального тру-доустройства. Это является еще одним дополнительным отри-цательным моментом. Сегодня в Греции имеются тысячи вы-пускников-богословов, которые либо работают по специально-сти, не имеющей никакого отно-шения к полученному образова-

нию, либо являются безработ-ными.

В Греции функционируют два богословских факультета: один в Афинском университе-те (с 1837 г.), другой в Салоник-ском университете (с 1925 г.). С 2007 г. богословское образова-ние предоставляется не только на двух богословских факуль-

тетах, но и в четырех духовных академиях (Афины, Салоники, Янина, Крит). Являясь государ-ственными высшими учебными заведениями, также как и бого-словские факультеты, они дей-ствуют под контролем Церкви. Конкретно, функционируют два отделения: 1) на отделении се-минарского образования обуча-ются только клирики или юно-ши, которые хотят стать свя-щеннослужителями; 2) на отде-лении церковного искусства об-учаются юноши и девушки, ко-торые будут сотрудничать с цер-ковью в качестве внештатных работников. Прием студентов в духовные академии произво-дится тем же путем, что и на бо-гословские факультеты. Разни-ца состоит в том, что в духовных академиях отбор студентов про-изводится более сознательно, а

прослушивание лекций являет-ся обязательным. Напротив, на богословских факультетах сту-денты посещают занятия по же-ланию.

Для того, чтобы богослов-ское образование в Греции от-вечало требованиям современ-ности, всем, кто работает в этой области, следует пересмотреть

цели религиозного образования в будущем. Каких богословов мы хотим вырастить и какое бо-гословие хотим показать?

Конечно же, богословские факультеты и духовные акаде-мии распространяют и куль-тивируют православное бого-словие, основанное на явлен-ном Слове Божьем, исторически истолкованном и систематиче-ски запечатленном. Они поддер-живают нерушимую связь с пра-вославием и церковным опы-том. Богословские факультеты и духовные академии сохраняют конфессиональный характер не потому, что воспринимают пра-вославие как одну из множества существующих конфессий, а по-тому, что признают свою связь с традицией Православной Цер-кви и воспринимают богосло-вие как церковную харизму. Это

№1(9) 2013

5

подталкивает богословие к диа-логу и контакту с современным человеком, обществом, наука-ми и миром. Богословское сло-во преобразуется в богослов-ский язык, который обогаща-ется ценностями других наук. В конечном счете, теология ста-новится «окном» в общество. Она перестает характеризовать-ся как «академическая» наука в негативном смысле этого слова, то есть как занятие, оторванное от реальной жизни. Богословие стремится к тому, чтобы его сло-во стало действенным, а дейст-вия подкреплены словом.

Все вышеупомянутое содей-ствует тому, чтобы православ-ное богословие не было изоли-рованным от мира, но остава-лось открытым во всех направ-лениях: по отношению к дру-гим религиям, наукам и культу-рам. Конечно, это должно про-исходить на основе конкретных принципов восприятия, содей-ствия, опыта и добротолюбия. Это, в частности, соответству-ет миссионерской направлен-ности Церкви, которой служит или должно служить православ-ное богословие. Из всего выше-изложенного становится ясно, что в Греции сегодня наблюда-ется применение тройственно-го принципа в деятельности сов-ременных университетов: иссле-дование, преподавание и пра-ктическое применение.

Преподавание не может быть догматичным и ограничивать-ся университетскими аудитори-ями. В процессе преподавания требуется участие и сотрудни-чество студентов, что необходи-мо для подготовки будущих пре-подавателей богословия. Поэто-му аналитическая учебная про-грамма:

— стремится пробудить ин-терес к обучению с помощью образовательных и пастырских поездок;

— развивает исследователь-ские и писательские способно-сти при написании учебных ра-бот и участии в исследователь-ских программах;

— привлекает внимание сту-дентов, благодаря показу аудио-визуальных программ и исполь-зованию интернета.


В целях практического применения богословских знаний, а также установления связей православия с другими странами и культурами, организуются поезд-ки греческих преподавателей-богословов, а также пре-подавателей различных университетских факультетов в Африку и Азию для того, чтобы содействовать бого-словскому образованию в этих странах, а также самим приобрести уникальный и ценный опыт. Ярким тому примером является православное училище Священной Митрополии Центральной Африки, которое действу-ет в Киншасе — столице Демократической Республики Конго. Преподаватели богословских факультетов и Ду-ховных академий Греции приезжают туда каждый год для того, чтобы преподавать предметы по своей науч-ной специальности африканским студентам, которые в будущем должны пополнить ряды членов апостоль-ских миссий Патриархата Александрии и всея Афри-ки. Часто преподавателей сопровождают студенты, ко-торые помогают в духовном наставлении и проведении обрядов в местных африканских приходах. Этот опыт очень полезен и для греческого богословского образо-вания, поскольку теория сочетается с практикой, а так-же с ознакомлением с жизнью других народов и об-ществ. И это не только важно с академической точки зрения, но и духовно полезно.

Так или иначе, уже однозначно ясно, что в совре-менной Греции путь и миссия православия, а значит и богословского образования, могут быть описаны как миссия помощи и служения в любых обстоятельствах и

№1(9) 2013

7

Игумен Петр (Еремеев), ректор Российского православного института св. Иоанна Богослова

Богословие (теология) — изучение онтологических смыслов бытия,

познание Бога является одним из древ-нейших занятий человека. В этом схо-дятся, пожалуй, наиболее близко рели-гиозная (библейская) и атеистические картины мира.

Священное Писание свидетельству-ет, что первым сознательным актом со-творенного человека было общение с Богом и размышление о Боге. В иной интерпретации, но почти тому же учит научный атеизм, когда утверждает, что религия родилась в сознании пер-вобытных людей, как объяснение не-понятным явлениям природы или ка-ким-то сверхъестественным событиям в жизни.

Так или иначе, совершенно оче-видно, что теология — это мать наук, и именно теология оказала колоссаль-ное влияние на познание человеком мира и на развитие мировой цивилиза-ции в целом.

За пределами нашего Отечества едва ли возникнет вопрос о целесообразно-сти изучения в высшей школе теоло-гии. Теология была и остается неотъем-лемой компонентой высшего образова-ния в мире. Но в российском образова-тельном и научном сообществе на этот счет все еще нет взаимопонимания.

Чаще всего современные оппоненты теологии противопоставляют ей религи-оведение. Именно поэтому мне кажется важным соотнести, сопоставить эти две научных отрасли. Тогда станут понятны их отличия и самодостаточность.

Итак, религиоведы изучают религию, включая ее формы, прежде всего как фе-номен культуры в контексте мировой истории развития мысли. На сегодняш-ний день религиоведение уже сформи-ровалось как междисциплинарная от-расль науки со своей структурой — соци-ологическим и политологическим, куль-турологическим и этногеографическим, историческим, феноменологическим и философским контекстами. Задача ре-лигиоведа, таким образом, — наблюдать и исследовать феномены, явления и про-цессы в религиозной сфере жизни обще-ства — по сути, как религии влияют на мир, а мир на религии.

Теологи же рассматривают конкрет-ную религию или конфессию во всех ее

Мнение эксперта

трудностях, в чести и бесчестии, в порицаниях и похва-лах. Богословие призвано служить современному чело-веку как неизвестное, но узнаваемое; как почитаемое умершим, но живое; как нищее, но многих обогащаю-щее; как ничего не имеющее, но всем обладающее. Да. Помощь, служение и жертва сегодня являются путем и миссией Церкви и ее богословия.

Оказание вышеупомянутой помощи и служения должны осуществлять как преподаватели теологии, так и студенты-богословы, всегда поддерживая связь с об-щим чувством верующих и с общими запросами ка-ждой эпохи. При вышеназванных условиях православ-ное богословие призвано дать положительный ответ на не терпящие отлагательства вопросы нашего общества и поддерживать на высоте православные идеалы и хри-стианские традиции перед лицом беспрецедентных из-менений в жизни человечества.

Нельзя упускать из виду тот факт, что современный мир — это мир технологического и социального разви-тия, а также место появления новых наций на авансце-не истории, которые претендуют на свое законное ме-сто в цивилизованном мире. Кроме того, распростране-ние образования, постоянно растущая миграция людей с одного места в другое, а также многочисленные, по-ложительные или отрицательные, возможности техно-логии и науки, ставят человечество перед неумолимой дилеммой: либо сосуществование в многообразии и со-жительство на принципах взаимоуважения и сотрудни-чества ради единства и выживания человеческого рода в мире, свободе и справедливости, либо разделение, столкновение и полное уничтожение.

Перед такой же дилеммой находится и православ-ное богословие. Ему предстоит:

— либо идти путем внутреннего возрождения и единства, содействуя выживанию человечества;

— либо оставаться безучастным зрителем драмы


аспектах — от самого факта религиозной жизни во всех ее проявлениях до догма-тов, включая и исторический, и онтоло-гический их аспекты. Главное отличие теологии от религиоведения заключает-ся в том, что, исследуя учение о Боге, те-олог изучает и человека, который меня-ется благодаря живой вере. Можно ска-зать, что теолог смотрит на религию из-нутри — исследует ее преимущественно по ее собственным источникам.

И религиоведение, и теология равно являются предметными областями, то есть конкретным научным или, как это называют еще, светским знанием. Поэ-тому и занимают свое законное место в мировой и отечественной науке.

Развитие теологии в высшей школе наряду с решением научных задач име-ет и вполне практические смыслы.

Сегодня в жизни общества, в личной жизни почти каждого человека религия занимает определенное место. Поэто-му очень важно, чтобы молодежь име-ла возможность получить базовые зна-ния о религии.

Изучение теологии как части гума-нитарного блока в программах высше-го образования— это на самом деле эф-фективный инструмент предупрежде-ния развития деструктивных культов, а также межрелигиозных и межнацио-нальных конфликтов.

современного человека и упор-ствовать, поддерживая атмос-феру нетерпимости и фанатиз-ма, в застое, в отрицании, в раз-делении, в беспочвенном кон-серватизме, и тем самым уско-рить не только свое собствен-

ное разрушение, но и гибель мира.

Все мы, клирики и богосло-вы, обремененные крестом и ответственностью Церкви, име-ем тяжкий долг, но также и привилегию совершенствовать наши знания и сделать мудро-стью нашу глупость, обраща-ясь к Мудрости Христа. Иными словами:

— не погубить нашей личной глупостью знания и Мудрость Христа, не оставаться заперты-ми в своем убежище, прикрыва-ясь оплотом своих духовных ба-стионов,

— не заниматься словами без духовного наполнения, непо-нятными общему разуму.

В современной Греции все, кто служат преподавателями университетского богословско-го образования, в полной мере осмыслили, что эпоха самоуспо-коения православной Церкви ушла безвозвратно. Нет больше безопасности для Церкви, если она самоизолируется в своем величии, самодовольстве и на-рциссизме. Равно как она не мо-жет укрыться за стеной своих конституционных политических привилегий и благоприятных

законов. Сегодня уже никого не убедить простым священниче-ским авторитетом, ни одного че-ловека уже не пугают проклятия или отлучение от Церкви. Неве-жества народа, которое до вче-рашнего дня было союзником самоуспокоения Церкви, боль-ше не существует. Знания про-грессируют стремительно, про-буждение окружает нас отовсю-ду, вынуждая Церковь выйти из спячки и, наконец, проснуться. Торжественность обрядов, ли-тургические ритуалы и священ-нические облачения становят-ся пустыми вещами, если они не сопровождаются духовным воз-рождением, внутренним обнов-лением, поддержанием посто-янных связей с настроениями в обществе, с насущными пробле-мами современного человека и тревогами мира.

№1(9) 2013

9


Дмитрий Шмониндоктор философских наук, профессор, преподаватель СПбПДА

О «богословиях родительного падежа» и богословском образовании

Дмитрий Викторович Шмонин, доктор философских наук, профессор, проректор по научной работе и заведующий кафедрой философии Русской христианской гуманитарной академии (СанктПетербург), автор книг «Фокус метафизики. Порядок бытия и опыт познания в философии Ф.Суареса», «В тени Ренессанса. Вторая схоластика в Испании», «Введение в средневековую философию. Патристика» и др. — рассказал журналу о своем видении векторов развития богословской науки, о схожем и различном у философии и теологии, о своем научном пути и об опыте богословского образования в РХГА.


Первым делом хотелось бы спросить о том, как Вы начали заниматься

именно этой областью фило-софии, что и кто повлияли на Ваши научные вкусы, и, если можно, расскажите кратко о том пути, который Вы прош-ли в научном мире.

«Путь в научном мире» — это громко. Но если по суще-ству, то нужно сказать о схола-стике. Она в свое время привле-кла меня как тип мышления, по-строенный рационалистично, но на религиозных основаниях. Как сочетание разума и веры, дающее определенную перспек-тиву, дающее человеку над-ежду сформировать гармонич-ное мировос приятие, насколь-ко это вообще достижимо «в ес-тественном свете человеческо-го интеллекта» (как говорили те же схоласты). К схоластике я пришел от новоевропейских фи-лософов — от Декарта, Лейбни-ца, которые, в известном смысле порвав со схоластикой, почему-то к ней постоянно обращались как к источнику. И у меня сфор-мировался такой «двоякий» ин-терес. Во-первых, к самой точ-ке перехода, когда теологиче-

ское по духу, схоластическое по форме мировоззрение посте-пенно уступает место мировоз-зрению классического рациона-лизма — научному, светскому. А начало этого — XVI век, «вто-рая схоластика», учения контр-реформации, в которых можно обнаружить многое из того, что

мы приписываем Новому време-ни, очень живые и современные идеи (и в метафизике, и в этике, и в политике, и в праве).

Во-вторых, у меня появил-ся интерес к собственно сред-невековой философии, кото-рая на протяжении почти цело-го тысячелетия вбирала в себя фактически всю интеллектуаль-ную культуру, представляла со-бой науку и образование вместе взятые, построенные на едином основании — вере в Бога. Здесь крайне интересным оказалось анализировать то, что новоев-ропейский индивид приобрел и что он потерял, когда в XVII в. усилились процессы секуляри-зации и началось построение объективированно-научной си-стемы познания, когда к этому в XVIII в. добавился антиклери-кальный пафос Просвещения, а затем попытки найти религию

«в пределах только разума» в немецкой философии, и т.д. и т.п. Вплоть до нашего «постсе-кулярного общества», если ис-пользовать термин Хабермаса. Потерь, надо сказать, от забве-ния схоластической мысли, не-мало. Но это другой и весьма долгий разговор.

Да, и поскольку я все эти годы работаю преподавателем, инте-рес к схоластике приобрел прак-тический характер. Я вижу в ней огромный опыт педагогики, хри-стианской системы образования, наследие которой необходимо изучать, оно актуально, оно мо-жет быть востребованным сей-час. Это уже область истории и философии образования.

Вы долгое время изучаете и преподаете как богословие, так и философию. Как Вам ка-жется, насколько богословие должно быть связано с фило-софией? В чем их различие и сходство?

Уточним, если не возражае-те. Богословие, как и философия, огромные предметные области, в каждой из которых свои науки, «отрасли знания», направления, школы. Но если мы позволяем себе говорить обобщенно, то да-

№1(9) 2013

11

вайте ограничим поиск сходств и различий богословия и филосо-фии двумя моментами — пред-метом и методами.

Богословие — форма выра-жения религиозного мировоз-зрения, по преимуществу тео-ретическая и систематическая. Это приведенные к системе зна-ния о том, чему учит Церковь. Богословие всегда внутри ре-лигии, внутри Церкви, оно кон-фессионально. Его сверхзадача — познание Бога. И уже в свя-зи с этим — познание мира и че-ловека как творений, смысла их существования. Богословие на-чинает с априорных оснований, данных в Писании, с экзегети-ки, строит на этом доктрину, на-уку, исследования. Философия также нацелена на познание че-го-то предельного, абсолютно-го, смысла вещей, но не едина ни в основаниях, ни в методах. Философские учения вариатив-ны и не обязательно представ-лены в виде систем. И далеко не все религиозны по духу. Бо-лее того, часто философию про-тивопоставляют религии, а зна-чит, и богословию. Философия ищет основания для своих по-исков абсолюта в разуме, само-

обосновании. Или (другой ва-риант) — в опытном познании. Здесь отличие от богословия. Ряд направлений философии (далеко не все) тяготеют к на-уке, научности в методах, к со-зданию систем. Но и в богосло-вии научная методология игра-ет немаловажную роль. В этом — сходство. Трудно иногда бы-вает различить некоторые об-ласти богословия и религиоз-ной философии, и чтобы сде-лать это, нужно анализировать все вместе: основания данной науки, на что направлено по-знание, каков характер методов аргументации.

Особенность развития бо-гословия в России на протя-жении нескольких веков — это разделение университетско-го и собственно богословского образования. Однако на Запа-де это отнюдь не так. Во мно-гих университетах богословие с самого начала вполне ужива-лось с другими факультетами. Как бы Вы могли охарактери-зовать роль именно универси-тетского богословия?

Так сложилось. Теологиче-ские факультеты традиционны для структуры старых европей-

ских университетов. Но ведь не потому, что богословие вписы-валось в светскую систему об-разования, а наоборот: все уни-верситетское образование было религиозным по мировоззрен-ческим основаниям и схоласти-ческим по форме. Теологиче-ский был одним из трех старших факультетов, там учили схола-стическими методами; однако и остальные два старших факуль-тета — юридический и медицин-ский — также строили систе-му обучения схоластически. До сих пор и в праве, и в медицине важным профессиональным ка-чеством является умение точно, четко воспроизводить знания и применять их, не отступая от канона. Школьно-университет-ская система складывалась, на-чиная с первых веков христи-анства, и развивалась в рамках теологического мировоззрения вплоть до XVI в., когда в связи с реформационными процессами университеты становятся кон-фессиональными, а вся система образования постепенно начи-нает секуляризироваться.

У нас картина была совсем другая. Образование как систе-ма начинает строиться стара-


ниями Петра I. И он ориентиру-ется на опыт Европы, уже про-шедшей определенный путь се-куляризации. Поэтому богосло-вие было отдано «токмо Сино-ду», т.е. духовным школам, раз-витие которых шло собствен-ным путем — в латинских схола-стических заимствованиях, по-том в борьбе с ними формирова-лась русская православная бого-словская школа. Поэтому тради-ция университетского богосло-вия отсутствовала, и появление теологии в светских вузах в по-следние 20 лет — опыт, который

еще требует осмысления. Знаю прекрасных преподавателей, за-мечательных выпускников. На-сколько они именно богословы, а не религиоведы, не историки или философы религии, не могу сказать точно. Замечу лишь, что образовательные стандар-ты слишком близки. Впрочем, к понятию «богослов» во 2-м де-сятилетии XXI века, наверное, нужно применять другие опре-деления, нежели те, что мы при-меняем к Григорию Богослову или Блаженному Августину. Од-

нако если о богословском уни-верситетском образовании гово-рить можно, то совершенно оче-видно, что в современной Рос-сии университет не может под-готовить пастыря.

На Западе продолжается тенденция к снижению коли-чества христиан традицион-ных конфессий. Как Вам пред-ставляется, какая роль при-надлежит в этом университет-скому богословию?

Известно, что наплыва сту-дентов на теологические фа-культеты в большинстве запад-

ных университетов нет. Не ду-маю, что это связано с тем, что теологии учат в университетах, а не в семинариях. Скорее, мы ви-дим тут отражение общей тен-денции: пустеют не только ау-дитории, но и храмы. Правда, «опрокидывать» западную ситу-ацию на российскую я бы тоже не стал. Ни противоположной картины, ни прямого соответст-вия не будет.

В чем особенность бого-словских факультетов в оте-чественной системе образова-

ния? Например в РХГА (кафе-дра богословия)? Насколько они актуальны?

Мы с Вами начали с того, что богословское образование — одна из форм образования ре-лигиозного, то есть конфесси-онального. Оно не может быть светским по определению. Фи-лософское может, а богослов-ское — нет. Когда богословская кафедра или теологический фа-культет «вживляется» в свет-ский вуз, особенно в крупный государственный университет, возникает вопрос о принадлеж-

ности определенной Церкви, это может потянуть за собой про-блемы межконфессиональных отношений, учета религиозных чувств других конфессий, про-тесты людей неверующих, юри-дические, финансовые пробле-мы… «Межконфессиональный» теологический факультет, на котором готовили бы богосло-вов традиционных религий, мне представить в нашей социаль-ной реальности еще более слож-но. «Отделение православной теологии» на 3-м этаже, а «му-

№1(9) 2013

13

сульманской» — на 4-м одного и того же здания? А на других этажах — буддисты и иудеи? И, кстати говоря, как быть тогда с теми почтенными христиански-ми конфессиями, которые волей руководства страны не попали в число «традиционных» и «куль-турообразующих», но без кото-рых образ России, образ Петер-бурга уж точно, не вырисовы-вается (я, понятно, имею в виду католиков и лютеран)? Да и ими не исчерпывается список ре-лигиозных организаций, кото-рые если не в силу исторической укорененности, то в силу соци-альной активности в наше время также могут потребовать собст-венных богословских отделений в университетах.

Вот в связи с этим и хоте-лось бы услышать о богослов-ской программе РХГА…

Да, РХГА — это случай осо-бый. Началу работы академии (тогда это были Высшие курсы) в будущем году будет 25 лет. Не-мало хороших проектов конца 80-х — начала 90-х годов уже в прошлом, а РХГА борется, вы-живает, развивается. С Божи-ей помощью и при неизменной поддержке учредителей, один из которых — наша с Вами духов-ная школа. Скажу сразу: у нас есть кафедра богословия, силь-ный импульс развитию которой придало вхождение в структу-ру РХГА Института богословия

и философии (ИБиФ), который начал свою работу в 1992 г., при-чем и сейчас он сохраняет цер-ковную лицензию на образова-тельную деятельность. Кафе-дра, костяк которой составля-ют профессора и преподавате-ли ИБиФ и на которой работа-ют преподаватели СПбДА, ведет подготовку по программе «Пра-вославная теология». Это рели-гиозное, конфессиональное об-разование. Есть бакалавриат и магистратура. И очень важно, что на каждом курсе учатся свя-щенники, церковнослужители, а также люди воцерковленные, прихожане, которые приходят по благословению настоятелей. Но у нас нет пастырской специ-ализации, мы помогаем тем, кто

уже сформировался как священ-но- или церковнослужитель, по-лучить те знания, которые в свое время они не смогли получить по каким-то личным причинам, обрести какие-то дополнитель-ные навыки, новую специализа-цию, расширить горизонт… На днях на собеседовании у меня был священник из географиче-ски не очень близкой к Петер-бургу митрополии, который по-сле бакалавриата Свято-Тихо-новского университета получил благословение правящего архи-ерея поступать в магистратуру к нам. Именно с этой целью — повысить квалификацию в свя-зи с тем, что его определили за-

ниматься образовательной дея-тельностью.

Однако мы еще больше рады тем, кто еще на пути к Церкви, кто приходит к нам, чтобы разо-браться в себе. И последним мы предлагаем — через нашу обшир-ную общегуманитарную подго-товку — «мягкое», если можно так сказать, философское, исто-рико-культурологическое при-общение к религиозной культу-ре. И, кстати, если молодой че-ловек сомневается, перед ним (при наличии достаточных бал-лов ЕГЭ, конечно), есть возмож-ность выбора программ: фило-софия, религиоведение, культу-рология, психология и т.д. Если же студент уверен в своем рели-гиозном понимании мира, в сво-ем выборе получить именно пра-вославное богословское образо-вание, то он может подать доку-менты в Институт богословия и философии, то есть на кафедру богословия РХГА.

Получается, что у РХГА особое положение в церков-ном и светском образовании. А в науке? Известно, что сей-час очень важное направление — диалог богословия с есте-ственными науками. Расска-жите, пожалуйста, о достиже-ниях и тенденциях в этом на-правлении.

Я бы немного развернул от-вет на Ваш вопрос по поводу бо-гословско-научного диалога. Диалог, взаимодействие ведутся в разных форматах и на разных площадках (если брать свет-ские учреждения, то, например, в МИФИ, СПбГУ, Институте философии РАН, у нас в РХГА, конечно, и в целом ряде других мест). Такое научное общение между богословами и предста-вителями физики, естествозна-ния, медицины, других областей знания — важная составляющая современной интеллектуальной среды, когда прорывы в фунда-ментальных науках, новейшие технологии, проблемы взаимо-отношения между природой и человеком, техникой и челове-ком нуждаются в оценке, кото-рая не может быть дана «изну-три науки».

Вместе с тем, я убежден, что у нашей Церкви, у богословского


сообщества среди многих дру-гих задач есть одна важная, пер-воочередная задача — развитие «богословий родительного па-дежа», «прикладных богосло-вий» (да простят мне употребле-ние слова богословие во множе-ственном числе), с помощью ко-торых Церковь сможет лучше структурировать свои позиции не только по научным, но и по социальным, гуманитарным во-просам. Не стану проводить ана-логий с движениями в западном христианстве вроде «теологии освобождения» или «теологии культуры», хотя критическое осмысление этого опыта важно. Я говорю о современных теоре-тических проблемах, стоящих перед Церковью. Мне кажется, нам сейчас нужно не просто «ис-кать встречу с наукой», но ис-следовать, оценивать, осмыс-ливать современные проблемы наук с позиции богословия, с точки зрения Церкви. И если мы начнем мыслить в таких кате-гориях, то, помимо традицион-ных богословских и церковно-исторических наук, речь может

пойти о кросс-научных и спе-циальных дисциплинах, таких как богословие современного естествознания, богословие об-разования, богословие медици-ны, богословие права, богосло-вие социальных и политических процессов и т.п. Этим надо за-ниматься смелее, и на это тоже должны быть направлены уси-лия магистерских и аспирант-ских программ, под эту темати-ку, возможно, следует профили-ровать церковные диссертаци-онные советы.

Что Вы можете сказать об СПбДА, в которой Вы явля-етесь одним из наиболее по-читаемых студентами препо-давателей. Есть ли схожесть с РХГА, и в чем отличие? Как Вы оцениваете сотрудничест-во между вузами?

Спасибо за добрые слова. В духовных школах я преподаю не так долго — начинается пятый учебный год. Я искренне бла-годарен владыке ректору за эту возможность: расширился гори-зонт моих представлений о цер-ковном образовании, я по-ново-

му стал смотреть на те же схола-стические проблемы. Общение с коллегами в академии и рабо-та со студентами, аспирантами — это удовольствие и польза. Вопрос о схожести и различиях мне кажется не столь существен-ным. Скажу лучше в заключе-ние, что я рад, что не единствен-ный из коллег по РХГА имею важную и приятную возмож-ность преподавать в духовной школе, что работает подписан-ный ректорами договор, и наши «учащие и учащиеся» встреча-ются на проводимых совмест-но конференциях, семинарах, печатаются статьи, происходит общение, формирующее совре-менную гуманитарно-богослов-скую культурную среду, в кото-рой есть место и схожему и раз-личному. В этом и некий резуль-тат и наши надежды.

№1(9) 2013

15


Митрополит Каллист (Уэр)епископ Константинопольской Православной Церкви, профессор богословия

Образ жизни или кодекс чести

Недавно СанктПетербург посетил человек, которого по праву можно назвать одним из самых известных православных богословов современности. Человек, целью жизни которого был непрестанный поиск Истины, Которую он обрел в православной вере. Этот человек — епископ Константинопольской Православной Церкви профессор богословия митрополит Диоклийский Каллист (Уэр), более 35 лет преподававший на теологическом факультете всемирно известного Оксфордского университета. В беседе со студентом бакалавриата Петербургской духовной академии иеромонахом Афанасием (Букиным) владыка Каллист отвечает на вопросы о значении термина «богословие» в контексте святоотеческого учения, сравнивая его с распространенным пониманием теологии как особой дисциплины философских наук, а также делится собственным опытом изучения и преподавания богословия.


Как вы думаете, какую роль играет богослов-ская наука в современ-

ном мире? Как вы думаете, из-учение богословия — для всех, или только для избранных?

Начнем с того, что зададимся вопросом: «Что мы подразуме-ваем под богословием?» Обыч-но сегодня это понимается как наука о религии. Другими сло-вами, это дискуссия о религиоз-ных истинах, выстроенная в ра-циональной и последователь-ной форме, в рамках конкрет-ной терминологии. Но такого рода определение, конечно же, неточно, потому что богословие — это не наука в том смысле, в котором являются наукой зоо-логия или физика. В области ес-тественных наук личная жизнь исследователя или ученого не важна. Да, в какой-то мере ис-следователь всегда является ча-стью эксперимента, но в боль-шинстве наук — только в очень ограниченной степени. В случае же богословия, очень важным становится отношение к изучае-мому предмету самого богосло-ва, его личная жизнь, его харак-тер, проявляющийся во взаимо-отношениях с окружающими, его жизненные идеалы.

Если мы обратимся к творе-ниям греческих Отцов, то мы обнаружим совершенно иного рода определение того, что есть богословие. Отец-пустынник IV века Евагрий Понтийский гово-рит, что богослов — это тот, кто молится. А если ты молишься, то ты богослов. С этой патри-стической (святоотеческой — прим. пер.) точки зрения бого-словие не просто академическая наука, которой обучают схола-стически в семинариях и уни-верситетах. Понимаемое в па-тристическом ключе богосло-вие — не ветка научного позна-ния, это, по сути, образ жизни. Таким образом, Евагрий гово-рит о существенной связи между богословием и молитвой, между учением и духовностью. И, тем не менее, личное совершенство-вание богослова напрямую свя-зано с тем как он преподает бо-гословие.

Однако, если богослов это тот, кто молится, то, в некото-

ром смысле, мы все призваны быть богословами. Для грече-ских Отцов богословие означа-ло не просто абстрактную сис-тему знаний, но именно ви`дение

мира и Бога, видение, в которое все мы включены. Но, тем не менее, личный опыт богослова значит очень много, в то время как для зоолога или геолога этот опыт не имеет настолько осно-вополагающего значения. Нату-ралист должен быть точен лишь в записи фактов. Но для истин-ного богослова простой точно-сти недостаточно.

Я думаю над словами святи-теля Григория Паламы о том, что есть три вида богословов. Истинные богословы это свя-тые, это те, кто имеют личный опыт Бога, те кто участвуют в нетварных энергиях, те кто ви-

дят Божественный свет Прео-бражения — они истинные бо-гословы. Но есть и другой класс богословов — люди, которые, может быть, вовсе и не свя-

тые, или пока не святые, — мы все призваны быть святыми — люди, которые не станут утвер-ждать, что они видели Божест-венный свет, которые не гово-рят, что они непосредственно приобщались нетварным энер-гиям. Но этот второй класс бо-гословов доверяет святым, слу-шает их, учиться у них. И они стараются нести свидетельст-во с верой в то, что говорят свя-тые. Таким образом, этот бо-гослов, хотя и на более низком уровне, может быть истинным богословом. Им может быть тот, кто доверяет святым и ве-рен им. Затем, говорит Григо-

№1(9) 2013

17

рий Палама, есть третий вид богослова — те, кто, не имея личного опыта Бога, в то же са-мое время, не доверяет святым. И представителей этого класса, можно назвать плохими бого-словами. Я бы никогда не стал бы претендовать на принад-лежность к первому классу — святым. На протяжении всех тридцати пяти лет, что я пре-подавал богословие в Оксфор-де, я старался принадлежать ко второму классу богословов, то есть, стараясь передать своим слушателям писания святых, быть тем, кто полностью дове-ряет их творениям. Есть только единственный истинный путь богословия — видение Бога. Но не все из нас имеют прямое ви-дения Бога. Надеясь удостоить-ся его после смерти, мы, тем не менее, в земной жизни говорим с другими о том, чем живут и о чем свидетельствуют святые. И это все, что я старался делать.

Давайте разделим наш раз-говор на две части: о богосло-вии как науке, и о богословии как образе жизни. По пово-ду богословия как науки: Вы, возможно, не знаете, что в на-

шей образовательной систе-ме само богословие не являет-ся наукой. Сейчас в универси-тетах мы видим процесс объ-единения новообразованных богословских кафедр с фило-софскими. Допустимо ли та-кое смешение таких разных дисциплин? Расскажите, по-жалуйста, о том, каким обра-зом богословие преподается в Оксфорде.

Да это очень важные вопро-сы. Во-первых, нам следует всег-да помнить, что Христос сказал: «Я есть Истина», и вместе с тем мы говорим о Святом Духе, что Он есть Дух истины. Бог есть Бог истины. Мы не служим Богу, бу-дучи неточны, делая ошибочные утверждения. Ясность, точность это признаки истины. Это не единственные признаки истины, возможно, не самые важные, но они основные. Так что, если мы только собираемся быть бого-словами, преподаем ли мы в се-минарии или университете, или просто живем в монастыре или на приходе, мы всегда долж-ны стремиться быть честными. Это означает, что любые тексты мы обязаны читать осторожно:

будь то писания Отцов, декреты Соборов или современные Пра-вославные работы.

Мы не должны приписывать другим того, чего они на самом деле не говорили. Меня учили: «Всегда проверяйте свои ссыл-ки». Когда ты говоришь: святой Василий сказал так-то, хорошо, проверь, точно удостоверься, что он действительно это ска-зал. Это часть того, что я имею в виду, говоря, что богословие может рассматриваться как нау-ка — систематизированная сум-ма знаний.

Я сам не работал в семина-рии, я преподавал на богослов-ском факультете в Оксфордском университете. Являясь в Сред-ние века преимущественно как религиозное учебное заведение, к XX веку Оксфорд стал, по сути, светским университетом. Так что, я не преподавал системати-ческое богословие, я преподавал историческое богословие. Я был заинтересован изложить то, что было сказано, особенно в пер-вые пять веков Церковной исто-рии. О чем были споры, что ут-верждали церковные писатели, каково было учение различных Соборов. Я старался объяснить предпосылки, определявшие ход исторического процесса. И я старался показать студентам, почему все это имеет значение. Что это не просто вопрос архе-ологии, как науки, изучающей древность в отрыве от настоя-щего времени, что вопросы, об-суждавшиеся в ранние века Цер-кви, невероятно актуальны се-годня, что они имеют значение для нашего человеческого спа-сения. Я старался говорить не просто как археолог. Я старал-ся преподать Церковную исто-рию в экзистенциальном ключе, соотнести ее с личным опытом.

Основной курс лекций, ко-торый я преподавал, назывался «Мистическое богословие гре-ческих Отцов». Под мистиче-ским богословием я подразуме-ваю такой подход к богословию, который связывает богословие и молитву воедино, такой подход, который видит богословие за-висимым не просто от изучения текстов, но от личного опыта ду-ховной жизни. Я также препода-


вал и другие предметы. В част-ности, на протяжении восемнад-цати лет я преподавал учение о человеческой личности, о том, что есть человек. А этот вопрос, безусловно, имеет практическое приложение и в нашей повсед-невной жизни.

Я старался преподавать это в опытном ключе, взяв слова свя-тых Отцов и показав, насколь-ко они важны сегодня. Это был мой подход — стараться быть точным, систематичным, в то же время осознавая, что этого не-достаточно по очень серьезной причине: Бог это тайна, Святая Троица находится за пределами нашего понимания. Как это воз-можно, что Иисус Христос, явля-ясь и Богом, и человеком однов-ременно, все же остается единой личностью. Это вещи, которые не могут быть просто объясне-ны человеческой логикой. Бого-словие имеет дело с тайной, бо-гослов выходит за пределы на-шего человеческого, рациональ-ного понимания. Богослов пос-тоянно старается выразить сло-весно то, что лежит за пределами слов. Это то, что называется апо-фатическим элементом богосло-вия. И это причина того, что бо-гословие хотя и должно быть си-стематически точным, но этого все же не достаточно.

Вы уже упомянули некото-рых богословов, таких как свт. Григорий Палама, свт. Василий Великий. Наверное у каждого христианина есть свой люби-мый богослов, мысли которого близки ему. Кто Ваш любимый богослов?

Трудно выбрать. Конечно, для Православия, классические богословы это отцы IV и V ве-ков: свт. Василий Великий, свт. Григорий Богослов, свт. Иоанн Златоуст, свт. Кирилл Алексан-дрийский. Я бы сказал, что среди богословов, которых я особенно люблю, есть один из представи-телей той эпохи — свт. Григо-рий Нисский. Я очень ценю его работу «О жизни Моисея зако-нодателя», где он интерпрети-рует жизнь вождя израильско-го народа как путешествие хри-стианской души в поисках Бога, где он говорит о Божественной тайне как о вхождении во тьму

Синайской горы. Также я глубоко люблю св. Симе-она Нового Богослова из XI века. И в то время как Григорий Нисский гово-рит о Боге как о Тьме, св. Симеон использует со-ответствующий символ Бога как Света. Конечно, два символа не исключа-ют друг друга. В псалме 138 о Боге говорится: «как тьма, так и свет похожи для Тебя» (Пс 138:12)1. Та-ким образом, там, где Гри-горий говорит о Боге как о Тьме, Симеон говорит о Боге как о Свете, но он такой же бо-гослов и к нему я постоянному обращаюсь.

Несколько слов о современ-ных богословах. До того как я стал православным, на меня очень сильно повлияли рабо-ты Алексея Хомякова, живше-го в XIX веке. В своих трудах он поднимает следующий вопрос: что есть Церковь? Чем право-славное понимание Церкви от-личается от католического или от протестантского понимания?

Он придает особое значение об-щению со святыми и тому, что стремление к пониманию ре-лигиозных истин это не поиск в одиночку. Мы не открываем Бога просто как совершенно от-дельные друг от друга личности. Мы узнаем о Нем через членст-во в Церкви. И только через это членство мы смогли приобрести совместное понимание истины, которое Хомяков подытожива-ет словом «соборность». И это

м н е очень с и л ь - но по-могло. Я был в раздумьях: оставаться ли мне англикани-ном, потому что я вырос в цер-кви Англии, стать ли мне като-ликом, или же я должен обра-титься в Православие. Так что я имею право сказать, что именно творения Хомякова, в особен-ности его эссе «Церковь одна»,

обратили меня в Православие, хотя на своем жизненном пути я больше не встречал никого, кто был бы обращен в Православие через работы этого автора.

И еще два писателя из XX века повлияли на меня, оба русские, с обоими мне удалось встретиться лично. Первым был Владимир Лосский, жив-ший в Париже, умерший в 1958. Большое влияние на меня ока-зала его классическая работа

№1(9) 2013

19

«Мистическое богословие Вос-точной Церкви», написанная на французском и впоследствии переведенная на множество дру-гих языков. Именно у Лосского я научился тому подходу к бо-гословию, который я старался описать. В конце концов, все бо-гословие есть мистическое бого-словие, литургическое богосло-вие. Не существует богословия вне молитвы. Но он также был очень строгим богословом с ака-демической точки зрения.

Он был точен в своих утвер-ждениях, точен в своих цитатах, но я восхищался тем, как он жил своим богословием. В то время люди не очень часто причаща-лись, он же приступал к Таин-ству Евхаристии каждое воскре-сенье. Каждый субботний вечер он исповедовался, каждое вос-кресное утро причащался. Та-ким образом, богословие и са-краментальная жизнь шли рука об руку. Другим русским, в зна-

чительной степени повлиявшим на мое мировоззрение был про-тоиерей Георгий Флоровский, который умер, я полагаю, в 1979 году. Я помню девиз Флоров-ского — «неопатристический синтез» и обе части этой фразы

одинаково важны. Синтез. Флоровский не про-

сто цитировал отдельные от-рывки из святоотеческого уче-ния. Он старался показать, как все соединяется друг с другом, как все творения отцов фор-мируют единое учение, единое тело, единое видение Церкви. Все взаимосвязано. Говоря о синтезе, отец Георгий указывал на согласованность, внутреннее единство богословия.

Термин «неопатристичес-кий». Богословие для Флоров-ского не просто ответвление ар-хеологии, исследующей отда-ленное прошлое. Для него было недостаточно просто цитиро-вать отрывки Отцов, воспроиз-водить их учение. Необходимо было войти в дух Отцов, при-обрести то, что он называл па-тристическим сознанием. Необ-ходимо прийти не просто к по-ниманию отдельных цитат, но к пониманию, охватывающему

все святоотеческое богословие. Он подчеркивает слово «нео-», «неопатристический». Недоста-точно просто выяснить, что го-ворили отцы в V веке или в XIV веке. Нам следует узнать, что бы сказали Отцы, будучи наши-

ми современниками, а не просто ответы на вопросы их времени. В таком смысле мы должны от-носиться к Отцам, как к живым свидетелям нашего времени.

Как ответить чуть больше о задаче богословов? Я препода-вал на протяжении 35 лет в уни-верситете Оксфорда на бого-словском факультете и факуль-тете новой истории. Практиче-ски все это время я был един-ственным православным бо-гословом в Оксфорде. Так что моей задачей было нести сви-детельство о традиции христи-анского востока, которая иначе могла бы находиться в забве-нии. Я преподавал богословие в основном не православным. Через преподавание патристи-ки я старался дать западным христианам какое-то понима-ние православного мировоззре-ния. Какое-то время я мечтал о том, чтобы преподавать бого-словие православным. Я меч-тал преподавать в духовной се-минарии будущим священни-кам, но Бог дал мне иное поле работы. Так что свою задачу я видел в том числе как миссио-нерскую задачу — быть верным свидетелем православной тра-диции. Не заниматься прозе-литизмом, не нападать на дру-гие христианские церкви. Пра-вославие — это утверждение, а не отрицание, Православие — это свет, а не тьма, мы не долж-ны тратить все наши силы, ука-зывая на ошибки Запада. Иног-да мы должны это делать, но я старался всегда давать поло-жительный взгляд на то, во что мы, православные, верим.


На самом деле, у меня было несколько православных учеников. Я учил, особенно в последние годы, не базо-вых студентов, а людей, которые занимались исследо-ванием в богословии, собирались написать доктор-ские. И, конечно же, некоторые из тех, кому я препода-вал, позднее стали епископами. Один из них — митро-полит Иларион (Алфеев), который изучал со мной ра-боты святого Симеона Нового Богослова; он был одним из самых великолепных моих учеников. Еще у меня есть ученики из Элладской и Александрийской Церкви, ко-торые также стали православными епископами. У меня также есть ученики, которые преподают в православ-ных богословских институтах. Например, декан Свято-Владимирской духовной семинарии в Нью-Йорке отец Джон Бэр. Он изучал со мной творения святого Иринея Лионского. И, я полагаю, что мне очень повезло с уче-никами, которые были у меня. Есть еврейская послови-ца, которая звучит: «Благословен учитель, ученики ко-торого умнее его самого». И я это благословение имею.

Книги, которые читает человек, играют важную роль в формировании личности? Есть ли у Вас такой список книг, которые следует прочитать молодому богослову?

Да, конечно, и я считаю это существенным; каждый, кто хочет глубже войти в богословие, должен прочи-тать работы Владимира Лосского, особенно его «Ми-стическое богословие». Я читал этот труд много раз, и каждый раз я открывал в нем новое. Некоторые его книги являются более специализированными, напри-мер, «Отрицательное богословие и познание бога в учении Майстера Экхарта», о западном мистическом писателе. Это было бы менее существенным для че-ловека, изучающего православное богословие. Но его лекции по богословию и его собрание сочинений «По образу и подобию» определенно важны. Во-вто-рых, я считаю важным для всякого изучающего пра-вославное богословие прочитать работы отца Георгия Флоровского. Его работы по творениям святых отцов были написаны восемьдесят лет назад, и в некоторых моментах они должны быть уточнены в соответствии с современными данными. Но объективный взгляд на патристическое богословие, который там представ-лен, очень полезен. К сожалению, отец Георгий не дает ссылок на свои источники. Для человека, изучающего русское богословие, существенной остается его работа «Пути русского богословия», хотя в некоторых своих

№1(9) 2013

21

Епископ Афана сий (Евтич), зна менитый сербский богослов, автор ряда книг, статей и переводов, поделился своим мнением о сегодняшнем положении факультетов теологии в России.

Дорогой владыка Афанасий! Вы, наверное, слышали, что сейчас

в России, реформируя высшую шко-лу, Министерство образования и нау-ки предполагает подчинить теологию философии. Какую оценку Вы може-те дать этому процессу?

Благодарю за Ваш вопрос. Мне ка-жется, что этот процесс — это такое ловкое государственное предприятие, которое совершенно не отвечает ака-демической традиции. Вот, например, в Америке и Европе есть не просто ка-федры теологии, а целые теологиче-ские факультеты, наравне с философ-скими. Если университет не может со-держать богословский факультет, то его закрывают, и образуют кафедру те-ологии. Мы видим на примере США и европейских стран, как в университе-тах существуют кафедры православно-го богословия. Даже в тех странах, ко-торые вовсе не являются православны-ми. Философию и теологию в образо-вательной системе никак нельзя слить вместе, даже если это необходимо по экономическим и иным, даже более се-рьезным причинам. Потому что бого-словие — это огромнейший пласт ма-териала для изучения, оно развивалось не одно тысячелетие. А философия — и подавно. Одно будет портить дру-гое. Процесс образования станет слиш-ком узким, и не будет пользы ни от те-ологии, ни от философии. Меня очень удивляет то, что сейчас происходит в

Мнение эксперта

суждениях автор достаточно резок, так что его следу-ет читать c некоторыми поправками.

Из других современных русских богословов я по-рекомендовал бы труды отца Иоанна Мейендорфа, в особенности его главную работу о богословии свято-го Григория Паламы, опубликованную в 1959 году. Эта работа совершенно перевернула мой взгляд на позднее византийское богословие. С тех пор появи-лось много других книг о Григории Паламе, но первая работа отца Иоанна Мейендорфа до сих пор лучший взгляд на его богословие как целое.

По литургическому богословию я рекомендую книги отца Александра Шмемана, который также бу-дет интересен изучающим пастырское богословие. С греческой стороны, я полагаю, людям следует из-учать митрополита Пергамского Иоанна (Зизиуласа) — конкретно его труды по человеческой личности. Он сделал большой вклад и до сих пор активно пишет, в то время как остальных, кого я перечислил, уже нет в живых; но он продолжает вносить вклад в современ-ное православное богословие.

Затем, из румынской традиции я рекомендовал бы прочитать «Догматическое богословие» отца Думитру Станилоэ, которое сейчас доступно в английском пе-реводе. Всего за несколько дней до того, как я приехал в Россию, я писал предисловие к последнему тому ан-глийского перевода.

Очень важно изучать также более спорное фи-лософское богословие, особенно русскую богослов-скую мысль. Я имею в виду книгу «Столп и утвержде-ние Истины» отца Павла Флоренского и творения отца Сергия Булгакова. Конечно, работы Булгакова, как мы знаем, оказались противоречивыми, и многие люди критиковали его софиологию, его размышле-ния о Премудрости Божией, особенно Владимир Лос-ский и отец Георгий Флоровский. Последний, из ува-жения к своему учителю, как правило, не упоминал имени Булгакова, но, тем не менее, большая часть ра-бот Флоровского направлена напрямую против Булга-кова. Однако творения отца Сергия явились важным вкладом в современное православное мышление, при всем том на протяжении полувека они были несколь-ко забыты. Но сейчас интерес к ним оживает, и на ан-глийском у нас есть хорошие переводы практически всего, что написал Булгаков. Так что мы должны знать и о нем. Но я бы не советовал начинать с Булгакова. Хотя, если начинать с него, то лучше начать с книги «Православная Церковь», в которой хорошо пред-ставлена православная экклесиология и не обсужда-ются более сомнительные учения — Софиология, ко-торую я нахожу трудной для понимания. Я также счи-таю, что стоит почитать творчество Николая Бердя-ева, хотя он не называл себя православным богосло-вом, позиционировал себя как философа, религиоз-ного мыслителя, потому некоторые его суждения до-вольно смелые. Он не претендовал на то, чтобы быть представителем официального учения современного православного богословия, но нам следовало бы, ви-димо, поучиться также у Бердяева. Сейчас мы видим нарождающуюся школу более молодых православ-ных богословов в Америке. До этого я упоминал лю-дей, которых уже нет с нами, но есть и те, кто сегодня живы, такие как отец Джон Бэр, Аристотель Папани-


России относительно проблемы с ка-федрами теологии. Мне кажется, что если такое произойдет, то ученое со-общество России окажется в весьма не-ловкой ситуации перед академическим миром.

Означают ли такие тенденции в России то, что страна захвачена ду-хом секуляризации, что ему посте-пенно подчиняются государствен-ные институты, в том числе обра-зование? Это похоже на некоторый спад духовности? Ведь если духов-ность падает в среде молодежной, если ее не поддерживают в универ-ситетской среде, то что уж говорить о старшем поколении.

Я не могу говорить о столь глобаль-ных тенденциях. Россия — страна ум-ных людей. И я уверен, что, идя впе-ред, Россия не станет идти путем «ве-стернизации», но дорогой модерни-зации. Модернизация совершенно не означает секуляризацию, она означа-ет подъем до уровня того, что могут дать современные средства — совре-менная техника, современные методы организации. Россия в этом — передо-вая страна. Секуляризация — это уже очень плохо. Особенно для филосо-фии. Нельзя секуляризировать в угоду чему бы то ни было, невозможно уго-дить современности: ни современным студентам, ни сегодняшним понятиям. То же и в богословии. Богословие бо-гато, прежде всего, биб лейским откро-вением: ветхозаветным, евангельским, апостольским, свято отеческим и об-ширной церковной историей. Навер-ное, никогда в истории не было подоб-ного слияния, да никто никогда не смел и думать о смешении философии и бо-гословия. Так было исторически — и в Византии, и в России, и в странах Ев-ропы. Я, как профессор, знаю, что вый-дет из студента, который будет учить-ся подобным образом. Он не будет спо-собен управиться ни с философией, ни с богословием. Это как на высоком уровне досконально изучать две раз-личные формы в науке, например, ма-тематику и филологию одновременно. Я верю и надеюсь, что те умные люди, которыми так богата Россия, не подда-дутся и не дадут попрать своего лица и русского достоинства, они не позволят довести до конца то, что, скорее всего, какие-то маленькие аппаратчики до-пустили, достаточно не задумываясь о том, что они хотят сделать, и о послед-ствиях подобного.

колау, Николас Костас, ставший монахом в монастыре Симоно-петра на горе Афон. Так что мы видим появление новой группы богословов в Америке, вырос-ших в западном мире. Этого, я думаю, достаточно для неболь-шого списка для чтения.

А что Вы скажите по поводу художественной литературы?

Конечно, очень важно для православных богословов и пра-вославных христиан в целом ин-

тересоваться миром литерату-ры и искусства, поэзии, музы-ки. Мы не должны быть неци-вилизованными, мы не долж-ны быть «церковными мыша-ми», интересующимися только тем, что происходит в четырех стенах здания храма, но должны быть творчески связаны с куль-турой нашей эпохи, и это вклю-чает литературу.

Я не часто имею возможность свободно почитать литературу, но я определенно ценю таких пи-сателей, как Ф. М. Достоевский, и, я полагаю, люди могут узнать много важного о православном богословии и русской душе, чи-тая его произведения. Конечно, Достоевский не претендует на то, чтобы быть официальным гла-шатаем православного богосло-вия. У него были серьезные труд-ности, чтобы провести свою кни-гу «Братья Карамазовы» через цензуру в царское время. Но из этого романа можно многому на-учиться у Достоевского.

Если мы возьмем искусство, то увидим возрождение право-славной иконографии, рисова-

ния фресок и икон в византий-ском стиле или, в случае России, в славяно-византийском стиле. Опыты над православной иконо-графией с использованием сов-ременных творческих приемов были не очень-то успешными. И все хорошие работы, которые делаются сегодня, основаны на строгих традиционных правилах и методах. Это интересно, пото-му что в случае музыки в течение всего XIX века русские церков-

ные композито-ры творили в му-зыкальном ключе своего времени. То же самое касает-ся XX века: Чесно-ков и другие ком-позиторы твори-ли музыку по сов-ременным музы-кальным нормам. Это делали и за-падные православ-ные, такие как ан-глийский компо-зитор Джон Таве-нер. Так что, в то время как в живо-писи нам не пред-

ставляется возможным исполь-зовать современные технические приемы, с музыкой мы справля-емся гораздо лучше. Я не совсем понимаю, почему это так, но это представляет интерес.

Нам определенно следует идти навстречу культуре нашего времени, но нам это очень часто не удается. Я думаю, что право-славные во Франции справляют-ся с этим лучше, чем православ-ные в Британии. Я бы пореко-мендовал журнал «Контакты», который печатается на француз-ском языке в Париже — в нем часто встречаются статьи, свя-занные с культурой и литерату-рой. Также я могу указать фран-цузских православных писате-лей, которые справились с этой проблемой. Я имею в виду Пав-ла Евдокимова, русского по про-исхождению, и француза Оли-вье Клемана. Они перекинули мост через ту пропасть, что ле-жит между теологией и литера-турой. Я не уверен, что мы вос-питали достаточно много людей такого рода в Английском Пра-вославии.

Чтобы Вы посоветовали бы тем, кто только начинает свой путь богословского об-разования?

Во-первых, смотрите в буду-щее с надеждой, не смотрите на богословие просто как на обя-занность, как на задачу, кото-рую нужно исполнить, прежде чем вы сможете стать приход-скими священниками, но сде-лайте максимум из того, что воз-можно сделать за семинарские годы. Очень часто люди видят время, проведенное в академии, как время постоянных испыта-ний. Но оно может также стать временем творческого развития. Постарайтесь найти духовного отца, который будет понимать значение богословского образо-вания и будет вести вас.

И, наконец, последний во-прос. Наш журнал предназна-чен для молодых людей: для тех, кто верит, и тех, кто пока не нашел Бога. Что бы вы мо-гли сказать тем из них, кто все еще колеблется, кто пока еще не верит?

Вы должны показать бого-словие, прежде всего, как образ жизни. Православие — это не просто система верных до-ктрин, изложенных в теорети-ческом ключе. Православие — это не просто набор моральных правил, которые нужно приме-нять лишь внешне. Правосла-вие — это образ жизни, опреде-ленный взгляд на мир, на Бога, на самих себя. Так что мы долж-ны дать им понять, что Право-славие может изменить всю их жизнь. И в Православии, конеч-но же, основополагающим яв-ляется наше предстояние Хри-сту, наша вера в Святую Тро-ицу. И я вижу два очень цен-ных дара в Православии. Пер-вый — это Божественная литур-гия. Если они осознают чувство присутствия Бога в православ-ном богослужении, это при-ведет их на верный путь. И, во вторых, я очень глубоко ценю в Православии чувство общения со святыми, живую связь меж-ду теми, кто все еще находится в этом мире, и святыми, меж-ду Церковью воинствующей и Церковью торжествующей.

№1(9) 2013

23


ПротоиерейКирилл Копейкинкандидат богословия, кандидат физико-математических наук, директор Научно-богословского центра междисциплинарных исследований Санкт-Петербургского государственного университета, секретарь Ученого совета СПбПДА

Богословие и наука сегодня

Сегодня богословское знание, как пра-вило, — и это вполне справедливо, — относится к разряду знания гумани-

тарного. Это позволяет избежать серьезных столкновений между объективным научным знанием (а «объективность» сейчас стала едва ли не синонимом «истинности»), полу-чаемым естественными науками, и знанием богословским. Считается, что они относят-ся к разным сферам: естествознание изуча-ет мир дольний, богословие свидетельству-ет о мире горнем, а потому между ними нет и не может быть никаких противоречий. Кро-ме того, гуманитарное знание, в том числе

и знание богословское, относится к разря-ду «мнений», каковых может быть великое множество, вопрос же об истинности тех или иных воззрений, как правило, не ставится.

Такая точка зрения имеет свои основания. Действительно, богословие и естествознание относятся к разным сферам человеческого знания. Богословие, занимающееся осмысле-нием экзистенциального религиозного опыта и опирающееся на Откровение, возвещающее человеку смысл и цель его бытия, личност-но, тогда как естественные науки устраняю-щие человеческую субъективность, методо-логически вынуждены исключать личность.


Впрочем, последнее утвержде-ние не совсем корректно. Дело в том, что, как обнаружилось уже в 20 столетии, наблюдающий мир субъект не может быть полно-стью исключен из картины мира: квантовая механика свидетель-ствует о том, что человек оказы-вается глубоко вплетен в ткань бытия. Выдающийся американ-ский математик и физик, лауре-ат Нобелевской премии Юджин Вигнер отмечал, что, «как вид-но из проведенного фон Нейма-ном блестящего анализа кван-товомеханического измерения, даже сами законы квантовой ме-ханики со всеми их следствиями нельзя сформулировать без об-ращения к понятию сознания». Правда, описать наблюдателя и способ его включенности в ми-

роздание пока не удается, хотя к этому направлены усилия мно-гих исследователей. В то же вре-мя богословие, стремящееся — по крайней мере, в предельной своей форме, — постичь замысел Создателя, претендует на объек-тивность в высшем смысле этого слова — на то, что оно способно выявить предельно верную точ-ку зрения — точку зрения Твор-ца на Свое творение.

Но к этому же, по большому счету, стремится и наука. Среди

множества научных дисциплин, исследующих соразмерность, смысл, историю, причины, раз-умные основания мира, — все то, что, собственно, и обозначается термином логос1, — теоретиче-ская физика, изучающая фунда-ментальную структуру мирозда-ния, занимает особое место. Фи-зика дарует человеку теорети-ческое видение мира, а значит, в определенном смысле, позво-ляет увидеть мироздание «гла-зами Творца»: изначально само слово θεω-ρία — теория — про-читывалось как Бого-вúдение, а новоевропейская наука возни-кла как бого-словие — θεο-λογία — Книги Природы2. И характер-но, что Эйнштейн, сегодня вос-принимающийся как один из ярчайших выразителей духа на-уки, говорил: «Я хочу знать, как Бог создавал мир. Меня не инте-ресует здесь тот или иной фено-мен, спектр того или иного эле-мента. Я хочу постичь Его мыс-ли, все остальное — детали».

Теоретизирующий взгляд на мир подразумевает описание не объектов, существующих в мире, но самих законов, управ-ляющих этими объектами. Ка-ждое отдельное существование — это опытный факт, а объеди-нение отдельных фактов в об-щий закон — творческий акт, постулирующий существование закона, охватывающего, объ-емлющего и гармонизирующе-го все многообразие отдельных фактов. С точки зрения теоре-тизирующего подхода именно закон первичен и обладает он-тологической реальностью, все же конкретные факты суть лишь частные проявления общего за-кона. Такой подход позволя-ет, с одной стороны, исследо-вать фундаментальные основа-ния бытия, с другой — поставить проблему начала мира.

Если прежде в науке сущест-вовал неявный запрет на обра-щение к проблеме первоначала, то космология натолкнулась на исходную сингулярность, отсы-лающую к идее творения. При-чем, чем ближе мы подходим к исходной сингулярности, тем более значимой становится ме-тафизическая, — а в пределе и теологическая — основа кос-

мологических моделей. Прав-да, многие космологи пытаются избежать религиозных конно-таций, но все-таки ряд физиков признает, что Большой взрыв есть, фактически, творение из ничего.

Именно на описание мира «с абсолютной точки зрения» и претендует теоретическая физи-ка. Наличие такой привилегиро-ванной позиции Хилари Патнэм назвал «“Божественным Видени-ем” Вселенной». В ньютоновской физике — это абсолютное про-странство-время — sensorium Dei — в котором мы «“живем и дви-жемся и существуем” (Дн 17:28) не метафорически или метафи-зически, как имел в виду святой Павел, но в самом собственном и прямом смысле этих слов», в квантовой механике — тот Абсо-лют, который, по мнению одно-го из создателей квантовой меха-ники лауреата Нобелевской пре-мии Эрвина Шрёдингера, зрит «сквозь» индивидуума. Таким образом, теоретизирующая на-ука, претендующая на способ-ность описать мир с «абсолют-ной точки зрения», — не с точки зрения Абсолютной Личности, но с точки зрения Абсолютного субъекта, — неизбежно приходит в соприкосновение с богослови-ем, утверждающим что, ему ве-дом личностный взгляд Творца, данный в Его Откровении.

Как видим, определенные сферы соприкосновения меж-ду наукой и богословием все-та-ки имеются. Это соприкоснове-ние порой может превращать-ся в конфликт, — конфликт ин-

1 Греч. λόγος, традиционно перево-димое как слово, имеет широчайший спектр значений, в том числе: I) речь, из-речение; условие, договор; рассказ, исто-рия, сочинение; положение в философ-ском учении; дело; II) счет (число); соот-ношение, пропорция, соразмерность; вес (пер.); забота (пер.); III) разум, разумное основание, причина, смысл, понятие.

2 Греч. θεωρία — теория — происхо-дит от θέα — зрелище, взгляд, облик, и οράω — видеть, смотреть, наблюдать. В школе перипатетиков первую поло-вину этого слова соотносили со словом Θεός — Бог; этимологически это невер-но, но теория в определенном смысле дает возможность встать на «точку зре-ния Бога». Это, в частности, отразилось в лат. contempler — созерцать — значит восхищаться величественным храмом (templum) мира, воздвигнутым Творцом.

№1(9) 2013

25

терпретаций, — когда традици-онные богословские положения приходят в столкновение с дан-ными современного естествоз-нания. Связано это прежде всего с тем, что религиозная «система мира», неявно подразумеваемая богословской традицией, орга-нично включает в себя средне-вековые представления о миро-здании, от которых современная наука давно отказалась. Но нау-ка не просто создала принципи-ально новую картину мира, се-годня она вплотную подошла к вопросам, ранее относившимся к компетенции философии, ме-тафизики и теологии: как воз-ник мир? что такое материя? чем живое отличается от неживого? как произошел человек? како-во соотношение физического и психического? При этом в отли-чие от различных религиозных традиций, наука едина. В пер-вую очередь это конечно же от-носится к естественным наукам и математике. Фактически «нау-ка, имеется в виду естественно-научное знание, превратилась в последний истинно сакральный институт современной цивили-зации». Наконец, наука дает че-ловеку возможность не толь-ко постигать фундаментальные начала бытия и законы миро-здания, но и преобразовывать этот мир, а значит, в определен-ном смысле, присваивать себе функции если не Творца, то, по крайней мере, демиурга. В свя-зи с этим возникают этические проблемы: сколь глубоко допу-стимо вторгаться в природу ми-роздания? есть ли пределы тех-нократическому переустройст-ву мира? Самый же главный во-прос — полна ли та научная кар-

тина мира, исходя из которой человечество сегодня определя-ет стратегию своего развития?

Проблема заключается в том, что, во-первых, остается неясным онтологический ста-тус законов природы. Если за-коны природы имманентны са-мой природе, то как они мо-гут «управлять» миром? Если же они суть лишь человеческий способ упорядочивания природ-ных явлений то откуда возни-кает та удивительная точность, с которой эти законы выполня-ются, причем выполняются за-частую далеко за пределами об-ласти их первоначального обна-ружения. Казалось бы, сущест-вование закона должно подра-зумевать наличие законодате-ля. Но объективирующий ме-тод исследования, применяе-мый в современном естествоз-нании, исключает возможность обнаружения воли, полагающей закон. Методологически наука пока не может включить в на-учную картину мира личность — не только Бога, но даже че-ловека. Более того, объекти-вация выводит за пределы на-учной картины мира не только личность, сознание, но и вообще все психическое. «Объяснение сознания является самой труд-ной задачей для материалисти-ческой философии», — признает известный российский философ Д. И. Дубровский. — «Именно качество субъективной реаль-ности (которому нельзя припи-сывать физические характери-стики) создает <…> главные те-оретические трудности для ма-териалистического объяснения сознания и прежде всего при по-пытках непротиворечиво впи-сать его в физическую картину мира». «Сознательный опыт — самая обычная, но и самая таин-ственная вещь в мире, — таки-ми словами начинает свою кни-гу «Сознающий ум», баз ссыл-ки на которую не обходится ни одна серьезное исследование, посвященное проблеме созна-ния, современный австралий-ский философ Дэвид Чалмерс. — Нет ничего, что было бы бо-лее непосредственно известно нам, чем сознание, но далеко не ясно, как сочетать это с прочи-

ми нашими знаниями. Почему оно существует? Что оно дела-ет? Как оно может возникать из серого вещества? Мы знаем со-знание гораздо ближе, чем все остальное, но мы понимаем все остальное гораздо лучше, чем сознание». «Существование со-знания факт огромного значе-ния в нашем мире, — свидетель-ствует известный богослов и физик-теоретик, англиканский священник сэр Джон Полкин-хорн. — Каждый из нас знает это из собственного опыта; только наиболее скептичные из фило-софов могут сомневаться в том, что мы правильно экстраполи-руем наше индивидуальное вос-приятие сознания, веря в то, что им обладают другие люди и, в меньшей степени, высшие жи-вотные. Это один из предметов нашей гордости; Паскаль писал, что “все тела, небо, звезды, зем-ля и ее царства не стоят и малей-шего ума, ибо он знает их всех и сам себя, тогда как тела не зна-ют ничего”. <…> Лунный ланд-шафт редукционистской науки, игнорирующей все, кроме ма-терии, не место для жизни лю-дей. <…> Материализм бросает вызов нашему разуму и объяв-ляет не заслуживающим внима-ния наиболее значительное со-бытие в истории космоса: осоз-нание вселенной самой себя». Один из влиятельных амери-канских философов Джон Сёрл так оценивает современное со-стояние проблемы сознания: «Рассматриваемые в перспек-тиве последних пятидесяти лет философия сознания, равно как и когнитивная наука и опреде-ленные ветви психологии, пред-ставляют собой очень любопыт-ное зрелище. Его наиболее пора-зительная черта — это то, в ка-кой степени основное направле-ние в философии сознания по-следних пятидесяти лет пред-ставляется очевидно ложным».

Но не только сознание, ко-торое еще Шопенгауэр называл «загвоздкой Вселенной», даже сама жизнь — обычная биоло-гическая жизнь, а не сопутству-ющие ей физические процессы «обмена веществ» — ускольза-ет из «сетей» объективного на-учного познания. И потому так


трудно оказывается дать определение столь оче-видному феномену жизни — той жизни, которой обладаем мы сами. «Мы вынуждены признать, что не можем дать строго определения, что же такое жизнь, и не можем сказать, как и когда она возникла. Все, что мы можем, — это перечислить и описать те признаки живой материи, которые отличают ее от неживой». «Сейчас, когда мы уже знаем, что представляет собой геном человека, все большее число ученых начинает осознавать, что мы не знаем чего-то самого главного. Несом-ненно, факты нужны. Однако простое накопле-ние экспериментальных данных понимания не прибавляет и теории не дает». Получается, что самое важное — жизнь, психика, личность, уж не говоря о Боге — оказывается устранено из совре-менной картины мира. А ведь себя мы пережи-ваем, прежде всего, как живую личность, обла-дающую психикой, волей; другой для нас — это тоже личность, с которой можно вступить в ди-алог. Верующие чувствуют, что молитва и таин-ства, несмотря на то, что они не «вмещаются» в научную картину мира, оказывают воздействие на душу человека, меняют его способ бытия. На-конец, объективирующая наука принципиально отказывается от постановки самого главного во-проса — вопроса о смысле и цели существования мира и человека; разумеется, это обусловлено, в первую очередь, методологическими причина-ми — ведь она исследует лишь структуры, но не смыслы. Несомненно, что научная картина мира нуждается в расширении и углублении, которое позволило бы добавить живое, личностное, эк-зистенциальное, «внутреннее» измерение бытия — измерение, имеющее онтологический статус. И если мир — это действительно Книга, то поми-мо структуры у нее есть некий смысл, который нам еще предстоит постичь.

Разумеется, как исследовательская деятель-ность, наука вполне может обойтись и без бо-гословия. Но она строит научную картину мира, стремится создать научное мировоззрение. И ес-тественно возникает вопрос: полна ли эта кар-тина, целостно ли такое мировоззрение? Как мы видим, в этой картине есть принципиальные «пробелы». И для того, чтобы их заполнить, сле-дует обратиться к теологии.

Прежде всего, следует вспомнить, что сов-ременная физика возникла не просто как эф-фективный способ познания мира, но как свое-го рода новое — естественное — богословие, бо-гословие Природы, восполняющее прежнее — сверхъестественное — богословие, богословие Откровения. Именно в контексте европейской интеллектуальной традиции, укорененной в би-блейском мировосприятии, возникло и укорени-лось представление о двух божественных Книгах — Книге Мира и Книге Откровения, между ко-торыми нет и не может быть противоречия, по-скольку они созданы одним Автором. Если Би-блия представляет собою книгу как мир, то при-рода являет собою мир как Книгу Творца, обра-щенную к человеку.

№1(9) 2013

27

В эпоху средневековья при-рода постигалась исходя из би-блейского Откровения; в эпо-ху научной революции на пер-вый план стала выходить Кни-га Мира. Такая смена акцентов была связана с тем, что библей-ский текст давал простор для множества вариантов прочте-ния, что приводило к дробле-нию исходно единой христиан-ской традиции на новые дено-минации. Поэтому Новое время обратило свой взор прежде все-го к Книге Природы, к тому ав-торитетнейшему Тексту, создан-ному Самим Творцом мерою, числом и весом (Прем 11:21), ко-торый прежде был непонятен людям, ибо они не обращались к нему напрямую, но полагались на интерпретаторов. Создатели новоевропейской науки верили в то, что постигая закономерно-сти мироздания, человек сможет приобщиться мудрости, способ-ной позволить ему достичь по-чти божественного могущест-ва, обрести власть над внеш-ним миром и над самим собой и преодолеть едва ли не самое тя-гостное последствие грехопаде-ния — необходимость со скор-бью питаться от земли и в поте лица есть хлеб свой (Быт 3:17—19). Книга Природы должна по-мочь припомнить тот райский язык, что позволял Адаму на-рекать имена твари (Быт 2:19) и который был утрачен после Ва-вилонского столпотворения.

Начиная с Галилея, утвер-ждавшего, что Книга Приро-ды написана на языке матема-тики, именно математика стала таким универсальным языком. Нет физики «арийской» или «советской» так же, как нет ма-тематики «западной» или «вос-точной»; все исследователи, профессионально занимающие-ся какой-либо проблематикой, прекрасно понимают друг друга независимо от их национальной или религиозной принадлеж-ности. Именно эта универсаль-ность математического естест-вознания привела к тому что современная система научного знания (и, соответственно, си-стема образования) стала ори-ентироваться в первую очередь на математику и физику (тогда

как в эпоху средневековья таки-ми «эталонными» дисциплина-ми были теология и юриспру-денция).

Однако проблема заключа-ется в том, что формальный ма-тематический подход позволя-ет исследовать лишь структу-ру Книги Мира, так сказать, ее синтаксис, но не позволяет по-стигать ее смысл. Христианское

богословие исходило из следую-щего тезиса: если мир — это дей-ствительно текст, Книга Приро-ды, то к нему могут быть приме-нены те же методы исследова-ния, которые приложимы к дру-гим текстам. В семиотике, иссле-дующей знаковые системы, зна-ки могут изучаться либо по от-ношению друг к другу (синтак-сически), либо по отношению к тому, что они означают (семан-тически), либо в отношении к тому, к кому обращен весь текст и к Тому, Кем он создавался, то есть прагматически.

Можно сказать, что в тече-ние первого тысячелетия хри-стианской истории богослов-ская мысль была занята пости-жением мира как Книги, обра-щенной к человеку. Посколь-ку человек сотворен по образу и подобию Торца мироздания (Быт 1: 26—27), а мир вложен в сердце человека, то он способен прочесть эту Книгу и узреть ее закономерности. Это очень не-тривиальная мысль! Мы явля-

емся частью мира, и при этом утверждаем, что мы можем этот мир познать и постичь его зако-номерности! Это так же странно, как если бы мы, например, узна-ли, что Пьер Безухов и Андрей Болконский, будучи персонажа-ми романа Толстого «Война и мир», обсуждают структуру ро-мана, замысел автора и т.п. Мы, по-существу, делаем тоже са-

мое, когда исследуем мирозда-ние. Находясь внутри мира мы претендуем на то, что мы можем постичь его структуру, управля-ющие им законы, и, в конечном итоге, замысел Творца!

Начиная с одиннадцатого века в Европе начинают откры-ваться университеты, и очень условно (условно потому, что в истории невозможно прове-сти четких границ) вплоть до семнадцатого века — века науч-ной революции — университет-ская наука занимается изучени-ем отдельных элементов Книги Мира. Это тоже очень нетриви-альная мысль! Человек оказы-вается способен разделить мир на элементы, каждый из кото-рых имеет какое-то символиче-ское значение. Сейчас нам этот подход может показаться наив-ным, но именно это, в конечном итоге, позволило создать ту на-уку, которую мы сейчас счита-ем «настоящей». И этот переход к современной объективной на-уке был связан с тем, что от ис-


следования семантики и прагма-тики мироздания естественные науки перешли к изучению его структуры, исследованию «син-таксиса» Книги Природы.

Похоже, что сегодня мы до-шли до некоторого предела, до уровня онтологических струк-тур мироздания. Это проявляет-ся в том, что не удается обнару-жить более «глубокие» структу-ры — в пользу этого свидетель-ствует утверждение об отсутст-вии так называемых «скрытых параметров». Сегодня прибли-жается время синтеза, мы под-ходим к следующему витку спи-рали познания, когда синтакси-ческий, семантический и пра-гматический способы прочте-ния Книги Природы смогут объ-единиться в каком-то принци-пиально новом единстве. Со-относя обнаруживаемые тео-ретической физикой структу-ры («законы») Книги Природы со структурами Книги Откро-вения, созданной тем же Твор-цом, мы можем попытаться ос-мыслить их в том широком би-блейском богословском контек-сте, в котором возникала сов-ременная наук. Именно на пути поиска содержательной интер-претации обнаруживаемых ес-тественными науками формаль-ных закономерностей мирозда-ния можно приблизиться к ре-шению сложнейшей задачи вы-работки нового понятийного языка, адекватного современно-му состоянию развития науки, а тем самым — к разрешению про-блемы границы живого и нежи-вого, соотношения физического и психического.

Примечательно, что лауре-ат Нобелевской премии акаде-мик В. Л. Гинзбург, в числе, как он выражался, «трех великих проблем физики» называл про-блему интерпретации нереляти-вистской квантовой механики и вопрос о возможности объяс-нения жизни и мышления исхо-дя из одних только законов фи-зики. Пока эти проблемы не ре-шены, утверждал он, «ни в чем нельзя быть уверенным».

Создание нового понятийно-го языка, укорененного, с одной стороны, в «идеальной» матема-тике и фундаментальном естест-

вознании, с другой — в библей-ском Откровении и опыте само-наблюдения, позволит естест-венным образом ввести в науч-ную картину мира онтологиче-ски обоснованное понятие лич-ности, наделенное экзистенци-альным, «внутренним» изме-рением бытия (дело в том, что в культуру понятие личности пришло именно из Библии че-рез Филона Александрийского). Это — новая исследовательская парадигма, представляющая со-бою не просто «внешнее» сое-динение различных дисциплин, это качественно иной подход, выход на более высокий поня-тийный уровень осмысления научных результатов, позволя-ющий с открывающейся высоты увидеть новые перспективы раз-вития науки.

Сегодня проблема осмысле-ния становится особенно акту-альной. Как полагают многие исследователи, будущее за так называемыми конвергентными технологиями, которые, по за-мыслу ученых, должны преодо-леть грань между живым и не-живым мирами, психическим и физическим, и тем самым по-зволить создать природоподоб-ные системы с качественно ины-ми механизмами выработки и потребления энергии. По мне-нию аналитиков исследования в области нано- и биотехнологий, генной инженерии, информа-ционных и квантовых техноло-гий должны привести к небыва-лому расширению физических, психологических, интеллекту-альных возможностей челове-ка. Такие работы должны разви-ваться в тесном взаимодействии с гуманитарными и когнитив-ными исследованиями (показа-тельно, что современный этап развития науки характеризует-ся ростом числа междисципли-нарных исследований). Это, как надеются ученые, позволит пе-рейти от анализа к синтезу и, в итоге, приблизит к построению системы целостного знания. По-строение же системы целостно-го знания невозможно без уче-та знания богословского, пред-ставляющего собою вопроша-ние о человеческой сущности, не сводимой к биологическому

или социальному существова-нию и являющегося неотъемле-мым элементом знания гумани-тарного.

Примечательно, что высту-пая на заседании Высшего Цер-ковного Совета Русской Право-славной Церкви 21 июня 2013 г. Святейший Патриарх Москов-ский и всея Руси Кирилл сказал: «Мы не должны замыкаться на гуманитарных науках. Как для физиков может оказаться по-лезным знание о теологии (по крайней мере, прикосновение к этому знанию поможет разру-шить <…> стереотипы и руди-менты атеистического прошло-го <…>), так и выпускникам се-минарии нужно понимать, ка-кова современная научная кар-тина мира, каковы современ-ные достижения в теоретиче-ской физике и во многих других областях светских знаний, ко-торые имеют очень значитель-ные философские имплемента-ции в жизни. Священник при-зван быть разносторонне разви-тым человеком, ведь он общает-ся с людьми разных профессий и с каждым должен уметь гово-рить на его языке. Поэтому счи-таю важным развивать сотруд-ничество с естественнонаучны-ми вузами, приглашать их про-фессоров читать лекции в наших учебных заведениях. Со своей стороны мы также готовы, от-кликаясь на соответствующие просьбы, читать лекции или даже курсы в тех светских вузах, включая вузы технические, у ко-торых есть интерес к получению сведений о современной бого-словской науке».

№1(9) 2013

29

В настоящее время Русская Православ-ная Церковь развивает свое служе-ние во многих направлениях. Одним

из главных является научное. После разру-шения отечественных богословских центров в XX веке теология в России остановилась в своем развитии. Современным центрам из-учения православного богословия прихо-дится догонять западные богословские шко-лы, которые не прерывали своей деятельнос-ти в минувшем столетии. Перед богослови-ем в России стоят многие проблемы: созда-ние научных центров, подготовка специали-стов. Эти проблемы решаются, но для этого

требуется много вре-мени, энер-гии, затрат.

Но даже сегодня, когда богословская наука в России возрождается, можно отметить то, что раз-личные отрасли ее развиваются неравно-мерно. Об этом можно сказать уже на приме-ре студенческих научно-богословских кон-ференций, проходящих в Санкт-Петербург-ской духовной академии. Конференция — это всегда показатель того, чем в данный мо-мент времени интересуются студенты акаде-мий и семинарий нашей Родины. И эти по-казатели весьма интересны.

Во-первых, сразу стоит отметить, что по интенсивности участия заинтересованных людей из различных городов и весей Рос-

Алексей Артюховаспирант СПбДА

Молодое богословие

Алексей — молодой ученый, аспирант нашей академии, секретарь Студенческого научного общества. В течение последних двух лет он занимался подготовкой и проведением студенческих научнобогословских конференций в СПбДА. О своем опыте, о тенденциях развития современного богословия, об интересах молодых богословов Алексей рассказал «НЕБУ» в своей статье.


Академия

сии становится ясно, что моло-дые ученые с большим рвени-ем, интересом, любознательно-стью и ответственностью отно-сятся к изучению богословия. Это положительная сторона во-проса. Также существует отри-цательная — небольшая заинте-ресованность к некоторым отра-слям богословия: литургике, па-стырскому богословию, кано-ническому праву. Наряду с этим можно увидеть очень популяр-ные дисциплины среди студен-тов духовных школ — история Русской Православной Церкви, библеистика, богословие (дог-матическое, наука и богословие, патрология).

Стоит обратить внимание на количество участников студен-ческих научно-богословских

конференций Санкт-Петербург-ской православной духовной академии по разным отраслям богословия в 2012 и 2013 годах, а также на темы изучения, сделать выводы по полученным резуль-татам. Отметим сразу, что двух-годичный опыт не может пре-тендовать на звание обширной статистики, но некоторые тен-денции все же можно рассмо-треть и по итогам двух лет.

Библеистика. В 2012 году было представлено 14 докла-

дов, в 2013 — 12. Проблемы би-блеистики, которые изучают-ся молодыми учеными, — раз-витие библейской науки, би-блейская текстология, фило-логический анализ библейских понятий, библейская археоло-гия, изучение Библии в истори-ческом контексте, использова-ние литературных источников для изучения Священного Писа-ния, кумранология, герменевти-ка Библии, экзегетика Священ-ного Писания, изучение перево-дов Библии и западной экзеге-зы, исагогика, изучение трудов отечественных и западных би-блеистов, нравственное учение Священного Писания. Такой широкий спектр научных инте-ресов может вселять надежду на то, что будущее российской би-

блеистики будет очень ярким и продуктивным.

Богословие. 12 человек представили доклады в 2012 году, а в 2013 — 7. Учащиеся ду-ховных учебных заведений за-нимаются исследованиями во-просов, связанных с евхаристи-ческим богословием (вызыва-ет большую заинтересованность у начинающих ученых), бого-словским отношением к про-блеме поминовения усопших, учением об обожении в трудах

русских богословов, первород-ном грехе, богословским анали-зом халкидонского ороса, орга-нической теории искупления, исихазма, изучением богосло-вия протопресвитера Александ-ра Шмемана, христологии, био-этики, материалов Европейско-го общества по изучению науки и богословия, проблем взаимо-действия богословия и эволю-ционизма.

История Русской Право-славной Церкви. В 2012 году с докладами выступили 17 че-ловек, в 2013 — 19. Среди участ-ников второй конференции на-блюдается увеличение научных интересов в области истории Русской Православной Церкви. Студенты, магистранты и ас-пиранты изучают русскую аги-

ографию, биографии и труды религиозных деятелей РПЦ и РПЦЗ, историю церковной жиз-ни в различных епархиях, ста-рообрядческий раскол.

Общецерковная история. 2 доклада было представлено на конференции в 2012 году, 4 — в 2013. Данная область церковной истории представляет собой не-большую заинтересованность у учащихся богословских учеб-ных заведений. Но как показы-вает статистика, количество сту-

№1(9) 2013

31

дентов, исследующих проблемы общецерковной истории, увели-чилось в два раза. Хочется над-еяться, что с каждым годом бу-дет больше учащихся, интересу-ющихся вопросами этой учебной дисциплины. Студенты изучают исторические личности патриар-ха Константинопольского Ген-надия II Схолария, митрополи-та Виссариона Никейского, ди-настии Комнинов, христианиза-цию Римской империи и других стран, крестовые походы.

Литургика. В 2012 году было представлено 4 доклада, в 2013 — 3. Студенты интересуют-ся гимнографией, историко-ли-тургическим анализом богослу-жений, участием христиан в Ев-харистии, изучением литургиче-ских источников, современного богослужебного устава Русской Православной Церкви.

Патрология. Три участни-ка конференции 2012 года высту-пили с докладами по этой обла-сти исследования, а в 2013 году — 4. По факту изучение патрологии увеличилось, но все равно пред-ставляет собой единицы студен-тов. Молодые исследователи ин-тересуются творениями и бого-словием Оригена, священному-ченика Иринея Лионского, пре-подобных Максима Исповедни-ка и Симеона Нового Богослова, богословскими понятиями по со-чинениям святых отцов. Изуче-ние патрологических вопросов

является очень важным в разви-тии богословской науки в Рус-ской Православной Церкви.

Антропология. В 2012 году было представлено 5 докладов, в 2013 — 4. Антропология — это достаточно узкое направление в богословии. И исследователей в этой области, естественно, будет меньше, чем в других. Поэто-му небольшое количество моло-дых ученых выражает оптимизм для Церкви. В области антропо-логии проявляется интерес к та-ким проблемам как насилие над субъектом в современном ме-дийном пространстве, богослов-ское понимание личности в пра-вославной антропологии, осмы-сление смерти, имени человека, различие полов в человеке, ан-тропология протоиерея Думи-тру Станилоае и В.Н. Лосского.

Философия. Основными разделами философии, которые изучаются молодыми исследо-вателями, являются учения за-падных философов, религиоз-ная философия (русские мысли-тели — В.В. Розанов, В.С. Соло-вьев, А.Ф. Лосев). Увеличение студентов, интересующихся фи-лософским знанием, позволяет надеяться на развитие осмысле-ния концепций различных мы-слителей с позиций богословия.

Религиоведение. Доклады по этому научному блоку были ши-роко представлены в 2013 году (8), а в 2012 — всего 2. Студен-

ты, магистранты, аспиранты ин-тересуются буддизмом, индуиз-мом, религиями Древней Гре-ции и Древнего Египта, проте-стантскими церквями, новыми религиозными движениями, ма-лоазийскими религиями, исла-мом, народной религиозностью. Увеличение исследований в об-ласти религиоведения позволя-ет сделать вывод: в будущем из-учение различных религий, ос-мысление их учений с позиции православного богословия бу-дет развиваться.

Культурология (церков-ное искусство). В 2012 году по данной дисциплине выступи-ли 4 человека, в 2013 — 6. Сту-денты изучают памятники цер-ковной архитектуры, иконопи-си, влияние подвигов святых на культуру общества и наоборот, исследуются религиозные про-изведения художников, история церковного пения, поднимают-ся проблемы современного ки-нематографа, рассматривают-ся влияние политических идео-логий на развитие культур раз-ных стран и народов. Научные исследования в области культу-рологии необходимы для Цер-кви, так как существует необхо-димость в новых ответах на воз-никающие культурные явления в обществе.

Пастырское богословие. Проблемы пастырства возника-ли всегда и возникают в настоя-щее время. Осмысление с пози-ций Церкви этих проблем край-не необходимо, поэтому раз-витие пастырского богословия представляет очень перспектив-ное направление в современной церковной науке. Заинтересо-ванность студентами этой обла-сти знания представляет собой печальную картину: мало кто стремится ответить на вопросы, возникающие перед пастыря-ми. Молодые исследователи из-учают такие проблемы как пас-тырское окормление подрост-ков, личности и труды пасторо-логов, пастырская помощь в де-прессии, семейных конфликтах, пастырская беседа с неверую-щим человеком, отношение па-стыря к милосердию в обществе.

Религия и геополитика. В 2012 году на конференции вы-


ступили 3 докладчика, в 2013 — 5. Заинтересованность пробле-мами религии и геополитики, их богословское осмысление возро-стают среди студентов духовных учебных заведений. Развитие за-рубежных религиозных органи-заций на территории России, по-литическая теология западных христианских богословов, осмы-сление историко-политических фактов с точки зрения религии, изучение современных полити-ческих секулярных систем, про-тивоположных религиозному мировоззрению, связь религии и политических идеологий на при-мере конкретной страны, роль Русской Православной Церкви в государственной социальной по-литике, межрелигиозный диалог и толерантность — вопросы, ко-торые исследуются современны-ми молодыми учеными.

Филология и русская ли-тература. Проблемы языка, со-чинения русских писателей в 2012 году на конференции пред-ставил 1 человек, а в 2013 — 2. Этот факт показывает, что на-блюдается небольшая заинте-ресованность у студентов этими вопросами. Молодые ученые за-нимаются исследованиями точ-ности переводов терминов с гре-ческого языка на славянский, отношениями Церкви и госу-дарства в литературных сочине-ниях Н.В. Гоголя и Ф.М. Досто-евского, духовной прозой.

Церковной наукой занимает-ся небольшое количество бого-словов, являющихся специали-стами. Например, несмотря на то, что подрастают около пят-надцати сильных библеистов, интересующихся своим направ-лением в богословии, все-таки это является каплей в море не-изученных проблем и тайн Свя-щенного Писания. Для развития отечественной богословской на-уки необходимо создавать науч-ные центры, которые будут за-ниматься только одним направ-лением в богословии, для того, чтобы можно было бы глубже и больше изучить многие вопросы церковной науки.

Каждый год на конференци-ях может быть различная ста-тистика докладчиков, но инте-рес к тем или иным дисципли-

нам остается наглядным. Неко-торые области богословия вы-росли в количестве участников по сравнению с прошлым годом, другие уменьшились. Но также из приведенных выше фактов можно сделать вывод, что одни богословские дисциплины при-влекают к себе больше студен-тов, а другие насчитывают не-сколько человек. Такие дисци-плины, как литургика и пастыр-ское богословие, были представ-лены небольшим количеством докладчиков, которые умень-шились в 2013 году по сравне-нию с конференцией 2012 года. Вызывает опасение развитие та-кой важной области богословия,

как церковное право, которое и среди профессиональных пра-вославных богословов Русской Православной Церкви пред-ставлено несколькими лично-стями. Два года на конференци-ях учащиеся не делятся и не вы-носят на обсуждение студентам и преподавателям исследования в этом направлении. Духовным учебным заведениям есть над чем задуматься в плане перспек-тивы развития богословской на-уки в будущем.

На студенческих конферен-циях в Санкт-Петербургской православной духовной акаде-мии выступают студенты, маги-странты и аспиранты светских вузов. Они тоже изучают бого-словие, представляют серьезные исследования в области библе-

истики, религиоведения и цер-ковной истории. Взаимодейст-вие духовных семинарий, ака-демий со светскими университе-тами очень полезно: обмен опы-том, дружба, взаимодействие на научном поприще.

Богословие в настоящее вре-мя развивается. Духовные ака-демии, Общецерковная аспи-рантура и докторантура — это те учебные заведения, которые за-нимаются богословской наукой в Русской Православной Цер-кви. Их не много, но все же про-движение вперед наблюдается. Кроме учебных заведений бо-гословием занимаются специ-алисты в этой области: пишут-

ся научные статьи, монографии, проводятся различные исследо-вания, конференции. Но все эти специалисты когда-то были сту-дентами духовных учебных за-ведений. Что-то конкретное из области богословия интересова-ло и в молодости. Также и в на-стоящее время следует обратить особое внимание на заинтере-сованность студентов духовных семинарий, наших молодых, на-чинающих ученых, помочь им в научном становлении, поиске, направить их в нужное русло. От развития заинтересованности студентов в богословии зависит будущее науки в Русской Право-славной Церкви.

№1(9) 2013

33

Академия

ПротоиерейВладимир Хулапдоктор теологии (Регенсбург), кандидат богословия, проректорпо учебной работе, зав.кафедрой церковно-практических дисциплин

Задачапреподавателя –помочь студентусамооргани-зоваться вучебном процессе


Отец Владимир, расска-жите, как складывает-ся день у научного че-

ловека?Едва ли могу назвать себя

«человеком науки». Большая часть моего времени посвяще-на преподаванию и администра-тивной работе. Часто провести четкую разделительную линию между рабочим и личным време-нем довольно сложно. Распоря-док дня может выглядеть по-раз-ному в зависимости от конкрет-ных задач. Когда работы много, остаюсь ночевать в Академии, и тогда мой рабочий день может длиться до поздней ночи. Дома обычно встаю, когда моя семья еще спит. Утром веду старшую дочь в школу, в этом году она пошла в первый класс. Прихожу в Академию, читаю лекции, за-тем занимаюсь текущими вопро-сами: документами, электрон-ной почтой, прошениями студен-тов. Иногда приходится бежать в школу, чтобы забрать домой ре-бенка. После обеда бывает воз-можность заняться чем-то более серьезным: работой над статья-ми, подготовкой к лекциям, но-выми проектами. Рабочий день не нормирован, начало и конец семестра — самый напряженный период. Также довольно много командировок, связанных с об-щецерковными послушаниями, поэтому работа продолжается и в поезде.

Расскажите о Вашей про-фессиональной деятельности в СПбДА, преподавании, рабо-

те проректора, заведующего кафедрой?

На бакалавриате я читаю курс сравнительного богосло-вия, в магистратуре спецкур-сы по литургике, современно-му западному богословию, хри-стианской благотворительно-сти. Для качественного препо-давания необходимо постоян-но обновлять лекционные кур-сы, вводить в них новые элемен-ты, следить за новинками, кото-рые издаются не только на рус-ском, но и на западных языках. Едва ли можно каждый год чи-тать одно и то же, чтобы 90 ми-нут прошли успешно, необходи-ма подготовка, использование новых методик и т.д. Студенты чувствуют, как преподаватель

относится к своему курсу, посе-щению лекций, представлению материала. Поэтому проректор по учебной работе, мне кажется, по своей должности обязан по-давать пример, потому что я не могу требовать ни с преподава-телей, ни со студентов того, чего не делаю сам. Например, если мы поставили мониторы в ауди-ториях, то все мои курсы долж-ны быть переведены в формат презентаций, сейчас мы начали работать в системе дистанцион-ного обучения Moodle, поэтому, несмотря на большую занятость, каждый семестр стараюсь пере-водить один курс и в этот фор-мат и т.д. Поэтому можно ска-зать словами Евангелия «приди и виждь», отвечая на возраже-

Протоиерей Владимир Хулап — доктор теологии Регенсбурского университета, проректор по учебной работе и заведующий церковнопрактической кафедрой СПбПДА, член комиссии Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви, Синодальной библейскобогословской комиссии, Рабочей группы по подготовке современного Катехизиса Русской Православной Церкви, участник рабочей группы по реформе духовного образования, преподаватель нескольких дисциплин, переводчик богословских произведений К.Барта, Г.У.Бальтазара, Е. БерСижель, клирик храма во имя Феодоровской иконы Божией Матери. Это далеко не полный перечень того, чем занимается этот неординарный человек. «НЕБУ» отец Владимир рассказал об организации богословского образования в СанктПетербургской духовной академии, о различиях современного западного и отечественного образовательного процесса, о своем опыте организации времени.

№1(9) 2013

35

ния преподавателей и студентов о том, что у них мало времени. У каждого в сутках 24 часа, вопрос в том, как их организовать.

Например, вместе с препода-вателями мы создали все учеб-ные материалы для бакалаври-ата заочного отделения, записа-ли их на диски, в этом году за-вершаем формирование блока материалов для магистратуры, провели набор на все ее четы-ре отделения по заочной форме. отделения в магистратуре для заочников. Это огромная рабо-та, в том числе учебно-методи-ческая. Моя задача как прорек-тора — просмотреть все матери-алы, оценить их с точки зрения методики преподавания и ло-гики учебного процесса. В бли-жайшее время бакалавриат пол-ностью перейдет на дистанцион-ную платформу обучения. Поэ-тому раз в две недели мы соби-раемся на совещания, к которо-му нужно просмотреть несколь-ко курсов, проверить их описа-ния, ссылки и тесты, сделать за-мечания по наполнению. Поэ-тому волей-неволей приходить-ся в той или иной мере соприка-саться со всеми предметами, ко-торый преподаются на бакалав-риате и в магистратуре.

А какими личностными ка-чествами, на Ваш взгляд, дол-жен обладать преподаватель, чтобы быть современным пе-дагогом?

Главное качество я бы опре-делил как целостность. Препо-даватель должен быть внутрен-не гармоничным человеком, его возвышенные слова не должны расходиться с делами, он дол-жен избегать «двойных стандар-тов», развиваться вместе со сту-дентами, в конце концов, быть искренним: например, если не знает ответа на заданный во-прос, честно сказать об этом и ответить на следующей лекции. Преподаватель — это не идол, вокруг которого вращается весь предмет. Он имеет интеллекту-альный, духовный опыт, а лек-ция — одна из форм передачи этого опыта, его актуализации. Поэтому весь преподаваемый материал в той или иной мере должен соотноситься с нынеш-ними реалиями.

Легко удерживать внимание аудитории, рассказывая исто-рии из церковной жизни, одна-ко такой популистский подход вряд ли принесет желаемые пло-ды. Но объяснить сложные вещи так, чтобы пробудить интерес у

студентов, сделать так, чтобы из-учение предмета не закончилось вместе с итоговым экзаменом, сориентировать, по-настояще-му заинтересовать — это слож-ная, творческая задача. Если сту-денты работают с материалами из Интернета, готовят презента-ции, выступают на семинарах, у них появляется вектор образо-вательной траектории, по кото-рой они сами в дальнейшем смо-гут двигаться и развиваться. Не-правильно считать, что семина-рия — это завершение духовно-го образования. Образование — это процесс, который длится всю жизнь. Оно происходить в раз-ных формах: через чтение книг, работу в сети Интернет, обще-ние с более опытными людьми. Самое плохое, что может сделать преподаватель — это отбить ин-терес к предмету, а вероятность этого немалая.

Очень часто можно услы-шать мнение, что студенты становятся все хуже и сла-бее. У Вас не возникает такого ощущения?

Проще всего свалить вину на кого-то другого — государ-ство, школу, родителей. Конеч-но, мне очень хотелось бы, что-бы все студенты церковно-пра-


ктического отделения магистра-туры знали греческий, латин-ский, два новых языка, активно читали современную богослов-скую литературу. В этом случае свои курсы я строил бы совер-шенно иначе, мы могли бы чи-тать источники на оригиналь-ных языках, почти весь мате-риал можно было бы перевес-ти в формат семинаров. Однако нужно быть реалистами: к нам приходят студенты из духовных школ разного уровня. Недавно Учебный комитет провел про-верку всех семинарий, и уровень знаний некоторых из них объ-ективно был очень низким. По-этому материал нужно органи-зовывать так, чтобы и выпуск-ник-перворазрядник Санкт-Пе-тербургской семинарии и сла-бый студент из провинциаль-ной семинарии на одной и той же лекции могли получить не-обходимую и понятную инфор-мацию. Нужен баланс, посколь-ку сложная лекция, наполнен-ная иностранной терминологи-ей, может отпугнуть слабых сту-дентов, а разжевывание элемен-тарных вещей заставит скучать сильных учащихся. Только от нас зависит, кто выйдет из стен наших духовных школ.

Расскажите о переходе ака-демии на Болонскую систему. Как она приживается, на ка-кой стадии находится внедре-ние, какие трудности сущест-вуют в ее реализации?

Болонская система — это со-глашение между рядом госу-дарств о взаимном признании дипломов на основании кредит-но-модульной системы образо-вания. Поэтому, говоря о «Бо-лонской системе», разные люди вкладывают в это понятие раз-личное содержание. Совершить формальный переход на ступе-ни бакалавриат-магистратура-докторантура совсем несложно, перевести часы учебного плана в кредиты — тоже. Но реально ввести новые методики препода-вания, уменьшить лекционные часы за счет увеличения числа семинарских занятий, побудить студентов много читать, ввес-ти в преподавание «интерактив» — эти задачи чрезвычайно важ-ны для развития системы духов-

ного образования. Если раньше преподаватель мог вслух читать машинописный конспект, а сту-денты должны были успеть его записать, то сейчас ситуация из-менилась. Достаточно зайти в Интернет и найти любые необ-ходимые материалы. Весь объ-ем богословского материала — по крайней мере, для бакалав-риата — есть в Сети, поэтому во-прос уже ставится по-другому: как его методически организо-вать? Очевидно, что студент не может прочитать все, нужно вы-брать самое содержательное, ак-туальное и полезное, сориенти-ровать студента в том, что напи-сано по теме, чтобы в дальней-шем он мог продолжить свое са-мообразование.

Именно отсутствие самосто-ятельной активной образова-тельной стратегии студента от-

личает наше образование от за-падного. Я учился в Германии, поэтому могу сказать, что по-давляющее большинство на-ших студентов не могли бы об-учаться в немецких вузах. Там нет опросов по типу школьных, никто не пугает студентов пло-хими оценками, у них очень вы-сокая степень самоорганиза-ции. Например, как я сдавал эк-замен: было предложено к про-чтению 7—8 книг по 300 стра-ниц каждая, никаких экзамена-ционных билетов нет. Экзамен для одного студента продолжа-ется час, на нем присутствуют два профессора: один задает во-просы, другой фиксирует в про-токоле все ответы. Представьте, какой объем информации долж-ны самостоятельно проработать студенты. Это сложно, но однов-ременно означает, что человек

№1(9) 2013

37

должен уметь планировать свое время, ведь такой объем мате-риала невозможно прочитать за ночь до экзамена, шпаргалки писать бесполезно. Но там сту-дентов именно учат учиться, по-могают осознать важность каж-дого кирпичика их образова-тельного пути для строительст-ва всего образовательного зда-ния. Наши студенты, к сожале-нию, чаще всего ориентирова-ны на выполнение некоего обя-зательного минимума, хотят по-лучить разжеванный материал, не умеют работать с источни-ками. Никоим образом не хочу сказать, что немецкие студен-ты лучше наших. Среди тех, с кем я учился, также хватало сла-бых учащихся, а у нас есть очень сильные ребята. Но образова-тельная модель все-таки разная. Мне кажется, мы должны взять все самое лучшее из обеих моде-лей, не пытаясь механически за-менить одну другой.

Вы переводите западные богословские труды?

К сожалению, уже давно нет. То, что я переводил, было сде-лано по предложению изда-тельств, которые обращались ко мне. Наверное, один из самых важных переводов «Толкование на Послание к Римлянам» Кар-

ла Барта — бриллиант запад-ного богословия XX в. В XIX — нач. XX в. В России была тради-ция переводов наиболее знако-вых богословских трудов, выхо-дивших на европейских языках. Хотя сегодня эта литература не для широкого круга читателей, а для специалистов.

Планирует ли Академия взять на себя такую задачу и воспитать тех, кто будет зани-маться переводами?

У нас есть силы открыть на базе Академии магистратуру по филологии, где обучались бы такие будущие переводчики В нее вполне можно было бы при-нимать девушек, имеющих ба-зовое филологическое образо-вание — молодые люди, рукопо-ложившись, будут нести другое служение. Однако открытие но-вого направления всегда связа-но с рядом принципиальных во-просов — финансовыми, препо-давательскими, востребованно-стью выпускников и т.д. Не ду-маю, что это сейчас одна из са-мых приоритетных задач, стоя-щих перед Академией.

О. Владимир, как мирится с таким напряженным ритмом Ваша семья?

Для семьи нужно время, а его не хватает, поэтому нужно

использовать любую возмож-ность. Когда я веду дочку в шко-лу и забираю ее, стараюсь обяза-тельно с ней поговорить. Утром и вечером должна быть совмест-ная семейная молитва — хотя бы краткая по детскому молит-вослову, но все должны собрать-ся вместе. Если вечером дома, стараюсь почитать старшей доч-ке детскую Библию, поговорить о том, как у нее прошел день. Будучи на работе, стараюсь по-звонить домой один-два раза в день, Полноценных выходных бывает немного, но, наверное, любая девушка, которая выхо-дит замуж за будущего священ-ника, сознательно идет на этот риск.

Вы несете еще приходское служение, что дает Вам бого-служение?

Обычно я служу на приходе в субботу и воскресение, а также на основные церковные празд-ники. На приходе для меня важ-но общение с людьми, пропо-ведь, обращенная к людям с их нуждами, исповедь и многое другое, что составляет священ-ническое служение. Воскресная Литургия задает настрой всей начинающейся неделе. Воскре-сенье у нас считается концом не-дели, но по раннехристианскому


пониманию это именно первый ее день. Мне кажется, как чело-век проводит день Господень, такой импульс он получает на всю неделю.

Наверное, мой настоятель о. Александр Сорокин хотел бы видеть меня на приходе чаще, но я благодарен ему за то, что он с пониманием относится к моим командировкам и обязан-

ностям. Иногда ввиду плотного графика в какие-то важные даты служу в нижнем академическом храме. Например, в прошлом году в свой день Ангела я дол-жен был выступать на одной конференции в Париже, поэто-му в полночь совершил Литур-гию, в 4 утра сел в такси — и че-рез несколько часов уже высту-пал на конференции.

На приходе я стараюсь от-ключаться от академических дел. Хотя у нас несут послуша-ние алтарников некоторые наши студенты, я настоятельно про-шу их минимизировать вопро-

сы об их учебе и академии, т.к. мы пришли в храм именно мо-литься. В Академии этого не по-лучается — когда приходишь в алтарь, до начала Литургии не-редко подходит десяток чело-век преподавателей и студентов с текущими вопросами, что мне очень не нравится. А как-то раз даже на Чине прощения в Ака-демии один студент, подходя

просить прощения, начал про-сить отсрочку по сдаче рефера-та. Богослужение должно все-таки быть именно богослужени-ем, и ничем иным.

Какие у Вас планы в науч-ной деятельности, что впере-ди, какие задачи в админист-ративном плане?

За четыре года был создан «скелет» новой формы органи-зации учебного процесса, сей-час нужно, затянув гайки (что не всем нравится), наращивать на нем «мясо»: создавать новые учебно-методические материа-лы, писать учебники, проводить

конференции. Все это позволит выйти Академии на иной науч-но-образовательный уровень. В настоящее время я много зани-маюсь тематикой социального служения, мы активно развива-ем отношения со светскими ву-зами в этой области. Открыва-ются кафедры теологии в свет-ских учебных заведениях, поэ-тому мы должны принимать ак-

тивное участие и в этом процес-се. Хотелось бы написать учеб-ник по социальной работе для духовных семинарий, создать полноценные учебные пособия по всем своим курсам. Есть мно-го набросков книг, проповедей, статей, которые нужно офор-мить. Надеюсь, что смогу найти на все это время и планы осуще-ствятся.

№1(9) 2013

39

Михаил Шкаровскийдоктор исторических наук, сотрудник Центрального государственного архива Санкт-Петербурга

Николай Глубоковский: жизнь в изгнании

В этой новой для нашего журнала рубрике мы хотим рассказать Вам, дорогой читатель, о великих людях, чьи имена и судьбы так или иначе связаны с СанктПетербургской духовной академией. В этом номере речь пойдет об удивительно талантливом ученом, писателе, профессоре СПбДА — Николае Николаевиче Глубоковском. Главным предметом своего изучения Глубоковский избрал жизнь и деятельность апостола Павла. О жизни, трудах и истории рукописей этого знаменитого богослова и ученого расскажет ведущий научный сотрудник Центрального государственного архива СанктПетербурга, доктор исторических наук, М.В. Шкаровский.

Человек Академии


Из оказавшихся после Ок-тябрьской революции за границей русских бого-

словов одной из самых заметных фигур был член-корреспондент Российской Академии наук, быв-ший член Предсоборного при-сутствия при Святейшем Синоде, заслуженный ординарный про-фессор Петроградской Духовной Академии знаменитый экзегет, патролог и историк Церкви Ни-колай Никанорович Глубоков-ский (1863—1937).

Вскоре после закрытия Ака-демии 20 декабря 1918 г. он был приглашен преподавать в Пе-троградский университете и ут-вержден в звании профессо-ра кафедры истории религий в Передней Азии факультета об-щественных наук, где работал до отъезда за границу в авгу-сте 1921 г. В этот период Нико-лай Никанорович также состо-ял членом Совета Российского Палестинского общества, рабо-тал сотрудником Единого госу-дарственного архивного фон-да (в бывшем Синодальном ар-хиве) и более полутора лет был профессором кафедры Священ-ного Писания Нового Завета Петроградского Богословского института.

Принципиальное решение покинуть Советскую Россию уче-ный принял в начале 1919 г., по-сле закрытия Петроградской Ду-ховной Академии, к тому же, не-сколькими месяцами ранее дру-зья предупредили его о возмож-ности ареста и тюремного за-ключения. Глубоковский не хо-тел жить в антирелигиозном со-ветском государстве, и, в част-ности, писал, что, если бы «до-стались мне все блага мира и ут-вердился теперешний безбож-ный насильнически-социалисти-ческий строй, — для меня невоз-можно будет жить при нем, и я обязательно уйду умирать в дру-гое место. Такова для меня мо-ральная необходимость».1 Кро-ме того, Николай Никанорович не исклю чал для себя повторе-ния участи расстрелянного боль-шевиками в г. Уральске в июне 1919 г. старшего брата Алексан-дра (преподавателя Уральско-го Духовного училища), обстоя-тельства его смерти стали силь-

1 Петербургский филиал архива Рос-сийской Академии Наук, ф. 800, оп. 3, д. 250, л. 13; Богданова Т.А., Клементьев А.К. Глубоковский Н.Н. // Православ-ная энциклопедия. Т. 11. М., 2006. С. 607.

нейшим потрясением для учено-го. В эту страшную пору пропал без вести и родной племянник профессора.

29 августа 1921 г. Н.Н. Глу-боковский вместе с женой по на-

правлению Российской Акаде-мии наук на несколько месяцев выехал в заграничную команди-ровку для исследования славя-но-русских рукописей и на ро-дину уже не вернулся. Первона-чально он при содействии свое-го ученика по Санкт-Петербург-ской Духовной Академии Конс-тантина Репо поселился в фин-ляндском Выборге. Профессор оставался в Финляндии до мая 1922 г. Свои впечатления от пре-бывания в стране и о русских бе-женцах он запечатлел под псев-

донимом Н. Проворов в статье «Кому живется весело, счастли-во на Руси?».

В июне 1922 г., через Герма-нию, Н.Н. Глубоковский прие-хал в Прагу, где состоял профес-

сором Русского университета и членом Учебной коллегии по обеспечению образования рус-ских студентов в Чехословакии. В августе того же года он пере-ехал в Королевство сербов, хор-ватов и словенцев, где был из-бран профессором Белградского университета.

№1(9) 2013

41

В дальнейшем Н.Н. Глубо-ковский стал одним из созда-телей богословского факуль-тета Софийского университе-та им. Климента Охридского и основателем новозаветного бо-гословия в Болгарии. Ученый приехал в Софию из Белграда 11 июля 1923 г., и с этого време-ни до своей кончины возглавлял кафедру Священного Писания Нового Завета.

В период эмигрантской де-ятельности Н.Н. Глубоковский опубликовал свыше 100 науч-ных статей и заметок, вышед-ших в Софии, Белграде. Праге, Стокгольме, Париже, Варшаве, Берлине, Женеве, Токио, Срем-ских Карловцах. В основном его работы издавались в «Ежегод-нике Богословского факульте-та Софийского университета», «Православной мысли», «Пути» (Париж) и различных других периодических изданиях.

В 1929 г. он был избран чле-ном-корреспондентом Болгар-

ской Академии Наук. Нико-лай Никанорович пользовал-ся исключительным авторите-том в христианском мире, по-ражая современников широтой научных интересов, совмещен-ной с огромной работоспособно-стью, многие известные иерархи Болгарской, Сербской и некото-рых других Православный Цер-квей были его учениками. Он в значительной степени влиял на церковную политику Болгарии — как внутреннюю, так и между-народную, выступая официаль-ным представителем непризнан-ной автокефальной Болгарской Церкви и ходатаем за Болгар-ское государство перед знакомы-ми ему зарубежными политиче-скими деятелями и организация-ми. Во многом благодаря усили-ям Глубоковского удалось спас-ти от закрытия богословский фа-культет Софийского университе-та при сокращении государствен-ных ассигнований на образова-ние в первой половине 1930-х гг.

Большое внимание Н.Н. Глу-боковский уделял подготовке нового поколения русских свя-щеннослужителей. В сентябре 1925 г. он участвовал в съезде Русского христианского студен-ческого движения в Хоповском монастыре (Королевство сер-бов, хорватов и словенцев), а в дальнейшем сотрудничал как со Свято-Сергиевским богослов-ским институтом в Париже, так и с Ученым комитетом, учре-жденным в Сремских Карловцах при Архиерейском Синоде Рус-ской Православной Церкви за границей (несколькими годами позднее он стал его членом). В основанном митрополитом Ев-логием Свято-Сергиевском ин-ституте ученый неоднократно читал лекции, а в 1935 г. был из-бран его почетным членом.

При Софийском универси-тете была создана Русская ака-демическая группа, объединив-шая русских профессоров и пре-доставившая, кроме организаци-онно-материальной поддержки, возможность обсужде ний науч-ных проблем и вопросов совре-менной церковной жизни в Рос-сии и в диаспоре. Через эту груп-пу, в которой важную роль играл Н. Н. Глубоковский, возникли активные связи русских профес-соров, в частности, богословов, с представителями других хри-стианских конфессий. Эти связи, выражавшиеся и в личной пере-писке ученых, и в чтении лекций, и в конференциях, были харак-терной чертой русской богослов-ской науки в диаспоре.

Знаменитый богослов скоро-постижно скончался в Софии от болезни почек 18 марта 1937 г. Отпевание в кафедральном со-боре св. кн. Александра Невско-го 21 марта совершил митропо-лит Софийский Стефан (Геор-гиев). В надгробном слове, ска-занном при отпевании профес-сора митрополит Стефан назвал его «великой опорой» богослов-ского факультета, отметив: «Ни-колай Никанорович не имел себе равного в сфере всесторонней и разнообразной культуры, ко-торой он достиг усердным тру-дом и систематическим совер-шенствованием богатых своих дарований. Одним из немногих,


он достиг самой большой высо-ты, чтобы быть признанным и православными, и католиками, и протестантами первой учено-богословской величиной, вызы-вающей у всех серьезных бого-словских, философских и соци-альных мыслителей искреннее почтение и уважение. Профессор доктор Н. Н. Глубоковский пои-стине был феноменом. Он имел классическое духовное равнове-сие, законченный характер, ге-ниальный ум с гениальным сер-дцем и памятью. Он был всег-да и всюду человеком без лице-мерия... Мы уверены, что когда многострадальная родина знаме-нитого усопшего озарится духом свободы, правды, мира и любви, духом, витающим над ее достой-ными сынами и благословляю-щим русскую землю к благоден-ствию, подъему и мощи, Глубо-ковский войдет в пантеон гениев великой русской души, в первых рядах которого находятся но-сители и служители православ-ного сознания, начертанного на скрижалях их ученой богослов-ской мысли!» Похоронили уче-ного на русском участке город-ского кладбища Софии.

Память о выдающемся бого-слове продолжала жить и в Со-ветском Союзе. Так уже вскоре после открытия Ленинградской Духовной Академии на Особом учено-педагогическом совеща-нии ее профессоров с митропо-литом Ленинградским и Новго-родским Григорием (Чуковым) 26 июня 1947 г. было решено за-казать для Актового зала, наря-ду с портретами Патриархов Ти-хона, Сергия, Алексия, Владыки Григория и Сталина, также пор-трет профессора Н.Н. Глубоков-ского.

В тоже время существовав-шая в СССР после окончания Второй мировой войны борь-ба с экуменизмом не лучшим образом отразилась на руко-писном наследстве профессора Н.Н. Глубоковского. Согласно завещанию от 21 августа 1931 г. все его рукописи, книги и бума-ги переходили в собственность жены Анастасии Васильевны Глубоковской, которая, в свою очередь, 23 марта 1939 г. заве-щала их И.К. Пучкову.

После кончины И.К. Пучко-ва рукописи по его завещанию перешли к дочери церковного историка профессора М.Э. По-снова Ирине Михайловне Пос-новой, а затем затерялись. Лишь в 2002 г. архив Н.Н. Глубоков-ского был после долгих поисков

обнаружен у одного из старых священников в Софии прорек-тором Московской Духовной Академии иеромонахом Пет-ром (Еремеевым) и перевезен в Москву. Архив был аккурат-но сложен в чемодан, упакован в пачки и надписан учеником Глу-боковского, профессором Мари-новым, общий объем составил более 6 тысяч листов. Сдаточ-ная опись архива была в 2003 г. опубликована в журнале «Цер-

ковь и время», а также размеще-на в интернете.

Деятельность Н.Н. Глубо-ковского в эмиграции была чрез-вычайно насыщенной и плодот-ворной — преподавательская, научная, издательская, церков-но-общественная работа сдела-

ли его выдающейся фигуры не только русского зарубежья, но и самым крупным и авторитет-ным православным богословом в Европе и в Америке. В области новозаветной экзегетики труды Н.Н. Глубоковского создали це-лую эпоху, и Санкт-Петербург-ская Духовная Академия по пра-ву может гордиться своим про-фессором.

№1(9) 2013

43

Бог. Перефразируя Александра Сергеевича Пушкина, хочет-ся сказать его словами: «Как

много в этом звуке для сердца рус-ского слилось! Как много в нем ото-звалось!» Действительно, много. Но среди этого многого неизмен-но есть и проблема. Бог как пробле-ма. Проблема понимания и приня-тия Его таким, какой Он есть. Пусть мы знаем, что Господь непостигаем и в этом отношении Он больше все-го, что можно помыслить, но тем не менее на протяжении веков люди не просто сле-по стремились к Нему, но пытались понять и осмыслить. Откуда в нас это желание? Как мы идем по пути постижения непостижимо-го? К чему в итоге мы можем прийти?

Поистине, ни одно из существующих слов не вызывает такой палитры чувств, как сло-во «Бог». Нет ни одного человека, который был бы совершенно индифферентен к нему. Положительные эмоции или отрицательные эмоции; живо переживаемые в данный кон-кретный миг или лишь легким эхом звуча-щие в воспоминаниях — это то, что так или иначе просыпается в сердце человека при звучании слова «Бог». Даже борьба чело-века с тем необъятным и непостижимым в

полной мере смыслом, что кроется за сло-вом «Бог», приводит к размышлению о Нем, что в свою очередь приводит к возникнове-нию чувств. Таково необыкновенное свойст-во этого слова.

В попытке хоть в малой степени прибли-зиться к пониманию описываемого столь простым словом, или, наоборот, в стремле-нии пресечь саму возможность пытаться по-нять сокрытое за этим коротким словом, пе-ред нами предстает совершенно обычный че-ловек. Сейчас не важен движущий им мотив, но важен факт его размышлений и рассужде-ний о Боге. Возникает вопрос: отчего же по-добные размышления рано или поздно при-ходят в голову абсолютно любого человека? Ведь мало кто задумывается, например, над

Бог — Это самое отягощенное слово человеческого языка. Нет другого такого замаранного, такого ис-кромсанного… Поколение за поколением люди пере-валивали на Это слово тягость своей исполненной страХа жизни, придавливая его к земле; оно валяется во праХе и несет на сеБе всю иХ ноШу. Поколение за по-колением раздирали Это слово в религиозныХ распряХ; за него они уБивали и умирали; на нем отпечатались иХ пальцы и запеклась иХ кровь… Они рисуют оБразину и подписывают: «Бог» ; они уБивают друг друга и гово-рят «во имя Божье»… Мы не в состоянии отмыть доБела слово «Бог»… но мы можем такое, какое оно есть, за-пятнанное и изодранное, поднять с земли и водрузить над соБой в час величайШей нужды.

М. Бубер. Затмение Бога

Владислав Капитоноввыпускник епархиальных курсов им. св. прав. Иоанна Кронштадтского

Палитра слова«Бог»


Просто о сложном

проблемой изучения таких эле-ментарных частиц, как кварки. Многие даже никогда не слыша-ли о них, ведь это не включено в школьный курс физики.

Но проблема познания Бога, личная проблема отношения к Нему однажды встает перед лю-бым человеком. Кто-то попро-бует от нее отмахнуться, кто-то всерьез задумается, но этот ин-дивидуальный вопрос все равно прозвучит в душе. Почему же он прозвучит как в душе молодого, так и старого, как богача, так и бедняка, в душе европейца, ази-ата, американца или африканца, в душе христианина, иудея, му-сульманина или буддиста? Ка-залось бы, столь разные люди, столь разные судьбы, столь раз-ное время и окружающий мир, но вопрос личного отношения человека к Богу, вопрос понима-ния того, что открывается нам в слове «Бог», этот вопрос неиз-менно прозвучит в жизни каж-дого человека.

Отчего? Оттого, что есть не-что, объединяющее людей раз-ных эпох, разных рас, разных национальностей, разных веро-исповеданий в их отношениях с Богом. Это то, что именно Го-сподь Сам «вдунул в лицо его (че-ловека), и стал человек душою живою» (Быт 2:7). В каждом из нас есть божественная искра, благодаря которой мы стремим-ся быть подобными Богу и через это стремимся к Нему Самому. Стремясь же к Нему, неужели мы не предпринимаем попыток по-нять Его, может, даже постичь, хоть в некоей мере? Разумеет-ся. Притом эти попытки являют-ся совершенно неотъемлемой ча-стью нашего пути к Богу. Но если стремление к Создателю являет-ся основой нашего естества, при-том естества не падшего, ведь со-творенный до грехопадения че-ловек был лишь образом Божь-им (Быт 1:27), призванным своей жизнью достичь подобия; тако-ва наша природа, то и размыш-ления, рассуждения о Боге явля-ются частью природы абсолютно любого человека, а не лишь не-ким культурным явлением.

В тот или иной момент со-вершения пути по дороге жиз-ни человека ожидает совершен-

но особая встреча. Это первая встреча с Богом. Это тот момент, благодаря которому мы впервые задумываемся о Творце. Толь-ко встреча эта зачастую проис-ходит для нас таинственно. По-добно апостолам Луке и Клеопе, встретившим путника на доро-ге в Эммаус и не узнавшим в нем Христа (Лк 24:13-16), мы не по-нимаем, Кого встретили в этот момент нашей жизни. Но, даже не поняв этого, если мы не при-думываем себе оправдания не начинать поисков, то эта встре-ча становится отправной точ-кой наших рассуждений, наших изысканий. Они предприни-маются ради того, чтобы «уви-деть» Бога, чтобы открылись у нас глаза и мы узнали Его.

Продвигаясь все дальше и дальше в своем поиске, человек может взять на вооружение на-учную методологию и стать уче-ным теологом. Но, идя этим не-простым путем столь долгое время человек может остыть сердцем, даже если оно некогда пылало. Тогда образ цели начи-нает тускнеть, путь теряет смысл и прекращается. После этого на-чинается оценка итога проде-ланного пути, а раз цель не была достигнута, то и итог видится плачевным. В этот момент мо-жет прийти даже разочарование в цели и причине пути — в Боге.

Как же так произошло? По-чему Бог не дал свежих сил? По одной лишь причине. Потому, что Он перестал быть настоя-щим объектом стремления иска-теля. Размышления и рассужде-ния стали самоцелью. Они стали показывать человеку, каким ум-ным он может быть, какой голо-вокружительный полет может совершать его мысль. Именно это понравилось человеку. От-ныне в этом источнике он стал черпать наслаждение…

Путь искателя, этого теоло-га, подобен жизни города Ие-русалима и его жителей. Пер-вая, таинственная встреча с Бо-гом, возгорание сердца и начало поисков подобны входу Госпо-да Иисуса Христа в Иерусалим. Многие встречали Его, но как они не знали точно, кто Он, и одни почитали «за Иоанна Кре-стителя, другие за Илию, а иные

за Иеремию, или одного из про-роков» (Мф 16:14), так и иска-тель не знает с Кем встретился и сколь важен этот момент. Но вот, по прошествии времени на-ступает час, когда делается вы-бор: предать ли поруганию цель своих изысканий, отказаться ли от пути, тем самым уподобив-

шись толпе, отрекшейся от Хри-ста и предавшей на распятие Того, Которого еще столь недав-но встречала радостными вос-клицаниями, или, несмотря на трудности, продолжить идти на-меченной стезей и тогда остать-ся верным.

Но как же суметь продол-жить путь, несмотря на все пре-поны? Как же достичь цели — приблизиться к Богу, к понима-нию Его? Ответ на этот вопрос есть. При этом он не является плодом чьего-то измышления. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф 5:8). Лишь при чистоте сердца у иска-теля, подобно апостолам Луке и Клеопе, откроются глаза, и в путнике, встреченном им одна-жды на дороге жизни, он узна-ет Господа (Лк 24:31). Лишь при стремлении достичь этой чисто-ты путь не потеряет смысла, не прекратится и не уведет в сторо-ну. Лишь тогда, подобно апосто-лам, узрит он в итоге воскресше-го Христа.

№1(9) 2013

45

Православная богословская традиция — это традиция преемства живого слова Божия. Отцы Церкви, такие как Ва-

силий Великий, Григорий Богослов и Григо-рий Нисский прибегали к современному для их времени языку афинской философии, по-скольку обучались ему в античных школах, но вкладывали в этот научный аппарат хри-стианские ценности. Сегодня современное богословие также задается вопросом о необ-ходимости и целесообразности перехода на язык, созвучный современной научной па-радигме.Мифы эпохи Просвещения. Поня-тие «научного толкования» Библии связано с эпохой Просвещения, когда на Священное Писание обратили внимание специалисты-гуманитарии, не разделявшие христианского мировоззрения. Они отвергали возможность Откровения Бога человеку вообще, что стало перенесением на библейскую почву модного тогда деизма и означало отказ от церковного учения о богодухновенности Библии.

Время метафизики остановилось. Воз-можно, дошло до своего кульминационно-

го момента, или застыло в ожидании ино-го метафизического переворота. Тем вре-менем малоизвестный пока еще у нас пра-вославный богослов архимандрит Пантеле-имон (Джон Мануссакис), профессор и пре-подаватель Бостонского университета, напи-сал книгу «Бог после метафизики», в кото-рой богословие подано в измерении совре-менной феноменологии и разрабатывается концепция теоэстетики, когда эстетика по-нимается как поле познания Бога. Другими словами, это встреча с Богом посредством наших чувств. Таким образом, концепция современного восприятия Бога становится «тео эстетикой». Мануссакис рассматривает три способа такого познания: слышание, ви-дение и осязание.

Своим учителем Мануссакис считает, прежде всего, Жан-Люка Мариона. Мари-он — один из самых известных современных философов и теологов феноменологическо-го направления, испытавший влияние Хай-деггера, Левинаса и Деррида. В своей книге «Идол и дистанция» Марион рассматрива-


Олег Бельтекстудент бакалавриата СПбПДА

Опыт Бога:богословиепо ДжонуМануссакису


ет Бога после «Его смерти». Он задается вопросами, чем должен быть Бог, способный умереть, и какие изменения произошли в нас, чтобы прийти к понима-нию «смерти Бога»? Но, по фак-ту, «умирающее» — есть не Сам Бог, а Его идол. А идолом может быть сущее, Другой и иные по-нятия.

«Иначе говоря, идол есть своего рода феноменальная «потенциальная яма», которая затягивает зрителя (идолопо-клонника!) в сферу его собст-венных переживаний, в его соб-ственное Я; это феномен, ко-торый «показывает себя, толь-ко приводя меня ко мне самому, т.е. радикально индивидуализи-руя Я»1.

И вот подобно Мариону Ма-нуссакис создает пространст-во свободной интерпретации идей и интуиций феноменоло-гического прочтения и позна-ния Бога.

Как только человек пытает-ся помыслить Бога, он тут же начинает создавать Его «обра-зы». Подобные образы ста-новятся плодом рассудочного

мышления. Будучи даже самы-ми отвлеченными, они в основе своей антропоморфические. И в этом смысле Мануссакис вто-рит Мариону, поскольку с точки зрения теоэстетики и феноме-нологии такие образы являются «идолами» и не могут служить основанием для познания Бога. Поэтому по мысли Мануссаки-са все человеческие представ-ления о Боге являются «идола-ми» и самым трудным для со-знания становится необходи-мость вырваться из подобно-го замкнутого круга измышле-ний и прийти к тому, что невоз-можно вообразить. А поскольку сам по себе феномен Бога не мо-жет быть произведен мышлени-ем или воображением, он дол-жен восприниматься чувствами. Только таким образом Бог мо-жет стать доступным для чело-века, для опытного Его воспри-ятия. Но для познания Другого, согласно гуссерлевским тезисам, необходимо наличие у Другого телесности. И телесность Бога становится доступной челове-ку благодаря воплощению. И в этом понимании, Христос ста-

новится таким выражение Бога, такой идеей, которая не создана человеком.

Джон Мануссакис вклады-вает в богословие все, все куль-турные формы и измерения. Бо-гословие не должно быть сухим или сугубо интеллектуальным, а должно обнимать все многоо-бразие человеческого опыта.

В этом смысле, созвучными теоэстетике Мануссакиса ста-новятся рассуждения о красо-те пространства и опыте Боже-ственного присутствия чешско-го феноменолога Эразима Ко-хака. Естественные пространст-ва вполне способны пробудить чувство сакрального. Эразим Кохак замечает на этот счет, что ключевые понятия запад-ной философской теологии из-начально восходят к опыту при-роды.

Кохак пытается укоренить наше чувство Бога в глубоком феноменологически наполнен-

1 Ямпольская А.В., «Неохайдеггери-анский синтез? Размышления над кни-гой Ж.-Л. Мариона «Идол и дистанция» // Вопросы философии, 22.02.2011.

№1(9) 2013

47

ном чувстве закономерности мира. Основываясь на том опы-те, который он описывает, по-рядок совсем не означает закон-ность, понятие, не имеющее кон-

кретного феноменологического содержания, но область принад-лежности, царство причастно-сти, место приведенное в поря-док кем-то, таким образом, что оно может быть населено и быть домом. Получить опыт порядка при таких условиях значит полу-чить опыт Бога, пребывающего в мире и пекущегося о нем.

Рассматривая концепцию бо-жественного присутствия, Ко-хак дает сравнение: «Дом при-надлежит: входя в него, мы ощу-щаем его порядок не просто как порядок, но как особый порядок «жизненного мира», особый по-рядок населенного пространст-ва, выстроенного тем, кто забо-тится о нем (ощущается присут-

2 Kohák, Erazim, 1984, The Embers and the Stars: A Philosophical Inquiry into the Moral Sense of Nature, Chicago: Chicago University Press, p. 189.

3 Джон Мануссакис. «Постлюдия. Окликнутое я» / Вестник ХНУ им. В.Н. Каразина, № 950, 2011. — С. 213.

ствие заботы и того, кто забо-тится). Попытка приготовить в незнакомой кухне приводит до-мой: вещи имеют свои места, не-известные нам, но не произволь-

ные. Дом — это область чьей-то самости»2. По своему содержа-нию — это философская и тео-логическая установка: сказать, что Бог вездесущ, значит ска-зать, что Бог действует прямо во всех местах, или что Бог облада-ет непосредственным знанием того, что происходит в каждом месте.

К структуре своей книги Ма-нуссакис пришел не сразу. Но, когда он стал искать форму для выражения своих идей, ему по-пался стих из Первого послания от Иоанна: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рас-сматривали и что осязали руки наши». Именно эти слова он взял за основу своей книги: ви-деть — слышать — осязать.

Феноменология видения Ма-нуссакиса может быть объясне-на опять-таки с точки зрения понимания Марионом «ико-ны», как символического выяв-ления Другого, Христа. «Чтобы

увидеть объект, мы должны по-вернуть к нему глаза — взгляд требует, чтобы феномен объек-та был дан вместе с самим объ-ектом. Мы не увидим, скажем, красный отсвет от этой книги, не глядя в то же время на саму книгу. Все характеристики, бла-годаря которым книга становит-ся видимой — ее краснота, ее форма, ее место на столе и т.д. — не могут быть восприняты, если мы не смотрим туда, где нахо-дится книга»3. Именно во Хри-сте многие ищут утешения, ищут что-то свое, близкое, понятное, но при этом Его образ остает-ся неподвластным для челове-ческого сознания. Такой образ Христа передает нам Евангелие, которое с самых первых веков принято слушать в Церкви.

И отсюда Мануссакис начи-нает придавать слышанию фе-номенологический окрас. Что-бы понять и принять услышан-ное — прочтенный отрывок из Евангелия — необходимо уметь сохранять тишину, учиться мол-чанию, отбросить все историче-ские, культуральные, социоло-гические слои интерпретаций текста, которые были или мо-гут быть восприняты сознани-ем, т.е. обрести внутреннюю ти-шину. По Мануссакису не сто-ит делать различия в теле тек-ста, необходимо воспринимать его в совокупности и целостно-сти, как один стройный гимн. «Как и присутствие Бога, мо-гущее выражаться как присут-ствие в отсутствии, невидимый звук музыки окружает меня по-добно дуновению ветра: «и го-лос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин. 3:8) … Звуку под силу яв-лять музыку, в то же время, ута-ивая ее источник. Доказать это нетрудно: при прослушивании музыки мы как никогда нужда-емся в тишине — к примеру, на-ушники усовершенствуют наше восприятие музыки не тем, что усиливают звук, а тем, что уси-ливают сопровождающую его тишину. Еще одним свидетель-ством является визуальная ана-логия тишины, а именно темно-та. Что заставляет слушателей закрывать глаза при прослуши-вании музыки, публичном или


индивидуальном? Является ли это просто признанием, что смо-треть не имеет смысла, посколь-ку увидеть все равно не полу-чится?»4 Человек, который име-ет в своем сознании образ Хри-ста, созданный под воздействи-ем слушания Евангелия, спосо-бен на новую интенцию: желать познать самого Бога в прикос-новении к нему.

На феноменологию осязания Мануссакиса определенное вли-яние оказала философия Мер-ло-Понти. «Для Мерло-Пон-ти исходным является не само-сознание, а тело, которое че-рез восприятие выступает осно-вой языка и истории как интер-субъективных феноменов. Со-знание при этом характеризу-ется посредством вовлеченно-сти в мир — своего рода экзи-стенциальным аналогом интен-циональности»5. Интерсубъек-тивность также стала предметом рассмотрения в феноменоло-гии Гуссерля, в которой транс-цендентальное Я удостоверя-ется в существовании и опыте Другого. А Мануссакис понима-ет этот опыт, главным образом,

как телесный. Познание субъек-тивности Другого — это позна-ние его тела. Например, в руко-пожатии или поцелуе. Следова-тельно, рассуждает Мануссакис, познанным можно считать то, к чему мы прикасаемся. Благода-ря прикосновению у нас возни-кает чувство уверенности в по-знаваемом. Благодаря осяза-нию мы убеждаемся в том, что мы слышали или видели — ре-ально. Принятие всех как Дру-гих возможно только при усло-вии такой открытости, которая является любовью. Прикосно-вение являются отношениями любви. И здесь становится во-прос взаимного прикосновения Бога и человека. Подобное при-косновение предлагается каждо-му в Причастии. Прикосновение к Богу в Евхаристии возмож-но только при интенции лично-сти именно на то, чтобы прикос-нуться к Богу. И такое прикос-новение личности и Бога проис-ходит благодаря действию Бога.

Итак, в своих трудах Джон Мануссакис выделяет феноме-нологический метод, как но-вый язык для богословия, кото-

рым не располагала вся преды-дущая история мысли. Дистан-цируясь от философии, отцы Церкви говорили о вполне по-нятной традиции, традиции ме-тафизической философии, кото-рая вышла из Афин. Святых от-цов, также, как и феноменоло-гию эта традиция не устраива-ла. И вот интересным образом в книге Мануссакиса становится возможной встреча патристиче-ской теологии, в частности, Гри-гория Нисского, и современной французской философии.

4 Джон Мануссакис. «Постлюдия. Окликнутое я» / Вестник ХНУ им. В. Н. Каразина, № 950, 2011. — С. 214.

5 Новая философская энциклопедия: понятие «Интерсубъективность» http://iph.ras.ru/elib/1258.html.

№1(9) 2013

49

ПротоиерейАлександр Раннекандидат богословия, доцент, преподаватель СПбПДА

Зависит ли нравствен-ность отмировоз-зрения?

Размышления о закономерностях нрав-ственной жизни существуют, вероят-но, с тех самых пор, как человек почув-

ствовал необходимость упорядочения своей общественной жизни. Понял, что эгоистиче-ское удовлетворение собственных инстин-ктов может представлять опасность и для него самого. И это справедливо, даже если мы абстрагируемся от интуиции тех Божест-венных Откровений, которые описаны в Би-

блии и которые касаются правил человече-ского поведения.

Однако не так-то просто разобраться в проблеме первичности религиозного и нрав-ственного в культуре древнего мира. С чего начинается абстрактное мышление чело-века: с поиска причин собственного суще-ствования или с попытки систематизиро-вать опыт нравственной жизни? Всё же, ис-ходя из современного знания о происхожде-

Откуда взялась нравственность? Как связаны нравственные

идеалы с богословием и зависят ли они от

него? Может быть, достаточно этики? Что такое нравственное

богословие и что оно изучает? Представ

ляем Вашему вниманию замечательную

статью протоиерея Александра Ранне,

преподавателя нравственного богословия СанктПетербургской духовной академии, в которой отец Алек

сандр отвечает на эти вопросы.



нии религии, следует отметить, что персонификация героиче-ского и обожествление героев в рамках исторической памяти в равной степени зависят от прия-тия или, точнее сказать, онтоло-гически выявляемого принци-па Божественного. Этимология слова Бог не даёт нам права счи-тать, что представление о боже-ственном произошло из наделе-ния героев всевозможными че-ловеческими совершенствами. Древнесанскритское (bhága) означает, прежде всего, не того, кто обладает совершенствами, а того, кто этими совершенствами наделяет. Платон, размышляя о слове θεός, считал его производ-ным от глагола θέειν (бежать), потому что видел перед собой бесконечное небо с постоянно бегущими планетами и звёзда-ми. А святой Григорий Богослов имя θεός производит от глаго-ла θέειν — зажигать, гореть, пы-лать. В этом смысле, ещё более характерным выглядит библей-ское имя Бога — Яхве. Оно, как известно, происходит от глаго-ла «быть» и переводится слово-сочетанием «Я есть сущий». Та-ким образом, не человек как бы даёт бытие богу, а Бог являет-ся источником всякого сущест-вования. Кроме того, бытие, по определению, всегда наполнено содержанием. В этой связи инте-ресно высказывание известного русского религиозного мысли-теля первой половины XX века Г.П.Федотова. «Для большинст-ва людей, — пишет он, — нрав-ственный подвиг есть единст-венный путь к Царству Божию. Мистическая жизнь, творческое участие в науке и искусстве до-ступны не многим. Пассивное усвоение научных (сциентизм) и художественных (эстетизм) ценностей, созданных други-ми, убивает душу. Но нравствен-ный подвиг доступен для каж-дого. Вот в этой-то всеобщно-сти (в смысле для всех заданно-сти) и лежит, думается, разгад-ка особой близости этой сферы с религией. Вот почему в Еванге-лии Христос говорит так много о том, как относиться к ближне-му, и ничего не говорит, как пи-сать стихи или заниматься мате-матикой».

Библейский рассказ о Каи-не и Авеле можно рассматри-вать и как вполне исторический образ дерзновенной попытки людей быть услышанными Бо-гом, которая привела к первой распре на религиозной почве и страшному греху братоубийст-ва. Конфликт пастушеского и земледельческого религиозного опыта зависимости от Высше-го всё равно коренится в глуби-нах нравственной природы че-ловека: «И сказал Господь Каи-ну: почему ты огорчился? И от-чего поникло лицо твоё? Если делаешь доброе, то не поднима-

ешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе, но ты го-сподствуй над ним». (Быт 4:6-7)

Какие бы религиозные пред-ставления древности мы не рас-сматривали, связанность рели-гиозных представлений с нрав-ственной жизнью людей пред-ставляется настолько тесной, что рассматривать эти стороны че-ловеческой жизни отдельно друг от друга представляется делом определённо затруднительным.

Необходимо помнить, что формирование нравственных

идеалов не может не зависеть от мировоззрения, которое ле-жит в основе той или иной куль-туры. Христианство привнесло в языческий мир Римской импе-рии совершенно иное мировоз-зрение. И даже если основные нравственные нормы, формиру-ющие идеальное поведение че-ловека, были близки и понятны язычникам, то основной смысл, стимулирующий направление духовного развития, был совер-шенно другой. Зарождавшаяся новая культура основывалась на вере в смерть и воскресение во-плотившегося Бога, Творца все-

ленной. Это было так далеко от языческих философских пред-ставлений, что требовало корен-ной перестройки человеческого сознания, а значит, и всей куль-туры, в рамках которой должно было проходить духовное ста-новление христианской лично-сти. Поэтому жизнь требовала создания высшей христианской школы, которая бы готовила всё новых и новых учителей в про-тивовес школам языческим.

После упразднения языче-ских философских школ (это случилось при императоре Юс-

№1(9) 2013

51

тиниане в VI веке) их место должны были занять школы богословские. Первая высшая, если так можно сказать, офи-циальная христианская школа была создана в Константинопо-ле при императоре Феодосии II его учёнейшей женой — краса-

вицей Евдокией. Сама Евдокия училась в Афинской академии и, вероятно, во многом именно по-тому две высшие школы (хри-стианская и языческая) некото-рое время существовали парал-лельно. Первые высшие христи-анские школы во многом были преемниками языческой сис-темы образования. Многое, ве-

роятно, было унаследовано от христианских школ, создавае-мых когда-то с апологетически-ми целями в противовес шко-лам языческим, но в содержа-тельном плане они всё-таки вы-растали из древней катехизатор-ской традиции.

Ярким примером этому яв-ляется история Александрий-ской школы Пантена, Климен-та и Оригена. Существует древ-нее предание, что первую школу в Александрии открыл для под-готовки уверовавших во Хри-ста ещё святой евангелист Марк, мощи которого в X—XI вв. хи-тростью увезли венецианские

торговцы в Венецию, где они и почивают до сих пор в соборе святого Марка. И это предание небезосновательно. В первой половине II века римский импе-ратор Адриан хоть и не слишком ещё понимал разницу между иу-деями и христианами, но об их

существовании в Александрии свидетельствовал в своих до-шедших до нас письмах.

После того, как после обра-щения императора Константина христианство стало культуроо-бразующей религией в Римской империи, языческая философия не была, конечно же, забыта, но она превратилась постепенно в


служанку богословия. Так отно-сились к ней святые Отцы Цер-кви Христовой, и это отношение было воспринято очень надолго, если не навсегда. Если есть Бог, и Его возможно мыслить объ-единяющим принципом исто-рического развития, то понят-

на и задача филосо-фии. Если же объ-единяющего прин-ципа нет, то другой задачи как доказы-вать его отсутствие у философии нет и быть не может, ибо всё распадается на частное вспомо-гательное знание, имеющее очень от-носительное значе-ние для конкретных индивидов здесь и сейчас.

В середине VI века император Юс-тиниан Великий своим повелением закрыл языческие школы. Хотя неко-торые из них и про-существовали ещё до VIII века, язы-ческая образован-ность должна была постепенно уйти из жизни византий-ской культуры. Од-нако, как бы это не казалось парадок-сальным, светские учебные заведения Византии не подчи-нялись церковному влиянию, и языче-ское знание остава-лось востребован-ным здесь всегда. Достаточно вспом-нить преподобного Максима Исповед-ника, Псевдо-Ди-онисия Ареопаги-

та, святого Иоанна Дамаскина, чтобы понять, что для них язы-ческая культура была языком, на котором они изъясняли Свя-щенную историю Ветхого и Но-вого Заветов, рассуждали о Боге в Троице познаваемом, пропове-довали Христа распятого и Вос-кресшего и устремляли свой взор в конечные судьбы человечества.

Языческие представления, как и языческий образ жизни, не могли слишком легко исчез-нуть из жизни общества, так как были связаны с определёнными стереотипами поведения и мыш-ления, с самой направленностью римской цивилизации. Уже к Х—XI веку появляются в Константи-нополе так называемые театры, в рамках которых образованные люди, элита Византии, занима-ются вопросами языческой фи-лософии. Заявляют о себе такие известные эллинистически обо-снованные мыслители, как Ми-хаил Пселл и его ученик Иоанн Итал. Чуть позже, как на Вос-токе, так и на Западе появляют-ся яркие представители имен-но языческой философии. Неко-торые из них пытаются прикры-ваться христианской риторикой, но некоторые пропагандируют свои воззрения вполне откры-то. Так, например, Гемист Пли-фон, который был в составе де-легации от Православных Вос-точных церквей в качестве на-учного консультанта на Ферра-ро-Флорентийском соборе. Бу-дучи убеждённым последовате-лем философии Платона и сол-нцепоклонником, он горячо кри-тиковал христианство (особенно монашество) и призывал стро-ить империю на основании язы-ческой культуры. Деятели такого уровня не появляются случайно.

Это длительный процесс форми-рования, а лучше сказать, восста-новления целостности культуры языческого мышления.

С этого и начинается, собст-венно говоря, процесс обособле-ния философии от богословия. Философия, как наука по выяв-лению смыслов существования мира, расширила границы сво-их исследований и отошла от об-служивания богословских пред-метов, перестала быть служан-кой богословия в напрасных по-пытках найти собственные осно-вания для построения стройно-го взгляда на мир, причины его происхождения и цели суще-ствования. Этика же преврати-лась в философскую дисципли-ну, в раздел философии. В фило-софии есть несколько разделов: гносеология, онтология, логи-ка, эстетика, психология, этика и т.д. Можно смело сказать, что изучение смыслов, всех аспектов жизнедеятельности Вселенной, её происхождения и развития, и есть дело философии. Но всякий частичный смысл получает своё обоснование только из присущ-ности к смыслу общему, объеди-няющему, который, в свою оче-редь, есть отсвет Логоса, едино-го общего для всех Смысла, ко-торым всё зиждется и направля-ется в истории.

Когда в Европе было еди-ное мировоззрение — христи-

№1(9) 2013

53

анство — то и школа существо-вала именно как школа религи-озная. Естественно философия и обслуживала такое религиозное мировоззрение. Правда, христи-анская этика, как самостоятель-ная дисциплина, ещё не сущест-вовала. Когда наряду с христи-анством появились другие ми-ровоззрения (скажем, пантеи-стическое и чуть позже, в рам-ках естественного развития язы-ческих представлений, атеисти-ческое), то и этика стала прио-бретать иное содержание. Одно дело — этика христианская, ко-торая оставалась в рамках хри-стианской философии и была следствием христианского ви-дения человеческой истории, богословия Церкви Христовой. Другое дело — философия ате-изма или пантеизма. Идеи пан-теизма были популярны в эпоху Возрождения, в немецкой фи-лософии вплоть до Гегеля. Да и марксизм, этот очередной мер-творождённый плод представ-лений о самодостаточности су-ществующего мироздания, кор-ни свои имеет в языческой фи-лософии. Не случайно пер-вая философская работа Кар-ла Маркса посвящена Демокри-ту. И этика стала приобретать в рамках этих мировоззрений совсем не христианское содер-жание. В этой связи достаточно упомянуть Макиавелли, Томаса Гоббса или Шопенгауэра.

Следовательно, нас интере-сует, собственно говоря, не вся этика, а именно только эти-ка христианства, как часть хри-стианской философии, как часть богословия. Поэтому мы назы-ваем эту область нравственным богословием отнюдь не пото-му, что богословие может быть безнравственным, а именно для того, чтобы подчеркнуть, что этот предмет неотделим от хри-стианского богословия. Наука эта изучает нравственные иде-алы Божественного замысла о человеке, формируемого Благо-датью Божией для вечности. Но это совершенно не значит, что в наших изысканиях мы должны игнорировать развитие этики за рамками христианского ми-ровоззрения. Потому что хри-стианская нравственность или,

Нравственность есть деятельность,

обусловленная идеей Добра. Для

православного христианина

истинным Добром или Благом является вечное пребывание в истинной красоте

Божественного смысла, т.е. со Христом в

Божественной славе

скажем, этика — это не только осмысленное Откровение, но и итог некоторого развития осно-вывающегося на опыте жиз-ни многих и многих народов и культур.

Усвоение человечеством Бо-жественного Откровения, яв-ленного в Иисусе Христе, не мо-жет происходить помимо опре-делённого естественного обще-человеческого опыта нравствен-ной жизни. Нельзя сказать, что это есть только итог самопроиз-вольного развития, поскольку мы имеем знание о сверхъестест-венном Откровении. Но все-та-ки, во-первых, это есть резуль-тат развития, а во-вторых, с не-которых пор христианская нрав-ственность в мировой цивили-зации (раньше мы говорили в

европейской цивилизации, те-перь мы вправе сказать — в ми-ровой цивилизации), стала эта-лоном. И кто бы ни размышлял о проблемах нравственности, он всегда сравнивает свои выводы с христианскими идеалами, кри-тикуя ли их или, наоборот, вос-хваляя, даже относясь пренебре-жительно, но имея их в виду. Это — удел всякого эталона.

Здесь вполне уместным пред-ставляется замечание Ф. М. До-стоевского: «Вот говорят, что на-стоящих христиан очень мало… Но кто знает, сколько надо, что-бы не умерла идея».

Протестанты первые заня-лись изучением и системати-зацией нравственного поведе-ния человека-христианина. За-тем этим вопросом занялись ка-толики, вынужденные в это вре-мя развивать свою науку, от-крывать новые учебные заведе-ния, искать ответы на новые вы-зовы со стороны бурно развива-ющегося протестантского бого-словия.

В петровское время школь-ная наука пришла и в Россию. Где систематическое образова-ние не могло быть абсолютно независимым. В это время, по разным причинам, у нас мало думали о верности греческой па-тристике. Шла борьба за выбор между католической Сорбон-ной и немецким протестантским университетом. Так уж случи-лось, что первым, кто попытал-ся разработать у нас некоторую систему нравственного бого-словия, был Феофан Прокопо-вич. Он учился на Западе: начи-нал у католиков, причём, чтобы получить право учиться в Кра-ковском университете, изменил православию. Потом, продол-жив своё образование в Риме, и получив престижное место при Ватиканской библиотеке, пере-бежал к протестантам (в Риме в ночь, после завершения об-учения, его с факелами искали по берегам Тибра) и объявился в немецких университетах. На-конец, после продолжительно-го отсутствия вернулся в Киев, в свою православную школу, где и занимался преподаванием. Он был, безусловно, человеком западной культуры, культуры

И кто бы ни размышлял о проблемах

нравственности, он всегда сравнивает

свои выводы с христианскими

идеалами, критикуя ли их или, наоборот,

восхваляя, даже относясь

пренебрежительно, но имея их в виду. Это — удел всякого

эталона


здесь истинные критерии пра-вильного поступка и условия его совершения? Это и есть пробле-ма нравственного богословия. А вот способы формирования спо-собности к самоограничению и самоотвержению — область ин-тереса предмета, который мы именуем аскетикой. Конечно, аскетическое делание связано также в христианском мировоз-зрении и с темой свободы. Но,

опять же, только связано, но не замещает. Тот, кто постится, ещё не совершает нравственный по-ступок, он к нему себя лишь го-товит. В этом весь пафос нравст-венно-аскетической проповеди святого Иоанна Златоуста. Воз-держивайся во время поста, и то, что останется, раздай нищим.

Нравственные идеалы, про-поведуемые Церковью, прои-стекают из целостного обра-за Господа нашего Иисуса Хри-ста, запечатленного Евангелием и церковным преданием. Этот образ конкретен, реалистичен и неизменяем. Но это не зна-чит, что Нравственное богосло-вие как предмет не может раз-виваться. Проблема сегодняш-него дня состоит, конечно, не в том, чтобы изменять христиан-ские идеалы, приспосабливая их к постоянно изменяющему-ся миру, а в том, чтобы научить-

протестантского мира. Да и весь XVIII век, как мы знаем, прохо-дил под влиянием протестант-ских идей, их влияние было очень велико особенно в бого-словии, в школе. Достаточно сказать, что у нас широко поль-зовались большим трудом дат-ского протестантского морали-ста Мартенсена, ученика Гегеля.

Нравственность есть дея-тельность, обусловленная идеей Добра. Для православного хри-стианина истинным Добром или Благом является вечное пребы-вание в красоте Божественно-го смысла, т.е. со Христом в Бо-жественной славе. Можно было бы спросить, исчерпывается ли эта деятельность по достиже-нию указанной цели исключи-тельно аскетическими подвига-ми? И здесь ответ будет не та-ким уж и простым. Ведь в Еван-гелии Христос, говоря о тех, кто будет принят в сообщество свя-тых в Царствии Небесном, пред-лагает человеку проверить свою совесть исключительно в кон-тексте милосердной отзывчиво-сти на беду ближнего. Ведь ас-кет, как мы знаем, может быть и очень, мягко говоря, жесто-косердным человеком. Образы антихриста и у В.С.Соловьёва и у Ф.М.Достоевского показа-ны в масках великих аскетов и филантропов. Можно, конеч-но, сказать, что Достоевский с Соловьёвым для нас не Еванге-лие, но мы действительно пом-ним великих аскетов среди ере-тиков и язычников и филантро-пов («человеколюбцев») сре-ди большевиков, которые (и не только они) ради светлого буду-щего человечества готовы были разжигать мировой пожар, не взирая на страдания конкрет-ного человека. Христианская же нравственность стоит совсем на другом фундаменте: «Камень же бе Христос!» Любовь Христа к конкретному человеку и опреде-ляет любовь человека ко Христу и к тому другому, которого так-же любит Христос. Конечно, та-кая любовь требует на практике опыт самоотвержения, и здесь нравственность пересекается с аскетикой. Пересекается, но не смешивается. Что значит лю-бить Бога и ближнего, каковы

ся быть верными этим идеалам в мире, от Христа отрекающем-ся. Проблема верности была всегда основной, начиная с за-ключения Завета между Богом и иудейским народом. И сегод-ня она остаётся первостепенным долгом для всякого христиани-на. Но, что значит быть верным в этом мире, не выходя из него? Что значит быть христианином, оставаясь солидарным с чело-

веком, в этом мире живущим? Этих вопросов становится всё больше, потому что современ-ный мир слишком быстро меня-ет своё лицо, продуцируя всё но-вые и новые проблемы. Совре-менный человек проживает как бы не одну, а две или даже три жизни. И это не только этапы жизни молодого, зрелого и по-жилого человека, а, прежде все-го, жизнь одного и того же чело-века в разных если не культурах, то цивилизациях. И только хри-стианин, который остаётся вер-ным своим идеалам, имеет шан-сы сохранить себя как целост-ную личность, имеющую смысл своего существования вне стре-мительно изменяющегося мира, а значит, и сохраняющего над-ежду самому этому миру.

№1(9) 2013

55

ПротоиерейГеоргий Йоффепреподаватель миссиологии в СПбПДА

Современ-ные образы церковно-сти, илиВ какуюЦерковь мы призы-ваемлюдей?



Давно и не нами замечено, что даже безупречно вер-ные определения фунда-

ментальных понятий не гаран-тируют их правильного пони-мания, если не находят подтвер-ждения в личном человеческом опыте. Так слова из Символа на-шей веры о Единой, Святой, Со-борной и Апостольской Церкви

— богочеловеческом организме Тела Христова, оживотворяемо-го Святым Духом — весьма мало говорят тем, кто едва ступил на порог храма.

Нашу христианскую Церковь составляет множество людей разных национальностей, с раз-личным социальным статусом, образовательным и культурным уровнем. Но всех нас объединя-ет, помимо общего исповедания, особенный менталитет, унасле-дованный от советских и пост-советских времен со всеми их предрассудками и ментальными штампами, как светскими, так и клерикальными.

Как члены Апостольской Церкви, посланные по слову

Спасителя возвещать Евангелие «до края земли» (Деян 1:8), мы призваны искать в том числе и новые пути развития миссии. Но чтобы предельно честно провоз-глашать миссионерский призыв миру присоединиться к Христо-вой Церкви, попытаемся апофа-тически — методом исключения — определить то, чем Церковь

не является, сформулировать эк-клезиологические заблуждения и расхожие стереотипы, наибо-лее живучие в нынешнем обще-ственном сознании.

На первое место в этом пе-речне заблуждений мы поста-вим Исторический заповед-ник или Этнокультурное гетто. Именно так Церковь хотели бы видеть воинствующие атеисты и так называемые «общечелове-ки», т.е. сторонники «общечело-веческих ценностей» секулярно-либерального толка. Их точка зрения в сухом остатке выража-ется весьма жестко и примитив-но: вы, церковники, за оградами храмов и монастырей шамань-те себе на здоровье, но не сметь

оттуда вылезать и проявлять ак-тивность в общественной жиз-ни, не сметь лезть в образова-ние, высказывать мнения по во-просам нравственности, обще-ственных отношений, законов и т.п. Позиция понятная, очевид-но нежизнеспособная, постоян-но озвучиваемая, и, слава Богу, пока не реализованная.

Как ни странно, со стороны некоторой части церковного на-рода упомянутый выше образ за-поведника или гетто тоже име-ет поддержку, где он понимается как Место спасения для избран-ных, только ворота этого гет-то крепко заперты изнутри. По-зиция по сравнению с секуля-ристами вывернута наизнанку: только мы — настоящие право-славные — знаем истину, а весь остальной мир «лежит во зле», и нечего нам там делать, потому что «мир сей» уже осужден и об-речен на погибель, а нам нужно держаться традиции (понимае-мой исключительно как патоло-гическое неприятие любых нов-шеств). Обязательным жупелом

№1(9) 2013

57

врагов и забвению личного пока-яния. А желание обрести по-фа-рисейски чистое «истинное Пра-вославие» ведет к непрерывным расколам и грязным способам удержания расползающейся па-ствы. Утверждают, что в некото-рых карликовых супер-ультра-истинно-православных «юрис-дикциях» «епископов» больше, чем прихожан.

Близко к образу гетто примы-кает образ Отстойника для сла-бых и больных на голову, кото-рый весьма распространен в бло-госфере, т.е. в среде относитель-но молодых людей — активных пользователей интернета. По их мнению, большинство церков-ного народа — мракобесы, аг-рессивные социопаты и психи-чески нездоровые люди, в шты-ки встречающие всё научное, пе-редовое и прогрессивное. А ие-рархия и клир — паразиты обще-ства, наживающиеся на бедных старушках и обслуживающие интересы олигархии и власть имущих. Именно в рамках это-го образа придуман ёрнический термин «православие головно-го мозга». Этакая постиндустри-альная интерпретация «попа-мироеда» времен советской ан-тирелигиозной пропаганды. Та-кие настроения в интернете осо-бенно усилились после ряда из-вестных событий 2012 года — плясок в храме Христа Спасите-ля, их беспрецедентным пиаром и политизированным судебным процессом над плясуньями, чем воспользовались антицерков-ные СМИ для нагнетания соот-ветствующих настроений. Кроме этого во всех, в том числе, в цен-тральных СМИ постоянно мус-сируются темы ЛГБТ, фемини-сток, гей-парадов и т.п. Они хо-тят, чтобы все остальные об этом говорили, обсуждали, спорили, устраивали ток-шоу, кидались яйцами под вспышки фотокамер и т.п. Масло в этот коптящий ко-стер, кроме некомпетентных и непродуманных комментариев, подливают и неадекватные реак-ции так называемых «православ-ных активистов», а по сущест-ву, псевдоправославных прово-кативных группировок, имену-ющих себя то «хоругвеносцами», то, ни много, ни мало, «Божь-

для «ревнителей», которым они пугают свою паству, является «ересь экуменизма», в которую, по их мнению, впадают все, кто хоть как-то общается с инослав-ными или иноверными. Такой самонадеянный изоляционизм порождает псевдостарчество и внутрицерковное сектантство

типиконно-ревнительского тол-ка. Подробный анализ этого яв-ления выходит за рамки статьи, однако необходимо отметить, что настроения, нагнетающие эс-хатологические страхи, связан-ные с ИНН, электронными кар-тами, новыми паспортами и т.п. приводят к постоянному поиску


ей волей». Не имея достаточной информации, рискну предполо-жить, что эти активисты выпол-няют некий политический заказ, возможно, сами о том не подо-зревая. При этом в умах многих, считающих себя верующими, на-ряду с публичной православно-стью соседствует почитание па-лачей нашего народа — Ленина, а особенно Сталина. И ни Бутов-ский полигон, ни ГУЛАГ, ни бес-конечные списки невинно рас-стрелянных и репрессирован-ных людей не могут помешать росту его популярности. При этом не церковные, но думаю-щие люди видят в нас нравствен-ных мутантов, считающих себя православными, ненавидящих тех, кто оскверняет храмы, жела-ющих им самой лютой кары, но при этом, любящих Сталина, ко-торый эти храмы взрывал. В сво-ей недавней проповеди на Бутов-ском полигоне Святейший Па-триарх Кирилл еще раз напом-нил всем о мученической кон-чине, постигшей невинных лю-дей в этом «святом и проклятом месте». Но в этой же проповеди, возвращая нас к сегодняшнему дню, Патриарх напомнил и о со-блазнах, которые подстерегают современного человека. Остано-вившись на некоторых законах, принятых недавно во Франции, Патриарх назвал их «богохуль-ными». Цитата: «И какая раз-ница, кто на той стороне: люди с оружием на краю этих страш-ных рвов или те, кто словом сво-им, примером своим, а иногда и властью своею отрывает людей от Христа и разрушает веру?». Таким образом, Патриарх поста-вил в один ряд и богоборческую власть, и намеренное извраще-ние человеческой природы, вся-чески поддерживаемое агрессив-ным либерализмом. Это очень важное заявление, и будем над-еяться, что его услышат не толь-ко верующие.

Но вернемся к нашей теме. Некий эвфемизм предыдущего образа Отстойника — Кружок по интересам. Образ со стороны внешних понятен: кого-то ин-тересуют танцы, кого-то — ре-лигия. Но и в церковной ограде есть соблазн превратить общи-ну в такой кружок, когда глав-

ным становится не наше пред-стояние перед Богом, а сопутст-вующие занятия и общения. Вне всяких сомнений, жизненно не-обходимо для Церкви занимать-ся катехизацией готовящихся к Таинству Крещения, полезно слушать лекции, смотреть и об-суждать фильмы, приятно вме-сте пить чай или петь хором. Все эти внебогослужебные занятия могут стать миссионерским мо-

стом к храму и Литургии, укра-шать, оживлять и поддержи-вать общинную жизнь. Но если они будут пониматься самоцен-ными, то кружок в общине по-степенно может переродиться в Элитарный клуб церковных снобов — собрание только для «своих», в интеллектуальную псевдоправославную секточ-ку, где теряется основополагаю-щий принцип открытости Цер-кви Богу и миру. В таких круж-ках возникает реальная почва для гуруистических отношений между пастырями и пасомыми. Там по-сектантски делят прихо-

жан на «своих» и «чужих», на-пример, последователи свящ. Георгия Кочеткова, в зависи-мости от прохождения катехи-зации, делят всех православных на «полных» и «неполных» чле-нов Церкви. Часто заметно в та-ких группах и нездоровое увле-чение харизматизмом, т.е. на-меренным поиском упражнений для развития особенных, якобы духовных переживаний, связан-

ных, например, с молитвой или чтением Писания. Подмена Бо-жьего дара некой технологи-ей или ролевой игрой переклю-чает внимание практикующих с Личности Христа Спасителя на собственные чувственные ощу-щения, что в итоге может при-вести к духовной прелести. Из истории мы знаем подобные примеры. В молодой Коринф-ской Церкви поиск некоторы-ми людьми дара экстатической молитвы (глоссолалии) едва не привел к расколу еще при жизни апостола Павла. Великий учи-тель Церкви II-III века Тертул-

№1(9) 2013

59

лиан Карфагенский искренне увлекся поиском пророческих духовных даров и окончил зем-ной путь, уклонившись в ересь монтанизма. Движение пятиде-сятничества, возникшее на ру-беже XIX и XX века как альтер-натива рационалистическому протестантизму, к концу столе-тия выродилось в тоталитарное сектантство с шаманскими кам-ланиями и массовой истерией, едва прикрытое фиговым лист-ком псевдобиблейской ритори-ки. Не обошел, к сожалению, этот соблазн и нашу Церковь. Несколько лет назад заштатный ныне игумен Евмений (Пери-стый), увлеченный идеями НЛП и харизматического возрожде-ния, активно и даже навязчиво пропагандировал изобретенную английскими неопятидесятни-ками миссионерскую программу «Альфа-курс», безуспешно пы-таясь адаптировать ее к Право-славию. А сейчас он стал гастро-лирующим лектором и руково-дителем оккультно-психологи-ческих тренингов. Кстати, по-добного рода тренинги, а по су-ществу — психокульты, под раз-ными соусами появляются и в церковной ограде с благослове-ния некоторых священнослужи-телей (например, группы по вос-питанию «православных лиде-ров» или по укреплению семей-ных отношений). В наш Мис-сионерский отдел обращаются люди, духовно и психически по-страдавшие от таких эзотериче-ских занятий, порой весьма до-рогостоящих и не имеющих ни-чего общего с христианством.

Следующий образ, говоря-щий сам за себя: Магазин духов-ных услуг. Человек приходит в храм, чтобы решить свои про-блемы и удовлетворить, как вы-ражались в советское время, ду-ховные потребности. Этот образ языческого культа, а не Церкви — прикладной магизм и обряд-ность подменяют жизнь по Хри-стовой вере. Образ духовного супермаркета превосходно впи-сывается в потребительское со-знание и отлично встраивается в современную оккультную сре-ду, где общим местом уже давно стали гороскопы и услуги разно-мастных колдунов и гадателей.


ющих истины душ? А ведь здесь легко проявить некоторую гиб-кость и, отказавшись от неэф-фективных методов пропове-ди и христианского свидетель-ства (состоящих в милосердии, в аскезе, в хранении апостоль-ской и святоотеческой чисто-ты веры и жизни, в уповании на Промысел Божий и т.д.), обра-титься к тому, что все имеют под рукой — мирскому опыту, кото-рый более знаком, более эффек-тивен и более всем понятен…”. Здесь, пожалуй, сформулирова-ны те Сцилла и Харибда миссии, между которыми нужно прокла-дывать курс православным мис-сионерам.

Думаю, что миссия — это не механическое увеличение коли-чества храмов и умножение чи-сленности их посетителей, а рост в обществе доли людей, осозна-ющих себя православными хри-стианами без идеологических,

Священнослужители при таком подходе также исполняют жре-ческо-авгурские функции, а для кого-то из них такая роль ни за что не отвечающего и вознесен-ного над миром удовлетворите-ля духовных нужд становится удобной личиной, под которой можно спрятать и которой мож-но оправдать всякий грех. Не будем много об этом говорить, читатели наверняка сами найдут соответствующие примеры.

И наконец, еще один образ Церкви, вполне понятный с точ-ки зрения властей и секулярно-го общества — Эффективный общественный институт. В пе-риод кризиса национальной са-моидентификации, власть ищет идеологическую опору в тра-диционных ценностях народа, и это, безусловно, логично. Но если пытаться из веры делать идеологию (какую угодно: лу-бочно-елейную или триумфа-листскую), мы вновь рискуем наступить на грабли тоталита-ризма, действующего уже не под коммунистическими, а под псев-доправославными лозунгами. Но и во внутрицерковном про-странстве оказывается немало приверженцев этого взгляда. И здесь мы напрямую сталкиваем-ся со своеобразным понимани-ем того, что есть миссия по су-ществу. У сторонников «эффек-тивного миссионерства» логи-ка такая (далее цитируем одно из интернет-обсуждений): “эф-фективный церковный менед-жер умеет «решать проблемы», ладить с администрацией и до-бывать деньги. Всё это нужно для того, чтобы строить храмы и расширять церковную сеть. А это, в свою очередь, нужно для того, чтобы увеличить присутст-вие и влияние Церкви в общест-ве и в мире. Это увеличение при-сутствия Церкви и понимается как миссионерство, т.е. как пря-мое исполнение заповеди: «иди-те, научите все народы...». Эф-фективный менеджер — дейст-вительно лучший миссионер, если понимать миссию как Кре-стовый поход. Кто же, как не че-ловек, умеющий решать пробле-мы в миру и мирскими способа-ми, способен привлечь под иго Христово новые тысячи неведу-

суеверных и потребительских иллюзий. Ведь эти иллюзии — путь «по преданию человече-скому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол 2:8), а значит, от Христа и даже против Него.

Повторю вопрос, вынесен-ный в заголовок: в какую Цер-ковь мы призываем людей? В гламурно-потребительскую, ин-теллектуально-элитарную, лу-бочно-елейную, обрядово-за-конническую или идеологиче-ски эффективную?..

Нет сомнений, что вопреки всем человеческим заблуждени-ям, Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь, прини-мая в себя нашу немощь, благо-датью Христовой немощное ув-рачует и оскудевающее воспол-нит. Но это никак не отменя-ет наших усилий непрестанного трезвомыслия и не снимает с нас личной ответственности.

№1(9) 2013

61

ПротоиерейДмитрий Юревичкандидат богословия, проректор по научно-богословской работе, заведующий кафедрой библеистики СПбПДА

Библейское толкование: наука или искусство?

Долой традицию? Вряд ли найдется человек, интересующийся изучением Библии и не слышавший о научном

подходе к ее толкованию. Однако ближай-шее знакомство с таким подходом у верую-щего человека вызывает недоумение, грани-чащее с огорчением: на поверку оказывает-ся, что толкование, называемое научным, во многих деталях противоречит традицион-ным церковным представлениям о Библии и ее содержании. Для представителя совре-менной культуры, в которой научные сведе-ния являются проверяемыми на опыте, под-тверждаемыми и, как правило, достоверны-ми знаниями, данный факт может означать следующее: церковная традиция толкова-ния Библии безнадежно устарела и должна уйти в прошлое — также, как ушли в прош-лое научные представления, с которыми она была связана, например, аристотелевская философия или геоцентрическая система мира. Даже среди православных священно-служителей можно найти тех, кто усматри-вает в традиционном церковном толковании

Библии чуть ли не угрозу для дальнейшего нормального функционирования приход-ской жизни и призывает к безоговорочно-му принятию научного подхода библейско-го толкования. Однако тесное знакомство с этим вопросом позволяет утверждать, что само понятие «научности» в сфере библей-ских исследований безнадежно устарело.

Мифы эпохи Просвещения. Поня-тие «научного толкования» Библии связа-но с эпохой Просвещения, когда на Священ-ное Писание обратили внимание специали-сты-гуманитарии, не разделявшие христи-анского мировоззрения. Они отвергали воз-можность Откровения Бога человеку вооб-ще, что стало перенесением на библейскую почву модного тогда деизма и означало от-каз от церковного учения о богодухновенно-сти Библии.

Изданные во 2-ой половине XVIII в. «Вольфенбюттельские фрагменты», при-надлежавшие перу Г.С. Реймаруса и оказав-шие огромное влияние на дальнейшее скеп-тическое изучение Библии, декларировали,



что она является произведением человеческого разума. Это заяв-ление подтверждалось поиском всевозможных несоответсвий и неточностей в библейском тек-сте. Изучать Св. Писание нужно с позиции человеческого разу-ма, отбросив все интерпретации, сделанные с учетом вероучения или богословия. Последствия этого тезиса были весьма ради-кальными: например, давая «на-учное» объяснение воскресению Христову, Г.С. Реймарус утвер-ждал, что Иисус из Назарета — простой человек, не сумевший должным образом подготовить антиримское восстание, тело ко-торого похитили ученики в день Пятидесятницы.

Последующие исследователи уже не во всем разделяли край-ние взгляды гамбургского писа-теля: оставаясь на деистических позициях, они пытались в чем-то «оправдать» Библию, а имен-но — объяснить обнаруживаю-щиеся в ней при прочтении не-верующим разумом «несуразно-сти» не преднамеренной ложью авторов, а благочестивыми ал-легориями и мифами, призван-ными иносказательно выразить учение о Боге. Одним из вари-антов такого «оправдания» ста-ло утверждение о значительно более позднем происхождении практически всех библейских

книг, нежели о том утверждает церковная традиция.

Примерно в эту же эпоху в западной мысли пробивает себе дорогу идея, пытающаяся до-казать, что из одного источни-ка может течь «сладкая и горь-

кая вода» (Иак 3:11), а именно то, что подобная радикальная реинтерпретация библейско-го содержания отнюдь не несет опасности для церковной жиз-ни. Г.Э. Лессинг настаивал на том, что возражения против Св.

Писания не являются возраже-ниями против христианства, а ошибки в Библии никак не ка-саются религии. Тем самым по-степенно приживалась абсурд-ная мысль о том, что признание Библии — источника христиан-

ского учения — недостоверной отнюдь не ставит под сомнение само вероучение. В результа-те в первой трети XIX века чем дальше толкование Библии от-ходило от церковного Предания о ней, тем более оно считалось

№1(9) 2013

63

«научным» в кругах деистов-ис-следователей, не допускающих мысли о том, что Бог может го-ворить с человеком через Свое Слово.

Почти тотальное торжест-во скептического взгляда на Библию (именовавшегося по-прежнему «научным», но по-лучившему и новое название «историко-критического») в За-падной Европе приходится на конец XIX — начало XX вв. Это было связано с тем, что сторон-ники данного подхода очень точно уловили тенденции евро-пейской интеллектуальной жиз-ни и смогли вписаться в рамки крайне популярных тогда фило-софских учений: теорию эволю-ции и гегелевской диалектики. Для того, чтобы рационалисти-чески прочитать текст Св. Пи-сания с точки зрения этих кон-цепций (заметим, также не впи-сывающихся в христианское ве-роучение) были предложены «альтернативные» версии би-блейской истории Ветхого и Но-вого Завета, не совпадающие с тем, как они изложены в самой Библии и понимаются в Цер-кви. Уникальность монотеиз-

ма еврейского народа, характер-ная для него уже в момент про-исхождения от Авраама и проя-вившаяся при исходе из Египта, отрицалась; утверждалось, что

изначально евреи были такими же политеистами, как и прочие народы, а учение о едином Боге развивалось у них постепен-но на протяжении тысячелетия. Если так, то все тексты Ветхого Завета, утверждающие единство Божества и, особенно, описыва-ющие богослужебный культ Го-спода, объявлялись как очень поздние, восходившие к VI в. до Р.Х. (соответственно, Мои-сей не мог быть автором Пятик-нижия). В жизни новозаветной Церкви выделялось гипотетиче-ское движение последователей св. ап. Петра («петринизм», что соответствовало гегелевскому «тезису»), якобы противосто-явшее сторонникам ап. Павла («паулизм», «антитезис»), кото-рых примирил св. ап. Иоанн Бо-гослов («синтез»). В дальней-шем библейский текст тракто-вался через призму этих теорий.

В рамках указанных истори-ософских концепций в запад-ной библеистике на протяже-

нии XX в. вышло в свет множе-ство исследований, которые со-держали ценный анализ фактов из филологии и истории древ-него мира, но выводы которых,

тем не менее, были «запрограм-мированы» вышеприведенны-ми идеологемами. Многие по-лезные труды западных ученых даже последних десятилетий не могут быть полностью и безого-ворочно использованы церков-ными исследователями. Работая с ними, приходится иногда «от-делять зерна от плевел».

Физика микромира как спаситель библеистики. Все изложенные выше философ-ские идеологемы были сфор-мулированы в эпоху, когда до-минировала ньютоновская фи-зика и физический мир считал-ся полностью детерминирован-ным (вспомните идею о «демо-не Лапласа» — гипотетическом существе, знающем положение и скорость всех частиц во вселен-ной и способном предсказать их поведение в будущем на осно-вании физических законов). В 1920-е годы активные исследо-вания в области квантовой ме-ханики позволили В. Гейзен-


бергу предложить так называе-мый «принцип неопределенно-сти». Из этого принципа следо-вало, что в физике микромира не только нет детерменирован-ности поведения микрочастиц, но, более того, нет той «чистоты эксперимента», которой всег-да так гордилась классическая физика и которая была заложе-на в понятие «научности» (опы-ты, поставленные в одинако-вых условиях, дают всегда тот же самый результат, а присутст-вие исследователя никак на это не влияет). В физике микроми-ра на результаты опыта с части-цами влияет не только присутст-вие экспериментатора, но даже сам факт существования послед-него во вселенной, где бы он ни находился!

В контексте этих поразитель-ных открытий вполне логичным стало появление работ Х.Г. Га-дамера в области философской герменевтики, в которых он продолжил дискуссию, восходя-щую к Й. Дройзену. Й. Дройзен еще в XIX в. показал, что в исто-рической науке невозможна бес-пристрастность ученого: резуль-таты исследования невозмож-но отделить от субъективизма историка. Х.Г. Гадамер в середи-не в XX в. продемонстрировал, что субъективизм является не-отъемлемой чертой гуманитар-ного исследования вообще (будь то история, философия или тол-кование Библии). В гуманитар-ной сфере мировоззрение уче-ного всегда и существенно влия-ет на результаты его исследова-ния, никто не может быть абсо-лютно «объективным».

Из этих идей Х.Г. Гадамера следуют два любопытных выво-да. Первый заключается в том, что гуманитарные дисциплины не могут быть названы «наукой» в полном и привычном смысле этого слова (в отличие от естест-венных наук, где результат объ-ективен и проверяем на опыте). Кстати, в современной запад-ной академической среде исто-рия, философия и богословие нередко именуются не «наукой» (science), а «искусством» (art), чем подчеркивается вклад лич-ности ученого в формирование результатов исследований.

Второй вывод касается би-блейских исследований и гла-сит, что скептически настроен-ные ученые, мировоззрение ко-торых далеко от богословия Церкви (не только атеисты, но и деисты, агностики и пр.) не имеют никакого преимущест-ва перед верующими исследо-вателями. Утверждения о том, что, якобы, атеист не «ограни-чен» рамками церковных догма-тов и от этого лучше «поймет» текст Св. Писания, полностью перечеркнуто философской гер-меневтикой XX в. Изучение Би-блии с точки зрения богословия

ничем не «хуже» и не менее «на-учно», нежели с точки зрения деизма или гегелевской диалек-тики, которые так акцентиро-вали свою «научность». Поэто-му сама постановка вопроса об автоматическом и безоговороч-ном принятии в церковную сре-ду наработок «историко-кри-тического» метода уже лишена смысла. От церковного иссле-дования в области библейских дисциплин требуется придержи-ваться определенных стандар-тов научной деятельности: учи-тывать факты, связанные с текс-том, делать выводы в соответст-

№1(9) 2013

65

вии с логикой, и т. д. Но воз-можность церковного из-учения Библии в так пони-маемом научном ключе по-казали уже многие дорево-люционные исследовате-ли (достаточно назвать имя профессора нашей академии Н.Н. Глубоковского как ве-ликолепный пример этого), именно подобным образом преподается и изучается Св. Писание в нашей духовной академии.

Библейская археоло-гия как третейский су-дья. На этом можно было бы остановиться, показав, что церковное изучение Би-блии концептуально ни-чем не уступает исследова-ниям, основанным на ате-истических или деистиче-ских воззрениях, и может быть не менее «научно», не-жели они. При этом может сложиться впечатление, что, основываясь на одном и том же тексте Писания, разные подходы одинаково ценны для человека, желающего понять Библию.

Но и это не так. Пусть не во всем однозначно и сов-сем не категорично, но чаша весов понемногу склоняет-ся в пользу традиционного церковного взгляда на би-блейскую историю. Неожи-данным третейским судьей в данном случае выступи-ла библейская археология, благодаря которой в XX — нач. XXI вв. стало известно огромное количество фак-тов, позволяющих восста-новить контекст библейских событий. Речь идет именно о контексте, т. е. восстанов-лении исторического фона в целом, а не о находках, напрямую связанных с би-блейскими повествования-ми (таких точных соответ-ствий как раз немного). То, как археология восстанав-ливает исторический кон-текст, более соответствует традиционной библейской истории, нежели ее «альтер-нативному» варианту.

Исследования американ-ского археолога Дж. Хофф-


мейера в Египте и на Синае по-казали, что у находившихся там семитов уже в XVIII—XIX вв. до Р.Х. было учение о Вечном Боге и зачатки собственной письмен-ности (надпись в Серабит эль-Хадим). Это вполне соответству-ет учению Библии об изначаль-ном монотеизме евреев и ставит под сомнение одну из основных предпосылок «историко-крити-ческого метода» о якобы еврей-ском политеизме (сформулиро-ванную еще до эпохи археоло-гических открытий). Этот факт, а также развитие законодатель-ных систем на древнем ближнем Востоке, не позволяет отвер-гать возможности того, что одна из подобных систем могла быть изложена Моисеем. Надпись из Тель Дейр Алла позволяет пред-положить историчность восточ-ного мага Валаама, противосто-явшего проходу евреев к земле Обетованной. Разрушения, да-тируемые рубежом XV—XIV вв. в Иерихоне и Тель Хацоре (при-чем в Иерихоне стены разруше-ны наружу), позволяют пере-бросить мостик к библейскому повествованию о вторжении ев-реев в Ханаан под руководством Иисуса Навина. Древнейши-ие алфавиты, найденные в Из-бет Сарта и в Тель Зайит, содер-жат еврейские буквы в несколь-

ко ином порядке (переставле-ны местами «айин» и «пэ»), но именно в таком порядке должны идти буквы акростиха в псалме 33 (т. е. последовательно сти-хи 17, 16, 18), что позволяет да-тировать его временем Давида (как это и предполагает церков-ная традиция). Совсем недав-ние раскопки Йосефа Гарфин-келя в Хирбет Кейафе открыли хорошо укрепленный еврейский пограничный город сер. X в. до Р.Х. к югу от Иерусалима, что стало потрясающим подтвер-ждением библейской истории о создании мощного израильско-го государства при Давиде. Сте-ла из Тель Дана свидетельству-ет об известности династии Да-вида за пределами Израиля уже в IX в. до Р.Х., т. е. спустя всего 100 лет после царствования са-мого Давида.

Большинство из перечислен-ных и многих других фактов би-блейской археологии стали из-вестны лишь в последние не-сколько десятилетий или даже в последние годы. Конечно, они не могут радикально повлиять на мировоззрение скептиков, поскольку в основе мировоз-зрения любого человека всег-да лежат элементы веры (поэ-тому скептики иногда пытают-ся оспорить либо достоверность

артефактов, как в случае со сте-лой из Тель Дана, либо их дати-ровку, как в ситуации с Хирбет Кейафой). Однако эти неожи-данные археологические «сви-детельства от внешних» позво-ляют сделать плодотворным церковное изучение Библии, ко-торое ныне свободно от висев-шего прежде над ним дамокло-вым мечом мнимого авторите-та «научности» и «объективно-сти» скептических подходов к толкованию Св. Писания. При этом мы не должны стеснять-ся признать и то, что церковное библейское толкование — в не-малой степени именно искусст-во. По мысли блаж. Феодорита Кирского, сообщенное от Бога и может быть раскрыто только Богом; в конечном счете, тол-кователь постигает смысл Писа-ния лишь в той мере и силе, на-сколько дает Ему Господь. Это требует не только интеллекту-ального познания библейского текста и связанных с ним фак-тов, но и духовной работы чело-века на его пути к Богу.

№1(9) 2013

67

ПротоиерейДмитрий Лушниковкандидат богословия, преподаватель СПбПДА

О суевериях и предрассудках

Каков механизм возникновения суеве-рий? Почему жизнь человека, облада-ющего свободой, творческой энергией,

т.е. способностью начинать новый причинно-следственный ряд, не происходящий из преж-них условий и обстоятельств, оказывается вдруг связанной и как будто на прямую за-висящей от множества мелких и ничтожных по своей сути случаев его жизни? (Например, черная кошка, разбитое зеркало, просыпан-ная соль и много другое) Для ответа на этот вопрос необходимо учитывать следующее. Во-первых, человек, хотя и обладает разумом и свободой, чем собственно и обнаруживает в себе образ Божественного, т.е. высшего по отношению к миру образа бытия, всецело ре-альностью не обладает. Он есть бытие услов-ное, не имеющее причину и источник сущест-вования в самом себе, а потому и зависящее от внешних условий и обстоятельств, ограни-ченное наличием бытия, которое ему не под-властно и которое может оказывать негатив-ное воздействие на его жизнь.

А во-вторых, человеку свойственно стрем-ление избегать страданий, стремиться к сча-стью, т.е. к максимально комфортному состо-янию своего бытия как на физическом, ма-териальном уровне, так и на уровне психо-логическом, духовном. Но жизнь человека в целом это череда перемен, с одной стороны, требуемого всем его существом счастливого состояния, а с другой, страданий. Причем по-следние по своей интенсивности и продолжи-тельности гораздо сильнее первого.

И вот, анализируя реальность, разум че-ловека пытается определить источник и причину нежелательного для себя. Но, омра-ченный грехом и одержимый страстями, он зачастую совершает ошибку, примитивно и просто объясняя свою жизнь, увязывая ее с теми или иными происшествиями в реально-сти никак не связанными с действительны-ми основаниями своего бытия. По сути че-ловек, наполняющий свою жизнь суеверия-ми и страхами, подчиняет себя добровольно мнимым и придуманным им же самим при-



чинно-следственным связям, при этом связям слепым и нера-зумным. Он делает свою жизнь подобной жизни животных, ко-торые всецело детерминирова-ны, т.е. определены окружаю-щей их реальностью, природ-ной жизнью. Вместо того, что-бы признавать бытие Бога, Ко-торый есть совершеннейшая, всемогущая, всеведущая, все-благая Личность, Который яв-ляется источником существова-ния человека, неизменно любя-щим и промышляющим о нем; вместо того, чтобы признавать самого себя образом этого все-совершенного бытия, имеющим великие цели и задачи для сво-ей жизни, которые состоят в до-стижении бесконечного совер-шенства через непосредственное приобщение к Божественной ре-альности, человек предпочитает в лучшем случае жизнь млеко-питающего, тщательно заботя-щегося о сохранении своего на-стоящего состояния.

Между тем, такая жизнь для человека есть самообман и ло-гическое противоречие. И воз-никает вопрос: в чем же причи-на такого стремления человека к парадоксальному и иллюзор-ному существованию? Почему человек в своей жизни так уро-дует и извращает присущее ему стремление к совершеннейше-му бытию? Главная причина, на

наш взгляд, заключается в гор-дыни человека, которая есть жа-жда самодостаточного бытия, бытия без Бога, которая есть эгоистическое утверждение са-мого себя по отношению к окру-жающему миру, стремление все подчинить себе для обеспечения своего бытия. Иллюзия такой жизни заключатся в том, что как бы человек ни пытался обеспе-чить свое комфортное существо-вание, реальность так и остается ему неподвластной до конца, по-тому что итогом жизни человека является смерть, часто внезап-ная и в лучшем случае как мед-ленное, но непреодолимое уга-сание жизни.

Единственным способом преодоления смерти, изменчи-вости своего существования, для человека является приобщение к тому, что неизменно, что есть всегда и не может не быть. И та-кая жизнь есть Бог. Поэтому че-ловек в своей жизни должен по-знать самого себя, действитель-ный характер своего бытия, а не уничижать и не обременять пу-гливо свою жизнь всевозмож-ными приметами, слухами и до-мыслами. Как ни странно, суе-верия и страхи способны напол-нять и жизнь церковного чело-века. Для нас часто церковная жизнь сводится к тщательно-му, скрупулезному исполнению обрядовых предписаний, ког-

да затмевается живая религиоз-ная вера. Если обряд становится альфой и омегой жизни во Хри-сте, то неминуемо происходит искажение этой жизни, так как подлинное содержание ее так и остается невоспринятым (доста-точно вспомнить события рас-кола в Русской церкви).

Так стоит ли обманчиво пы-таться руководить тем, что не-подвластно тебе изначала? Не проще ли доверить свою жизнь Богу, сделать Его частью своего бытия и этим приобрести под-линные основания своего суще-ствования?

Не правильнее ли и разумнее будет сказать себе, что никаких примет и вовсе не существует, а есть Промысел Божий о челове-ке и свободная воля самого че-ловека, способная быть или до-брой, или злой?

Поэтому необходимо устре-миться к живому и реальному соединению с Богом, Который как Абсолютный, только и есть единственный источник и осно-вание всякого бытия. В этом за-ключается подлинный и глубо-чайший смысл религии и бытия Церкви Христовой, которая че-рез свои таинства предлагает че-ловеку всё необходимое для до-стижения цели смысла его суще-ствования.

№1(9) 2013

69

Священник Илья Макаровкандидат богословия, преподаватель СПбПДА

«Христос здесь!» – «В Петербурге?»


Опыт красоты

«… и жизнь жительствует»

свт. Иоанн Златоуст

Христос Спаситель; под-ражание Христу; жизнь во Христе… Все эти бо-

гословские величины, которые чаще всего рассматриваются в связи с жизнью конкретных свя-тых людей, наверное, для многих церковных обывателей (да про-стят меня богословы современ-ности за применение этого сло-ва) являются в лучшем случае стремлением к постижению ду-ховной жизни или же (в не са-мом худшем случае) всего лишь историко-эпистолярным насле-дием. А ведь однажды эти сло-ва были произнесены, записаны и растолкованы для того, что-бы сделать нас революционе-рами духа, преображенцами со-знания, пассионариями социума. Церковное «мещанство» не бла-гословлялось ни одним из цер-ковных писателей. Постараем-ся найти хоть одну цитату авто-ритетного богослова, и тем бо-лее святого отца, манифестиру-ющего обывательскую жизнь в церковном сообществе как идеал для человека… Не найдем. Одна только мысль о такой перспек-тиве успокоения в жизни для бо-гословского сознания является добровольно подписанным себе смертным приговором. Но, ду-маю, такая грустная перспекти-ва нас не вдохновляет, и мы го-товы не успокаиваться, идти, бе-жать, кричать Богу о помощи, но только не останавливаться и не удовлетворяться нашей призем-ленностью. Вот в таком направ-лении идет ход мыслей молодо-го человека, гуляющего по цент-ральным улицам и набережным Петербурга и желающего понять смысл этого города.

Итак, почему возник Санкт-Петербург, а вернее, для чего он появился на свет? Минуя про-странные рассуждения, сра-зу к ответу — Петербург при-зван раскрыть человеку суть бо-гословского отношения к жиз-ни. Этот город словно гово-рит каждому попавшему в зону его влияния человеку: «Без бо-гословия ты не можешь войти

сюда, понять меня, найти свое место здесь». Город — слов-но уменьшенная карта мира, на просторах которого происходит самое невероятное событие во всей вселенной — жизнь челове-ка. И если мы не можем напол-нить эту жизнь настоящим Бо-гословием, нам незачем прихо-дить сюда. «В Петербург или в этот мир?» — спросите Вы. «Во-обще приходить», — отвечу Вам. Нам нужно все время двигаться, идти. Ведь нам не должна быть свойственна статичность, иначе наступит небытие, поэтому если мы все же идем, то обязатель-но достигнем города, в котором нам покажется Бог.

Очень часто человек наших дней, веря в определенную цель, надеется достичь ее, но при ма-лейшей трудности перестает надеяться и даже переориенти-рует цель своей веры. Отчего так происходит? Это происходит потому, что мы забываем про третью составляющую — лю-бовь. Без любви мы не поймем себя, без любви мы не услышим Бога, без любви мы не увидим смысла в Петербурге — потому что не услышим его «мелодию любви». Эта мелодия пронизы-вает все, что сказано об этом го-роде. Нам открыто богословие

любви, дающее объяснение все-му, что великие авторы открыли нам в Петербурге: Пушкин, Го-голь, Достоевский, Чайковский, Шостакович и многие-многие другие — поэты, писатели, фи-лософы, музыканты, художни-ки, архитекторы… Все величины нашей городской истории писа-ли книгу Санкт-Петербурга язы-ком любви.

Трудно постичь богословие этого города, не полюбив его. Любовь — как ключ понимания, как раскрытие себя для торже-ственной прогулки по улицам души, как желание быть при-нятым в богословское житель-ствование Божьего Града. Если

есть в тебе жажда Божествен-ного познания, если ты готов воплощать в своей жизни за-поведанные Христом истины, если дышишь ты воздухом бо-гоискательства, не боясь риско-вать своим inside’ом, тогда ты приблизился к становлению на Крестный ход по улицам Духов-ной столицы, провозглашая все-побеждающую любовь Христа. Петербург — идеальная модель этики в эстетике, души в камне, духа в любви, бытия в общении, жизни в Боге.

Интересно, что сами петер-буржцы всегда осознавали не-

№1(9) 2013

71

объяснимую и даже таинствен-ную несвободу от этого города, а вернее от его культурной среды, от его настроения.

За то, что, город свой любя,А не крылатую свободу,Мы сохранили для себяЕго дворцы, огонь и воду.

(Анна Ахматова. Петроград, 1919)

В этих словах «для себя» мы и открываем тайну жизни во Христе. Желая быть свободны-ми, мы делаем себя зависимыми от Него. Не насилуя нашу при-рожденную свободу, но толь-ко одаривая нас Своей любо-вью, Христос вовлекает челове-ка в возможность личного с Ним отношения — прочного, вечно-го, настоящего отношения. И эта «зависимость» полноцен-ности нашей жизни от Него не кажется нам тягостной, наобо-рот мы счастливы быть зависи-мы от любви Христовой, чтобы не блуждать по подворотням, но вырваться на просторный и ров-ный Невский проспект нашей жизни. Часто Петербург делает нас зависимыми от себя, иног-да это даже тяготит нас (не о по-годе конечно же идет речь), но однажды побывав в городе свя-того Петра обязательно захо-чешь туда вернуться, а полю-бив его, никогда уже ему не из-менишь. В чем такая сила и при-

тягательность гранитных бере-гов и чугунных оград? Конечно не в камне. Ответ кроется в ду-ховном замысле строительст-ва Петербурга, который отве-чал на вызовы времени послед-ние 300 лет (а может и больше, если учесть предпосылки воз-никновения идеи такого иде-ального города). По замыслу от-ца-основателя Санкт-Петербург явил собой идею земного выра-жения Града Небесного, райско-го уголка на земле, третьего (да простят нас петербуржцев моск-вичи) Рима и нового (как ни за-носчиво это звучит) Иерусали-ма. Русскому народу было необ-ходимо построить новый город, одну из мировых столиц и вло-жить в это дело всю свою веру, надежду и любовь. Этот город переживал и взлеты и падения своей истории, но всегда оста-вался для нас форпостом Боже-ственного вдохновения исто-рии — символом, соединяю-щим жизнь человека с Божест-венным бытием и воплощаю-щим лучшие творческие стрем-ления человеческого духа к обо-жению. Творческий потенци-ал Петербурга делает его горо-дом всегда молодым, являющим миру новые переживания и воз-можности, уподобляющим всех своих граждан провозвестникам

обновленного, преображенного состояния. Услышать его душу значит открыть для себя пас-хальный стимул к жизни. И тема Воскресения раскрылась в куль-туре Санкт-Петербурга прикро-венно, подобно той самой тихой пасхальной радости, являя сов-ременному сознанию богосло-вие воскресения, наполняющего нашу жизнь смыслом.

В этот город вложена душа его строителей, вернее их душа воплотилась в храмах, двор-цах, улицах, площадях, «питер-ских колодцах». Человек уподо-бляется «Слову, ставшему пло-тью», воплощая свой замысел в видимом выражении культур-ного кода, цивилизационно-го вектора, этико-эстетическо-го ориентира. Если смыл Ново-го Завета можно выразить в сло-вах «И Слово стало плотию», то смысл современной культу-ры Петербурга, как ценностно-го воплощения Евангельского духа, можно выразить в провоз-глашении созидания в нас бо-гословия жизни, любви и вос-кресения. Познать смысл жиз-ни этого города нельзя без со-переживания аскетичного прин-ципа его красоты, когда мы от спокойно торжественного собо-ра Петро-Павловской крепости переходим к восхитительно ра-


дующему Спасу-на-крови, так-же как в деле личного спасения мы от Сионской горницы через Голгофу стремимся к месту Хри-стова погребения и воскресения. Как по слову прп. Максима Ис-поведника, «познавший таин-ства Креста и Гроба познаёт и цель, ради которой Бог первона-чально привел все в бытие».

Мы привыкли видеть символ воскресения в некоем религиоз-ном глянце, а ведь воскресение заключено в постоянном твор-ческом движении души, оно ско-рее в просветлении мучитель-ного ожидания, стремящегося к невообразимому для земно-го ума удовлетворению в самом бытии Бога. Поэтому Петербург дает нам возможность постоян-ного пребывания в состоянии воскресения. Философия города на Неве заключена в манифеста-ции Божественного присутствия в нем, отсюда и переход наших рассуждений от философии и искусства в область богословия и духовной культуры. Христос с каждым из нас тем ощутимее, чем больше мы понимаем бого-словскую перспективу культуры Петербурга — и это актуально в наше время. Постоянно пыт-ливый, неуспокоенный земны-ми границами, парящий в небе дух жителя Петровского Пара-диза доказывает ежедневно, что Христос здесь и сейчас творит нашу жизнь, любовь и воскре-сение. И невские богословы се-годня говорят о земном выраже-ния Божественного присутствия в мире, кроме богозданной при-роды оно есть в наших мыслях, переживаниях, творениях и не-умолимом движении в сторону счастья…

№1(9) 2013

73

В российских (впрочем, не только в рос-сийских) культурных элитах приня-то нещадно ругать современный Гол-

ливуд за сознательную упрощенность кине-матографических сюжетов, примат техни-ческого оформления над эмоциональной и смысловой стороной повествования, откро-венный коммерциализм большинства про-ектов и т. д. И это справедливо, но… Гол-ливуд — это всего лишь люди с их идеала-ми и возможностями. А поскольку люди бы-вают разные, то разным бывает и Голливуд. Во всяком случае, некоторые авторские про-изведения современной американской ки-ноиндустрии настолько величественны и не вписываются в вышеперечисленные клише, что даже самый скромный анализ таких кар-тин, позволяет увидеть в них нечто большее, чем просто коммерческий проект. Это имен-но богословие, и именно в современном об-ществе. Таков, например, на мой взгляд, фильм «The Sunset Limited»1, снятый в 2011 году режиссером и исполнителем одной из главных ролей Томми Ли Джонсом.

Сюжет очень реалистичен. Некий про-фессор (его имя остается неизвестным) пы-

тается покончить с собой, бросившись под колеса железнодорожного поезда «The Sunset Limited». Оказавшийся на перроне чернокожий протестантский пастор-мисси-онер2 (тоже безымянный) останавливает его и отводит в свой дом. Такова прозвучавшая, но не показанная зрителю предыстория, а дальше полтора часа диалогов в одной ма-ленькой комнате и больше ничего. Но зато, каких диалогов!

Вначале профессор кажется вялым и за-мкнутым, он как будто «культурно» пере-жидает свое вынужденное нахождение в этом помещении, не желая что-то серьез-но объяснять своему случайному и непро-шенному спасителю. Все это время хозяи-ном положения является пастор. Это чело-век, чей внешний облик и внутренний на-строй, несомненно, духовны. Его жилище крайне аскетично, — действительно лишь все самое необходимое. К тому же он созна-тельно поселился в худшем квартале нью-йоркского гетто, среди наркоманов и воров, с одной единственной целью: «пресечь зло в месте его зарождения», «увидеть брата, и даже Иисуса, в самом ничтожном челове-

Хочу лучШе чувствовать Благодать,нежели знать ее определение…

Фома Кемпийский


ПротоиерейЕвгений Горячевпреподаватель СПбПДА

«The Sunset Limited» —харизма или схоластика?

Опыт красоты

ческом существе», пытаясь по-мочь ему исправиться.

Пастор до удивления целен. Он мыслит и являет себя ис-ключительно в библейских ка-тегориях. «Как только я про-сыпаюсь, то сразу же пытаюсь встретиться с Иисусом, как бы ухватиться за Него…», — ну, чем не праведный Енох, про-славленный за свое знаменитое «хождение пред Богом» (Быт. 5, 24)? По ходу беседы он также признается, что подобно апо-столу Павлу не знает, а главное и не хочет знать ничего, кроме того, что уже когда-то прочел в Библии (ср. 1 Кор. 2, 2). Соб-ственно говоря, и свою первую миссионерскую беседу с про-фессором он начинает с тези-са о превосходстве Священно-го Писания христиан над все-ми остальными литературными творениями человечества.

Профессор, напротив, за-являет о своем поверхностном знании Библии. Это буквально окрыляет пастора и он начина-ет говорить о библейском Боге и Его воле особенно вдохновен-но, видимо рассчитывая, что со-знание слушателя пронзит про-стая мысль: «ты — бедный ин-теллектуал, упустил в жизни са-мое главное, но оно по-прежне-му здесь, рядом… перед тобой, вот в этой самой Книге». Одна-ко в дальнейшем выясняется, что профессор не такой уж и религи-озный невежа; история грехопа-дения, страдания Иова, творче-ская космогония и даже библей-ская концепция загробного су-

ществования хорошо ему извест-ны, и тем не менее…

Чувствуя, что отвлеченные догматические аргументы не производят нужного эффекта, пастор-христианин переходит к самому беспро-игрышному ду-ховному жан-ру — личному опыту… Он рас-сказывает про-фессору пронзи-тельную исто-рию своих отно-шений с Богом. Его жизнь не мо-жет не впечат-лить. Бывший убийца и заклю-ченный (жесто-кий и могучий даже в тюрьме), человек, поте-рявший двоих детей и предпочи-тающий не говорить о чем-то са-мом худшем, «чтобы не испугать и не отвратить от себя «хрупко-го» слушателя» (кстати, он так-же отказывается говорить о сво-ем браке, что наводит на мысль, что его главный тайный ужас как-то связан с женщиной), так вот, именно, этот человек обре-тает личную глубочайшую веру в тюрьме на больничной койке после ужасной поножовщины, в которой он чуть не погиб сам, но при этом ужасно искалечил дру-гого заключенного…3

Проповедник просто прекра-сен в своей харизматичной ма-нере выражения мысли!… Он свободен, раскован и не скры-вает от зрителя и собеседни-

ка ощущения своего собствен-ного духовного превосходства. Он время от времени ернича-ет и театрально балагурит, да-вая понять всем и каждому, что его ученый оппонент (со всей

его ненужной доводящей до са-моубийства эрудицией) просто жалок. Все это видимо прино-сило свои закономерные рели-гиозные дивиденды (чувству-ется, что этот пастор очень по-

1 В основу картины легла одноимен-ная пьеса современного американско-го драматурга и прозаика Кормака Мак-карти.

2 На 24-ой минуте фильма этот герой единственный раз называет себя именно пастором; да и в самой пьесе на англий-ском это же место означает примерно то же самое: «I started a ministry in prison fore got out». Так что для удобства будем, и мы называть чернокожего героя «па-стор», хотя пастор ли он на самом деле сказать трудно.

3 Профессор, правда, возражает, вы-слушав историю пастора: «Ваша история о том, как человек стал одноглазым по-лоумным калекой, чтобы Вы могли най-ти Бога. Разве нет?!…».

№1(9) 2013

75

пулярен и влиятелен в опреде-ленных кругах), но не в случае с профессором… Профессор ви-дит, чувствует религиозное вы-сокомерие своего навязчивого «самаритянина» и… не обращает на это внимания. Его проблема слишком глубока, чтобы думать о превосходстве чужого эффект-ного имиджа!.. А вот его взгляды пастору непосильны…

Постепенно, после того как весь арсенал христианина ока-зывается растраченным, к боль-шому удивлению последне-го, профессор начинает «насту-пать» и излагать ему свою ан-типроповедь. Он тоже раскован и также убежден. Он долго пы-тался уйти от этого разговора, но этот религиозный человек со всей своей искренностью, эмо-циональным напором и (надо отдать ему должное) опреде-ленной умственной сноровкой вынудил его проговорить свое главное, выстраданное жизнью и образованием credo — похва-лу смерти и небытию… «Мир ви-дится мне лагерем, где то и дело невинные рабочие обрекают-ся на смерть», «ваш Бог стоял у истоков безграничных возмож-ностей и вот, что у Него полу-чилось! Возможно, я нуждаюсь в прощении, но просить мне его не у кого…». Он еще долго вы-крикивает вечные, проклятые, неразрешимые вопросы, давая понять собеседнику, как долго, тщательно и мучительно он все это обдумывал. Своими речами он словно «вбивает гвозди» (ср. Екл. 12, 11) в растерянное со-знание проповедника. В возду-хе буквально висит энергия его красноречивого отчаяния! «По-

пробуйтека теперь это оспорить! А если нет, тогда прочь от две-ри. Ни один человек не спосо-бен ответить мне весомо и по су-ществу не имеет права вставать между мной и экспрессом Sunset Limited»!!!

Ответа не последовало. Па-стор сидит, безмолвно опустив голову, а когда профессор все же уходит, он, расплакавшись

(и это по-следняя сце-на фильма), произносит, о б р а щ а я с ь к Богу: «Го-споди, ну, почему? По-чему Ты дал слова ему, а не мне»?!..

В о з в р а -щаясь те-перь к теме б о г о с л о -вия в сов-

ременном обществе, мы вправе предположить, что сюжет этого фильма предостерегает и однов-ременно учит современных хри-стианских богословов несколь-ким важным вещам.

Харизма, благодать и даже обожение вполне достаточны, как наилучшие средства мисси-онерской проповеди лишь для определенной аудитории… Глав-ному герою не хватило в поле-мике с умным атеистом не ха-ризмы, а именно богословской выучки, богословия — основно-го, сравнительного, библейско-го… То, чем он так бравировал вначале беседы (отказ от любо-го знания кроме священного) стало, увы, работать против него в ходе ее продолжения. Профес-сор честно признается, что ми-ровоззренчески он долгое время опирался, именно, на культуру, на лучшие литературные, худо-жественные и музыкальные до-стижения человечества, но те-перь, когда все это «выцвело» и ему не на что опереться, он хо-чет только небытия. Его хри-стианский оппонент не в силах ни дополнить, ни опротестовать этих утверждений, потому что он не образован, ничего не смы-слит в этих вопросах и думает справиться с «заблудшим» про-

тивником одной только Библи-ей, а когда это не получается, он чувствует себя беспомощным… «Война и мир», «Закат и паде-ние Римской империи», «Те-ория эволюции» и прочие со-чинения упомянутые профес-сором, все это неведомо наше-му пастору, и в итоге: он просто бессилен, несмотря на весь свой личный харизматический дар!4

Каков же вывод? — Он прост и традиционен. Апостол Павел, утверждавший, что он не хочет ничего знать в этом мире кроме Христа и притом Христа распя-того (ср. 1 Кор. 2, 2), тем не ме-нее, опирается в своей миссии на знания, приобретенные им, в том числе, и «за церковной ог-радой». Именно это делает его столь убедительным в языче-ской просвещенной среде, и — смею предположить — сосудом избранным (ср. Деян. 9, 15). И в более поздние времена мы ви-дим ту же закономерность: лич-ная святость простецов-препро-добных обращает ко Христу ты-сячи, а вселенские великие учи-теля и святители делают хри-стианскими целые государства и даже цивилизации…

В разговоре о современном практическом богословии нам кажется это едва ли не самым главным. Искать живой одухот-воренной встречи с Богом и де-литься этим опытом с нуждаю-щимися, вот то, к чему призы-вает нас сам Спаситель (ср. Мф. 6, 33); но при этом мы должны также помнить, что обширные многопрофильные знания, при-обретаемые нами во имя тор-жества евангельской Истины, лишь усилят Ее воздействие на людей и общество, в случае гар-моничного сочетания в нашем богословии интеллектуального и мистического. Другими слова-ми, вынесенный в начало этой статьи эпиграф можно и нужно православно перефразировать: хочу, во-первых, чувствовать благодать и, во-вторых, знать ее определение...

4 О, если бы этот профессор-атеист говорил о том же, например, с Клайвом Льюисом или митрополитом Антонием Сурожским…


Documents

НЕвский БОгослов №9 (2013)