ТОМ 10 НОМЕР 3hjournal.ru/files/JER_10_3/JER_10.3.pdf · 2019. 10. 8. · Введение Нельзя сказать, что проблема неформальной занятости

ТОМ 10 НОМЕР 3

2019

ISSN 2412-6047 (Online) ISSN 2078-5429 (Print)

Журнал зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций 20 мая 2009 г. Свидетельство о регистрации средств массовой информации ПИ № ФС 77-36311

Журнал издается с 2010 г., выходит 4 раза в год

Подписной индекс в Объединенном каталоге «Пресса России» 42503

Журнал включен в Перечень ВАК Министерства образования и науки РФ рецензируемых научных изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук, на соискание ученой степени доктора наук Журнал включен в Российский индекс научного цитирования (РИНЦ)

Главный редактор Белокрылова О. С., Заслуженный деятель науки РФ, доктор экономических наук, профессор.

Заместители: Корытцев М. А., доктор экономических наук, профессор, Гуцелюк Е. Ф., кандидат экономических наук, доцент.

Члены редакции:

Дементьев В. В. Сандоян Э. М. Жук А. А. Игнатова Т. В. Латов Ю. В. Левин С. Н. Вольчик В. В. Цыганенко С. С. Локота О. В. Скоробогатов А. С. Шадрина Е. В. Шмаков А. В. Белокрылов К. А.

Рукописи статей в обязательном порядке оформляются в соответствии с требованиями для авторов, установленными редакцией. Статьи, оформленные не по правилам, редакцией не рассматриваются. Редакция не вступает в переписку с авторами статей, получивших мотивированный отказ в опубликовании. Рукописи аспирантов публикуются бесплатно.

(Украина), доктор экономических наук, профессор, (Армения), доктор экономических наук, профессор, доктор экономических наук, доцент, доктор экономических наук, профессор, доктор социологических наук, профессор, доктор экономических наук, профессор, доктор экономических наук, профессор, доктор юридических наук, профессор, кандидат экономических наук, профессор, кандидат экономических наук, профессор, кандидат экономических наук, доцент, кандидат экономических наук, доцент, кандидат экономических наук, доцент.

Адрес редакции:

344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, д. 43, оф. 10.

Наш сайт: www.hjournal.ru Тел. +7 (863) 269-88-13 e-mail: [email protected];

[email protected]

Учредитель:

ООО «Гуманитарные перспективы»

Registered by the Federal Service for Supervision in the Sphere of Telecom, Information Technologies and Mass Communications (ROSKOMNADZOR). Date of registration: 20th May, 2009. Registration certificate PI № FS 77-36311.

Founded: 2010 Quarterly Journal

Subscription Index in «Russian Press» 42503

Journal of Economic Regulation is included into «The list of the leading scientific journals and publications under review, where the basic scientific research results of the theses for academic Degrees of Doctor and Candidate should be published» of the Higher Attestation Commission (HAC), the Ministry of Education and Science of the Russian Federation

Included in the Russian Science Citation Index (RSCI)

Editor in Chief Belokrylova O. S., Honored Worker of Science of the Russian Federation, Doctor of Economics, professor.

Deputy Editors: Korytcev M. A., Doctor of Economics, professor, Gutseluk E. F., Candidate of Economic Sciences, associate professor.

Editorial Staff:

Dementyev V. V. Sandoyan E. M. Zhuk A. A. Ignatova T. V. Latov Yu. V. Levin S. N. Volchik V. V. Tsyganenko S. S. Lokota O. V. Skorobogatov A. S. Shadrina E. V. Shmakov A. V. Belokrylov K. A.

The papers assigned for publication are to be prepared in accordance with the requirements which are available at http://hjournal.ru. Papers which do not follow the rules are rejected by the Editorial Staff. The editors do not enter into correspondence with the authors of papers fairly rejected. Post-graduates’ papers to be published are free of charge.

Editorial office: Pushkinskaya St., 43, office 10,

Rostov-on-Don, Russia, 344082. http://hjournal.ru

Phone: +7 (863) 269-88-13 e-mail: [email protected];

[email protected]

Founder:

Ltd. «Humanities Perspectives»

(Ukraine) Doctor of Economics, professor, (Armenia) Doctor of Economics, professor, Doctor of Economics, associate professor, Doctor of Economics, professor, Doctor of Social Sciences, professor, Doctor of Economics, professor, Doctor of Economics, professor, Doctor of Laws, professor, Candidate of Economic Sciences, professor, Candidate of Economic Sciences, professor, Candidate of Economic Sciences, associate professor, Candidate of Economic Sciences, associate professor, Candidate of Economic Sciences, associate professor.

CONTENTS 5JO

URN

AL O

F EC

ONOM

IC R

EGUL

ATIO

N (

Вопр

осы

рег

улир

ован

ия э

коно

мик

и)

Том

10,

№ 3

. 201

9 4 СОДЕРЖАНИЕ

АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ПРАКТИКИ

Нуреев Р. М., Ахмадеев Д. Р. Неформальная Занятость в России: новые

тенденции развития в XXI веке ................................................................................................... 6

Балацкий Е. В. Консенсусные институты для нейтрализации неомальтузианской

ловушки ....................................................................................................................................... 23

Стрельченко Е. А., Марченко Ю. К. Современная модель рынка труда:

институциональная динамика и особенности в России ........................................................ 37

Тяглов С. Г., Шевелева А. В., Парада Е. В. Анализ особенностей становления

нового экономического механизма рационального использования природных

ресурсов в Российской Федерации ......................................................................................... 50

Игонина Л. Л. О структурной организации финансовой системы ........................................... 64

ВОПРОСЫ ЦИФРОВОЙ ЭКОНОМИКИ

Карапаев О. В., Нуреев Р. М. Цифровизация экономики и производительная

сила труда ................................................................................................................................... 76

Ли Шобин Методологические основы учета факторов риска в инновационной

деятельности в условиях «цифровой экономики» .................................................................. 92

ОТЧЕТ О КОНФЕРЕНЦИИ

Сорокожердьев В. В., Константиниди Х. А., Зинченко Н. В. Экономико-правовые

и социально-культурные аспекты взаимодействия и сотрудничества

в интеграционном обществе .................................................................................................. 101

CONTENTS 5

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

ISSUES OF ECONOMIC PRACTICE

Nureev R. M., Akhmadeev D. R. Informal Unemployment in Russia: New Tendency

of Development in XXI Century ..................................................................................................... 6

Balatsky E. V. Consensual Institutions for Neutralize of Neo-Malthusian Trap .......................... 23

Strelchenko E. A., Marchenko J. K. Labor Market Model: Institutional Dynamics

and Features in Russia ............................................................................................................... 37

Tyaglov S. G., Sheveleva A. V., Parada E. V. Тhe Analysis of Features Formation

of the New Economic Mechanism of Rational Use Natural Resources

in the Russian Federation .......................................................................................................... 50

Igonina L. L. Structural Organization of the Financial System .................................................... 64

ISSUES OF DIGITAL ECONOMY

Karapaev O. V., Nureev R. M. Economy Digitalization and Labour Productivity ......................... 76

Lee Shobin Methodological Framework for Integrating Risk Into Innovation

in a "Digital Economy" Environment ........................................................................................... 92

CONFERENCE REPORT

Sorokozherdiev V. V., Konstantinidi C. A., Zinchenko N. V. Economic, Legal

and Socio-Cultural Aspects of Cooperation in an Integration Society ................................... 101

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

www.hjournal.ru

© Нуреев Р. М., Ахмадеев Д. Р., 2019

Неформальная занятостьв россии: новые тенденции развития в XXI веке АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ПРАКТИКИ

DOI: 10.17835/2078-5429.2019.10.3.006-022

НЕФОРМАЛЬНАЯ ЗАНЯТОСТЬВ РОССИИ: НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ В XXI ВЕКЕ1

НУРЕЕВ РУСТЕМ МАХМУТОВИЧ,

доктор экономических наук, профессор,Финансовый университет при Правительстве РФ,

НИУ ВШЭ, г. Москва,email: [email protected];

АХМАДЕЕВ ДЕНИС РАШИДОВИЧ,

ассистент,Финансовый университет при Правительстве РФ,

email: [email protected]

В статье рассматриваются причины сохранения и новые тенденции развития неформальной занятости в России в начале XXI в. В центре внимания – богатство оттенков неформальной занятости, существующей в современном российском обществе: от самообеспечения и возмещаемого семейного труда до формальной (неоплачиваемой или не полностью оплачиваемой) занятости. Подробно исследуется взаимосвязь формальной и неформальной экономической активности в постсоветских обществах. Если в последнее десятилетие прошлого века и в первое десятилетие нынешнего неформальная занятость, как правило, сочеталась с формальной, то сейчас все большее количество россиян заняты только в неформальной сфере. Труд неформалов становится все более квалифицированным, растет уровень образования и профессиональной подготовки. Если в формальном секторе нет существенных гендерных различий, то в неформальном секторе в последние годы наметилась тенденция к доминированию мужского труда. Неформальная занятость по-прежнему играет важную роль на начальной и конечной стадии воспроизводственной цепочки в таких сферах, как сельское хозяйство, строительство и торговля, поскольку в этих сферах легче всего скрыть истинные масштабы производства, а также различные неформализированные трудовые отношения. В статье рассматривается взаимосвязь формальной и неформальной занятости по стадиям экономического цикла, показывается взаимообусловленность и взаимозависимость этих видов занятости, поскольку масштабы неформальной занятости во многом обусловлены уровнем доходов лиц, занятых в формальной сфере. Сокращение этих доходов оказывает циклическое влияние на неформальную занятость. В условиях недостаточно развитой сферы услуг рост доходов населения приводит к росту объемов неформальной занятости и наоборот – их сокращение ведет к уменьшению масштабов неформальной занятости.

Ключевые слова: теневая экономика; формальная и неформальная занятость; институциональная среда.

1 Статья подготовлена по результатам исследований, выполненных за счет бюджетных средств по государственному заданию Финансовому университету при Правительстве РФ по теме «Семейные домохозяйства как экономический субъект».

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

Неформальная занятостьв россии: новые тенденции развития в XXI веке 7

INFORMAL UNEMPLOYMENT IN RUSSIA: NEW TENDENCY OF DEVELOPMENT IN XXI CENTURY

RUSTEM М. NUREEV,

ordinary professor,Financial University under the Government of the Russian Federation,

Higher School of Economics Moscow, [email protected];

DENIS R. AKHMADEEV,

PhD in Economics, assistant professor,Financial University under the Government of the Russian Federation,

[email protected]

The article is devoted to the reasons for the preservation and new trends in the development of informal employment in Russia at the beginning of the XXI century. The focus is on the wealth of shades of informal employment that exists in modern Russian society: from self-reliance and reimbursable family work to formal (unpaid or not fully paid) employment. The relationship between formal and informal economic activity in post-Soviet societies is studied in detail. If in the last decade of last century and the first decade of the current informal employment, as a rule, combined with the formal, now an increasing number of Russians are employed only in the informal sphere. The work of non-formals is becoming more and more qualified, the level of education and vocational training is growing. If in the formal sector there are no significant gender differences, then in the informal sector in recent years there has been a tendency for male labor to dominate. Informal employment continues to play an important role in the initial and final stages of the reproduction chain in areas such as agriculture, construction and trade, because in these areas it is easiest to hide the true scale of production, as well as various unformalized labor relations. The article discusses the relationship of formal and informal employment by stages of the economic cycle, shows the interdependence and interdependence of these types of employment, since the scale of informal employment largely depends on the income level of people employed in the formal sphere. Reducing these incomes has a cyclical effect on informal employment. In the conditions of an underdeveloped service sector, the growth of incomes of the population leads to an increase in the volume of informal employment and, conversely, their reduction leads to a decrease in the scale of informal employment.

Keywords: shadow economy; formal and informal unemployment; institutional environment.

JEL: E20, E26, J46, O17

ВведениеНельзя сказать, что проблема неформальной занятости выпала из поля зрения

российских экономистов и социологов. Наоборот, интерес к ней в последние годы возрастает. В XXI в. были опубликованы интересные, глубокие работы С. Ю. Барсуковой (2004), В. Е. Гимпельсона (2002, 2006, 2011), Р. И. Капелюшникова (2006, 2012), И. Н. Клямкина (2000), Ю. В. Латова (2001, 2008), В. В. Радаева (2001), Л. М. Тимофеева (2000, 2008) и многих других авторов. И хотя тема неформальной занятости является довольно актуальной в отечественной литературе, по-прежнему остаются белые пятна в изучении этой проблемы, так как переход к рыночной экономике резко расширил эту сферу. Согласно данным из «Стратегия-2020: Новая модель роста — новая социальная политика», с 1991 по 2010 гг. имел место значительный рост неформального сектора экономики (см. рис. 1). И хотя в настоящее время средний уровень неформальной экономики в России даже несколько ниже средних данных по странам ОЭСР2, тем не менее, по-прежнему находится на достаточно высоком уровне.2 Schneider F. Size and Development of the Shadow Economy of 31 European and 5 other OECD Countries from 2003 to 2015: Different Developments. January 20, 2015, ShadEcEurope 31_January 2015.doc.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

8 Нуреев Р. М., Ахмадеев Д. Р. Неформальная занятостьв россии: новые тенденции развития в XXI веке

Рис. 1. Динамика занятости в России 1991—2010 гг., млн чел.Источник: («Стратегия-2020: Новая модель роста – новая социальная политика», 2012, с. 217).

Рис. 2. Размеры неформального сектор: межстрановое сравнениеИсточник: (World Bank Group, 2019, р. 40).

В сравнении со странами, сопоставимыми с Российской Федерацией по такому показателю, как ВВП на душу населения, количество неформально занятых представляется

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


относительно невысоким (см. рис. 2). Такая ситуация обусловлена тем, что неформальная занятость в России имеет специфический характер (наблюдается достаточно высокий уровень образования; неаграрная направленность; преобладание наемных работников, а не самозанятых), о чем мы подробнее расскажем во второй части данной статьи.

Следует также отметить, что оценки уровня неформальной занятости в значительной степени разнятся3. Тем не менее, можно установить тенденцию к долгосрочному росту данного показателя, которая прослеживается в статистических оценках различных источников (см. рис. 3).

Рис. 3. Динамика неформальной занятости в России в начале XXI в.Источник: (World Bank Group. 2019, р. 39).

Дополнительная проблема заключается в том, что сама неформальная занятость – неоднородное явление, она включает в себя огромное богатство оттенков и переходов от самообеспечения и возмещаемого семейного труда до формальной (неоплачиваемой или не полностью оплачиваемой) занятости.

1. Богатство оттенков неформальной занятости в РоссииПрежде чем характеризовать богатство оттенков неформальной занятости в России,

начнем с теории вопроса.Для неформальной занятости характерно обилие переходных форм: от

отношений, типичных для патриархальной или командной экономики, до чисто рыночной экономики, где все отношения приобретают денежную оценку. В категориях марксистской политической экономии это переход от «отношений личной зависимости» к «личной независимости, основанной на вещной зависимости»4. В доиндустриальных системах обмен деятельностью далеко не всегда получал денежную оценку, он маскировался отношениями личной зависимости. По мере развития рынка и становления индустриального общества все большее количество отношений между людьми приобретает денежную оценку и оформляется легальными контрактами, то есть превращаются из неформальных отношений в формальные.

Если рассматривать неоплачиваемые и оплачиваемые формы занятости, то мы заметим, что неформальная занятость начинается с самообеспечения и обмена услугами 3 Bernabe S. Measuring Informal Employment in Transition Countries. Note prepared for the WIEGO meeting on «Measuring Informal Employment in Developed Countries» 31 October-1 November 2008, Harvard University. URL:http://wiego.org/sites/wiego.org/files/publications/files/Bernabe_Informal_Employment_Transition_Countries.pdf4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 100–101. Подробнее см.: Нуреев Р. М. Очерки по истории марксизма (к 200-летию со дня рождения Карла Маркса): монография. М.: КРОРУС, 2020. Глава 3.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


в рамках домохозяйств или между ними (см. рис. 4). Люди помогают друг другу в трудных ситуациях и в моменты пиковой нагрузки домашних хозяйств (например: посадка и уборка урожая, строительство дома, ремонт квартиры и т.д.). Часто родственники и соседи участвуют в этом добровольно. Как правило, такая услуга носит возмездный характер и, в случае необходимости, вы придете на помощь своим друзьям и соседям, когда они столкнутся с аналогичной ситуацией. В условиях рыночной экономики многие из этих функций становятся оплачиваемыми (например: ремонт оборудования, уборка помещений, «мастер на час» и др.). Даже в условиях оплаты такого рода услуга не всегда оформляется юридическими документами, и вознаграждение зависит от взаимной договоренности, которая не всегда отражает рыночную стоимость такого рода услуг, а является скорее результатом традиционно сложившихся между домохозяйствами отношений.

Рис. 4. Классификация трудовых отношений: общая социальная организация трудаСоставлено авторами по: (Williams, Round and Rodgers, 2014, p. 58).

Сложная (и далеко не исчерпывающая реальные отношения) палитра такого рода услуг представлена на рис. 5. Мы видим, что формальная и неформальная занятость в реальной практике тесно переплетены друг с другом: каждая предполагает другую, переходит в другую, создает себя, как другое. Если формальная услуга выполнена качественно (хирургическая операция, лечение больного, уход за ребенком), часто благодарная сторона находит способ дополнительной оплаты (чаевые, бонусы, подарки и др.). Иногда работа оплачивается двумя разными способами: формально начисляемой (как правило, заниженной) заработной платой и неформальной оплатой в конвертах.

Как показывает отечественная статистика (см. рис. 6) неформалов становится все больше. Если в 2002 г. по найму работало 2,9 млн, то в 2017 г. уже 8,9 млн чел. При этом в начале исследуемого периода не по найму работало еще 5,7 млн, а в 2017 – 5,3 млн чел. Таким образом, мы видим, что за отчетный период численность занятых по найму увеличилась, а численность занятых не по найму уменьшалась. Это свидетельствует о росте предпринимательского характера неформального сектора. Здесь также следует отметить еще одну специфическую черту неформальной занятости, характерную для России. Увеличение неформального сектора обуславливается не такими классическими факторами, как де-индустриализацией, демографическими изменениями и увеличением количества мигрантов, а в первую очередь недостаточным количеством рабочих мест в формальном секторе экономики. В совокупности с низким уровнем межрегиональной мобильности, присущим российским гражданам, это приводит к серьезным региональным различиям в уровне неформальной занятости (см. рис 7). Так, в 2017 г. наименьший показатель

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


уровня неформальной занятости был зафиксирован в г. Москва, где он составил 3,6%. При этом наивысший показатель в этом же году составил 63,9% и был зафиксирован в Чеченской Республике.

Рис. 5. Взаимосвязь формальной и неформальной экономической деятельности в постсоветских обществах

Источник: (Williams, Round and Rodgers, 2014, p. 202).

Рис. 6. Численность занятых в неформальном секторе России по статусу, 2002–2017 гг., млн чел.Источник: составлено авторами по данным сайта Федеральной службы государственной

статистики (http://www.gks.ru/).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Рис. 7. Занятые в неформальном секторе в % к общей численности занятого населения в некоторых субъектах Российской Федерации, 2017 г.

Источник: составлено авторами по данным сайта Федеральной службы государственной статистики (http://www.gks.ru/).

При этом, если посмотреть ситуацию по федеральным округам, можно заметить, что в течение XXI в. Южный и Северо-Кавказский федеральный округа стабильно имеют уровень неформальной занятости, значительно превышающий средний показатель по Российской Федерации, и наоборот – Центральный и Северо-Западний федеральный округа стабильно имеют уровень неформальной занятости заметно ниже, чем в целом по стране (см. рис. 8).

Рис. 8. Величина занятых в неформальном секторе по федеральным округам Российской Федерации, 2001–2017 гг.


JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Складывается своего рода замкнутый круг: достаточное количество рабочих мест в формальном секторе экономики не создается, а работники неохотно переезжают в другие субъекты федерации в поисках вакансий.

Отмеченная тенденция особенно наглядно видна, если мы возьмем не абсолютные величины, а относительные. На рис. 9. показано, как менялось соотношение занятых в неформальном секторе по статусу занятости в России с 2002 по 2017 г.

Рис. 9. Соотношение занятых в неформальном секторе по статусу занятости в России, 2002–2017 гг.


Рис. 10. Соотношение занятых в неформальном секторе по статусу и видам экономической деятельности в России в 2017 г., %


JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


По статусу занятости сильно выделяется сельское хозяйство: в нем более 70% – самозанятые (см. рис. 10). Что же касается обрабатывающих производств, строительства, оптовой и розничной торговли и транспорта, то здесь ситуация обратная – подавляющая часть (более 60%) находится в статусе занятых по найму.

Если в последние десятилетия XX в. и в первое десятилетие XXI в. неформальная занятость, как правило, сочеталась с формальной, то сейчас все большее количество россиян заняты только в неформальной сфере (см. табл. 1). В 2002 г. совмещало основную занятость в неформальном секторе с формальной занятостью немногим более 20% неформалов, а уже к 2017 г. такой стратегией пользовалось только 7% работников-неформалов. На 2002 г. насчитывалось 80% неформалов, занятых исключительно в неформальном секторе, ну уже в 2017 г. их число превысило 93%.

Таблица 1 Распределение неформальных работников в России по типу занятости, 2002–2017 гг.

Год Всего, тыс. чел.

Только в неформальном

секторе, тыс. чел.%

В формальном и неформальном

секторе, тыс. чел.%

2002 8 600 6783 78,9 1817 21,1

2003 10469 8 648 82,6 1 802 17,2

2004 11 343 9 455 83,4 1 873 16,5

2005 12 518 10 465 83,6 2 038 16,3

2006 12 601 10 792 85,6 1 791 14,2

2007 12 931 11 163 86,3 1 752 13,5

2008 13 837 12 027 86,9 1 786 12,9

2009 13 382 11 737 87,7 1 625 12,1

2010 11 482 10 195 88,8 1 270 11,1

2011 12 922 11 563 89,5 1 342 10,4

2012 13 600 12 296 90,4 1 288 9,5

2013 14 096 12 864 91,3 1 214 8,6

2014 14 387 13 092 91,0 1 295 9,0

2015 14 827 13 545 91,4 1 282 8,6

2016 15 370 13 843 90,1 1 527 9,9

2017 14 253 13 299 93,3 954 6,7


2. Структурные измененияВлияние цифровизации экономики не обошло стороной и сферу неформальной

занятости. Общеизвестно, что новые технологии быстрее осваивают молодые и труднее – старшее поколение, особенно пенсионеры. В условиях цифровизации эта тенденция усилилась, что немедленно нашло отражение и в структуре неформальной занятости. Хотя неформальная занятость в России становится более зрелой и квалифицированной, и средний возраст участников неформального сектора несколько вырос (см. табл. 2), внутри него произошли некоторые изменения.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Таблица 2Средний возраст работников неформального сектора в России, 2002–2017 гг.

Год В целом по экономике, лет Для мужчин, лет Для женщин, лет2002 38,8 38,2 39,32003 38,1 37,7 38,62004 38,2 37,9 38,62005 38,3 37,9 38,82006 38,5 38,1 38,92007 38,7 38,2 39,12008 38,5 37,8 39,32009 39,0 38,4 39,62010 39,0 38,6 39,52011 39,2 38,7 39,92012 39,3 38,9 39,82013 39,4 38,9 40,02014 39,6 39,1 40,32015 39,9 39,3 40,72016 40,3 39,7 41,02017 39,6 39,3 40,0


Так, доля молодежи, участвующей в неформальной занятости, в возрасте с 15 до 19 лет выросла примерно с 25 до 50%, тогда как доля работников в возрасте от 60 до 72 лет сократилась с примерно 21 до 17,5%. Общее увеличение среднего возраста неформально занятых произошло за счет увеличения доли населения в трудоспособном возрасте.

В XXI в. вырос и уровень образования лиц, занятых в неформальном секторе экономики. Так, доля лиц с высшим профессиональным образованием, участвующих в неформальном секторе, с 2002 по 2017 гг. возросла с 11,0 до 18,1% (см. рис. 11).

Рис. 11. Количество работников с высшим профессиональным образованием в формальном и неформальном секторах экономики России, 2002–2017 гг., %.

Источник: составлено авторами по данным сайта Федеральной службы государственной статистики – http://www.gks.ru/.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Если в формальном секторе нет существенных гендерных различий, то в неформальном секторе в последние годы наметилась тенденция к доминированию мужского труда (см. табл. 3). Если в формальном секторе экономики разница насчитывает всего лишь 2,8% (в 2017 г. доля мужчин составила 51,4%, а доля женщин – 48,6%), то в неформальном секторе она принципиально больше и практически достигает 2% (в 2017 г. доля мужчин составила 55,9%, а доля женщин – 44,1%).

Таблица 3Гендерные различия формального и неформального секторов экономики России,

2002–2017 гг., %

ГодРаботники формального сектора Работники неформального сектораиз них мужчин из них женщин из них мужчин из них женщин

2002 50,9 49,1 51,5 48,52004 50,7 49,3 51,9 48,12006 50,3 49,7 51,4 48,62008 50,8 49,2 53,1 46,92010 50,9 49,1 55,9 44,12012 51,0 49,0 54,6 45,42014 51,2 48,8 55,1 44,92016 51,4 48,6 55,5 44,52017 51,4 48,6 55,9 44,1


Сельское и лесное хозяйство, оптовая и розничная торговля и ремонт транспортных средств по-прежнему остаются отраслями с наиболее высокой долей неформальной занятости (см. табл. 4). В них сосредоточено не менее 45% всех занятых в неформальном секторе граждан в течение наблюдаемого срока. Промежуточное положение – порядка 10% неформалов – занимают «Строительство», «Транспортировка и хранение», «Обрабатывающие производства». В таких видах экономической деятельности, как «Предоставление прочих видов услуг», «Деятельность гостиниц и предприятий общественного питания», «Деятельность профессиональная, научная и техническая; деятельность административная и сопутствующие дополнительные услуги» сосредоточено около 5% неформально занятых. В прочих виды экономической деятельности задействовано не более 1,5% неформалов.

Таблица 4 Доля различных видов экономической деятельности

в неформальном секторе России, 2010–2017 гг., %

Вид экономической деятельности 2010 2012 2014 2016 2017 Сельское, лесное хозяйство, охота, рыболовство и рыбоводство 29,1 26,3 23,4 23,7 16,8Добыча полезных ископаемых 0,1 0,1 0,2 0,2 0,2Обрабатывающие производства 8,0 8,7 8,6 9,1 9,5Обеспечение электрической энергией, газом и паром; кондиционирование воздуха 0,2 0,2 0,2 0,2 0,2

Водоснабжение; водоотведение, организация сбора и утилизация отходов, деятельность по ликвидации загрязнений

0,2 0,2 0,3 0,3 0,2

Строительство 10,2 10,4 11,6 10,7 11,7

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Вид экономической деятельности 2010 2012 2014 2016 2017 Торговля оптовая и розничная; ремонт автотранспортных средств и мотоциклов 32,4 33,5 31,9 30,5 32,7

Транспортировка и хранение 7,9 8,0 8,7 9,0 9,9Деятельность гостиниц и предприятий общественного питания 1,9 2,5 3,0 3,3 3,7

Деятельность в области информации и связи 0,6 0,5 0,6 0,6 0,8

Деятельность финансовая и страховая 0,2 0,2 0,3 0,2 0,3

Деятельность по операциям с недвижимым имуществом 0,6 0,6 0,7 0,6 0,7Деятельность профессиональная, научная и техническая; деятельность административная и сопутствующие дополнительные услуги

2,4 2,7 3,1 3,2 3,5

Образование 0,6 0,6 0,7 1,0 1,1

Деятельность в области здравоохранения и социальных услуг 0,8 0,8 0,9 1,0 1,4Деятельность в области культуры, спорта, организации досуга и развлечений 0,5 0,4 0,6 0,6 0,8

Предоставление прочих видов услуг 4,0 4,1 5,1 5,7 6,5

Другие виды экономической деятельности 0,2 0,2 0,2 0,2 0,2


Однако изменения в структуре неформальной занятости не следует преувеличивать. В целом распределение работников по видам экономической деятельности внутри самого неформального сектора остается достаточно устойчивым. В течение наблюдаемого периода имели место незначительные изменения: наблюдались колебания и в сторону уменьшения, и в сторону увеличения. Следует отметить заметное уменьшение доли неформалов в «Сельском, лесном хозяйстве, охоте, рыболовстве и рыбоводстве» в течение наблюдаемого срока (с 29,1 до 16,8%). За счет этого происходило плавное увеличение занятых в таких видах экономической деятельности, как «Предоставление прочих видов услуг» (на 2,5%), «Транспортировка и хранение» (на 2%), «Строительство» и «Обрабатывающие производства» (на 1,5%), «Деятельность профессиональная, научная и техническая; деятельность административная и сопутствующие дополнительные услуги» (на 1,1%).

Формальный и неформальные сектора экономики России имеют некоторые различия по структуре занятости (см. рис. 12). Неформальная занятость значительно превалирует над формальной в следующих отраслях: оптовая и розничная торговля, сельское и лесное хозяйство, строительство. Прямо противоположная ситуация сложилась в таких отраслях, как обрабатывающие производства, образование и деятельность в области здравоохранения и социальных услуг. Это связано с менее строгим контролем и более низкими пороговыми требованиями к квалификации работников на начальной и конечной стадиях воспроизводственного цикла.

Рынок труда во многом зависит от качества институциональной среды. Ее изменение может серьезно повлиять на величину и формального, и неформального секторов экономики. В нашей монографии «Неформальная занятость: истоки, современное состояние и перспективы развития (опыт институционального анализа)», изданной в 2018 г., мы изучили влияние различных факторов на уровень неформальной занятости в субъекте Российской Федерации. В число этих факторов вошли:

Окончание табл. 4

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


· величина безработицы;· величина ВРП на душу населения;· величина инвестиций на душу населения в субъекте Федерации;· степень развития малого предпринимательства;· уровень среднемесячной заработной платы.

Рис. 12. Соотношение занятых в неформальном секторе России по видам экономической деятельности и статусу в 2017 г., %.

Источник: составлено авторами по данным сайта Федеральной службы государственной статистики – http://www.gks.ru/.

3. Взаимосвязь формальной и неформальной занятостиВ ходе анализа были определены следующие взаимозависимости: прямая

зависимость между увеличением номинальной заработной платой, ВРП и увеличением неформальной занятости, а также обратная зависимость между безработицей и ростом неформальной занятости (см. табл. 5). На основании этого можно сделать парадоксальный вывод, что в современной России неформальная занятость является комплементарным благом к формальной занятости и, более того, в целом к экономическому росту. В периоды отсутствия экономического роста наблюдается понижение величины неформального сектора. Также стоит отметить, что это снижение происходит с определенным временным лагом.

На рис. 13 отражена взаимосвязь неформальной занятости и темпов прироста валового регионального продукта (ВРП). Анализ взаимосвязи данных показателей подтверждает сделанный ранее вывод, «что формальный сектор с опережением определяет изменения в неформальном секторе. Неформальная же занятость в свою очередь с запозданием реагирует на изменения в формальном секторе экономики.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Таблица 5Зависимость между неформальной занятостью и рядом макроэкономических факторов

Источник: составлено авторами.

Получается, что формальная и неформальная занятость выступают как „близнецы-братья“: каждая из них не существует в современной России без другой»5. В условиях недостаточно развитой сферы услуг рост доходов населения приводит к росту объемов неформальной занятости, поэтому неформальная занятость имеет такие же циклические колебания, что и формальная. Однако, в отличие от формальной, имеется некоторый временной лаг: сокращение доходов населения в формальном секторе приводит к тому, что в следующем году сокращается спрос на услуги в неформальном секторе. И наоборот: рост доходов в формальном секторе вызывает рост неформальной занятости (см. рис. 13).

Рис. 13. Связь темпа прироста неформальной занятости и ВРП в России, 2002–2017 гг.Источник: составлено авторами по данным сайта Федеральной службы государственной

статистики (http://www.gks.ru/).

5 Нуреев Р. М., Ахмадеев Д. Р. (2015). Формальная и неформальная занятость как «близнецы-братья»: современная российская практика // Terra Economicus, Т. 13, № 3, с. 23.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Рис. 14. Соотношение трудовых практик, характерных для постсоветского пространства.Источник: (Williams, Round and Rodgers, 2014, p. 200).

Проделанный нами анализ показал, что различные категории российских граждан пользуются услугами неформального сектора экономики, при этом население с высокими доходами и население с низкими доходами предъявляют спрос на различные услуги неформального сектора экономики, что и отражено на рис. 14. В то же время россияне, обладающие более высоким уровнем дохода, предъявляют более высокий уровень спроса как в формальном (легальном) секторе экономики, так и в неформальном. В условиях, когда официальная сфера услуг отстает от потребностей населения, у последнего не остается никакого выбора, кроме как компенсировать этот недостаток посредством неформального сектора. То есть рост заработной платы у населения позволяет частично направлять полученные доходы в том числе и в неформальную сферу.

Подводя итог, можно сказать, что наряду с традиционными причинами существования неформального сектора в XXI в. появились и новые факторы, способствующие его укреплению и развитию. Неформальный сектор, как и экономика в целом, не стоит на месте, происходят определенные изменения в его структуре. Большую роль начинают играть молодые, более квалифицированные и энергичные работники, которые восполняют неразвитость формального сектора услуг, типичную для России и других стран, формирующих развитое рыночное пространство.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫБарсукова С. Ю. (2004). Неформальная экономика: экономико-социологический

анализ. М.: Изд. Дом ГУ-ВШЭ, 448 с.Гимпельсон В. Е. (2002). Занятость в неформальном секторе в России: угроза или

благо? : препринт. WP4/2002/03. М.: ГУ-ВШЭ, 52 с.Гимпельсон В. Е. (2011). «Неформалы» в российской экономике: сколько их и кто они?:

препринт. WP3/2011/06 / В. Е. Гимпельсон, А. А. Зудина; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 60 с.

Нестандартная занятость в российской экономике. (2006) / под ред. В. Е. Гимпельсона, Р. И. Капелюшникова; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 400 с.

Капелюшников Р. И. (2012). Неформальная занятость в России: что говорят альтернативные определения?: препринт WP3/2014/04; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 84 с.

Клямкин И. Н. и Тимофеев Л. М. (2000). Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование. М. : Рос.гос. гуманит. ун-т, 592 с.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Латов Ю. В. (2001). Экономика вне закона: Очерки по теории и истории теневой экономики. М.: МОНФ, 284 с.

Маркс К. Экономические рукописи 1857–1858 гг. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч.1.

Нуреев Р. М. (2020). Очерки по истории марксизма (к 200-летию со дня рождения Карла Маркса): монография. М.: КРОРУС, 300 с.

Нуреев Р. М. и Ахмадеев Д. Р. (2018). Неформальная занятость: истоки, современное состояние и перспективы развития (опыт институционального анализа). М. : КНОРУС, 248 с.

Нуреев Р. М. и Ахмадеев Д. Р. (2015). Формальная и неформальная занятость как «близнецы-братья»: современная российская практика // Terra Economicus. Т. 13, № 3, с. 23.

Радаев В. В. (2001). Новый институциональный подход и деформализация правил в российской экономике: препринт / WP1/2001/01. М.: ГУ-ВШЭ, 42 с.

Стратегия–2020: Новая модель роста – новая социальная политика. (2012). М., с. 217.Теневые экономические системы. Научный анализ. Хрестоматия. (2008). / под ред.

Л. М. Тимофеева и Ю. В. Латова. М.: РГГУ, 387 с.Bernabe, S. (2008). Measuring Informal Employment in Transition Countries. Note

prepared for the WIEGO meeting on «Measuring Informal Employment in Developed Countries» 31 October-1 November 2008, Harvard University. (http://wiego.org/sites/wiego.org/files/publications/files/Bernabe_Informal_Employment_Transition_Countries.pdf).

Nureev, R. M. and Akhmadeev, D. R. (2017). Informal employment in Russia of the XXI century: new trends of development // The business and management review, 8(4).

Schneider, F. (2015). Size and Development of the Shadow Economy of 31 European and 5 other OECD Countries from 2003 to 2015: Different Developments. January 20, 2015, Shad Ec Europe 31_January 2015.doc.

Williams, C. C., Round, J. and Rodgers, P. (2014). The Role of Informal Economies in the Post-Soviet World. The end of transition? NY. : Routledge.

World Bank Group. (2019). Russia Economic Report, No. 41, June 2019 : Modest Growth – Focus on Informality. World Bank, Washington, D.C.: World Bank Group.

World Bank. (2019). Stemming Russia’s Informality: Unearthing Causes and Developing Solutions (Russian). Washington, D.C.: World Bank Group.

REFERENCESBarsukova, S. Yu. (2004). Informal economy: economic and sociological analysis. M.: Ed.

House HSE, 448 p. (in Russian)Gimpelson, V. E. (2002). Employment in the informal sector in Russia: a threat or a

blessing? : preprint WP4 / 2002/03. M.: HSE, 52 p. (in Russian)Gimpelson, V. E. (2011). “Non-formals” in the Russian economy: how many of them exist

and who are they? : preprint WP3 / 2011/06 / V.E. Gimpelson, A.A. Zudina; Nat. researches University “Higher School of Economics”. M.: Ed. House of the Higher School of Economics, 60 p. (in Russian)

Non-standard work in the Russian economy. (2006). / ed. by V. E. Gimpelson, R. I. Kapelyushnikov; State University – Higher School of Economics. M.: Ed. House of Higher School of Economics, 400 p. (in Russian)

Kapelyushnikov, R. I. (2012). Informal employment in Russia: what do alternative definitions say? : preprint WP3 / 2014/04; National researches University “Higher School of Economics”. M.: Ed. House of the Higher School of Economics, 84 p. (in Russian)

Klyamkin, I. N. and Timofeev, L. M. (2000). Shadow Russia: Economic and sociological research. M.: RSHU, 592 p. (in Russian)

Latov, Yu. V. (2001). Economics Outlaw: Essays on the Theory and History of the Shadow Economy. M.: MONF, 284 p. (in Russian)

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Marx, K. Economic Manuscripts of 1857–1858 Marx K., Engels F. Soch. T. 46. Part 1. (in Russian)

Nureev, R. M. (2020). Essays on the history of Marxism (on the 200th anniversary of the birth of Karl Marx): a monograph. M.: KNORUS, 300 p. (in Russian)

Nureev, R. M. and Akhmadeev, D. R. (2018). Informal employment: origins, current state and development prospects (experience of institutional analysis). M.: KNORUS, 248 p. (in Russian)

Nureev, R. M. and Akhmadeev, D. R. (2015). Formal and informal employment as “twin brothers”: modern Russian practice. Terra Economicus, 13(3). (in Russian)

Radaev, V. V. (2001). New institutional approach and deformalization of rules in the Russian economy: preprint / WP1 / 2001/01. M .: SU-HSE, 42 p. (in Russian)

Strategy 2020: New Growth Model – New Social Policy. (2012) M, p. 217. (in Russian)Shadow economic systems. Scientific analysis. Reader. (2008). / ed. by L. M. Timofeev and

Yu.V. Latov. M.: RSUH. 387 p. (in Russian)Bernabe, S. Measuring Informal Employment in Transition Countries. Note prepared

for the WIEGO meeting on «Measuring Informal Employment in Developed Countries» 31 October-1 November 2008, Harvard University.(http://wiego.org/sites/wiego.org/files/publications/files/Bernabe_Informal_Employment_Transition_Countries.pdf).

Nureev, R. M. and Akhmadeev, D. R. (2017). Informal employment in Russia of the XXI century: new trends of development. The business and management review, 8(4).

Schneider, F. (2015). Size and Development of the Shadow Economy of 31 European and 5 other OECD Countries from 2003 to 2015: Different Developments. January 20, 2015, Shad Ec Europe 31_January 2015.doc.

Williams, C. C., Round, J. and Rodgers, P. (2014). The Role of Informal Economies in the Post-Soviet World. The end of transition? NY.: Routledge.

World Bank Group. (2019). Russia Economic Report, No. 41, June 2019 : Modest Growth – Focus on Informality. World Bank, Washington, D.C.: World Bank Group.

World Bank. (2019). Stemming Russia’s Informality : Unearthing Causes and Developing Solutions (Russian). Washington, D.C.: World Bank Group. (in Russian)

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

www.hjournal.ru

© Балацкий Е. В., 2019

DOI: 10.17835/2078-5429.2019.10.3.023-036

КОНСЕНСУСНЫЕ ИНСТИТУТЫ ДЛЯ НЕЙТРАЛИЗАЦИИ НЕОМАЛЬТУЗИАНСКОЙ ЛОВУШКИ1

БАЛАЦКИЙ ЕВГЕНИЙ ВСЕВОЛОДОВИЧ,

доктор экономических наук, профессор, главный научный сотрудник,Финансовый университет при Прави¬тельстве Российской Федерации,

ЦЭМИ РАН,Москва,

e-mail: [email protected]

В статье дается содержательное и формальное определение мальтузианской ловушки, а также вводится новое понятие – «неомальтузианская ловушка». Подчеркивается, что выход из мальтузианской ловушки в Англии был осуществлен с помощью чрезвычайно жестоких методов, которые в настоящее время не приемлемы. Между тем человечество стоит на пороге необходимости преодоления или хотя бы частичной нейтрализации неомальтузианской ловушки, что требует массовой «разгрузки» рынка труда и совершенно новых методов государственного регулирования. Одним из таких новых подходов является создание консенсусных институтов, под которыми понимаются правила функционирования общества, складывающиеся в результате молчаливых, как правило, неартикулируемых соглашений (консенсуса) между властью и населением. Такие институты позволяют сгладить или отложить острые социальные конфликты, но подрывают экономическую эффективность системы. Консенсусные институты пронизывают сферы производства и потребления и широко представлены в российской экономике. Рассматриваются примеры таких институтов в сфере занятости, безработицы и досуга. Показано, что новая тенденция к созданию консенсусных институтов характерна и для других стран.

Ключевые слова: институты; консенсус, мальтузианская ловушка, неомальтузианская ловушка, занятость, безработица, досуг.

CONSENSUAL INSTITUTIONS FOR NEUTRALIZE OF NEO-MALTHUSIAN TRAP

EVGENY V. BALATSKY,

Doctor of Sciences (Economics), Professor, Chief Researcher, Financial University under the Government of the Russian Federation,

RAS Central Economics and Mathematics Institute,Moscow,


The article gives the meaningful and formal definition of the Malthusian trap and introduces the new concept – Neo-Malthusian trap. It is emphasized that the exit from the Malthusian trap in England was made by extremely cruel methods, which currently are not acceptable. Meanwhile, now humanity on the threshold of the need to overcome or at least partially to neutralize the neo-Malthusian trap, which requires a massive "unloading" of the labor market and completely new methods of state regulation. One of these new approaches 1 Статья подготовлена в рамках государственного задания Правительства Российской Федерации Финуниверситету на 2019 г. по теме «Технологические, структурные и социальные факторы долгосрочного экономического роста» (шифр темы: АААА-А19-119080990043-0).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

24 Балацкий Е. В. Консенсусные институты для нейтрализации неомальтузианской ловушки

is the creation of consensus institutions, which are understood the rules of functioning the society, formed as a result of silent, usually unarticulated agreements (consensus) between government and population. Such institutions smooth or postpone acute social conflicts, but undermine the economic efficiency of social system. Consensus institutions permeate the spheres of production and consumption and are widely represented in the Russian economy. The author considers the examples of such institutions in the field of employment, unemployment and leisure. It is shown that the new trend towards the creation of consensus institutions is typical for other countries.

Keywords: institutions; consensus, Malthusian trap, Neo-Malthusian trap, employment, unemployment, leisure.

JEL: B52, J21

ВведениеВ настоящее время мир вступает в новую фазу технологического прогресса, которую

принято называть четвертой промышленной революцией (4ПР). Данный процесс таит в себе глобальные вызовы и угрозы, на которые человечеству придется реагировать уже в самое ближайшее время. В литературе уже отмечалось, что современная фаза развития человечества может характеризоваться как своеобразная неомальтузианская ловушка (НМЛ) (Балацкий, 2019). В связи с этим актуализируются практические аспекты возможных путей, методов и механизмов преодоления данного негативного состояния.

Сложность такой задачи усугубляется тем фактом, что некоторые из механизмов преодоления НМЛ действуют уже сейчас, но не осознаются общественностью в качестве новых инструментов социального управления. Кроме того, сегодня до конца не ясна та новая макроэкономическая перспектива, которая открывается перед человечеством в результате 4ПР. Данные обстоятельства диктуют следующую логику статьи. Сначала будут даны содержательные и формальные определения мальтузианской и неомальтузианской ловушек. Затем мы рассмотрим теорию витальных ресурсов для уяснения основного вызова НМЛ, после чего сосредоточим внимание на тех механизмах, которые направлены на нейтрализацию ее последствий и проявляют себя уже сейчас. В завершение мы сформулируем парадигму консенсусных институтов (КИ), используемую для борьбы с проявлениями НМЛ.

Мальтузианская и неомальтузианская ловушки: содержательные и формальные определения

Феномену мальтузианской ловушки (МЛ) по-прежнему уделяется большое внимание. Это связано с разными причинами. Одной из них является тот факт, что большое число стран мира, особенно Тропической Африки, так и не вышли из этого состояния (Зинькина, 2015). Например, Г. Кларк оценил критическую дневную норму душевого потребления продуктов питания, которое необходимо превысить, чтобы выйти из МЛ – 2350 ккал/день; большинство стран Восточной Африки до сих пор находится в диапазоне продовольственного потребления на уровне 2100–2300 ккал/чел/день (Clark, 2007).

Кроме того, имеется множество современных интерпретаций МЛ. Например, считается, что МЛ можно выразить простой формулой, которая получила название IPAT-уравнения: I=PAT, где давление на окружающую среду (I) представляет собой произведение численности населения (P) на изобилие (душевое потребление) (A) и на удельное давление технологий (на единицу потребления) (T)2.

Большую популярность получили модели, описывающие функционирование эколого-экономической системы, включая стадии МЛ и выхода из нее. Так, первой подобной моделью стала предложенная в 1980 г. Р. Ли (Lee, 1980) зависимость между реальной 2 The Malthusian Trap. URL: https://thwink.org/sustain/glossary/MalthusianTrap.htm

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

Консенсусные институты для нейтрализации неомальтузианской ловушки 25

заработной платой и трудовыми ресурсами. Её недостатком стало отсутствие обратной связи; решить его помогла модель Дж. Вуда, в которой рождаемость и смертность задавались зависимостью от зарплаты, что позволяло записать более общее уравнение динамики численности населения (Wood, 1998). Однако это уравнение порождало довольно специфические решения, которые плохо соответствовали реальной истории событий, в связи с чем были сделаны попытки ее модификации путем введения итерационных схем расчета переменных в моделях Мёллера–Шарпа (Møller, Sharp, 2014) и Ашрафа–Гэлора (Ashraf, Galor, 2011).

Еще одним вариантом модели Вуда явилась модель Футлендера–Вота (Voigtlander, Voth, 2009), в которой основные параметры описывались нелинейными зависимостями, но и в ней генерировались примитивные траектории без колебательных режимов. Большую популярность получила модель МЛ Брандера–Тейлора (Brander, Taylor 1998), в которой дополнительно вводился некий абстрактный возобновляемый ресурс, расходующийся в ходе человеческой деятельности. Модель Брандера–Тейлора была богаче уже за счет того, что в ней фигурировала система двух дифференциальных уравнений, однако введенная одна из переменных описывала природный ресурс, но не столько урожай, как в других моделях, сколько природный потенциал. В связи с этим критики справедливо констатировали, что данная модель описывает сообщество не земледельцев и скотоводов, а охотников и собирателей (Szulga, 2012).

Рассмотренные модели можно считать классическими в том смысле, что они являлись самими простыми и содержательными. Позже были предложены модели, включающие число уравнений больше двух и большое число плохо верифицируемых параметров (Usher, 1989; Komlos, Artzrouni, 1990; Chu, Lee, 1994).

Подытоживая имеющиеся трактовки мальтузианской ловушки, можно утверждать, что для данного понятия характерны узкая и широкая трактовки. В узком смысле слова МЛ представляет собой экономический режим, при котором рост населения происходит быстрее роста продукции сельского хозяйства (пищи). Итогом такого режима рано или поздно становится переполнение территории страны человеческой биомассой, которое приводит к демографическим катастрофам – войнам, массовым болезням и голоду, с помощью которых рынок рабочей силы «разгружается», т.е. приводится в исходное равновесие. Трактовка в узком смысле восходит к самому Т. Мальтусу, благодаря которому и было введено в оборот понятие МЛ. В широком смысле слова под МЛ понимается экономический режим, при котором рост населения происходит быстрее роста национального производства (богатства). Результатом такого хода событий является технологический застой, отсутствие роста производительности труда и хроническая бедность населения. В ряде случаев используется разновидность широкой трактовки, когда под МЛ подразумевают экономический режим, при котором не происходит роста душевого дохода (богатства или валового внутреннего продукта) населения. Такое понимание характерно для современной экономической теории и эквивалентно такому понятию, как ловушка бедности. Иногда используются другие синонимы МЛ – технологическая ловушка, инвестиционная ловушка, ловушка неразвитости и др.

Понятно, что альтернативой стадии МЛ является режим экономического роста. Само же название МЛ связано в тем, что в нее легко попасть, но трудно выйти. Схема бесконечного возвращения системы в режим МЛ такова: технологический прогресс способствует росту производства и благосостояния, что приводит к увеличению рождаемости и населения, что в свою очередь понижает уровень душевого благосостояния и возвращает систему в исходное состояние. Поэтому, для того чтобы выйти из МЛ нужно что-то экстраординарное.

Режим МЛ сохранялся на протяжении примерно 10 000 лет со времен эпохи неолита, когда стала формироваться современная человеческая цивилизация. Преодоление МЛ произошло в период 1600–1750 гг., когда свершилась индустриальная революция и

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


человечество вышло на траекторию экономического роста. Таким образом, примерно 10 000 лет своей истории человечество пребывало в состоянии МЛ и только 250–300 лет – в режиме экономического роста. Временная историческая траектория роста ВВП почти совпадает с траекторией роста средней продолжительности жизни, т.е. рост благосостояния населения сопровождался ростом его средней продолжительности жизни, которая увеличилась с 25–35 лет в эпоху МЛ до 70–80 лет периода экономического роста.

Из сказанного несложно сформулировать формальные характеристики феномена МЛ. Если ввести обозначения: X – объем произведенной сельскохозяйственной продукции (продуктов питания); Y – валовой внутренний продукт (ВВП) страны; N – численность населения страны; y – душевой ВВП страны, т.е. y=Y/N; λ=∆Y/Y – темп прироста ВВП; x=∆X/X – темп прироста производства аграрной продукции; n=∆N/N – темп прироста населения; μ=∆y/y – темп прироста душевого ВВП, то содержательные определения легко уточнить. Так, в узком значении слова режим МЛ требует выполнения условия x≤n (x>0); в противном случае система функционирует в режиме экономического роста. Аналогичным образом в широком смысле слова для наличия МЛ предполагается условие λ≤n (λ>0). В разновидности широкой трактовки МЛ предполагается выполнение условия μ≤0. Как правило, в условиях МЛ μ≈0, а λ→0.

Напомним, что выход из МЛ состоялся благодаря одновременному сочетанию нескольких важных причин – созданию колониальной системы благодаря географическим открытиями, промышленной революции, накоплению капитала и социальному неравенству. Начавшийся систематический поток технологических инноваций привел к росту капиталовооруженности производства и производительности труда, что в свою очередь позволило поднять темпы экономического роста выше темпов роста населения и тем самым обеспечить рост его благосостояния. Однако все эти прогрессивные изменения вели к высвобождению рабочей силы, образованию ее избытка и необходимости его активной «утилизации». В литературе рассматривалось пять каналов подобной «утилизации населения» в Великобритании времен преодоления МЛ: ликвидация части населения путем широкого применения смертной казни; эмиграция свободных граждан в Америку; вывоз осужденных «преступников» в Австралию; ликвидация части населения за счет роста криминогенности общества и массовых убийств; ускоренное вымирание населения по причине болезней и сокращения продолжительности жизни (Балацкий, 2013). Помимо этого, было осуществлено много антисоциальных нововведений: восстановление института рабства, истребление аборигенов и их «нейтрализация» в резервациях, создание класса капиталистов, введены бесчеловечные способы эксплуатации людей, наркотизация Китая и алкоголизация североамериканских индейцев, разрушение экологии и т.п. Все это было своеобразной социальной платой за прогресс и выход из пресловутой МЛ. Возможно, что, в конечном счете, плюсы рассматриваемого перехода перекрыли его минусы, но и забывать о последних не следует.

В настоящее время есть основания говорить о возникновении своеобразной неомальтузианской ловушки во многих странах мира. Для нее характерно замедление экономического роста, роста душевого ВВП и производительности труда. Так, по данным OECD, темпы прироста производительности труда в 2006–2017 гг. по сравнению с 1995–2005 гг. в США упали с 2,3 до 1,0% (в 2,3 раза), а в Великобритании – с 2,2 до 0,5% (в 4,4 раза); эта тенденция присуща всем развитым странам мира. Параллельно замедляются темпы экономического роста. В начале XXI в. объем накопленного капитала (собственности) имеет все признаки явного избытка, что приводит к падению его рентабельности; сегодня мир по этому параметру находится на уровне, предшествовавшем двум мировым войнам (Пикетти, 2016). Имеющиеся признаки глобального охлаждения мировой экономики позволяют констатировать повторение феномена МЛ на качественно новом уровне, т.е.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


формирование НМЛ. Ранее уже отмечалось, что принципиальная разница между МЛ и НМЛ состоит в том, что первая была ликвидирована за счет вытеснения физического труда, тогда как вторая должна привести к массовому вытеснению умственного труда (Балацкий, 2019). Однако в обоих случаях – МЛ и НМЛ – имеет место избыток населения, который нуждается в «утилизации».

Другим важным отличием НМЛ от МЛ является достигнутый уровень благосостояния. Если ввести параметр калорийности дневной нормы питания как z и использовать ее критический порог z*, определенный Г.Кларком, то можно уточнить ранее данное определение МЛ и дать определение НМЛ. Для МЛ справедливы режимы, обозначенные ранее, при выполнении условия z≤z*; для НМЛ все предыдущие признаки сохраняются, а последнее дополнительное условие претерпевает инверсию: z>z*. Таким образом, если преодоление МЛ шло на фоне проблемы физического выживания для большей части человечества, то выход из НМЛ будет проходить в более комфортных социальных условиях.

Интрига нынешнего момента развития состоит в том, что, несмотря ни на что, преодоление НМЛ может снова сопровождаться волной бесчеловечности, которая была характерна для периода выхода из МЛ. Разумеется, не все исторические аналогии являются уместными, но и отбрасывать такую возможность при видимом сходстве двух этапов развития нельзя. Вместе с тем человечество накопило достаточные опыт и знания, которые дают шанс провести означенную «утилизацию» в цивилизованных и максимально мягких формах.

Особенности нового эволюционного виткаЧтобы понять главный вызов НМЛ, можно оттолкнуться от теории витальных

ресурсов (Балацкий, 2007). В соответствии с этой теорией человек обладает четырьмя жизненными ресурсами – деньгами, жизненной энергией, знаниями и временем. Как было показано ранее, на протяжении развития цивилизации люди поэтапно овладевают каждым их названных ресурсов, в результате чего образуются своеобразные макроэкономические волны (Балацкий, 2008). Так, на первом этапе был освоен биовыживательный ресурс, эквивалентный наличию денег на питание, что привело к формированию аграрного общества, большая часть которого работала в сельском хозяйстве. Вторая волна возникла в результате революции в индустрии и энергетике, что соответствует второму витальному ресурсу – энергии. Третий этап ознаменовался волной Э. Тоффлера, давшей информационную экономику или эконому знаний, которая строго в соответствии со своим названием интериоризировала ресурс знаний. В результате овладения тремя витальными ресурсами люди получили небывалые ранее возможности, а именно: каждый человек имеет пропитание, которое находится в шаговой доступности от его дома – для этого нужны только деньги; к каждому индивиду пришла в дом энергия в форме света и отопления; каждый человек сегодня может, не выходя из дома, с помощью Интернета получить почти любую информацию и знания. На каждом из трех этапов люди преобразовывали исходный дефицит соответствующего витального ресурса в его достаток или даже избыток.

Рассмотренные три цивилизационные волны человечество уже прошло и тем самым имело возможность их детально наблюдать. Вопрос состоит в том, каков следующий виток развития предстоит пережить людям. Теория витальных ресурсов дает подсказку на этот вопрос. Судя по всему, это будет избыток времени на основе развития специфической индустрии, которая позволит заполнить высвободившийся досуг. В широком смысле это сфера развлечений, которая давно и уверенно себя проявляет, однако, похоже, сейчас она будет постепенно выходить на первый план.

Совершенно очевидно, что мир стоит на пороге тотальной кибернетизации, когда физический и умственный труд будет максимально заменен техническими устройствами.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Это приведет к тому, что массовый рутинный труд будет повсеместно вытеснен и люди как наемные работники перестанут быть насущной проблемой. Куда тогда им деваться и чем заниматься?

Это и есть сакраментальный вопрос, который должен быть решен в результате выхода из НМЛ.

Уже сегодня современный человек имеет почти все, что только ему необходимо для счастливой и обустроенной жизни. Следовательно, потребности нормального индивида передовой части человечества удовлетворены. При этом в ближайшее время окажется, что они могут быть удовлетворены малыми силами – с помощью 15–20% населения. Оставшиеся 80–85% не нужны ни для производства, ни для потребления – ибо у безработных не будет средств для потребления. Кроме того, уже очевидно, что достойные потребительские стандарты для всех людей на Земле приведут к экологическому убийству самой Земли. Как же тогда «утилизировать» «лишнюю» часть людей?

К сказанному следует добавить, что мир развивается согласно правилу, хорошо сформулированному Т. Маккенной: «Если природа олицетворяет принцип экономии, то культура дает пример принципа обновления через излишества» (Маккенна, 1995). Похоже, что в наше время эти два принципа пришли в противоречие. Все профессии и виды деятельности стали массовыми: наука, медицина, актерское мастерство, политика и пр. Все товарные рынки и рынки услуг пребывают в состоянии тотального избыточного предложения. Непосредственным результатом этого является девальвация всех ценностей. Как восстановить исходное равновесие?

Ранее высказывалась идея о том, что главным фактором поддержания глобального равновесия в системе является свободное время людей (Балацкий, 1999). При увеличении производства увеличивается трудовая нагрузка людей, величина досуга уменьшается, и он становится дефицитным продуктом, балансируя возникающее в системе избыточное предложение благ. Сегодняшние технические возможности позволяют снизить трудовую нагрузку людей и выровнять положение на рынках, но, похоже, и это не сможет решить проблему «лишних» рук. Следовательно, мир стоит в шаге от глобального переформатирования всех отношений, ценностей и способов общественного бытия.

Заметим сразу, что переход к светлому будущему на базе технологического прогресса не может быть обеспечен всем – он затронет лишь малую часть человечества; остальные должны быть утилизированы примерно так же, как в период построения капиталистических отношений.

Возвращаясь к теории витальных ресурсов, вспомним, что в соответствии с ней утилизация людей должна будет сопровождаться утилизацией времени их жизни. Проводя аналогию предыдущих макрогенераций, можно сказать, что в каждый дом должна прийти услуга, позволяющая развлечь людей и тем самым «съесть» их избыточное свободное время; именно таким образом несколько ранее в дом потребителя пришли продукты питания, свет, тепло и информация. В связи с этим возникает более конкретный вопрос: как будет реорганизовано общество в результате 4ПР?

Сегодня есть уже первые примеры и признаки той модели, которая придет на смену нынешней «трудовой» парадигмы. Рассмотрим некоторые из них более подробно.

Феномен консенсусной занятостиНаличие лишних людей не является делом далекого будущего и даже вообще

делом будущего – оно имеет место уже сегодня. Мы можем наблюдать социальные и профессиональные страты работников, которые, строго говоря, не нужны экономике, но им по-прежнему предоставляют рабочие места. Чем объяснить наличие феномена содержания «ненужных» людей?

Ответ на этот вопрос является неоднозначным, однако нам представляется, что основа указанного явления состоит в сформировавшемся общественном консенсусе

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


между властью и населением в отношении того, что эти люди все-таки должны иметь место в современном обществе. Более того, власть целенаправленно административными методами продавливает решение о сохранении некоторых секторов трудовой деятельности.

Чтобы конкретизировать сказанное выше, рассмотрим конкретный пример. Речь идет о когорте охранников всех видов в российской экономике. Многие помнят время, когда даже в бюрократизированном обществе СССР не существовало охраны в школах, магазинах и была номинальная охрана в таких государственных учреждениях, как вузы и институты. Сегодня охранные подразделения введены на всех государственных предприятиях в обязательном порядке. Аналогичная ситуация с магазинами, где представители секьюрити формально даже не имеют легитимного права на осмотр посетителей. Более того, данная функция не входит в их круг обязанностей даже в тех магазинах, где нет камер хранения и куда приходят люди с уже имеющимися аналогичными покупками.

Очевидно, что подобные меры безопасности, с одной стороны, могут быть объяснены возросшей во всем мире террористической угрозой. С другой, также очевидно, что если планы по истреблению людей в общественном месте будут реализовывать вооруженные боевики, то трудно представить себе, как безоружные охранники смогут противостоять им, особенно с учетом внезапности нападения террористов. Скорее всего, охранники погибнут первыми, даже не успев понять, что произошло. Не исключена и третья возможность, когда террористическая диверсия будет осуществлена путем взрыва бомбы человеком, который обманным путем все-таки проникнет в то или иное учреждение, где и осуществит задуманное. Во всех этих случаях охрана будет не в состоянии воспрепятствовать агрессивным действиям. Отсюда вытекает вывод, что задача охраны – в лучшем случае, нейтрализовывать мелкие хулиганства и правонарушения.

В связи с приведенными примерами возникает вопрос: для чего тогда нужна цифровая экономика, которая позволяет на каждом шагу поставить камеры и отслеживать ситуацию повсеместно и поминутно? Ответ, на наш взгляд, связан с новой доктриной «разгрузки» потенциальной безработицы. Охранники – это люди, которым в реальной экономике практически нет места. Однако оставить их в качестве хронически безработных – чрезвычайно рискованный сценарий социальной политики. Оставаясь долго в данном статусе, они могут начать сотрудничать самым непредсказуемым образом с теми же террористами и бандформированиями, а могут просто пополнить массу недовольных политическим режимом. Чтобы избежать этого, власти повсеместно вводят охранные подразделения на государственных предприятиях и тем самым снимают социальную напряженность. Разумеется, это увеличивает издержки учреждений, школ, вузов, магазинов и за счет этого отчасти уменьшает заработки основного персонала. Но это считается меньшим злом в условиях глобальной экономической и политической турбулентности.

Характерно и то, что проведенные автором выборочные опросы показывают, что абсолютное большинство людей считают введенные меры предосторожности обоснованными. Именно в этой точке и возникает консенсус, когда население молчаливо поддерживает заведомо нерациональную кадровую политику властей и закрывает глаза на возникающие правовые коллизии нового института. Например, насколько допустимо требование сотрудников бюро пропусков или вневедомственной охраны паспорта и водительских прав посетителя, насколько правомерны вообще запреты на вход в публичные заведения, что делать с человеком, который, невзирая на запреты, все равно пройдет в здание и т.п.?

На самом деле сегодня есть и более масштабные проявления эффекта консенсусной занятости. Так, сегодня власти вводят определенные требования на разные должности, в соответствии с которыми работники, их занимающие, должны иметь специальное

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


образование. Например, на различные позиции на государственной службе необходимо профильное образование магистра, а администраторы частных фитнесс-клубов должны иметь высшее управленческое образование. Все это создает искусственный спрос на обучение в вузах и дает рабочие места огромной армии людей. При этом опять-таки достигается социальная установка – не только сохраняются кадры вузов, но и «нейтрализуется» обучающаяся молодежь. Главное, чтобы молодые люди прошли опасный возраст путем социализации в вузах, а не на улицах, в сектах и бандформированиях.

Характерно, что обсуждаемое явление отнюдь не является исключительно российским достижением. Сегодня многие зарубежные вузы также вводят более жесткие режимы входа-выхода, в Китае на острове Хайнань в тропическом заповеднике «Янода» введена система заведомо лишних кадров – огромная армия персонала, проверяющая входные билеты; все эти люди выполняют никому не нужную развлекательную миссию – в определенные моменты начинает играть музыка, под которую все сотрудники начинают синхронно танцевать. Имеется откровенно избыточный персонал и в китайских отелях. И здесь также имеется консенсус власти и населения: конечно, этих людей можно сократить и обойтись меньшей численностью сотрудников, но куда деваться уволенным?

Нельзя не обратить внимание на то, что все приведенные примеры содержат общие черты – все они ориентированы на взятие под тотальный контроль больших масс населения и их территориальную локализацию. Складывается впечатление, что власти отрабатывают будущие социальные модели по обеспечению сегрегации масс. Оговоримся сразу, что в данном случае речь не идет о преднамеренном социальном экспериментировании со стороны правительства, наоборот, все эти формы и институты возникают неосознанно и стихийно, но несут в себе прообраз будущей конфигурации общества.

Феномен консенсусной безработицыЕще более радикальными по сравнению с проектами консенсусной занятости

представляются проекты по консенсусной безработице. Наиболее яркой формой этой идеологии является так называемый безусловный (гарантированный) базовый доход (ББД), представляющий собой социальную концепцию, предполагающую регулярную выплату определенной суммы денег каждому гражданину страны со стороны государства; выплаты производятся всем членам сообщества, независимо от уровня дохода и без необходимости выполнения работы.

История этого понятия довольно старая, однако с 2010 г. эта идея была реанимирована и начала всерьез не только обсуждаться, но и вводиться в жизнь в форме социального эксперимента. Например, в 2010 г. был запущен проект по внедрению ББД в индийском штате Мадхья-Прадеш; в 2017 г. экономический советник правительства Арвинд Субраманьян предложил рассмотреть введение ББД на общегосударственном уровне в размере 7 620 рупий (113 долл. США) в год. Эксперимент по введению безусловного базового дохода в 2017–2019 гг. проходит в Финляндии. Похожий проект имел место в канадской провинции Онтарио в 2018 г., но был свернут из-за отсутствия результата. В 2016 г. на референдуме в Швейцарии поднимался вопрос о введении ББД, но итоги голосования оказались отрицательными. Все это недвусмысленно говорит о живучести новой концепции и ее все большей привлекательности.

Напомним, что первый общеевропейский опрос по поводу ББД прошел в апреле 2016 г. и показал, что 64% жителей Евросоюза поддержали бы введение нового института, но при этом только 4% граждан после его введения отказались бы работать3. Ограниченные эксперименты по апробированию результативности ББД проводятся сейчас в огромном количестве стран, включая самые богатые (США, Германия, Голландия и др.) и самые 3 Jaspers N. (2016). What do Europeans think about basic income? Neo Polis. URL: http://www.basicincome.org/wp-content/up-loads/2016/05/EU_Basic-Income-Poll_Results.pdf

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


бедные (Индия, Кения, Уганда и др.). Все эти факты демонстрируют насущную и всеобщую потребность в новой форме безвозмездной поддержки населения. Но что стоит за этими начинаниями?

На наш взгляд, мы здесь сталкиваемся с осознанием властями той простой истины, что огромное число людей скоро будет принципиально невозможно обеспечить работой. Во-первых, при грядущем уровне роботизации экономики и росте производительности труда все необходимые блага смогут быть обеспечены малой частью населения, а остальные люди будут просто не нужны. Во-вторых, в условиях усложнения технологий и институтов многие люди, скорее всего, просто не смогут быть полезны где-либо. Во избежание масштабных социальных конфликтов власти должны осуществить превентивные действия по цивилизованному поддержанию жизни класса «ненужных» людей. Именно этим и вызваны попытки национальных правительств испытать новый инструмент регулирования.

Обращает на себя внимание и тот факт, что во всех странах все дискуссии относительно ББД проходят в удивительно деликатном ключе – проведение всенародных референдумов, широкий социологический опрос мнений, предельно аккуратные эксперименты. Складывается впечатление, что власти ищут поддержки своего будущего решения, прежде всего, в той части населения, которая не нуждается в ББД, но фактически именно ей и придется оплачивать новый институт.

Сама постановка вопроса о ББД является попыткой прощупать тот социальный плацдарм, на котором придется бороться с последствиями НМЛ. Можно сказать, это попытка сделать так, чтобы в новом мире «ненужные» люди не мешали остальным жить и работать.

Феномен консенсусного досугаПараллельно с дискуссиями о ББД современный политический дискурс пополнился

еще одной темой – переходом на укороченную рабочую неделю. В этом направлении идет пропаганда международной организации труда (МОТ), предлагающей четырехдневную рабочую неделю. Примечательно, что Россия поддержала это начинание в лице премьер-министра Д.А. Медведева, выступившего с соответствующим заявлением на 108-ой Международной конференции труда в Женеве4. Говоря о перспективности и своевременности нового формата трудовых отношений, Д. Медведев упомянул опыт новозеландской инвестиционной компании «Perpetual Guardian», которая весной 2018 г. ввела для своих сотрудников опцию перехода на четырехдневную рабочую неделю. Этот переход осуществлялся не в приказном порядке, а на основе добровольного выбора сотрудников. По мнению основателя «Perpetual Guardian» Эндрю Барнса, дополнительный выходной позволит резко увеличить производительность четырех рабочих дней. Аналогичная мера была введена в отношении сотрудников колл-центра британской компании «Simply Business», где сохранили зарплату за 30-часовую неделю такой же, что и за 38-часовую. В IT-компании «Planio», также перешедшей на 4-дневную неделю, считают, что переработки не только не приносят пользы, но представляют собой главную угрозу продуктивности5.

Таким образом, начинает пробивать себе дорогу новый международный тренд в сфере трудовых отношений, состоящий в переходе на укороченную рабочую неделю за счет эквивалентного повышения производительности труда. Надо сказать, что подобные акции в мировой истории уже имели место. Хрестоматийным примером является переход с 48-часовой на 40-часовую рабочую неделю после удачного опыта автосборочного завода Генри Форда, где этот шаг был сделан впервые.4 См.: Трунина А. Медведев предсказал сокращение рабочей недели до четырех дней // РБК, 11.06.2019. URL: https://www.rbc.ru/society/11/06/2019/5cff7c999a7947dbc95eed6e5 См.: Вардуль Н. Медведев предложил работать четыре дня: когда ждать заветных изменений // Московский комсомолец, № 27999, 18.06.2019. URL: https://www.mk.ru/economics/2019/06/17/medvedev-predlozhil-rabotat-chetyre-dnya-kogda-zhdat-zavetnykh-izmeneniy.html?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Нельзя не заметить, что, как и в предыдущих случаях, данный институт активно пропагандируется и очень аккуратно внедряется в локальных нишах (отдельных фирмах) при поддержке самих работников. Тем самым и здесь проводится в жизнь принцип консенсусности. Главное же в институциональной инновации состоит в том, что власти готовы предоставить дополнительный досуг населению, ибо прежний трудовой режим грозит массовой безработицей. Укороченная рабочая неделя позволяет переложить открытую безработицу в форму официального досуга и тем самым завуалировать невостребованность населения в реальной экономике; гуманистические мотивы в этой акции играют самую незначительную роль и используются только в идеологических целях.

Феномен времяемкого потребленияВыше мы рассмотрели новые институты в сфере производства, однако картина будет

не полной, если не рассмотреть сферу потребления. Дело в том, что 3 производственных консенсусных института ведут к возникновению массовой фиктивной занятости, нетрудового дохода и дополнительного досуга. Однако весь этот гигантский кадровый массив недозанятых образует колоссальный навес свободного времени и потребность его заполнения. В связи с этим необходимо формирование времяемких продуктов, которые смогут «съесть» досуг большой массы людей. На наш взгляд, сегодня можно говорить о трех таких секторах – компьютерных играх, сериалах и многотомных романах. Более того, сериалы уже фактически полностью вытеснили обычные фильмы по 1,5–2,0 часа, а многотомные романы пришли на замену компактным литературным произведениям. При этом само население сделало выбор именно в пользу времяемких товаров потребления – игр, кинематографических и книжных сериалов. Сам по себе этот факт открывает колоссальные возможности «нейтрализации» досуга, который может быть высвобожден в результате 4ПР.

Напомним, что еще в начале XX в. Дж. Лондон вынес вердикт о закате эпохи многотомного романа и наступлении времени короткого рассказа. По его мнению, человечество уже прошло стадию детства и способно думать само; оно может мыслить быстрее, чем читать слово за словом то, что напечатано; ему достаточно дать суть, а остальное оно додумает (Лондон, 2001, с. 55). Сегодня человеческое сообщество сделало полный круг и вернулось к исходной точке – снова не нужны рассказы, а требуются многотомные романы. Это и понятно: если в начале XX в. человечество стояло лишь на подступах к благосостоянию и много еще чего предстояло сделать, то в начале XXI столетия все уже сделано и достигнуто. Уже почти невозможно заложить новый смыл в роман или найти совершенно новый сюжет – все они уже давно перепробованы. То же самое касается и фильмов. Зато в эпоху формирования кибер-реальности можно создать свой собственный мир – и в литературе, и в кинематографе, и в играх – и поделиться им с другими. И эти миры должны быть огромными, сложными, разветвленными, неожиданными. А это все и предполагает создание масштабных произведений – сериалов с бесконечным продолжением. Смысл не в идее произведения, а в искусстве ее реализации. Сегодня сериалы не несут оригинальных смыслов, они соревнуются в форме подачи и без того известных идей и мыслей. Так формируется то, что мы дальше будем называть индустрией сериалов (ИС), куда попадают все виды развлечений с продолжениями.

Основой ИС является желание населения перейти из реального мира в более интересные, красивые, таинственные, романтичные и т.п. А у лучшего нет оптимума, т.е. действует правило-каламбур: чем больше этого лучшего, тем лучше. Данный момент открывает врата в мир привычек, пристрастий и наркотической зависимости. С этого момента потребление становится бесконечным и может поглотить все свободное время человека.

Обратим внимание, что все культовые литературные произведения последнего времени – это представители ИС. Ничто и никто не может сравниться по популярности

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


с серией романов Джоан Роулинг о Гарри Поттере, общий тираж которых приближается к миллиарду экземпляров. Промежуточный вариант ИС представляет гигантский роман-эпопея Джона Толкиена «Властелин колец». Еще один шедевр – цикл романов Джорджа Мартина «Песнь льда и пламени». Даже Дэн Браун, создавший бестселлер «Код да Винчи», в конечном счете, превратил его в серию романов, объединенных одним главным героем. И все эти произведения породили киносериалы, также имевшие ошеломляющий успех. Наиболее зрелую форму среди них обрел сериал «Игра престолов» из 73 серий, продолжительностью в среднем по часу; даже по самым скромным подсчетам, финальную серию посмотрело около 20 млн чел. По нашим прикидкам, общая емкость данного сериала составила 1,4 млрд человеко-часов. Впечатляющая степень отъема досуга!

Примерно те же рассуждения характерны для электронных игр, где длительность игры продуцируется еще и заложенными в нее сложностями, которые нужно преодолеть пользователю. Помимо этого, сами игры имеют множество версий, которые дорабатываются, модифицируются и усложняются. В этом случае пребывание в игровом мире становится вообще почти бесконечным. Подобных примеров «проедания» досуга можно привести множество.

Любопытно, что феномен ИС, с одной стороны, делает жизнь приятнее, с другой – он ее фактически отнимает, ибо человек меняет возможность прожить собственную жизнь на возможность познакомиться с чужой жизнью. Однако это противоречие не порождает отторжения у населения и порождает опять-таки молчаливый консенсус по поводу целесообразности потребления артефактов ИС. Если данный вид индустрии и дальше продолжит свое триумфальное шествие по миру, то он сможет цивилизованно и гуманно «нейтрализовать» эффект 4ПР в части образования лишних людей и их свободного времени.

Консенсусные институты: сущность и особенностиРанее мы ввели понятие консенсусных институтов по ходу рассмотрения самой

проблемы. Сейчас можно немного обобщить и уточнить это понятие. Под консенсусными институтами мы понимаем некие правила функционирования общества, складывающиеся в результате молчаливых, как правило, неартикулируемых соглашений (консенсуса) между властью и населением, которые подрывают экономическую эффективность системы, но позволяют сгладить социальные проблемы или отложить их наступление. КИ могут иметь формальное закрепление в виде законов и регламентов, а могут носить неформальный характер. Обоснованием КИ всегда является некий социальный императив, снижающий эффективность национальной экономики.

Заметим, что КИ не являются обычными рациональными решениями по внедрению новых прогрессивных институтов. Наоборот, КИ всегда контрпродуктивны, а потому их внедрение требует молчаливого одобрения населения. В противном случае те массы экономических агентов, чьи интересы ущемляются КИ, проявят свое недовольство с непредсказуемыми последствиями. Именно поэтому власти при внедрении таких институтов проявляют не свойственные им деликатность и щепетильность.

Хорошим примером сказанного может служить российская пенсионная реформа, которая самым жестким и безапелляционным образом повысила пенсионный возраст людей на 5 лет. Однако почти сразу был введен хрестоматийный КИ в виде регламента о непозволительности увольнения работников предпенсионного возраста. Что означает это правило? Только то, что правительство, увеличив пенсионный возраст, снизило нагрузку на Пенсионный фонд, а вытекающие отсюда проблемы по содержанию людей предпенсионного возраста переложило на работодателя. При этом эффективность всех предприятий, попадающих под гнет ненужных им предпенсионеров, снижается, но с этим все по умолчанию готовы мириться, ибо понимают серьезность возникшей социальной проблемы. Таким образом, новый регламент выступил в качестве амортизатора

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


непопулярного решения за счет ухудшения условий ведения экономической деятельности.

Сразу оговоримся по поводу примера с охранными подразделениями. На первый взгляд, может показаться, что создание штата всевозможных охранников является типичным проявлением создаваемого полицейского государства, ориентированного на силовую инфраструктуру. Однако это лишь видимость. Проблема гораздо шире. На наш взгляд, речь идет о проблеме принципиальной ненужности огромной массы людей, что характерно для этапа преодоления НМЛ.

В литературе уже указывалось, что 4ПР ставит вопрос о ценности труда как такового (Балацкий, 2019). Напомним, что труд, сыграв огромную роль в становлении современного человека, перестал быть самоценностью уже в следующей после первобытнообщинной социально-экономической формации. Рабовладельческий строй создал относительно небольшую группу свободных людей, занимавшихся политикой и философией, и класс рабов, ведущих подневольный труд на благо своих хозяев. Похоже, что сегодня эти времена возвращаются на базе нового технологического уклада. К XXI в. почти все авантюрные фильмы Голливуда выводили в качестве главного героя необычайно умного, креативного и умелого человека, который становился богатым путем быстрого отъема денег у третьих лиц – банка, казино, преступной группировки и т.п. Складывается впечатление, что Голливуд уже тогда понял, что на смену обычному монотонному труду идет креативная деятельность, которая не может быть заменена никакими технологиями. Не исключено, что в эпоху 4ПР только креативная деятельность будет представлять ценность, а остальной труд превратится в рутину и вновь, как в рабовладельческом обществе, не будет пользоваться почетом. В этих условиях размывается грань между работой и досугом, ибо и то, и другое могут быть рутинными и креативными. Следовательно, власть может легко перебрасывать одну группу населения в другую и наоборот. Главное – сохранить социальное равновесие и порядок. В этих условиях власть идет на уступки одним группам за счет интересов других, но при условии отсутствия активного протеста с их стороны. Так и формируется система КИ.

Разумеется, феномен КИ универсален и характерен для всех этапов развития общества. Однако угроза наступления активной фазы НМЛ приводит к тому, что КИ становятся массовыми и хорошо заметными.

ЗаключениеРазворачивающаяся в настоящее время 4ПР ведет к формированию НМЛ, для

которой характерно огромное количество лишних людей. Такое положение дел может породить две социальные группы – работающие и неработающие, причем первая будет меньше второй. С таким положением дел мир еще не сталкивался. С одной стороны, как справиться с гигантской массой досуга, порождаемого неработающими, с другой – как и сколько надо платить работающим, чтобы сбалансировать всю систему, не создать чрезмерного неравенства и не лишить ее мотивационных стимулов? Вместе с тем обычный труд становится все более рутинным и теряет изначальную самоценность; даже для заполнения досуга неработающих необходимы креативные творения. Все это ведет к девальвации и труда, и досуга. В связи с этим возникает потребность в паллиативных решениях, способных удержать систему на плаву, не создавая чрезмерных социальных эксцессов. Именно этот процесс происходит в России, где активно формируются новые КИ.

Вполне правомерно задать вопрос: а не являются ли рассмотренные КИ следствием того, что российская экономика является преимущественно непроизводящей, а потому и не порождает новых рабочих мест?

На наш взгляд, ресурсная ориентация российской экономики усугубляет проблему, но не порождает ее. Более того, слабая роботизация России тормозит процесс

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


высвобождения работников и тем самым ослабляет действие 4ПР, следовательно, и НМЛ. В мире действует совершенно другая зависимость: чем более развитая экономика, тем острее проблемы НМЛ.

ЛИТЕРАТУРАБалацкий Е. В. (1999). Свободное время как фактор экономического равновесия //

Вестник Российской академии наук, Т. 69, № 11, с. 1018–1025.Балацкий Е. В. (2007). Теория жизненных ресурсов: модели и эмпирические оценки

// Мониторинг общественного мнения, № 2(82), с. 124–133.Балацкий Е. В. (2008). Ментальные контуры, стратификация общества и цивилиза-

ционные волны // Вестник Российской академии наук, Т. 78, № 8, с. 712–718.Балацкий Е. В. (2013). Институциональная дилемма в период первоначального на-

копления капитала // Журнал экономической теории, № 4, с. 58–69.Балацкий Е. В. (2019). Глобальные вызовы четвертой промыш ленной революции //

Terra Economicus, Т. 17, № 2, с. 6–22.Зинькина Ю. В. (2015). Мальтузианская ловушка в век глобализации? // Век глоба-

лизации, № 2(16), с. 130–142.Лондон Дж. (2001). Сочинения: в 2 т. Т.1: Статьи и очерки; Рассказы. М.: ТЕРРА –

Книжный клуб.Маккенна Т. (1995). Пища богов. М.: Изд-во Трансперсонального Института.Пикетти Т. (2016). Капитал в XXI веке. М.: Ад Маргинем Пресс. 592 с.Ashraf, Q., Galor, O. (2011). Dynamics and Stagnation in the Malthusian Epoch //

American Economic Review, 101(5), 2003–2041.Brander, J., Taylor, M. (1998). The Simple Economics of Easter Island: A Ricardo-

Malthus Model of Renewable Resource Use // American Economic Review, 88, 119–138.Chu, C. Y., Lee, R. D. (1994). Famine, Revolt, and the Dynastic Cycle. Journal of

Population Economics, 7(4), 351–378.Clark, G. A. (2007). Farewell to Alms. A Brief Economic History of the World. Princeton:

Princeton University Press.Komlos, J., Artzrouni, M. (1990). Mathematical Investigations of the Escape from the

Malthusian Trap // Mathematical Population Studies, 2, 269–287.Lee, R. (1980). A Historical Perspective on Economic Aspects of the Population Explosion:

The Case of Preindustrial England // Population and Economic Change in Developing Countries / Ed. by R.A.Easterlin, 517–566. Chicago, IL: University of Chicago Press.

Møller, N., Sharp, P. (2014). Malthus in Cointegration Space: A New Look at Living Standards and Population in Pre-Industrial England // Journal of Economic Growth, 19(1), 105–140.

Szulga, R. S. (2012). Endogenous Population and Resource Cycles in Historical Hunter-Gatherer Economies // Cliodynamics, 3(2), 234–270.

Usher, D. (1989). The Dynastic Cycle and the Stationary State // The American Economic Review, 79(5), 1031–1044.

Voigtlander, N., Voth, H. (2009). Malthusian Dynamism and the Rise of Europe: Make War, Not Love // American Economic Review: Papers & Proceedings, 99(2), 248–254.

Wood, J. W. (1998). A Theory of Preindustrial Population Dynamics, Demography, Economy, and Well-Being in Malthusian Systems // Current Anthropology, 39, 99–135.

REFERENCES

Balatskii, E. V. (1999). Leisure as a Factor of Economic Equilibrium. «Herald of the Russian Academy of Sciences», 69(6), 531–536.

Balatsky, E. V. (2007). Theory of vital resources: models and empirical estimates. The Monitoring of Public Opinion: Economic and Social Changes, 2(82), 124–133. (In Russian).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Balatskii, Е. V. (2008). Mental Circuits, Society Stratification, and Civilization Waves. Herald of the Russian Academy of Sciences, 78(4), 377–382.

Balatsky, E. V. (2013). The institutional dilemma in the period of primitive accumulation of capital. Zhurnal ekonomicheskoj teorii, 4, 58–69. (In Russian).

Balatsky, E. V. (2019). Global challenges of the fourth industrial revolution. Terra Economicus, 17(2), 6–22. (In Russian).

Zinkina, Yu. V. (2015). Malthusian trap in the age of globalization? Vek globalizat-sii, 2(16), 130–142. (In Russian).

London, J. (2001) Works: in 2 V. V.1: Articles and Essays; Stories. Мoscow: TERRA – Knizhnii klub. (In Russian).

McKenna, T. (1995). Food of the Gods. Moscow: Izdatelstvo Transpersonalnogo Instituta. (In Russian).

Piketty, T. (2016) Capital in the twenty-first century. Moscow: Ad Marginem Press. (In Russian).

Ashraf, Q., Galor, O. (2011). Dynamics and Stagnation in the Malthusian Epoch. American Economic Review, 101(5), 2003–2041.

Brander, J., Taylor, M. (1998). The Simple Economics of Easter Island: A Ricardo-Malthus Model of Renewable Resource Use. American Economic Review, 88, 119–138.

Chu, C. Y., Lee, R. D. (1994). Famine, Revolt, and the Dynastic Cycle. Journal of Population Economics, 7(4), 351–378.

Clark, G. A. (2007). Farewell to Alms. A Brief Economic History of the World. Princeton: Princeton University Press.

Komlos, J., Artzrouni, M. (1990). Mathematical Investigations of the Escape from the Malthusian Trap. Mathematical Population Studies, 2, 269–287.

Lee, R. (1980). A Historical Perspective on Economic Aspects of the Population Explosion: The Case of Preindustrial England. Population and Economic Change in Developing Countries / Ed. by R.A.Easterlin, pp. 517–566. Chicago, IL: University of Chicago Press.

Møller, N., Sharp, P. (2014). Malthus in Cointegration Space: A New Look at Living Standards and Population in Pre-Industrial England. Journal of Economic Growth, 19(1), 105–140.

Szulga, R. S. (2012). Endogenous Population and Resource Cycles in Historical Hunter-Gatherer Economies. Cliodynamics, 3(2), 234–270.

Usher, D. (1989). The Dynastic Cycle and the Stationary State. The American Economic Review, 79(5), 1031–1044.

Voigtlander, N., Voth, H. (2009). Malthusian Dynamism and the Rise of Europe: Make War, Not Love. American Economic Review: Papers & Proceedings, 99(2), 248–254.

Wood, J. W. (1998). A Theory of Preindustrial Population Dynamics, Demography, Economy, and Well-Being in Malthusian Systems. Current Anthropology, 39, 99–135.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

www.hjournal.ru

© Стрельченко Е. А., Марченко Ю. К., 2019

DOI: 10.17835/2078-5429.2019.10.3.037-049

СОВРЕМЕННАЯ МОДЕЛЬ РЫНКА ТРУДА: ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ДИНАМИКА

И ОСОБЕННОСТИ В РОССИИ

СТРЕЛЬЧЕНКО ЕЛЕНА АЛЕКСАНДРОВНА,

кандидат экономических наук, доцент кафедры экономической теории экономического факультета,

Южный федеральный университет,г. Ростов-на-Дону,

e-mail: [email protected];

МАРЧЕНКО ЮЛИЯ КОНСТАНТИНОВНА,

студент магистратуры, Южный федеральный университет,

г. Ростов-на-Дону, e-mail: [email protected]

В статье анализируется современная модель рынка труда России, которую можно назвать уникальной. Российский рынок труда представлен совокупностью дифференцированных региональных рынков, которые слабо связаны между собой. Различия между региональными рынками труда затрагивают целый комплекс параметров – уровень занятости и безработицы, уровень спроса на труд и распространения неформальной занятости, уровень оплаты труда и пр. Поэтому важность исследования различных уровней рынка труда очевидна. Для российской модели характерно, с одной стороны, слабая корреляция уровня занятости и безработицы с происходящими экономическими процессами, а с другой стороны – гибкость реальной заработной платы при реагировании на тенденции развития экономики. Действующие в России институты рынка труда обеспечивают поддержание высоких уровней занятости, сдерживая рост уровня безработицы. Указанная особенность российской модели рынка труда обуславливает специфические преимущества и недостатки, прежде всего, региональных рынков труда. Кроме того, особое внимание уделяется анализу динамики занятости, а также направлениям государственной экономической политики по ее стимулированию. Прогнозируется, что происходящее сокращение численности трудоспособного населения продолжится в среднесрочной перспективе. Для эффективного функционирования рынка труда необходимо найти баланс активных и пассивным мер, которые, с одной стороны, будут содействовать занятости, а с другой – обеспечат социальную защищённость граждан в период нестабильности.

Ключевые слова: рынок труда; безработица; государственная политика стимулирования занятости.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

38 Стрельченко Е. А., Марченко Ю. К. Современная модель рынка труда: институциональная динамика ...

LABOR MARKET MODEL: INSTITUTIONAL DYNAMICS AND FEATURES IN RUSSIA

ELENA A. STRELCHENKO,

Candidate of Economic Sciences (PhD), Associate Professor,

Southern Federal University,Rostov-on- Don,


JULIA K. MARCHENKO,

Master student,Southern Federal University,

Rostov-on-Don, e-mail: [email protected]

The article analyzes a modern model of Russian labor market that can be called unique. Russian labor market is represented by a combination of differentiated regional markets, which are slightly connected. Differences between regional labor markets affect a whole range of parameters - level of employment and unemployment, level of demand for labor and spread of informal employment, level of remuneration, etc. Therefore, importance of studying regional labor markets is obvious. Russian model of labor market is characterized, on the one hand, by a weak correlation of level of employment and unemployment with the economic processes, and, on the other hand, by the flexibility of real wages. Labor market institutions in Russia ensure maintenance of high levels of employment, restraining growth of unemployment. The indicated feature of Russian labor market model determines specific advantages and disadvantages, primarily of regional labor markets. In addition, special attention is paid to analysis of dynamics of employment, as well as to directions of state economic policy. It is predicted that ongoing decline in working-age population will continue in medium term. For effective functioning of labor market, it is necessary to find balance between active and passive measures that will promote employment and ensure social protection in periods of instability.

Keywords: labor market; unemployment; government policy on market labour.

JEL: J21, J64

ВведениеСовременное состояние российского рынка характеризуется положительной

институциональной динамикой при одновременном замедлении негативных тенденций: активизировались адаптационные стратегии населения, сократилась численность тех, кто считал себя пострадавшими от экономических изменений. Проанализируем состояние российского рынка труда в сложившихся условиях.

Любые экономические, политические и социальные трансформации приводят к институциональным изменениям рынка труда. Эффективное использование трудового потенциала страны является одним из ключевых факторов, обеспечивающих экономический рост. Более того, наиболее значимыми внешними факторами инновационной деятельности российских компаний выступают государственная поддержка бизнеса, в том числе на региональном уровне, экономическое положение последнего, институциональные факторы экономической среды и качество человеческого капитала (Давидсон, Мариев и Пушкарёв, 2018, с. 62).

Переоценить роль рынка труда в развитии национальной экономики довольно затруднительно, поскольку существует прямая корреляция между интеграцией

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

Современная модель рынка труда: институциональная динамика ... 39

работников с рабочими местами и темпами производительности труда и экономического роста. При этом уровень институционализации рынка труда высок и отличается двойственным характером воздействия на собственно рынок: с одной стороны, существующие институты предназначены для минимизации последствий возможных «провалов» рынка, а с другой, – зачастую именно институты выступают источниками неэффективности и дополнительных барьеров.

1. Институциональный анализ российского рынка трудаАнализ развития российского рынка труда (Гимпельсон, Капелюшников и

Рощин, 2017) позволяет выделить характерные этапы его эволюции, обусловленные особенностями функционирования национальной экономики.

I этап (1991–1998 гг.) – период трансформационной рецессии (сокращение занятости и рост безработицы, снижение продолжительности рабочего времени и падение реальной заработной платы).

II этап (1999–2008 гг.) – период посттрансформационного подъема с положительной динамикой социально-экономических показателей рынка труда.

III этап обусловлен экономическим кризисом второй половины 2008 г. и второй волной экономического кризиса 2015 г., с которого начинается современный IV этап. Но, несмотря на уникальность каждого этапа, выделим общие черты институциональной структуры российского рынка труда.

Основной особенностью функционирования российского рынка труда на всех этапах выступает асимметрия, которая демонстрирует слабую корреляцию занятости и объемов производства. Так, снижение занятости в период трансформационного кризиса составило менее 15%, против 40% снижения объема ВВП и 66% реальной заработной платы. Низкая чувствительность занятости к изменениям в выпуске продукции сохраняется и в настоящее время. Динамика занятости после 2009 г. практически является нулевой, не совпадая с динамикой ВВП (Гимпельсон, Капелюшников и Рощин, 2017). Кризисные явления 2009 и 2015 гг. негативно не отразились на численности занятых (рис. 1).

Рис. 1. Динамика численности занятых в 2010–2018 гг., млн чел.Источник: Составлено автором по: (Численность занятых по субъектам Российской

Федерации, в среднем за год, 2018).

В 2019 г. численность рабочей силы практически не изменилась по сравнению с 2018 г. и составила 76,2 млн чел, при этом наблюдался рост занятости, который происходил за счет снижения числа безработных. Средний уровень безработицы составил 4,8%.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Среднемесячная номинальная заработная плата выросла на 6,8% в реальном выражении выше уровня 2017 г. При этом на протяжении всего 2018 г. наблюдалось замедление темпов роста заработных плат: от 11,0% в январе до 2,5% в декабре (Ежемесячный мониторинг социально – экономического положения и самочувствия населения, 2019, с. 23).

Демонстрируемый рост численности занятых за представленный период обусловлен действием эффекта дополнительного работника: в результате снижения реальных доходов на рынке труда (сокращение на 1,7%) увеличилось предложение за счет так называемых «неактивных» индивидов. Высокий уровень вовлеченности населения в занятость позволяет сделать предположение о незначительном уровне безработицы (Гимпельсон, Капелюшников и Рощин, 2017).

Уровень безработицы в конце представленного периода незначительно снизился. Стоит также обратить внимание на следующую особенность рынка: уровень регистрируемой безработицы значительно ниже уровня общей безработицы, вследствие труднодоступности или малопривлекательности по величине пособия по безработице.

Следующий параметр, позволяющий оценить тенденции развития рынка труда, это величина реальной заработной платы. За период 1991–1998 гг. реальная заработная плата сократилась на две трети. Но восстановление экономики в 1999 г. привело к тому, что вплоть до 2008 г. ежегодный прирост реальной заработной платы составлял 10–20%. Кризисы 2009 г. и 2015 г. спровоцировали отрицательный рост величины реальной заработной платы. Следовательно, стоит отметить, что в отличие от других параметров – уровень занятости, рабочее время – величина реальной заработной платы изменялась вследствие происходящих в экономике процессов. Такая гибкость реальной заработной платы обеспечивалась следующими инструментами (инфляционное обесценивание, сокращение рабочего времени, задержки оплаты труда), относительная роль которых со временем изменилась.

Реальные располагаемые доходы в 2018 г. практически не изменились (рост 100,1% от уровня 2017 г.), а реальная заработная плата в 2018 г. увеличилась на 6,8%. В итоге реального роста доходов в 2018 году не произошло, однако наметилась тенденция прекращения их падения (Ежемесячный мониторинг социально-экономического положения и самочувствия населения, 2019).

Гибкость реальной заработной платы в реакции на меняющиеся условия обеспечивается специфической структурой фонда оплаты труда: значительный удельный вес занимает переменная часть, величина которой не фиксируется трудовым договором, и которая включает в себя премии и другие поощрительные выплаты, величина которых, в свою очередь, зависит от финансового состояния организации и установок менеджмента. Подобная привязка части денежного вознаграждения работника к результатам деятельности организации фактически означат, что заработная плата начинает зависеть от рыночной конъюнктуры. Таким образом, в контексте теории цикличности, заработная плата является проциклическим показателем.

Таким образом, результаты анализа функционирования российского рынка труда обоснованно доказывают, что только величина реальной заработной платы зависит от происходящих в экономике колебаний, в то время как ни уровень занятости, ни уровень безработицы не подвержены воздействию экономических процессов. Выявленные особенности функционирования могут быть также объяснены с точки зрения институционального устройства национального рынка, основными элементами которого следует назвать (Ефремова, 2016):

• минимальную заработную плату;• пособия по безработице;• трудовое законодательство;

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


• правила и процедуры формирования заработной платы;• эффективность инфорсмента.Представленная институциональная структура рынка труда характеризуется

комплементарностью и ее действующая конфигурация обеспечивает системное функционирование российской модели рынка труда – адаптация к внешним вызовам через цену труда. Рассмотрим действие каждого из названного института более подробно.

Способность занятости адаптироваться к структурным и конъюнктурным изменениям во многом определяется нормами трудового законодательства и полнотой их соблюдения. Жесткость указанных норм способствует поддержанию стабильности занятости. Именно поэтому численность занятых на российском рынке труда меняется плавно и инерционно.

Минимальная заработная плата определяет нижний уровень оплаты труда. Чем ниже минимальная заработная плата, тем выше доля низкооплачиваемых рабочих мест. Повышение минимальной заработной платы при эффективном инфорсменте положительно влияет на уровень безработицы и негативно на уровень занятости, так как рабочие места с производительностью труда ниже минимальной заработной платы ликвидируются (Ефремова, 2016, с. 37).

Пассивная политика государства, основным инструментом которой является пособие по безработице, оказывает аналогичное влияние на рынок труда, как и ликвидация рабочих мест с низкой производительностью и оплатой. Пособие по безработице непосредственно влияет на поведение индивидов, а степень влияния зависит от соотношения величины пособия и средней заработной платы. Таким образом, величины пособия по безработице и минимальной заработной платы определяют эффективный нижний порог заработной платы. При установлении пособия по безработице на низком уровне индивиды, потерявшие работу и не имеющие альтернативных доходов, не имеют стимулов для длительного поиска, а вынуждены возвращаться в занятость, соглашаясь на низкооплачиваемую работу. А низкий уровень минимальной заработной платы, в свою очередь, способствует сохранению низкооплачиваемых рабочих мест. Следовательно, происходит сдерживание роста безработицы и поддержание высокого уровня занятости.

Структура заработной платы зависит от институциональных воздействий на рынок труда со стороны профсоюзов, ведущих переговоры по поводу привязки части заработной платы к показателям продуктивности. Профсоюзы, как известно, стремятся снизить гибкость оплаты, сделав ее более зарегулированной. В России, в отличие от других стран, широко распространена зависимость структуры заработной платы от производительности или ресурсообеспеченности компании, когда одна часть оплаты труда – постоянная составляющая – закрепляется в рамках коллективного договора, а другая, которая является переменной, зависит от размера прибыли или бюджетного финансирования. Заработная плата в итоге становится двухъярусной, то есть состоящей из двух частей. Значительная переменная составляющая в доле заработной платы (и наоборот, уменьшение доли постоянной части) порождает возможность проявления номинальной гибкости и определяет зависимость издержек от внешних проявлений (Гимпельсон, Капелюшников и Рощин, 2017).

Таблица 1 Преимущества и недостатки российской модели рынка труда

Преимущества НедостаткиХарактерная для модели гибкость заработной платы способствовала сглаживанию последствий кризисных этапов развития российской экономики

Невозможность провести реструктуризацию предприятий

Достаточно высокий уровень занятости и допустимый уровень безработицы на протяжении всего периода исследования

Распространение бедности, значительное неравенство в распределении доходов

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Преимущества Недостатки

Положительные фискальные экстерналииНизкая информационная прозрачность, распространение оппортунистического поведения среди работников

Относительная социальная стабильность Низкая мотивация к инвестированию в человеческий капитал

Источник: Составлено автором по (Гимпельсон, Капелюшников и Рощин, 2017).

В таблице 1 представлены результаты анализа российской модели рынка труда.Кроме указанных определяющих особенностей функционирования российского

рынка труда, следует выделить и такие как:1. Изменение возрастной конфигурации рабочей силы. Весьма обоснованным следует

считать тезис о том, что приток молодой и квалифицированной рабочей силы является катализатором экономического роста. Однако текущая ситуация на рынке труда и ее прогнозные параметры демонстрируют иную тенденцию. Так, за период 2000–2017 гг. уровень занятости вырос для возрастных групп старше 25 лет, достигнув пика в группе 56–60 лет. Прирост численности занятых в анализируемый период был достигнут за счет таких возрастных групп, как 26–35 и 51–65 лет. Наблюдаемые тенденции развития рынка труда позволяют судить о стабильности половозрастных уровней занятости. Однако результаты проведенного исследования (Гимпельсон, Капелюшников и Рощин, 2017) демонстрируют постоянный сдвиг модальной возрастной группы в сторону ее взросления. Так, прогнозируется, что к 2030 г. самой многочисленной группой будет возраст 41–45 лет, а численность занятых в возрасте до 40 лет существенно снизится.

2. Отраслевые и профессиональные сдвиги. За 2000–2017 гг. наибольшие потери в численности занятых наблюдались в сельском хозяйстве, в сферах обрабатывающего производства, образования, добычи полезных ископаемых. Рост занятости наблюдался в финансовой сфере, в сфере торговли, гостиничного хозяйства, строительства, государственного управления, транспорта, а также в сфере коммунальных услуг. При этом важно отметить, что подобный межотраслевой перелив рабочей силы не сопровождался ростом безработицы. Следовательно, ни технологические, ни институциональные сдвиги, имевшие место в анализируемый период, не являлись источником безработицы. Также стоит отметить, что в данный период наметилась тенденция в сторону увеличения квалифицированных групп рабочей силы и уменьшения числа менее квалифицированных групп.

3. Рост занятости в неформальном секторе. 2000–2018 гг. характеризуется устойчивым ростом доли занятых в неформальном секторе, значение которой по некоторым данным достигает приблизительно 34%. При этом основными формами являются самозанятость, неформальная работа по найму и нерегулярная занятость. Динамика занятости среди указанных форм выглядела следующим образом: уровень самозанятости оставался стабильно низким, уровень случайной занятости устойчиво снижался, а уровень неформальной наемной – возрастал, становясь ведущей формой неформальной занятости на российском рынке. Что касается качественных характеристик рабочей силы, то занятые неформально по найму являются молодые люди с невысоким уровнем образования, сосредоточенные в сферах торговли, строительства и бытовых услугах.

4. Рост временной (непостоянной) занятости. Как правило, к временной занятости относят занятость на определенный срок, по устной договоренности, на условиях гражданско-правового договора, а также по договору о выполнении дистанционной работы. Наибольшую распространенность показывает такая форма временной занятости, как занятость по устной договоренности. Также стоит отметить, что структура временной занятости имеет гендерные различия. Так, занятость по устной


JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


договоренности преобладает среди мужчин, а занятость на определенный срок – среди женщин. С точки зрения отраслевого среза, срочные трудовые договоры используют, как правило, предприятия добывающей отрасли, обрабатывающего производства, строительства.

2. Региональный рынок труда: институциональные особенности и перспективы развития

Тенденции, характеризующие рынок труда в целом по стране, и соответствующая государственная стратегия должны корректироваться с учётом социально-экономических характеристик конкретного региона. Исходя из вышеизложенного, состояние, тенденции, перспективы развития рынка труда Ростовской области можно охарактеризовать типичными для национального рынка труда следующими тенденциями (gks.ru):

• ежегодным сокращением численности населения, которое влияет на численность населения трудоспособного возраста, что существенно увеличивает демографическую нагрузку;

• ростом коэффициента демографической нагрузки, показывающего, сколько лиц нетрудоспособного возраста приходится на 1000 чел. трудоспособного возраста;

• диспропорцией между количеством вакансий и численностью безработных граждан в сторону перекоса количества вакансий.

Важнейшим показателем, характеризующим состояние трудовой сферы Ростовской области является структура трудовых ресурсов (рис. 2).

Рис. 2. Структура трудовых ресурсов, 2015–2018 (прогноз), в тыс. чел.1

Резюмируя данные рисунка 2, следует отметить устойчивую тенденцию увеличения работающих граждан, находящихся за пределами трудоспособного возраста, в структуре источников формирования трудовых ресурсов. Это подтверждается анализом внутренней динамики данного показателя (табл. 2).

Данные таблицы показывают, что в структуре анализируемого показателя значительный удельный вес (98,5 %) занимают работающие лица, старше трудоспособного возраста. Согласно методологии разработки баланса трудовых ресурсов, к трудовым ресурсам следует относить население, занятое экономической деятельностью или способное трудиться, но не работающее по тем или иным причинам. В состав трудовых ресурсов принято включать трудоспособное население в трудоспособном возрасте и работающие лица, находящиеся за пределами трудоспособного возраста. На рисунке 2 отражена динамика.

1 Составлено автором по результатам исследования.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Таблица 2 Состав и структура показателя «работающие граждане, находящиеся

за пределами трудоспособного возраста»

2016 2017 2018тыс. чел % тыс. чел % тыс. чел %

Работающие граждане, находящиеся за пределами трудоспособного возраста

271,11 100 271,98 100 273,29 100

Работающие лица старше трудоспособного возраста (женщины – 55 лет и старше, мужчины – 60 лет и старше)

267,15 98,5 267,89 98,5 269,16 98,5

Работающие лица моложе трудоспособного возраста (моложе 16 лет)

3,96 1,5 4,09 1,5 4,13 1,5

Источник: Составлено автором по: (Прогнозный баланс трудовых ресурсов Ростовской области на 2018 год и среднесрочную перспективу (на период до 2020 года), 2018).

Кроме того, для российского общества характерен процесс старения, то есть имеет место тенденция устойчивого роста численности населения старше трудоспособного возраста. Так, за период 2007–2017 гг. при росте общей численности населения в 2%, рост численности населения старше трудоспособного возраста составил 20% (Пожилое население России: проблемы и перспективы, 2018). В Ростовской области, по состоянию на 1 января 2018 г., удельный вес населения старше трудоспособного возраста составил 26,3% от общей численности населения Ростовской области. В то время как удельный вес населения старше трудоспособного возраста в структуре населения по стране достиг значения 24,6% (Численность населения по субъектам Российской Федерации по основным возрастным группам на 1 января 2018 г., 2018).

Исходя из представленных в таблице 3 данных, следует, что за период 2016–2018 гг. кардинальных изменений в структуре распределения трудовых ресурсов не отмечено. Скорее всего, в качестве пояснения к таблице стоит указать, что к населению, не занятому в экономике, относятся лица в трудоспособном возрасте – учащиеся, студенты, аспиранты, не совмещающие обучение с трудовой деятельностью, а также следующие категории: безработные; военнослужащие; российские граждане, работающие за границей; лица, находящиеся в отпусках по беременности и родам и по уходу за ребенком до достижения им возраста трех лет; лица, выполняющие домашние обязанности, осуществляющие уход за детьми и другими членами семьи; лица, находящиеся в местах лишения свободы; трудоспособные лица, у которых нет необходимости работать.

Особенности занятости играют существенную роль на региональном рынке. Так, согласно исследованию HeadHunter, наиболее востребованными в 2018 г. в Ростовской области являются специалисты сферы «продажи» – 29,1% от общего числа вакансий, размещенных на hh.ru, «рабочий персонал» – 13,7%, «производство» – 10,6%. «маркетинг/реклама/PR» (9,2%), «Транспорт/Логистика» (9,1%) (HeadHunter, 2019).

Для характеристики степени занятости населения в народном хозяйстве используется коэффициент занятости. Необходимо отметить, что коэффициент занятости, как видно из таблицы 3, за период 2016–2018 гг. менялся незначительно.

На рисунке 3 представлена сравнительная динамика уровня безработицы в Ростовской области и в среднем по РФ в 2013–2018 гг. Очевидным является тот факт, что уровень безработицы в Ростовской области выше уровня безработицы в России, но

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


все же ее уровень не превышает уровень естественной безработицы, что свидетельствует об оптимальном развитии рынка и экономики в целом.

Таблица 3 Распределение трудовых ресурсов Ростовской области

Наименование показателя

2016 2017 2018 2019 (прогноз)

тыс. чел % тыс.

чел % тыс. чел % тыс.

чел %

Численность трудовых ресурсов, в том числе: 2499,12 100 2477,61 100 2361,26 100 2346,49 100

Численность населения занятого в экономике 1686,96 67,5 1683,21 67,9 1714,09 72,6 1725,82 73,55

Численность населения, не занятого в экономике, в том числе

599,62 24,0 580,36 23,4 647,17 27,4 619,67 26,45

Численность безработных, зарегистрированных в органах службы занятости, на конец года

18,12 0,7 18,88 0,8 17,9 0,8 17,84 0,8

Источник: Составлено авторами по: (Прогнозный баланс трудовых ресурсов Ростовской области на 2018 год и среднесрочную перспективу (на период до 2020 года), 2018 (http://

mintrud.donland.ru/Default.aspx?pageid=845 – Дата обращения: 2019)).

Рис. 3. Уровень безработицы в России и Ростовской области, 2013–2018 гг.Источник: Составлено авторами по: Уровень безработицы по субъектам Российской

Федерации, 2018 (http://www.gks.ru – Дата обращения: 2019)).

Анализ регионального рынка труда необходимо дополнить динамикой заработной платы (табл. 4), поскольку материальная обеспеченность, главным образом, определяет уровень жизни человека, обеспечивает его трудовую и деловую мотивацию (Кашникова и Абакумова, 2017, с. 85).

Данные таблицы позволяет сформулировать следующие выводы:1. Темпы изменения начисленной заработной платы продолжают тенденцию к

стабилизации. Если в 2015 г., при относительно положительном росте среднемесячной номинальной начисленной заработной платы, рост реальной начисленной заработной платы оказался отрицательным, то в 2018 г. наблюдался рост заработной платы как в номинальном, так и в реальном выражении.

2. Тенденции в динамике заработной платы на региональном рынке труда незначительно отличаются от общероссийской тенденции.

6,0 6,0 5,9 6,15,8 4,9

5,5 5,2 5,6 5,55,2

4,8

0

2

4

6

8

10

12

14

2013 2014 2015 2016 2017 2018

Российская Федерация

Ростовская область

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Таблица 4 Динамика цепных индексов заработной платы, %

Реальная начисленная заработная плата

Среднемесячная номинальная начисленная заработная плата

2015 2016 2017 2018 2015 2016 2017 2018Российская Федерация 91,0 101,2 104,8 106,8 111,9 109,1 104,7 109,9

Ростовская область 91,3 100,6 106,5 107,0 114,0 108,9 105,0 109,3

Источник: Составлено авторами по: (Регионы России. Социально – экономические показатели, 2018; Социально-экономическое положение России, 2019; Социально-экономическое положение

федеральных округов, 2019).

Анализ статистических показателей, характеризующих динамику развития регионального рынка труда, показывает, что для улучшения сложившейся ситуации требуется вмешательство государства, стратегия которого направлена на создание и поддержание правовых, экономических и институциональных условий, обеспечивающих развитие гибкого эффективно функционирующего рынка труда, способного не только сократить теневой сектор экономики, увеличить трудовую миграцию, но и обеспечить повышение мотивации к труду. Необходимо обеспечить соответствие между вакантными местами и гражданами, предлагающими свои способности, навыки и компетенции на рынке труда. Для этого необходимо более эффективно использовать методы государственного регулирования рынка труда: как активные, которые напрямую воздействуют на рынок труда путем содействия занятости и самозанятости населения, помощи при трудоустройстве, профессиональной переподготовки и т.д., так и пассивные, предполагающие «рыночный» государственный патернализм (выплата пособий, материальной помощи и пр.). Поэтому необходимо установить баланс между активной и пассивной политикой регулирования рынка труда, которая, «с одной стороны, компенсирует «провалы» рынка, а с другой – не порождает сходных «провалов» государства» (Земцов, Баринова и Панкратов, 2016, с. 35).

Превалирующим фактором успешного трудоустройства, на наш взгляд, является образовательный уровень соискателя, соответственно необходимы «комплексные и системные меры поддержки инициатив работающего населения в области инвестиций в свой человеческий капитал» (Аникин, 2018, с. 111). Весьма результативными являются программы профориентации населения (информирование, консультирование, отбор, психологическая поддержка), охватывающие ежегодно 5,0 млн клиентов. Эти виды профориентационных услуг обеспечивают высокую вероятность трудоустройства соискателей рабочих мест и создают условия, способствующие решению их профессиональных и психологических проблем (Змияк, Игнатова и Хашева, 2016, с. 31). Программы профориентации, профессионального обучения и переподготовки должны базироваться на данных мониторинга регионального рынка труда, поскольку система образования должна коррелировать с рынком труда (Кот, Кашникова и Стрельченко, 2016, с. 139).

Основным институтом активной политики государства на рынке труда является служба занятости, приоритетной мерой которой является программа посредничества в трудоустройстве (банк вакансий, помощь в написании резюме и пр.). Эта программа охватывает 65–70% всех трудоустройств и оказывает наибольшее влияние на противодействие безработице и содействие занятости населения (Змияк, Игнатова и Хашева, 2016, с. 31).

Для содействия гражданам в поиске подходящей работы, а работодателям – в подборе необходимых работников, в 2018 г. в Ростовской области был проведен ряд мероприятий (Государственная служба занятости Ростовской области, 2019 (zan.donland.ru)):

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


• содействие гражданам в поиске подходящей работы, а работодателям – в подборе необходимых работников (108,8 тыс. чел.);

• временное трудоустройство, несовершеннолетних граждан в возрасте от 14 до 18 лет (15,8 тыс. чел.);

• организация ярмарок вакансий и учебных рабочих мест (1000 мероприятий); • профессиональная ориентация (110 тыс. чел.); • профессиональное обучение и дополнительное профессиональное образование

безработных граждан (6,5 тыс. чел); • психологическая поддержка безработных граждан (4,7 тыс. чел.); • социальная адаптация на рынке труда (6,5 тыс. чел.); • содействие самозанятости безработных граждан (включая единовременную

финансовую помощь при государственной регистрации их в качестве юридического лица, ИП либо крестьянского (фермерского) хозяйства, а также единовременной финансовой помощи на подготовку документов для соответствующей государственной регистрации) (1,2 тыс. чел.).

Таким образом, важнейшим инструментом активной политики является поддержка самозанятости населения, которая не только трансформирует безработных граждан в занятых, но и способствует формированию новых рабочих мест, решая проблемы безработицы и социально-общественной напряженности. Численность безработных граждан, открывших собственное дело в 2018 г. при содействии органов службы занятости населения, составила 714 чел.

В период экономической нестабильности, когда увеличивается уровень безработицы, значение пассивной политики государства возрастает, поскольку обретает свою важность социальная защита населения. Так, величина прожиточного минимума на душу населения за IV квартал 2018 г. составляет 9657 тыс. руб. (10292 руб. для трудоспособного населения; 7859 руб. для пенсионеров; 9972 руб. для детей), величина пособия по безработице колеблется в интервале между 850 и 4900 руб., что даже в максимальном выражении почти в два раза ниже величины прожиточного минимума. При этом низкие пособия должны дестимулировать вход в безработицу и стимулировать скорейший выход из нее (Гимпельсон и Шарунина, 2015, с. 317).

ЗаключениеНа основе приведенных данных о текущей и прогнозируемой ситуации на рынке

труда можно сформулировать ряд выводов: в ближайшие три года, при незначительном снижении темпов, продолжится снижение численности трудоспособного населения. Это обусловлено уменьшением численности населения трудоспособного возраста. С целью поддержания стабильной ситуации на рынке труда Ростовской области, на наш взгляд, необходима реализация следующих направлений поддержки рынка труда:

• содействие в создании новых рабочих мест в перспективных отраслях экономики;• популяризация предпринимательской деятельности; поддержка малого

и среднего предпринимательства (субсидии, консультационные услуги предпринимателям и гражданам, желающим организовать собственное дело и др.);

• профориентация и профобучение населения.Таким образом, проведенный анализ национального и регионального рынков

труда показал, что рынок труда Ростовской области развивается в рамках модели российского рынка труда, основной особенностью которого является слабая корреляция уровня занятости и безработицы с происходящими экономическими процессами при одновременном соблюдении гибкости реальной заработной платы при реагировании на тенденции развития экономики. Также в качестве аналогичной с общероссийской особенностью рынка труда для Ростовской области характерно изменение возрастной конфигурации рабочей силы в сторону ее взросления. Ключевыми причинами

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


сложившейся ситуации являются, во-первых, то, что удельный вес населения в возрасте старше трудоспособного в Ростовской области составляет приблизительно треть от всего населения, а во–вторых – доходы от трудовой деятельности для данной категории являются основным источником денежных поступлений. Для эффективной реализации государственной стратегии на рынке труда необходимо найти баланс активных и пассивным мер, которые с одной стороны будут содействовать занятости, а с другой – обеспечат социальную защищённость граждан в период нестабильности.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Давидсон Н., Мариев О. и Пушкарёв А. (2018). Региональные факторы инновационной активности российских предприятий // Форсайт, Т. 12, № 3, с. 62–72.

Российский рынок труда: тенденции, институты, структурные изменения. (2017). Коллективная монография. Под общ. ред. В. Е. Гимпельсона, Р. И. Капелюшникова, С. Ю. Рощина // М.: Центр стратегических разработок, 2017. (https://csr.ru/wp-content/uploads/2017/03/Doklad_trud.pdf).

Ежемесячный мониторинг социально-экономического положения и самочувствиянаселения: 2015 г. – апрель 2019 г. (2019) // Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации; под ред. Т. М. Малевой.

Ефремова А. А. (2016). Институты рынка труда в современной экономике // Символ науки, № 5–1, с. 23–29.

Прогнозный баланс трудовых ресурсов Ростовской области на 2018 год и среднесрочную перспективу (на период до 2020 года). (2019) // Министерство труда и социального развития Ростовской области, (http://mintrud.donland.ru/Default.aspx?pageid=845).

Пенсионная реформа в России. (2019). (http: napf.ru/169760). Федеральная служба государственной статистики. (2018). Численность населения

по субъектам Российской Федерации по основным возрастным группам на 1 января 2018 г. // (http:www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1140095700094).

HeadHunter, (2019) . (http:rostov.hh.ru ).Кашникова Т. В. и Абакумова А. Э. (2017). Содержательно-качественная

определенность неравенства доходов населения в контексте теории благосостояния // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки. № 4, с. 84–88.

Регионы России. Социально-экономические показатели. (2018). Статистический сборник / Росстат.М., 1162 с.

Федеральная служба государственной статистики. (2019). Социально-экономическое положение России, 2019 (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1140086922125).

Федеральная служба государственной статистики. (2019). Социально-экономическое положение федеральных округов (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1140086420641).

Земцов С., Баринова В., Панкратов А. и Куценко Е. (2016). Потенциальные высокотехнологичные кластеры в российских регионах: от текущей политики к новым точкам роста // Форсайт, Т. 10, № 3, с. 34–52.

Аникин В. А. (2018). Человеческий капитал в пост-кризисной России: состояние и отдача // JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований), Т. 10, № 2, с. 90–117.

Змияк С. С., Игнатова Т. В. и Хашева И. А (2016). Реализация активных мер государственной политики занятости на рынке труда Ростовской области // Государственное и муниципальное управление: ученые записки СКАГС, № 4, с. 30–40.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Государственная служба занятости Ростовской области. (2018). (zan.donland.ru). Кот В. В., Кашникова Т. В. и Стрельченко Е. А. (2016). Механизмы адаптации

российского рынка труда к изменяющимся условиям хозяйствования // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС, № 1, с. 135–140.

Гимпельсон В. Е. и Шарунина А. В. (2015). Потоки на российском рынке труда: 2000–2012 гг. // Экономический журнал Высшей школы экономики, Т. 19, № 3, с. 313–348.

REFERENCES

Davidson, N., Mariev, O. and Pushkarev, A. (2018). Regional factors of innovation activity of Russian companies. Foresight, 12(3), 62–72. (In Russian).

Gimpelson V., Kapelyushnikov, R. I. and Roshchina S. (2017). The Russian labor market: trends, institutions, structural changes. M .: Center for Strategic Research. (https://csr.ru/wp-content/uploads/2017/03/Doklad_trud.pdf).

Monthly monitoring of the socio-economic status and well-being of the population: 2015 – April 2019. (2019). Russian Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation (edited by T. M. Maleva).

Efremova, A. (2016). Labor Market Institutions in the Modern Economy. Symbol of Science, 5–1, 23–29.

Forecast balance of labor resources of Rostov region for 2018 and the medium term (for the period until 2020). (2019). Ministry of Labor and Social Development of Rostov Region, (http://mintrud.donland.ru/Default.aspx?pageid = 845).

Pension system reform in Russia. (2019). (http: napf.ru/169760).Federal State Statistics Service. (2018). Population by regions of Russian Federation by

major age groups as of January 1, 2018.HeadHunter. (2019). (http:rostov.hh.ru).Kashnikova, T. V. and Abakumova, A. E. (2017). Qualitative certainty of income inequality

in the context of the welfare theory. State and Municipal Administration. Academic notes, 4, 8–88.

Regions of Russia. Socio-economic indicators. 2018: Statistical Digest // Rosstat. M., р. 1162.

Federal State Statistics Service. (2019). Socio-economic situation in Russia, 2019. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1140086922125).

Federal State Statistics Service. (2019). Socio-economic situation of the federal districts. (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1140086420641).

Zemtsov, S., Barinova, V., Pankratov, A. and Kutsenko, E. (2016). Potential high-tech clusters in Russian regions: from current policies to new growth points. Foresight, 10(3), 34–52.

Anikin, V. A. (2018). Human capital in post-crisis Russia: state and efficiency. Journal of institutional studies, 10(2), 90–117.

Zmiyak, S. S., Ignatova, T. V. and Khasheva, I. A. (2016). Implementation of active measures of the state employment policy in the labor market of Rostov Region. State and Municipal Administration: Scientific Notes SKAGS, ,4, 30–40.

The State Employment Service of the Rostov Region. (2018). (zan.donland.ru).Kot, V .V., Kashnikova, T. V. and Strelchenko, E. A. (2016). Adaptation mechanisms of the

Russian labor market to changing business environment. State and municipal management. Scholar notes of SKAGS, 1, 135–140.

Gimpelson, V. E. and Sharunina, A. V. (2015). Russian labor market flows: 2000–2012. Economic Journal of the High School of Economics, 19(3), 313–348.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

www.hjournal.ru

© Тяглов С. Г., Шевелева А. В., Парада Е. В., 2019

Анализ особенностей становления нового экономического механизма ...

DOI: 10.17835/2078-5429.2019.10.3.050-063

АНАЛИЗ ОСОБЕННОСТЕЙ СТАНОВЛЕНИЯ НОВОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО МЕХАНИЗМА РАЦИОНАЛЬНОГО

ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ПРИРОДНЫХ РЕСУРСОВ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ТЯГЛОВ СЕРГЕЙ ГАВРИЛОВИЧ,

профессор кафедры экономики региона,отраслей и предприятий,

Ростовский государственный экономический университет (РИНХ),г. Ростов-на-Дону,


ШЕВЕЛЕВА АНАСТАСИЯ ВИКТОРОВНА,

доцент, Московский государственный институт международных отношений (университет)

Министерства иностранных дел Российской Федерации,г. Москва,


ПАРАДА ЕКАТЕРИНА ВЛАДИМИРОВНА,

доцент,Ростовский государственный экономический университет (РИНХ),

г. Ростов-на-Дону,e-mail: [email protected]

Решение проблем ресурсного и экологического характера в современном мире становится важнейшим условием реализации прав человечества на сохранение благоприятной окружающей среды, а также фактором, который может в существенной степени ограничить полноценное развитие мировой экономики. Действующий экономический механизм инновационного развития показывает, что проблемы экологического развития приобрели уже столь масштабный характер, что решить их за счет применения действующих инструментов практически невозможно. Так, еще в 1992 г. на международной конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро был принят документ «Повестка дня на XXI в.», в котором были обозначены экологические проблемы, пути их решения и алгоритм перехода к устойчивому развитию, которое, как известно, базируется на трех составляющих – социальном, экономическом и экологическом развитии территории. Как показывает опыт прошедших лет, добиться выполнения поставленных стратегических задач не просто не удалось, а произошло увеличение количества глобальных проблем и их обострение. Формирование модели устойчивого развития тормозится несовершенством действующего во многих странах, в том числе и в России, экономического механизма, который не может создать необходимые условия и стимулы для эколого-экономического развития. В статье рассмотрены основные подходы к понятию экономического механизма рационального природопользования, проанализированы его основные недостатки, существующие на данный момент в нашей стране, а также рассмотрена существующая система экологических налогов для хозяйствующих субъектов, оказывающих

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

Анализ особенностей становления нового экономического механизма ... 51

негативное влияние на окружающую среду и система экологических стимулов для предприятий, внедряющих в свое производство экологоориентированные технологии.

Ключевые слова: рациональное природопользование; устойчивое развитие; экономический механизм; экологические платежи; эколого-экономическое развитие.

ТHE ANALYSIS OF FEATURES FORMATION OF THE NEW ECONOMIC MECHANISM OF RATIONAL USE NATURAL

RESOURCES IN THE RUSSIAN FEDERATION

SERGEY G. TYAGLOV,

professor,Rostov state economic university (RINH),

Rostov-on-Don,e-mail: [email protected];

ANASTASIA V. SHEVELEVA,

Associate Professor, MGIMO University,

Moscow,e-mail: [email protected];

EKATERINA V. PARADA,

associate professor of economy of the region,industries and enterprises,

Rostov state economic university (RINH),Rostov-on-Don,


The solution of problems of resource and ecological character in the modern world becomes the major condition performance before mankind of its rights for preservation of the favorable environment and also a factor which can in essential degree limit full development of world economy. The operating economic mechanism of innovative development shows that problems of ecological development gained already so large-scale character that it is almost impossible to solve them due to use of the operating tools. So, in 1992 at the international conference of the UN on the environment and development in Rio de Janeiro the document «The Agenda for the 21st Century» in which environmental problems, ways of their decision and an algorithm of transition to sustainable development which, as we know, is based on three components – social, economic and ecological development of the territory were designated was accepted. As shows experience of last years, it was succeeded to achieve performance of the set strategic tasks simply, and there was an increase in quantity of global problems and their aggravation. Formation of model of sustainable development is slowed down by imperfection acting in many countries including in Russia, the economic mechanism which cannot create necessary conditions and incentives for ecological and economic development. In article the main approaches to a concept of the economic mechanism of rational environmental management are considered, its main shortcomings existing at the moment in our country are analyzed and also the existing system of ecological taxes for the economic entities having negative impact on the environment and the system of ecological incentives for the enterprises introducing environmental technology in the production is considered.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

52 Тяглов С. Г., Шевелева А. В., Парада Е. В. Анализ особенностей становления нового экономического механизма ...

Keywords: rational environmental management; sustainable development; economic mechanism; ecological payments; ecological and economic development.

JEL: Q01, Q56

Постановка проблемыВ настоящее время основой используемых инструментов для решения экологических

задач являются теоретические идеи и концепции, которые сформировались уже достаточно давно и поэтому исходили из положений экстенсивного подхода, воспринимающего природные ресурсы как бесплатный дар природы, пользование которыми не влечет за собой никаких экономических последствий. Современный этап развития теоретической науки в данном направлении провозглашает в качестве основного экономический или «ресурсный» подход, в рамках которого природные ресурсы рассматриваются как ограниченный и дефицитный ресурс, влияющий на многие аспекты жизнедеятельности общества, в том числе и тесно связанный с экономическим развитием.

Анализ большого количества исследований в сфере природопользования дает возможность говорить о целесообразности происходящего в последние десятилетия процесса интеграции экономического и экологического развития на основе использования приемов комплексного эколого-экономического анализа всех осуществляемых в этом направлении мероприятий. Если проанализировать организационно-правовые основы экологического регулирования в других странах и в России, то можно сделать вывод о наличии общих тенденций в управлении экономикой природопользования: сначала превалируют административные методы управления, а затем на смену им приходят разнообразные рыночные экономические методы и стимулы (Путивская, 2008, с. 42).

Устойчивое развитие территории практически недостижимо без выстраивания грамотного экономического механизма рационального природопользования, который будет выступать не только принудительной мерой для хозяйствующих субъектов, загрязняющих окружающую среду, а в большей степени стимулирующей мерой для целесообразного и не наносящего экологический вред территории использования природных ресурсов.

Основные подходы к определению экономического механизма в природопользовании

Экономический механизм в рамках рассматриваемой темы исследования можно определить как «систему экономических мер, установленных на законодательном уровне и позволяющих использовать природные ресурсы разумно, с учетом потребностей сохранения окружающей среды» (Хаперская, 2014, с. 98).

Экономический механизм природопользования выступает в качестве неотъемлемого элемента обслуживания природно-хозяйственных систем, способствует обеспечению сохранности природной среды и воспроизводству ее ресурсов, а также позволяет грамотно удовлетворять потребности общества с соблюдением норм экологической безопасности.

Если рассматривать экономический механизм управления природоохранной деятельностью с точки зрения субъектов управления им, то его можно охарактеризовать как «экономико-правовой институт, деятельность которого подчиняется определенным законодательным нормам, регулирующим все аспекты внесения хозяйствующими субъектами платежей за загрязнение окружающей среды, а также меры экономического стимулирования посредством налоговых льгот или других преференций для экологоориентированных предприятий» (Дубовик, 2002, с. 128).

Так как именно государству принадлежит главенствующая роль в регулировании вопросов природопользования, то стоит рассмотреть и такое понятие, как «экономический механизм государственного управления природоохранной деятельностью, который подразумевает институционально определенный алгоритм использования со стороны

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


государственных органов исполнительной власти в рамках установленных полномочий и административно-управленческих функций набора рыночных инструментов для формирования условий и стимулов» (Шеломенцев, Дорошенко, Беляев, Илинбаева, 2011, с. 136) ведения деятельности в соответствии с экологическим законодательством.

Экономические механизмы природопользования, вне зависимости от того на каком уровне они действуют, включают в себя стандартную связку взаимоотношений между исполнительными органами государственной власти, субъектами и объектами природопользования.

Определений экономического механизма и его видов достаточно много, такое многообразие объясняется возможностью их рассмотрения применительно к определенному субъекту природопользования (Карпова, Зерщикова, 2009, с. 110). Поэтому экономическому механизму можно дать определение и с философской точки зрения, и охарактеризовать его как социально-экономическую категорию, и сформулировать его организационно-управленческие свойства.

Классификация экономических механизмов рационального природопользования

Экономические механизмы рационального природопользования можно классифицировать по восьми следующим группам:

1. Экономические механизмы стимулирования рационального природопользования включают систему платежей за негативное воздействие на окружающую среду, стимулирующие ставки налогов, покрытие процентной ставки по кредитам, субсидии и дотации при внедрении хозяйствующими субъектами наилучших доступных технологий, установление повышающих коэффициентов при превышении лимитов выбросов и сбросов загрязняющих веществ.

Кроме того, данная группа механизмов занимается вопросами государственного прогнозирования социально-экономического развития в части формирования прогнозов экологического развития территории, поэтому документальным воплощением подобных механизмов являются федеральные программы в области экологического развития Российской Федерации и целевые программы в области охраны окружающей среды отдельных регионов страны.

2. Экономические механизмы предоставления в пользование природных ресурсов. Данная группа экономических механизмов регулирует разнообразные вопросы пользования природными ресурсами: определяет условия и основания предоставления их в пользование, а также устанавливает стоимость их использования и порядок принятия решения по поводу того, кто из хозяйствующих субъектов сможет ими пользоваться с помощью специальных аукционов и конкурсов.

Обратим внимание, что применение инструментов экономических механизмов данной группы связано с использованием конкурсных процедур. Оценка эффективности работы механизма в данном случае осуществляется с помощью учета динамики роста природных ресурсов, используемых в производственном процессе, и соблюдения норм экологического законодательства.

3. Механизм экономической ответственности природопользователей осуществляет административно-правовое регулирование их деятельности. При нарушении требований экологического законодательства следует наступление административной и уголовной ответственности с обязательным возмещением экологического ущерба или путем уплаты соответствующих штрафов или путем осуществления рекреационных работ.

Анализируя степень достижения полного возмещения нанесенного окружающей среде ущерба можно сделать вывод о результативности проводимой природопользователями политики и судить об эффективной работе механизмов данной группы.

4. Механизм поддержки предпринимательской деятельности необходим для оказания поддержки тем предприятиям, которые ведут свою деятельность в сфере

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


экологического контроля и надзора, предоставляют услуги экологической сертификации и стандартизации, а также внедряют наилучшие доступные технологии. Оценкой эффективности работы данного механизма является повышение уровня благоприятного предпринимательского климата.

4. Механизм привлечения частных инвестиций регулирует вопросы финансирования деятельности по воспроизводству природных ресурсов и капиталовложений, направляемых на проведение мероприятий по охране окружающей среды. Кроме того, в рамках данного механизма реализуется политика хозяйствующих субъектов, связанная с инвестированием в основной капитал в целях его модернизации, технического перевооружения производства или создания новой инфраструктуры. Подобные проекты обычно влекут за собой значительные инвестиционные вложения, которые имеют длительный срок окупаемости, но вместе с тем они направлены на решение долгосрочных стратегических задач – переориентировать производство на выпуск более экологичной продукции, повысить результативность производственных процессов, оптимизировать издержки и сделать продукцию более конкурентоспособной.

О выполнении экономическим механизмом своей роли в данном случае можно говорить в случае возрастания объемов частных инвестиций, направленных на воспроизводство природных ресурсов. Здесь можно говорить о двойном эффекте, который будет достигнут за счет того, что предприятия, осуществляющие крупномасштабные вложения в основной капитал в целях повышения экологичности производства, будут пользоваться широким спектром мер государственной финансовой поддержки.

5. Механизм бюджетной эффективности заключается в достижении экономической целесообразности проводимых экологических мероприятий и характеризуется сопоставлением степени достижения поставленных целей с высотой затрат бюджетов всех уровней на осуществление экологической политики. Если плановые показатели бюджетной эффективности выполнены, то применяемые экономический механизм является эффективным.

При этом очень важно учитывать, что экологические мероприятия, как и социальные, дают отсроченный во времени эффект, поэтому объективная оценка их экономической целесообразности затруднена. Также ряд мероприятий могут быть абсолютно нецелесообразны с экономической точки зрения, однако игнорирование их выполнения с экологической точки зрения может обернуться настоящей экологической катастрофой для региона.

6. Экономический механизм программирования подразумевает все этапы разработки и внедрения целевых государственных программ, начиная с их общественного обсуждения на уровне проекта, и заканчивая оценкой их результативности по итогам выполнения. Если значения целевых индикаторов, установленных в программе в качестве ключевых показателей эффективности, достигнуты, то из этого следует вывод об эффективности применяемого механизма.

Обратим внимание на необходимость согласованности различных целевых государственных программ в сфере экологии с другими законодательными и нормативными актами. Целевые индикаторы, указанные в них должны быть сравнимы и сопоставимы, а основные задачи и цель их реализации должны иметь количественные оценки, которые в последующем можно сравнить и проанализировать. К сожалению, на данный момент наблюдается некоторая «оторванность» федеральных и региональных законодательных документов друг от друга, что затрудняет не только выполнение плана мероприятий по реализации стратегий и концепций в сфере экологии, но и оценку полученных результатов.

7. Экономический механизм защиты конкуренции реализуется в рамках работы институтов защиты конкуренции, которая направлена на предупреждение появления монополистической деятельности и недобросовестной конкуренции со стороны

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


природопользователей. Если в сфере недропользования, водных ресурсов и охраны окружающей среды работает большое количество конкурирующих между собой хозяйствующих субъектов, то можно говорить о том, что используемый механизм эффективен.

Вместе с тем, следует отметить, что на российском рынке действует достаточное количество предприятий, которые принято относить к естественными монополиям, и они как раз являются интенсивными пользователями природных ресурсов – Газпром, Россетти, Транснефть, Российские железные дороги. Таким образом, правила данного экономического механизма к ним неприменимы. Однако существует точка зрения, согласно которой далеко не все естественные монополии – естественны. Так например, на государственном уровне пресекаются попытки строительства частных нефтепроводов, а Россети выступает против создания частных сетей передачи электроэнергии, что говорит о том, что данные компании не уверены в сохранении своих позиций на рынке в случае появления конкурентов, даже с учетом того, что для них существенным преимуществом будет служить «эффект масштаба» (Гуриев, 2012, с. 120).

8. Механизм противодействия коррупции должен обеспечивать соответствующее институциональное сопровождение деятельности федерального министерства и региональных органов в области противодействия коррупции (Шеломенцев, Дорошенко, Беляев, Илинбаева, 2012, с. 67–70). Оценку результативности работы данного вида механизма произвести тяжелее всего, но косвенно о корректной работе механизма будет свидетельствовать достижение всех целевых показателей в рамках среднесрочного и долгосрочного планирования природоохранной деятельности, т.е. эффективная работа всех вышеперечисленных механизмов.

Принципы и элементы экономического механизма рационального природопользования

Эффективная работа экономического механизма рационального природопользования обеспечивается соблюдением ряда важных принципов еще на стадии его разработки:

1. Принцип последовательности означает, что концепция рационализации природопользования должна быть основана на совокупности уже существующих концепций отраслевого развития и учитывать цели и задачи, заложенные в документах социально-экономического развития страны и региона.

2. Принцип комплексности подразумевает органическое вхождение данного механизма в структуру единого экономического механизма, действующего в стране, что означает необходимость его согласования с экономическими механизмами, реализуемыми в контексте других направлений развития страны и региона.

3. Принцип системности нацелен на налаживание взаимосвязей между отдельными секторами экономики, отраслями, регионами в рамках действия экономического механизма рационального природопользования.

4. Принцип превентивности служит для своевременного предупреждения появления в экономики страны или региона неожиданных или крупных по масштабам негативных изменений окружающей среды.

Действующий экономический механизм природопользования во многих отраслях снижается по причине отсутствия полноценной системы стимулирования хозяйствующих субъектов к соблюдению требований экологического законодательства: существующая система штрафов за загрязнение окружающей среды и система экологических налогов не стимулирует большую часть предприятий к реализации мероприятий по охране окружающей среды.

Перечень инструментов экономического регулирования и методов в области рационального природопользования был подробно описан в предыдущей версии Федерального закона «Об охране окружающей среды» в ст. 14, однако с 1 января 2015 г.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


она утратила силу. К инструментам экономического регулирования в старой версии закона относилось планирование рационального природопользования и охраны окружающей среды; мероприятия по охране окружающей среды; система выплат за негативное воздействие на окружающую среду; ограничения на размещение отходов производства и т.д. В новой же редакции данного закона перечень инструментов не приведен1. Вместе с тем анализ отдельных статей ФЗ, содержащихся в гл. 4 «Экономическое регулирование в области охраны окружающей среды», представляет собой набор инструментов, применяемых для экономического регулирования процессов рационального природопользования.

Экологические налоги, являющееся сейчас базовым элементом экономического механизма рационального природопользования, способствуют, с одной стороны, более адекватному ценообразованию продукции, так как в стоимости товара учитывается ущерб, нанесенный окружающей среде, и с другой стороны обеспечивают справедливое возрастание затрат для того хозяйствующего субъекта, который в результаты своей деятельности загрязняет окружающую среду. Вместе с тем «зеленые» налоги несут и стимулирующую функцию, так как побуждают ряд предприятий осуществлять природоохранные мероприятия, внедрять инновационные «зеленые» технологии, компенсировать ущерб окружающей природной среде путем реализации собственных экологических программ в рамках выполнения своей социальной политики (Ионов, Довготько, Медведева, Рязанцев, 2016, с. 94).

Экологические налоги изначально появились в Скандинавии в 80-е гг. прошлого века. Вскоре и другие европейские страны – Англия, Франции, Италия, Германия начали проводить «зеленую налоговую реформу». В основе реализуемой ими концепции с целью экологизации налоговой системы в мировом масштабе лежала идея двойного выигрыша или дивиденда (double dividend or win-win solution). Суть этой идеи заключается в следующем: с одной стороны, данный вид налогов экономически стимулирует ресурсосбережение, а с другой – снижает налоговое бремя, связанное с социальными выплатами, что снижает безработицу и является поддержкой для отечественных товаропроизводителей (Дятлова, Милославская, 2018, с. 206–207).

С 2019 г. была введена в действие новая глава части второй Налогового кодекса – «Экологический налог». Соответствующий законопроект подготовил Минфин России. В разъяснении от 14.08.2018 г. «По законопроекту об экологическом налоге» специалисты финансового ведомства пояснили, что никакие новые экологические платежи не вводятся. Экологический налог пришел на замену действующей до этого плате за негативное воздействие на окружающую среду.

Плательщиками этого налога будут признаваться те же лица, которые в настоящее время указаны в ст. 16.1 Федерального закона от 10.01.2002 № 7-ФЗ «Об охране окружающей среды». Это организации и физические лица (в том числе ИП), осуществляющие хозяйственную и (или) иную деятельность, оказывающую в соответствии с законодательством РФ в области охраны окружающей среды негативное воздействие на окружающую среду. Объектом налогообложения по экологическому налогу будет негативное воздействие на окружающую среду в результате выброса в атмосферный воздух стационарными источниками загрязняющих веществ; сброса в водные объекты сточных вод, содержащих такие вещества; образования, хранения, захоронения, накопления, размещения отходов производства и потребления каждого класса опасности.

Налоговая база, ставки и порядок перечисления экологического налога соответствуют базе, ставкам и порядку перечисления платы за негативное воздействие на окружающую среду. Также сохранена возможность уменьшить сумму налога на расходы, связанные с реализацией мероприятий по снижению негативного воздействия на окружающую 1 См.: Федеральный закон «Об охране окружающей среды» от 10.01.2002 № 7-ФЗ (в ред. от 29.07.2018) // СПС Консультант Плюс.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


среду. Минфин России указал, что целью введения экологического налога является систематизация неналоговых платежей, которые уплачивает бизнес, с целью сделать процесс их уплаты более прозрачным и удобным. Кроме того, это позволит улучшить собираемость экологических платежей, поскольку к неплательщикам могут быть применены меры налоговой, административной и уголовной ответственности, а также механизм принудительного и бесспорного взыскания.

На современном этапе размер экологического сбора рассчитывается исходя из объема или массы выбросов загрязняющих веществ. Законопроектом Минфина предлагается зафиксировать налоговые ставки за выброс различных веществ в воздух, сбросы в водные объекты, за размещение отходов производства и потребления по классу их опасности. Так, ст. 16.3 «Порядок исчисления платы за негативное воздействие на окружающую среду» № 7-ФЗ содержит коэффициенты, отраженные в таблице 1, которые вступили в действие с 2019 г. при расчете платы за негативное воздействие на окружающую среду.

Таблица 1 Коэффициенты, используемые при расчете платы хозяйствующими субъектами

за негативное воздействие на окружающую среду

Ставка коэффициента

Объект обложения налогом Условия применения Уровень платы за

НВОС0 Объем или масса

выбросов и сбросов загрязняющих веществ

В пределах технологических нормативов после внедрения НДТ

Не взимается

0 Объем или масса отходов производства и потребления

В соответствии с технологическим регламентом

Не взимается при полном использовании отходов

0 Объем или масса выбросов, сбросов на объектах III категории

Признаются осуществляемыми в пределах нормативов допустимых выбросов и сбросов, за исключением веществ I, II класса опасности

Взимается, но повышающих коэффициентов нет

1 Объем или масса выброшенных веществ

Объем размещенных отходов лежит в пределах нормативов/лимитов

Взимается

25 Объем или масса выбросов, сбросов в пределах временно разрешенных выбросов

Объем выбросов с превышением установленных лимитов

Взимается

100 Объем или масса выбросов, сбросов на объектах I и II категории.

Превышающие установленные для объектов I категории объем или массу

Взимается c 2020 г. в случае несоблюдения в течение 6 месяцев снижения объемов или массы выбросов, – плата подлежит пересчету с применением коэффициента 100

Тарифные ставки при уплате экологических налогов установлены в зависимости от категорий выбросов загрязняющих веществ:

● за выбросы загрязняющих веществ в атмосферный воздух стационарными источниками;

● за сбросы загрязняющих веществ в водные объекты; ● за размещение отходов производства и потребления по классу их опасности.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


В постановлении № 193 от 13.09.2016, в последней редакции от 29.06.2018 содержится 159 наименований загрязняющих веществ для выбросов загрязняющих веществ в атмосферный воздух. В таблице 2 приведены те из них, которые наиболее часто встречаются в производстве. Ставки на 2019 г. увеличены согласно вышеуказанному постановлению на 1,04, по сравнению с 2018 г.

Таблица 2 Тарифы за выбросы загрязняющих веществ в атмосферный воздух

стационарными источниками в 2018–2019 гг.

Название загрязняющего вещества Ставка в рублях (за тонну) ГодыАзотная кислота 38.064 2019

36.6 2018Ртуть и ее соединения (кроме диэтилртути) 18973.9 2019

18244.1 2018Аммиак 144.4 2019

138.8 2018Серная кислота 47.2 2019

45.4 2018Сероводород 713.6 2019

686.2 2018Бенз(а)пирен 5691887.4 2019

5472968.7 2018

В постановлении № 193 от 13.09.2016, в последней редакции от 29.06.2018 содержится 159 наименований загрязняющих веществ, выбросы которых происходят в водные объекты. В таблице 3 приведены те из них, которые наиболее часто встречаются в производстве.

Таблица 3Тарифы за выбросы загрязняющих веществ в водные объекты в 2018–2019 гг.

Название загрязняющего вещества Ставка в рублях (за тонну) ГодыАлюминий 17630.7 2019

18388.3 2018Берилий 1900943.1 2019

1983592.8 2018Аммиак 14105.6 2019

14711.7 2018Бенз(а)пирен 76495539 2019

73553403 2018

В таблице 4 приведены данные о тарифах за размещение отходов производства и потребления. Как видно, в разрезе данной классификации загрязняющих веществ уже идет их деление на классы опасности.

Если у хозяйствующих субъектов нет объектов негативного воздействия на окружающую среду, то им не нужно проходить регистрацию в Росприроднадзоре и платить за размещение отходов производства.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Таблица 4Тарифы за размещение отходов производства и потребления по классу

их опасности в 2018–2019 гг.

Класс опасности отходов Ставка в рублях (за тонну) ГодыI класс опасности (чрезвычайно опасные) 4643.7 2018–2019II класс опасности (высокоопасные) 1990.2 2018–2019III класса опасности (умеренно опасные) 1327 2018–2019IV класс опасности (мало опасные) 663,2 2018–2019Твердые коммунальные отходы IV класса опасности (малоопасные)

95 2018

Твердые коммунальные отходы IV класса опасности (малоопасные)

194,5 2019

V класс опасности (практически неопасные): перерабатывающей промышленности

40.1 2018–2019

V класс опасности (практически неопасные): добывающей промышленности

1.1 2018–2019

прочие 17.3 2018–2019

Отметим, что все же главная цель эффективного экономического механизма – это не взимать платежи за уже нанесенный экологический ущерб, а стимулировать хозяйствующие субъекты целесообразно распоряжаться природными ресурсами и минимизировать негативное влияние на окружающую среду в процессе их добычи, использования и утилизации отходов. Поэтому эффективные инструменты экономического механизма включаю четыре группы мер исключительно стимулирующего характера:

1. Меры экономического поощрения: государственные субсидии и дотации, налоговые каникулы и кредиты, покрытие части ставки по кредитам, разрешение применять ускоренную амортизацию и т.д.

2. Планирование рационального природопользования: оценка природно-ресурсного потенциала и налаживания взаимодействия между разными субъектами экономики для сбалансированного использования регионального природно-ресурсного потенциала.

3. Финансирование мероприятий по охране окружающей среды в рамках национального проекта «Экология» и других проектов федерального и регионального масштаба.

4. Внедрение процедур экологического страхования (Бабина, 2003, с. 5; Потравный, Колотырин. Генгут, 2017, с. 80).

Таким образом, систему экологических налогов, взимаемых в качестве платы за загрязнение окружающей среды, нельзя считать полноценным инструментом экономического механизма рационального природопользования, так как он направлен на компенсацию уже причиненного вреда (спорным является вопрос и о том в какой степени вообще можно компенсировать экологический ущерб), а не на стимулирование превентивных мер, в частности внедрения новых технологий и производств, позволяющих уменьшить сбросы и выбросы, грамотно утилизировать и перерабатывать отходы. Очевидно, что хозяйствующие субъекты в подавляющем своем числе не начнут использовать стимулирующие инструменты экономического механизма до тех пор, пока им не станет это выгодно – сейчас предприятиям выгоднее заплатить штраф и уплачивать экологические налоги, чем полностью модернизировать производство и внедрять наилучшие доступные технологии2. В связи с этим справедливо утверждение о том, что экономический механизм природопользования в России носит компенсационный характер (Тулупов, 2014, с. 134), так как экологические платежи осуществляются уже по факту нанесенного экологического ущерба окружающей среде.2 См.: Распоряжение Правительства РФ от 18.12.2012 № 2423-р (ред. от 23.01.2014) «Об утверждении Плана действий по реализации Основ государственной политики в области экологического развития Российской Федерации на период до 2030 года».

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Пути повышения эффективности экономического механизма природопользования

Любые инструменты эффективного природопользования смогут сгенерировать положительный эффект только в том случае, если станут экономически выгодными для хозяйствующих субъектов. Это возможно только в случае полноценного задействования в процессе формирования экономического механизма одного из основных инструментов системы экономического стимулирования – введения справедливой платы за негативное воздействие на окружающую среду, что позволит организовать рациональное размещение на территории региона производительных сил, создаст основу для формирования специальных фондов финансирования природоохранных мероприятий, будет стимулировать рациональное природопользование и выравнивание условий хозяйствования,

Оценка эффективности действующих механизмов и инструментов экологической политики в сфере рационального природопользования показывает, что действующих мер политики явно недостаточно для решения задачи экологического развития России в интересах будущих поколений. Во многих отраслевых стратегических документах параметры перехода России на траекторию «зеленого» развития не прописаны, а индикаторы снижения их негативного воздействия на окружающую среду либо не определены, либо говорят о незначительных успехах реализации данной политики (Тяглов, Киселева, Тимченко, 2017, с. 81).

Подводя итог проведенному исследованию можно сформулировать некоторые основные направления совершенствования российского экономического механизма рационального природопользования:

1. Установление в процентом соотношении к цене продукта надбавок или скидок, величина и возможность применения которых будет зависеть от уровня рационального природопользования, осуществляемого производителем продукции в процессе ведения своей деятельности. Если производитель наносит значимый урон окружающей среде, то и цена на продукцию такого производителя должна быть более высокой. Это даст конкурентные преимущества на рынке для тех производителей, которые внедряют наилучшие доступные технологии, модернизируют технологии, применяют методы вторичной переработки отходов производства и т.д. Подобная политика будет стимулировать всех отечественных товаропроизводителей вести свою деятельность согласно экологическому законодательству.

2. Применение механизмов ускоренной амортизации оборудования для предприятий, которые модернизируют основные фонды в целях улучшения их фондоотдачи и повышения качества технологического процесса, который дает возможность сделать производство менее энергоемким и уменьшить количество выбросов загрязняющих веществ.

3. Актуализация процедур размещения государственных экологических заказов. В этом плане государство должно первым подать пример другим хозяйствующим субъектам – населению и предприятиям – и показать предпочтительность выбора экологически чистой продукции. Кроме того, сами государственные закупки, осуществляемые с помощью тендеров, должны предполагать приоритетность выбора продукции, производимой экологоориентированными производствами (Лукьянчиков, Потравный, 2011, с. 547).

4. Дальнейшее совершенствование системы экологических налогов на продукцию природоэксплуатирующих отраслей, получающих за счет этого сверхприбыль. Система налогообложения таких предприятий должна быть адекватной экологическому урону, наносимому окружающей среде.

5. Четкое закрепление в налоговом кодексе и других нормативно-правовых документах условий и критериев применения налоговых освобождений и кредитов,

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


порядка применения хозяйствующими субъектами пониженных ставок в отношении экологически значимых объектов.

6. Составление экологических рейтингов компаний, в наибольшей степени негативно влияющих на состояние окружающей среды, итоги которых должны быть учтены при налогообложении (Шевелева, 2015, с. 103).

Многие специалисты указывают на необходимость пересмотра применяемой системы экологических платежей в сторону их увеличения хотя бы в краткосрочной перспективе. Также органам государственной власти целесообразно отказаться от практики взимания платы за сверхлимитное загрязнение окружающей среды, так как ее многолетнее использование показало ее неэффективность и невозможность с помощью нее стимулировать переход предприятий на «зеленый» путь развития. Следует активно внедрять зарубежные модели возмещения вреда, нанесенного окружающей среде (Копытова, 2012, с. 160). Задачей региональных органов власти при этом станет разработка системы налоговых льгот по тем видам налогов, которые уплачиваются в региональные и местные бюджеты, и которые будут предоставляться предприятиям, внедряющим экологизированные технологии. Кроме того, перед региональными органами власти стоит важнейшая задача формирования рынка экологизированной продукции, технологий и оборудования и просвещение местного потребителя, которое должно привести к повышению уровня экологической культуры в регионах и безусловному выбору со стороны населения экологичной продукции.

ЛИТЕРАТУРАГосударственное регулирование природопользования в России: механизмы и

результаты : коллектив. моногр. / А. Г. Шеломенцев, С. В. Дорошенко, В. Н. Беляев, Е. А. Илинбаева [и др.]. (2011) Екатеринбург: Ин-т экономики УрО РАН. 279 с.

Основы государственной политики в области экологического развития Российской Федерации на период до 2030 г. / Министерство природных ресурсов и экологии РФ. URL: http://www. mnr. gov. ru/news/detail. php?ID=128646

Плата за негативное воздействие на окружающую среду в 2019 году. URL: http://tbis.ru/nalogi/vozdejstvie-na-okruzhayushhuyu-sredu (Дата обращения: 17.03.2019).

Бабина Ю. В. (2015). Финансирование мер по уменьшению негативного воздействия на окружающую среду // Экология производства, № 5, с. 14–23.

Дубовик О. Л. (2018). Современные эколого-правовые конфликты в области охраны климата и борьбы с глобальным потеплением // Экологическое право, № 5, с. 35–40.

Гуриев С. (2012). Мифы экономики. М.: Юнайтед-Пресс. 295 с.Дятлова А. Ф., Милославская М. М. (2018). Инструменты управления рациональным

природопользованием // Вестник экономической безопасности, № 4, с. 205–212.Ионов А. Ч., Довготько Н. А., Медведева Л. И., Рязанцев И. И. (2016). Стратегия

эколого-экономического развития современной России: проблемы и перспективы // Kant, № 3(20), с. 93–96.

Карпова Н. В., Зерщикова М. А. (2009). Экономический механизм обеспечения рационального природопользования // Пространство экономики, № 2–3. с. 108–111.

Копытова А. И. (2012). Анализ применения экономических механизмов природопользования в РФ // Вестник ТГПУ, № 12, с. 155–160.

Потравный И. М., Колотырин К. П., Генгут И. Б. (2017). Применение экологического страхования при управлении проектами по ликвидации накопленного экологического ущерба // Экономическая наука современной России, № 2, с. 78–89.

Потравный И. М., Мотосова Е. А. (2014). Экономические механизмы реализации экологической политики в сфере недропользования // Горный журнал, № 12, с. 27–30.

Емелин Ю. Б., Путивская Т. Б. (2014). Основы современного механизма рационального природопользования в системе управления устойчивым развитием экономики // Аграрный научный журнал, № 9, с. 61–63.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Тулупов А. С. (2014). Методологические вопросы оценки ущерба от загрязнения окружающей среды // Региональные проблемы преобразования экономики. № 9, с. 133–140.

Тяглов С. Г., Киселева Н. Н., Тимченко В. А. (2017). Современные аспекты развития «зеленой экономики» в Российской Федерации. Ростов н/Д.: Содействие-XXI век. 104 с.

Хаперская А. В. (2014). Платежи за загрязнение окружающей среды и их роль в стимулировании рационального природопользования // Вестник науки Сибири. № 1, с. 98–102.

Шевелева А. В. (2015). Оценка перспектив создания эффективного экономического механизма стимулирования экологически устойчивого развития нефтегазового комплекса // Journal of Economic Regulation, Т. 6. № 4, с. 98.

Шеломенцев А. Г., Дорошенко С. В., Беляев В. Н., Илинбаева Е. А. (2012). Направления совершенствования экономических механизмов управления природопользованием // Вестник Челябинского государственного университета, № 24, с. 66–71.

REFERENCES

A payment for negative impact on the environment in 2019. URL: http://tbis.ru/nalogi/vozdejstvie-na-okruzhayushhuyu-sredu (Access date: 17.03.2019). (in Russian).

Bases of state policy in the field of ecological development of the Russian Federation until 2030 / the Ministry of Natural Resources and Environmental Protection of the Russian Federation. URL: http://www. mnr. gov. ru/news/detail. php? ID=128646 (in Russian).

State regulation of environmental management in Russia: mechanisms and results / A. G. Shelomentsev, S. V. Doroshenko, V. N. Belyaev, E. A. Ilinbayeva [etc.]. (2011) Yekaterinburg: Ying t of economy OURO RAHN. 279 p. (in Russian).

Babina, Yu. V. (2015). Financing of measures for reduction of negative impact on the environment. Production ecology, 5, 14–23. (in Russian).

Dubovik, O. L. (2018). Modern ekologo-legal conflicts in the field of protection of climate and fight against global warming. Ecological right, 5, 35–40. (in Russian).

Guriev, S. (2012). Myths of economy. M.: United-Press. 295 p. (in Russian).Dyatlova, A. F., Miloslavskaya, M. M. (2018). Instruments of management of rational

environmental management. Messenger of economic security, 4, 205–212. (in Russian).Ionov, A. Ch., Dovgotko, N. A., Medvedev, L. I., Ryazantsev, I. I. (2016). Strategy of

ekologo-economic development of modern Russia: problems and prospects. Kant, 3(20), 93–96. (in Russian).

Karpova, N. V., Zershchikova, M. A. (2009). Economic mechanism of ensuring rational environmental management. Space of economy, 2-3, 108–111. (in Russian).

Kopytova, A. I. (2012). The analysis of use of economic mechanisms of environmental management in the Russian Federation. TGPU Bulletin, 12, 155–160. (in Russian).

Potravny, I. M., Kolotyrin, K. P., Gengut, I. B. (2017). Application of ecological insurance at project management on elimination of the saved-up ecological damage. Economic science of modern Russia, 2, 78–89. (in Russian).

Potravny, I. M., Motosova, E. A. (2014). Economic mechanisms of realization of environmental policy in the sphere of subsurface use. Mountain magazine, 12, 27–30. (in Russian).

Yemelin, Yu. B., Putivskaya, T. B. (2014). Bases of the modern mechanism of rational environmental management in a control system of sustainable development of economy. Agrarian scientific magazine, 9, 61–63. (in Russian).

Tulupov, A. S. (2014). Methodological questions of assessment of damage from environmental pollution. Regional problems of transformation of economy, 9, 133–140. (in Russian).

Tyaglov, S. G., Kiselyova, N. N., Timchenko, V. A. (2017). Modern aspects of development of “green economy” in the Russian Federation. Rostov N/D.: Sodeystviye-XXI century. 104 p. (in Russian).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Khopyor, A. V. (2014). Payments for environmental pollution and their role in stimulation of rational environmental management. Messenger of science of Siberia, 1, 98–102. (in Russian).

Shevelyova, A. V. (2015). Assessment of prospects of creation of the effective economic mechanism of stimulation of ecologically sustainable development of an oil and gas complex. Journal of Economic Regulation, 6(4). (in Russian).

Shelomentsev, A. G., Doroshenko, S. V., Belyaev, V. N., Ilinbayeva, E. A. (2012). Directions of improvement of economic mechanisms of management of environmental management. Bulletin of the Chelyabinsk state university, 24, 66–71. (in Russian).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

www.hjournal.ru

© Игонина Л. Л., 2019

О структурной организации финансовой системы

DOI: 10.17835/2078-5429.2019.10.3.064-075

О СТРУКТУРНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ФИНАНСОВОЙ СИСТЕМЫ

ИГОНИНА ЛЮДМИЛА ЛАЗАРЕВНА,

доктор экономических наук, профессор,Краснодарский филиал Финансового университета,

г. Краснодар, e-mail: [email protected]

В статье сделана попытка обобщить результаты теоретических исследований структурной организации финансовой системы, выделить дискуссионные вопросы, выявить особенности эволюции теоретических представлений о составе и структуре финансовой системы в отечественной экономической литературе. Финансовые системы характеризуются динамичностью развития, модификацией структурных элементов, возникновением новых взаимосвязей, соответствующих целевому назначению финансовых систем на конкретном этапе их функционирования. В условиях современной России это целевое назначение связано с формированием необходимых предпосылок для устойчивой экономической динамики в условиях финансовых ограничений, что определяет важность теоретического осмысления проблем структурной организации финансовой системы с целью поиска векторов повышения ее эффективности. В статье проведен анализ современного состояния финансовой системы России в разрезе ее сфер и звеньев за 2008–2018 гг. Показано, что количественные индикаторы, характеризующие развитие сфер и звеньев финансовой системы России, имеют сопряженную динамику, а также иллюстрируют устойчивую связь с экономическими условиями посткризисного восстановления или рецессии в силу коэволюции финансовой и экономической систем. Полученные выводы позволили обосновать необходимость комплексного подхода к формированию институциональных условий и созданию действенных регулятивных механизмов, обеспечивающих сбалансированное развитие всех сфер и звеньев финансовой системы.

Ключевые слова: финансовая система; структурная организация; сферы и звенья финансовой системы; общественные финансы; финансы самостоятельных экономических субъектов.

STRUCTURAL ORGANIZATION OF THE FINANCIAL SYSTEM

LYUDMILA L. IGONINA,

Doctor of Science (Economics), Professor, Krasnodar branch of Financial University,

Krasnodar,e-mail: [email protected]

The article attempts to summarize the results of theoretical studies of the structural organization of the financial system, highlight controversial issues, identify the evolution of theoretical ideas about the composition and structure of the financial system in domestic economic literature. Financial systems are characterized by dynamic development, it determines the modification of structural forms, the appearance

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

О структурной организации финансовой системы 65

of new types of relationships, according to the goals and objectives of the financial systems functioning at a stage of social evolution. In today's Russia, this target purpose is associated with the formation of the necessary prerequisites for stable economic dynamics in the face of financial constraints, which determines the importance of theoretical understanding of the problems of the financial system structural organization to search for vectors to increase its efficiency. The article analyzes the current state of the financial system of Russia in the context of its spheres and links for the years 2008–2018. It is shown that quantitative indicators characterizing the development of spheres and links of the Russian financial system have a conjugate dynamic, and illustrate a stable relationship with the economic conditions of post-crisis recovery or recession due to the co-evolution of the financial and economic systems. The findings allowed to justify the need for an integrated approach to the formation of institutional conditions and the creation of effective regulatory mechanisms that ensure the balanced development of all spheres and parts of the financial system.

Keywords: financial system; structural organization; spheres and parts of the financial system; public finance; finances of independent economic entities.

JEL: G10, G20, P43

Постановка проблемыУсиление коэволюции финансовых и экономических процессов, присущее

современному этапу общественного развития (King, Levine, 1993, с. 721; Levin, 2005, с. 892) актуализирует необходимость обращения к анализу структурной организации финансовой системы. Применительно к российской финансовой системе потребность в таком анализе обусловлена еще и важными задачами достижения ее устойчивости и конкурентоспособности для обеспечения необходимых предпосылок развития национальной экономики в условиях сохранения финансовых ограничений и геополитической напряженности. В этой ситуации недооценка значимости исследований структурной организации финансовой системы и ее воздействия на экономическую динамику чревата существенными ошибками в определении целей финансовой политики и соответственно снижением эффективности действий государства по созданию финансовой платформы устойчивого экономического роста.

Изучение фундаментальных характеристик финансовой системы связано с раскрытием ее структуры, поскольку структура, собственно, и является тем системообразующим ядром, которое определяет существенные свойства системы, ее целостность и способность к развитию в изменчивой внешней среде. Структурная организация финансовой системы выступает ее важной качественной характеристикой, связанной с выделением взаимосвязанных групп финансовых отношений, каждая из которых характеризуется особой функциональной ролью их субъектов в общественном воспроизводстве.

Архитектура финансовой системы обусловлена объективной природой финансовых отношений, формирующихся под воздействием эволюции воспроизводственного процесса. В то же время специфика элементного состава финансовых отношений, их наиболее устойчивых организационных и институциональных форм в конкретных периодах и странах связана с определяющим воздействием сложившихся условий социохозяйственного развития. Неоднородность процессов формирования финансовых систем, воспроизводимых логикой научного познания, во многом объясняет многообразие и особенности научных представлений об их составе и структуре на различных ступенях общественного развития.

Теоретические представления о структурной организации финансовой системы

Современные интерпретации трактовки структурной организации финансовой системы развиваются в рамках общих концептуальных схем, отражающих подходы к идентификации ключевого понятия – самой финансовой системы. Соответственно,

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

66 Игонина Л. Л. О структурной организации финансовой системы

различия этих более общих подходов накладывают отпечаток на представления о структурном устройстве финансовой системы, прежде всего, в западной и отечественной исследовательских программах.

В исследованиях зарубежных ученых, где превалирует институциональный подход к трактовке финансовой системы (Goldsmith, 1969, с. 491–492; Tobin, Golub, 1998, с. 34; Боди, Мертон, 2007, с. 15), ее состав и структура интерпретируются, исходя из институциональной конфигурации финансовых рынков. Последняя отражает особенности разных типов рыночных финансовых систем, которые по составу своих элементов и связей находятся между двумя полюсами – финансовой системой, базирующейся на рынках капитала (market based financial system) и на банковском кредите (bank based financial system) (Hicks, 1974, с. 48).

В работах отечественных исследователей анализ архитектуры финансовой системы традиционно связан с выделением элементных групп финансовых отношений в рамках функционального подхода. Соответственно, в составе совокупности финансовых отношений, отличающихся большим многообразием, выделяют гомогенные сегменты финансовых отношений, которым присущи некие общие свойства и функции, а также выявляют взаимосвязи между этими группами.

Вместе с тем, при общности исходного методологического пункта, имеющиеся в отечественной экономической литературе теоретические представления о составе и структуре финансовой системы, характеризуются существенными отличиями. В значительной мере указанные отличия определяются спецификой самого объекта исследования в конкретно-исторических условиях социохозяйственного развития страны. Так, в период существования административно-командной экономики и отсутствия рыночных институтов, когда финансовые отношения являлись частью экономических отношений, основывающихся на доминанте общественной собственности, финансовая система содержала лишь те сферы и звенья, которые обслуживали формирование и использование централизованных и децентрализованных денежных фондов государства.

Вполне логично, что в экономических публикациях данного периода в составе финансовой системы страны, как правило, выделяли две ее сферы: общегосударственные финансы и финансы предприятий и отраслей народного хозяйства. Данная концептуальная установка наложила свой отпечаток на процесс последующего формирования теоретических представлений о структурной организации национальной финансовой системы в российской финансовой науке. Только с развитием рыночных отношений в состав финансовой системы начали вводить иные структурные элементы. При этом набор таких элементов в работах представителей различных экономических школ весьма различался.

Обобщение позиций, представленных в отечественной литературе, свидетельствует о выработке к настоящему времени доминирующего подхода, для которого характерно выделение в составе финансовой системы двух основных подсистем: общественных (публичных) финансов и частных финансов. Основные различия здесь связаны с представлениями о составе включаемых в них звеньев.

Так, первую подсистему зачастую сводят к государственным финансам (Дадашев, 2015, с. 37; Ковалев, 2013, с. 8), при этом игнорируется такой важный элемент финансовой системы, как муниципальные финансы, с чем нельзя согласиться. К дискуссионным можно также отнести проблему выделения в качестве отдельного звена государственного и муниципального кредита. По мнению противников такого выделения (Маркина, 2012, с. 29), в нем нет необходимости, поскольку государственный и муниципальный кредит уже включен в средства бюджетов. Однако если учитывать специфику государственного и муниципального кредита, который, в отличие от всех бюджетных форм, находится на стыке двух видов денежных отношений – финансовых и кредитных и несет в себе

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


черты как тех, так и других, то он должен рассматриваться как самостоятельный элемент централизованных финансов. Целесообразной и современной можно признать постановку вопроса о правомерности отнесения к подсистеме общественных финансов государственных суверенных фондов, формирующихся в рамках бюджетной системы, в частности, Фонда национального благосостояния (до 1 января 2018 г. и Резервного фонда) (Романовский, 2012, с. 18).

Что касается второй подсистемы, ее нередко сводят к частнохозяйственным финансам (финансам хозяйствующих субъектов) (Барулин и Самаруха, 2011, с. 14; Самаруха и Самаруха, 2018, с. 5). К наиболее дискуссионным здесь следует отнести взгляды, касающиеся выделения в качестве самостоятельных таких структурных элементов частных финансов, как финансы домашних хозяйств, финансовых посредников и страхования.

Так, в одних работах финансы домашних хозяйств вообще не включают в состав финансовой системы (Сабанти, 2011, с. 37), в других – в качестве отдельного ее звена рассматривают финансы не домашних хозяйств, а индивидуальных предпринимателей (Горелик, 2009, с. 30; Маркина, 2012, с. 33). В последнем случае сфера частных финансов сводится к финансам хозяйствующих субъектов, включающих помимо финансов коммерческих и некоммерческих организаций финансы индивидуальных предпринимателей. Аргументом для выделения финансов индивидуальных предпринимателей как самостоятельного звена финансовой системы может служить особый характер финансовых отношений, формирующихся в их хозяйственном обороте. Он проявляется в том, что, с одной стороны, личные доходы и накопления индивидуальных предпринимателей вовлекаются в хозяйственный оборот, а, с другой стороны, полученный предпринимательский доход может быть использован не только на цели предпринимательской деятельности, но и для личного потребления. Такая аргументация является достаточно убедительной, она доказывает целесообразность отнесения финансов индивидуальных предпринимателей к финансам хозяйствующих субъектов, однако вряд ли можно при этом трактовать их как отдельное звено децентрализованных финансов (Счастная, 2014, с. 76).

Изложенный подход не исключает, на наш взгляд, необходимости выделения в качестве самостоятельного звена финансовой системы финансов домашних хозяйств, как экономического субъекта, играющего особо важную роль в рыночной экономике. Домашние хозяйства выступают не только создателем экономических ресурсов, но и потребителем существенной доли конечного продукта, в этой связи масштабы и состояние их финансов напрямую воздействуют на общественное воспроизводство и его динамику. Это позволяет рассматривать финансы домашних хозяйств как самостоятельное звено финансовой системы страны, отличающееся особыми формами формирования, распределения и использования доходов.

К вопросу о возможности выделения финансов финансовых посредников в отдельное звено финансовой системы в отечественной экономической литературе наблюдается весьма неоднозначное отношение. Ряд исследователей относит финансы финансовых посредников к финансам коммерческих и некоммерческих организаций, обосновывая это схожестью осуществляемых операций (в частности, формирование уставного капитала, мобилизация финансовых источников, инвестирование в основные средства и нематериальные активы и пр.), а также локализацией в данном звене финансовой системы значительных финансовых ресурсов. При этом, несмотря на многообразие типов финансовых посредников, их финансы объединяются в рамках одного звена, что, на наш взгляд, достаточно логично объясняется тем обстоятельством, что различные финансовые посредники выполняют аналогичные функции, связанные с приобретением и продажей различных финансовых продуктов, обеспечением передачи финансовых ресурсов их конечным потребителям.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


В некоторых работах финансы финансовых посредников учитываются в составе финансовой системы путем выделения в качестве ее самостоятельного звена финансового рынка, реализующего посредством деятельности финансовых посредников задачи аккумуляции и перераспределения финансовых ресурсов, или отдельных сегментов финансового рынка (Сенчагов, 2011, с. 37). Однако, финансовый рынок и его структурные составляющие выступают не как экономические субъекты, а как механизм перераспределения финансовых ресурсов, имеющий различные субъектные формы. В этом контексте представленная позиция не соответствует методологическим принципам формирования классификационных группировок, предполагающим наличие гомогенных свойств классифицируемых элементов. Звеном финансовой системы можно считать финансы финансовых посредников, поскольку соответствующие финансовые отношения имеют свою специфику, выражающуюся в формировании и использовании доходов на основе оказания особых услуг, связанных с обеспечением процесса движения финансовых ресурсов в рыночной экономике.

В некоторых источниках в состав финансовой системы включают страхование (Гладковская, 2012, с. 24). При всей важности страхования и его особой роли в экономике используемый подход противоречит принципам сопоставимости классифицируемых объектов, поскольку страхование реализуется в рамках финансовой системы посредством функционирования внебюджетных социальных фондов и страховых организаций.

Условием корректного выделения элементных групп финансовых отношений является последовательное соблюдение выбранного для классификации основания (Будович, 2018, с. 22) При исследовании структурной организации финансовой системы в отечественной литературе такое условие достигается, когда финансовые отношения с аналогичными признаками сводят в группы (подгруппы), которые затем объединяют в звенья и сферы финансовой системы. Звенья финансовой системы выступают при этом как более мелкие, а сферы – как укрупненные структурные группы финансовых отношений.

При использовании такого классификационного основания, как роль субъекта в общественном воспроизводстве, в рамках всей совокупности финансовых отношений выделяют две структурные конфигурации — общественные (государственные и муниципальные) финансы и финансы частных (или хозяйствующих) субъектов (Полякова, 2011, с. 37), которые рассматриваются как сферы финансовой системы.

Если в качестве классификационного основания принимаются способы формирования доходов экономических субъектов, сферы финансовой системы раскладываются на централизованные и децентрализованные финансы. Под централизованными финансами подразумевают государственные и муниципальные финансы (в узком определении – финансы органов государственной власти и местного самоуправления), а децентрализованными – финансы организаций различных форм собственности и видов деятельности (хозяйствующих субъектов), а также домашних хозяйств (Дадашев, 2015, с. 37).

Полученные с использованием указанных классификационных оснований результаты можно считать обусловленными, поскольку специфическая роль экономических субъектов в общественном воспроизводстве в применении к финансовым отношениям детерминирует их цели, задачи, организационные формы, способы образования и использования финансовых ресурсов и доходов и фондов.

Выделение базисных классификационных признаков, идентификация элементов финансовой системы с учетом сложившегося состояния финансовой системы России, позволяет нам достроить представление о ее архитектуре и определить в качестве структурных групп:

• общественные (публичные финансы), к которым следует отнести государственные и муниципальные финансы (централизованные финансы), включающие бюджеты

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


различных уровней, государственные внебюджетные фонды, государственный и муниципальный кредит, государственные суверенные фонды;

• финансы самостоятельных экономических субъектов, охватывающие финансы коммерческих нефинансовых организаций, финансовых организаций, некоммерческих организаций, индивидуальных предпринимателей, домашних хозяйств (децентрализованные финансы).

Данный состав характеризует структурную организацию финансовой системы в экономике с рыночным устройством, при этом последовательность формирования ее элементов гносеологически задана историческим генезисом. Если отталкиваться от инвестиционно-воспроизводственной роли финансовой системы в рыночной экономике, иерархические связи ее структурных элементов выглядят иначе.

Финансы домашних хозяйств рассматриваются как источник основной части сбережений в национальной экономике, их перераспределение и передача нефинансовым организациям осуществляются посредством деятельности финансовых институтов, при этом структура распределения специфических форм финансового капитала формирует структуру и определяет масштабы финансово-инвестиционного процесса. Финансы организаций реального сектора экономики служат важнейшим источником финансовых ресурсов иных звеньев финансовой системы – посредством формирования доходной части бюджетов и внебюджетных фондов – общественных финансов, различных форм распределения и перераспределения – финансов домашних хозяйств. Общественные финансы создают финансовый фундамент государственного и муниципального сектора экономики и его возможностей по регулированию социально-экономических процессов.

Развитие финансовой системы России в разрезе ее сфер и звеньевСферы и звенья финансовой системы характеризуются тесной взаимосвязью и

взаимодействием, при этом их состояние, объективно заданное сущностными свойствами экономической системы, определяется тенденциями развития последней. В свою очередь, в силу коэволюции финансовой и экономической систем, финансовая система может быть фактором как экономического роста, так и нестабильности (Игонина, 2016, с. 54).

Оживление или кризисная ситуация в экономике ведут к соответствующим взаимосвязанным изменениям в формировании и распределении финансовых ресурсов в различных сферах и звеньях финансовой системы. Это отчетливо прослеживается по данным, характеризующим некоторые показатели развития финансовой системы России в разрезе ее сфер и звеньев (см. табл. 1). Как следует из приведенных данных, указанные показатели имеют сопряженную динамику, демонстрирующую устойчивую связь с экономическими условиями посткризисного восстановления или рецессии.

Таблица 1Показатели развития финансовой системы России

Показатели 2008 2010 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018Общественные финансы

Доходы федерального бюджета, % к ВВП 22,5 17,9 19,2 18,3 18,3 16,4 15,7 16,4 18,8

Расходы федерального бюджета, % к ВВП 18,3 21,8 19,3 18,8 19 19,3 19,1 17,8 16,1

Доля нефтегазовых доходов в доходах федерального бюджета, %

47,3 46,1 50,2 50,2 51,3 42,9 42,7 39,6 46,3

Доходы консолидированных бюджетов субъектов РФ, % к ВВП

15,0 14,1 12 11,5 11,2 11,2 11,5 11,7 12,0

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Показатели 2008 2010 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018Расходы консолидированных бюджетов субъектов РФ, % к ВВП

15,1 14,3 12,5 12,4 11,8 11,4 11,6 11,7 11,5

Доля безвозмездных поступлений в доходах консолидированных бюджетов субъектов РФ, %

18,3 21,4 20,1 18,6 18,8 17,4 16,5 16,3 17,5

Финансы нефинансовых организацийСальдированный финансовый результат, % к ВВП 9,2 13,7 11,7 9,7 5,6 9,3 14,9 9,8 13,3

Доля убыточных организаций в их общем числе, % 28,3 29,9 29,1 31 33 32,6 29,5 31,9 27,4

Рентабельность активов, % 5,4 6,7 6,1 4,5 2,5 3,7 5,9 6,7 6,4Рентабельность проданных товаров, % 13,0 10,0 8,6 7 7,3 8,1 7,6 3,8 12,3

Доля собственных средств предприятий в общем объеме источников финансирования инвестиций в основной капитал, %

39,5 41,0 44,5 45,2 45,7 50,2 51 51,3 54,3

Финансы финансовых посредниковКапитал банков, % к ВВП 9,2 10,5 9 9,7 10 10,8 10,9 10,2 9,9Активы банков, % к ВВП 67,9 75,2 72,6 78,5 98 99,5 92,9 92,6 90,6Капитализация рынка акций, % к ВВП 26,7 63,2 40,8 40,5 36,7 47,4 44,0 39,1 38,3

Объем рынка корпоративных долговых ценных бумаг, % к ВВП

4,5 6,8 6,7 7,8 9,3 13,3 12,2 11,4 11,9

Страховые премии, % к ВВП 1,3 1,2 1,3 1,4 1,4 1,3 1,4 1,4 1,4Финансы домашних хозяйств

Денежные доходы населения, % к ВВП 61,2 70,2 59,6 62,9 61,5 65,7 62,9 60,1 58,8.

Оплата труда, включая скрытую зарплату, % к денежным доходам населения

68,5 65,2 59,6 65,3 65,8 65,6 64,6 65,7 66,2

Реальные располагаемые доходы населения, % к предыдущему году

102,4 105,9 104,6 104 99,3 96,8 94,2 98,8 99,8

Расходы на конечное потребление домашних хозяйств, % к ВВП

48,4 51,0 50,6 52,6 53,1 52 52,7 52,3 49

Сбережения населения, % ВВП 3,3 10,4 5,9 6,2 4,2 9,3 3,3 2,9 2,9

Децильный коэффициент фондов 16,6 16,6 16,4 16,3 16,0 15,7 15,5 15,2 15,5

Коэффициент Джини 0,421 0,421 0,420 0,419 0,416 0,413 0,412 0,409 0,411Источник: данные Банка России. URL: www.cbr.ru, Федеральной службы государственной

статистики. (http://www.gks.ru, НАУФОР. URL: http://www.naufor.ru/download/pdf/annual – Дата обращения: 20.06.2019).


JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


В сложных экономических условиях, связанных с внешними шоками (сохранение геополитической напряженности, введение экономических санкций, ухудшение мировой конъюнктуры цен на нефть и газ), усиливающими действие внутренних структурных дисбалансов, уменьшались возможности наращивания финансового потенциала хозяйствующих субъектов, доходов населения и, соответственно, роста поступлений налогов и страховых платежей в бюджеты и бюджеты внебюджетных фондов. Обострилась проблема волатильности доходов федерального бюджета, существенная доля которых формировалась за счет нефтегазовой составляющей, и их неэластичности по отношению к расходам, остававшимися высокими и при снижении мировой конъюнктуры цен на нефть и газ. Бюджетная неустойчивость достигла наивысшей точки в 2016 г., когда доходы федерального бюджета в долях ВВП снизились по отношению к показателю 2008 г. на 6,8 процентных пункта, а бюджетный дефицит составил 3,5% ВВП.

Начиная с 2017 г., обозначился перелом негативной тенденции в этой сфере, однако показатель доходов федерального бюджета в долях ВВП и в 2018 г. не достиг уровня 2008 г. Во многом росту доходов бюджетной системы способствовала благоприятная конъюнктура цен на сырьевые ресурсы. За счет нефтегазовой компоненты доходы федерального бюджета возросли на 2,2 п.п. ВВП, при этом ее доля в общей сумме доходов федерального бюджета в 2018 г. повысилась до 46,3% против 39,6% в 2017 г. В меньшей степени на рост доходов федерального бюджета повлияло увеличение ненефтегазовых поступлений (на 0,2 п.п. ВВП). Доля производительных расходов в общем объеме расходов федерального бюджета в долях ВВП в 2018 г. по отношению к 2017 г. не изменилась и составила 3,0%.

Доходы и расходы консолидированных бюджетов субъектов РФ в долях ВВП существенно снизились за исследуемый период. Наименьшее значение показателя по доходам приходится на 2014 и 2015 гг., по расходам – на 2015 г. Сохранилась асимметрия в распределении доходов и расходов между федеральным и территориальными бюджетами. В 2008 г. доля доходов консолидированных бюджетов субъектов РФ в доходах консолидированного бюджета страны (без учета бюджетов государственных внебюджетных фондов) составляла 40% при соответствующем показателе расходов – 45,2%, в 2018 г., соответственно, 39,0 и 41,7%. При этом доля безвозмездных поступлений в общем объеме доходов консолидированных бюджетов территорий сократилась с 18,3% в 2008 г. до 17,5% в 2018 г., наименьшее значение (16,3 % ВВП) наблюдалось в 2017 г.

В ситуации экономической нестабильности показатели, характеризующие состояние финансов предприятий, имели весьма неоднородную динамику. Неустойчивым являлся тренд сальдированного финансового результата их деятельности, данный показатель, рассчитанный в долях ВВП, имел самое высокое значение (13,7%) в 2010 г., а самое низкое (5,6%) в 2014 г. В 2018 г. сальдо прибылей и убытков составило 13,3% ВВП против 9,8% в 2017 г. Доля убыточных организаций в их общем числе выросла в 2008–2014 гг. с 28,3 до 33%, в течение двух последующих лет уменьшилась до 29,5%, однако в 2017 г. увеличилась до 31,9%. В 2018 г. доля убыточных организаций сократилась до минимального значения за весь исследуемый период – 27,4%. Неоднозначно изменялись и показатели рентабельности.

Единственным показателем, демонстрирующим тенденцию устойчивого роста, явилась доля собственных средств предприятий в структуре их источников финансирования инвестиций в основной капитал, которая возросла с 39,5% в 2008 г. до 54,3% в 2017 г. Поскольку повышение доли собственных средств в источниках финансирования не коррелирует с динамикой показателей финансовых результатов деятельности предприятий и организаций в целом по экономике, такую тенденцию можно объяснить снижением доли иных источников, в частности, бюджетных средств, а также сложностью привлечения инвестиционных ресурсов финансового рынка. Согласно оценкам, лишь 8% чистой прибыли организаций направляется на инвестиции

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


в основной капитал, в то время как на дивиденды идет 54%, а финансовые вложения – 38% (Турыгин, 2018, с. 1502). О возрастании предпочтений нефинансовых предприятий к альтернативным вложениям своих ресурсов на финансовых рынках свидетельствует и тот факт, что величина финансовых вложений корпоративного сектора многократно и все в увеличивающейся степени превышает объемы его инвестиций в основной капитал. Таким образом, повышение доли прибыли в ВВП не оказало значимого влияния на принятие корпорациями инвестиционных решений. Доля инвестиций в основной капитал в ВВП в 2018 г. уменьшилась до 17,0% против 17,4% в 2017 г.

Состояние финансов финансовых посредников отражает волатильный характер отечественного фондового рынка и характерное для российской экономики доминирование банков над небанковскими финансовыми институтами (Абрамова и Игонина, 2018, с. 131). Низкие показатели капитализации рынка акций в долях ВВП и слабые темпы восстановления фондовых индексов обусловлены структурными проблемами экономики, ее зависимостью от внешних цен на сырьевые ресурсы. В валютном выражении цены акций большинства российских эмитентов так и не восстановились до предкризисного уровня. Рынок корпоративных долговых ценных бумаг, в отличие от рынка акций, имел неустойчивую тенденцию к росту.

Совокупные активы российских банков, которые в целом увеличивались в 2008–2015 гг., достигли по итогам 2015 г. 99,5% ВВП, однако в последующем периоде стали уменьшаться и составили к 2018 г. 90,6% ВВП. Величина капитала банков в долях ВВП, которая в 2008–2015 гг. колебалась в пределах 9–10,9%, начиная с 2017 г., стала сокращаться. Количество действующих кредитных организаций на 1 января 2019 г. составило 484 против 1136 на начало 2008 г. Ключевым фактором сокращения числа кредитных организаций стала активизация политики Банка России по выводу с рынка кредитных организаций, не соответствующих требованиям регулятора, на фоне ухудшения ситуации в отечественной экономике и введения против крупнейших российских банков международных санкций.

Расширение ресурсной базы банков обеспечивалось в основном за счет средств отечественных предприятий и сбережений домашних хозяйств, в силу ограниченности этих источников темпы роста банковских ресурсов существенно замедлились. При этом, начиная с 2017 г., возобновился рост срочных депозитов корпоративного сектора при стагнации его текущих счетов. Это свидетельствует не только о снижении предпочтений корпораций к реализации инвестиционных программ и вытеснении нефинансовых вложений финансовыми, но и об общей нестабильности хозяйственной динамики. В свою очередь, вклад банковских кредитов в финансирование инвестиций в основной капитал явно недостаточен для обеспечения устойчивых темпов экономического роста. Доля инвестиционных кредитов в общем объеме кредитов, предоставленных банковской системой корпоративному сектору, по оценкам, не превышал 7% (Глазьев, 2019, с. 15). В 2018 г. банковские кредиты составили 10,8% от всех источников финансирования инвестиций в основной капитал, что на 0,4 п.п. ниже, чем в 2017 г.

В рассматриваемый период сформировалась тенденция ухудшения состояния финансов домашних хозяйств. С 2014 г. темпы прироста реальных располагаемых доходов населения стали отрицательными: в 2014 г. – -0,7%, а в 2015 г. – -3,2, в 2016 г. – -5,8% к уровню предшествующего года. В 2017 г. и 2018 г. падение реальных располагаемых доходов продолжилось, но темпы его замедлились. Главным источником денежных доходов населения выступала оплата труда (включая скрытую зарплату), в среднем в 2009–2018 гг. она составляла 65,2% общей величины денежных доходов. В 2018 г. доля оплаты труда, включая скрытую заработную плату, в совокупных денежных доходах населения по сравнению с 2010–2017 гг. возросла. Увеличилась доля денежных доходов, потраченных на оплату товаров и услуг (76,9%), что выше уровня, наблюдавшегося в предшествующий период. При этом расходы на конечное потребление домашних хозяйств в долях ВВП

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


достигли минимального значения с 2010 г. – 49%. Доля денежных доходов, направленных на сбережения, в 2018 г. снизилась до 5,5%, что явилось минимальным значением за весь исследуемый период. В условиях стагнации реальных доходов домашние хозяйства снизили темпы сбережений для поддержания приемлемых темпов роста потребления. Общий объем сбережений домашних хозяйств в рассматриваемом периоде колебался в диапазоне 2,9–10,4% ВВП, причем на долю организованных сбережений приходилось менее половины этого объема, локализованного в основном в коммерческих банках.

При недостаточно высоком уровне денежных доходов и сбережений населения сохранилась высокая степень их асимметрии. Значения коэффициента фондов и коэффициента Джини свидетельствуют о том, что в 2018 г. уровень неравенства населения по доходам ухудшился относительно 2017 г., хотя остался несколько ниже уровня 2008–2016 гг. В 2018 г. доля населения с денежными доходами ниже 7 тыс. руб. составила 5,1% от общей численности населения. Доход свыше 60 тыс. руб. получали 11,9%, свыше 70 тыс. руб. – 8,3% населения. Таким образом, относительно высокими доходами обладал весьма узкий сегмент населения, именно его и можно рассматривать в качестве основного субъекта сбережений. Сберегательное поведение данного сегмента оказывает определяющее воздействие не только на общую динамику сбережений в отечественной экономике, но и на устойчивость ресурсной базы банков, поскольку вклады физических лиц являются важным ее источником.

Исследование таким образом показывает, что кризисные явления и нестабильная ситуация в российской экономике отразились на состоянии всех сфер и звеньев финансовой системы в их взаимосвязи и взаимопереплетении, проявившись:

● в неустойчивости параметров бюджетной системы Российской Федерации, волатильности доходных источников бюджетов, задающих возможности и границы реализации задач и функций органов власти в сфере социохозяйственного развития;

● в противоречивой динамике сальдированного финансового результата деятельности нефинансовых организаций в долях ВВП, показателей рентабельности и доли убыточных предприятий;

● в снижении темпов роста ресурсов финансовых посредников и уменьшении их инвестиционной значимости;

● в сжатии денежных доходов домашних хозяйств, их расходов на конечное потребление и сбережений (в процентном отношении к ВВП), снижении реальных располагаемых доходов населения.

Изменение сложившейся ситуации требует формирования институциональных условий и создания действенных регулятивных механизмов, обеспечивающих сбалансированное развитие всех сфер и звеньев финансовой системы. При этом с учетом их взаимосвязи развитие финансовой системы, ориентированное на создание необходимых предпосылок для устойчивой экономической динамики, должно осуществляться на основе комплексного подхода, предполагающего выбор финансовых приоритетов, встроенных в целостную систему стратегических мер социохозяйственного развития.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫАбрамова М. А., Игонина Л. Л. (2018). Денежно-кредитные факторы активизации

внутреннего инвестиционного спроса в российской экономике // Финансы: теория и практика, Т. 22, № 1(103), с. 128–143.

Барулин С. В., Барулина Е. В. (2007). К вопросу о сущности финансов: новый взгляд на дискуссионную проблему // Финансы, № 7, с. 55–58.

Барулин С. В., Самаруха В. И. (2011). Теория финансов и экономическое развитие регионов России. Иркутск: Изд-во БГУЭП.

Боди З., Мертон Р. (2007). Финансы / Пер. с англ. М.: Изд-во: Вильямс.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Будович Ю. И. (2018). О сущности и функциях финансов // Экономические науки, № 163, с. 16–24.

Гладковская Е. Н. (2012). Финансы: учеб. пособие. Стандарт третьего поколения. СПб.: Питер.

Глазьев С. Ю. (2019). Приоритеты опережающего развития российской экономики в условиях смены технологических укладов // Экономическое возрождение России, № 2(60), с. 12–16.

Горелик В. Н. (2009). Финансовая система как подпространство денежной сферы // Финансы и кредит, № 28, с. 29–35.

Дадашев А. З. (2015). Теоретико-методологические основы исследования финансов // Финансы и кредит, № 29, с. 29–46.

Игонина Л. Л. (2016). Финансовое развитие и экономический рост: коэволюционная модель. Приоритеты и механизмы обеспечения экономического роста, финансовой стабильности и социальной сбалансированности в России. Сборник статей Международной научно-практической конференции, с. 53–58.

Полякова О. А. (2011). О финансовой системе и ее составе // Финансы и кредит, № 3, с. 35–42.

Романовский М. В. (2012). Глобальный кризис и проблемы обеспечения устойчивости национальной финансовой системы // Сибирская финансовая школа, № 4, с. 14–21.

Самаруха В. И., Самаруха И. В. (2018). К вопросу о сущности и функциях денег и финансов: дискуссионный аспект // Сибирская финансовая школа, № 1(126), с. 3–10.

Счастная Т. В. (2014). Теоретическое осмысление структуры финансовой системы в логике преподавания дисциплины «Финансы» // Проблемы учета и финансов, № 4 (16), с. 72–76.

Турыгин О. М. (2018) Внутренние источники увеличения финансирования инвестиций в основной капитал компании // Экономика региона, Т. 14, вып. 4, с. 1498–1511.

Финансы, денежное обращение и кредит (2012). Под ред. В. К. Сенчагова, А. И. Архипова. Изд. 2, перераб. и доп. М.: Изд-во Проспект.

Финансы (2012). Под ред. А. Г. Грязновой, Е. В. Маркиной. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Финансы и статистика.

Финансы (2013). Под ред. В. В. Ковалева. М.: ООО «ТК Велби».Финансы (2011). Под ред. М.В. Романовского, О.В. Врублевского, Б.М. Сабанти и

др. М.: Юрайт-Издат.Goldsmith, R. (1969). Financial Structure and Development. Yale University Press, New

Haven.Hicks, J. R. (1974) The Сrisis in Keynesian Еconomics. Oxford: Basic Blackwell.King, R. G., Levine R. (1993) Finance and growth: Schumpeter might be right // The

Quarterly Journal of Economics, 108(3), 717–737. Levin, R. (2005). Finance and Growth: Theory and Evidence. Handbook of Economic

Growth, Eds. P. Aghion and S.N. Durlauf, Elsevier North Holland, 2005, pp. 866–934.Tobin, J., Golub S. (1998). Money, Credit, and Capital. Boston: McGraw-Hill.

REFERENCES

Abramova, M. A., Igonina, L. L. (2018). Monetary factors of activating domestic investment demand in the Russian economy. Finance: Theory and Practice, 22(1), 128–143. (In Russian).

Barulin, S. V., Barulin, E. V. (2007). On the issue of the essence of finance: a new look at the debatable problem. Finance, 7, 55–58. (In Russian).

Barulin, S. V., Samarukha, V. I. (2011). The theory of finance and economic development of the regions of Russia. Irkutsk: BSUEP publishing house. (In Russian).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Bodie, Z., Merton, R. (2007). Finance / Trans. from English. M.: Publishing house: Williams. (In Russian).

Budovich, Y. I. (2018). On the essence and functions of finance. Economic Sciences, 163, 16–24. (In Russian).

Gladkovskaya, E. N. (2012). Finance: studies. allowance. The standard of the third generation. SPb.: Peter. (In Russian).

Glazyev, S. Y. (2019). Priorities of the advanced development of the Russian economy in the conditions of changing technological structures. Economic Revival of Russia, 2(60), 12–16. (In Russian).

Gorelik, V. N. (2009). The financial system as a subspace of the monetary sphere. Finance and credit, 28, 29–35. (In Russian).

Dadashev, A. Z. (2015). Theoretical and Methodological Foundations of the Study of Finance. Finance and Credit, 9, 29–46. (In Russian).

Igonina, L. L. (2016). Financial development and economic growth: a co-evolutionary model. Priorities and mechanisms to ensure economic growth, financial stability and social balance in Russia. Collection of articles of the International Scientific and Practical Conference, p. 53–58. (In Russian).

Polyakova, O. A. (2011). On the financial system and its composition. Finance and credit, 3, 35–42. (In Russian).

Romanovsky, M. V. (2012). Global crisis and problems of ensuring the sustainability of the national financial system. Siberian Financial School, 4, 14–21. (In Russian).

Samarukha, V. I., Samaruha, I. V. (2018). To the question of the nature and functions of money and finance: a debatable aspect. Siberian Financial School, 1 (126), 3–10. (In Russian).

Schastnaya, T. V. (2014). Theoretical understanding of the structure of the financial system in the logic of teaching the discipline “Finance”. Problems of Accounting and Finance, 4(16), 72–76. (In Russian).

Turygin, O. M. (2018). Internal sources of increasing financing of investments in fixed assets of a company. Economy of the Region, 14(4), 1498–1511. (In Russian).

Finance, money circulation and credit (2012). Ed. V. K. Senchagov, A. I. Arkhipov. Ed. 2, revised and add. M.: Publishing House Prospect. (In Russian).

Finance (2012). Ed. A. G. Gryaznova, E. V. Markina. 2nd ed. M.: Finance and Statistics.Finance (2013). Ed. V.V. Kovalev. M.: TK Velbi LLC. (In Russian).Finance (2011). Ed. M. Romanowski, O. V. Wroblewski, B. M. Sabanti and others. M.:

Yurayt-Izdat. (In Russian).Goldsmith, R. (1969). Financial Structure and Development. Yale University Press, New

Haven.Hicks, J. R. (1974). The Сrisis in Keynesian Еconomics. Oxford: Basic Blackwell.King, R. G., Levine, R. (1993). Finance and growth: Schumpeter might be right. The

Quarterly Journal of Economics, 108(3), 717–737. Levin, R. (2005). Finance and Growth: Theory and Evidence. Handbook of Economic

Growth, Eds. P. Aghion and S. N. Durlauf, Elsevier North Holland, 866–934.Tobin J., Golub, S. (1998). Money, Credit, and Capital. Boston: McGraw-Hill.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

www.hjournal.ru

© Карапаев О. В., Нуреев Р. М., 2019

Цифровизация экономики и производительная сила труда ВОПРОСЫ ЦИФРОВОЙ ЭКОНОМИКИ

DOI: 10.17835/2078-5429.2019.10.3.076-091

ЦИФРОВИЗАЦИЯ ЭКОНОМИКИ И ПРОИЗВОДИТЕЛЬНАЯ СИЛА ТРУДА1

КАРАПАЕВ ОЛЕГ ВАЛЕРЬЕВИЧ,

аспирант Департамента экономической теории,Финансового университета при Правительстве Российской Федерации,

г. Москва, Россия,e-mail: [email protected];

НУРЕЕВ РУСТЕМ МАХМУТОВИЧ,

доктор экономических наук,Финансовый университет при Правительстве РФ,

научный руководитель Департамента экономической теории,ординарный профессор НИУ ВШЭ,

главный научный сотрудник Института экономики РАН,г. Москва, Россия,


Статья посвящена анализу взаимосвязи цифровизации экономики и производительной силы труда. Дается краткий обзор основных подходов к пониманию сущности цифровой экономики (ресурсоориентированный, процессуальный, структурный, бизнес-ориентированный). Процессы цифровизации рассматриваются в широком историческом контексте. Рассмотрена динамика производительности человеческого труда на протяжении последней тысячи лет с описанием главных драйверов изменения темпов ее роста: промышленных и научно-технических революций с учетом демографических закономерностей. Проводится сравнительный анализ подходов относительно текущего значения цифровизации экономики и ее будущего влияния. Показывается влияние цифровизации как на трансформационные, так и на трансакционные издержки. Приведены характеристики цифровых технологий и их развитие в исторической ретроспективе, а также рассматривается цифровизация экономики как одна из форм инновационной деятельности.

Ключевые слова: цифровизация экономики, цифровая экономика, научно-техническая революция, производительность труда, трансформационные и трансакционные издержки, инновационная экономика.

1 Статья выполнена в рамках исследований фундаментальной НИР Финансового университета при Правительстве Российской Федерации «Участие России в экспорте и импорте институтов».

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

Цифровизация экономики и производительная сила труда 77

ECONOMY DIGITALIZATION AND LABOUR PRODUCTIVITY

OLEG V. KARAPAEV,

PhD student, Financial Universityunder the Government of Russian Federation, Moscow,

email: [email protected];

RUSTEM M.NUREEV,

Honorary employee of Higher School of RF,Doctor of economic sciences,

Head of the department of economics of Financial Universityunder the Government of Russian Federation,

Ordinary professor of NRU HSE, Moscow,Chief Researcher, Institute of Economics, RAS,

email: [email protected]

The article is devoted to the analysis of the relationship between economy digitalization and labour productivity. Authors consider digitalization processes in a broad historic context as well as the dynamics of human labour productivity over the past thousand years with the description of the main drivers of changes in its growth rates: industrial and scientific and technological revolutions. During this, demographic patterns are also taken into account. A comparative analysis of approaches to the current value of the digitalization of the economy and its future impact is carried out. The effect of digitalization on both transformation and transaction costs is shown. The characteristics of digital technologies and their development in historical retrospective are given, and the digitalization of the economy is considered as one of the forms of innovative activity.

Keywords: digitalization of the economy, digital economy, scientific and technological revolution, labor productivity.

JEL: F01, J11, O31, P10

1. Современное понимание цифровой экономикиЦифровой экономике в современном мире отводится важная роль. В большинстве

государств уже успели понять, что изменения, произошедшие за последние полвека, не имеют аналогов в истории человечества и требуют мер, способных сделать процесс уже происходящей трансформации не только безболезненным, но и способствующим повышению благосостояния населения. Это приводит к тому, что со стороны законодательных органов цифровизации экономики уделяется особое внимание, зачастую выраженное путем принятия решений об учреждении специальных регулирующих подразделений. Так, в Сингапуре Агентство по развитию информационных и коммуникационных технологий функционирует еще с 1999 г. (BCG, 2017). В Дании в 2011 г. было создано Агентство по цифровизации, в Австралии в 2015 г. – Агентство по цифровой трансформации, а в ОАЭ в 2017 г. – Министерство искусственного интеллекта2. Определенные меры были предприняты и в России. Их отправной точкой следует считать принятую Правительством РФ в июле 2017 г. программу «Цифровая экономика Российской Федерации», имеющую своей целью создать необходимую «цифровую» среду3.2 См.: (https://ria.ru/20171019/1507176001.html)3 См.: Распоряжение Правительства Российской Федерации от 28.07.2017 № 1632-р.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

78 Карапаев О. В., Нуреев Р. М. Цифровизация экономики и производительная сила труда

Одной из основных причин подобного ажиотажа является понимание того, что при повсеместности применения современных технологий должна увеличиться производительная сила труда, в конечном итоге оказывающая значительное влияние на экономический рост и развитие.

Даже с учетом объемов внимания, уделяемого теме цифровой экономики, само понятие остается до некоторой степени абстрактным. Его границы размыты и понимание не полностью сформировано. Если искать определения в современных учебниках по цифровой экономике, то окажется, что одни считают ее «новым этапом развития экономики, в основе которого лежит интеграция физических и цифровых объектов в сфере производства и потребления, в экономике и обществе» (Маркова, 2018), другие – «экономической деятельностью, базирующейся на цифровых технологиях» (Основы цифровой экономики, 2018). Было подчеркнуто разделение переводов цифровой экономики на digital economy (сектор реальной экономики) и digital economics (научное направление) (Козырев, 2018). Основательно к этому вопросу подошли Р. Бухт и Р. Хикс, проанализировав более 20 толкований признаваемых авторов, международных сообществ, государственных органов и транснациональных коммерческих компаний, придя в конечном итоге к выводу, что цифровая экономика – это «совокупность всех примеров экстенсивного применения информационно-коммуникационных технологий и создание данных технологий» (Бухт, Хикс, 2018). В этой же работе авторами приводятся подходы к определению понятия цифровой экономики, представленные в табл. 1.

Таблица 1Подходы к определению понятия цифровой экономики

№ Подход Особенности

1 Ресурсоориентированный Новые технологии, изменения в информационных и человеческих ресурсах

2 Процессуальный / поточный Применение технологий для осуществления хозяйственной деятельности

3 Структурный Трансформация экономики4 Бизнес-ориентированный Возникновение новых бизнес-моделей

Источник: Составлено авторами на основе (Бухт, Хикс, 2018).

Впервые же о цифровой экономике начали говорить около 25 лет назад, после первоначальной публикации книги Дона Тапскотта «Электронно-цифровое общество» (1994). В то время еще не существовало такого многообразия технологий, которое существует сегодня, напротив, цифровая экономика Д. Тапскотта ограничивалась применением сетей и сетевых технологий, что само по себе не отражает сегодняшнего смысла понятия.

Среди всех рассматриваемых определений прослеживаются общие черты, и в целом научное сообщество согласно, что имеется в виду нечто новое, подразумевающее использование интернета и современных цифровых технологий. На данном этапе возникает вопрос о том, какие технологии считать современными и цифровыми.

2. Повышение производительной силы труда как драйвер цифровизации экономики

Текущий переход к цифровой экономике наглядно демонстрирует характеристики научно-технической революции, что предполагает дальнейшее рассмотрение ее влияния на производительную силу труда. Принимая во внимание, что «экономические эпохи различаются не тем, что производится, а тем, как производится, какими средствами труда» (Маркс, 1960, с. 191), представляется разумным определить специфику текущей цифровой реальности в исторической ретроспективе, т.е. показать, как цифровая

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


экономика приводит к кардинальным изменениям в процессе производства жизненных благ, т.е. в изменении труда, предмета труда и средств труда, с помощью которых он осуществляется. Эти изменения отражаются в динамике ВВП на душу населения (см. рис. 1).

Рис. 1. Динамика показателя ВВП на душу населения за период 1000–2015 гг.Источник: (The Economy Book, Oxford University Press, 2017, р. 12).

Мы видим, что радикальных изменений не наблюдалось вплоть до середины XVIII в., когда постепенное повсеместное распространение паровых двигателей и железных дорог ознаменовало переход от ручного труда к машинному, что впоследствии было названо первой промышленной революцией. Важно отметить, что с ее наступлением произошло «отделение интеллектуальных сил процесса производства от физического труда и превращение их во власть капитала над трудом» (Нуреев, 2017, с. 278). Произошедшие изменения оказали настолько кардинальное технологическое влияние на трудовую деятельность, что даже привели к возникновению луддизма в первой половине XIX в.

Взаимосвязь этого показателя, а также дохода на душу населения и их влияние на качество жизни широко обсуждались еще с начала XIX в., после публикации книги Томаса Мальтуса «Опыт закона о народонаселении» (1798–1826)4. Главной идеей данной работы, ставшей в свое время основой для широко признаваемой экономической доктрины – мальтузианства, является тезис о том, что с развитием технологий и последующим увеличением продуктивности труда уровень жизни населения будет расти за счет роста средств существования т.е. дохода на душу населения, что, в свою очередь, приведет и к росту самого населения гораздо более быстрыми темпами. Таким образом, непропорциональный рост числителя и знаменателя в показателе дохода на душу населения будет являться причиной снижения качества жизни. Впоследствии стало известно, что взаимосвязь между демографической ситуацией в стране и уровнем технологического развития подчиняется определенной закономерности, описанной в теории демографического перехода, которая была разработана в общем виде Фрэнком Ноутстейном в 1945 г. (Notestein, 1945). В основном она применима к развитым странам и состоит из четырех этапов, представленных в

4 При жизни Т.Р. Мальтуса книга «Опыт закона о народонаселении» издавалась пять раз с 1798 по 1826 г.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


табл. 2. В это же время, по мнению специалистов ООН, население Земли к 2100 г. в нормальном сценарии не превысит 12 млрд чел. (United Nations… 2017).

Таблица 2Основные демографические этапы в развитых странах

Этап 1 Высокая рождаемость и высокая смертность вследствие низкого качества жизни

Этап 2 Улучшение жизненных условий как следствие технологического развития и последующее снижение смертности и стремительный рост населения

Этап 3 Снижение смертности становится причиной снижения рождаемости, что приводит к существенному замедлению прироста населения

Этап 4 Демографическая стабилизация – рождаемость и смертность уравновешеныИсточник: Составлено автором на основе (Notestein, 1945).

Уже немногим больше чем полвека спустя (конец XIX – начало XX в.) человеческую деятельность ждало наступление следующей промышленной революции: на этот раз за счет открытия возможностей использования электричества и конвейерного производства (см. рис. 2).

Результатом стал переход к массовому производству с известными изменениями в экономической деятельности. Индустриальная сфера стала драйвером экономического роста. На данном этапе следует отметить, что обычно выделяются три или даже четыре промышленные революции, однако третью – возникновение полупроводников, компьютеров и интернета было бы более корректно считать научно-технической революцией, так как ее следствием стало смещение ядра экономики с материального производства в сторону информационной сферы.

Рис. 2. Стадии экономического роста в некоторых странах мирового хозяйстваПримечание: НИС ЮВА – Новые индустриальные страны Юго-Восточной Азии.

Источник: (Кузнецова,1996, с. 106).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Такого взгляда, в частности, придерживается и Мануэль Кастельс, отмечая, что источник развития индустриального капитализма – развитие индустрий, крупной промышленности, производства, ориентированного на создание физических благ, изжил себя, и то, что мы наблюдаем сегодня, – это информационный капитализм, в котором главной ценностью является информация, меняющая современные модели управления и выводящая эффективность предприятий на новый уровень5. Подобное мнение еще раньше высказывал и Дэниел Белл, предложивший разделение экономических эпох на доиндустриальную, индустриальную и постиндустриальную. Главной характеристикой последней, по Д. Беллу, является центральная роль знания и информационных технологий, а также их хранение и распространение (Белл, 1999). Существует, однако, и противоположный взгляд, состоящий в том, что «рост реальных доходов и потребления может быть обеспечен только реальным сектором», а информационная составляющая во многом влияет на него негативно (Прытков, 2014).

Таблица 3Вклад индустрии 4.0 в темпы роста ВВП, п.п. (предварительные расчеты)

Источник: (Афонцев, 2018).

Что касается четвертой промышленной революции, или индустрии 4.0 – термина, предложенного главой Всемирного экономического форума Клаусом Швабом, то по своему характеру она также является, скорее, научно-технической революцией, нежели промышленной, вопрос заключается в масштабе эффекта, который ей еще предстоит показать. Об этом говорит то, что производство в контексте новой промышленной революции, по мнению, К. Шваба развивается за счет познавательной деятельности человека (Шваб, 2016). В этой же работе он пишет, что экономисты расходятся во мнениях относительно воздействия четвертой промышленной революции на экономический рост: кто-то утверждает, что основные вклады цифровой революции уже совершены, кто-то – что они еще только предстоят. 5 Подробнее см.: (Кастельс, 2000).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


На текущем этапе можно привести результаты исследования динамики производительности, согласно которому глобальный рост данного показателя на одного работника составил в среднем за год 2,9% за период 2000–2007 гг., 2,3% – в 2010–2017 гг., 1,9% – в 2018 г. и прогнозируется на уровне 2% в 2019 г. (The Conference Board, 2019). Подобного скептического взгляда, но относительно динамики роста ВВП, придерживается С.А. Афонцев. Предложенные им вклад индустрии 4.0 в темпы роста ВВП и темпы прироста ВВП по ППС 2015 г. представлены в табл. 3 и 4, соответственно.

Таблица 4Темпы прироста ВВП по ППС, 2015 г., %

Источник: (Афонцев, 2018).

В представленных таблицах видно, что как минимум до 2035 г. кардинальных изменений со стороны индустрии 4.0 не произойдет.

В оппозиции к подобному взгляду находятся эксперты компании McKinsey, по мнению которых, потенциальный эффект от цифровизации экономики России для ее ВВП оценивается в 19–34% роста (McKinsey&Company, 2017) (см. рис. 3).

Здесь можно привести слова С. Лема, писавшего: «На самой ранней стадии технической революции или в период, когда уже можно “предчувствовать” надвигающийся технический переворот, возникает тенденция фетишизировать новое достижение техники и считать, что отныне именно оно будет полностью определять всю деятельность человечества» (Лем, 1965).

Следует отметить, что, хотя довольно часто под индустрией 4.0 и цифровой экономикой подразумевается одно и то же, на деле данное отождествление является не в полной мере корректным. Преобразования индустрии 4.0 в основном охватывают лишь одну категорию экономических агентов – бизнес, в то время как цифровая экономика распространяет свое влияние и на домохозяйства, и на государственные органы. Происходит это следующим образом.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Рис. 3. Источники прироста ВВП России к 2025 году за счет цифровизацииИсточник: (McKinsey&Company, 2017, р. 4).

3. Влияние цифровизации на издержки производстваЦифровизация экономики оказывает влияние как на трансформационные, так и на

трансакционные издержки. Рассмотрим их по порядку.

3.1. Трансформационные издержкиЛюбая трудовая деятельность отдельно взятого индивида любой категории

экономических агентов возможна при наличии трех составляющих: целесообразной деятельности или самого труда, предмета труда и средств труда (Маркс, 1960, с. 188–197). Сам труд претерпевает наименьшие изменения ввиду того, что имманентно человек способен влиять на окружающую его среду лишь посредством сокращения своих мышц с предшествующей мозговой деятельностью. Более существенные изменения претерпевают предмет и средства труда. Относительно средств труда можно утверждать, что XXI в. имеет необходимые предпосылки для начала новой эпохи. Причиной тому служит еще незавершенный переход от использования физических средств трудовой деятельности, необходимой для отображения, хранения и взаимодействия с информацией, к ее эфемерному аналогу – взаимодействию с бинарным кодом в многообразии его форм, не имеющему материальной формы, существующему и функционирующему в цифровом пространстве в конечном итоге благодаря электрической энергии. Очевидно, что изменения в средствах труда подвержены значительному влиянию со стороны современных технологий. В широком смысле технологии можно охарактеризовать как способ делать что-либо определенным образом, т.е. любое осознанное действие или последовательность действий, осуществление которых приводит к определенному результату. Первобытный человек, достававший палкой фрукты с дерева, тоже применял технологии своего времени. Позже возникает понятие технологических инноваций, т.е. более эффективных алгоритмов достижения прежнего либо качественно нового результата. Бо́льшая эффективность, в свою очередь, представляет собой снижение издержек на единицу результата. Таким образом, в определенном смысле колесо и блокчейн представляют собой одно и то же – способы снижения издержек достижения определенного результата. В первом случае уменьшается человеческая

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


энергия, затрачиваемая на транспортировку предметов, во втором – трансакционные издержки (ICMB, 2018).

Вернемся к изменениям в составляющих труда, а именно в предмете труда. Здесь в первую очередь будут иметься в виду цифровые или информационные продукты. На данном этапе следует отметить, что так как основным свойством подобных благ является их нематериальная форма, по своей сути все они будут представлять из себя организованную тем или иным образом информацию. Это может охватывать сферу медиа (музыка, кино, периодические издания и т.п.), электронные книги, видеоигры и др. Специфическим же продуктом цифровой экономики следует считать программное обеспечение, так как приведенные выше примеры существовали и раньше, но выражались другими способами. Сюда же можно отнести относительно недавно появившуюся сферу обращения персональных и прочих данных, ценность которых в конечном итоге заключается в принятии более целостных и обоснованных бизнес-решений.

Описанные изменения в трудовой деятельности цифровой экономикой до настоящего момента относились к индивидуальным проявлениям труда, тогда как ему также присуща совместная или коллективная форма.

В первую очередь представляется обоснованным рассмотреть кооперацию обособленно. Сама по себе кооперация является источником дополнительных выгод при осуществлении труда. Это происходит в том числе за счет синергетического эффекта, который в теории систем также известен как эмерджентность. Вкратце его суть заключается в том, что некое целое больше просто суммы своих составляющих. Также существуют разные трактовки данного явления, одна из которых состоит в том, что оно приводит к неожиданным результатам функционирования системы (Johnson IV, Sousa-Poza, 2013). Применительно к трудовой деятельности его можно охарактеризовать как возникновение большей отдачи от совместно осуществляемого труда по сравнению с суммой потенциально реализуемого полезного результата каждого конкретного лица, действующего в одиночку. К примеру, существуют такие категории труда, осуществление которых либо полностью невозможно в одиночку (либо недостаточным объемом прикладываемого труда), либо крайне малоэффективно. Маркс приводит пример с поднятием бревна – действием, осуществить которое становится возможно только путем приложенных усилий нескольких работников одновременно, в то время как одному человеку сделать это остается непосильным. Там же он приводит другие преимущества кооперации, некоторые из которых являются следствиями достижения эмерджентности:

1) повышение механической силы труда;2) пространственное расширение сферы воздействия силы труда;3) пространственное сужение арены производства по сравнению с масштабом

производства;4) приведение в движение большого количества труда в течение короткого

промежутка времени в критический момент;5) пробуждение соперничества отдельных лиц и напряжение их жизненной

энергии;6) достижение непрерывности и многосторонности в однородных операциях многих

людей;7) одновременное выполнение различных операций;8) экономия средств производства благодаря их совместному употреблению;9) достижение уровня среднего общественного труда индивидуальным трудом

(Маркс, 1960, с. 333–345).Приведенный перечень главным образом применим к физическому труду, однако

некоторые пункты являются универсальными. Например, правильно организованная

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


работа сравнительно большого количества трудящихся создает предпосылки для экономии на масштабе, которая заключается в том, что «употребляемые совместно средства производства переносят меньшую долю своей стоимости на единицу продукта частью потому, что вся та стоимость, которую они отдают, распределяется одновременно на большую массу продуктов…» (Там же), результатом чего является снижение стоимости конечного блага, т.е. наличная экономия финансовых средств. Далее возникает возможность для параллельного осуществления разных частей производственного процесса, что приводит к сокращению общего затрачиваемого на производство времени. Приведенные преимущества достижимы также и в цифровом пространстве.

Однако перечисленными преимуществами кооперации совместная трудовая деятельность не ограничивается. Помимо них, также следует учитывать следствия от работы над общим делом, пролить свет на которые можно в аналогии с мануфактурным производством. Известно, что до возникновения мануфактур ремесленники, географически находящиеся каждый в своей мастерской, занимались производством товаров на протяжении всех его производственных циклов: от обработки первичных сырых материалов до финальных стадий. С развитием капитализма собственники капиталов стали объединять их под крышами специализированных мануфактур, где разные части производственного процесса могли распределяться между разными людьми. Это привело к существенному увеличению эффективности, которому тем не менее стали присущи новые формы ограничений, например, необходимость перемещения промежуточного продукта между работниками разных этапов производственного процесса. Далее известно, что ключевой предпосылкой для более совершенного осуществления работы над созданием продукта является распределение стадий производства, т.е. разделение труда, о котором еще Адам Смит писал: «разделение труда в любом ремесле, в каких бы размерах оно ни было введено, вызывает соответствующее увеличение производительности труда» (Смит, 2016, с. 70). На данном этапе можно выделить следующие факторы, способствующие более эффективному распределению труда: a) большая численность рабочих, способных его выполнять и б) соответствующие эффективному производственному процессу возможности их взаимодействия. Представленные факторы в равной степени применимы как к экономике на микро-, так и на макроуровне.

Таким образом, мы пришли к тому, что для более эффективного производства важно как количество производственных единиц, так и возможная скорость их взаимодействия. Цифровая экономика создает возможности для подключения (в том числе импорта) труда первых, о чем уже говорилось выше, при этом время, необходимое для их коммуникации при помощи современных технологий, может быть сведено к минимуму.

Описанные изменения в трудовой деятельности, привносимые цифровой экономикой, в основном базировались на повсеместном распространении интернета, однако более корректным будет утверждать, что не интернет сам по себе является их причиной, а возникающие благодаря ему сети и сетевые технологии6.

3.2. Трансакционные издержкиСетевой аспект цифровизации экономики также создает возможности для

сокращения трансакционных издержек, присущих любой экономической деятельности. Одну из их классификаций составил российский экономист Р.И. Капелюшников (1994), который относит к ним издержки:

1) поиска информации;2) ведения переговоров;3) измерения;4) спецификации и защиты прав собственности;5) оппортунистического поведения.

6 Подробнее см. (Нуреев, Карапаев, 2019).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Влияние сетей и сетевых технологий посредством интернета на представленный перечень изображено на рис. 4, составленном специалистами Всемирного банка:

Рис. 4. Снижение трансакционных издержек при использовании интернетаИсточник: (World Development Report, 2016, р. 45).

Проиллюстрированный на графике эффект, главным образом обусловленный использованием интернета, помимо увеличения эффективности за счет непосредственного снижения уровня трансакционных издержек и описанного как «приобретение товаров, исполнение банковских трансакций, поиск жилья или работы, уплата налогов или обновление водительских прав обычно требовали посещения магазина или офиса, однако сегодня стали возможны при помощи клика мышки или нажатия кнопки» (World Development Report, 2016, р. 45), имеет еще две составляющих: включение и инновации.

Суть первой заключается в том, что благодаря современной коммуникации, также выведенной интернетом на новый уровень, создаются возможности для вовлечения в экономическую деятельность тех субъектов, для которых раньше она была недоступна. Часто приводятся примеры того, что с появлением и стремительным развитием интернет-технологий в Африке начало создаваться значительное количество новых рабочих мест в цифровой сфере (World Summit on the Information Society (WSIS+5), 2011, р. 18), помимо того появились возможности для работы на дому для домохозяек (Information and Communication Technologies… 2009, р. 39). Было подсчитано, что только в 2011 г. благодаря цифровизации было создано более 6 млн рабочих мест (в основном в Азии) с совокупным приростом к ВВП в размере 192,6 млрд долларов (Digitization for Economic Growth…, 2013). По этому же поводу К. Шваб пишет: «…четвертая промышленная революция обеспечивает возможность интегрировать неудовлетворенные потребности двух миллиардов человек в глобальную экономику, что стимулирует дополнительный спрос на существующие товары и услуги путем предоставления новых возможностей отдельным людям и сообществам и объединению этих людей и сообществ между собой во всех странах мира» (Шваб, 2016). Здесь, однако, следует отметить, что обычно возникновение и применение интернета относят к третьей промышленной (или научно-технической) революции. Тем не менее эффект включения довольно нагляден.

Что касается инновационной составляющей, под ней опять же подразумевается снижение трансакционных издержек для обслуживания каждого нового покупателя или клиента практически до нуля, после того как цифровое благо единожды создано. Как уже отмечалось выше, к таким благам, которые также называют «информационные продукты» или «сетевые блага», можно отнести электронные книги, программное обеспечение, видеоигры и т.д. Подобный эффект достигается за счет присущего им свойства

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


идемпотентности, представляющего из себя способность объекта производить один и тот же результат при одинаковых условиях. Это делает такие блага неконкурентными в потреблении (Козырев, 2018, с. 5–19). О развитии отрасли подобных продуктов можно косвенно судить по степени снижения стоимости их хранения, представленной на рис. 5. На графике видно, что в течение 30 лет с 1981 г. стоимость хранения единицы информации снизилась в миллионы раз. Подобная динамика позволяет утверждать, что цифровые блага уже стали неотъемлемой частью современной экономической деятельности.

Рис. 5. Динамика стоимости хранения 1 мегабайта информации, 1981–2010 гг.Источник: (PC Magazine, 2007).

4. Цифровизация экономики и инновационная деятельностьЦифровой характер технологий подразумевает их современность, но, очевидно,

современность не обязательно подразумевает цифровой характер. Смартфон, интернет, машинное обучение, криптовалюты – все это принципиально разные понятия и все это относится к цифровым технологиям. Официального перечня не существует ввиду того, что процесс технологических разработок осуществляется непрерывно и вряд ли когда-либо можно будет с уверенностью утверждать, что та или иная технология является «последней цифровой». Один только Атлас сквозных технологий цифровой экономики России включает в себя 103 наименования (Росатом, 2019).

В сложившихся обстоятельствах определение цифровых технологий имеет смысл осуществлять индуктивно. Выделяют три составляющие, лежащие в основе цифровых технологий: компьютерное оборудование, программное обеспечение и сети (Brynjolfsson, McAfee, 2014). К этому можно добавить оперирование цифровой информацией. Цифровую форму она приобретает посредством конвертации информативного аналогового сигнала в бинарный вид, т.е. оцифровки (OECD, 2017). Этот процесс существенно развивается с каждым годом. По разным оценкам, к 2020 г. объем сгенерированных цифровых данных достигнет 44 зеттабайта, десятикратно увеличившись по отношению к уровню 2013 г. (Индикаторы цифровой экономики, 2018). Помимо этого, бинарная форма является наиболее подходящей для чтения электронными устройствами, что крайне важно, учитывая, что благодаря эволюционировавшим за последние полвека процессорам количество вычислений, осуществляемых электроникой в единицу времени по

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


сравнению с человеком, выросло в сотни миллиардов раз (см. рис. 5). Данное явление в общем виде описывается законом Мура, сформулированным в 1965 г. Гордоном Муром, в то время работавшим в компании Intel, который заключается в том, что вычислительная мощность компьютерных процессоров будет удваиваться каждые 18 месяцев (Moore, 1965).

Рост вычислительной мощности (количества осуществимых вычислений в секунду) с 1850 по 2010 г. представляет собой прямую, что на логарифмической шкале исчисления является экспоненциальным увеличением.

Возможность оперирования бинарными данными для электронных устройств является одной из ключевых предпосылок цифровой экономики в том виде, в котором она существует сегодня, ввиду того, что этому процессу нет альтернатив.

Но использование информации в бинарном виде не только свойство цифровых технологий, оно также влечет за собой многообразие как положительных, так и отрицательных нюансов для экономики ввиду ее обладания характеристиками практически совершенного публичного блага: неконкурентного в потреблении и натурально слабо исключаемого из пользования других субъектов. Ведь «информация неконкурентна в потреблении, она не исчезает при потреблении» (Козырев, 2018, с. 5–19).

На данном этапе можно сделать вывод о том, что особенностью цифровой экономики и одновременно ее отличительной чертой от информационной экономики, представляющей собой экономическую деятельность во главе с возможностями, предоставляемыми интернетом как таковыми, является повсеместное применение передовых цифровых технологий. В России их понимание со стороны регулирующих органов отражено в программе «Цифровая экономика Российской Федерации», в которой к цифровым технологиям и платформам относятся:

1) большие данные;2) нейротехнологии и искусственный интеллект;3) системы распределенного реестра;4) квантовые технологии;5) новые производственные технологии;6) промышленный интернет;7) компоненты робототехники и сенсорика;8) технологии беспроводной связи;9) технологии виртуальной и дополненной реальностей7.В свою очередь, следует отметить, что возможности их применения, очевидно, не

являются одинаковыми для всех предприятий. В этой связи целесообразным подходом будет являться выделение общего критерия, т.е. того результата, причиной достижения которого будет применение той или иной технологии, а также условия, необходимые для перехода к их применению.

Речь идет о реорганизации бизнес-процессов (business process reengineering – BRP), о которых Дон Тапскотт писал еще в 1999 г. Там он приводит результаты исследования фирмы Deloitte, которое показало, что главной причиной провала данного процесса является сопротивление переменам со стороны управления. Выделяются следующие причины:

1) отсутствие единства мнений среди исполнительного руководства;2) отсутствие поддержки со стороны высшего руководства;3) нереалистичные ожидания.На основе сказанного выше можно сделать вывод о том, что цифровую экономику

следует понимать как состояние экономической деятельности, характеризующееся повсеместным распространением и применением цифровых технологий, которые, в свою очередь, требуют наличия соответствующей инфраструктуры и интернета. Распространение и применение перечисленных элементов является не чем иным, как цифровизацией экономики, т.е. процессом ее становления.7 См.: Распоряжение Правительства Российской Федерации от 28.07.2017 № 1632-р.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


В это же время следует отметить, что данный процесс имеет характеристики текущего вектора инновационной деятельности, а именно ее составляющей, известной как инновационная диффузия.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что цифровизация экономики является современным этапом инновационной диффузии, а ее дальнейшее изучение и исследование представляется обоснованным в контексте теории инноваций.


Афонцев С. А. (2018). Индустрия 4.0: ускорит ли она мировую экономику? // Доклад в Финансовом университете при Правительстве РФ. 24.01.2018.

Белл Д. (1999). Грядущее постиндустриальное общество.Бухт Р., Хикс Р. (2018). Определение, концепция и измерение цифровой экономики //

Вестник международных организаций, Т. 13, № 2, с. 143–172 (на русском и английском языках). DOI: 10.17323/1996-7845-2018-02-07.

Индикаторы цифровой экономики: 2018: Статистический сборник (2018) / Г.И. Абдрахманова, К.О. Вишневский, Г.Л. Волкова, Л.М. Гохберг и др. М.: НИУ ВШЭ, 268 с.

Капелюшников Р. И. (1994). Категория трансакционных издержек // Институт свободы Московский Либертариум. (http://www.libertarium.ru/l_libsb3_1-2 – Дата обращения: 01.05.2019).

Кастельс М. (2000). Информационная эпоха: экономика, общество и культура.Козырев А. Н. (2018). Цифровая экономика и цифровизация в исторической

ретроспективе // Цифровая экономика, № 1.Кузнецова Н. П. (1996). Экономический рост в историческом контексте. СПб.Лем С. (1964). Сумма технологии.Маркова В. Д. (2018). Цифровая экономика: Учебник. М.: ИНФРА-М, 186 с. (Высшее

образование: Бакалавриат).Маркс К. (1960). Капитал, Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23.Нуреев Р. М. (2017). Экономическая компаративистика (сравнительный анализ

экономических систем).Нуреев Р. М., Карапаев О. В. (2019). Три этапа становления цифровой экономики //

Вопросы регулирования экономики, Т. 10, № 2, с. 6–27.Основы цифровой экономики: Учеб. пособие (2018) / Под ред. М.И. Столбова, Е.А.

Бренделевой. М.: ИД «Научная библиотека».Прытков В. П. (2014). Социальные и культурные противоречия информационного

общества // Теория и практика общественного развития, № 13.Росатом (2019). Атлас цифровых технологий. М. Смит А. (2016). Исследование о природе и причинах богатства народов. М., Эксмо.Тапскотт Д. (1999). Электронно-цифровое общество: Плюсы и минусы эпохи

сетевого интеллекта / Пер. с англ. И. Дубинского, под ред. С. Писарева // Киев: INT Пресс; М.: Релф-бук.

Шваб К. (2017). Четвертая промышленная революция. М.: Эксмо.BCG (2017). Россия онлайн: четыре приоритета для прорыва в цифровой экономике.Brynjolfsson, E., McAfee, A. (2014). The Second Machine Age: Work, Progress, and

Prosperity in a Time of Brilliant Technologies / W.W. Norton & Company, Inc.Digitization for Economic Growth and Job Creation: Regional and Industry Perspectives

(2013). World Economic Forum.ICMB (2018). The Impact of Blockchain Technology on Finance: A Catalyst for Change.Information and Communication Technologies for Women’s Socioeconomic Empowerment

(2009).International Center for Monetary and Banking Studies (2018). The Impact of Blockchain

Technology on Finance: A Catalyst for Change, Geneva.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Johnson IV, Tolk, Sousa-Poza (2013). A Theory of Emergence and Entropy in Systems of Systems // Procedia Computer Science, 20, 283–289.

McKinsey&Company (2017). Цифровая Россия: новая реальность.Moore, G. E. (1965). Cramming More Components onto Integrated Circuits // Electronics,

38(8), April 19.Notestein, Frank. W. (1945). Population–The Long View, In Food for the World / ed.

Theodore W. Schultz. Chicago: University of Chicago Press.OECD (2017). Going Digital: Making the Transformation Work for Growth and Well-

being. Paris.The Conference Board (2019). Productivity Brief. The Economy (2018). The CORE Team, First edition. Oxford University Press.United Nations, Department of Economic and Social Affairs, Population Division (2017).

World Population Prospects: The 2017 Revision.William D., Nordhaus (2007). Two Centuries of Productivity Growth in Computing // The

Journal of Economic History, 67(1).World Development Report (2016). Digital Dividends. P. 45.World Summit on the Information Society (WSIS+5) (2011). Outcomes and Perspectives

for Eastern Africa. P. 18.

REFERENCES

Afontsev, S. A. (2018). Industriya 4.0: uskorit li ona mirovuyu ekonomiku? Report in Financial University under the Government of Russian Federation 24.01.2018. (In Russian).

BCG (2017). Russia Online: Four Priorities for a Breakthrough in the Digital Economy. (In Russian).

Bell, D. (1999). The Coming of Post-Industrial Society. (In Russian).Brynjolfsson E., McAfee, A. (2014). The Second Machine Age: Work, Progress, and

Prosperity in a Time of Brilliant Technologies. W. W. Norton & Company, Inc.Bukht, R., and Khiks, R. (2018). Opredeleniye, kontseptsiya i izmereniye tsifrovoy

ekonomiki. Vestnik mezhdunarodnykh organizatsiy, 13(2), 143–172. DOI: 10.17323/1996-7845-2018-02-07. (In Russian).

Castells, M. (2000). The Information Age: Economics, Society and Culture. (In Russian).Digitization for Economic Growth and Job Creation: Regional and Industry Perspectives

(2013). World Economic Forum.ICMB (2018). The Impact of Blockchain Technology on Finance: A Catalyst for Change.Indikatory tsifrovoy ekonomiki: 2018: Statisticheskiy sbornik (2018). G. I. Abdrakhmanova,

K. O. Vishnevskiy, G. L. Volkova, L. M. Gokhberg i dr. Moscow: NIU VSHE. (In Russian).Information and Communication Technologies for Women’s Socioeconomic Empowerment

(2009).International Center for Monetary and Banking Studies (2018). The Impact of Blockchain

Technology on Finance: A Catalyst for Change, Geneva.Johnson IV, Tolk, Sousa-Poza (2013). A Theory of Emergence and Entropy in Systems of

Systems. Procedia Computer Science, 20, 283–289.Kapelyushnikov, R. I. (1994). Category of transaction costs. Freedom Institute Moscow

libertarium. (http://www.libertarium.ru/l_libsb3_1-2 – Accessed: 05.01.2019). (In Russian).Kozyrev, A. N. (2018). Digital Economics and Digitalization in Historical Retrospective.

Digital Economy Magazine, 1. (In Russian).Kuznetsova, N. P. (1996). Economic growth in a historical context. St. Petersburg, s. 106.

(In Russian).Lem, S. (1964). Summa tekhnologii. (In Russian).Markova, V. D. Digital economy: textbook (2018). M.: INFRA-M, 186 p. (Higher Education:

Undergraduate). (In Russian).

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Marx, K. (1960). Capital, Vol. 1. Marx K., Engels F. Op. 2nd ed. Vol. 23. (In Russian).McKinsey&Company (2017). Digital Russia: a new reality. (In Russian).Moore, G. E. (1965). Cramming More Components onto Integrated Circuits. Electronics,

38(8), April 19.Notestein, Frank, W. (1945). Population–The Long View, In Food for the World, ed.

Theodore W. Schultz. Chicago: University of Chicago Press.Nureev, R. M. (2017). Economic comparative studies (comparative analysis of economic

systems). (In Russian).Nureev, R. M., Karapaev, O. V. (2019). Three stages of the development of the digital

economy. Journal of Economic Regulation, 10(2), 6–27. (In Russian).OECD (2017). Going Digital: Making the Transformation Work for Growth and Well-

being. Paris.Prytkov, V. P. (2014). Social and cultural contradictions of the information society. Theory

and practice of social development, 13. (In Russian).Rosatom (2019). Atlas of Digital Technologies, Moscow. (In Russian)Schwab, K. (2017). Fourth Industrial Revolution. Moscow: Eksmo. (In Russian).Smith, A. (2016). Research on the nature and causes of the wealth of peoples. Moscow:

Eksmo. (In Russian).Tapscott, D. (1999). Electronic-digital society: Pros and cons of the era of network

intelligence / Per. with en. I. Dubinsky, under the editorship of S. Pisarev. Kiev: INT Press; Moscow: Relf-book. (In Russian).

The basics of the digital economy: a manual (2018) / under the ed. of M.I. Stolbova, E.A. Brundelle. Moscow: Publishing house SCIENTIFIC LIBRARY. (In Russian).

The Conference Board (2019). Productivity Brief. The Economy (2018). The CORE Team, First edition. Oxford University Press.United Nations, Department of Economic and Social Affairs, Population Division (2017).

World Population Prospects: The 2017 Revision.William D., Nordhaus (2007). Two Centuries of Productivity Growth in Computing. The

Journal of Economic History, 67(01).World Development Report (2016). Digital Dividends. P. 45.World Summit on the Information Society (WSIS+5) (2011). Outcomes and Perspectives

for Eastern Africa. P. 18.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

www.hjournal.ru

© Ли Шобин, 2019

Методологические основы учета факторов риска в инновационной деятельности ...

DOI: 10.17835/2078-5429.2019.10.3.092-100

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ УЧЕТА ФАКТОРОВ РИСКА В ИННОВАЦИОННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

В УСЛОВИЯХ «ЦИФРОВОЙ ЭКОНОМИКИ»

ЛИ ШОБИН,

президент группы компаний SLC,г. Москва, Россия,


В статье поставлена задача объяснения методологических аспектов распространения концепций управления рисками в сфере инноваций, которые используются в интересах формирования и развития «цифровой экономики». Для этого рассмотрены следующие вопросы:

• Состояние методологической базы управления рисками в сфере инноваций в контексте цифровизации экономики страны.

• Наиболее актуальные сферы методологических изменений при осуществлении цифровизации.

• Базовые требования к обновленной методологии управления рисками в сфере инноваций в контексте становления «цифровой экономики.

• Основные направления обновления методологии управления рисками в сфере инноваций «цифровой экономики».

• Методологические аспекты объединения альтернативных вариантов действий по уменьшению рисков создания и продвижения инноваций.

• Роль стандартов в процессе изучения рисков в сфере инноваций.• Переход от традиционной отраслевой экономики к экономике, основанной на знаниях,

требует новых концепций и методов для компаний для поддержания конкурентного преимущества.

• Особенности методологии изучения рисков открытых инноваций.Ключевые слова: цифровизация экономики, управление рисками в сфере инноваций,

методологические аспекты управления рисками.

METHODOLOGICAL FRAMEWORK FOR INTEGRATING RISK INTO INNOVATION IN A "DIGITAL ECONOMY"

ENVIRONMENT

LEE SHOBIN,

The President of SLC group of companies,Moscow, Russia,


The article aims to explain the methodological aspects of the dissemination of risk management concepts in the field of innovation, which are used for the formation and development of the "digital economy." To this end, the following issues have been considered:

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

Методологические основы учета факторов риска в инновационной деятельности ... 93

• State of methodological basis of risk management in the sphere of innovation in the context of digitalization of the economy of the country.

• The most relevant areas of methodological changes in the implementation of digitalization.• Basic requirements to the updated methodology of risk management in the sphere of innovation in

the context of the development of the "digital economy".• Main directions of updating the methodology of risk management in the sphere of innovation of the

"digital economy".• Methodological aspects of combining alternative actions to reduce risks of innovation creation and

promotion.• The role of standards in the process of studying risks in the sphere of innovation.• Moving from a traditional industry economy to a knowledge-based economy requires new concepts

and methods for companies to maintain a competitive advantage.• Peculiarities of the methodology for studying the risks of open innovation.Keywords: digitalization of the economy, risk management in the sphere of innovation, methodological

aspects of risk management.

JEL: O30, О39

1. Состояние методологической базы управления рисками в сфере инноваций в контексте цифровизации экономики страны

Исследователи отмечают важность понимания специфики влияния методологии на управление рисками создания и продвижения инноваций (Howard-Grenville, 2007, с. 560–577), а также для функционирования высокоэффективных инновационных предприятий. В сфере новых технологий методология формирует способность рассматривать связанные с инновациями риски в различных ситуациях в каждой области создания и продвижения новаций, при этом соответствующий актор может и не обладать конкретными техническими познаниями.

Методология – «процесс, документирующий серию шагов и процедур, направленных на достижение успешного завершения проекта» (Charvat J, 2003, с. 51).

Методологическое изменение – проблема для любой организации, а в контексте формирования качественно новой экономической системы сложность решения этой задачи возрастает многократно. В настоящее время в России отсутствует универсальная методология в сфере управления рисками инноваций, подходящая для измерения вероятности и последствий каждого изучаемого риска в условиях цифровизации экономики.

Необходимо учитывать неизбежность постоянных изменений методологического инструментария в контексте развития «цифровой экономики». В то же самое время, сталкиваясь с необходимостью переформатирования деятельности в процессе осуществления цифровизации, каждая организация должна научиться методологически эффективно управлять связанными со становлением «цифровой экономики» изменениями.

При этом совместное использование наиболее удачных методов и логически обоснованных доказательств облегчит развитие политики управления рисками в сфере инноваций. Следует учитывать, что негативные воздействия возможного риска могут быть очень серьезным ограничением создания и продвижения инноваций (Borgelt, Falk, 2007, с. 122–136) и по этой причине методология должна рассматривать меры по недопущению проявлений дисфункциональности в процессе управления рисками.

Существует широкий консенсус, в соответствии с которым применение комплексных междисциплинарных подходов является ключевым требованием для реализации эффективных, устойчивых и активных программ по управлению рисками в сфере инноваций. За рубежом инновации оценивают, исходя из несколько других критериев,

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

94 Ли Шобин Методологические основы учета факторов риска в инновационной деятельности ...

чем в России – на первое место выходит не само содержание новации, а риски (в том числе экономические), связанные с ее созданием и продвижением.

Рассмотрим наиболее актуальные сферы методологических изменений при осуществлении цифровизации.

Для понимания структуры новых рисков в сфере инноваций требуется учет масштаба происходящих в рамках «цифровой экономики» изменений. Перечислим только некоторые сферы, ранее практически не учитываемые при идентификации и оценке рисков:

• Цифровая автоматизация. Применение этого элемента, по статистике, снижает жизненный цикл производства продукта на 30%. Автоматизируя наиболее рутинные участки производства, персонал высвобождает время и ресурсы для развития новых и оптимизации действующих направлений бизнеса.

• Виртуализация рабочего пространства. Фактически речь идет о внедрении режима удаленной работы. При том основной документооборот происходит в электронной форме, рабочие материалы собираются в сгруппированные виртуальные базы данных, позволяя объединять индивидуальные знания сотрудников в одно-единое коллективное знание. Таким образом, результаты работы каждого сотрудника получают возможность использовать все остальные.

• Оптимизация исполнительного управления. С помощью внедрения электронных систем постановки задач, а также систем аккумуляции статистической информации управляющий персонал получает возможность принимать решения, опираясь на реальные статистические данные. Получая данные из разных областей, руководство имеет возможность сравнить эффективность тех или иных управленческих практик, с тем чтобы внедрить наиболее успешные решения повсеместно.

• Угроза манипулировать наборами данных, что может быть риском в применении систем искусственного интеллекта и при определенных условиях довести компанию до банкротства.

Объективному анализу сфер и содержащихся в них рисков препятствует дефицит профильной информации, а также связанный с проблематикой создания инноваций высокий уровень неопределенности. Соответственно, требуются методология, учитывающая основные неопределенности. В морфологическом анализе выявляются ключевые факторы, связанные с разрабатываемой новацией неопределенности, разрабатываются возможные альтернативные исключительные состояния для каждого фактора, оценивается попарная совместимость каждого состояния (т.е. определяется, конфликтуют ли два состояния друг с другом).

Нами предлагается рассчитывать интегральный индикатор риска инноваций (ИИРИ) по следующей формуле:

,

где f и e частные функции возможного ущерба (полезности) и вероятности (соответственно), а r – вероятность востребованности инновации рынком, рассчитанная с учетом трендов цифровизации.

Методы могут быть сформированы на базе осмысления эмпирики, которая наилучшим образом формируется исследователями в профессиональных и прикладных областях.

Простые методологии являются менее восприимчивыми к ошибкам, кроме того заинтересованным лицам их легче понять. Более вероятно, что такие методологии будут соответствовать принципам прозрачности и практичности применения. Кроме

ИИРИ = ��𝑓𝑓𝑓𝑓 ∗ 𝑒𝑒𝑒𝑒𝑟𝑟𝑟𝑟

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


того необходимо учитывать фактор субъективности – в конечном счете выбор делается в пользу методологии, которая лучше всего удовлетворяет потребности лица, принимающего решения, независимо от того, является ли объективно лучшим выбором.

Необходимо учитывать, что приоритеты расположения рисков инноваций отличаются в зависимости от отрасли. Об этом свидетельствуют эмпирические данные, представленные в таблице 1:

Таблица 1

Значимость факторов риска инновационной деятельности в % в условиях «цифровой экономики» (на уровне разработчиков инновационных

артефактов и технологических решений)1

Типы рисков 1 2 3 4 5 6 7 8Риски требований к инновационности 73 49 7 82 84 43 6 60Риски утечки идей 46 44 8 46 44 59 70 81Риски неполучения финансирования 16 5 6 14 19 22 19 23Риски динамики технологической экосистемы 21 7 4 19 8 14 2 25Риски сегментации и усложнения проектов 9 12 20 22 11 20 3 31Техно-экономические риски инноваций 13 8 15 30 34 30 2 27Риски человеческого фактора 6 6 8 9 19 7 24 9Риски нематериальных ресурсов 22 34 5 11 10 11 – 17

Коды колонок таблицы:1. ИТ-отрасль. 2. Банковская сфера. 3. Транспортная отрасль. 4. Беспилотные технологии.

5. Медицинское оборудование. 6. Металлургия. 7. Образование. 8. Промышленное производство. Ясная для понимания, логически обоснованная методологически корректная

структура риск-менеджмента должна находиться в основе коллективной деятельности по созданию инноваций.

Методология дает представление, необходимое, чтобы лучше понять и подготовиться к связанным с формированием «цифровой экономики» предстоящим изменениям. Такое понимание важно для создания организаций, отвечающих требованиям ближайшего цифрового будущего. Для понимания потребуются принципиально новые методологические инструменты. Применение таких инструментов, в свою очередь, потребует логичных объяснений.

Чтобы управлять риском эффективно, достоверная информация должна быть представлена компетентным в этих вопросах лицах своевременно. Доклады о риске должны содержать релевантный контент и быть вовремя представлены лицам, принимающим решение.

2. Базовые требования к обновленной методологии управления рисками в сфере инноваций в контексте становления «цифровой экономики

Применительно к проблематике цифровизации методология по мере необходимости должна быть столь сложной, чтобы должным образом соответствовать решению рассматриваемой проблематике. Методы могут быть разработаны для достижения целей «электронной экономики» или в рамках отдельных направлений политики поддержки инноваций.

Поскольку в первую очередь речь идет не об отдельных инновационных разработках, а о концептуальных моделях осуществления экономической деятельности, к примеру, в рамках «цифровой экономике» или «умных городах», в числе базовых требований 1 Таблица составлена автором на основе контент-анализа публикаций в отраслевых изданиях России.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


необходимо включать тиражирование положительных эффектов в разных условиях, а также масштабирование доказавших свою эффективность разработок.

Таким образом, для распространения инновационных решений системного уровня, в отличие от продвижения отдельных новаций, именно комплексный охват населения новыми артефактами и технологиями является основной зависимой переменной. Степень и качество внедрения, а также ответ пользователей на предлагаемые нововведения становятся дополнительными зависимыми переменными.

Необходимо учитывать, что обновление методологии происходит не на пустом месте, поскольку рассматриваемое интеллектуальное творчество представляет собой развитие парадигмы в терминах Томаса Куна (Кун, 2003, с. 24) применительно к теории диффузии инноваций. Эмпирические исследования показали, что успешные инновации зависят от ряда различных факторов, таких как знания, навыки, финансовые ресурсы, спрос и т.д. (Guerzoni, Raiteri, 2015, с. 726–747). Методология позволяет продвинуться в поиске ценных долгосрочных инноваций.

Отметим основные направления обновления методологии управления рисками в сфере инноваций «цифровой экономики».

В контексте обновления методологии риск-менеджмент включает приложение логических и системных методов для следующих действий:

• Информирование и консультирование в течение процесса формирования «цифровой экономики».

• Выявление контекста, значимого чтобы идентифицировать, анализировать, оценивать риски, связанные с любой деятельностью, процессом, функцией или инновационным продуктом.

• Осуществлять мониторинг развития связанных с цифровизацией рисков.• Разработка и практическое применение индикаторов рисков инновационной

деятельности.• Осуществление помощи в разработке стратегических планов развития бизнеса в

условиях становления «цифровой экономики».• Содействие развитию различных форм трансфера профильных знаний.Моделирование и методы риск-менеджмента должны всегда проверяться опытным

суждением. Различные модели могут использоваться, чтобы оценить или измерить каждый тип риска. При определении методов или моделей, которые будут приняты для измерения риска или оценки релевантности используемой методологии, необходимо рассмотреть все значимые для ведения бизнеса факторы.

При рассмотрении выше упомянутого необходимо принять во внимание практические и концептуальные ограничения методов и моделей, используя качественный подход, который включает суждения на основе опыта и критический анализ имеющих отношение к инновациям рисков. Требуются принципиально новые методологии в ряде прорывных сфер, в числе которых – применение искусственного интеллекта в «цифровой экономике, роботизация и защита критической инфраструктуры от беспилотных угроз.

3. Методологические аспекты объединения альтернативных вариантов действий по уменьшению рисков создания

и продвижения инновации Нередко оценка альтернативных вариантов действий в рамках риск-менеджмента

рассматривается как составляющая методологии оценки риска. Хотя развитие альтернатив – следующий шаг в цикле осуществления риск-менеджмента, много руководителей бизнес-структур предпочитают, чтобы альтернативы были интегрированы в оценку степени риска, требуя для этого дополнительного сбора данных и анализа.

Способность произвести оценки рисков, используя альтернативные методы, является важной составляющей системы оценки рисков создания и продвижения инноваций, а также составной частью системы управления организацией.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


Поскольку ответственность за различные компоненты системы распределена между различными областями управления, системное понимание управления рисками в рамках инновационной деятельности требует «целостного» взгляда на риск-менеджмент (Edquist, 2011, с. 1–29).

Организация эффективного управления рисками в сфере инноваций достаточно сложный процесс, к организации которого необходимо подходить, обладая профессиональными знаниями. Речь идет о сложной системе отношений, в которую необходимо интегрировать практики управления рисками. Внутренний контроль решений был бы ключевым вопросом также для того, чтобы гарантировать успех проекта.

Анализ альтернатив позволяет выявить типичные когнитивные ошибки нейтрализации рисков при создании инноваций.

Чем раньше в процессе изучения потенциальные альтернативы станут известны, тем более эффективным будет управление ими. В конечном счете, цель анализа степени риска инноваций состоит в том, чтобы предоставить лицам, принимающим решения, структурированный способ идентифицировать и выбрать действия риск-менеджмента для создания артефактов и технологических решений в условиях существования альтернативных вариантов действий.

Развитие альтернатив необходимо рассматривать как процесс, который является повторяющимся и эволюционным. Так как риски часто смещаются, важно повторно рассмотреть процесс развития альтернатив, включить новую информацию, и переоценить опции, основанные на измененных обстоятельствах. Изменения в угрозах или появлении нового риска могут сделать опцию риск-менеджмента, от которой ранее отказываются, возможной, или даже предпочтительной.

В конечном счете, осуществление альтернативных действий по осуществлению риск-менеджмента в условиях цифровизации осуществления бизнеса должно:

• Быть понятным участникам процесса разработки инноваций, включая лиц, принимающих решения, а также иных заинтересованных акторов.

• Соответствовать цели разработки инновационного продукта (технологии).• Соответствовать стандартам и стратегическим планам развития организации.• Учитывать тренды развития отрасли.• Обеспечивать безопасность применения создаваемой новации.Связанные с альтернативными вариантами действия и соответствующие решения

могут быть осуществлены в любом шаге управления рисками. Эти решения могут состоять в том, чтобы возвратиться к предыдущему шагу и искать дополнительную информацию, скорректировать модели управления рисками создаваемых инноваций или даже завершить процесс осуществления риск-менеджмента, основываясь на информации, которая поддерживает такое решение.

Рассмотрим роль стандартов в процессе изучения рисков в сфере инноваций. В процессе формирования «цифровой экономики» страны используют существующий диапазон методов, состав которых продолжает расти и развиваться. К примеру, в России в качестве базовых могут использоваться государственные стандарты серии ГОСТ 31 000, основанные на международных стандартах серии ISO 31000 (ISO 31000:2009). Стандарты отражают процессы рационализации уже существующих практик управления рисками.

В зависимости от специализации, бизнес развивает отраслевые стандарты риск-менеджмента. При этом общие представления о сущностях управления рисками обычно остаются теми же самыми, независимо от вида экономической деятельности (Klemetti, 2006, с. 59).

По этой причине, по мнению автора настоящей диссертации, при формировании «цифровой экономики» необходимо вести речь о модификации (в случае необходимости) существующих стандартов, а не о разработке принципиально новых.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Одна из существенных особенностей современных методов риск-менеджмента – вездесущее присутствие инструментов, таких как программное обеспечение, модели, карты риска и структуры сообщений о рисках. Такое направление еще называют организационным подходом к безопасности ведения бизнеса или системным подходом, основывающимся на создании процедурных барьеров. В рассматриваемом подходе подчеркнута необходимость создания новой основы для обсуждения методологических проблем.

Переход от традиционной отраслевой экономики к экономике, основанной на знаниях, требует новых концепций и методов для компаний для поддержания конкурентного преимущества. Цифровизация является ключевым компонентом современного промышленного развития, которое в настоящее время революционизирует производство. Поиск и оценка альтернативных планов действий вовлекают и техническое исследование и маркетинговую составляющую.

В то время как подходы для развития и оценки альтернатив столь же разнообразны, представленные ниже рекомендации, по мнению автора, следует учитывать:

• Рассмотрение уроков соответствующих прошлых инцидентов.• Организация действий риск-менеджмента в соответствии с передовым

отраслевым опытом работы над инновациями.• Оценка возможностей снижения основного риска и остаточного риска.• Сравнение выгоды каждого действия риск-менеджмента с его связанной

стоимостью. • Устранение потенциальных дисфункций в управлении рисками инноваций.Как отмечают исследователи, «истоки управления рисками как дисциплины могут

быть прослежены к проблематике безопасности» (Raz, Hillson, с. 53–66). Традиционно, риски были оценены и управлялись во множестве неофициальных путей (эмпирические и/или внутренние процедуры), основываясь, например, на компиляции наблюдений, тенденций, и другой информации. Такие подходы продолжают обеспечивать полезную информацию, но уже в условиях все возрастающих потоков данных и появления феномена открытых инноваций они оказываются малоэффективными.

4. Особенности методологии изучения рисков открытых инновацийХотя в последнее десятилетие интенсивно обсуждались новые формы инноваций, такие

направления, как открытые инновации, пользовательские инновации или краудсорсинг, практически не изучались на системной основе в контексте широкого положительного и отрицательного воздействия на экономику, общество и окружающую среду (Chesbrough, 2003; Hoyer, 2012; Leitner, Warnke, Rhomberg, 2016). Открытые инновации – особая форма новаций, которая в последние десятилетия становится все более популярной (Van de Vrande, De Jong, Vanhaverbeke, De Rochemont, 2009, с. 423–437). Обобщенно говоря, речь идет о специфической платформе продвижения бизнес-интересов в условиях инновационной динамики.

Принципы открытых инноваций по неограниченному доступу к данным, идеям, результатам и материалам способствуют междисциплинарному и межотраслевому сотрудничеству, позволяя преодолевать ограничения накладываемыми институциональными аспектами интеллектуальной собственности в пользу скорости общения и прозрачности в управлении рисками. Открытые платформы генерируют быстро развивающиеся экосистемы, способные бросить вызов доминирующим игрокам на мировых рынках (Gawer, Cusumano, 2014, с. 417–433). В качестве примера упомянем операционные системы с открытыми кодами.

В рамках модели открытых инноваций знание, являющееся так называемым общественным благом, может быть доступно и использовано любым в мире человеком бесплатно, что значительно снижает финансовое вознаграждение и, следовательно,

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019


стимулы для инвестиций в создание знаний. Получают распространение сообщества разработчиков и пользователей открытых инноваций (Antikainen, Vaataja, 2010, с. 18–26). Но соответствующие практики нуждаются в методологическом обеспечении создания и продвижения инноваций с управлением профильными рисками.

Таким образом, в рамках открытых инноваций, хотя отдача для общества в целом может быть очень высокой, частная отдача – и, следовательно, инвестиции – могут быть низкими, что приводит к недостаточным инвестициям в создание новых знаний относительно того, что было бы желательно для общества в целом. Утверждалось, что такой «провал рынка» может оправдать политическое вмешательство, направленное на увеличение инвестиций в науку до оптимального уровня (Castellacci, Mee Lie, 2015, с. 819–832). В данном случае мы имеем дело с диалектическими рисками в инновационной сфере, значимыми для развития экономики.

Открытые инновации и структуры их развития сегодня используются и коммерческими структурами. Наглядный пример – бета-тестирование программного обеспечения, в рамках которого компании, такие как Microsoft, в соответствии со специальной лицензией предоставляют бесплатно некоторым пользователям инновационные программные артефакты, чтобы люди могли использовать и принимать участие в улучшении «сырого» продукта. Открытый источник знаний – также форма открытых инноваций.

Таким образом, можно сделать следующие выводы:1. Государству и бизнесу необходимо обозначить четкую стратегию в вопросах

формирования «цифровой экономики» и создания «умных городов» с учетом контекста существования рисков различного уровня. Необходимо объединить проблематику совершенствования риск-менеджмента и политику поддержки инноваций, чтобы подготовиться к будущим изменениям в характере экономической системы страны.

2. Желательно перед началом перехода экономических агентов к модели «цифровой экономики» проанализировать эффективность существующих методов управления рисками разработки и продвижения инноваций. По итогам анализа выработать предложения по адаптации системы управления рисками к работе в новой среде.

3. Новое мышление и методы необходимы как организации создающей инновации, так и ее партнерам в сфере продвижения на рынок созданных артефактов или технологических решений. Для этого необходим переход от реактивного реагирования на связанные с создаваемыми и/или внедряемыми инновациями риски, к проактивным действиям.


Кун Т. Структура научных революций. М.: «АСТ», 2003.Antikainen, M., Vaataja, H. (2010). Rewarding in open innovation communities.

How to motivate members? // International Journal of Entrepreneurship and Innovation Management, 11(4), 18–26.

Castellacci, F., Mee Lie, C. (2015). Do the Effects of R&D Tax Credits Vary Across Industries? A Meta-regression Analysis // Research Policy, 44(4), 819–832.

Charvat, J. (2003). Project Management Methodologies. Hoboken, NJ: John Wiley & Sons, Inc.

Chesbrough, H. (2003). Open Innovation. The New Imperative for Creating and Profiting from Technology. Boston: Harvard University Press.

Edquist, C. (2011). Design of Innovation Policy through Diagnostic Analysis: Identification of Systemic Problems (or Failures) // Industrial and Corporate Change, 20, 1–29.

Gawer, A., Cusumano, M. A. (2014). Industry Platforms and Ecosystem Innovation // Journal of Product Innovation Management, 31(3), 417–433.

Guerzoni, M., Raiteri, E. (2015). Demand-side vs Supply-side Technology Policies: Hidden Treatment and New Empirical Evidence on the Policy Mix // Research Policy, 44(3), 726–747.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019


Howard-Grenville, J.A. (2007). Developing issue-selling effectiveness over time: issue selling as resourcing // Organization Science, 18(4), 560–577.

Hoyer, B. (2012). Unlocking the Digital Future through Open Innovation: An Intellectual Capital Approach. A Critical Analysis of Open Innovation as Structural Capital. Brussels: European Commission, DG Information Society and Media.

ISO (2009). (International Organization for Standardization). ISO 31000:2009 Risk Management – Principles and Guidelines. Geneva: ISO.

Klemetti, A. (2006). Risk Management in Construction Project Networks. Espoo: Helsinki University of Technology Laboratory of Industrial Management Report.

Leitner, K-H., Warnke, P., Rhomberg, W. (2016). New forms of innovation: critical issues for future pathways // Foresight, 18(3), 224–237.

Raz, T., Hillson, D. (2005). A comparative review of risk management standards // Risk Management: An international journal, 7(4), 53–66.

Van de Vrande, V., De Jong, J. P. J., Vanhaverbeke, W., De Rochemont, M. (2009). Open innovation in SMEs: Trends, motives and management challenges // Technovation, 29(6), 423–437.

REFERENCES

Antikainen, M., Vaataja, H. (2010). Rewarding in open innovation communities. How to motivate members? International Journal of Entrepreneurship and Innovation Management, 11(4), 18–26.

Castellacci, F., Mee Lie, C. (2015). Do the Effects of R&D Tax Credits Vary Across Industries? A Meta-regression Analysis. Research Policy, 44(4), 819–832.

Charvat, J. (2003). Project Management Methodologies. Hoboken, NJ: John Wiley & Sons, Inc.

Chesbrough, H. (2003). Open Innovation. The New Imperative for Creating and Profiting from Technology. Boston: Harvard University Press.

Edquist, C. (2011). Design of Innovation Policy through Diagnostic Analysis: Identification of Systemic Problems (or Failures). Industrial and Corporate Change, 20, 1–29.

Gawer, A., Cusumano, M. A. (2014). Industry Platforms and Ecosystem Innovation. Journal of Product Innovation Management, 31(3), 417–433.

Guerzoni, M., Raiteri, E. (2015). Demand-side vs Supply-side Technology Policies: Hidden Treatment and New Empirical Evidence on the Policy Mix. Research Policy, 44(3), 726–747.

Howard-Grenville, J. A. (2007). Developing issue-selling effectiveness over time: issue selling as resourcing. Organization Science, 18(4), 560–577.

Hoyer, B. (2012). Unlocking the Digital Future through Open Innovation: An Intellectual Capital Approach. A Critical Analysis of Open Innovation as Structural Capital. Brussels: European Commission, DG Information Society and Media, 2012.

ISO (2009). (International Organization for Standardization). ISO 31000:2009 Risk Management – Principles and Guidelines. Geneva: ISO, 2009.

Klemetti, A. (2006). Risk Management in Construction Project Networks. Espoo: Helsinki University of Technology Laboratory of Industrial Management Report.

Kun, T. (2003). Structure of scientific revolutions. M.: “AST”. (In Russian).Leitner, K-H., Warnke, P., Rhomberg, W. (2016). New forms of innovation: critical issues

for future pathways. Foresight, 18(3), 224–237.Raz, T., Hillson, D. (2005). A comparative review of risk management standards. Risk

Management: An international journal, 7(4). 53–66.Van de Vrande, V., De Jong, J. P. J., Vanhaverbeke, W., De Rochemont, M. (2009). Open

innovation in SMEs: Trends, motives and management challenges. Technovation, 29(6), 423–437.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

www.hjournal.ru

© Сорокожердьев В. В., Константиниди Х. А., Зинченко Н. В., 2019

ОТЧЕТ О КОНФЕРЕНЦИИ

DOI: 10.17835/2078-5429.2019.10.3.101-105

ЭКОНОМИКО-ПРАВОВЫЕ И СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И СОТРУДНИЧЕСТВА В ИНТЕГРАЦИОННОМ

ОБЩЕСТВЕ

СОРОКОЖЕРДЬЕВ ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ,

президент фонда «Научно-образовательные инициативы Кубани», кандидат экономических наук, доцент,

Краснодарский филиал Финансового университетапри Правительстве РФ,

г. Краснодар, Россия;

КОНСТАНТИНИДИ ХРИСТОФОР АЛЕКСАНДРОВИЧ,

кандидат экономических наук, доцент,Краснодарский филиал Финансового университета

при Правительстве РФ,г. Краснодар, Россия;

ЗИНЧЕНКО НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА,

кандидат экономических наук, доцент,Краснодарский филиал Финансового университета

при Правительстве РФ,г. Краснодар, Россия

В данном материале содержится характеристика итогов проведения Международной научно-практической конференции «Экономико-правовые и социально-культурные аспекты взаимодействия и сотрудничества в интеграционном обществе», проходившей с 25 по 30 апреля 2019 г. в Ереване, Республика Армения. Представлена информация об основных соорганизаторах конференции, дана характеристика обсуждавшихся проблем и основных направлений проведенных дискуссий. Отражены ряд положений и идей, озвученных докладчиками, выступившими в ходе заседаний, и подведены определенные итоги этого мероприятия.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

102 Сорокожердьев В. В., Константиниди Х. А., Зинченко Н. В. Экономико-правовые и социально-культурные аспекты взаимодействия ...

ECONOMIC, LEGAL AND SOCIO-CULTURAL ASPECTS OF COOPERATION IN AN INTEGRATION SOCIETY

VASILY V. SOROKOZHERDIEV,

associate professor,Financial University

under the Government of the Russian Federation,Krasnodar Russia;

CHRISTOFOR A. KONSTANTINIDI,


under the Government of the Russian Federation,Krasnodar Russia;

NATALYA V. ZINCHENKO,


under the Government of the Russian Federation,Krasnodar Russia

This material contains the results of the International Scientific and Practical Conference “Economic, Legal and Socio-Cultural Aspects of Interaction and Cooperation in an Integration Society”, which was held April 25-30, 2019 in Yerevan, Republic of Armenia. Information on the main co-organizers of the conference is presented, a description of the problems discussed and the main directions of the discussions are given. The article reflects a number of provisions and ideas voiced by speakers who spoke during the meetings and summed up certain results of the event.

JEL: F15

Основными организаторами данного научного форума стали Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации, Национальный аграрный университет Армении, Южный институт менеджмента (Краснодар), Краснодарский региональный общественный благотворительный фонд «Научно-образовательные инициативы Кубани».

Существенную поддержку в научно-методическом и организационном обеспечении проведения данной конференции оказали такие авторитетные организации, как Центральный экономико-математический институт РАН, Научно-исследовательский институт истории, экономики и права (Москва), Международная политэкономическая ассоциация.

В работе конференции приняли участие более 60 ученых и специалистов, представлявших различные научно-образовательные учреждения Российской Федерации и Республики Армения; свыше 40 из них имели ученые степени кандидатов и докторов наук. В ходе конференции состоялись пленарное, три секционных заседания. Основной акцент обсуждения на дискуссионных площадках конференции был сделан на экономико-правовых и социально-культурных аспектах взаимодействия и сотрудничества в рамках сложившихся и перспективных форм интеграции, рассмотренных на примере России и Армении и в широком международном контексте.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

Экономико-правовые и социально-культурные аспекты взаимодействия ... 103

В докладе на тему «Состояние и перспективы развития армяно-российских отношений в контексте интеграционных процессов в рамках Евразийского экономического союза» доктор экономических наук, профессор декан факультета агробизнеса и экономики Национального аграрного университета Армении Э.С. Казарян остановился на проблематике развития и углубления экономических связей Армении и России, специфика которых, по мнению автора доклада, определяется, прежде всего, особым характером отношений между двумя народами, а также подтверждается на государственном уровне. В докладе были показаны возможности углубления военно-политического, экономического и культурно-гуманитарного сотрудничества, которое на нынешнем этапе осуществляется в рамках стратегического союзничества. По мнению докладчика, для интеграции Армении в ЕАЭС есть высокий структурный потенциал, направленный на укрепление экономических позиций республики и повышение уровня жизни населения. Но для того, чтобы реализовать этот потенциал, необходимо достижение успеха в решении ключевых проблем налогово-бюджетной и денежно-кредитной политики, в противодействии коррупции, повышении инвестиционной привлекательности обеих стран.

В своем докладе доктор экономических наук, профессор Юго-Западного государственного университета (Курск) Ю.В. Вертакова отметила особую важность того положения, что современная экономическая ситуация в России, учитывая внешнеполитические условия, подвержена воздействию разнообразных рисков, что, в свою очередь, требует адекватной оптимизации регионального управления, прежде всего, в направлении формирования структурной политики и управления структурно-динамическими параметрами, а также проведения структурной трансформации региональных хозяйств. В современных условиях региональная экономика подвержена структурным трансформациям, которые сопровождаются неравномерным развитием и диспропорциями, зависящими от складывающейся конъюнктуры или формирующимися под воздействием государственной политики. В связи с этим автор доклада предлагает определять структурную динамику региональной экономики по двум компонентам: инерционной и реконструктивной. Соответственно, при изучении возможных направлений реиндустриализации как приоритетного направления трансформации структуры региональной экономики предлагается не только формирование нового модернизированного производства и создание новых отраслей, но и восстановление «старого» (традиционного) производства на новой технологической платформе для достижения целевых ориентиров региона.

Рассматривая проблематику интеграции, понимаемой в качестве основного ресурса построения эффективных моделей социохозяйственного развития, кандидат экономических наук, президент Краснодарского регионального общественного благотворительного фонда «Научно-образовательные инициативы Кубани» В.В. Сорокожердьев отметил, что в настоящее время существует ряд стран (Китай, Индия, Южная Корея и некоторые другие) которые далеко продвинулись в данном направлении, что поспособствовало существенному экономическому и социальному прогрессу в этих странах. Проблемы нынешнего развития практически всех стран постсоветского пространства в определенной степени зависят от способности их правительств обеспечить активизацию интеграционных процессов в экономике и обществе, которые, в свою очередь, позволят обеспечить соответствующую динамику и качество социохозяйственного развития при активном формировании системной экономической политики.

В докладе на тему «Минимальная заработная плата и бедность в Армении» доктор экономических наук, доцент заведующая кафедрой экономической теории Армянского государственного экономического университета Ф.Н. Маилян проанализировала концептуальные аспекты данного понятия в его исторической ретроспективе.

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

То

м 1

0, №

3. 2

019

104 Сорокожердьев В. В., Константиниди Х. А., Зинченко Н. В. Экономико-правовые и социально-культурные аспекты взаимодействия ...

Отмечается, что первоначальной целью института минимальной заработной платы было предотвращение недобросовестной конкуренции на рынке труда, а обеспечению социальной справедливости отводилась второстепенная роль. В дальнейшем расширились сферы влияния МРОТ. В частности, он начал рассматриваться как инструмент дифференциации заработной платы, способствующий сокращению уровня бедности и снижению неравенства в распределении доходов. Большой проблемой является также то, что в странах с переходной экономикой часто нарушается закон о МРОТ. Так, в Республике Армения 4% работников получают заработную плату ниже установленного уровня МЗП. На основе приведенных расчетов и анализа полученных данных автором доклада было показано, что в Республике Армения (при осуществлении соответствующей экономической политики) повышение уровня МЗП приводит к значительному сокращению уровня бедности.

В докладе доктора экономических наук, профессора зав. кафедрой государственных и муниципальных финансов и финансового инжиниринга ЮФУ (Ростов-на Дону) Д.А. Артеменко была дана характеристика определенных форм взаимозависимости, которые способны создавать прямые налоговые последствия в виде специальных правил налогообложения результатов сделок между взаимозависимыми лицами, а также косвенно влиять на выводы контролирующих органов о наличии у налогоплательщиков необоснованной налоговой выгоды по таким сделкам. Автором доклада определены возможные злоупотребления, способные вызывать проблемы фискального характера, включающие использование промежуточных компаний для доступа к необоснованным налоговым льготам, получение необоснованной налоговой выгоды, уклонение от уплаты выявленной в результате налогового контроля недоимки, занижение реальной стоимости сделок между взаимозависимыми лицами и пр. В завершение доклада сформулирован вывод о том, что в настоящее время в сфере налогообложения в целом удалось реализовать комплексное решение по противодействию формальному использованию конструкции юридического лица для получения необоснованной налоговой выгоды.

Эконометрический анализ взаимозависимости между площадями виноградников, валовой продукцией и урожайностью винограда в Вайоцдзорском марзе Республики Армения был осуществлен в докладе кандидата экономических наук, доцента заведующего кафедрой аграрной экономики Национального аграрного университета Армении В.С. Алексаняна. На обширном статистическом материале, полученном в результате научных исследований за период с 2008 по 2017 г., выявлен ряд существенных закономерностей в развитии данной отрасли. Анализ данных, представленных в докладе, в целом показывает, что в Вайоцдзорском марзе Республики Армения площадь виноградников имеет тенденцию к росту. За исследуемый период площадь виноградников ежегодно увеличивалась в среднем на 29,2 га, или 3,4%. Валовый урожай винограда характеризовался нестабильной динамикой, так же как и средняя урожайность. В результате проведенного регрессионного анализа сформулирован вывод о том, что в марзе для обеспечения устойчивых и высоких темпов развития виноградарства наиболее важным является проведение мероприятий, направленных на повышение урожайности винограда.

Доктор экономических наук, профессор Финансового университета при Правительстве РФ Н.В. Цхададзе представила доклад на тему «Эволюция концепций неформальных трудовых отношений». Она отметила, что оценка данного явления в научной сфере носит неоднозначный характер, это требует его дополнительной научной разработки. Рассматривая различные теоретические подходы и методы экономической политики в отношении данного явления, автор доклада указывает на то, что если первоначально рассматривалась исключительно асоциальная сущность данного явления и в основном применительно к странам с низким уровнем экономики, то в настоящее время превалируют подходы, определяющие развитие неформальной занятости и теневой

JOUR

NAL

OF

ECON

OMIC

REG

ULAT

ION

(Во

прос

ы р

егул

иров

ания

эко

ном

ики)

Vo

l. 10

, no.

3. 2

019

Экономико-правовые и социально-культурные аспекты взаимодействия ... 105

экономики применительно ко всем без исключения странам, в том числе в виде реакции общества на излишнюю бюрократическую заорганизованность экономики в рамках структуралистского либо легалистского подходов.

В ходе пленарного заседания также выступили с докладами, вызвавшими живой интерес участников, д.с-х.н. директор компании «Биоагро» – центра биологической защиты растений (Тбилиси, Грузия) К.М. Кикория, кандидат экономических наук, доцент, зав. кафедрой датологии Национального аграрного университета Армении А.А. Хачатрян, доктор экономических наук, профессор директор Колледжа права, экономики и управления (Краснодар) С.В. Лазовская.

В представленных на конференции докладах и в ходе состоявшихся научных дискуссий был рассмотрен широкий спектр вопросов, относящихся к проблематике взаимодействия и сотрудничества в современном обществе, с учетом ценного опыта, накопленного в современной мирохозяйственной системе. Особое внимание было уделено нерешенным проблемам и имеющемуся потенциалу восприятия интеграционных механизмов в экономической политике и в организации экономической деятельности в России и Армении, а также на всем постсоветском пространстве. В целом конференция позитивно выполнила свои функции в виде эффективной площадки для обмена научными идеями и предложениями между состоявшимися и начинающими учеными, специалистами-практиками. По итогам конференции опубликован сборник научных статей, ее участникам вручены соответствующие сертификаты.

PBJO

URN

AL O

F EC

ONOM

IC R

EGUL

ATIO

N (

Вопр

осы

рег

улир

ован

ия э

коно

мик

и)

Том

10,

№ 3

. 201

9 106

ПОДПИСКА-2019 НА ИЮЛЬ-ДЕКАБРЬ

по Объединенному каталогу «Пресса России»

по Объединенному каталогу «Пресса России. Подписка-2019»,

ВТОРОЕ ПОЛУГОДИЕ

Подписной индекс 42503

Условия оформления подписки (аннотация, индекс(ы), стоимость) вы найдете в I томе каталога, на страницах, указанных

в Тематическом и Алфавитном указателях каталога.

ТРЕБУЙТЕ ОБЪЕДИНЕННЫЙ КАТАЛОГ НА ПОЧТЕ!

ПОДПИСКА-2019 НА ИЮЛЬ-ДЕКАБРЬ

по Объединенному каталогу «Пресса России»

Журнал институциональных исследований

по Объединенному каталогу «Пресса России. Подписка-2019»,

ВТОРОЕ ПОЛУГОДИЕ

Подписной индекс 82295 Условия оформления подписки (аннотация, индекс(ы), стоимость)

вы найдете в I томе каталога, на страницах, указанных в Тематическом и Алфавитном указателях каталога.

ТРЕБУЙТЕ ОБЪЕДИНЕННЫЙ КАТАЛОГ НА ПОЧТЕ!

Том 10, № 3. 2019

vol. 10, no. 3. 2019

НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ

Учредитель и издатель: ООО «Гуманитарные перспективы». Адрес редакции и издателя: 344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, д. 43, оф. 10.

Тел./факс: +7 (863) 269-88-13. Е-mail: [email protected]; [email protected]. Сайт: http://www.hjournal.ru

Индекс журнала: в Объединенном каталоге «Пресса России» 42503. Свободная цена.

Сдано в набор 13.09.2019. Подписано в печать 22.09.2019.

Тираж: 500 экз. Заказ № 273. Выход в свет: 30.09.2019.

Формат 60х84 1/8. Гарнитура CenturySch. Печать цифровая. 11,5 п. л.

Отпечатано в Издательстве Фонда «Содействие—XXI век». Адрес типографии: 344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, д. 43, оф. 9.

Тел./факс: +7 (863) 269-88-14. Сайт: http://www.fund21.ru

© Оформление: Изд-во Фонда «Содействие XXI век», 2019.

Том 8, № 1. 2017

vol. 8, no. 1. 2017

НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ

Documents

ТОМ 10 НОМЕР 3hjournal.ru/files/JER_10_3/JER_10.3.pdf · 2019. 10. 8. · Введение Нельзя сказать, что проблема неформальной занятости