ГРАНИ СОЦИАЛЬНОГО: АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ …kth.diva-portal.org/smash/get/diva2:1158205/FULLTEXT01.pdf · РАН), посвященных памяти

Российская академия наукМузей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

СИБИРСКИЙ СБОРНИК–4

ГРАНИ СОЦИАЛЬНОГО: АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ И КУЛЬТУРЫ

Памяти российского этнографа-тунгусоведа Надежды Всеволодовны Ермоловой

Санкт-Петербург2014

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_03/978-5-88431-260-9/

© МАЭ РАН

УДК 39(571.1/.5)ББК 63.5(253)

С34

Утверждено к печати Ученым советомМузея антропологии и этнографии имени Петра Великого

(Кунсткамера) РАН

Рецензенты:д.и.н. В. В. Бочаров,

к.и.н. Е. Л. Капустина

Ответственные редакторы:PhD, к.с.н. В. Н. Давыдов,

к.и.н. Д. В. Арзютов

Ответственный секретарьЕ. А. Верещака

Сибирский сборник–4. Грани социального: Антропологические перспективы исследования социальных отношений и культуры. (Памя-ти российского этнографа-тунгусоведа Надежды Всеволодовны Ермо-ловой) / Отв. ред. В. Н. Давыдов, Д. В. Арзютов. — СПб.: МАЭ РАН, 2014. — 726 с.

ISBN 978-5-88431-260-9

Сборник включает результаты научных исследований, представленных на IX Сибирских чтениях «Грани социального: Антропологические перспективы исследования социальных отношений и культуры» (28–30 октября 2013 г., МАЭ РАН), посвященных памяти российского этнографа-тунгусоведа Надежды Все-володовны Ермоловой.

Для широкого круга специалистов, занимающихся изучением Сибири.

УДК 39(571.1/.5)ББК 63.5(253)

© МАЭ РАН, 2014ISBN 978-5-88431-260-9


© МАЭ РАН

СОДЕРЖАНИЕ

От редакторов. «Сибирские чтения» и антропология Сибири . . . . 9

Воспоминания о Н. В. ЕрмоловойЛ. Р. Павлинская. Вспоминая Надежду Ермолову . . . . . . . . . . . .13М. Х. Белянская. Н. В. Ермолова — исследователь культуры

эвенков (По материалам поездки 2010 г. в Улан-Удэ) . . . . . .20

Тунгусоведение и исследование социальных отношенийВ. В. Карлов. Тунгусский мир Сибири в историческом

времени и пространстве . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .25О. А. Поворознюк. «Аборигены», «бамовцы» и «приезжие»:

социальные отношения на севере Забайкалья . . . . . . . . . . . .38Г. С. Вртанесян. Календарная символика тунгусоязычных

народов Восточной Сибири и Приамурья . . . . . . . . . . . . . . .56С. И. Шарина, А. А. Бурыкин. Эпос восточных эвенков

и эпос охотских эвенов: к проблеме общих типологических свойств ранних форм эпоса . . . . . . . . . . . . .68

Т. Ю. Сем. Шаманизм народов Сибири: презентация альбома и выставок РЭМ (тунгусо-маньчжурские народы) . . . . . . . .80

Н. И. Бастрыкина, Е. И. Труфанова. «Записки из прошлого» Марии Пинегиной . . . . . . . . . . . . . .92

Язык, локальное знание и памятьЭ. Кастен. Математические основы при изготовлении одежды

и в прикладном искусстве коряков: возможности использования традиционных знаний в учебных программах национальных школ на Камчатке. . . . . . . . . . . .96


© МАЭ РАН

А. Д. Кинг, В. Р. Дедык. Подтверждение говорящих на корякском языке: Теория и опыт . . . . . . . . . . . . . . . . . . .114

Р. И. Лаптандер. Кочующая история в устных рассказах ямальских ненцев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .124

Л. И. Миссонова. Книга «Лексика уйльта как историко-этнографический источник» («Уилта кэсэни эсинэӈи — тари горопчиду таккурапула кэсэ» / отв. ред. С. А. Арутюнов. М.: Наука, 2013. 358 с., ил., карты) . . . . .141

Индустриальное развитие СевераН. И. Новикова. «Аборигенность» в диалоге

с нефтяниками . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .149Е. П. Мартынова. Представления о богатстве

у ненцев Ямала . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .161И. А. Карапетова. Социокультурная ситуация у аганских

хантов и лесных ненцев Нижневартовского района Ханты-Мансийского автономного округа (Югра) . . . . . . . .171

В. Г. Целищева. Древо жизни или возобновляемые ресурсы?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .182

А. В. Влахов. Ресурсы в российской части Баренцева Евро-Арктического региона как маркер идентичности . . .189

К. А. Гаврилова. Трансформация образа градообразующего предприятия в северном поселке: от экономической автономии и книг почета к ностальгии и фигурам умолчания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .200

Н. А. Косяк. Трансформация экологических представлений в северном поселке (На примере с.п. Териберка Кольского района Мурманской области) . . . . . . . . . . . . . . .211

В. А. Лихачев. Сейд на Большом Вудъявре . . . . . . . . . . . . . . . . .220Ю. А. Грибер. Антропологические перспективы

разработки искусственных цветовых палитр для северных городов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .233


© МАЭ РАН

Религия и социальные отношенияА. Б. Островский. Ульчские сэвэны

в конце XX — начале XXI в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .240Г. П. Харючи. Я’ерв — духи-хозяева

на священных местах . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .252К. В. Яданова. Камень погоды — jада таш у теленгитов

(По материалам экспедиций в Кош-Агачский район Республики Алтай) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .262

А. Г. Селезнев. Современные иеротопии в Сибири: технология конструирования новых культурно-религиозных идентичностей . . . . . . . . . . . . . . . .282

J. Urbańczyk. Last Testament Church — the power of unanimity . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .293

А. Н. Терехина. Евангелизация и языки народов Севера . . . . . .305О. В. Голубкова. Снежный человек в легендах

и быличках обских коми: новый образ «лесной нечисти» в современных социокультурных условиях . . . . . . . . . . . . .316

Е. А. Верещака. Традиция использования красного мухомора (По этнографическим материалам чукчей, коряков, ительменов) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .326

О. Б. Степанова. Сакральное знание селькупов: почему молчат информанты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .340

Н. В. Цымбалистенко. Невероятность трех миров Анны Неркаги: адаптация ненецкой интеллигенции к современной социокультурной ситуации . . . . . . . . . . . . .350

Е. А. Алексеенко. К мифологии качания у кетов . . . . . . . . . . . .361

Родство, гендер и социальные отношенияА. А. Бурыкин. Терминология родства, счет родства

и идентификация внебрачных детей у коренных народов и русских старожилов Сибири (К проблеме генезиса двухродовых союзов у эвенов и эвенков) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .363


© МАЭ РАН

Д. А. Кучукова. Традиционная община в процессе культурного возрождения (На примере северных алтайцев Республики Алтай) . . . . .375

М. С. Петренко. Трансформация жизненного уклада сибирского крестьянства в 1950–1960-е годы . . . . . . . . . . .383

Н. В. Лукина. Функции терминов родства в хантыйском социуме . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .394

Е. Г. Федорова. «Одного корня люди» и другие виды родственных отношений у северных манси (По материалам последней четверти XX — начала XXI в.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .400

S. Huusko. Identities and wellbeing among Evenki adolescents in the Northern Buriatiia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .410

М. М. Содномпилова. Чужие для всех: группа «невестки» в концептуальном универсуме монгольского общества . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .419

В. В. Галиндабаева, Н. И. Карбаинов. Карымы и метисы: социокультурные практики метисации в Бурятии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .432

С. Е. Сэрпиво. К вопросу о гендерном пространстве в традиционной культуре ненцев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .442

Сибирь как лаборатория: государственные проекты, управление идентичностью

и академическое знаниеС. С. Савоскул. Эвенкия в жизни и деятельности

Б. О. Долгих (1926–1944) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .449С. А. Корсун. В. П. Хабаров — первый алеут-этнограф . . . . . .463С. Бруниус, Е. С. Соболева. Сибирские коллекции

в Стокгольмском этнографическом музее: к истории российско-шведского сотрудничества . . . . . . . .474

Л. Н. Хаховская. Битва за народы: этногенетические проблемы в археологическом дискурсе . . . . . . . . . . . . . . . .484


© МАЭ РАН

Государство и народы СибириЕ. А. Пивнева. Власть и коренные народы

современной Югры: опыт взаимодействия . . . . . . . . . . . . .496В. А. Кисель. Самогоноварение у тувинцев:

конфликт традиционной культуры и государства . . . . . . . .506К. С. Казакова. Школьная образовательная система

для детей коренного населения Кольского Севера: модели социального взаимодействия . . . . . . . . . . . . . . . . . .523

Г. Б. Эшматова. Проблемы правового информирования локальных этнических сообществ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .531

Ранняя история народов СибириС. В. Сотникова. Парные разнополые погребения

андроновской эпохи: на грани социального и ритуального . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .542

Б. З. Нанзатов. Тунгусский и самодийский пласты в этногенезе монгольских народов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .552

В. В. Ушницкий. К проблеме происхождения эвенков-тунгусов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .562

И. А. Грачев. История изучения похоронных традиций предков современных хакасов в XVIII в. . . . . . . . . . . . . . . .574

А. К. Салмин. Этнография тюрко-монгольского мира и ее отзвуки в Восточной Европе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .581

Т. Д. Скрынникова. Идентификационные практики бурят Российской империи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .591

Л. И. Шерстова. Аборигенная политика Московского царства в Сибири в XVII в.: евразийский аспект . . . . . . . . .601

Отношения человека, животных и ландшафтаC. Fossier, C. Marchina. Study of Human-Animal Interactions

in Siberian Pastoral Systems via GIS (Geographic Information Systems) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .613


© МАЭ РАН

Y. N. Konstantinov. Human-Rangifer Conversations with Power . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .626

А. В. Харинский. Современное оленеводство северобайкальских эвенков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .648

Е. А. Окладникова. Способы репрезентации знаний о модели Вселенной: мегалитические конструкции Заполярья и эвенкийские петроглифы . . . . . . . . . . . . . . . . .664

С. В. Березницкий. Статус диких и домашних жертвенных животных в социуме коренных народов Сибири и Дальнего Востока . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .682

В. И. Дьяченко. Охотник и дикий северный олень: поведение во время промысла . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .693

Д. В. Воробьев. Дикий северный олень в верованиях эвенков и инну (Соотношение «общего» и «особенного») . . . . . . . . . . . . . .702

Список сокращений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .713Сведения об авторах . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .716


© МАЭ РАН

ОТ РЕДАКТОРОВ«Сибирские чтения» и антропология Сибири

Вот уже триста лет Музей антропологии и этнографии им. Пет-ра Великого (Кунсткамера) РАН является центром этнографи-ческой науки в России. Именно здесь хранятся самые ранние коллекции по этнографии народов Севера и Сибири, начиная с первых академических экспедиций и заканчивая современными коллекциями, привезенными сотрудниками отдела этнографии Сибири. Сочетание полевой экспедиционной деятельности, кро-потливой музейной и архивной работы — отличительная черта отдела. Результат этой деятельности — десятки книг по этногра-фии различных народов Севера и Сибири, включая фундамен-тальные исследования, выходившие в рамках серий «Сборник МАЭ», а также «Труды Института этнографии».

Вместе с активной исследовательской деятельностью отдел этнографии Сибири традиционно проводит конференцию «Си-бирские чтения». Первые сибирские конференции, проводившие-ся МАЭ РАН, не имели порядковых номеров. По воспоминаниям коллег, впервые эта конференция состоялась в 1988 г. под руко-водством Чунера Михайловича Таксами. В ноябре 1992 г. была проведена конференция, получившая название «Сибирские чте-ния» и посвященная памяти нашего коллеги — Андрея Алексан-дровича Попова. С этого момента конференция проводится с ре-гулярностью один раз в три года. Нумерация Сибирских чтений появилась в ноябре 1995 г., когда прошла третья по счету конфе-ренция. Дальнейшая хронология выглядит следу ющим образом: в октябре 1998 г. проводятся IV, 17–19 октября 2001 г. — V, 27–29 октября 2004 г. — VI, 23–24 октября 2007 г. — VII, 29 нояб-ря — 1 декабря 2010 г. — VIII Сибирские чтения.

Первоначально конференция носила характер небольшого се-минара, впоследствии переросшего во всероссийскую с между-народным участием, а сегодня в крупную международную конфе-ренцию.


© МАЭ РАН

10 От редакторов

По результатам конференции издавались сборники статей, ко-торые выходили под следующими названиями: «Материалы кон-ференции Сибирские чтения к 90-летию Андрея Александровича Попова», «Культура народов Сибири» (III чтения), «Культурное наследие народов Сибири и Севера» (IV, V и VI чтения), а с 2009 г. издается «Сибирский сборник», которые включает как материалы конференции, так и отдельные тома, посвященные сибирской те-матике. Так, в 2010 г. по инициативе Е. Г. Федоровой к юбилею Евгении Алексеевны Алексеенко был выпущен festschrift, кото-рый носил название «Сибирский сборник–2». Мы рады предста-вить 4-й выпуск данного сборника — по итогам IX Сибирских чтений.

Несколько слов о теме конференции. В 2013 г. было предложе-но название «Грани социального: антропологические перспекти-вы исследования социальных отношений и культуры». Основной задачей конференции выступала идея о расширении понятия со-циального в сибирских исследованиях, что было связано с попыт-ками найти и обсудить возможные новые направления исследова-ния социальных отношений. Эта тенденция в целом сегодня характерна для социальной антропологии, направленной на поиск новых контекстов и смыслов социальных отношений. Те-матическими блоками конференции стали: исследования отноше-ний человека, животных и ландшафта, анализ феномена фик-тивного родства, политика управления идентичностью, роль этнографов в создании регионов и корпуса этнонимов и др.

Вслед за расширением социального организационный комитет стремился к такой конфигурации конференции, где оказался бы возможен диалог между российской и западной наукой, с одной стороны, и между крупными городами и региональными центра-ми — с другой. Для решения этой задачи были привлечены силы многих организаций. Прежде всего в состав организационного комитета, помимо группы ученых из Музея антропологии и этно-графии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН (Ю. К. Чистов, В. Н. Давыдов, Д. В. Арзютов, И. А. Грачев, Е. А. Верещака), вошли известные европейские антропологи-сибиреведы — Дэ-вид Дж. Андерсон (Университет Абердина, Шотландия, Велико-


© МАЭ РАН

11

британия), Петер П. Швайтцер (Университет Вены, Австрия), Александра Лаврилье (Университет Версаль-Сен-Кантен-ан-Ивелин, Франция). Помощь в организации IX Сибирских чтений оказали Русское географическое общество, Европейский универ-ситет в Санкт-Петербурге, а также факультет географии и геоэко-логии Санкт-Петербургского государственного университета.

В 2013 г. в конференции приняли участие 120 человек, из кото-рых 23 — зарубежные ученые. География IX Сибирских чтений была достаточно обширна. На конференции были представлены 15 стран: Россия, США, Великобритания, Австрия, Германия, Франция, Болгария, Польша, Литва, Эстония, Финляндия, Норве-гия, Швеция, Ирландия и Турция. В конференции участвовали российские ученые из 21 города: Москвы, Санкт-Петербурга, Ка-зани, Тулы, Апатитов, Архангельска, Сыктывкара, Салехарда, Тюмени, Омска, Томска, Новосибирска, Кемерово, Горно-Алтай-ска, Тобольска, Якутска, Иркутска, Улан-Удэ, Новой Чары, Мага-дана и Паланы.

В настоящий сбор ник вошли 63 статьи 68 авторов — участни-ков конференции, представляющих основные сибиреведческие центры в России и за рубежом. В географическом отношении сборник охватывает материал от саамской культуры на Западе до чукотской и алеутской — на Востоке России. Таким образом, как российские, так и иностранные ученые проявляют живой ин-терес к сибирским и североведческим исследованиям. Мы ви-дим первостепенной задачей конференции «Сибирские чтения» и данного сборника укрепление внутренних интеллектуальных связей, которые обусловили бы совместный поиск учеными от-ветов на многие вопросы. Вне всяких сомнений, сибиреведение и североведение должны быть заметны на фоне других социо-гуманитарных дисциплин, не столько обращаясь к примерам из экзотической жизни коренного населения (в этой связи сами по-нятия «североведение»/«сибиреведение» до известной степени условны), сколько открывая перспективу новых теоретических подходов в антропологии. Именно этого как в антропо логии Сибири, так и в социальной антропологии в целом сегодня не хватает.

«Сибирские чтения» и антропология Сибири


© МАЭ РАН

12

На многих российских североведческих конференциях часто приводится известная фраза Михаила Васильевича Ломоносова «Российское могущество прирастать будет Сибирью», однако она часто понимается как проекция абстрактного будущего на безли-ком пространстве. Без совместных усилий ученых-сибиреведов и их взаимодействия с различными аудиториями и инстанциями это будущее рискует стать проектом, в котором померкнут люди, культуры, разнообразие, а именно они должны составлять могу-щество «прироста».

Две статьи в начале сборника содержат воспоминания о вы-дающемся ученом-тунгусоведе, старшем научном сотруднике от-дела этнографии Сибири МАЭ РАН Надежде Всеволодовне Ер-моловой, безвременно ушедшей из жизни в 2011 г. Включенные в сборник статьи распределены по блокам, в которых представле-ны как классические, так и новые направления в сибирской ант-ропологии: «Тунгусоведение и исследование социальных отно-шений»; «Язык, локальное знание и память»; «Индустриальное развитие Севера»; «Религия и социальные отношения»; «Родство, гендер и социальные отношения»; «Сибирь как лаборатория: государственные проекты, управление идентичностью и акаде-мическое знание»; «Государство и народы Сибири»; «Ранняя история народов Сибири»; «Отношения человека, животных и ландшафта».

Владимир Давыдов и Дмит рий Арзютов

От редакторов

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН

http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_03/978-5-88431-260-9/ © МАЭ РАН

ВОСПОМИНАНИЯ О Н. В. ЕРМОЛОВОЙ

Л. Р. Павлинская

ВСПОМИНАЯ НАДЕЖДУ ЕРМОЛОВУ

Надежда Всеволодовна Ермолова проработала в МАЭ почти 35 лет. Из них более 25 лет мы дружили. Поэтому столь внезап-ный и абсолютно неожиданный уход Надежды из жизни явился для меня, пожалуй, самым сильным ударом за последние 10 лет. И чем больше проходит времени с момента ее смерти, тем силь-нее ощущается эта потеря. В жизни образовалась некая пустота, и с каждым годом она становится шире, больше, объемнее. Нас объединяло очень многое — одинаковое восприятие жизни (в ши-роком значении этого слова) и, главное, одинаковое понимание добра и зла. Такие отношения между людьми возникают не так уж часто. Надежда ушла, но жизнь продолжается, происходят различные события в государстве, Академии наук, нашем инсти-туте, продолжаются этнографические исследования, выходят в свет новые статьи и монографии, а человека, с которым можно было бы все это обсудить на одном языке, нет.

Однако здесь говорить о чувствах не столь важно. Гораздо уместнее оценить научные исследования Надежды Ермоловой, которые она оставила. В течение всех лет своей работы в инсти-туте она занималась широким кругом проблем, связанных с этно- и культурогенезом эвенков. Этот народ стал ее судьбой. Надежда часто говорила, что наиболее комфортно она чувствует себя в поле, находясь среди эвенков. Эвенки, их история, культура, об-



14 Воспоминания о Н. В. Ермоловой

раз жизни, духовный мир волновали ее не только как исследова-теля, но и как человека.

Интерес к культуре таежных охотников-оленеводов Сибири возник у Надежды Ермоловой еще в университете (рис. 1). По-ступив в аспирантуру ЛЧ Института этнографии, она выбирает тему диссертации «Приамурско-сахалинские эвенки (к вопросу о формировании и культурно-исторических связях)». Уже в дис-сертационной работе четко прослеживается тот методологиче-ский принцип исследования, на котором будут основываться все ее последующие работы, — это прежде всего углубленное иссле-дование источников и научной литературы, а главное — широкое вúдение самой культуры. Избранная тема оказалась достаточно сложной, ибо эвенки этого региона находились в этнокультурном взаимодействии со многими народами: якутами, негидальцами, нанайцами, нивхами, орочами. Рассмотреть весь спектр этих взаимоотношений — задача трудновыполнимая, и, тем не менее, Надежде Всеволодовне удается на основе сравнительного анали-

Рис. 1. Студенты III курса кафедры этнографии ЛГУ Надежда Ермолова и Владимир Дьяченко в палеоэтнографической экспедиции

Якутского государственного университета. Центральная Якутия, Чурапчинский р-н, 1977 г.



15

за основных категорий материальной культуры различных групп эвенков выявить наиболее яркие свидетельства их этнокультур-ных контактов с соседствующими этносами. Это становится воз-можно благодаря доскональному изучению всей имеющейся по данному региону литературы, материалов центральных и мест-ных архивов, музейных коллекций и собственных полевых материалов, собранных в ходе экспедиций в Хабаровский край, Амурскую и Сахалинскую области. Неудивительно, что диссер-тационная работа Ермоловой была рекомендована к печати.

В течение нескольких последующих лет Надежда Всеволодов-на продолжает исследование амурских эвенков, сосредоточив внимание на проблеме сохранения культуры и этнического само-сознания эвенков, с одной стороны, в условиях этнокультурных контактов с иными народами, с другой — с учетом особенностей их хозяйственно-культурного типа, основанного на постоянном кочевании малыми группами (как правило, в зимний период всего одной или двумя семьями), что получило отражение в нескольких публикациях. Интерес к этому феномену заставляет исследовате-ля обратиться к эвенкам Центральной Сибири, региона их наи-более, если можно так выразиться, компактного проживания и соседства с такими большими этносами, как якуты и буряты.

Начиная исследование нового региона, Надежда Всеволодов-на обращается к одним из самых сложных проблем эвенкийской этнологии — проблемам времени и территории сложения прото-тунгусского этноса, доместикации оленя и заселения восточно-сибирской тайги. Все эти вопросы были предметом изучения многих исследователей, среди которых можно выделить Г. М. Ва-силевич, А. П. Окладникова, М. Г. Левина, В. А. Туголукова. Об-ращение к тунгусской проблеме после таких ученых требовало большой смелости. Однако Надежда Всеволодовна считала необ-ходимым погрузиться в изучение истоков эвенкийской культуры, так как именно там она видела основы формирования этническо-го сознания, стереотипов поведения и особенностей восприятия пространства, позволившие тунгусам/эвенкам сохранять культу-ру, самосознание, образ жизни на протяжении многих веков и не быть ассимилированными соседними крупными этносами.

Л. Р. Павлинская. Вспоминая Надежду Ермолову




В статье «Возвращаясь к тунгусской проблеме» Надежда Все-володовна не только дала серьезный анализ уже существующих гипотез по данной проблеме, но и, опираясь на данные археоло-гии, антропологии, лингвистики и этнографии, внесла суще-ственный вклад в понимание ранней этнической истории предков тунгусов. Она выдвигает вполне обоснованную гипотезу о двух ареалах формирования тунгусского этноса, точнее, двух его вет-вей — западной и восточной. До исследования Ермоловой тунгу-соведы были сосредоточены на выявлении единой территории расселения этнической общности тунгусов, называя или Пред-байкалье (Василевич, Окладников), или Забайкалье (Левин, Туго-луков). Надежда Всеволодовна убедительно показала более вы-раженные тюркские элементы в языке и культуре западных эвенков и монгольские — у восточных. Это дало ей основание полагать, что первичное разделение алтайской языковой общно-сти произошло по линии тюрко-тунгусской (западной) и монго-ло-тунгусской (восточной) общностей, соответственно связан-ных с предбайкальским и забайкальским регионами. Более того, очень важным моментом этой гипотезы является положение о хронологически разных этапах распадения этих общностей, то есть не совпадающих по времени c формированием западных и восточных пратунгусов. Надежда Всеволодовна высказала предположение, что окончательное разделение тюрко-монголь-ской общности, скорее всего, датируется гуннской эпохой и свя-зано с «возмущением» этнического поля, вызванным движе-нием этих племен. В то время как распад монголо-тунгусской общности произошел, по всей видимости, в древнетюркское вре-мя, в период образования I Тюркского каганата, что также было связано с сильным этническим напряжением в регионе. Оба положения находят подтверждение в лингвистике и некоторых существенных фактах культуры, приводимых автором в своей статье.

Решив, по крайней мере для себя, проблему ранней этниче-ской истории тунгусов, Н. В. Ермолова обращается к исследо-ванию этно- и культурогенеза собственно эвенков, ставя перед собой все ту же задачу — выявление причин необычайной устой-



17

чивости этнических основ культуры, стереотипов поведения и этнического самосознания в условиях ХКТ охотников-оленево-дов тайги. В своей статье «Эвенки Центральной Сибири: соци-альная организация и этническая структура», которая по объему соответствует небольшой монографии, Ермолова вновь раскры-вается как вдумчивый и неординарный исследователь. Всесто-роннее обозрение этой статьи достаточно сложно представить в небольшой публикации, она заслуживает большой и обстоя-тельной рецензии. Поэтому я остановлюсь только на главных ее положениях. Надежде Всеволодовне удалось раскрыть достаточ-но сложную социальную организацию эвенков, что стало воз-можно благодаря предпринятому сравнительному анализу с со-циальными основами общества кочевников-скотоводов Великой Степи, достаточно хорошо освещенными в научной литературе. Такой анализ был предпринят впервые и дал удивительные ре-зультаты. В итоге была решена проблема эвенкийских «рода» и «племени», а точнее — отсутствия этих единиц в традиционной социальной структуре эвенков. На основе анализа колоссального фактологического материала, отражающего разные аспекты со-циальных отношений в эвенкийской среде в XVII–XIX вв., автору удалось определить ее структуру. Основу составляли большая патриархальная и малая семьи. Первая, как правило, существова-ла в летний период, вторая — в зимний, что было связано с осо-бенностями охоты и содержания оленей. Несколько родственных семей образовывали генеалогическую группу, экзогамия внутри которой сохранялась только в течение 4–9 поколений (так назы-ваемая «поколенная экзогамия»), тем не менее сама группа не яв-ляясь ни хозяйственным, ни территориальным объединением. Высшей таксономической единицей являлось объединение не-скольких генеалогических групп, которое происходило эпизоди-чески, как правило, при военной необходимости. Такое объедине-ние не имело ничего общего с племенем, как полагали многие исследователи, так как всегда было временным и для него не была характерна эндогамия. Такая подвижная и открытая структура общества была выработана в процессе адаптации к суровым при-родным условиям горной восточносибирской тайги, позволя-





ющим вести только охотничье-оленеводческое хозяйство и требу-ющим постоянных перекочевок (рис. 2).

Главная особенность этой социальной организации состояла в том, что в ней шли постоянные процессы интеграции и сегмен-тации основных структурных подразделений, создавая особую ткань жизни эвенкийского этноса. Именно подвижность соци-альной структуры общества, которая носила не хаотический, а строго определенный характер, являлась основой процессов эт-нической регенерации, возникающих в той или иной части эвен-кийского историко-культурного пространства и обеспечивающих как жизнестойкость этноса в целом, так и постепенное формиро-вание внутренней этнической структуры.

Особое место в исследованиях Н. В. Ермоловой занимают ра-боты, посвященные анализу особого этнопсихологического типа, присущего эвенкам. Наиболее подробно эта тема раскрыта в ее статье «Природное и историко-культурное пространство эвен-кийского этноса». Подробно анализируя хозяйственно-культур-

Рис. 2. Надежда Ермолова верхом на олене. Эвенкийский автономный округ, Илимпийский р-н. Экспедиция 2003 г.



19

ной жизни эвенков, автор делает важный вывод о внутренней самодостаточности этноса, сформировавшейся на основе глубоко гармоничного восприятия окружающего мира как следствия по-стоянного движения, беспрерывной смены ландшафтного окру-жения, создающего высокую степень эмоциональной наполнен-ности человека.

Тема, связанная с особенностями эмоционально-психологиче-ского восприятия мира эвенками, достаточно полно раскрыта в статьях Надежды Ермоловой, посвященных духовной культуре эвенков, таких как «Река в трех мирах эвенкийской Вселенной» и «Представление о душе, смерти и загробной жизни в традици-онном мировоззрении эвенков». Именно эти представления наи-более полно раскрывают особенности мировосприятия эвенков и характерные черты их менталитета, обусловленные все тем же стремлением к движению, эмоциональному слиянию с этим дви-жением, в котором воплощается весь мир. Столь глубокое про-никновение исследователя в психологию этноса было обусловле-но знанием его культуры изнутри, возникшим в результате многих экспедиций в различные районы проживания эвенков.

АbstractThis article is dedicated to the memory of N. V. Ermolova,

a prominent researcher of Tungus peoples, who spend more than 30 years studying traditional culture of Siberian Evenkis. The article analyses Nadezhda Ermolova’s scientifi c work and her contribution to Tungus studies in Russia.





М. Х. Белянская

Н. В. ЕРМОЛОВА — ИССЛЕДОВАТЕЛЬ КУЛЬТУРЫ ЭВЕНКОВ

(По материалам поездки 2010 г. в Улан-Удэ)

Надежда Всеволодовна Ермолова — ученый, занимавшийся исследованием истории и культуры эвенков Сибири. Круг ее на-учных интересов широк: она изучала как аспекты традиционной культуры, так и проблемы современного этнокультурного разви-тия этого северного народа.

Мои личные встречи с Надеждой Всеволодовной чаще всего были мимолетными (на различных научных мероприятиях Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера), Русского географического общества и др.). Ближе мы познакоми-лись во время поездки в августе 2010 г. в Улан-Удэ, где проходи-ла конференция «Поддержка и развитие культуры и искусства в райо нах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях».

В 2010 г. в Улан-Удэ под руководством Министерства культу-ры Республики Бурятия и общественной организации эвенков Бурятии «Арун» прошла научно-практическая конференция, по-священная культуре коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, куда съехались ученые и краеведы этой республики, Республики Саха (Якутия), Южно-Сахалинска, Кемерово, Санкт-Петербурга, Москвы, а также иностранные участники из Германии, КНР и Монголии. Нас поселили в одном номере центральной гостиницы «Бурятия», и с этого момента на-чалось знакомство со столицей республики.

Мы с Надеждой Всеволодовной были в этом сибирском городе впервые. Нас поразили расположение города (река Селенга про-текала по его территории), многочисленные сопки и разнообраз-ные строения на них, вследствие чего преобладали неровные ули-



21

цы, спуски и подъемы. Все это в целом придавало своеобразие городу и демонстрировало местный колорит. Наряду с современ-ными постройками, как и в любом городе страны, имелись раз-нообразные деревянные строения, многие из которых относились к концу XIX — началу ХХ в.

В первый день пребывания в Улан-Удэ гостей познакомили с одним из старейших буддийских храмов — Иволгинским даца-ном, расположенным в 30 км от республиканского центра. Наш экскурсовод, курировавший гостей конференции, рассказала об особенностях буддизма на территории Бурятии, мы могли при-коснуться к некоторым религиозным атрибутам этого дацана. По-ездка в музей под открытым небом «Этнографический комплекс народов Бурятии» вызвала восторг у Н. В. Ермоловой, кроме того, она задавала много интересующих ее вопросов.

Общаясь с оргкомитетом конференции, учеными Бурятии, го-стями конференции, Надежда Всеволодовна проявляла непод-дельный интерес к людям, незримо демонстрируя свои человече-ские качества и профессиональную любознательность. Ее доклад «Оленеводство как фактор сохранения этнической культуры эвенков в XXI в.», основанный на собственных материалах, со-бранных в Эвенкии, обобщал концептуальные подходы в изуче-нии современного вида хозяйственной деятельности и вызвал за-интересованную дискуссию участников конференции. Надежда Всеволодовна представила полный обзор развития этого совре-менного уклада жизни кочевых эвенков в ХХ и первом десятиле-тии XXI в. с привлечением своего полевого материала, благодаря чему теоретические положения доклада звучали убедительно и подтверждали вывод автора: «Оленеводы являются в настоящее время главными носителями культуры своего народа. …Рассма-тривать современное оленеводство следует не только как способ трудоустройства и социальной занятости населения, но прежде всего как возможность сбережения этнической культуры эвен-ков» [Ермолова 2010: 74]. В целом, доклад Н. В. Ермоловой по-казал глубокое знание автором истории и культуры эвенков и по-служил поводом для размышления слушателей о перспективах культурного развития народов Севера в целом.

М. Х. Белянская. Н. В. Ермолова — исследователь культуры эвенков




Любое мероприятие, проходившее в рамках этой конферен-ции, вызывало у Надежды Всеволодовны желание принять в нем активное участие. Так, мероприятия в оздоровительном комплек-се на берегу Байкала, куда вывезли участников, были разнообраз-ными и познавательными. Например, круглый стол по взаимодей-ствию народов Севера с государственной властью в какой-то мере обобщил работу всей конференции и дал возможность ученым еще раз продемонстрировать свою точку зрения на сохранение культуры северных народов России. В выступлении Н. В. Ермо-ловой звучала эмоциональность, выражавшая чувство горечи и обиды за эвенкийский народ, который ныне вынужден выжи-вать и бороться за сохранение своей культуры. Завершился день на Байкале ужином на берегу озера, проходившим в неофициаль-ной обстановке и позволившим участникам конференции, пред-ставителям культурных учреждений Бурятии и сотрудникам республиканской общественной организации эвенков «Арун» по-общаться между собой. Уезжая в Улан-Удэ, мы прощались с суро-вым и великолепным Байкалом, рядом с которым человек ощу-щал себя маленькой беспомощной «крупинкой» могущественной природы. Смелые и решительные гости конференции решили ис-купаться в водах священного озера, в том числе и Надежда Всево-лодовна. Этот поступок походил на исполнение ритуала, харак-терного для культуры эвенков и воплощавшего желание человека сохранить в себе частичку этого благословенного места, а бай-кальская вода выполняла очистительные функции. Эти действия, на наш взгляд, отражают мысли Н. В. Ермоловой, выраженные в статье 2001 г.: «Север не любит слабых людей, требуя от чело-века полной отдачи душевных и физических сил…» [Ермолова 2001: 196].

На протяжении четырех дней, которые длилась научно-практи-ческая конференция в Улан-Удэ, мы с Надеждой Всеволодовной неоднократно обсуждали ситуацию, сложившуюся в местах про-живания эвенков в разных регионах страны, рассказывали о мате-риалах собственных полевых изысканий. В процессе рассуждения по многим вопросам тунгусоведения мы делились свои ми наблю-дениями, например Н. В. Ермолова рассказала о поездках к эвен-



23

кам в 1980–1990-х годах в Амурскую и Сахалинскую области, Ха-баровский край и Республику Саха (Якутия), сведения о которых были изложены в статье 1998 г. [Ермолова 1998]; при указании на локальность культуры какой-либо группы эвенков она отмечала их характерные различия [Ермолова 1993]. Надежда Всеволодовна делилась своими знаниями и умела слушать других.

После окончания научной конференции Н. В. Ермолова продол-жила свою научную деятельность, выехав в Баунтовский район Бу-рятии для сбора полевого материала по эвенкам этой части Сибири.

В целом, данная конференция позволила ее участникам позна-комиться с Республикой Бурятией, посетить Байкал, поделиться своими размышлениями о проблемах полевой этнографии с еди-номышленниками, расширить научные познания и познако миться с учеными разных регионов страны и зарубежья. Все это вдохно-вило участников конференции на будущие достижения, и Надеж-да Всеволодовна не была исключением.

Обобщая вышесказанное, скажем, что в научных работах Надеж-ды Всеволодовны поражают ее желание передать особенности ази-атской культуры, указывающие на знание подробнейших элементов культуры эвенков, и умение продемонстрировать это. В целом, Н. В. Ермолова является продолжателем традиций петербургской эт-нографической школы, ее научные работы актуальны, востребованы и вызывают интерес у широкой аудитории читателей.

М. Х. Белянская. Н. В. Ермолова — исследователь культуры эвенков

Надежда Ермолова в Иволгинском дацане. 2010 г. Фото автора




БиблиографияЕрмолова Н. В. Эвенки: проблемы этнических различий и локальных

групп // Этносы и этнические процессы. Памяти Р. Ф. Итса: сб. ст. М., 1993. С. 97–106.

Ермолова Н. В. Традиционные стереотипы в современном восприя-тии мира // Материалы полевых этнографических исследований. СПб., 1998. Вып. 4. С. 100–111.

Ермолова Н. В. Природное и историко-культурное пространство эвенкийского этноса // Евразия: этнос, ландшафт, культура. СПб., 2001. C. 150–196.

Ермолова Н. В. Оленеводство как фактор сохранения этнической культуры эвенков в XXI в. // Поддержка и развитие культуры и искус-ства в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях: ма-териалы конф. (16–19 августа 2010 г.). Улан-Удэ, 2010. С. 61–74.

АbstractN. V. Ermolova — the scientist engaged in the study of the history

and culture of the Evenks Siberia. Her circle of academic interests is vast. She studied the aspects of traditional culture and problems of modern ethno-cultural development of this Northern nation. My personal meetings with Nadezhda Vsevolodovna were short-lived, often in different academic events in St. Petersburg. During a trip to Ulan-Ude in August 2010 on the conference “Support and development of art and culture in the Far North and equated regions” I was succeed to know her closer. Communicating with scientists of Buryatia, the conference Nadezhda Vsevolodovna showed a genuine interest in people, demonstrating their human qualities and professional curiosity. Any event, held within the framework of this conference, had made her wanted to take part, and she shared her knowledge and was able to listen to others. After the scientifi c conference Ermolova continued their practical work, driving in Bauntovsky district of Buriatia to collect fi eld data on Evenks of this part of Siberia.



ТУНГУСОВЕДЕНИЕ И ИССЛЕДОВАНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ1

В. В. Карлов

ТУНГУССКИЙ МИР СИБИРИ В ИСТОРИЧЕСКОМ ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВЕ

Понятия исторического времени и пространства применитель-но к тунгусским (и, шире, тунгусоязычным) этносам Сибири и Дальнего Востока России — категории, которые в нашей этно-логической науке, как ни удивительно, до сих пор не подверга-лись специальному анализу. И если категория исторического вре-мени — понятие, само по себе сложное и трудноопределимое, то пространство, территория освоения и проживания, или этниче-ская территория тунгусского и тунгусоязычного компонентов огромной области Северной Азии, — феномен уникальный и уже хотя бы поэтому требующий объяснения. Ведь этносы, насчиты-вающие на начало ХХI в. в совокупности немногим более 70 тыс. человек, смогли освоить этническую территорию, сравнимую с этнической территорией многомиллионного русского народа. Даже в составе СССР только эвенки (численностью 30 тыс. чело-век) занимали вторую (!) после русских территорию по сплошной протяженности. И тот факт, что эта территория относится к слабо заселенной и трудной для жизни части ойкумены, объясняет да-леко не все: как показывает археология, она была относительно населена уже, по крайней мере, со времени верхнего палеолита. Сложности и малая пригодность для производящего хозяйства —

1 Секция проведена при поддержке проекта РГНФ (13-01-00117a).



26 Тунгусоведение и исследование социальных отношений

земледелия и скотоводства? Но ведь факт, что уже на рубеже новой эры тунгусоязычные переселенцы активно внедрились в довольно благоприятные районы Дальнего Востока, где впо-следствии создали раннесредневековые государства с развитой культурой и высокоэффективным земледельческим хозяйством.

Останавливаться подробно на вопросе об историческом вре-мени бытия тунгусских этносов и их самобытной культуры в рам-ках небольшой статьи, разумеется, нет возможности. Понимая под историческим временем период формирования и распростра-нения этих культур и судьбы их носителей, здесь достаточно было бы хронологически определить их истоки и основные этапы динамики расселения, освоения нынешних территорий к XVII в., или ту картину расселения, которую застали тогда русские земле-проходцы, не затрагивая весьма существенных изменений в рас-селении, последовавших за этим в связи с русской колонизацией края.

Здесь наибольшую трудность до сих пор представляет опреде-ление нижней границы генезиса тунгусов. Нижняя граница фор-мирования вообще до сих пор остается одной из дискуссионных и пока плохо поддающихся объяснению проблем всей алтаи-стики. Лингвисты в основном сходятся на том, что алтайская язы-ковая праобщность уже существовала на уровне III тыс. до н.э. Но процесс ее дифференциации на прототюрок, протомонголов и прототунгусо-маньчжуров остается неясным, в том числе из-за противоречивости источников (в основном это китайские хрони-ки), в которых употребление этнонимов по отношению к беспо-койным северным соседям оставляет достаточно места для гипо-тез и даже угадывания по принципу созвучия. Например, этноним (скорее хороним) дунху до сих пор некоторыми серьезными авто-рами отождествляется с «тунгус» [Кацюба, Николаев 1994: 32], хотя уже давно выяснено, что это лишь созвучие, а слово «дунху» обозначало довольно неконкретное суммативное понятие «вос-точные варвары». Кроме того, слово «тунгус» отнюдь не было са-моназванием этноса, оно было распространено в качестве экзо-этнонима (хотя и глубоко укоренившегося и принятого самими его носителями уже в русское время). Русские же восприняли его



27

от обских угров, в языке которых «тунго» означало «сторонний житель».

Проблема тунгусского этногенеза периодически привлекает все новых исследователей, стремящихся суммировать весь ком-плекс данных археологии, лингвистики (особенно топонимики) и антропологии. Относительно недавняя монография на эту тему М. Г. Турова, тем не менее, не внесла дополнительной ясности в историческую картину. Автор подтвердил наблюдения антро-пологов, что группы западных и восточных эвенков имеют не-одинаковые генные характеристики, это лишь свидетельствует о разных группах автохтонов, ассимилированных ими в ходе рас-селения [Туров 2008: 178–179]. По-прежнему самыми достовер-ными представлениями об истоках тунгусского мира остаются предположения о том, что эпицентром генезиса алтайской семьи была территория Центральной Азии; юг Сибири (Забайкалье), по всей вероятности, представлял ее северную периферию и стал ареалом обособления прототунгусского при разделении алтай-ской общности на три ветви.

Определяющим дальнейшие судьбы тунгусов моментом сле-дует, по-видимому, считать усиление миграционной активности в среде подвижного скотоводческого населения южносибирских степей, с которым непосредственно соседствовали предки тунгу-сов, а также возникновение домашнего оленеводства.

Относительно первого из названных факторов — миграци-онных перемещений больших масс кочевых племен — можно сказать, что уже с переходом к эпохе бронзы, ознаменованным развитием на юге Сибири ярких самобытных культур кочевых скотоводов, в течение трех тысячелетий область постепенно пре-вращалась в некий тугой узел взаимодействия и взаимовлияния двух встречных потоков — индоевропейского и алтайского. Их противостояние постоянно провоцировало и определенные «вы-плески» на сопредельные территории, занятые рыбаками и охот-никами. В результате оттесненные на периферию скотоводческие группы, контактируя с автохтонными племенами, как перенимали местные хозяйственные навыки, так и привносили новации, имевшие немаловажное значение для улучшения способов жизне-

В. В. Карлов. Тунгусский мир Сибири в историческом времени...



28 Тунгусоведение и исследование социальных отношений

обеспечения. В контакте степного и лесного миров Присаянья родилось и такое важнейшее «приобретение» автохтонов Сиби-ри, как домашнее оленеводство.

Доместикация оленя и развитие способов его хозяйственного использования стали поистине революционным событием в исто-рии совершенствования способов адаптации человека на всем пространстве Северной Азии. В особенности это нашло отраже-ние в исторических судьбах тунгусоязычных народов. Как когда-то образно и точно выразился В. Г. Богораз, езда на оленях «окры-лила тунгуса» [Богораз-Тан 1927: 61]. Значение этого события трудно переоценить: домашний олень позволил предкам тунгу-сов выработать тот уникальный хозяйственно-культурный уклад, который в сибиреведении получил наименование «северной три-ады»: сочетание охоты, рыболовства и оленеводства, имевшего главным образом транспортное значение. Обладание оленным транспортом позволило носителям данного уклада стать намного более мобильными, своевременно, в зависимости от обстоя-тельств, менять места промысла, переходить от одних угодий к другим, от охоты к рыболовству и наоборот. Именно это пред-определило смену этнического и этнокультурного облика всей Восточной Сибири, вплоть до Дальнего Востока. В здешних при-родно-климатических условиях, во всей таежной зоне, этот спо-соб хозяйствования оказался наиболее прогрессивным и эффек-тивным.

Хронология данного процесса была растянута во времени. Если взять таежные области к северу от Байкала, то здесь период «тунгусизации» растянулся от первых веков нашей эры до при-хода русских. Известное письменное упоминание китайских хро-ник VII в. н.э. помещает «народ увань», имевший ездовых оленей, в месяце пути на северо-восток от Байкала. Это приблизительно территория бассейна Олекмы. По-видимому, тунгусский выход из Забайкалья в северные широты происходил не ранее перехода к железному веку: тунгусы территориально разобщили а�

Documents

ГРАНИ СОЦИАЛЬНОГО: АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ …kth.diva-portal.org/smash/get/diva2:1158205/FULLTEXT01.pdf · РАН), посвященных памяти