Upload
others
View
18
Download
0
Embed Size (px)
Citation preview
АКАДЕМИЯ НАУК СССР ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ
ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ
Л . И . Ц И Б У К И Л И С
6\0Q/c)
ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ
И ВОСТОКЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА
ГРЕЧЕСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ (1850—1974)
И З Д А Т Е Л Ь С Т В О « Н А У К А » ГЛАВНАЯ РЕД А КЦ И Я ВОСТОЧНОЙ Л И Т Е Р А Т У Р Ы
МОСКВА 1981
Ответственный редакторА. С. ШОФМАН
Межрайонная ЦБС. г .Л ен и н г ра д
1UOUO-U9Ц 013(02)-81 ЬЗ-94-86-81. 0504010000
© Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1981.
Автор настоящего исследования поставил перед собой задачу выявить общую направленность греческой историографии по эллинизму, рассмотреть основные вопросы проблемного характера, показать сильные и слабые стороны греческих ученых. «Только на основе марксистско-ленинских положений об общественно-эконо- мической закономерности,—пишет автор,— возможна правильная оценка эллинистической проблематики греческой историографии».
Заслуживает одобрения комплексный подход к эллинистической проблематике, делающий возможным ее рассмотрение на стыке истории древней Греции, востоковедения и историографии.
В монографии поднимается важный вопрос о достоверности наследия античных авторов. Детальное рассмотрение этого вопроса на примерах творчества Полибия, Страбона, Плутарха, Арриана, Ливия, Курция, Юстина и прочих историографов приводит автора к важному заключению: античные источники нередко тенденциозны. Именно некритическое отношение к ним, свойственное немарксистской науке, уводит ее от социально-экономического анализа в область философии, этики, морали.
Автор указывает, что дошедшие до нас сочинения античных историков содержат массу свидетельств различного свойства —и апологетических, и критических. Это устраивает греческих иссле- дователей-немарксистов, выбирающих из источников то, что больше всего подходит для подтверждения идеалистических концепций. В книге делается попытка реконструкции общественного облика античных авторов, в той или иной мере затрагивающих историю эллинизма.
Автор разбирает теоретические основы греческой исторической науки в связи с походом греков и македонян на Восток, выявляет истоки всевозможных современных концепций, черпающих свою аргументацию из сочинений античных мыслителей и политических деятелей времени заката греческого города-государства. В книге подчеркивается, что именно в условиях кризиса греческого полиса могли возникнуть сходные по своей направленности социальные теории, признающие извечное превосходство эллинов над прочими народами (варварскими в их понимании) и обосновывающие притязания греков быть повелителями обитаемого мира.
Анализируя ораторское искусство IV в. до п. э., автор показывает его связь с общей направленностью социально-философской мысли V—IV вв. до н. э., разрабатывавшей различные теории, направленные на спасение кризисной экономики греческого города-государства. В результате автор приходит к выводу, что не теории (в данном случае философские построения Аристотеля и призывы Исократа к различным правителям) определили настоятельную потребность завоевания новых земель и богатств, а социально-экономические условия Греции, Македонии и Востока, ставившие на повестку дня задачу создания новых государственных объединений, на более широкой основе использующих труд рабов и полусвободных производителей.
Автор подвергает резкой критике антинаучные теории, утверждающие право одних народов (греков и римлян) быть господами, а других, восточных «варваров»,— влачить рабское существование. Вскрывая классовые корни подобных теорий, он дает отповедь всем направлениям греческой немарксистской историографии эллинизма.
Считая эллинизм культурным явлением, греческие ученые-не- марксисты заходят в тупик неразрешимых противоречий, связывая весь ход исторического развития с деятельностью одаренной личности. Автор развенчивает подобные ненаучные концепции и убедительно показывает, что не только личность, но и конкретные условия места и времени определяют историческое развитие. А это, в свою очередь, приводит к необходимости рассмотрения классовой структуры античного общества.
В работе дается анализ классовой борьбы эллинистического периода. Подвергая аргументированной критике домыслы о «гармонии» и «бесконфликтности» античного общества, автор вскрывает беспомощность греческой немарксистской историографии в оценке социальных движений эпохи.
В книге анализируется проблема взаимодействия и преемственности культур Запада и Востока. В ней убедительно показывается, что тенденциозные установки некоторых греческих авторов, приписывающих все лучшее Западу, не имеют ничего общего с подлинной наукой, понимающей под эллинизмом синтез эллинских и восточных начал.
Основываясь на конкретных исторических фактах, автор прослеживает на всех этапах эпохи эллинизма социальную борьбу как в Греции, так и на Востоке, в отдаленной Бактрии. Сложная социальная обстановка греко-македонской экспансии на Восток не только не сняла проблему классовых антагонизмов, но, напротив, обострила ее. Приток новых средств и рабов с Востока лишь на время вдохнул свежие силы в эллинскую кризисную экономику. Экономический подъем был недолог, что явилось основной причиной скорого завоевания Греции и Македонии Римом.
Ценность данного исследования заключается также в том, что автор вводит в научный оборот сочинения современных греческих
историков, неизвестные широкой советской общественности. Кроме того, он устанавливает три основных направления греческого антиковедения — эллиноцентризм, эпигонизм, эллинохристианство.
Актуальность книги несомненна. Поход реакции против демократической идеологии в области истории античности ведется систематически с целью опровержения марксистско-ленинского учения, стремления поставить под сомнение классовую структуру древности, перенести категорию неантагонистических противоречий в капиталистическую формацию.
Отмечая достоинства исследования «Древняя Греция и Восток», следует подчеркнуть также, что красной нитью в нем проходит мысль, что народы Востока, в том числе и народы Средней Азии, внесли свой вклад в сложение мировой культуры.
Академик |М. А. Коростовцев\
В развитии исторической мысли Греции XIX—XX вв. особое место занимает история античности, в частности эллинистическая проблематика. Условно период становления и развития греческой историографии античности можно разделить на два этапа: от завоевания Грецией независимости1 до Великой Октябрьской социалистической революции (1829—1917 гг.) и от Октябрьской революции до середины 70-х годов (1917—1974 гг.).
На первом этапе, протекавшем в специфических условиях формирования независимого новогреческого государства, деятельность греческих исследователей лежала в русле гуманитарно-классического направления, испытавшего на себе влияние английского радикализма Дж. Грота2 и прусского монархизма И. Дройзена3. Наиболее крупные представители греческой исторической науки XIX в. К. Папарригопулос (1815—1891) и С. Ламброс (1851— 1919), считавшие эллинскую культуру продуктом творчества исключительно одаренного народа, задались целью возвеличить всю древнегреческую историю. В основном труде Папарригопулоса «История греческой нации» 4 и в произведениях Ламброса «История Греции» и «Исторические исследования»5 четко прослеживается идеалистический подход к истории. Вместе с тем большой фактический материал, привлеченный исследователями, говорито серьезности их намерений, о стремлении выявить причины расцвета и упадка греко-эллинистической государственности в Юго- Восточной Европе и на Востоке. У этих авторов, а также у ряда других историков второй половины XIX в. (А. Рагавис, А. Кип- рианос, Н. Политис) особенно отчетливо просматривается тенденция преувеличивать значение греческой цивилизации, являвшейся, по их мнению, постоянным связующим звеном между прошлым, настоящим и будущим, причем эта тенденция имеет оттенок национальной исключительности.
Несмотря на то что идеи основоположников марксизма оказали известное воздействие на греческую общественно-философскую мысль, марксистское понимание истории античности не нашло отражения в трудах греческих ученых XIX — начала XX в.
На втором этапе влияние идей К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина на греческих антиковедов стало заметно. Решающую роль в этом сыграло создание в 1918 г. Социалистической рабочей партии Греции.
В 20-х годах отмеченное влияние в трудах греческих историков античности (П. Каролидиса, С. Кугеаса, X. Цунтаса) прямо не ощущалось, однако ни один из представителей буржуазной историографии уже не мог игнорировать марксистский подход к изучению древней истории. В 30-е годы прогрессивные ученые начинают все шире использовать в своих трудах марксистско-ленинские идеи и методологию. В первую очередь здесь следует назвать сочинения историка Г. Кордатоса и философа Д. Глиноса.
Вторая половина 30-х годов (1936—1940 гг.) отмечена оскудением греческой исторической мысли, что было связано с установлением в стране монархо-фашистского режима.
После второй мировой войны и до 1966 г. интерес греческих буржуазных ученых к эллинистической проблематике еще более возрос. Однако и историки философии (И. Теодоракопулос, П. Ка- неллопулос и др.)* и историки античности (С. Кугеас, И. Папа- ставру, А. Даскалакис, С. Готзаманис, С. Кириякидис, Д. Кана- цулис, И. Каллерис), подобно своим предшественникам, выступали с идеалистических позиций.
Некоторые исследователи занимались поисками в древности параллелей с современностью, обогащая тем самым арсенал буржуазной пропаганды. Они не ставили и не решали никаких принципиальных проблем, продолжая линию немецкой историографии начала века, представленную работами Эд. Мейера, Ю. Керста, У. Вилькена, и разрабатывая апологетическую версию освещения эллинистического периода на широко известном историко-литературном материале (К. Вурверис, А. Керамопулос, В. Лаурдас,X. Налчас). Другие недостаточно исследовали проблематику эллинизма, ссылаясь на объективные трудности: фрагментарность источников, отсутствие достаточного эпиграфического и археологического материала (С. Кугеас, И. Папаставру).
Если объективно подойти к оценке всех этих трудов, можно сказать, что они аккумулировали достаточно, но, базируясь на немарксистской методологии, содержат серьезные ошибки. Прежде всего их авторы не признают марксистской периодизации всемирной истории, опровергают смену социально-экономических формаций, пытаясь доказать, что империализм — извечная категория, уходящая корнями в глубокую древность®. Несмотря на это, мы должны помнить указание В. И. Ленина о том, что «профессора- экономисты не что иное, как ученые приказчики класса капиталистов, и профессора философии — ученые приказчики теологов», но что задача марксистов «и тут и там суметь усвоить себе и переработать те завоевания, которые делаются этими „приказчиками44... и уметь отсечь их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и бороться со всей линией враждебных нам сил и классов» 7.
Тенденция оскудения греческой исторической мысли, характерная для второй половины 30-х годов, усилилась в период неофашистского режима (1967—1974 гг.) в трудах К. Вурвериса,
X. Налчаса, К. Стерьопулоса, Т. Сарантиса и других исследователей, пытавшихся обосновать необходимость политического сдвига вправо примерами из античной истории8.
В противоположность буржуазной историографии античности историк-марксист Г. Кордатос (1891—1961), несмотря на отдельные недочеты, в своих трудах методологически верно воссоздал историю древней Греции и эпохи эллинизма, творчески использовав при этом работы советских историков античности С. А. Жебе- лева, В. В. Струве, В. С. Сергеева, С. И. Ковалева, А. Б. Рановнча,A. Г. Бокщанина и др.
Предлагаемая книга является первой попыткой проанализировать эллинистическую проблематику греческой историографии периода 1850—1974 гг.
Что побудило нас приняться за эту работу?Прежде всего то, что в греческой исторической науке нет ни
одного труда на эту тему, а советской историографии почти неизвестны сочинения греческих историков античности и эллинизма. Греческая историография второй половины прошлого века и начала нашего в целом ограничивалась исследованиями по походу греков и македонян на Восток, почти не затрагивая время после Александра, вплоть до образования эллинистических монархий. Современная греческая немарксистская историография делает попытку глобального изучения периода эллинизма, однако, как и ранее, главное внимание уделяет идеологической подготовке похода на Восток. К тому же современные греческие авторы в своем большинстве разрабатывают военно-политическую и культурнопсихологическую стороны; отмежевываясь от конкретно-историче- ских условий места и времени, они придают главенствующее значение роли личности в истории. Некоторые из них (И. Папаставру,B. Лаурдас, К. Георгулис) рассматривают исторический процесс с позиций «цикличности» 9. Такой подход мешает им выявить закономерности и дать методологически верную оценку явлениям эпохи.
В трудах греческой историографии по эллинизму пеизменно присутствует восточная тематика (особенно военно-политическая история). Это вполне закономерно, так как эллинистические Греция и Македония неразрывно связаны с народами Востока, культурная традиция которых пришла из седой старины египетской, ассиро-вавилонской и персидской истории. «История древнего Востока,—писал академик Б. А. Тураев,—первая глава истории человечества, истории цивилизации, генетически предшествовавших эллинству и христианству...» 10.
В понимании современных греческих авторов греко-македонская экспансия на Восток в основном преследовала культурно- просветительные цели. Восточные народы, раздираемые межплеменными распрями, по их мнению, были лишены какой-либо политической организации. «Отсталость» и «неполноценность» «отжившего свою историю» Востока связывалась еще в поздней
античности с этнической принадлежностью. Современные греческие ученые-пемарксисты объявляют этот тезис «извечной истиной». Подобная оценка исключительности одних народов (греков и римлян) и неполноценности других (восточных) неприемлема, так как она не имеет ничего общего с подлинной наукой.
Основное внимание в работах греческих авторов уделяется тем моментам, которые нашли отражение в сочинениях античных историографов. Забвение социально-экономических условий эпохи — явление типичное для немарксистской историографии, в том числе греческой. С нашей точки зрения, политические, культурные, психологические изменения в эллинистическом обществе произошли благодаря расширению сферы приложения рабского труда, что, в свою очередь, повлияло на ремесло, торговлю, социальную дифференциацию, разрыв этнических и полисных рамок.
Разрабатывая столь обширную тему, невозможно дать подробное изложение взглядов представителей греческой историографии. Мы старались, насколько позволяют возможности, проследить общее направление греческой историографии эллинизма, рассмотреть вопросы проблемного характера, показать сильные и слабые стороны греческих исследователей.
Исходным материалом для написания настоящей работы явились:
а) фундаментальные труды греческих авторов, вышедшие в свет в 1850—1974 гг.;
б) античные источники, переизданные во второй половине прошлого века в Греции с параллельным переводом на новогреческий, снабженные вступительными статьями и комментариями;
в) исследовательские статьи по творчеству античных авторов, опубликованные в афипских научных журналах второй половины прошлого века;
т) постановочные статьи, затрагивающие прямо или косвенно эллинизм, опубликованные в греческой центральной прессе в 1967— 1974 гг.;
д) статьи о древних историографах, писавших об эллинизме, Александре Македонском и его преемниках, вошедшие в греческие энциклопедии и энциклопедические словари и ставшие ныне библиографической редкостью;
е) отдельные сочинения греческих авторов второй половины прошлого века, хранящиеся в национальных библиотеках Греции и также ставшие библиографической редкостью;
ж) конспекты многочисленных трудов греческих историков, сделанные автором за время многолетнего тюремного заключения в Греции по политическим убеждениям.
В Советском Союзе опубликовано немало работ, раскрывающих антинаучный характер западной немарксистской историографии античности. Мы учли их при написании настоящей книги. Мы использовали также монографические исследования советских ученых по истории древнего мира, древней Греции и эпохе эллиниз
ма, в первую очередь труды А. Г. Бокщанина, В. Г. Боруховича, Е. С. Голубцовой, К. К. Зельпна, С. И. Ковалева, Г. А. Кошеленко, В. И. Кузшцина, А. И. Павловской, А. Б. Рановича, И. С. Свен- цицкой, В. С. Сергеева, С. JI. Утченко, Э. Д. Фролова, А. С. Шоф- мана, Е. М. Штаерман.
Большое значение для понимания истории древнего Востока имеют труды советских востоковедов М. А. Коростовцева,В. В. Струве, Б. А. Тураева и других и исследования советских историков Средней Азии Б. Г. Гафурова, И. М. Дьяконова, М. М. Дьяконова, Б. А. Литвинского, В. М. Массона, М. Е. Массона, Н. Н. Негматова, С. П. Толстова, К. В. Тревер, проделавших большую работу по уяснению путей развития древнего среднеазиатского общества.
Для настоящей работы важнейшее значение имеют суждения и замечания, высказанные К. Марксом, Ф. Энгельсом, В. И. Лениным. В основу данного исследования положены методологические принципы основоположников марксизма-ленинизма применительно к античной истории вообще и древнегреческой в частности, прежде всего учение об общественно-экономических формациях. Только на основе марксистско-ленинских положений об общественно-исторической закономерности возможна правильная оценка эллинистической проблематики греческой историографии.
Одним из основных критериев научного качества любой работы по древности, несомненно, является подход автора к источникам и их отбор. Вопрос этот чрезвычайно важен, так как именно здесь вырисовываются симпатии и антипатии автора, его политическое лицо, его принадлежность к тому или иному направлению, его гражданская позиция.
После завоевания Грецией независимости идеи просветителей, ратовавших за демократические порядки, были отвергнуты греческой буржуазией, нападавшей на афинскую демократию и прославлявшей монархический строй античности, в первую очередь монархии Филиппа II и Александра. В результате в Греции установилась монархия: сначала абсолютная (1832—1863 гг.), а затем конституционная (1863—1946 гг.). Все это оказало пагубное влияние на формирование взглядов греческих историков античности.
Отрасль греческой исторической науки, посвященная эллинизму, базируется на свидетельствах античной историографии, преклонявшейся перед македонскими и эллинистическими царями (первых поколений), и мало обращается к археологии, эпиграфике, нумизматике. Причина кроется в том, что греческие историки античности рассматривают преимущественно культурно-просветительскую сторону эллинизма, т. е. такие его черты, которые наиболее отчетливо прослеживаются именно у греко-римских авторов.
Так сложившаяся во второй половине прошлого века греческая историография надолго определила интерес историков к неограниченной монархии эллинистического времени, пионером которой считался Александр Македонский.
Что характерно вообще для греческой историографии? Некритической отношение к свидетельствам античных источников, увлечение личностью Александра и культурным аспектом эллинизма, отказ от рассмотрения социально-экономических условий эпохи, пренебрежение социальными движениями.
В трудах греческих историков античности второй половины XIX в. прослеживаются два направления: энигонизм и эллиноцент- ризм,—которые получают дальнейшее развитие у авторов нашего столетия и.
Э н и г о н и з м — это почитание греко-римских установлений, стремление возродить политические и социальные институты древней Греции и Рима. Культ античного общества привел даже к идеализации рабовладельческого строя. Сторонниками эпигониз- ма были виднейшие историки античности XIX в.— К. Папарриго- пулос, С. Ламброс, А. Киприанос, Н. Политис12. Э л л и н о ц е н т - р и з м — это утверждение универсальности древнегреческой культуры и ее особой роли в мировом развитии. К числу поклонников этого направления принадлежали С. Васис, П. Каролидис, С. Кугеас, X. Цунтас13. Это направление нашло отражение в трудах некоторых историков послевоенного периода (Т. Сарантис, X. Нал- час, К. Вурверис) 14, выступивших с позиций абсолютного превосходства «эллинского начала» в жизни европейских народов и в сложении мировой культуры.
Разграничение между эпигонизмом и эллиноцентризмом является относительным и условным и определяется в основном отбором источников. В то время как сторонники эпигонизма опирались преимущественно на Полибия, Ливия и ряд грекоязычных авторов позднеэллинистического времени (Павсаний, Полиэн, Афиней, Элиан), сторонники эллиноцентризма обращались предпочтительно к Плутарху, Арриану, Страбону, Аппиану и отчасти к Диодору, Курцпю, Юстину.
Следуя за Полибием, сторонники эпигонизма считают эллинизм продолжением греческой классики и признают объединяющую роль римлян для эллинистических царств. Ливия они считают правдивым писателем, создавшим «истинную историю», в которой, по их мнению, есть все — осуждение действий римских консулов в Греции и царей-реформаторов Набиса, Филиппа V, Персея, отрицательное отношение к выступлениям массы обездоленных. Пав- санпй привлекает их тем, что он идеализировал древность, афинскую демократию и императорский Рим.
Наибольшим расположением сторонников эллиноцентризма пользуется Плутарх, из биографий которого они черпают «доказательства» культурного превосходства греков над «варварами». На свидетельства Плутарха опирались К. Вурверис и К. Стерьопу-
лос, говорившие в 1967—1974 гг. об особой роли греков в создании мировой цивилизации. С той же целью обращается греческая историография и к Страбону. Его пренебрежение к «варварским народам» импонирует тем греческим историкам, которые стремятся показать воздействие эллинской культуры на Восток через градостроительную деятельность Александра Македонского и его преемников.
Сторонники эллиноцентризма охотно обращаются к Арриану для доказательства непрерывности и устойчивости эллинского культурного начала в развитии Греции, Востока, Рима, Византии. При этом из Арриана они берут только то, что служит задачам прославления Александра, и отбрасывают все, что может повредить славе великого полководца.
Диодор невысоко ценится эллиноцентристами за умереннокритическое освещение событий древности и за то, что на первое место он выдвигает исторический факт — описание битв и связанных с ними массовых сцен убийств, насилий, произвола. Но в силу того, что сицилийский автор — эклектик, некоторая доля восхваления «выдающихся деятелей» у него имеется, что и испольау- ется греческой историографией.
Отрицая историческую значимость сочинения Курция «История Александра Македонского», сторонники эллиноцентризма тем не менее пользуются его свидетельствами в дополнение к апологетическим источникам. Они выбирают из сочинения Курция положительные оценки деяний Александра и отметают все негативное как недостоверное. Таким образом, используется наиболее слабая сторона Курция и отбрасывается сильная — сложный социальный фон, на котором происходил восточный поход, рост недоволь^ ства восточной политикой, протест покоренных народов. Триумф Александра на Востоке нечетко выявлен в сочинении Курция, резче проступают силы, враждебные ему,— и это основная причина ограниченного использования свидетельств римского историка.
С такой же меркой- авторы, принадлежащие к этому направлению, подходят к сочинению Помпея Трога (в пересказе Юстина). Критическое отношение Трога к деятельности «великих людей» древности шокирует греческих историков-немарксистов, но их вполне устраивают описание жизненного уклада македонских племен до Филиппа, критика афинской рабовладельческой демократии, восхваление Птолемея Лага и Пирра 15.
Аналогичным образом относятся представители эллиноцентризма к творчеству другого автора римского времени — Аппиана. Его своеобразная концепция местного, восточного патриотизма 16, противопоставленного гражданским войнам внутри эллинистических царств, для них неприемлема, поэтому они берут из Аппиана только те страницы, на которых описывается эллинское проникновение в Азии при первых Селевкидах, и отметают рассказ о внутренних смутах, о противодействии римской захватнической политике со стороны Персея, Андриска, Селевкидов.
Сторонники обоих этих направлений разделяют основные положения античных историографов о превосходстве греков и римлян, об их праве на господство в мире, о просветительской деятельности Александра и его преемников в Азии, о культурном начале, объединяющем различные народы, и о том, что «порча нравов» ведет к гибели древние цивилизации. Отсюда отдельные греческие историки делают вывод о «присущем человечеству антагонизме», проявлявшемся в древности так же, как и в современном обществе. Прилагая к древности понятия современности, греческая немарксистская историография модернизирует ее, доказывая культурное превосходство Запада, в частности Греции, с древнейших времен и до наших дней и его выдающуюся роль в создании мировой цивилизации. По мнению X. Налчаса, К. Вурвериса и некоторых других греческих историков, эллинская культура, распространившись на Восток, создала там очаги цивилизации, но сама осталась стойкой к чуждым влияниям. Оперируя антиисторическими аналогиями, они доказывают «спасительность римского господства для Эллады и его благотворное влияние на развитие народов Востока», выступления которых против римской власти расцениваются ими как «антигуманистические» 17.
Для современной греческой немарксистской историографии типично еще одно направление — э л л и н о х р и с т и а н с т в о . Оно включает не только прославление древности, но и культ личности, эллинской образованности и христианской догматики.
В 1945—1966 г. доктрина эллинохристианства лежала в основе всей официальной идеологии. В 1967—1974 гг. неофашистский режим настойчиво внедрял среди историков античности свои установки под знаменем «христианства» и «эллинства», стремясь заручиться поддержкой идеологов буржуазии, сблизить их с теологами и поставить историю древней Греции на службу новой власти с целью доказательства, что истоки греческой нации —это эллино- центризм и христианство 18.
Апологеты эллинохристианства призывали к «возрождению» древнего эллинства !9. Именно в это время профессора В. Томада- кис, Г. Раммос, С. Андреадис, К. Стерьопулос требовали «гармонии общества и личности» 20.
Идеологи неофашистского режима задались целью «восстановить историческую истину», прибегая к невиданному доселе насилию и произволу, введя запрет на все лучшее в древнегреческом и эллинском наследии21.
Большинство греческих историков, занимающихся эллипизмом, уделяют особое внимание идеологической подготовке восточного похода, связываемого ими с разработкой панэллинской идеи. «Главным панэллинистом» они объявляют Исократа, считая, что уже его первые судебные речи (около 403—402 гг. до н. э.) содержали призыв к единству греков для совместной борьбы с Персией.
Они считают Исократа идейным вдохновителем практической деятельности Филиппа и Александра, делая отсюда вывод о про
зорливости Исократа, якобы предугадавшего на много веков вперед ход истории и распознавшего корни извечной вражды Европы и Азии22.
Другим идейным вдохновителем Александра Македонского греческие историки в один голос называют Аристотеля.
Характерно, что, возвеличивая Исократа и Аристотеля, отдельные историки23 незаслуженно чернят Демосфена, считая его политику «антинациональной» и близорукой, так как усилия афинского демократического оратора были направлены на создание союза греческих городов для предотвращения македонской агрессии против Эллады.
В центре внимания греческой историографии на протяжении последнего столетия находится личность Александра Македонского. Преувеличивая культурные и политические аспекты восточного похода, связывая ход исторического процесса с одаренной личностью, греческие ученые-немарксисты не скрывают своего преклонения перед македонским полководцем. В их подходе к изучению эллинизма, как правило, отсутствует социальный анализ. Даже когда в их работах содержится поверхностное изложение тех или иных классовых противоречий, оно явно проигрывает по сравнению с описанием деятельности Александра24.
Греческая буржуазная историография, исходящая из идеалистического понимания истории, не в состоянии дать всестороннее освещение эллинизма. Понять эллинизм и его место в истории античного общества можно только на основе анализа развития рабовладельческой формации, а не «культуротворческой» деятельности македонского царя. Но как бы греческие историки-немарк- систы ни пренебрегали социальной стороной эллинизма, она проступает в их работах, хотя и искаженная кривым зеркалом эллиноцентристской концепции, приписывающей все лучшее Западу и отрицающей самостоятельное развитие «отсталого» Востока.
Марксистский подход к разбору социальных движений периода восточного похода Александра выявляет научную несостоятельность греческой буржуазной историографии. «Величие намерений и дел» македонского полководца заслоняют от греческих авторов широкий фронт социальных движений, проявлением которых можно считать борьбу восточных народов против иноземного ига, а также столкновения демократических и олигархических партий в Греции, стремление эллинских полисов сбросить македонское владычество.
Анализ источников не подтверждает положений греческой историографии о «национальном» сплочении греков мудростью Александра и о «радушном приеме», оказанном македонскому царю на Востоке.
Многие греческие авторы не затрагивают вопрос о существовании рабской зависимости в эллинистическое время. Однако повсеместное развитие на Востоке различных форм рабства и усиление эксплуатации свободных производителей доказываются выступле-
нпями свободных и рабов (в Египте, Пергаме, на Родосе, в Греции) в позднеэллинистическое время, так же как и отпуском рабов на волю (манумиссии) и созданием социальных утопий (Ямбул, Эвгемер).
Эллинизм — это не особая культурная эпоха, как принято считать в греческой немарксистской историографии, а определенная ступень развития рабовладельческого способа производства, породившая новые формы политического объединения, основанные на ограничении свободы полисов при неограниченной царской власти. Поэтому эпоха эллинизма быстро исчерпала себя, что отрицается греческой буржуазной исторической наукой, видящей только культурный аспект эллинизма, не утративший значения ни в римское, ни в византийское время.
* * *
Автор считает своим долгом принести глубокую благодарность востоковедам и историкам античности, прочитавшим рукопись настоящей книги и сделавшим ценные замечания или консультировавшим его по отдельным проблемам: академику АН ТаджССР Б. И. Искандарову, члену-корреспонденту АН ТаджССР Б. А. Лит- винскому, И. С. Кацнельсону, А. Д. Литману, Д. Г. Редеру, И. С. Свенцицкой, а также ученым отдела древнего Востока ИВАН СССР, кафедры истории древнего мира МГУ, кафедры всеобщей истории Казанского университета, Института истории им. Дониша АН ТаджССР и Института балканских исследований в Салониках за любезно присланную историческую литературу по теме.
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ ЭЛЛИНИЗМА И ИХ ОЦЕНКА ГРЕЧЕСКОЙ ИСТОРИОГРАФИЕЙ
Классический период истории Эллады вызывал пристальный интерес у представителей греческой культуры на протяжении многих веков в ранней и поздней античности, в эпоху римского владычества, Византийской империи, Возрождения, в период турецкого господства и особенно в последние полтора века, после получения Грецией политической независимости. Меньший успех выпал на долю эпохи эллинизма, начало которой положил восточный поход греков и македонян, в результате чего была создана могучая держава в составе Македонии, Греции и персидской монархии. За три столетия (IV—I вв. до н. э.), условно названных эпохой эллинизма, возникли, расцвели и завершили круг своего существования качественно новые государственные объединения — эллинистические монархии, контуры которых наметились к уходу из жизни первых преемников Александра Македонского. К концуI в. до н. э., с гибелью последнего эллинистического государства — царства Птолемеев в Египте, в Восточном Средиземноморье установилось господство Рима.
Эпоха эллинизма крайне бедна источниками: до нас дошли лишь незначительный отрывки в сочинениях позднейших авторов. Более полно отражен в источниках период Александра Македонского, для которого историческая наука располагает сочинениями Арриана, Плутарха, Диодора, Курция, Юстина, не считая дополнительного материала, разбросанного в трудах других авторов (Полибий, Страбон, Аппиан, Полиэн, Павсаний, Афиней и др.). Александр Македонский — наиболее яркая фигура своего времени, и этим объясняется интерес древних к нему._ Поиск источников для исследования эпохи эллинизма начался уже в период античности: как правило, дошедшие до нас сочинения создавались на основе первоисточников, наиболее импонировавших тому или иному автору. Правда, не всегда древние прямо указывали своих предшественников, как это, например, делал Арриан; но даже когда античные авторы не называли источников (Аппиан), новейшая историография сумела разобраться в этом вопросе.
Обычно после классического периода истории древней Греции
и времени Александра ис- ^следователи переходили к ис- ^тории Рима, минуя кровавую -вражду преемников Алек- асандра и бесконечные войны, последовавшие за смертью Lмакедонского царя. Вполне * кможно согласиться с К. Па- [ , п>у , ~парригопулосом, отметившим, что послеалександровское щдж \1время отпугивало отсутствием фактического материала и скудостью источников. В то же время память о величии классической Эллады не покидала греческих исследова- ' IT 41 ж; телей даже в мрачную эпоху f 0 i османского владычества. Многие греки, эмигрировавшие в Западную Европу, в своих сочинениях ссылались на античных историографов, писавших об эллинской классике и Александре Македонском.
Специфика исторического развития Эллады в период османского владычества (XV — начало XIX в.) наложила печать па работы греческих авторов, интересовав-шихся тематикой антитурец- т\т „
~ ^ Геродот. Римская копия IV в. Музеикои освободительной борьбы. «Метрополитен». Нью-ЙоркВзгляды представителей греческого Просвещения, боровшихся против феодальной идеологии, исходили из отрицания теократического правления. В XVIII—XIX вв. греческие просветители пропагандировали идеи классической Эллады, стремясь найти у древних авторов достойные примеры для пробуждения греческого национального сознания. Они старались соединить древнегреческую классику с научными знаниями, борясь против феодальной реакции и религиозного фанатизма. Эта борьба прослеживается в трудах А. Кораиса (1748—1843), К. Кумаса (1777— 1836) и других греческих просветителей!. Отдельные апологеты христианства, защищавшие отживающие феодальные устои, начали травлю носителей передовой идеологии, запретив их труды.
Своеобразным рубежом в развитии греческой исторической науки явились 30-годы XIX в. Обретя политическую независи
мость, Греция оказалась перед выбором лучшей формы правления. Сразу возрос интерес к эллинской классике, особенно к афинским демократическим установлениям и вождю афинской демократии Демосфену. Из исторической литературы этого времени наибольшее значение имеют исследования, авторы которых восторженно отзывались о демократических порядках Афин.
Начинают переиздаваться подлинные тексты античных авторов2. Просвещенные деятели Греции знакомят общественность с сочинениями константинопольского патриарха Фотия (IX в.), византийского лексикографа Свиды (X—XI вв.) и греческого грамматика Дмитрия Халкондила (XV в.). Обращение к их творчеству не случайно. Все они были своеобразными хранителями наследия древних. Фотий включил в свою «Библиотеку» до 280 отрывков древних авторов, предпослав им аннотации, причем он, возможно, еще имел в руках подлинные сочинения Ктесия, Феопомпа, Эфора, от которых до пас дошли только фрагменты. Фотий также сделал извлечения из труда Арриана «История после Александра», которая не сохранилась3. «Библиотека» Фотия была использована издателями и комментаторами для уточнения биографических данных Арриана. Свида в своем «Лексиконе» также использовал большое количество источников, не дошедших до нас, особенно исторических и философских. Ему мы обязаны многими сведениями об эллинистических авторах. Вполне справедливо мнение, что наше представление о древней Греции и времени эллинизма было бы беднее без сочинения Свиды. Его «Лексикон» был впервые издан в Милане (1499 г.) Дмитрием Халкондилом, написавшим греческую грамматику, выпущенную там же. Халкондил пропагандировал наследие греческой классики, издав во Флоренции Гомера (1488 г.), а в Милане — сочинения Исократа (1493 г.).
Греческое антиковедение всегда отдавало предпочтение своим, «национальным» историографам античности. Во второй половине XIX в. греческие историки (А. Киприанос, Г. Вернардакис и др.) берутся за изучение наследия Фукидида, Исократа, Плутарха и Арриана4. Появляются работы о древней Македонии и древней Греции, созданные на основе широкого использования античной историографии5. Следует, однако, заметить, что, оценивая труды античных авторов, греческие исследователи не учитывали социально-экономических условий того времени, когда жили и творили древние историки. Эти слабости присущи и работам крупнейшего авторитета прошлого века К. Папарригопулосав.
В первой половине нашего столетия интерес к изучению античных историков в Греции не ослабел. П. Каролидис, предпославщий введение к очередному изданию труда К. Папарригопулоса «История греческой нации», дополнил его новыми данными, но остался в рамках апологетической западноевропейской концепции7.
Греческое антиковедение нового и новейшего времени почти полностью разделяет взгляды ранних истолкователей и комментаторов античной традиции и отмечено небольшим количеством ори-
гинальных работ по частным вопросам (В. Л а у р д а с . Исократ н его эпоха; он ж е. Личность Александра Великого по Арриану, и др .8) . Тот же некритический подход к источникам наблюдается в общих работах, посвященных Александру и эллинизму9. Современный историк Г. Кордатос10 подверг основательной критике греческую немарксистскую историографию, указав на порочную теорию цикличности, характерную для большинства исследователей. Большой интерес представляют также труды прогрессивного историка П. Лекацаса и.
Вопрос о классовой борьбе в эпоху эллинизма, как правило, не находит должного освещения в исследованиях греческих историков, не замечающих антагонизмов в недрах рабовладельческого строя, где борьба велась не только между рабами и рабовладельцами, но и между свободными неимущими и зажиточными. Понятно, что обострение классовых противоречий наблюдается в позднеэллинистический период, когда выступления свободных неимущих сомкнулись с протестом рабов. Весь этот материал мы находим у Полибия и Ливия, в трудах которых частично отражены социальные противоречия античного общества.
Социальную борьбу эпохи эллинизма нельзя рассматривать оторванно от понятия рабовладельческой формации, между тем ряд греческих авторов не видят ведущей черты эпохи — рабовладения. А ведь этот вопрос чрезвычайно важен для понимания исторической роли эллинизма в системе рабовладельческих отношений в Восточном Средиземноморье. Правда, проблема рабства мало занимала античных авторов, воспринимавших рабовладение как нечто раз и навсегда данное. Тем не менее в любом из их сочинений имеются указания на рост рабовладения и на увеличение доли рабского труда. Вообще изучение античных источников дает возможность правильно ответить на постоянно возникающие спорные вопросы по периоду классической Греции и эпохе эллинизма.
Наибольшую ценность для изучения эпохи эллинизма представляет сочинение ПолибияуПервым из греческих йсторйков'ШГ это указал Папарригопулос. Он отметил оригинальность взгляда Полибия на историю как на науку, что имело немаловажное значение для греческого общества второй половины XIX в. В предисловии к первому тому «Истории греческой нации» Папарригопулос писал, что история вообще содержит политические уроки, которые могут быть полезными при сопоставлении эллинской и римской истории12. Поэтому он, как и другие греческие историки прошлого века, в своих трудах широко пользовался Полибием как первоисточником13.
В годы деятельности Папарригопулоса изучение античности в Греции, особенно в стенах Афинского университета, получило значительный размах. Будучи профессором истории и позже ректором первого университета свободной Греции, Папарригопулос много сил отдал изучению древности. В своих официальных выступлениях он постоянно призывал греческое правительство спо-
собствовать расширению исследований по древней истории — «науки поучительной» и. Интересно мнение Папарригопулоса по поводу важности изучения источников и отдельных исторических трактатов: «Специальные исследования лучше выявляют факты, чем общая историография. Здесь неизбежны детали, помогающие историку выделить круг вопросов, исходя из которых можно построить блестящее здание доводов» 15. В противоположность многим своим современникам Папарригопулос признавал закономерный процесс развития истории как науки. Эти взгляды он излагал в «Истории греческой нации» и ряде других работ: «Избранные странички моих мемуаров» 16, «Исторические трактаты по выбору автора» 17 и др.
В оценке Папарригопулосом источников, с одной стороны, ощущается его зависимость от И. Дройзена, особенпо в анализе деятельности македонских царей Филиппа II и Александра, а с другой — обнаруживается известное влияние английского историка Дж. Грота в осмыслении основных моментов истории классической Греции. Но это не означает несамостоятельности греческого историка, который во многом критически подошел к концепциям Дройзепа и Грота. Воздействие пемецкой и английской историографии на греческих исследователей истории древнего мира было в то время весьма значительно и, естественно, не обошло Папарригопулоса. По замечанию А. Даскалакиса, фундаментальный труд Папарригопулоса оказал огромное воздействие на всю последующую греческую историографию и филологическую науку18.
В сложных для греческой науки условиях Папарригопулос приступил к работе над «Историей греческой нации» 19. В то время широко бытовало мнение, что эллины, как таковые, исчезли с лица земли за многие века войн и социальных потрясений, что современные греки никакого отношения не имеют к древним, что они утратили языковую традицию и являются потомками славянских или других «варварских» племен. Некоторые исследователи даже утверждали, что битва при Херонее (338 г. до н. э.) была концом Греции и что с этого времени уже не имело смысла говорить о существовании Эллады. Все эти гипотезы казались основательными после выхода в свет труда И. Ф. Фалмерайера «О происхождении новогреков»2®. Профессор истории и член Мюнхенской Академии наук, Фалмерайер писал в работе «История полуострова Морей в средние века» 21,что «эллинский род в Европе угас» 22. Папарригопулос первым отверг антинаучную концепцию Фалмерайера и его доводы, что современные греки — славяне по происхождению23.
В 1859—1860 гг. был издан двухтомник К. Папарригопулоса «История греческой нации с древнейших времен до новейших» 24. Несколько ранее (1856 г.) было издано широко известное в Греции сочинение «О начале и формировании племен древнегреческой нации»25, а двумя годами позже — «Исторические трактаты» 26— изыскания по общим проблемам древнегреческой истории.
«История греческой нации», первый том которой увидел свет в 1860 г .27,—важнейшее достижение греческой исторической науки прошлого века.
Обращаясь к Полибию — основному первоисточнику по истории эллинизма, греческое антиковедение второй половины прошлого века28 находило в его творчестве много общего с творчеством Фукидида, подчеркивая их несомненную связь и преемственность, а в философском плане — зависимость от воззрений Аристотеля. Исходя из этих положений, греческие историки сделали выводо том, что эпоха эллинизма является продолжением истории классической Греции и что нет разницы между воззрениями Полибия и Аристотеля на назначение города-государства. Позднейшие греческие авторы неизменно апеллировали к Полибию для доказательства этих положений. (Греческие исследователи называютII век до н. э. веком Полибия, подчеркивая тем самым его непосредственное влияние на всех ^последующих античных авторов (Посидоний, Диодор, Плутарх, Арриан, Аппиан, Дионисий Галикарнасский, Страбон, Ливий).
Считая Полибия главнейшим источником по эллинизму, мы одновременно постараемся опровергнуть ошибочные взгляды отдельных греческих авторов па сущность его историко-философских концепций.
Действительно, Полибий, историк самобытный и оригинальный, старался подражать Фукидиду в обстоятельности изложения, в цитировании подлинных документов и речей. Аристотель, хотя и был. знаком с сочинением Фукидида, нигде о нем не упоминал. Исходя из этого, некоторые историки прошлого века утверждали, что, по Аристотелю, история занимается лишь «частным» (объективная хронология и изложение), а не «общим»; поэтому он считал ее разновидностью поэтического творчества, придавая особую роль эпической и драматургической поэзии29. Несомненно, драматическое искусство классического периода, отражавшее политическую борьбу своего времени, живо откликалось на все события, являясь своего рода «наставником» жизни30. А эллинская традиция написания исторических трудов, идущая от логографов и продолженная Геродотом, который многое заимствовал у Гекатея Милетского и пророчеств Дельфийского оракула, давала Аристотелю основание оценивать выше поэтическое творчество, чем историю. ^
Первым нарушившим эту традицию был Фукидид, попытавшийся проанализировать и связно изложить превратности изнурительной 27-летней борьбы Афин и Спарты за главенство в Элладе. Фукидид, провозгласивший принцип полезности истории, наивно полагал, что все происходит «по свойству человеческой природы», а посему его труд имел практические цели — «быть достоянием навеки» [Thuc. I, 22, 4].
Несомненна связь писательской манеры Фукидида и Полибия, одинаково серьезно отнесшихся к истории, изгнавших со страниц своих повествований все неправдоподобное и сверхъестественное.
Но Полибия от Фукидида отделяет трехвековой период, за который эллинский город- государство угас, уступив место эллинистическим монархиям, федерациям и союзам.
Греческое антиковедение, сопоставляя Полибия с Фукидидом, видит в эллинизме продолжение истории полисов классической Эллады, игнорируя тот факт, что полис окончательно утратил свое значение автаркного города- государства 31. Связь ФуКидй- да с Полибием несомненна, но лишь в подходе к описываемым событиям: Фукидид* историк классической Греции, выступал как выразитель полисной идеологии, а Полибий, историк эллинистической эпохи, создал ТРУД» осветивший события всемирной истории, где основным действующим лицом был Рим, военно-централизованная держава, сумевшая за полвека распространить свое влияние по всему миру (мировое господство еще мыслилось в рамках державы
Фукидид. Римская копия IV в. Александра Македонского).Национальный музей. Неаполь Поэтому ошибка грече
ского антиковедения прошлого века в подходе к Полибию
кроется в неверном понимании его философских взглядов, якобы продолживших линию воззрений философов от Платона до Аристотеля, выступавших в защиту полисного строя32. Современные греческие авторы (А. Далезьос, И. Папаставру), делая ту же ошибку, пе приемлют марксистское определение полиса и его места в жизни античного общества33. «История классической древности,— писал К. Маркс,— это история городов, но история городов, основанных на земельной собственности и земледелии» 34. Отсюда проистекали две собственности на землю в античном обществе — общинная и частная, причем вторая предполагала обязательную принадлежность к гражданской общине. К. Маркс указывал, что экономической основой полиса было производство сво-
К
Фрагмент рукописи сочинения Фукидида. ОксиринхскЪш папирус № 16. Пенсильванский университет. Филадельфия
бодных земледельцев и ремесленников, но не рабов35. Поэтому дальнейшее развитие рабства и проникновение его во все сферы хозяйственной жизни полиса вело к обнищанию граждан и к кризису города-государствазв.
/ \ В условиях древней Греции наиболее острые социальные
(I столкновения происходили между обедневшими гражданами и богатой торгово-земельной знатью (что отмечал еще Платон), а выступления рабов носили спонтанный, разрозненный характер. Но в эпоху римского господства в Средиземноморье борьба шла между рабовладельцами и рабами.
Развитие рабства влекло за собой кризис полиса (не случайно монархические взгляды Аристотеля претерпели изменение в сторону «умеренной» формы правления — политии), который в Гре-
( ции начался в IV в. до н. э., а в Риме —во II —I вв. до и. э. Этот процесс в Греции и в Риме характеризовался общими закономер- постями: концентрация земель в руках пемногих и обнищание основной массы свободных производителей. В экономике это влекло к всеобъемлющему применению рабского труда, а в полн-
j тике — к краху полиспой идеологии. На смену воззрениям идооло- I гов классического города-государства (Платон, Аристотель, Исо
крат, Демосфен) пришли идеи космополитизма и индивидуализма (стоицизм), отразившие кризис полиса в сфере идеологии.
V Теория «смешанного государства» Полибия отражала взгляды стоиков эллинистической эпохи в противоположность «полисным» воззрениям идеологов классического периода. Правда, Аристотель, занимавший промежуточное положение между классикой и эллинизмом, как бы венчает первую и начинает второй. Воззрения Аристотеля о необходимости средней формы правления — политии, «сложенной из многих», а поэтому лучшей,—нашли отражение
i в его «Политика» [IV, 9, 6, 1295Ь]. Эту мысль Стагирит подтверждает примерами «смешанного устройства» в Спарте, на Крите, в Афинах при правлепии Солона. Но аристотелевская теория «смешанного устройства» не выходит за рамки полисной идеологии.
^ Полибий, бесспорно опираясь на Аристотеля и иных своих пред- шественников, создал теорию «смешанного правления», основан-
\ ную на римской конституции. Успехи Рима и его быстрое превра- ; щение из италийской общины в сильнейшую средиземноморскую1 державу оказали решающее влияние на формирование философ
ских воззрений Полибия. «Раньше,— пишет он,— события на земле совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое место, особые цели и конец. Начиная с этого времени история становится как бы одним целым, события Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинскими, и все сводится к одному концу. Вот почему с этого именно времени мы начинаем свое изложение» [Polyb. I, 3, 3—5].
Начало всемирной истории Полибий связывал с превращением Рима в средиземноморскую державу. Ряд греческих историков, также придерживавшихся проримских взглядов, подобно Поли-
бию, считали, что эпоха эллинизма кончается с вторжением римлян в Иллирию или, в лучшем случае, 146 годом до н. э., временем разрушения Муммием Коринфа37. Папарригопулос указывал на романофильство Полибия наряду с глубоким эллинским патриотизмом. Проримские симпатии Полибия греческий историк объяснял своеобразием мировоззрения античного автора, находившегося под сильным впечатлением успехов римской завоевательной политики 38. С неподдельной скорбью Папарригопулос писал о разграблении и сожжении римским полководцем Муммием Коринфа [Just. XXXIV, 2], когда вместе с историческими памятниками была погребена свобода Греции. Полибий, участник этих событий, сообщал, что видел, как римские легионеры играли в кости на полотнах великих мастеров [Polyb. XXXIX, 13]. Однако Полибий не осуждал римлян и считал действия Муммия законными. Павса- ний также вспоминает эти события: «Муммий срыл крепостные стены во всех эллинских городах, воевавших против Рима, упразднил демократическое правление и запретил гражданам приобретать недвижимость за пределами их территорий» [Paus. VII, 16,9].
Нет сомнения, что Полибий превратился в приверженца римских порядков. Однако видеть причину проримских взглядов Полибия лишь в его личных симпатиях к Риму недостаточно. Объяснение следует искать в социально-экономических условиях эллинистического мира. Поэтому прав советский историк А. Г. Бок- щанин, метко заметивший, что «при разборе проблемы эволюции политических взглядов и симпатий Полибия в первую очередь приходится учитывать все более и более обострявшиеся социальные отношения в собственно Греции, а также в азиатских эллинистических государствах» 39.
Римляне вопреки мнению Полибия своим вторжением в Грецию и на Восток положили конец единству эллинистического мира. Это единство продолжало существовать, несмотря на образование эллинистических монархий на развалинах державы Александра: государства не имели четких территориальных границ, крупные торговые центры, такие, как Родос и Коринф, осуществляли посредническую торговлю между царствами, а религиозные центры на Делосе и Косе почитались всеми правителями. Но временный экономический подъем, созданный эллинизмом, вскоре сменился упадком, стремлением к разобщенности, что дало возможность Риму установить гегемонию в Средиземноморье. Поэтому нельзя согласиться с Полибием в том, что всемирная история начинается со 140-й Олимпиады; она началась раньше, с возникновением эллинизма, который уже к концу III в. до н. э. втянулся в кризис, подготовивший почву для римского завоевания Греции и Востока40.
Что же предлагал Полибий взамен аристотелевской теории «смешанного устройства»? Римскую твердую власть, которая, по мнению античного историка, наилучшим образом осуществляла идею «смешанного правления», где сплелись воедино элементы монархические (консулы), аристократические (сепат) и демокра
тические (комиции) 41. Подвергнув тщательному разбору конституции эллинских полисов, Полибий пришел к мнению, что только спартанская заслуживает должного внимания, так как Ликургово законодательство обеспечивало спокойную жизнь граждан и гарантировало от междоусобиц. Но в интерпретации Полибия спартанское умеренное законодательство было приемлемо лишь в условиях автаркного полиса, поэтому попытка лакедемонян установить гегемонию в Элладе окончилась неудачей [Polyb. VI, 49, 1—10; 50, 1—2]. Так, исходя из реальной ситуации, существовавшей в эллинистическом мире, раздираемом кризисом и внутренними смутами, Полибий пришел к мысли, что лучшее правление — римское [Polyb. VI, 50, 6], что только Рим способен установить гегемонию над другими государствами и обеспечить спокойствие правящего класса.
Проримские симпатии Полибия отразили реальный процесс кризиса замкнутой полисной системы и стремление насаждать антиполисную, более гибкую форму правления, отвечающую интересам правящих кругов римского рабовладельческого общества 42.
Полибий — историк глубоко социальный, отразивший в своих философских исканиях интересы правящих кругов греческого общества, увидевших в римлянах силу, способную уберечь их от социальных потрясений. Но греческий автор П. Гиокас видит в Полибии беспристрастного историка43. Сам Полибий, возможно, и стремился к объективности и беспристрастности: «В историческом повествовании необходимо отрешиться от деятелей и лишь к самим действиям их прилагать соответствующие мнения и суждения» [Polyb. I, 14, 5]. А вслед за этим, провозглашая принцип «восхваления или порицания», Полибий отходит от объективности, предлагая свою собственную оценку происходящих событий.
Бесспорно, в историческом повествовании всегда присутствует элемент субъективности и направленности, ибо любой автор преломляет события через личное восприятие, и здесь классовая ориентация играет первостепенную роль. История как наука, указывал В. И. Ленин, требует рассмотрения событий в развитии, где описание и осмысление идут рядом и позволяют из известных фактов сделать надлежащие выводы44. Поэтому принцип «беспристрастности» истории, или, в нынешних условиях, «надклассово- сти», приводит на практике к защите основ существующего строя, что и делают некоторые представители современной греческой историографии, постоянно обращающиеся к Полибию, который признавал приоритет твердой римской власти в области политики и превосходство эллинов в духовной сфере45.
Полибий сам опроверг этот принцип «стороннего» наблюдателя. Он четко формулировал отношение к происходящим событиям, всегда подчеркивая свою классовую принадлежность. Полибий, сын стратега Ахейского союза, принадлежал к аристократической верхушке греческого рабовладельческого класса и сам был видным
деятелем этой симполитии. Связав свою судьбу с правящими кругами Рима, Полибий пользовался среди своих сограждан славой не только знаменитого историка, но и дальновидного политического деятеля, пекущегося о процветании Ахейского союза. Поэтому Павсаний, малоазийскнй грек, современник Адриана и Антонинов, в «Описании Эллады» лестно отзывается о его деятельности на благо родной Ахайи: «...он стал союзником римлян, и... ему удалось успокоить их гнев на Элладу... Этот Полибий написал историю римлян... Те эллинские города, которые входили в Ахейский союз, получили от римлян разрешение, чтобы Полибий устроил их государственные правления и написал для них законы» [Paus. VIII, 30, 4]. Как видно из свидетельства Павсания, в век Антонинов высоко ценили общественную деятельность Полибия, «усмирителя» римского гнева на Элладу во время неудачной попытки последнего македонского царя Персея сбросить чужеземное владычество. Не зря Павсаний называет Полибия автором римской истории. Его труд — «Всемирная история» в 40 книгах — охватывал события, происходившие в Греции, Македонии, Карфагене, Египте, Азии, Риме вплоть до 146 г. до н. э.*, времени окончательного завоевания римлянами Эллады. Но основным стержнем повествования была история Рима, его победоносное шествие по средиземноморскому миру, ослабленному внутренним кризисом и междоусобными распрями внутри эллинистических царств.
Свое политическое кредо Полибий выразил в речи Калликрата, стратега Ахейского союза, посланного в Рим с просьбой о помощи: «В наше время каждый строй имеет две партии (курсив наш.— Д . Ц.). Одна из них поддерживает римский порядок и уважает волю римлян больше, чем законы, договоры и прочее. Другая партия ставит выше свои законы, соглашения, клятвы, убеждая чернь не нарушать их без надобности. Эта последняя точка зрения отвечает больше чувствам ахеян. Вот почему сторонники римлян считаются нечестными и чернь их презирает» [Polyb. XXIV, 11, 2—15]. Ясно, что Полибий придерживался проримской ориентации, за что его высоко ценили и греки и римляне [Strab. I, 14; Liv. XXX, 45, 5].
Греческое антиковедение как нового, так и новейшего времени хвалебно отзывается о труде Полибия, сторонника твердой власти и защитника рабовладельческого класса. Его враждебное отношение к массе обездоленных, постоянное порицапие демократических деятелей (Агиса, Клеомена, Набиса) отмечено в трудах К. Па- парригопулоса, А. Лазару и других историков, классовая принадлежность которых не вызывает сомнений46. Некоторые греческие историки предпочитают умалчивать о социальном движении в Пелопоннесе; прежде всего это относится к демократическим преобразованиям в Спарте, когда во главе правления стал Набис, уничтоживший олигархию и осуществивший ряд реформ47. Особенно четко это прослеживается в работе П. Гиокаса «Филипп V. Первое столкновение эллинизма с Римом».
Полибий хорошо знал Грецию и Рим, писал только о гом, чему сам был свидетелем48. Но его политические воззрения заслоняли реальную картину социальных выступлений в Греции и на Востоке в период эллинизма, а также мешали ему видеть внутренние противоречия Римской республики II в. до н. э., раздираемой смутами. Поэтому можно сказать, что Полибий был последним историком республиканского Рима, ратовавшим за «смешанное» республиканское правление, когда сама республика клонилась к упадку и социальные потрясения (движение Гракхов) подготавливали почву для установления императорской власти Августа.
История в понимании Полибия — серьезное исследование, устанавливающее причинно-следственные связи событий: «Чтение истории становится полезным, если в рассказе выяснены и причины». Поэтому историческое повествование служит практическим целям: «Изучение минувших событий во всех подробностях и в их истинном значении может дать руководящие указания относительно будущего» [Polyb. XII, 25]. Полибий поясняет свою мысль: «...мы изЬрали для себя тот вид истории, который занимается судьбами государств» [Polyb. IX, 2]. Он стремится выяснить закономерности отдельных событий и связать их воедино с судьбами всех народов. Полезность истории он понимает прагматически — быть необходимой для государственных деятелей, т. е. не для отдельного человека, а для государства в целом.
Подобно всем прочим отраслям научных знаний, приобретшим в эпоху эллинизма утилитарное значение, история, по Полибию, также служит практическим целям. Ведь эллинизм выдвигал общечеловеческие задачи (космополитизм и индивидуализм), отразившиеся в воззрениях стоиков49 и наложившие печать на историческую науку, трактующую в духе универсализма римскую экспансию на Восток. Достаточно сказать, что после Полибия Страбон («География») и Арриан («Перипл Понта Эвксинского») преследовали те же задачи — дать практическое руководство для высокопоставленных римских деятелей, облегчить им путешествия и управление различными частями подвластных Риму территорий.
От «Всемирной истории» Полибия сохранились целиком только пять первых книг, книги с VI по XVIII дошли до нас в связных извлечениях, остальное — в отрывках византийских компиляторов и в «Энциклопедии» Константина Багрянородного (X в.). Но даже эта малая часть труда Полибия дает представление о серьезности его сочинения. К сожалению, дошедшие до нас книги Полибия освещают в основном македоно-римские и греко-римские отношения (Ахейский и Этолийский союзы, деятельность Арата, социальное движение в Спарте, политика последних македонских царей — Филиппа V и Персея), но все же отдельные, часто разрозненные сведения имеют отношение и к азиатским делам.
Греческие авторы широко используют сохранившийся рассказ Полибия о походе на Восток сирийского царя Антиоха Великого
( I l l—II вв. до н. э.), с именем которого древние связывали расцвет и начало гибели селевкидского царства. Несмотря на проримские установки Полибия, он верно оценивал деятельность Антиоха III, направленную на упрочение престижа Селевкидов, на увеличение территории царства, пострадавшего в результате успешных действий первых Птолемеев, расширивших владения Египта от Келе- сирии до Мидии [OGIS, 54]. Греческий историк И. Тулумакос, ссылаясь на Полибия, противопоставляет Птолемея IV предыдущим царям Египта, указывая, что они больше внимания уделяли вне- египетским делам, «далеко простирали руки и издалека ограждали себя этими владениями, поэтому им нечего было страшиться за власть над Египтом» [Polyb. V, 34, 5—9] 50. Иным был Птолемей IV Филопатор, который в битве при Рафии (у Газы) с Антиохом III вооружил египтян и одержал с их помощью победу; но эта победа оказалась роковой для будущего: египтяне, считая себя достаточно сильными для борьбы, искали только годного в вожди человека и немного времени спустя нашли его [Polyb. V, 107, 1—3]. Таким образом, Полибий объясняет начало упадка эллинистического Египта его переориентацией на внутренние дела вместо решения общеэллинских задач. Полибий обратил внимание на кризисные явления в Египте, отметил отказ от единения и стремление к изоляции, замкнутости, но не смог дать им верное толкование. С точки зрения стоицизма упадок связывается с вырождением нравов, что четко прослеживается не только у Полибия, но и у других греческих историков м. Признавая правомерность римских завоеваний на Востоке, отчасти разделяя лозупг Рима о вмешательстве в азиатские дела во имя «освобождения» эллинов, Полибий вместе с тем указывал, что при вторжении римлян в Азию народы Ионии были на стороне Селевкидов, а зажиточные поддерживали Рим [XXI, 6].
Греческие историки-немарксисты упускают из виду, что время Полибия — период гибели эллинизма, обострения классовых противоречий, вызванных упадком экономики эллинистических царств. Кризисные явления в экономике ранее всего обнаружились в Греции и Македонии, позже в Египте и в царстве Селевкидов в силу неразвитости там рабовладельческих отношений к началу эпохи эллинизма. Но Полибий и следующие за ним историки (в том числе и большинство современных греческих авторов) причину угасания эллинистических государств искали в нравственном упадке, внутренних смутах, династических распрях, в подстрекательской политике Рима52. Поэтому двойственный характер носит у Полибия образ Антиоха III, получившего прозвище «Великий», чо к концу жизни утратившего качества доблестпого полководца.
Греческое антиковедение, придавая особое значение свидетельствам Полибия, всегда смотрело на эллинистический мир его глазами, придерживалось во всем его оценок и суждений. К сожалению, связный рассказ Полибия об азиатских делах кончается битвой при Рафии, проигранной селевкидским царем Антиохом III
(223—187 гг. до н. э.). Царствование Антиоха III совпало по времени с превращением Рима в средиземноморскую державу, предъявившую свои претензии на Балканский полуостров, а позже — на земли в Азии. Мнение Полибия о том, что с этого времени начинается всемирная история, разделяется греческим историкомС. Басисом, считающим, что Рим явился объединителем различных племен и народов ” .
В глазах Полибия Антиох III, повторивший легендарный поход Александра Македонского в Индию и вернувшийся обратно через Арахозию, Дрангиану, Карманию, заслуживает самой высокой похвалы. «И в самом деле,—пишет Полибий,—благодаря этому походу не только народы Азии, но и Европы признали в нем человека, достойного царской власти» [XI, 34, 14—16]. Высоким престижем Антиоха, а отчасти наличием у него военной силы объясняет Полибий выжидательную политику Рима в отношении царства Селевкидов. В этом была несомненная правда, ибо Рим не отважился на вторжение в Азию, пока не достиг успехов в Греции и Македонии. Но крах Македонии был близок, так как правящий класс греческих городов (чьи интересы защищал Полибий) перешел на сторону Рима. После захвата Македонии пришел черед Селевкидов, проигравших римлянам решающее сражение в 190 г. до н. э. Оказавшись неспособным противостоять римской завоевательной политике на Востоке, Антиох многое утратил во мнении Полибия, отныне оценивавшего* его действия как нерешительные и тщеславные. Военно-политические неудачи правителей Азии, приведшие к краху эллинистической государственности, без сомнения, сказались на восприятии Полибием хода исторического развития, чем объясняется его повышенный интерес к селевкидской державе. Оценивая современные ему события с позиций правящего класса, Полибий видел единственное спасение от внутренних смут и потрясений в римском владычестве.
Отдельные современные греческие исследователи античности, подобно Полибию, считают, что нравственный упадок и междоусобные распри царей были причиной гибели эллинистического мира, что Рим выступил в роли «спасителя» восточных греков. Деградация нравов, в их понимании, шла от Востока с его деспотизмом, изнеженностью и привычкой к роскоши. Историки эллиноцентристского направления думают, что единство эллинизма держалось на греко-македонском элементе в правящем аппарате и войске и что с утратой ведущего значения эллинства начались вырождение и гибель эллинистического мира. Они солидарны с Полибием, отводившим Риму роль наследника и продолжателя греческих традиций, якобы деградировавших на Востоке и спасенных римским завоеванием. Подобное мнение разделяют, например, современные греческие историки античности И. Тулумакос и М. Сакеллариу. Они берут у Полибия наиболее слабую сторону его стоических воззрений и обходят молчанием описанные им социальные конфликты, потрясавшие эллинистический мир54.
Ксенофонт. Римская копия IV в. Музей «Прадо». Мадрид
Несмотря на серьезность и обстоятельность «Всеобщей истории», в ней неизменно присутствует элемент тенденциозности, связанной с классовой принадлежностью античного историка и с эволюцией его политических симпатий. Вдумчивое отношение к изучаемому предмету не исключает классового подхода к оценке явлений [Polyb. III, 31, 12]55. Поэтому в каждом конкретном случае не все сообщаемое Полибием можно принять на веру56. Восторженное отношение греческой немарксистской историографии к Полибию кроетсяименно в его классовых установках сторонника твердой власти и защитника греческих олигархов.
Интересно, что следующий за Полибием и подражающий ему историк Диодор умеренно используется-греческой историографией, не нашедшей в его «Исторической Библиотеке» желаемых дифирамбов Александру Македонскому и его преемникам. Некоторые представители греческого антиковедения строго судили Диодора, особенно его критическую версию изображения событий57. Общее для западной историографии увлечение теорией «единого источника», наиболее отчетливо проявившееся в трудах немецких исследователей конца прошлого века58, затронуло и греческую историографию, отрицавшую ценность Диодора как самостоятельного историка и считавшую, что он списал труды Эфора, не использовав других предшественников. В дальнейшем теория «единого источника» оказалась несостоятельной, так как Диодор, подобно Плутарху, комбинировал свидетельства многих источников 5\ подгоняя их под схему единой мировой истории [Diod. I, 4]. И все же сведения Диодора мало используются современными греческими авторами, расходящимися с античным историком в освещении восточного похода греков и македонян и роли эллинистических государствв0.
Подражая Полибию, Диодор разделил свой труд на 40 книг. События он распределил по Олимпиадам, добавив еще архонтства и консульства из «Хроники» Аполлодора, чем внес значительную путаницу в хронологию событий. Огромнейший исторический материал предшественников (Эфор, Тимей, Феопомп, Геродот, Фукидид, Полибий, Посидоний, Аполлодор) Диодор свел воедино, назвав его «Исторической Библиотекой», куда вошли извлечения
разпого качества, размещенные хронологически. Сицилийский историк — автор не самостоятельный, у него нет глубоких суждений и выводов (как у Полибия), нет красочных описаний (в отличие от Курция), он сух и монотонен, подобно Дионисию Галикарнасскому61. Поэтому можно сказать, что Диодор занимает промежуточное положение между Страбоном (своим современником), уровня которого он не достиг, и Дионисием Галикарнасским, в сравнении с которым выигрывает.
Хотя Диодор считал свой труд всемирной историей, дошедшие до нас книги свидетельствуют о том, что больше всего внимания он уделил греческой истории, истории Македонии и эллинистических государств и только затем Риму (начиная с утраченной XXIII книги). Во вступлении он очень напоминает Полибия, когда говорит, что «люди должны быть благодарны им (историкам.— Д. Д .), так как они своими честными трудами служат общему благу» [Diod. I, 1]. Как и Полибий, Диодор признает полезность истории, ее практические цели, так как она «побуждает к подвигам надеждою на славу и бессмертное имя» [Diod. I, 1]. Но, признавая за историей возвышенные и благородные задачи «провозвестницы истины» [Diod. I, 2], он не обладал качествами подлинного историка и критическим умом. Единственное, что он мог сделать,— это собрать множество сведений и расположить их в хронологическом порядке. Впрочем, и за эту работу потомки должны ценить Диодора, так как благодаря ему сохранились свидетельства Эфора, Тимея, Феопомпа, утраченные еще в древности62. Кроме того, XVIII книга «Исторической Библиотеки» приоткрывает завесу над «смутным временем» — периодом кровавых распрей и вражды диадохов, который отразили также Плутарх в биографическом жанре и отрывочно Помпей Трог в пересказе Юстина.
Таким образом, несмотря на относительную ценность труда Диодора, на необходимость сопоставления его данных, часто неясных и .смещенных хронологически, со свидетельствами других источников, его «Историческая Библиотека» — важный труд по периоду сложения эллинистических государств, от которого не сохранилось ни одного произведения, хотя об этом времени писали весьма уважаемые авторы (Иероним из Кардии, Дурис Самосский, Арриан).
Современник Юлия Цезаря и Августа, Диодор — первый из грекоязычных авторов императорского Рима. Его творчество — переходная ступень от исследований историков республиканского времени (Полибий, Посидоний, Страбон) к «энциклопедизму» последующих авторов (Арриан, Аппиан, Плутарх), в чьих работах уже отсутствует исторический анализ и намечается сужение общественных интересов в сторону индивидуализма, связанного с эклектизмом воззрений Средней стой (Посидоний), многое взявшей из Платона и Аристотеля.
Диодор*—автор критического направления; правда, его кри
тика не выражается в негативном отношении к Александру и eit) преемникам, что наиболее четко прослеживается у Курция (Histo- riarum Alexandri regis Macedonum) и Юстина (Historiae Philippir cae), но он приводит много фактов произвола, насилий, угона в рабство, описывает уничтожение целых городов и народов, кровавые битвы. Именно это является причиной ограниченного использования его труда некоторыми греческими авторами, ибо все, что может бросить тень на деятельность греков и македонян на Востоке, отметается греческой историографией как «тенденциозное» и не заслуживающее внимания. Все «дурное» у Диодора приписывается влиянию эллинистического автора Клитарха, но как раз эта линия творчества античного историка не получила завершения в противоположность, например, Курциювз.
Как уже отмечалось, выбор источников по начальному периоду эллинизма весьма ограничен. Жизнь и деятельность Александра Македонского больше привлекала античных авторов, чем время
- после него. Об Александре писали Диодор, Плутарх, Арриан, Кур- ций, Юстин, о нем упоминали Полибий, Страбон. Поэтому свидетельства Арриана, дополненные сообщениями прочих источников, дают возможность проследить военно-политическую историю восточных походов д постепенное изменение планов царя, вознамерившегося стать владыкой всей обитаемой Земли. По периоду после Александра круг источников сужается, да и качество их ниже64. Здесь историческая наука располагает лишь сведениями Диодора (книга XVIII о диадохах), дополненными портретными характеристиками Плутарха (Пирр, Эвмен, Деметрий, Демосфен) и отрывочными данными Юстина. Поэтому труд Диодора из второстепенного в иных разделах истории становится одним из важнейших по эллинизму. Послеалександровское время и период распада его державы принято освещать на основании свидетельств Диодора. Ставший общим упрек Диодору со стороны греческого антикове- дения в пренебрежении к выдающимся личностям лишен оснований. Ведь Диодора, поставившего перед собой задачу создать всемирную историю, интересовали не деятели эпохи, заслуг которых он не умалял, а сам исторический факт, насыщенный драматизмом событийвв.
Диодор — не панегирист Александра, но и не судья ему (в отличие от Курция и Юстина). Он признает его величие по сравнению с прочими царями и даже причисляет к сонму полубогов: «В течение короткого времени Александр, опираясь на собственное разумение и мужество, совершил дела более великие, чем те, которые совершили все цари, память о которых передана нам историей. За 12 лет он покорил немалую часть Европы и почти всю Азию и, конечно, приобрел громадную славу, равнявшую его с героями и полубогами...» [Diod. XVII, 1]. Но после столь многообещающего вступления образ македонского царя уступает главенство историческому факту — описанию битв и связанных с ними сцен убийств, насилий, произвола.2 Яькаа M# 2895 33
Диодор почти не дает собственной оценки событий, он как бы смотрит на происходящее со стороны, ограничиваясь констатацией факта. Этот прием повествования через факт сближает труд Диодора с историческим исследованием. Две книги «Исторической Библиотеки» [XVII, XVIII] содержат материал по эллинизму. Диодор — писатель умеренно-критического направления. К этому же направлению позже принадлежал Курций, осуждавший Александра, и Юстин, клеймивший несправедливые войны.
Описание сражений в интерпретации Диодора не привлекало греческих историков XIX и XX вв.; они предпочитали апологетически настроенных авторов (Полибий, Страбон, Плутарх, Арриан), убежденных в правомерности всякой власти сильного — и македонской, и римскойвв. Приведенный в книге XVII «Исторической Библиотеки» фрагментарный обзор похода греков и македонян на Восток вопреки утверждениям проалександровской традиции, расписавшей триумфальное шествие Александра по Азии, подобно подвигам Геракла и Диониса, показал, что восточная кампания проходила в условиях ожесточенного сопротивления «варварских» народов и роста недовольства в среде ближайшего окружения царя. Вся фактология повествования Диодора убеждает, что греки и македоняне несли народам Востока беды и лишения и что они вовсе не были «освободителями», особенно во время завоевания восточных сатрапий и Индии. Диодор не всегда последователен, он эклектичен и часто от негативной характеристики переходит к хвалебной. Например, он рассказывает о жестокой расправе Александра с непокорными Галикарнасом и Тиром, о том, как царь уничтожил все мужское население и обратил женщин и детей в рабство [Diod. XVII, 27, 6; 46, 4—5]. А несколько позже античный историк пишет, что «египтяне радостно приняли царя», и возносит хвалу «первому в мире» городу — Александрии, где проживало более 300 тыс. человек и откуда получали более 6 тыс. талантов дохода [Diod. XVII, 52, 6].
Противоречивые характеристики деятельности Александра восходят к двум различным источникам. В греческой историографии принято считать, что негативная оценка деятельности македонского царя идет от Клитарха, возможного автора александрийской версии псевдокаллисфеновского «Романа об Александре». Хорошо известный в эпоху эллинизма популярный роман оказал несомненное воздействие на повествование Диодора, называющего царя «освободителем» Египта87. Хотя клитарховская линия у Диодора осталась незавершенной, все же возобладала общая критическая направленность, вследствие чего сицилийский автор утратил расположение ряда греческих исследователей®8. У Диодора Александр — покоритель мира и разрушитель множества городов, сеятель страха и великий завоеватель. Александр — воин и заботливый командир, а война неизбежно ведет к людским и материальным потерям. Другое дело — исторический факт, обнажающий глубину страданий и бед, причиненных войной. Здесь Диодор на
ходится как бы в своей стихии, и его не смущает показ разорений, грабежей и массовых обращений в рабство, о чем умалчивают некоторые античные авторы.
Греческая немарксистская историография целями восточного похода Александра, как правило, считает освобождение эллинов и распространение греческой образованности69. Такое объяснение задач похода греков и македонян на Восток полностью совпадает со свидетельствами авторов проалександровского направления (Плутарх, Арриан), приписывавших македонскому царю несвойственное ему стремление «просветить» отсталые «варварские» окраины. Иную картину рисуют античные авторы критического направления (Курций, Юстин), а также Диодор, показавшие деятельность враждебных Александру сил (заговоры против царя) и стойкое сопротивление азиатских народов. Диодор развенчивает тезис апологетических источников о «триумфальном шествии» Александра по Азии, приводя множество свидетельств ожесточенной борьбы с местными племенами.
Особенно острой эта борьба была в Средней Азии (Согдиана и Бактрия) и Индии — областях, номинально входивших в состав царства Ахеменидов, но не столь задавленных теократической властью «царя царей». Первой из «вольных» провинций восточных сатрапий была Гиркания, край «счастливых селений», где жители собирали фантастические урожаи винограда, инжира, пшеницы и где Александр не встретил сопротивления. Но с приморского района Гиркании — страны мардов, жители которой «презирали рост могущества царя» [Diod. XVII, 76], началось упорное сопротивление местных народов. Царь жестоко покарал мардов; большинство их было убито, а их страна предана разграблению. Не лучше дело обстояло с арийцами, дрангами, скифами, бактрийцами, согдийцами, уже замиренными, но упорно сопротивлявшимися завоевателям [Diod. XVII, 78—83]. К сожалению, разделы труда Диодора, в которых описывалось покорение Согдианы и Бактрии, не сохранились. Остались лишь отдельные заголовки, из которых вытекает, что войско греков и македонян несло значительные потери, что при замирении согдийцев погибло 120 тыс. жителей и что не один раз население Бактрии и Согдианы восставало. Поэтому царь построил в «подходящих местах» города, чтобы держать покоренные народы в повиновении [Diod. XVII, 84].
Кроме трудностей, вызванных сопротивлением населения восточных сатрапий, Диодор указывает на заговоры против царя, называя при этом Филоту, сознавшегося в намерении физически устранить Александра [Diod. XVII, 80, 2]. По этой причине царь был вынужден отобрать всех недовольных в войске и соединить в отряд «беспорядочных».
Индийский поход, по Диодору,—продолжение завоевательных планов царя, стремящегося любой ценой достичь окраин обитаемой Земли. Вехи индийского похода: борьба с Пором, гандарами, ага- лассами, маллами, опустошение царства Самбы — перечень актов
35 2 *
жесточайшего произвола против непокорных индийских племен [Diod. XVII, 87—102]. Диодоровская трактовка восточного похода Александра не может быть принята греческой немарксистской историографией, так как в ней отсутствуют культурные акценты и, наоборот, выявляются захватнические цели.
В той же манере описывает Диодор и период становления эллинистических монархий. Он рисует тягостную картину интриг, заговоров, убийств, вызванных соперничеством диадохов, постепенный уход из жизни бывших «друзей» царя (Пердикки, Леонна- та, Эвмена, Антигона, Антипатра, Кратера, Лисимаха), оформление самостоятельных царств Птолемеев и Селевкидов. Правда, Диодор не выделяет никого из диадохов; может быть, более других он симпатизирует Птолемею Лагу, царю Египта, самому удачливому, дожившему до глубокой старости и умершему естественной смертью [Diod. XVIII, 14, 1—2]. У Диодора Птолемей — «спаситель» египтян от произвола Клеомена, подобно тому как Александр был их «спасителем» от власти персов. Несомненно, здесь прослеживается влияние псевдокаллисфеновского романа.
Но в общем плане в истории диадохов (книга XVIII) у Диодора нет героя, а есть только факт, нет авторской оценки, но есть регистрация событий, свидетельствующих о том, что все сподвижники Александра действовали исключительно в своих корыстных интересах, предав забвению идею сохранения наследия македонского царя.
В силу критической подачи событий в повествовании Диодора невольно проступают социальные стороны конфликтов: недовольство восточной политикой центральной власти (восстания колонистов в Бактрии и Согдиане), стремление сатрапов отложиться (Пифон) — все то, что тщательно вуалируется греческими исследователями, видящими только победное шествие «эллинского духа» на Востоке. Тем не менее Диодор не создал отрицательного образа Александра и диадохов, с «дурным» сосуществует «хорошее». Как уже указывалось, современная греческая историография ограниченно пользуется свидетельствами сицилийского историка для подчеркивания «величия дел» македонского полководца и его преемников 70.
В отличие от Диодора (но подобно Полибию) Плутарх всегда пользовался особым расположением греческих исследователей. Это объясняется горячей любовью Плутарха к родной Херонее, Дельфийскому оракулу, прошлому Греции —всему тому, что составляет гордость эллинов. В противоположность Арриану, мало- азийскому греку, отразившему в своих сочинениях восточную тематику, Плутарх — коренной эллин, последний из универсально образованных писателей эпохи эллинизма, воспевший величие древней Греции, начиная от политических деятелей V в. до н. э. и кончая «выдающимися мужами» эллинистической эпохи71.
Что же привлекало греческих историков прошлого и настоящего к творчеству Плутарха? Его религиозно-философские взгля
ды, восходящие к учению неоплатоников (Аммоний), воспринятые в первые века нашей эры апологетами христианства, считавшими Плутарха «полухристианином» за заботы о Дельфийском оракуле, а также создание биографий великих деятелей прошлого, через привму которых прослеживается история древней Эллады. Плутарх вследствие своих эклектических взглядов — автор, пригодный для многих эпох, поэтому интерес к нему у греческих исследователей не ослабевал никогда72.
Время упрочения римского господства в Элладе и на Востоке (I—II вв. н. э.) наложило печать на творчество многих историков (Арриан, Аппиан, Иосиф Флавий), но, пожалуй, сильнее всего оно сказалось на литературной деятельности Плутарха, основоположника жанра античной биографии, заострившего внимание на роли добродетели и рока ( аретт) и тбх ) в судьбах великих деятелей древности.
В греческом антиковедении существуют два противоположных взгляда на значимость Плутарха как источника: недооценка или переоценка его наследия. Одни авторы склонны видеть в Плутархе биографа-моралиста, далекого от исторической правды из-за его литературных установок73, другие доказывают важность его творчества и в плане освещения истории античности74.
Недоверчивое отношение к Плутарху как к источнику возникло в немецком источниковедении конца прошлого века. В частности, Эд. Мейер критиковал Плутарха за стремление отойти от исторической достоверности при изучении этических проблем75, за чрезмерное увлечение биографическим жанром. Он отказывал Плутарху не только в исторической значимости, но и в самостоятельности, считал херонейского автора компилятором перипатетических или александрийских предшественников. Но подобный взгляд на Плутарха не был воспринят последователями Мейера* Один из его учеников, В. Укскулл-Гилленбанд, указал, что Плутарх произвел серьезную самостоятельную выборку из произведений эллинистических писателей7в. Поэтому его оценка творчества Плутарха не была столь негативной, как у Мейера.
Греческое антиковедение в силу национальных традиций не восприняло точку зрения немецких историков, подчеркивающих компилятивный характер творчества Плутарха. Некоторые греческие исследователи, недооценивающие значение плутарховских биографий, указывают на жанровые установки античного автора, из-за которых он отходит от исторической правды77. Другие придают исключительное значение творчеству Плутарха — выразителя «национального» эллинского духа, обогатившего культурными ценностями «отсталые» народы Востока78.
Но «эллинский патриотизм» Плутарха и любование прошлым Эллады находят приверженцев среди греческих историков любого направления (например, у Папарригопулоса в «Истории греческой нации» и у А. Стаматакоса в работе «Плутарх Херонейский»), Тенденция модернизации древней истории широко представлена
в трудах ряда греческих авторов, в которых неизменно фигурируют аналогии, почерпнутые из Плутарха. Ведь «средний путь» согласия и преклонения перед грубой силой, исповедуемый Плутархом, вполне отвечает сегодняшним задачам немарксистской исторической науки. Умение приспособиться к существующей власти — характерная черта мировоззрения Плутарха, отразившего космополитические тенденции эпохи79. Основополагающим моментом его воззрений является понятие общности людей, но не исторической, а проистекающей от приобщения к эллинской культуре.
Плутарх жил в эпоху «эллинского Возрождения», в эпоху, когда римляне постигали культурное наследие Эллады. Принятие Римом норм греческой этики и философии позволило Плутарху установить общность между греками и римлянами80. До Плутарха, как уже было сказано, Полибий, положительно оценивавший римские завоевания в Греции и на Востоке, указывал на создание общности народов, якобы сплоченных мудрой политикой римлян [Polyb. I, 3, 3—5]. Выдвижение Плутархом принципа «культурной общности» народов способствовало популярности его трудов, ибо культурная преемственность — как раз то, что наиболее быстро подмечается. Именно Плутарху во многом обязана современная греческая историография объяснением эллинизма как культурного явления. Характерно, что «Параллельные жизнеописания» содержат биографии политических деятелей Греции и Рима; здесь нет ни одной биографии настоящего «варвара» (кардиец Эвмен не в счет), и не случайно римский предшественник Плутарха Корнелий Непот (I в. до н. э.) считал Эвмена греческим полководцем. Единственная «восточная» биография — жизнеописание Артаксеркса И ,— созданная античным автором,— стоит отдельно и не имеет соответствующей параллели.
В греческих антиковедческих работах, посвященных Плутарху, еще в XIX в. установилось некоторое «равновесие» между сторонниками литературной и исторической значимости херонейского автора. Плутарха обычно рассматривали в двуедином плане, где литературный аспект порой доминировал над историческим или же наоборот81. По Плутарху, культура — рычаг исторического процесса, поэтому ей отводится первостепенная роль. Но речь идет не о любой культуре, а только об эллинской, прямыми наследниками которой, по мнению античного историка, были римляне.
Плутарховская схема преемственности культуры от Греции к Риму, минуя «варварский» Восток, наиболее полно выражена в трудах современного греческого исследователя «эллиноцентристского» толка К. Вурвериса, выступающего в защиту чистоты эллинской культуры82. Первое «гуманистическое движение в истории» К. Вурверис видит в наследовании Римом ценностей эллинской культуры, являющейся для греческого историка «отправным пунктом гуманизма в эллиноцентристской европейской жизни»83. В соответствии со своей установкой Вурверис намечает несколько линий культурного заимствования, идущих от древних греков
к римлянам, христианству, Византии, к европейскому Возрождению и от него к современности, так как эпохи, следующие за греческой классикой, в понимании греческого исследователя, всегда обращались к культурным идеалам эллинства. В основе этой концепции лежат эклектические воззрения Плутарха (смесь неоплатонизма со стоицизмом), в чьих произведениях «герой» безотносительно к эпохе выступает творцом истории.
Труды Плутарха используются для обоснования современных «эллиноцентристских» взглядов, характерных для большинства греческих авторов, отрицающих взаимовлияние культур Запада и Востока84. Игнорируя встречу эллинского и восточного начал в период эллинизма, проявившуюся в синтезе культурных форм эллинства и Востока, отдельные греческие авторы заходят в тупик, не будучи в состоянии дать верного определения эпохи, оказавшей самое непосредственное влияние на развитие римской жизни. Однако весь ход исторического развития подтверждает, что преемственность культуры от Греции к Риму шла через эллинистический Восток, синтезировавший начала эллинские и ориентальные 8\
Как следует из сказанного выше, современные греческие авторы, разделяющие эллиноцентристские или близкие к ним взгляды, в своих общих и частных исследованиях по эллинизму исходят из «культурнических» установок Плутарха, наделившего Александра и его преемников сознательным стремлением насаждать греческую культуру и образованность.
Образ идеального философа и гражданина, нарисованный Плутархом, до некоторой степени претворялся им самим в жизнь. Для него образцом политического деятеля был Полибий — защитник эллинских интересов в Риме. Сохранилось несколько трактатов на эту тему. В них Плутарх положительно оценивает дружбу Полибия с высокопоставленными римлянами ради интересов своей родины8в. Гражданские идеалы Плутарха, окрашенные приверженностью ко всему эллинскому, неизменно подчеркиваются греческими исследователями, видящими в жизни херонейского историка пример бескорыстного служения отчизне87.
Отношение к Плутарху в последующие времена всегда было бережным и любовным, его хвалили не только за морально-примерные образы героев «Параллельных жизнеописаний», но и за безупречную жизнь, отданную на благо Херонеи88. Правда, Плутарх, подобно многим грекам-современникам, имел римское гражданство, но эта сторона его жизни не отражена в творчестве: для потомства он хотел остаться преданным сыном Родины89. В IV в. греческий поэт Агафий Схоластик в одной из эпиграмм, сохранившихся в Палатинской Антологии (X в.), высоко оценивал личную жизнь Плутарха, указывая, что вряд ли нашлась бы параллельная биография другого столь же примерного автора90.
Другой немаловажной причиной популярности Плутарха в веках были его религиозно-философские воззрения, отразившие
эклектизм эпохи — монизм, выразившийся в понимании души как части божества91, дуализм космологии (божество и беспорядочно движущаяся материя, тяготеющая к нему), признание богов традиционной греческой религии, а также богов иных восточных культов.
Рассматривая учение Платона в духе Посидония, Плутарх открыл путь мистике и астрологии — продуктам позднеэллинистического мышления. В IV в. его идеи восприняли видные представители христианской церкви (Василий Кесарийский, Иоанн Златоуст), приспособившие плутарховские морально-этические нормы к потребностям церкви и всячески пропагандировавшие полисную структуру церковных общин92. На полисную организацию христианской церкви в середине прошлого века указывал К. Папарригопулос, сделав из этого вывод о заимствовании христианством из Греции чисто эллинских форм.
V В вопросах религии Плутарх придерживался традиционных Эллинских верований (очень важный момент с точки зрения греческих антиковедов). Его мало интересовали «варварские» религии Востока; исключение составляли боги древнего Египта: Амон, Исида, Осирис, которым греки поклонялись издавна и о которых писал еще Геродот. В беседах Платона иногда принимали участие гелиопольские или иные египетские жрецы. Но даже когда Плутарх проявляет интерес к египетским богам («Об Исиде и Осирисе»), он остается приверженцем эллинской старины, поклонником исконно греческих богов, за недостаточное почтение к которым он порицал Геродота93. Будучи пожизненным жрецом (с 95г. н. э.) храма Аполлона Дельфийского, Плутарх приложил много усилий для возрождения старинного культа, угасавшего в его время в связи с повышенным интересом к эллинистическим божествам.
В греческом антиковедении придается исключительное значение творчеству Плутарха, выразителя эллинских установлений — полисных, религиозных, культурных, оказавших «непреходящее» влияние на весь обитаемый мир94. Несомненно, Плутарх был искренен, когда восторгался героизмом древних эллинов, величайшими сражениями древности, демократическим строем Афин в век Перикла, но все это были страницы безвозвратно ушедшего прошлого. В условиях современной ему жизни Плутарх, лояльно настроенный к Риму, разделял монархические взгляды, четко сформулировав свою позицию в трактате «О монархии, демократии, олигархии»95, сохранившийся отрывок которого свидетельствует о том, что он прямо следовал за суждениями Платона98. Только монарх-философ, свободный от раболепия перед народом и страха перед насилием, может проводить верную политику, только он творит благо. Подобные взгляды Плутарха как нельзя лучше отражали авторитарные установки греческой историографии периода 1967—1974 гг.97.
Плутарх нигде прямо не хвалит римлян, хотя и отмечает наступление «всеобщего мира и прекращение смут» 98. Он не рабо-
лепствовал перед римской властью, что делали многие в его время. Достаточно упомянуть младшего современника Плутарха, мало- азийского оратора Элия Аристида, умело подражавшего аттицизму и стилю Исократа и безмерно восхвалявшего римское правление, якобы принесшее грекам покой и оживление их угасающим городам ". Плутарх не восхищался римлянами, но признавал их мощь, которая покоилась на всеобщем убеждении, «что из этого положения нет выхода, что если не тот или другой император, то основанная на военном господстве императорская власть является неотвратимой необходимостью» 10°.
Так же спокойно, как и римское владычество, Плутарх приемлет рабство. В сочинении «О том, что не надо гневаться» он признает незыблемость рабовладения — необходимой основы жизни общества. Отношение к рабу, по Плутарху, должно быть бесстрастным, лишенным всяких эмоций. Раба нужно наказывать, но тогда, когда гнев уже исчез и рассудок вошел в свои права [Plut. Crass, 2]. Мысли Плутарха о рабстве подхватываются некоторыми греческими историками, отрицающими понятие формаций и при знающими «общество свободного неравенства», где статус раба имел чисто формальный смысл101.
Многочисленные трактаты Плутарха по различным вопросам морали, религии, семейным отношениям дают общую картину его мировоззренческих установок. Другое дело «Параллельные жизнеописания» — синтез философско-этических норм, претворенных волею Плутарха в осязаемые образы литературных героев, действующих в сходных ситуациях и имеющих подобие судеб.
Время споров об исторической или литературной значимости Плутарха прошло. Современные историческая наука и источниковедение признают важность наследия Плутарха и в историческом и в литературном плане. Для историка источником служат биографии Плутарха, относящиеся к эллинистическому периоду (Александр, Агис и Клеомен, Деметрий, Пирр,* Арат, Филопимен, Фо- кион, Эвмен, Демосфен), по которому не сохранилось ни одной цельной работы. Особенно ценны биографии, где Плутарх освещает период после Александра вплоть до 140-й Олимпиады (219— 216 гг. до н. э.) — времени, к которому относится начало повествования Полибия, когда Рим начал завоевание Востока.
Исходя из установок самого Плутарха, биография Александра не претендовала на полноту освещения событий [Plut. Alex., 1], так как моральные нормы автора уводили его от исторической правды в область личных достоинств «героя». Другое дело — после- александровское время; тут биографии Плутарха расцениваются как важный источник по эллинизму102. Биографии эллинистиче-» ских деятелей охватывают значительный отрезок времени — от сподвижников и противников Александра (Эвмен, Демосфен) до деятелей Ахейского союза (Арат, Филопимен) и спартанских реформаторов (Агис, Клеомен).
Следуя заданной схеме построения парной биографии, открывающейся общим вступлением (irpooijuov) и заканчивающейся сравнением ( абухрьак), Плутарх косвенно, как бы попутно, дает фон, на котором действуют его герои. Прежде всего это относится к «восточным» сюжетам — событиям борьбы Эвмена, Анти- патра и его сына Деметрия за власть в Азии. Эти страницы биографий Плутарха в сопоставлении с источниками критической версии (Диодор, Юстин) помогают восстановить события, происходившие после смерти Александра, в период становления эллинистических монархий.
Первое место среди греческих деятелей Плутарх отводит Александру, искренне стараясь показать его величие. Характерно, что парная биография Александр — Цезарь не имеет сравнения, хотя ко времени Плутарха сопоставление македонского полководца с великим римлянином стало традиционным103. Ведь для Плутарха не существовало различия между эллинской «аретт]» и римской «virtus», которые обе исходили из нравственных основ эллинского воспитания, что весьма важно для современного греческого исследователя Вурвериса, видящего прямую связь между классической Элладой и Римом, в обход Востока104.
История в понимании Плутарха — соперничество двух великих народов древности, греков и римлян. Сами римляне признавали за греками превосходство в области культуры105, а эллины начиная с Полибия отдавали должное римскому политическому управлению106. Свою формулу соперничества в аспекте нравственного воспитания Плутарх прилагает к грекам, показывая, что они вполне могут равняться с римлянами по части подвигов и военной доблести. В этом плане Плутарх показывает Александра, Деметрия, властолюбивого Пирра, которому судьба приготовила взлеты и падения. За ними следуют Фокион, преданный «отжившим устоям» [Plut. Phoc., 3], Арат, Филопимен, борец эа престиж Греции [Plut. Philop., 21], Эвмен, храбрый полководец, но жертва заговора [Plut. Бит., 20], и завершает эллинистические биографии образ Демосфена — человека мужественного и сурового. Плутарх неприязненно относился к Демосфену, поэтому подчеркивал его личные достоинства как человека, а не как знаменитого оратора и политика своего времени.
Особо следует отметить парную биографию Агис — Клеомен, входящую в тетраду (Тиберий и Гай Гракхи). Здесь Плутарх ведет речь о «благородных демагогах», которые пытались «возродить прекрасный и справедливый образ правления, давно утраченный; они... навлекли на себя ненависть влиятельных лиц, не желавших расстаться с привычными привилегиями» [Plut. Agis, 2, 8, 11]. Отношение самого автора к деятельности лакедемонских реформаторов ясно. Пожалуй, из всех биографий Плутарха, эта —самая важная, так как сведения о социальных движениях в Спарте периода римского владычества отражены наиболее полно у херонейского биографа.
Отношение греческого антиковедения к творчеству Плутарха чаще всего было некритическим. Моральные выводы Плутарха воспринимались как объективные оценки деятельности великих людей древности, за которыми признавалась и признается ведущая роль в истории. Но деятели древности, пред* ставленные в биографиях Плутарха, стали для человечества великими именно благодаря ему; возможно, что более достойные остались безвестными, так как в свое время не заинтересовали античного биограф а 107. Поэтому все герои плу тарховских « Жизнеописаний» далеко не равнозначны, и их значимость для истории различна.
Полностью приемля плутарховские оценки, некоторые современные греческие исследователи эллинизма находят «параллельность» там, где ее нет; Деметрия Полиоркета сравнивают с Александром Македонским, подчеркивая особую роль первого в консолидации эллинской нации108. Плутарховские оценки деятельности Демосфена и спартанских реформаторов также типичны для отдельных греческих исследователей эллинизма. Плутарх — автор, наиболее ценимый современными греческими историками. Ведь все положения философа-моралиста, признающего превосходство греческой образованности, открывают широкий простор для эллиноцентристских изысканий современных греческих историков.
Значительное место в греческом антиковедении занимает Страбон. Его репутация географа установилась не сразу: ближайшие преемники, Плиний и Птолемей, нигде не ссылаются на него. Но успех Страбона в позднейшие времена, особенно в Византии, был несомненен. Именно тогда он получил прозвище Географ. Его труд византийские авторы сократили и, добавив туда некоторые сведения из сочинений Птолемея, выпустили популярную «Страбонов- скую хрестоматию», ценимую как полезное чтение, написанную простым языком, без аттицизмов и риторических прикрас10®. Видимо, ясность и доступность «Географии» были основными причи
Плутарх. Археологический музей. Дельфы
нами популярности довольно сухого труда Страбона в античное время.
В греческом антиковедении отношение к Страбону всегда было ровным; его ценили прежде110 и ценят теперь1И. Папарригопулос, создавая свою «Историю греческой нации», многое почерпнул из «Географии» Страбона для доказательства того, что эллинизм Представлял собой всеохватывающее явление. Эллинизм у него распадается на три взаимосвязанные части: эллинизм македонский, римскцй, христианский112. Подобное членение идет от Полибия, Страбона, Плутарха, отмечавших культурную преемственность от греков к римлянам. Папарригопулос эту преемственность ведет дальше — к апологетам христианства.
Греческие историки прошлого века широко использовали свидетельства Страбона в качестве источника, подтверждающего превосходство «эллинского духа»113. А для современной греческой Историографии эллиноцентристского направления все свидетельства Страбона являются примером широты и глубины эллинского воздействия на Восток и Запад114.
При жизни Страбона, понтийского грека, современника Августа и Тиберия, пало последнее эллинистическое государство — птолемеевский Египет, который он хорошо знал, так как находился в свите римского наместника. Кроме того, он побывал в Италии, Армении, к югу от Понта Эвксинского вплоть до границ Эфиопии. Поэтому элемент личного присутствия и красочность описания стран Европы, Азии, Африки способствовали упрочению славы Страбона как географа. Он, продолжая линию преемственности от Полибия и Посидония, провозгласил своим принципом научные и прагматические цели. Разделяя, подобно Полибию, воззрения стоиков, хотя его учителем был перипатетик Ксенарх Киликийский 115, Страбон написал свою «Географию» для государственных интересов и для пользы народа, посвятив ее людям «свободнорожденным и высокопоставленным» [Strab. I, 2; I, 13], т. е. римским правителям.
«География» не единственное произведение Страбона. «Чзторьха 1шо[А77][Аата» («Исторические записки») в 47 несохранившихся книгах охватывали события от конца повествования Полибия (146 г. до н. э.) до последних лет жизни географа (около 27 г. до н. э.). До Страбона Посидоний продолжил историю Полибия, назвав свой труд в 52 книгах «История после Полибия». Многое из нее позаимствовали Диодор, Ливий, Страбон. Сохранившиеся отрывки из «Истории» Посидония вошли в сборник К. Мюллера11в.
Считая себя стоиком [I, 41], Страбон, подобно Полибию, признавал правомерность римского владычества, был сторонником «твердой власти», выразителем культурного превосходства греков. Он пренебрежительно относился к «варварским» народам, симпатизируя только индийцам и египтянам.
Проэллинские установки античного географа обеспечили ему стойкое признание греческого антйковедения. Предшественники
Страбона — географы Эратосфен Киренский (III в. до н. э.) и Гиппарх (II в. до н. э.), основоположники описательной географии математико-астрономического направления,— ставили перед собой сугубо научные цели. Эратосфен первый приближенно определил размеры Земли, а Гиппарх изобрел градусную сетку. Но начиная с Полибия ученые преследовали практические цели — быть полезными для нужд военных походов; таковы были потребности эпохи. И Страбон применил этот принцип к географическому исследованию познавательно-популярного толка.
Сам Страбон высоко ценил занятия географией, приравнивая ее к философии [Strab. I, 1; I, 14—15]. Его стремление воссоздать «великое и мировое» показывает, что, несмотря на эклектизм эпохи, Страбон более всего склонялся к взглядам стоической философии с ее универсалистскими и космополитическими идеалами. По этой причине научно-познавательный принцип Полибия, развитый Страбоном, в позднеримский период привел к энциклопедизму, к собиранию всевозможных фактов биографического и исторического свойства (Плутарх, Арриан, Аппиан).
Использование Страбоном в «Географии» жанра «ипомнимата» дало ему возможность сделать повествование разносторонним: наряду с географическими сведениями приводятся наиболее характерные особенности стран и городов, их мифологическое происхождение, законы, религиозные культы, обычаи, нравы, биографии великих писателей и политических деятелей, а также анекдоты из личной жизни. Поэтому широта тематики «Географии» делает ее необходимой при любом исследовании — от мифологии и этнографии до историко-культурных проблем, связанных с античностью. Сохранившийся список «Географии» в 17 книгах не самый лучший; в нем множество ошибок, искажений, пропусков, неоправданных вставок. Это навело издателей на мысль, что перед ними черновой экземпляр труда Страбона, требовавший значительной доработки.
Хотя Страбон и стремился подражать Полибию, иногда, впрочем, с ним полемизируя [Strab. I, 14], его писательскую манеру, основанную на простой констатации факта, ни в коей мере нельзя сравнивать с характером творчества его великого предшественника. Да он и не ставил перед собой задачу глубоко осмысливать события [Strab. X, 465]. Поэтому «Географию» Страбона нельзя поставить в один ряд с трудами Эратосфена, Гиппарха и даже Посидония. Другое дело его современники — Диодор и Дионисий Галикарнасский, по сравнению с работами которых труд Страбона во многом выигрывает.
Страбон — автор компилятивный, и его личную манеру определить трудно: он хорош или плох смотря по тому, у кого заимствует сведения. Но ценность его неоспорима, так как круг его источников обширен и многое из не дошедшего до нас мы знаем по «Географии». Ставя перед собой научную задачу — собрать
воедино все географические сведения и дать их обзор,— Страбон не смог ее осуществить. Его наукообразная полемика с Геродотом, Фукидидом, Ксенофонтом, Эфором, вэятым через Эратосфена, порой утомительна и запутанна.
Страбон не скрывает своих источников, но часто цитирует их произвольно, и поэтому текст оригинала не всегда ясен. Он пользовался трудами в основном греческих авторов, почти не привлекая свидетельств римских источников — то ли по незнанию латыни, то ли по причине приверженности к эллинству, приоритет которого в духовной сфере он ставил превыше всего [Strab. V, 235]. Страбон ценил географические познания Гомера и Гесиода, но недоверчиво относился к Ктесию, Геродоту, Гелланику и, как он сам писал, «к другим подобным» [Strab. XI, 508], видимо имея в виду Фукидида и Ксенофонта. Симпатии и антипатии Страбона свидетельствуют о том, что он не всегда строго подходил к тому или иному автору. Ктесий еще у древних снискал славу лживого автора, Гелланик же, по мнению Фукидида, много напутал в хронологии [Thuc. I, 97, 2], а по свидетельству Эфора,—это источник сомнительный. Страбон часто полемизировал с Геллаником, всякий раз указывал на его ошибки. Поэтому нельзя сравнивать Геродота с логографом Геллаником или Ктесием, занимавшим промежуточное положение между логографами и историками риторического направления. Ведь труд Геродота был оценен самими римлянами, Цицерон назвал его «отцом истории», тем самым подчеркнув его особую роль как историка универсалистского направления. Даже Дионисий Галикарнасский лучше, чем Страбон, понял те грандиозные задачи, которые ставил перед собой Геродот. Как бы то ни было, Геродот в римское время считался классиком, ему старались подражать многие — Павсаний, Элиан, Лукиан. Правда, многое из сообщений Геродота опровергнуто новейшими исследователями, но многое подтвердилось. Так, свидетельство Геродота о Гирканском море как изолированном [Hdt. I, 202] получило признание только после Птолемея (И в. н. э.). Начиная со времени Александра Македонского утвердилось мнение, что Каспийское море — залив Северного Океана. Это ошибочное мнение шло от Патрокла, сумевшего исследовать только южную часть Гирканского моря и не отважившегося продолжить свое путешествие на север. Сведения о Каспии как заливе Страбон взял у Патрокла через Аполлодора Артемитского [Strab. XI, 507].
Географические сведения Страбона в основном восходят к его предшественникам Посидонию, Эратосфену, Полибию, часто через них он приводит свидетельства Теофраста, Тимея, Стратона, Аристотеля, Эфора. В греческой историографии наиболее удачными считаются книги XII о Малой Азии и XVII — об Африке (особенно о Египте), многое в которых основано на личных наблюдениях. Остальной интересующий нас материал (книги XI—XVI) почерпнут из свидетельств Эратосфена, Аполлодора, Артемидора, во многом ошибавшихся и не всегда точных.
«География» Страбона показывает, как расширялись представления греко-римского мира о восточных землях в связи с походами Александра и установлением торговых связей с этими районами. Если Геродот сообщал о Бактрии и Согдиане лишь общие сведения, то Страбон описывает их подробнее, используя данные эллинистических авторов о Паропамисе (Копет-Даг, Гиндукуш) и Имае (Памир), сплошной цепью гор якобы делящих Азию на две части. Страбон связывает расширение географических знаний с образованием крупных государств в Азии. Так, с возникновением парфянского царства появились более полные сведения о гиркан- цах, бактрийцах, скифах [Strab. I, 14]. Аналогичным образом Страбон объясняет получение сведений о других народах Востока, указывая, что эллины, отделившие Бактрию, достигли такого могущества, что подчинили Ариану и индийцев (ссылка на Аполло- дора) и покорили большее число народов, чем Александр [Strab. XI, 516].
Основываясь на тезисе о превосходстве эллинов, античный географ ставит процветание восточных окраин Азии в прямую зависимость от господства там греков, а упадок —с преобладанием местного элемента, с чем полностью согласны некоторые современные греческие авторы. Как пишет Страбон, плодородные земли Гиркании пришли в запустение потому, что их правителями были «варвары» — мидийцы, персы, парфяне, а македоняне, занятые войнами, владели страной лишь непродолжительное время [Strab.XI, 509]. Подобные рассуждения говорят о его принадлежности к греческой знати Малой Азии, ведь еще его дед во времена Лукулла принял сторону римлян. А мнение о неполноценности народов Востока, неспособных к самостоятельному развитию, получило окончательное оформление еще в философских воззрениях Аристотеля, отводившего грекам особую роль правителей Ойкумены [Aristot. Polit., I, 1, 6, 1252Ь]. Это мнение разделяли Полибий и Страбон.
В прошлом веке сходные взгляды проповедовал корифей греческой историографии К. Папарригопулос, оказавший не меньшее влияние на последующих греческих исследователей, чем И. Дрой- зен на всю западную историческую науку. Папарригопулос, как и Дройзен, использует термин «эллинизм» только в приложении к македонянам и римлянам. Он нигде не говорит о «восточном» эллинизме, а лишь о «македонском» 11Т. Поэтому весь период от походов Александра до падения последнего эллинистического царства (Египет) греческий историк прошлого века зачисляет в основном в актив македонян — носителей эллинистической культуры, передавших ее по праву наследства римлянам.
Нетрудно заметить, что от Аристотеля к Полибию, Страбону и другим авторам стоического направления протянулась как бы незримая нить к Гегелю, считавшему походы Александра и образование эллинистических царств кульминационным пунктом распространения греческого «духа» на Востоке. А когда греки «исчер
пали себя», они передали пальму первенства Риму, отразившему, по мнению немецкого философа XIX в., историческое развитие поздней античности118. Эта идеалистическая схема развития Запада и Востока прослеживается в «Географии» Страбона и отражается в работах греческих исследователей, старающихся придерживаться сведений античного географа и не использующих археологических находок на территории Средней Азии.
Страбон приводит предание, взятое из Аполлодора, о «тысяче бактрийских городов» и о том, что они всей Арианы краса [Strab.XI, 515; XV, 686]11в. Подобное мнение до сих пор считается правильным в греческой немарксистской историографии, относящей расцвет бактрийских городов ко времени существования греко- бактрийского государства, цари которого, по происхождению эллины, способствовали распространению греческой культуры на этой «варварской» окраине Азии. Археологические раскопки на территории бывшей северной Бактрии (советская Средняя Азия) показали, что до прихода греков и македонян в эти края там уже сложилась своя культурная традиция и городская жизнь, а поселения греческих ремесленников в этих местах отмечал еще Геродот в царствование Дария [Hdt. IV, 204]. О греках-колонистах при Ксерксе писал сам Страбон [XI, 518]. В результате комплексных исследований советских археологов (начатых еще в 30-е годы) здесь были обнаружены городские поселения VII в. до н. э. с мощными крепостными стенами. Эллинистическое поселение северной Бактрии Кей-Кобад-шах (в долине Кафирнигана — притока Амударьи) повторяло четкую прямоугольную планировку южнобакт- рийского Беграма, раскопки которого осуществляла французская археологическая экспедиция120. В Греции, как и вообще на Западе, обычно не принимаются в расчет изыскания советских археологов; такие ученые, как А. Фуше и М. Уилер, до сегодняшнего дня настаивают на мнении, взятом из Страбона, о небывалом расцвете Бактрии при эллинских царях121.
Правда, можно говорить, подобно Страбону, о расцвете «тысячи бактрийских городов», но доказать это гораздо сложнее. Греко- бактрийское царство возникло на окраине державы Селевкидов 70 лет спустя после похода Александра, когда греко-македонские наемники, предводительствуемые Диодотом, провозгласили отпадение бактрийских земель от центральной власти. Но представлять греко-бактрийское царство как торжество эллинства на Востоке более чем рискованно122. Прежде всего археология не подтвердила всеобъемлющего распространения эллинизма на сельские районы, оно прослеживается только в крупных городах, да и то не везде. Процесс синкретизацйи греческого и местного заметен позже, в эпоху кушан, когда мощное государство объединило территории от границ современной Средней Азии до Индии12S.
Систематические изыскания археологов на территории северной Бактрии позволили поставить под сомнения свидетельства античных авторов о возникновении сразу после походов Александ
ра «тысячи бактрийских городов». Подобные свидетельства могут относиться лишь к периоду поздней античности (I—IV вв.).
Наиболее сильной стороной повествования Страбона считаются свидетельства, касающиеся синойкизма и градостроительства эллинистических царей. Правда, античная традиция (Страбон, Плиний, Аппиан) механически переносила понятие синойкизма классической эпохи на эллинизм, в любом случае связывая с ним начало цивилизации. Действительно, в классическую эпоху объединение нескольких разрозненных поселений в один город означало переход от варварства к цивилизации124. Но синойкизм эллинистической эпохи означал иное, качественно новое явление — отказ от замкнутости эллинских городов Востока, их слияние с местным элементом, рост ремесла, торговли, изменение положения сельской хоры в связи с дальнейшим развитием рабства.
Подобно всем античным авторам, Страбон связывал развитие городской жизни на Востоке с проникновением эллинской культуры и с мудрой политикой преемников Александра, продолжавших его дело насаждения цивилизации в отдаленных районах Азии. Так античная традиция под воздействием политических и философских воззрений греческих авторов периода римского господства в Греции и на Востоке выработала определенную систему взглядов на задачи похода Александра и на политику его преемников — эллинистических царей, сведя всю сумму социально-эко~ номических факторов к целям распространения эллинства. Подобный взгляд на эллинизм как на явление культурное был принят всей западной историографией начиная с Дройзена и греческой — от Папарригопулоса.
Все, что сообщает Страбон о градостроительстве и синойкизме на Востоке, особенно в Передней и Малой Азии, о чем античный географ писал по личным наблюдениям, не подлежит сомнению. Расцвет городской жизни Страбон связывал с политикой Алек- сандра и его преемников, способствовавших распространению эллинской образованности.
Кажущаяся беспристрастность Страбона, не дающего своей оценки того или иного явления, не означает его индифферентности к описываемым событиям. Страбон — глубоко социальный автор, сторонник римской власти и приверженец культурного превосходства греков над «варварами». Он с большим уважением отзывается об Августе, восхваляя его милосердие и щедрость [Strab. XVII, 840].
Не все сведения Страбона можно считать вполне достоверными. Он сам писал, что нелегко поверить большинству историков Александра, потому что они небрежно обращаются с фактами ради славы царя и в силу того, что поход его достиг крайних пределов Азии, данные о которых сложно проверить [Strab. XI, 508].
Как бы то ни было, Страбон показал закат эллинизма, его «лебединую песню», ему мы обязаны многими свидетельствами его великих предшественников, чьи труды безвозвратно погибли.
В великом прошлом Эллады современные греческие историки видят залог «будущих свершений эллинской нации». Не случайно особое место среди античных авторов они отводят Арриану, наиболее правдиво описавшему военную деятельность Александра. Из наследия Арриана*— «Анабасис Александра», «Индика», «Пе- рипл Понта Эвксинского», «Диатрибы Эпиктета», «Схолии к учению Эпиктета», «Тактика», «Построение против аланов» (фрагмент не сохранившейся «Истории аланов») 125— греческие авторы чаще всего обращаются к «Анабасису».
Биография Арриана была написана его соотечественником Дионом Кассием (И —III вв.). Об этом есть сведения в «Лексиконе» Свиды, который называет Арриана учеником Эпиктета, ставя «му в заслугу желание подражать Ксенофонту и создание двух сочинений: «Анабасис» и «Диатрибы Эпиктета» 12в. Фотий (IX в.) в «Мириобиблоне» считает Арриана философом, поясняя, что он подражал Ксенофонту, так как сам не был искусен в изящном •слоге127.
Греческая историография по творчеству Арриана середины прошлого века несет на себе следы позднеантичной традиции, полностью доверяющей свидетельствам греческого историка римского времени. Этого недочета не избежали и современные исследователи творчества Арриана. Их работы также имеют скорее познава- тельно-описательный характер128; в них подчеркивается эллинский патриотизм и сознание античным автором своего великого долга — •описать многочисленные подвиги Александра «среди эллинов и варваров» [Агг. 1 ,12 ,4]. Воспринимая «Анабасис» как гимн эллинскому духу и его превосходству над «варварским» B qctokom, греческая историография новейшего времени ценит Арриана за правдивость и за приверженность ко всему, что связано с Элладой: традициям, верованиям, установлениям. Но подобная оценка творчества Арриана одностороння и не выражает сути его проримских воззрений.
«Анабасис Александра» был создан пять веков спустя после похода македонского царя на Восток, в пору стабилизации и расцвета римского рабовладельческого государства. Арриан Флавий — уроженец римской провинции Азии — принадлежал к правящей верхушке местной эллинизированной аристократии. Он имел римское гражданство, был близок к императорам и одно время исполнял должность наместника Каппадокии. Родина Арриана — Вифи- ния (Никомедия), в прошлом эллинизированное государство в северо-западной части Малой Азии, возникшее в 281 г. до н. э. на развалинах державы Александра Македонского. Несмотря на преобладающий восточный элемент (вифинийские цари были потомками местного династа Зибоета), в нем наиболее сильно ощущалось греческое влияние по сравнению с другими эллинистическими царствами (Понт, Каппадокия, Армения).
Арриана, как и многих историков начиная с Полибия, интересовали поразительные успехи римлян, сумевших в короткий срок
покорить южную Италию, Сицилию, Грецию, Македонию, эллинистический Восток и стать вершителями судеб древнего мира. Философские взгляды Арриана сложились под влиянием воззрений Эпиктета, проповедовавшего жизнь, согласную с природой. Основное в учении стоиков римского времени — единство природы, управляемой божественным началом, и неотвратимость судьбы (el AapjxsvT]). В центре творчества всех античных авторов периодаII в. до н. э.— II в. н. э.— идеальный образ мудрого правителя, приспособленный к нормам морали римского общества. Железная логика Рока, стоящего над миром, управляет поступками людей,, поэтому успехи римского оружия объяснялись покровительством Судьбы.
Несмотря на восторженное отношение к Александру, Арриан показал его в духе стоической концепции и запросов своего времени. Римские императоры любили сравнивать себя с Александром, признавая его заслуги, но стараясь больше выпятить свои собственные. Ведь превращение Рима в великую средиземноморскую державу давало им право говорить о превосходстве над. Александром, не сумевшим сохранить завоеванного! П оэтому в «Анабасисе» Арриана в изображении Александра проступают и негативные стороны деятельности царя, отступившего от умеренности и совершавшего неблаговидные поступки. Так Арриан отразил в своем творчестве не столько эллинские настроения, сколько* запросы правящей верхушки римского общества.
Время Арриана (II в. н. э.) — век «эллинского Возрождения», когда возрос интерес к риторике и стоической философии в плане' этических проблем, когда преобладало восхваление римлян как повелителей Вселенной. Преклонение перед наследием классической Эллады выразилось в подражании писательской манере античных историков (прежде всего Ксенофонта), а в красноречии — десяти аттическим ораторам (в основном Демосфену и Исократу). Исключительное значение придается языку и литературной форме, интерес к истории по-прежнему велик, но труды историков не отличаются глубиной анализа, господствует страсть ко всему занимательному и невероятному, развивается жанр повествовательной литературы с уклоном к индивидуальным переживаниям. В творчестве Арриана нашли отражение основные черты интеллектуальной жизни эпохи: интерес к прошлому Эллады в лице ее лучших представителей (Геродот, Фукидид, Ксенофонт), увлечение атти- цизмом, стоической философией и поощрение римских порядковг в сравнении с которыми время Александра во многом проигрывало.
60-е годы XIX в.—переломный момент в греческом антикове- дении: романтически-восторженное отношение к классической Элладе и ее вождям сменилось повышенным интересом к Филиппу, Александру и македонским завоеваниям. В связи с этим особый смысл обрело повествование Арриана, источника по военной истории Александра и восточного похода. К этому времени относится первая работа Папарригопулоса «История греческой нации».
В ней прослеживаются как бы два слоя: традиционно-классический и новый, выразившийся в прославлении македонских царей и их восточной политики129. Папарригопулос ставил перед собой задачу показать непрерывность и устойчивость эллинского культурного начала в развитии Греции, Востока, Рима, Византии. Поэтому основным источником, помогающим раскрыть причины и дели восточного похода Александра, для Папарригопулоса стал Арриан130. Ведь Арриан, подобно Плутарху, приписывал македонскому царю миссию «провозвестника» эллинской культуры на «варварском» Востоке. Эта версия соответствовала желанию Папарригопулоса показать превосходство эллинской культуры и ее благотворное влияние на развитие «отсталых стран» 131.
Но Папарригопулос приемлет у Арриана лишь то, что служи-! доказательством его концепции «цивилизаторской миссии» греков на Востоке, и замалчивает иные аспекты македоно-греческои агрессивной политики. Хотя социальная сторона восточного похода слабо отражена в творчестве Арриана, тем не менее она видна в целом ряде моментов: в жестоком разграблении захваченных городов и* поголовном обращении населения в рабство, нарастании недовольства в среде приближенных царя (заговоры), стойком сопротивлении народов Азии. Вот эти-то черты арриановского повествования Папарригопулос вроде бы не замечает, акцентируя внимание на «триумфальном шествии» Александра, разбрасывающего на Востоке семена эллинской образованности132. Подход Папарригопулоса к сведениям Арриана об Александре приводит автора в лоно гегельянской концепции о превосходстве «развивающихся» западных наций над «отжившим» Востоком, что несколько позже получило название «эллиноцентризма».
В качестве главного источника использует без должного критического анализа труды Арриана и С. Ламброс (1851—1919), продолживший в своих работах линию Папарригопулоса133.
В современной греческой историографии имеется несколько работ, посвященных Арриану. Это в основном переводы его трудов да новогреческий с предисловиями и комментариями.
В 1938 г. издательство «Папирос» выпустило в свет новый перевод «Анабасиса Александра» на новогреческий, предисловие и комментарий к которому написал историк Д. Ликас134. Он называет А йвана первым историографом Александра, указывает на его точность и объективность, отмечает хороший подбор источников. Кроме того, Д. Ликас ставит в заслугу Арриану отход от воззрений стоиков и глубокое проникновение в эпоху Александра. Автор предисловия подчеркивает, что начитанность Арриана помогла ему создать труд о македонском царе в пору «упадка эллинизма». Но, несмотря на все это, по мнению Д. Ликаса, Арриан не достиг уровня Фукидида и Ксенофонта 13\
Новейшая работа В. Лаурдаса «Личность Александра по Арриану» (1971 г.) также не избежала ряда недочетов, свойственных немарксистской историографии13в. Лаурдас разделяет мнение, что
«Анабасис Александра» и «Диатрибы Эпиктета» созданы под прямым воздействием «Анабасиса Кира» и «Апомнимоневмата» Ксенофонта, в которых прославлялся царь Кир и были записаны наставления Сократа. По глубокому убеждению автора, труд Арриана — одна из форм протеста против засилья римлян 137. Лаур- дас полагает, что труд Арриана следует делить па частп, соответствующие основным сражениям. По его мнению, Александр с его «благородной и умеренной жизнью» и с непреоборимым стремлением ко всему неизведанному 138 остался для Арриана неразрешимой загадкой.
Было бы неверным утверждать автономное развитие греческой исторической науки, вне связи с общими тенденциями западноевропейской историографии, начавшей с И. Дройзена прославление Александра и его «особой культурной миссии» на Востоке. По существу, работы немецких историков после И. Дройзена (Ю. Керст, У. Вилькен, Эд. Мейер, Ю. Белох) продолжают его трактовку военно-политической истории восточного похода, придавая огромное значение личному гению Александра,«яыобы сознательно насаждавшего эллинскую культуру на восточп^^вкраинах древнего мира. Этим же путем следуют многие современные греческие ученые, увлекающиеся апологетической версией Арриана и воспринявшие историко-философские взгляды Дройзена 139.
Пособия по древнегреческому языку являют образец все той же преднамеренной выборки из Арриана, призванной иллюстрировать отвагу и превосходство древних эллинов. В таком духе составлены работы Е. Христопулоса 140 и В. Критикоса141.
Показательно, что и в университетском курсе истории древней Греции, читавшемся в 1967—1974 гг., основное вннмание уделялось разбору и комментированию «Анабасиса Александра». Учебные тексты подбирались таким образом, чтобы показать героику восточного похода и продемонстрировать наиболее выигрышные стороны характера Александра (храбрость, щедрость, заботу о воинах, великодушие к побежденным). Как правило, все, что чернило образ царя, опускалось, так же как и описание драматических стычек с населением восточных сатрапий и Индии, где греки и македоняне не раз терпели поражения или проявляли крайнюю жестокость. Изучение главного труда Арриана в греческих учебных заведениях преследует ныне цель показать славное прошлое, ведущую роль Эллады в жизни античного мира, связать эту роль с именем Александра Македонского.
Трудами Арриана в качестве основного источника пользуется и прогрессивный историк Г. Кордатос в своих работах «История древней Греции» (т. 3) и «История эллинизма»142, отразивших паиболее сильные стороны западной исторической пауки и основные положения трудов советских историков античнос/и. Во введении к «Истории эллинизма» Кордатос декларирует основные принципы исследования, указывая на свои расхождения с официальной западноевропейской оценкой эллинизма как явления чисто
культурного14S, восходящего к источникам нроалександровского направления и в значительной мере к свидетельствам Арриана. Исходя из сообщений Арриана, Кордатос пытается преодолеть заблуждения немарксистской историографии о непогрешимости свидетельств античного автора, избежать идеализации облика Александра 144.
Во многих работах греческих историков, широко использующих труды Арриана, не говорится об организованной борьбе восточных племен, а лишь отмечаются разрозненные выступления «разбойничьих групп» кочевников, имевших примитивную родо-племенную организацию и не признававших ничьей власти145. Подобное мнение не приемлет марксистская историография, подчеркивающая упорное организованное сопротивление восточных народов завоевательной политике Александра. Известное положение Арриана о восточном походе как о триумфе греко-македонского оружия, нигде не встретившего серьезного противодействия, свойственно всем работам греческой немарксистской историографии.
Взгляды древних об извечности рабовладения преломились в трудах греческих авторов, пропагандирующих незыблемость существующих установлений и находящих в эллинистическом мире соответствующие аналогии. Поэтому отрицание общественно-эко- номических формаций привело современных греческих историков к модернизации античности14в.
Арриан — источник правдивый и целенаправленный: свою задачу он видел в возвеличивании Александра «среди эллинов и варваров» [Агг. Prooem.]. Но восторженное отношение Арриана к Александру не помешало ему в какой-то мере осветить социальный фон, на котором происходил восточный поход. Эта сторона свидетельств Арриана не интересует отдельных греческих историков, пропускающих такие места в «Анабасисе» или упоминающих о них лишь вскользь. Но даже привлечение сведений одного Арриана (без обращения к авторам антиалександровского направления) позволяет убедиться в нарастающей борьбе племен и народов Азии по мере продвижения греков и македонян на Восток.
Основной накал антимакедонской борьбы пришелся на время пребывания царя в восточных сатрапиях, слабо связанных экономически с бывшей ахеменидской державой. Арриан не скрывает, что завоевание Бактрии и Согдианы было наиболее трудным делом для привыкших к легким победам греков и македонян. Три года, понадобившиеся для покорения восточных сатрапий, говорят об упорном организованном сопротивлении народов Средней Азии. Необычность их борьбы заключалась в методах ее ведения. Крупных битв не было; зато постоянно устраивались засады и происходили внезапные нападения, изматывавшие противника не меньше, чем генеральные сражения.
Свойственное греческим историкам-немарксистам пренебрежительное отношение к «варварским» народам, их боевой мощи и вооружению не подтверждается сообщениями Арриана. Большая
часть IV книги «Анабасиса» (главы 1—22) отведена борьбе со среднеазиатскими народами — бактрийцами, согдийцами, саками, массагетами. Очень часто они одерживали верх, так как хорошо владели искусством ближнего боя и использовали атаку «лавой» — прием, неизвестный грекам. Даже весьма схематичное описание Аррианом перипетий антимакедонской борьбы «варварских» народов Средней Азии показывает, что эти народы имели свои собственные методы зедения военных операций, более приемлемые в условиях «малой войны», чем наступление македонской фаланги. Не случайно Арриан указывает на коренную реорганизацию войска Александра после покорения Средней Азии и перед походом в Индию. Есть свидетельства Арриана о включении местных легковооруженных отрядов конников в состав греко-македонского войска [Агг. VII, 6, 4—5], а также об использовании Александром «восточных приемов» ведения войны — внезапной атаки, рассыпного строя, тактики массированного удара.
Поэтому не правы те современные греческие историки, которые говорят только о превосходстве армии Александра и в то же время умалчивают о серьезном уроне, нанесенном завоевателям в Средней Азии; кроме того, они не упоминают о стремлении Александра перенять более гибкие методы военных операций местных народов, пригодные для горных районов. Все эти важные моменты повествования Арриана они упускают, недооценивая вклад восточных народов в развитие военного искусства147.
Таким образом, работы греческих авторов, посвященные разбору творчества Арриана, имеют общие недостатки — затушевывание социальных сторон эпохи (рост рабства, нарастание внутреннего взрыва, борьба покоренных народов), чрезмерное восхваление деятельности Александра, приписывание ему задач культурного развития «отсталых» народов Востока148.
В отличие от наследия Арриана греческая историография лишь выборочно пользуется «Историей Александра Македонского» Квинта Курция (I в. н. э.) 149. Отрицая историческую ценность Курция, отдельные греческие авторы выражают солидарность с немецкими исследователями начала нашего века, причисляющими сочинение римского историка к жанру античного романа15в. Правда, в новейшее время на западе раздавались и голоса в пользу признания серьезности труда Курция, который вследствие своей любознательности собрал без разбора все, что слышал и прочел об Александре151. Именно страсть к собирательству, желание зафиксировать все об Александре придают Курцию в глазах этих исследователей относительную ценность.
Сочинение Курция имело успех в римском обществе I в. при Юлии Клавдии, поощрявшем писательские опыты своих приближенных, восхвалявших его «мудрое» правление152. В то время было модно ругать Александра (отрицательно к нему относились также Цицерон, Ливий, Сенека, Лукан) и хвалить римские поряд
ки, что и делал Курций. Обширная эллинистическая литература об Александре перипатетического и стоического свойства причудливо переплелась в повествовании Курция, сплавив исторический факт и легенду, что придало произведению бблыпую занимательность, а отсюда принесло и популярность.
Похоже, что для Курция история Александра была лишь материалом для литературного творчества. Исторический факт (основа повествования Диодора) подвергся у римского ритора переработке, дополнился домыслом и фантастикой, утратил первоначальное значение и превратился в литературный прием. Нельзя не согласиться с теми греческими историками, которые упрекают Курция за неразборчивость при подборе материала и сумбурность изложения153. Но зато его повествование помогает увидеть Александра в ином свете, представить себе образ, отличный от добродетельного облика, созданного перипатетиками154.
Курций, как и Диодор, принадлежит к авторам критического направления. Но это относится только к обрисовке Александра,, а не к использованию факта, да и македонский царь совершает «злодейства» не из-за своих дурных свойств, а потому, что отходит от умеренности, необходимой для философа и государственного деятеля. Курций находился под сильным воздействием идей стоиков. Поэтому Александр у него дан в двойственном плане: он гонится за славой, отходит от умеренности и теряет расположение Судьбы [Curt. VIII, 8, 14—23]. Но, подобно многим историкам: того времени, Курций — эклектик, проповедующий не только стоицизм, но и эпикурейство [Curt. V, 12, 10].
В силу роковой предопределенности Александр не самостоятелен в своих поступках. Он не решает никаких дел. Чрезмерная слава, по мнению Курция, вредит царю, мешает ему вести добродетельный образ жизни. Курций высказывает сожаление, что достойный молодой человек превращен успехами в жестокого, подлого, сладострастного тирана [III, 12, 19]. Эволюция образа идет в сторону нарастания «дурных свойств»: начав с уничтожения двух тысяч тирян, Александр уже не может остановиться и продолжает свирепствовать — казнит Филоту, Александра Линкестий- ца, подсылает убийцу к Пармениону, истребляет бранхидов и в конце концов убивает Каллисфена, отличавшегося благородными качествами155.
Курций вкладывает в уста скифских послов проповедь стоической морали [VII, 8, 8—30], хотя вряд ли кочевники были знакомы с философией стоицизма, в которой центральное место отводилось Судьбе. По Курцию, следование ей — истинная цель мудрого правителя. И Александр часто именно так и поступает. Его речь против «пажей» — образец стоической морали [Curt. VIII, 8, 14]. В сочинении Курция сплавилось многое: история, этика, философия, мораль, риторика, причем последняя нередко заслоняет все остальное.
Образ Александра дан Курцием в плане воинской доблести.
Ряд мелких черт указывает на превосходство греко-македонской армии, в «которой люди и кони блестели не золотом и пестрыми •одеждами, но железом и медью», а персы, «как овцы, бежали от... немногочисленных врагов...» [Curt. III, 3, 26; 11, 17].
Греческие авторы охотно ссылаются на хвалебные характеристики, прилагаемые Курцием к царю и войску158. Но сквозь нарисованный розовыми красками образ царя как бы проступают негативные черты, что и определяет общую принадлежность Курция к критическому направлению157. Поэтому в его повествовании Александр деградирует от добродетели к пороку. Царь действует в сложных ситуациях, где ярче проступают его вспыльчивость, подозрительность, злоба и жестокость.
Греческое антиковедение все же видит в повествовании Курция преднамеренно созданный добродетельный облик Александра и при случае подчеркивает несамостоятельность римского ритора, будто бы вначале следовавшего перипатетикам (положительная оценка), а уже затем — стоикам (отрицательное отношение). Но при анализе текста Курция двуплановость и нерасчлененность образа Александра проступают буквально с первых же страниц. Курций старался'собрать как можно больше сведений о македонском царе, не заботясь о достоверности, в чем сам признавался tlX , 1, 34]. Таким образом из свидетельств различного достоинства возник противоречивый образ Александра, построенный на антитезе.
Множество речей царя и других персонажей, на наш взгляд, придают повествованию Курция монотонность, но этот литературный прием в то время высоко ценился. Речи перемежаются у Курция с почерпнутым из трудов эллинистических авторов (Оне- сикрита, Клитарха, Поликлита, Антигена) анекдотическим материалом, где много пророчеств, предзнаменований и мифических сюжетов,—например, об амазонках или о чудесных собаках индийского царька Софита. Все это приводится наряду с вполне заслуживающим доверия историческим материалом.
Самое интересное в «Истории» Курция — не Александр, а среда, в которой он действует. Однако она не интересует греческих авторов. Между тем ценность Курция с точки зрения истории заключается в показе дополнительных штрихов, освещающих наряду со свидетельствами Арриана перипетии восточной кампании греков и македонян. Можно даже сказать, что в его сочинении враждебные силы, стоящие на пути осуществления планов царя, выписаны более четко, чем у Диодора.
В речи накануне битвы при Иссе Александр раскрывает перед войском свой замысел завоевать весь Восток до Бактрии и Индии [Curt. III, 10, 5, 6]. А несколько дальше, описывая события, последовавшие за разграблением Тира, Курций отмечает, что при удачах Александра таяли военные силы и царь постоянно вербовал наемников в Греции и Македонии [Curt. IV, 6, 30—31]. Выдвинув обширную программу завоеваний, Александр накануне сра-
женин при Гавгамелах заявляет о желании возвратиться Н9 родину.
Царь не хочет рвать с Македонией, но в то же время мечтает стать восточным владыкой. Эту двойственность поведения Кур- ций подмечает в том, что письма, посылавшиеся в Европу, Александр запечатывал своим прежним перстнем, а в Азию — перстнем Дария. По убеждению римского историка, подобное положение не могло продолжаться долго [VI, 6, 6].
Курций не скрывает трудностей завоевания восточных сатрапий, стойкого сопротивления местных народов. Он указывает, что Александр скрыл от войска гибель отряда Менедема на Полити- мете, что в Согдиане пришлось оставить трехтысячный отряд для наведения порядка в сатрапии [Curt. VII, 10, 10], что царь был вынужден построить шесть крепостей в Маргиане «для взаимной выручки». Овладев «скалой» Аримаза, Александр не пощадил никого из мятежников, подверг их бичеванию и распял на крестах. Александрия-Эсхата была основана не ради культурных целей, а как форпост против натиска скифов [Curt. VII, 7, 1]. Курций также сообщает, что войско и ближайшее окружение царя не одобряли его планов. Паж Гермолай обвинил Александра в чрезмерной жадности и в безразличии к войску. Жажда славы и богатств толкнула Александра в Индию, где царь крайне жестоко подавлял выступления местных жителей [Curt. VIII, 10, 20]. «Александр мечтает покорить весь мир, а воины хотят вернуться на родину» [IX, 2, 11] — так римский историк объясняет противоречия между царем и войском. Нарастание протеста солдатской массы привело к открытому бунту в Описе, что вынудило царя начать обучение персидских юношей [Curt. X, 3, 14]. После Описа драматизм событий у Курция ослабевает и повествование движется к естественной развязке — смерти царя.
Отмеченные выше недостатки «Истории Александра Македонского» вовсе не свидетельствуют о том, что ее невозможно использовать в историческом исследовании. Ведь привлечение разнородного материала со множеством деталей позволяет взглянуть на поход Александра с позиций критического осмысления событий. Античность еще не знала одностороннего изображения героев, носителей добра или зла, что характерно для европейского классицизма. У любого античного автора вне зависимости от направления наряду с положительным всегда присутствует и отрицательное. Даже Арриан и Плутарх иногда порицали царя, хотя эта критика и не перерастала в осуждение. Курций, напротив, больше осуждал Александра, но нередко и хвалил. Свой труд он заканчивает хвалебной тирадой в честь Александра, славу которого разделили его преемники, может быть, «не всегда достойные» [X, 5, 37].
Так непоследовательность римского историка (а в конечном счете неразборчивость) привела его к крайним оценкам личности
Александра — осуждению и восхвалению, а последнее используется греческими исследователями158.
В отличие от Курция Тит Ливий имеет у греческих исследователей репутацию правдивого и объективного автора, многое позаимствовавшего из труда своего предшественника Полибия и создавшего подлинную историю Римской империи. Но некритическое отношение греческого антиковедения к Ливию мешает многим авторам видеть у римского историка не только полибианскую струю, но и проповедь собственных историко-философских воззрений, связанных с эпохой становления императорской власти в Риме15в.
Связь повествования Ливия с «Всеобщей историей» Полибия, особенно в 4-й и 5-й декадах (македоно-римские войны, Филипп V, Персей), установлена исследователями с абсолютной достоверностью180. Сопоставление текстов Полибия и Ливия свидетельствует, во-первых, о компилятивности римского автора и, во-вторых, о переработке им греческого оригинала в сторону отхода от фактологии и документальности и приближения к красочному описанию, не всегда следующему исторической правде16i.
И все же бытующее среди греческих исследователей мнение о прямом следовании Ливия Полибию нуждается в уточнении. Полибий — последний историк республиканского Рима, а Ливий — современник Августа, установившего в Риме авторитарный строй.
Ливия от Полибия отделяют два века. За это время классовые антагонизмы в римском обществе обострились и привели к установлению императорской власти, в равной мере беспощадной и к низам, и к оппозиционным аристократам. Римский историк отразил мечту о возврате к республиканским порядкам, противопоставив современную ему эпоху тревог и неуверенности идеализированному прошлому182. Так недовольство социальными отношениями своего времени обусловило интерес Ливия к истории римского народа [Liv. I, Prooem.]. Подобные взгляды до него высказывал Цицерон, источником идеалов которого также было прошлое республиканского Рима.
Ряд исследователей считают Ливия приверженцем Цицерона и непримиримым республиканцем183. Но Ливий не высказывал крайних республиканских суждений; близость к императорскому дому и официальное признание обусловили умеренно-республиканские симпатии Ливия, горячо поддержавшего призыв императора к «согласию» с противниками ради политического единства и нравственного возрождения народа184. Поэтому «увековечение истории первого в мире народа» [Liv. XXXI, 1] импонировало императору. Он приблизил к себе историка и поручил ему давать уроки наследнику Клавдию. Умеренный республиканизм Ливия был вполне в духе времени.
Труд Ливия не имеет себе равных по охвату событий, приближаясь по замыслу к всемирной истории, хотя основным объектом исследования в нем выступал Рим.
Некоторые авторы считают Ливия правдивым писателей, сознававшим роль Рима и создавшим истинную историю1*8. Они отмечают, что Ливий не всегда одобрял действия римских консулов, а также указывают на свидетельство самого историка о томт что он хочет «приблизиться к совершенной истине» [Liv. I, Prooem.]. Но основной их недостаток — некритическое следование за источником — в полной мере относится и к пониманию Ливия1вв.
«Римская история от основания города» («Ad Urbe condita libri»), названная так в периохах и в цитатах позднейших грамматиков, которой Ливий посвятил более 40 лет жизни, состояла из 142 книг. Полностью сохранились лишь 35 книг (I—X, XXI— XLV), часть XCI книги и отрывки из остальных.
1-я декада охватывает древний период истории Рима, подчинение италийских племен и войны с Ганнибалом, в 3-й, 4-й декадах и в пяти книгах 5-й декады описаны де акедоно-римские войны, борьба римлян с Филиппом V, спартанским царем Набисом, Антиохом Сирийским, Персеем; заканчивается она полным покорением Македонии и триумфом Эмилия Павла (146 г. до н. э.).
Для изучения эллинистической эпохи особенно важны 3—5-я декады, написанные в основном по свидетельствам Полибия, но переработанные римским историком на свой лад. Главное в сочинении Ливия —показ примеров римской доблести, постепенное ухудшение порядка и упадок нравственности. Идеологическая программа Августа предусматривала сплочение правящего класса и установление мирового владычества Рима. Считалось, что, покончив с гражданскими войнами, император вернул римскому народу мир, свободу и республиканские добродетели: доблесть и нравственность. Поэтому, ставя перед собой морально-дидактические задачи, римский историк полагал, что примеры доблести способны исправить порочные нравы. Он подходил произвольно к историческому материалу, изображая «добрые» и «дурные» поступки отдельных деятелей. Схеме показа «добра» и «зла», окрашенных роковой предопределенностью, основанной на всевозможных предзнаменованиях (дань традиционной морали в учении римских стоиков), подчинено все повествование Ливия, видевшего достойные подражания примеры в истории Рима и противопоставлявшего их современному ему периоду ухудшения нравов. Ливий — историк тенденциозный, подчинивший свой труд задаче прославления высоконравственных качеств римлян. Причину их непобедимости Ливий видел в том, что к ним поздно проникли пороки (жадность, себялюбие, роскошь).
При подобных установках само историческое повествование теряет первостепенное значение и достоверность. Главным становится занимательный рассказ о преуспеянии римлян1в7, для иллюстрации чего античный историк перебрал массу авторов различного достоинства (Фабий Пиктор, Элий Туберон, Целий Антипатр, Полибий). Ливий не пользовался первоисточниками и подлинными документами (как делал Полибий), довольствуясь свободным
во
переводом греческих историков или авторов римских анналов. Прямых указаний на источники Ливий не дает, ограничиваясь формулой: «рассказывают», «по свидетельству некоторых». Подобно Посидонию, Ливий убежден, что ход исторических событий определяется деятельностью законодателей. Это мнение типично и для большинства греческих историков, гипертрофирующих роль личности в истории1в8. Значительное внимание Ливий уделяет социальным движениям, резко критикуя спартанских и македонских реформаторов1вв.
Греческая историография считала и считает Ливия беспристрастным историком. Однако его любование римскими порядками и отрицательное отношение к массе обездоленных ставят этот взгляд под сомнение170.
Македоно-римские отношения Ливий излагает на основании текста Полибия (начиная с XLII книги), хотя римский историк несколько сократил и переработал материал предшественника, устранив критические замечания по адресу римлян и дополнив: его красочными описаниями римской истории.
Считая своей задачей восхваление отечества, Ливий стремился изобразить римлян добродетельными, показать, что они ведут справедливые войны против тех, кто нарушил договоры с ними. Поэтому все противники Рима у Ливия вероломны, их заслуги ничтожны по сравнению с римской справедливостью. Величие- Рима, его непобедимость, незыблемость его порядков и присущее- ему согласие [Liv. V, 7] выступают у Ливия как раз и навсегда данные категории171.
Не следует забывать о сильнейшем влиянии на Ливия стоической философии. Ведь именно с позиций стоицизма многие античные историки объясняли успехи римлян и гибель эллинистических монархий, раздираемых внутренними смутами. В моральном несовершенстве царей видели античные историки причины угасания: эллинистического мира. И римляне, прежде непогрешимые и доблестные, в понимании Ливия, при соприкосновении с Востоком восприняли его пороки, превратив римскую справедливость в грабеж, а мир— в постоянные войны [Liv. I, Prooem.]. Историк не. скрывает, что рзмляне, посягнув на мировое господство, действовали недозволенными средствами: подкупом, обманом, насилием [IX, 11]. Вот почему Ливий не всегда положительно оценивает деятельность консулов, для которых богатство и власть были источниками моральной деградации [XLV, 8—9]. Вырождение- римских нравов вело к утрате доблести. Именно этим историк объясняет на первых порах успехи македонского царя Персея, наносившего удары Риму в Иллирии [XLII, 64—67]. Но каприз- ная и переменчивая Судьба отвернулась от македонских царей> и, несмотря на все их усилия, победа досталась римлянам, пользующимся ее расположением [Liv. XLV, 9]. Роковая предопределенность и дидактическая направленность — постоянные компоненты повествования Ливия, где ни один герой не должен выхо
дить 8а рамки умеренности, так как за этим следует расплата. Филипп V Македонский храбр, не испугался предстоящей войны с римлянами, но он самоуверен, и Судьба всякий раз лишала его всего [Liv. XXVIII, 8]. Признавая заслуги римлян, Ливий не умаляет славы македонян; более того, он отмечает вероломство римской политики, действующей в нарушение ранее принятых обязательств 172. Характерно, что демократические лакедемонские деятели Маханид, Набис изображены Ливием резко отрицательно179. Особенно ненавистен Ливию спартанский царь Набис, «вероломством» пришедший к власти, постоянный и опасный враг ахейцев [Liv. XXXII, 19].
Некоторые штрихи несовершенства в изображении римлян не портят общей хвалебной характеристики римской деятельности, их благородной миссии спасителей народов, терпящих произвол порочных правителей. Римский претор Аристен, выступая перед собранием ахейцев, подчеркивает, что римляне с большим флотом пересекли море, чтобы «возвратить свободу грекам» [Liv. XXXII, 21]; римский сенат благодарит царя Птолемея за желание оградить афинян от нападок Македонии, указывая, что римский народ сам намерен защищать союзников [Liv. XXXI, 9].
Иногда помимо воли автора, старающегося подчеркнуть бескорыстие и порядочность римлян, получается обратный эффект. Пример тому — этолийско-римский договор. Этолийские стратеги Доримах и Скоп верят римлянам, а они спокойно грабят Иллирию [Liv. XXVI, 24]. Ливий осуждает чрезмерное богатство, роскошь, власть. Порядочный Эмилий Павел — «освободитель» греков и победитель Македонии — продал в рабство 150 тыс. эпиротов, которым ранее была обещана свобода, а также разграбил 70 городов Эпира [Liv. XLV, 34]. И все это он совершает не по своей воле, а по злому умыслу Рока: упоенный богатством и властью, он нарушил основной постулат стоической философии — умеренность. Римский историк не одобряет такого поведения и спешит сообщить, что триумф Эмилия Павла был омрачен личным горем — смертью двух горячо любимых сыновей. И только тогда, по Ливию, наступает прозрение полководца, признающегося в своей неправоте [XLV, 41]. Поступки последнего македонского царя, Персея, также предопределены Судьбой. Лунное затмение накануне решающего сражения с римлянами (у Пидны) предсказало гибель македонского царства, и все усилия Персея были напрасны, так как он шел против воли Рока [Liv. XLV, 8; XLV, 32].
Широко известны свидетельства греческих историков о разорении и упадке Эллады и Македонии в пору римского владычества. Об этом писал Полибий [XXXIX, 3]. Павсаний сообщал, что римляне упразднили в Греции все союзы и ввели тимократическое правление, срыли крепостные стены и конфисковали все оружие [VII, 16, 9]. Диодор указывал, что годы римского владычества были худшими в истории Греции [XXXII, 1]. А Ливий, современник Юстина, также осуждавшего захватническую политику Рима
[XXXIV, 5], всячески восхвалял римские порядки [XLV, 32]г явно греша против истины.
Так вырисовывается облик Ливия — моралиста, стоика, защит- ника римского строя, приближенного к царствующему дому. Ливий с позиций патриция тенденциозно осветил страницы римской истории. Поэтому не все сообщаемое им можно принять без оговорок (а именно это делают отдельные греческие исследователи); следует критически подходить к свидетельствам Ливия, весьма далекого от объективности. И все же труд Ливия остается основным источником по истории отношений Рима с эллинистической Македонией, Грецией и Востоком конца III — середины II в. до н. э., особенно там, где утрачен текст Полибия.
Г. Кордатос в «Истории эллинизма» и «Римском владычества в Греции» широко пользуется свидетельствами римского историка наряду с данными Полибия и отчасти Плутарха. Во введении ко* второй работе он подчеркивает важность труда Ливия как источника по периоду первого проникновения Рима в Элладу 17\ второй, македоно-римской войны, социального движения в Спарте, союза этолян и Антиоха III против римлян, реформ Персея, третьей македоно-римской войны и политики Рима в Македонии после ее* поражения 17\
Как уже отмечалось, греческое антиковедение неравноценно* относится к сочинениям древних авторов. Яркое свидетельство этого — его отношение к истории Помпея Трога в пересказе Юстина. «Historiae Philippicae» Трога в 44 книгах, сокращенная Юстином (II в. н. э.) до эпитома, мало используется греческими авторами. Хотя в качестве главного довода невысокой ценности труда Юстина они выдвигают его компилятивность, отвращает их, скорее всего, не это, а резко критическая тенденция сочинения римского историка, развенчивающее Филиппа II, Александра и его- преемников, постоянно ведущих несправедливые войны и деградирующих в моральном плане.
Трог считал, что «счастливые времена» для народов существовали на заре человеческой истории, когда господствовали патриархальные отношения, отсутствовали деньги и правили добрые* цари [Just. I, 1]. Но затем друг друга последовательно сменили несколько империй: ассирийская, мидийско-персидская, македонская, римская — и в результате войн правителей нарушилось естественное развитие народов17в. Даже Рим, в понимании Трога, имел признаки вырождения, также пришедшие с Востока. Бели у Полибия и Диодора всемирная история начинается с Рима, объединившего народы, то у Трога римляне, подобно всем прочим: завоевателям, несут покоренным народам рабство и моральный упадок177.
Сама постановка вопроса о несправедливости войн с соседями и в отдаленных землях, ведущих к образованию империй, была не новой. Схожие воззрения прослеживаются у историка Феопом- па с Хиоса (IV в. до н. э.), получившего в древности прозвище
«злоречивого писателя». Феопомп написал «Историю Филиппа Македонского» ( ФьХигтпха ) в 58 книгах. Ему первому удалось разглядеть в Филиппе II незаурядного политического деятеля, но это не помешало расписать его черной краской. Идеалы Фео- помпа были на стороне аристократической Спарты, Ликургова законодательства. Поэтому он ругал афинскую демократию, вожди которой якобы утратили моральные качества178. Подобно логографам, Феопомп произвольно толковал историю, ввел в повествование множество элементов риторики179.
Влияние Феопомпа на концепцию Помпея Трога доказано, но, кроме него, римский историк пользовался сочинениями других греческих авторов (Геродота, Фукидида, Ктесия, Эфора), а также трудами эллинистических писателей (Клитарха, Тимея, Полибия, Филарха, Посидония, Аполлодора из Артемиты). Прослеживается также связь Трога с авторами римских анналов180.
Концепция Феопомпа о сменяющих друг друга империях была воспринята Дионисием Галикарнасским, современником Страбона, написавшим «Древнюю историю Рима», где он доказывал эллинское происхождение римлян, а следовательно, и их право быть наследниками греческой образованности. Идеалы Дионисия были умеренными: он признавал любую власть в разумных рамках. Трог не пошел по стопам Дионисия; в его понимании, для народов пагубна любая империя, в том числе и римская, установившая господство в мире. Достойными Трог признавал патриархальные отношения, основанные на равенстве народов и мудрости правителей. Так, в период упадка Римской республики Трог обращался к временам предков, живших естественной жизнью и не знавших корысти. Не случайно Трог начинает свой труд рассказом о жизни скифских племен [Just. II, 2, 1—15].
Но от огромного труда Помпея Трога до нас дошла лишь произвольная компиляция Юстина — незначительные остатки фундаментального сочинения по истории более чем 40 народов. Поскольку Трог ставил перед собой задачу охватить события истории всех известных ему народов и на их примере показать стадии развития и смену империй, а Юстин выбрал лишь то, что могло служить назидательным целям и отбросил все прочее ш, к компиляции следует относиться с осторожностью и постоянно привлекать для сопоставления иные источники.
Историко-этнографический материал по происхождению и культурному развитию народов, оставленный логографами и разработанный в научной литературе IV—I вв. до н. э. (Эфор, Посидоний), широко представлен у Помпея Трога. Посидоний отводил исключительную роль законодателям, и Трог подробно останавливается на разборе деятельности Ликурга [Just. III, 2—5]. Весь труд Помпея Трога построен на противопоставлении двух начал — «добра» и «зла», времени «естественных отношений» и периода образования, развития и упадка империй.
Древний период истории народов (от скифов до парфян, вклю
чая македонян, этрусков, римлян и многих других), которому свойственны доблесть, воинственность, пренебрежение к золоту и серебру, роскоши, изображен Трогом как «золотой век», когда люди не были заражены завистью, корыстью, властолюбием182. В радужном свете рисует Трог картину жизни македонских племен до Филиппа II; высоко оценивает он и суровые законы спартанцев. Обычно сведения Трога о древнем периоде македонской истории, овеянном героикой и воздержанием, используются греческими исследователями для показа чистоты нравов древних македонян183.
Трог отрицательно относился к любым войнам и к установлению гегемонии одних государств над другими. Он резко критиковал и афинское государство в пору его наивысшего расцвета (V в. до н. э.). По Трогу, богатство и слава развратили афинян и сделали их алчными, завистливыми, жадными. Поэтому Трог проповедует возврат к прошлому, ко времени Клисфена и Солона, когда безупречность афинских нравов была примером для всех эллинов [Just. II, 6, 2—6].
Античная традиция в лице своих лучших представителей выработала своеобразный взгляд на историческое развитие народов, связывая идеалы процветания с прошлым или будущим. Кризис греческого полиса (IV в. до н. э.), подобно аналогичным явлениям в римском обществе (II в. н. э.), сЪздал у многих античных авторов впечатление, что падение нравов и моральное несовершенство роковым образом влияли на гибель держав древности.
В современной греческой историографии не ослабел интерес к афинской демократии, хотя у нее сегодня больше хулителей, чем поклонников. Историко-философский спор о величии или пагубной роли Афин в век Перикла переносится обычно (что характерно для античной историографии) в область морали,. «Не всегда в силе положение, что любое великое достижение развращает нравы»,— пишет К. Стерьопулос184; Н. Куракис доказывает обратное: «Правление Афин при Перикле было не демократией, а просто имело демократическую видимость» 185. И вот тут-то для доказательств порочности демократического правления Афин, утратившего «добродетель», современные греческие историки ссылаются на Трога, подчеркивающего, что богатство и власть развратили афинян и они утратили доблесть [Just. IX, 3, 9], результатом чего было их подчинение власти Филиппа18в.
Часть «Historiae Philippicae» отведена македонской истории (книги VII—X II), далее следует период диадохов (книги X III— X X IV ) и эпигонов (книги XXV—XLIII), и только в конце XLIII и в XLIV книге Трог бегло говорит о Риме в связи с историей эллинистических государств. Поэтому «Historiae Philippicae» — всемирная история народов до установления господства римлян. Заметим, что Полибий и Ливий исходили из иных взглядов, начиная всемирную историю временем экспансии Рима в Грецию и на Восток.
Чем же отпугивает греческих историков труд Трога? Главное, как указывалось выше, это резко отрицательная оценка деятель
ности Филиппа, Александра и его преемников, для характеристики которых римский автор не выбирает выражений. Напомним, что античные писатели выработали двойственное отношение к Александру — апологетическое и критическое, причем независимо от направленности источника деятельность македонского царя всегда восхваляется. У всех авторов, писавших об Александре (Арриан, Плутарх, Диодор, Курций), положительное как бы покрывает «дурное», чего нельзя сказать о сочинении Трога, занимающего крайнее место в ряду историков антиалександровского направления.
Компиляция Юстина нанесла непоправимый вред труду Помпея Трога, нарушив композицию и сделав повествование сбивчивым и беспорядочным 18\ Но даже в таком виде она — единственное цельное произведение по военной и политической истории эллинизма.
Общая критическая направленность Трога прослеживается везде, все исторические события даются в одинаковой последовательности: естественная жизнь народов, начало образования империй и изменение нравов, расцвет, связанный с накоплением богатств, грабежом, насилием, и как расплата — неуклонное падение и неминуемая гибель.
Небезынтересно проанализировать (по необходимости очень кратко) нравственные характеристики «героев» Трога, выписанные резко критически и не встречающие аналогий у современников.
Присущие Филиппу II мужество и доблесть, унаследованные от предков, были утеряны с увеличением македонского царства и ростом внешней экспансии. Захват чужих земель повлек за собой нравственный упадок. Коварством и вероломством Филипп покорил Грецию, где ввел рабство [Just. IX, 5, 3]. Он — осквернитель храмов, ограбивший эллинские города и увезший богатую добычу. Насилием и обманом Филипп заложил основы македонского могущества [Just. IX, 8, 21]. Характеристика Александра несколько мягче, но также отрицательна. Жажда богатств толкнула Александра на Восток, где македоняне познакомились с восточной роскошью. Победы македонского оружия и слава испортили моральный облик царя, ставшего коварным, лицемерным, самолюбивым [Just. XI, И , 12]. Имя его внушало страх народам [Just. XII, 3, 3]. Так Александр предстает в образе кровожадного тирана. Трог развенчивает миф о якобы благородной миссии македонян на Востоке, показывает истинные цели завоевателей.
Преемникам Александра свойственна отвага, но взаимная вражда, войны, интриги, кровавые распри приводят их к гибели [Just. XIII, 1, 10]. Борьба за раздел и передел наследия Александра ослабила эллинистические царства, правители которых морально выродились и погубили свои народы. Трог, пожалуй, несколько симпатизирует только Птолемею Лагу и Пирру, не ведущим захватнических войн (что не соответствовало действитель
ности), а стремящимся только к славе. Все прочие эллинистические цари у Трога — грабители Азии [Just. XXVII, 2, 7—8].
Неизбежность гибели эллинистических царств у Трога предопределена: Рим, установивший вначале господство над Италией, а позже над всем миром, выдвигается как новая сила. Правда, история Рима в повествовании Трога только намечена. Но войны римлян за установление господства не вызывают восторга у римского историка [Just. XLIII, 2, 5]. Подобно прочим народам-за- воевателям (ассирийцам, мидийцам, персам, македонянам), римляне ведут несправедливые войны, чем заслужили самую нелестную оценку Трога. В официальной, проримской версии античных авторов (Полибий, Цицерон, Ливий) Рим представлялся как защитник и покровитель завоеванных народов. А Трог, напротив, развенчал эту точку зрения, показав, что с самого начала предки римлян, пастухи, захватывали земли соседей и что всеми их поступками руководила низменная страсть: жажда власти и богатств [Just. XXXVIII, 6, 7 - 8 ] .
Подметив в лице Рима новую силу, Трог нигде не говорит о его непобедимости и даже указывает на неудачи в борьбе с парфянами за власть в Азии. Исходя из подобной оценки римской агрессивной политики, некоторые греческие исследователи считали, что Трог разделял пропарфянские взгляды. Но Трог в равной мере осуждал все несправедливые войны (искренней симпатией проникнуты лишь книги, посвященные истории скифских племен, всегда остававшихся честными в отношениях с соседями и другими народами). Парфяне, в его изображении, тоже захватчики, разделившие с римлянами власть над Востоком [Just. XLI, 1, 1]. Неприятие агрессии и права сильного — исходный рубеж концепции Трога, неприемлемой для тех греческих исследователей, которые видят свою задачу в возвеличивании Филиппа, Александра, его преемников и римлян188.
В качестве источника по истории эллинистических государств современная греческая историография использует также «Римскую историю» Аппиана189. Мнение о греческом историографе II в. н. э. не отличается от общепризнанного на Западе взгляда на него как на приверженца римских установлений, подобно Элию Аристиду, Диону Кассию, Иосифу Флавию восхвалявшего их справедливость и «согласие» римлян. Говоря об «александрийском патриотизме» Аппиана, греческие исследователи подчеркивают особое отношение античных историков к родным полисам: Полибий прославлял Мегалополь, Плутарх идеализировал Херонею, а Ливий — Патавию (будущую Падую). Но греческие авторы упускают из виду, что «восточный» патриотизм Аппиана —не следование античной традиции, а своеобразная политическая концепция, исходящая из признания лучшей формой правления порядков первых Птолемеев.
По сравнению с прочими историками эпохи Аппиан обладает важным преимуществом: он показывает социальную борьбу в недрах рабовладельческого строя, потрясавшую гибнущие эллинисти
ческие царства и римское государство. Поэтому не случайно обращение Аппиана к Pax Romana — крупнейшей средиземноморской державе его времени.
Правильное понимание Аппианом причин гражданских войн, ведущихся из-за земельных владений в рамках существующего рабовладельческого строя, желание, говоря словами К. Маркса, «докопаться до материальной основы» 1в0, ставят александрийского историка в разряд авторов, наиболее ценимых марксистской историографией 191. Однако эта наиболее сильная сторона творчества Аппиана игнорируется греческой немарксистской историографией, акцентирующей внимание на широком распространении эллинства на Востоке благодаря строительству там городов преемниками Александра Македонского, а также указывающей на правомерность римского господства в Средиземноморье вследствие морального вырождения эллинистических царей, «наследников величайших дел» македонского завоевателя [Арр. Prooem., 7—8].
Греческая историография, подчеркивающая примат эллинской истории перед историей всех прочих народов, лишь частично пользуется трудом Аппиана192, так как греко-македонским делам посвящены небольшие экскурсы (в сохранившихся книгах), в то время как основное внимание он сосредоточил на истории Рима с древнейших времен до 160 г. н. э. (границей Римской империи на Востоке Аппиан называет р. Евфрат), на войнах римлян с другими народами (галлами, карфагенянами, македонянами, греками, сирийцами, понтийцами, египтянами, арабами) и на истории египетского царства (книги XVIII—XXI).
Аппиан, подобно своим современникам, воспринимал римское господство как неизбежность193, и это, бесспорно, сказалось на оценке римской завоевательной политики, хотя личные симпатии александрийского историка были на стороне первых Птолемеев.
«Римская история» Аппиана в 24 книгах по широте охвата событий напоминала труды Полибия и Ливия. Но в ее основе лежал территориально-этнический принцип, а не хронологический (Полибий — по Олимпиадам, Ливий — по годам); весь его труд был, в сущности, поделен на монографии по истории войн римлян с теми народами, которые позже вошли в состав Римской империи. Самыми ценными у александрийского историка считаются книги X III—XVII («Гражданские войны») о внутренних междоусобицах в Риме, высоко ценимые К. Марксом и Ф. Энгельсом за фактический материал и трезвость суждений. Для историка-эллиниста важен небольшой по объему раздел о сирийских войнах Антиоха III с римлянами (Sopiocxd), где наряду с описанием военных столкновений имеются исторические экскурсы ко времени Александра и диадохов. Сведения о борьбе римлян с Селевкидами за обладание Азией сохранились также у Ливия (книги XXXV— XXXVII) и в отрывках у Полибия.
Труд Аппиана привлекается греческой историографией для показа распространения эллинства на Востоке, в дополнение
к свидетельствам Плутарха. Социальная сторона повествования александрийского историка не интересует греческих исследователей, считающих его несамостоятельным автором, списавшим многое у Страбона или Николая Дамасского194. Недоверчивость греческих историков к Аппиану объясняется очень просто: он не поет дифирамбов ни Филиппу, ни Александру и восторгается лишь Александрией — преемницей эллинских традиций Афин.
Теория «единого источника» менее всего применима к Аппиану, который в числе используемых авторов называет Иеронима из Кардии, Полибия, Цезаря, Варрона и, возможно, Ливия [Арр. Prooem., 12]. Хотя Аппиан и принадлежал к традиционному направлению античной историографии императорской эпохи и хвалил порядки Рима, он не идеализировал римскую древность (как это делал Ливий), а защищал интересы эллинского населения Александрии. Сам Аппиан с гордостью пишет о том, что выступал в Риме в защиту александрийских греков [RE III, 216] и был римским прокуратором. Так, будучи представителем правящего эллинского класса, Аппиан отстаивал интересы греческих аристократов против местного негреческого населения, к которому относился с пренебрежением, и против засилья римлян; вместе с тем он понимал, что только твердая римская власть в состоянии уберечь интересы имущих от выступлений низов.
Было бы неверным утверждать, что Аппиан отошел от основных положений античной историографии, интересующейся военной историей и придающей огромное значение Судьбе, покровительствующей или карающей. Поэтому не стремление прославит! римлян движет Аппианом, когда он отдает должное их умелой политике [Арр. Prooem., 9], а признание действительной мощи римского государства в Европе и А зии195. Общая установка античной историографии о «порче» эллинских нравов при соприкосновении с Востоком преломилась и в творчестве Аппиана, разделившего эллинистических царей на благородных и порочных. Характерно, что в буржуазной историографии прошлого века (И. Дройзен, К. Папарригопулос) и у современных греческих историков наличествует то же мнение о гибели эллинистических государств в результате разлагающего влияния Востока на «безупречные» нравы эллинов19в.
У многих греческих авторов (Полибий, Страбон, Дион Хрисо- стом и др.) население Александрии не имело хорошей репутации. Полибий называл александрийцев метисами [XXXIV, 14, 4]. Страбон, вполне согласный с ним, указывал, что погрязшие в роскоши египетские цари морально деградировали [XVII, 796]. Далее античный географ сообщал о том впечатлении, которое произвели на Полибия александрийцы — вздорные, с трудом управляемые туземцы, разнузданные наемники и александрийские греки — смешанное племя, хотя и греческого происхождения. Полибий посетил Египет в правление Птолемея Фискона, «который, теснимый восстаниями, много раз предавал толпу в руки солдат и истреблял
ее» [Strab. XVII, 797]. Дион Хрисостом, крайний в оценках, на- зывал александрийцев изнеженными, легкомысленными и склонными к бунтам [Orat., 32]. В этом же духе высказывались Джон Кассий и Геродиан.
Такое отношение к александрийцам со стороны греческих античных авторов — признание неполноценности населения города, где наряду с выходцами из Эллады проживали египтяне, иудеи, арабы, не считавшиеся в официальной греческой версии наследниками эллинской культуры. А александрийская пропаганда утверждала обратное, стараясь подчеркнуть исконно-эллинское происхождение города и следование лучшим традициям Афин классической эпохи [Арр. ВС V, 11, 43]. Аппиан был выразителем этого «александрийского патриотизма».
Проалександрийские симпатии Аппиана определили и его отношение к греко-македонской, эллинистической и римской истории. Для него ни Филипп, ни Александр не являются героями; по его мнению, огромное государство македонского царя уподобилось вспышке молнии по кратковременности существования, но, распавшись на отдельные царства, являло истинный блеск [Арр. Prooem., 10]. По искреннему убеждению историографа, всяческих похвал заслуживали первые Птолемеи, Селевкиды, Лисимах, благодаря усилиям которых преуспевали народы Египта, Сирии и множество иных народов вплоть до бактрийцев и индийцев, вошедших в державу Селевка, а также фракийцы.
С нескрываемой симпатией пишет Аппиан о Селевке Никато- ре — воине, дипломате и завоевателе, в правление которого царство «достигло наибольших после Александра размеров» [Арр. Syr., 55]. Высоко ценит он и Лисимаха, царствовавшего с «большими трудностями», так как фракийцы — европейские «варвары» — считались самым диким народом [Syr., 64]. Для Аппиана очень важно, что первые Птолемеи и Селевкиды царствовали долго и обладали «добродетелью» и «счастьем». Птолемей II имел многие достоинства: ловко добывал средства, умел их тратить и украсил Александрию великолепными постройками [Арр. Prooem., 10]. Сёлевк Никатор правил согласцо закону: «Всегда справедливо то, что поставлено царем» [Арр. Syr., 61]; он основал много городов «по всему пространству своего огромного царства» [Syr., 57]. Селевк и Лисимах были храбры и до самой смерти «сражались собственной рукой» [Syr., 64].
В царствующем доме Птолемеев Аппиан замечает черты вырождения в четвертом поколении, когда наследники восстали друг против друга. Такова же была судьба потомков Селевка Никатора, из которых Антиох III получил прозвище «Великий», так как значительно раздвинул границы царства 19\ Но зенит величия Селевкидов совпал с началом их краха: римляне восприняли приход Антиоха в Европу как выпад против их политики [Syr., 2]. Претендуя на обширные территории в Европе и Азии, Рим потребовал у Антиоха невмешательства в европейские дела и предоставления
«свободы» азиатским эллинам [Syr., 6]. Антиох совершил ряд промахов, ушел из Европы и потерпел поражение от римлян, имея вдвое большее войско [Syr., 31—32]. Наступил закат Селев- кидов, и в прошлом великое царство подпало под власть Рима. Заканчивая рассказ о сирийских делах, Аппиан заключает, что римлянам не стоило большого труда овладеть разложившимся изнутри сирийским царством (63 г. до н. э.). А последний селев- кидский царь, Антиох XIII Азиатский, удержался у власти только год, «пока Помпей был занят в других местах» [Syr., 70].
Позиция Аппиана была скорее антиримской, чем проримской. Он часто пишет, что римляне умели «учитывать обстоятельства», интриговали и разобщали эллинистические царства, ослабляя их и доводя до краха. Аппиан с сочувствием относился к Персею и Андриску, Селевкидам, Митридату Понтийскому — всем тем, кто пытался противодействовать римским захватническим планам на Востоке. Аппиан смотрел на римские дела «со стороны», с позиций порабощенного египетского царства, правящий класс которого понимал спасительность власти Рима как гаранта от выступлений неимущих, но вместе с тем вспоминал «благодатные времена» первых Птолемеев, еще не затронутых «разлагающим влиянием» Востока.
«Александрийский патриотизм» Аппиана, изображение войн (внутренних и внешних), желание дойти до «материальных основ» военных столкновений делают его автором, мало пригодным для использования греческими историками. Марксистская историография античности по-иному смотрит на труд Аппиана, показывающего социальные конфликты рабовладельческого строя198.
Современные греческие авторы нередко ссылаются на Павса- ния. Его «Описание Эллады» в 10 книгах — практическое руководство в жанре «ипомнимата» (подобно Страбону) для путешественников, интересующихся достопримечательностями Греции.
Греческая историография использует те разделы труда Павса- ния, которые относятся к периоду эллинской классики, так как он идеализировал старину, а не Александра, диадохов и римлян, принесших в Грецию разорение и упадок. Отдельные авторы, интересующиеся классикой и отчасти эллинизмом в духе прославления деятелей Греции от Эпаминонда до Филопимена (К. Папарригопулос, И. Папаставру), используют свидетельства Павсания, подчеркивающего героику прошлого Эллады199.
Павсаний — малоазийский грек, жил в эпоху Антонинов — Адриана и Антонина Пия [Paus. VIII, 43, 3—5]. Измельчание гражданских интересов и зависимое положение Греции и эллинских городов Азии наложило печать на творчество многих историографов того времени 200. Арриан не скрывал преклонения перед Александром, Плутарх возвеличивал героев, а Павсаний описывал исторические памятники славных времен201.
История, как таковая, судя по труду Павсания, имела для него второстепенное значение, поэтому 10 книг «Описания Эллады»
охватывают области Греции, богатые историческими памятниками (книга I — Аттика, книги II—VIII — Пелопоннес, книга IX — Беотия и книга X — Фокида). Этолия, Эпир, Фессалия, игравшие видную роль в эпоху диадохов, совсем не освещены им.
Павсаний по праву заслужил славу правдивого автора, так как многое из описываемого им он сам видел или прибегал к свидетельствам уважаемых источников 202. Достаточно сказать, что Шлиман раскопки Микен скорее всего делал на основании сообщений Павсания. Своеобразие стоических взглядов Павсания, идеализировавшего эллинскую древность, преклонявшегося перед Гомером, Гесиодом и другими классическими поэтами, отразилось в его отрицательном отношении к македонскому завоеванию Греции и в равной мере в характеристике Филиппа и Александра 203.
Что же, по мнению Павсания, было причиной бедствий Греции и ее подчинения Македонии? Оказывается, измена родине — «гнуснейшее преступление граждан ради личных выгод, страдавших от этого больше, чем от чумной болезни» [Paus. VII,10, 1, 3]. В понимании Павсания, гибель Эллады началась при Филиппе, победившем греков при Херонее и сделавшем рабами и побежденных, и тех, кто поддерживал его [I, 25, 3]. Павсаний порицает промакедонских афинских деятелей, продавших родину Македонии, так же как и ахейского стратега Калликрата, «сделавшего своих единомышленников подданными римлян» [VII, 10, 5]. Поэтому он восхваляет древние обычаи лакедемонян, не ведавших предательства [VII, 10, 3].
Пирр, царь Эпирский, поступал обдуманно, смело и почти завоевал всю Македонию, но, разорив. Аргос, принял смерть от богини Деметры [I, 13, 7]. Павсаний одобряет и фракийцев, вплоть до римского завоевания отстаивавших свою независимость [1 ,9 ,5 ]. Он защищает Лисимаха от якобы несправедливых нападок Иеронима из Кардии, положительно оценивавшего деятельность Антигона и осуждавшего диадоха Александра за разорение Кардии [I, 9, 9]. Из всех эллинистических царей Павсаний уважает только Селевка, самого справедливого, по его мнению, не совершавшего насилий над покоренными народами [I, 16, 3]. Все прочие — Птолемей, Антигон, Кассандр, Деметрий, Филипп V, Персей — клятвопреступники, погубившие свои царства.
Свой идеал Павсаний находил в древности, во времена расцвета полиса с его демократическими порядками. Но, хваля спартанцев, Павсаний обличал царя Клеомена, «мечтавшего овладеть эллинами», а также его последователей — Маханида и Набиса
J I V , 29, 10].Отношение к римлянам у Павсания очень своеобразное. Бу
дучи стоиком-эклектиком, он считал, что императорская власть благодатно отразилась на судьбе греков: «Афины, столь сильно опустошенные этой войной, вновь расцвели при римском императоре Адриане» [I, 20, 7]. «...император Адриан прилагал наибольшие старания, чтобы осчастливить всех своих подданных» [1 ,3 ,2 ].
Г А Г I A N l ' o t Е А А А Д О Е P E Г IH Г hVГ £ П X А Г T I К a \
t « * W . A сш&с* r * e s c T O C j c x A : v . ^ ^ W * . $ * a W » . к ч Д а ? . тас? e? * *лг # «/<якр« Д«пЛ£а
н?>;to^ iMUx;?H>pt73t>Х1/«Л*A f ,k j 5 « > : « n .* x ■ « « « 0 Г y°C K et7 0 U ^ l i r z i f t w - Л ; м i \ 7 n ) l ^ 7 r h £ c ^ 7 i ~ * x ^ * $ *
т jy r«efa:^f*v<rai/y/*/5f i7rtxj^vsp* T*f хк£х{*тг&{сп1 з { ( ib'freicij Дос'л c> .7» f o ^ d x w i i x j h i c u M l w х р у ц ^ р ( т х М х ,щ 9 * & { £ £ * ^ < ъ ./*> *** тго Jc \ * X w i & A w ^ b * i & 0 _ $ tow bj*40& 7O и c& 7H fKj % *#xkx iC x A fy c W j c K A c f ; 1
<( ft fyjpw итгйгМ tcwcvygf cuyv'rflcut,«{ фм&нц c f Л*7*1/Д/* * t >[ st*Ac#a $ k o * iw * 6 T t <npi<r,9 c d t l m i f с d b w f i i s s f x b # n g u utx i< р лС Л ьк щ ^ ф Ц р 'т й й > v * » ,*) !: vouj& v x u x i x 6s r A * a j * f i & T & f t u . О 3 /х£* ?y t x 7 r x A s u M .r r $ o ? f ) . .c 9 k rrr t > *'
x &h v u w i f f c T j iT z ir f e r s v k *v*<pxA*fsy & }t x v t h y& iAx% t< & 9xrx\)£ t nrnf т о Л д о * fo* i
А а я л х ,с г с ? ° o u p t c i v iT r i f i c v L o ^ ц ы & м ф х а * о и п г Ш tP ycouoi* U J л « aix%6uvct<} n j %i'y>v rr^o
rr fy c v 3 * r jx J t i e W T X fju iC i ш cu fsfo tyic* т+Л& тч;. G ^ i u -с ч Л ? f Д , тсГ* т г ><^
^ г Л б у л у <1Э> т х М с ч т б Ъ а о т п <(>ла& \ 1ф сипт по\ 'rrgcк а & о и A tn z ix s ф « * *♦ 8'а * с ? i j £ i f г < £*!
t e g f i t (V c p & ф !л » ( тп г&су c ty cKfaxax.'TO-ity tri& ff ia x i i f i p i HQct e l m , к} ъ ? с { Б p iy* .? y A /u t'
r< TC64>Cf J i f U f V i l A i W t ' $ /и ^й /и гЛ чеяи 7W¥ t f 3 ifjU S S A & (x X $ lu !c u w -* j и ot V fC W H S n i i r x e r a KjOy J ju x c # i к р х у hoixs а к Л с * ъ $ -< р а и т 'Ц & я т з а Л ? <?< J i f j u < r 3 * A « W , ; ; r
я ) y fx c p l io i t 'ipv TT& f3bV teitxеиос$г*t i s }u к ( s i y iy f x f j j j c A C S * 0 \ х ( Л £j[tcv тип с*
nnfi^cU(i}UXArrOC X$M(XS %h ^ Tiu&JCS.yXhKQV fA& K fttpC 'rfyx n x XyxAfiXTK -4 ><i Л <5 /^£v CTiHlffocV}VJ\ VIkLU'H Л db£tf«c£ T0U>$X te&cS'Z*lw C$ xiltUdUQlS Rj 7t>?f 7ГпТ£Г:у tMnfflf HyevfiCACi^XKAW iXS cl’71 fio iteb t ? t К^ХТНвг ЦХу* Kf CU j3lSi{to3iff< $™ ''bb* ,*&l fiiXCUfiOtCt U hfffJUa* l^y/ ;т£)<Л«л лтглрйKf J tn col'm$t$e£Ft 'PV Aite& w kou bv{ ттаГЛгсДх« 4 ^ ^ - t y » ЛTWf W /WtfXfa? cJ:0* H^U>:iJay S j f t7ri SxAstz: н -ю й yv^ toU x T b in i i te 7% A ifi& vcf 6hv - я 7 ^ « ‘ТЛ? Л а^з? fo a ? ,с7Пв^У «ЯХШ ASMS / x c c ^ i t e ^ m ££rcv-Ъ $с{ Л tk 5#A«Wh, jxirij? ЬКй£ЬЦЧ<КУ X0gC(fltTNfttycV,<$0$itAXkb<fajJi4Vite* t&Tf}))#CTX/4C4C{ Trf&i Wcfeyi'dU C4- 7«
XcfCyVMU-Wi'JlOt $> ъ р ь о и Хф$$<ЯтН* jw h tttL 'V j Ctyl&V ffi* i ТЬ{ Jk S U -^ fid* У ? ,о ф 'ухсстб^09 /ll& Si 73 txx$iux$.*iternx.73)? £ tLu wiJiottci 77vMdbKft<f?Ci Si си>ты' t ^ A o u j'<пу Д x} iM c j i^rt / л о и о ^ х Atplus jм vxcsotpTLuxJbs-c Л t• г я с р л А ч ^ » ^ * ^ ,r ? w c 7 ^ fiy ft f< * r o b t^ * 5 4 ,?r€pf cutT cjJb/A M fyss t f y a t * i v тви>6лкса f f k t p t i b f i &!wxt ¥XC{ '4h*fr]<hoS*TM^b'fctoptoSi3\&1t'n,C\lC{jixlcpVlte9 X J \ ЫХ49 JU Jy TOttVi‘y 7й.у I $hg£c>s *j £хЛч{оО'(г&* У$ I3* (pxMfCt xdbf*ioit 7r?>&czu$ / V f f s r c V K H S A ^ ^ . s < r t Л » y *4rffCyU> CtetMJ{ t v ипЬ'У&Аа) Si s^ cs-a s^ cy tte h с vtol 1 &my ,oh Xhr Cuh ^ i A i ? t t x iy /J p jxСКф($$С1 xM teV iT r k u r ff* AuTt^tl Д •<} r x j io u s etiLa<r.r}0(XfX >CL>Mxt.U TUJTH* <p$OL$&%t r c Ji x v t : k w T f t l f o f ь& т нит с*сxAu'^L'ft x t x v x y x x u A ix S t ;a \ %hv£т х£Ы я< $(со17Щ *у#А их* КзИ >6c^TiM/<A?iiCftx<^of^U>cu >hsL(*&K<d Si Kj<Ptev&SUoi сtic iH ec, 9 tx tx fH g tA w m y k te u < fe t 3V ,7VUf U&J k^AiXsSi TOLfCU>rnXt'iSl Sk¥^.<T0t 7iw C&f тЬм i f X$hVdJCt U фяМ{2$ Л*и b$stfffGUTbfrjfdb&t ф Г }ОиТ*,С£бфС9»рОЦр(?£!1С* фхвН 0Ш7Ъ9 TPt ГЬ>£&М.£ St xytA/uX *f> tuv cpfi; Wtx MczLrffxA^MsMVsi?1* Ъ{&ч МЛteGbfiZvcs* ieiASzyTzcv h 4С ^7T&\itf i p t a tT K im s jU 4'i*^ «a^ Jcri?*7tu m ?7^ хлЪ .ст т г / у /а р с ? /<£v ^«<п> утгг ^ otp7rX&lJjxi'<$Gi%la!tte Si knctfeixA U ошт(ш ттт'птш..jJ^ cA u hfjuffKvgx# oi< *' tx r^v ad? dicfJutoJbt'Tt, \? ^rрч £ьж (дш4шб4 Si $«(8гв&'мгЪ.стгь9г<г*хт1Ссил yu *i*x «ex ИАл Ki <Э%ЛвР ТГХ ж/cVfaU 78 ^еАС9*7ТхЖ jJ&e ку.Х$ 'StW jfXor. A SlufauGiCi ф х гПУ
Страница сочинения Павсания «Описание Эллады». Издание Альдо Мануцци, 1516 г.
Но одно дело — «справедливые императоры», а другое —их полководцы, поступающие как жестокие грабители: Сулла — разоритель Афин, Муммий — разоритель Коринфа [I, 20, 7].
Двойственность воззрений Павсания сказалась буквально на всем. Его герои — Эпаминонд, Арат, Леосфен, Филопимен; его враги — промакедонские и проримские деятели (от Демада до Калликрата). Павсания вдохновляла слава предков и огорчало унижение эллинов в результате иноземного владычества [I, 26, 1].
Эклектизм Павсания — причина того, что его приемлют или отвергают греческие исследователи, смотря по тому, что они восхваляют: афинскую демократию, Лпкургову Спарту, македонское завоевание или римское владычество 204.
В дополнение к сказанному о греческом антиковедении упомянем еще трех авторов — Полиэна, Афинея, Элиана (II—III вв.), составителей компендиев по различным вопросам. Этими сборниками иногда пользуются греческие историки, хотя их достоверность порой сомнительна. Свой материал эти античные авторы черпают из вторых и третьих рук, поэтому качество их сообщений вызывает много нареканий 205. Тем не менее интерес к сборникам со стороны ряда греческих и западных авторов налицо, их перечень приводит Мюллер в указателе к IV тому FHG20в.
Полиэн специализировался на военном искусстве различных народов —от греков до «варваров». Характер интеллектуальной жрзни эпохи (II в. н. э.) — стремление побольше охватить, без анализа явлений (своеобразный энциклопедизм),— отразился и на труде Полиэна «Стратагемы» в восьми книгах.
Сам автор о себе сообщает, что он потомок царского македонского рода и что, предвидя войну римлян с персами и парфянами, он хочет показать стратагемы македонян, привыкших побеждать, как примеры военного искусства для римских полководцев [Pol. Prooem., I]. Свой труд Полиэн посвятил римским императорам Марку Аврелию и Луцию Веру. Ценность полиэновских «Стратагем» относительна: материал подан сумбурно, без определенного порядка, а качество его всецело зависит от использованного По- лиэном источника 207.
Книга IV повествует о примерах доблести Филиппа, Александра и диадохов. Эта промакедонская тенденция автора используется современным греческим антиковедением, предпочитающим источники такой направленности.
Книга VII посвящена военной тактике «варваров». В интерпретации Полиэна, эти народы не могли равняться по своим боевым качествам с греками и македонянами. Среди «варваров» Полиэн выделяет саков. Интересен его рассказ о сакском конюхе, который обманул царя Дария и персидское войско, заведя его в безводную пустыню. Сам он погиб, но отвратил беду от соплеменников. А Дария и его войско спасла молитва царя к Аполлону, ниспославшему персам спасительный дождь [Pol. VII, 12]. В этом рассказе симпатии автора на стороне саков, а не персов — извеч
ных врагов греков и македонян. Вообще в античной историографии саки описаны как храбрые воины и великолепные наездники, широко привлекавшиеся в войска Александра и Селевкидов, которые позаимствовали у них многие тактические приемы.
Примеры греко-македонской и римской доблести (книги IV и VIII) даны в духе стоических воззрений эпохи, декларировавших правомерность римского господства над миром.
Афиней (И —III вв.) коллекционировал цитаты из литературных произведений различных авторов, чтобы продемонстрировать свою эрудицию. Установлено, что он процитировал не менее 800 не дсшедших до нас источников IV в. до н. э. и эпохи эллинизма из вторых рук. Его «Пирующие софисты» в 15 книгах —по жанру симпосий в духе платоновского, где в причудливой форме переплелись разнообразные- сведения по большей части литературного свойства (средняя и новая аттическая комедия), а также исторические отрывки из сочинений многих авторов 208. Например, в книге V есть рассказ Полибия о пире Антиоха Эпифана, свидетельство Калликсена (III в. до н. э.) о Птолемее Филадельфе и о флоте Филопатора.
О постепенном упадке научных исследований свидетельствуют «Пестрые рассказы» Элиана в 14 книгах (сохранились только три первые). В основном это занимательные рассказы о философах, ученых, полководцах (о преклонении Александра Македонского перед Ахиллом [Ael. XII, 7], об уважении Сократа Платоном [И, 30]) и т. д.
У Элиана есть сообщения об обычаях многих народов Азии: персах, скифах, каспиях, индийцах, вавилонянах, но в них мало, правдоподобного, ибо греческие античные авторы знали об этих. племенах мало и потому увлекались небылицами. Еще Геродот сомневался в достоверности этих домыслов [Hdt. IV, 25—27]. В подобных свидетельствах нашли отражение не реальные обычаи восточных народов, а только представления греков об этих народах как о «диких варварах», убивающих своих достигших старости соплеменников и имеющих пережитки матриархата [Ael. XII, 38]. Но и этих сведений не так уж много по сравнению с анекдотами и назидательными рассказами.
Сочинения Афинея и Элиана принадлежат уже к жанру художественной прозы с преобладанием формы в ущерб содержанию. Появление таких занимательных сборников отразило вкусы людей II в. н. э., общий упадок науки, исторического исследования, вызванный кризисом рабовладения в Римской империи. Афиней и Элиан —почти современники, многое из «Пирующих софистов» вошло в «Пестрые рассказы». Несмотря на относительную ценность этих трудов, их охотно читали, переписывали. В V в. Стефан Византийский упоминает труд Афинея. Общее для этих авторов деление народов древности на «цивилизованных» (греки и римляне) и «варваров» используется греческим антиковедением, подчеркивающим априорное превосходство эллинов 209.
Суммируя вклад греческого антиковедения в изучение истории эллинизма, следует отметить, что основное количество работ общего и частного характера, посвященных деятельности Александра и диадохов, выдержано в традициях античной историографии, приписывающей македонскому завоевателю и его преемникам цели распространения цивилизации на Востоке. Отдельные греческие авторы полностью восприняли свидетельства античных историографов (военно-политическая история, роль одаренной личности, вера в роковую предопределенность) и концепции современных западноевропейских исследований, идущих по пути модернизации древности210.
Отрицая общественно-экономические формации и подчеркивая неизменность социальных отношений во все времена, опираясь на теорию «цикличности», греческие авторы-немарксисты рассматривают эллинистическое общество как капиталистическое на Западе и феодальное на Востоке, а если и признают наличие рабства, то только в качестве чисто юридической категории. Подобная модернизация эллинистического рабовладельческого общества ведет греческих историков к признанию «империализма» древности211 (македонского, эллинского), к обнаружению в Греции буржуазии и рабочего класса, а на Востоке — феодалов. «Восточный феодализм» греческих историков восходит к свидетельству Плутарха о том, что Эвмен раздавал македонским начальникам и предводителям наемников феодальные поместья и замки (етгабХе , тетрагсо- pYtat), якобы встречавшиеся в Малой Азии [Plut. Eum., 8]. Ряд греческих исследователей довольствуются рассмотрением отдельных явлений эллинизма, без установления общих закономерностей эпохи. Отсюда эллинизм, в их понимании, явление культурное, и ему приписывается исключительная роль в распространении эллинской цивилизации на Востоке.
В основном греческое антиковедение отрицает взаимодействие культур Запада и Востока в эпоху эллинизма, защищая приоритет эллинства, замалчивая обратное влияние восточной культуры на вападную. Преемственность культур греческие историки понимают как наследование Римом великих ценностей эллинства, минуя Восток212.
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ПОХОДА НА ВОСТОК В ОСВЕЩЕНИИ ГРЕЧЕСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Характерная черта произведений греческой немарксистской историографии, посвященных древней Греции и эллинизму,— идеализация и модернизация античности. Если работы греческих авторов второй половины XIX в. несут на себе печать идеализации античного прошлого, а исследования первых десятилетий XX в. модернизируют древность, то сочинения послевоенного времени, особенно 1967—1974 гг., по большей части имеют к тому же и антимарксистскую направленность4.
Для понимания теоретических основ греческой буржуазной историографии античности мы вначале очень кратко затронем вопросы философско-исторического плана, являющиеся отправным пунктом при анализе отдельных проблем, связанных с идеологическими. предпосылками похода греков и македонян на Восток. Мы также осветим основные идеалистические течения, выступающие против объективно-исторических закономерностей, не претендуя, разумеется, на полное изложение взглядов представителей этих течений на историческую науку.
Бытует мнение, что не стоит заниматься опровержением греческих историков античности — немарксистов, а лучше обличать антинаучные построения исследователей современности. Мы считаем, что подобная точка зрения ошибочна. И прежде всего потому, что большинство греческих историков, философов, социологов черпают аргументацию из истории классического и эллинистического периодов древней Греции. Так, в подтверждение современных идеологических концепций постоянно ссылаются на Аристотеля, Исократа, Демосфена и других мыслителей и политических деятелей древности2.
В послевоенный период не вышло ни одного труда по философии или истории, ни одного научного трактата или публицистического очерка, где бы не фигурировала древнегреческая история, используемая ради современных политических построений. Из эллинистической эпохи черпается также материал для обоснования доктрин «эллинохристианства» и «эллиноцентризма», утверждающих, что греческая культура в древности была так динамична, что при первой возможности вышла на широкий простор Азии и
оказала невиданное культурное воздействие на Восток. Будучи только дающей стороной, как утверждают сторонники эллиноцентризма, Греция не испытала культурного влияния Востока; да и восточные народы не внесли никакой лепты в сокровищницу мировой культуры. Мнение об одностороннем влиянии эллинства дополняется домыслами о том, что и в настоящее время происходит «скрытый процесс эллинизации», восточных народов.
Если в современной буржуазной исторической науке тон задают ведущие капиталистические страны (США, Западная Германия, Англия и др.), то в области античности наблюдается обратное явление. Концепции многих греческих исследователей, занимающихся историей классической и эллинистической Греции, часто используются западноевропейскими и американскими историками античности применительно к современности. Когда же греческие авторы «выдвигают какое-либо обвинение против марксизма, они обычно ссылаются на примеры из прошлого» 3. Именно поэтому важно вскрыть неверную сущность греческой немарксистской историографии античности, показать ее отход от прогрессивных традиций эллинского наследия.
Среди историков античности имеются и прогрессивные исследователи, избегающие переносить на древность современные понятия. В их работах немало верных суждений, тем не менее всегда следует помнить об их ограниченном характере, связанном с идеалистической методологией.
Основоположники марксизма открыли научные основы изучения истории. В. И. Ленин писал, что К. Маркс указал путь к научному изучению истории как единого, закономерного во всей своей громадной разносторонности и противоречивости процесса4. Это положение относится ко всей без исключения истории человечества, начиная с древнейших времен и кончая современностью. Греческая буржуазная историография пытается лишить историю объективного смысла, выступает против марксистско-ленинского учения о поступательном развитии общества, утверждая, что античность и современность не связаны между собой историческими законами, так как нельзя проверить на деле объективную закономерность.
Во многих трудах К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина есть высказывания об античном обществе. Взгляды основоположников марксизма на античность вытекают из глубокого анализа истории древнего мира, развивавшегося в рамках рабовладельческой формации. Это также видно из анализа античного способа производства в учении об общественно-экономических формациях.
Историк античности устанавливает определенные связи и закономерности с помощью того материала, которым располагает историческая наука: эпиграфики, литературных памятников, находок археологов,— что позволяет ему воспроизвести картину жизни ушедших эпох. Выверяя ценность исторических данных, сличая источники, изучая древние памятники, он уточняет и связывает
разрозненные события в определенной последовательности. Но всего этого недостаточно, так как подлинное исследование невозможно без научной методологии.
Наука об античности, как и любая отрасль исторической науки, является надстроечной категорией, поэтому необходимо установить ее связь с базисом — способом производства. Это принципиальное положение марксизма оспаривают некоторые греческие историки и философы. К. Маркс писал, что «экономический базис — один и тот же со стороны основных условий — благодаря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т. д. — может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств» \
По-иному смотрят на исторический процесс представители греческой немарксистской историографии, отрицающие преемственность эпох и применимость марксистского анализа не только к современности, но и к древности.
Одной из теоретических основ греческой буржуазной историографии является отрицание объективного характера законов истории. Греческие исследователи не видят никаких закономерностей в историческом процессе и полностью следуют за такими представителями идеалистической философии, как П. Канеллопулос, И. Теодоракопулос, К. Цацос ®.
Начиная с конца прошлого века предпринимались попытки противопоставить историческую науку естествознанию, выступить против материалистического понимания истории. Подобную точку зрения высказал Г. Риккерт, утверждавший, что естественные науки могут открывать и устанавливать общие законы, а историческая наука призвана лишь индивидуализировать события прошлого, и потому она не в состоянии изучить жизнь общества7.
Некоторые греческие исследователи, придерживавшиеся аналогичных взглядов, полагали, что естественные науки обобщают, а история в противоположность им занимается отдельным, частным. Они указывали на то место «Поэтики» Аристотеля, в котором говорилось, что эадача истории — исследовать отдельное, частное (т6 хаб’ exasxov)8.
Наука, по Аристотелю, существует для установления общего (xfaa&Xoo ) и необходимого, содержащегося в явлениях. А история исследует единичные, отдельные, неповторимые события, и, следовательно, нельзя говорить об истории как о науке. Даже поэзия у Аристотеля, по их мнению, занимается общим, единичные события ее не интересуют. Поэтому задача историка сводится к уточнению отдельных событий, их объективному изложению и датировке. А органическая связь событий и явлений, применение анализа и синтеза — это область не исторического исследования, а эпической и драматической поэзии. Так они истолковывали точку зрения Стагирита на историю.
Но в то же время Аристотель был знаком с трудом Фукидида, который содержал не только описание событий в хронологической последовательности, но и глубокий их анализ. Аристотель, этот универсальный ум древности, не мог не отметить удивительную проницательность Фукидида, сумевшего увидеть причинно-следственные связи в единстве происходивших событий. С первых лет Пелопоннесской войны Фукидид смог предопределить важность этого периода, осветив процесс длительного разрушительного конфликта древности. Ведь время, в которое жил сам Фукидид, было своего рода историческим рубежом9. И Аристотель, видимо, понимал, что существовала неразрывная связь между целым рядом событий, которые привели к Пелопоннесской войне, связь не только хронологическая, но и внутренняя.
Явно, что аристотелевское «общее» имеет двоякий смысл10, означая и общее понятие и, и ту внутреннюю связь, которая присуща явлению, вещи12. Однако следует отметить, что, сравнивая труд поэта и историка, Аристотель указывает на различие их задач: первый говорит о возможном, а второй —о реальном. Но Стагирит не противопоставляет драматургию истории. Он, видимо, не ставил перед собой задачу дать определение понятию «история», а просто хотел показать, что драматургическое творчество больше воздействует на читателя и требует больших размышлений, чем написание истории, которое античный философ считал процессом познавательным13.
В довоенные годы в Греции много писали о якобы ненаучном характере исторического исследования, о невозможности для историка делать какие-либо выводы и выдвигать общие суждения. Таких взглядов придерживался, в частности, философ академикН. Луварис14 в трудах «История философии» и «Религия и теология» 15. Вслед за Г. Риккертом он говорил об- отсутствии законов исторического развития. По его мнению, основные вехи истории человечества определяются эстетикой, этикой, религией. Взгляды Лувариса несли на себе также печать немецкого позитивизма второй половины XIX в., один из ярких представителей которого, швейцарский исследователь Я. Буркхардт16, рассматривал общественные отношения с точки зрения культуры и личности, ибо конкретное определение понятий в его теории принадлежит логике, а не истории17.
Государство, религия и культура — вот три начала, на которых Луварис строил общественные отношения. Для него не существовало законов истории; он признавал лишь «внутреннюю связь» событий, создаваемых самим сознанием. Так, человеческий ум, писал он, определяет нужные ему рамки, чтобы поместить в них явления исследуемой действительности18.
В 30-е годы усиливается эпигонизм — стремление возродить идеалистические течения, основанные на культе классической древности. Философ Ф. Вореас19 во «Введении в философию» выдвинул тезис, согласно которому при объяснении явлений совре
менности следует принимать за эталон установления древних эллинов (традиции, забота о социальной устойчивости, чувство меры) 20. Вореас, сторонник идеалистического эмпиризма (чувственный опыт — источник знаний), абсолютизировал опыт, что на практике, как указывал Ф. Энгельс, приводит к отказу от мышления, что эмпирия не только мыслит ошибочно, но даже неспособна верно излагать факты21. Негативное отношение к исторической закономерности прослеживается во всех его трудах («Логика», «Психология», «Введение в философию», «Аналекта») 22, где подчеркивается, что даже если в истории и существуют какие-то законы, то они непознаваемы.
Сторонники эпигонизма утверждали, что культурные достижения древности — результат исключительной одаренности греков. При этом некоторыми учеными (П. Канеллопулос, К. Цацос, И. Теодоракопулос) делалась попытка доказать, что марксистская наука якобы создает определенные рамки с целью «поместить» в них историю и культуру древности.
Против эпигонизма, представители которого брали все консервативное из идеалистической философии Платона, выступали историки-марксисты Д. Глинос и Г. Кордатос.
Д. Глинос в своей работе «Творческий историзм» с материалистических позиций исследовал древнегреческую цивилизацию29. Через многие его произведения проходит красной нитью мысль о закономерном историческом развитии человеческого общества24. Глинос всегда подчеркивал революционный характер марксистской теории. Он указывал, что марксистская наука приемлет из прошлого все лучшее, относясь к нему как к живому наследию25. Он выступал с критикой метафизических воззрений Платона на действительность, скрытых за диалектической формой рассуждений. В то же время он отдавал дань вкладу древней Греции в духовную культуру человечества и предлагал ряд конкретных мер для понимания и распространения эллинского наследия в широких массах греческого народа.
Глинос был крупным педагогом. В 30-е годы он резко критиковал искусственный новогреческий язык кафаревуса, боролся за утверждение языка демотики, на который перевел многие труды древнегреческих авторов.
Марксистские взгляды на историю как на закономерный процесс содержатся также в трудах прогрессивных философов X. Тео- доридиса, А. Элефтеропулоса2в, Г. Склироса27. X. Теодоридис посвятил несколько работ изучению проблем античности в историко-философском плане: «Эпикур. Истинный облик древнего мира», «Введение в философию» 28.
В 1936—1940 гг. отдельными греческими историками вносятся существенные коррективы в характеристику и оценку древней истории. Разделы истории Греции IV в. до н. э., особенно эпохи эллинизма, в гимназиях и высших учебных заведениях пересматриваются с «новых», антинаучных позиций в связи с политической
конъюнктурой того времени29. Изымаются произведения Фукидида и 'Аристофана, идеологи реакционного режима отрекаются от лучших традиций классической древности. Историки заново переписывают и «переосмысливают» историю древнего мира, исходя из официальных установок. Прослеживается сближение греческой историографии античности с немецкой исторической наукой.
В период немецкой оккупации (1941—1944 гг.) некоторые греческие буржуазные историки античности восприняли антинаучные идеи германской реакционной историографии, выдвинутые еще в начале 30-х годов. Профессора афинского университета усматривали в демократическом строе классической древности «правление черни», чем оправдывали введение строгой немецкой цензуры на произведения древнегреческой классики. Кафедры истории греческих университетов и других высших учебных заведений с позиций фальсификации истории подходили к изучению классической древности и эпохи эллинизма. В это время немецким историком, апологетом пангерманизма Каро была разработана система взглядов, сущность которой заключалась в том, что греки были «наследниками культуры древних индогерманских рас»30.
В этот сложный и трудный для Греции период против фальсификации истории античности выступали историки-марксисты. Видное место среди них занимал Глинос, последние годы своей жизни проведший в немецко-фашистском концлагере. Подпольная пресса внесла свой вклад в борьбу против мракобесия того времени, используя разные формы популяризации античного наследия 31.
Послевоенный период развития греческой науки об античности шел под знаком дальнейшей модернизации истории древней Греции и эллинизма. Ряд авторов оспаривали взгляды основоположников марксизма на античное общество. И. Теодоракопулос в работе «Уроки философии, истории и культуры» выступал против закономерностей в истории. Главным в истории он считал субъективизм, утверждая, что законы общественного развития — продукт человеческого сознания. Прилагая все эти идеалистические взгляды к античности, Теодоракопулос призывал вернуться к идеалам классической древности, к идеям Платона, в чем он видел спасение от кризиса, переживаемого человечеством32.
Представителю религиозно-философского направления в греческой историографии П. Канеллопулосу принадлежит много работ, в которых отвергаются объективные законы развития человеческого общества. Автор обращался к людям с проповедью заповедей христианства, рассматривая исторический процесс как откровение божьей силы. В труде «Христианство и наша эпоха» Канеллопулос открыто выступил против марксистско-ленинской теории, подменив науку религиозно-мистическими построениями33. Выдвигая на место категории исторической необходимости два основных (по его мнению) элемента мира — «возможное» и «случайное», он вкладывал в них апокалиптический смысл84. При ис
следовании исторического процесса Канеллонулос прибегал в основном к использованию «случайного», увлекаясь более всего тем, что «могло бы быть». С такой же меркой подходил к историческому процессу и К. Стерьопулос, считавший, что если бы Александр Македонский не умер так рано, то развитие истории пошло бы иным путем35.
Канеллонулос утверждает, что в применении к древней Греции учение К. Маркса об обществепно-экономических формациях ошибочно. Видимо, греческий философ путает общественно-экономи- ческую формацию в древней Греции и политические формы правления в многочисленных городах-государствах Эллады. Необходимо только уяснить, что в Греции V—IV вв. до н. э. рабовладение, хотя и было господствующей формой общественно-экономического развития, не являлось чем-то «абсолютным».
Академик М. А. Коростовцев пишет применительно к древневосточному обществу: «Формы, организация и степень эксплуатации-явления не стабильные, а динамичные. В пределах одной и той же формации они могут изменяться весьма существенным образом и, следовательно, существенно различаться между собой в зависимости от того, относятся ли они к началу, расцвету или упадку формации. И как следствие этого — совокупность признаков или даже один признак, характеризующий общественное положение эксплуатируемого в одной и той же формации, также не является чем-то абсолютно стабильным, неизменным» 8в.
Правильность этой мысли прослеживается на материале древней Греции. Так, расцвет рабовладения в Афинах совпадал по времени с существованием примитивных форм рабства в Этолии и с наличием первобытнообщинных связей в иных областях Эллады. Эта многоукладность в рамках одной формации прослеживается на примере развития греческих городов-государств и в эпоху эллинизма.
Аттика, Коринф, Этолия, Акарнания, Дорида, Локрида, Фоки- да, .Фессалия в то время находились на различных ступенях общественного развития, от первобытнообщинного строя до классических форм рабовладения. Но господствующее положение принадлежало рабовладельческой формации.
Неравномерность развития греческих полисов сказалась на ремесле и торговле. В Афинах и Коринфе они активно развивались, в то время как в Этолии, Акарнании, Фессалии производство носило натуральный характер. Однако подъем некоторых городов^ государств в эпоху эллинизма был временным, так как кризис эллинской экономики, начавшийся в IV в. до н. э., не был преодолен, а лишь несколько отсрочен в связи с отливом большой части населения на Восток и притоком богатств из завоеванных областей. В эллинистический период некогда отсталые сельскохозяйственные районы Греции — Фокида, Локрида, Беотия, Фессалия, Этолия — переживали экономический подъем; в них отмечались рост рабовладения, расцвет городской жизни.
Итак, в пределах древней Греции, где, несомненно, преобладала рабовладельческая формация, существовали пережитки первобытнообщинных отношений, что подтвердили археологические раскопки на территории Фессалии и Этолии. Следовательно, понятие «рабовладельческая формация» является более широким, чем это представляется на первый взгляд, ибо помимо развитого рабовладения включает пережитки родо-племенных отношений и неразвитые формы рабской зависимости (в Фессалии и Спарте).
Канеллонулос на примере древней Греции пытался опровергнуть положение К. Маркса о смене общественно-экономических формаций вследствие изменения способа производства. По его словам, К. Маркс поспешно сделал вывод о том, что все в истории определяется развитием средств производства37. Но процесс общественного развития, научно обоснованный К. Марксом, охватывает все явления социальной, экономической, политической и культурной жизни человечества: «В общественном производстве своей жизни,— писал К. Маркс,— люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще» 38.
Видный философ и социолог Е. Папануцос подходит по-иному к объективной исторической закономерности. Он пишет, что историю нельзя считать объективной ни в плане отражения действительности, ни как знание этой действительности. Здесь субъективизм обладает неотъемлемым правом, ибо история пишется по усмотрению каждого автора — и не потому, что может быть иначе, а потому, что так оно должно быть. Если мы уберем из истории все субъективное (личные переживания, эмоции), рассуждает Е. Папануцос, то вместе с ними исчезает и сама история39.
Во взглядах Е. Папануцоса есть моменты прогрессивные — критика реакционных взглядов на историю и философию истории, выраженных во многих фундаментальных исследованиях40, что вызвало недовольство официальных научных кругов. Однако в работе «Гносеология» (глава «Природа и история») содержатся ошибочные взгляды на историю.
К неумолимым законам истории Е. Папануцос относит ряд закономерностей, на его взгляд, характерных для любого общества: цивилизованная нация гибнет от внутренних социальных потрясений или под натиском более сильных соседей, покушающихся на ее богатства, или от перенаселения и экономических трудностей, достигших своего апогея и приведших к политическому кризису; цивилизация развивается на основе благосостояния
нации и ее социальной прочности; с гибелью сильного вождя начинаются кровавые распри между его преемниками41.
Е. Папануцос утверждает, что идея классовой борьбы, на которой К. Маркс строит свою философско-историческую систему, до того как стала законом истории, существовала в его сознании. Он даже пишет, что К. Маркс подходит с подобным критерием только к историческим событиям, несущим в себе порыв, предпосылки, тактику и результаты борьбы социальных классов. И поскольку все это для Маркса является историей, ему не стоит труда доказать, что история всех предшествующих обществ — это история классовой борьбы42.
Упомянутые греческие авторы не приемлют марксистское учение о классах и классовой борьбе. В одних случаях это делается завуалированно, в других — открыто. Все они выступают против идеи исторического детерминизма, против причинности в развитии общества. Для них закономерный процесс развития — процесс случайный и хаотичный. Такой подход особенно характерен для Ка- неллопулоса, в трудах которого закономерные причинно-следствен- ные связи называются «грубой механической схемой» 43.
Нетрудно понять, почему указанные историки и философы тщатся доказать отсутствие общественно-экономических формаций в историческом процессе. Ведь признание этого означало бы и признание марксистского учения о поступательном развитии общества 4\
Применительно к Востоку деятельность многих греческих идеологов тесно связана с разработкой теорий, служащих обоснованием идеологической борьбы внутренней реакции против прогрессивных сил страны. Своими трудами, затрагивающими прямо или косвенно древнюю Грецию и эпоху эллинизма, они стремятся вооружить теоретически греческий консерватизм и одновременно доказать «традиционную отсталость» народов Востока. Черпая аргументацию из истории далекого прошлого, главным образом из времени эллинизма, эти идеологи (И. Теодоракопулос, П. Канелло- пулос, К. Вурверис и др.) пытались обосновать «неполноценность» народов Востока вообще и народов Советского Востока в частности. Советский Восток греческая буржуазная историография определила как временное социальное явление, якобы нежизнеспособное из-за «его извечной некультурности»45.
Отказ от объективного исследования, попытка извращения исторического материала характерны для Теодоракопулоса, когда он говорит о взаимоотношениях Запада и Востока46. Три «духовных начала» определяют у него современную европейскую жизнь: эллинское, римское, христианское. Он ставит вопрос об идеологическом размежевании Европы и Азии, где Греции отводится роль своеобразного барьера. Христианство и эллинизм в широком смысле, по его мнению,— понятия двуединые. Развивая свою мысль, Теодоракопулос отождествляет «европейский» и «эллинохристианский» д ух47. Исходя из этой схемы, он воздвигает идеоло
гический рубеж между Востоком и Западом. А для построения своей концепции пытается найти расовые и национальные особенности, которые бы определили раз и навсегда различия в идеологии. Но противоречия и борьба идеологий не свойственны только нашей эпохе: в классической древности, которую Теодоракопулос
.считает колыбелью «эллинизации» человечества, существовала острая классовая борьба, так же как и в период эллинизма. В поисках связи между «эллинским» и «христианским» теоретики: «эллинохристианства» использовали философию неоплатоников* отказавшись от наследия классической древности — Гераклита, Демокрита и других философов-материалистов.
Известно, что древнегреческая культура развивалась в условиях расцвета афинской демократии. И греческая буржуазия, находясь на подъеме, неустанно пропагандировала великие творения классики, используя в своих интересах культ древности как одну из основных частей «эллинохристианской» догмы. А в период 1967—1974 гг. греческие историки, говоря об «эллинохристианстве», выдвигали на первый план «христианское», отмежевываясь не только от всего демократического, но и от традиций классической древности48.
Канеллонулос, сторонник национального и культурного превосходства Европы над Азией, отрицал классовый характер любого общества и зависимость культуры от социально-экономических условий. Истолковывая по-своему источники, он в книге «Христианство и наша эпоха» пытался делать определенные выводы, противопоставляя христианские догмы восточному «варварству». Он писал, что «как христианский дух спас человечество в период упадка Римской империи, так эллинохристианский дух может спасти западный мир от варварства» 49.
К «эллинскому духу» обращался и К. Цацос, утверждавший, что он оказал исключительное влияние на «варварские» народы, оставаясь «чистым» и «самобытным». По его мнению, народы Востока вообще лишены культурного наследия, ибо весьма далеки от «эллинства». Но даже когда им представилась возможность общения с греческим миром, они из-за «отсталости» так и не смогли создать свою национальную культуру. Особое место в духовном наследии человечества Цацос отводил «классическому» — основе основ мировой культуры. Пристрастие к «эллинскому» мешало ему видеть в эллинизме синтез греческого и восточного начал. Цацос вновь попытался оживить доктрину об абсолютном превосходстве западного мира над восточным, черпая аргументацию и вдохновение в христианской религии, призванной «охранять и развивать» нетленные ценности западной цивилизации50.
Во всем сказанном выше обращают на себя внимание два понятия— «эллинское» и «христианское». Именно из этих двух компонентов образовался термин «эллинохристианский».
Этот термин впервые появился в 50-х годах прошлого века. В эпоху греческого Просвещения (XVIII—ХТХ вв.) в порабощен
ной турками Греции стали широко распространяться идеи классической древности как основы пробуждения и становления национального сознания. Но представители феодальной идеологии встретили в штыки идею просветительства: они ввели запрет на произведения греческих прогрессивных авторов, стараясь противопоставить им «христианский дух». В тяжелых условиях османского господства прогрессивным представителям греческой нации приходилось бороться против чужеземных поработителей, с одной стороны, и против греческих апологетов феодальной идеологии — с другой. Греческий просветитель А. Кораис вел непримиримую борьбу с церковниками, поднявшими на щит «христианский дух», но не сумевшими соединить с ним «эллинский», так как эти понятия во многом несовместимы м.
Передовые представители порабощенной Греции в своей идеологической борьбе против феодализма и клерикализма опирались на просветительские тенденции французских энциклопедистов, объявив поход за распространение естествознания и материалистической философии в сочетании с идеями классической древности 52.
В течение XIX в. (после завоевания, национальной независимости и образования греческого государства) происходит постепенное развитие класса буржуазии и создаются предпосылки для более прогрессивных социальных преобразований. Идеологическая борьба обостряется. Но молодая греческая буржуазия еще слаба по сравнению с всесильным феодализмом, имеющим глубокие социальные корни. Поэтому передовые идеи нового буржуазного класса, в лице греческого Просвещения, вскоре предаются забвению. В области идеологии выражением этого явилось рождение идеи «эллинохристианского духа».
В течение столетия греческий консерватизм руководствуется идеалами «эллинохристианской цивилизации». Каждая из консервативных групп выдвигала одну из двух частей («эллинское» или «христианское»). А в послевоенный период идеологи консерватизма объединили обе составные части.
Цацос в работе «Идеологическая борьба» писал, что есть только два источника идеологии западного мира — классическая древность и христианство. Несмотря на то что они исходят из совершенно различных и, возможно, противоречивых позиций, оба этих источника сливаются воедино в признании человеческой ценности. Это выражается, с одной стороны, в требовании свободы индивида, а с другой —в требовании справедливости для всех53. Эти две тенденции — «эллинское» и «христианское» — и составляют основное содержание «эллинохристианского духа». Вот почему Цацос видел в классической древности и эпохе эллинизма общество «справедливого неравенства». В работе «Эллинский путь» он пытался теоретически обосновать внеклассовость древнего мира, где понятие «раб» является «надуманным», «абстрактным» и где существовала «подлинная свобода» 54.
Термин «эллинохристианский» со времени его появления трактуется по-разному. Историков более века занимали две его составные части — «эллинская» и «христианская», причем о них подчас высказывались противоположные мнения. Одни видели корни: «эллинского духа» в культуре классической древности и эллинизма как явлениях «самобытных», другие утверждали, что «чаяния и надежды эллинов» стали претворяться в жизнь со времени походов Александра Македонского, что греческая культура, распространившись на Восток, оказала на него исключительное влияние. Все сторонники «эллинохристианской цивилизации» признают, что- сложные проблемы, стоящие перед человечеством, могут быть решены, только если обратиться к «эллинохристианскому духу», что эллинство в нашу эпоху должно играть ту роль, которую оно сыграло в прошлом, когда озарило жизнь культурного мира55.
Буржуазные идеологи в пространных выступлениях ссылались только на историческую роль эллинизма и «невежество» народов Востока. Пытаясь приспособиться к новым условиям, они предлагали возвратиться к духу «эллинохристианской цивилизации».
То, что мы называем «эллинохристианским духом», складывалось и формировалось в определенных социально-исторических условиях. Христианство появилось на свет и развивалось в рабовладельческом обществе вначале как выражение протеста неимущих масс города, крестьянства и рабов против жестокой эксплуатации Рима. И не случайно в выступлениях первых теоретиков христианства преобладала идея равенства. Новая религия исходила из воззрений стоиков и киников, утверждавших зависимость человека от веления Рока, а также введших в обиход понятие космополитизма. Как отмечают К. Маркс и Ф. Энгельс, «когда древний мир клонился к гибели, древние религии были побеждены христианской религией» 5в.
Сама идея преемственности христианства от воззрений стоиков и киников не нова. Еще в середине прошлого века К. Папарригопулос считал, что наследницей культурных ценностей «эллинского национального духа» через эллинизм стало христианство, подобно Александру Македонскому бережно донесшее «нетленные идеи» греческой цивилизации до отдаленных уголков мира. Он полагал, что Александр первый выдвинул идею равенства и братства народов, т. е. воззрения, позже воспринятые римлянами и христианством 57.
Так благодаря победному шествию «эллинского духа» Папарригопулос устанавливает прямую связь между классикой и христианством. Идеализация образа Александра Македонского помешала Папарригопулосу оценить эллинизм как социально-историческое явление, что привело его к ошибочному выводу о том, что «культурная идея превосходства греков» могла создать равенство и братство между народами. Но господствующий класс рабовладельцев быстро распознал в христианстве силу, способную держать в повиновении народные массы, предлагая рецепты мораль
ного самоусовершенствования взамен решения социальных проблем. Так христианство утратило свое прогрессивное содержание, став официальной религией господствующих классов.
Идея панэллинского превосходства (этнического, культурного, социального), характерная для IV в. до н. э.— периода кризиса греческого полиса и поисков его преодоления (Аристотель, Исократ) , получила дальнейшее развитие в «Истории греческой нации» К. Папарригопулоса. Этот труд принес его автору широкую известность. Он был переведен на французский язык58.
Папарригопулос — панэллинист, а потому эллинская культура у него является движущей силой исторического процесса, и только ей принадлежит право создания «истинной цивилизации». Особое место он уделяет культуре демократических Афин, явившихся наследником культурных ценностей периода «героической монархии». Вместе с тем Папарригопулос не судит так строго, как Дж. Грот, македонское завоевание Греции, хотя, подобно своему учителю, он считает, что вторжение македонян нарушило идиллическое равновесие демократического правления. Папарригопулос признает, что македонское господство в Греции принесло смуты и разорение, уменьшило численность свободного населения и увеличило количество рабов, разожгло межпартийную борьбу, но повинны в этом не столько сами завоеватели, сколько дорийцы, пришедшие с севера еще в VII в. до н. э. и нарушившие единство и политическое устройство эллинов59.
Подобный взгляд на македонское завоевание Греции был нов, ибо предшественники Папарригопулоса Б. Нибур и Дж. Грот всячески чернили политику Македонии, считали Филиппа и Александра захватчиками и противопоставляли им демократические учреждения Эллады. У Папарригопулоса Филипп II был призван отомстить персам и освободить малоазийских греков от персидского владычества. Александр продолжил дело, начатое отцом. Суть восточной кампании Александра (по Папарригопулосу) — не захват
чужих территорий, а освобождение азиатских греческих городов, стремление распространить эллинскую культуру в отдаленные земли.
С этого момента у Папарригопулоса начинается победное шествие эллинства по миру. Греческая культура, проникнув на Восток, по причине своего превосходства над местной стала доминировать повсюду. Греки и македоняне принесли в Азию не только свой язык и культуру, но и свои учреждения; эллинство шагнуло в сельские местности и вывело их из «варварского» состояния.
«Эллинское начало» и «эллинский дух» у Папарригопулоса правят миром, но историк не замечает, что греческая культура при соприкосновении с восточной сама качественно изменилась и дала нечто новое — эллинизм. Папарригопулос считает, что только эллинская культура способна оказывать плодотворное влияние на другие (с позиций панэллинизма — всегда отсталые) народы, но сама, в силу своего превосходства, остается неизменной. Подобный подход к вопросу о преемственности культур ведет Папарригопулоса к смешению понятий «эллинское» и «эллинистическое».
Взгляд Папарригопулоса на преемственность культур отразился на всем его труде: эллинское культурное начало благодаря походам Александра Македонского проникло на Восток и создало там очаги «новой Эллады»; далее оно по наследству перешло к Византии — новой эллинской столице, сменившей угасающие Афины. Ясно, что концепция преемственности Папарригопулосу представляется в виде поступательного движения-все той же неизменной «эллинской цивилизации», завоевывающей новые районы мира. Поэтому не случайно греческий историк видел победное шествие эллинства через века и народы вплоть до падения Византийской империи под натиском турецких завоевателей (XV в.).
Историко-философский субъективизм греческих авторов особенно ярко проявляется при рассмотрении ими эпохи эллинизма. Расцвет эллинистических царств они неизменно связывают с появлением сильной личности, а упадок — с моральным вырождением царей и правителей. Интересно вспомнить, что античная традиция точно так же решала вопрос о возвышении, расцвете и закате эллинистических монархий, виня во всем деградировавших и доведших до гибели свои царства порочных правителейв0. Понятно, что в центре внимания греческих историков находится Александр Македонский — создатель огромного царства, который благодаря качествам выдающегося полководца и политического деятеля сумел вдохновить войско на такой героизм и самоотверженность, что оно никогда не знало поражений. Таким образом, греческие уче- ные-немарксисты поступательное развитие исторического процесса ставят в прямую зависимость от деятельности «выдающейся личности», Александра Македонского, благодаря одаренности которого в короткий срок была создана величайшая мировая держава. Гибель его означала крушение мечты о мировом господстве и нанесла непоправимый урон последующему историческому развитию.
При подобном рассмотрении исторических закономерностей полностью отрицается роль народных масс — основного двигателя истории. Народ, армия, в понимании греческих исследователей,— беэликая масса, способная на какую-либо творческую деятельность только под руководством одаренного вождя. Масса без руководителя пассивна и инертна.
Только в послевоенный период наметился отход от наиболее реакционных воззрений в сторону научного освещения истории классики и эллинизма. Среди прогрессивных историков следует выделить Г. Кордатоса и П. Лекацаса, стремящихся рассматривать историю рабовладельческого общества с социально-экономических позиций. Их труды заняли достойное место среди работ историков античности, наиболее ценимых в современной греческой науке.
Кордатос в «Истории древнегреческой философии» убедительно показывает закономерности процесса исторического развития общества, подчеркивает классовый характер древнегреческой философии, используемой в современных условиях как своеобразное оружие в борьбе различных социальных групп81. В своих исторических сочинениях он отмечает преемственность в развитии истории и культуры Греции и Востока. Вошедшие в державу Александра Македонского восточные народы, по мнению автора, смешивались с греками и македонянами и передали им многое от своей культурной традиции. Этот прогрессивный историк не приемлет мнения многих греческих исследователей о том, что Александр Македонский, отправляясь на Восток, уже имел заранее продуманный план его покорения. Кордатос неоднократно указывает на процесс взаимовлияния культур — западной и восточной. Он не сомневается в том, что завоеватели многое заимствовали у восточных народов. Подобного не было при завоевании Греции македонянами. Античные источники зафиксировали одностороннее влияние, когда более отсталые в культурном отношении македоняне старались приобщиться к греческой образованности.
В «Истории эллинизма» Кордатос рассматривает вопрос о возникновении, расцвете и упадке эллинистических монархий. Свое исследование он начинает с деятельности Александра Македонского, которому отведены две первые главы, являющиеся своеобразным вступлением к книге62.
Греческая историография по-разному определяет хронологические рамки эллинистического периода. Датой его начала одни историки (И. Папаставру) считают 359 г. до н. э. (год воцарения Филиппа II), другие —год смерти Александра Македонского (323 г. до н. э.). Кордатос придерживается второй точки зрения83. Дата окончания эллинизма также вызывает споры. Г. Кордатос концом эллинизма называет 30 г. до н. э.— год падения последнего эллинистического государства (Египта) под натиском Рима; но он также подчеркивает, что разрушение Коринфа Муммием (146 г. до н. э.) завершило историю древней Греции64.
Считая эллинистический период временем распространения греческой культуры на Восток, греческая историография относит эллинизм к разделу греческой истории, отрицая в нем синтез эллинских и восточных начал, хотя и допуская иногда легкий налет восточного элемента.
Труд Кордатоса «История эллинизма» — первая попытка греческого историка выявить проблематику эпохи с позиций социально-экономических изменений не только эллинского, но и восточного мира. Первостепенное внимание автор уделяет социальным отношениям. Под этим углом зрения он рассматривает рост рабства, расширение торговли, товарность производства, строительства городов, углубление классовых противоречий, взаимодействие эллинской и восточной культур, поиски синкретических форм68. Исследование вопросов, поднятых в монографии Кордатоса, крайне важно, ибо немарксистская историография многие из них вообще обходит, а остальные изучает с позиций модернизации древности, признавая в эпоху античности наличие многих категорий, свойственных буржуазным отношениям.
Некоторые греческие историки не признают изменений в обществе эпохи эллинизма по сравнению с классикой, тем самым отрицая дальнейшее развитие рабства и увеличение его роли в хозяйственной жизни общества, не видя существенной разницы между свободным и рабским трудом6в. Эмпирический подход приводит греческую немарксистскую историографию к признанию неизменности определенных понятий (феодалы, крепостные, буржуазия, пролетариат).
Главное в концепции Кордатоса — определение эллинизма как социально-экономического явления античного мирав7, указание на его принципиальное отличие от классического периода: появление новых форм государственности, развитие рабства и проникновение его во все сферы хозяйственной жизни, рост торговли и денежного обращения, максимальное преодоление рамок натурального хозяйства и увеличение товарности ремесленного производства. Следовательно, Кордатос определяет эллинизм как этап в развитии рабовладельческого общества ®8. Принятие подобной концепции — достижение прогрессивной греческой историографии.
Не случайно в первых двух главах монографии Г. Кордатос полемизирует с западноевропейскими историками (Эд. Мейером, Ю. Белохом, У. Вилькеном), подчеркивая порочность их метода, недостаточность освещения ими эпохи эллинизма через призму культурных явлений и отмечая преувеличение ими роли Александра Македонского — «сознательного творца истории». Поход на Восток не был гениальным предвидением македонского полководца, как считает большинство западных ученых, а насущной потребностью греко-македонского мира, стремящегося средствами внешней экспансии преодолеть внутренний кризис69. В связи с этим Г. Кордатос верно отмечает, что восточный поход, подобно открытому клапайу парового котла, уменьшил давление внутри грече
ского мира, дав ему возможность приобрести новые богатства, азиатские рынки, избавиться от неимущих, устремившихся на Восток в поисках добычи70.
Будучи одним из этапов рабовладельческого общества, эллинизм не нес в себе каких-то особых черт, отличных от предшествующей эпохи. Это период поисков новых путей развития в экономике, политике, религии, культуре, более отвечающих задачам дальнейшей эволюции рабовладения у племен и народов Восточного Средиземноморья. Подобный марксистский подход к пониманию эллинизма коренным образом отличается от буржуазных концепций, сводящих его к механическому перенесению культурных явлений классической Греции на Восток.
Отмечая рост городской жизни на Востоке, греческая историческая наука определяет эллинистический город как слепок с классического полиса с его неизменной автаркией и автономией, упуская из виду, что «свобода» раннеэллинистических восточных городов имела скорее символическое значение (освобождение от персидской зависимости), чем фактическое. Более уместно, по мнению Кордатоса, проводить различие между городами эллинистического Востока и классической Греции, чем указывать на сходство их организации71.
Для правильного понимания сути эллинизма важен также вопрос о взаимовлиянии культур Востока и Запада. Г. Кордатос признает преемственность культур, их взаимопроникновение и обогащение, прослеживая связь греческой классической культуры с эллинистической и далее с римской и византийской. Эта тема кроме рассматриваемой работы разбирается в двух других — «Римское владычество в Греции» и «История Византии» 72. В них также заметен отход Кордатоса от традиционной точки зрения об одностороннем влиянии греческой культуры на другие народы. Положение Папарригопулоса о «неизменном эллинстве», сохраняющемся в «чистом» виде и несущем культурные ценности «варварским» народам, до сих пор бытует в греческой исторической науке. Идея культурного превосходства греков над прочими племенами — самая популярная тема исследований греческих ученых. Кордатос преодолел этот традиционно-буржуазный взгляд и с принципиально иных, марксистских позиций подошел к вопросу о преемственности культур Востока и Запада.
Правильно оценивая смысл градостроительной деятельности: Александра Македонского на Востоке, Кордатос основное внима- нйе уделяет сходству политики царя и его преемников, хотя главное—в различии их деятельности. Преемники Александра действовали по-иному, ибо предшествующий опыт показал, что политика ущемления прав эллинского населения новых городов чревата взрывом; поэтому они широко практиковали предоставление автономии и самоуправления в угоду зажиточным слоям греко-македонского населения, осевшего на Востоке.
Верное замечание о том, что новое в эллинизме следует искать
в сфере производства, у Кордатоса не получило развития. Недостаточно освещает он и проблему рабства — характернейшей, ведущей черты эллинистической эпохи. Если в классическое время число рабов пополнялось за счет плененного негреческого населения, то в период эллинизма в рабов часто обращали жителей многих городов как в Греции, так и на Востоке (например, при уничтожении Фив, при взятии Милета, Тира, Галикарнаса). Другим источником рабства было обнищание граждан, за долги обращаемых в рабов, причем кредитор имел право обращать в рабов и детей должника. Бесспорно, что сведения древних источников о развитии рабства очень скудны, а порой и противоречивы. Но все же, если привлечь свидетельства позднеэллинистических авторов (Полибий, Ливий, Страбон) и эпиграфику, можно сделать вывод о все возрастающей роли рабского труда в эллинистическую эпоху.
В отличие от греческой немарксистской историографии Кордатос не считает армию Александра Македонского «национальным войском», выразившим царю недовольство его «варваризацией», т. е. тем, что Александр перенял восточные обычаи. Этот взгляд на армию Александра, характерный для древних авторов апологетической и антиалександровской традиции, защищают современные западноевропейские и греческие историки, не видящие социально-классовой структуры армии и противопоставляющие царя всему «национальному войску».
Несмотря на целый ряд верных выводов, Кордатос не избежал идеализации образа Александра. Поэтому положение о том, что эллинизм — явление синкретическое, не проводится достаточно четко в его «Истории эллинизма» 73. Нельзя считать правильным также утверждение автора, что римское завоевание положило конец единству эллинского мира. Полибий писал обратное: «Начиная с этого времени (конец III в. до н. э.—Д. Ц .) история становится единой от Италии до Ливии, где переплетается азиатское с эллинским и все сводится к одному концу» [I, 3, 3—5]. Полибий смог уловить то, чего не видят многие греческие историки: Рим не нарушил единства эллинистического мира (в экономике, политике, культуре), заложенного походами греков и македонян на Восток и продолженного преемниками македонского царя.
Подробный анализ восточного похода и деятельности Александра Македонского дается в третьем томе «Истории древней Греции», вышедшем несколько ранее «Истории эллинизма». Кордатос избрал не изведанный греческой историографией путь социального рассмотрения эпохи. Поэтому его работа — новое слово в греческой науке; она вобрала все лучшее, созданное предшественниками, и отбросила националистические установки, защищаемые многими греческими историками.
«Историю греческой нации» Папарригопулоса отделяет от исследования Кордатоса почти сто лет. За это время не было создано ни одного значительного труда по эпохе эллинизма; публиковались
лишь работы, посвященные отдельным аспектам рассматриваемого периода (Г. Димитракос, А. Андреадис, А. Керамопулос, А. Дас- калакис и др.), и основными авторитетами для греческих историков оставались Папарригопулос и Дройзен. Ведь влияние труда немецкого историка на греческих исследователей бесспорно. Его преклонение перед Филиппом и Александром, его восхваление «дальновидной» македонской политики, якобы служившей интересам национального объединения греков, его увлечение военнополитической историей Македонии и личностью Александра — все эти черты его творчества в большей или меньшей степени присущи греческим авторам. Кордатос представляет исключение. Неоднократно подчеркивая свое несогласие с немарксистской концепцией^ он указывает в предисловии к третьему тому «Истории древней Греции», что «эллинизм и вообще цивилизация, развившаяся в так называемых эллинистических государствах Востока, не была целиком греческой, ибо являлась синтезом эллинских и азиатских культур и культов» 74.
Приведем несколько примеров расхождения Кордатоса с греческими авторами, исповедовавшими традиционные взгляды на сущность проблематики эпохи эллинизма. Развенчивая македонскую захватническую политику в отношении Эллады и ее героев — Филиппа II и Александра, Кордатос весьма обоснованно отмечает, что вмешательство царей Македонии в эллинские дела не столько- сплотило и объединило греков, сколько надело на них ярмо авторитарной чужеземной власти, отвечающей интересам правящей олигархической верхушки Греции. Кордатос весьма скептически оценивает результаты Коринфского соглашения, преподносимого1 западной наукой как величайшее достижение гибкой македонской, политики. Он подчеркивает, что союз греческих полисов и Македонии — формальная симмахия, интересы которой Александр никогда не соблюдал75. Таким образом, историк указывает, что цели: Македонии по отношению к Греции были такими же захватническими, как и по отношению к Востоку.
Точно так. же Кордатос отвергает тезис о «свободе и автономии» греческих городов Малой Азии70, который преподносится: многими западными историками как результат «миролюбивой ш освободительной» деятельности Александра на Востоке. Греческий исследователь резко критикует этот тезис, показывая, что политика Александра везде была направлена на укрепление основ его- власти, а следовательно, никак не могла сочетаться с лозунгом «свободы и автономии». «Свобода» на Востоке означала потерю* городами самоуправления, свободы внешних сношений и права чеканки собственной монеты —все это становилось монополией царской власти77. Кордатос верно подмечает, что обилие свидетельств античной раннеэллинистической традиции о «свободе», провозглашенной Александром на Востоке, не дает оснований доверять этому. Ведь известно, что раннеэллинистическая историография усиленно пропагандировала необходимость насаждения
неограниченной монархии, в которой царь выступал в роли и правителя, и законодателя; на эту тему имеется несколько сочинений перипатетиков, приписываемых Аристотелю и Теофрастутв.
Анализируя историю похода греков и македонян на Восток, Кордатос признает его поэтапность, связанную с успехами в военных операциях. Разделяя мнение советских историков античности, он указывает, что на первых порах планы Александра не шли дальше завоевания Малой Азии и что идея мирового господства стала основополагающей в политике македонского завоевателя после захвата Персеполя, когда Александр сложил с себя полномочия стратега-автократора
Г. Кордатос Коринфского союза, закончивпоход «мести»7в.
Несмотря на стремление Кордатоса дать исчерпывающий марксистский анализ греко-македонского восточного похода, это ему не вполне удалось, так как его труд имеет в значительной степени нарративный характер с уклоном к военно-политической истории эллинской эпопеи на Востоке.
Кордатос нередко следует за апологетической античной традицией, идущей от Арриана и Плутарха. Например, он использует -арриановские оценки поступков Александра (рассуждения о превосходстве греков и македонян, о «политической отсталости» племен восточных сатрапий и т. п.).
Там, где Арриан кажется Кордатосу не совсем убедительным, он прибегает к авторитету Плутарха. Например, в вопросе обожествления Александра, которому уделено достаточно внимания в немарксистской историографии, Кордатос следует за версией Плутарха, указывающего на унаследованную от матери глубокую религиозность македонского царя и проистекающую отсюда веру Александра в свое божественное происхождение80. Цели индийского похода Кордатос, подобно советским ученым, расценивает как стремление Александра стать владыкой мира. Но причину бесславного ухода из Индии греческий историк, как и античные -авторы, усматривает во внешних трудностях, не углубляясь в социальный анализ перипетий индийской кампании.
Отмечая, что смерть Александра положила предел греко-македонскому проникновению на Восток, Кордатос делает ошибочный вывод: если бы царь не умер, «не разразились бы революции, не образовались бы огромные трещины в его великой империи... и, призвав на помощь все свои таланты, он смог бы, вероятно, предотвратить большие внутренние трения»81. Так порой Кордатос колеблется между традиционными взглядами на сущность эллинизма и марксистской оценкой этого явления.
Тем не менее отдельные недочеты ни в коей мере не умаляют ценности трудов Кордатоса: он сделал попытку взглянуть с марксистских позиций на явления эпохи, освещаемой греческой буржуазной историографией в духе модернизаторства.
В 1967—1974 гг. наметился некоторый спад научной мысли в Греции, отход от широких исследований к темам частного порядка. Были провозглашены «новые принципы» понимания истории (в первую очередь речь шла о движущих силах исторического развития, преемственности культур, кризисе древнегреческой демократии). Для этого периода характерно превращение истории в пропаганду, о чем можно судить по работам авторов, отрицающих жизненность древнегреческой демократии. Проводя известные аналогии, они старались доказать, что действия неофашистского режима в Греции не рознились от того, что происходило в античном мире, так же как и на последующих этапах человеческой истории82.
На идеалистических позициях стоит К. Стерьопулос^ последователь К). Керста и У. Вилькена. Он сторонник теории цикличности. В статье «Империализм эллинской древности» Стерьопулос развивает мысль о незыблемости империализма — движущей силы истории, породившей прогресс и колонизацию83. Под этим углом зрения он рассматривает восточный поход Александра Македонского, который, по его терминологии, является «оборонительным» с некоторым уклоном к «империализму». По его мнению, поход Александра был вызван не интересами Македонии, совпавшими с интересами греческих олигархов, а желанием македонского полководца возвыситься в греческих делах. Колонизация у Стерьопу- лоса всегда несет цивилизацию для покоренных народов, поэтому во все времена ее роль была прогрессивной. Отсюда делается главный вывод: война и колонизация — основные признаки «эллинского империализма»; они не раз становились ведущей приметой времени как в древности, так и сегодня84.
Для Стерьопулоса характерно любование прошлым, изучение истории через призму «героев», следование за апологетической традицией римского времени, идеализировавшей македонскую захватническую политику в оправдание экспансии Рима. Это прослеживается и в его работе «Древняя Этолия».
Другой историк, К. Вурверис, бывший председатель Гуманистического общества Греции, разделяет взгляды эллиноцентристов.
4 Заказ № 2895 97
Его кредо — превосходство эллинской культуры во все времена. С далекой древности, считает Вурверис, эллинство правит миром, и только ему обязано человечество своим культурным развитием. Какую-либо преемственность от Востока к Западу Вурверис отрицает, считая, что приоритет эллинства наличествовал всегда и только в нем черпали свои ценности другие национальные культуры, ибо процесс эллинизации человечества действует и поныне, хотя, возможно, и не так явно из-за чрезмерной технизации общества, губящей «великие идеалы греческой образованности» 85.
Проповедь панэллинского превосходства и отрицание технического прогресса — основополагающие установки концепции Вурве- риса, приписывающего все достижения мировой цивилизации только эллинам, назначение которых со времен Александра Македонского — править миром.
Что же больше всего волнует историка? Упадок классического образования, его излишняя демократизация. Поэтому Вурверис предлагает ограничить число «истинных» учебных заведений и поднять их престиж на должную высоту, следуя при этом лучшим образцам эллинства и заветам христианства. Его огорчает только забвение идеалов эллинской образованности, от возрождения которых зависит во многом престиж Греции — колыбели мировой цивилизации8в.
Интерес к македонской монархии IV в. до н. э., столь характерный для современной греческой историографии, распространяется не только на Александра, но и на Филиппа II, по мнению некоторых авторов, необоснованно забытого историей. Филиппу, создателю «единого национального греческого государства», посвящен капитальный труд (более 900 страниц) X. Налчаса «Филипп II Македонский — объединитель греков»87. Этот труд — сплошной энкомий в адрес македонского царя, чрезмерно идеализированного и представленного величайшим исполнителем предначертаний Исократа и Аристотеля, а также всех эллинов, жаждавших примирения и освобождения своих собратьев на побережье Малой Азии от персидской кабалы. Автор задался целью восстановить престиж Филиппа, незаслуженно обиженного некоторыми современниками (Эфором, Демосфеном) 88. Налчас исходит из свидетельств Феопомпа о важной роли Филиппа Македонского в событиях своего времени. Правда, образ македонского царя, известный нам по отрывкам Феопомпа,— довольно негативный (Филипп расчетлив, нечестен, двуличен, порочен), но это не помешало современнику признать его выдающуюся роль в делах Европы. К тому же Феопомп еще в древности снискал славу «злоречивого» автора89, так что Налчас склонен верить Павсанию, считавшему,, что Филипп совершил больше подвигов, чем все македонские цари до него.
Почему же Налчаса занимает Филипп, а не Александр? Да потому, что всю деятельность Александра и его преемников автор
считает продолжением «империалистической» македонской программы, разработанной до конца Филиппом и не осуществленной им самим.из-за преждевременной гибели90. Таким образом, Налчас ставит знак равенства между деятельностью Филиппа, Александра и его преемников, будто бы стремившихся к одной и той же цели — насадить эллинскую культуру на Востоке через осуществление «империалистической» программы, обладавшей многими достоинствами 91.
И. Дройзен, прославивший македонское завоевание, приобрел немало последователей среди греческих историков. Вот и X. Нал- час хвалит культурную программу Филиппа — нечто среднее между «македонским империализмом» и лозунгами Исократа92. Завоевав Грецию (т. е. добившись «морального единства» греков, по мнению автора), Филипп достиг политического единения, что в дальнейшем привело к «единомыслию» всего человечества и наделению его эллинской культурой93. Поэтому получается, что «македонский империализм» Налчаса не более чем эллинское просвещение, за которое Филипп боролся огнем и мечом и этим подготовил почву для исторического предназначения Александра — быть сеятелем цивилизации на Востоке94. Греческий автор чрезмерно высоко оценивал деятельность Филиппа — создателя «лиги наций»95, который для Македонии был царем, для Фессалии — архонтом, а для Южной Греции — гегемоном9в.
IV век до н. э. стал рубежом в жизни греческого полиса, когда выяснилась невозможность его дальнейшего развития на принципах автаркии и независимой политики97. Экономический застой вызвал кризис политический — нежелание граждан участвовать в общественной жизни, их индифферентность к делам государства. Поэтому поиски выхода из тяжелого положения стали предметом специального изучения многих идеологов того времени (Ксенофонта, Платона, Аристотеля, Исократа) 98.
Симптомы кризиса греческого города-государства, связанного с интенсивным проникновением рабского труда во все поры хозяйственной жизни полиса ", отчетливо наметились уже в последней четверти V в. до н. э. Соперничество Афин и Спарты за гегемонию в Греции привело к изнурительной Пелопоннесской войне (431—404 гг. до н. э.), обнажившей всю глубину социальных противоречий греческого общества. Столкновение двух крупнейших объединений Греции — Пелопоннесского союза и Афинской Архэ продемонстрировало слабость афинской рабовладельческой демократии и утрату войском прежних боевых качеств.
Пока наскоки Спарты носили спорадический характер, афиняне еще могли отбивать их. Но как только спартанцы повели себя активнее, захватив Декелею и начав систематическое завоевание Аттики, Афины стали терпеть поражение за поражением. В довершение всего 20 тыс. афинских рабов бежали в Спарту, что причинило непоправимый ущерб экономике Афин [Thuc. VII, 27]. Неизлечимые недуги рабовладельческого строя стали давать свои
горькие плоды: паразитический образ жизни неимущих граждан, существующих на раздачи, чувство неуверенности в завтрашнем дне, ростовщичество, пиратство, наемничество. С тех пор происходит неуклонное скольжение вниз греческого полиса, ослабленного войной и раздираемого внутренними смутами 10°.
Результатом поражения Афин в Пелопоннесской войне явился распад Афинской Архэ —союза многих греческих городов-государств и островов Эгейского моря при главенстве афинян. Членства в морском союзе было далеко не равноправным, поэтому многие полисы еще до этого стремились выйти из-под опеки Афин и вести самостоятельную политику. Это стремление нашло поддержку у Македонии и Персии, обоюдно заинтересованных в ослаблении афинской морской мощи. Происки карийского династа Мавзола на островах повлекли за собой выход многих союзников из Афинской симмахии. Хиос, Родос, Кос, Книд, Самос заключили союа с Карией, а их олигархические правители заняли враждебную позицию по отношению к Афинам.
Пелопоннесская война и крах Афинского морского союза вконец расстроили афинскую экономику, всецело зависевшую от рынков сбыта и притока новых рабов. Вряд ли Филипп Македонский отчетливо сознавал всю пагубность последствий для Греции захвата фракийского побережья, Геллеспонта и Халкидики, но он вполне понимал, что его политика подорвет военную и экономическую мощь Афин — основного препятствия на пути экспансионизма Македонии. Ведь столкновение Македонии и Афин в конечном счете было вызвано стремлением каждого из государств осуществлять захватническую политику. Поэтому развитие кризиса греческого полиса проходило на фоне военных неудач, распада союзов и невозможности сопротивления внешней силе. Все это были последствия кризиса, корни которого уходили в специфику эллинской экономики.
В этом отношении показательна концепция западной, в том числе греческой, историографии, отрицающей жизнеспособность демократического строя вообще, независимо от эпохи, времени и социально-экономической формации101. Хулители афинской демократии чернят ее вождей (Перикла, Эфиальта и др.), доказывая, что граждане потеряли интерес к общественной жизни и что это будто бы привело к вырождению демократии в тиранию. Отсюда для них и Перикл — тиран, опиравшийся на развращенных богатством афинян, потерявших достоинство и погрязших в зависти. Однако они игнорировали известное указание Ф. Энгельса о том, что не демократия погубила Афины, а рабство, сделавшее труд свободного человека презренным102.
Военные конфликты между греческими полисами во второй половине V в. до н. э. и особенно Пелопоннесская война дали огромный приток рабов греческого происхождения. Вместе с тем увеличивалась площадь разоренных и покинутых земель, чьи владельцы-свободные крестьяне нищали, не будучи в состоянии
конкурировать с дешевым рабским трудом. Аналогичные явления наблюдались и в ремесленном производстве, где труд свободного ремесленника вытеснялся рабским. Правда, это не означало, что свободный ремесленник или землепашец не мог найти работу. Работа была, но, в понимании свободного гражданина полиса IV в. до н. э., она считалась низким, постыдным занятием, пригодным для «варваров» и рабов. Недаром и официальная пропаганда того времени считала общественно полезный труд занятием, недостойным свободного гражданина.
Так в условиях пренебрежения к занятости происходил процесс перераспределения материальных богатств: появились крупные рабовладельческие хозяйства, вобравшие в себя земли разорившихся свободных граждан, и большие эргастерии. Но низкая производительность рабского труда требовала постоянного притока новых рабов, ибо свободный гражданин ничего не производил, а только потреблял. Это неизбежное противоречие античного общества отчетливо проявилось в Греции в IV в. до ж э.Афины являли наиболее типичный пример несоответствия производительных сил производственным отношениям.
К IV в. до н. э. полис дошел до предела возможного развития и неизбежно шел к упадку, так как его усилия, направленные на экстенсивное развитие, натолкнулись на точно такие же устремления растущего македонского государства, монолитного, централизованного, позже вступившего на путь рабовладения. Этому давлению извне греческий полис противостоять не мог: материальные ресурсы далеко не соответствовали тем претензиям, которые он предъявлял во внешних сношениях.
Основой классического полиса был замкнутый коллектив, члены которого имели ряд привилегий по сравнению с другой, лишь относительно свободной группой населения — метеками. Его обязанности сводились к несению общественных повинностей, а зажиточные граждане вносили etcrcpopa (затраты на военные нужды) . Свободное население демократических полисов не облагалось прямыми налогами, а метеки платили подушную подать, не имели права владеть землей и недвижимостью, исполняли литургии (общественные повинности). Даже освобождение от уплаты податей (этот вопрос решался голосованием в народном собрании) считалось большой привилегией, не говоря уж о предоставлении иноземцам гражданских прав, которые давались в исключительных случаях лицам, совершившим какое-либо деяние на благо полиса [Dem. XIII, 23]. В каждом конкретном случае требовалось специальное постановление народного собрания о принятии иноземца, часто изгнанника, в число граждан полиса. Таков был, например, декрет об Эфроне Сикионском, отдавшем все свое состояние ради защиты Афин [Ditt. S y ll2, 317]. Практиковалось и «почетное гражданство» — политическая мера, направленная на привлечение на свою сторону правителей союзных государств. Почетное афин
ское гражданство имели эпирский царь Арриба [Ditt. S y ll2, 228], правитель одриссов Котис и др.
Что же составляло материальную базу существования коллектива греческих граждан? Доходы полисной казны, слагавшиеся из различных поступлений: от разработки государственных рудников, эксплуатации дорог, отчислений с храмовых земель, подушной подати метеков и, самое главное, торговых пошлин. Но всего этого было недостаточно в условиях прогрессирующей незанятости граждан, требовавших все новых подачек. Более того, доля частных богатств росла за счет разорения самих же граждан, за счет концентрации земель и иного имущества в руках немногих. Процветание ростовщичества также свидетельствовало о накоплении огромных средств в частных руках и об обнищании многих несостоятельных граждан.
Общая сумма доходов афинского государства в 6 тыс. талантов (определяемая для начала IV в. до н. э. и остававшаяся неизменной на протяжении всего столетия10*), получаемых с оценки облагаемого налогом имущества [Dem. XIV, 19, 27; FHG, 111,328], не покрывала всех нужд полиса. Поэтому главной темой выступлений демократических деятелей всегда был вопрос об изыскании дополнительных средств и разумном их использовании. Однако меры, принимавшиеся демократическими группировками для упрочения основ демократии (кроме обычных хлебных раздач неимущим гражданам стали практиковаться небольшие платежи за участие в заседаниях народного собрания и оплата выборных должностей), были только временным выходом.
Основной порок классического греческого полиса IV в. до н. э. состоял в том, что он перестал удовлетворять запросы своих же граждан: богатым не обеспечивал спокойной жизни и не гарантировал от выступлений обездоленных, бедным давал недостаточный прожиточный минимум. А стремление преодолеть кризис внешней экспансией в ущерб интересам других полисов натыкалось на недовольство почти всех категорий граждан, не желавших нести дополнительное бремя военных расходов. Кроме того, Македония пресекала все попытки самостоятельных действий греческих городов-государств, постоянно сокращая их внешние владения.
Прямым следствием внутреннего кризиса было увеличение роли наемников. Для IV в. до н. э. наемничество было таким же злом, как война, междоусобия, пиратство, но вместе с тем нужда в наемниках была велика. Античная историография связывала развитие наемничества с бедностью, с невозможностью иметь ополчение свободных граждан, содержавшееся на их счет. И действительно, это было именно так: бедность толкала неимущих в отряды воинов-профессионалов, получавших значительную плату и обладавших возможностью обогащения за счет противника. Потребность в хороших воинах всегда была значительна в Греции, ибо постоянные конфликты между городами требовали наличия
боеспособного войска. В то же время обедневший гражданин мог обогатиться только на войне, и потому рост спроса на наемников в Греции и на Востоке был той отдушиной, которую использовали многие разорившиеся греки. В период заката демократического правления в Элладе наемники стали единственной (и весьма ненадежной) гарантией существования полиса; на их содержание шли огромные средства, получаемые в виде взносов состоятельных граждан.
В ожесточенной междоусобной борьбе эллинских городов в IV в. до н. э. четко прослеживаются классовые антагонизмы.Даже довольно расплывчатые свидетельства антич- Исократ. Вилла Альбани. Рим ной историографии даютвозможность сделать вывод о непримиримой социальной вражде античного рабовладельческого общества. Поэтому безосновательна точка зрения Налчаса, заключающаяся в том, что греки в конце концов достигли единства перед угрозой с Востока, исходящей от «варваров» 104. Греческий историк не в состоянии понять социального содержания лозунга панэллинизма, рожденного в поисках преодоления экономического, кризиса эллинского общества в рассматриваемый период. Вот почему панэллинизм — своего рода идейное знамя отмщения персам — стал ведущим лозунгом про- македонских группировок греческих полисов, надеявшихся путем ограбления восточных «варваров» спасти себя, оздоровить экономику и подкрепить основы пришедших в упадок городов-государств.
Ссылаясь главным образом на авторитет Аристотеля, Исократа и Демосфена, отдельные греческие авторы пытаются теоретически обосновать превосходство «эллинского духа», пропагандируя «универсальную одаренность» греков. По их мнению, Исократ вложил в руки Филиппа и Александра четкую программу «объединения» греков, благодаря осуществлению которой стал возможен поход на Восток для наделения «варварских» народов благами эллинской культуры105. Поэтому рассмотрим на конкретном материале, как греческая немарксистская историография преподносит «идеологически» подготовку восточной кампании.
В греческой историографии существует мнение, что Исократ был сторонником похода на Восток с самого начала своей ораторской деятельности. Но источники не дают права утверждать подобное. Из шести судебных речей Исократа, дошедших до нас, первая была написана в 403 или 402 г. до н. э., а последняя — в 391 или 390 г. до н. э. В них ничего не говорится о борьбе с Персией. Эта тема появляется в публицистических сочинениях Исократа позже10в.
После Пелопоннесской войны возникло своеобразное сословие логографов, составителей письменных речей для участников судебных процессов между отдельными лицами или лицами и государством 107, не раз устраивавшихся за долгие годы военных столкновений греческих полисов. С этого и начал свою деятельность Исократ. Очевидно, он создал гораздо больше судебных речей, так как Аристотель свидетельствует, что в книжных лавках Афин продавались копии многочисленных речей108. Однако нет никакого основания утверждать, что в них содержались политические мысли, высказанные оратором позже. Видимо, прав У. Вилламовиц, полагающий, что Исократ распространял только те речи, которые считал образцом ораторского искусства и которые одновременно касались важнейших судебных дел109.
Во второй половине прошлого века греческий историк А. Кип- рианос высказал мысль, что Исократ в молодые годы уже мечтал о борьбе с исконным врагом греческих городов-государств — персидской державой110. Сам Исократ, вспоминая о годах юности, сообщает, что отличался от своих сверстников умом больше, чем в зрелом возрасте от сограждан, но не вспоминает о войне с персами [Isocr. XV, 16 1 ]1И. Взгляды Исократа на единство эллинского мира (главным образом Спарты, Афин, Фив) для борьбы против «врага с Востока» — это воззрения уже зрелого оратора, трезвого публициста и «политического советника» правителей нескольких греческих городов, а позже — Филиппа II. Именно к середине IV в. до н. э. относятся речи Исократа, касающиеся борьбы с Персией.
В греческой историографии принято говорить о влиянии Гор- гия на взгляды молодого Исократа, который у софиста учился искусству красноречия. Этот вопрос не вполне ясен, хотя им основательно занимались немецкие исследователи. Ф. Бласс утверждал, что Исократ был учеником Горгия после Пелопоннесской войны112. Такого же мнения придерживается У. Вилламовиц113. Но сам Исократ писал, что во время Пелопоннесской войны потерял все свое состояние [Isocr. XV, 161], и, следовательно, у него не было денег для обучения. Видимо, прав В. Лаурдас, считающий, что поездка Исократа в Фессалию для учебы у Горгия искусству красноречия — явление необычное для своего времени, ибо до войны молодые афиняне не уезжали для получения образования из родного полиса, снискавшего славу центра образованности и учености [Thuc. II, 41]. Источники же просто сообщают, что Исократ был учеником Горгия и других софистов114. Наибольшее влияние
на формирование политических идеалов Исократа оказал, скорее всего, Ферамен, возглавлявший в конце Пелопоннесской войны олигархическую группировку в Афинах [Aristot. Ath. pol., 28, 5 ] 11в.
В. Лаурдас и Т. Тзаннетатос, идеализируя личность Исократа, игнорируют конкретную эпоху, в которую жил и действовал афинский оратор (бедствия Пелопоннесской войны, новые веяния, обнищание граждан, рост наемничества). Они утверждают, что Исократ является олицетворением идей афинского строя, венцом физической и моральной силы эллинства11в. В этом они солидаризируются с Ю. Керстом, считавшим, что люди, подобные Исократу, рождаются в окружении великолепных храмов и архитектурных ансамблей, скульптурных творений и театров117.
Как было сказано выше, в ранний период творчества Исократ не выдвигал в своих речах идею выхода из кризисного состояния путем экспансии на Восток. Впрочем, возможно, что такие мысли уже занимали его: ведь он был учеником Горгия, выдвинувшего идею панэллинского единства. Социальные идеалы Исократа начинают вырисовываться во втором, педагогическом периоде его общественной деятельности. Однако рецепты морального совершенства для людей правящего, рабовладельческого класса, предложенные Исократом, не могли разрешить острых социальных противоречий эпохи, требующих коренных преобразований, а не только улучшения системы воспитания.
Переход от составления судебных речей к педагогике118 знаменует новый уровень развития ораторского таланта Исократа. Второй период его деятельности отмечен нарастанием социальной направленности. Примечательно, что, когда Исократ обратился к Филиппу [Isocr. V, 17—23], считая необходимым вмешательство македонского царя в греческие дела, своими мыслями он поделился с ближайшими ученикамиi19.
Начало педагогической деятельности Исократа отмечено публикацией речи «Против софистов» (около 390 г. до н. э.), в которой он связывает ораторское искусство с вопросами политики и морали. Несмотря на критическое отношение Исократа к пустой риторике софистов, они также оказали известное влияние на его ораторскую и публицистическую деятельность.
Некоторые греческие авторы высказывали мнение, что Исократ в своей полемике с софистами не выступал против Платона, и, таким образом, сближали политические воззрения оратора с платоновскими 12°. По нашему мнению, вряд ли можно отрицать анти- платоновское направление речи Исократа «Против софистов». Характерно, что в диалоге Платона «Эвтидем» содержится ответ на эту речь Исократа; Платон отзывается с пренебрежением о тех, кто занимается чем-то средним между политикой и философией [Plato. Euthydem, 304].
Исократ принимал активное участие в политической жизни Афин. В отличие от Платона, выступавшего за идеальную политик» «вообще», Исократ своей политической публицистикой участ
вовал в общественной жизни конкретно, применительно к социально-политическим задачам Афин и всей Эллады.
Исократ не первый выдвинул идею панэллинизма; он сам подтверждал, что многие говорили об этом до него [Isocr. IV, 3 и сл.]. Но в отличие от Платона, ораторов и софистов V в. до н. э., призывавших к единству эллинства только в моральном плане, Исократ подчеркивал экономическую и социальную сторону вопроса.
Нельзя согласиться с мнением, что Исократ на протяжении Долгого времени выдвигал один и тот же лозунг единства греков и похода на Восток121. Действительно, Исократ неоднократно возвращался к этому лозунгу, но каждый раз применительно к новым условиям. При этом он обращался к сильным мира сего с просьбой спасти не эллинство в целом, а господствующий класс, метавшийся в поисках выведения греческой экономики из кризисного состояния.
До Исократа призыв к панэллинскому единству был выдвинут софистом Горгием в одной из олимпийских речей 392 г. до н. э. Горгий провозгласил идею завоевания восточных стран при условии объединения греческих полисов122.
X. Налчас отмечает, что панэллинская программа Горгия впоследствии выдвигалась и другими ораторами. Так, он указывает, что в 384 г. до н. э., через три года после Анталкидова мира, оратор Лисий требовал объединения греков [Lys. XXXIII, 3—7]. Нал- час (а также С. Готзаманис и некоторые другие греческие авторы) ставит знак равенства между призывами Исократа и требованием Лисия1М, не замечая того, что первый выступал с антидемократических позиций, а второй — с демократических, призывая эллинов объединиться и выступить против сицилийского тирана Дионисия Старшего. Царь Агесилай также носился с панэллинской идеей, рассчитывая на возвышение Спарты. По его мысли, объединившаяся под главенством Спарты Греция могла добиться успеха в условиях внутренней слабости персидской державы. Поход Аге- силая был первой и единственной попыткой спартанцев установить свою гегемонию в Малой Азии. Но свой успех в малоазийских городах спартанцам не удалось закрепить: смуты, начавшиеся в эллинских полисах, заставили Агесилая возвратиться на родину.
В 380 г. до н. э., через четыре года после речи Лисия и через семь лет после Анталкидова мира, когда Исократу было немногим более 50 лет, он написал свой знаменитый «Панегирик». Эта речь распространилась по всей Греции и принесла ее автору славу первого публициста. Исократ в «Панегирике» прославляет Афины и требует, чтобы они стали во главе объединившихся греков для совместного похода против Персии124.
Неизвестно, по случаю какого праздника была написана эта речь. Вероятнее всего, что она была создана в связи с Олимпийскими торжествами, но не исключается и другая версия, по которой речь предназначалась для произнесения в Афинах, так как вадолго до этого циркулировала в городе.
Как уже говорилось, по данной теме выступал Горгий еще до Исократа в Олимпии. Именно Олимпия, а не Афины стала местом, где раздавались призывы к панэллинскому единствуil\ Источники не подтверждают того, что речь произнес Исократ. Сам Исократ сообщает, что долго работал над ней [Isocr. XV, 9; V, 11, 14].
Через два года после опубликования «Панегирика» (378 г. до н. э.) Афины восстановили свою гегемонию в Элладе путем создания Второго морского союза126. Призыв Исократа, возможно, помог политическим деятелям афинского государства, но нельзя утверждать, что «Панегирик» лег в основу политики афинян. Более верна мысль новейшей историографии, что Исократ смог определить общую направленность эпохи127, подметив признаки социального кризиса [Isocr. IV, 115 и сл.].
Во многих речах Исократ призывал эллинов покончить с внутренними смутами и междоусобицами, которые после Анталкидова мира сделали персидского царя арбитром греческих дел [ Isocr. IV, 50 ,120 ,146-149 ,168; V, 90-92; XII, 108-118].
Благородную миссию объединения греков для борьбы с Персией, утверждал он, должны взять на себя Афины, ибо они не только обладают большим политическим престижем и большим военным могуществом, но и в свое время освободили эллинов от гнета тирании и от власти анархии, первые установили законы и организовали правильный государственный строй [Isocr. IV, 21, 39]. Кроме того, афиняне превзошли других в искусстве мыслить и выражать свои мысли [Isocr. IV, 50].
Исократ открыто призывал к завоеванию Азии: «...мы подвергаем себя опасности из-за пустяков, вместо того чтобы спокойно владеть многими землями. Мы опустошаем нашу страну, пренебрегая возможностью получать доходы с Азии» [Isocr. IV, 133]. Он убеждал греков объединиться и выступить против исконного врага — персов [Isocr. IV, 173]. Бросая упрек Спарте за измену общеэллинским интересам128, Исократ писал: «Невозможно сохранить мир, пока мы не начнем общими силами войну с варварами и не будет согласия среди эллинов» [IV, 173].
В «Панегирике» была четко изложена политическая программа Исократа, состоявшая из трех пунктов.
Первый пункт: объединение всех греков. Оратору это представлялось нетрудным, так как он считал, что узы, скрепляющие эллинов, сильнее их разногласий.
Второй пункт: поход объединенных греков против персов, чтобы предотвратить нападение врага. Война с Персией, по мнению Исократа, не столь уж сложна. Персидское войско можно легко разогнать; оно не имеет тех качеств, которые есть у греков.
Третий пункт: завоевание Азии. Это даст возможность использовать ее ресурсы и перевести туда лишнее население, что позво^ лит решить острую проблему греческих полисов — перенаселение*
Все три пункта программы, изложенной Исократом в «Панегирике», являются как бы единым целым. Первый и второй теево
связаны между собой — объединение греков привело бы к войне с Персией, а война укрепила бы единство эллинов; второй пункт также переплетается с третьим.
В греческой историографии4 бытует мнение, что Исократ, вместо того чтобы пропагандировать образование единого греческого государства, предлагал создать союз всех эллинских городов и разворачивал империалистическую программу129. Однако дело не в «империализме» Исократа, а в его неизбежной политической ограниченности. Он отлично понимал, что структура греческого города-государства устарела. Но он не мог предложить иное решение этой проблемы, связанной с существованием рабовладельческого способа производства. Исократ жил и формировался в условиях города-государства, и было бы парадоксальным, если бы он отказался от традиционных устоев античного общества.
При оценке публицистической деятельности Исократа и его Взглядов на объединение греков для завоевательного похода против Персии греческая немарксистская историография проходит мимо того основного факта, что оратор был представителем античного рабовладельческого общества, переживавшего в IV в. до н. э. большие трудности вследствие кризиса полисного строя130. В попытке представить античного публициста защитником идеалов свободы афинского государства, идейным вдохновителем распространения «эллинского духа» на Восток или теоретиком единения греков ученые-немарксисты выпячивают каждый раз именно те стороны концепции Исократа, которые служат определенной политической конъюнктуре. Преувеличивая значение речей Исократа, греческие историки видят в них «общенациональную» эллинскую программу, воодушевившую Филиппа и Александра начать восточную кампанию.
Общие положения греческой немарксистской историографии о восточной программе Исократа таковы:
1) корни неприязни эллинов к «варварским» народам покоятся в седой старине, во временах Троянской войны. Эта неприязнь не ослабевала никогда; она еще более усилилась в связи с разорением Эллады во время греко-персидских войн и нашла выражение в панэллинском движении IV в. до н. э.;
2) теоретиком панэллинизма был Исократ, своей политической публицистикой указавший македонским царям путь войны с персами как единственный выход для Эллады, задыхавшейся в тисках социальных потрясений и междоусобиц. Практическим исполнителем панэллинской программы Исократа стал Филипп, а продолжателем дела Филиппа — Александр Македонский;
3) результатом панэллинского движения стал поход греков и македонян на Восток, распространение греческой культуры и образованности, что было бы невозможным без теоретического обоснования, сделанного Исократом.
По мнению греческих авторов, причиной конфликтов между полисами были партикуляризм и столкновение местнических инте-
ISOKPATOrSЛ О Г О ! К Л I E1I I2TOAAI,
М Е Т А S X O A IO N П А А А Ш К -
O14 «r^Sf Tt1r,ea¥ *т-:ц ш зн ;, х»« t£v s t y *9p #i «t£t t fe
£л>л*и*; гдо&иц xxl к*Д Ы |1.
Фйотпхс** Szr.xrt тйу ЛЛКафпх z q i im л л о 5 , zou&isg tvixx тшу Trty Еллхдзс <ршг*у S^CKOdtym jtXkww*
M E P 0 2 Т 1 Р П Т О N.
Mr. i x»T*pwc t«Y atlswrcw* 'Tcaxvnv# £1»содым » £; rrtjt pi*# t* tr.pC* tx/ vx; tvjr'xly v» «Г; аи>т«¥ ?*C
*ufcS5vu**» x»; 244*» tretevja* f T,ii£;
3' cy£cv «у ??3s; аитт,* «тХхзлш-***11^; JfuuxX. etlu 1 * .
EN ПАРШ 012,EK T H 2 ТХПОГГЛФГЛЗ Ф1РШЗ»0*Х Ш О Т О Г .
Л П /.
Речи и письма Исократа. Парижское издание А. Кораиса, первая четверть XIX в.
ресов. Пропаганда же Исократа, утверждают они, имела всегрече- ский характер, исходила из интересов всех эллинов и, таким образом, как пишет Налчас, стала «общенациональной программой» 131. Классовых антагонизмов внутри полисов Налчас не замечает. Экономический кризис в подобной трактовке затрагивал также «на-
109циональные интересы» всех эллинов1 .Нельзя согласиться с точкой зрения Налчаса, что Исократ лю
бой ценой, вплоть до ущемления интересов всех греческих полисов, стремился к единению греков при главенстве Македонии. Характерно, что, обращаясь к Филиппу, Исократ настойчиво убеждал его заручиться симпатиями эллинов: «...приобретешь, во всяком случае, расположение эллинов, а это гораздо лучше, чем силой захватывать множество эллинских государств» [Isocr. V, 6 8 ]133.
Для современных греков, считают X. Налчас и Н. Василопулос, панэллинские идеи Исократа имеют особое значение, так как если бы они осуществились в свое время, то привели бы к упрочению общегреческих чувств, * созданию единого могучего греческого государства, что придало бы другое политическое и культурное направление эллинизму134. Этого не случилось, утверждает Нал- час, из-за сторонников охлократии, постоянно подрывавших устои эллинства 18\
С. Готзаманис воспринимает усилия Исократа как желание объединить всех греков13в. Без практического воплощения панэллинских идей уже после смерти Исократа, считает греческий историк, не было бы эллинистической культуры. Пагубной, по мнению Готзаманиса, была автаркная политика антимакедонских группировок, не понявших сущности панэллинской «национальной войны» против «варваров». Продолжая эту мысль, Налчас изображает «автономную политику» антимакедонских сил проперсидской и, следовательно, «антинациональной». По его мнению, со времени мидийских войн идея столкновения греков и персов стала изначальным выражением «национального сознания эллинства». Это же «национальное чувство» оказало огромное влияние на развитие греческой нации137. Далее он пишет, что Исократ сумел предугадать ход истории на много веков вперед, так как распознал корни извечной вражды Европы и Азии138.
Оправдывая завоевательную политику Филиппа и Александра, некоторые исследователи считают захватнические войны на Востоке проявлением панэллинских идей. К. Папарригопулос еще в прошлом веке писал, что в древней Греции представители политической мысли, воодушевленные панэллинской идеей, стыдились персидской гегемонии и мечтали об объединенной Элладе для развертывания национально-освободительной борьбы против «варваров». Если Папарригопулос имел в виду лишь освобождение ма- лоазийских греков, подпавших под иго персидской деспотии, то современные греческие авторы идут дальше. Налчас, Лаурдас, Василопулос, Готзаманис пишут, что в лице Исократа отразились исторические судьбы эллинства, так как афинский публицист под
готовил в теоретическом и моральном плане почву для господства эллинов на всем Востоке.
Мы согласны с теми историками, которые считают, что речи Исократа помогают полнее разобраться в сложной обстановке событий IV в. до н. э .139. Но греческая немарксистская историография явно преувеличивает значение панэллинской идеи в творчестве оратора.
Налчас, например, делит греков на северных и южных. Южным грекам он приписывает партикуляризм, эгоизм, непонимание задач времени и необходимости национального единства для создания «единого национального государства» 14°. Северным грекам (главным образом македонянам) он приписывает глубокое самосознание, ответственность перед эллинством с его культурной миссией на Востоке. По его глубокому убеждению, благодаря политической зрелости Филиппа и Исократа воссияла панэллинская идея141.
Понимая по-своему смысл речей Исократа, греческая историография пытается доказать, что панэллинская идея явилась одной из движущих сил, позволивших эллинам распространить греческую цивилизацию на Восток, что она выразила «национальные устремления» эллинства к завоеванию мира. Для осуществления столь высокой миссии необходимо было объединение всех «национальных» сил. Продолжая эту мысль, отдельные исследователи приходят к выводу, что вклад Филиппа и Александра заключался в том, что они смогли понять эти «национальные устремления» и повести «национальную войну» против «варваров» 142. Ошибочные суждения греческих авторов вряд ли исходят из непонимания термина «нация», складывающегося из определенных компонентов (общность языка, территории, экономической жизни, культуры и др.), а скорее всего из сознательного истолкования этого понятия для показа этнической исключительности эллинства.
Призывая к общегреческому походу на Восток, Исократ искал подходящего предводителя, который мог бы объединить Элладу для достижения указанной цели. Не учитывая этот основополагающий принцип оратора и исходя из его промонархических симпатий, Лаурдас, Налчас и другие греческие историки говорят об империалистической программе Исократа143. Видимо, уже тогда Исократ разуверился в способности Афин стать во главе объединенных греческих-городов-государств и поэтому обратился к монархии как лучшей форме правления [Isocr. III, 14—26].
Эти же авторы по-своему поняли также обращение Исократа к Никоклу, Дионисию, Архидаму и позже к Филиппу: по их мнению, демократический строй вообще не был в состоянии проводить широкую «национальную» политику, и потому афинский оратор, как и другие представители социально-политической мысли Греции, пришел к выводу, что только твердая рука монарха могла спасти Грецию, осуществить программу панэллинского единства. И далее, свою миссию на Востоке эллинство выполнило при гла
венстве государства с монархическим устройством, воплотившего идеалы Исократа 144. Только монарх смог осуществить программу афинского оратора, а народы Востока обрели в Александре Македонском освободителя, достойного управлять ими145.
Речь «К Никоклу» (375—374 гг. до н. э.), правителю Саламина (на Кипре), раскрывает отношение оратора к монархии. Исократ берет на себя задачу дать наставление для монархического правления voao6eteTv тай; [xovapxtous . Оратор убеждает Никокла быть воспитанным и усердным, самым разумным и самым сведущим [Isocr. И, 8], дабы улучшить управление полисом. Исократ симпатизирует монархии, построенной на основе добродетели. Эти взгляды Исократа греческая историография называет «поворотом к монархии» в результате будто бы слабости демократического правления в IV в. до н. э. и его неспособности проводить на деле политику панэллинизма. Не видя ни одного достойного деятеля демократического толка, способного повести за собой греков, Исократ, по их мнению, был вынужден позже обратиться к Филиппу 146.
Лаурдас указывает, что не разделяет подобного мнения и что Исократ не столько обращался к монархии как к строю, сколько к монарху как правителю147. Однако это верно лишь отчасти, так как в кипрских речах ясно прослеживаются симпатии публициста к монархической системе правления [Isocr. IX, 70—72]. Возможно, Исократ вначале возлагал надежды на Никокла — продолжателя дела своего отца, Эвагора148. Но Никокл не смог действовать, как его отец, а следовательно, не смог быть исполнителем панэллинской программы Исократа. После этого афинский публицист обратился к фересскому тирану Ясону, стремившемуся распространить свое влияние на Среднюю Грецию и острова Эгейского моря и после этого организовать поход на Восток [Xen. Hell., VI, 1, 12]149. Опрометчиво утверждать, что Ясон действовал согласно программе Исократа, но влияние афинского публициста на фересского правителя не исключено. Исократ имел дружеские связи с Ясоном и его сыновьями150. Он обращался к ним с письмами (бяо^т^ата) 1М, в которых подробно излагал свои политические взгляды, необходимость объединения греческих городов-государств, а также важность подготовки похода в Азию. Вряд ли намерения Ясона совпадали с программой Исократа. Ведь правитель Фереса скорее всего преследовал цели подчинения других греческих городов, а не их объединения.
После его смерти [Xen. Hell., VI, 4, 31] Исократ находит новую «сильную личность» — Дионисия Старшего152, тирана Сиракузского, которому в 368 г. до н. э. пишет письмо (до нас дошло лишь вступление). Беспокоясь об «общем для всех эллинов благе и спасении», Исократ обращается к Дионисию как к первому среди эллинов по происхождению и самому могущественному (Isocr. Epist., I, 7]. Он призывает Дионисия стать во главе объединенной Греции для совместной борьбы на Востоке [Isocr. Epist., I, 8].
После смерти Дионисия Сиракузского Исократ в 366 г. до н. э .155 пишет речь «Архидам», предназначенную для сына спартанского царя Агесилая. Правда, момент обращения к Архидаму был выбран неудачно: после поражения спартанцев в битве при Левктрах (371 г. до н. э.) распался союз пелопоннесских городов и началось мощное демократическое движение. Спустя год фиванский полководец Эпаминонд занял Мессению и основал там город Мессену. Размах движения напугал многих олигархов, в том числе афинских. Защитником их интересов и выступил Исократ в этой речи.
В кратком содержании, составленном неизвестным античным автором, говорится, что речь «Архидам» была заказана Исократу сыном спартанского царя, за которой он присылал гонца в Афины, или что она — риторическое упражнение афинского оратора на тему, какую речь мог бы произнести Архидам, обращаясь к соотечественникам. Он также отмечал, что речь создана на фактическом материале.
Речь написана от лица Архидама. Она содержит призыв к спартанцам не уступать своих прав на Мессению и добиваться возврата гегемонии в Элладе. Автор призывает продолжать войну с Фивами до победного конца или же с честью погибнуть [Isocr. VI, 89]. Оперируя примерами прошлого спартанцев, ведущих свое начало от древних дорийцев, а также приводя славные страницы истории Афин, отразивших «наглые притязания захватчиков» — персов, Исократ ратует за гегемонию Спарты.
Греческая историография видит в речи «Архидам» только патриотический призыв к восстановлению гегемонии Спарты, власть которой в Пелопоннесе обеспечивала «спокойствие» многим городам 154. Но значение речи выходит за эти рамки: в ней выражены не только проспартанские симпатии, но и монархические установки Исократа, защитника наиболее состоятельных граждан Эллады, почувствовавших в росте демократических настроений угрозу собственному благополучию. И ради защиты интересов греческих олигархов Исократ призывает спартанцев напрячь все силы, все умение, занять опорные пункты, совершать набеги, грабить и разорять фиванцев на суше и на море вплоть до полной победы [Isocr. VI, 73—74]. Картина жизни Греции, нарисованная Исократом, более чем удручающая: «Нет ни одного неповрежденного полиса, нет ни одного города, который бы не пострадал от своих соседей, так что поля опустошены, города разграблены, государственный порядок и законы, при которых жители этих городов были когда-то счастливейшими из эллинов, уничтожены» [Isocr. VI, 66].
После речи «Архидам» последовало десятилетнее молчание Исократа. Несмотря на призывы афинского оратора к действию, спартанцы потерпели поражение в битве с фиванцами при Манти- нее (362 г. до н. э.). Исократ не отозвался на это событие. Его молчание В. Лаурдас расценивает как нежелание признать в фиванском демократическом вожде Эпаминонде человека, способного объединить греков для похода на Восток1И.
Цена фиванской победы была непомерно высокой: погибли Эпаминонд и множество воинов. С этих пор не только Спарта, но и Фивы потеряли ведущее положение в Греции.
Только в 356 г. до н. э. (год рождения Александра Македонского) Исократ обратился с письмом к спартанскому царю Архида- м у 15в, на сей раз предлагая объединить греков и направить их против «варваров» [Isocr. Epist., 13]. Он писал ему, что необходимо добиться двух целей: избавить эллинов от войны и «положить конец дерзости варваров, собравших у себя богатств больше, чем им бы полагалось» [Isocr. Epist., 19].
Письмо «К Архидаму» завершает, по мнению греческих историков, первый период поисков Исократом идеального правителя, который смог бы стать во главе панэллинского союза и осуществить поход на Восток.
Последовательное обращение Исократа к Ясону Фересскому, Дионисию Сиракузскому и Архидаму Спартанскому показывает, что афинскому оратору монархическая власть была нужна для осуществления его мечты о панэллинском единстве. В этом, по мнению Лаурдаса, величайшая заслуга афинского оратора, преодолевшего местнические настроения своего полиса и ставшего выше распрей ради выполнения общегреческой задачи — совместного похода эллинов на Восток. Историк называет Исократа первым греком, в котором отразилась вся Эллада, ее «исторические реальности» 157. С этим согласиться нельзя, так как обращение Исократа к монархической власти — не отражение настроений всей Греции, а стремление защитить интересы олигархов, выступавших против тех, кто требовал передела земель и кассации долгов. Именно поэтому Исократ апеллировал к «сильным личностям», одной из которых, по его мнению, и был Архидам. Однако вряд ли спартанского царя волновали общегреческие задачи.
По форме письмо «К Архидаму» — энкомий, подобно написанной в 354 г. до н. э. речи «Ареопагитик». Прославляя личные качества, происхождение и деяния спартанского царя, Исократ убеждал его вэять на себя миссию объединения греков!58. Для Исократа был важен не царь, а личность, не его власть, а его главенство. Поэтому монархия у афинского оратора вполне уживается с полисной структурой.
С провозглашением Филиппа II царем Македонии (359 г. до н. э.) появился новый фактор в эллинской политической жизни: крепнущее македонское государство. До прихода к власти Филиппа II греков мало интересовало незначительное соседнее царство на севере Балканского полуострова.
Македония до Филиппа была раздробленной и захолустной страной. Разложение первобытнообщинных отношений и переход к классовому обществу относятся там к VI в. до н. э., когда совершенствование орудий труда и появление железа обусловили развитие земледелия и ремесла, что привело к росту торговли. Равнинные восточные области (Нижняя Македония), примыкавшие к
морю и греческим колониям фракийского побережья (Потидеяг Олинф, Амфиполь, Херсонес), были наиболее развитыми в экономическом отношении. Они вели интенсивный обмен с эллинскими городами-государствами. Западные же области, по преимуществу горные, сохраняли пережитки родового строя, население их занималось отгонным скотоводством. Здесь господствовали племенные отношения. Позже этот край получил название Верхней Македонии [Strab. VII, 326].
О племенах Нижней Македонии, проживавших в долине реки Стримона до серебряных рудников Пангея, сообщает Фукидид [II, 99, 100]; Геродот [VII, 123] говорит об оседлых македонских племенах по нижнему течению реки Аксия.
Древнемакедонская история вплоть до конца VI в. до н. э. представляла собой цепь непрерывных военных столкновений племенг управлявшихся выборными вождями. Но рост социального неравенства, ранее обнаружившийся у племен Нижней Македонии, привел к созданию централизованного государства.
К началу V в. до н. э. нижнемакедонские племена объединились под началом выборного вождя. Античная традиция сохранила свидетельства о том, что их злейшими врагами были линкестиды (одно из племен Верхней Македонии), прибегавшие к помощи пеонийцев и иллирийцев.
В греко-персидских войнах (500—449 гг. до н. э.) нижнемакедонские цари выступали как данники и союзники персов [Hdt. Vr 21], надеясь с их помощью сломить сопротивление племен Верхней Македонии и добиться объединения всей страны под властью одного правителя. По свидетельству Юстина, македонский царь Александр I (498—454 гг. до н. э.) получил от Ксеркса в дар земли от Олимпа до Гема (VII, 4, 1), а Фукидид сообщает, что в это время были подчинены племена Верхней Македонии [II, 99]. Правда, это подчинение имело лишь формальный характер, ибо тенденция к децентрализации у линкестидов наблюдалась и позже — в правление Филиппа II и даже Александра Македонского.
Александр I, правивший почти 50 лет и добившийся многого, ценил греческую образованность, за что получил прозвище Филэл- лин. Однако греки долгое время считали его варваром и не хотели допускать к Олимпийским играм, пока царь не доказал, что он — эллин и потомок Геракла из Аргоса [Hdt. V, 22].
После гибели Александра I Филэллина в Македонии наступило «смутное время». Страну терзали борьба претендентов на власть и постоянные набеги иллирийских и пеонийских племен.
В 431 г. до н. э. Македония оказалась втянутой в Пелопоннесскую войну, начавшуюся из-за соперничества двух крупнейших объединений того времени — Пелопоннесского союза и Афинской Архэ. Яблоком раздора стала коринфская колония Потидея, находившаяся на фракийском побережье Македонии и являвшаяся членом Афинского морского союза. Интересы демократических Афин и аристократической Спарты неизбежно должны были
столкнуться здесь, так как Потидея была центром торговых сделок на лес, вывозимый из Македонии в Грецию. Пелопоннесская война явилась «величайшим потрясением для эллинов, варваров и даже огромного большинства всех народов» [Thuc. 1 ,1 ].
Македонский царь Пер- дикка (454—413 гг. до н. э.) принял сторону Спарты и осадил Потидею, угрожая тем самым прочим эллинским колониям фракийского побережья [Thuc. I, 56, 2]. Афиняне, со своей стороны, заручились поддержкой его братьев-соперников Филиппа и Дерды [Thuc., I, 57], а также Ситалка, вождя одриссов — одного из фракийских племен [Thuc.II, 97]. Но союз Афин с враждебными Пердикке силами не дал ожидаемых результатов: Филипп и Дерда были убиты, а Си- талк со своим войском покинул пределы Македонии в обмен на богатые дары и обещание породниться
Рельефное изображение Полибия ^ ом ом [T h u c . ^на стеле, найденной в Ахайе. II в. 101J. Вслед за этим во
Фракию вторгся спартанский военачальник Брасид
[Thuc. IV, 82]. Пердикка использовал спартанские силы в своих интересах, направив их против царя линкестидов Аррабея [Thuc. IV, 79].
Добившись ослабления Афин отторжением Амфиполя и хал- кидских городов и направив спартанские войска против верхнемакедонских царей, противившихся объединению, Македония сумела извлечь выгоду из войны и несколько укрепила свое положение.
И все же усилия Пердикки и наследовавшего ему Архелая {413—399 гг. до н. э.), направленные на создание единого маке
донского царства, оказались тщетными: слишком сильны были еще местнические настроения среди племен, вплоть до IV в. до н. э. имевших своих царей [Thuc. II, 99, 2].
Отец Александра Македонского Филипп II, сын Аминты III, был провозглашен царем Македонии в 359 г. до н. э., после того как он устранил всех прочих претендентов, в том числе и своего племянника малолетнего Аминту, прямого наследника. Античная историография высоко оценивала деятельность Филиппа, которому удалось эа короткий срок провести ряд преобразований и вывести Македонию в число наиболее могущественных государств Балканского полуострова.
О личных качествах царя сохранилось свидетельство одного Юстина, рисующего Филиппа человеком умным, но вероломным, коварным и алчным. Любое средство для достижения цели он не считал постыдным и обещал больше, чем выполнял. Дружил только с теми, кто мог принести выгоду. Не лишенный красноречия, он был изобретателен и остроумен, поэтому врагов старался побеждать не в открытом бою, а хитростью. Филипп был вспыльчив, но умел скрывать свой гнев. С друзьями держался просто и был склонен к умеренности. Именно благодаря такому сочетанию пороков и достоинств Филипп, по мнению Юстина, сумел заложить основы политики, которую впоследствии успешно проводил его сын Александр Македонский [Just. IX, 8, 1—21]. «Никогда...—пишет Феопомп,— Европа не носила такого человека, как сын Аминты» [Theop. fr. 27]. По словам Юстина, Филипп «создал из многих племен и народов единое царство и единый народ» [VII, 6]. Ссылаясь на это высказывание римского историка, греческая немарксистская историография приписывает царю создание национального государства и национальной армии159. На самом деле Филипп сумел централизовать македонское государство и создать регулярное боеспособное войско — в этом состояла его заслуга.
В 357 г. до н. э. Филипп II начал борьбу за обладание греческими городами фракийского побережья, закрывавшими выход македонскому царству к Эгейскому морю. Самым крупным городом был Амфиполь — независимый полис, крупнейший центр транзитной торговли с Геллеспонтом1в0. Начав с захвата Амфипо- ля, Филипп затем в короткий срок овладел Пидной, Абдерой, Ма- ронеей, Мефоной, тем самым подчинив власти македонян все фракийское побережье до Геллеспонта. Так, еще не вступая в открытый конфликт с Афинами, Филипп добился ослабления их морской и торговой мощи181.
Территориальные притязания Македонии создали опасность для существования Афинского морского союза и самой метрополии. В этой сложной для Афйн международной обстановке Демосфен первый призвал граждан отказаться от беспечности и направить всю энергию на подготовку боеспособного йойска [Dem. IV, 7, 9] 1в\ Уже в первой своей речи политического характера,
«Против Леитиппа» (354 г. до н. э.), Демосфен называет Филиппа Македонского захватчиком Пидны [XX, 63]. Эту тему афинский демократический оратор развивает и в последующих выступлениях163, а затем создает цикл антимакедонских обличительных речей — «Филиппин», датируемых по-разному различными историками 1в4.
Филократов мир (346 г. до н. э.) решил десятилетний спор Афин и Македонии о главенстве в эллинских делах в пользу последней. Олинфская катастрофа истощила людские и финансовые ресурсы греков, после чего Афинам пришлось пойти на заключение невыгодного для них мира с Македонией. Все слои греческого общества жаждали мира, но отношение к нему демократических и олигархических группировок было различным. Демосфен призвал использовать его как передышку для подготовки нового этапа борьбы с македонской агрессией. Исократ же обратился к Филиппу с предложением возглавить панэллинский союз.
Для Исократа, так же как и для Демосфена, македоняне были «варварами», но античная традиция преднамеренно выделяла македонских царей, выводя их происхождение от мифических Герак- лидов из Аргоса. Это стремление возвеличить Филиппа и его предка Геракла очень настойчиво повторяется у Исократа. Демосфен, наоборот, Филиппа также называет варваром, но в этом большинство исследователей склонны видеть прием ораторского искусства 1в\
Между «Панегириком» (380 г. до н. э.) и речью «Филипп» (356 г. до н. э.) лежит промежуток времени более чем в 20 лет, за которые Исократ не однажды пережил разочарования в поисках идеального «вождя» для примирения эллинов и подготовки совместного похода на Восток. Его программа за эти годы не претерпела изменений, только четче определилась его позиция относительно принятия монархической власти как лучшей формы правления. По мнению некоторых советских историков, программа Исократа предвосхитила появление эллинистических царств с неограниченной властью правителя1вв.
Разуверившись в способности греков покончить с раздорами и достичь объединения собственными силами, Исократ предложил Филиппу, добившемуся за 13 лет правления больших территориальных приобретений и главенства в решении общеэллинских дел, привести эллинов к согласию и направить их в поход против «варваров» [Isocr. V, 16]. Показательно, что, обращаясь к «варварскому» царю, оратор вовсе не стремился к установлению в Элладе монархической формы правления; для него это было лишь средство достижения согласия эллинов. Отсюда — предложение различного подхода к грекам и негрекам: для эллинов Филипп должен быть благодетелем, для македонян — царем, а для «варваров» — повелителем [Isocr. V, 154].
Понятно, что Филиппу импонировало послание афинского оратора, его просьба стать устроителем и примирителем греков187.
Царя устраивало также то обстоятельство, что своим посланием Исократ фактически давал отповедь антимакедонским настроениям тех группировок греческого общества, которые боролись за возврат к прежней автономии, против чужеземного засилья. В то ж е время предложение Исократа рознилось от того, чего добивался Филипп от Эллады, т. е. включения греческих городов-государств в македонское царство. Вне сомнения, этого Исократ не предвидел.
Греческие историки полагают, что Исократ искал только пути морального единения греков. Разумеется, афинский оратор не упускал из виду и моральную сторону проблемы, призывая Филиппа выступить примирителем эллинов и советником послов от «великих государств» (Афин, Фив, Спарты) «об общем их спасении» [Isocr. V, 69]. Но нельзя утверждать, что послание Исократа к македонскому царю имело только моральный характер. Афинский публицист не исключал политических уступок Филиппу; он уговаривал сограждан быть благодарными царю за передачу Афинам Амфиполя взамен Херсонеса Фракийского [Isocr. V, 3, 6]. Он старался переместить акцент вражды подальше от непосредственных интересов Македонии и направить Филиппа туда, где «народы привыкли быть рабами», т. е. в Азию. Не отрицая важ- еости Амфиполя для развития эллинской экономики, Исократ убеждал граждан сплотиться и организовать новые колонии на Востоке в местах, более подходящих для привыкших властвовать греков 1в\
Как же представлял себе Исократ союз Македонии и Греции? Скорее всего в виде симмахии, опиравшейся на авторитет Филиппа и «согласие» важнейших эллинских городов — Аргоса, Спарты, Афин, Фив, к которым присоединятся остальные греки; так будет достигнуто избавление от «многих бед» [Isocr. V, 31; IV, 64]. С величайшей тревогой писал Исократ о положении в греческих городах: «Пираты хозяйничают на море, наемники захватывают города, а вместо того чтобы бороться с чужими за свою свободу, граждане ведут междоусобные войны, в результате постоянных политических переворотов население городов живет в большем страхе, чем люди, подвергшиеся изгнанию» [Isocr. IV, 115—116]. Современной ему эпохе тревог и распрей Исократ противопоставлял период ограниченной демократии VI в. до н. э., когда страной правили «самые лучшие», заботившиеся о бедняках, предоставлявшие им землю в аренду и всяческие ссуды за небольшой процент. Такой общественный строй, при котором богачи правили, а бедняки работали, оратор считал наилучшим [Isocr. VII, 54]. Пример подобных «идеальных» порядков он находил в Спарте. Следовательно, во внутренней политике Исократ призывал к возрождению древних, досолоновских установлений, а во внешней — к объединению всех эллинов для похода на Восток. Вторая часть исократовской программы — поход на Восток и завоевание обширных земель от Киликии до Синопы для поселения тех, «кто ски
тается за неимением средств и готов вредить каждому» [Isocr. Vr 120],—была приемлема для всех слоев греческого общества. Осуществление же первой части — объединения эллинов — натыкалось- на различие экономических интересов греческих городов-государств, а также на усилия демократических группировок, стремившихся воспрепятствовать захватнической политике Македонии.
Исократ не хотел растворения греческих полисов в македонской монархии. До конца жизни он оставался предан идеалам афинской политии. В обращениях к Филиппу Исократ каждый
?аз подчеркивал, что эллины не привыкли терпеть единовластия: Isocr. V, 107], что Македонский царь должен быть для них при
мирителем [Isocr. V, 154]. Г. Кордатос пишет в этой связи, что- надежды Исократа на мирное объединение Греции были опровергнуты самим ходом истории1в9.
Известно два письма Исократа «К Филиппу»: первое [Epist.^ И] датируется 343 г. до н. э., второе [Epist., III] —338 г. до н. э. Первое письмо носит отчасти личный характер: Исократ советует македонскому царю оберегать себя в битвах с соседями-«варварами» и не вести трудных и бесславных войн, а направлять усилия на достижение целей, приносящих славу и почет [Epist., II,.11]. Победа над соседями, по мнению оратора, будет иметь частное значение. Куда более почетно одержать верх над «великим царем» (персов), умножить свою славу и показать эллинам, с кем следует сражаться [Epist., И, 11]. Исократ рекомендует Филиппу добиваться примирения с Афинами не грубой силой, а путем приобретения симпатий греков [Epist., II, 21]. Добровольный равноправный союз Македонии и Афин —вот что необходимо эллинам для осуществления восточной кампании. Это письмо Исократа воспринималось как совет Филиппу проводить «мягкую политику» по отношению к грекам и противопоставлялось второй «Филиппике» (344 г. до н. э.) Демосфена170, отрицавшего право Македонии вмешиваться в греческие дела, так как царь Филипп несет эллинам не свободу, а кабалу [Dem. VI, 23—25].
Второе письмо «К Филиппу», прославляющее македонского царя и подчеркивающее единодушие между ним и эллинами, современная наука считает подложным. Наиболее вероятно предположение, что оно написано одним из греческих деятелей, оправдывавших захватническую политику Македонии в Элладе.
Престарелый Исократ не смог пережить крушения мечты о мирном объединении Греции при посредстве Филиппа и после Херонейской битвы уморил себя голодом171. Македонский царь добился единения греков силой оружия. Но Исократ не в состоянии был «совместить несовместимое — полисную автономию и свободу с идеей объединения эллинов под эгидой сильного монарха» 172.
В греческой историографии распространено мнение, что панэллинская программа Исократа соответствовала планам Филип-
now ;
,ГТ9[ • , - •/ J k I • uV ;V *r О I <T f О ■ * ' '
1**t У T 3 r ~ a'T~ f °V *
. v"f* «•■//' - * * u /' v — ‘ *'л /' *.’' ^ . v v - ■•«•>•<- -* ? ;
*T сл*У ^ * -.ex» Л-' \ - t + j J л* СГ
£* у tJ° у ~ ttxm *x *t4 V ;
f< / / 7 u X * ?«* ii ft * C<X' *e T 9
"19 у \ r t r 6 f СЖХП " l l v r l • У
q 0 ^ « a r у y - J cr a e -
c i .^ <* У< c*< 0 Д/ /v ^ / *7 с » T « ^ *
~~r r£T~ r \ f r r r x f i т т и г - х р о г т : \ у* У ' <C*_J 4 r i у JC <*.{ ~trrv> 0L% . 4 \ 1 ‘ [J
*". ос/V *7»/ * vr/ OB// 4 ,"«ге /-М/ .
'ТОО ДГ • '$1 « - ' T 1 y 4 <*+> с * •
fjuo T ^ ~ f <*y \ ' y **< *7 01 C ~ < ^y ч O '
5s! • y* *^ o > T \ y ' *Z t \ j r ’f r * у "ТГШ * y tr -
£ CX d b ? r ~ r r y «Г € Г4 ^
ff a»/i -КГ/i Д V** >
\ ~x4~f V'y %rrf* f'‘f К 'y t c OLy ty *? ! "*/ *
: LiJ\!{ c«u <1 #* 1 '~y~*-f if УU « w * ^ '•
6 '.~; £'t г у '/1 r:^' * tyrU * * -zrp c|
". I “1/'*/' * * ЛГСРГ v rvc^f \ f 7' X fl (Г ^ 7 Cl ^ J K X A fT C i y C£>U • *0 С
О t' ■» или L o t T " V QO U * *4 ‘* •
- £-1\ X '« v г » { у <N? СЛГ' -n i ■ Y c^ ^ *rT:A#
С V - 'V / *7< • и . г» и г» 1 -* * y ■• ^ ' p,t y T r : * J ~ r r *J Ix .A . ’T. r« •
7 * oe ir С- ^ -3D \ 1\% *т!\м/ •*« #»J.- - • 1« v* * * t* ' Н / V~* >«1 С* . * 4 S i
1 \ *4. Т^-Л 1 ^ W |M ^ 'TOV?'-ri — - Лг * *t л ч~ -т * ' t* с* 1 T Г I Г f У
4 °сог/< о// . с« </_ ^ ‘ -~r~n I • f Cl / r* 0 y£~l*AAJ "
Г /и*/ f J ^ ~ y ' l У < * < ЧГГХ< ^1(^0^' * r «x;r >J f fje tixe-l /JTу - О Try e
• * ,Л. >уьу a r r i еж У "ГГ- « < у ~ z& Г *ТГт" ' Г Г '
* 4(5 { r - K f r r t i у A f i y *
>ч/ *rnf ct ^ 'frr' ^ ^/v •у / cr^<- - y
~ [ " l < j r f q £ i f 1 c*<r t - i & r ^ l x j t r l y ' -''/г*- TTf' ♦ (Ггт/ * • ; * & у x t i iJ B A U *“
tKtr X» 1a у 7CU' и у t**$* «цгг rttr V - -c~ T I'jrr I* •* * \ r**~ y/ry
Iе 9411**- Vv »»f £ f f j ' -rl-'y ~~J,yC*XC*“ / C ' rx*- f t rn^'f rr*y V ';•?
'* y ix tL ~ • ~ y l / \ y t a u ^ t - - * a* <'
4 У ‘ ' ,OS- «rr^ev/* < ' i i * 7 ^ » •*»
/л ir «*•<.*!-? Ivcr -r*« fu **"/f «*'•«*-■ » / "...T *_Л < « I
ie £*// н /f и ПГО * *r byafA
Фрагмент рукописи сочинения Полибия. X в. Собрание Ватикана,кодекс № 124
п а 173. Подобная точка зрения такая же крайность, как и утверждение, что, если бы афинский оратор знал тайные замыслы македонского царя, он никогда не обратился бы к нему174. Односторонние оценки деятельности Исократа не дают возможности понять эволюцию планов афинского публициста, связанную с неспособностью греческих городов-государств преодолеть кризис собственными силами. Исократ наивно полагал, что, став гегемоном Эллады, Филипп останется сторонним наблюдателем и удовлетворится ролью примирителя греков и их идейного вождя в восточном походе175. Однако македонский царь поработил их, тем самым нанеся удар мечте афинского публициста о возрождении былого величия Эллады.
Коринфский конгресс (338—337 гг. до н. э.) подтвердил право Македонии на господство в Элладе. Формальный договор Филиппа и греческих городов-государств, признавших македонского царя стратегом-автократором, не был тем актом, которого добивался Исократ178. В то же время решение об экспансии на Восток, скрепленное клятвами городов — членов Коринфского союза, означало выполнение второй части программы Исократа.
Явно преувеличивая угрозу с Востока в целях поощрения греческих олигархов к более активной деятельности и бросая упрек спартанцам, не заботившимся об общей пользе эллинов, Исократ рисовал перед греками заманчивую картину превращения восточных «варваров» в периэков Эллады [Isocr. IV, 151]. О правителях персидских сатрапий он писал, что они вероломны по отношению к друзьям, трусливы перед неприятелем, презирают союзников и заискивают у врагов [Isocr. IV, 152]. Афинский публицист неоднократно говорил об отмщении персам [Isocr. XII, 107; IV, 181]. Характерно, что этот призыв стал лозунгом промакедонских группировок греческих полисов, выступавших против демократического правления. И было бы неправильно не видеть его социальной направленности, а именно это порой делает греческая немарксистская историография. Не с моральной проповедью обращался Исократ к Филиппу177, а с реальной программой завоевания Малой Азии, обусловленной ростом могущества македонского государства, кризисом греческого полиса и «трусостью варваров», т. е. внутренней слабостью персидской державы [Isocr. V, 137].
Для Исократа лучшая форма правления — монархия. Задолго до обращенного к македонскому царю призыва стать гегемоном греков (речь «Филипп», 346 г. до н. э.) афинский публицист высказал свое отношение к царской власти как наиболее полно обеспечивающей принцип неравенства людей «порядочных» (XpTjatot) и «дурных» (rcovTjpoi), ибо не могут первые получать равные блага со вторыми [Isocr. III, 14—15].
Наиболее полно положение о превосходстве монархической формы правления сформулировано в Кипрских речах (II, III, IX), датируемых 60—70-ми годами IV в. до н. э .178. Показательно, что преуспеяние и могущество персидской державы Исократ связы
вал с преданностью царской власти [Isocr. III, 23]. Какой же она должна быть? Об этом автор говорит в обращении правителя кипрского Саламина к подданным: «Какого послушания вы требуете себе от своих подчиненных, с такой покорностью вам самим надлежит повиноваться моей власти» [Isocr. III, 62]. Нетрудно в этих рассуждениях Исократа предугадать направление общественной мысли эллинистического времени с ее культом монарха.
Тем не менее Исократ был не вдохновителем практической деятельности Филиппа, как полагают некоторые историки, а выразителем интересов греческих олигархов, которые связывали свое благополучие с властью «сильной личности», противопоставлявшейся правлению «разнузданной черни» — демократии, приведшей эллинские государства на край гибели.
Стремление Исократа связать традиционное аристократическое правление с монархией быстро выявило свою несостоятельность (Херонейская битва). Олигархические ораторы Эвбул, Эсхин, Фокион, Демад, выступавшие за ликвидацию демократического строя, активно содействовали захватническим устремлениям Филиппа, призывая македонского царя в Грецию179. Но сторонники демократии еще имели достаточно сил, чтобы воспрепятствовать вторжению Филиппа в Элладу. Между антимакедонской и пррмакедонской группировками разгорелась ожесточенная борьба. Каждая из них доказывала правоту своих усилий, направленных на преодоление кризиса полисной системы.
Справедливо ли утверждение, что воззрения Аристотеля на восточных «варваров» совпадали с панэллинизмом Исократа? По нашему мнению, можно говорить не о совпадении взглядов, а лишь о сходстве, да и то выраженном не всегда отчетливо. Такие во многом различные авторы, как Аристотель, Исократ, Демосфен, признавали природное превосходство греков и отсталость «варварских» народов Востока. Эта концепция была воспринята позднейшей греко-римской историографией как эталон поведения по отношению к народам Востока. Например, Плутарх утверждал, что Александр завоевал Персию, вдохновленный идеями Аристотеля и практической деятельностью Филиппа [Plut. De fort. Alex., I, 4, 327f].
Несомненно, что общественная мысль эпохи усиленно пропагандировала законность завоевания богатств Востока, якобы по праву принадлежавших привыкшим властвовать грекам. Круг этих идей затрагивал все слои эллинского общества и вполне согласовывался со стремлением Македонии играть первостепенное значение в делах Средиземноморья. Однако у нас нет прямых данных о том, насколько Александр проводил в жизнь идеи своего наставника юности и какой отклик в его душе нашли призывы Исократа о единстве греков ради завоевания «варваров». Более того, позднеантичная традиция подчеркивает отход Александра при покорении Востока от воззрений своей эпохи, поднимая тем самым авторитет завоевателя древности до высот объединителя
народов в едином универсальном царстве [Агг. VII, 11, 9; Strab. It 66—67; Plut. De fort. Alex., 1, 6, 329b].
IV век до н. э. вошел в историю как переходный период, в те- ' чение которого в жизни народов Восточного Средиземноморья
произошли глубокие социально-политические изменения. Они отразились в сфере идеологии и практической деятельности, выдвинув крупных мыслителей и государственных деятелей, публицистов и ораторов. Не случайно греческая немарксистская историография уделяет особое внимание веку, когда жил и творил величайший античный философ Аристотель. Будучи стихийным материалистом при объяснении природных явлений, Аристотель в воззрениях на человеческое общество остался идеалистом, сторонником незыблемости устоев рабовладельческого строя. Полагая, что социальное неравенство людей происходит «по природе», Аристотель считал вполне естественным деление общества на рабов и рабовладельцев.
Работы греческих исследователей, посвященные разбору творчества Аристотеля, носят, как правило, описательный характер. Нарративная форма изложения, использованная Папарригопуло- сом, стала почти нормой для современных авторов, обычно избегающих конкретных ссылок, поскольку почти все наследие Аристотеля переведено на новогреческий язык. Все эти исследовандя содержат три основных положения:
1) Александр осуществил на Востоке предначертания Аристотеля. При этом имеется в виду влияние воззрений Стагирита, считавшего полис сообществом свободных граждан [Aristot. Polit., I,1, 1253а], на сложение новых форм государственности на Востоке. Отрицая понятие «формация», греческие буржуазные исследователи признают только существование в классической Греции различных видов государственного устройства, что ведет к непониманию сущности поступательного процесса истории;
2) эллины по природе своей всегда стояли выше восточных «варваров», лишенных воинской доблести и потому пребывавших в состоянии подчинения и рабства [Aristot. Polit., I, 5, 1252b]. Исходя из положения о природной неполноценности народов Востока, греческие авторы приписывают грекам (в том числе и македонянам) особую «культурную» миссию, исполнителем которой были Филипп II и Александр Македонский;
3) эллины представляют собой нацию исключительных дарований, что, по мнению греческих авторов, прослеживалось уже в древности. При таком изложении стирается грань между понятием «племя» в рабовладельческой формации и современным пониманием нации.
Не вступая здесь в полемику с греческими авторами, изложим наше мнение по ряду выдвигаемых ими положений.
Полисное устройство было универсальной формой общественно- политической структуры античного рабовладельческого общества. В эпоху эллинизма город-государство, утратив автаркию, органи
чески вошел в состав македонской монархии, сохранив местное самоуправление на Востоке и в составе крупных федераций в самой Греции (Ахейский и Этолийский союзы). Греческая политическая мысль IV в. до н. э. не представляла себе иной системы государственного устройства, кроме полисной180. Независимо от того, были ли философы и ораторы сторонниками Македонии или ее противниками, все они без исключения признавали незыблемость рабовладельческих отношений. Поэтому при всем различии демократической и олигархической идеологии и та и другая имели ярко выраженный рабовладельческий характер. Как отмечалВ. И. Ленин, в античном обществе и монархия, и аристократическая или демокра- Посидоний. I в. до н. э. Националь- тическая республика покои- и**1® музей. Неапольлись на бесправии основной массы производителей — рабов181.
Греческая историография приемлет взгляды Аристотеля о природном превосходстве эллинов над «варварами», придавая этому понятию этнический оттенок. Еще в прошлом веке К. Папарригопулос принял без оговорок тезис Аристотеля, что греки могли бы: править миром, если бы были едины. Природное отличие эллинов от «варваров» Аристотель обосновал географическим фактором,. по которому греки занимают промежуточное положение между храбрыми и воинственными северными племенами и изнеженными, склонными к искусствам‘южанами [Aristot. Polit., VII, 6, 1,. 1327Ь]. Базируясь на этом положении Стагирита, Папарригопулос построил свою систему взглядов об «исключительности и превосходстве греческой нации». Не касаясь классовых антагонизмов^ в период эллинизма, он связывал взгляды Аристотеля с политической программой Филиппа и Александра. Так аристотелевское «эснос» — «племя» трансформировалось у греческого историка прошлого века в категорию «нация». Эта концепция была подхвачена новым поколением греческих историков, развивавших; идею «национального» превосходства греков182.
Значительное место в работах греческих авторов уделяется влиянию идей Аристотеля на Александра Македонского. В связи •с этим естественно возникает вопрос: а был ли Александр сторонником политических воззрений Аристотеля и воплотил ли он их в своей практической деятельности на Востоке?
Известно недоверчивое отношение греческого философа к монархии, перерождающейся в тиранию, и его неодобрительные отзывы о крупных государственных образованиях. Аристотель был и остался до конца сторонником полисного строя, и все его дошедшие до нас труды по вопросам государственного устройства («По- литикб», «Афинская полития») содержат советы по улучшению -структуры города-государства. Отдельные высказывания о монархии («Никомахова этика», некоторые места «Политика») не свидетельствуют о том, что Аристотель был пропагандистом единовластия. Напротив, раннее увлечение монархической формой правления сменилось у него критикой монархии на примерах царей эпирских, кипрских, македонских [Aristot. Polit., V, 8, 22, 1313а; V, 9, 1, 1313а]. Если Аристотель и признавал монархическую власть, то только с условием ограничения полномочий царя, что, по его мнению, устраняло превращение ее в тиранию. Что же касается традиционного на Западе взгляда, связывающего философа и завоевателя, то он пошел от Плутарха, стремившегося установить непосредственную зависимость между философией Стаги- рита и деятельностью Александра на Востоке. Но со своей задачей Плутарх не вполне справился. Его образ Александра противоречив: влияние на македонского царя воззрений Аристотеля прослеживается в юношеские годы [Plut. Alex., 7 ] 183 и на начальном этапе похода; позже Александр, по Плутарху, действовал обратно тому, чему учил его наставник.
Как бы то ни было, греческие исследователи представляют македонского завоевателя «пылким аристотелевцем», прилежным учеником знаменитого философа, последователем Платона и серьезным естествоиспытателем. При этом они ссылаются на Плутарха — основной источник по детским и юношеским годам Александра Македонского.
По мнению античного биографа, «неподатливый характер» Александра заставил Филиппа искать серьезного и опытного педагога, которым оказался «славный ученый и философ» — Аристотель [Plut. Alex., 7]. Тот факт, что выбор Филиппа пал на Аристотеля, имеет исключительное значение для многих греческих историков, чрезмерно увлекающихся тезисом: «величайший философ воспитал величайшего завоевателя». Но здесь не принимается во внимание то обстоятельство, что Плутарх несколько сместил события, представив Аристотеля знаменитым философом в то время, когда тот еще был безвестен и проживал в Митилене Лесбоса после бегства из Ассоса Троады, где погиб его друг и покровитель атарнейский тиран Гермий. Характерно, что сам философ нигде не пишет о годах, проведенных в Миезе и отданных воспитанию
наследника македонского престола. Возможно, впрочем, что Аристотель преднамеренно умолчал об этом периоде своей жизни, полагая, что ему, греку, было не к лицу идти на службу к «варварскому царю», разрушителю Стагиры. Показательно, что Плутарх обыгрывает этот эпизод ссылкой на то, что Филипп восстановил Стагиры и вернул его угнанных в рабство жителей [Plut. Alex., 7 ] 184.
Приглашение Аристотеля в качестве учителя к Александру нельзя считать совсем случайным: отец философа, Никомах, был придворным лекарем македонского царя Аминты III, а Филипп поддерживал дружественные отношения с атарнейским правителем Гермием. Следовательно, неправы ни Плутарх, преждевременно сообщающий о славе философа, ни те исследователи, которые вообще сомневаются, был ли Аристотель наставником Александра,, если он сам нигде об этом не вспоминает185. Но даже считая доказанным обучение Александра под руководством Аристотеля, мы не можем утверждать, как это делают греческие исследователи,, что философ воспитал в своем ученике именно те качества, благодаря которым тот стал завоевателем мира.
Кроме упоминаний Плутарха, что Аристотель учил наследника македонского престола этике и науке управления государством,, а также основам философии для избранных — учению перипатетиков [Plut. Alex., 7], нам ничего не известно об идейном воздействии Стагирита на Александра, хотя вполне уместно предположение, что он вряд ли удержался от проповеди своих взглядов,, позже изложенных в «Политика». Приводимое Плутархом письма Александра из Азии к Аристотелю считается в исторической литературе подложным188, но было бы неверным считать, что все в биографии македонского царя анекдотично; там наряду с вымыслом достаточно подлинного исторического материала187, совпадающего в общих чертах со свидетельствами Арриана, Диодора,. Страбона. Все же несомненно, что греческая историография придает чрезмерное значение влиянию идей Аристотеля на молодого* Александра. Нам кажется, что круг занятий будущего великого завоевателя ограничивался набором типичных для того времени дисциплин: мифология, риторика, поэтика, музыка, гимнастические занятия. Сведения о том, что Александр охотно занимался философией, следует оставить на совести Плутарха, ибо, переступив порог юности (16 лет), сын Филиппа навсегда оставил занятия науками. Иными словами, он расстался со своим наставником как раз тогда, когда мог бы действительно начать философские занятия. Поэтому его качества идеального правителя (философ,, ценитель поэзии и музыки, знаток мифологии, лучший из лучших) были придуманы писателями поздней античности, наделившими македонского завоевателя чертами героя и полубога.
Отдельные греческие авторы пишут, что Аристотель оставался до конца последователем Платона в вопросах политического устройства Эллады, в том числе во взглядах на полисную систе
м у 188. С этим нельзя согласиться. Известно, что, будучи учеником Платона, Аристотель не следовал слепо за ним, а создал собственную теорию «смешанного» государственного устройства — политик). Платоновская триада управления государством с четким разграничением обязанностей между философами, воинами, работниками была отвергнута Аристотелем как непригодная в условиях кризиса полисной системы. Аристотелевская полития — это компромисс, примирение богатства и бедности, нечто среднее между олигархическим и демократическим правлением, а не строго кастовое деление общества на правителей-философов и тех, кто призван охранять и содержать их. Таким образом, можно сказать, что Аристотель был гораздо ближе к социально-политической жизни своей эпохи189. Г. Кордатос верно отмечает, что Стагирит не был кабинетным ученым и что это способствовало широкому распространению его идей среди свободного населения эллинских полисов190. В то время как Академия Платона уходила от решения назревших проблем в область мистицизма, философские воззрения Аристотеля отразили объективные реальности времени191.
Правда, полисная система Аристотеля имеет внешнее сходство -с «идеальной политией» Платона, так как оба философа признавали полис лучшей формой человеческого бытия. Но за внешним сходством скрывается принципиальное различие. Ведь аристократическая республика Платона была очень далека от греческой действительности IV в. до н. э., а «смешанное правление» Аристотеля явилось прообразом государственных объединений материковой Греции — Этолийского и Ахейского союзов. Общность взглядов Платона и Аристотеля мы можем установить только в их отношении к восточным народам. Греки не могут быть друг для друга рабами, варвары — «природные» враги греков, пишет Платон [Pol.V, 469с—471с J. «Прилично грекам властвовать над варварами»,— вторит ему Аристотель [Polit., I, 1, 5, 1252b]. Дальше этого положения сходство воззрений Платона и Аристотеля не устанавливается. Платон — идеолог греческих олигархов, заинтересованных в твердой монархической власти; Аристотель — сторонник средне- .зажиточных слоев, наиболее податливых в отношении демоса и терпимых к богатым слоям общества.
Рассмотрим вкратце различия между социальной утопией Платона и «лучшей политией» Аристотеля.
Платон полагал, что бедственное положение страны произошло из-за утраты apstV] (добродетели) граждан, погрязших в эгоизме, следствием чего явилось деление общества на богатых и бедных. Общественный порядок пришел в расстройство из-за неумеренной свободы демоса. Поэтому незанятость и перенаселение стали основным недугом греческого города-государства. Все зло, по мнению философа, произошло от разорившихся неимущих, сидевших без дела и готовых на всяческие козни против богатых [Plato. Pol., VIII, 555d]. Отметим, кстати, что некоторые грече
ские авторы-немарксисты видят в древнеэллинском обществе толь
ко вражду бедных и богатых свободных граждан, не замечая, что основным противоречием рабовладельческой формации был анта гонизм между рабами и рабовладельцами.
«Разумное» государственное устройство Платона базировалось* на строгой иерархии каждого из классов общества — философов, правителей и воинов, ремесленников и землепашцев, живущих за счет материальных благ, создаваемых рабами. Жизнь первых двух классов, «лучших», регулируется государством. Правители, философы и воины не имеют семьи, так же как и собственности: Дети у них общие и воспитываются государством, но только здо-1 ровые и сильные; слабые и больные уничтожаются [Plato. Pol., V, 457d]. Ремесленники и землепашцы имеют семью и частную собственность, но полностью отстранены от управления государством. Эту схему рационального государственного устройства Платона К. Маркс назвал афинской идеализацией египетского кастового строя102.
Платон пытался осуществить свою мечту об идеальном строе вдали от родины, в Сицилии, где долгое время* жил при дворе си-г ракузского тирана Дионисия Старшего, а затем его сына — Дионисия Младшего, надеясь обратить их в правителей-философов. Но все усилия Платона оказались тщетными, Платон вынужден был возвратиться на родину.
Конечно, социальные взгляды Платона были слишком далеки от действительности, ибо в жизни не существовало добродетельных правителей, прислушивающихся к советам философов и управляющих согласно законам. Но уж больно сильна была жажда поисков лучшей формы правления, обеспечивающей олигархам стабильность существования. Ведь не только Платон уповал на монарха-философа; Исократ также обращался поочередно к правителям греческих государств, пока не остановил свой выбор на Филиппе Македонском.
Другое немаловажное положение Платона: упуская из виду основное противоречие античности — борьбу рабов и рабовладельцев, он все внимание сосредоточивает на конфликте зажиточных и неимущих граждан. Следовательно, при разумном перераспределении матердальных средств и обязанностей граждан (как полагают отдельные авторы) вполне возможна идеальная полития Платона, основанная на добродетельном правлении философов и трудолюбии ремесленников и сельских жителей193. Исократ, подобно Платону, надеялся на возможность решения политически острых вопросов путем морального совершенствования людей, стоящих у власти. Он наивно полагал, что ход исторического развития можно направить в нужную сторону, если этого захочет добродетельный царь.
Аристотелевские мысли о государстве наиболее полно и законченно, с учетом конкретных условий времени, изложены в трудах «Политика» и «Афинская полития», Наряду с признанием незыблемости рабовладельческого строя Аристотель доказывал необхо
димость его укрепления. Взгляды Аристотеля на характер правления менялись, незыблемым оставалось лишь требование гражданской добродетели и лучшего распределения доходов. В ранних сочинениях (например, в «Никомаховой этике») он разделял монархические воззрения, подобные платоновским [Aristot. Polit., I ll , 8, 5—7, 1284а—1284Ь]. Однако Аристотель не одобрял спартанские порядки, так же как и афинские демократические «крайности »г ведущие к охлократии — господству массы обездоленных.
«Политика» — глубоко продуманное и хорошо аргументированное исследование извест-
Аристотель. Римская копия IV в. ных Аристотелю типов государ- Музей искусств. Вена ственного устройства, считав
шихся образцовыми. Стагирит скрупулезно изучил проекты
Платона, Фалея Халкедонского и Гипподама Милетского, а также конституции Лакедемона, Крита, Карфагена. Все они, по мнению Аристотеля, были неудовлетворительны, так как не являлись наилучшими — dptaxY] rcoXtxeta. Полис и гражданин полиса для Аристотеля — понятия взаимосвязанные: это сообщество свободных людей — граждан, участвующих в управлении государством и в судебной деятельности [Aristot. Polit., I ll , 1, 4, 1275а]. Полис — наилучшая форма человеческого общежития, и потому гражданин полиса — человек, стоящий выше всех прочих людей. Отсюда вытекает, что все имеющее отношение к эллинскому миру и греческим порядкам является образцовым. По этой причине Карфаген—полис, а «варварский» Вавилон — только племенное поселение [Aristot. Polit., I ll , 1, 12, 1276а]194. Для гражданина полиса характерно сочетание двух начал — господства и подчинения, чего лишены «варварские» народы, для которых рабство считается нормальным состоянием, так же как и наличие деспотического уклада, чего не могут терпеть эллины, управляемые традицией и законом [Aristot. Polit., VII, 6, 1, 1327b].
Затем Аристотель переходит к рассмотрению форм правления в греческих городах-государствах. Вырождение справедливых форм правления и «порча нравов» приводят к частым переворотам и смутам. Аристотель резко критикует демократическое правление, утверждая, что необузданность демагогов ведет демократию к гибели. Это положение он иллюстрирует примерами Коса, Родо
са, Гераклеи, Мегары, Ким [Aristot. Polit., V, 4, 1—4, 1304а]. Законная монархия лучше демократии, но она гибнет из-за распрей в царском доме, так как все цари стремятся к неограниченной власти [Aristot. Polit., V, 8, 22, 1312b].
Греческие авторы подчеркивают неприятие Аристотелем демократии, но умалчивают о его критическом отношении к монархии, доказывая, что если он и не был монархистом, то, во всяком случае, являлся сторонником олигархии. Сложность понимания взглядов Аристотеля кроется в том, что он, как бы подводя итог развитию классического города-государства, указывал путь его дальнейшего развития через «смешанную» форму правления к крупным союзам и федерациям эллинистического времени. Этого не учитывают греческие исследователи, считающие, что Аристотель (судя по его ранним работам) продолжал линию Платона и пропагандировал идею просвещенного монарха. Но известно, что на склоне лет Платон сам разуверился в возможности существования идеального правителя и, пересмотрев свои взгляды, обратился к законам, лучше всего регулирующим жизнь аристократической республики. Аристотель же полностью отказался и от платоновской монархии, и от аристократического правления «лучших», неизбежно превращающегося в крайнюю олигархию, поскольку при этом абсолютно отрицается равенство людей [Aristot. Polit., V, 1, 9, 1301Ь]. Тем не менее он всегда обнаруживал добродетель у монарха (правление одного), у аристократии (правление немногих) и в политии (правление многих) 195.
Полития, к признанию которой Аристотель подошел не сразу, выражала умеренно-демократические взгляды среднего слоя греческих рабовладельцев, более податливых на уступки своим неимущим согражданам. По мнению Аристотеля, она обеспечивала приемлемое существование для богатых и бедных [Aristot. Polit., IV, 9, 9, 1295b], ибо гарантировала перераспределение материальных благ путем выплаты денежного вознаграждения за участие в общественной жизни, организация бесплатных зрелищ и раздач для неимущих. Стагирит считал, что опора на «средний слой» обеспечит прочность государства, где старшее поколение будет управлять страной, а младшее — нести военную службу.
Все рассуждения Аристотеля о приемлемой форме правления строились на признании незыблемости основ полисной организации. Аристотель всячески пропагандировал идею замкнутого, небольшого по размерам государства с ограниченным количеством свободных граждан, средства к существованию которых добывают ремесленники и рабы.
Политическая мысль IV в. до н. э. не выходила за рамки полиса, граждане которого считали себя высшими существами по сравнению с «варварами» и рабами. Наиболее законченно эти воззрения изложены в аристотелевской «Политика», где обосновывается право эллинов быть господами прочих народов. Для Ста- гирита греки — лучшие люди, обладающие по сравнению с другими
наисовершеннейшей формой человеческой организации — полисом, по природе своей предназначенным для благой жизни [Aristot. Polit., I, 1, 8, 1252а]. Для того чтобы решить проблему кризиса полиса, Аристотель предлагал добиться единства всех эллинов для установления гегемонии в мире.
Следовательно, и для IV века до н. э., времени перехода от классических форм рабовладения к эллинистическим, полис оставался универсальной формой организации свободных граждан. Поэтому и Аристотель, и Исократ, и Демосфен стремились укрепить основы эллинского города-государства с помощью более гибкой внешней и внутренней политики.
Небезынтересно отметить, что, будучи горячим сторонником полисных порядков, Аристотель нигде не высказывался ни против захватнической политики Македонии, ни против восточного похода, хотя его основные труды об обществе и типах государственного устройства были написаны между 329 и 325 гг. до н. э. Исходя из убеждения Аристотеля в превосходстве эллинов и их особой роли в мире, можно сделать вывод об одобрительном отношении философа к походу против «варваров», предназначенных для рабской жизни. Ведь признание правомерности и необходимости греческой колонизации, начавшейся еще в VIII в. до н. э. и охватившей в VII—VI вв. до н. э. северную часть Эгейского моря, побережье Геллеспонта, Пропонтиды и Понта, никем не ставилось под сомнение. Даже Демосфен, всегда подчеркивавший захватнический характер македонских войн, считал земли, лежащие к северу от Халкидского полуострова, исконно греческими. Поэтому поход на Восток, осуществляемый под флагом отмщения персам и освобождения малоазийских греков, представлялся вполне законным предприятием правящим кругам Греции и Македонии, видевшим в нем средство для усиления македонского могущества и преодоления внутриэллинского кризиса.
Целью завоевания Востока для Аристотеля было обогащение Эллады, устройство новых колоний, развитие торговли, но никак не создание греко-восточной державы. Более того, философ и мысли не допускал о возможном сближении греков с восточными «варварами». Все, что он предлагал, было направлено на укрепление экономических и социальных основ греческого полиса в пору его заката, когда рушились устои классического рабовладения и намечались контуры новых, эллинистических отношений.
Возможность установления точек соприкосновения между различными представителями социальной мысли IV в. до н. э. (Платон, Аристотель, Исократ, Демосфен) несомненна. Для всех них полис представлял собой наилучшую форму организации человеческого общежития19в, все они признавали необходимость существования небольших гражданских коллективов197. Полис — основная единица политической структуры греческого мира — постоянно наличествует в теориях панэллинского единства Демосфена и Исократа. Колонизация Востока — лозунг, открыто выдвинутый
Исократом, незримо'присутствует и у Аристотеля, подчеркивавшего природное превосходство греков и их право на господство над миром. В отличие от воззрений Платона аристотелевские идеи в той или иной форме преломились в публицистической деятельности и ораторском искусстве IV в. до н. э., отразивших настроения свободного населения греческого общества.
Итак, Аристотель идейно обосновал превосходство эллинов над «варварами» и законность завоевания Востока. В сферу практической деятельности эти идеи переложил Исократ, сумевший увлечь своей программой правящие классы эллинского общества. Правда, жизнь внесла значительные коррективы в ее осуществление. Ни Аристотель, ни Исократ не могли предугадать ход исторического развития и предвидеть все последствия восточной кампании, главнейшими из которых были крушение полисной идеологии и гигантское расширение представлений греков об обитаемом мире.
Мы уже упоминали письмо Александра к Аристотелю, приводимое Плутархом. Античная традиция сохранила и предание о письмах Аристотеля к Александру, содержащих советы по улучшению управления. Речь идет о двух письмах эллинистического времени — «Пер( paaiXeiac» («О царской власти») и «AXi&xv6poc tq бгсёр anotxtov» («Александр или о колониях»), приписываемых Аристотелю и воспринимаемых иногда как два различных письма, а иногда как одно под разными названиями. Эти древние сочинения не сохранились, о них можно судить лишь по свидетельствам позднеантичных авторов.
Эпистолярный жанр, процветавший в эллинистическую эпоху как дань уважения к основоположникам философских школ древности (Сократу, Платону, Аристотелю), породил значительное число подделок позднейшего времени. Авторство этих сочинений спорно, поскольку нет возможности установить со всей очевидностью их принадлежность. Одни исследователи считают их подложными, другие — истинными. Такова судьба и псевдоаристоте- левских писем к Александру. О том, что подобные письма существовали, есть свидетельства различных источников. Диоген Лаэртский (III в. н. э.) в списке трудов Аристотеля упоминает письмо «Александр или о колониях»; это подтверждает и каталог Гесихия (V в.). Аммоний (I в. н. э.), наставник Плутарха и предшественник неоплатонизма, сообщает, что Аристотель по требованию Александра создал специальный труд о царской власти и о том, как надо основывать колонии198. В древности был известен также труд «ПерС epfiTjveiac » («Об истолковании»), приписываемый Деметрию Фалерскому, советнику Птолемея; автор дает в нем совет египетскому царю читать трактат «О царской власти» Аристотеля (§ 234) и сочинение Теофраста на ту же тему [Stob. IV, 7, 27].
Таким образом, античная традиция подтверждает существование двух работ, якобы принадлежащих Аристотелю. Греческая
историография приемлет эти свидетельства древних, считая, что Аристотель старался направить Александра к добродетели и законности. Конечно, спорить на эту тему трудно, ибо одно название еще не дает представления о характере сочинения. Сторонники подлинности писем склонялись к мысли, что совет Аристотеля Александру по поводу различного обращения с греками и «варварами» [Plut. De fort. Alex., I, 6, 329b] взят из сочинения «Александр или о колониях» 199.
О том, что совет Аристотеля был известен не только Плутарху, свидетельствует Эратосфен, не согласный с положением Аристотеля о различии греков и «варваров». «Было бы лучше,— пишет Эратосфен,— делить людей по хорошим и дурным качествам» [Strab. I, 66 -67 ].
Страбону принадлежит мнение, что древние перипатетики после Теофраста совсем не имели трудов Аристотеля, кроме экзотерических, а потому не могли углубленно заниматься философией основателя школы. Позднейшие перипатетики благодаря Апелликону Теосскому (I в. до н. э.) располагали трудами Стаги- рита, но со множеством ошибок и искажений, так что были ограничены в своих выводах [Strab. XIII, 609]. Это свидетельство Страбона долгое время считалось общепризнанным, но в последнее время ряд исследователей пришли к выводу, что в раннеэллинистический период школа перипатетиков продолжала изучение идей Аристотеля и их комментирование в духе времени 200.
Мнение Страбона, что перипатетики после Теофраста мало изучали сочинения Аристотеля из-за их отсутствия, мало убедительно, так как античная традиция скорее говорит об обратном. Подлинных трудов Стагирита, видимо, было достаточно в руках учеников его школы (в основном александрийцев), но общий упадок философской науки, отошедшей от рассмотрения общегосударственных задач в область личных интересов,— явление, характерное для эпохи эллинизма,—сказалось в полной мере на творчестве учеников Аристотеля, не столько развивавших положения его философии, сколько выступавших комментаторами его наследия 201.
В середине прошлого века было обнаружено «Письмо Аристотеля к Александру о политике по отношению к городам» на арабском языке, датируемое XVI в. Первый издатель этого памятника пришел к выводу, что данное сочинение — перевод с греческого неподлинного оригинала, относящегося к школе перипатетиков II в. н. э. Некоторые греческие исследователи поспешили признать подлинность новой находки, обратив внимание на практическую сторону советов философа Александру Македонскому по управлению городами и о назначении царской власти 202.
Что же особенно привлекло греческих авторов в этом трактате? Скорее всего, промонархическая направленность сочинения и ряд высказанных в нем мыслей о сущности царской власти, сближавших его с «Никомаховой этикой» и отчасти с «Политика».
Как было уже сказано, в ранний период своей философской деятельности Аристотель разделял взгляды Платона на спасительность правления просвещенного философа-монарха, стоящего выше всех прочих людей, управляющего согласно традиции и законам, воспитывающего подданных в добродетели. Позднее Аристотель отверг это положение и признал лучшей лз монархий ту, которая наиболее ограничена законом, а лучшими законодателями—выходцев из «среднего слоя» [Aristot. Polit., IV, 10, 3, 1296а]. Антитеза «монархия» — «тирания» характерна для взглядов Аристотеля периода зрелости.
Автор псевдоаристотелевского письма советует Александру быть образцом законности, управлять мудро и добродетельно, заботиться о подданных, как отец о своих детях. Круг этих идей был характерен для раннеэллинистических концепций, но чужд Аристотелю. Мы считаем это сочинение подложным, хотя оно и создано на материале аристотелевских идей 203. Древний перипатетик, автор письма, хотел показать, что Аристотель учил Александра только хорошему, а если царь не поступал так, то в этом были повинны льстецы, дававшие ему «дурные советы». Бегство Аристотеля из Афин на Эвбею после смерти Александра расценивается в античной биографической традиции как боязнь расправы со стороны представителей антимакедонских группировок.
Таким образом, нам известны три трактата, приписываемых Аристотелю. По всей вероятности, они были созданы его учениками в разное время, так как мысли, отраженные в письмах «Александр или о колониях» и «О царской власти», несколько рознятся от того, что высказано в «Письме Аристотеля к Александру о политике по отношению к городам», где Стагирит представлен идейным вдохновителем величайших дел Александра Македонского на Востоке, сторонником монархического правления и ближайшим советником завоевателя древности. Однако эта традиция восходит не к самому Аристотелю, а к школе перипатетиков раннеэллинистического времени.
Возвращаясь к современной греческой немарксистской историографии, следует сказать, что она не смогла дать верную оценку взаимоотношениям Греции, Македонии и Востока в рассматриваемую эпоху.
Греческие исследователи ошибочно понимают ход исторического развития стран Средиземноморья в IV в. до н. э., так как сводят решение сложных проблем, связанных с кризисом эллинского города-государства, развитием рабовладения в Македонии и внутренней слабостью деспотии Ахеменидов, только к борьбе личностей, объявленных двигателями истории. Например, X. Нал- час в работе «Филипп второй, объединитель греков» отводит Филиппу роль решающего рычага в историческом развитии Македонии. А Александру приписывается мессианское предназначение быть просветителем отсталых народов Востока. Подобные взгляды наиболее полно отражены в книгах П. Брачиотиса «Апостол Па
вел и Александр Великий» и X. Залокостаса «Александр Великий, предтеча Христа», где прославляется спасительность македонского завоевания для Греции и Востока, чрезмерно возвеличивается деятельность олигархических лидеров (Фокиона, Эсхина), призывавших македонского царя в Элладу. Отдельные греческие исто- рики-немарксисты питают неприязнь к Демосфену и демократическим порядкам полиса, не обеспечившим спокойствие наиболее зажиточной части эллинского общества, и не видят того, что греческий полис в силу объективных причин не мог вернуться ни к автаркии, ни к самостоятельной внешней политике.
При всем различии политических платформ Демосфена и Исократа их сближало стремление объединить греков перед угрозой «варварского» вторжения 204. Правда, происхождение этой угрозы демократические и олигархические деятели оценивали по-разному. Исократ настойчиво призывал к сплочению греков (при главенстве Македонии) ради отражения опасности со стороны восточных «варваров», в то время как Демосфен добивался того же в борьбе против Филиппа, которого он неоднократно называл «варваром» и душителем греческой свободы. Но, расставляя по-разному политические акценты, непримиримые противники Исократ и Демосфен в полной мере разделяли воззрения своей эпохи, считая греков особым народом. И когда Демосфен указывал на возможность заключения временного союза с персидским царем, он никогда не забывал подчеркнуть его «варварское» происхождение [Dem. XIV, 3].
Итак, для греческих демократических группировок основным врагом была Македония, отодвинувшая на второй план возможную агрессию Персии. А для олигархов врагом была Персия, македонский же царь Филипп стал «другом и примирителем». В этом пункте программ Демосфена и Исократа не могло быть компромисса, и потому упорная борьба демократической и олигархической группировок Афин носила столь ожесточенный и полный драматизма характер.
Греческие исследователи утверждают, что, именуя македонян и их царя Филиппа «варварами», Демосфен хотел лишь подчеркнуть культурное превосходство греков 205, стремился убедить соотечественников в необходимости борьбы с возможной агрессией 208.
Может быть, не стоило бы спорить о том, были ли македоняне греками или потомками придунайско-фракийских племен. Но для многих западных исследователей это вопрос особого значения. По мнению греческих ученых, Филипп II и его сын Александр были греками по происхождению, следовательно, правомерно говорить об одной народности с единым языком, общими культами, обычаями и нравами. При этом они исходят из свидетельств античных историографов, основанных по большей части на историко-филологическом материале. В трагедии Эсхила «Просительницы» родоначальник аргосских царей Пелазг говорит, что его народ обитает до реки Стримона, т. е. до македонских земель. Геродот называет
два древнейших греческих племени — пелазгов (происходящих от ионийцев) и дорийцев (от эллинов). Дорийцы много странствовали, пока не поселились в долине Гелиакмона, получив наименование македонян [Hdt. I, 56]. В понимании «отца истории» пелазги — племя «варварское», а дорийцы — эллинское [Hdt. I, 57—58]. Страбон, ссылаясь на Гомера и Эфора, также считает пелазгов древнейшим «варварским» племенем Греции [Strab. VII, 327]. Возможно, сообщение Геродота [VII, 137—139] о Пердикке I из рода аргосских Гераклидов — вымысел, так же как и идущая от Феопомпа [FHG. Т. I, frg. 30] и использованная Диодором и Юстином версия, согласно которой в древнейший период македонской истории правили цари Каран, Кен, Тирм [Diod. VII, fr. 15, 1—2; Just.VII, 1 -2 ] .
Таким образом, уже к V в. до н. э. сложился определенный комплекс понятий, по которому македонские цари имели греческое происхождение, а сами племена — «варварское» (подобное мнение представлено у Геродота, Фукидида, Исократа, у поздних авторов — Диодора, Арриана, Курция, а также в речах Демосфена и Эсхина). Вообще мнение об эллинском происхождении македонян связано с поздней античностью, с разрозненными свидетельствами Полибия, Плутарха, Ливия [Polyb. IX, 37, 7; Plut. Flam., II, 5;XI, 5; Liv. XXXI, 29, 5; XLII, 12, 8]. А если принять точку зрения о греческом происхождении македонян доказанной, то их приверженность ко всему эллинскому становится несомненной.
Особенно отчетливо это положение прослеживается у Плутарх а 207. Представляя Филиппа истинным эллином, Плутарх связывает его трехлетнее пребывание заложником в Фивах с интенсивными занятиями под руководством фиванского стратега Эпами- нонда, в доме которого он проживал [Plut. De Liberis educandis, 14b ]. Иные сведения об этом периоде жизни Филиппа приводит Диодор, указывающий, что будущий царь Македонии обучался вместе с Эпаминондом [Diod. XVI, 2, 2—3]. Диодор допускает хронологическую неточность: когда юноша Филипп жил в Фивах, Эпаминонду было за пятьдесят. Следовательно, они никак не могли вместе обучаться. Уже в древности греческая генеалогия македонских царей служила политическим соображениям, так как эллинам было лестно считать своим земляком Александра Македонского.
Изучение проблемы этногенеза македонян в греческой историографии сводилось к лингвистическому исследованию небольшого количества древнемакедонских глосс и собственных имен 208, В языковом аспекте эту проблему в конце прошлого века решал Г. Хаджидакис 209, а в новейшее время — И. Каллерис210 и:Н. Андриотис211, считающие македонский язык диалектом греческого. Они, как и многие другие, полагают, что этнические границы между греками и македонянами давно стерлись, что язык македонян в своей основе — греческий с некоторой примесью диалектальных наслоений иллирийско-фракийского происхождения; он более
близок к эолийскому, чем к аттическому диалекту. Археологические находки IV—III вв. до н. э. на территории древней Македонии (Требениште) являются в основном греческими и в них прослеживается влияние микенской культуры — так расценивает греческий академик А. Керамопулос материальные памятники древнейших македонских племен212. Ю. Белох, Эд. Мейер, Ф. Гейер также защищают это мнение219. Напротив, В. Тарн и некоторые другие исследователи признают наличие в македонском языке множества пластов (эллинских и «варварских») *14, отрицаемых греческой историографией215. Но при некотором различии решения македонского этногенеза мнения вышеуказанных авторов сходятся в одном — эллинизация Македонии происходила очень быстро, вначале охватив царей, затем правящий класс и под конец народ.
Советская историография считает, что этногенез македонян — процесс длительный и сложный, поскольку македоняне на протяжении всей своей истории были тесно связаны с прочими балканскими народами как греческого, так и иллирийско-фракийского происхождения. А. С. Шофман пишет, что «широко распространенная точка зрения о греческом происхождении македонян возводит в абсолют одну сторону вопроса, а именно роль греческого элемента в создании македонского этногенеза, и совершенно отрицает значение тех многочисленных этнических групп, которые обитали на территории северных Балкан; в частности, не принимается во внимание местное население раннеземледельческой нижнедунайской культуры и процёсс ее скрещения с богатейшей культурой Малой Азии» 21в.
Однако вернемся к Демосфену. Нельзя согласиться с мнением некоторых исследователей, что его политика была близорукой217. Напротив, она была разумной и действенной. Другое дело, что ее практическое воплощение упиралось в кризис полисной системы, тормозившей дальнейшее развитие рабства как ведущей черты формации. Борьба Демосфена с деятелями промакедонских группировок (Эсхин, Демад, Фокион) — одна из немногих страниц социальной борьбы древнегреческого общества, иллюстрирующих тот факт, что непримиримая вражда существовала также между свободными неимущими и имущими.
В то же время необходимо учитывать, что для Демосфена, как и для других представителей общественной мысли Греции IV в. до н. э., персидский царь был врагом всех греков. Отсюда следует, что демократические группировки Эллады не отрицали целесообразности восточной кампании. Однако они отодвигали ее на неопределенно отдаленное время в преддверии македонского вторжения [Dem. XIV, 3]. Прямое указание Демосфена на необходимость союза греков с персидским царем для совместного отражения македонской угрозы [Dem. IX, 71] вызывает резкие нападки современных греческих авторов, обвиняющих афинского оратора в сговоре с восточными «варварами» 218.
Греческие историки, за немногим исключением, при оценке
деятельности Демосфена исходят из моральных критериев, упуская из виду своеобразие переходной эпохи. С точки зрения рабовладельческой демократии Демосфен оставался последовательным до конца. Его беда заключалась в том, что объективные условия социально-политической жизни Греции того периода исключали всякую возможность возврата к прежнему процветанию Афин, о чем страстно мечтал Демосфен. Превыше всего афинский оратор ставил благо народа [VIII, 69—70], но под «народом» он подразумевал только свободных граждан среднего достатка. Демосфен мыслил категориями своего времени, считая рабство нормальным явлением, а раба — орудием, с помощью которого добываются средства для существования свободных граждан.
Снижая в моральном плане образ Демосфена, греческие исто- рики-немарксисты сами впадают в крайность, непомерно раздувая заслуги македонских царей в сплочении греков и «просвещении» Востока. Однако мировая держава Александра Македонского развалилась сразу же после смерти ее создателя, в то время как Демосфен усилиями своей партии смог на протяжении нескольких десятилетий определять политику Афин, выступая непримиримым врагом македонской экспансии.
Мечта о возрождении былого величия греков неминуемо привела бы Демосфена и его единомышленников к необходимости порабощения Востока, но эта мысль слабо выражена в выступлениях демократических ораторов IV в. до н. э. Эллада попала под власть Македонии, автаркный полис рухнул, и с его гибелью кончились иллюзии, связанные с особой ролью Греции в Средиземноморье.
ОЦЕНКА ГРЕЧЕСКОЙ ИСТОРИОГРАФИЕЙ СОЦИАЛЬНЫХ ДВИЖЕНИЙ
Эмпирический подход греческой немарксистской историографии к пониманию законов истории выявляет ее несостоятельность в освещении вопросов классовых антагонизмов и социальных движений эллинистической эпохи. Отрицание общественно-экономических формаций и приложение современных понятий к античности приводит ряд греческих исследователей к неверному толкованию причин расцвета и упадка эллинистических государств, связываемых ими с психологическими факторами (распад «греческого духа» под влиянием восточных религий, моральное вырожде.- ние правителей, падение нравственности) 4. И даже когда они пытаются представить себе античный мир, покоящийся на труде рабов2, классовая ограниченность не дает им возможности осветить эту проблему.
В центре интересов греческой историографии на протяжении более чем столетнего изучения эпохи эллинизма находится личность Александра Македонского. Вся история эллинизма, все проблемы этого периода сосредоточиваются вокруг деятельности македонского полководца. В работах греческих авторов детальное освещение получают вопросы, имеющие отношение к Александру, а проблемы эллинизма разбираются попутно на фоне завоевательных походов греков и македонян. Вопрос же о социальных движениях в эллинистическую эпоху изучается поверхностно или вовсе не рассматривается. Есть даже такие исследования, авторы которых полностью отрицают наличие классовой борьбы в древности.
Греческая историография, все более идеализируя Александра Македонского, вольно или невольно создала преграды для объективного исследования его деятельности. В трудах греческих авторов, посвященных Александру, доминирует преклонение перед македонским полководцем. Историки, порой пренебрегая конкретными фактами, преувеличивают значение легендарных наслоений, сложившихся вокруг имени завоевателя древности. Каждое новое поколение греческих историков античности возвращалось к этой тематике, ставя перед собой единственную задачу: вновь обратиться к письменным источникам. Однако каждый раз «новым» ока-
зывался модерниэаторский подход к событиям, происходившим более двадцати трех веков назад.
За столетие, если исключить труды Г. Кордатоса, греческая историческая наука начиная с «Истории греческой наций» К. Папарригопулоса и кончая двухтомным сочинением Т. Сарантиса «Александр Великий» (1970 г.) не предприняла реальных попыток глубоко исследовать эпоху, определить ее место в историческом процессе, отказаться от традиционных положений западноевропейской историографии в изучении эллинизма.
Основное противоречие эллинистической эпохи — антагонизм рабов-производителей и рабовладельцев. Однако наряду с этим существовала неоднородность свободных граждан (неимущие, «средний слой», зажиточные), постоянно дававшая себя знать- выступлениями разорившихся бедняков; требовавших XPS*V «ito- хогс f{ ava6ot3(i/$<; (передела земель и кассации долгов) [Plut.Cleoim, 17; Ditt. S y ll3, 526; Polyb. IV, 17, 3]. Поэтому считать рабовладельческое общество поделенным только на рабовладельцев и рабов было бы противоречащим положениям марксизма-ленинизма, модернизацией классовой системы дреййего общества шУ типу капиталистического3.
Противоречия внутри рабовладельческого Власса наиболее четко прослеживаются в начальный период эпохи' ээшинизма, в условиях экстенсивного развития рабства на Востоке и притока богатств и дешевой рабочей силы (т. е. при относительном экономи-* ческом благополучии). Острая социальная борьба внутри правящего класса осложнялась выступлениями покоренных народов, тем самым создавая сложную картину переплетения интересов противоборствующих сил. Вот почему считать, что греко-македонский, поход был «триумфальным шествием» победителя, сеющего семена цивилизации, значит не понимать реальной ситуации эпохи, не видеть внешних и внутренних противоречий, осложнявших завоевание Востока и в конечном счете приведших к развалу державы Александра. Следовательно, понять эллинизм и его место в истории античного общества можно только из анализа поступательного движения рабовладельческой формации, а не из культурных предпосылок, как это делают А. Даскалакис, Т. Сарантис,С. Готзаманис и другие греческие исследователи.
Подобно всякому новому явлению, независимо от того, прогрессивно ли оно или реакционно, поход греков и македонян на Восток вызревал долгое время. Он не мог осуществиться до тех пор, пока не были «умиротворены» Греция и северные, «варварские» соседние племена Македонии, пока в персидской монархии не пришли в упадок свободные общинники, составлявшие костяк войска4’.
Небывалый рост могущества и военные успехи Македонии в Греции и на Востоке античная традиция связывала с деятельностью Филиппа и Александра, придавая особое значение их личным качествам. Многие современные греческие авторы разделяют это мнение, отдавая предпочтение то Филиппу, то Александру 5.
Подобный подход к объяснению причин восточного похода мстит сам за себя, выявляя недостаточную аргументированность выводов греческих исследователей.
Выше уже говорилось о том, что общественно-философская мысль Греции V—IV вв. до н. э. настойчиво искала решения таких сложных проблем эпохи, как обнищание свободных производителей, незанятость граждан, перенаселение, рост наемничества и пиратства [Polyb. IV, 74, 3; XX, 6, 1]. Понятно, что ее представители свои помыслы устремляли к Востоку, где было все — богатства, свободные земли, рабы и новые рынки. Однако борьба старого и нового — стремление возродить былое величие страны собственными силами (демократические группировки) или намерение, подчинившись интересам Македонии, предпринять совместный поход на Восток (олигархические группировки) — не затихалав.
Исходные позиции греческой немарксистской историографии по вопросу о «законности» завоевания Востока не отличаются своеобразием. Концепция немецкой исторической науки прошлого века, оправдывающая восточную экспансию необходимостью приобретения «жизненного пространства», прослеживается постоянно в работах греческих авторов (С. Готзаманиса, Н. Пападопулоса и др.), подчеркивающих «благородные побуждения» македонских царей и «объединенных» греков, которые отправились завоевывать Восток на благо самих же покоряемых7. Рассуждения историков- немарксистов о единстве устремлений армии и народа в восточном походе далеки от реальности. Ведь восточная кампания, осуществленная в интересах греческого и македонского правящего класса, не улучшила имущественного положения разорившихся граждан; напротив, она низвела их до черни, а иногда — до положения раба- должника. Античное общество могло развиваться только вширь, ибо исключало усовершенствование орудий труда, ненужное в условиях роста армии рабов. Следовательно, кризис греческого полиса и бурное классообразование у македонских племен стали исходными моментами развязывания агрессивной кампании на Востоке, принесшей некоторое оживление греческой экономике и ускорившей развитие рабовладения в Македонии.
Но одно дело — устремления правящего класса Македонии и Греции, а другое — местнические интересы отдельных македонских племен, а также Спарты и демократических группировок Афин и Фив, старавшихся нарушить единство, провозглашенное Коринфским конгрессом. Все это говорит о том, что расстановка классовых сил, несмотря на популярность лозунга отмщения персам, не была идеальной и что далеко не все греки и македоняне разделяли чаяния Александра.
Бесспорно, грандиозная эпопея на Востоке притушила на время классовые антагонизмы; тут сказались и отлив населения из Греции, и уход наемников, и оживление средиземноморской торговли. Но остались противоречия рабовладельческого способа производства, сословное деление граждан — факторы, постоянно при
сутствовавшие в жизни античного общества. Восточный поход привел в движение все сословия свободных граждан, что довольно четко прослеживается в источниках. Слабее отражено в них положение рабского населения, хотя неизменно сообщается о поголовном обращении в рабов жителей завоеванных городов, без различия сословной и племенной принадлежности (греки и негреки).
Вся деятельность Филиппа и Александра определялась стремлением консолидировать внутренние ресурсы страны, подчинить Грецию, устранить угрозу с севера и после этого при совпадении интересов с греческими олигархами осуществить поход на Восток. Классовый интерес толкнул греческих рабовладельцев в объятия Македонии — и в этом причина сравнительной легкости завоевания Эллады. Непримиримая вражда антимакедонских и промакедон- ских сил дала победу приверженцам Филиппа и Александра, увидевшим в македонских царях защитников. Точно так же в более позднее время эллинские рабовладельцы, напуганные выступлениями неимущих и рабов, добивались союза с Римом против македонских царей.
Бытующее среди греческих и западноевропейских историков мнение, будто Александр начал восточную кампанию, уже имея готовый план завоевания всего мира8, находится в противоречии со свидетельствами на этот счет античной историографии. Обычно при этом ссылаются на Плутарха, сообщающего, что перед походом царь раздарил все свое имущество, охотно удовлетворяя просьбы берущих и просящих [Plut. Alex.,15]. Однако из того, что пишет Плутарх, видно, что Александр хотел задобрить остающихся на родине; о планах же на будущее ничего не говорится.
Социальная сторона восточного похода мало занимала античных историографов, и потому она почти не затрагивается в источниках. Но и то немногое, что дошло до нас, позволяет сделать вывод, что восточная кампания не преследовала цели ни «освобождения», ни «отмщения», а была чисто завоевательной.
Т. Эвангелидис, Н. Пападопулос и X. Залокостас утверждают, что в преддверии восточного похода вокруг Македонии сплотились все греки °, забывая, что «умиротворение» Эллады было достигнуто силой оружия. Напомним, что, начиная войну в Азии, Александр оставил регенту Антипатру в Македонии почти 14-тысячное войско, т. е. больше половины македонских регулярных сил [Diod, XVII, 17, 5]. Кроме того, в ключевых пунктах Греции — Акроко- ринфе, Халкидике, на Эвбее, в Кадмее — находились многочисленные македонские гарнизоны, служившие гарантией от вражеских действий демократических группировок и происков Персии [Just.IX, 4, 5]. Этим свидетельствам древних некоторые историки не придают значения, предпочитая распространяться о «сплоченном национальном» войске македонского царя1в. Однако войско не было ни однородным, ни тем более национальным (это понятие чуждо рабовладельческой формации), а разобщенным и разноплеменным. В соответствии с расчетами, приводимыми Диодором, в восточном
походе приняло участие 12 тыс. македонян-пехотинцев, 7 тыс. гре- ков-союзников, 5 тыс. эллинских наемников, 5 тыс. европейских «варваров» — одриссов, трибаллов, иллирийцев, 1 тыс. лучников- агриан; кроме того, в кавалерии было 4,5 тыс. человек, в том числе 1,5 тыс. македонян [Diod. XVII, 17, 3—4]. Сопоставляя свидетельства Диодора и Арриана [Агг. I, 11, 3], получаем, что собственно македонские силы в походе составляли 13,5 тыс. человек, т. е. меньше половины армии. Македонское ядро войска (из его состава назначались командиры и старшие военачальники) всегда в источниках указывалось отдельно от других трех автономных групп: греческих союзников, наемников, «варварских» соединений [Агг.I, 14, 1 -7 ] .
Причин для того, чтобы оставить в Европе половину македонского войска, было достаточно: события, последовавшие после смерти Филиппа, показали, что обладание Грецией непрочно, точно так же как непрочен и мир, заключенный с северными соседями Македонии.
Вот почему, уходя в Азию, Александр постарался застраховать себя с тыла. Несмотря на успешные действия в Малой Азии, Александр постоянно не упускал из виду Грецию, зорко следя за настроениями демократических кругов, готовых при первой неудаче македонян заволноваться [Агг. I, 18, 8].
После взятия Милета Александр, по данным источников, распустил флот, а после захвата Галикарнаса отправил в Македонию значительные контингенты молодых солдат. Эти два важных мероприятия македонского царя не находят должного освещения у античных авторов. Так, Арриан [I, 20, 1] роспуск флота (160 кораблей) объясняет обременительностью его содержания и невозможностью соперничества с персидским флотом (300 боевых единиц), а Диодор пишет о «хитром расчете» Александра, который этим хотел исключить возможность отступления сухопутной армии и тем самым поднять ее боевой дух [XVII, 23, 1].
Никто из античных историков не связывал «роспуск» флота с происками Персии в Элладе (Спарта) и на островах (Самос, Родос, Хиос, Лесбос), где после падения Милета командующий персидским войском родосец Мемнон начал сколачивать антимаке- донский блок из островных греков и спартанцев [Агг. II, 1, 2; Diod. XVII, 29, 2—3]. Этот недостаток свойствен и трудам некоторых современных греческих исследователей, безоговорочно принимающих свидетельства Арриана и Диодора об обременительности содержания флота и о желании Александра ковать победу на суше и.
На наш взгляд, роспуск флота носил чисто формальный характер, так как флот был крайне необходим для защиты побережья Греции и Македонии. Отправка на родину после взятия Галикарнаса части молодых опытных воинов преследовала ту же цель [Агг. I, 20, 2]. Более того, учитывая ненадежность греков и утрату Македонией ведущего положения в Эгейском море после захвата
персами ряда островов, Александр послал из Гордия двух навар* хов, Гегелоха и Амфотера, к Геллеспонту для сбора кораблей, плывущих с Понта Эвксинского, тем самым нарушив Коринфское соглашение о свободе мореплавания, чем вызвал недовольство афинян [Plut. Phoc., 21]. Гегелох получил также приказ выбить вражеские гарнизоны с Лесбоса, Хиоса, Коса, для чего ему были выданы 500 талантов [Curt. I ll , 1, 20]. Амфотер, имея 600 талантов, отправил эскадру Протея к острову Эвбее и к побережью Пелопоннеса. Напомним, что перед восточным походом Александр» имел в казне 70 талантов и взял в долг 200 [Plut. Alex., 15], а па другим источникам — 800 [Агг. VII, 9, 6]. Иными словами, к началу азиатского похода у него было значительно меньше средств,, чем он выделил теперь на защиту Греции, Македонии и островов. Только смерть Мемнона у стен осажденной Митилены спаспа Александра от войны на два фронта: в Малой Азии и Греции. Итак, объяснение причин «роспуска» флота и отправки части солдат на родину не получило правильной оценки в греческой немарксистской историографии, принявшей целиком свидетельства древних о стремлении царя закалить мужество войска невозможностью бегства на кораблях при неудаче12. По нашему мнению, на первое место следует поставить политические соображения — защиту тылов, баз материального и людского снабжения, потеря которых привела бы неминуемо к поражению македонян уже в Малой Азии 13. Пока персы владели островами и подогревали антимакедонскпе настроения демократических группировок Греции [Агг. II, 1—2; Diod. XVII, 29, 3], Александр не мог помышлять о дальнейшем продвижении. С падением Галикарнаса, смертью Мемнона, свертыванием военных операций персидского флота в Эгейском море ситуация изменилась в пользу македонян, и Александр углубился во внутренние горные области Малой Азии.
В истории восточного похода есть события, не привлекающие внимания греческих исследователей. К их числу следует прежде всего отнести сопротивление некоторых племен Малой Азии. Античные авторы с неодобрением отзывались о малоазийских племенах, считая их «варварами», но признавая их воинскую доблесть. Первыми напали на войско Александра мармары, жившие на границе Ликии и Писидии. Они перебили немало воинов, захватили рабов и вьючных животных. Осада их города ни к чему не привела: мармары сами подожгли его и под прикрытием ночи бежали в горы [Diod. XVII, 28, 1—5]. Царь не стал преследовать беглецов, так как торопился поскорее войти в соприкосновение с персидским войском, не дать ему оправиться после поражения при Гранике.
Столь же упорным было сопротивление племени писидов, обитавших на границе с Фригией [Агг. I, 27, 5—8]. Вполне возможно, что македоняне не смогли бы добиться покорности писидов, если бы не использовали их вражду с соседними селгами. Источники не указывают, как быстро были покорены горцы центральной части Малой Азии. Отдельные историки эллинизма считают, что марма-
ры и писиды покорились сразу14. Анализ источников [Агг. I, 27, 4; I, 28, 8] приводит к иным выводам: племена внутренних областей Малой Азии признали власть македонян гораздо позже, уже после назначения наместников. Вероятно, Александр не считал необходимым тратить время на ликвидацию небольших очагов неповиновения; он оставлял их в тылу, поручая своим сатрапам довершать начатое им [Агг. III, 6, 6]. Этот тактический прием, впервые примененный в Малой Аэни, впоследствии не раз выручал Александра в борьбе с племенами Передней, Средней и Южной Азии15.
Подводя итог первому этапу похода, следует признать, что Александру приходилось постоянно иметь в поле зрения греческую оппозицию, сдерживаемую лишь страхом перед македонской властью. Не исключено, что после поражения у Гранина персы сделали ставку на личную неприязнь к македонскому царю Александра Линкестийца, потомка одного из верхнемакедонских правителей, чьи братья принимали непосредственное участие в убийстве Филиппа II и были вскоре уничтожены. Некоторые источники указывали, что за убийство царя персы обещали Линкестийцу трон в Македонии и тысячу золотых талантов [Агг. I, 25, 3].
В апологетической версии нити заговора от Дария к Линкестийцу шли через Аминту, сына Антиоха, ненавидевшего Александра и бежавшего из Македонии на Восток [Агг. I, 17, 9]. Он находился среди тех, кто спасся на судах из осажденного Эфеса. В интерпретации Арриана, Линкестиец сам предложил свои услуги персидскому царю, и Дарий поспешил воспользоваться ими. Персидский лазутчик, попавший в руки Пармениона, выдал тайну готовившегося на Александра покушения. Узнав об этом, царь приказал без лишнего шума взять под стражу Линкестийца, к тому времени командира фессалийских конников [Агг. I, 25, 3—10]. Диодор, автор, принадлежащий к антиалександровской традиции, этот эпизод излагает иначе. О кознях Линкестийца предостерегла Александра Олимпиада в письме, посланном из Македонии. «Обвинение это подтвердилось множеством других основательных улик» [Diod. XVII, 32, 2].
Апологетическая и критическая версии связывают заговор Линкестийца с враждебными царю силами внутри Македонии, опиравшимися на финансовую помощь Персии. Очевидно, возраставшая опасность взрыва изнутри заставила Александра не придавать это дело огласке, чтобы избежать волнений среди фессалийских «союзников», а возможно, и в Греции [Агг. I, 25, 5]. Греческая немарксистская историография вопреки указаниям источников о связях Линкестийца со старой македонской оппозицией и персами считает его бунтарем-одиночкой, замыслившим убийство Александра, чтобы самому стать царем Македонии1в.
Итак, говоря о начальном этапе восточной кампании Александра — покорении Малой Азии,— необходимо признать вопреки мнению многих исследователей, что поход проходил в условиях со
циальной борьбы, хотя тон еще задавала панэллинская идея отмщения персам и освобождения малоазийских греков.
Ситуация в Азии и на Балканском полуострове благоприятствовала Александру: антимакедонские выступления в южной Греции, на островах, в Малой Азии носили разрозненный характер. Эта несогласованность действий враждебных Александру сил проявлялась во всем: в отсутствии единого тактического плана у персидского командования, в спонтанности выступлений малоазийских племен, взаимную вражду которых использовал македонский; царь, в выжидательной позиции греческих городов.
Успешные действия македонян в Малой Азии имели отклик в Греции. Исская победа (осень 333 г. до н. э.) произвела неотразимое впечатление на греков; они поспешили на Истмийских играх увенчать Александра золотым венком. Но не все эллины чувствовали свое бессилие перед мощью македонского оружия.
С начала восточного похода Спарта, не связанная Коринфским соглашением, стала центром постоянно возбуждаемого социального брожения, но отдельные греческие авторы не останавливаются на этих событиях. Спартанский царь Агис III, получив от персидских навархов Автофрадата и Фарнабаза 30 талантов и 10 триер [Агг. II, 13, 4; Diod. XVII, 48], начал на Крите военные операции против Александра. В его распоряжении находились 8 тыс. эллинских наемников, бежавших с поля битвы при Иссе и укрывшихся на острове. По мере удаления Александра на Восток пламя анти- македонской борьбы разгоралось все ярче. Вскоре восстание перекинулось на материк —в южную Грецию, а затем во Фракию. Греки выражали недовольство своеволием македонских наместников, постоянно нарушавших Коринфское соглашение (Ditt. S yll3, 260], а фракийцы готовы были использовать любой повод для борьбы с Македонией, расхитившей их ценности и заставившей поставлять контингенты наемников (одриссов, трибаллов, иллирийцев) в войско Александра. Известно, что после гибели Филиппа и перед восточной кампанией Александр вынужден был предпринять поход во Фракию [Агг. I, 1, 11—13], результатом чего стало более зависимое положение этих племен от Македонии.
Парадоксально, что восстание в южной Греции и во Фракии разразилось именно в период блистательных успехов Александра: в октябре 331 г. до н. э. македонский царь нанес последний решающий удар персидской державе в битве при Гавгамелах.
События осени 331 — весны 330 г. до н. э. полностью выпадают из поля зрения современных греческих историков, убежденных в истинности свидетельства Плутарха [Alex., 34], который считал* что четырехмесячное пребывание Александра с войском в Персе- поле диктовалось необходимостью дать солдатам отдых и желанием покорить прочие города Персиды. А ведь кажется невероятным, чтобы македонский царь, разгромив персидское войско в генеральном сражении, неожиданно укротил свой бег и целых четыре месяца предавался праздности, когда поимка последнего Ахеменида
отдавала в его руки власть над персидской державой. В чем же причина столь необычного поведения Александра? По нашему мнению, ее надо искать в нарастании антимакедонского движения, которое перекинулось с островов Эгейского моря на южную Грецию, Фракию и даже Понт.
Остановимся на этих событиях, так как от их исхода в конечном счете зависело продолжение восточной кампании.
Как сообщает Диодор, стратег Мемнон, назначенный Александром правителем «северных земель» с непосредственным подчинением Антипатру, подбил фракийские племена к отпадению. Но поскольку покоренные племена хотели сбросить македонское иго, а Мемнон лелеял мечту стать фракийским правителем, вскоре восстание пошло на убыль. Как бы то ни было, фракийский стратег «возмутил варваров» [Diod. XVII, 62, 5]. Антипатр со «всем иойском» начал войну с Мемноном и, кое-как закончив ее, поспешил в южную Грецию против Агиса III [Diod. XVII, 63, 1].
Волнения во Фракии совпали по времени с выступлениями скифских причерноморских народов. Наместник Александра в Скифии, или, по другим источникам, префект на Понте, Зопирион предпринял с 30-тысячной армией поход против Ольвии [Just. XII, 2, 16]. Подробности осады неизвестны: источники сообщают лишь о гибели Зопириона и его войска [Just. XII, 2, 17].
Поспешный уход Антипатра из Фракии в Грецию развязал руки одрисскому царю Севфту. Он поднял мятеж и сбросил македонское господство. Известен фрагмент почетного декрета Афин (датируемого приблизительно 330 г. до н. э.), принятого в честь прибытия* одрисского посольства для подписания союзнического договора с фракийцами [CIA II, 175].
В источниках больше ничего не сообщается об отправке македонских войск во Фракию. Возможно, полунезависимое положение фракийских племен сохранялось вплоть до смерти Александра. Лисимах, которому достались эти беспокойные «варварские» земли, потратил на усмирение фракийцев многие годы [Just. XV, 3, 15; Арр. Syr., 64].
Поздней осенью 331 г. до н. э. Александр, Находившийся в то время в Сузах, срочно послал гиппарха Сирии к побережью Малой Азии с 3 тыс. талантов для передачи этих средств Антипатру. Возможно, что эта значительная финансовая помощь сыграла решающую роль в успешных действиях войска регента. По свидетельству Диодора, наместник Македонии привел в Грецию 40-тысячное войско [XVII, 63, 1—3 ] ..Это весьма сомнительно, так как Александр постоянно требовал присылки свежих рекрутов на Восток, да и многочисленные македонскйе гарнизоны в Греции также отвлекали от военных действий значительные силы. Выше отмечалось, что численность оставленного в Македонии войска не превышала 14 тыс. человек. Маловероятно, чтобы за три года Антипатр смог его увеличить почти в три раза.
Усилиями Агиса III был создан союз греческих городов, со*
бравший войско в 20 тыс. пеших и 2 тыс. конных [Diod. XVII, 62, 7—8]. Возглавив союзнические силы, Агис попытался прорваться в Пелопоннес. В августе 330 г. до н. э. под стенами аркадского города. Мегалополя произошло кровопролитное сражение греков с македонянами. Спартанцы дорогой ценой заплатили за попытку освободить греков от власти македонян: Агис пал на поле боя вместе с 5300 воинами [Curt. VI, 1, 16]. Потери македонян составили 3500 человек [Diod. XVII, 63, 2].
Итак, Александра задержали на четыре месяца в Персеполе грозные события в южной Греции и Фракии17. И только когда миновала угроза всегреческой войны, македонский царь продолжил восточный цоход, не страшась более мятежных сил в тылу: с ослаблением Лакедемона исчезла всякая возможность антимакедон- ской борьбы в Греции. Однако социальный кризис, благополучно иреодоленный на Западе, стал разгораться на Востоке. Мы имеем в виду рост антиалександровской оппозиции в войске и образование широкого фронта, сопротивления племен и народов Передней и Средней Азии.
, События, происходившие в Средней Азии во время пребывания там Александра Македонского (329—327 гг. до н. э.), в современной греческой историографии даются в приукрашенном виде. В работах греческих авторов не получили освещения важные моменты: изменение планов царя, рост оппозиции, обожествление Александра и покушения на его жизнь. Эти вопросы совсем не отражены в трудах Г. Далласа и В. Дусманиса, точно так же как и в новых работах М. Кимисиса и С. Кириякидиса, увлеченных военно-политической стороной восточного похода18.
Смерть последнего персидского царя завершила крушение ахе- менидской державы. Персидская монархия, обнаружившая свою внутреннюю слабость задолго до похода Александра, пала под ударами более совершенной греко-македонской военной машины. Из своего нового положения повелителя Азии Александр до поры до времени не делал никаких практических выводов. Ведь принятие титула Ахеменидов «царь царей» означало бы разрыв с Македонией и Грецией, что противоречило планам македонского царя, стремившегося не разобщить, а объединить в одном царстве соотечественников, эллинов и народы Востока.
Греческая историография отрицает модификацию планов Александра, считая, что македонский царь перед азиатской кампанией имел твердое намерение завоевать весь мир и что его первоначальные! планы не претерпели никаких изменений19.
Античная традиция и нумизматические находки времени Александра не указывают на изменение титула македонского царя после завоевания персидской державы20. Очевидно, существовали какие-то особые обстоятельства, обусловившие его решение довольствоваться прежним званием. Анализ источников приоткрывает завесу над этой тайной: Александр страстно желал обладать всем миром и вместе с тем скрывал свои планы от греков и маке
донян во избежание конфликта с его ближайшими друзьями и соратниками21. Но как бы Александр ни скрывал своих намерений в отношении Востока, его дела говорили сами за себя: он выдвигал на ответственные посты знатных персов, привлекал на службу местных наемников, ввел при дворе восточный этикет — все это не* ускользало от внимания греков и македонян, не одобрявших «варварских» симпатий царя [Агг. IV, 8, 2; Plut. Alex., 47, 50; Curt* VIII, 1, 31—33]. Результатом было отчуждение Александра, обострение противоречий между ним и приближенными. То, что вызревало подспудно давно, стало прорываться наружу после 330 г до н. э., вслед за крушением персидской державы.
Источники полны примеров того, как Александр менялся под воздействием Востока, причем, по мнению македонян, в худшую- сторону, усваивая «варварский» образ жизни. Конечно, упреки его соратников имели основание: двойственность Александра становилась все заметнее. Подобное положение неизбежно вело» к конфликту царя с командирами, а позже и с войском.
После покорения восточных сатрапий идея мирового господства, видимо, окончательно оформилась в уме македонского царя*, который сам говорил (в источниках критического направления),, что пришел в Азию не из-за золота и серебра, а ради завоевания всего мира [Curt. VIII, 8, 17]. Возможно, что Плутарх имел в виду именно разлад царя с командирами, когда писал, что, приобретя для македонян Вселенную, он был ими оставлен [Plut. Alex., 47]. Арриан указывал, что из-за своего беспокойного характера Александр вряд ли удовольствовался бы любым приобретением и всегда искал бы новых пределов царства: «...замышлял он дела не малые и не легкие и не усидел бы спокойно на месте, довольствуясь приобретенным, если бы даже прибавил к Азии Европу, а к Европе острова бреттанов...» [Агг. VII, 1, 4].
Таким образом, восточная политика Александра шла вразрез с интересами правящего македонского класса, считавшего, что поход совершался ради самой Македонии, а не из-за желания царя создать восточную державу.
Древние авторы, освещавшие восточную кампанию, представляют заговоры против царя как личный конфликт между ним и некоторыми его соратниками (особенно четко эта тенденция прослеживается у Плутарха). В частностях апологетическая и критическая версии расходятся, но единодушны в оценке событий.
Греческая немарксистская историография солидарна с мнением античных авторов, не углубляющихся в суть явлений и не учитывающих внутренних мотивов, которые привели к усилению социальной борьбы и росту противоречий между Александром и его сподвижниками, не поддержавшими переориентации на Восток. Парменион, Филота, Клит, Каллисфен, не будучи ни в коей мере притесняемы царем и имея все: богатство, положение, почет,— не захотели мириться с замыслами Александра, предпочтя обладание уже награбленным эфемерной мечте о владении миром.
В апологетической версии имеется указание, что еще в Египте царю делали донос на Филоту, но Александр не придал этому особого значения: семья Пармениона была близка к царскому дому [Агг. i l l , 26, 1]. В критической интерпретации «македоняне отвернулись от своего царя» [Curt. IV, 7, 31] после официального признания его сыном бога Амона. Причисление Александра к сонму богов при жизни было воспринято македонянами как кощунство.
Уже в Малой Азии Парменион высказал несогласие с царем, пожелавшим продолжить поход в глубь страны [Агг. II, 25, 2]; по мнению старого полководца, цель греков и македонян была достигнута: завоеваны богатые приморские города, захвачено много рабов и другой добычи. Но в Малой Азии и Египте Александр осуществлял «поход мести» и потому мог не замечать недовольства некоторых командиров.
Иная ситуация сложилась в Дрангиане (осень 330 г. до н. э.), где македонский царь уже не делал секрета из своих намерений стать преемником Ахеменидов: он порвал с Коринфским союзом и македонскими устоями, перенял восточный этикет и окружил себя представителями местной знати. При описании трагических событий во Фраде (главном городе Дрангианы) Арриан не сообщает о существовании прямых улик, доказывающих участие Филоты в заговоре против царя; сыну Пармениона вменялось в вину лишь недонесение о готовящемся покушении [Агг. III, 26, 2]. Несмотря на это, Филота и прочие заговорщики были казнены, а Парменион по приказу царя умерщвлен в Экбатанах [Агг. III,26, 3 - 4 ] .
Почему же был убит Парменион, если участие его сына в заговоре осталось недоказанным? По мнению Арриана, из-за своего особого положения в войске Парменион и Филота не могли не знать о заговоре. А если так, то они становились косвенными соучастниками мятежников. Но, допуская частичную виновность Пармениона и Филоты, Арриан не раскрывает причин, приведших их в стан заговорщиков.
Рост оппозиционных настроений объясняется не тем, что царь стал одеваться на восточный лад, завел гарем, окружил себя персами; главное состояло в том, что он утратил интерес к Македонии и Греции, полностью переключился на Восток, добиваясь сращения греко-македонской и ориентальной правящей верхушки. Именно в этом заключался глубинный смысл конфликта Александра и оппозиционеров, что выпало из поля зрения современных греческих исследователей эллинизма, не придающих особого значения силам, которые противодействовали планам царя на Востоке.
Было бы наивным полагать, что, зная о появлении влиятельной оппозиции, царь не принял никаких мер самозащиты. Также было бы ошибкой считать, что Александр был одинок в своих замыслах. Известно, что Птолемей, Гефестион, Певкеста, Неарх, личные друзья царя, поддерживали все его планы. Особой похвалы
отдельных греческих исследователей удостаивается Кратер, «верный традициям отцов», которого Александр прочил на пост регента Македонии [Агг. VII, 12, 4], после того как Антипатр ослушался приказа царя выступить против этолийцев22. Но были и противники, видимо тяготевшие к Пармениону п Фплоте, выразителям чаяний македонской знати, которая не одобряла восточные планы Александра, умалявшие интересы Македонии23.
Интересна одна деталь, сообщаемая Аррианом: Александр не сам вершил суд, а предоставил это сделать македонскому войсковому собранию, которое и признало Филоту и прочих заговорщиков виновными. Следовательно, войско еще не разуверилось в «своем царе» и шло за Александром, чего, возможно, не было в расквартированных в Мидии македонских частях, возглавлявшихся Парменионом. Там царь действовал через преданных командиров, негласно, опасаясь мятежа солдат при известии об убийстве всеми уважаемого полководца [Агг. III, 26, 4].
Уничтожив заговорщиков, Александр реорганизовал конные подразделения «друзей» [Агг. V, 12, 2; VI, 6, 4]. Тяжелой конницей Филоты стали командовать Гефестион и Клит, друзья юности Александра. Тыловые мидийские части после Пармениона также получили не одного, а нескольких командиров: Клеандра, Ситалка, Менида [Агг. III, 26, 3]. Эти мероприятия Александра уже свидетельствуют о его стремлении рассредоточить командование крупными войсковыми соединениями, с тем чтобы избежать неповиновения и возникновения новой оппозиции.
Из сбивчивых и не всегда последовательных свидетельств античных авторов можно делать самые различные предположения и выводы. Самой жизнеспособной оказалась псевдокаллисфенов- ская традиция освещения событий, приписываемая Клитарху (IV—III вв. до н. э.). Ей следовали Плутарх, Диодор, Курций, чем вызвано сходство в освещении ими многих событий. Вместе с тем в их сочинениях немало различий, обусловленных временем жизни каждого из античных историографов. Отсюда — определенная градация в оценке деятельности оппозиции от предположительной виновности (Арриан, Плутарх) до признания вины (Диодор, Курций).
Если сопоставить сведения четырех источников о заговоре Филоты [Агг. III, 26, 2; Plut. Alex., 48; Diod. XVII, 79, 1—6; Curt. VI, 7, 6], то бросается в глаза отмечаемый каждым следующим автором все больший рост недовольства политикой Александра, отправным пунктом которого явилось обожествление царя. Показательно, что Кен, резче всех обвинявший Филоту во Фраде [Curt. VI, 9, 30], в Индии сам выступил с осуждением политики царя от имени большей части войска [Агг. V, 27, 2]. Поэтому античные авторы, стремящиеся представить заговоры против царя как личный конфликт, противоречат сами себе, когда пишут о целом круге заговорщиков, а не о бунте одиночек, который нашел отражение в греческой историографии24.
По нашему убеждению, при изучении вопроса о возникновении и развитии оппозиции следует учитывать социально-экономические условия, существовавшие в период восточного похода Александра. Советская историография считает, что заговоры против царя — один из аспектов социальной борьбы внутри правящего класса греков и македонян, противившихся осуществлению планов Александра на Востоке. Не различаясь, по существу, во взглядах на цели оппозиционеров в войске Александра, советские исследователи по-разному определяют силы, ставившие преграды восточной ориентации македонского царя. По мнению С. И. Ковалева, оппозиция в войске Александра складывалась из трех основных частей: старой македонской аристократии, ратовавшей эа децентрализацию Македонии; недовольных командиров; рядовых солдат (крестьянская масса) 25. Другая точка зрения исключает вообще первую составную часть оппозиции как не имеющую ничего общего с противодействием миродержавной политике Александра на Востоке26. Это мнение убедительно и заслуживает самого серьезного внимания.
В целом, хотя заговор на жизнь царя во Фраде был разоблачен, атмосфера неуверенности, зависти, интриг в окружении Александра продолжала процветать, взрастив позже новых оппозиционеров, лелеявших мысль о повороте македонской политики вспять. И тогда среди непримиримых противников царя мы находим его ближайших соратников: командира конницы Клита, историка Кал- лисфена, гиппарха Кена.
Разлагающее влияние Востока, «порчу нравов», античная традиция обнаружила прежде всего среди соратников Александра, которые по зову низменных страстей решились пойти на преступление. В антитезе Александр — заговорщики античные историки видели корень разногласий, заостряя внимание на моральном аспекте.
Но, несмотря на желание древних оправдать Александра и представить его «поборником справедливости», в их сочинениях прослеживается нечто большее — социальная борьба, на фоне которой происходил восточный поход, рост оппозиции планам Александра, скрытая вражда и соперничество отдельных группировок из окружения царя. Источники свидетельствуют, например, о давнишней вражде Гефестиона и Кратера [Plut. Alex., 47; Diod. XVII, 114, 1—2].
Минуло два года с тех пор, как были казнены Филота и Парменион. Македонское войско находилось в главном городе Согдиа- ны Мараканде (328 г. до н. э.), вынужденное вторично замирять восставших согдийцев. Александр метался по бурлившей провинции, не зная, куда в первую очередь бросить основные силы. Спи- тамен, согдийцы и, видимо, поддержавшие их бактрийцы начали массовое восстание. Даже некоторые ученые-немарксисты вынуждены были признать широкий размах антимакедонского движения 27.
Разные источники примерно одинаково рассказывают о драме в Мараканде (убийство Клита), отличаясь лишь деталями, за которыми, впрочем, видится ответ на вопрос: был ли протест Клита вызван его неуживчивым характером или имел под собой определенную социальную основу? По нашему мнению, ответ однозначен. Эпизод с Клитом — не роковая случайность, как представляют дело античные историографы [Air. IV, 8, 1; Plut. Alex., 50, 53; Curt.VIII, 1, 31—33] и некоторые современные исследователи28, а результат осуждения действий Александра по созданию восточной монархии29.
Из источников не явствует, чтобы Клит пренебрежительно отзывался о царе или осуждал его поступки. До пира в Мараканде Клит нигде не выказывал негативного отношения к восточной политике Александра. Возможно, что лишь после расправы с Фило- той и Парменионом Клит увидел, что Александр больше жалует «варваров», чем македонян, старается сблизиться с персами и ми- дийцами, во главе сатрапий ставит местных аристократов, на пиры вместе с македонянами приглашает побежденных.
Решающим рубежом, после которого отчуждение от царя многих его приближенных резко усилилось, был уход из жизни Дария, т. е. устранение последнего препятствия на пути превращения македонского царя во властелина Азии. Перейдя этот рубеж, Александр приблизился к Азии, но отдалился от Греции и Македонии, уравняв в правах победителей и побежденных. Причина возникновения заговоров как раз и проистекала из неприятия македонянами и греками политики их объединения в одном царстве с восточными «варварами». Видимо, оппозиция имела широкую социальную базу; иначе нельзя понять взрыв недовольства среди приближенных Александра, еще так недавно выступавших единым фронтом в поддержку плана покорения Азии.
Иллюстрацией этого положения может служить очередной заговор против царя, который на этот раз был организован знатной македонской молодежью — «пажами»30, несшими службу в личной охране Александра [Агг. IV, 12, 7; IV, 14, 2; Curt. VII,8, 8 -10 ; Strab. XI, 517].
Непосредственным вдохновителем и инициатором заговора источники называют племянника Аристотеля Каллисфена, официального историографа похода. Каллисфен, подобно старым македонянам «гвардии Филиппа», не одобрял восточных нововведений (включение персов в число приближенных, обожествление царя, введение проскинезы), считая их неслыханной дерзостью по отношению к образованным и свободным эллинам. Нетрудно в этих сентенциях древних историографов, увидеть аристотелевские мысли о праве греков быть господами рабов и восточных «варваров».
Древние авторы рисуют Каллисфена человеком, независимым в суждениях и потому окруженным для них ореолом добродетели. Он был сторонником учения раннего Аристотеля о мудром царе-
философе, умело правящем полисом и стремящемся к его процветанию. Каллисфен отправился на Восток для приобретения средств на восстановление эллинской колонии Олинф, разрушенной Филиппом и насильно присоединенной к Македонии. Следовательно, он выполнял высший долг гражданина — заботился о полисе и согражданах.
Заговор «пажей» был раскрыт вскоре после убийства Клита на пиру в Мараканде. Очевидно, речь идет о коротком отрезке времени в несколько месяцев: Клит погиб весной 328 г. до н. э., а Каллисфен был взят под стражу летом того же года в Кариатах (Бактрия), куда перебрался двор царя после окончания карательных экспедиций в Согдиане [Strab. XI, 517]. Значит, инцидент с Клитом еще не был забыт, когда обнаружился заговор «пажей». Поэтому мы вправе связать воедино протест Филоты, Пармениона, Клита, Каллисфена и «пажей», выразивших общие настроения греков и македонян, приведенных царем на край обитаемого мира во имя стремления стать его владыкой.
Итак, деятельность оппозиции —не результат личного конфликта между царем и отдельными его соратниками, обогатившимися на Востоке и забывшими, по чьей милости они этого достигли, как представляют антиалександровские заговоры официальная античная традиция и некоторые современные греческие авторы81, а отражение общих настроений греко-македонского правящего класса, выступившего против политики смешения эллинов с «варварами». Как бы ни старался А. Докас приписать Александру на Востоке цивилизаторскую миссию32, анализ свидетельств древних дает основание утверждать, что поход преследовал чисто завоевательные цели и протекал в обстановке социальной борьбы, вначале развивавшейся в верхах, а затем распространившейся на эллинских колонистов и солдатскую массу.
Жестокость расправы с заговорщиками была в значительной мере свяэана с тем, что их выступления произошли в то время, когда для греков и македонян создалась исключительно тяжелая обстановка в Средней Азии.
Греческие историки отрицают возможность организованной антимакедонской борьбы среднеазиатских племен по причине их «отсталости». С. Готзаманис утверждает, что Александр «сознательно завоевывал Азию, чтобы освободить ее от варварства и чтобы насадить там греческий дух, образованность и искусство» («Панэллинская идея —ведущий элемент истории IV в. до н. э.»), а Н. Пападопулос («Александр Великий»), как и многие другие, доказывает неполноценность восточных народов33. Необоснованность таких утверждений очевидна, если обратиться к конкретным фактам антимакедонской борьбы среднеазиатских племен, сохранившимся в дошедших до нас источниках.
С устранением Дария все враждебные Александру силы сосредоточились в Восточных сатрапиях — Бактрии, Согдиане, скифских землях, слабо связанных с ахеменидской властью.
Вначале их возглавил бактрийский сатрап Бесс, провозгласив- ший себя царем и принявший тронное имя Ахеменидов — Артаксеркс. Он набирал солдат и активно готовился к борьбе [Diod. XVII, 74, 1—2]. Античные авторы отмечали существование на территории Средней Азии укрепленных городов (Бактры, Киро- поль, Мараканда) и крепостей (Аорн) [Агг. III, 29, 1; IV, 2, 2; IV, 3; IV, 15; Curt. VII, 4, 26-31; VII, 6, 27]. Материальные находки на территории Средней Азии и свидетельства античных авторов позволяют говорить о достаточно высоком (для своего времени) уровне военного дела среднеазиатских племен34. Племена Средней Азии использовали немало приемов военной тактики, незнакомых грекам: конную атаку «лавой» (характерную для кочевников), притворное отступление, наскоки малыми группами с последующим введением резервов, стремительное преследование противника после его разгрома. Благодаря этому бактрийцы, согдийцы, «скифы» в течение двух лет оказывали упорное сопротивление чужеземным захватчикам, несмотря на распыленность сил, несогласованность действий племенных вождей, измену части местной аристократии. Недаром в исторической литературе высказывалось мнение о народном характере войны, развернувшейся на просторах Средней Азии35.
В Средней Азии не было крупных сражений, но наибольшие потери за всю восточную кампанию греки и македоняне понесли именно там, хотя им противостояли не регулярные войска, а «разбойничьи отряды», по терминологии античных историков [Агг. IV, 6, 1—2; Strab. XI, 517, 524]. Этих разбойников, пишет Курций [VII, 6, 2], насчитывалось 20 тыс. Подобная оценка сопротивления среднеазиатских народов содержится и в сочинениях некоторых греческих исследователей античности, считающих, что начало цивилизации Средней Азии датируется походом Александразв.
Все, что было несвойственно греко-римскому миру, античная историография считала чуждым и «варварским». Бесспорно, что племена и народы, с которыми сталкивались греки и македоняне во время похода, находились на разных ступенях общественного развития, но то же самое наблюдалось и на Западе: придунайские племена, да и этолийские еще долгое время сохраняли пережитки родо-племенных отношений. Однако античные историки хотели подчеркйуть превосходство греков и македонян в обоснование их захватнической политики. В современных условиях акценты иные, но суть прежняя: греческие исследователи, сторонники эллиноцентризма, продолжают твердить об извечном превосходстве греков над «отсталым» Востоком, не замечая, что процесс исторического развития никогда не был односторонним, что всегДа имела место преемственность от Запада к Востоку и наоборот37.
Бросив клич всеобщей войны, Бесс привлек 7—8 тыс. южных бактрийцев и даев [Агг. III, 28, 8], готовых встать на защиту своих очагов. Но после того как греки и македоняне миновали заснеженные перевалы «Кавказа» и двинулись на север, бактрийские
всадники разошлись по домам, сочтя, что опасность чужеземного вторжения миновала [Агг. III, 28, 10].
Сильно уменьшившееся в числе войско Бесса укрылось за Оксом в Наутаке Согдианы, куда последовали согдиец Спитамен, бактриец Оксиарт и некоторое количество даев. Не исключено, что принятие Бессом царского титула только внесло разлад в его отношения с бактрийскими конниками: после краха персидской власти племена мечтали обрести свободу, а не надеть ярмо новой кабалы от побочного отпрыска Ахеменидов. Видимо, Бесс не был той фигурой, за которой могли бы пойти среднеазиатские народы. Попытка Бесса сплотить вокруг себя племена Средней Азии окончилась неудачей. Вскоре в результате заговора единомышленников Бесс был низложен и взят под стражу [Агг. III, 30, 3; Curt. VII, 5, 36].
В чем же причина бесславного конца бактрийского сатрапа? Античные источники упрекают Бесса в инертности и вместе с тем считают, что он получил заслуженную кару за узурпацию царского титула и за расправу над Дарием [Arr. III, 30, 4]. Александр действовал также согласно этой схеме: он не сам судил Бесса, а выдал его на расправу родственникам Дария [Агг.III, 30 ,5 ].
Некоторые греческие историки-немарксисты разделяют мнение древних о заслуженной каре, понесенной Бессом, но одновременно осуждают тех, кто встал после него во главе восставших согдийцев и бактрийцев — Спитамена, Датаферна, Катана38. По мнению Г. Кордатоса, гибель Бесса послужила толчком к более решительным и массовым выступлениям среднеазиатских народов39. Действительно, взявшие на себя руководство антимакедонской борьбой среднеазиатских племен Спбт^мен, Датаферн, Катан были представителями согдийцев, бак/грийцйв^даретакенов, что указывает на ее широкий размах.
Античные историки скупо р отрывочна) nniny¥ о событиях в Средней Азии, но за их порой противоречиями свидетельствами угадывается упорная борьба. Судя по источникам, Мараканда (столица Согдианы) была взята без боя [Arr. III, 30, 6—7], но в то же время есть свидетельство, что Александр сжег и опустошил ближние села [Curt. VII, 6, 10]. Видимо, это указывает на упорное сопротивление местного населения перед сдачей Мараканды. Ожесточенный характер носило столкновение отряда македонских фуражиров с каким-то местным племенем, насчитывавшим до 30 тыс. человек. Александр во главе отряда легковооруженных воинов спас македонян от поголовного истребления и уничтожил 22 тыс. «варваров» [Агг. III, 30, 11]. Этот эпизод, скорее всего, организованное выступление местного населения, а не случайная стычка с «разбойниками» 40.
События после взятия Мараканды и до основания Александ- рии-Эсхаты (на Танаисе, Сырдарье) изложены в источниках довольно путанно [Arr. IV, 4, 1; Curt. VII, 6, 25; Just. XII, 5, 12].
Вне сомнения, постройка города диктовалась необходимостью иметь оплот для македонского проникновения на северо-восток и вместе с тем создать защитный вал против набегов заречных «скифских» кочевых племен [Агг. IV, 4, 1—5].
Уход македонян на Танаис послужил сигналом к выступлению согдийцев и бактрийцев, перебивших вражеские гарнизоны и начавших укреплять города [Агг. IV, 15, 7]. Поводом для вторичного антимакедонского выступления источники считают приказ царя о сборе всех знатных вельмож в Бактре (Зариаспе), подозревая Александра в желании расправиться с командирами бактрийских всадников [Агг. IV, 1, 5]. Вождями мятежников античные историографы вновь называют Спитамена, Датаферна, Катана.
Горный рельеф позволял небольшим отрядам повстанцев оказывать успешное сопротивление грекам и македонянам [Агг. IV, 2; 3, 1—5]. Видимо, эти события происходили на территории средневековой Уструшаны41.
Александр двинул в Согдиану все войско и, рассредоточив его по отдельным очагам восстания, сравнительно быстро подавил мятеж, поголовно уничтожив все мужское население, а женщин и детей обратив в рабство. Даже источники апологетического направления отмечают крайнюю жестокость царя. Арриан [IV, 3, 5] пишет, что Александр стремился не оставить никого из участников восстания.
Пока Александр «замирял» мятежные поселения и города левобережья Танаиса, заволновались кочевые племена саков, решившие оказать помощь согдийцам и бактрийцам. Одновременно с этим Спитамен осадил Мараканду [Агг. IV, 3, 7]. Македонский царь отправил почти четырехтысячный отряд к главному городу Согдианы, а сам занялся постройкой Александрии-Эсхаты. Наскоро соорудив защитную стену и некоторые постройки, Александр заселил город воинами-ветеранами, «варварами» и эллинскими наемниками42, обнаружившими «беспокойный дух» [Just. XII, 5, 13]. Когда городу стало грозить нападение кочевников, Александр, желая предупредить действия противника, перешел Танаис и вторгся во владения «скифов». Битва с саками, в которой потери с обеих сторон были значительными, не дала особых преимуществ македонянам. Единственно, чего добился Александр,—это заключения «мирного» договора с оаками, преподавшими чужеземцам урок справедливой войны43.
Вовлечение все новых и новых сил в повстанческие отряды среднеазиатских племен не согласуется с выводами современных греческих исследователей, считающих, что продвижению македонян мешали лишь стычки с «грабителями», причинявшими некоторое беспокойство победоносному войску Александра. Подобное мнение полностью отвергается марксистской исторической наукой, видящей в борьбе среднеазиатских племен некоторую согласованность действий, возможно направляемых Спитаменом и его единомышленниками 44.
Жестокий урон понесли македонские отряды на Политимете. Атаковав «вопреки здравому смыслу» [Arr. IV, 5, 3] силы саков, отряд Менедема в 2360 человек почти полностью погиб (Курций пишет, что Александр это поражение ловко скрыл [VII, 7, 39]). Ни в одной битве, выигранной у персов, греко-македонское войско не понесло таких потерь.
Основными противниками Александра были Спитамен и его единомышленники, и царь все усилия направил на то, чтобы обезглавить мятежные отряды согдийцев. Перипетии этой борьбы красочно описаны в сочинениях критического направления, подчеркивающих крайнюю жестокость расправы с восставшими поселениями и городами. Эти трагические события нашли отражение в подробном перечне утерянных глав XVII книги Диодора, где античный историограф писал об уничтожении 120 тыс. мятежных согдийцев [Diod. Epit. XVII]. Древние авторы не приводят никаких данных о потерях греков и македонян, но вполне уместно предположить, что они были чрезвычайно велики. Во всяком случае, пока Александр не получил значительного подкрепления (19 тыс. наемников) из западных областей [Curt. VII, 10, 11—12], он не мог начать широкие карательные операции в Согдиане и Бактрии.
Антимакедонское движение, развернувшееся в Согдиане, Бактрии и «скифских» землях, показало Александру, что одолеть народ, поднявшийся на освободительную борьбу, куда сложнее, чем разбить подневольное персидское войско. Сложность ситуации для греков и македонян все возрастала: неуловимый Спитамен действовал на огромной территории, неожиданно появляясь то в одном, то в другом месте [Агг. IV, 16, 4]. В свои отряды он включил кочевников — саков и массагетов. Возможно, что борьба Александра с мятежниками окончилась бы весьма плачевно для завоевателя, если бы при повторной попытке освободить Согдиану Спитамен не был выдан изменниками грекам и македонянам [Агг. IV, 17, 7; Curt. VIII, 3, 2 - 9 ] .
Так закончился второй период антимакедонской борьбы народов Средней Азии, отличавшейся небывалым размахом. Однако с гибелью Спитамена сопротивление не прекратилось, лишь центр его переместился в южные горные районы. Но все же движение пошло на убыль, а в войске Александра, как отмечают источники, появились бактрийские и согдийские соединения.
Античные историки называют четыре горные крепости («скалы») — Согдийскую, Аримаза, Хориена и Сисимитра, взятые македонским царем в Согдиане и Бактрии [Arr. IV, 18, 4—7; IV, 20, 4;IV, 21, 1—10; Curt. VII, 11, 1—29; Strab. XI, 517], причем каждый из них пишет о захвате только двух крепостей. Эта попарная группировка позволяет сделать вывод о том, что Александр штурмовал не четыре, а две горные крепости, фигурирующие у древних под разными названиями. Характерная особенность последнего этапа сопротивления среднеазиатских племен состояла в следующем:
горные крепости были неприступны, имели достаточное количество провианта, но пали вследствие того, что руководители сил сопротивления (Оксиарт, Аримаз, Хориен и Сисимитр) сдались Александру.
Завершающим выступлением бактрийцев (области Паретаке- ны) можно считать битву Кратера с Австаном и Катаном, называемых в источниках сообщниками Спитамена. Катан погиб на поле боя, а Австан попал в плен [Агг. IV, 22, 2; Curt. VIII, 5, 2]. На этом закончилось покорение земель Средней Азии, насильственно включенных в державу Александра Македонского.
У всех современных греческих буржуазных авторов, дающих оценку деятельности македонского царя, есть один существенный недостаток: они много говорят о его стремлении «добиться единомыслия народов», «насадить эллинскую культуру», но мало — о захватнических целях. Конечно, Александр — не просветитель, не «сеятель» образованности, а завоеватель, огнем и мечом покорявший народы Востока, строивший в стратегических пунктах военные поселения, где оставлял многочисленные гарнизоны и создавал греко-македонские колонии. И сближение с местной знатью, бесспорно, объяснялось желанием Александра удержать в своей власти завоеванные земли. Идея создания универсальной монархии должна была иметь под собой реальную базу — совпадение интересов завоевателя и азиатской знати [Агг. VII, 11, 9], и именно этой цели настойчиво добивался македонский царь, широко привлекая местных аристократов в штат придворных и на командные должности в армии.
Уже античные историки отмечали отход Александра от традиционных воззрений древних греков, считавших всех неэллинов «варварами», в сторону восприятия норм и традиций Востока, т. е. процесс «варваризации» македонского царя и превращения его в деспота [Агг. IV, 8, 2], утратившего черты гегемона союзных греческих городов-государств. Позже этнические понятия «эллин» и «неэллин» приобрели социальное звучание, указывая на принадлежность того или иного представителя восточной знати к правящей элите45. Надписи позднеэллинистического времени сообщают о принятии вавилонянами греческих имен46. Но то, что казалось недопустимым для свободного грека IV* в. до н. э., в эпоху эллинизма и в период поздней античности стало нормой; приоритет получила идея всемирного гражданства людей, идея космополитизма.
Александр ставил перед собой благороднейшую задачу объединения в одном царстве всех народов обитаемого мира — таков подход немарксистской историографии, и совсем неважно, что к этой цели он шел через насилие и произвол. Именно так понимают деятельность македонского царя на Востоке и отдельные греческие авторы, подчеркивающие особые заслуги Александра в развитии мировой цивилизации47.
Каковы же были, по мнению греческих историков-немаркси-
стов, последствия завоевания Средней Азии Александром Македонским? Они видят в этом только положительные моменты, ссылаясь на расцвет городской жизни и приобщение среднеазиатских народов к эллинской культурной традиции48. Есть, однако, и другая точка зрения. Г. Кордатос, например, исходит из социально- экономических предпосылок при оценке позитивных и негативных сторон завоевания греками и македонянами Средней Азии. На его взгляд, македоняне ухудшили положение класса основных производителей материальных ценностей. Поголовное обращение местных жителей в рабов иллюстрирует этот тезис, тем более что к засилью местной знати прибавилось иго завоевателей49.
Массовое истребление населения также отрицательно сказалось на развитии этого региона. Скупые свидетельства античных авторов затушевывают общую картину разорения и ограбления народов Средней Азии. Так, Диодор, говоря о многократных выступлениях бактрийцев, согдийцев, кочевых племен саков и мас- сагетов, упоминает об истреблении 120 тыс. жителей Согдианы. А сколько было перебито в других местах? Поэтому население Средней Азии мало выиграло от завоевания ее Александром Македонским. В выигрыше остались захватчики, расхитившие богатства ее народов. Местная знать, быстро переметнувшаяся на сторону завоевателя, также не осталась в накладе: не потеряв ничего, она приобрела достаточно на службе у Александра [Агг. IV, 21, 10; Curt. VIII, 4, 20].
Субъективно среднеазиатские народы больше потеряли, чем приобрели. Другое дело — объективные последствия: рост рабовладения, установление более тесных торгово-обменных отношений с Западом и Индией. В историческом развитии эти положительные моменты упускать нельзя, так как благодаря косвенному воздействию завоевания Средней Азии греками и македонянами произошла консолидация племен и народностей, сыгравшая позже исключительную роль в создании греко-бактрийского и парфянского царств.
Несмотря на македонские гарнизоны, военные поселения эллинских колонистов, новые города, среднеазиатские земли постоянно оставались очагом неповиновения даже после вхождения в державу Александра и позже, при Селевкидах50.
К весне 327 г. до н. э., после трех лет, потраченных на завоевание Восточных сатрапий, перед македонским царем встал выбор: ограничиться приобретенным, поскольку раскрытие заговоров указывало на рост недовольства среди сподвижников, или продолжить поход в Индию, к восточному краю Земли и Внешнему Океану. Александр предпочел последнее, не считаясь с настроением оппозиции, не желая видеть за военными успехами непрочность и шаткость своей власти на Востоке.
Греческая немарксистская историография, основываясь на свидетельствах древних [Агг. V, 2, 1; Ind., 1, 4; Plut. Alex., 58], придает особое значение влиянию эллинской мифологии на по
ступки Александра, стремившегося в подражание богу Дионису дойти до восточного края Земли51. Однако не романтическая мечта превзойти подвиги Диониса влекла Александра в Индию, а вполне реальная жажда мирового господства.
В Индию пришло качественно новое войско, в котором преобладали эллинские наемннкн из западных областей Азии и «варвары» из Восточных сатрапий [Агг. V, 11, 3; Curt. VII, 10, 11—12], что обусловило отказ от использования фаланги и применение военной тактики восточных народов (внезапное нападение, рассыпной строй, массированный удар).
Отмечая изменение состава войска Александра, греческая историография делает отсюда вывод о преднамеренном желании царя пополнить армию «варварами» для их эллинизации32. Иными словами, они опять подчеркивают приоритет культурных задач, поставленных Александром, что не соответствовало действительности. Известно, что с 331 г. до н. э. не поступало регулярных пополнений из Македонии, она уже полностью исчерпала свои людские ресурсы: почти 30 лет страна вела непрерывные войны, начало которым было положено воцарением Филиппа II. Потери греков и македонян в битвах с персами, а также в стычках с местным населением (особенно в Восточных сатрапиях), необходимость размещать гарнизоны в городах и создавать колонии —все это заставляло Александра опираться на эллинских наемников из западных областей Азии и «варварские» контингенты. Подсчеты, сделанные в советской исторической науке на основании свидетельств античных источников, показывают, что при общей числеп- ности прибывших к македонскому царю на Востоке пополнений в 82 тыс. человек македоняне составляли 10 тыс., греки-наемпи- ки — 44 тыс., местные контингенты — 28 тыс.53. Таким образом, изменение состава войска диктовалось военно-стратегическими, а не культурными целями, как представляют дело отдельные греческие авторы.
Очевидно, исходя из опыта, почерпнутого в Средней Азин, Александр осуществлял завоевание Индии не так, как он действовал в Малой Азии и Иране: он разделил войско на несколько частей, чтобы в сжатые сроки захватить как можно больше территории. Пока сам царь с боями продвигался северным (левым) берегом Кофена, преодолевая сопротивление аспасиев и ассаке- нов —горных индийцев [Strab. XV, 697], Гефестион и Пердикка перешли на правый берег реки и навели переправу у впадения ее в Инд [Arr. IV, 22, 7]. Совершив тактическую ошибку —спустившись с гор в долины, асласии были наголову разбиты македонянами, взявшими в плен более 40 тыс. человек [Агг. IV, 25,1—4; Curt. VIII, 10, 20]. Сопротивление другого горного племени, ассакенов, также изобиловало множеством драматических эпизодов: их главный город Массага был взят после измены индийских наемников, впоследствии вероломно уничтоженных Александром [Arr. IV, 27, 1—4; Plut. Alex., 59]. Захватом крепости Аорн закон-
чнлось завоевание Пенджаба на правом берегу Инда [Агг. IV, 30, 1 - 4 ; Strab. XV, 688; Diod. XVII, 85, 7; Curt. VIII, 11, 24].В Аорне македонский царь оставил гарнизон во главе с местным правителем Сизикоттом, еще в Бактрии изъявившим ему покорность [Агг. IV, 30, 4]. Таким образом, по косвенным свидетельствам источников, можно заключить, что Александр вел в Бактрии какие-то переговоры с индийскими правителями, так как Таксил и Сизикотт именуются «друзьями» царя.
О втором выступлении оставшихся в тылу ассакенов сообщают авторы критического направления, указывающие, что восставших собралось 20 тыс. под предводительством брата Ассакена [Diod. XVII, 86, 2; Curt. VIII, 12, 1]. Подробности нового замирения не сохранились.
Вопрос об отношениях Александра с индийскими правителями важен для. понимания его политики, направленной на сближение с местной знатью. В долгой и упорной борьбе с царем Пором Таксил хотел опереться на воинскую мощь Александра для упрочения своей власти в Пенджабе [Агг. V, 3, 5]. Другой индийский правитель, Чандрагупта, намеревался направить македонян против могущественной империи Нандов [Plut. Alex., 62], всячески убеждая Александра выступить против царя Аграмеса.
Таким образом, истоки успехов Александра в Индии следует искать не только в его полководческом гении, но и во взаимной вражде индийских царств, соперничеством которых воспользовался завоеватель. Готовясь к сражению с Пором, Александр включил в войско 5 тыс. индийских солдат, направленных к нему Так- силом и другими дружественными царьками. Использование легкой скифской и дакской конницы [Arr. V, 11, 3], вооруженной луками, дало Александру победу над Пором54. Маловероятно, чтобы Александр добился быстрого успеха в Восточных сатрапиях и Индии, применяя традиционный эллиискнй способ ведения войны 55. Поверженного Пора, оставленного сатрапом в его прежнем царстве и задобренного присоединением к его владениям территорий пятнадцати племен, источники называют «другом царя» [Arr. V, 19,3].
Основание двух городов на Гидаспе (Никея, Букефалея) античные историки объясняют желанием царя сохранить память о победе македонского оружия [Агг. V, 19, 4; Diod. XVII, 89, 6; Strab. XV, 699]. Так же относятся к основанию городов на Гндаспе греческие исследователи56. Нам же в этом факте видится другое: стремление удержать власть над Пенджабом. Справедливость этого мнения подтверждается новым восстанием ассакенов, вспыхнувшим с уходом греков и македонян [Агг. V, 20, 7].
Перейдя третий водный рубеж, Гидраот, македоняне столкнулись с сопротивлением независимого племени кафеев [Агг. V, 22,2—4]. Александр жестоко расправился с кафеями, уничтожив при взятии их главного города Сангалы 17 тыс. защитников [Агг. V, 24, 5—8; Polyaen IV, 3, 30].
Вскоре греко-македонское войско достигло Гифасиса. Все это время Александр собирал сведения о военной мощи царя ганга- ридов и прасиев Аграмеса [Diod. XVII, 93, 2; Curt. IX, 2, 2—3], отождествляемого в современной исторической науке с Нандом, основателем магадхского царства57. Источники, нелестно отзывавшиеся о нандском царе, намекали на желание некоторых правителей (Пор, Фегей, Чандрагупта) выступить объединенными силами против «бесчестного» Аграмеса. Без сомнения, Александр собирался начать борьбу с царем гангаридов и прасиев. Однако ему помешали особые обстоятельства, положившие конец проникновению греков и македонян в Индию.
По Арриану, солдаты пали духом, стали собираться на сходки и заявлять, что дальше не пойдут, ибо видели, что царь их готов громоздить тяготы на тяготы и опасности на опасности [V, 25, 2]. Александр долго убеждал военачальников продолжить поход к Гангу и Восточному морю, но ответом ему было молчание. Только Кен отважился сказать царю то, что думала большая часть войска: следует возвратиться на родину, дать отдых усталым солдатам и, набрав молодых, повести их на индийцев, или к Понту Эвксинскому, или против Карфагена и Ливии [Arr. V, 27, 7—9].
В греческой исторической науке наиболее распространено мнение, что причиной отказа армии продолжать поход было истощение моральных и физических сил воинов, а также трудные природные условия страны58. Подобная точка зрения преобладает и в античной литературе [Arr. V, 25, 2; Plut. Alex., 58; Diod. XVII, 94, 1—5; Curt. IX, 2, 11]. Марксистская историческая наука рассматривает проблему шире, объясняя единодушный протест солдат и командиров не только традиционными причинами, но и социальной борьбой внутри греко-македонского войска59. Тот факт, что Александр не принял суровых мер к бунтовщикам, показывает, что у царя не оставалось сил, на которые он мог бы опереться для реализации задуманной программы [Plut. Alex., 62]eo.
Расставшись с мечтой о выходе к Гангу и Восточному морю, македонский царь не потерял надежды стать владыкой мира и достичь Великого моря на юге [Curt. XI, 3, 14; XI, 4, 20]. Греческие исследователи связывают выбор Александром обратного пути из Индии не с намерением осуществить идею мирового господства, а с желанием посеять семена эллинской образованности и вывести индийские племена из дикого состояния61. Источники не подтверждают этого мнения; они сообщают об ожесточенной борьбе с местными племенами, города которых были разграблены и преданы огню, а жители обращены в рабов62. Племена агалассов [Diod. XVII, 96, 3—4], оксидраков, маллов [Arr. VI, 6, 5—6; Diod. XVII, 99, 4; Curt. IX, 5, 20] после упорного сопротивления покорились македонянам и были включены в державу Александра. Захваченные земли были разделены на две сатрапии: от Бактрии до среднего течения Инда и от среднего течепия до нижнего, вклю
чая береговую полосу. Филипп возглавил первую сатрапию [Агг.VI, 14, 3], а Пифон —вторую [Агг. VI, 15, 4].
В среднем течении Инда источники называют три племени: мусикана, оксикана, самбу [Агг. VI, 15, 5; VI, 16, 1—3; Strab. XV, 701], из которых первое покорилось добровольно, а остальные — после жестокого поражения [Diod. XVII, 102]. Зачинщиками неповиновения Александру античные авторы считают индийских мудрецов (брахманов). Характерно, что в Индии македонский царь не смог установить дружественных отношений со служителями культа [Plut. Alex., 59] в отличие от Вавилона и Египта [Агг. III, 4 ,5 ] .
Уход Кратера со среднего течения Инда [Агг. VI, 17, 3] во главе воинов-ветеранов к Персеполю не комментируется в греческой немарксистской историографии. Видимо, греческие авторы не считают этот момент существенным, хотя путь Кратера лежал через Арахозию, Дрангиану, Карманию — области, где начались антимакедонские выступления.
Несмотря на широкое освещение походов Александра в греческой исторической науке, некоторые события выпадают из поля зрения исследователей, ограничивающихся только их упоминанием. К ним относится мятеж греческих колонистов в Бактрии и Согдиане в 325 г. до н. э., отраженный в сочинениях авторов критического направления. Источники сообщают, что эллинские колонисты, поселенные близ Бактр, восстали при ложном известии о смерти Александра в Индии63. Во главе 3 тыс. мятежников встал командир наемников Афинодор, объявивший себя царем. К восставшим примкнули и «варварские» племена. Некий Бикон убил Афинодора и как будто ушел с мятежниками на родину [Diod. XVII, 99, 5—6; Curt. IX, 7, И ]. Чего же добивались колонисты? Диодор прямо пишет, что колонисты в Бактрии и Согдиане с трудом терпели жизнь среди «варваров». Видимо, причина недовольства греков, поселенных в Восточных сатрапиях, заключалась в отсутствии привилегий для них, так как они вынуждены были жить бок о бок с «варварами», Что, с точки зрения эллинов, считалось унизительным64. Действительно, новые города, основанные македонским царем на Востоке, имели смешанное население, но ничего не известно об особом положении в них греков.
Выступление греческих колонистов, скорее всего подавленное силами местных сатрапов, показало, что на далеких окраинах появились центробежные силы, грозившие державе Александра. Можно считать, что это был своеобразный пролог к распаду империи. Очевидно, второе, более мощное выступление эллинских колонистов в Бактрии в 323 г. до н. э. (уже после смерти Александра) сыграло в этом существенную роль.
В 325 г. до н. э. индийская кампания завершилась, греки навсегда покинули страну. Дерзновенный поход горстки пришельцев с Запада, так поразивший воображение древних, по результатам оказался ничтожно малым: после ухода Александра из Итт-
дии сатрап Филипп вскоре был убит [Агг. VI, 27, 2], а сменивший его Эвдем по смерти царя покинул пределы страны, поспешив на помощь Эвмену в его борьбе с Антигоном [Diod. XIX, 14, 8]. Источники ничего не сообщают о назначении нового индийского сатрапа. Занятые борьбой за власть преемники Алексацдра полностью утратили влияние в этом регионе. К тому же борьба индийских племен вынудила греков и македонян ограничиться завоеванием Пенджаба. Через шесть лет после смерти Александра (к 317 г. до н. э.) в Индии не осталось ни одного грека из тех, кого царь оставил управлять страной.
События, происходившие во время возвращения Александра из Индии, продемонстрировали всю иллюзорность его власти в Азии. Отовсюду приходили известия о неповиновении; волнения отмечались в Арахозии, Дрангиане, Арии, Согдиане, Бактрии. Александр жестоко карал всех отложившихся сатрапов [Агг. VI,27, 2—5; Curt. X, 1, 39], страшась неминуемого развала державы. Греческая немарксистская историография считает действия Александра оправданными, поскольку он наказывал осквернителей храмов и притеснителей народов65. Но это не так: македонский царь беспощадно уничтожал тех, кто хотел отложиться от центральной власти [Arr. VI, 27, 5; VII, 4, 1; Diod. XVII, 106, 2]. Не только азиатские правители и предводители наемников прилагали усилия к развалу державы, имея собственные контингенты войск [Diod. XVII, 106, 3], но даже ближайший друг Александра Гар- пал, хранитель всех захваченных царем на Востоке сокровищ в Сузах, почувствовал себя независимым после ухода своего повелителя в Индию. Источники сообщают немало подробностей о предосудительном поведении царского казначея, тратившего огромные средства на увеселения и предметы роскоши. В глазах античных авторов Гарпал — бесчестный человек, не оценивший искреннего расположения к себе царя. Точно так же оценивают поведение Гарпала отдельные греческие исследователи66. При известии о возвращении Александра из Индии Гарпал бежал в Грецию, захватив часть казны. Судя по источникам, казначей не только хотел укрыться от заслуженного возмездия, но и подбить афинян к выступлению против Македонии, располагая средствами в 5 тыс. талантов серебра [Diod. XVII, 108, 6; Plut. Dem., 25]. Допустимо, что из столкновения афинян с македопянами Гарпал надеялся извлечь какие-то личные выгоды, но все же его поведение симптоматично: подобно многим сатрапам, он действовал на свой страх и риск [Hyper. XV, 1, 14, 21].
Два последних указа Александра — о возвращении в свои полисы греческих изгнанников [Curt. X, 2, 4; Diod. XVII, 109] и о призпапии его богом [Plut. Apoph. Lac., 219f; Aelian V, 11, 12] — показывают, что дела на Востоке не заслоняли от царя взрывоопасную ситуацию в Греции. Введением собственного культа на всей территории царства Александр добивался идеологического оформления мировой державы. Поэтому его стремление к большей
централизации власти несомненно, чего не видят некоторые греческие авторы, полагающие, что все делалось для приведения народов к единомыслию67.
Сознательная деятельность Александра по созданию нового народа «эллинов-персов» [Агг. VII, 11, 9] — рискованный вывод историков-немарксистов, модернизирующих древность68. Александр не был «первым интернационалистом», как его любят изображать, отдельные исследователи. Он был завоевателем, стремившимся заручиться поддержкой восточной знати в неуемной жажде обладания миром69. Сближение с Востоком вызвало резкое противодействие Запада: общественная мысль Греции после грекоперсидских войн настойчиво доказывала право эллинов быть повелителями «варваров».
Бунт войска в Описе — последний протест солдат царю, отказавшемуся от услуг соплеменников [Агг. VII, 8, 3; Plut. Alex., 71; Diod. XVII, 109; Curt. X, 2, 18] в связи с реорганизацией армии на восточный лад [Агг. VII, 6; VII, 23, 3; Diod. XVII, 108]. С этого момента события в Азии и Европе начали развиваться в убыстренном темпе. Отголоски скрытой вражды наместника Македонии Антипатра и его сыновей к Александру отражены в сочинениях древних [Агг. VII, 12, 6—7; Diod. XVII, 118]. Очевидно, какие-то серьезные причины послужили поводом для намечавшейся замены Антипатра Кратером и для его отзыва на Восток. Видимо, сам Александр, увлеченный идеей нового похода, па этот раз на Запад, до естественных границ Земли — к Геракловым столбам, не совсем отчетливо понимал, к каким серьезным последствиям приведет его решение стать повелителем Вселенной [Агг.VII, 19, 6; Diod. XVIII, 4, 35; Curt. X, 1, 17 -18].
Во внезапной смерти царя в неполных 33 года много неясного и загадочного. Греческая немарксистская историография некритически относится к апологетической версии о внезапной болезни и смерти Александра от лихорадки70. Т. Сарантис, Е. Панецос, Н. Пападопулос даже не рассматривают возможность отравления царя, ставшего жертвой очередного заговора приближенных [Diod. XVII, 118; Curt. X, 10, 14-15; Just. XII, 13, 8 -1 0 ] . Греческие авторы создали обширную литературу об Александре апологетического свойства, где все внимание сосредоточено на царе — «устроителе и просветителе» Востока71.
Все источники без исключения выказывают осведомленность о возможном заговоре Антипатра и об отравлении Александра, но не все приемлют эту версию72. Следовательно, некоторая доля истины имеется в сообщениях тех, кто писал о насильственной гибели царя. Прямо ответить сейчас на этот вопрос не представляется возможным. Но предположение об отравлении Александра нельзя полпостыо игнорировать73.
Смерть Александра ускорила процесс распада его мировой державы на отдельные царства. Поступательный процесс исторического развития не повернул вспять; в Элладе полисы утратили
автаркию, в Северной Африке и в Азии восточная деспотия пала, уступив место эллинистической монархии с более развитыми формами рабовладения, торговли, ремесленного производства и техники. Идея мирового господства была предана забвению: преемники македонского царя отказались от нее [Curt. X, 5, 5; Just.XII, 15, 11—13], занятые организацией собственных царств. Все это еще раз убеждает, что социальные противоречия внутри правящего рабовладельческого класса не стихали, а постоянно обострялись, порой осложняясь активными действиями покоренных народов.
Греческая историография недостаточно освещает время после Александра вплоть до начала римского проникновения в Иллирию (219 г. до н. э.). По этому периоду нет работ (исключение составляют труды Г. Кордатоса), в которых был бы освещен процесс становления эллинистических царств и выявлены различия в деятельности диадохов и Александра. Греческие историки считают, что идеи, заложенные македонским царем, были развиты эллинистическими правителями, также проявившими особую заботуо «просвещении» восточных народов. Вот почему для греческих историков-немарксистов эллинизм — это продолжение эллинской истории, а преемники Александра — продолжатели его дела.
Марксистская историческая наука считает, что кризис греческого классического полиса и упадок восточной деспотии были решающими условиями для возникновения эллинистических монархий. Ведь эллинский мир и Восток в равной мере нуждались в новой политической организации. Носителями ее оказались греки и македоняне. Но эллинизм не оказал всеобъемлющего влияния на Восток, а остался достоянием крупных городских центров, не затронув сельскую хору, где сохранялась местная культурная традиция 74.
Более 40 лет Греция и Восток были ареной жестоких междоусобных войн преемников македонского царя, принесших многим народам неисчислимые страдания75. Отдельные греческие историки полагают, что смерть Александра помешала осуществлению его мечты о завоевании мира7б. Подобное толкование исторического процесса полностью укладывается в рамки биографий царей. Марксистская историческая наука отвергает подобный идеалистический подход к пониманию истории и считает, что, если бы Александр не ушел из жизни так рано, он сам бы увидел крушение своей мечты о мировом господстве77.
Несмотря на введение единообразной политико-административной системы на всей территории царства, отдельные области оставались разобщенными между собой. Такое положение поспешили узаконить преемники Александра при первом разделе державы, номинально выбрав двух царей (Филиппа III Аридея и Александра IV), при общем руководстве в Европе Антипатра и в Азии Пердикки, считавшегося к тому же регентом [Curt. X, 10, 4; Just. XIII, 4 ,3 ] .
l tfcr&YK >;оШ М •6У>;ЙМК I a^tMKNOVKANMll •tana к ' гоя» •; м г но?-; Af«,4i wv tAiv0 >:>: YNX.#K%;H iAKKNAAA.41f.V>AI>;n7AfMV'WV!dAMt toKt>;b.Hn.i
ftA&VoYl^inK^PXKhift^KirbWlTXOl^Opl'iVN'rKXHbrrdl Ш ^3kMAn:-:?kWVO.? -WNAV!APXttf'fcr?AJ*VATYCNAkMl ftWoAPXoYN
^iW!4N^'^>YHNMAo^»A>rnr4Wn*ftor^.MN/\\1A.<X0>ri*0!S*if* .1?A’A‘A<>YXo:l fMiOY’ I л AhONTfc#: INAfc ШТ<>>;КYl:JNMKA K’C A 'to VAHQ
; „UiV.A'*»-' , I 11 ■ ( I HAU\U[NP,/n ** >/*{ J.r** iwrjvjйл-;;ЛЬ 'клч)!. л№-:Но«:п:М1<А>:лАЛ1:11'лтад>;^А!х| Ь'{лкг1!(о1;л
1:л*:га к <оу хнм ;<уу л«:<а»ллук f anATAvXHAK'MWb'A^.W.VlSAi SfA'VrHXflN^PAVAlVIClJVroT-YNNlo: ,'Ы Л Г^К !<К Л М 01Л ,.Ч *-1А >:^РХ с»Ш 10Д>г1яК КА Ы Я Н Т1К А РГЛ Х П Ч4ж а . ; # AAHYi ANA't '*A!A АХХ<>ЛГА! К Ml ГГА’М л т fcM U M X A w m i r Y I <iA^A^^:ANAb'Ti>:Ac}iH»Mr:i\»:iHTA4ilM/4dYfiR^i Mtr;.>i t‘^ ЗДТНЬ'Т?: Та]->!К N1 цМЛ?А!>№ PPTOY УЛ X XHMJOYVAAYTONRfV*! iMHJA‘;А ф N Y C X А Т А S*Yo'i‘M‘V A > :M A ■?Пл-ЛЫкД1ТЛ>'Л fAiAAt -О.ГЛ 14
;A'i*.SN>a - iV \
ШЙКетАЛ *T\\<vv?^ЛГ£Г?>. *©*!■:
AJAfrrAr®^OM^V &**’ 411
’* HStf^orwv *ечГ:^ЭД~чг
m i& tb
\ч<‘ YoY'*cu : n
^onta ana jct? >;*r ;чКо1г<;ч4\^ Г |: >:km; \Г, ч д ’л v>\** xSK£Y<‘ toY'^Al^XANTaIN*;
vr Г КАЛ ANAttor PA-frTtiWf *4 Ьлгпл* \ мтл гЛ\;т! кл!т* РА|ГГоРТ&■:• а: \ <v. *cuV.?Уг?Гй£I ЛМА$ЛС&НА'Л#л* и р ^ ех^ к •*. 1л1лт;ул(аЫ'ГХ11ТАЫ‘Г1 1 *МОД№ \ я н о > г:^ к а1н a vtH?£^ Уллчк т а >:ЛИЛ \Ч*[П \ сг:Л уу:л^ *Vpn;\Ki к?а;ЗДЗД* ftNAA £№ЗДМ '’v.vvavivKi^v^^r MUr-*v 4 4 vU Шкн |c; 4№Y*tfvA* П WAfAJ>:'r>;tTni'0m4>tN/V>;tv?xbsm^sVvHNA3!:fAi w’Aw\&rw ^ n fr’Tn я л ч к л и -т v-. цьЛ^го
M №tt£M av-цто ym fxHM!0>* **“ '** — Т>ЗРТЛЬШ0ЫКА(
TflOTJjeSiTAOi 1\Ь<КШАШ МТА^|А>СМА1^А^!<А^^:чТ^^А^Дад^^П\^Й/£ГПП^№••*; rxwt№CAKiprn:*«£! vskAwtiw toNr>wmr^orSruutt4*ir M AmjHfx^S^S:; лхлтЛнзйгто! Л ^TATO'tfК INA I'
Регламент гимнасия в Верии. Эллинистическое время. Археологический музей. Верия. Греция
Принятые в Вавилоне компромиссные решения [Diod. XVIII, 3; Just. XIII, 4], которые должны были в какой-то мере удовлетворить всех участников раздела, обнаружили обратное — невозможность примирения взаимоисключающих интересов бывших сподвижников Александра, ринувшихся в борьбу за власть. Если Пердикка, Эвмен, Антигон пытались сохранить целостность наследия, то Птолемей, Пифон, Селевк занялись округлением собственных владений.
В регентство Пердикки состоялось второе, более мощное выступление греческих колонистов в Бактрии. Краткое его описание сохранилось только у одного автора, который сообщает, что, пока был жив царь, греков сдерживал страх, а когда он умер, они восстали, избрав руководителем Филона. Повстанцы имели войско в 20 тыс. пеших и 3 тыс. конных [Diod. XVIII, 7].
На усмирение мятежа Пердикка отправил мидийского сатрапа Пифона с четырехтысячным отрядом наемников. Кроме того, местным сатрапам было приказано выделить еще 18 тыс. воинов. Вполне вероятно, что мятеж распространился за пределы Согдианы и Бактрии, охватив значительную часть Верхних сатрапий78.
Не очень доверяя Пифону, Пердикка отдал строжайший приказ войску не щадить мятежников, а их имущество забрать себе. По рассказу Диодора, Пифон намеревался убедить колонистов перейти к нему на службу и, объединив свое войско с силами мятежников, стать во главе Верхних сатрапий [Diod. XIX, 14]. Замысел сатрапа Мидии был близок к осуществлению: один из командиров повстанцев, Липодор, по договоренности с Пифоном, разоружил свой трехтысячный отряд и вернул поселенцев в катекии. Однако каратели перебили безоружных колонистов и разграбили их обозы. Замысел Пифона не удался, но он еще долгое время носился с мыслью о собственном царстве, пока в 317 г. до н. э. не был схвачен Антигоном и казнен [Diod. XIX, 46].
Греческая немарксистская историография в освещении мятежа эллинских колонистов в Бактрии и Согдиане ограничивается констатацией недовольства греков, поселенных Александром на окраине царства79.
В советской исторической науке высказывалось мнение, что причиной восстания греческих колонистов в Бактрии и Согдиане послужило их столкновение с македонскими гарнизонами80, хотя источник сообщает только о возмущении греков. Более правильна, на наш взгляд, та точка зрения, что мятеж колонистов — протест против восточной политики Александра Македонского, уравнявшей в правах победителей с побежденными81.
Выше уже говорилось о том, что после греко-персидских войн представители общественной мысли Греции разрабатывали теории о праве греков господствовать в мире. Эти идеи исключительности эллинов получили признание в ораторском искусстве Горгия, Лисия, Исократа, в философских учениях Платона и Аристотеля. Поэтому можно говорить об их всеобъемлющем влиянии букваль
но
но на все греческое свободное население, уверовавшее, что гражданин полиса — Человек высшего порядка. В пору ломки полисной идеологии (связанной с гибелью независимого города-государства) и перехода к космополитическим воззрениям эллинизма (стоицизм, кинизм) стирание этнических границ и приближение к «варварскому» образу жизни воспринималось греками особенно болезненно. Только социальный анализ движущих сил периода раннего эллинизма способен исчерпывающим образом объяснить обилие военных конфликтов при первом поколении преемников Александра Македонского; добавим, что в Греции эти конфликты тесно переплетались с борьбой олигархических и демократических группировок, а на Востоке вовлекали массы греческого населения, сосредоточенного в городах и катекиях и принимавшего сторону какого-либо (опять же греческого) правителя или предводителя. Социальное размежевание зажиточных и неимущих в Греции и Македонии придавало особую остроту выступлениям бедноты82. Восток же оставался безучастным к вражде преемников Александра не потому, что покорно принимал любую власть, а в силу неизменно задавленного положения рядового труженика, и без того угнетаемого местной аристократией83.
Условно период междуцарствия — время после Александра и до образования на развалинах его державы трех ведущих эллинистических государств — делится на три части и связывается с именами бывших военачальников македонского царя Пердикки, Эвме- на и Антигона, которые в течение 22 лет (323—301 гг. до н. э.) находились в центре событий, происходивших в Азии и в Юго- Восточной Европе.
Греческие исследователи полагают, что при согласованных действиях преемников Александра можно было бы сохранить целостность державы; вся беда в том, что утрата моральных качеств не позволила им действовать в одном направлении. Мы склонны считать, что смерть Александра пе повлияла коренным образом на развитие событий: неповиновение сатрацов, рост недовольства восточной политикой, выступления покоренных племен, брожение в Греции и Фракии — все это были предвестники скорых перемен в рыхлой и пестрой в этническом отношении мировой державе македонского царя. Поэтому идею сохранения единства ради наследников каждый из бывших сподвижников Александра представлял себе как личное утверждение у истоков центральной власти. События в Европе, Азии, Африке переплетались самым причудливым образом: каждый из претендентов на власть не успокаивался на достигнутом, всегда желая большего и обязательно предъявляя права на Грецию, хотя бы во имя обладания центром эллинской образованности. Ведущей чертой эпохи было устранение самоизоляции, и это неизбежно отражалось на борьбе преемников Александра — будущих создателей эллинистических монархий, упрочивших рабовладельческую экономику и на ее основе развивших культуру.
Таким образом, не только личное соперничество и неприязнь ввергли диадохов в омут продолжительных военных конфликтов, как кажется греческим исследователям эллинизма, но и социально-экономические условия эпохи, нуждавшейся в широкой и емкой торговле при значительном развитии института рабства.
Выдвинувшийся на первое место среди бывших военачальников Александра Пердикка, не взявший себе никакой сатрапии, добивался сохранения целостности азиатских владений, а в качестве ближайшей цели — брака с Клеопатрой, сестрой Александра, и македонского трона. Стремясь максимально централизовать управление Востоком, Пердикка натолкнулся на непреодолимые препятствия: сатрапы отказывались выполнять его распоряжения [Diod. XVIII, 4; Just. XIII, 4, 8]. Антигон и Леоннат бежали в Македонию к Антипатру [Plut. Eum., 3], не выполнив приказа регента завоевать Каппадокию и Пафлагонию. Первую привел к покорности сам Пердикка [Diod. XVIII, 16], вторую завоевал Эвмен [Diod. XXX, 19, 4].
Действия Птолемея Лага, захватившего самовольно Кирену, Кипр, Сирию, Финикию [Diod. XVIII, 21], были направлены против интересов Пердикки в Средиземноморье, поэтому конфликт назревал и между ними [Diod. XVIII, 14]. Поход в Египет, предпринятый Пердиккой, завершился его гибелью и бунтом войска [Diod. XVIII, 35—36; Strab. XVII, 794]. Пифон и Селевк, устранив регента, увели наемников обратно в Малую Азию. Неудачу египетского похода отдельные греческие исследователи объясняют ошибками Пердикки, не посчитавшегося с человеческими жертвами при форсировании Нила и испортившего отношения с командирами; к тому же, по мнению К. Папарригопулоса, он не был столь велик, чтобы претендовать на мировое господство84.
Нам кажется, что объяснение просчетов политики регента следует искать не в его личных качествах, а в конкретных условиях времени, показавших полное банкротство идеи сохранения наследия Александра. Не случайно Птолемей I Лаг в античных источниках изображен самым дальновидным из преемников Александра, так как он не был обуреваем идеей мирового господства. Его вполне устраивало ведущее положение Египта в Средиземноморье и наличие владений в Малой Азии и Эгеиде, что давало надежду подчинить и Грецию. Утрата Элладой своих позиций в Средиземноморье и перемещение центра культуры на Восток, в Александрию, высоко подняло престиж Птолемея, прозванного Сотер [Diod. XVIII, 14]. По мнению многих ученых-немарксистов, Птолемей в начале своей деятельности все внимание уделял процветанию Египта, и лишь позже у него появились «империалистические тенденции» 85. Подобное мнение далеко от истины: Птолемей, как и все прочие эллинистические цари, постоянно расширял свои владения, господствуя в Сирии, Финикии, на островах Эгейского и Средиземного морей и временами в Греции. Постоянное расширение рамок эллинистических царств указывало на подъем их
экономики и торговли, а когда этот процесс был приостановлен вмешательством Рима, начался закат и постепенное угасание эллинизма.
События, происходившие в период междуцарствия на Востоке, самым тесным образом переплетались с европейскими. В Греции при известии о смерти Александра развернулось широкое анти- македонское движепие, объединившее усилия Афин, Этолии, Фо- киды, Локриды, Фессалии. Ламийскую войну с македонянами греки почти выиграли, но смерть Леосфена, возглавлявшего союзное войско, сказалась на его боеспособности и не позволила ему нанести сокрушительный удар Антипатру [Diod. XVIII, 13; Just.XIII, 5, 12], армия которого была усилена отрядами Леонната, прибывшего из Азии. Существенных успехов не имела ни та ни другая сторона. С приходом Кратера в Македонию Антипатр вторично вторгся в Грецию и в битве у Краннона (август 322 г. до н. э.) нанес противнику поражение; македонское господство в Греции было восстановлено [Diod. XVIII, 15; Plut. Phoc., 26]. Демократические деятели были казнены, Демосфен покончил жизнь самоубийством, олигархическое правление промакедонских ставленников, опиравшихся на македонские гарнизоны, восторжествовало. Греция в который уж раз изъявила покорность победителю [Plut. Phoc., 27—28]. Последний очаг антимакедонского сопротивления в Этолии не продержался долго, остальные полисы не оказали помощи этолийцам, и они вынуждены были пойти на заключение мирного договора с Аптипатром [Diod. XVIII, 25], торопящимся развязать руки в Элладе, чтобы вступить в спор диадохов за раздел азиатских владений.
Для периода междуцарствия стали типичны всевозможные коалиции между сатрапами, старавшимися путем временных соглашений расширить сферу своего влияния. С гибелью Пердикки Антигон и Кратер начали активные действия против Эвмена, завладевшего царской казной, на средства которой он набрал наемное войско. Осажденный союзниками в Наре (Каппадокия), Эвмен отчаянно сопротивлялся. В одной из стычек погиб Кратер, и только спустя год Эвмен с горсткой людей бежал из осажденного города, надеясь продолжать борьбу [Diod. XVIII, 32].
Встреча преемников Александра в Трипарадисе (Сирия), где произошло перераспределение сатрапий, несколько изменила расстановку сил: Антипатр остался в Европе, а в Азии на первое место выдвинулись Антигон Одноглазый и Селевк, получивший Вавилонскую сатрапию [Diod. XVIII, 39].
Греческая немарксистская историография много внимания уделяет Эвмену — эллину, личному секретарю македонских царей. Основываясь на красочной биографии Эвмена, созданной Плутар- хом, греческие авторы пишут о нем как человеке, отверженном среди македонян, которые считали его «чужаком», но вместе с тем завидовали ему. Именно этим греческие исследователи объясняют причину краха Эвмена, отвергнутого средой и погибшего в ре
зультате измены аргираспидов8в. Но трагедия Эвмена заключалась не в отчужденности, а в беспредметности его усилий сохранить то, чего уже не было. Каждый из сатрапов владел какой-то территорией, а Эвмен, получив при первом разделе незавоевапные Кап- падокию и Пафлагонию, безуспешно пытался сдержать процесс выделения независимых территорий87. Поэтому его смерть [Diod. XIX, 44; Plut. Eum., 17] — логический финал беспредметных усилий, тем более что никто не принимал всерьез «царей» — Филиппа Аридея и Александра IV. Первый был умерщвлен по приказу Олимпиады (316 г. до н. э.), второй умер в заточении (311 г. до н. э.).
Уход из жизни Эвмена настолько усилил Антигона, что он быстро устранил Пифона [Diod. XIX, 46], Певкесту [Diod. XIX, 48], заставил Селев'ка бежать к Птолемею [Diod. XIX, 55]. Новая коалиция сатрапов: Птолемей, Селевк, Лисимах — сделала ставку в Греции на Кассандра, сына умершего в 319 г. до н. э. Антипатра [Diod. XVIII, 48]. Спустя 12 лет после Александра его преемники подписали мирный договор (311 г. до н. э.), еще раз подтвердивший право каждого из них на полученные сатрапии. Особое место в нем занимал пункт о признании «свободы и автономии» греков [Diod. XIX, 105].
Греческие исследователи придают важнейшее значепие этому документу, так как Антигон и враждебная ему коалиция будто бы искренне желали мира88. С этим согласиться нельзя: «свобода и автономия» греков говорили о другом — о стремлении диадохов опереться на эллинский элемент Востока и Запада и о проведепии ими «жесткого курса» по отношению к коренному населению Азии, что знаменовало отход от политики Александра89. В Малой Азии, Финикии, Сирии было достаточно городов с греческим населением, на чью поддержку рассчитывал Антигон, выпустив манифест, провозгласивший особые права греко-македонских полисных общин. Некоторые греческие историки даже высказали мысль о возврате к полисно-автономной организации00. Мы считаем, что возврата к прошлому быть не могло, просто манифест 311 гг. до н. э. создал благоприятный климат вокруг идеи «свободы» и «равенства» эллинских полисов; она имела широкий отклик в Греции и на Востоке, став идейным знаменем эллинистических царей91.
Договор 311 г. до н. э. означал некоторую передышку, по истечении которой враждующие стороны развязали борьбу за Кипр [Diod. XX, 37]. Одержав победу в Саламинской битве (306 г. до н. э.), Антигон и Деметрий приняли царский титул [Plut. De- metr., 18; Diod. XX, 53; Just. XV, 2; App. Syr., 54]. Вскоре их примеру последовали Птолемей, Лисимах, Кассандр, а спустя год — Селевк. Официальный распад державы Александра завершился, но никто из царей не помышлял о прекращении борьбы.
Неудачный поход Антигона в Египет (он дошел только до Пе- лузия) и безуспешная осада Родоса Деметрием логически привели к битве при Ипсе (301 г. до н. э.), где Антигон погиб; его сын бе
жал в Эфес н далее в Грецию, утратив азиатские владения [Plut. Demetr.,29-30].
Событии первых 20 лет после Александра убедительно показали, что распад мировой державы был неизбежен и что даже самые лучшие намерения бывших снодвижпиков македонского царя не могли сдержать этот процесс.Крах усилии Антигона по сохранению наследия македонского царя греческая буржуазная историография, ссылаясь на Плутарха, объясняет его неуживчивым характером [Plut.Demetr., 18], якобы мешавшим азиатскому правителю находить общий язык с другими сатрапами 92. Подмена социальных явлений психологическими факторами здесь очевидна.
Утратив владения в Азии, Деметрий стал царем Македонии (294 г. до н. э .).Но политический авантюризм сына Антигона опять направил его в Азию, где, выданный наемным войском, он попал в плеп к Селевку [Plut. Demetr.,49 ]. Г реческие историки высоко оценивают усилия Деметрия Полиоркета, «защитника эллинской свобо- Деметрий Полиоркет. Эллинистическое ды» и «поборника демокра- вРемя Нацюшальный музей. Неапольтин»93. Но Деметрий в отличие от Антигона отбросил всякую щепетильность, оперевшись на олигархов и наемное войско; он хотел поспеть всюду и держать в повиновении Грецию, Македонию и Восток, что явно было ему не иод силу, так как всякий раз с его уходом подвластные территории изменяли союзническому договору [Diod. XX, 92].
Только трое из бывших соратников Александра дожили до ста
рости, и лишь Птолемей I умер естественной смертью. Селевк вышел победителем в битве при Курупедионе, Лисимах пал на поле боя [Арр. Syr., 62]. Вскоре Селевк погиб от руки Птолемея Неравна (сына Птолемея Лага), ненадолго ставшего царем Македонии [Just. XVII, 2].
Греческая историография с похвалой отзывается о Селевке, который, достаточно потрудившись на благо Азии, на склоне лет решил возвратиться в Македонию, чтобы быть «устроителем н примирителем» всех прочих царей. Его трагический конец, по мнению греческих историков, решительным образом повлиял на дальнейшее развитие событий в Европе и Азии, пробудив там «антагонистические тенденции» 94. На наш взгляд, Селевк ничем не отличался от других . эллинистических правителей, постоянно стремившихся к расширению владений.
С уходом из жизни первого поколения преемников Александра Македонского не прекратился процесс дальнейшей дезинтеграции на окраинах бывшей державы. Становление эллинистической государственности совершалось мучительно долго при огромной растрате материальных и людских ресурсов95. Во II в. до н. э. эллинистические царства достигли наибольшего расцвета, и тогда обнаружились их слабость, стремление к самоизоляции, разобщенность, что, в понимании античных авторов, объяснялось «вырождением» правящих династий [Strab. XVII, 796].
В ведущих эллинистических царствах господствующий класс состоял из греков и эллинизированных династов, охотно подражавших всему эллинскому и считавших себя приверженцами греческой образованности. Внешнее восприятие греческой культуры служит исходным пунктом всех буржуазных концепций о неоспоримом превосходстве эллинского духа, якобы пленившего Восток. Поэтому эллинистическая культура, намного пережившая свое время, создала иллюзию, что главное в эллинизме — духовные ценности, а не социально-экономический базис. Подобное понимание эллинизма характерно для греческих ученых-немарксистов9в. А отсюда — особое отношение к Александру и его преемникам, действовавшим в соответствии с «македонским империализмом» 97. Некоторые греческие историки считают типичными для античности войны, в которых греки, проявляя «империалистические тенденции», способствовали культурному расцвету покоренных народов 98. Подобные мысли в середине прошлого века высказал К. Папарригопулос, объявивший эллинизм движущей силой исторического развития вплоть до падения Константииополя под натиском турок (XV в.). В современных условиях подобное мнение ведет к оправданию захватов и ограбления малых народов, которые якобы, именно в условиях подчинения обретают возможность культурного развитиявв. Несостоятельность таких рассуждений очевидна.
Если оставить в стороне культуру эллинизма, то достижения в иных областях (экономической, политической, социальной) вид
ны только при рассмотрении всего периода в целом. Рассуждения о том, что Антигониды в Европе, будучи «национальными правителями», сделали многое для расцвета культуры III в. до н. э., а Се- левкпды, обремененные многими заботами, «способствовали культурному развитию половины континента» 10°, не имеют ничего общего с действительной историей эллинистических царств.
Согласно античной традиции, с третьего поколения эллинистических царей наблюдаются признаки вырождения династий, приведшие позже к гибели царств. Греческая немарксистская историография также видит причины заката эллинизма в «плохих царях» 101.
Македония и Греция мало что выиграли от нового порядка вещей, хотя восточный поход и снял на время остроту социальных противоречий. Приток денежных средств, рабов, отлив населения на Восток — все это отсрочило экономический кризис, но не преодолело его. На время восточного похода социальные движения низов в Греции и Македонии стихли, но при преемниках Александра разгорелись с новой силой.
Для всех претендентов Греция была беспокойным наследством, так как борьба олигархов и демократов там не стихала, усугубляясь порой выступлениями низов.
Уже для II в. до н. э. источники приводят некоторые отрывочные данные о социальной борьбе в Греции [Polyb. XX, 6; XXXVII,9, 5]. Правда, эти выступления квалифицируются как «разбойные», а их вожди — как «ужасные тираны», ибо древние авторы осуждали всякий протест неимущих. С этих же позиций отдельные греческие историки подходят к оценке социальных движений периода эллинизма, считая их великим злом для нации и народа102. Но выступления бедняков под лозунгом передела земель и кассации долгов были не первопричиной, а следствием застоя эллинской экономики, чего не замечают греческие авторы, указывающие, что при преемниках Александра в Греции было много зажиточных людей103. Наличие крупных состояний указывало на еще большую поляризацию древнего общества. Иллюстрацией этого положения может служить рост пиратства, ростовщичества, запустение земель. Но, несмотря на свидетельства источников о том, что греческие полисы часто были вынуждены не взыскивать долги с бедняков [Polyb. XX, 6, 1], чтобы предотвратить волнения, М. Сакеллариу считает, что в IV—-III вв. до н. э. (336—200 гг. до н. э.) рабов в эллинистических государствах было меньше, чем свободных и «крепостных» 104, понимая под последними полунезависимых общинников, связанных с сельской хорой.
Наиболее полно в источниках отражено социальное движение в Спарте благодаря сохранившимся плутарховским биографиям Агиса и Клеомена. По мнению Плутарха, накопление богатств в руках отдельных спартанцев нарушило традиционный уклад и поэтому государство обеднело [Plut. Agis, 11]. Но причина была в ином; кризис полисной системы свидетельствовал о невозможно
сти жить по-старому, а Спарта с ее примитивными формами ведения хозяйства не могла вырваться вперед, поэтому борьба за социальные реформы в Лакедемоне велась под лозунгом возврата к Ликургову законодательству. Кроме того, ни Ахейский союз, ни македонская монархия не остались безучастпыми к спартанским реформам.
Снартапский царь Агис смог осуществить только первую половину задуманного — сжечь долговые обязательства неимущих; передел же земель натолкнулся на бешеное сопротивление крупных землевладельцев, устранивших его (241 г. до н. э.). Потребность в преодолении узости экономической базы толкала Спарту на войну с Ахейским союзом и на новые реформы.
Кризис, ранее всего обнаружившийся в Греции, вызвал к жизни крупные объединения греческих полисов — Этолийский и Ахейский союзы, стремившиеся сдержать македонскую агрессию и вместе с тем ликвидировать автаркию отдельных полисов. Но ни демократический Этолийский союз, ни олигархический Ахейский не смогли выполнить своего главного назначения: избежать внутренних смут н противостоять македонскому вторжению.
Разорительные войны в Греции и Македонии не прекратились с установлением династии Антигонидов. Полибий в этой связи замечает, что большинство правителей были навязаны эллинам Антигоном [Polyb. II, 41, 10]. Разрыв этнических рамок и дальнейшее развитие рабовладения оживили греческую экономику и дали стимул к дальнейшему развитию рабовладельческого хозяйства в Македонии, однако очень скоро обнаружились негативные последствия притока богатств и рабов с Востока. Экономической базой македонской мопархии становятся крупные земельные владения, многие из которых были царскими пожалованиями. Свободный крестьянин-общинник разорялся, не выдерживая конкуренции с рабовладельческим хозяйством зажиточных. Поэтому утверждение М. Ростовцева о том, что основой македонской экономики периода эллинизма остается свободный крестьянин-об- щинпик105, требует пересмотра. Именно этот класс, наиболее пострадавший от восточного похода (крестьяне составляли ядро македонской пехоты), нищал и находился в постоянном беспокойстве, охотно склоняясь к мятежам [Plut. Demetr., 42]. Рост городов также отрицательно сказался на положении македонских крестьян. Новые города получали сельскую территорию, которая, возможно, изымалась у македонских общинников 10в.
Для периода эллинизма становятся обычным явлением выступления массы обездоленных как в Греции, так и в Македонии. Ряд эпиграфических памятников также указывает на обеднение Греции. Афинский декрет 231 г. до н. э. [Ditt. Syll3, 491] объявил благодарность тем, кто внес средства на спасение города. Другой благодарственный декрет [Ditt. Syll3, 497], в честь Эвриклида, был принят по поводу щедрого пожертвования на, нужды города. Только с позиций нарастапия социального протеста «снизу» можно
объяснить стремление снартанскйх ц2ф£ЙГ Агиса, Клеомена и македонского Персея осуществить реформы «сверхук
Отношение греческой немарксистской историографии к соар- танским реформаторам, а также к последнему македонскому царю самое отрицательное 10\ Считая причиной обнищания масс необоснованные требования черни и демагогию отдельных царей, X. Нал- час, П. Гиокас и другие греческие авторы не видят кризиспых явлений в эллинской экономике.
Идеи спартанской «свободы» и гегемонии в Пелопопнесе пе заглохли со смертью Агиса. Клеомен III (235—214 гг. до н.г э ), сын царя Леонида, изгнав наиболее ревностных противников реформы, произвел передел земель, благодаря которому «лучшие из периэков» получили гражданство и число свободных спартанцев увеличилось до 40 тыс. В этой связи Полибий пишет, что Клеомен уничтожил традиционное устройство Лакедемона и законную власть обратил в тиранию [Polyb. II, 47, 3]. Но большего Клеомен сделать не смог. Стратег Ахейского союза Арат совместно с регентом Македонии Антигоном Досоном нанесли спартанцам поражение при Селассии (221 г. до н. э.). 20 тыс. спартанцев попали в плен, а Клеомен бежал к Птолемею Эвергету в Египет, где вскоре покончил жизнь самоубийством.
Террор в Лакедемоне не устранил недовольства низов, и демократический деятель Маханид вопреки желанию зажиточных спартанцев примкнул к Этолийскому союзу. На борьбу с «новым тираном» поднялся Филопимен, стратег ахейской симполитии; в 203 г. до н. э. он разбил войско Маханида при Мантинее [Polyb.X, 41, 2; Ditt. Syll3, 551]. Но, несмотря на усиление террора рабовладельцев, неимущие настоятельно требовали передела земель и кассации долгов.
Наиболее полно осуществил демократические преобразования в Лакедемоне другой спартанский царь, Набис. Он не только произвел передел земель и отменил долги, но и освободил илотов [Polyb. XIII, 6; Liv. XXXIV, 30]. Тогда греческие рабовладельцы при поддержке Рима устранили Набиса (192 г. до н. э.) и навели «порядок» в Спарте: вернули изгнанных олигархов, казнили демократических деятелей, освобожденных ранее илотов продали в рабство в другие области [Plut. Philop., 16]. «Спартанская революция» оказалась слишком слабой перед лицом греческих рабовладельцев, опиравшихся на римские легионы.
Чем же можно объяснить, что, несмотря на благие намерения спартанских царей, их деятельность потерпела крах? Корень всех зол заключался в ущербности эллинской экономики, не обеспечивавшей прожиточного минимума свободным неимущим, в непроизводительности рабского труда, в паразитизме граждан. Все это вызвало брожение социальных низов, к которым иногда примыкали рабы (многие из них ранее были свободными и были обращены в рабов за долги или в результате военных столкновений полисов). Цари-реформаторы пытались как-то улучшить матери-
альиое положение обедневших граждан. Программы спартапскнх реформаторов, так же как и македонских (Персей, Андриск), свой идеал проецировали в прошлое — ко времени Ликургова законодательства, когда уравнительная система распределения доходов обеспечивала высокую боеспособность гражданского ополчения. Но идеал прошлого не мог быть знаменем будущего, поэтому протест низов в Греции и несколько позже в Македонии не увенчался успехом: олигархи, изменив македонскому царю Персею, пошли на союз с римлянами, попросив их проводить «твердую поли-' тику» в отношении эллинов [Polyb. XXIV, 10-11]. Рим не преминул откликнуться на эту просьбу. После поражения Персея у Пидны (168 г. до н. э.) и его гибели на чужбине римляне упразднили македонское царство под видом «освобождения оттиранической власти» царя
Птолемей Лаг. Римская копия эллини- fL iy XIV 17—181 108 стического времени. Лувр 1 ~ 1 ■*Дни существования неза
висимой Эллады также были сочтены: Ахейский союз, ранее призвавший римлян в Грецию, в и д и м о , оказался в руках противников проримской ориентации, попытавшихся, опираясь на беднейших граждан, противостоять политике подчинения. При поддержке некоторых эллинских городов союз объявил Риму войну (146 г. до н. э.). Стратег Критолай, непримиримый враг римлян, погиб в сражении с консулом Мум- мием, разграбившим и сжегшим дотла Коринф [Polyb. XXXIX, 13]. Греция превратилась в римскую провинцию.
Судить о конкретных формах римской власти в Греции не представляется возможным: сведения по этому периоду крайне скудны.
Свидетельство Полибия о том, что римляне вначале установили в Греции строгий порядок, но позже одумались и сменили гнев на милость [Polyb. VII, 16, 9—10] 109, вызывает недоверие
у Г. Кордатоса11в, хотя П. Гиокас не сомневается в справедливости полнбиапской оценки действий Рима в Элладе111.
Итак, стремление представителей правящего класса Греции и Македонии преодолеть кризисные явления путем подачек беднейшим слоям населения и перераспределения богатств не могло быть осуществлено: в пору упадка рабовладельческого способа производства реформаторство было бессильно сдержать процесс пауперизации населения, запустения земель, снижения рождаемости, недовольство неимущих. Передышка, вызванная восточным походом, кончилась, и только римское завоевание вдохнуло в эллинскую экономику новые силы.
Упадок и самоизоляция, характерные для царства Антигони- дов, были свойственны и государственным объединениям Селев- кидов и Птолемеев. Античные историографы единодушны во мнении, что «порча нравов» среди египетских п азиатских царей начинается с третьего поколения, т. е. со времени активных действий римлян в Восточном Средиземноморье [Polyb. I, 3, 3—5; Strab. XVII, 790]. Законы эволюции эллинистических монархий требовали постоянного роста вширь, а объективно возможности сужались: воины Птолемеев, Селевкидов, Антигонидов, а также отпадение отдельных царств (Пергам, Понт, Парфия, Греко-Бактрия) тормозили экстенсивное развитие рабовладельческой экономики.
Страбон, описывая города Малой Азии — Илион, Абидос, Ламп- сак, сообщает об их цветущем состоянии [XIII, 581—594], но за внешним благополучием скрывалось нарастание социальной борьбы, смыкание протеста неимущих и рабов. Между тем это отрицается греческой немарксистской историографией, указывающей на рост состояний отдельных лиц [Polyb. V, 50, 2], что якобы доказывает благополучие селевкидской державы112. Ряд надписей из Суз (Селевкия-па-Эвлее) содержит акты отпуска рабов на волю в качестве дара храму богини Нанайи [SEG VII, № 1 и сл.]. Эти правовые документы периода эллинизма, по мнению В. Тар- на, свидетельствуют о проявлении «гуманности», связанной с углублением восприятия идей стоицизма, в частности со стремлением к «единомыслию» из. На наш взгляд, дело в другом: чрезмерное увеличение числа рабов делало их труд невыгодным, что является признаком упадка экономики. Эту мысль подтверждают многочисленные манумпссии из Дельф и Навпакта, относящиеся ко II в. до н. э. В последней схватке Ахейского союза с Римом (146 г. до н. э.), по свидетельству Полибия [XXXVIII, 10; 15, 3], симполития освободила и вооружила 12 тыс. рабов, но это не повлияло существенно на исход единоборства с более сильным противником. В то же время усиление эксплуатации рабов и более широкое использование их труда вели к обнищанию свободных производителей, к протесту неимущих, что было явлением, типичным для позднего эллинизма.
При Птолемее II Филадельфе (III в. до н.э.) отмечены отдельные выступления бедняков, известные по египетским демотиче
ским папирусам. Обычно недовольные бросали место работы и бежали в ближайший храм, обладавший ассилйей [PSI IV, 21]. Возможно, эксплуатация свободного и рабского населения в Египте была непомерной, если поздпеантпчным авторам казалось, что Филадельф, извлекая из страны баснословные доходы, купался в роскоши*114.
Прямое следование за свидетельствами Полибия приводит некоторых греческих авторов к пониманию истории Египта времени Птолемея IV Филопатора как периода удач и просчетов египетского царя и его приближенных, якобы отошедших от курса первых Птолемеев, «благородных завоевателей», и проводивших по- вую политику — политику «едипения» с туземным населением что выразилось в обучении и вооружении 20 тыс. египтян, благодаря которым была одержана победа над Антиохом III в битве при Рафии (217 г. до н. э.). Но союза греческих рабовладельцев и египтян не получилось: «возгордившиеся» туземцы сочли себя достаточно сильными, чтобы попытаться сбросить иноземное иго. Видимо, смуты в Египте начались вскоре после Сирийской войны: Полибий сообщает о жестокой внутренней борьбе египтян с греками [XIV, 12] и о том, что восстание с севера перекинулось па юг и повстанцы проникли в храмы [Polyb. V, 107]. Некоторые историки относят к этому времени возникновение в Фиваиде туземных династий, просуществовавших до 184 г. до н. э. и добровольно сдавшихся Эпифану11в.
Экономическое положение туземного населения Египта оставалось тяжелым: в 168 г. до н. э. вновь начались выступления в Фиваиде [Diod. XXXI, 15]; судя по документам Птолемеев, к 164 г. до н. э. они были подавлены [UPZ 9, 14]. Птолемей V Эпифан пытался законодательными мерами добиться принудительной обработки пришедших в запустение земель, «простив» повстанцев и несколько снизив их недоимки [UPZ 110]. Правительство старалось побудить египтян к трудовой деятельности, по общий спад экономики толкал разорившихся в наемники и пираты. Ослабленный непрекращавшимися внутренними смутами, Египет терял внешние владения, все более замыкаясь в старых границах, а политика Птолемеев, направленная на планомерное ограбление страны, была уродливым выражением застойных явлений рабовладельческого способа производства.
Греческая немарксистская историография признает в Египте наличие «патриархального рабства», не имевшего массового характера, так как о нем ничего не сообщают античные историки. Греческие исследователи пишут лишь о незначительном использований рабов в домашнем хозяйстве эллинских семей. Свидетельство греческого философа-перипатетика из Книда Агатархида, жившего при дворе Птолемея VI Филометора, они не принимают в расчет, хотя он сообщал, что труд рабов на нубийских золотых рудниках Птолемеев был невыносим и что эти люди, закованные в кандалы, приветствовали наступление' смерти [GGM I, 123].
Полибий делит населепне Александрии на три части: граждане, египтяне, наемники [XXXIV, 14], не называя рабов. Диодор сообщает, что после победы Птолемея I при Газе над Деметрием По- лиоркётом египетский царь всех пленных приказа;! распределить по номам [Diod. XIX, 85, 4]. Документов об отпуске рабов на волю в эллинистическом Египте не найдено. Это позволяет ряду греческих историков говорить об ограниченном применении рабского труда при Птолемеях 117.
Марксистская историческая паука считает подобпое мнение ошибочным, так как юридические документы архива Зенона свидетельствуют о широком использовании рабского труда в крупных хозяйствах и о частых побегах рабов. Кроме того, имеется достаточно материала о социальном брожении свободных, низведенных до положения рабов, что было характерно для всех эллинистических государств. Очевидно, в Египте более интенсивно шел процесс закабаления свободного населения, чем и объясняются постоянные волнения среди неимущих118.
Более отчетливо объединение выступлений неимущих с протестом рабов прослеживается на материале социальных движений второй половины II в. до н. э. в Пергаме, Македонии, Аттике, на Делосе.
Самым крупным было движение рабов и бедноты в Пергаме (133—129 гг. до н. э.) под предводительством Аристоника [Strab.XIV, 646]. Судя по источникам, руководитель движения, родственник Атталидов, хотел быть царем; всем участникам восстания он обещал свободу и равные права в городе Солнца. Аппиан пишет, что восстание длилось четыре года [Арр. Mithr., 62]. Имеется также указание, что к восставшим примкнули фракийские наемники [Oros. V, 10]. Декрет из Кизика того времени [OGIS 339] сообщает, что сельские поселения Мизии и ряд районов западной части Малой Азии также присоединились к Аристонику. Только вмешательство Рима устранило угрозу расправы над малоазий- скими рабовладельцами. Мечта о государстве Солнца так и осталась мечтой: классово-аптагонистическое общество не могло допустить подрыва своих основ.
Греческие историки-немарксисты отмечают непосредственное влияние па Аристоника идей стоика Блоссия из Кум; вместе с тем они указывают, что программа «стоического равенства» мятежников была навеяна утопией Ямбула119. Прогрессивный историк П. Лекацасв книге «Войны рабов в эллинской и римской древности» также пишет о влиянии стоических идей на Аристоника120. Это принятое на Западе мнение оспаривается советской исторической наукой: по мнению Е. С. Голубцовой, следует говорить не столько о влиянии стоицизма, сколько о воздействии языческих верований, распространенных в сельских районах Малой Азии, жители которых испокон веков поклонялись Земле, Морю, Солнцу, от которых зависели урожай и жизнь земледельца121. В то же время появление социальных утопий (естественно, имевших религи
озную окраску), проповедовавших организацию общины равных (Эвгемер, Ямбул), без рабства, указывало па кризис рабовладельческого общества122.
Восстание рабов на Делосе (130 г. до н. э.), о котором сообщает Орозий [V, 9, 5], было быстро ликвидировано благодаря бдительности некоторых граждан. Делос, славившийся как певольничий рынок, поставлял огромное количество рабов Риму. Но общий упадок эллинизма затронул и Делос, который ко II в. до н. э. начал хиреть: римские купцы не нуждались в его посредничестве, а сами завязывали торговые связи с Востоком.
Два выступления рабов произошли в рудниках Лаврии (Аттика), одно из них датируется 134—131 гг. до н. э. (?), а второе — 104—101 гг. до н. э. По Диодору, в первом восстании приняла участие тысяча рабов [Diod. XXXIV, 2, 19]. Второе выступление рабов в Лаврии носило более ожесточенный характер: мятежники перебили всю стражу и укрылись в акрополе Суния, совершая оттуда опустошительные набеги на Аттику. Подробности выступления рабов неизвестны, но, видимо, римляне не сразу смогли подавить его [Diod. XXXV; Athen. VI, 272е—f].
Эпиграфический памятник 139 г. до н. э. из ахейского города Димы [Ditt. Syll3, 684] сообщает, что неимущие и рабы поднялись на борьбу, изгнали македонский гарнизон, расправились с зажиточными, сожгли долговые обязательства. Во главе мятежников встал Сое, издавший законы, «противоречащие римским порядкам». Посланный в Ахайю консул Фабий Максим «усмирил» греков и расправился с Сосом.
Таков немногочисленный перечень выступлений неимущих и рабов, зафиксированный в трудах античных историографов. Греческие исследователи не придают им значения, поскольку их интересует только культурный аспект эллинизма.
Расцвет эллинистических царств и быстрое их угасание марксистская историческая наука связывает с ограниченностью рабовладельческого способа производства, тормозившего экономическое развитие. Оставаясь рабовладельческой, эллинистическая экономика поднялась на более высокую ступень развития. Она породила новые формы политического объединения, основанные на ограничении свободы полисов при неограниченной царской власти. Но, как отмечает Ф. Энгельс, «Всякое основанное на рабстве производство и всякое основывающееся на нем общество гибнут от этого противоречия. Разрешение его совершается в большинстве случаев путем насильственного порабощения гибнущего общества другим, более сильным (Греция была покорена Македонией, а позже Римом). До, тех пор пока эти последние, в свою очередь, имеют своей основой рабский труд, происходит лишь перемещение центра, и весь процесс повторяется на более высокой ступени, пока наконец (Рим) не происходит завоевание таким народом, который вместо рабства вводит новый способ производства» 123.
Историк, изучающий античность, не должен быть индифферентен к общественно-политическим проблемам сегодняшнего дня. Именно такой областью, связывающей античность п современность, для историка-марксиста является критика идейно-теоретических основ немарксистской историографии, представители которой занимаются древностью не ради объективного познания прошлого, а с целью опровержения поступательного хода общественного развития. Поэтому неверна точка зрения, что изучение античности незлободневно. На примере греческого антиковедения можно видеть, как многие авторы, изучающие древность, стараются увязать ее с современностью и тем самым опровергнуть исторический материализм. Вот почему на современном этапе идеологической борьбы критика идейных основ буржуазного антиковедения представляет собой актуальную задачу.
И не случайно эта тематика является своего рода оселком и для прогрессивных историков, высказывающих свои взгляды на отношения с Востоком. Изучение эллинистической проблематики современной греческой историографии, анализ ее характера и особенностей позволяют уяснить, насколько активно используются выводы немарксистской историографии в области античной истории в борьбе прогрессивных и реакционных сил в современной Греции.
Панэллинизм греческих буржуазных историков приводит к оправданию завоевательной деятельности македонских царей; более того, они пишут, что Филипп и Александр вдохновляют сегодняшних греков на «экспорт эллинства» и что это является тайной надеждой пации в грядущем1. Характерно, что идеологи неофашистского режима в своих экспансионистских притязаниях исходили из сочинений подобных авторов. По этой причине изучение истории древней Греции и особенно эллинизма занимает особое место в культурной и политической жизни страны. При исследовании именно эллинистического времени — периода сложного сочетания греческих и восточный начал —в наиболее полном виде предстают исходные методологические и идейные основы современных греческих историков-антиковедов.
В понятие эллиннстической проблематики греческой историографии 1850—1974 гг. входит, как мы видели, множество проблем главным образом периода раннего эллинизма. Греческие историки
и философы, исследуя идеологические предпосылки восточного похода, сталкиваются с рядом трудностей, одпа из которых — неполнота и однобокость источников. Там, где имеется литературный материал, он используется ими до предела, а там, где его недостаточно, многие вопросы вообще пе затрагиваются. По этой причине нам пришлось более подробпо остановиться на взглядах историографов.
Нет сомнения в том, что культура классической Греции, так же как и эллинистическая цивилизация, оставили глубокий след в развитии мировой йстории культуры. Не случайно К. Маркс писал: «И почему детство человеческого общества там, где опо развилось всего прекраснее, не должно обладать для нас вечной прелестью, как никогда не повторяющаяся ступень? Бывают невоспитанные дети и старчески умные дети. Многие из древних пародов принадлежат к этой категории. Нормальными детьми были греки. Обаяние, которым обладает для нас их искусство, не паходится в противоречии с той неразвитой общественной ступенью, на которой оно выросло. Наоборот, оно является ее результатом и неразрывно связано с тем, что незрелые общественные условия, при которых оно возникло, и только и могло возникнуть, пикогда не могут повториться снова» 2.
Но так же несомненны самобытность и оригинальность восточных культур, хронологически предшествовавших эллинской и эллинистической. «В историческом и стадиальном плане,— пишет М. А. Коростовцев,—культура древнего Востока предшествует культуре античной. Последняя, несомненно, многое заимствовала у народов древпего Востока, и новые исследования неизмеппо подтверждают этот тезис, показывая, что это влияние было более глубоким и существенным, чем это полагали ранее. С другой стороны, античная культура, в своей основе самобытная, возникшая и развившаяся в совершенно иных условиях, в гораздо более короткие сроки прошла приблизительно через те же ступени развития, что и древневосточная, и, пройдя их, двинулась дальше» 3.
В греческой историографии старательно обходится вопрос о преемственности греко-эллинистической научной мысли в позднейшее время. Как известно, культура древней Греции сыграла огромную роль в подготовке почвы для дальнейшего развития европейской культуры, начиная с Рима. Ф. Энгельс указывал, что «в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений» 4. Но нельзя забывать и о том, что духовное наследие греко-эллинистического мира было воспринято и развито на Востоке, наглядный пример чему — творепия средневековых мыслителей Фараби, Ибн Сины, Бируни и других последователей Аристотеля, сыгравших значительную роль в развитии и популяризации его учения. Они подняли зпамя прогрессивной философ- ско-научной мысли Запада, обогатили его собственными открытиями, осуществив тем самым преемственность от Востока к За
паду. В период крушения Арабского халифата (X—XI вв.) и образования на его обломках отдельных государственных объединений Восток продолжил линию развития основных концепций грекоэллинистического мира (Платон, Аристотель и др.), нашедших благоприятную почву в арабоязычных странах, более терпимых к «вольнодумству», чем ортодоксальное христианство Европы5.
Вызывает сожаление то обстоятельство, что представители греческой немарксистской историографии долгое время игнорировали достижения советское антиковедения, незаслуженно обходили молчанием и фундаментальные труды, и статьи, регулярно публикуемые с 11)37 г. в «Вестнике древней истории» — ведущем печатном органе советской исторической науки о древности. И это делалось в то время, как антиковеды в СССР разрабатывали ряд важных проблем, являющихся основополагающими в изучении истории древней Греции, в том числе социальной структуры античного и древневосточного общества, становления, расцвета и кризиса греческого полиса.
С 1975 г. в Греции стали переиздаваться многие старые работы, а также публиковаться новые, отразившие в какой-то мере эллинистическую проблематику. Они свидетельствуют о том, что наметился некоторый сдвиг в сторону признания синкретического характера эллинистической культуры, хотя эта тенденция пока и не получила выражения в фундаментальных исследованиях. Постановка вопроса о том, что в основе эллинистической цивилизации лежит взаимовлияние греческой и восточной культур, вызывает еще сомнения у авторов эллиноцентристского толка, считающих, что «все идет с Запада».
Культурно-исторические понятия «древняя Греция» и «древний Восток» во многом различны, но вместе с тем взаимосвязаны. Вот почему современная историография на Западе и Востоке все больше обращается к наследию эллинизма — сложного взаимодействия эллинских и восточных элементов.
APT — «Археологические работы в Таджикистане». Душ. (Труды Института истории Академии наук Таджикской ССР).
ВДИ — «Вестник древней истории».ВИ — «Вопросы истории».ВЯ —- «Вопросы языкознания».ЖМНП — «Журнал Министерства народного просвещения». СПб. ИГАИМК — «Известия Государственной Академии истории материальной
культуры». М .—JI.ИЖ — «Исторический журнал». М.ИКДИ — История и культура древней Индии (сб. статей). М., 1963.ИООН АН ТаджССР — «Известия Отделения общественных наук Академии
наук Таджикской ССР». Душ.КСИИМК — «Краткие сообщения Института истории материальной культу
ры АН СССР». М .— Л ., М.КУИ — «Киевские университетские известия».МИ А — «Материалы и исследования по археологии СССР». М.— JI. МЮТАКЭ — «Материалы Южнотуркменской археологической комплексной
экспедиции». Аш.НАА — «Народы Азии и Африки».НЭ — Наскальный эдикт.ПИДО — «Проблемы истории докапиталистических обществ» (журнал). СА — «Советская археология».СВ — «Советское востоковедение».ТОВЭ — «Труды Отдела Востока Государственного Эрмитажа».Тр. ИЙАЭ — «Труды Института историй, археологии и этнографии Тад
жикской ССР». Душ.Тр. ЮТАКЭ — «Труды Южнотуркменской археологической комплексной
экспедиции». Аш.УЗ ИВАН — «Ученые записки Института востоковедения Академии наук
СССР».УЗ ЛГУ — «Ученые записки Ленинградского государственного университе
та».ABSA — «Annual of the B ritish School a t Athens».АСА — «African Classical Association».AEp — «Année Epigraphique».AJA — «American Journal of Archaeology».A JPh — «American Journal of Philology».AS — «Archeological Studies».BCH — «Bulletin de correspondance hellénique».BEFEO — «Bulletin de l ’Ecole Française d ’Extrême-Orient».САН — Cambridge Ancient H istory.CI G — Corpus Inscriptionum Graecorum.CJ — «Classical Journal».CPh — «Classical Philology».CQ — «Classical Quarterly».CR — «Classical Review».CRAI(BL) — «Comptes rendus de l ’Académie des inscriptiones et des léttres» D itt. Syll. — W. D i t t e n b e r g e r . Sylloge inscriptionum Graecarum.
ЕС — «Etudes Classiques».FGH — Fragmente der griechischen H istoriker.FHG — Fragm enta H istoriorum Graecorum.GGM — Geographi Graeci Minores.GJ — «Geographical Journal».GR — «Greece and Rome».IG — Inscriptiones Graecae.JCR — «Journal of Contemporary Review».JH I — «Journal of the H istory of Ideas».JH S — «Journal of H ellenic Studies».JR S — «Journal of Roman Studies»MDAFA — «Mémoires de la Délégation archéologique Française en Afghani
stan»NS — «Numism atic Studies».OGIS — W. D i t t e n b e r g e r . Orien.tis Gracci Inscriptiones Selectae. PSI — «Papiri greci e latini». Ed. G. V itelli. Vol. IV —IX . Firenze,
1917—1929.RA — «Revue Archéologique».RC — B. W e 1 1 e s. Royal Correspondence of the H ellenistic Period.RE — Realenciclopädie der classischen Altertumswissenschaft. A. P auly t
G. Wissowa, W. Kroll»REA — «Revue des études anciennes».REG — «Revue des études grecques».RP — «Revista Philologica».RSI — «Revista Storica Italiana».SBAW — «Sitzungsberichte der Bayerischen Akademie der W issenschaften SEG — «Supplementum Epigraphicum Graecum».ΠΡΖ — U. W i l c k e n . Urkunden der Ptolem äerzeit.WS — «Wienner Studien».Α Δ — ’Α ρχα ιολογικ ό Δ ελτ ίο .ΑΦ ΘΕ — ’Α ρχείο Φ ιλοσοφίας καί θεω ρίας τών Ε π ισ τ η μ ώ ν .ΓΜ — Γ λω σσολογικαί Μ ελ έτα ι.ΛΣ — Δ ιεθ νείς Σ χέσ ε ις .Δ Ε Ο — Δ ελτ ίο Ε κ π α ιδ ευ τ ικ ο ύ Ό μ ίλ ο υ .Ε Ε Π Α — Ε π ισ τ η μ ο ν ικ ή Έ π ετ η ρ ίς Π α νεπ ιστη μ ίου ’Α θη νώ ν.Ε Κ — Ε λ ε ύ θ ε ρ ο ς Κ όσμος.Ε Κ Δ Ο — Έ π ιθ εώ ρ η σ ις Κ οινω νικής καί Δ η μ ο σ ία ς Ο ικονομικής.Ε Λ Ε — ’Ε γκ υκ λοπα ιδ ικ ό Λ εξικό Έ λευθερουδάκη .Ε Μ Σ — ’Ε τα ιρ εία Μ ακεδονικών Σπουδών.Ε Π — ’Ε λεύθερη Π α τρίδα .Ε Σ Χ — Έ λ λη νο σ ο β ιετικ ά Χρονικά.Ε Φ Σ Π Α — Έ π ετ η ρ ίς Φ ιλοσοφικής Σ χο λ ή ς Π α επ ιστημίου ’Α θ η νώ ν.Ε Φ Σ Π Θ — Έ π ετ η ρ ίς Φ ιλοσοφικής Σ χο λ ή ς Π ανεπιστημίου Θ εσσαλονίκη:.H E — ’Η πειρω τική ’Ε σ τία .ΙΕ Ε — (Ι$τορία του Ε λ λ η ν ικ ο ύ ’Έ θ νο υ ς .ΙΜ Χ Α — " Ιδ ρ υμ α Μ ελετώ ν Χερσονήσου του Αίμου.Μ Ε Ε — Μ εγάλη Ε λ λ η ν ικ ή ’Ε γκ υκ λο π α ίδ εια .NE — Νέα Ε σ τία .Ν Κ — Ν έο ς Κ όσμ ος.Π Α Α — Π ρακτικά ’Α κ α δ η μ ία ς ’Α θη νώ ν.Π Α Δ — Π αράρτημα ’Αρχαιολογικού Δ ελτίου Σ θ — Σ ύγχρονα θ έ μ α τ α .
Введение
1 Определить уровень развития истории античности в Греции в период турецкого владычества (XV — первая четверть X IX в.) не представляется возможным, однако в данной работе приводятся некоторые сведения по этому времени.
2 G. G г о t е. H istory of Greece. Vol. 1—12. Многотомный труд «История Греции» Дж. Грота (1794—1871) оказал определенное влияниена греческих антиковедов второй половины прошлого века (особенно на К. Папарри- гопулоса, С. Ламброса, А. Киприаноса), также оценивавших положительно афинскую демократию и искавших оправдание своим политическим идеалам в древности.
3 Первый том труда И. Дройзена (Geschichte Alexanders des Grossen.B., 1833) был переведен и снабжен комментарием греческим историком, профессором Афинского университета К. Фреаритисом (1819—1902); его издали В Афинах В 1859 Г. ПОД названием «'Ιστορία του Μεγάλου Α λεξάνδρου κατά Δρώϋ- ζεν» . Весь трудИ . Дройзена (Geschichte des Hellenism us. Ham burg, 1843) увидел свет в Греции в 1897—1903 гг. Труд Дройзена широко используется греческой историографией и по сей день.
4 Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του Ε λλη νικ ού ’Έθνους. Τ . i , с . ρ ' — pt'. T . 2, C. η' - - tç'.
5 Σ. Λ ά μ π ρ ο ς . 'Ιστορία της -'Ε λλά δος. T . 1—2. О н ж е . Ίστορικαί μ ελ έ -ται.
6 Κ . Σ τ ε ρ γ ι 6 π ο υ λ ο ς. *0 ιμπεριαλισμός τής ελληνικής άρχαιότητος — Ε Κ . 27 . X II . 1970, с . 1, 10.
7 В. И. Л е н и н . Материализм и эмпириокритицизм.— Полное собрание сочинений. Т. 18, с. 364.
8 На эту тему СМ.: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . *Н θεωρία της άνακύκλησης καί ό άντιϊστορισμός των έκπροσώπων της (1967—1974), с. 3 и CJI. О н Ж θ. Μ ελέτες καί άρθρα, с. 108—124. D. T s i b u k i d i s . Les tendances an tisc ien tifiques dans l'h istoriographie bourgeoise grecque rela tive à l ’Orient Soviétique.— L’Asie Centrale des tem ps modernes, c. 157—163 (Documents de la Conférence in te rnationale de L ’UNESCO); Д. И. Ц и б у к и д и с . Греция и Восток. Авто- реф. докт. дис., с. 3 и сл.
9 С м .: I. Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ . Περικλής о Ξανθίπου καί ή χρυσή έποχή τής Α θ ή να ς , с . 3 и с л .; В . Λ α ο ύ ρ δ α ς . Ό Ισοκράτης καί ή έποχή του, С. 58 и СЛ.; Κ. Γ ε ω ρ γ ο ύ λ η ς . Α ρισ τοτέλη ς ο Σταγιρίτης, с . 3— 2 4 .
10 Б . А. T. y p a e в. История древнего Востока. T. I, с. 1—2.11 Д. И. Ц и б у к и д и с. Греция и Восток, с. 12.12 А. К и π ρ ι α ν ό ς. Τά απόρρητα του Ίσοκράτους, с . 5 и СЛ.; Κ. Π ο
λ ί τ η ς . Ά ριστοτέλους ’Αθηναίων Π ολιτεία , с . 3 и СЛ.13 Σ. Β ά σ η ς . Ρωμαίων Π ολιτεία , ή βασιλευομένη καί ή έλευθέρα, с . 5 И СЛ.,
Π . Κ α ρ ο λ ί δ η ς . Εισαγωγή εις τήν ’Ιστορίαν του Ε λλη νικ ού ^Εθνους Κ . Παπαρρη- γοπούλου. Τ . 1. Σ. Κ ο υ γ έ α ς . *Η ιδέα τής κοινο^νίας των έθνών παρά τοίς *Έ λλη σι,C. 18 и сл.; X . Τ σ ο ύ ν τ α ς. Ισ τορία της άρχαίας έλληνικης τέχνη ς, с, 1 и СЛ.
14 θ . Σ α ρ ά ν τ η ς. 'Ο Μέγας Α λέξα νδρος. Ά π ό τήν ιστορία εως τό θρύλο. T . 1, с . 7— 15. Κ . В ο υ ρ 8 έ ρ η ς. Ό ΙΙλάτων καί οι βάρβαροι, С. 5 И СЛ.;
О Н Ж е . A t νέαι διαστάσεις του ανθρωπιστικού φαινομένου. — Ε Κ . 18. IX . 1970· X . Κ ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος Β 'ό Μακεδών ό ένωτής τών ’Ε λλήνω ν, с . 1— 7.
16 II. Γ α ρ ο υ φ α λ ι ά ς . Πύρρος ό βασιλιΐς τής ’ Η πείρου.16 См.: О. И. С е в а с т ь я н о в а . Апгшан и его «Римская история»,
с. 253—262; И. X а н. Аппиан и Александрия, с. 72—85.17 К . В о υ р 3 έ р η ς. A i νέαι διαστάσεις του άνθρωπιατικοΰ φαινομένου. — Ε Κ .
18. I X . 1970, с . 1, 6 .18 См. подробнее: Д. Т у с л я н о с . Прометеи живут в Элладе,
с. 11—17, 119.19 См.: D . T o u s l i a n o s . U nscientific Tendencies in Greek Bourgeois
H istoriography of the Soviet East, c. 3—16. См. также: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Ή θεωρία τής ανακύκλησης..., с. 3—15.
20 Здесь будет уместно сказать, что представители советской науки и культуры подняли свой голос в защиту культурных ценностей Эллады. В эти трудные для греческого народа дни советские востоковеды и антиковедыA. Г. Бокщашш, В. Г. Гафуров, И. С. Кацнельсон, М. А. Коростовцев, Б . А. Литвинский, А. Д. Литман, Л. И. Мирошников, С. Л. Утченко,Н. А. Халфин и многие другие в своих публичных выступлениях встали на защиту истинных ценностей греческой истории и культуры. На эту тему см. етатьи Д. Тусляноса в еженедельнике «Эльфтери Патрида», издававшемся в Лондоне: Ό ακαδημαϊκός В . Г. Γχαφούροφ χαί τό εργο του (1973 , Λ» 239). Μ·ά μεγάλη έπ ιτυ /ία τής σοβιετικής έπιστήμης (1973 Λ? 243 ). Μορφές σοβιετιχών έπιστημόνων (1973 , № 264 ). Μέ τά μάτια του σοβιετικού ιστορικού (1973 , JVi· 251 ). Ή διεθνή; συνεργασία έδραιώνει τήν ειρήνη (1973 , J\£ 268 ). *0 πολυεδρικός χαρακτήρας τής σοβιετικής έπιστήμης (1974 , 2 8 9 ). *Η αλληλεπίδραση τής κουλτούρας στήν έποχή μας (1974, JNÊ 293).
21 Характерно, что в 1967—1974 гг. цензурой были изъяты как «не отвечающие духовным идеалам современности» многие шедевры греческой классики. Были запрещены произведения Эсхила, в которых великий драматург клеймил позором тиранию и измену, призывал к борьбе против чужеземных поработителей. Попали под запрет также «Просительницы» и «Финикиянки» Еврипида, «Эас» Софокла, «Птицы», «Облака», «Лягушки», «Мир» Аристофана, переведенные на греческий язык труды советских историков античностиB. Сергеева («История древней Греции») и А. Рановича («Эллинизм и его историческая роль»). На эту тему см.: Д. И. Ц и б у к и д и с . Эллино-хрис- тианская цивилизация черных полковников.— «Наука и религия». 1969, № 5 , с. 46—49; о н ж е . Голос правды.— «Советское радио и телевидение».1969, № 5, с. 40 и Ьл.; о н ж е. В первых рядах борцов.— «Демократический журналист». 1968, № 9, с. 1 и сл.; D. T o u s l i a n o s . Unfading Glory of Greece.— Lenin Year Around the Globe, c. 461 и сл. См. также статьи на греческом языке: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . * Εκμοντερνισμός και πλαστογραφία τής αρχαίας έλληνικής ιστορίας. — ΝΚ. 1972, № 1, с. 35— 48. О н ж е . 'Ο άντικομμουνιστικός καί άντισοβιετικός χαρακτήρας του τύπου τής χούντας. — Ν Κ . 1971, № 7, с. 15—26-.
-2 θ . Τ ζ α ν ν ε τ ά τ ο ς . 'Ο προέχων έν τώ Πανηγυρικώ του Ίσοκράτους σκοπ ό ς .— Ε Φ Σ Π Α . T . 7 t с. 4 1 9 —4 5 2 . X . Κ ά λ τ σ α ς . Φίλιππος Β 'ό Μ α κ εδώ ν..., с. 140 и сл.
23 Σ. Γ κ ο τ ζ α μ ά ν η ς . *Η Π ανελλήνιος ιδ έ α ..., с . 9 и с л . ; К . В a σ ι λ ό π ο υ- λ ο ς. Δημοσθένης — Φ ίλ ιπ π ο ς ..., с . 5 и с л .
-4 С м .: A . Δ α σ κ α λ ά κ η ς . Ό Μέγας Α λέξα νδρος χαί ό Ε λ λ η νισ μ ό ς, с . 2 и с л .; В . Λ α ο ύ ρδ ας . *Η προσωπικότης του Μεγάλου Α λ εξά νδ ρ ο υ κατά τόν Ά ρ ρ ια - νόν, с . 5 и с л .; θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μέγας Α λέξα νδρ ος. Т. 1, с . 7— 15.
Гла ва первая
1 См.: A . Κ ο ρ α ή ς . 'Άταχτα, Τ . 3 , 5; ОН Ж θ. 'Απάνθισμα έπιστολών. - Λ Α ' , Λ Β '. Κ . Κ ο ύ μ α ς . 'Ιστορία ανθρωπίνων πράξεων. T. ta ', tß '. О греческом* просвещении периода османского господства см.: Ν . Σ χ ι α δ ά ς . Χρονικό της
έλληνικής τυπογραφίας. T. 1, с. 21 и СЛ.; Γ. Ά θ α ν α σ ι ά δ η ς . Σταυροφορίες παλιές καί νέες, с. 12 и СЛ.; A. Δ ε σ π ο τ ό π ο υ λ ο ς . *0 διδάσκαλος του γένους Κ. Μ. Κούμας.
2 Начиная с середины прошлого века в Афинах стали систематически выходить научно-исторические журналы: «Эллиномнимон» (1843—1853), «Пандора» (1850—1877), «Афинеон» (1872—1884), «Филистор» (с 1861 г.) и другие, сыгравшие значительную роль в развитии антиковедения.
3 Более подробно см.: X . Π α πα δ ό π ο υ λ ο ς. Περί της επιστημονικής δρά- σεως τού μεγάλου Φ ω τίου— πατριάρχου Κωνσταντινουπόλεως, C. 3 и СЛ.
4 См. например: Α . Κ υ π ρ ι α ν ό ς . Τά απόρρητα τοΰ Ίσοκράτους. Г. В ε ρ- ν α ρ δ ά κ η ς . Η θικά του Πλουτάρχου.
δ Важнейшими работами этого периода являю тся: Κ . * Α σ ώ π ι ο ς . Λ όγος έπί τής δευτέρας Πρυτανείας. Π . Γ ρ η γ ο ρ ι ά δ η ς . Περί τής αθανασίας τής ψυχής κατά Πλάτω να. Μ. Δ ή μ ι τ σ α ς . ’Α ρχαία γεωγραφία τής Μακεδονίας. T . 1 — 2 . О н ж е . Έ Μακεδονία έν λίθοις φθεγγομένο ις καί μνημείοις σωζομένοις. О Η ж е. Ε π ίτο μ ο ς ιστορία της Μακεδονίας. О н ж е . 'Ιστορία τής ’Α λεξάνδρειάς. Τ . Ε ύ α γ - γ ε λ ί δ η ς . 'Ιστορία του Μ. ’Αλεξάνδρου. Μ. Κ α λ α π ο θ ά κ η ς . Σύντομοι Βιογρα- φίαι των διάσημων άνδρών τής άρχαιότητος. Π . Κ.α ρ ο λ ί δ η ς . Λόγος είσιτήριος εις τό μάθημα τής Γενικής Ισ τορία ς. I. Λ ό ν τ ο ς . 'Ιστορία των αρχαίων άνατολικών λαών καί τής ’Α ρχαίας 'Ε λλάδος. Δ . Ο ι κ ο ν ό μ ο υ . Πλουτάρχου Θεμιστοκλής καί Α ρ ισ τείδ η ς. Γ . Π α π α γ ε ω ρ γ ί ο υ . Βίος τοΰ Μεγάλου ’Αλεξάνδρου. Δ. II α ν- τ α ζ ή ς . Περί ’Αλεξάνδρου τοΰ Μεγάλου. I. Π α ν τ α ζ ί δ η ς . Κριτικαί παρατηρήσεις εις τά ’ Ηθικά τοΰ Πλουτάρχου. Α . Ρ α γ κ α β ή ς . Λ εξικόν τής έλληνικης αρχαιολογίας. Κ . Σ ά θ α ς . Ν εοελληνική φιλολογία (1453— 1821). Κ . Φ ρ έ α ρ ί τ η ς . 'Ιστορία τοΰ Μ. ’Αλεξάνδρου κατά Δρώΰζεν. Γ . Χ α τ ζ ή δ ά κ η ς . Ό έλληνικός χαρακτήρ των άρχαίων Μακεδόνων. Следует отметить, что из вышеназванных авторов К . Асопиос, М. Димицас, П. Каролидис, И. Лондос, Д. Пантазис, А. Рагавис пытались наряду с источниками интерпретировать и новый фактический материал (данные археологии и эпиграфику). Историки П. Григориадис, Т. Эван- гелидпс, М. Калапотакис, Д. Иконому, Г. Папагеоргиу, К. Сатас, К . Фреа- ритис писали преимущественно на основании литературных источников.
6 К . Папарригопулос (1815—1891) — выдающийся специалист по истории древнего мира, отличавшийся широтой научных интересов. В его пятитомном труде «История греческой нации», явившемся итогом множества исследований по отдельным аспектам истории античного мира, значительное место отведено Александру Македонскому и времени эллинизма. Еще в 40-е годы X IX в. Папарригопулос создал работы: «О переселении славянских племен в Пелопоннес», «Последний год греческой свободы», «Взгляд на всеобщую историю с позиций французского историка Леви», «Всеобщая история» (Π ερί έποικήσεως Σλαυϊκών τινων φυλών είς τήν Π ελοπόννησον. T . 1. Τό τελευταίον ετος τής έλληνικης έλ*υθερίας. T . 1 . Σ τοιχεία τής Γενικής 'Ιστορίας κατά хэ σύστημα τοΰ
Γάλλου Λ ευ ϊ. Έ γχειρ ίδ ιον τής Γενικής Ισ το ρ ία ς . T . 1— 2 ).7 Π . Κ α ρ ο λ ί δ η ς . Εισαγωγή είς τής 'Ιστορίαν τοΰ 'Ελληνικού "Εθνους Κ . Π α -
παρρηγοπούλου. T . 1.8 Β . Λ α ό ύ ρ δ α ς . Ό ’Ισοκράτης καί ή έποχή του. О н ж е . Ή προσωπικότης
του Μ. Α λεξάνδρου κατά τόν Ά ρ ρ ια ν ό '. Κ . ’Α ρ α π ό π ο υ λ ο ς . Ίσοκράτους πρός Φ ίλιππον. Σ. Γ κ ο τ ζ α μ ά ν η ς . *Η Π ανελλήνιος ’Ιδ έα ...
9 Σ. Κ ο υ γ έ α ς . Ή ’Ιδέα τής Κοινωνίας των ’Εθνών παρά τοις 'Έ λ λ η σ ι. Α . Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς . Μακεδονία καί Μακεδόνες. О н ж е . ’Επίτομος ιστορία Φ ίλιππου Β ' τής Μακεδονίας. Ε . Μ ι х ρ ο γ ι α ν ν ά κ η ς. A t μεταξύ τοΰ ’Αλεξάνδρου Γ' καί Δαρείου Γ ' διπλωματικαί έπαφαί. Α . Δ α σ κ α λ ά κ η ς . Ό 'Ελληνισμός τής άρ- να ία ς Μακεδονίας. О н ж е . **0 Μ. ’Αλέξανδρος καί ό 'Ε λληνισμός, θ . Σ α ρ ά ν τ η ς .Ο Μ. ’Αλέξανδρος. I. Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ . 'Ιστορία τής ’Α ρχαίας Ε λ λ ά δ ο ς. О н ж е .
*Η βόρειος 'Ε λλάς κατά τήν αρχαιότητα. О н ж е . Ο’ί άρχαίοι Μακεδόνες ώς συντε- λεσταί τής έθνικής των Ε λ λ ή νω ν ένώσεως. О н ж е. Συμβολή τής Βορείου 'Ε λλά δος εις τόν άρχαίον Έ λλη νικ όν πολιτισμόν. О н ж е . Ή άρχαία έλληνική «πόλις — κράτος» εις τάς παρααονάς τής μακεδονικής κυριαρχίας. О н ж е . ’Α ρχαία ιστορία ( ’Α νατολικοί λαοί, Ε λ λ ά ς , Ρ ώ μ η ). О н ж е . Ρωμαϊκή 'Ιστορία. X . Τ σ ο ύ ν τ α ς . 'Ιστορία τής αρχαίας ελληνικής τέχνη ς . Κ . Τ ρ υ π ά ν η ς . 'Η ’Α λεξανδρινή ποίηση. В концепциях этих авторов нет четкого различия. Они ограничиваются изложением литературных источников, а там, где пытаются осмыслить новый фактический материал, делают это с точки зрения теории цикличности. Это особенно прослеживается в работах А. Керамонулоса и Т. Сарантиса.
10 Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ‘Ιστορία των ‘Ελληνιστικών Χρόνυ^ν, С. 8 . О н ж е . ‘Ιστο- рία της Α ρ χ α ία ς ’Ελλάδας. Т . 1, С. 6 — 9. Τ . 2 , С. 2 1 4 — 243.
11 Π . Λ ε χ α τ ο δ ς . Δήμου καταλύσεως καί τυραννίδος. О н ж е . 01 πόλεμοι των δούλων στην έλληνική καί ρωμαϊκή αρχαιότητα. О н Же. Σπάρτακος.
12 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . *Iaropta του Ε λληνικ ού "Εθνους. Πρόλογος. T . 1.13 Там ^ке. Τ . 2, с . 250—251, 277. В работах авторов прошлого века
К . Кумаса и А. Гудаса многоз почерпнуто из сочинения Полибия, хотя авторы и не ссылаются прямо на него. См.: К . К о ό μ α ς . ‘Ιστορία των άν- θρωπινων πράξεων. T . 1 . А . Г ο ο δ α ς. Τό παρελθόν καί τό μέλλον τής 'Α νατολής, с. 7 и сл.
14 К . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς. — «Ά θ ή να ιο ν» . 1878 T . Ζ ', с. 374 , 4 8 7 .15 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . ‘Ιστορικαί πραγματείαι. Μέρος А ' , с. 140.16 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . ‘Ο λίγαι τινές σελίδες έκ των απομνημονευμάτων
μου. — «Εστία» T . Κ Ζ '. 1889, с. 3 0 9 .17 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . ‘Ιστορικαί πραγματείαι κατ’έκλογήν του συγγρα-
φέως έκδιδόμεναι. Τ . 1, с . 5 И СЛ.18 Α . Δ α σ κ α λ ά κ η ς . Κωνσταντίνος Π απαρρηγόπουλος.— Ε Κ . 24. I. 1971,
C. 1, 14. О н ж е . Έ λλη νικ όν "Εθνος καί ισ το ρ ία .— Ε Κ . 28 . II. 1971, с. 1, 14. О Папарригопулосе см. также: Δ η μ α ρ ά ς Κ . 'Ιδεολογική υποδομή του νέου ελληνικού κράτους. — ΙΕ Ε . Τ . ΙΓ ', с. 4 5 5 — 484.
19 См.: Κ . Β έ η ς . Предисловие к 7-му изданию труда К . Папарриго- пулоса, с. ιδ' и сл.
20 J . F a l l m e r a y e r . Ueber die Entstehung der Neugriechen, c. 5 и сл.21 J. F a l l m e r a y e r . Geschichte des H albinsel Morea im M ittelalte r.
T. 1.22 Там же, с. 7 и сл.23 Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . Περί τής άρχής τής άναμορφώσεως των φυλών
του άρχαίου Ε λλη νικ ού "Εθνους, С. 3 и СЛ.*4 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . ‘Ιστορία του ‘Ελληνικού "Εθνους από τών
άρχαιοτάτωυ χρόνων μ έχρι τών νεωτέρων. T . 1, 2 .25 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . Π ερί τής άρχής τής άναμορφώσεως...,26 Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . ‘Ιστορικαί Πραγματείαι. Μέρος Α ' .27 Том 2 вышел в 1862 г. в Афинах. С 1862 по 1872 г. там же издаются то
ма 3, 4 и 5. Эпилог пятитомного труда был переведен в 1878 г. на французский язык под названием: H istoire de la civ ilisation hellénique par P aparri- gopoulo, professeur à L ’Université d ’Athènes. P ., 1878. Ф. Г. Мищенко (рец. на): «История эллинской цивилизации Папарригопуло».— «Киевские университетские известия». 1879, № 6.
18 См.: Α . Ρ α γ κ α β ή ς . Λ εξικόν τής έλληνικής αρχαιολογίας. T . 1, 2; Κ . Φ ρ ε α ρ ί τ η ς . ‘Ιστορία του Μ. ’Α λεξά νδρ ου ..., с. 57 и сл.; I. Π α ν τ α - ζ ί δ η ς . Κριτικαί παρατηρήσεις..., с. 5 и сл .; I. Α ό ν τ ο ς . ‘Ιστορία τών αρχαίων ’Ανατολικώ ν λ α ώ ν ..., с. 9 и сл.
29 Α ρ ι σ τ ο τ έ λ η ς . Περί Ποιητικής, 1451b, 7— И . См.: Μ. Κ α λ α π ο - θ ά κ η ς . Σύντομοι β ιογραφ ία ι..., с. 25 и сл. И позднее многие греческие исследователи придерживались такого мнения. По-иному этот вопрос рассматривается А. И. Доватуром в статье «Аристотель и история».— ВДИ. 1978. № з, с. 3—9.
30 Ά ρ ι σ τ ο φ ά ν η ς . Βάτραχοι, 1055. Здесь. Аристофан указывает, что для взрослых людей учителями жизни являются поэты.
31 См. более подробно: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Συνοπτικές θ έ σ ε ις .. . , C. 12 и сл.32 См.: Σ. Β ά σ η ς . Ρωμαίων Π ο λ ιτ ε ία ..., с. 35; U . Κ α ζ ά ζ η ς . *Н άρχαία
πολιτεία , с. 52 и сл. Напротив, C . J1. Утченко указывает на четкую анти- полисную направленность Полибия (Кризис полиса и политические воззрения римских стоиков, с. 31—32). См. также: Н. И. К о н р а д. Запад и Восток, с. 50 и сл.
33 Α . Δ α λ έ ζ ι ο ς. Εισαγωγή. — Πολυβίου ‘Ιστορίαι. Τ . 1, С. 6 . I. Π α π α - σ τ α ύ ρ ο υ . ‘Η άρχαία έλληνική πόλις — κ ρ ά τος..., с. 8 И СЛ.
34 Κ . М а р к с . Формы, предшествующие капиталистическому производству.— К . М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т. 46. Ч . I , с. .470.
35 К. Маркс. К апитал. T. I .— К . М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т. 23, с. 346, примеч. 24.
88 См.: Г . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ’Ιστορία των Έ λλη νιστιχώ ν Χρόνων, с. 301 и сл.;Э. Д. Ф р о л о в . Политические тенденции трактата Ксенофонта «О дохо^ дах».— Проблемы социально-экономической истории древнего мира, с. 2 0 4 —
2 2 1 · ■ .37 С м .: А. Г е ν ά δ ι о ς. "Ιστορία τής Ε λλ ά δ ο ς άπό του 146 π . X . с . 3 .
Σ. Β ά σ η ς . Ρωμαϊχή Ιστορία, с . 17 и CJÎ. См. т а к ж е : G. C o l i n . Rome et la G rèce..., c. 61 и с л .
38 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . Ισ το ρ ία του Έ λλη νιχοΰ Έ θνους. T . 1, с . ρ '— ρ ι', τ . 2 , с . η ' — ις '.
39 А . Г . Б о к щ а н и н . Парфия и Рим. Ч . 1, с. 36.40 А. Б . Р а н о в и ч. Эллинизм и его историческая роль, с. 119.41 «Итак, в государстве римлян были все три власти, поименованные вы
ше, причем все было распределено между отдельными властями и при помощи их устроено столь равномерно и правильно, что никто даже из туземцев не мог решить, аристократическое ли было все управление в совокупности, или демократическое, или монархическое» (Polyb. VI, 11, 11—13).
42 S. L. U t с h е n к о. The Crisis of the P olis and the P o litica l Views of the Roman Stoics, c. 62.
43 Π. Γ υ ι ό χ α ς . Φ ίλιππος ό E ', с. 29 и сл. См. такж е: J. B u r y . Ancient Greek H istorians, с. 48 и сл.
44 В. И. Л е н и н . О государстве.— Полное собрание сочинений. Т. 39, с. 67.
45 На эту тему более подробно см.: Δ . Τ о υ σ λ ι α ν ό ς. Συνοπτιχές θ έ σ ε ις . . . , С. 3 2 . О н ж е . *Η θεωρία τής ά να χύχλη σ η ς..., с. 3 и сл.
46 С м .: Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . ‘Ιστορία του Έ λλη νιχοΰ "Εθνους: Μεθ' δ έπήλθον οί έπαίσχυντοι τυραννίδες του Μ ηχανίδα χαί του Κ άβιδος... (Πρόλογος. T . 1, с . ρ γ ') . Α . Λ α ζ ά ρ ο υ . Σύγχρουση Έ λλη νισ τιχώ ν χρατών χαί Ρώ μης. — ΙΚ Ε. Τ . Ε ' , с . 52 и с л .
47 См.: Д. И. Ц и б у к и д и с . Из истории эллинистической Греции. Канд. дис., с. 225 и сл.
48 В. Т а р н. Эллинистическая цивилизация, с. 257. Более подробно см.: Th. C o l e . The Sources and Composition of P o lyb ius.— H istoria . 1964 № 13, c. 440 и сл .; P . P e d e с h. La Methode h isto rique de Polybe, с. 45 и с л .;F. W а 1 b a n k . Polybius and M acedonia.— ’Α ρχα ία Μαχεδονία, с. 292 и сл .
49 В. Т а р н. Эллинистическая цивилизация, с . 257—258.60 С м .: I. Τ ο υ λ ο υ μ ά χ ο ς . Τά έλληνιχά χράτη τής Α ν α τ ο λ ή ς . . . ,— ΙΕ Ε .
Τ . Δ ', с . 4 1 0 и с л .61 См.: Α . Ν τ ό χ α ς . Έ λλη νιστιχός πολιτισμός, с. 35 и сл.; I. Τ ο υ λ ο υ
μ ά χ ο ς . Τά Έ λ λη νιχά χράτη τής ’Α ν α τ ο λ ή ς . . . ,— ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с. 411 и сл.62 См., например: Α . Ν τ ό χ α ς . Ε λληνιστιχός πολιτισμός, с . 20 .63 Σ. Β ά σ η ς . Ρωμαίων Π ο λ ιτ ε ία ..., с . 15.64 I. Τ ο υ λ ο υ μ ά χ ο ς . Τά Έ λ λη νιχά χράτη τής Α ν α τ ο λ ή ς . . .— ΙΕ Ε . Τ . Δ ' .
С. 368 и СЛ.; Μ. Σ α χ ε λ λ α ρ ί ο υ . Π ολιτεία, οίχονομία, χο ινω ν ία .— Там ж е, C .46Ï. Н а противоречивость свидетельств Полибия указывал еще в прошлом веке Ф. Г. Мищенко; он отмечал, что у греческого историка множество расхожде^ ний между фактами и выводами (см.: Ф. Г. М и щ е н к о. Федеративная Э л -. лада и Полибий, с. IV).
56 С. Л . У т ч е н к о. Кризис полиса и воззрения римских стоиков» с. 34.
66 Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . 'Ιστορία των Έ λληνιστιχώ ν Χρόνων, с. 477; В. Тарн. Эллинистическая цивилизация, с. 257 .
67 См. на эту тему: Д. Ц и б у к и д и с . Греция и Восток, с. 14.68 См.: G. В u s о 1 1. Griechische G eschichte... Bd I —III .59 См.: В. Τ σ α χ α τ ί χ α ς . Διόδωρος. — ΙΕ Ε . T. Ε ', с. 368. Об источни
ках Диодора см.: Б . С а б а н е е в . К вопросу о древнейшей хронике Рим а.— Ж М НП. 1913, авг., отд. V, с. 341—357; R. D r e w s . D iodorus andi his Sources.— A JP h , № 83, c. 383 и сл .; В. F a r r i n g t o n . D iodorus Siculus, c. 5 и сл.; Ed. M e y e r . Theopomps H ellenika, с. 218 и сл.
β0 С м .: Α . Δ α σ χ α λ ά χ η ς . *0 M. 'Αλέξανδρος χαί 6 'Ελληνισμός. О н ж е .*0 'Ελληνισμός τής αρχαίας Μαχεδονίας.
β1 В. Τ σ α χ α τ ί χ α ς . Διόδωρος.— ΙΕ Ε . T. Ε ', с . 368. R. D r e w s . Diodo rus and his Sources, с. 385.
62 I. Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ . 'Ιστορία τής Α ρ χ α ία ς Ε λλά δ ος, C. 528. G. B a r b e r . The H istorian Ephorus, с. 18 и сл.
вз В. Тарн (Alexander the G reat, vol. 2, с. 63) считает Диодора некомпетентным историком и неумным человеком. С. А. Жебелев, напротив, указывает на важность труда Диодора как источника по социальным движениям древности (Источники изучения рабских восстаний в древнем мире.— ПИ ДО. 1934, № 9 - 1 0 , с. 45—55).
в4 См.: Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . Ισ τορ ία των 'Ελληνιστιχώ ν Χρόνων, с. 37; А. Б . Р а н о в и ч. Эллинизм и его историческая роль, с. 80.
66 Е. А. К о с т ю X и н. Александр Македонский в литературной и фольклорной традиции, с. 18—19.
ββ Очень рельефно это положение отражается в трудах А. Керамопу- лоса и П. Гиокаса (см.: Α . Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς . Μαχεδονία χα ί Μαχεδόνες, с. 5 и сл.; ОН ж е ; Ε π ίτο μ ο ς 'Ιστορία Φ ιλίππου В ' . . . , с. 12 и сл.; П . Γ υ ι ό χ α ς . Φίλιππος о Е ' , с. 4 и сл .).
67 В. Тарн (Эллинистическая цивилизация, с. 263) считает роман об Александре основным достижением эллинизма; в нем смешались идеи Егип-, та, Вавилона и традиция Клитарха, сложивш аяся ранее II в. до н. э.
68 Х арактерно, что отдельные греческие историки редко ссылаются на Диодора, используя только его хвалебные высказывания по случаю гуманного отношения Александра к побежденным (семья Д ария), к калекам-мас- терам у Персеполя, бывшим греческим наемникам в войске Д ария, добровольно сдавшимся царю, бактрийским аристократам и царю Пору (см .: Κ. ’Ί ω ν ο ς . 'Α λ έξα νδρ ο ς..., C. 15 и СЛ.; θ . Σ α ρ ά ν τ η ς. *0 Μ. ’Α λέξανδρος. Τ. 2 , с . 60 , 61 , 188 и СЛ.; Α . Δ α σ χ α λ ά χ η ς. *0 Μ. ' Αλέξανδρος χαί ό Ε λ λ η ν ισ μ ό ς , С. 295 и СЛ.).
69 Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του Έ λλη νιχοΰ "Εθνους. T. 2, с. 118. Μ. ’Αλέξανδρος χαί Έ λλη νισ τιχοί Χρόνοι. — ΙΕ Ε . Εισαγωγή.
70 С м .: В . Λ α ο ύ ρ δ α ς . *Η προσωπιχότης τοΰ Μ. ’Αλεξάνδρου χατά τόν *Αρ- ριανόν, С. 5 и СЛ.; θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . *0. Μ. ’Αλέξανδρος. Εισαγωγή. Ε . Μ ι χ ρ ο- γ ι α ν ν ά χ η ς . Α ί μεταξύ ’Αλεξάνδρου Γ 'χα ί Δ α ρ είο υ ..., С. 7 и СЛ.
71 С м .: Ε . Δ α υ ϊ δ . Πλουτάρχου. Των έπτά σοφών συμπόσιον, с. 10. I. Σ τ α- μ α τ ά χ ο ς . Πλουτάρχου Ή θιχώ ν. с. 5 . О н ж е . Πλούταρχος ό Χαιρωνεύς, с. 12. Μ. Μ ε ρ α χ λ ή ς . Π λ ο ύ τα ρ χο ς .— ΙΕ Ε . Τ . Σ Τ ', с. 41 1 .
11 П лутарха как первоисточник широко использовали в своих произведениях греческие историки второй половины XIX в. См.: I. Π α ν τ α - ζ ί δ η ς . Κ ριτιχαί παρατηρήσεις..., Γ . Β ε ρ ν α ρ δ ά χ η ς . Ή θ ιχ ά .. . , Τ . Ε ύ α γ γ ελ ι ά η ς . 'Ιστορία τοΰ Μ. Α λεξάνδρου . Γ . Π α π α γ ε ω ρ γ ί ο υ . Β ίος τοΰ Μ. ’Α λ ε ξάνδρου, а также новую и новейшую историографию: X. θ ε ο δ ω ρ ί δ η ς . ’Αλέξανδρος ό Μέγας. Π . ' Ι ω α ν ν ί δ η ς . Α λέξα νδρ ος ό Μέγας. Μ. Κ ο ί μ η σ η ς . Τό Ά λεξά νδρ ειον εργον. Ε . Π α ν έ τ σ ο ς . Οί μεγάλοι ά νδρ ες..., Σ. К ο υ γ έ α ς. 'Η Ιδ έ α τής χοινωνίας των ’Ε θ νώ ν ..., с. 47 и сл.; Κ . Τ σ ο ύ ν τ α ς . 'Ιστορία τής αρχαίας έλληνιχής τέχνη ς . — ΙΕ Ε . Τ . Δ '. A. D a s с а 1 a k i s. A lexander th e G reat and H ellenism ; о н ж е . The H ellenism of the A ncient M acedonians.
73 С м .: Γ . Β ε ρ ν α ρ δ ά χ η ς . Ή θ ιχ ά .. . , T. 1, с . 11 и сл .74 М. Μ ε ρ α χ λ ή ς . Π λούτα ρ χος.— ΙΕ Ε . Т. Σ Τ ', с . 41 2 . I. Σ τ α μ α τ ά χ ο ς .
Πλουτάρχου Ή θιχώ ν, с . 5 и СЛ.76 Ed. M e y e r . Forschungen zur alten Geschichte. Bd I I , c. 1—87.76 W . U χ к u 1 1-G y l l e n b a n d . P lu tarch und die griechische Biog
raphie, c. 1—3.77 С м .: Π . Κ α ν ε λ λ ύ π ο υ λ ο ς . M. ’Αλέξανδρος χαί 'Ε λληνιστιχοί Χ ρ ό ν ο ι.—
ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с . 11 и с л .; θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μ. ’Α λέξανδρος. Τ . 1, с . 11 .78 Ν . В έ η ς. ’Ε πίγραμμα εις τόν Πλάτωνα χαί τόν Π λούταρχο. — Βυζαντινά χαί
Ν εοελληνιχά Χ ρονιχά. 1923. Τ. 4, с. 114. О непреходящем интересе κ Плутарху говорит гимн в его честь, созданный в X I в. византийцем Иоанном Мавроподом, выходцем из Пафлагонии (см. Ν. Βέης, там же).
79 В трактате «Πολιτικά παραγγέλματα» («Политические наставления») П лутарх пишет, что дружба с власть имущими приносит богатые плоды, как это было с Полибием и Панетием благодаря расположению к ним Сципиона; они принесли много пользы своим родным городам и привели эти государства к процветанию [X V III, 814, с—d].
80 См.: С. Я. Л у р ь е . Плутарх и его врем я.— Плутарх. Избранные биографии, с. 5—18. Исследованию этого вопроса посвящен ряд новых работ западноевропейских историков. См., например: R. F l a c e l l i è r e . Sagesse de P lu tarque; D. В a b u t. P lu tarque e t stoïcism e; C. J ο n e s. P lu tarch and Rome; A . W a r d m a n . P lu ta rch ’s Lives.
81 На эту тему см.: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Συνοπτικές θέσεις..., с. 29; Г . В ε р- ν α ρ δ ά κ η ς . ’Ηθικά..., T. 1, C. 7.
82 K. В ο υ ρ Ρ έ ρ η ς. Αί νέαι διαστάσεις..., — ΕΚ. 18. IX. ' 1970, с. 1, 6; о н ж е . P la ton und die B arbaren, c. 9 и сл.
83 K. В ο υ ρ ß έ ρ η ς. Ai νέαι διαστάσεις..., — ΕΚ. 18. IX . 1970, С. 6.84 См.: Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . * Ιστορία του Ελληνικού "Εθνους. Πρόλο
γος. T. 1, С. η '—ρι'. Πρόλογος. Τ. 2, с. η' — ι '. Κ. Β ο υ ρ β έ ρ η ς . Οί αρχαίοι ''Ελληνες καί τό παρόν. — ΕΚ. 30. VII. 1972, с. 14.
86 См.: В. Ч а л о я н. Восток — Запад, с. 83.88 П л у т а ρ X. Ei πρεσβυτέριο πολιτευτέον (О том, следует ли в старости
заниматься государственными делами), X II , 791а; о н ж е . Политические наставления, X V III, 814с.
87 К. Стерьопулос («Империализм эллинской древности») прославляет героику прошлого, смотрит на историю с плутарховских позиций, признавая ведущую роль «одаренных» личностей (сО ιμπεριαλισμός..,—ЕК. 27.Χ ΙΙ.1970, с. 1, 6).
88 См.: Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . Ιστορία του Ελληνικού "Εθνους. T. 1, с. 225-226.
89 О том, что П лутарх имел римское гражданство, известно из одной надписи: см.: D itt. Syll 3, 842. См. также: С. С. А в е р и н ц е в . П лутарх и античная биография, с. 61.
90 ΙΙαλατινή 'Ανθολογία, XVI, 31.91 П л у т а р х . Изыскания Платона И , 1001а; А. В. Б о л д ы р е в .
Философские воззрения и этика П лутарха.— История греческой литературы. Т. 3, с. 178—179.
92 М. Μ ε ρ α κ λ η ς . Πλούταρχος.— ΙΕΕ. Т. ΣΤ ', с. 412.93 Ι Ι λ ο ό τ α ρ χ ο ς . Περί της Ηροδότου κακοηθείας (О злокозненности Ге
родота), 857 b—с.94 См.: Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . ’Ιστορία του Ελληνικού "Εθνους. Τ. 2„
C. 362 и сл.; Μ. Με ρ α κ λ η ς . Πλούταρχος. — ΙΕΕ. Τ. ΣΤ ', с. 410—413.96 Π λ ο ύ τα ρ χ ο ς. Περί μοναρχίας καί δημοκρατίας, καί όλιγαρχίας, IV,
827b.96 Ι Ι λ ά τ ων . Πολιτικός, 302e, 303b.97 См.: Γ. Κ ο υ σ ο υ λ ά κ ο ς . Ή έλληνική εκφρασις της άρχής. — ΕΚ. 25. VH.
1970, с. 1, 8. Автор в этой статье указывает на «историческую» привязанность греков к олигархическому правлению с уклоном к авторитарной власти.
98 П лутарх проводит эту мысль В трактате Περί της Ρωμαίων τύχης (О счастье римлян), I I , 317а—с.
99 Α ρ ι σ τ ε ί δ η ς Α ϊ λ ι ο ς XIV, 43—51. См. подробнее: Ci В e h г. Aelius A ristides and the Sacred Tales, c. 14 и сл.
100 Ф. Э н г е л ь с . Бруно Б ауэр и первоначальное христианство. — К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т. 19, с. 310—311.
101 См., например: Κ. Τ σ ά τ σ ο ς . Έλληνική πορεία, с. 35 и СЛ. К. Ц а ц о с в этой работе пытается теоретически обосновать внеклассовость древнего мира, где существовала «подлинная свобода» и понятие «раб» было^формальным.
102 С. Я. Лурье (Плутарх и его время, с. 18) указывает, что ни одно исследование в области древней истории невозможно без привлечения материала «Параллельных жизнеописаний».
103 Цицерон [ad. A ttic ., X II , 40, 2] и Ашшан [Bell. Civ. I I , 149—154J
такж е делали этосравнение. См. более подробно: A. W а г d m а п. P lu ta rch ’s Lives, с. 15 и сл.
104 С м .: Κ . Β ο υ ρ β έ ρ η ς . A l νέαι δ ια σ τ ά σ ε ις ... ,— Ε Κ . 18. I X . 1970, c. 1, 6.
106 C i с e г ο. De ora t., I l l , 137.10· «...римляне поставили себе ту же самую цель, только достигали ее
не путем рассуждений, но многочисленными войнами и трудами... Этим способом они достигли той же цели, что и Ликург, и дали своему государству наилучшее в наше время устройство» [Polyb. VI, 10].
107 С. С. А в е р и н ц е в. П лутарх и античная биография, с. 236—238*108 См. подробнее: Д. И . Ц и б у к и д и с . Из истории эллинистической
Греции. Канд. дис., с. 23.100 С м .: Δ . Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Συνοπτικές θ έ σ ε ις . . . , с . 26 .110 Интересно, что Наполеон поручил греческому просветителю А. Кора-
ису совместно с двумя французскими коллегами перевести «Географию» Страбона на французский язык. Итогом этой работы явилось пятитомное издание «Географии» (1805—1819). Кроме того, А. Кораис издал в четырех томах труд Страбона по-гречески в серии: Ε λ λ η νικ ή βιβλιοθήκη. T. 9—12. Παρίσιοι, 1815—1819.
111 См., например: Α . Ά ρ β α ν ι τ ό π ο υ λ ο ς . Στράβωνος Γεωγραφικά. Εισα- γωγή, с . 5 и сл.
112 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . "Ιστορία του Ε λλη νικ ού "Εθνους. Τ . 2 . Πρόλογος, с . η, 4 — 284, 289— 360, 361— 540.
113 См., например: Δ. θ ε ρ ε ι α ν ό ς . 'Αδαμάντιος Κοραής. Τ . 2 , с. 118 и СЛ.; I . Β α σ μ α τ ζ ί δ η ς . Ή Μακεδονία καί ο'ι Μακεδόνες, с. 4 5 . Κ . Κ α ρ α π ά - V ο ς. Τό εμπόριο τών αρχαίω ν. Γ . Λ α μ π ί σ η ς . 'Ιστορία Α λ εξ ά ν δ ρ ο υ ...,
114 С м ., Α . Ά ρ β α ν ι τ ό π ο υ λ ο ς . Στράβωνος Γεωγραφικά. Εισαγωγή, с . 3 И сл.
116 Там же, с. 10.116 FHG. Bd II, с. 245 — 248. О Посидонии более подробно
см.: Н. S t r a n s b u r g e r . Poseidonios on problem s of the Roman Em pire.— JR S, № 55, 1965, c. 40 и сл.
117 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του Ε λλη νικ ού "Εθνους. Τ . 2 , С. 3 И СЛ.
118 Φ. Г е г е л ь. Философские тетради, с. 422.119 С м . подробнее: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . 1. Μ ι ρ ό κ ο β α . Εισαγωγή στην 'Ισ
τορία του 'Ελληνοβακτριανου κράτους, С. 9 и СЛ.; Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . 'Ελληνοβακ- τριανός πολιτισμός. — «"Αστρον». JV» 8 , с . 10— 12.
120 R. G h i r s c h m a n . Begram, с. 37; М. У и л e р. Пламя над Персеполем, с. 67.
121 A. F о u с h e г. L ’a rt greco-bouddhique du G andhâra. Vol. I, с. 26; М. У и л e p. Пламя над Персеполем, с. 60—63.
122 Процесс синкретизации культур Запада и Востока тормозился самой системой эллинистических царств, где греки и македоняне объединялись в замкнутые общины. А. Г. Бокщанин правильно свягывает этот процесс со временем после падения греко-македонских царств, когда греки потеряли свое ведущее положение и начался процесс создания эллинизированных объединений на синкретической основе (Парфия и Рим. Ч . I, с. 106—108).
123 Б . Г. Г а ф у р о в . Таджики, с. 151.124 Павсаний пишет, что при создании Мегалополя были насильственно
объединены более 40 поселений [V III, 27]. Подробнее о синойкизме см: Б . Г. Г а ф у р о в, Д. И. Ц и б у к и д и с. Александр Македонский и Восток, с. 379 и сл.
126 Ά ρ ρ ι α ν ό ς : « ’Αλεξάνδρου Ά νά β α σ ις» , « ’Ινδική», «Π ερίπλους Εύξείνου Πόντο·*», « ’Επ^κτήτου Διατριβαί», «Έ πικτήτου έγχειρίδιον», «Τ έχνη τακτική», «"Εκτα- ξις τών ’Α λανώ ν». Интересные сведения об Арриане содержатся у Тарна (W. T a r n . A lexander the Great. Vol. I I . Sources and Studies). Во втором томе своего труда В. Тарн, занимаясь проблемой источников, ооъясняет, почему Арриан заслуживает доверия, и опровергает точку зрения Ф. Джакоби 0 важности клитарховской традиции (F. J а с о b у. K leitarchus.— RE,
s. v.)· См. также: F. J а с о b y. Die Fi gm ente der Griechischen H istoriker. Bd I I , c. 117—153. Наиболее полные сведения об Арриане собраны в эн* циклопедии: А. Р a u 1 у , G. W i s s о w a, W . К г о 11, с. 1230—1247.
126 Σ ο υ ϊ δ α ς , s. ν . Ά ρριανός.iw Φ ώ τ ι ο ς . Β ιβλ . Κώδ. 5 8 . Н а эт у тем у см .: A . B o s w o r t h . A r
r i a n ’s L it e r a r y D e v e lo p m e n t . — CQ. 1962, № 32 , c. 163 и с л .128 Gm., например: В. Λ α ο υ ρ δ α ς » Ή προσωπιχότης του Μ. ’Αλεξάνδρου
»ατά τόν Ά ρρια νόν, с. 5 и сл.; В. Τ σ α χ α τ ί χ α ς . Ά ρ ρ ια ν ό ς .— ΙΕ Ε . Τ . Σ Τ ', с. 425—426. Советская историография, обращаясь к анализу «Анабасиса» Арриана, причисляет его к авторам проалександровской традиции. Сопоставление сведений, сохраненных античной традицией, см.: Б . Г. Г а ф у р о в, Д. И. Ц и б у к и д и с. Александр Македонский и Восток, с. 8 и сл.
129 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του Έ λλη νιχου *Εθνους. Τ . 2, с. 70, 9 7 -9 8 .
180 Там ж е, с. 53—119.181 Там же, с. 116.182 Там же, с. 119.183 Σ. Α ά μ π ρ ο ς . 'Ιστορία τής 'Ελλάδος. T . 1, 2 . О н ж е . Παρατηρήσεις
περί τής Α ρ χ α ία ς Έ λ λη νιχή ς ισ τορία ς..., с . 9 и с л .184 Δ . Α υ χ α ς . Ά ρριανου Ά νά βα σις Α λεξά νδρ ου , с. 3—14. Д. Ликас верно
отмечает, что важнейшим источником по времени Александра является Арриан (там же, с. 6). Среди западноевропейских работ о достоверности источников Арриана см.: A. B r e e b a a r t . E in igehistoriographischeA specten von Arrianus; G. W i r t h . Anmerkungen zur A rrianbiographie.— H isto ria , № 13, 1964, c. 2 0 9 -2 4 5 .
136 Δ. Α υ χ α ς . Ά ρριανου Ά νάβασις ’Αλεξάνδρου, с. 8 .138 В. Λ α ο υ ρ δ α ς . Ή προσωπιχότης του Μ. ’ Αλεξάνδρου χατά τόν Ά ρρια νόν ,
с. 5—30. В этой связи интересно отметить точку зрения М. А. Коростовцевао том, что «в свидетельствах древних литературных источников наличествует элемент предвзятости, связанной с запросами эпохи» (см. Предисловие М. А. Коростовцева к кн.: Б . Г. Г а ф у р о в, Д. И. Ц и б у к и д и с. Александр Македонский и Восток, с. 4).
187 В . Α α о υ ρ δ α ς. Ή προσωπιχότης του Μ. Α λ ε ξ ά ν δ ρ ο υ ..., с , 8. Работы греческих авторов второй половины прошлого века, по существу, представляют подробное изложение биографии македонского царя, основанной на положительных характеристиках источников, главным образом Арриана. См., например, сочинения Г. Далласа, Т. Эвангелидиса, Г. Ламписиса (Г . Δ ά λ λ α ς . Ό βασιλεύς Α λέξα νδρος. Т . Ε ύ α γ γ ε λ ί δ η ς . 'Ιστορία του Μ. Άλ®ξάνδρου. Γ . Λ α μ π ί σ η ς . 'Ιστορία Α λ ε ξ ά ν δ ρ ο υ ...,) . «Анабасис» Арриана привлекал к себе внимание греческих исследователей и X X в., напримерА. Адамантиу, X . Теодоридиса, В . Дусманиса (Α . Ά δ α μ α ν τ ί ο υ . Α λ έ ξ α ν δ ρ ο ς . . . , В . Δ о υ σ μ α ν η ς . 'Η προσωπιχότης του Μ. Α λεξά νδρου . X . θ ε ο δ ω- ρ ί δ η σ. Α λ έ ξ α ν δ ρ ο ς ...) . В западноевропейской историографии труд Арриана лег в основу различных апологетических оценок личности Александра, его политики и восточных походов, их влияния на дальнейший ход исторического развития. См. более подробно: R. A n d r e o t t i . Il problem a di Alessandro Magno nella storiograiia del u ltim o decennio.— H istoria , № 1, 1950, c. 583—600; F. H a m p 1. A lexander der G rosse...— H istoria , № 5, 195G.J e. 257—302.
**8 B. Λ α ο υ ρ δ α ς . Ή προσωπιχότης του Μ. Α λ ε ξ ά ν δ ρ ο υ ..., с . 30 . Здесь Лаурдас разделяет точку зрения некоторых западноевропейских авторов, что «πόθος» («страстное желание») толкнуло Александра к завоеванию обитаемого мира. См. более подробно: V. E h r e n b e r g . «Ро- thos», A lexander and the Greeks, с. 52—61; G. G r i f f i t h . A lexander the Great, the Main Problem s, c. 73—83.
189 И. Д p о й 3 e η . История эллинизма. T. 3, с. 323—328.140 E. X ρ ι σ τ ό π о υ λ о ς. Ά ρριανου Ά ν ά β α σ ις ...141 В . К ρ η τ ι χ ό ς . Ά ρριανου Α λεξάνδρου Ά νά βα σις.142 Γ. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . 'Ιστορία τής Α ρ χ α ία ς 'Ελλάδας. Τ. 3, с . 287 и СЛ.;
ОН ж е . 'Ιστορία των 'Ε λληνιστιχώ ν Χρόνων, с . 29 и СЛ.
143 Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . 'Ιστορία τών 'ϋίλληνισ τΐχών Χρόνων, .с. 7—8.144 Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . 'Ιστορία της Α ρ χ α ία ς ’Ελλάδας. Τ . 3 , с. 189—22 8 .146 См., например: θ . έ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μέγας Α λέξα νδρ ος, с. 125 и СЛ·146 О модернизации и фальсификации древнегреческой истории см.:
Δ . Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Έ κμοντερνισμός καί πλαστογραφία της αρχαίας έλληνικης Ιστορ ία ς .— ΝΚ. 1972, JV° 1, с. 35—48; О н ж e. Ή θεωρία της ανακύκλησης..., с. 3 и сл.; о н ж е . U nscientific T endencies..., с. 3—16.
147 Б .А . Л и т в и н с к и й , И. В. П ь я н к о в. Военное дело у народов Средней Азии V I—IV вв. до н. э .— ВДИ. 1966, № 3; Б . Г. Г а ф у р о в, Д . И. Ц и б у к и д и с. Александр Македонский и Восток, с. 239—244.
148 Современное греческое антиковедение черпает также материал об Арриане из ряда трудов западноевропейских исследователей. См.: W . T a r n . A lexander the G reat. Vol. I —I I . Ch. R o b i n s o n . The H istory of Alexander the Great; L. P e a r s о n. The Lost H istories of A lexander the Great.
149 Сочинение Курция весьма ограниченно используется в трудах К . Папарригопулоса, Т . Сарантиса и др. (Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του 'Ε λληνιχοδ "Εθνους. Τ . 2 , с. 53 и сл.; θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . Ό Μ. ’Α λ έ ξανδρος. Τ . 1, с. 241 и сл.; т. 2, с. 7 и сл.).
160 См., например: Ν. Π α π α δ ό π ο υ λ ο ς . 'Αλέξανδρος Ь Μέγας. T. 1,C. 13 и сл.; т. 2, с. 5 и сл.; X. Ζ α λ ο κ ώ σ τ α ς . М. 'Α λέξανδρος, с. 7 и сл .; Κ. Κ α ζ α ν τ ζ ά κ η ς . М. ’Αλέξανδρος, с. 9 и сл ., а такж е V. W i 1 a m о- w i t z. Die griechische und lateinische L ite ra tu r und Sprache, c. 35.
161 Cm.: W . T a r n. A lexander the G reat. Vol. I I , c. 92; R. M i 1 n s. C urtius Rufus and the «Historiae Alexander».— Latom us, № 25, 1966, c. 490 и сл.
162 Как пишет Курций, «римский народ признает, что обязан спасением своему принцепсу... Да процветает, если не навечно, то на долгие времена, благополучный его дом» [X , 9, 3—6]. /
168 С м . более подробно: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Συνοπτικές θ έσ ε ις ..., с . 31 .164 Г. Кордатос считает, что Курций черпал свой материал из Птолемея,
Аристобула, Клитарха ('Ιστορία τών 'Ελληνιστικών Χρόνων, с. 29).166 Ε. А. К о с т ю X и н. Александр Македонский в литературной и
фольклорной традиции, с. 16—17. На эту тему см. также: Т. В г о w п. Callisthenes and A lexander.— A JP h , № 70,1949, с. 225 и сл.; G. G r i f f i t h , A lexander the G reat..., c. 29 и сл.
J6e См., например: θ. Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μ. 'Αλέξανδρος. T. 1, с. 5 и сл, X. Ζ α λ ο κ ώ σ τ α ς . М. 'Α λέξανδρος, с. 7 и СЛ.
167 На двойственность образа Александра у К урция указы вает Г. Кордатос ('Ιστορία τών Ε λληνισ τικώ ν Χρόνων, с. 2 9 ) . См. также: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς , Συνοπτικές θ έ σ ε ις ..., с . 75 .
168 С м . особенно: Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του Ε λλη νικ ού "Εθνους. Τ . 2, с. 53— 118. I. Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ . 'Ισ το ρ ία ..., C. 366 и сл .; В. Λ α- ο ύ ρ δ α ς. Ή προσω πικότης..., с. 5—30.
169 Д. Ц и б у к и д и с. Греция и Восток, с. 13.160 Polyb. X X V II, 1 = Liv. X L II, 5; Polyb. X X V II, 6, 8 = Liv. X L II,
48, 56.161 Филипп V в изображении Ливия самоуверен [X X V III, 8], a Персей
коварен [ X L I I , 5 ] . См. более подробно: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Συνοπτικές θ έσ ε ις ..., с 39
162 С м .: Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . Ή Ρ ω μ α ιοκρα τία ..., с . 48—59.163 См., например: Κ. Μ π ο υ ρ α ζ έ λ η ς . Ή ρωμαϊκή δημοσία ο ικ ονομ ία .—
ΙΣ Ε , Τ . Σ Τ ', с . 70 .164 Г. К ο ρ δ ά τ ο ς . *Η ρω μαιοκρατία..., с . 114—120.166 ’Επέκταση καί αποκρυστάλλωση του Ρωμαϊκού κράτους. — ΙΕ Ε . Τ . ΣΤ ' , С .2 3 .1ββ См., например: Π. Γ υ ι ό κ α ς . Φ ίλιππος ο Ε ; , с. 3 и сл. И. Тэн
(<Тит Ливий. Критическое исследование») пишет, что «это редкое соединение вдохновения и науки встречается в Цицероне; оно проявилось в последний раз у Тита Ливия» (с. 29); P. W а 1 s h. Livy, h is H istorical Aims and Methods, c. 272—276.
167 С. П. K o r д р а т ь е в . Римская литерааура, с . 2 32— 2 * 2 .
1ββ См., например: Α. Γ ε ν ά δ ι ο ς . ‘Ιστορία τής 'Ε λ λ ά δ ο ς ..., с. 35; Σ. Β ά σ η ς . Ρωμαίων Π ο λ ιτ ε ία ..., с . 18. ,
169 См. на эту тему: Д. Ц и б у к и д и с . Греция и Восток, с. 13.170 H. А. М а ш к и н. Принципат Августа (Происхождение и социаль
ная сущность), с. 583.171 См.: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Συνοπτιχές θ έ σ ε ις . . . , с. 42 .172 См.: Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . Ή Ρ ω μ α ιοχρα τία ..., с. 70—86 .173 См. подробнее: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Συνοπτιχές θ έσ ε ις ..., с. 35.174 Г. Κορδάτος. Ή Ρ ω μ α ιοχρ α τία ..., с. 12.176 Там же, с. 60 и сл., 104—113.176 Д. И. Ц и б у к и д и с. Из истории эллинистической Греции. Канд.
дис., с. 221 и сл.177 К. К . З е л ь и н . Основные черты исторической концепции Помпея
Трога.— ВДИ. 1948, № 4, с. 211, 222. Интересен разбор исторической концепции Помпея Трога и в другой статье К. К. Зельина: «Помпей Трог и его произведение „H isto riae P hilipp icae“».— ВДИ, 1954, № 2.
178 См.: С. И. С о б о л е в с к и й . Феопомп.—История греческой литературы. T. I I , с. 140.
179 250 сохранившихся отрывков от труда Феопомпа собраны в FHG (т. I) и частично у Фотия. См. подробнее: E d . M e y e r . Theopomps. Helle- n ika , с. 218 и сл.
180 Κ. Κ. 3 е л ь и н. Основные черты исторической концепции Помпея Трога, с. 210. См. иную точку зрения об источниках Трога: F. А 1 1 - h e i m . W eltgeschichte Asiens im griechischen Z eitalter. Bd I, c. 2 и сл.; A. B o u c h é - L e c l e r c q , H isto ire des Lagides. Vol. I I , c. 103 и сл.
181 Юстин в прологе пишет, что он собрал все самые достопримечательные события и составил как бы небольшой букет цветов, чтобы и знающие по- гречески могли прочитанное ранее припомнить, а не знающие — научиться [Ju st. Prooem .].
182 См. К. К. З е л ь и н . Помпей Трог и его произведение «Historiae Philippicae», с. 191 и сл.
188 См., например: Α . Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς . Μαχεδονία καί Μαχεδόνες, с. 7 и сл. Это такж е прослеживается в работе А. Д аскалакиса, где автор основывается на древней традиции, восходящей к мифологии (The H ellenism of the A ncient M acedonians, c. 100 и сл.).
184 Κ . Σ τ ε ρ γ ι ό π ο υ λ ο ς. Τό ήθος των 'Αθηναίων έπί Π εριχλέους. — Ε Κ . 15. IV. 1971, с. 1, 9.
188 Ν. Κ ο υ ρ ά χ η ς . ΕΤχον αί ’Αθήναι δημοχρατίαν;— Ε Κ . 14. II, 1969, с. 1, 7.
186 Критику греческих немарксистских концепций см.: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Ή θεωρία τής άναχύχλησης... с. 5 и СЛ.; ОН ж е . Μ ελέτες χαί άρθρα, с. 109 и сл.
187 А. Г. Б о к щ а н и н. Парфия и Рим. Ч . I, с. 43.188 См., например: X . Ν ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος В' Ь Μ αχεδώ ν..., с. 844. и СЛ.189 См. на эту тему: Д. И. Ц и б у к и д и с. Греция и Восток, с. 15.*·· К. Маркс в письме Ф. Энгельсу от 27 февраля 1861 г. писал: «...по
вечерам читал для отдыха Аппиана о граж данских войнах в Риме, в греческом оригинале. Очень ценная книга. Автор — родом из Египта. Шлоссер говорит, что у него нет души, вероятно потому, что тот старается докопаться до материальной основы этих гражданских войн» (К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т. 30, с. 125—126).
191 См.: С. А. Ж е б е л е в. Аппиан и его гражданские войны. Послесловие к кн .: А п п и а н . Гражданские войны. Л ., 1935; И. Х а н . Аппиан и А лександрия.— ВДИ, 1968, № 1, с. 85.
192 На эту тему СМ.: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Συνοπτιχές θ έσ ε ις ..., C. 42 и СЛ.; Д. И. Ц и б у к и д и с. Греция и Восток, с. 15. Г. Кордатос в отличив от других греческих авторов широко пользуется свидетельствами Аппиана в сочинении «Римское владычество в Греции» (с. 54 и сл.).
193 См. подробнее: О. И. С е в а с т ь я н о в а. Аппиан и его «Римская история».— ВДИ. 1950, № 2, с. 253 и сл.
194 В . Τ σ α χ α τ ί χ α ς . 'Α π π ια νό ς .— ΙΕΕ. Т. Σ Τ ', о. 425.195 О. И, С е в а с т ь я н о в а . Аппиан и его «Римская история».—
ВДИ. 1950, № 2, с. 253 и сл.196 См. Σ. Γ χ ο τ ζ α μ ά ν η ς . Ή . Π ανελλήνιος ιδ έ α ..., с . 10 и CJI.197 Далее Аппиан аргументирует свой вывод тем, что, завоевав Сирию,
ионийские и эолийские города, Антиох перешел Геллеспонт и укрепился в Херсонесе и Лисимахии Ф ракийских, считая их удобными для «исполнения дальнейших замыслов» [Syr., 1].
198 Ф. Энгельс пишет: «Из древних историков, которые описывают борьбу, происходившую в недрах Римской республики, только Аппиан говорит нам ясно и отчетливо, из-за чего она в конечном счете велась: из-за земельной собственности» (Ф. Э н г е л ь с . Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии.— К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд 2-е. Т. 21, с. 312). В советской историографии представляют интерес статьи О. И. Севастьяновой о творчестве Аппиана: Аппиан и его «Римская история».— ВДИ. 1950, № 2; Приложение к ВДИ. 1946, № 4. См. такж е статью венгерского историка И. Хана «Аппиан и Александрия».— ВДИ.1968, № 1.
199 Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του Ε λληνικ ού "Εθνους. T. 1, С. 195 И СЛ.; I. Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ . 'Ιστορία της 'Α ρχαίας Ε λλά δ ος, C. 218 И CJ1. Историко-культурный анализ, основанный на новейших данных археологии, см.: Κ. Π α π α χ α τ ζ ή ς . Παυσανίου Ε λλά δ ος περιήγησις, с. 1—66.
200 История греческой литературы. T. I I I , с. 197.201 См.: С. П. К о н д р а т ь е в . Павсаний и его произведение. —
Предисл. к кн.: П а в с а н и й . Описание Эллады. T. I, с. 6 и сл.202 Греческий исследователь Н . Папахаджис считает Павсания автори
тетным автором (Παυσανίου Ε λλά δος περιήγησις, т. I, с. 9 и сл.). Основными источниками для «Описания Эллады» послужили работы Гераклидз, Ди- кеарха и Полемона — авторов I I I —II вв. до н. э. См.: С. А. Ж е б е л е в. К вопросу о композиции «Описания Эллады» Павсания.— Ж М НП. 1909, окт., отд. V, с. 395—440. В. Тарн склонен думать, что в основе «Описания Эллады» лежит научный трактат Полемона «Περιήγησις» (Эллинистическая цивилизация, с. 260).
203 «...большинство эллинов относилось спокойно к нашествию варваров (галлов.— Д . Ц .), так как уже раньше им пришлось претерпеть много зла, особенно от Александра и Филиппа» [Paus. IV, 1].
204 См., например: Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του Έ λλην«χοδ "Εθνους. Τ . 1, с. 196 и сл.; X. Τ σ ο ύ ν τ α ς . 'Ιστορία της αρχαίας έλληνιχης τέχνη ς, с . 29 и сл. В отличие от одностороннего подхода к свидетельствам Павсания Г. Кордатос, ссылаясь на него, не упускает из виду эклектизм его воззрений ('Ιστορία των 'Ελληνιστιχώ ν Χρόνων, C. 95—97 , 123—124 и СЛ.; ОН Ж е . Ή Ρωμαιοχρατία στην Ε λ λ ά δ α , с . 12, 133— 136 И С Л.).
206 См.: Ν . Ι Ι α π α ν α τ ζ ή ς . Παυσανίου 'Ελλάδος περιήγησις, с . 14.209 FHG, IV, 697.207 C. И. С о б о л e в с к и й. П олиэн.— История греческой литерату
ры. T. I I I , с. 203.208 Ν . Π α π α χ α τ ζ ή ς . Παυσανίου Ελλάδος περιήγησις, с. 14. См. более
подробно: Σ. / Α λ ε ξ ι ά δ η ς . Δϊίπνοσοφισταί (Β ιβλ. 5—8), C. 5 и СЛ., а также М. W e l l m a n . A thenaios.— R E, II , 2, 2034—2036.
209 См., например: X. Ν ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος В ' . . . , с . 879 .210 Подробно этот вопрос разбирается в работах: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ζ *
Ή θεωρία τής ά να χυ χλη σ η ς..., с. 7 И СЛ.; ОН ж е . Μ ελέτες χαί αρθρα, с. 108 и сл.
211 Κ. Σ τ ε ρ γ ι ό π ο υ λ ο ς. Ό ιμ περ ιαλισμ ός..., — ΕΚ. 27. X II. 1970, с. 1, 10; В . Λ α ο υ ρ δ α ς . 'Ο Ίσοχράτης χαί ή έποχή του, с. 66 .
212 На эту тему см.: D . T s i b u k i d i s . Les tendances. an tisc ien tifiques..., c. 157—163. ^
1 Деятельность многих греческих идеологов этого времени тесно связана с разработкой различных теорий, служащих подпоркой внутренней реакции в идеологической борьбе против прогрессивных сил страны. И. Теодорако- пулос, например, проводит идеологическое размежевание Европы и Азии, где Греции отводится роль своеобразного рубежа ( I . θ ε ο δ ω ρ α κ ό π ο υ λ ο ς . Ευρώπη χαί σοσιαλισμός с. 17. О Η Ж θ. *Н Ε λ λ ά ς ώ; οικουμενική ιδέα. — ПАА. T. 45, с. 29 и сл.).
Разбор антинаучных построений бурж уазных исследователей см. : Δ . Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Ή θεωρία τής ανακύκλησης καί ο άντιϊστορισαός τών έκπροσώ- πων της, с. 3—15. О н ж е . U nscientific Tendencies..., с. 3 и сл.
2 С м ., например: В. Λ α ο ύ ρδ ας . *0 ’Ισοκράτης καί ή έποχή του, с. 119— 129. Η. Василопулос находит много общего между временем IV в. до н. э. и нашей современностью (Ν . Β α σ ι λ ό π ο υ λ ο ς . Δημοσθένης — Φ ίλιππος. *Н εποχή των καί ή πολιτική των, с. 9). См. также: I. Θ ε ο δ ω ρ α κ ό π ο υ λ ο ς . Ευρώπη καί σοσιαλισμός, с. 18.
8 Д. К а с у ρ а с. Критика некоторых концепций буржуазной философии Греции, с. 48.
4 В. И. JI е н и н. Карл М аркс.— Полное собрание сочинений. Т. 26, е. 58.
6 К. М а р к с. Капитал. T. I I I .— К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т . 25. Ч . 2, с. 354. К. Маркс придавал большое значение истории и культуре классической Греции, подчеркивая, что «Греция и Рим являются как раз странами наиболее высокого ,,исторического развития14 среди народов древнего мира. Высочайший внутренний расцвет Греции совпадает с эпохой Перикла, высочайший внешний расцвет — с эпохой Александра» (К. М а р к с . Передовица в № 179 «Kölnische Zeitung».—К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т. 1, с. 98—99).
• Общие работы на эту тему CM.: II. К α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς. 'Ο χριστιανισμός καί ή έποχή μας. О н ж е . Προβλήματα φιλοσοφίας καί κοινωνιολογίας τής Ιστορ(ας. О н ж е . Εικοστός αιώνας. О н ж е . Προβλήματα φιλοσοφίας της Ιστορίας.I . θ * ο δ ω ρ α κ ό π ο υ λ ο ς . *Η έννοια τής φιλοσοφίας καί ή έννοια τής 'Ιστορίας τής Φιλοσοφίας. — Α Φ Θ Ε. а ' , с. 4 9 —78 . О н ж е . Τό πρόβλημα τής φιλοσοφίας τής 'Ισ το ρ ία ς .— Α Φ Θ Ε . Δ ' с. 129—150. О н ж е . Ή φιλοσοφική θεώρησις τής έποχ^ς μας. — Ι1 Α Α . τ. 3 6 , с. 62 — 7 9 . Κ. Τ σ ά τ σ ο ς . Ιδεολογικός π ό λ ε μ ο ς .— ΔΣ. Τ . 11. О н ж е . Ε λ λ η ν ικ ή πορεία. О н ж е . Δημοσθένης. О н ж е . *Η κοι- νωνιχή φιλοσοφία τών αρχαίων Ε λλή νω ν . Критику ПОДООНЫХ ВЗГЛЯДОВ CM.: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Μ ελετες καί άρθρα, с. 108—124 . D. T s i b o u k i d i s . Les tendances an tisc ien tifiques...— L ’Asie centrale des tem ps modernes, c. 1 5 7 — 1 6 3 .
7 Г. P и к к e p т. Н ауки о природе и науки о культуре, с. 159—162.8 * Α ρ ι σ τ ο τ . Ûtpi ποιητικής 1451b: Ή μ έν γάρ ποίησις μάλλον τά καθόλου,
ή δ* ιστορία τά καθ’έκαστον λέγει (П о эзи я говор и т б о л ее об общ ем , и ст о р и я —о ед и н и ч н о м ).
9 См., например: Σ. Μ ε ν ά ρ δ ο ς , I. Σ υ κ ο υ τ ρ ή ς . Ά ριστοτέλους Περί ποιητικής, с . 68 и СЛ.
10 Н а это уж е указывали немецкие исследователи. См.: J. G e y s e r . Die E rkenntnistheorie des A ristoteles, с. 198, 285, 286; G. P r a n 1 1. Geschichte der Logik im Abendlande. Bd I, c. 124—125.
11 Ά ρ ι σ τ ο τ . Περί έρμηνείας 17a 39: Λ έγω δέ καθόλου μέν ό έπ ί πλειόνων πέφυκε κατηγορεΐσθε* καθ'εκαστον δέ ό μή (Общим я называю то, что может по природе говорить о многом, а единичным — то, что не может этого).
12 Ά ρ ι σ τ ο τ . 'Αναλυτικά *'Γστερα, 73b, 26—27: Καθόλου δέ λέγω ό αν κατά παντός τε ύπάρχη, καί καθ’αύτό καί ή αυτό (П о д общим я разумею то, что ирисуще всем и [существует] само по себе).
18 На эту тему см. подробнее: А. И . Д о в а т у р . Аристотель и история.— ВДИ. 1978, № 3, с. 4 и сл.
14 Н. Луварис (1887—1961), профессор Афинского университета. Вместе с И. Теодоракопулосом и П. Канеллопулосом издавал «Архив философских и теоретических наук».
16 Ν . Λ ο ύ β α ρ η ς . 'Ιστορία της φιλοσοφ ίας. О н ж е . θρησχεία χαί θεολογία.16 Я. Буркхардт занимался проблемами древней Греции. См.: J. В и г-
с k h а г d t . Griechische K ulturgeschichte. Bd 1—4.17 J. B u r c k h a r d t . W eltgeschichtliche B etrachtungen.—Kroners Ta
schenausgabe. Bd 55, c. 83.18 Ν . Λ ο ύ β α ρ η ς . 'Ιστορία της φιλοσοφίας, C. 5 И СЛ.19 Ф. Вореас (1877—1956), академик, профессор Афинского универси
тета.20 Θ. В о ρ έ α ς. Εισαγωγή είς τήν φιλοσοφίαν, с . 44 5 .21 Φ. Э н г е л ь с. Диалектика природы.—К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с .
Сочинения. Изд. 2-е. Т. 20, с. 434.22 Θ. В о ρ έ α ς . Δ ογιχή . О н ж е . Ψ υ χολογία . О н ж е . Εισαγωγή είς τήν
φιλοσοφίαν. О н ж е . Ή θιχή . О н ж е . Ά ν ά λ ε χ τ α .28 Δ . Γ λ η ν ό ς . Δημιουργιχός Ιστορισμός, с . 1— 2 5 .24 Δ. Γ λ η ν ό ς. *Η αξία των άνθρωπιστιχών γραμμάτων στήν Ε λ λ ά δ α , С. 3 и
CJI.; ОН же*! Μεριχοί στοχασμοί γιά τόν Πλάτωνα χαί τό Ιργο του, с . 5 и CJI.2β Δ. Γ λ η ν ό ς . Εισαγωγή στό Σοφιστή του Πλάτωνα, с. 22 и сл ., ОН Ж θ.
Μεριχοί σ το χα σ μ ο ί..., С. 6 и СЛ.2 β Α. ' Ε λ ε υ θ ε ρ ό π ο υ λ ο ς . Φιλοσοφία. Γ ενιχή άποψις του χόσμου. Κοσμοθε
ωρία. О н ж е . Φιλοσοφία του διχαίου. Κοινωνιολογία χαί πολιτειολογία .27 Γ . Σ χ λ η ρ ό ς . Ή φιλοσοφία του πολέμου χαί της ειρήνης. О н Ж θ . Τά
συγχοονα προβλήματα του 'Ελληνισμού.Ь® X . θ ε ο δ ω ρ ί δ η ς. Εισαγωγή στή φιλοσοφία. О н ж е . Έ πίχουρος. *Η άλ-
ηθινή δψις του αρχαίου χόσμου.29 В период монархо-фашистского режима Метаксаса (1936—1940) были
запрещены многие произведения классиков, в том числе «Эпитафии Перикла» Фукидида. См. подробнее: Д. Т у с л я н о с. Прометеи живут в Элладе, с. 11 и сл.
30 Н а эту тему см.: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . 'Η θεωρία τής άναχόχλησης χαί 6 άντιϊστορισμός των έχπροσώπων της, с . 4 и СЛ.
81 Подпольная пресса клеймила позором декреты коллаборационистских греческих правительств о введении запрета на изучение труда Фукидида в гимназиях и в высших учебных заведениях. См.: Д. Ц и б у к и д и с . Греция и Восток, с. 4.
82 I. θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς . Ή φιλοσοφιχή θεώρησις της εποχής μ α ς .— ΠΑΑ. Τ . 3 6 , C. 62 и с л .; о н ж е . Ή θεωρία των ιδεών του Π λά τω νος.— ΠΑΑ. Τ . 3 5 , 1960 , с . 206 и с л .
88 Π. Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς . *0 χριστιανισμός χαί ή εποχή α ας, с. 7 и сл.84 Π . Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς . Π ρολεγόμενα μεταφυσιχης, с . 273 И СЛ.86 Κ . Σ τ ε ρ γ ι ό π ο υ λ ο ς . *0 ιμπεριαλισμός τής έλληνιχης αρχαιότητας. —
ΕΚ . 2 7 . X I I . 1970, с . 1, 10.86 Μ. Α . К о р о с т о в ц е в . О характере древневосточного общества.—
HAA, 1966, № 3, с. 74—78. См. также: Ю. А. С е м е н о в. Проблемы социально-экономического строя древнего Востока.—НАА. 1965, № 4, с, 69—89,
37 П. Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς . Ό χριστιανισμός χαί ή έποχή μας, с. 186 и сл.88 Κ. М а р к с . К критике политической экономии. — К . М а р к о
и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т. 13, с. 6—7.30 Ε. Π α π α ν ο υ τ σ ος . Γνωσιολογία, с. 381.40 Ε . Π α π α ν ο υ τ σ ο ς . Αισθητιχή. О н ж е . Ή θιχή . О н Ж θ. Γνωσιολογία.41 Ε . Π α π α ν ο υ τ σ ο ς . Γνωσιολογία, с. 338—339.42 Там же, с. 379 и сл.43 П. Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς . Π ρολεγόμενα μεταφυσιχής, с. 50 и СЛ.44 «... все общественные порядки, сменяющие друг друга в ходе истории,
представляют собой лишь преходящие ступени бесконечного развития человеческого общества от нившей ступени к высшей» (Ф. Э н г е л ь с . Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии.— К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения. Изд. 2-е. Т . 21, с. 275).
46 См. подробнее: D . T s i b o u k i d i s . Les tendances an tisc ien tifi· ques... — L ’Asie centrale des tem ps modernes, c. 159 и сл.
4· I. θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς . Ευρώπη χαί σοσιαλισμός, с. 24.
47 Там ж е, с. 120 и сл.48 См.: Д. И. Ц и б у к и д и с. Эллино-христианская цивилизация чер
ных полковников, с. 46—49.40 П . Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς . *0 χριστιανισμός χαί ή έποχή μας, с . 70 и с л .60 Κ . Τ σ ά τ σ ο ς . ’Ε λληνική πορεί*, с. 137 и с л .м См. более подробно: Г. *А θ a v а α ι ά δ η ς. Σταυροφορίες παλιές καί ν έε ς ,
с. 20 и сл.; Д . И. Ц и б у к и д и с . Прометеи живут в Элладе, с. 11—17.52 Г . *А Θ a v a a t ά δ η ς. Σταυροφορίες..., с . 16 и с л .63 К. Τ σ ά τ σ ο ς . 'Ιδεολογικός πόλεμος. — ΔΕ . 1963, № 2 , с. 37 и сл.64 Κ . Τ σ ά τ σ ο ς . Έ λλη νικ ή πορεία, с . 138 и с л .66 См. подробнее: D. T o u s l i a n o s . Unscientific Tendencies..., с. 4.и К . М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Манифест коммунистической пар
тии.— К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т. 4, с. 445.Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του Ε λλ η νικ ο ύ Έ θνους. Τ . 2 , С.
η' — ις '.Б8 Κ. Ρ a ρ а г г i g о р о u 1 о. H istoire de la c iv ilisa tion heH enique...69 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . Περί τη; άρχής διαμορφώσΕως τών φυλών του
άρχαίου Ε λλη νικ ού Έ θνους. — «Πανδώρα». ’Α θ ., 1855 , с . 2 2 —43.60 У Аппиана [Syr. 28, 65, 66] Антиох III Великий был человеком легко
мысленным и жадным. Павсаний резко осуждал македонских царей Филиппа V и Персея [V II, 10, 5], везде наблюдая измену и предательство, столь характерные для Эллады [V II, 10, 1]. Страбон вслед за Полибием неодобрительно отзывался о египетских царях, начиная с третьего поколения [X V II, 7 9 6 -7 9 8 ].
61 Г . К о ρ δ ά τ о ς. 'Ιστορία τής αρχαίας έλληνικής φιλοσοφίας, с . 32 и СЛ.· 2 Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ’Ιστορία τών ’Ελληνιστικών Χρόνων, с . 28 — 4 1 .β3 Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ‘Ιστορία τής ’Α ρχαίας Ε λ λ ά δ α ς. Τ . 3, с . 10.·4 Там же, с. 11.·* Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ’Ιστορία τών Ε λληνισ τικώ ν Χρόνων, с. 7—8.ββ Косвенные свидетельства древних историографов постоянно указы
вают на возрастание доли рабского труда. Поголовное превращение всех жителей завоеванных городов Греции, оказавш их сопротивление, в рабов, практиковавшееся Александром, было продолжено его преемниками. Перепись населения Аттики во время правления Деметрия Фалерского (спустя15 лет после Александра) зафиксировала на 21 тыс. граждан и 10 тыс. метеков 400 тыс. рабов [Athen. V I, 272Ъ]. Даже если полностью не доверять Афи- иею, то не подлежит сомнению, что раоы по численности во много раз превышали свободных. См.: Д. Ц и б у к и д и с . Из истории эллинистической Греции, с. 54 и сл.
•7 Г . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ’Ιστορία τών Ε λληνισ τικώ ν Χρόνων, с. 11— 18.68 Там же, с. 18 и сл. Рассмотрение эллинизма как этапа раз
вития рабовладельческого общества характерно для многих советских антиковедов (В. С. Сергеев, А. Б . Ранович и др.)· Иное определение эллинизма дает К. К. Зельин. Он считает, что эллинизм представляет собой конкретно-историческое явление в развитии рабовладельческих стран, период взаимопроникновения различных форм общественной и культурной жизни, созданных греческим миром на Востоке (см.: К. К . 3 е л ь и н. Основные черты эллинизма.— ВДИ, 1953, № 4).
ββ Г . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ’Ιστορία τών ’Ελληνιστικώ ν Χρ(£νων, с . 34 .70 Там же, с. 31 и сл.71 Там же, с. 131 и сл.72 Г . К о ρ δ ά τ о ς. Ή Ρωμαιοκρατία στην Ε λ λ ά δ α ( ’Από τό 146 πρίν τής
χρονολογίας μας ώς τό 300 ). О н ж е . ’Ιστορία τής Βυζαντινής αυτοκρατορίας.73 Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ’Ιστορία τών ’Ελληνιστικώ ν Χρόνων, с . 301— 308, 5 6 0 .74 Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . Ισ τορία τής Α ρ χ α ία ς . ’Ελλάδας. Τ . 3, с . 9.76 Там же, с. 154—158, 171 — 172. О том, что симпатии Алек
сандра были на стороне олигархов, несмотря на его заигрывания с малоазий- скими демократами, указывают дошедщие до нас эпиграфические и литературные памятццки: D itt. Syll3, 283 (о хиосских изгнанниках), D itt. Syll8, 526
(о тирании Эреса), псевдодемосфеновская речь о договоре с Александром (X V II, 10, 15, 16, 19).
76 Г. К о ρ δ ά τ о ς. 'Ιστορία της ’Α ρχαίας Ε λ λ ά δ α ς. Т. Зэ с . 157—158,
77 Там же, с. 193.78 Такие сведения имеются у Стобея (IV , 7, 27).79 Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . 'Ιστορία της ’Α ρχαίας 'Ελλάδας. Τ . 3 , С. 2 2 8 .80 Там же, с. 160, 21 6 . О н ж е . 'Ιστορία των 'Ελληνιστιχώ ν Χρόνων, с . 33 .81 Г. К ο ρ δ ά τ ο ς. 'Ιστορία των 'Ε λληνιστιχώ ν Χρόνων, С 17.82 С начала 1967 и до середины 1974 г. идеологи неофашистского режима
искали аналогии в древности. Это была своего рода политическая потребность, так как они вынуждены были вести борьбу на два фронта: против исследо- вателей-марксистов, правильно оценивавших афинскую демократию и эллинистическую эпоху, и против буржуазной прогрессивной историографии, независимо от ее модернизаторских тенденций склонной к идеализации эллинской демократии древности. Подобный пересмотр «исторических ценностей» был вызван тем, что некоторые буржуазные греческие историки не пошли на сделку с неофашистским режимом. Изолированная внутри страны и за ее пределами, греческая реакция стала выискивать «идейную опору» в древней истории, идеализируя личность Александра Македонского и историю его походов, сознательно извращ ая характер исторического процесса. См. подробнее: Д. Т у с л я н о с . Прометеи живут в Элладе, с. 11 и сл ., а также: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . ’Εκμοντερνισμός χαί πλαστογραφία της αρχαίας έλληνιχης Ιστορίας. — Ш . 1972, JMs 1, с. 35—47.
83 Κ . Σ τ ε ρ γ ι ό π ο υ λ ο ς . Ό ιμπεριαλισμός της έλληνιχης αρχαιότητας.— Ε Κ . 27 . Χ ίΙ . 1970, с . 1, 10.
84 Там же, с. 10. Подобные мысли высказывает и французский историк П. Ж уге в отношении «македонского империализма», что такж е говорит о порочном методе применения современных понятий к древности (P. J о и - g u e t . L ’im périalism e Macédonien et l ’H ellénisation de l ’O rient, c. 2).
85 К . В ο υ ρ β έ ρ η ς. Μιά φυγή χαί μιά έπάνοδος. — Ε Κ . 15. V II. 1970, С. 14. О н ж е . AI νέαι διαστάσεις του άνθρωπιστιχου φ α ινομ ένου .— Ε Κ . 18. I X . 1970, с . 1, 6 .
88 Κ . Β ο υ ρ β έ ρ η ς . Αι νέαι δ ια σ τ ά σ ε ις ... ,— Ε Κ . 18. IX . 1970. C . 1, 6 .87 X . Κ ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος Β 'ό Μ αχεδώ ν...88 Критическая версия изображения Филиппа II была продолжена Пом-
пеем Трогом. См.: Just. IX , 5, 3; IX , 8, 21.89 Полибий (V III, 12, 2—3) обвиняет Феопомпа в предвзятом изложений
событий.90 X . Ν ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος В ' о Μ αχεδώ ν..., с . 840 .91 Там же, с. 861.92 Там же, с. 803.93 Там же, с. 804, 807.94 Там же, с. 862.9§ Там же, с. 797.м Там же, с. 800.97 Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . 'Ιστορία τών Έ λληνιστιχώ ν Χρόνων, с. I l l —119; ο Η Ж θ.
'Ιστορία της ’Α ρχαίας Ε λλά δ α ς. Τ . 3, с. 3 6 4 — 370. См. также ряд исследований греческих авторов-немарксистов, затрагивающ их кризис полисной системы, где прослеживается разорение населения и относительный упадок экономики Эллады после Пелопоннесской войны: Г. Χ α ρ ι τ ά χ η ς . Ή έλληνιχή οίχονομία χατά τόν 4 π . X . α ίώ να .— ΕΚΔΟ. 1941, «Ν® 10, C . 161 — 168. Β . Λ α ο υ ρ δ α ς . Ίσοχράτους Φ ίλιππος, с. 5 и сл.; о н ж е . 'О Ίσοχράτης χαί ή εποχή του, с. 55 и СЛ.; Κ α τ η φ ό ρ η ς . 'Η βαθμίς οίχονομιχης έξελίξεω ς τής άνθρωπότητος. — ΕΚΔΟ. 1942, J\° 11, с. 56 и сл.; Τ . Π ο ύ λ ο ς . Π ολιτεία χαί πολιτιχοί ά ρ χ ο ντ ες ..., с. 5 и СЛ.
98 В античной традиции о кризисе полиса IV в. до н. э. см. труды Платона и Аристотеля, а такж е свидетельства более поздних авторов. Платон указывал на социальные антагонизмы своего времени и выступал против тех, кто не ду
мает ни о чем другом, кроме общего ниспровержения [Plato. P ol., 555d]. Он такж е указывал, что по лития разделена на два враждебных полиса, две враждебные группировки: одна — убогих, Другая — богатых [P lato . P o l., 422e — 423а]. Выход из кризисного состояния Платон видел в сокращении рождаемости [Plato. P o l., 459e — 461с]. Аристотель тоже подчеркивал, что олигархи дали клятву уничтожить демос как причину всех бедствий [A ristot. P o lit. V, 7, 19, 1310а]. Греческий философ предлагал свои меры по борьбе с перенаселением [Polit. V II, 14, 10, 1335Ь]. О кризисе полиса см. также: P lu t. Π ερί του μή δείν δανείζεσθαι, 828a.
99 Кризис полисного строя, по нашему мнению, получил верное освещение в трудах советских историков. См.: C. JI. У т ч е н к о . Кризис и падение Римской республики, с. 3 и сл.; о н ж е. The Crisis of the Polis and the P o litica l Views of the Roman Stoics, c. 35—64; А. Б . Р а н о в и ч . Эллинизм и его историческая роль, с. 10—38; О. В. К у д р я в ц е в. Эллинские провинции Балканского полуострова во II в. н. э ., с. 34—45; В. Н. Д ь я к о в. Греция в первой половине IV в. до н. э .— Д ревняя Греция. Под ред.В. В. Струве и Д. П. Каллистова, с. 391—447; В. С. С e р г е е в . История древней Греции, с. 350—379; А. И. Д о в а т у р . Политика и политии Аристотеля, с. 5—6, 331; В. Г. Б о p у X о в и ч, Э. Д. Ф р о л о в. Публицистическая деятельность И сократа.— ВДИ. 1969, № 2, с. 200—220; Г. А. К о- ш е л е н к о. Восстание греков в Бактрии и Согдиане 323 г. до н. э и некоторые аспекты греческой политической мысли IV в. до н. э .— ВДИ. 1972, № 1, с. 59—78; А. С. Ш о ф м а н. История античной Македонии, ч. I, с. 179—208; JI. М. Г л у с к и н а . Исследования по социально-экономическим отношениям в Аттике IV в. до н. э. Автореф. докт. дис.
100 Г . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ’Ιστορία τών Ε λληνισ τικώ ν Χρόνων, С. 109.101 Разделяя неверные взгляды на сущность афинской демократии, вы
сказанные в прошлом веке Т. Моммзеном и Ю. Шварцем и развитые Ю. Кер- стом и У. Вилькеном, некоторые греческие ученые ополчились на демократические установления древней Греции. Наиболее крайние суждения в этом отношении высказали в своих работах К. Вурверис, Н. Куракис, X . Налчас. См.: Κ. Β ο υ ρ β έ ρ η ς . *Η εθνική συνείδησις του Πλάτωνος, С. 5 и с л .; О Н Ж e. P laton und die Barbaren, c. 3 и сл. N . Κ ο υ ρ ά κ η ς . ΕΤχον al 'Αθήναι δημοκρατίαν; — ΕΚ . 14. II. 1969, с . 1, 7 . X. Κ ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος Β ' ό Μ ακεδώ ν...t с. 368— 446 .
102 Φ . Э н г е л ь с. Диалектика природы.— К. M а р к с и Ф. Э н- г е л ь с. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 21, с. 119.
103 JI. М. Г л у с к и н а. О специфике греческого полиса.— ВДИ. 1973, № 2, с. 39.
104 X. N ά λ τ σ α ς. Φ ίλιππος В ' ό Μ ακεδώ ν..., с . 141.105 С м . θ . Τ ζ α ν ν ε τ ά τ ο ς . *0 προέχων έν τώ Πανηγυρικώ του Ίσοκράτους
σκοπός. — Ε Φ Σ Π Α . Τ . 7 , 1956, с. 419 и с л .; о н ж е . Τό περί τόν θάνατον τοο Ίσοκράτους πρόβλημα. — « Ά θ η ν ά .» 1957, JN& 61 , с . 289 и СЛ.; Σ. Γ κ ο τ ζ α μ ά ν η ς . Ή Π ανελλήνιος ιδ έ α ..., с. 15 и СЛ.
106 Источники об Исократе см.: К . M ünscher.— RE. Bd IX , 1 9 1 6 , 2146— 2227, s. v. Isokrates. Чтобы не приводить каждый раз названия сочинетш Исократа, мы используем в ссылках установленную в исторической литературе Нумерацию речей и писем. Речи: I. К Демонику; II. К Никоклу; I I I . Н икокл, или жителям Кипра; IV. Панегирик; V. Филипп; VI. Архидам; V II. Ареопагитик; V III . О мире; IX . Эвагор; X. Похвала Елене; X I. Б у- сирис; X II . Панафинейская; X III . Против софистов; XIV . Платейская; XV. Об обмене имуществом; X IX . Эгинская речь; X X . Против Лохита; X X I. Против Эвтиноя. Письма: I. К Дионисию; I I . К Филиппу; I I I . К Филиппу; IV. К Антипатру; V. К Александру; VI. К сыновьям Ясона; V II. К Тимофею; V III . К правителям митиленян; IX . К Архидаму. Некоторые историки, исследовавшие судебные речи Исократа, ставят под сомнение его авторство.
107 R. J. B o n n e r . Lawyers and L itigan ts in A ncient Athens. The Genesis of the Legal Profession, c. 17; W, J a e g e r . Demosthenes, c. 27 и сл.
108 D ionys H al. Isocr., 18.
109 U. W i 1 a m о w i t z. P laton . Bd I I , c. 107. См. также: К . M ü n- s c h e r . — RE. Bd IX , 1916, 2155.
110 A. Κ υ π ρ ι α ν ό ς . Τά απόρρητα του Ίσοκράτους, с. 1 и СЛ.111 О молодости Исократа см.: P s.- P lu t. V itae X or., IV, 837a.112 Fr. B l a s s . Die attische Beredsam keit. Bd I I , с. 14.113 U . W i 1 a m о w i t z. P laton . Bd I I , c. 107.114 Античные авторы свидетельствуют, что учителями Исократа были
Протагор, Горгий, Продик, Сократ и другие софисты. См.: Dionys. H al., Isocr., 1; P s .-P lu t. V itae X or., 836f. О влиянии Продика на Исократа см. Α . Κ υ π ρ ι α ν ό ς . Τά απόρρητα..., с. 18; H. M a y e r . Prodikos von Keos, c. 122 и сл.
115 После поражения Афин в Пелопоннесской войне от спартанцев там установилась тирания «тридцати». В тот период Исократ выступал как защитник Ферамена, обвиненного в государственной измене. В 404 г. до н. э. молодой Исократ (ему тогда было 32 года) вынужден был уехать на о-в Хиос, откуда он возвратился в Афины спустя год после падения олигархии. См.: Р . С 1 о с h é . Isocrate et politique theram enienne.— ЕС. 1936, № 5 , c. 342— 412.
116 B . A α ο ύ ρ δ a ς. *0 Ισοκράτης χαί ή έποχή του, с . 12; θ . Τ ζ α ν ν ε τ ά- τ ο ς. *0 προέχω ν έν τώ Πανηγυρικώ του Ίσοκράτους σκ οπ ός.— Ε Φ Σ Π Α . 1956, Τ . 7, с . 420 и с л .
117 J. К a e r s t. Geschichte des Hellenism us. Bd I, c. 53 и сл ., 110 и сл.118 Исократ основал свою школу в Афинах в 390 г. до н. э. См.: R. J o n -
s о n. A Note on the Number of Isocrate’s P up ils .— A JPh. 1957, № 78, c. 297 и сл.
119 Сам Исократ подтверждает, что при редактировании своих речей часто прибегал к помощи учеников. Он упоминал, что в работе над «Панафи- нейской речью» привлек четырех воспитанников. Свою ш колу Исократ характеризует как школу «философии», но в отличие от Платона и Аристотеля этот термин однозначен с понятием «воспитание» (παιδεία). В сочинении Гермиппа «Π ερί των Ίσοκράτους μαθητών» приводятся имена ста ВИДНЫХ учеников Исок- р а т а ,и з которых вышли 13 политических деятелей, 15 философов и педагогов, 3 историка й 2 поэта. Школа Исократа собирала больше учеников, чем какая-либо другая школа IV в. до н. э. См.: Ps. - P lu t. V itae X or., IV. 837d#
120 См., например: Α . Κ υ π ρ ι α ν ό ς . Τά απόρρητα..., с. 41 и СЛ.121 П . Π ε τ ρ ί δ η ς . Έ πιστολα ί Ίσοκράτους, C. 9.122 Отрывок речи Горгия см.: H. D i e l s . Die Fragmente der V orsokrati-
ker. Bd 2, c. 7—8.123 X. Ν ά λ τ σ α ς . Φίλιππος В ' ο Μ ακεδώ ν..., с. 142; Σ. Γ κ ο τ ζ α μ ά ν η ς ,
Ή Π ανελλήνιος ιδ έ α ..., с . 22.124 А. Киприанос считает, что Исократ выступал с демократическими
призывами (Τά απόρρητα...,с. 357). Но идеализация афинского государства не означала для оратора восхваления демократии.
125 В. Λ α ο υ ρ δ α ς . *0 Ισοκράτης καί ή έποχή του, С. 6 4 .126 F. M a r s h a l l . The Second A then ian Confederacy, с. 12.127 Τ ζ α ν ν ε τ ά τ ο ς . *0 αναμενόμενος έν τώ Πανηγυρικώ του Ίσοκρά
τ ο υ ς . . . , — «*Αθηνά». 1956, № 60 , с. 185 и сл.128 P . C l o c h é . Isocrate e t la po litique lacedem onienne. — REA. 1933,
№ 3 5 , c. 1 2 9 — 145.129 См., например: В. Λ α ο υ ρ δ α ς . *0 Ισοκράτης καί ή έποχή του, с. 66 .130 О публицистике Исократа см.: В. Г. Б о р у х о в и ч, Э. Д. Ф р о-
л о в. Публицистическая деятельность Исократа; E. B ü c h n e r . Der Ра- negyrikos des Isokrates. Eine historisch-philologische Untersuchung; J. M a t h i e u . Les idées politiques d ’Isocrate; M. L e v i. Isocrate, Saggio critico ; J . K e s s l e r . Isokrates und die panhellenistische Idee.
131 X. Ν ά λ τ σ α ς . Φίλιππος В ' ό Μ α χεδώ ν..., с. 160.132 Такие взгляды уже высказывали некоторые западноевропейские ис
торики. См., например: W. J a e g е r. Demosthenes, der S taatsm ann und sein W erden , c. 154 и сл-
133 См. такж е Isocr. V, 17: « ...я попытаюсь склонить тебя к делам более близким тебе, более прекрасным и полезным, чем те, которые ты до сих пор предпочитал». Далее Исократ ставит в пример отца Филиппа II , который «совершенно оставил в стороне эллинские государства и захотел обладать царской властью в Македонии, так как знал, что эллины не привыкли терпеть единовластие...» [Isocr. V, 107].
134 N . В α σ i λ ό π о υ λ о ς. Δημοσθένης — Φ ίλ ιπ π ο ς ..., с . 153; X . Ν ά λ τ σ α ς . Φίλιππος Β ' ό Μ ακεδώ ν..., с . 145.
135 X . Ν ά λ τ σ α ς . Φίλιππος Β ' ό Μ ακεδώ ν..., с . 145.136 Σ. Γ κ ο τ ζ α μ ά ν η ς. Ή Πανελλήνιος ιδ έ α ..., с . 21 и с л .137 X . N ά λ τ σ α ς. Φ ίλιππος Β ' ό Μ ακεδώ ν..., с . 140— 143.138 Там же, с . "145. См. также: Arn. M o m i g l i a n o . L ’Europa
come concetto politico presso Isocrate e gli Isocratei. — RPh. 1933, X I, c. 477 и сл.
189 P. И о u s s e 1. La Grèce et lO r ie n t des guerres m ediques à la conquête rom aine, c. 301.
140 X . Κ ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος B ' ό Μ ακεδώ ν..., с . 139 .141 Там же, с. 138 и сл.142 Σ. Γ κ ο τ ζ α μ ά ν η ς . Ή Π ανελλήνιος ιδ έ α ..., с, 5 и сл. X . N ά λ τ σ α ς.
Φ ίλιππος Β ' ό Μ ακεδώ ν..., C. 138, 140, 144.143 Β . Λ α ο ύ ρ δ α ς . *0 Ισοκράτης καί ή έποχή του, с . 66; X . Ν ά λ τ σ α ς .
Φ ίλιππος Β ' ό Μ ακεδώ ν..., с . 145 и с л .144 См.: X . Ν ά λ τ σ α ς . Φίλιππος Β ' ό Μ ακεδώ ν..., с . 144.146 I. Π ο ύ λ ο ς . Π ολιτεία καί πολιτικοί ά ρ χ ο ντ ες ..., с. 4 и с л .; θ. Τ ζ α ν -
ν ε τ ά τ ο ς . *0 προέχων έν τώ Πανηγυρικοί του Ίσοκράτους σκοπος.— Ε Φ Σ Π Α . Τ. 7, с . 419 и сл.
146 X . Ν ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος Β ' ό Μ ακεδώ ν..., с. 154 и сл.147 Β . Α α ο ύ ρ δ α ς. Ό ’Ισοκράτης καί ή έποχή του, С. 7 6 .148 J. S y k ο u t r i s. Isokrates Euagoras.— Hermes, 1927, № 62, c. 24
и сл.; К . S p y r i d a k i s. Euagoras I von Salamis. Untersuchungen zur Geschichte des kyprischen Königs, с. 21 и сл.
149 J. G r e g о r. A lexander der Grosse, c. 54 и сл.; Б . Г. Г а ф у p о в, Д. И. Ц и б у к и д и с . Александр Македонский и Восток, с. 50; H . W e s t l a k e . Thessaly in the Fourth Century В. С., с. 3 и сл.
160 См. письмо VI «К сыновьям Ясона», а также: В . Λ α ο ύ ρ δ α ς . Ίσοκράτους Φ ίλιππος, с. 16; G. M a t h i e u. Les idées..., c. 101.
*δ1 См.: E. B i c k e r m a n n und J. S y k o u t r i s . Speusipps Brief am König P h illip p , с. 44—47, 78—82.
162 Это было после гибели Ясона в 370 г. до н. э. Дата согласно Дрерупу: E. D r e г u р. Aus einer alten A dvokatenrepublik , с. 36 и сл. См. такж е:G. M a t h i e u. Les idées..., c. 103.
163 Дата по Виламовицу и Мейеру: U. W i l a m o w i t z . A ristoteles und A then. Bd I I , c. 394; Ed. M e y e r . Geschichte des A ltertum s. Bd V, c. 450. См. также: K. M ü n s c h e r .— RE. 1916, Bd IX , 2201.
164 См., например: A. Κ ω ν σ τ α ν τ ι ν ί δ η ς . Ίσοκράτους Λ όγοι..* , с . 7;I. Π ο ύ λ ο ς . Π ολιτεία καί πολιτικοί ά ρ χ ο ντ ες ..., 9.
165 Β . Α α ο ύ ρ δ α ς. Ό Ισοκράτης καί ή έποχή του, C. 9 0 .166 Большинство исследователей творчества Исократа отрицают подлин
ность письма «К Архидаму». См., например: U. W i l a m o w i t z . A ristoteles und A then. Bd I I , с. 391 й сл.; К . M ü n s c h e r .— RE. 1916, Bd IX , 2204.
J67 В . Α α о ύ ρ δ α ς. fO Ισοκράτης καί ή έποχή του, с . 92.168 Нам известно только вступление «К Архидаму», точно так же как и
«К Дионисию». Соображения на эту тему см.: Ed. M e y e r . Geschichte des A ltertum s. Bd V, c. 495; G. M a t h i e u. Les idées..., с. 109.
159 См., например: X . Ν ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος В ' о Μ ακεδώ ν..., с . 140.160 См.: М. Σ α κ ε λ λ α ρ ί ο υ . Ά μ φ ίπ ο λ ις . — 1ЕЕ. Т. Гь с . 4 5 3 —454;
J. P a p a s t a v r u . Am phipolis. Geschichte und Prosopographie.— K lio, 1936, Beiheft X X X V II.
161 A. C. Ш о ф м а н. История античной Македонии. Ч . I, с. 197—200*
162 См.: Κ . Τ σ ά τ σ о ς. Δημοσθένης. — ΪΕ Ε . Т . Га, С. 562. Демосфен писал о растущей македонской угрозе и в других речах: «Περί τής Ρ οδίω ν έλευθερίας», 24 (351 г. до н. э .) , «Κατά *Αριστοχράτους», 121 (352 г. до н. э .) . См. также: W. J a e g e r . Demosthenes, с. 98
1вз Κ . Τ σ ά τ σ ο ς . Δημοσθένης. — Ι Ε Ε . Т . Г2, C. 562— 563.1β4 В советской историографии первую «Речь против Филиппа» относят
к 351 г. до н. э ., как сходную по тематике с предыдущей— «О свободе родосцев». Подробнее на эту тему см.: А. С. Ш о ф м а н. История античной Македонии. Ч . I, с. 226. В западноевропейской исторической науке имеются на этот счет различные мнения: P . C l o c h é . Démosthène et la fin de la dém ocratie athéniénne, c. 73; о н ж e. La po litique de Démosthène de 354 à 346· av. J. C .— BCH. 1923, c. 97—162; W. J a e g e r. Demosthenes, c. 116 и сл.
165 A. Керамопулос полагает, что, даже когда Демосфен причислял македонян к «варварам», он имел в виду недостаточное их приобщение к эллинской образованности. См. : А. К ε ρ α μ ό π о υ λ ο ς. Οί βάρβαροι Μακεδόνες του Δημοσθένους. — Εις μνήμην Σπυρίδωνος Λάμπρου, С. 63—67.
1Μ В. Г. Б ο ρ у χ о в и 4, Э. Д. Φ р о л о в . Публицистическая деятельность И сократа.— ВДИ. 1969, № 2, с. 219.
187 Спустя три года после обращения Исократа к Филиппу Спевсипп,. сменивший Платона на посту главы Афинской академии, направил к македонскому царю письмо, в котором неодобрительно отозвался о послании Исократа. По мнению Спевсиппа, Исократ недостаточно прославлял Филиппа. См.: E. B i c k e r m a n n und J. S y k o u t r i s . Brief am König Philipp , c. 78—82.
168 Сходные мысли высказывал Аристотель, деливший все народы па происхождению на полноценные и неполноценные [Polit. V II, 6, 1, 1327Ь].
1в® Г . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . Εισαγωγή εις τόν Π ερί του στεφάνου λόγον του Δημοσθένους, с. 7.
170 В письме Исократа к Филиппу говорится, что «не следует оставлять в стороне всего того, что касается нашего государства: необходимо сделать попытку призвать тебя к более дружественной позиции и к установлению связей с ним» [Isocr. E p is t., I I , 14]. См.: Α . Κ υ π ρ ι α ν ό ς . Τά απόρρητα... с. 41* Иную точку зрения см.: W. J a e g е r. Demosthenes, с. 149, 240, примеч. 5.
171 Это свидетельство Псевдо-Плутарха подтверждает крушение надежд Исократа совместить полисную систему с объединением греческих городов при главенстве Филиппа II. См.: P s.- P lu t. V itae X or., 838a.
172 В. Г. Б о р у χ о в и ч, Э. Д. Ф р о л о в. Публицистическая деятельность Исократа, с. 217.
173 См.., например: X. Ν ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος В ' Ь Μ αχεδώ ν..., с. 159;В. Λ α ο υ ρ δ α ς . Ίσοχράτους Φ ίλιππος, с. 5.
174 U. W i 1 с k е n. A lexander der Grosse, с. 47.176 Некоторые советские историки античности полагают, что Исократ не
обманывался относительно последствий македонского главенства в греческих делах. См.: И .М . Т р о н с к и й . История античной литературы, с. 180;А. С. Ш о ф м а н. История античной Македонии. Ч. I, с. 222, примеч. 4.
176 U. W i 1 с k е n. P h ilipp II von M akedonien und die panhellenische Idee, c. 290.
177 См., например: A. Π α π α λ η γ ο ύ ρ α ς . ’Α πό τόν Πλάτωνα στόν 'Α λ έ ξανδρο. — «Προπύλαια», Α ' , 1938, с. 233 и сл.
178 Разбору взглядов Исократа на монархию посвящен ряд работ. См.:H. K e h l . Die M onarchie im politischen Dunken des Isokrates; Э. Д. Φ p o- л о в. М онархическая идея у И сократа.— Проблемы отечественной и всеобщей истории, с. 3—20. Д ля обоснования монархических тенденций в творчестве Исократа отдельные греческие авторы ссылаются на труды западноевропейских историков. См., например: J. К а е г s t . Studien zur Entw icklung und theoretischen Begründung der M onarchie im A ltertum , c. 12—38; Ch. Μ о s s &è La fin de la dém ocratie athén ienne..., с. 375—399; М. Р о h 1 e n z. Staatsgedanke und S taatslehre der Griechen, c. 136—156.
179 A. C. Ш о ф m a h . История античной Македонии. Ч . I, с. 234.180 См.: C. JI. У т ч е н к о. Кризис и падение Римской республики;
о н] ж е. Кризис полиса и воззрения римских стоиков; А. И. Д о в а т у р . Политика и политии Аристотеля.
181 В. И. Л е н и н. О государстве.— Полное собрание сочинений.Т . 39, с. 75—77.
182 Κ. Π α π а ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς. Ισ τορία του 'Ελληνικού "Εθνους. T . 1, с . ρ' — ρί. τ . 2 , с. γ — ιε '. X. Ν ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος ό Μ ακεδώ ν..., с. 168. Α . Δ α σ κ α λ ά κ η ς. Ο Μέγας 'Αλέξανδρος καί ό Ε λλη νισ μ ός, с. 35 , 4 0 , 45 и с л .
183 В какой мере воззрения Аристотеля преломились в сознании Александра, судить трудно, хотя Плутарх указывает, что тот научил царя «благой жизни» [P lu t. A lex., 8].
184 Κ. Γ ε ω ρ γ ο ύ λ η ς . 'Αριστοτέλης ό Σταγιρίτης, с . 3 — 4.18& Gm.: S. R e i n a c h. RA., X X X II, 1930, с. 189.186 П лутарх приводит текст письма Александра из Азии к Аристотелю,
в котором царь упрекает своего бывшего учителя за желание опубликовать курс философских бесед, прочитанных ему, так как считает, что это — наука д л я немногих, для избранных [ P lu t. A lex ., 7].
187 Одним из важнейших компонентов эллинского образования считалось изучение гомеровского эпоса, на примерах которого воспитывались многие поколения эллинов. Любовь к мифическим прародителям, привитая Александру еще в детстве 1Лисимахом [P lu t. A lex., 5], была в юности укреплена Аристотелем, отредактировавшим для него экземпляр Илиады, с которым «царь не расставался в азиатском походе, считая, что эпос «возбуждает к воин- -ской доблести» [P lu t. A lex., 8]. Дион Хрисостом пишет, что царь знал наизусть всю Илиаду и большие фрагменты из Одиссеи [Orat. V I, 39].
188 N . Π ο λ ί τ η ς . Ά ρισ τοτέλους Α θη να ίω ν Π ολιτεία , с . 6 .189 Д. И. Цибукидис. Греция и Восток, с. 20.190 Г. Кор δ ά τ ο ς . Ιστορία τών Έ λ λ η αστικών χρόνων, с. 480 и сл.191 Там же, с. 481.192 К. М а р к с. Капитал. T. I .— К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с .
•Сочинения. Изд. 2-е. Т. 23, с. 379.193 См., например: I. θ ε ο δ ω ρ α κ ό π ο υ λ ο ς . Ή φιλοσοφία του Πλάτωνος,
•С. 171 — 184. О н ж е . Ή θεωρία τών ιδεών του Πλάτωνος, с . 206 и СЛ»194 См. подробнее: А. И. Д о в а т у р. Политика и политии Аристотеля,
•с. 12.195 Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . Ισ τορ ία τών Ε λληνισ τικώ ν Χρόνων, с . 490 и СЛ.196 А. И. Д о в а т у р . Политика и политии Аристотеля, с. 331. См.
такж е: W. J a e g е г. Paideia: the Ideals of Greek Culture. Vol. I l l , c. 265.197 T. A. S i n с 1 a i r. A H istory of Greek P o litica l Thought, c. 209.198 Видимо, эти сведения взяты из сочинения Псевдо-Аммония. См.
'Ps.-Ammonius. In trod . in categorias, 1545f, 9b.m w . R o s e . A risto te lis Fragm enta Selecta. Ox., 1955, c. 95. P . Вейл
полагает, что этот совет содержится в письме «О царской власти» (R. W e i l . A ristote et l ’histoire. Easai sur la «Politique», c. 154).
200 K. F r i t z . A ris to tle ’s Contribution on the Practice and Theory of H istoriography, c. 110—116.
201 Γ. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . 'Ιστορία τών ‘Ελληνιστικών Χρόνων, с. 503 и СЛ.202 С м .: N. Π ο λ ί τ η ς . Ά ριστοτέλους ’Αθηναίων Π ολιτεία , с . 15.203 См. более подробно: Г. А. К о ш е л е н к о . Аристотель и Алек
сан др .— ВДИ, 1974, № 1, с. 22—43.204 Д. И. Ц и б у к и д и с . Греция и Восток, с. 20.205 См., например: А. К ε ρ α μ ό π о υ λ ο ς. Οί βάρβαροι Μακεδόνες του Δημο-
αθένους. — Εις μνημην Σπ. Λάμπρου, с . 6 3 — 67.206 X. Ν ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος Β' ό Μ ακεδώ ν..., с. 417.207 J. Κ a 11 e r i s. Les anciens M acédoniens. É tude linqu istique et
h istorique. T. I, c. 24 и сл.208 Грамматик I II в. до н. э. Америй из Александрии, родом македонянин,
специально занимался изучением македонских слов. Его труд нам известен через лексикографа Гесихия (V в. н. э.). Позже стало почти нормой считать слова, взятые из Америя, македонскими.
209 Г- Χ α τ ζ η δ ά κ η ς . ΙΙερί του Ε λλη νισ μ ού τών αρχαίων Μ ακεδόνων.—
ГМ , C. 33 и с л .; о н ж е . Καί πάλιν περί του Ε λληνισ μ ού των αρχαίων Μ αχε- δόνων. — Ε Ε Π Α . 1911, с . 87 и с л . См. также: G. H a t z i d a k i s . D u caractère hellénique des anciens M acédoniens, c. 25.
210 J. К a 11 e r i s. Les anciens M acédoniens..., c. 29 и сл.211 N . Ά ν δ ρ ι ώ τ η ς . Ή γλώσσα χαί ή έλληνιχότητα των αρχαίων Μαχεδόνων,
с . 3 — 20 .212 Α . Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς . Μαχεδονία χαί Μαχεδόνες, с. 15. О н ж е . Ή ά ρ -
χαϊχή νεχρόπολις Τρεμπένιστσε παρά τήν λ ίμ νη ν της Ά χ ρ ίδ ο ς . — Α Ε . 1927— 1929, с. 41—112.
218 J. В e 1 о с h . Griechishe Geschichte. Bd 1, 2, с. 426 и сл.; Ed. M e y- e r. Geschichte der A ltertum s. Bd II , с. 273; F. G e y e г. M acedonia.— RE*, с. 697.
214 W. T a r n . A lexander the G reat. T . I, c. 353; U . W i l c k e n . Alexander der Grosse, с. 61; L. H о m о. A lexandre le Grand, c. 33.
215 J. K alleris . Les anciens M acédoniens..., T. I, c. 34; N. Ά ν δ ρ ι ώ τ η ς . *H γλώσσα χαί ή έλληνιχότητα των αρχαίων Μαχεδόνων, с . 4 и СЛ.; Δ . К α - ν α τ σ ο ό λ η ς . Μαχεδονιχή πόλις, С. 52 .
21β А. С. Ш о ф м а в . История античной Македонии. Ч . I, с. 94.217 И. Д р о й з е н . История эллинизма. T. I, с. 44; X . Ν ά λ τ σ α ς . .
Φίλιππος В ' ό Μ α χεδώ ν..., с. 375 .218 См., например: Α . Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς . Предисловие в кн.: X . Ν ά λ -
τ σ α ς . Φ ίλιππος В ' ό Μ αχεδώ ν..., с. ι, ια.
Глава т р е т ь я
1 См., например: М. Σ α χ ε λ λ α ρ ί ο υ . Π ολιτεία , οίχονομία, χο ινω ν ία .— ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с . 482; θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . Ό Μέγας 'Α λέξανδρος. Τ . 2 , с . 100.
2 С м ., в ч а с т н о с т и : Α . Ν τ ό χ α ς . Έ λληνιστιχός πολιτισμός, с . И З и с л .8 В. И. К у з и щ и н . Понятие общественно-экономической формации.
и периодизация истории рабовладельческого общества.— ВДИ. 1974, № 3, с. 73.
4 М. М. Д ь я к о н о в . Очерк истории древнего Ирана, с. 116; М. А. Д а н д а м а е в . Иран при первых Ахеменидах, с. 232—233.
6 А. Керамопулос, С. Готзаманис, X . Налчас считают Филиппа II величайшей фигурой всемирной истории, которому Александр обязан всеми своими победами (Α . Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς . Ε π ίτο μ ο ς ιστορία Φιλίππου В ' της Μαχε- δονίας, с. 4; Σ. Γ χ ο τ Ç α μ ά ν η ς. Ή Π ανελλήνιος ιδ έ α ..., с. 4; X . Ν ά λ τ σ α ς. Φ ίλιππος Β ' ό Μ αχεδώ ν..., с. 8 5 3 ) . П . Канеллопулос полагает, что Александр воплотил в себе все лучшее, что было в македонской монархии, и, развив ее, завоевал весь обитаемый мир (П . Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς . Τό χράτος του Μεγάλου. Α λεξά νδρου . — ΙΕ Ε . Τ . Δ ; с . 2 3 5 ) .
6 Это еще одно доказательство ошибочности взглядов тех греческих авторов, которые пытаются представить восточную кампанию как результат «национального» устремления народа, горячо поддержавшего призы* Александра об отмщении персам за прошлое разрушение Эллады. См., например: X . Ν ά λ τ σ α ς . Φ ίλιππος В ' ό Μ αχεδώ ν..., с. 2 .
7 Σ. Γ χ ο τ ζ α μ ά ν η ς . Ή Π ανελλήνιος ιδ έ α ..., с . 35.8 См., например: Κ . Ν ι χ ο λ α t δ η ς . *0 τιμαλφής λίθος του Μ. 'Α λ εξά ν
δρου..., с. 20 и сл.; F. A l t h e i m . A lexander und Asien, c. 67; F. S c h a - c h e r m e y r . A lexander der Grosse..., c. 331. Об изменении планов македонского царя на Востоке см.: Α . Λ ο υ χ ό π ο ύ λ ο υ . Ή χατάχτηση των άνα- τολιχών σατραπειών. — ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с. 139. Наиболее полно вопрос о модификации планов Александра изучен в советской историографии. См.: С. И. К о в а л е в . Александр Македонский, с. 44; А. С. Ш о ф м а н. Идея мирового господства в завоевательных планах Александра Македонского.— ВДИ1969, № 4, с. 96—111; Б . Г. Г а ф у р о в, Д. И. Ц и б у к и д и с. Александр Македонский и Восток, с. 284 и сл.
* Т. Ε ύ α γ γ ε λ ί δ η ς . ’Ιστορία τοΰ М. 'Α λεξάνδρου, с. 25. Ν . Π α π α δ όπ ο υ λ ο ς. ’Αλέξανδρος ό Μέγας, с. 17. X . Ζ α λ ο χ ώ σ τ α ς . Μέγας ’Αλέξανδρος.. Πρόλογος.
10 Τ. Ε ύ α γ γ ε λ ί δ η ς . Ιστορία του Μ. 'Αλεξάνδρου, C. 27. См. также: И. Д р о й з е н . История эллинизма. T. I, с. 52—53.
11 П. fI ω α ν ν ί δ η ς. 'Αλέξανδρος ό Μέγας..., с. 25 и СЛ.; X. θ e ο δ ω- ρ ί δ η ς . 'Αλέξανδρος ό Μέγας, с. 11 и сл. См. также: J. К a e r s t . Geschich te des hellenism us. Bd I, c. 264—266; B. W h e e 1 e r. A lexander the G reat,
3 *12 См., например: Ν. Π α π α δ ό π ο υ λ ο ς . 'Αλέξανδρος ο Μέγας, с. 93 и сл.13 См.: А. С. Ш о ф м а н. История античной Македонии. Ч. I I , с. 119—
121 ; о н ж е. Восточная политика Александра Македонского, с. 406 и сл.; Б . Г. Г а ф у р о в , Д. И. Ц и б у к и д и с. Александр Македонский и Восток, с. 125 и сл.
14 См., например: θ. Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μέγας 'Αλέξανδρος, C. 288.15 M. M. Д ь я к о н о в. Очерк истории древнего Ирана, с. 140.16 С м .:А . Κ α λ ο γ ε ρ ο π ο ύ λ ο υ . Καταδίχη του Φιλώτα. — ΙΕΕ. Τ. Δ' с. 162.
Эпизод с Линкестийцем еще не означает появления оппозиции в войске.О ней следует говорить лишь во время пребывания греков и македонян в восточных сатрапиях, когда отчетливо проявились намерения царя создать великую восточную державу. На первом этапе похода, в Малой Азии, еще преждевременно указывать на наличие оппозиции, так как несогласие Пар- мениона с планами Александра имело отношение только к проведению военных операции, а не к широким планам завоевания Востока. На эту тему см.: К . К . З е л ь и н . К вопросу о социальной основе борьбы в македонской армии в 330—328 гг. до н. э ., с. 255—270; Д. Т у с л я н о с, И. М и р о- к о в а. Держава Александра Македонского, с. 41—42.
17 М. М. Д ь я к о н о в. Очерк истории древнего И рана, с. 146.18 Г. Δ ά λ λ α ς . *0 βασιλεύς 'Αλέξανδρος, с. 57 и СЛ.; В. Δ ο ύ σ μ α ν η *
*Н προσωπιχότης του Μεγάλου 'Αλεξάνδρου, с. 80 И СЛ.; М. Κ ο ί μ η σ η ς . Τό Άλεξάνδρειον εργον, с. 83 и сл.; Σ. К υ ρ ι а χ ι δ η ς. *0 Μέγας 'Αλέξανδρος, с . 58 и сл.
19 См., например: Κ. 'Α σ ώ π ιο ς . Περί 'Αλεξάνδρου Μεγάλου Αόγος, с. 19. См. также: F. S c h a c h e r m e y r . Griechische Geschichte, c. 266; F. A lt- h e i m . A lexander und Asien, c. 105; J. К a e r s t. Geschichte des H ellenism us. Bd I, с. 254.
20 В. Тарн объясняет неизменность титула македонского царя отсутствием у него планов завоевания мира. См.: W. Т а г n. A lexander the Great. T. I, с. 122.
21 A. C. Ш о ф м а н . Идея мирового господства в завоевательных пла- л ах Александра Македонского, с. 102—103.
22 См., например: Α. Κ α λ ο γ ε ρ ο π ο ύ λ ο υ . Καταδίχη του Φιλώτα. — ΙΕΕ. Τ. Δ', с. 161 и сл.
23 Κ. Κ. З е л ь и н . К вопросу о социальной основе борьбы в македонской армии в 330—328 гг. до н. э., с. 263. См. также: Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ''Ιστορία τή; ’Αρχαίας ’Ελλάδας, с. 252.
24 N. II α π α δ ό π ο υ λ ο ς. ’Αλέξανδρος ό Μέγας, с. 236 и сл .; θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . '0 Μέγας ’Αλέξανδρος, с. 153; Α. Κ α λ ο γ ε ρ ο π ο ύ λ ο υ . Καταδίχη του Φνλώτα. — ΙΕΕ. Τ. Δ ', с. 162—165.
25 С. И. К о в а л е в. Македонская оппозиция в армии Александра, с. 152; о н ж е. Монархия Александра Македонского, с. 37.
26 См.: А. С. Ш о ф м а н . История античной Македонии, ч. I I , с. 142— 143; о н ж е. Восточная политика Александра Македонского, с. 333.
27 W. Т а г n. A lexander the Great. Т. I, с. 69; U. W i 1 c k e n. A lexander der Grosse, с. 143—148; G. R a w l i n s o n . B actria . The H istory of a Forgotten Em pire, с. 42—43.
28 См., например: Α. Κ α λ ο γ ε ρ ο π ο ύ λ ο υ . Καταδίχη του Φιλώτα.— ΙΕΕ. Τ. Δ ', с. 163.
29 Вопросу об оппозиции в рядах армии Александра Македонского посвящен ряд исследований в советской историографии: С. И. К о в а л е в. М акедонская оппозиция в армии Александра, с. 148—183; о н ж е . Александр, Фи лота и Парменион (Из истории македонской оппозиции в армии Александра), с. 280—308; о н ж е . Заговор «пажей», Александр и Клит,
<5. 34—42; А. С. Ш о ф м а н. О социальной сущности македонской оппозиции в армии Александра; о н ж е . Восточная политика Александра Македонского, с. 334—388; К. К. 3 е л ь и н . К вопросу о социальной основе ■борьбы в македонской армии в 330—328 гг., с. 255 и сл.
80 С. И. К о в а л е в. Заговор «пажей», Александр и Клит, с. 34—42;A . С. Ш о ф м а н. Восточная политика Александра Македонского, с. 381— -387.
31 См., в частности: θ. Σ α ρ ά ν τ η ς . Ό Μέγας ’Αλέξανδρος. T. 2, C. 151.38 Он пишет: «Эллинистическая цивилизация, каким бы удивительным
явлением ее ни представляли, так же как и блистательные победы завоевател я мира, является сознательным творением Александра» (N. N τ ό % α ς. Ε λληνισ τικ ός πολιτισμός, с. 10).
33 Σ. Г χ ο τ ζ α μ ά ν η ς. Ή Π ανελλήνιος ιδ έ α ..., с . 37; Ν . Π α π α δ ό π ο υ - λ ο ς . ’Α λέξανδρος ό Μέγας. T. 1, с. 220 и с л .
34 Б . A. JI и т в и н с к и й, И. В. П ь я н к о в, Военное дело у народов Средней Азии V I—IV вв. д о н . э ., с. 51 и сл. В «Истории греческой нации», авторами которой являются виднейшие представители греческой науки, признаются высокие боевые качества бактрийской и согдийской конницы. См.: Α . Κ α λ ο γ ε ρ ο π ο ύ λ ο υ . Τά πρώτα χρόνια της βασιλείας του ’Αλέξανδρου. — ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с. 44 .
36 См., например: A. G u t s c h m i d . Geschichte Irans und seiner Nachbarlän d er..., c. 11; C. П. T о л с τ о в. Основные вопросы древней истории Средней Азии, с. 176—203; В. Г . Г а ф у р о в. Таджики, с. 98; Г . К о ρ δ ά- τ ο ς . ‘Ιστορία της ’Α ρχαίας ’Ελλάδας. Τ. 3, с. 248 И сл.
36 См., например: Σ. Γ χ ο τ ζ α μ ά ν η ς . Ή Πανελλήνιος ιδ έ α ..., с. 36.37 В. К . Ч а л о я н. Восток — Запад, с. 45; Д. Т у с л я н о с, И. Μ π
ρ ο к о в а. Преемственность греко-эллинистической научной мысли (Аристотель и Абу Райхан Бируни), с. 8 , 9 , 32; Δ . Τ о υ σ λ ι α ν ό ς. Ό Έ λλη νοβα- χτριανός πολιτισμός. — «’Ά σ τρ ον» , JV? 8 , с. 10—12; Δ . Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . I. Μ ι ρ ό χ ο - β α . Εισαγωγή στήν 'Ιστορία του ‘Ελληνοβαχτριανοΰ χράτους, С. 7 и СЛ.
88 См., например: θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μέγας ’Αλέξανδρος, с. 96 и СЛ.; Σ. Γ χ ο τ ζ α μ ά ν η ς . Ή παρά τών ‘Ελλήνω ν χατάχτησις τής ’Α σ ία ς .. . , с. 32. Часть историков, впрочем, признает борьбу народов Средней Азии за независимость. См.: Α . Κ α λ ο γ ε ρ ο π ο ύ λ ο υ . Τά πρώτα χρόνια τής βασιλείας του ’Α λ έ ξα νδρ ου .— ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с. 44 и сл.
89 Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . Ισ τορ ία τής ’Α ρχαίας Ε λ λ ά δ α ς. Τ. 3, с . 248.10 В. В. Б a ρ τ о л ь д. Исследование по истории Согдианы с древней
ш их времен до арабского завоевания (кончая 719 г.). Рукопись, Архив АН СССР, ф. 68, on. 1, № 14.
41 Б . Г. Г а ф у р о в . Таджики, с. 9 4 . О пребывании Александра Македонского в Средней Азии в греческой историографии ом.: Κ. Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . ‘Ιστορία τού βΕλληνιχοΐ> ’Έθνους. Τ. 2, с. 103 и СЛ.; Г. К о ρ δ ά- τ ο ς . ‘Ιστορία τής ’Α ρχαίας ‘Ελλάδας. Τ . 3, с. 243—251. Α . Δ α σ χ α λ ά χ η ς . * 0 Μέγας ’Α λέξανδρος χαί ό ‘Ελληνισμός, с. 277 И СЛ. В русской, советской и западноевропейской историографии на эту тему также имеется ряд работ:B. В. Г р и г о р ь е в . Поход Александра Великого в Западный Туркестан .— Ж М НП. Ч . 217, отд. I I , сент.— окт. 1881 г.; К . В* T p е в е р. Александр Македонский в Согде.— ВИ, 1947, № 5; История таджикского народа. T. I, с. 236—274; С. И. К о в а л е в. Александр Македонский, с . 79—80; P .M . Р а х м а н о в а . Средняя Азия V—IV вв. до н. э. и поход Александра Македонского. Автореф. канд. дис.; А. С. Ш о ф м а н. Восточная политика Александра Македонского, с. 125—131, 445—492; Б . Г. Г а- ф у р о в , Д. И. Ц и б у к и д и с . Александр Македонский и Восток, с . 2 3 5 и сл .;И . Д р о й з е н. История эллинизма. T. I, с. 238—269; Th. Z o l l i n g . A lexanders des Grossen Feldzug in Central Asien; F. S c h w a r t z . A lexanders des Grossen Feldzüge in Turkestan.
42 E . R. B e v a n. The House of Seleucus. T. I., c. 279; В. C. Сергеев (История древней Греции, с. 401) считает, что Александрия-Эсхата была не городом, а крепостью.
43 W. Т а г n. A lexander the Great. Vol. I, с. 69; J. R a e r s t . Geschich-
te des Hellenismus. Bd I, c. 432; U .W i l c k e n . A lexander der Grosse,, c. 143, 145; Б . Г. Г а ф у р о в , Д. И. Ц и б у к и д и с . Александр Македонский и Восток, с. 254 и сл.
44 Б . Г. Г а ф у р о в . Таджики, с. 97; История таджикского народа. T . I, С. 259. См. также: Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ’Ιστορία της 'Α ρχα ία ς Ε λλά δα ς. Τ . 3 ,С. 243.
46 В речи «Панегирик» Исократ пишет, что эллинами называют уже нелюдей, связанных кровным родством, а приобщившихся к эллинскому просвещению [Isocr. IV, 50].
4β А. Б . Р а н о в и ч . Эллинизм и его историческая роль, с. 343.47 См.: Α . Δ α σ χ α λ ά χ η ς . Ό Μέγας Ά λ έξα \δ ρ ο ς χαί ο Ε λλη νισ μ ός, с . 9 .
X . Ζ α λ ο χ ώ σ τ α ς . Μέγας 'Α λέξανδρος. Πρόλογος. X . Ν ά λ τ σ α ς. Φ ίλιππος Β Λ6 Μ αχεδώ ν..., с. 880 .
48 См. например: Σ. Γ χ ο τ ζ α μ ά ν η ς . Ή παρά των Ε λλή νω ν χατάχττισις τής Ά σ ί α ς . . . , с. 3 2 . Α . Δ α σ χ α λ ά χ η ς . Τό έλλη νιχόν φρόνημα του Μεγάλου 'Α λ ε ξάνδρου..., с . 7 .0 н ж е. Ή θεοποίησις του Μ εγάλου'Α λεξάνδρου, с 10. и СЛ.
49 Γ . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ’Ιστορία τής 'Α ρχαίας Ε λ λ ά δ α ς, с . 290— 291.50 Δ . Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς , I . Μ ι ρ ό х ο β α. Εισαγωγή στήν Ισ τορία του Έ λ λ η νο -
βαχτριανου χράτους, с. 15 и сл.; Б . Г. Г а ф у р о в . История таджикского народа в кратком изложении. Т. 1, с. 67.
61 П. Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς . Ή προσωπιχότης του Μεγάλου 'Α λεξά νδρου .— ΙΕΕ. Τ. Δ', с . 20. Κ . Τ σ ά τ σ ο ς . Έ λλη νιστιχοί Χρόνοι. — Там же, с. [229.
52 См., например: Т . Ε ύ α γ γ ε λ ί δ η ς . Ισ τορία του Μεγάλου Α λεξάνδρου»С. 75 .
69 А .С . Ш о ф м а н . Армия и военные преобразования Александра Македонского, с. 179. См. также: Д. Т у с л я н о с , И. М и р о н о в а . Держ ава Александра Македонского, с. 48—49.
64 F. S c h a c h e r m e y r . A lexander der Grosse. Ingenium und Macht» c. 294.
66 W. T a r n . A lexander the Great. T. I , c. 76—77.66 См., например: Π . Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς . Τό χράτος του Μεγάλου Ά λ ε - ^
ξάνδρου. — ΙΕ Ε . Τ . Δ , с . 224 . θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μέγας ’Αλέξανδρος. Τ . 2 , с . 2 02— 203.
67 Г. М. Б ο η г a ρ д - JI е в и н. Индия эпохи Маурьев, с. 48—49.68 См., например: Α . Δ ε σ π ο τ ό π ο υ λ ο ς . Ή έχστρα.τεία τής Ί ν δ ιχ ή ς .—
ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с . 190— 191. θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . Ό Μέγας ’Αλέξανδρος. Τ . 2 , с . 2 1 5 .69 См., например: А. С. Ш о ф м а н. История античной Македонии.
Ч . II , с. 141; о н ж е. Восточная политика Александра Македонского, с. 362 и сл. Эта мысль прослеживается и у А. Б . Рановича (Эллинизм и его историческая роль, с. 69).
80 Некоторые греческие авторы высказывали мнение об исторической необходимости бунта войска на Гифасисе: обстоятельства настоятельно требовали возвращения царя, так как Александр из-за Индии мог потерять Запад. См., например: М. Σ π υ ρ ο μ ή λ ι ο ς . *0 Μέγας ’Αλέξανδρος στίς 'Ινδ ίες , с. 60.
61 Μ. Σπυρομήλιος, там же, с. 62. См. также: И. Д р о й з еьн. История эллинизма. T. I, с. 308; J. Т о u t a i n. L ’économie an tique,"с. 108—112.
62 В связи с и н д и й ск и м походом возникает важный вопрос о. наличии в Индии рабства. Античная традиция приводит противоречивые сведения. Онесикрит указывал на существование рабства в стране Мусикана (Strab. XV, 710), в то время как Мегасфен отмечал его отсутствие, доказывая это описанием семи классов древнеиндийского общества [Arr. Ind ., 10, 8—10], в котором'советские историки видят перечень профессий, а не характеристику классовой структуры (Г. Ф. И л ь и н. Особенности рабства в древней Индии, с. 33—52; о н ж е . Основные проблемы рабства в древней Индии, с. с. 118—161). В античной историографии возобладало мнение Мегасфена; ему следовали Диодор [II , 40], Страбон [XV, 703], Арриан [Ind., 11, 1].
Советские историки считают, что в Индии существовала неразвитая форма рабовладения, при которой раб владел собственностью и имел семью ( К . К . З е л ь и н , М. К. Т р о ф и м о в а . Формы зависимости в Восточ-
яом Средиземноморье в эллинистический период, с. 27; Г. Ф. И л ь и н . Особенности рабства в древней Индии, с. 50), чего не наблюдалось в классическом варианте рабства, где раб считался «говорящим орудием» [Iustin ian И , 9, 3].
Греки и македоняне принесли в Индию более развитые формы рабской •зависимости. Уже в эпоху Маурьев можно говорить о значительном развитии института рабства, что отразилось в «Законах Ману» (X, 4) и в «Артхашаст- ре», называвшей до девяти разрядов рабов, от пожизненных — пленников до «временных — долговых.
63 С м .: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς , I. Μ ι ρ ό х о β α. Εισαγωγή στήν 'Ιστορία του *Ελλη- νοβαχτριανοΰ χράτους, с . 17.
64 См.: Γ .Α . К о ш е л е н к о . Восстание греков в Бактрии и Согдиа- « е 323 г. до н. э ., с. 64—67.
βδ С м ., например: Α . Κ α λ ο γ ε ρ ο π ο ύ λ ο υ . ’Επιστροφή χαΐ θάνατος του ’Α λέξα νδρ ου .— ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с . 204 . Μ. Κ ο ί μ η σ η ς . Τό 'Α λεξάνδρειον έργον,
<5. 4 0 .β6 Γ. Α α μ π ί σ η ς . ’Ιστορία Α λεξάνδρου του Μεγάλου, C. 5 3 . А. Κ α λ ο γ ε-
ρ ο π ο ύ λ ο υ . ’Επιστροφή χαί θάνατος του 'Α λεξά νδρ ο υ .— ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с . 2 0 4 .67 См., например: θ. Σ α ρ ά ν τ η ς . Ό Μέγας ’Α λέξανδρος. Τ . 2 , с . 377.68 X. Ζ α λ ο χ ώ σ τ α ς . Μέγας ’Αλέξανδρος, с. 244 . θ. Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μέ-
-γας 'Α λέξανδρος, с. 287 . См. также: М . У и л е р . Пламя над Персеполем, •с. 13; Ch. A. R o b i n s o n . A lexander the G reat, с. 138, 2 2 0 .
69 А. Б . P а н о в и ч. Эллинизм и его историческая роль, с. 73; М. М. Д ь я к о н о в. Очерк истории древнего Ирана, с. 152.
70 См., например: θ. Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μέγας ’Αλέξανδρος, с . 358; Ε . Π α- • ν έ τ σ ο ς . Μεγάλοι άνδρες του παρελθόντος. Τ , 2 , с . 43 .
71 С м .: Ν . Π α π α δ ό π ο υ λ ο ς . 'Αλέξανδρος ό Μέγας. T . 1, с. 7—8 . θ . Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μέγας ’Α λέξανδρος. Τ . 2 , с. 372 .
72 Арриан и Плутарх, ссылаясь на свидетельства «некоторых авторов», пишут, что яд по приказу Антипатра привез на Восток Кассандр, что изготовил его Аристотель, испугавшийся за свою жизнь после гибели Каллисфена. Кроме Антипатра с сыновьями и Аристотеля источники непосредственным участником отравления царя называют Медия Фессалийца [Arr. V II, 27,1—2; P lu t. A lex., 76; Just. X II , 13, 8].
73 Подробнее на эту тему см.: А. С. Ш о ф м а н . Конец Александра Македонского, с. 214—218; Б . Г. Г а ф у р о в, Д. И. Ц и б у к и д и с . Александр Македонский и Восток, с. 337 и сл.
74 См.: М. М. Д ь я к о н о в. Очерк истории древнего Ирана, с. 157 я сл.; А .Б . Р а н о в и ч . Эллинизм и его историческая роль, с. 342—343.
76 Первое запустение Македонии относится ко времени после Александра. См. на эту тему: О. В. К у д р я в ц е в . Эллинские провинции Б алканского полуострова во втором веке до н. э ., с. 299; Д. И. Ц и б у к и д и с . Из истории эллинистической Греции, с. 18—20.
76 См., например: Δ. Π ε τ ρ α χ ά χ ο ς . *0 Μέγας 'Αλέξανδρος, с. 35. См. такж е: В. T а р н. Эллинистическая цивилизация, с. 218; W. Т а г п. The Cambridge A ncient H istory. T. V I, с. 24.
77 А. Б . Р а н о в и ч . Эллинизм и его историческая роль, с. 78.78 Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς , I. Μ ι ρ ό χ ο β α . Εισαγωγή στήν 'Ιστορία του 'Ε λληνο-
βαχτριανόυ χράτους, с . 17—20 . Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . *Ελληνοβαχτριανός π ο λιτ ισ μ ό ς.— Ά σ τ ρ ο ν , JVÊ 8 , с . 1 0 - 1 2 .
79 См., например: Γ. Σ ω τ η ρ ι ά δ η ς . *0 Μέγας ’Αλέξανδρος, с. 50 и сл.; в . Σ α ρ ά ν τ η ς . *0 Μέγας ’Αλέξανδρος. T. 2, с. 204, 249; см. также: G. G l o t z . H istoire Grecque. T. IV, с. 264—265.
80 История Узбекской ССР. T. I, кн. 1, с. 71.81 С м .: Δ. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς , I. - Μ ι ρ ό χ ο β α . Εισαγωγή στήν ισ το ρ ία του
Έ λληνοβαχτριανου χράτους., с . 17 и СЛ.8* С м .: Г . Κ ο ρ δ ά τ ο ς . ‘Ιστορία τών Έ λληνιστιχώ ν Χρόνων, с . 13— 14, 1 6 .83 А. Б . Р а н о в и ч. Эллинизм и его историческая роль, с. 86. См.
такж е: А. Г. Б о к щ а н и н. Парфия и Рим. Ч . I, с. 129.84 Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . Ισ τορία του *Ελληνιχου Έ θνους. Τ . 2 , с. 213 .
86 См.: М. R o s t o v z e f f . A Large E sta te in E gypt in the Third Centu ry В. С., с . 22, примеч. 33. В другой работе М. Ростовцев рассматривает только внутреннюю политику Птолемеев. См.: М. R o s t o v z e f f . The Social and Economic H istory of the H ellenistic W orld. Т. I, c. 261—267.
86 См., например: Π . Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς . Τό χράτος του Μεγάλου 'Α λ ε ξά νδρου.— ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с . 2 1 9 . Ε . Μ ι χ ρ ο γ ι α ν ν ά χ η ς . Διάσπαση τοΰ χράτους τοΰ Μεγάλου ’Αλεξάνδρου. — Там же, C. 251— 258 , 2 60— 264; 1. Τ ο υ λ ο υ μ ά χ ο ς . Οι πόλεμοι των διαδόχων. — Т ам же, C. 321 .
87 А. Б . Ρ а н о в и ч. Эллинизм и его историческая роль, с. 86.88 См., например: Ε . Μ ι χ ρ ο γ ι α ν ν ά χ η ς . Διάσπαση του χράτους του Με
γάλου ’Α λεξά νδρ ου .— ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с . 27 7 . I . Τ ο υ λ ο υ μ ά χ ο ς . Οΐ πόλεμοι των διαδόχων. — Там же, с . 308—310 .
8β Ρ. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . 'Ιστορία τών Έ λληνιστιχώ ν Χρόνων, с. 71—77* А. Г. Б о к щ a η и η . Парфия и Рим. Ч . I, с. 121; Б . Г. Г а ф у р о в » Д. И. Ц и б у к и д и с . Александр Македонский и Восток, с. 364.
90 См., например: Ε . Μ ι χ ρ ο γ ι α ν ν ά χ η ς . Διάσπαση του χράτους του Μεγάλου ’Αλεξάνδρου. — ΙΕ Ε . Τ . Δ ', с. 2 7 7 . См. также: В . Т а р н . Эллинистическая цивилизация, с. 25; М. R o s t o v z e f f . The Social and Econom ic H istory of the H ellenistic W orld. Т. I, c. 13.
91 В Греции Афины и Этолия оставались верны Антигону, все прочие города придерживались нейтралитета. См.: Д. И. Ц и б у к и д и с . Из истории эллинистической Греции, с. 10.
Г. Димитракос считает, что у Антигона были все возможности сохранить в целости державу Александра (Demetrios Poliorketes und Athen» с. 15 и сл.). См. также: В. Т а р н. Эллинистическая цивилизация, с. 25» примеч. 25.
03 Г. Димитракос находит много общего между Деметрием Полиор- кетом и Александром Македонским (Demetrios Poliorketes und Athen»C. 27 и сл.). См. также: Ε. Μ ι χ ρ ο γ ι α ν ν ά χ η ς . Διάσπαση του χράτους τοδ Μεγάλου ’Αλεξάνδρου. — ΙΕΕ. Τ. Δ ', с. 281.
94 См., например: I. Τ ο υ λ ο υ μ ά χ ο ς . Οί πόλεμοι τών διαδόχων. — ΙΕΕ. Τ . Δ ', с . 3 0 3 - 3 0 4 .
96 Μ. R o s t o v z e f f . The Social and Economic H istory of the H ellenistic W orld. Т. I, c. 248—250.
98 См., например: Α . Ν τ ό χ α ς . Έ λληνιστιχός πολιτισμός, с . 9—10.97 См.: P . J о u g u e t. L ’im périalism e Macédonien et l ’hellénisation de
lO r ie n t , in t., c. 5.98 См., например: Κ . Σ τ ε ρ γ ι ό π ο υ λ ο ς . Ό ιμπεριαλισμός της έλληνιχης
αρχαιότητας. — ΕΚ . 2 7 . X II . 1970, с . 1, 10.99 См.: X . Ν ά λ τ σ α ς . Φ ί λ ι π π ο ς В ' ό Μ αχεδώ ν..., с . 882.100 В. Τ a ρ η . Эллинистическая цивилизация, с. 191.101 См.: A. N τ ό χ α ς. Έ λληνιστιχός πολιτισμός, с . 65 .102 См., например; Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . 'Ιστορία του Έ λλη νιχοδ
Έ θνους. T . 1, с. ργ'; Π . Γ υ ι ό χ α ς . Φ ίλιππος ό Ε ' . с. 150 и СЛ.103 См.: G . D i m i t r a k o s . Dem etrios P oliorketes und A then, c. 29;
M. Σ α χ ε λ λ α ρ ί ο υ . Π ολιτεία , οιχονομία, χοινω νία. — ΙΕΕ. T. A 't С. 478. См. также: М. R o s t o v z e f f . The Social and Economic H istory of the H ellenistic W orld. Т. I, c. 249.
J04 Μ. Σ α χ ε λ λ α ρ ί ο υ . Π ολιτεία , οιχονομία, χοι%ωνία. — ΙΕ Ε . Τ . Δ \ с . 4 7 7 .
106 Μ. R o s t o v z e f f . The Social and Economic H istory of the H ellenistic W orld. T. I I , c. 1161.
106 А. Б . P a η о в и ч. Эллинизм и его историческая роль, с. 232—233; А. С. Ш о ф м а н . История античной Македонии. Ч . II , с. 179—180.
107 См., например: П. Γ υ ι ό χ α ς . Φ ίλιππος ό E ', с . 150—151; Κ . Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς . ’Ιστορία του Έ λλη νιχου Έ θνους. Τ . 2 , с . 270 .
108 Д ва римских декрета этого времени (D itt. Syll3, 593, 618) сообщаюто «заботе» римлян об эллинской свободе, об их великодушном разрешении
' грекам выражать преданность новой власти. Буквальное понимание этих документов приводит греческих исследователей к признанию освободитель
ной политики Рима в отношении Македонии и Греции, тогда как на деле она приводила к их разграблению и угнетению. Более подробно см.: Г. Κ ο ρ δ ά τ ο ς . Ή Ρωμαιοκρατία στήν Ελλάδα, с. 67.
109 Ливий пишет, что законы римлян для македонян казались написанными для союзников, а не для врагов [L iv . XLV, 32].
110 Г. К о ρ δ ά τ о ς. Ή Ρωμαιοχρατία στήν Ελλάδα, с. 48 и сл.111 Π. Γ υ ι ό κ α ς . Φίλιππος ό Ε ', с. ς ' — ζ ', 1.112 См., например: Μ. Σ α κ ε λ λ α ο ί ο υ . Πολιτεία, οικονομία, χοινωνία.—
ΙΕΕ. Τ. Δ', с. 483.113 Β. Τ a ρ η . Эллинистическая цивилизация, с. 111.114 Аппиан [Prooem ., 10] указывает, что Птолемей II имел в казне 740 тыс.
талантов. Это положение оспаривается современной исторической наукой. См.: А. Б . Р а н о в и ч . Эллинизм и его историческая роль, с. 211, примеч. 1.
116 См.: I. Τ ο υ λ ο υ μ ά χ ο ς . Τά έλληνικά κράτη της ’Ανατολής. — ΙΕΕ. Τ. Δ ', с. 433-434 .
116 См.: Б . A. Τ y ρ а е в. История древнего Востока. T. И , с. 216.117 См., например: М. Σ α χ ε λ λ α ρ ί ο υ . Τό κράτος τών Πτολεμαίων.—
ΙΕΕ. Τ. Δ', с. 487 и сл.118 А. И. П а в л о в с к а я. Роль рабства в экономической и общест
венной жизни Египта, с. 309.119 См., например: Ε. Μ ι κ ρ ο γ ι α ν ν ά κ η ς . *Н έπανάσταση του Άριστόνι-
χου. — Ι ΕΕ. Τ ' Ε ', с. 182.120 Π. Α ε κ α τ σ α ς . Οι πόλεμοι τών δούλων στήν Ελληνική καί Ρωμαϊκή αρ
χαιότητα, с. 80 и сл. См. такж е: В. Т а р н . Эллинистическая цивилизац ия, с. 126 и сл.
121 Е. С. Г о л у б ц о в а. Социальные движения в эллинистической Малой Азии, с. 199.
122 А. Б . Р а н о в и ч. Эллинизм и его историческая роль, с. 342.123 Ф. Э н г е л ь с. Материалы к «Анти-Дюрингу».— К. M а р к с и
Ф . Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т. 20, с. 643.
Заключение
1 X. Ν ά λ τ σ α ς . Φίλιππος В ' ό Μακεδών..., с. 882.2 К . М а р к с . Из рукописного наследства К . Маркса. —
К . М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения. Изд. 2-е. Т. 12, с. 737—738.8 М. А. К о р о с т о в ц е в . О понятии «древний Восток», с. 17.4 Ф. Э н г е л ь с . Диалектика природы.— К. M а р к с и Ф. Э н-
г е л ь с. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 20, с. 369.§ Н а эту тему см.: В. К. Ч а л о я н. Восток — Запад, с. 171; Д. Т у с-
л я н о с , И. М и р о н о в а . Преемственность греко-эллинистической научной мысли, с. 30—32.
Т р уд ы классиков м арксизма-ленинизма *
М а р к с К. Передовица в № 170 «Kölnische Zeitung».— T. 1*М а р к с К . Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта.— Т. 8..М а р к с К . Вынужденная эмиграция.— Т. 8.М а р к с К. К критике политической экономии.— Т. 13.М а р к с К . Капитал. T. I .— Т. 23.М а р к с К. Капитал. T. I I I .— Т. 25, ч. II.М а р к с К. Письмо к Ф. Энгельсу от 27 февраля 1861 г .— Т. 30.М а р к с К. Различие между натурфилософией Демокрита и натурфило
софией Эпикура.— Т. 40.М а р к с К . Тетради по эпикурейской философии.— Т. 40.М а р к с К . Формы, предшествующие капиталистическому производству.—
Т. 46, ч. I.М а р к с К. Хронологические выписки.— Архив Маркса и Энгельса. T. V ,
М., 1938; т. VI, М., 1939.М а р к с К. Конспект к книге Л. Г. Моргана «Древнее общество».— Архив
Маркса и Энгельса. T. IX ., М., 1941.М а р к с К. , Э н г е л ь с Ф. Немецкая идеология.— Т. 3.М а р к с К . , Э н г е л ь с Ф. Манифест Коммунистической партии.— Т. 4. М а р к с К. , Э н г е л ь с Ф. Первый международный обзор.— т. 7. М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Избранные письма. М., 1953.М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Об античности. Л ., 1932.М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Об атеизме, религии и церкви. М., 1971* М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Об искусстве. В 2-х т. Изд. 3-е. М., 1976· Э н г е л ь с Ф. Принципы коммунизма.— Т. 4.Э н г е л ь с Ф. А рмия.— Т. 14.Э н г е л ь с Ф. А ртиллерия.— Т. 14.Э н г е л ь с Ф. Бруно Б ауэр и первоначальное христианство.— Т. 19. Э н г е л ь с Ф. Анти-Дюринг.— Т. 20.Э н г е л ь с Ф. Диалектика природы.— Т. 20.Э н г е л ь с Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой филосо
фии.— Т. 21.Э н г е л ь с Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государ
ства.— Т. 21.Л е н и н В. И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-
демократов? — Т. 1.Л е н и н В. И. Развитие капитализма в России.— Т. 3.Л е н и н В. И. Марксизм и ревизионизм.— Т. 17.Л е н и н В. И. Материализм и эмпириокритицизм.— Т. 18.Л е н и н В. И. Либеральный профессор о равенстве.— Т. 24.Л е н и н В. И. Еще одно уничтожение социализма.— Т. ^Л е н и н В. И. К арл М аркс.— Т. 26.Л е н и н В. И. К рах II И нтернационала.— Т. 26.
• Работы К. Маркса и Ф. Энгельса даны по Сочинениям, изд. 2-му, работы В» И, Ленина — по Полному собранию сочинений.
Л е н и н В. И. Социализм и войн а.— Т. 26.• Л е н и н В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма.— Т. 27. Л е н и н В. И. Конспект книги Аристотеля «Метафизика».— Т. 29. Л е н и н В. И. Конспект книги Гегеля «Лекции по истории философии».—
Т. 29.Л е н и н В. И. Философские тетради.— Т. 29.Л е н и н В. И. Государство и революция.— Т* 33.Л е н и н В. И .;0 государстве.— Т. 39.*Л е н и н В. И. Письма к Инессе Арманд.— Т. 48.Л е н и н В. И. Овкультуре и искусстве. М., 1956.
Источники
A m m i a n i M a r c e l l i n i . Herum gestarum lib ri qui supersunt. Ed. G ardthausen. Vol. II. Lipsiae, 1875.
A p p i a n u s A l e x a n d r i n u s . A ppiani A lexandrini Rom anorum histo- riarum quae^supersunt. Lipsiae, 1818.
A r i s t o t e . C onstitution d ’Athènes. Texte étab li et trad u it par M athieu Λ H aussoullier. P ., 1922.
А р и с т о т е л ь . Афинская полития. М .— Л ., 1936.A r i s t o t e l i s . P o litica. Post Fr. Susem ihlium , rec. 0 . Immisch. ТецЬ-
ner, Lipsiae, 1909.А р и с т о т е л ь . Политика Аристотеля. СПб., 1911.A r i s t o t e l i s . E thica Nicomachea. Rec. Fr. Susemihl, Teubner, Lipsiae,
1903.A r i s t o t e l i s . Meteorogicorum. Ed. J . Ideler. Vol. 1—2. Lipsiae, 1834—
1836.’Αρριανου ’Α λεξάνδρου ά ν ά β α σ ις . 5Α Θ ., 1938.А р р и а н . Поход Александра. Пер. сдрэвнегреч. М. Е. Сергеенко М .— Л .,
1962.А ρ р и а н. И ндия.— ВДИ. 1940, № 2.A t h e n a e i N a u c r a t i t a e . D ipnosophistarum lib ri XV." Rec. K aibel.
Lipsiae, 1923—1925.C u r t i i R u f i . H istoria A lexandri Magni. Ed. Heidicke. Lipsiae, 1908.К в и н т К у р ц и й P у ф. История Александра Македонского. М.; 1963.
Demosthenis orationes. Recognovit brevique adnotatione critica in stru x itS. H. Butcher. Vol. I. Oxonii, 1903.
Греческие ораторы второй половины IV в. до н. э. (Гиперид, Л икург, Д инарх, Эсхин). Тексты речей.— ВДИ. 1962, № 1 ,4 .
Д е м о с ф е"н. *Речи. Пер. с греч., статья и примеч. проф. С. И. Радцига. М., 1954!
D i e l s H. Die Fragmente der V orsokratiker. Bd 2, В., 1935.D i e l s H. Doxographi Graeci. B ., 1958.D i o d o r u s S i c i l i c u s . ιστοριών Βιβλιοθήκη. Lipsiae, MDCCCXCII.Д и о д о р С и ц и л и й с к и й . Историческая библиотека. Пер. с греч.
на росс. яз. И. Алексеевым. Ч. 1—6. СПб., 1774—1775.D i o g e n e s L a e r t i u s . Lives of Em inent Philosophers. W ith an Engl.
T ransi, by R .-D . H icks. London — Cambridge, 1942.D i o n C h r y s o s t o m o s . Opera. W ith an Engl. T ransi, by H .-L . Cros
by. Vol. I —V. Loeb. London — Cambridge, 1949—1956.D i t t e n b e ' r g e r W . Sylloge inscriptionum graecarum . 3 ed. L ipsiae,
1915-1924 .Epigram m atum A nthologia P a la tin a ... P ., 1890.E u s e b i i P a m p h i l i . Scripta h isto rica (Vita Constantini). Rec. A. Hei-
nichen. Vol. I —II, Lipsiae, 1869.Fragmente der Griechischen H isto riker.— F. Jacoby. Vol. I —V. В ., 1923—
1950. ■Fragm enta H istoricorum Graecorum. Ed. C. e t Th. Müller. 5 Bände. P ., 1841 —
1870.
F r o n t i n i J u l i . Strategem aton libri qua ttuo r. Ed. G underm ann, L ip- siae, 1888.
H e r o d o t i . H istoriae. Libri I —IX . O xonii, 1970—1972.Г е р о д о т . История в девяти книгах. JI., 1972.I s o c r a t e s . O rationes. Ed. Blass. Vol. I—II. L ipsiae, 1907—1910.И с о к р а т . Речи.— ВДИ. 1965, № 3, 4; 19Ô6, № 1—4; 1967, № t ,
3, 4; 1968, № 1 - 3 .M. I u n i a n i l u s t i n i. Epitom a H istoriarum Pompei Trogi. L ipsiae ,
MDCCCLXXXVI.Ю с т и н . Эпитома сочинения Помпея Трога «Historiae Philippicae».—
ВДИ. 1954, № 2, 3, 4.J a c o b y F. Die Fragmente der Griechischen H istoriker. Bd II. B ., 1929.L i v i T i t i . Ad urbe condita lib ri. Ed. W eissenborn — M üller. Lipsiae»
1906.Л и в и й Т и т . Римская история от основания города. Т. I —III . М ., 1897—*
1901.L u c i a n i S a m o s a t e n s i s . Opera. Ex. rec. C .-J. Jakobitz . Vol. I —
III . Teubner, Lipsiae. 1873—1881.Л у к и а н . Собрание сочинений в 2-х т. Пер. под ред. и с коммент. Б . Л . Бо
гаевского. М .— Л ., 1935.P a u s a n i a e . Graeciae descriptio. Ed. Fr. Spiro. Lipsiae, 1903.Παυσανίου Ελλάδος Περιήγησις. T. 1—2. *ΑΘ., 1974—1976.П а в с а н и й . Описание Эллады. Пер. и вводная статья С. П. Кондратье
ва. T. I. М., 1938; т. II. М.— Л ., 1940.P h о t i u s. B ibliothèque. Vol. I —II. Texte étab li et trad , par R. H enry .
P ., 1960.P latonis d ialogi... Post C. F. Hermannum, recognovit M. W ohlrab. Vol.
2—6. Lipsiae, 1921—1927.P l a t o n i s . Opera quae ex tan t om nia... Ex. H. Stephanus. Vol. 1—3. Ge
neva, 1587.П л а т о н . Полное собрание творений Платона. В 15 т. Новый пер. Ред.
С. А. Ж ебелева, Л . П. Карсавина, Э. Л . Радлова. П г., Л ., 1922—1929.G. P l i n i i S e c u n d i . N aturalis H istoria . Ed. Mayhoff. Lipsiae, 1897.P lu tarch i v itae parallelie. Rec. Lindshog et Ziegler. L ipsiae, 1914—1939.P lu ta rc h ’sM oralia. W ith an Engl. Transi, by F.-G. B abbit. Vol. I —X IV . Loeb.
London — Cambridge, 1927—1957.П л у т а р х . Сравнительные жизнеописания. С греч. пер. В. Алексеев.
I _g СП5 1890__1894Πολυβίου ‘Ιστορίαι. T. 1, Ά θ ., 1955; τ. 2.. Ά θ ., 1961; τ. 3. Ά θ ., 1963.П о л и б и й . Всеобщая история в сорока книгах. Пер. с греч. Ф. Г. Мищен
ко. М., 1890—1899.Ρ о 1 у e n i. Strategem aton lib ri V III. Ex. rec. W oelflin. Iterum rec. Ioan-
nes M eller. Lipsiae, 1887.P r i d i k E. De A lexandri epistularum commercio. D orpat, 1893.Realencyclopädie der classischen A ltertum sw issenschaft. A. P auly , G. W is-
sowa, W. K roll. S tu ttga rt, 1894.S o l i n i J u l i i . Collectanea rerum m em orabillium iterum . Rec. T h .
Momsen. Berolini, 1895.Στράβωνος Γεωγραφικά. T. 1. Ά θ ., 1937; τ . 2—3. Ά θ ., 1958.J o n e s Η. L. The Geography of Strabo. I — V III . L., 1917—1932.С т р а б о н . География в 17 книгах. М ., 1964.T h e o p h r a s t i . Eresii opera quae supersunt omnia. Rec. Fr. W im m er.
P arisiis , 1767.T h u c y d i d e s . H istoriae. Lipsiae, 1901.Ф у к и д и д . История. Пер. Ф. Мищенко. T. I и II. М., 1915.X e n o p h o n t i s . Operum. Vol. 3 (Anabasis seu E xpeditio Cyri m ino-
ris). Lipsiae, 1828.X enophon’s Cyropaedia. L ., 1898.X e n o p h o n t i s . H istoria Graeca. Lipsiae, 1880.К с е н о ф о н т . Анабазис. Пер. и примеч. М. И. Максимовой.— М .— Л .,
1951.
К с е н о ф о н т . Греческая история. П ер., вступит, статья и коммент.С. Лурье. Л ., 1935.
К с е н о ф о н т . Полное собрание сочинений. В пяти частях. Пер. с. греч. Г. Янцевецкий. СПб., 1887—1897.
П с е в д о-К с е н о ф о н т . Афинская полития.— А р и с т о т е л ь . Афинская полития. М .—Л ., 1936.
М онограф ии и статьи
А в е р и н ц е в С . С . К пониманию мировоззренческого стиля П лутарха.— ВДИ. 1968, № 2.
А в е р и н ц е в С. С. Плутарх и античная биография. М., 1973.А к и ш е в К. А., К у ш а е в Г. А. Д ревняя культура саков и усуней до
лины реки Или. А.-А., 1963.А л е к с а н д р о в Г. Ф. Аристотель. Философские и социально-полити
ческие взгляды. М., 1940.А л ь т м а н М. С. Греческая мифология. М .— Л ., 1937.А н т и ч н ы е писатели о древней Индии.— ВДИ. 1940, № 2.А ф а н а с ь е в O .A . Обсуждение в Институте истории АН СССР проблем
азиатского способа производства.— СЭ. 1965, № 6.Б а б с т И. К. Дмитрий Полиоркет.— «Отечественные записки»,Т. 89,1853.Б а й б а к о в Б . И. О происхождении культа эллинистических царей.—
Сборник в честь В. П. Бузескула. Х арьков, 1914.Б а р г М. А. Учение об общественно-экономических формациях.— Очерки
методологии познания социально-экономических явлений. М., 1970..Б а р т о л ь д В. В. Греко-бактрийское государство и его распростране
ние на северо-восток.— Сочиненця. T. II, ч. 2. М., 1964.Б а р т о л ь д В. В. Исследование по истории Согдианы с древнейших
времен до арабского завоевания (кончая 719 г .) .— Рукопись. Архив- АН СССР, ф. 68, on. 1, № 14, л. 5.
Б а р т о л ь д В. В. Историко-географический обзор И рана.— Сочинения. T. V II. М., 1971.
Б а р т о л ь д В .В . История культурной жизни Туркестана.— Сочинения^ T. II, ч. 1. М., 1963.
Б а р т о л ь д В .В .К истории орошения Туркестана.— Сочинения. T. I I L М., 1965.
Б а р т о л ь д В. В. Культура мусульманства.— Сочинения. T* VI. М., 1966.Б а р т о л ь д В. В. Мусульманский мир.— Сочинения. T. VI. М., 1966.Б а р т о л ь д В. В. Сведения об Аральском море и низовьях Аму-Дарьи
с древнейших времен до X V II века.— Сочинения. T. I I I . М., 1965.Б е р г е р А .К . Проблема рабства в социально-политической системе Ари
стотеля.— ВДИ, 1961, № 3.Б е р г е р А. К. Социальные движения в древней Спарте. М., 1936.Б е р н ш т а м А. Н. Среднеазиатская древность и ее изучение за 30 лет .—
ВДИ. 1947, № 3.Б е р н а л Дж. Н аука в истории общества. Пер. с англ. М., 1956.Б е р т е л ь с Е . Э. Роман об Александре и его главные версии на Востоке-
M . - Л ., 1948.Б л а в а т с к а я Т. В. Западно-понтийские города в V II—I вв. до н. э..
М., 1952.Б л а в а т с к а я Т. В. Из истории рабовладения в северо-западных зем
лях Греции.—Рабство в эллинистических государствах в I I I —I вв. До-H. э. М., 1969.
Б л а в а т с к и й В. Д. Античный мир и древний Восток (X III Межд. конгресс исторических наук. Москва 16—23 авг. 1970 г.). М., 1970.
Б л а в а т с к и й В. Д. Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1954.
Б л а в а т с к и й В. Д. Процесс исторического развития античных государств в Северном Причерноморье.— Проблемы истории Северного Причерноморья в античную эпоху. М., 1959.
Б о к щ а н и н А. Г. Восточно-эллинистические государства I I I —II вв. до н. э .— ИЖ . 1941, № 6.
Б о к щ а н и н А. Г. Парфия и Рим. Возникновение системы политического дуализма в Передней Азии. Ч . I и II . М., I960, 1966.
Б о к щ а н и н А. Г. Социальный кризис Римской империи в I в. н. 8· М., 1954.
Б о к щ а н и н А. Г. , Л и в ш и ц Г. М. Рец. на кн. А. С. Шофмана «Восточная политика Александра Македонского». Казань, 1976.— ВДИ. 1977, № 1.
Б о л д ы р е в А. В. Философские воззрения и этика П лутарха.— История греческой литературы. Т. 3. М., 1960.
Б о л д ы р е в А. В. , Б о р о в с к и й Я. М. Техника военного дела.— Эллинистическая техника. М .— Л ., 1948.
Б о н г а р д - Л е в и н Г. М. Индия эпохи Маурьев. М., 1973.Б о н г а р д - Л е в и н Г. М. , И л ь и н Г. Ф. Д ревняя Индия. М., 1969.Б о р у х о в и ч В. Г. Греки в Египте (от древнейших времен до Алексан
дра Македонского). Автореф. докт. дис. Л ., 1966.Б о р у х о в и ч В. Г. Исократ и Феопомп как представители промакедон-
ской группировки в Греции IV в. до н. э. Автореф. канд. дис. Л ., 1950.Б о р у х о в и ч В. Г. Коринфский конгресс 338 г. до н. э. и его реш ения.—
Уч. зап. Горьковского гос. пед. ин-та. 1959, вып. 46.Б о р у х о в и ч В. Г. , К о л о т о в а М. Г. Панэллинизм и бурж уазная
историография античности.— ВДИ. 1951, № 1.Б о р у х о в и ч В. Г. , Ф р о л о в Э. Д. Публицистическая деятельность
Исократа.— ВДИ. 1969, № 2.Б о т в и н н и к М. Н . Новые работы буржуазных историков об Алексан
дре Македонском.— ВДИ, 1952, № 1.Б р а г и н с к и й И .С . Из истории таджикской народной поэзии. М.,
1956.Б у з е с к у л В .П . Введение в историю Греции. П г., 1915.Б у з е с к у л В. П. Государство эллинистической эпохи.—Античность и
современность. Л ., 1924.Б у з е с к у л В. П. История афинской демократии. СПб., 1909.В а л и т о в а А. А. Отражение в «Кутадгу Билиг» легенды об Александре
Македонском и нищем ш ах-заде.— КСИНА. 1964, № 65.В а л л о н А. История рабства в античном мире. Пер. с франц. М., 1936.В а с и л е в с к и й В. Г. Взгляд Грота на историю афинской демократии.—
ЖМНП. 1867, янв.В а с и л е в с к и й В. Г. Политическая реформа и социальное движение
в древней Греции в период ее упадка. СПб., 1869.В а с и л ь е в А. И. Согдийцы и их вооружение. Автореф. канд. дис. Л .,
1936.В е б е р М. Аграрная история древнего мира. М., 1925.В я т к и н В. Л . Афрасиаб — городище былого Самарканда. Археологи
ческий очерк. Ташкент, 1927.Г а ф у р о в Б . Г. История таджикского народа в кратком изложении.
Изд. 3-е. М., 1955.Г а ф у р о в Б . Г. К 2500-летию Иранского государства.— История иран
ского государства и культуры. К 2500-летию Иранского государства. М., 1971.
Г а ф у р о в Б . Г. О связях Средней Азии и Ирана в Ахеменидский период (VI—IV вв. до н. э .) .— «Academia Nazionale dei Lincei», CCCLä I I I , № 76. Roma, 1966.
Г а ф у р о в Б . Г. Основные этапы историко-культурного развития народов Центральной Азии. Доклад на Международной конференции ЮНЕСКО по социальному и культурному развитию стран Центральной Азии в X IX —XX вв. (Ашхабад, 26 сент.— 5 окт. 1972). М., 1972.
Г а ф у р о в Б . Г. Состояние и задачи советского востоковедения в свете решений XX съезда КПСС (Доклад на Всесоюзной конференции востоковедов). Таш ., 1957.
Г а ф у р о в Б . Г. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. М., 1972.
Г а ф у р о в Б. Г. , Ц и б у к и д и с Д . И. Александр Македонский » Восток. М., 1980.
Г е г е л ь Ф. Философские тетради. М .— Л ., 1936.Г и р ш м а н А. Раскопки французской археологической делегации в Б ег-
раме (Афганистан).— КСИИМК. 1946, вып. 13.Г л у с к и н а Л .М . Асилия эллинистических полисов и Дельфы.— ВДИ.
1977, № 1.Г л у с к и н а Л .М . Исследования по социально-экономическим отноше
ниям в Аттике IV в. до н. э. Автореф. докт. дис. Л ., 1968.Г л у с к и н а Л. М. О специфике греческого классического полиса в связи
с проблемой его кризиса.— ВДИ. 1973, № 2.Г о л у б ц о в а Е. С. Очерки социально-политической истории Малой
Азии в I —I I I вв. (независимая сельская община). М., 1962.г о л у б ц о в а Е. С. Рабство и зависимость в эллинистической Малой
А зии.— Рабство в эллинистических государствах в I I I — I вв. до н. э. М., 1969.
Г р и г о р ь е в В .В . О скифском народе саках. СПб., 1871.Г р и г о р ь е в В. В. Поход Александра Великого в Западный Туркестан.
Ж М НП. Ч . 217, 1881, сент.—окт., отд. И .Г р и г о р ь е в Г. В. Поселения древнего Согда.— КСИИМК. Вып. V I.
М .— Л ., 1940.Г у л я м о в Я . Г. История орошения Хорезма. Таш., 1957.Г у л я м о в Я. Г. Стратиграфия Самарканда в свете новейших раскопок.—
Объединенная научная сессйя, посвященная 2500-летию Самарканда. Тезисы докладов. Таш ., 1969.
Д а н д а м а е в М. А. Б ехи стул ска я надпись как источник по истории начала царствования Д ария I. Автореф. канд. дис. Л ., 1958.
Д а н д а м а е в М. А. Иран при первых Ахеменидах (VI в. до н. э.). М., 1963.
Д а н д а м а е в М. А. Социальная сущность переворота Гауматы.— ВДИ.1958, № 4.
Д е л ь б р ю к Г. История военного искусства в рамках политической истории. T. I. Античный мир. М., 1936.
Дискуссия об азиатском способе производства. М .— Л ., 1931.Дискуссия по проблемам эллинизма.— СА. T. X X II. М.— Л ., 1955.Д о в а т у р А. И. Аристотель и история.— ВДИ. 1978, № 3.Д о в а т у р А. И. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л ., 1957.Д о в а т у р А. И. Политика и политии Аристотеля. М .— Л ., 1965.Д р о й з е н И. Г. История эллинизма. Пер. с 'ф р . T. I—III . М., 1890—
1893.Д ь я к о в В. А. Методология истории в прошлом и настоящем. М., 1974.Д ь я к о в В. Н . Греция в первой половине IV в. до н. э .— Древняя Гре
ция. Под ред. В. В. Струве и Д. П. Каллистова. М., 1956.Д ь я к о н о в И .М . Ассиро-вавилонские источники по истории У рарту .—
ВДИ. 1951, № 2.Д ь я к о н о в И .М . История Мидии от древнейших времен до конца IV в-
до н. э. М .— Л ., 1956.Д ь я к о н о в И .М . Община на древнем Востоке в работах советских:
исследователей.— ВДИ. 1963, № 1. *Д ь я к о н о в И .М . Основные черты экономики в монархиях древней За
падной А зии.— ВДИ. 1966, № 1.Д ь я к о н о в И .М . Рабы, илоты и крепостные в ранней древности.—
ВДИ. 1973, № 4.Д ь я к о н о в М. М. Очерк истории древнего Ирана. М., 1961.Д ь я к о н о в М .М . Сложение классового общества в Северной Б актрии .—
СА. T. X IX . М.— Л ., 1954.Д ы н н и к М . А. Очерк истории философии классической Греции. М.,
1936.
З К е б е л е в С. А. Александр Великий. П г., 1922.Ж е б е л е в С. А. Аппиан и его гражданские войны.— Послесл. к кн..
А π п и а н. Гражданские войны. JI., 1935.Ж е б е л е в С. А. Демосфен. М., 1922.Т К е б е л е в С . А. Из истории Афин. СПб., 1898.Ж е б е л е в С. А. Источники изучения рабских восстаний в древнем мире.—
ПИДО. 1934, № 9—10.Ж е б е л е в С. А. К вопросу о композиции «Описания Эллады» Павсания.
Ж М НП. Отд. V, 1909, окт.Ж е б е л е в С. А. К истории диадохов.— Ж М НП. 1899, ноябрь.Ж у к о в E. М. Ленин о понятии «эпоха» в мировой истории.— «Новая и
новейшая история». 1965, № 5.Ж у к о в Е .М . и др. Теоретические проблемы всемирно-исторического
процесса. М., 1979.З е й м а л ь Т. И ., 3 е й м а л ь Б . В. Еще раз о месте находки Аму-
Дарьинского клада .— ИООН АН Тадж. ССР. 1962, № 1 (28).З е л ь и н К. К. Исследования по истории земельных отношений в Египте
I I —I вв. до н. э. М., 1960.З е л ь и н К .К . К вопросу о социальной основе борьбы в македонской
армии в 330—328 гг .— Проблемы социально-экономической истории древнего мира. М .— Л ., 1963.
З е л ь и н К. К. Некоторые основные проблемы истории эллинизма.— СА. 1955, вып. X X II.
З е л ь и н К .К . О построении истории эллинизма в истории древнего мира.— ВДИ. 1938, № 3.
З е л ь и н К. К. Основные черты исторической концепции П омпеяТрога.— ВДИ. 1948, № 4.
З е л ь и н К. К . Основные черты эллинизма (социально-экономические отношения и политическое развитие рабовладельческих обществ Восточного Средиземноморья в период эллинизма).— ВДИ, 1953, № 4.
З е л ь и н К. К . Помпей Трог и его произведение «Historiae Philippicae».— ВДИ, 1954, № 2.
З е л ь и н К. К. Рец. на кн. А. Б . Рановича «Эллинизм и его историческая роль».— ВДИ. 1951, № 2.
З е л ь и н Κ. К. , Т р о ф и м о в а М. К. Формы зависимости в Восточном Средиземноморье эллинистического периода. М., 1969.
3 е н к и н а Н. А. Критика исторической концепции В. Тарна. Канд. дис. Казань, 1972.
И л ь и н Г. Ф. Древний индийский город Таксила. М., 1958.И л ь и н Г. Ф. Основные проблемы рабства в древней Индии.— И КДИ .
М., 1963.И л ь и н Г. Ф. Особенности рабства в древней Индии.— ВДИ. 1951, № 1.И л ь и н Г. Ф. Рабство и древний Восток.— НАА. 1973, № 4.И с а е в а В. И. Особенности политической публицистики И сократа.—
ВДИ. 1978, № 2.И стория таджикского народа. Т. 1. М., 1963.И стория Туркменской ССР. Т. 1. Аш., 1957.История Узбекской ССР. Т. 1. Таш ., 1967.История греческой литературы. Под ред. С. И. Соболевского и др. Т. I —III .
М., 1946—1960.История Ирана с древнейших времен до конца X V III в. Л ., 1958.К а з а к е в и ч Э .Л . Термин и понятие «раб» в Афинах IV в. до н. э .—
ВДИ, 1956, № 3.К а р е е в Н .И . Государство-город античного мира. Опыт исторического
построения политической и социальной эволюции античных граж данских общин. Изд. 3. СПб., 1910.
К а р е е в Н .И . Монархии древнего Востока и греко-римского мира. Изд. 3. СПб., 1913.
К а с у р а с Д. Критика некоторых концепций буржуазной философии Греции. Таш ., 1970.
К а ц н е л ь с о н И . За семью печатями.— Н аука и религия, 1965, № 7.К о в а л е в С. И. Александр Македонский. Л ., 1937.К о в а л е в С. И. Александр и К лит.— ВДИ, 1949, № 3.К о в а л е в С. И. Александр, Филота и Парменион (Из истории македон
ской оппозиции в армии А лександра).— УзЛГУ. Сер. истор. наук. 1949, вып. 14.
К о в а л е в С. И. Заговор «пажей».— ВДИ. 1948, № 1.К о в а л е в С. И. История античного общества. Эллинизм, Рим. Изд. 2.
Л ., 1936.К о в а л е в С. И. Македонская оппозиция в армии Александра.— «Извест-
тия ЛГУ». Т. И . 1930.К о в а л е в С. И. М онархия Александра М акедонского.— ВДИ, 1949, № 4.К о в а л е в С .И . О некоторых проблемах рабовладельческой формации.—
ПИДО. 1934, № 2.К о в а л е в С .И . Переговоры Д ария с Александром и македонская оппо
зиция.— ВДИ, 1946. № 3.К о в*а л е в С. И. Учение М аркса и Энгельса об античном способе произ
водства.— ИГАИМК. T. X II , вып. 9, 1932.К о в а л ь Б . О. О некоторых спорных вопросах статьи С. Л . Утченко и
E. М. Ш таерман.— ВДИ. 1961, № 3.К о л о б о в а К. М. , Г л у с к и н а Л . М. Очерки истории древней Гре
ции. Л ., 1958.К о н д р а т ь е в С. П. Павсаний и его произведение.— Предисл. к кн.:
П а в с а н и й . Описание Эллады. М .— Л ., 1938—1940.К о н д р а т ь е в С. П. Римская литература. М ., 1939.К о н д р а т ю к М. А. Коринфская лига и ее роль в политической истории
Греции 30—20 гг. до н. э .— ВДИ. 1977, № 2.К о н р а д Н. И. Запад и Восток. М., 1972.К о р о с т о в ц е в М. А. Академик Борис Александрович Т ураев.— ВДИ.
1974, № 2.К о р о с т о в ц е в М. А. Египетское происхождение романа об Александ
ре.— КСИНА. 1964, № 65.К о р о с т о в ц е в М. А. Некоторые теоретические аспекты становления
классового общества (Историческая преемственность в эпоху древнего мира).— НАА, 1971, № 4.
К о р о с т о в ц е в М. А. О понятии «древний Восток».— ВДИ. 1970, № 1.К о р о с т о в ц е в М. А. О характере древневосточного общества.— НАА,
. 1966, № 3.К о с а м б и Д. Культура и цивилизация древней Индии. М., 1968.К о с т ю х и н Е. А. Александр Македонский в литературной и фольклорной
традиции. М., 1972.К о с ь к е Ф. Я . Племена северной Парфии в борьбе с македонским завое
ванием — ВДИ, 1962, № 1.К о ш е л е н к о Г .А . Аристотель и Александр (К вопросу о подлинности
«Письма Аристотеля к Александру о политике по отношению к городам»).— ВДИ, 1974, № 1.
К о ш е л е н к о Г. А. Восстание греков в Согдиане и Бактрии 323 г. до н. э. и некоторые вопросы общественно-политической мысли в Греции IV в. до н . э .— ВДИ. 1972, № 1.
К р ю г е р О .О . Арриан и его труд «Поход Александра».— Поход Александра. М .— Л ., 1962.
К р ю г е р О. О. Движения античных рабов в доэллинистическую эпох у .— Из истории античного общества. М .— Л ., 1934.
К у д р я в ц е в О. В. Запустение Эллады в период империи, его причины и значение.— ВДИ, 1953, № 2.
К у д р я в ц е в О. В. Исследования по истории балкано-дунайских областей в период. Римской империи и статьи по общим проблемам древней истории. М., 1957.
К у д р я в ц е в О. В. Провинция Ахайя при Антонинах. Автореф. канд. дис. М., 1951.
К у д р я в ц е в О. В. Эллинские провинции Балканского полуострова во втором веке нашей эры. М., 1954.
К у з и щ и н В .И . Понятие общественно-экономической формации и периодизация истории рабовладельческого общества.— ВДИ. 1974, № 3.
К у з и щ и н В. И. Проблемы производительности рабского труда в римском сельском хозяйстве. II в. до н. э .— I в. н. э. М., 1970.
К у з н е ц о в а Т. И. Историческая тема в греческом романе. Роман об Александре.— Античный роман. М., 1969.
К у з о в к о в Д. В. Об условиях, породивших различия в развитии рабства, и его наивысшее развитие в античном мире.— ВДИ, 1954, № 1.
Л а в р о в В. А. Градостроительная культура Средней Азии. М., 1950.Л а т ы ш е в В. В. Очерк греческих древностей. 4 . 1 . Исторический обзор
развития форм государственной жизни эллинов. СПб., 1897.Л и т в и н с к и й Б . А. Археологические открытия на Восточном Памире
и проблема связи между Средней Азией, Китаем и Индией в древности (XXV Межд. конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР). М., I960.
Л и т в и н с к и й Б . А. Древние кочевники «Крыши мира». М., 1972.Л и т в и н с к и й Б . А. Древний среднеазиатский город (местные традиции
и иноземные модели).— Древний Восток. Города и торговля ( I I I —I тыс. до н. э.). Е р ., 1973.
Л и т в и н с к и й Б . А. Раскопки могильников на Восточном Памире в 1958 г .— APT. Вып. VI, 1961.
Л и т в и н с к и й Б . А. Саки, которые за Согдом.—Труды АН Тадж. ССР. Т. СХХ. Душ ., 1960.
Л и т в и н с к и й Б . А. Таджикистан и Индия (примеры древних связей и контактов).— Индия в древности. М., 1964.
Л и т в и н с к и й Б. А. , П ь я н к о в И. В. Военное дело у народов Средней Азии V I—IV вв. до н. э .— ВДИ. 1966, № 3.
Л о в я г и н А. М. Александр Македонский в Туркестане.— Исторические* и библиографические очерки. Вып. I. П г., 1917.
Л о с е в А. Ф. Античная мифология и ее историческое развитие. М., 1958.Л о с е в А. Ф. Античная философия истории. М., 1977.Л о с е в А. Ф. Критика платонизма у Аристотеля. М., 1929.Л у р ь е С. Я. История античной общественной мысли. Общественные груп
пировки и умственные движения в эллинском мире. М.— Л . , 1929.Л у р ь е С. Я. Очерки по истории античной науки. М.— Л . , 1947.Л у р ь е С. Я . П лутарх и его время.— П л у т а р х . Избранные биогра
фии. М .— Л ., 1941.М а н д е с М . И. Опыты историко-критического комментария к греческой
истории Диодора. Одесса, 1901.М а р и н о в и ч Л. П. Рец. на кн. Р. В г i a n t. Alexandre le Grand. P . r
1 9 7 4 .- ВДИ. 1977, № 1.М а с а л ь с к и й В. И. Туркестанский край. СПб., 1913.М а с с о н В. М. Древнеземледельческая культура Маргианы.— МИАГ
1959, № 73.М а е с о н В. М. Еще раз о геродотовой реке Акес.—Эллинистический Ближ
ний Восток, Византия и Иран. М., 1967.М а с с о н В .М . Проблемы древней Бактрии и новый археологический ма
териал.— СА. 1958, № 2.М а с с о н В. М. Протогородская цивилизация юга Средней А зии.— СА~
1967, № 3.М а с с о н М. Е. Народы и области южной части Туркменистана в составе-
Парфянского государства.— Тр. ЮТАКЭ. T. V, 1955.М а с с о н М. Е. Новые данные по древней истории М ерва.— ВДИ. 1951 г
№ 4.М а с с о н М. E. , П у г а ч е н к о в а Г. А. Парфянские ритоны Нисы.—
Тр. ЮТАКЭ. T. IV, 1959.М а ш к и н Н. А. Основные проблемы древней Греции. М., 1947.М а ш к и н Н. А. Принципат Августа (Происхождение и социальная сущ
ность). М., 1949.
M е ц А. Мусульманский Ренессанс. Пер. с нем. Д . Е. Бертельса. М., 1966.М и н а е в И. Сведения о странах по верховьям Аму-Дарьи. СП Б., 1879.М и ш у л и н А. В. М арксистско-ленинская теория исторического про
цесса.— ВДИ, 1938, № 4.М и щ е н к о Ф. Г. История эллинской цивилизации К . Папарригопуло.—
КУИ. 1879, № 6.М и щ е н к о Ф. Г. Федеративная Эллада и Полибий.— Полибий. Всеоб
щ ая история в сорока книгах. T. I. М., 1890.М о н ч а д с к а я Е. А. О правителях Бактрии и Согдианы V I—IV вв. до
н. э. (Из древней истории народов Средней Азии).— ТОВЭ, T. V. К ультура и искусство народов Востока, вып. 6. JL, 1961.
М о н ч а д с к а я Е. А. О «царском городе» или «второй столице Согдианы».— ВДИ. 1959, № 2.
М у р ы г и н а Η. Ф. Сопротивление фракийских племен римской агрессии и восстание Андриска.— ВДИ. 1957, № 2.
М у с и е н к о К . С. Оппозиция в армии Александра Македонского Канд. дис., JI., 1966.
Н е г м а т о в Н . Н. О работах Ходжентско-Уструшанского отряда в 1955 г .— A PT., Вып. I I I , 1956.
Н е г м а т о в H. Н. Уструшана в древности и раннем средневековье.— Тр. ИИАЭ, Т. 55, 1957.
Н е г м а т о в H. Н. Ходжент и Уструшана в древности и средневековье. Автореф. докт. дис. М., 1968.
Н и к и ф о р о в В. Н. Восток и всемирная история. М., 1975.О л и в а П. Древний Восток и истоки греческой цивилизации.— ВДИ. 1977,
№ 2 .О с и п о в А. М. Краткий очерк истории Индии до X века. М ., 1948.О с т р о в и т я н о в К. В. Очерки экономики докапиталистических фор
маций. М., 1944.П а в л о в с к а я А. И. Рабство в римском Египте.— Рабство в восточных
провинциях Римской империи в I —III вв. М., 1977.П а в л о в с к а я А. И. Рабство в эллинистическом Египте.— Рабство
в эллинистических государствах в I I I —I вв. до н. э. М., 1969.П е л ь м а н Р. История античного коммунизма и социализма. СПб., 1910.П е л ь м а н Р. Очерк греческой истории и источниковедения. Пер. с. нем.
СПб., 1910.П и г у л е в с к а я Н. В. Города Ирана в раннем средневековье. М .— JL,
1956.П и к у с H. Н. Переломный период истории эллинистического Египта.—
ВДИ. 1951, № 1.П и о т р о в с к и й Б . Б . Разведочные раскопки в Гяур-К ала в старом Мер-
ве .— МЮТАКЭ. I. 1949.П р о б л е м ы социально-экономической истории древнего мира. М .— JI.,
1963.П ь я н к о в И. В. Борьба Кира II с Астиагом по данным античных авто
ров.— ВДИ, 1971, № 3.П ь я н к о в И. В. Восточные сатрапии державы Ахеменидов в сочинениях
Ктесия. Автореф. канд. дис. М., 1966.П ь я н к о в И. В. Город Средней Азии ахеменидского времени по данным
античных авторов.— Древний Восток. Города и торговля. Е р ., 1973.П ь я н к о в И. В. Древний Самарканд (Мараканды) в известиях античных
авторов. Душ ., 1972.П ь я н к о в И. В. К вопросу о маршруте похода Кира II на массагетов.—
ВДИ. 1964, № 3.П ь я н к о в И. В., М араканды.— ВДИ, 1970, № 1.П ь я н к о в И. В. Средняя Азия в известиях античного историка Ктесия.
Душ ., 1975.Р а д ц и г С . И. Античная мифология. Очерк античных мифов в освещении
современной науки. М.— «П., 1939.Р а д ц и г С . И. Демосфен. Речи. М., 1954.
Р а з и н Е. А. История военного искусства. Т. 1. М., 1956.Р а н о в и ч А. Б . Александр Македонский и греческие города Малий
А зии.— ВДИ, 1947, № 4.Р а н о в и ч А. Б . Восточные провинции Римской империи в I—III вв. н. э.
М., 1949.Р а н о в и ч А. Б . Зависимые крестьяне в эллинистической Малой Азии.—
ВДИ, 1947, № 2.Р а н о в и ч А. Б . Основные проблемы эллинизма.— ВДИ. 1949, № 1.Р а н о в и ч А. Б . Эллинизм и его историческая роль. М .— Д ., 1950.Р а н о в и ч А. Б . Эллинизм и его социально-экономические основы.— ВИ .
1945, № 2.Р а н о в и ч А. Б . Рец. на кн. М. И. Ростовцева «The Social and Econom ic
H istory of the H ellenistic W orld».— ИЖ . 1945, № 1—2.Р а х м а н о в а P .M . Средняя Азия V—IV вв. до н. э. и поход Александра
Македонского. Канд. дис. JI., 1964.Р е з н и к о в И. Александр Македонский. М., 1940.Р и к к е р т Г. Н ауки о природе и науки о культуре. СПб., 1911.Р о с т о в ц е в М .И . Эллинистическая Азия в эпоху Селевкидов.— «Науч
ный исторический журнал». T. I, вып. 1. СПб., 1913, № 1.Р т в е л а д з е Э . В. К локализации «греческой» переправы на Оксе.—
ВДИ. 1977, № 4.С а б а н е е в Б . К . К вопросу о древнейшей хронике Рима.— ЖМНП..
1913, авг., отд. V.С а в и ц к и й Г. И. Д ревняя Бактриана. Вып. I. Самарканд, 1941.С а р к и с я н Г. X . Города Селевкидской Вавилонии.— ВДИ. 1952, № 1.С в е н ц и ц к а я И. С. Земельные владения городов Западной Малой Азии
в I I I —I вв. до н. э. Автореф. канд. дис. JI., 1954.С в е н ц и ц к а я И .С . Земельные отношения в Западной Малой Азии эл
линистического и римского периодов. Автореф. докт. дис. М., 1971.С в е н ц и ц к а я И . С. Социально-экономические особенности эллинисти
ческих государств. М., 1963.С е в а с т ь я н о в а О. И. Аппиан и его римская история.— ВДИ. 1950г
№ 2.С е в а с т ь я н о в а О. И. Введение к переводу: А п п и а н . Митридатовы
войны.— Приложение к ВДИ, 1946, № 4.С е м е н о в Ю. А. Проблемы социально-экономического строя древнего Во/-
стока.— НАА. 1965, № 4.С е р г е е в В. С. История древней Греции. Изд. 3. М., 1963.С о б о л е в с к и й С. И. Феопомп.— История греческой литературы, Т .Н .
М., 1955.С о к о л о в Ф. Ф. Антиох илионских надписей.— Труды Ф. Ф. Соколова.
СПб., 1910.С о к о л о в Ф. Ф. Договор Евмена с наемными воинами.— Труды Ф. Ф. Со
колова. СПб., 1910.С т а в и с к и й Б . Я . Куш анская Бактрия: проблемы истории и культуры .
М., 1977.С т а в и с к и й Б . Я . Между Памиром и Каспием. Средняя Азия в древ
ности. М., 1966.С т р о к о в А. А. История военного искусства. М., 1955.С т р у в е В. В. К вопросу о специфике рабовладельческих обществ древ
него Востока.— «Вестник ЛГУ». Сер. общ. наук. Вып. 3, 1953.С т р у в е В. В. Поход Д ария I на саков-массагетов.— «Изв. АН СССР»»
T. I I I , 1946, № 3.С т р у в е В. В. Поход Д ария I на саков-массагетов.— Этюды по истории
Северного Причерноморья, К авказа и Средней Азии. JI., 1968.С т р у в е В. В. Проблема зарождения, развития и разложения рабовла
дельческих обществ древнего Востока.— ИГАИМК. Вып. 77, 1934.С т р у в е В. В. У истоков романа об Александре.— ВЯ. Т. 1, 1927.Т а л а ш о в а Н . С. Восточные походы Александра Македонского в гер
манской историографии новейшего времени. Канд. дис. К азань, 1972.
Т а р н В. В. Эллинистическая цивилизация« Пер. с англ. М ., 1949. Т е р е н о ж к и н Л. И. Вопросы исто рико-археологической периодизации
древнего Самарканда.— ВДИ. 1947, № 4.Т о л с т о в С. П. Основные вопросы древней истории Средней Азии.
ВДИ, 1938, № 1.Т о л с т о в С. П. По древним дельтам О к е аг Яксарта. М., 1962, /Т о л с т о в С. П. По следам древне-хорезмийской цивилизации. М ., 1948. Т о л с т о в С. П. Подъем и крушение империи эллинистического «Даль
него Востока».— ВДИ. 1940, № 3—4. :/ / Т о л с т о в С. П. Приаральские скифы и Хорезм.— XXV Международный
конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР. М., I960. · / Т о л с т о в С .П . Среднеазиатские скифы в свете новейших археологичё-
ских открытий.— ВДИ. 1963, № 2.Τ р е в е р К . В. Александр Македонский в Согде.— ВИ. 1947, № 5. ;Τ р е в е р К. В. Памятники греко-бактрийского искусства. М .-Л /, 1940. Т р о й с к и й И. М. История античной литературы. М., 1957. МТ у р а е в Б . А. История древнего Востока. Т. I—II. Л ., 1936; Т у с л я н о с Д. Краткие тезисы по истории эллинистической Рреций.
Афины, 1976. а.Т у с л я н о с Д. Прометеи живут в Элладе. Афины, 1977. ; 1Т у с л я н о с Д . , М и р о к о в а И. Держ ава Александра Македонского.
Афины, 1976. i'Т у с л я н о с Д. , М и р о к о в а И. Преемственность грено-эллииистиДО-
ской научной мысли. Аристотель и Абу Райхан Бируни. Афины, 1976. Т ю м е н е в А. И. Введение в экономическую историю древней Грец^Й.
П г., 1923.Т ю м е н е в А. И. История античных рабовладельческих обществ;■*-
ГАИМК. Вып. 111,1935.Т ю м е н е в А. И. К вопросу об этногенезе греческого народа.-**· ВДИ.
1953, № 4; 1954, № 4. и!Т ю м е н е в А. И. Очерки экономической и социальной истории древней
Греции. Т. I —III . П г., 1920—1922. i üТ ю м е н е в А. И. Передний Восток и античность (страны речных куль
ту р (Двуречье и Египет) в эллинистическую и римскую эпохи).— ВИ.1957, № 9.
Т ю м е н е в А. И. Передний Восток и античность (Особенности социально- экономического развития).— ВИ. 1957, № 6.
Т э н И. Тит Ливий. Критическое исследование. Пер. с франц. М., 1900. У и л е р В. Александр Великий. Пер. с англ. СПб., 1900.У и л е р М. Пламя над Персеполем. Пер. с англ. М., 1972.У т ч е н к о С. Л . Глазами историка. М., 1966.У т ч е н к о С. Л . Кризис и падение Римской Республики. М., 1965. У т ч е н к о С. Л . Кризис полиса и политические воззрения римских стои
ков. М ., 1955.У т ч е н к о С. Л . Некоторые тенденции развития римской историографии
( I I I — I вв. до н. э .) .— ВДИ. 1969, № 2.У т ч е н к о С. Л . О некоторых особенностях античной культуры .— ВДИ.
1977, № 1.У т ч е н к о С. Л. , Д ь я к о н о в И. М. Социальная стратификация древ
него общества.— X III Международный конгресс исторических наук. М., 1970.
У т ч е н к о С. Л. , Ш т а е р м а н E. М. О некоторых вопросах рабства.— ВДИ, 1960, № 4. J<
Ф р о л о в Э .Д . Ж изнь Ксенофонта и его общественно-политические воззрения (преимущественно по «Малым сочинениям»). Автореф. канд. дис. Л ., 1958.
Ф р о л о в Э .Д . Коринфский конгресс 338/7 г, до н. э. и объединение Элла- д ы . - ВДИ, 1974, № 1.
Ф р о л о в Э. Д. Монархическая идея у И сократа.— Проблемы отечественной и всеобщей истории. Л ., 1969.
Ф р о л о в Э .Д . Политические тенденции трактата Ксенофонта «О доходах».— Проблемы социально-экономической истории древнего мира. М .— Л ., 1963.
О р о л о в Э .Д . Русская историография античности (до середины X IX в.). Л ., 1967.
Х а з а н о в А. И. Первобытная периферия античного мира (на примере Европы).— СЭ. 1971, № 6.
Х а н И . Аппиан и Александрия.— ВДИ. 1968, № 1.Х в о с т о в М .М . История восточной торговли греко-римского Египта.
Казань, 1907.Х в о с т о в М. М. История Греции. М., 1924.Х л ю п и н И. Н. Александр Македонский в М аргиане.— Античность и
современность. М., 1972.Ц и б у к и д и с Д. И. Греция и Восток. Докт. дис. М., 1977.Ц « б у к и д и с Д. И. Греция и Восток. Автореф. докт. дис. М., 1977. Ц и б у к и д и с Д .И . Из истории эллинистической Греции. Канд. дис.
М., 1968:Ц и б у к и д и с Д. И. Из истории эллинистической Греции. Автреф. канд.
дис. М., 1968.и б у к и д и с Д. И. Эллино-христианская цивилизация «черных полков
ников».— «Наука и религия», 1969, № 5.' Ч а л о я н В. Восток — Запад. М., 1968.Ш о ф м а и А. С. Армия и военные преобразования Александра Македон
ского .— ВДИ, 1972, № 1.Ш о ф м а н А .С . Восточная политика Александра Македонского. Казань,
1976.•Ш о ф м а н A .C . Идеологическая подготовка восточных походов в греческой
историографии, литературе и публицистике.—Вопросы историографии всеобщей истории. Вып. II. Казань, 1967.
Ш о ф м а н А. С. История античной Македонии. Ч. I и II. К азань, 1960,1963.
' Ш о ф м а н А. С. Каллисфен.— ВИ. 1974, № 6.Ш о ф м а н А. С. Конец Александра Македонского.— ВИ. 1970, № 11. Ш о ф м а н А. С. О социальной сущности македонской оппозиции в армии
А лександра.— Уч. зап. Казанского ун-та. Т. 117, кн. 9, 1957. Ш о ф м а н А. С. Первый этап антимакедонского движения периода восточ
ных походов Александра Македонского.— ВДИ. 1973, № 4.Ш о ф м а н A .C . Религиозная политика Александра Македонского.— ВДИ
1977, № 2.Ш о ф м а н А. С. Спитамен.— ВИ.· 1972, № 5.Ш о ф м а н А. С. Флот Александра Македонского.— ВИ. 1976, № 4. Ш т а е р м а н Е .М . Античность в западных современных историко-фило
софских теориях.— ВДИ. 1967, № 3.Ш т а е р м а н E. М. Кризис античной культуры. М., 1975. Ш т а е р м а н E. М. Проблема падения рабовладельческого строя.—ВДИ,
1953, № 2.Ш т а е р м а н E« М. Расцвет рабовладельческих отношений в Римской рес
публике. М., 1964.Ш т а е р м а н Е. М. , Т р о ф и м о в а М. К. Рабовладельческие отноше
ния в ранней Римской империи. М., 1971.Эллинистическая техника. Сб. статей под ред. акад. И. Й. Толстого. М .—
Л ., 1948.Я в о р с к и й И. Л . Путешествие русского посольства по Афганистану
и Бухарскому ханству в 1878—1879 гг. T. I. СПб., 1882.\
* * * -
A d a m s Ch. Demosthenes and his Influence. N. Y ., 1927.A d a m s Ch. Recent Views on the Political Influence of Isocrates. N. Y ., 1912. A l l a n D. The Philosophy of A ristotle. Ox., 1952.
A l t h e i m F. A lexander und Asien. Geschichte eines geistigen Erbes. T übingen, 1953.
A l t h e i m F. W eltgeschichte Asiens im Griechischen Zeitalter. Bd I. H alle,. 1947.
A l t h e i m F. , S t i e h l R. E in asiatischer S taat. W iesbaden, 1954. A n d r e a d e s A. Les finances de guerre d ’Alexandre le G rand.— «A nnales
d 'h isto ire économique et social». A thènes, 15 ju ille t 1929.A n d r e o t t i R. Il problem a politico di Alessandro Magno. Parm a, 1933. A n d r e o t t i R. Il problema di Alessandro Magno nella storiografia deb
u ltim o decennio.— «Historia». 1950, № 1.A u s f e l d A. Der griechische Alexanderrom an. Lpz., 1907.В a b u t D. P lutarque et stoïcisme. P ., 1969.В a d j a n E. H arpalus.— JH S. 81, 1961.B a k e r E. Greek P o litical Theory. P laton and his Predecessors. L ., 1947- B a n e r j e e G. Hellenism in Ancient India. C alcutta — London, 1920- B a r b e r G. The H istorian Ephorus. Cambridge, 1935.B a r k e r E. The Life of A ristotle and the Composition and S tructure of the*
P o litic s .— CR. Vol. XLV. L., 1937.B a r n e t t R. The A rt of Bactria and the Treasure of the Oxus.— Iranica»
A ntiqua. Vol. V III. Leiden, 1968.B a r r St. The W ill of Zevs. A H istory of Greece from the Origins of Hellenic-.
Culture to the Death of Alexander. Ph iladelphia and New York, 1961. B e h r C. Aelius A ristides and the Sacred Tales. Amsterdam, 1968.B e l l H. E gypt from Alexander the Great to the Arab Conquest. Ox., 1948* B e l l i n g e r A. Essays on the Coinage of Alexander the G reat.— NS. 1963,.
№ 11.В e 1 о с h J . Griechische Geschichte. Bd I —IV. В .— Lpz., 1927. B e n g t s o n H. Alexander und der H ellenism us.— «Welt als Geschichten.
1939, № 5.B e n g t s o n H. Griechische Geschichte. München, 1965.B e n g t s o n H. U niversalhistorische Aspekte der Geschichte des H ellenis
m us.— «Welt als Geschichte». 1958, № 18.B e r n a r d P . A ï Khanum on the Oxus: a H ellenistic City in Central A sia.—
Proceedings of the B ritish Academy. Vol. L U I. L., 1967.B e r t h e l ö t A. L ’Asie ancienne centrale et sud-orientale d ’après Prolém ée-
P ., 1930.В e r ν e H. A lexanderreich auf prosopographischen Grundlage. Bd II. M ün
chen, 1926.В e r ν e H. Griechische Geschichte. Bd I —II. Basel — W ien, 1953.В e ν a n E. A lexander the G reat.— Cambridge H istory of Ind ia. Vol. I -
Ν. Y ., 1922.В e ν a n E. H istoire des Lagides. P ., 1934.В e ν a n E. The House of Seleucus. L., 1902.B e v a n E . , M a h a f f y J . Egypt under the Prolem aic Dynasty. L., 1927- B i c k e r m a n E. Alexandre le Grand et les villes d ’Asie.— REG. 47 ,1934- B i c k e r m a n E. Institu tions des Seleucides. P ., 1938.B i c k e r m a n E. La le ttre d ’A lexandre le Grand aux Bannis Grecs.—REA,.
42, 1940.B i c k e r m a n E. , S y k o u t r i s J. Speusipps Brief am König P h ilip p -
Lpz., 1928.B i r t h Th. A lexander der Grosse und das W eltgriechen tum. Lpz., 1924. B l a s s Fr. Die attische Beredsamkeit. Bd II. Lpz., 1892.B o n n a r d A. La civilisation grecque. Lausanne, 1959.B o n n e r R. Lawyers and L itigants in ancient Athens. The Genesis of the?
Legal Profession. Chicago, 1926.B o s w o r t h A. A rrian ’s L iterary D evelopm ent.— CQ. 32, 1962. B o t s f o r d G . , R o b i n s o n C. H ellenistic H istory. N. Y ., 1946.В о u c h é-L e c le r c q A. H istoire des Lagides. Vol. I—IV. P ., 1903—1907- B o u g e r t Y. Reflexion sur le problèm e de l ’esclavage dans l ’Inde ancienne*
à propos de quelques ouvrages récents.— BEFEO. 1963, Vol. L I, № 1 -
B r e e b a a r t A . Einige historiographische Aspecten von A rrianus «Anabasis Alexandri». Leiden, 1960.
B r o w n T. Callisthenes and A lexander.— A JPh. 70, 1949. B u r c k h a r d t J. Griechische K ulturgeschichte. Bd 1—4. S tu ttg a rt,
1898—1902.B u r c k h a r d t J. W eltgeschichtliche B etrachtungen.— Kroners Taschen
ausgabe. Bd 55. Lpz., 1905.B ü c h n e r E. Der Panegyrikos des Isokrates. E ine historisch-philologische
Untersuchung. W iesbaden, 1958.B u r n A. A lexander the G reat and H ellenistic Em pire. L ., 1951.B u r y J. A H istory of Greece to the Death of A lexander the Great. L ., 1952. B u r y J . A ncient Greek H istorians. L ., 1909.B u s о 1 1 G. Griechische Geschichte bis zur Schlacht bei Ghaeronea. Bd
I —III . Gotha, 1893—1904.B u s о 1 t G. Griechische S taatskunde. München, 1905.C a l d w e l l W. The Ancient W orld. N. Y ., 1937.Cambridge H istory of India. Vol. I. Ancient Ind ia. L., 1922.C a m m i n g s L. A lexander the Great. Boston, 1940.C a r y M. A H istory of the Greek W orld from 323 to 146 B. C. L., 1932.C h a p о t V. A lexandre fondateur de v illes.— Mélanges Glotz. P ., 1932. C . a s s o n a St. M acedonia, Thrace and Illy ria . Ox., 1926.C h a r n e u x P . Rome et la confédération A chaienne.— BCH. 81, 1957.С 1 о c h é P . A lexandre le Grand. P ., 1954.C l o c h é P . Dèmosthénes et la fin de la dém ocratie athéniénne. P ., 1937.С 1 о c h é P. Isocrate et la politique lacédém onienne.— REA. 35, 1933.С 1 о c h é P. Isocrate et la po litique théram eniénne.— ЕС. 5, 1936.C o h e n R. La Grèce et l ’H ellénisation du monde an tique. P ., 1948.C o l e Th. The Sources and Composition of P o lybius.— «Historia». 13, 1964.С о 1 i n G. Rome e t la Grèce de 200 à 146 av. J. C. P ., 1905. C o l o c o t r o n i s V . La Macédoine et l ’hellénism e. P ., 1919.D a l t o n О. The Treasure of the Oxus w ith other Exam ples of E arly Orien
ta l M etalwork. Ed. I I I . L ., 1964.D a s c a l a k i s Ap. Alexander the Great and Hellenism . θεσ<*., 1966. D a s c a l a k i s Ap. The H ellenism of the A ncient Macedonians^ θεσ<τΜ .
1965.D a u x G. Pausanios à Delphes. P ., 1937.D i m i t r a k o s G . Demetrios Poliorketes und A then. Ham burg, 1937.D r e r u p E. Aus einer alten A dvokatenrepublik. Padeborn, 1916.D r e w s R. Diodorus and his Sources.— A JPh. 83, 1962.D u rii n g Ing. A risto tle in the Ancient Biographical T rad ition . Goeteborg,
1957.E h r e n b e r g V. A lexander and the Greeks. O x., 1938.F a l l m e r a y e r J. Geschichte des H albinsel Morea im M ittelalter. Bd
1—2. S tu ttg a rt, 1830—1836.F a l l m e r a y e r J. Ueber die Entstehung der Neugriechen. S tu ttg a rt,
1835.F a r r i n g t o n В. Diodorus Siculus. Swansea, 1937.F e r g u s o n W. Greek Im perialism . N. Y ., 1913.F e r g u s o n W. H ellenistic Athens. L ., 1911.F i s c h M. A lexander and the Stoics.— A JPh. 58, 1957.F l a c e l l i è r e R. Sagesse de P lu tarque. P ., 1964.F o r t i n a M. Alessandro Magno e l ’ellenism o.— Nuove questioni di storia
antica. M ilano, 1968.F o u c h e r A. L ’a r t gréco-bouddique du G andhâra. Vol. I —II. P ., 1950—
1951.F r a n ç o i s L. Dion Chrysostome. P ., 1922.F r a z e r J. P ausan ias’ D escription of Greece. L ., 1898.F r i t z K. A risto tle ’s C ontribution on the P ractice and Theory of H istorio
graphy. Berkeley — Los Angeles, 1958.G a b b a E. A ppiano e la sto ria delle guerre c iv ili. Firenze, 1956.
G a e v e r n i t z R. A ristotle, A lexander and the Idea of M ankind.— CR. 205, 1964.
G e y s e r J . Die Erkenntnistheorie des A ristoteles. M ünster, 1917. G h i r s h m a n R. Begram. Cairo, 1946.G 1 о t z G. La cité grecque. P ., 1953.G l o t z G . , C o h e n R. H istoire grecque. Vol. IV. P ., 1938.G о m p e r z Th. Isokrates und S okra tik .— W ienner S tudien. X X V II, 1905. G r a n t M. The Ancient H istorians. L ., 1970.G r e g o r J. A lexander der Grosse. München, 1940.G r i f f i t h G. A lexander the Great, the Main Problems. Cambridge, 1966. G r i f f i t h G. The Greek H istorians. Ox., 1968.G г о t e G. H istory of Greece. Vols 1—12. L., 1847—1856.G u t s c h m i d A. Geschichte Irans und seiner N achbarländer von Alexan
der dem Grossen bis zum U ntergang der Arsaciden. Tübingen, 1888.H a m p 1 F. A lexander der Grosse und die Beurteilung geschichtlicher Per
sönlichkeiten in der modernen H istoriographie.— «Historia». 5, 1956. H a t z i d a k i s G . Du charactère hellénique des anciens Macédoniens.
A thènes, 1896.H o l l e a u x M. Rome, la Grèce et les m onarchies hellénistiques au Ill-e
siècle avan t J. C. P ., 1921.H o m o L. A lexandre le Grand. P ., 1951.J a e g e r W . A ristotle. Ox., 1950.J a e g e r W. Demosthenes. Berkeley, 1938.J a e g e r W. Demosthenes, das S taatsm ann und sein W erden. B ., 1939.J a e g e r W. P aideia: the Ideals of Greek Culture. Vol. I I I . N. Y ., 1944. J a r d e A. La form ation du peuple grec. P ., 1923.J ο n e s C. P lu tarch and Rome. Ox., 1971.J o n s o n R . A Note on the Number of Isocrate’s P u p ils .— A JPh. 78, 1957. J o u g t i e t P . L ’im périalism e M acédonien et l ’H ellénisation de l ’Orient.
P ., 1961.К a e r s t J . Geschichte des Hellenism us. Bd I —II. Lpz., 1927.К a e r s t J. Studien zur Entw ickelung und theoretischen Begründung der Mo
narchie im A ltertum . München, 1898.K a h r s t e d t U. Forschungen zur Geschichte des Ausgehenden V und IV
Jahrhundert. B ., 1910.K a l l e r i s J. Les anciens Macédoniens. Vol. I. Athènes, 1954.K e h l H. Die Monarchie im politischen Dunken des Isokrates. Bonn, 1962. K e s s l e r J . Isokrates und die panhellenistische Idee. Padebom , 1911. K o r n e m a n n E . W eltgeschichte des Mittelmeerraumes. Bd I. Mün
chen, 1948.L a r s e n J. Representation and Democracy in H ellenistic Federalism .—
C Ph. X L, 1945.L e v e q u e P . L ’aventure grecque. P ., 1964.L e v i M. Isocrate. Saggio critico. M ilano, 1959.L ο n g A. H ellenistic Philosophy. Stoics, Epicureans, Sceptics. L ., 1974. M a r s h a l l F. The Second A thenian Confederacy. Cambridge, 1905. M a r s h a l l J . T axila. Vols. I —III . Cambridge, 1951.M a t h i e u G. Les idées politiques d ’Isocrate. P ., 1925.M a y e r H. Prodikos von Keos. Padebom , 1913.M e r l a n Ph. Isocrates, A ristotle and Alexander the G reat.— «Historia».
3, 1954.M e y e r Ed. B lüte und Niedergang des Hellenism us in Asien. B ., 1925. M e y e r Ed. Forschungen zur alten Geschichte. H alle, 1899.M e y e r Ed. Geschichte des A ltertum s. Bd I —IV. S tu ttga rt, 1953—1954;
Bd V, 1921.M e y e r Ed. Theopomps H ellenika. H alle, 1909.M i 1 n s R. Curtius Rufus and the «Historiae A lexandri».— «Latomus». 25f
1966.M i ο n i E. Polibio. Padova, 1949.
' M o m i g l i a n o Ar. L ’Europa come concetto politico presso Isocrate e gli IsocrateL— «Revista philological. X I, 1933.
!M о m i g 1 i a η о Ar. Filippo il Macedone. Saggio nella storia greca del IV secolo a C. Firenze, 1934.
:М о s s é C h .. La fin de la dém ocratie athénienne. Aspects sociaux et po litiques du déclin de la cité grecque au IV-e siècle avan t J. G. P ., 1962.
N a r a i n A. The Indo-Greeks. Ox., 1957.Ô l m s t e d A. H istory of the Persian Em pire (Achaemenid Period). Chica
go, 1959.T a l a n q u e J.-R . Les impérialism es antiques. P ., 1960.P a p a r r i g o p o u l o K. H istoire de la civ ilisation hellénique. P ., 1878.P a p a s t a v r u J. Am phipolis. Geschichte und Prosopographie.— «Klio».
Beiheft X X X V II. Lpz., 1936.f a r i b e n i R. La Macedonia sino ad Alessandro Magno. Milano, 1947.P e a r s o n L. The Lost H istories of A lexander the Great. N. Y ., 1960.P é d e c h P . La m éthod historique de Polybe. P ., 1964.ЯР i с к а г d-C a m b r i d g e A. Demosthenes and the Last Days of Greek
Freedom. N. Y ., 1914.K o b l e n z M. Staatsgedanke und Staatslehre der Griechen. Lpz., 1923.V г a n 1 1 G. Geschichte der Logik im Abendlande. Bd I. Ldz., 1855.J P ö h l m a n n R. Isokrates und das Problem der Demokratie. München,
1913.Iß a d e t G. A lexandre le Grand. P ., 1931.B a w l i n s o n H . Bactria. The H istory of a forgotten Em pire. L ., 1912.i l e i n a c h S. Deux nouvelles images d ’A lexandre.— RA. 2, 1906.H o b i n s o n Ch. A lexander the Great in In d ia .— GR. X X III , 1933.J R o b i n s o n Ch. A lexander’s P lan s.— A JP h . L X I, 1940.H o b i n s o n Ch. A lexander the Great. The Meeting of East and W est in
W orld Government and Brotherhood. N. Y ., 1949.B o b i n s o n Ch. H istory of A lexander the Great. Vol. I —II. Providence,
1953.R o b i n s o n D. , M y l o n a s G . The fourth Campaign a t O lynthos.—
A JA . X L III, 1939.' R o s e W . A ristotelis Fragm enta Selecta. Ox., 1955.R o s t o v t z e f f M. The Social and Economic H istory of the H ellenistic
W orld. Vols. I —III . Ox., 1941.i l o s t o v t z e f f M. A Large E state in E gypt in the Third Century В. C.
M adison, 1922.Ж о u s s e 1 P . La Grèce et l ’Orient des guerres m ediques à la conquête ro
m aine. P ., 1928.S c h a c h e r m e y r F. A lexander der Grosse. Ingenium und M acht. W ien,
1949.S c h a c h e r m e y r F. Griechische Geschichte. S tu ttg a rt, 1960.' S c h a e f f e r A. Demosthenes und seine Zeit. Bd I —III . Lpz., 1885—1887.r S c h l u m b e r g e r D . Ai K hanoum , une v ille hellénistique en Afghanis
ta n .— CRAI (BL), 1966, janvier — juin.S c h l u m b e r g e r D. L ’argent grec dans l ’em pire Achemenide.— MDAFA.
Vol. X IV , 1953.S c h m i d t E . Pèrsepolis. Vol. I—II. Chicago, 1953—1957.S c h r e i b e r T . Studien über das B ildnis Alexander der Grosse. Lpz.,
1903.53 « Ъ и b e r t R* Quellen zur Geschichte der Diadochenzeit. Lpz., 1914.S c h w a r z F„ A lexanders des Grossen Feldzuge in Turkestan. S tu ttg a rt,
1906*S i n c l a i r T. A H istory of Greek P o litica l Thought. London, 1961.
. S m i t h S. Babylonian H istorical Texts. L ,, 1924.S m i t h V. The E arly H istory of India. Ox., 1928.£ p ÿ r t d a k i s К . Euagoras I von Salamis. Untersuchungen zur Geschichte
d e s Zyprischen Königs. S tu ttga rt, 1935.
S t r a n s b u r g e r Н. Poseidonios on Problems of the Roman E m pire.— JRS. 55, 1965.
S u r g e n t R. The Size of the Slave Population a t Athens during the Fifth* and Fourth Centuries В. C. Illinois, 1924.
S y k o u t r i s J . Isokrates Euagoras.— «Hermes». 62, 1927.T a r n W. Alexander the Great. Vol. I. N arrative. Cambridge, 1948; Vol. IK
Sources and Studies, Cambridge, 1950.T a r n W. A lexander’s P lans.— JH S. L IX , 1939.T a r n W. Cambridge Ancient H istory. Vol. V I—V II. Cambridge,.
1927—1933.T a r n W. The Greeks in B actria and Ind ia. Cambridge, 1938.T a r n W. H ellenistic C ivilisation. L., 1927.T o u s l i a n o s D. Рец. на кн.: A. S. S о f m a n. The Eastern Policy o f
A lexander of Macedon. Kazan. 1976,— «Balkan Studies». Vol. 19. N um ber two. Thessaloniki, 1978.
T o u s l i a n o s D . Unfading Glory of Greece.— Lenin Year around the·- Globe. М., 1971.
T o u s l i a n o s D. Unscientific Tendencies in Greek Bourgeois H istoriography of the Soviet East. A thens, 1976.
T o u t a i n J. L ’économie antique. P ., 1927.T o y n b e e A. Greek C ivilization and Character. The Self Revelation of/
Ancient Greek Society. N. Y ., 1953.T o y n b e e A. Greek H istorical Thought. From Homer to the Age of H erac -
lius. N. Y ., 1952.T o y n b e e A. Hellenism. The H istory of a C ivilization. L ., 1959.T r u e s d e l l S. Callisthenes and A lexander.— A JP h . LX X , 1949.T s i b u k i d i s D. Academician B. G. G afurov.— «Balkan Studies». Vol. 191.
Number two. Thessaloniki, 1978.T s i b u k i d i s D» Les tendances antiscientifiques dans l ’h istoriographie
bourgeoise grecque relative à l ’O rient Soviétique.— L ’Asie C entrale des tem ps modernes. M., 1975 (Documents de la Conférence in te rnationale de- l ’UNESCO).
U t c h e n k o S. L. The Crisis of the P olis and the P o litica l Views of the· Roman Stoics. M., 1955.
U χ k u 1 1-G y l l e n b a n d W. P lu tarch und die griechische B iographie., S tu ttg a rt, 1927.
a l s h P . Livy, h is H istorical Aims and M ethods. Cambridge, 1961'.. a r d m a n A. P lu ta rc h ’s Lives. L ., 1974. e i 1 R. A ristote e t l ’histoire. Essai sur la «Politique». P ., 1960. e s t l a k e H. Essays on the Greek H istorians and Greek H isto ry -
M anchester, 1969. e s t l a k e H. Thessaly in the Fourth Century B. C. L ., 1935. h e e l e r B. Alexander the Great. L ., 1900. h e e l e r M. Flames over Persepolis. L ., 1968. h e e l e r M. Rome beyond the Im perial Frontiers. L ., 1955. i 1 c k e n U. A lexander der Grosse. Lpz., 1931. i 1 c k e n U. A pam a.— RE. Bd I. S tu ttg a rt, 1894.i 1 c k e n U. P hilipp II von Makedonien und die panhellenische Idee.—
SBAW. 18, 1929.‘ i l a m o w i t z U. Aristoteles und A then. Bd II. В ., 1910. i l a m o w i t z U . Die griechische und latinische L itera tu r und Sprache^
B. 1912.i l a m o w i t ' z U. P laton. B ., 1920.i 1 1 E. H istoire politique du monde hellénistique. Nancy, 1966.i r t h G. Anmerkungen zur A rrianbiographie.— «Historia». 13, 1964*. u r w e r i s K . P laton und die Barbaren. A then, 1938. u s t R. P h ilipp II von Makedonien und Griechenland in den Jahren von
346 bis 338. München, 1938.Z o l l i n g Th. Alexanders des Grossen Feldzuge in Central Asien. Ein&~
Q uellenstudien. Lpz., 1875.
Ά δ α μ α ν τ ί ο υ Α . ’ Αλέξανδρος ό Μέγας. — Έ γχυχλο π α ίζεια , «ÏJupooû», Ά θ . , 1927 . . , . .. # .· >.Ά θ α V α σ t ά Ь η £ Γ . Σταυροφορίες παλιές χμί véçç. [В. M.] t . 1965 . 'Ά λ ε ξ ι ά δ η ς Α . Δ ειπνοσοφυταί. Ά θ . 4.1 9 6 5 ,УА μ α V τ ο ς Κ . Εισαγωγή ε ις τήν Βυζαντινήν *Ιστορί,αν, Ά θ ν, 1950 ·' Α μ α ν τ ο ς Κ . *Ιστορία του Βυζαντινού χρ ά το υ ς .,Τ . 1— 2 . Ά θ . , 1953—.1957. Ά ν δ ρ ε ά δ η ς Α . Ή δημοσιονομική π ο λιτιχή του βασιλέως Λυσιμάχου. — « Έ λ λ η - ν ιχ ά ». Τ . 2 , 1929 . ..’ Α ν δ ρ ε ά δ η ς Α . ’ Ιστορία της Έ λ λ η ν ιχ η ς Δημοσίας Οίχονομίας. Ά θ . , 1930. Ά ν δ β ΐ ώ τ η ς . Ν . Ή γλω3σα χαί ή ελληνικό τητα των αρχ·αίων Μαχεδόνων.. θ ες σ .,i 9 5 2 . ; ·: . .................Ά ν τ ω ν ι ά δ η ς Π . Πανηγυρικός. ’Α θ ., 1838. , ,ÔA ξ ε V ί δ η ς θ . Ή Π ελα σ γίς Λάρισα χαί ή αρχαία Θεσσαλία. Ά θ . Φ 1 9 4 7 ., Ά ρ α π ό π ο ϋ λ ο ς Κ® * 0 Δημοσθένης ώς πολιτιχός χαί ρήτωρ. Ά θ . , .1938.
ρ α π σ π.ο υ λ ο ς Κ . Εισαγω γή εις Ίσοκράτους πρός Φ ίλιπ π ον. Ά θ . , 1951^., Ά ρ β α ν ι τ ό π ο υ λ ο ς Α . ’ Αλεξάνδρου νομίσματα. — ’Εγκυκλοπαίδεια «Πυρσού». Ά θ . , 1927 .|Ά Ρ β <* ν ι τ ό π ο υ λ ο ς Α . Στράβωνος Γεωγραφικά. Ά θ . , 1937 . ,'Α ρχα ία Μακεδονία. (Α νακοινώ σεις κατά τό Â / Δ ιεθνές Συμπόσιο έ ν Θεσσαλονίκη, 2 ^ 2 ^ Αύγουστου 1 9 6 8 ). — ΙΜ Χ Α . θ εσ σ ., 1970 . , κ.·.· : . ΤΑ ρ χ α ία Μακεδονία. (Ά να χο ινώ σ εις χατά τό f i ' Δ ιεθνές Συμπόσι.0., θ εσ σα λονίχη , 1 9 — 24 Αύγουστου 1 9 7 3 ) .—- ΙΜ Χ Α . θεσ σ „, 1977 .Ά σ ώ π ι ο ς Κ . /Λ όγος έ-πί ,της δευτέρα$ Π ρυτανείας. Ά θ . , ,1858^Β α X φλ ρ π ο υ λ ο ς Α . -’ Ιστορία της ^αχ^δονίας. θ εσ σ ., 1969.Β α χ α λ ό π ο υ λ ο ς Α . Ή χαταγωγή χαί ή πνευμ,ατική, συνέχεια του Ε λ λ η ν ικ ο ύ ^ ^ ν ρ υ ς , Ε Ϊ Β Φ Σ Ι Ι Θ . , θ εσ σ .* 1968 . . ,Д ά σ η ς . Ρω μαίω ν Π ο λ ιτ ε ία ή .βασιλευομένη χαί ή έλευθέρα. Ά θ . , 1903. f l α ,σ ι λ ό π ο υ λ ο ς. N .. Δημοσβένης,— Φ ίλιππος. Ή έποχή των καί ή π ολιτιχή των.Ά θ '. ; 1949 . .,Β ρ σ ι λ ρ π ο υ λ ο ς Ν . Δημοσθένους. ,Οί τρ%Τς ’ Ολυνθιακοί λόγοι. Ά θ . , 1959 . Β α σ ι λ ό π ο υ λ ο ς Ν . Δημοσθένους. *Ö Α ' χατά Φ ίλιππου λόγος. Ά θ . , 1969 .BfO- σ μ α τ ζ ί δ η ς I . Ή Μαχεδονία χαί οί Μακεδόνες. Μόναχο, 1867 . ,. λΒ α φ ε ι ά δ ή ς Δ . Πλάτώνος Π ο λ ιτε ία , θ εσ σ ., 1955 . ^Β έ η ς Ν # * 0 Κ . Παπαρρηγόπουλος καί τό Ιστοριχόν. αυτού εργον. — Ισ το ρ ία , τρρ Ε λ λ η ν ικ ο ύ Έ θνους. Τ . 1. Ά θ . , 1955 . ' , <" : , /В ε λ ι σ σ α ρ ό π ο υ λ ο ς Δ # ’ Ιστορία της Ί ν δ ικ η ; φιλοσοφίας. Ά θ . , ,1975. : Β β ρ ν α ρ δ ά * η ς Γ . ’ Η θικά του Πλουτάρχου. T . 1— 5 . Ά θ . , 1890^—1 895 . - / Β ε ρ τ ο λ ί ν η Φ . Ρω μαϊκή 'Ισ το ρ ία , ΐ . 1— 2 . Ά θ . , 1893— 1894.Β λ α ν τ η ς £ . Κ ορνιλίου Νέπωτος β ίο ι. Β ε ν ε τ ία . 1810 .
. Β ο ρ έ α ς θ . Εισαγωγή ε ις τήν φιλοσοφίαν. Ά θ . , 1935 .В ο ρ έ α ς θ . Λ ογιχή . Ά θ . , 1932 .Β ο ρ έ α ς θ . 'Η θ ικ ή . Ά θ . , 1937 . . ,··В о ρ έ α ς θ . Ά ν ά λ εχ τ α . Ά θ . , 1937.Β ο υ ρ β έ ρ η ς Κ . Α ί Ιστοριχαί γνώσεις, του Πλάτωνος. Ά θ . , 1938.Β ο , υ ρ β έ ρ η ς Κ . *Η έθνιχή συνείδησις του Πλάτωνος. Ά θ . , 1939.Β ο υ ρ β έ ρ η ς Κ . Ό Πλάτων χαί οί βάρβαροι. Ά θ . , 1966.В ο υ ρ β έ ρ η ς Κ . Εισαγωγή εις τήν αρχαιογνωσίαν καί τήν χλασιχήν φ ιλολογίανΆ θ . , 1967 .Β^ο ΰ ρ β έ ρ η ς Κ . A t νέαι διαστάσεις του ανθρωπιστικού φ αινομένου.— Ε Κ , 18. I X . .Β ο υ ρ β έ ρ η ς Κ . Ol οφ^αίοι Έ λ λ η ν ε ς χαί τό π α ρώ ν.— Ε Κ . 3 0 . V I I . 197.2.Ϊ α ρ ο υ φ α λ t â ς Π , Πυρρος ό βασιλιάς της 'Η π είρου . Ά θ . , 1975.
ε ν ν ά δ ι ο ς Α . Ισ το ρ ία τ % ’ Ελλάδος (146 π . X . — 1862 μ . X . ) Ά 0 . , 1885. )) 1064 μ ε λ έ τ η των ελληνικώ ν άνθρωπιστιχών γραμμάτων. Ά θ * *Γ .ε ω ρ γ ο ύ λ η ς X , ,Πλάτωνρς Π ο λ ιτ ε ία . Ά θ . , 1939 .Γ ε ω ρ γ ο υ λ η ς Κ'. Α ρ ισ το τέλ η ς ό Σ τα γ ιρ ιτης . θ εσ σ .,. 1 9 6 2 ’
Τ ε ω ρ γ ο υ λ η ς Κ . Ά ριστοτέλους πρώτη φιλοσοφία (Τά μετά τά φυσιχά). Ά θ . , 1973 .Γ χ α φ ο ύ ρ ο φ В . Γ . Βιβλιοχριτιχές Σημειώσεις. Μ ΕΛΕΤΕΣ Κ Α Ι Α Ρ Θ Ρ Α . — Ε Σ Χ . τ . 3 , № 27 . Ά θ . , 1978.Γ χ α φ ο ύ ρ ο φ Б. Γ. Β ι β λ ι ο χ ρ ι σ ί α . Οί Προμηθείς ζουνε στήν Ε λ λ ά δ α . — Ε Σ Χ . τ . 3 , № 2 9 . Ά θ . , 1978.Γ χ α φ ο ύ ρ ο φ В . Γ . Ά χα τά λυ το ι δεσμοί φ ιλίας. — «Λ ευτεριά». № 11 . Σόφια, 1979 .Γ χ ι σ δ α β ί δ η ς Α . Σελίδες του Μαχεδονιχοδ πολιτισμού. Θ εσσ., 1966.Γ λ η ν ό ς Δ . Έ θνος χαί γλώσσα. — ΔΕΕ . T . Ε ' , 1915.Γ λ η ν ό ς Δ . Ή άξια των άνθρωπιστιχών γραμμάτων στην Ε λλά δ α . Ά θ . , 1940. Γ λ η ν ό ς Δ . Δημιουργιχός Ιστορισμός. Ά θ . , 1920.Γ λ η * ν ό ς Δ . Μεριχοί στοχασμοί γιά τόν Πλάτωνα χαί τό εργο του. Ά θ . , 1940 . Γ λ η ν ό ς Δ . Πλάτωνος «Σοφιστής». Ά θ . , 1940. .Γ χ ο τ ζ α μ ά ν η ς Σ . Ή πανελλήνιος ιδέα ώς δυναμιχόν στοιχείον έ.ν τη ιστορία του τετάρτου αίώνος π , X . ’Α θ ., 1940.Γ χ ο τ ζ α μ ά ν η ς Σ. *Η παρά των Ε λ λ ή νω ν χατάχτησις της 'Α σίας ύπό τήν ήγε- οία ν του Μεγάλου ’Αλεξάνδρου, θ εσ σ ., 1957.Γ ο ύ δ α ς Α . Β ίοι Παράλληλοι των έπί τής 'Αναγεννήσεως τής Ε λλά δος διαπρεψάν- των άνδρών. Τ . 5 . 'Α θ ., 1869.Γ ο υ δ α ς. Α . Τό παρελθόν χαί τό μ έλλον τής Α ν α τ ο λ ή ς . Ά θ . , 1865. Γ ρ η γ ο ρ ι ά δ η ς - Π . Π ερί της αθανασίας τής ψυχής χατά Πλάτωνα. Ά θ . , 1880. Γ ρ η γ ο ρ ι ά δ η ς Ν . *Η στρατιωτιχή 'Α ρ χα ία Ε λ λ ά ς . 'Α θ ., 1962.Γ υ α λ ί σ τ.ρ α ς Σ . Μαχεδονία. Ά θ . , 1928.Γ υ ι ό χ α ς Π . Φ ίλιππος ό Ε ' . θ εσ σ ., 1959 .Λ α λ έ ζ ι ο ς Α . Δημοσθένης. — ΜΕΕ. Τ . θ ' .Δ α λ έ ζ ι ο ς Α . Πολυβίου *Ιστορίαι. Ά θ . , 1955.Δ ά λ λ α ς Γ . Ό βασιλεύς Α λ έ ξ α ν δ ρ ο ς .— Н Е , 1856 .Δ α μ α λ ά ς Μ. Έ πιστολαί Ά δαμ αντίου Κοραή. T . 1— 3. Ά θ . , 1885— 1886. Δ α σ χ α λ ά χ η ς Α . * 0 Μέγας Α λέξα νδρος χαί δ Ε λ λ η νισ μ ό ς. Ά θ . , 1963. Δ α σ χ α λ ά χ η ς Α . *0 Ε λλη νισ μ ός τής αρχαίας Μαχεδονίας. Ά θ . , 1960. Δ α σ χ α λ ά χ η ς Α . Ή θεοποίησις του Μεγάλου Α λεξά νδρ ου . Ά θ . , 1959. Δ α σ χ α λ ά χ η ς Α . Τό έλληνιχόν φρόνημα του Μεγάλου Α λεξάνδρου <ος διεδηλώθη έν Ά σ ί α . Ά θ . , 1959.Δ α σ χ α λ ά χ η ς Α . Ό Ίσοχράτης χαί τά περί «Ούχ δμοφύλου γένους» των Μαχεδό- ■νων. — Ά θ η νά . № 55 , 1951.Α α σ χ α λ ά χ η ς Α . *0 Δημοσθένης χαί οί Μ αχεδόνες.— Ε Κ . 14. IV . 1968. Ε Κ . 16 . 1У. 1968.Δ α σ χ α λ ά χ η ς Α . Κωνσταντίνος Παπαρρηγόπουλος. — Ε Κ . 2 8 . 2 . 1971.Δ α υ ί δ Ε . Πλουτάρχου. Των έπτά σοφών συμπόσιον. Ά θ . , 1936.Δ ε λ μ ο υ ζ ο ς Α . Τό πρόβλημα τής ωιλοσοφιχής σχολής. Ά θ . , 1944. Δ β σ π ο τ ό π ο υ λ ο ς Α . *0 διδάσχαΑ,ος του γένους Κ . Κούμας. Ά θ . , 1968. Δ ε σ π ο τ ό π ο υ λ ο ς Κ . Π ολιτιχή φιλοσοφία του Πλάτωνος. Ά θ . , 1957.Α ή μ ι τ σ α ς Μ. *Η Μαχεδονία έν λίθοις φθεγγομένοις χαί μνημείοις σωζομένοις. Ά θ . , 1896. ‘Δ ή μ ι τ σ α ς Μ. Α ρ χ α ία γεωγραφία τής Μ αχεδονίας. T . I— II. Ά θ . , 1870— 1874.Δ ή μ ι τ σ α ς Μ. Οί αρχαίοι Μαχεδόνες. Ά θ . , 1892 .Α ή μ ι τ σ α ς Μ. 'Επίτομος ιστορία τής Μαχεδονίας. Ά θ . , 1879.Δ ο ύ σ μ α ν η ς Β . Ή προσωπιχότης του Μεγάλου Α λεξά νδρου . — Έ γχυχλοπαίδεια «Πυρσού». Ά θ . , 1929 .Δ ρ ώ ϋ ζ ε ν Ί . ’Ιστορία του ‘Ελληνισμού. T . 1— 3. Ά θ . , 1897— 1903. Έ λ ε υ θ ε ρ ό π ο υ λ ο ς Α . φιλοσοφία του διχαίου. Κοινωνιολογία χαί πολιτειολογία . Ά θ . , 1908.Έ λ ε υ θ ε ρ ό π ο υ λ ο ς Α . Φιλοσοφία. Γενιχή άποψις του χόσμου. Κοσμοθεωρία. Ά θ . , 1911 .Ε ύ α γ γ ε λ ί δ η ς Τ . Ισ τορ ία του Μεγάλου Α λεξά νδρου . Ά θ . , 1893.Ζ α λ ο χ ώ σ τ α ς X . Μέγας Α λέξα νδρος. *0 πρόδρομος του Ίησου. Ά θ . [б . Г.] Ή λ ι ο υ Η. Α ΐσ χίνου . Κατά Τιμάρχου. Ά θ . , 1939 .θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I. Ή έννοια τής φιλοσοφίας χαί ή έννοια τής ιστορίας τής φιλοσοφίας.— Α Φ Θ Ε . T . 1, 1929.
θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I . Ή φιλοσοφία του Πλάτωνος. Α Φ Θ Ε . Τ . 3, 1932. θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I . Ά ριστοτέλους Πολιτικά. Ά θ . , 1933. θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I . Τό πρόβλημα της φιλοσοφίας της Ιστορίας.— Α Φ Θ Ε . Τ . 4 , 1933.θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I . Χριστιανικά χαί φιλοσοφιχά μελετήματα. Ά θ . , 1949 . θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I . Ή θεωρία των Ιδεών του Πλάτωνος. Π Α Α . Τ . 35 , 1960 . θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I . Μαθήματα φολοσοφίας της ιστορίας χαί του πολιτισμού. Ά θ . , 1960.θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I . *Η φιλοσοφιχή θεώρησις της έποχής μας. — Π Α Α . Τ . 3 6 ,
1 9 6 1 ·θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I. *Η Ε λ λ ά ς ως οίχουμενιχή ιδέα. — Π Α Α . Τ . 4 5 , 1970. θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I . Εισαγωγή στόν Πλάτωνα. Ά θ . , 1970. θ ε ο δ ω ρ α χ ό π ο υ λ ο ς I . Ευρώπη χαί σοσιαλισμός. Ά θ . , 1971. θ ε ο δ ω ρ ί δ η ς X . Α λέξα νδρ ος Ь Μ έγα ς .— Ε λ Ε . Ά θ . , 1927 . θ ε ο δ ω ρ ί δ η ς X . Έ πίχουρος. *Η αληθινή δψη του αρχαίου χόσμου. Ά θ . , 1954. θ ε ο δ ω ρ ί δ η ς X . Εισαγωγή στή φιλοσοφία. Ά θ . , 1930. θ ε ρ ε ι α ν ό ς Δ . Α δαμ άντιος Κ<*ραής. T . 1— 3. Τ εργέστη, 1889— 1890.*Ιστορία του Ε λλη νικ ού Έ θνους. Εκδοτική Α θ η νώ ν. Τ . Δ ', Ε ' , Σ Τ '. Ά θ . , 1973—1975."I ω V ο ς Κ . Α λέξανδρος ό Μέγας. Ά θ . , 1939.' Ι ω α ν ν ί δ η ς Π . Αλέξανδρος ο Μέγας. θ εσ σ ., 1958.Κ α ζ ά ζ η ς Ν . *Η αρχαία πολιτεία χαί αΐ περί αυτής θεωρίαι του Πλάτωνος χαί του Ά ρ ισ τοτέλους. Ά θ . , 1887.Κ α χ ρ ι δ ή ς I . θουχυδίδης. — « Έ λ λη νιχά » . T . Β ' , 1928.Κ α χ ρ ι δ η ς I . Π εριχλέους Ε πιτάφ ιος, θ εσ σ ., 1937.Κ α λ α π ο θ ά χ η ς Μ. Σύντομοι βιογραφίαι τών διασήμων άνδρών της άρχαιότητος. Ά θ . , 1879 .Κ α λ ά ρ α ς Κ . Ά ρισ τοτέλους Ή θιχά Κ ιχομάχεια . Ά θ . , 1953.Κ α λ λ ι τ σ ο υ ν ά χ η ς Α . Ή πολιτιχή του Φ ιλίππου χαί οί ρήτορες Δημοσθένης χαί Α ισ χ ίνη ς . Ά θ . , 1949 .Κ α ν α τ σ ο ύ λ η ς Δ . Ή Δυτιχή Μαχεδονία χατά τούς άρχαίους χρόνους, θ^σσ., 1958 .Κ α ν α τ σ ο ύ λ η ς Δ . Ή Μαχεδονιχή πόλις, θ εσ σ ., 1956.Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς Π . Ά π ό τόν Μαραθώνα στήν Π ίδνα. Ά θ . , 1963. Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς Π . Προβλήματα φιλοσοφίας χαί χοινωνιολογίας της ιστορίας. Ά θ . , 1936.Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς Π . *0 χριστιανισμός χαί ή έποχή μας. Ά θ . , 1953.Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς Π . Εικοστός αιώνας. Ν . 'Γόρχη, 1950.Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς Π . Προβλήματα φιλοσοφίας τής ισ τορ ία ς.— Α Φ Θ Ε . T . Ζ, 1936.Κ α ν ε λ λ ό π ο υ λ ο ς Π . Π ρολεγόμενα μεταφυσικής. Ά θ . , 1956.Κ α ρ α π ά ν ο ς Κ . Τ ό έμπορι,ο τών αρχαίων. Ά θ . , 1898.Κ α ρ ο λ ί δ η ς Π . Λόγος είσιτήριος εις τό μάθημα τής Γενιχής 'Ιστορίας. Ά θ . , 1887 .
Κ α ρ ο λ ί δ η ς Π. Εισαγωγή εις τήν Ισ τ ο ρ ία ν του Έ λλη νιχου Έ θνους Κ . Παπαρρη- γοπούλου. T . 1 ., Ά θ . , 1925 . 'Κ α ρ υ δ ά χ η ς Ν, *0 Ν έαρχος. Ά θ . , 1939 .Κ α τ η φ ό ρ η ς I . *Η βαθμίδα ο ίχονομ ιχή ς έξελίξεω ς τής άνθρω πότητος.— ΕΚΔΟ. № 11, 1 9 4 2 . 1Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς Α . Μαχεδονί α χαί Μαχεδόνες. Ά θ . , 1930.Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς Α . *Η άρ χα ϊχή νεχρόπολις του Τρεμπένιστσε παρά τήν λ ίμ νη ν τής Ά χ ρ ί δ ο ς .— Α Ε . 192 7 — 1 9 2 9 .Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς Α . Ά ρ ^αία λείψανα τής Ά ν ω Μαχεδονίας. — Π Α Δ . 1930. Κ ε ρ α μ ό π ο υ λ ο ς Α . Περ ι τής φυλετιχής χαταγωγής τών αρχαίων Μακεδόνων.' Α θ ., 194 1 .К « ρ % μ ο π ο υ λ ο ς Α . Ε π ίτ ο μ ο ς ‘Ιστορία Φ ιλίππου " Β ' τής Μαχεδονίας. Ά θ . , -И 3 * Τ . ** * jgj
ι ) ί ; N . Στρατός αρχαίων Μαχεδόνων. — МЕЕ. T . 1.) ι ι ί σ η ς Μ. Τό Ά λεξά νδρ ειον εργον. Ά θ . , 1932 . ο ρ α ή ς Α . Ίσοχράτους Έ ρ γ α . T . 1— 2 . - Παρίσιοι, 1807.
Κ ο ρ α ή ς Α . Ά ριστοτέλους Πολιτιχών τά σωζόμενα. Εισαγωγή. Παρίσιοι, 1821. Κ ο ρ α ή ς Α . Ά τ α χ τ α . Τ . 3 , 5 . Έ ν Παρισίοις, 1835.Κ ο ρ α ή ς Α . Α πάνθισμα επιστολών. Έ ν Ά θ ή να ις , 1839.Κ ο ρ δ ά τ ο ς Γ . ‘Ιστορία τών Έ λληνιστιχώ ν Χρόνων. Ά θ . , 1959.Κ ο ρ δ ά τ ο ς Γ . ‘Ιστορία τής Α ρ χ α ία ς Ε λλά δ α ς. T . 1— 3. Ά θ . , 1956 . Κ ο ρ δ ά τ ο ς Γ . *Η Ρωμαιοχρατία στήν Ε λ λ ά δ α . Ά θ . , 1959.Κ ο ρ δ ά τ ο ς Γ . ‘Ιστορία τής Βυζαντινής Αύτοχρατορίας. T . 1— 2 . Ά θ . , 1959— 1960. Κ ο ρ δ ά τ ο ς Γ . ‘Ιστορία τής Α ρ χ α ία ς έλληνιχής φιλοσοφίας. Ά θ . , 1946. Κ ο ρ δ ά τ ο ς Γ . Α ίσχίνου χατά Κτησιφώντος. Ά θ . , 1939 .Κ ο ρ δ ά τ ο ς Γ . Δημοσθένους Περί στεφάνου. Ά θ . , 1939.Κ ο ρ ο σ τ ό φ τ σ ε φ Μ. Α . Έ λληνοβαχτριανός π ο λιτισ μ ό ς.— Ε Σ Χ . «Ν® 19— 20 . Τ . 2 . Ά θ . , 1977.Κ ο τ ζ ι ά ς Ν . ‘Ιστορία τής φιλοσοφίας από τών άρχαιοτάτων χρόνων μέχρ ι τών χαθ* ημάς. Ά θ . , 1876.Κ ο υ γ έ α ς Σ. Τό Κοινόν τών Ε λ λ ή νω ν χατ'έπιγραφήν τής Επίδαυρου. — Α Ε . 1921 .Κ ο υ γ έ α ς Σ. *Η ιδέα τής Κοινωνίας τών Ε θνώ ν παρά τοΐς ‘Έ λ λη σ ι. Ά θ . , 1928. Κ ο υ γ έ α ς Σ. Ή ύπό τους Μαχεδόνας ενωσις τών άρχαίων Ε λ λ ή νω ν χαί ό Κατασ- τατιχός αυτής Χ ά ρ τ η ς .— ΕΜΣ. θ εσ σ ., 1952.К о ύ μ α ς Κ . ‘Ιστορία τών άνθρωπίνων πράξεων. Τ . ια' ιβ '. Β ιέννη , 1832. Κ ο υ ρ ά χ η ς Ν . ΕΙχον αί Ά θ ή να ι δημ οχρατίαν;— Ε Κ . 14. II. 1969 . Κ ο υ ρ ά χ η ς Ν . Ό ίδανιχός άνθρωπος χατ* Ά ρ ισ τ ο τ έλ ο υ ς .— Ε Κ . 5 . II. 1970. Κ υ π ρ ι α ν ό ς Α . Τά άπόρρητα του Ίσοχράτσυς, Ά θ . , 1871.Κ υ π ρ ι α ν ό ς Α . Π ερί τών Έ λλη νιχώ ν του Ξενοφώντος. Ά θ . , 1861 .Κ υ ρ ι α χ ί δ η ς Σ . Έ πίχαιρα διδάγματα έχ τών Πολιτιχών του Ά ρισ τοτέλους. θ εσ σ ., 1952.Κ υ ρ ι α χ ί δ η ς Σ . *0 Μέγας Α λέξανδρος είς τούς μύθους χαί τάς παραδόσεις.— Έ γχυχλοπαίδεια «Πυρσού». Ά θ . , 1927.Κ ω ν σ τ α ν τ ι ν ί δ η ς Α . Ίσοχράτους Λ όγοι χατ* έχλογήν. Ά θ . , 1904. Λ α μ π ί σ η ς Γ . ‘Ιστορία Α λεξάνδρου του Μεγάλου. Ά θ . , 1883.Λ ά μ π ρ ο ς Σ. ‘Ιστορία τής Ε λ λ ά δ ο ς. T . 1— 2 . Ά 6 . , 1885.Λ ά μ π ρ ο ς Σ. ‘Ιστοριχαί μ ελέτα ι. Ά θ . , 1884 .Λ ά μ π ρ ο ς Σ. Παρατηρήσεις περί τής Α ρ χ α ία ς Έ λλη νιχή ς ‘Ιστορίας παρά τής βυζαντινής συγγραφεύσιν. Ά θ . , 1912.Λ α ο ύ ρ δ α ς . Β . Ίσοχράτους Φ ίλιππος. Ά θ . , 1939.Λ α ο ύ ρ δ α ς Β . *0 Ίσοχράτης χαί ή εποχή του. Ά θ . , 1966.Λ α ο ύ ρ δ α ς Β . *Η προσωπιχότης του Μ. Α λεξάνδρου χατά τόν Ά ρ ρ ια νόν . θ εσ σ ., 1971.Λ ε χ α τ σ ά ς Π . Δήμου χαταλύσεως χαί τυραννίδος. Ά θ . , [б . г ] .Λ ε χ α τ σ ά ς Π . 01 πόλεμοι τών δούλων στήν Έ λληνορω μαϊχή άρχαιότητα. Ά θ . ,1949 .Λ ε χ α τ σ ά ς Π . Σπάρταχος. Ά θ . , 1950.Λ ό ν τ ο ς ‘Ιστορία τών Ά ρ χ α ίω ν Ά να το λ ιχώ ν λαών χαί τής Α ρ χ α ία ς Ε λ λ ά δ ο ς. Ά θ . , 1895.Ν . Λ ο ύ β α ρ η ς . ‘Ιστορία τής φιλοσοφίας. Ά θ . , 1936 .Ν . Λ ο ύ β α ρ η ς . θρησχεία χαί θ εο λ ο γία . Ά θ . , 1938.Λ ύ χ α ς Δ . Ά ρριανοδ Ά νάβασις Α λεξά νδρου . Ά θ . , 1938.Μ α ξ ί μ ο υ Π . *0 Μέγας Α λέξα νδρος. Ά θ . , 1964 .Μ α ρ ι δ ά χ η ς Γ . Ίσοχράτους Α ίγινητιχός. *ΑΘ., 1939 .Μ α ρ ω ν ί τ η ς Δ . ‘Ηρόδοτος. Ά θ . , 1964.Μ η τ σ ά χ η ς Κ . Τό φιλολογιχό εργο του Β . Λαούρδα. ΙΜ Χ Α . θ εσ σ ., 1976. Μ ε ν ά ρ δ ο υ Σ . — Σ υ χ ο υ τ ρ ή I . Ά ριστοτέλους περί <ποιητιχής. Ά θ . , 1937.Μ ι X ρ ο γ ι α V V ά X η ς Ε . Α ! μεταξύ του Α λεξάνδρου Γ ' χαί Δαρείου Γ ' διπλωμα- τιχαί έπαφαί. Ά θ . , 1969.Μ ι χ ε λ ά χ η ς Ε . Μ. *Η θεωρία του Ά ριστοτέλους περί τών πραχτιχών άρχών. Ά θ . , 1960 .Μ π έ ρ θ θ . Α λέξανδρος ο Μέγας. Ά θ . , 1973 .Μ π ρ α τ σ ι ώ τ η ς Π . Α πόστολος Παύλος χαί Μέγας Α λέξα νδρ ος. Ά θ . , 1950 . Κ ά λ τ σ α ς X . Φίλιππος Β ' ό Μαχεδών ό ένωτής τών Ε λ λ ή νω ν , θ εσ σ ., 1970 .N ι X ο λ α ϊ δ η ς Κ . *0 τιμαλφής λίθος του Μεγάλου Α λεξά νδρου . Ά θ . , 1907.
Ν τ ά ρ Σ . Τά έλληνιστιχά στοιχεία στήν άρχιτεχτονιχή τών Τ α ξ ίλ ω ν .— EM S. 1973* Ν τ ό χ α ς Α . Έ λλη νιστιχός Πολιτισμός. *АЙ., 1975.Ο ί χ ο ν ό μ ο υ Δ . Πλουτάρχου θεμιστοχλής χαί Α ρ ισ τείδ η ς. Ά θ . , 1886.Π α V α γ ι ω τ ί δ η ς Α . *0 πληθυσμός τής Α ρ χ α ία ς Ά τ τ ιχ ή ς . Ά θ . , 1896. Π α ν έ τ σ ο ς Ε . Μεγάλοι άνδρες του παρελθόντος. Τ . 2 . Ά θ . , 1934.Π α ν τ α ζ ή ς Δ . Π ερί Α λεξάνδρου του Μ εγάλου. Ά θ . , 1857.Π α ν τ α ζ ί δ η ς I . Κ ριτιχαί παρατηρήσεις είς τά Ή θιχά του Πλουτάρχου. Ά θ . , 1898· Π α π α γ ε ω ρ γ ί ο υ Γ . Β ίος του Μεγάλου Α λεξά νδρ ου . Ά θ . , 1880. Π α π α δ ό π ο υ λ ο ς Κ . Α λέξα νδρ ος ό Μ έγας. Ά θ . , 1965.Π α π α δ ό π ο υ λ ο ς X . Π ερί τής έπιστημονιχής δράσεως τόυ μεγάλου Φωτίου — π α τ - ριάρχου Κωνσταντινουπόλεως. Ά θ . , 1912.Π α π α λ η γ ο ύ ρ α ς Α . Ά π ό τόν Πλάτωνα στόν Α λ έξα νδρ ο . — Προπύλαια, Α \ Ά θ . , 1938.Π α π α ν ο υ τ σ ο ς Ε . Γνωσιολογία. Ά θ . , 1954 .Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς Κ . ’Ιστορία του Έ λλη νιχου Έ θνους. T . 1— 2. Ά θ .„ 1860— 1862.Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς Κ . Έ γχειρ ίδιον Γενιχής Ισ τορ ία ς. T . 1— 2 . Ά θ . , 1849.Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς Κ . Π ερί τής αρχής χαί τής άναμορφώσεως τών φυλών τοι> Α ρ χ α ίο υ Έ λλη νιχου Έ θνους. Ά θ . , 1856.Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς Κ . Ίστοριχαί ΠραγματεΤαι χατ* έχλογήν του συγγραφέως έχδιδόμεναι. Ά θ . , 1 889 .Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς Κ . Π ερί έποιχήσεως Σλαυΐχών τινων φυλών εις τήν Π ελοπόννησον. Ά θ . , 1843.Π α π α ρ ρ η γ ό π ο υ λ ο ς Κ . Ε π ίλ ο γ ο ς τής 'Ιστορίας του Έ λλη νιχου Έ θνους. Ά θ ..,. 1877 .Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ I . Οί αρχαίοι Μαχεδόνες ως συντελεσταί τής έθνιχής τών Ε λ λ ή νων ένώσεως. θ εσ σ ., 1945 .Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ I . *Η συμβολή τής Βορείου Ε λ λ ά δ ο ς είς τόν άρχαίον έλληνιχό> πολιτισμόν. Κ . Г ., 1946 .Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ I . *Η Βόρειος Ε λ λ ά ς χατά τήν αρχαιότητα, θ εσ σ ., 1948. Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ I . Τό χοινόν τών Χ αλχιδαίω ν'χαί οί 'Ολύνθιοι. — ΕΦΣΠΘ. 1950.. Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ I . Ή άρχαία έλληνιχή «πόλις — χράτος» είς τάς παραμονάς τής μαχεδονιχής χυριαρχίας. Ά θ . , 1956.Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ I . Ά ρ χ α ία ‘Ιστορία (Ά να τ ο λ ιχ ο ί λαοί, Ε λ λ ά ς , Ρώ μη). Ά θ ., .1 9 5 0 .Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ I . Ρωμαΐχή Ισ τορ ία . Ά θ . , 1967.Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ I . Ισ τορ ία τής Α ρ χ α ία ς Ε λλά δ α ς. Ά θ . , 1972.Π α π α σ τ α ύ ρ ο υ I . Περικλής ό Ξανθιπου χαί ή χρυσή έποχή τής Α θ ή να ς . Ά θ..» 19 73 .Π α π α χ α τ ζ ή ς Ν . Παυσανίου Ε λλά δος περιήγησις. T . I— Ш . Ά θ . , 1974— 1979* Π ε τ ρ α χ ά χ ο ς Δ . *0 Μέγας Α λέξα νδρ ος. Ά θ . , 1944 .Π ε τ ρ ί δ η ς Π . Έ πιστολαί Ίσοχράτους. Ά θ . , 1938.Π ο λ ί τ η ς Ν . Ά ρισ τοτέλους Α θη ναίω ν Π ολιτεία . Ά θ . , 1906.П о ό λ ο ς I . Π ολιτεία χαί πολιτιχοί άρχοντες. Ά θ . 1954.Ρ α γ χ α β ή ς Α . Λ εξιχόν τής Έ λ λη νιχή ς Α ρ χ α ιο λ ο γ ία ς . Ά θ . , 1888.Σ ά θ α ς Κ. Ν εοελλη νιχή φιλολογία (1453— 1 8 Й ] . Ά θ . , 1868.Σ α χ ε λ λ α ρ ί ο υ Μ. Τό προοίμιον του 'Ηροδότου. Ά θ . , 1941.Σ α ρ ά ν τ η ς θ . Ό Μέγας Α λέξα νδρ ος. T . 1— 2 . Ά θ . , 1970.Σ β ο ρ ώ V ο ς I . Τά νομίσματα του χράτους τών Π τολεμαίω ν. T . I— IV . Ά θ** 1 9 0 4 - 1 9 0 8 .Σ χ ι α δ α ς Ν . Χρονιχό τής έλληνιχής τυπογραφίας. T . 1. Ά θ . , 1976.Σ χ λ η ρ ό ς Γ . Ή φιλοσοφία του πολέμου χαί τής ειρήνης. Ά θ . , 1917. Σ π α ν δ ω ν ί δ η ς Π . Τό πνεύμα τής ιστορίας. — N E . «Ν° 577 . Ά θ . , 1951* Σ π υ ρ ο μ ή λ ι ο ς Μ. Ό Μέγας Α λέξανδρος στίς Ι ν δ ίε ς . Ά θ . , 1927. Σ τ α μ α τ ά χ ο ς I . Πλουτάρχου Ή θιχώ ν. Ά θ . , 1935.Σ τ α μ α τ ά χ ο ς · I . Πλούταρχος ô Χαιρωνεύς. Ά θ . , 1937.Σ τ α μ ά τ η ς Ε . *0 θάνατος του Μεγάλου Α λεξά νδρου . Ά θ . , 1970*Σ τ ε ρ γ ι ό π ο υ λ ο ς Κ . Ή ίστοριχή μνήμη. Ά θ . , 1972 .
Σ τ ε ρ γ ι ό π ο υ λ ο ς Κ . *0 ιμπεριαλισμός τής έλληνιχής ά ρχαιότητος.— ΕΚ . 2 7 .X I I .m o .Σ υ χ ο υ τ ρ ή ς I . Ά ρ ισ τοτέλους. Π ερί ποιητιχής. Ά θ . , 1937.Σ υ χ ο υ τ ρ ή ς I . Πλάτωνος. Συμπόσιον. Ά θ . , 1949.Σ ω τ η ρ ι ά δ η ς Γ . *0 Μέγας Α λέξα νδρος. Ά θ . , 1902.Τ ά έ λ λ η ν ι χ ά μ ο υ σ ε ί α . Ά θ . , 1975 .Τ ζ α ν ε τ ά τ ο ς θ . Τό περί τόν θάνατον του Ίσοχράτους πρόβλημα. — «Ά θη νά »» № 6 1 . Ά θ . , 1957 .Τ ζ α ν ν ε τ ά τ ο ς θ . *0 προέχων έν τώ Πανηγυριχώ του Ίσοχράτους σ χο π ό ς.— Ε Φ Σ Π Α . Τ. 7. Ά θ . , 1956—1957.Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Έ χμοντερνισμός χαί πλαστογραφία τής αρχαίας έλληνιχής ιστορίας. Ν Κ . № 1 , 1972.Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Ε λλά δ α χαί πολιτισμός έννοιες άδιάρρηχτες. — Ε Π . JVI® 2 3 9 , Λ ονδίνο, 1973 .Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Μιά μεγάλη έπιτυχία τής σοβιετιχής έπιστήμης. — Ε Π . № 2 4 3 . Λ ονδίνο, 1973.Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ. Μορφές σοβιετιχών έπιστημόνω ν.— Ε Π . № 2 6 4 . Λ ονδίνο, 1 9 7 3 . Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . *0 πολυεδρικός ναραχτήρας τής σοβιετιχής έπ ισ τή μ η ς.— Ε Π . № 2 8 9 . Λ ονδίνο, 1974. .Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Ή αλληλεπίδραση τής χουλτούρας στήν εποχή μ α ς .— Ε Π . № 29 3 . Λονδίνο, 1974.Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Ή θεωρία τής άναχύχλησης χαί ό άντιΐστορισμός τών έχπροσώπων της (1967— 1 9 7 4 ). Ά θ . , 1976.Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Μέθοδες άποπροσανατολισμου τής έλληνιχής χοινής γνώμης (1967— 19 7 4 ). Ά θ . , 1976.Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Μ ελέτες χαί άρθρα. Ά θ . , 1976 .Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Συνοπτιχές θέσεις γιά τήν ιστορία τής Α ρ χ α ία ς Ε λ λ ά δ α ς . Ά θ .»1976 .Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Α ρ χ α ίο ι ‘Έ λ λ η νες ίστοριχοί. Χειρόγραφο. Ά θ . , 1957. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Έ λληνοβαχτριανός πολιτισμός. — «Α Σ Τ ΡΟ Ν ». JNI® 8 . Ά θ .»1977.Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Ε λ λ ά δ α χαί Α ν α τ ο λ ή . — Ε Σ Χ . Τ . 2 , № 17 . Ά θ . , 1977. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . В . Γ . Γχαφούροφ. Ν εχ ρ ο λ ο γ ία .— Ε Σ Χ . Τ . 2 , «Ν® 21 . Α θ.» 1 9 7 7 .Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Μορφές σοβιετιχών έπιστημόνω ν.— Ε Σ Χ . Τ . 3 , № 28 , Ά θ .»
1 9 7 8 ·Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς . Δ . Ά ρ χ α ία έλληνιχή τέχνη χαί σοβιετιχή Μέση Ά σ ί α . — Ε Σ Χ .
Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ. ‘Έ λ λ η νες χαί Σ χύ θ ες .— Ε Σ Χ . Τ . 3 , № 25 . Ά θ . , 1978 . Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . *Η άρχαία Ιστορία χαί ή εποχή μας. — Ε Σ Χ . Τ . 3 , JM® 2 4 . Ά θ . , 1978.Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . ’Έ λ λ η νες χαί Π άρθοι.— Ε Σ Χ . Τ . 4 , № 3 7 . Ά θ . , 1979. Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . Α . Στρούβε. 'Έ να ς μεγάλος σοβιετιχός έπ ιστήμονας.— Ε Σ Χ . Τ . 4 , JM® 4 4 . Ά θ . , 1979.Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ . *Η έλληνιχή Α φ ροδίτη τής ΣΣΔ Τουρχμενίας. — «Πρωϊνή». Ά θ .» 9 . Π .1979 .Τ ο υ σ λ ι α ν ό ς Δ. Μ ι ρ ό χ ο β α I . Εισαγωγή στήν Ισ τορ ία τοδ Έλληνοβαχτριανοϋ- χράτους. Ά θ . , 1976.Τ ρ υ π ά ν η ς Κ . *Η Α λεξα νδρ ινή ποίηση. T . 1, Ά θ . , 1943.Τ σ ά τ σ ο ς Α . Πρός Ν ιχοχλέα , Ν ιχοχλής, Ά ρειοπαγιτιχός, Π λαταϊχός. Ά θ . , 1 8 6 4 . Τ σ ά τ σ ο ς Α . Πανηγυριχός. Ά θ . , 1865.Τ σ ά τ σ ο ς Κ . Ίδεολογιχός π ό λ ε μ ο ς .— ΔΣ. Τ . 11 , 1962.Τ σ ά τ σ ο ς Κ . Έ λ λη νιχή «ιορεία. Ά θ . , 1967.Τ σ ά τ σ ο ς Κ . *Η χοινωνιχή φιλοσοφία τών άρχαίων 'Ελλήνω ν. Ά θ . , 1970. Τ σ ά τ σ ο ς Κ . Δημοσθένης. Ά θ . , 1971.Τ σ ά τ σ ο ς Κ . Πλάτωνος Π ολιτιχά. — Π Α Α . Τ . 4 1 , 1946.Τ σ ε χ ο ύ ρ α ς Σ. *Η φιλοσοφία του Ε . Παπανούτσου. — Σ θ . № 13. Ά θ . , 196 5 . Τ σ ε χ ο ύ ρ α ς .Σ. Έ λληνοχρια τια νιχά . — Σ θ . N . 14 . Ά θ . , 1965.
Τ σ ο ύ ν τ α ς X . Ισ τορ ία τής αρχαίας έλληνιχής τέχνη ς. Ά θ . , 1928.- φ ρ ε α ρ ί τ η ς Κ . Ισ το ρ ία του Μεγάλου Α λεξάνδρου χατά Δρώυζεν. Ά θ . , 1859. Χ α ρ ι τ ά χ η ς Γ . *Η έλληνιχή οιχονομία χατά τόν 4 π . X . αιώνα. — ΕΚΔΟ. Τ . 10 , 1941.Χ α τ ζ η δ ά χ η ς Γ . Π ερί του έλληνισμοδ τών άρχαίων Μαχεδόνων. — ГМ. T . 1 .
Α θ ., 1896.Χ α τ ζ η δ ά χ η ς Γ . *0 έλληνιχός χαραχτήρ τών άρχαίων Μαχεδόνων. Ά θ . , 1896. Χ α τ ζ η δ ά χ η ς Γ . Καί πάλιν περί του έλληνισμοδ τών άργαίων Μαχεδόνων. — Ε Ε Π Α . Ά θ . , 1911.Χ » τ ζ μ ι χ ά λ η ς X . Α λέξανδρος ό Μέγας. — Στρατιωτιχή Έ γχυχλοπ α ίδεια . Ά θ . , 1 9 2 9 .
SUMMARY
The epoch of Hellenism marked the turning point in the history of Greece, Macedon and the East: Europe and Asia began to draw together. The reason was the objective consequences of the Graeco- Macedonian Eastern campaign, including the formation on the ruins of the power of Alexander the Great of three Hellenistic kingdoms — that of Ptolemies, that of the Antigonids and that of the Seleucids, which promoted the establishment of a socio-economic and religious-cultural unity of different peoples. This explains why a major place in the evolution of Greek historical thought from 1850 to 1974 was held by the history of Hellenism, whose systematic study began with the publication of fundamental works by K. Pappar- rigopoulos in the mid-19th century.
The period of formation and development of the Greek historiography of Graeco-Roman times can roughly be divided into two stages: from the gainingof independence by Greece to the Great October Socialist Revolution (1829—1917) and from the October Revolution to the mid-1970’s (1917—1974). At the first stage, which proceeded against the specific backqround of the formation of an independent new Greek state, Greek historians exhibited a onesided approach to the development of a humanistic-classical trend, which was influenced by the English radicalism of G. Grote and the Prussian monarchism of J. Droysen. At the second stage works by Greek scholars of Graeco-Roman times revealed the influence of the concepts of Marx, Engels and Lenin. A crucial factor in this process was the organization, in 1918, of the Socialist Workers’ Party of Greece.
The period in question has brought a large number of publications on problems of Ancient Greece and Hellenism. An unbiased reader would most probably observe that their authors have collected an adequate amount of documentary material but misjudged the epoch of Hellenism in the belief that it was not an independent transitional period but a direct continuation of the history of Ancient Greece, which had declined on contact with the East yielding its cultural values to Rome. They refuse to adopt the Marxist periodization of world history and the concept of change of socioeconomic formations attempting to demonstrate that imperialism is an eternal category rooted in deep antiquity.
Greek historiography of Hellenism invariably shows attention
to Eastern subjects, notably military-political. This is quite legitimate: Hellenistic Greece and Macedon were inextricably linked with the Eastern peoples, whose cultural tradition ascends to the hoary past of Egypt, Assyria, Babylonia and Persia.
Many modern Greek authors assume that Graeco-Macedonian eastward expansion, in the main, had enlightening cultural aims. In their view, internal differences destroyed all forms of political organization previously recorded by the Eastern peoples. The «backwardness» and «inferiority» of the East, which had «had Its day» back in the late Graeco-Roman period, was associated with ethnic factors. Some modern Greek bourgeois researchers declare this tenet to be an «eternal truth». The allegation of the exclusiveness of some peoples (the Greeks and the Romans) and of the inferiority of others (Eastern) is glaringly at variance with scientific objectivity.
Greek writers on Hellenism note substantial changes which occurred in the Mediterranean countries апД the East compared to the previous epoch. However, they focus on the points made in works by Graeco-Roman historiographers.
Modem non-Marxist Greek historiographers tend to cover the whole period of Hellenism. However, as before, their attention is centred on the ideological preparation of the Graeco-Macedonian march eastwards. In the history of this campaign the Greek authors are interested predominantly in the military-political and cultural- psychological aspects of the problem. Neglecting the specific historical and georgraphical conditions, they attach all too great importance to the role of the individual in history. Some Greek researchers concentrate on wars, which, they contend, represent the motive force of history.
Since the second half of the 19th century, i. e., when the Greek school of Graeco-Roman studies completed its formation, historians have been recording an unflagging interest in the unlimited monarchy of Hellenistic times, which is believed to have been pioneered by Alexander the Great. Glorification of the power of Alexander and of the Hellenistic monarchies, which were ruled by his successors, is to be found in all bourgeois research publications on Hellenism, whose authors have set their sights on validating the thesis of a «special mission» of the Greeks —that of enlightenment of the «backward peoples». In doing this, they refer to the authors of the 2nd century В. C — 3rd century A. D. (Polybius, Strabo, Plutarch, Arrian, Livy, Athenaeus), who recognized the cultural superiority of the Greeks.
Works by the Greek historians of the Graeco-Roman epoch of the second half of the 19th century already revealed two trends: epigonism (veneration of the Graeco-Roman set-up and the cult of ancient society) and Hellenocentrism (recognition of the universality of ancient Greek culture and its special role in the evolution of world culture), which registered subsequent development in 20th-century writings. The difference between epigonism and Hel-
lenocentrism is purely conventional being determined at base b;y the selection of sources: the adherents of epigonism leaned in their constructions on works by Polybius, Livy, Pausanias, Polyaenus, Athenaeus and Aelyan while those of Hellenocentrism referred to Plutarch, Strabo, Arrian and partly to Diodorus, Curtius and Justin.
Modern non-Marxist Greek historiography exhibits yet another orientation — Helleno-Christian. Alongside the laudation of Graeco- Roman times, it includes the cult of the individual, of Hellenic education and of Christian dogmatics.
Basing itself on the formula of Helleno-Christian civilization, official ideology renounced the democratic traditions of classic times countering materialist world outlook by concepts of the Helleno- Christian spirit. The Greek Constitution of 1952 even incorporated an article on the «Helleno-Christian truth». The ideological validation of this > doctrine was the main task of the Greek historians of the Graeco-Roman epoch — non-Marxists throughout the postwar period· Following the military coup, in 1967—1974, the adepts of the neo-fascist regime, who preached the concepts of «Helleno-Christian civilization», attempted to win to their side historians of various orientations, including those of the classic period, and bring them nearer to theologists. Once it set itself the aim of «restoring the historical truth» the neo-fascist regime resorted to violence and other forms of arbitrariness by banning the publication of the best elements tljat aye to be found in the legacy of Ancient Greece and Hellenism.
Many Greek, historians of Hellenism associate the preparation of the eastward campaign with the development of a pan-Hellenistic idea which found reflection in the social views of Isocrates, Aristotle and Demosthenes. This makes it vital to clarify the attitude of Philip to Isocrates’s appeals and the influence of the orator’s endeavour on the socio-political scene of Greece in general.
The present author shares the view of the researchers who hold that Isocrates’ speeches mirrored the complex situation which prevailed in the Greece of the 4th century В. C. but does not agree with the historians who claim that Isocrates’s views were pivoted on the pan-Hellenistic idea, that it became basic to the «national aspirations» of Alexander and that he made the orator’s dreams of monarchic rale of reason come true. To the author’s way of thinking, Isocrates did not strive for the establishment of monarchy in Hellas; he only expected to take advantage of his prestige as the ruler (monarch) in bringing the Greeks to agreement. Isocrates’s appeals to Philip cannot be identified with the Macedonian king’s intention of enslaving Hellas. Apparently, the orator’s ideal was confined to the polis organization: Isocrates visualized future Greece as a confederacy of major Hellenic cities which had drawn together under the aegis of the Macedonian king. There is no contending that Isocrates’s pan-Hellenistic progr^mçie dovetailed with Philip’s pistas. Such a view is as extreme at the allegation that if the Athenian,, orator had known the secret
designs of the Macedonian king he would never have appealed to him,
Isocrates’s ideas were a product of the deep socio-economic crisis which was being experienced by the Greek city-states in the 4th century В. C. In search of a way out of the crisis Isocrates declared the march eastwards to be a panacea for all the troubles of the Hellenic world. This Greek orator always stressed that enemy number one of the Hellenes was the Persian power. At the same time, he indicated that the internal enemy — the propertyless and the wanderers — was as dangerous as the plottings of Persian policy. Noting a steady rise in the number of the underprivileged, Isocrates predicted that their total was likely to swell into a threat for the rest of society.
The Isocrates programme for combating the internal crisis of the Greek poleis was motivated by the necessity of the speedy organization of an all-Hellenic march eastwards and of setting up on tho coast of Asia Minor Greek colonies in which to settle ruined citizen.'). Such a measure can have brought a temporary revival to the stagnant Hellenic economy but it failed to resolve the problem basically. That was why Greece derived least benefit from its eastward campaign and found itself drawn into another economic crisis before all the other areas of the Hellenistic world.
Because all exponents of the social thought of the Greece of the 5th — 4th centuries В. C. looked upon the non-Greeks as «barbarians» Isocrates, Aristotle and Demosthenes admitted the legitimacy of the conquest of the East and of the organization there of colonies without thinking of the possible process of drawing together with the «barbarians».
A substantial place in the works by the Greek authors is claimed by the influence of the Aristotelian concepts on Alexander the Great. However, Alexander can hardly have let these concepts influence his actions. Besides, the philosopher himself did not make a single observation to this effect in any of his writings while Graeco-Roman historians noted a departure of this Macedonian king from his teacher’s advice.
While extolling Isocrates and Aristotle, individual historians undeservedly cast slurs on Demosthenes assuming that his policy was «anti-national» and short-sighted on the strength of the fact that the efforts of this democratic Athenian orator were designed to create a confederacy of Greek cities with a view to preventing Macedonian aggression against Hellas.
Among the many historico-philosophical concepts current in Greek historiography stands out one that has recorded few changes since it came into being — the exceeding idealization of Alexander, with its attendant assumption of the a priori superiority of the Greeks over the «barbarians» and biased use of evidence left by Graeco-Ro- man authors.
In the opinion of the overwhelming majority of the Greek authors, Hellenism was the conscious cultural activity of this Macedonian
king and his successors in the East. Therefore nearly all works on Hellenism develop the subject of the Eastern campaign. The «greatness of the deeds» of this Macedonian army leader eclipses for some Greek authors the broad front of the social movements whose manifestation, in the view of the present author, was the Eastern peoples’ struggle against the Greeks and the Macedonians, the clash of the democratic and oligarchic parties in Greece and the urge of the Hellenic poleis for the overthrow of Macedonian rule.
In contrast to the non-Marxist historians of Graeco-Roman times, J. Kordatos, despite their individual flaws, has drawn in his writings a methodologically correct picture of the history of Ancient Greece and the Hellenic epoch making creative use of works by Soviet historians of Graeco-Roman times. Kordatos’s publications also mirror some progressive trends in West-European historiography — something which cannot bë said of works by other Greek historians.
An analysis of the Greek historiography of the Graeco-Roman period reveals that many authors study ancient history in an attempt to disprove the concept of the onward course of social development rather than in order to achieve an objective comprehension of the past. This explains why at the present stage of the ideological struggle critique of the ideological foundations of the bourgeois studies pertaining to Graeco-Roman times represents a task of topical relevance.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Август 28, 32, 44 49, 59, 60Австан 160Автофрадат 147Агатархид 182Агесилай 106, 113Агис III 27, 41, 42, 147, 148, 149Агис IV 177, 178—179Аграмес 163, 164Адамантиу А. 198Адриан 27, 71, 72Александр I 115Александр Линкестиец 56, 146, 212 Александр Македонский 10, 12, 13,
14,16,17,19, 20, 22, 30, 31, 33—36, 39, 41—43, 46—54, 56—59, 63,66—72, 74—76, 83, 88, 89, 90, 93—99, 103, 108, 110—112, 114, 115,117, 123—126, 133—135, 137, 139-142, 173, 175, 176, 185, 192, 195, 198, 199, 201, 204, 205, 210— 216
Александр IV 168, 174 Америй 210Аминта, сын Антиоха 146 Аминта III 117, 127 Аммоний 37, 133 Амон 40, 151 Амфотер 145 Андреадис А. 95 Андреадис С. 13 Андриотис Н. 137 Андриск 12, 71, 180 Антиген 57Антигон 36, 72, 166, 170,171—175, 216 Антигон Досон 179 Антигониды (династия) 177, 178, 181 Антипатр 36, 42, 143, 148, 152, 167,
16S, 172—174, 215 Антонины (династия) 27, 71 Антиох III Великий 28—30,60,63, 68,
70, 71, 182, 201, 204 Антиох IV Эпифан 75 Антиох X III 71 Антонин Пий 71 Апелликон Теосский 134
Аполлодор 31Аполлодор Артемитский 46—48, 64 Аполлон 74Аппиан 11, 12, 16, 21, 32, 37, 45, 49,
67—71, 183, 200, 201, 204, 217 Арат 28, 41, 42, 74,179 Аримаз 159, 160 Аристен 62 Аристобул 199 Аристоник 183Аристотель 4, 14, 21, 22, 24, 32, 46,
47, 77, 79, 80, 89, 96, 98, 99, 103, 104, 123—135, 154, 170, 186, 187, 205—207, 209, 210, 215
Аристофан 82, 191, 193 Аррабей 116Арриан 3, И , 12,16, 18, 21, 28,32—37,
45, 50—54, 57, 58, 65, 71, 96, 127, 137, 144, 146, 150, 151, 158, 164, 197, 198, 199, 214, 215
Арриба 102Артаксеркс II Мнемон 38 Артаксеркс см. Бесс Ар теми дор 46 Архелай 116 Архидам 111, 113, 114 Асопиос К. 192 Ассакен 163Атталиды (династия) 183 Афиней И , 16, 74, 75, 204 Афинодор 165Ахемениды (династия) 35, 135, 147,
149, 151, 156,157 Ахилл 75
Еелох Ю. 53, 92, 138Бесс 156, 157Бикон 165Бируни 186Бласс Ф. 104Блоссий из Кум 183Бокщанин А. Г. 8, 10, 25, 191,197Брасид 116Брачиотис П. 135Борухович В. Г. 10
Буркхардт Я. 80, 203
Варрон 69Василий Кесарийский 40 Василопулос Н. 110, 202 Васис С. И , 30 Вернардакис Г. 18 Вилламовиц У. 104 Вилькен У. 7, 53 92, 97, 206 Вореас Ф. 80, 81, 203 Вурверис К. 7 ,11 ,13 , 38, 42, 85, 97,
98, 206Ганнибал 60 Гарпал 166 Гафуров Б . Г. 10, 191 Гегелох 145 Гегель Г. В. 47 Гейер Ф. 138 Гекатей Милетский 21 Гелланик 46 Георгулис К. 8 Гипподам Милетский 130 Геракл 34, 115 Гераклид 201Гераклиды (мифическая династия) 118,
137Гераклит 86 Гермий 126, 127 Гермолай 58 Геродиан 70 Гермипп 207Геродот 21, 31, 40, 46 , 47, 48, 51, 64,
75, 115, 136, 137 Гесиод 46, 72 Гесихий 133, 210 Гефестион 151—153, 162 Гиокас П. 26, 27, 179, 181, 195 Гиппарх 55 Глинос Д. 7, 81, 82 Голубцова Е. С. 9, 183 Гомер 18, 46, 72, 137 Горгий 104—107, 170, 207 Готзаманис С. 7, 106, 110, 141, 142,
155, 211 Григориадис П. 192 Гракхи (Тиберий и Гай) 28, 42 Грот Дж. 6, 20, 89, 190 Гудас А. 193Далезьос А. 22 Даллас Г. 149, 198 Дарий I 48, 74Дарий III Кодоман 58, 146, 154, 155,
157, 195.Даскалакис А. 7, 20,95,141, 200 Датаферн 157, 158 Демад 74, 123, 138 Деметра 72Деметрий Полиоркет 33, 41, 42, 43, . 72,^174, 175, 183, 216
Деметрий Фалерский 133, 204 Демокрит 86Демосфен 14, 17, 24, 33, 41—43, 51,
77, 98, 103, 117, 118, 123, 132, 136—139, 152, 173
Дерд 116 Джакоби Ф. 197 Дикеарх 201 Димитракос Г. 95 Димицас М. 192 Диоген Лаэртский 133 Диодор 11, 12, 16,21, 31, 33—36, 42,
44, 45, 56, 57, 62, 63, 66, 127, 137, 143, 144, 146, 148, 159, 161, 165, 170, 183, 195, 214
Диодот 48Дион Кассий 50, 67, 70 Дион Хрисостом 69, 70, 210 Дионис 34, 162Дионисий Галикарнасский 21, 32, 45,
46, 64Дионисий Младший 129 Дионисий Старший 106, 111, 112, 113,
114, 129 Доватур А. И. 193 Докас А. 155 Доримах 62 Дреруп Е. 208Дройзен И. 6, 20, 47, 49, 53, 69, 95, 99,
190Дурис Самосский 32 Дусманис В. 149, 198 Дьяконов И. М. 10 Дьяконов М. М. 10
Еврипид 191
Жебелев С. А. 8, 195 Жуге П. 205
Залокостас X . 136, 143 Зельин К . К. 10, 200, 204 Зибоет 50 Зопирион 148
Ибн Сила 186Иероним из Кардии 32, 69, 72 Иконому Д. 192 Иоанн Златоуст 40 Иоанн Мавропод 195 Исида 40Искандаров Б. И. 15 Исократ 4, 13, 14, 18, 24, 41, 51, 77,
89, 98, 99, 103—108, 110—114,118, 119, 120, 122, 123, 129, 132, 133, 136, 137, 170, 206, 207, 208, 209, 214
Калапотакис М. 192 Каллерис И. 7, 137
Калликрат 27, 72, 74 Калликсен 75Каллисфен 56, 150, 153, 154, 155 Канацулис Д. 7Канеллопулос П. 7, 79, 81, 82, 83,
8 4 -8 6 , 202, 211 Каран 137 Каро 82Каролидис П: 7, И , 18, 192 Кассандр 72, 174, 215 Катан 157, 158, 160 Кацнельсон И. С. 15, 191 Кен 152, 153, 164 Кен (мифический царь) 137 Керамопулос А. 7, 95, 138, 192, 195,
209 211 Керст Ю. 7, 53, 97, 105, 206 Кимисис М. 149Киприанос А. 6, И , 18, 104, 190, 207 Кир 53Кириякидис С. 7, 149 Клавдий 59 Клеандр 152 Клеомен 36 Клеомен II 27, 41, 42 Клеомен III 72, 177, 179 Клеопатра 172 Клисфен 65 Клит 150, 152—154, 155 Клитарх 33, 34, 57, 64, 152/ 195, 199 Ковалев С. И. 8, 10, 153 Константин Багрянородный 28 Кораис А. 17, 87, 197 Кордатос Г. 7, 8, 19, 53, 54, 63, 81,
9 1 -9 7 , 120, 128, 141, 161, 168, . 181, 199, 200
Корнелий Непот 38 Коростовцев М. А. 10, 83, 186, 191,
198 Котис 102Кошеленко Г. А. 10Кратер 36, 152, 153, 160, 165, 167, 173Критикос В. 53Критолай 180Ксенарх Киликийский /Ксенофонт 46, 50—53, 9Î Ксеркс 48, 115 Ктесий 18, 46, 64 Кугеас С. 7, И Кузищин В. И. 10 Кумас К. 17, 192 Куракис Н. 65, 206 Курций 3, 11, 12, 16,1 32—35, 5 5 -5 9 ,
66, 137, 152, 156, 159, 199
Лазару А. 27 Ламброс С. 6, II, 52, 190 Ламписис Г. 198Лаурдас В. 7, 8 , 19, 52, 53, 104, 105,
110—113, 198
Лекацас П. И , 19, 91, 183 Ленин В. И. 6, 7, 10, 26, 78, 125 Леонид 179 Леоннат 36, 172, 173 Леосфен 74Ливий Тит 3, 11, 19, 21, 44, 55, 59—
63, 65, 67—69, 94, 137, 199, 217 Ликас Д. 52, 198 Ликург 64, 178Линкестиец см. Александр Линкести-
ецЛиподор 170 Лисий 106, 170Лисимах 36, 70, 72, 148, 174, 176Лисимах (воспитатель Александра) 210Литвинский Б. А. 10, 15, 191Литман А. Б. 15, 191Лондос И. 192Луварис Н. 80, 202Лукан 55Лукиан 46Лурье С. Я. 196Луций Вер 74Мавзол 100 Марк Аврелий 74Маркс К. 6, 10, 22, 68, 78, 79, 83—
85, 88, 129, 186, 200, 202 Маурьи (династия) 215 Массон В. М. 10 Массон М. Е. 10 Маханид 62, 72, 179 Мегасфен 214 Медий Фессалиец 215 Мейер Эд. 7, 37, 53, 92, 138 Мемнон (с Родоса) 144, 145 Мемнон 148 Менедем 58, 159 Менид 152 Метаксас 203 Мирошников Л. И. 191 Митридат VI 71 Д1ищенко Ф. Г. 193, 194 Моммзен Т. 206 Муммий 25, 74, 91, 180 Мусикан 214 Мюллер К. 44, 74Набис 11, 27, 60, 62, 72, 179 Налчас X . 7, 8 11, 13, 98, 99, 103,
106, 110, 111, 135, 179, 206, 211 Нанайя 181 Нанд см. Аграмес Нанды (династия) 163 Наполеон 197 Неарх 151 Негматов H. Н. 10 Николай Дамасский 69 Нибур Б. Г. 89 Никокл 111, 112 Никомах 127
Оксиарт 157, 160 Олимпиада 146, 174 Онесикрит 57, 214 Орозий 184 Осирис 40
Павловская А. И. 10 Павсаний 11, 16, 25, 27, 46, 62, 71,
72, 74, 98, 197, 201, 204 Панетий 196 Папецос Е. 167 Пантазис Д. 192 Папагеоргиу Г. 192 Пападопулос Н. 142, 143, 155, 167 Папануцос Е. 84, 85 Папарригопулос К. 6, 17—20, 25," 27, 37, 40, 44, 47, 49, 51, 52, 69,
71,88,89,93—95,110,124,125,141, 172,176,190,192,199
Папаставру И. 7, 8, 22, 71, 91 ПапахаджисШ . 201 Парменион 56, 146, 150—155, 212 Патрокл 46 Певкеста 151,· 174 Пелазг 136Пердикка 36, 162, 168, 170, 171, 172,
173 й*Пердикка 1 116,137 Перикл 40, 65, 100Персей И , 12, 27, 28, 5 9 -6 3 , 71, 72,
179, 180, 199, 204 Пирр 12, 33, 41, 42, 66 Пифон, сын Агенора 165 Пифон, сын Кратевы 170, 172, 174 Платон 22, 24, 32,40,75,81,82,99,105,
106, 126, 127—133, 135, 170, 187, 205—207, 209
Плиний 43, 49Плутарх 3, 11, 16, 18, 21, 31—45, 53,
58, 63, 66, 67, 69, 71, 76, 98, 123, 126, 127, 133, 134, 137, 143, 147, 152, 173, 175, 177, 195, 196, 210, 215.
Полемон 201Полибий 3, И , 16, 19 , 21, 22, 24—34,
36, 38, 39, 43, 44—47, 50, 59—65,67—69, 75, 94, 137, 178—183, 193, 194, 196, 204, 205
Поликлит 57 Политис Н. 6, 11 Полиэн И , 16, 74 Помпей 71Пор 35, 163, 164, 195 Посидоний 21, 31, 32, 40, 44—46, 61,
64, 197 Продик 207 Протагор 207 Протей 145 Псевдо-Аммоний 210 Псевдо-Плутарх 209
Птолемеи (династия) 16, 29, 36, 68, 70, 71, 181—183
Птолемей 43, 46, 151 Птолемей I Лаг 12, 36, 66, 72,133,170,
174, 176, 183, 199 Птолемей Керавн 176 Птолемей II Филадельф62, 70, 75,181,
182, 217 Птолемей III Эвергет 179 Птолемей IV Филопатор 29 , 75, 182 Птолемей V Эпифан 182 Птолемей VI Филометор 182 Птолемей VII Фискон 69
Рагавис А. 6, 192 Риммос Г. 13Ранович А. Б. 8, 10, 191, 204 Редер Д. Г. 15 Риккерт Г. 79, 80 Ростовцев М. 178
Сакеллариу М. 30, 177 Самба 35Сарантис Т. 8, И , 141, 167, 192, 199Сатас К. 192Свенцицкая И. С. 10, 15Свида 18, 50Севастьянова О. И. 201Севфт 148Селевк I Никатор 70, 72, 170, 172—
174, 176Селевкиды (династия) 12, 30, 36, 48,
68 ,70 ,71 ,75 , 161, 177, 181 Сенека 54Сергеев В. С. 8 , 10, 191, 204, 213Сизикотт, 163Сисимитр 159, 160Ситалк 116, 152Склирос Г. 81Скоп 62Сократ 53, 75, 133, 207Солон 24Сое 184Софит 57Софокл 191Спевсипп 209Спитамен 153, 157, 158, 159 Стагирит см. Аристотель Стаматакос А. 37Стерьопулос К . 8, И , 13, 65, 83, 97,
196Стефан Византийский 75Р т п й р н 9 0 е;
Страбон 3, И , 12, 16, 21, 28, 3 2 -3 4 , 43—49, 64, 69, 71, 94, 127, 134, 137, 197, 204, 214
Стратон 46 Струве В. В. 8, 10 Сулла 74 Сципион 196
Таксил 163Тарн В. 138, 181, 195, 197, 201, 212 Теодоракопулос И. 7, 79, 81, 82, 85,
202Т^одоридис X. 81, 198 Теофраст 46, 96, 133, 134 Тзаннетатос Т. 105 Тиберий 44 Тимей 31, 32, 46, 64 Тирм 137 Толстов С. П. 10 Томадакис В. 13 Тревер К. В. 10Трог Помпей 12, 32, 63—67, 200, 205 Тулумакос И. 29, 30 Тураев Б. А. 8, 10
Уилер М. 48 Укскул-Гиллебанд В. 37 Утченко C. JI. 10,191,193
Фабий Максим 184 Фабий Пиктор 60 Фа лей Халкедонский 130 Фалмерайер И. Ф. 20 Фараби 186 Фарнабаз 147 Фегей 164Феопомп 18, 31, 32, 63, 64, 98, 117,
137, 200, 205 Ферамен 105, 207Филадельф см. Птолемей II Фила-
дельф Филарх 64 Филипп 116Филипп II 10, 12, 13, 20, 51, 6 3 -6 7 ,
69, 70, 72, 74, 89, 91, 95, 98, 99,100, 103, 105, 108, 110—112, 114,115, 117—119, 120, 122—127, 129, 135—137, 141, 143, 144, 146, 147, 155, 162, 185, 205, 208, 209, 211
Филипп III Аридей 168, 174 Филипп V 11, 28, 59, 60, 62, 72, 199,
204Филипп, сын Махаты 165, 166 Филон 170Филопатор см. Птолемей IV Филопа-
торФилопимен 41, 42, 71, 74, 179 Филота 35, 56, 150—155 Флавий Иосиф 37, 67 Фокион 41, 42, 123, 136, 138 Фотий 18, 50, 200 Фреаритис К. 190, 192 Фролов Э. Д . 10
Фукидид 18, 21, 22, 31, 46, 51, 52, 64, 80, 82, 115, 137 , 203
Фуше А. 48
Хаджидакис Г. 137 Халкондил Д. 18 Халфин Н. А. 191 Хориен 159, 160 Христопулос Е. 53
Цацос К. 79, 81, 86, 87 Цезарь см. Юлий Цезарь Целий Антипатр 60 Цицерон 55, 59, 67,199 Цунтас X. 7, 11
Чандрагупта 163
Шварц Ю. 206 Шлиман Г. 72 Шлоссер Ф. X. 200 Шофман А. С. 10, 138 Штаерман E. М. 10
Эвангелидис Т. 143, 192, 198Эвагор 112Эвбул 123Эвгемер 15, 184Эвдем 166Эвмен 33, 36, 38, 41, 42, 76,166, 170,
171, 173, 174 Эвриклид 178 Элефтеропулос А. 81 Элиан 11, 46, 74, 75 Элий Аристид 41, 67 Элий Туберон 60 Эмилий Павел 60, 62 Энгельс Ф. 6, 10, 68, 78, 81, 88, 100,
184, 186, 200, 201 Эпаминонд71, 74, 113, 114,137 Эпиктет 50, 51 Эратосфен 45, 46, 134 Эсхил 136, 191 Эсхин 123, 136, 137 Эфиальт 100Эфор 18, 31, 32, 46, 64, 98, 137 Эфрон Сикионский 101
Юлий Клавдий 55 Юлий Цезарь 32, 42, 69 Юстин 3 ,1 1 , 12, 16, 3 2 - 3 5 ,4 2 ,6 2 ,
64, 66, 115, 117, 137, 200
Ямбул 15,183, 184 Ясон 112, 114, 208
ПРЕДИСЛОВИЕ.......................................................................... 3ВВ ЕД ЕН И Е.......................................................................... 6Г Л А В А П Е Р В А Я . ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО
ИСТОРИИ ЭЛЛИНИЗМА И ИХ ОЦЕНКА ГРЕЧЕСКОЙИСТОРИОГРАФИЕЙ.................................................................. 16-
Г Л А В А ВТ О Р АЯ . ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ПОХОДА НА ВОСТОК В ОСВЕЩЕНИИ ГРЕЧЕСКОЙИСТОРИОГРАФИИ..................................................................... 77
Г Л А В А Т Р Е Т Ь Я . ОЦЕНКА ГРЕЧЕСКОЙ ИСТОРИОГРАФИЕЙ СОЦИАЛЬНЫХ ДВИЖЕНИЙ..................................... 140
ЗАКЛЮ ЧЕНИ Е.................................................................................... 185СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ................................................................... 188П РИ М ЕЧАН И Я.............................. .................- ... ................. 190ЛИ ТЕРАТУРА................................................................................. 218SUMMARY............................................................................................ 24аУКАЗАТЕЛЬ И М Е Н ................................. .................................... 24&
Цибукидис Д. Q.Щ56 Древняя Греция и Восток. Эллинистическая про
блематика греческой историографии (1850—1974). М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1981.
253 с. с ил·Работа посвящена концепциям греческой историографии антич
ности последнего столетия. В ней опровергаются ошибочные и антинаучные взгляды различных авторов, показываются их исходные позиции. Вместе с тем в книге рассматриваются отношения древней Греции с Востоком в эллинистическую эпоху, выявляется неразрывная связь идеологии основных представителей античной историографии того времени с социально-экономической основой общества.
10603-129Ц 013(02)-81 Б З -94‘86-81· 0504010000 9
Дилш триос Иоаннис Ц ибукидис
ДРЕВ Н Я Я ГРЕЦИЯ И ВОСТОК
Эллинистическая проблематика греческой историографии
(1850— 1974)
Утверждено к печати Институтом востоковедения
Академии наук СССР
Редактор И. М. Диж ур Младший редактор JJ. А . Добродеева
Художник Э. JI. Эрмлн Художественный редактор Б . JI. Ретиков
Технический редактор М. В. Погоскина Корректоры Я . Б* Осягина и Г . В. Стругова
ИВ П> 13968 Сдано в набор 3.03.80.
Подписано к печати 15.06.81.А-08511. Формат 60X90Vm. Бум. типографская JS61,
Гарнитура обыкновенная новая.Печать высокая. Уел. п. л. 16,0.
Уел. кр.-отт. 16,0. Уч.-изд. л. 19,44. Тираж 10000 экз. Иэд. JSß 4631.
Тип. зак. Кв 2895. Цена 1 р. 50 к.
Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
Москва К-45, ул. Жданова, 12/1 2-я типография издательства «Наука»
Москва Г-99, Шубинский пер., 10