ГородГород №1.Январь 2012

Содержание

черно-белое чтение.авторские колонки

Мы с тобой на кухне посидимПетербургскоек стенамсначала бежали сюда. Потом отсюдаГород, которого больше нетчай в Москвебуэнос-айрос. Я запомню тебя такимстрадфордвесна в Хэмпстедевзять и изменить городДля чего нам нужны сплетникакой вывод?Дневник евыЖизнь — малина

интервью

спаси и сохрани. ларо вардосанидзе. Устройство тбилиси

татьяна Жданова и валерий Пекар:«Городу нужен не бренд, а смысл»

8

24

4

сПецреПортаЖ

фотолента

Содержание

34

46

6

Мы с тобой

на кухне посидим

черно-белое чтение. авторские колонки8

Текст: Анна Красильщик

Какое-то самое начало восьмидесятых годов. Темно, зима. Я гуляю с мамой по пустому двору на улице Фридриха Энгельса. Валенки, шуба, влажный шарф. Кругом никого, жизнь кипит где-то наверху, высоко: в домах почти все окна светятся. Какие-то — желтым, какие-то — синим и фиолетовым. Мама говорит, это потому, что смотрят телевизор. Снизу из темноты видно, что происходит за стеклами, на кухнях. Где-то и правда включен телевизор, кто-то сидит за столом, кто-то работает. Везде похожие занавески — клетчатые, например, как у нас. Везде похожие лампы — желтые, красные или оранжевые с круглыми пластиковыми абажурами. Или другие, с матерчатыми, но все равно у всех одинаковые. На плите варится картошка. В «Чуде» печется шарлотка. Заваривают чай — из большой темно-синей жестяной банки с узорами и восточными красавицами в шароварах.

Внутри — белая мебель, радиоприемники, по которым ловят «голоса» или просто слушают «Маяк», столы — такие складывающиеся вдвое, белые в серую крапинку, с тонкой делящей надвое щелкой, постоянно забитой крошками. На подоконнике — трехлитровая банка с бурой жидкостью и приветственно вздувшейся всеми пятью пальцами резиновой перчаткой. Мой современник, гриб, живший внутри, появился, очевидно, после 1985 года. А еще позже, ближе к концу восьмидесятых, на кухне, по крайней мере нашей, появился значок «Люблю Россию без «Памяти».

Кухня, главное предназначение которой — сугубо гастрономическое, в советские годы стала чуть ли не самой важной духовной составляющей повседневной жизни, культурным институтом. Это главное и практически единственное (если не считать мастерских художников, снимавшихся зимой дач и больших комнат — хотя по большому счету все это те же «кухни») общественное пространство города. Здесь говорили о самом важном и о самом незначительном, здесь составляли письма в защиту преследу емых советской властью, здесь беззаботно танцевали, разыгрывали шарады, читали стихи, перепечатывали самиздат, пели под гитару и ждали, когда же наконец «помрет Брежнев».

Тесные, душные закутки, где с удобством могло поместиться едва ли больше пяти человек, а втискивалось двадцать, стали центром жизни московской (и не только московской) интеллигенции шестидесятых-восьмидесятых годов.

«Это был оазис, место, где люди живут своей жизнью, свободно говорят. Нормальное общество в ненормальной стране», — вспоминает о доме историка Вадима Борисова приезжавший тогда в Москву французский журналист, теперь глава русского отделения AFP, Николя Милетич. «Потому что кухня — очаг, очаг и убежище», — лаконично заметил на посвященном кухонной культуре застолье поэт Михаил Айзенберг.

Многих — практически всех героев этого номера — прослушивали, и все же того страха, который закрывал рты предыдущему поколению, уже не было. Разговоры пришли на смену запискам тридцатых-сороковых, которые описывает в своем дневнике Лидия Чуковская: ими безмолвно обменивались, а потом молниеносно сжигали. Кухонные раз говоры с утра до ночи, за чаем, водкой, коньяком, за чем угодно и под любую закуску — в них и заключалась московская жизнь.

История этой кухонной культуры при ближайшем рассмотрении оказалась темой скорее для полноценной докторской, чем для материала в городском журнале. Московские кухни, родившиеся в конце 1950-х — начале 1960-х годов, после расселения коммуналок и появления маленьких, но собствен ных квартир, после частичного исчез новения страха, парализовавшего разговоры в стране, к середине девяностых перестали существовать как культурный институт, ненамного пережив советскую власть. Если сейчас набрать в «Яндексе» «московские кухни», вы получите несколько результатов. Качественная кухонная мебель по низким ценам. Песня Юлия Кима с подзаголовком «Из недавнего прошлого». Статья в «Коммерсанте» о празднике «Афиши–Еда» в парке Горького. Фотография неприятной девочки, которая сидит на кухне с пожелтевшими обоями в цветочек, за столом, покрытым облезлой клеенкой, с тарелкой сырников.

Разговоры выплеснулись на улицы, в кафе, клубы, куда угодно.

Этот номер — попытка ухватить разговоры сорокалетней давности и сегодняшние, будь то диалоги киноведов и шрифтовых дизайнеров, поэтов и священников или уборщиц и бизнесменов.

Зима еще не началась, но уже холодно и рано темнеет. Напротив моего окна — совсем другой дом на совсем другой улице. Почти все окна темные; только в семи горит свет. В одном включен телевизор. В другом висит лампа, похожая на ту, что висела на нашей кухне много лет назад. На этом сходство заканчивается. Хотя нет. Я по-прежнему храню чай в такой же синей банке с восточными краса-вицами в шароварах.

авторские колонки. разговорыГород, №1. Январь 2012

Петербургское К стенам

9

Текст: Катерина Яковленко Текст: Катерина Яковленко

Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани…Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.Не сердись на меня. Нужно что-то иметь позади.Иосиф Бродский, «Письма к стене», 1964 г.

Город, в котором в ноябре уже минус десять. Но возле воды и из-за влажности кажется, что все двадцать. Здесь мосты уже не разводятся. Мойка стоит, забросанная монетами по тонкому льду, который с каждым часом становится толше. Фонтанка так же мерзнет и всадники, всадники, цари, львы, которые заметает снег. Окна в кафе потеют из-за мороза на улице и тепла внутри, сморщиваются стекла окон домов. Еле горят фонари. И церкви поют «Алиллуйя»

В книжные магазины заходят не только, чтоб почитать или купить книгу, но еще и немного согреться. Тебя не воспримут дураком, и никто не будет тыкать пальцем, здесь принято заходить в магазины и выбирать книги, покупать книги. Ведь, здесь, что не улица, так улица, на которой жил и трудился Довлатов, Бродский, Ахматова, Достоевский или Есенин. Здесь, что ни дворик, то поэты и музыканты. В кафе играет то ли блюз, то ли кто-то читает стихи. «Бродячая собака», коммерческая за своей сегодняшней основой, все еще пахнет теми разгульными днями, когда в ней собирался Маяковский и Мендельштам.

Те, кто не читает стихи и не поет, играет в театре, студенческом, профессиональном. Сегодня роль одна, завтра другая. Жизнь кипит, бьет ключом. Даже Большая Нева уже не так грозна. Ходишь по улицам, впечатленный красотой зданий, по тому самому маршруту Раскольникова, до той самой калитки, что скрипела в фильме “Питер FМ” на Дворце Труда. Синий мост, красный мост, зеленый и мост влюбленных. Здесь принято говорить “шаверма” и здесь есть парадные. Здесь ты не хозяин, здесь ты один из тех, кто сюда приехал. Здесь жили цари, здесь умирали цари, но здесь всегда будет жить дух революции и дворянства, пышности и бедности. У этого города есть пять углов, от него просто так не спрятаться. И на Сенной как всегда шум. Здесь стены расписаны Блоком, а улицы автомобильными колесами. Город велик. Велика река. Вороны мостятся а парке и у причала. Воробьи собирают крошки возле уличных художников. Стало тихо. И только звон монеток, которые бросают прохожие в Мойку, эхом раздается в моей памяти. В Питере невозможно не остаться. Пусть даже частью себя.

Ночью замечаешь гораздо больше, чем днем. Наверное, потому, что тебе не мешают люди, «понаехавшие» и «понаостававшиеся», гул машин и разговоры прохожих. Днем ее молчание заглушает столичный хаос. Ночью же слышно, как она молчит. Стена на Ярославов валу, которая говорит стихами Иосифа Бродского, написанными на ней чьей-то рукой белым мелом — знак одиночества и прочитанных книг. Уличная культура редко пестрит такими надписями. А когда они появляются, у города появляется душа, романтика. Сразу вспоминаешь вечерние разговоры на кухне при полузакрытых шторах, шкварчание жареной картошки на плите, запах масла, вкус соленых огурцов, споры о присутствии в современной литературе идеи и смысла, новом поколении и о том, как же будет дальше. Душа становится поэтом. А время останавливается. Время вспоминать и время думать — почти как по Ремарку. Жаль, что мысли эти приходят только в таких условиях и в таких случаях: когда стоишь у стены, когда слушаешь ее молчание, говорящее обо всем.

Помню еще питерскую стену, говорящую именем Блока. О том, как суетлива ночь. Но тогда уже на ум приходит холодный ноябрь, замерзшие в Фонтанке монеты, горячее вино и музыка Эдит Пиаф. Но это уже другая история.

И пока есть такие надписи, есть культура. Внутренняя и внешняя. И чтобы не говорили об образовании, о том какое оно не качественное и бестолковое, о том что нынешнее поколение не читает и не думает. Пока стены думают Бродским, пока мир держится на пирамиде Леннона, жизнь будет залита в чайник, стоящий на газовой горелке и будет подавать признаки своего присутствия. Там же, на Ярославом валу, только выше, будет ловить свою заработную плату девушка в короткой черной юбке, сотрудник милиции будет мило улыбаться, на Крещатике будет гомонеть молодежь, да и палаточный городок все так же будет стоять. Куда ж без него.

Город, №1. Январь 2012авторские колонки. Городские рассказы

Сначала бежали сюда. Потом — отсюда.

«...Москвы не принято стыдиться. Напротив, ее принято знать и любить. Тонко, свежо, с поворотом во двор и выходом на центральные магистрали. Улица — история, площадь — личность, переулок — вечность.Еще Питер. От царя до декабристов, от Мойки до Невы, от фонтанов и каналов, от дворцов и коммуналок.Можно попробовать полюбить Одессу. Не сильно вширь. Не остро вглубь. По поверхности, через главную улицу, набережную, лестницу, рыбацкий район-поселок, через рынок и седьмой (очень политический в смысле сноса и закатывания в асфальт) километр к безымянным дворам. Ко дворам, похожим между собой, как декорации Одесской киностудии.Наш город полюбить нельзя. Страницы могут не выдержать буквенного напряжения от темных шахтерских лиц и рабского позора, густо проступающего на челе. Его нельзя с претензией переназвать в Тарасов. Ему нельзя дать псевдоним Энск или Эмск. Его имя стыдно произносить. Да? «Как вы живете там, в резервации? Вдали от Европы и демократии? Как вы живете в царстве хама?»А вы?Город, который не принято жалеть, потому что в нем — все ново, индустриально и глубоко запылено провинциально. Даже розы... Даже розы, которых когда-то согласно легенде был целый миллион. Здесь никто-никто не ходил по улицам в ожидании Нобелевской премии. Здесь никто-никто не страдал так, чтобы вышло громче, чем обычный пук.Бежали. Сначала бежали сюда. Потом — отсюда. Город, в котором нельзя состояться.Их много, таких стыдных в названиях улиц и площадей, смешных в убранстве Лениным, ровных, гладких, ярко и сыто, на южный манер покрашенных городов.Может быть в следующей жизни? Он научится быть другим? И Тараса Шевченко, стоящего перед губернским исполкомом, голуби больше не будут превращать в генерала Нельсона? И старые деревья срубят совсем, до полного беспамятства, а новые не смогут прижиться на мелких островах среди городской плитки? И каменные джунгли, расцвеченные жирной, безвкусной иллюминацией, поразят в самое сердце воображение какого-нибудь дикаря, и тогда он, милый, грязный и внеисторический дикарь скажет: «Хочу, чтобы здесь!»...И нам простят политические ошибки, недальновидность, привычку к батогу, ненависть к прянику и Америке. Нам простят все. И перестанут бояться. А самый богатый человек Украины тем временем вообще рассосется по страницам истории. Как рассосался Джон Юз, отец-основатель. И многие уже не смогут упомнить, а действительно ли он выбрал для жизни и смерти эту дыру? Или он, как наш Нельсон-Шевченко, большая легенда миллиона роз?...»

отрыiвок из книги Еленыi Стяжкиной «Тыi посмотри на неё!»

авторские колонки. отрывкиГород, №1. Январь 2012

10

Город, которого больше нет

Упрямое солнце, кокетливо заигрывающее с глазами, приятная на ощупь трава, свежее море на горизонте, запах шашлыков. Это та Одесса, которая при стремительной погоне за западными стандартами, никогда не меняется. Это там выше, в центре и на окраинах старый город европеизируют как могут. Пока есть море, запах Одессы, изменить не сможет никто. За последние 20 лет город очень изменился. Улицы переназвали, люди перестали жить на первых этажах, где «поселились» нынешние интерактивные клубы, банки, магазины, свадебные салоны… На остановках перестали выстаивать толпы, ожидающие трамвай. Все ждут маршрутку. А город моего детства – другой. Это город Потемкинской лестницы, количество ступенек которой каждый раз меняется, поскольку толково повести подсчет мешает дядя с обезьянкой, настойчиво предлагающий сфотографироваться.Одесса моего детства – коммунальная квартира в самом центре города. Старый одесский дворик с дедушкой евреем, который так не запомнил, что я – девочка. Окно в четвертом этаже, из которого, выглядывая, мама звала нас с сестрой со двора домой. Тот город был добрым, в нем не стыдно было сдавать бутылки за углом на улице Белинского, которые мама нашла на лестнице черного хода (видимо, остались от прошлых жильцов). А счастье от первых денег, которые были лично заработаны, пусть и столь простым способом, до сих пор не смогла затмить ни одна зарплата. Восторг от 15-й жвачки, купленной на свои тысячи, потертые и старенькие, и сегодня особым сигналом отражается в мозге. Мое детство – это сломанный, закрытый для посетителей фуникулер. И невообразимая гордость от того, что нашу семью пропустили на нем прокатиться. Мы с горящими глазами следили за поднимающимися вверх по Потемкинской лестнице людьми, возможно также пересчитывающими количество ступенек. Осознание того, что ты делаешь то, что другим запрещено, легкой волной подстегивало детское самолюбие. Одесса моего детства – это город троллейбусов и трамваев. Всегда забитых, всегда душных. И вечной транспортной давки. Это - первое самое сильное неприятное воспоминание. Второе – Привоз с гадающими цыганами. Детские страхи… куда же без них. Та Одесса - город детей, катающихся на какой-то штуке, торчащей из-под трамвая. Бездомных, а может и нет, но вид не очень благополучных. Они ждали, пока трамвай тронется и бежали за ним - кто первый запрыгнет. Иногда неудачно, но всегда с шумом и азартом. Неленивый водитель мог накричать, пригрозить разводным ключом. И так каждое утро, пока я шла в школу. У них не было ни страха – только безумие в глазах. Страшно было мне. И интересно. А они были счастливы. Просто счастливы. Сегодня такого нет. Странно, но нет. То ли дети стали более благополучными (что вряд ли). То ли нашли другие- посовременнее - развлечения. Моя Одесса – это «Булочная», где выстояв невообразимо длинную очередь, папа забыл портфель сестры в магазине. И «Чебурашка», где пожилая женщина делала самый вкусный на свете молочный коктейль. С кусочками льда, нежирный и в меру сладкий. В граненном чайном стакане. При первой же возможности, я со скоростью света выпивала два таких и с довольной душой шла домой. За почти 20 лет с ним не смог сравниться ни один напиток, включая молочные коктейли, которые делали на Дерибасовской - где, кстати, впервые стали продавать настоящую пиццу - ни Макдональдские шейки. И только сосредоточившись на воспоминаниях, начинаю понимать: город моего детства – больше советский, нежели украинский. Прежде, встретить в транспорте украиноговорящего человека, было в диковинку. Сегодня – нет. А одесситы - толерантны ко всем. И глупости, типа «Одесса говорит только по-русски» - выдумки политиков-лузеров. Не менее сильным отпечатком в памяти отчеканилась первая поездка на «7-й километр». Поскольку маршруток не было и собственного автомобиля пока тоже, добирались мы с мамой - ни свет ни заря - на электричке. Потом, вместе с толпой, километра три шли пешком. Людской поток норовил увлечь тебя за собой и это не позволяло терять бдительность. От постоянного напряжения, боязни потерять маму, почему-то все время хотелось есть. Помню бутерброды с брынзой и жутко замершие руки. Обалденно красивую красную куртку с зеленой подкладкой. Как добирались обратно, уже не помню. Но это была первая и последняя такая поездка. Сегодня, при большом желании, вас на 7-й и на вертолете подбросят.…Да, прежние здания, трамваи, парки, а город стал совсем другой. Не такой, каким был десятилетие назад. На фуникулере сегодня может прокатиться каждый. «Булочная» превратилась в обычный супермаркет. Из «Чебурашки» сделали помпезный магазин домашней утвари, в витрине которого стоит кофейница, стоимость коей эквивалентна моей зарплате. Коммунальных квартир в моем первом доме уже не стало. Как и самого дома. Он превратился в обычное здание. Офисное. Трамваев и троллейбусов в потоке маршруток, да машин порой и не различить. Люди больше не проводят вечера в собственном дворе. Стирку предпочитают развешивать на балконах и защищаться бронированной дверью. С каждым годом мы все сильнее пытаемся походить на Европу. Строим картинги в парке, там, где дети раньше катались на велосипедах. Торговые центры - на месте магазинов, десятки лет боровшиеся за свое место. Уже даже «Привоз», всегда стихийный и грязный, стал крытым, организованным.И только, отвечая на вопрос, а каким он был, город детства, понимаем,: его, вроде бы, уже и нет. Нет качель-ракет, едва покачивавшихся от твоей монетки. Зато есть «Бомбер», от одного взгляда на который, забываешь, как тебя зовут. Больше нет военного госпиталя, находившегося напротив дома. Тут молодая медсестра спасала тебя от бронхита – делала уколы. Да, госпиталь превратился в элитный коттеджный поселок, куда машины запускают по пропускам. Город твоего детства не выдержал рыночной экономики. Одесса моего детства живет в чемодане с фотографиями. И где-то во мне.

Текст: Валентина Мерещук

Город, №1. Январь 2012авторские колонки. Город детства

11

Чай в Москве

авторские колонки. отрывкиГород, №1. Январь 2012

12

Начнем издалека, ab ovo, как начинаются все важные предметы. Более тысячи лет тому, в Китае жил мудрец Будда-Дарма, человек, каких немного бывает на белом свете. Умерщвляя плоть свою всевозможными средствами, он отрезал от глаз своих веки; Верховное существо наградило его за это пожертвование бессмертием, а из отрезанных век произвело чудодейственную траву ча-э (китайское название чая), которой дало силу излечивать многие болезни, душевные и телесные. Ученики святого мудреца усердно стали пить отвар листьев нового растения, и вскоре употребление его сделалось всеобщим в Поднебесной империи. Но род человеческий, вместо стремления к совершенству, с течением времени развратился до того, что чай вовсе потерял силу врачевать душевные недуги и остался лекарством лишь для тела: так еще до сих пор он укрепляет глаза, желудок, возбуждает бодрость, предохраняет от подагры и от каменной болезни. Я передал, что говорят китайские летописи; а верить или не верить их словам и диковинным свойствам чая -- предоставляется на волю каждого. Неоспоримо только то, что чаю природа назначила играть первостепенную роль. Вместе с завоеваниями Чингис-Хана он перешел за пределы родины, потом из Азии перебрался в Европу, где для почину, не зная, что делать с невиданным дотоле зельем, голландцы запрятали его в музеум редкостей, а англичане сварили из него соус; отсюда шагнул он в Америку, где из-за него вспыхнула война, имевшая последствием отторжение американских колоний от Великобритании; из Америки не трудно было ему пройти в остальные части света, — и теперь чай всюду в таком же употреблении, как... как романы французской фабрикации.

Соседи с китайцами, мы прежде других европейцев познакомились с благородным напитком, и тогда как другой чужеземец, табак, подвергался у нас страшным гонениям, чай с каждым годом приобретал большее и большее число почитателей, употребляясь сперва как “пользительная трава”, а потом просто в удовольствие желудка. Во второй половине XVII столетия чай продавался уже по тридцати копеек за фунт, и хотя при Петре Великом мы переняли от голландцев употребление кофе, но этому новому гостю не под силу было выжить старого, который сделался нашим закадычным собеседником.

Как средство возбудительное (наркотическое), чай действует более на сердце, чем на голову: вот почему особенно полюбили его жители Белокаменной. Другие города, строго преданные дедовским обычаям, не скоро знакомились с роскошью, довольствовались сбитнем, отваром мяты, липового цвета, или другой какой скромной, доморощенной травы с медом; Петербург пробавлялся кофеем, а Москва деятельно пристращалась к чаю. Аустерии (то есть ресторации), заведенные Петром Великим для развития у нас общественности,

Кокорев Иван Тимофеевич «Очерки о Москве» (отрыiвок)

не замедлили сделаться приютом чая; когда прошло то золотое время, как посетителей угощали в них даже даром, лишь бы приохотить их к чтению газет, гости охотно стали заменять горячительные напитки безвредною горячею водою. Для домашнего обихода изобретен был самовар {Наши войска в 1813 г выучили Европу употреблению этого умно придуманного снаряда.}, это предзнаменование могущества паров, и быстро вытеснил медные чайники, в которых деды наши, подражая китайцам, грели воду для чая. К сожалению, я не имею достаточных показаний о количестве чая, какое выпивалось у нас в прошлом столетии. А сколько и как пьем его мы, люди девятнадцатого века, конечно, не безызвестно всем и каждому, и благосклонный читатель, надеюсь, не потребует от меня статистических данных. Теперь, слава Будде-Дарме! вся Русь, “от Финских хладных скал до пламенной Колхиды”, все от мала до велика, миллионер и поденщик, великорусс и сын юга, белорус и калмык, пьют чай, кто ординарный, кто кирпичный с солью, маслом и молоком, кто душистый ма-ю-кон, кто букетный лян-син, иные даже диковинный жемчужный или златовидный ханский. И если Англия с своими огромными колониями выпивает чаю гораздо больше нашего, а Северная Америка мало чем уступит нам в отношении к количеству употребления его, зато мы получаем самые лучшие сорта драгоценной травы, и несравненно разборчивее иностранцев на счет ее достоинств, даром, что нет у нас записных, специальных чаеведов, какие водятся у англичан в Кантоне.

Кто знает Москву не понаслышке, не по беглой наглядке, тот согласится, что чай -- пятая стихия ее жителей и что, не будь этой земной амврозии, в быте москвичей произошел бы коренной переворот; хлебосольное гостеприимство, эта прадедовская добродетель, неизменно хранимая нами, рушилась бы вконец. Бывали ли вы в доме чисто русском, где хозяин не прячется от посетителей, где пред вашими глазами не сядут за стол, не пригласив вас разделить хлеба-соли, “чем бог послал”? Тут никакое потчевание не обойдется без чаю, им оно начнется, как следует по порядку, и им же нередко кончится, на дорогу. Хозяева только что отпили, вы пришли, когда самовар уже сняли со стола, но это не помешает ему закипеть снова и явиться для услаждения беседы, и вы будете пить не одни: любезность хозяев посоответствует вам. Никакие отговорки не избавят вас от обязанности присесть к самовару. Погода холодная, сырая -- вы, конечно, прозябли следовательно, вот законная причина согреться; будь тепло в 20 градусов — все-таки есть повод пить чай для прохлаждения. Словом, во всякий час, во всякое время года у истого москвича чай предлагается каждому гостю, так что во многих домах, кроме обычных двух раз, утром и вечером, его пьют столько, что и счет потеряешь. Если бы китайцы знали это, я уверен, они почтили бы нас именем преждерожденных, старших братьев (китайские комплименты).

Город, №1. Январь 2012авторские колонки. отрывки

13Из москвичей редко найдете бедняка, у которого не было бы самовара. Иной бьется как рыба об лед, в тесной каморке его нет ни одного неизломанного стула (хотя их всех-то пара): а ярко вычищенный самовар красуется на самом видном месте, составляя, может быть, единственную ценную вещь, какою владеет хозяин. Москвич скорее согласится отказать себе в другом каком удобстве жизни, даже не испечь пирогов в праздник, чем не напиться чаю хоть раз в день. Удовольствие это стоит не дорого (разумеется, речь идет о людях, у которых, по их собственному выражению, в одном кармане Иван Тощой, а в другом Марья Леготишна): положим, семья состоит из трех или четырех человек; значит, золотник чаю десять копеек, пол-осьмушки сахару семь копеек, воды на копейку, уголья нередко свои: и так за осемнадцать копеек покупается все наслаждение. Человек не семейный редко держит самовар; но для него постоянное и не дорогое прибежище в заведениях, которых у нас не меньше, чем в Японии чайных домов, -- и об них да позволено будет сказать тоже несколько слов.

Трактирных заведений в 1847 году считалось в Москве более трехсот. Употреблено в них, в продолжение года, чаю сто девяносто одна тысяча фунтов (на сумму более 500 тысяч рублей серебром), а сахару с лишком тридцать четыре тысячи пудов (на сумму более 334 тысяч рублей серебром): цифры, не поражающие своею значительностью, когда знаешь, что главный товар заведений — чай. Немец, вспрыскивая покупку, калякает с товарищем за бутылкою пива; француз в таком случае требует вина, а москвич — чаю. Поэтому в тех частях города, где более движения, торговой жизни, там более и пьют чаю, и наоборот: в 1847 году Городская часть (я говорю про одни заведения) выпила более 20 тысяч фунтов чаю, а Рогожская до 30; тогда как Пречистенская потребила около 7 тысяч фунтов, а Мещанская ограничилась с небольшим 3 тысячами {Цифры эти заимствованы из верных источников. Заметим еще, что в 1847 г. почему-то не посчастливилось московской трактирной торговле и в иные годы цифры ее оборотов бывают значительнее.}. Торговому человеку не приходится за делом думать о русском напитке, веселящем душу; зато он усердно накачивает себя китайским, решая за тремя парами его дела не на одну сотню тысяч и вовсе не заботясь о вредных последствиях, какие сулят доктора неумеренным любителям чаю: напротив, он полнеет так, что сердце радуется, как взглянешь на него, и готов бы отвечать врагам чаепития словами Вольтера... {}Вероятно, читателям известен анекдот о фернейском философе, но не мешает повторить его здесь. Однажды доктор красноречиво убеждал Вольтера перестать пить кофе, говоря, что это медленный яд. «Но я уже шестьдесят лет пью этот яд, и, право, никогда не. чувствовал себя хуже!» — отвечал пациент. Замечу, кстати, что, тому недавно, наука избавила чай от несправедливых нареканий, доказав, что он питателен как нельзя лучше. Заведения, с своей стороны, стараются не ударить себя в грязь лицом пред неизменными гостями. Начиная от трактиров, где прислуга щеголяет в шелковых рубашках, где двадцатитысячные машины услаждают слух меломанов, где можно найти кипу журналов, до тех заведений, по краям Москвы, в которых деревянные лавки заменяют красные диваны, а половые ходят в опорках, -- везде, если найдете какой недостаток, то уж наверно не в чае, и если возмутит что вашу душу или аппетит, то, конечно, не он.

Не имею права заключать решительно,– что вы были когда-нибудь в заведении; но если вы любопытны, смею попросить вас туда на четверть часа. Войдемте в знаменитый Троицкий или в не менее славный Московский. Ловкая прислуга, все чистые ярославцы, мигом снимет с нас шубы, учтиво укажет, где удобнее сесть, если мы, среди множества гостей, затруднимся выбором места, расстелет салфетку на красной ярославской скатерти, покрывающей стол, и произнесет обычное: «что прикажете?» — Разумеется, чаю. Полюбуемся ловкостью, с какой половой несет в одной руке поднос, установленный посудою, а в другой два чайника, и займемся делом. Что это? Вы кладете сахар в стакан, щедрою рукою льете сливок, не думая, что портите этим аромат чая, ждете, пока он простынет, требуете огня, чтобы закурить сигару: с горем вижу, что вы не настоящий чаепиец. Осмотритесь кругом, кто делает так? Вот хоть бы, примерно, наши соседи — истинные любители чаю, и пьют его с толком, даже с чувством, то есть совершенно горячий, когда он проникает во все поры тела и понемногу погружает нервы в сладостное онемение, которое кто-то удачно назвал китаизмом. Они знают, что всякая примесь портит чай, что он, как шампанское, должен быть цельный, — и пьют его чистый, убежденные, что лишь одним иностранцам простительно делать из него завтрак, и пьют вприкуску, понимая, что сахар употребляется для подслащивания, а не для рассиропливания чаю. Смотрите дальше — у всех такой же вкус, такая же разборчивость, точно мы в Китае, где мудрецы-императоры сочинили законы и о том, как пить чай. Везде слышите почти исключительное требование чаю, звон чашек; видите, как взад и вперед снует народ, как одни посетители сменяются другими, жаждущими, подобно им, чаепития, и как половые едва успевают удовлетворять их требованиям: словом, здесь без чаю «нет спасенья». Правда, на ином столе явится порой графин с подозрительной жидкостью, иногда раздастся возмутительное хлопанье пробки, но это не уничтожает общности приятного впечатления, производимого чаепитием. Зайдем куда-нибудь в другое, не столь благообразное заведение: представится то же самое зрелище — все кушают благоуханный нектар. Пьет его подмосковный крестьянин, с радости, что выгодно

сбыл два воза дров, и пьет «до седьмого яруса пота»; пьет в складчину артель мастеровых, которых узнаете по немилосердному истреблению табаку; чаем запивает магарычи компания ямщиков; чаем подкрепляет свои силы усталый пешеход. Мало этого: в Москве есть водогрельни, в которых продают одну горячую воду для чая. Главная из них, находящаяся под Спасскими воротами, продает воды в год не менее как на две тысячи рублей серебром: припомните, что обок с нею Гостиный двор, что сидельцам не сподручно бегать в трактир, и не дивитесь. Чайных магазинов и лавок в Москве считается более сотни, и обороты их простираются до 7 миллионов рублей серебром ежегодно. Не говорю уже о том, что чай продается в каждой мелочной лавочке, составляя один из главнейших товаров их. Есть у нас несколько домов, где по утрам пьют кофе: это предпочтение обидно чаю, но зато чайные вечера в этих домах — истинное очарование, и всякий, кто хотя раз бывал на них, поймет, почему чайные вечера за границею вошли в такую моду... Следовало бы кончить статью одою в честь чая или, по крайней мере, рассуждениями о поэзии самовара: но нет у меня таланта стихотворства. Не могу, однако, не заключить чем-нибудь свою речь о чае, тем более, что, пожалуй, иной читатель спросит: «а что же доказано этим?» — спросит, как спрашивал один французский математик после представления какой-то драмы, в которой он не нашел ни уравнений, ни дифференциалов. Итак, заключу я вот чем: Нас, русских, частенько колют в глаза словами Нестора: «Руси веселие пити». Особенно солоно достается москвичам, как будто в укор их гордости, что они сохранили многие обычаи древней Руси. Надеюсь, что каждый благомыслящий человек, прочитав эту статью, скажет: «Руси веселие пити чай» (Я вспомнил при этом о любопытном сближении. Вы знаете, что в Англии, в Ирландии, в С. Американских Штатах существуют общества воздержания, члены которых называются teetotallors, т. е. чаепийцами, чаевниками; следовательно, незаметно для нас самих, общества эти есть и у нас, так что патеру Мэтью, право, нечего бы делать в Белокаменной), — и слова его повторит не один усердный любитель китайского напитка, каким имеет удовольствие быть сам автор.

14

авторские колонки. отрывкиГород, №1. Январь 2012

Буэнос-Айрес.Я запомню тебя таким.

Стратфорд

А эпилогом стал Буэнос-Айрес. Что логично — откуда ж еще в Аргентине вылетать назад в Европу? Под Новый год встретивший пустыми улицами — безглазым, чужим — провожает город человечно. В приземистых старых кварталах на улицах пляшут и дребезгливо поют, трясут старым тряпьем — витает воздух увядания; манерная эпоха начала прошлого века застряла в шляпах и шляпках, в ар-деко и модерне, которые, проживая здесь, стоит возненавидеть, как стоит в Москве возненавидеть вездесущие пушкинские бакенбарды. И бьют в барабаны, и поют, и воют, и девицы, сидя на тротуаре, плетут безделушки, и мужчины корсарского вида торгуют кожаной дребеденью — Буэнос-Айрес, город-праздник, собственно, не город, а праздник. Стоит уйти празднику — людям его, безбашенным и веселым портеньос — как и города уже нет, одно пустое, неряшливое безглазье. На пешеходном перекрестке в Сан-Тельмо старик кружит на куске картона туристок: на нем щегольская шляпа, не утратившая вида и за десятилетия, проведенные под палящим солнцем; на нем жилет, рубашка, длинный, небрежно завязанный шейный платок, у остроносых туфель каблуки великоваты — профессионалы танцуют танго только в таких. Тени от шляпы наполовину закрывают его лицо: виден только бескровный рот в улыбке и пара глубоких поперечных морщин на щеках, стремящихся к жесткому, похожему на комок газеты, подбородку. На стульчике возле магнитофона, извергающего скрипучую надрывную музыку, сидит старуха в тесном красном платье; она улыбается во весь желтозубый рот, у нее высокая прическа, в светлых волосах сияет, расшитый блетками, цветок. В руке ее веер, ноги в удобных танцевальных туфлях; старуха сидит с прямой спиной, и ноги составлены крестом. Обмахиваясь веером, выставив зубы, она смотрит куда-то мимо всех — мимо туристов, обступивших кусок картона, мимо старика, принимающего позы, позволяющего взопревшей туристке как-то поелозить ногами. Всю жизнь они, должно быть, танцуют. Жизнь, как праздник. Танго, как приговор. Грустное, но завораживающее зрелище. Буэнос-Айрес, я запомню тебя таким.

Лето 2005 года. Я шел на работу. Стояла обычная Лондонская жара, заставившая меня снять пиджак. Легкий бриз подгонял безликую серую человеческую массу, текущую в Сити по Лондонскому Мосту, предварительно приехав из «зеленого пояса» на электричках на одноименную станцию.Справа блестел как всегда надраенный и никогда не снимающийся с якоря ХМС Белфаст. За ним, загораживая утреннее солнце и башни Канари Ворф, кичился своим великолепием пижон средних лет Тауэрский Мост.

15

Город, №1. Январь 2012авторские колонки. коротко

Константин Кропоткин

Саша Рязанцев

Слева — город-красавец выложил все свои фамильные драгоценности, как на ладони. Там стебался своей центральной ролью в архитектуре и событиях с участием многих поколений королевской семьи Собор Святого Павла. Виднелся также шпиль пережившего Маргарет Тэтчер и «Большую вонь» Биг Бена.Торчали где попало более современные но не менее важные элементы лондонского пейзажа: башня Крестики-нолики (Охо), труба Современной Тейт, Лондонский Глаз, Останкинская башня БиТи и, совсем близко, но невидимый за Саузарским Мостом, «пьяный» Мост Миллениума. Короче, обычное ничем не примечательное утро.Причиной, по которой мне запомнилось это утро, было то, что в предыдущий день Лондон победил в конкурсе красавцев-городов на право принимать Олимпийский огонь в 2012 году. Помню, Тони Блэр, проказник, прокатился на волне этого успеха, назвав тот победный день «важнецким» днем. Помню лица тысяч людей, ликующих в Лондоне. И миллионы, плачущие в Париже.Время было доайфоновское и у меня еще был старый телефон без МП3 плейера, но со встроенным радио. Вот и слушал я радио по этому мобильному телефону. На радостях от очередной исторической победы над французами, сравнимой с Трафальгаром и Вотерлоо, радио вещало в прямой эфир из будущей Олимпийской деревни в Стратфорде. Брали интервью у прохожих. Было достаточно скучно – все ликовали по быстрому, почти не замедляя шаг, спеша по утренним ист-ендовским делам.И тут очередь дошла до бабули-божьего одуванчика, которая представилась моему воображению активной такой бабулькой, следующей на рынок с сумкой на колесиках и цветастым платочком. Одуванчик никуда не спешила и с удовольствием согласилась на минуту славы в прямом эфире. Ее представили (имя, честно скажу, не помню) и задали каверзный вопрос: «Что вы думаете по поводу Олимпийских Игр в Стратфорде?».У бабули был красивейший, не испорченный войной, чаепитиями в Рице и частными приемами в Хэрродзе, кокни с отточенным глоттальным стопом и ‘ф’, ‘в’ и ‘д’ вместо звуков английского языка, отсутствующих в языке русском. Кокни был настоящий, а не мотни, как у актеров из мыла Истендерс. Но, если это проще, представьте именно их мотни с волнообразными переливами интонаций. И этим, почти утерянным сейчас языком, из уст бабушки вылетела фраза, как воробей:— I’ve been living here for 75 years and the place is a fuck-ing shithole!Для тех, кто по-английски непаниме, переведу вольно:— Я живу здесь уже 75 лет, и это место – гребанная жопа!Кто бы ожидал от одуванчика такой вот грубости?! Да еще в прямом эфире! Радиоведущие, конечно, извинились за язык и попытались отшутиться и замять это все. А для меня эта фраза со всеми ее интонациями стала олицетворением отношения простого народа к потемкинским деревням, с таким энтузиазмом строящимся в Лондоне, Рио и Сочи.И бабушке-кокни, и жителям фавел в Рио, и людям, переселенным временно за сотый километр в восьмидесятом из Москвы и постоянно куда попало из Сочи, абсолютно наплевать на эти ваши Олимпийский Игры. Они как жили в «гребанной жопе», так в ней, скорее, и помрут. Да еще и заплатят за это удовольствие.

Весна в Хэмпстеде

— Привет! Как дела?— Ох! Я тебя не видела столько лет! — чернокожая француженка улыбается мне золотым зубом, при этом ни на секунду не прерывая отработанный годами до автоматизма процесс расстилания блина по сковородке длинными пальцами с еще более длинными ногтями, покрашенными в цвет нарочито нелегально припаркованного кем-то рядом «Астон Мартина».— Да вот, вернулся в Хэмпстед. После семи лет в Южном Лондоне.Для жителей Хэмпстеда все, что южнее Кентиш Тауна, — далекий юг, и слова «Южный Лондон» здесь звучат так же загадочно и волшебно, как «Тимбукту» или «Душанбе».— Вау, как время летит! Как будто только вчера катала тебе блин. Тебе креп-комплект, как обычно?— Спасибо, но сегодня пропущу. А ты совсем не изменилась. «Это правда. Или просто я постарел? И почему мы говорим по-английски?» — думаю я.— Спасибо! Рада тебя видеть.— Я тоже. А где англичанин? — я имею в виду парня, который работал в креперии, не говоря по-французски.— Да он не англичанин. Венгр. Работает санитаром на скорой помощи теперь.— А-а-а. А подруга твоя?— Аньес? Замуж вышла и уехала во Францию.— Классно. Ладно, пойду. До встречи!— Конечно! Скоро увидимся!

Я бросаю взгляд на паб с самым обычным названием — «Король Уильям IV». И обнаруживаю, что радужный флаг, украшавший его когда-то, когда я еще не знал, что он означает, сменился радужной гравировкой на свежепокрашенной вывеске. Мой взгляд скользит внутрь паба по теням мужчин и женщин. Там тоже ничего не изменилось. Обязательно зайду туда в субботу, чтобы

выпить добрую кружку «Гиннесса», который обязателен для запивания единственного блина, который я покупаю у знакомой незнакомки (за все эти годы я так и не узнал, как ее зовут): с яйцом, ветчиной и сыром.

Иду в сторону метро мимо кафе «Чашка кофе». Помню, что оно здесь, как и паб, и креперия француженкой, а также книжный магазин, турагентство и магазин очков для солнца, очень давно. Не то что «Старбакс» и «Поль», неизбежно появившиеся здесь в разные времена, или даже «Дом Бланка» (а не «Белый Дом», как это может перевести начинающий франкофил), появившийся на месте, где раньше сначала был магазин разношерстной одежды, а потом одежды «Мираж», кажется, Мадонны.

Вспоминаю, как мы сидели в «Чашке» в феврале на День Валентина с моими друзьями из гольф-клуба Кевином и Ричардом и нашими ВАГами после совместного ужина у «Хэмпстедского Мясника» , открытого другим членом гольф-клуба Филлом в прошлом году на месте магазина деликатесов. «Хэмпстедский Мясник» периодически устраивает специальный ужин-тестирование мясных продуктов, и я до сих пор помню вкус нежной баранины, растворяемый стаканом «Монтепульчано». А кофе в «Ямбире» так себе. И я иду мимо.

Еще не поздно, и я встречаю двух старых знакомых незнакомцев. Первый из них — полицейский, с которого надо непременно рисовать картину. Страж порядка благополучного Хэмпстеда благополучно толст и выглядит при этом очень старомодно. И очень смешно в своей форме. И каждый раз, видя его, я задумываюсь: может ли этот Бибендум догнать воришку, утащившего кожанную куртку из какого-нибудь модного магазина?Второй незнакомец — краснокожий дворник, как

Саша Рязанцевryazantsev.co.uk

16

авторские колонки. бумажные блогиГород, №1. Январь 2012

Взять и изменить городвсегда, воюющий с мусорными баками, как Дон Кихот с ветряными мельницами. Только, в отличие от рыцаря из Ла Манчи, дворник всегда выходит победителем в неравном бою, даже несмотря на отсутствие у него верного Санчо Пансы. Хоть дворник все еще краснокож, ворчлив и франкоязычен, я замечаю, что косичка густых кудрей сменилась короткой стрижкой редеющих седых волос, а красное лицо покрылось паутиной морщин. «Ну хоть он постарел», — с облегчением замечаю я.

Я поворачиваю в переулок, на углу которого открылся очередной неоправданно дорогой магазин-кафе органических продуктов. В конце переулка — паб, старое название которого я не помню, зато теперь он называется «Подкова» или просто «Лучший паб в Хэмпстеде». Почувствовав запах беспроводного интернета, тыкаюсь плечом в тяжелую дверь и пристраиваюсь за неотесанным столом. Код для доступа в интернет — «подкова», и я скоро погружаюсь в новости и пену «Гиннесса», заливая ими нежно приготовленного фазана, вместе с подоспевшей ко мне с работы Мэри. Какая-то странная пьяная девушка смешно танцует и пристает к посетителям, среди которых я замечаю бывшего министра из правительства Тони Блэра. Девушке больше не наливают, но это не мешает ей развлекать нас и наших соседей по столу — трех мужиков с эссекским акцентом, услышав который, хэмпстедские понтовщики, скорее всего, думают: «Как они попали так далеко на запад?!» Мы перебрасываемся несколькими словами с мужиками, радуясь бесплатному интернету и еще более бесплатному развлечению, и вскоре прощаемся с ними: пора домой, в путь мимо окон агентств по недвижимости, где мало что изменилось, кроме фотографий домов, прибавивших нулей к и без того заоблачным ценам, и мимо тех самых домов.

Мы уходим от всего этого, зная, что вернемся за блинами, домами и пивом в следующие выходные. Что будем сидеть в «Источниках» или, может, в «Масонах», а может быть, во «Фляжке», наслаждаясь весенним благоуханием.

Люблю ли я Хэмпстед? Да, конечно. Ненавижу ли я его? Еще как! Несмотря на все прелести этого места, любое место делают люди, в нем живущие. И в современном Хэмпстеде, как и в Сент-Джонс Вуде или Челси, воздух пропитан несправедливостью и расслоением общества. Здесь по узким улицам ездят банкиры и футболисты на своих «Порше» и «Астон Мартинах». Здесь свысока смотрят на людей с эссекским акцентом, а русский акцент считается верхом совершенства. Здесь соседствуют банкиры с отпрысками диктаторов из далеких стран. Здесь мимо проезжают лимузины с водителями в кепках, спешащими доставить в частные школы никуда не спешащих арабских, американских и русских детей. Здесь в одиночестве умирают английские старики — последние остатки старых денег, наследники викторианцев, укрывавшихся в Хэмпстеде от лондонской чумы. Один, помню, лежал в своем доме на Дауншир Хилл целый месяц, пока о нем не спохватились. Дом, понятно, быстро ушел новым деньгам за большие деньги.

Но, несмотря на все это, я намерен насладиться его прелестями, хоть и вряд ли надолго.

Всегда удивляюсь, когда слышу, как отчаянно питерцы любят свой город. Как говорится, это любовь не за что-то, а чему-то вопреки, то есть настоящая любовь.

В Питере мне всегда холодно, темно и неуютно. Я никогда не жил там постоянно, а приезжая всегда останавливался либо в гостиницах, либо в квартирах друзей и деловых партнеров, часто очень состоятельных, но как-будто стиснутых местными обстоятельствами и ощущающие холод отчужденности. Город, Нева и Эрмитаж сами по себе, ты и твой дом - сами. Среди рейтинга самых “холодных” городов мира, Питер в какое бы время я его не навещал, всегда держался в лидерах.

Поэтому когда мне вдруг предоставился шанс хоть что-то изменить в лучшую сторону в этим неуютном для меня городе, я за этот шанс ухватился.

Моя старинная знакомая Елена Спиридонова, владелица московской компании DeLuxe Group, следуя за московским успехом, решила открыть монобрендовый шоурум итальянского производителя мебели и интерьеров Prome-moria в Питере. Охваченный энтузиазмом хоть что-то сделать для своих обделенных уютом по месту рождения друзей, я горячо поддержал этот проект и даже вызвался прилететь и провести это открытие собственноручно.

Наверное, это немного странно и слишком самонадеянно считать, что одна марка мебели пусть и такая легендарная как Promemoria может что-то изменить в масштабах города, но да, я так считаю. В 2008-м году, я прилетел из Лондона в Москву и помог Лене открыть шоурум в Москве на Смоленской. С тех пор оказываясь в Москве под Рождество, я стараюсь заглянуть в шоурум, так как знаю, что в праздничный сезон там угощают клиентов итальянскими пирогами panettone. Там - тепло и уютно.

С открытия Promemoria в 2008 для меня началось обживание Москвы. На открытии шоурума марки в Санкт-Петербурге, передавая слово создателю бренда г-ну Ромео Соцци на пресс-конференции, я воспользовавшись вниманием гостей, предался воспоминаням об этом.

Города в которых мы живем, даже самые холодные и неуютные из них небезнадежны, пока мы что-то пытаемся в них создавать и менять. Но тогда это уже история даже не про холод или создание уюта, а про отчуждение и память. В моем случае про Promemoria.

ТимонАфинский

17

Город, №1. Январь 2012авторские колонки. бумажные блоги

Для чего нам нужны сплетни

Хорошо ли шептаться за спиной у знакомого о том, чего не скажешь ему в лицо? Психолог Мэтью Файнберг с коллегами из университета Калифорнии в Беркли в статье «Польза от сплетен: делиться информацией, влияющей на репутацию, — это просоциальное поведение» в Journal of Personality and Social Psychology доказывает, что на сплетнях держится общественное согласие.Авторы исследования провели эксперимент с «подсадной уткой». Студентов вербовали якобы для участия в экономической игре в духе «дилеммы заключенного», где, разбившись на пары, игроки изображают инвестора и владельца стартапа. «Инвестор» дает деньги, они утраиваются, после чего «владелец стартапа» сам решает, сколько вернуть обратно. О том, что деньги утроятся, знают оба, но это только на первый взгляд кажется игрой в одни ворота, где первый делает взнос, а второй срывает банк. На самом деле (как и в реальной жизни) взнос «инвестора» определяется тем, сколько он рассчитывает получить назад. Если сотрудничать честно, оба выиграют: один делает максимальную ставку (10 долларов), второй честно делит прибыль (20 долларов), и в итоге каждый добавляет 10 долларов к своему первоначальному капиталу.Интрига здесь в том, что в таких играх нельзя договариваться заранее: каждый действует вслепую, исходя из своего доверия к партнеру. В итоге раз за разом повторялась одна и та же ситуация: «инвестор» (настоящий подопытный) вкладывал максимально разрешенную в игре сумму, 10 долларов, а «владелец стартапа» (тут вместо добровольца использовали «подсадную утку», нанятого актера) получал 30 и оставлял все себе. Потом «инвестор» уступал место следующему игроку, а «владелец стартапа» оставался в своем кресле. Половине обманутых «инвесторов» разрешили оставить преемнику короткую записку, которую организаторы обещали не показывать «владельцу стартапа». Другими словами, игрокам дали возможность посплетничать в письменной форме, и они охотно пользовались этим правом. В 26 из 27 случаев записка сообщала, что

«владелец стартапа» играет нечестно, хотя обманутому и не было от этого никакой явной выгоды.Та половина подопытных, которой посплетничать не позволили, проявляла явные признаки фрустрации — об этом свидетельствовал пульс, подскочивший на несколько ударов в минуту. А сплетня позволяла легко погасить возмущение.Потребность в сплетнях запрограммирована в нас биологически, заявляют авторы исследования, и этот факт переводит шепот за чужой спиной в категорию важных социальных инстинктов. Стоит нам увидеть несправедливость или подлость, о которой мы не можем заявить во всеуслышание, — и пульс учащается, а миндалины, эмоциональный центр нашего мозга, начинают работать активней. Чтобы избавиться от возбуждения, нужно поделиться хоть с кем-нибудь свежей сплетней. Именно тогда и снимается негативный аффект: пульс становится ровным, миндалины перестают «светиться» на томограмме.Как это помогает обществу? Авторы утверждают, что именно сплетни формируют репутацию. Заложенная в механизм сплетни «программа защиты свидетелей» (обсуждаемый не знает, что именно и кто именно о нем сказал) делает сведения более объективными, чем то, что люди говорят в открытую. Это заставляет думать дважды в ситуации «социальной дилеммы», когда можно принести пользу обществу в ущерб себе, а можно поступить эгоистично, не нарушая законов, как в экономической игре, где оставить себе все деньги позволяли правила. Нарушителю грозит не прямое наказание (формальные правила не нарушались, значит, и наказывать не за что), а репутационный ущерб от сплетен, вот и приходится волей-неволей приносить пользу другим, поступаясь собственными интересами.Кстати сказать, сплетни и не дают нашему общению окончательно уйти в онлайн. Социальные сети реального мира устроены так, что мы чаще разговариваем один на один или общаемся с узким кругом друзей, а это идеальная среда для распространения сплетни. Face-book или Twitter куда хуже позволяют ругать знакомого нам человека за глаза: в интернете, как мы помним, все тайное становится явным слишком быстро.

18

авторские колонки. ДискуссииГород, №1. Январь 2012

Какой вывод?

Меня тут упрекают, что в прошлой моей колонке не было никакого вывода, никаких рекомендаций. Действительно: если бы были выводы и рекомендации, было бы, конечно, гораздо лучше. Возможно, настолько, что я бы вообще никаких колонок не писала, а просто жила бы себе счастливо.

Умение делать вывод и приводить свою жизнь в какое-то с ним соответствие — это ведь практически то же самое, что учиться на ошибках. И тут я должна признаться — я не думаю, что это возможно. В отношении детей и в отношениях с детьми. В отношениях с родителями. В общем, в таких отношениях.

Теперь немного давних воспоминаний. В 17 лет мне удалось прибиться к группе старших товарищей, выезжавших на археологическую практику в город Псков. Помню, этот город показался мне тогда совершенно прекрасным в своей, как мне виделось, идиллической захолустности. Самая длинная улица там называлась именем Розы Люксембург. Начиналась она среди сталинского ампира административных зданий — на аккуратных дощечках было написано: «Ул. Розы Люксембург». По мере удаления от центра пейзаж становился неказистее, а таблички лаконичнее — «Ул. Люксембург». В самом конце, у выезда из города, на полуразвалившейся лачуге значилось: «Ул. Люкс.».

Нас поселили на территории одного из псковских музеев. Кругом была уже настоящая, не розалюксембургская, красота; в старших товарищей — всех вместе и в каждого по отдельности — я была влюблена; в ближайшем магазине, отстояв совсем небольшую очередь, можно было купить красящее губы вино «Арбатское». А потом приехал мой папа.

Он приехал без предупреждения, что при полном тогда отсутствии любых телефонов в общем не удивительно. И не застал меня — что, по той же причине, опять же не удивительно. Заменявший самые разные виды связи музейный сторож сказал ему, что мы отправились в баню. Около здания городской бани я его и увидела. И он меня.

Мы шли компанией, размахивали полотенцами и, наверное, как-то очень громко хохотали, может, даже пели, может, даже задирали прохожих, а я была в

19

Город, №1. Январь 2012авторские колонки. бумажный блог

смертельно короткой юбке — в общем, наверняка выглядело это все вызывающе. У входа в женское отделение он меня окликнул. Сказал: «Хорошо, что ты еще моешься». Повернулся и пошел прочь.

Нет, выводы еще не сейчас, — его остановили, уговорили, мы пошли в Кремль, сидели на берегу реки Великой и даже, кажется, посетили пельменную. А дней через десять я получила письмо.

Его надо было забирать на почте, и я прочитала его в близлежащем сквере. Я до сих пор помню многое из того, что там было написано. Например, что во Пскове много недействующих, мертвых храмов, а я становлюсь совсем как они: снаружи красиво, а внутри — пустота и запах затхлости. Хотя некоторые фразы я все-таки забыла — зато я не забыла ни одной слезы, пролитой над этим письмом. Не забыла чувства брошенности и несправедливости. И какой-то внутренней разодранности — ощущения, что, вообще-то, надо на все эти слова наплевать, но я совсем, совсем не могу.

А теперь немного воспоминаний недавних. Мои приятели устроили у себя на даче праздник. Было очень много народу с детьми — и Гришкиными ровесниками, и Сонькиными. Гришка с ходу опробовал поливочный шланг (мама насквозь промокшего мальчика совершенно не ругалась) и до смерти напугал собаку (ее хозяйка ругалась очень сильно). В общем, радовал мое сердце бесшабашным детским поведением. Соня с друзьями отправилась гулять.

«И повторится все, как встарь» — написано в известном стихотворении. Так оно и есть — со стихотворениями это часто бывает, я решила осмотреть окрестности и встретила эту компанию на пятачке у местного магазина. Не стану описывать подробности — скажу только, что пиво мне кажется куда вульгарнее «Арбатского». Хотя дело там было не в пиве.

В отличие от моего отца, я тогда ничего не сказала. В отличие от моего отца, не стала писать писем. Но следующее утро я все-таки начала с «мне надо с тобой поговорить» (и ведь я же вижу, вижу, как она всякий раз меняется в лице на этих моих словах). Потом я говорила — довольно долго, с литературными сравнениями и нет, не с намереньем задеть, но с намереньем затронуть. Она молчала. Потом она ушла в свою комнату. Я несколько раз потом проходила мимо ее двери — там было ужасно тихо.

И вот какие же здесь могут быть выводы? Что не надо ранить своих детей — особенно уж если вас самих так ранили в детстве? Что воспитывать себя не менее важно, чем воспитывать ребенка? Все это, кажется, и так понятно. Непонятно другое. Недавно мой десятилетний сын Гриша спросил меня, почему я грустная. «Потому что мне не нравится, как Соня себя ведет», — ответила я. И тут Гриша сказал дословно следующее: «А ты смирись».

Но ведь это как раз и непонятно — как смириться-то? У моего папы, наверное, спрашивать не стоит.

Текст: Анна Наринская, «Коммерсант»

Дневник Евы

Ева Шове учится в Сорбонне на факультете международных отношений. 31 августа Ева приехала в первый раз в Москву и прожила здесь месяц. По просьбе Города она записывала все свои впечатления. Города публикует избранные места из дневника Евы. Дневники написаны по-русски и не исправлялись редакцией.

Многие вещи кажутся невероятными: музыкальный фонтан, ларьки с продуктами питания, водные велосипеды в форме лебедя. И даже больше, люди одеты очень шикарно!

Среда, 31 августаЯ приеду в аэропорт Шереметьево в 17 часов. Я удивляюсь легкосте, когда я прохожу таможню. В контроле паспортов совсем нет вопросов о моём пребывание в Москве, но только один таможенник, который бормочет «здавствуйте». А вот, Россия открывает для меня!

Дама, которая работает в обмене валюты в аэропорт меня разочаровала. Он совсем не слушала фразу, которую я скрупулезно подготовила, чтобы поменять деньги. Сначала я чувствовала, что говорить по-русски не важно было, когда путешестовали в Россию. Но потом я поняла, что это было незаменимый, если я хотела читать станции метро!

Дамы в кассах в метро меня снова разочоровали: они не только не говорят с пассажирами, но кроме того они не смотрят на них! Чтобы получить билет, надо просто дать деньги. Это шокирует меня.

В вечер, я хочу сделать кое-какие покупки. Но я не смею идти в небольшие магазины, потому что надо говорить. Наконец я нашла международный супермаркет. Это дорого но это показывает, что русский люди любят импортные продукты. Опять есть агрессивные продавецы. Это парадоксально, при этом я вижу многие пары на улице, которые очень нежные.

Четверг 1 сентябряУтром я совершаю прогулку по моему району. Я вижу много небольших магазинчиков, но я снова не решаюсь войти, потому что я должна сначала запомнить названия продуктов. Такое изобилие не имеет ничего общего с тем, что я знаю о советских временах!

Странно, но, когда я прохожу мимо американского посольства, я чувствую, что я близка к американским гражданам, хотя я не из США! Возможно, это зависит от того, что я приехала с Запада…

Пятница, 2 СентябряЯ, наконец, нашла более приемлемый супермаркет: «Ситистор». Здесь можно найти русские продукты. Я счастлива. Жаль, что продавцы оказались неприятные, и что они реагируют, как будто, они вообще не понимают то, что я говорю. Может быть, я неправильно произношу слово «спички» (я нигде не могу найти этот продукт...).Я вижу много киосков с цветами на улице. Совсем ни как во Франции, где продают цветы только в претенциозных магазинах. Здесь, в России, цветы очень популярны.

Суббота, 3 сентября

Сегодня я планирую совершить туристическую экскурсию по городу. Я так долго мечтала об этом! На станции метро «Краснопресненская», я рада, что присоединилась к ритуалу «кассы» (что означает, давать деньги на билет, не говоря!). Но я все ещё не привыкла к красоте московского метро. Мне очень нравится станция «Киевская» с мозаиками советских крестьян. Она красивее, чем любая станции в Париже!

Не далеко от станции метро «Площадь Революции», я прохожу охрану, и передо мной открывается Красная Площадь, которой красота переполняет меня. Очень жаль, что там сейчас установлена сцена для спектакля, которая занимает всё пространство... Я также обнаружила ещё один фестиваль, не доходя до ГУМа: международный фестиваль кофе! Это показывает мне, что русские любят устраивать всяческие мероприятия.

Рядом с мавзолеем Ленина, мне удалась сфотографировать могилу Сталина. На самом деле, я не знала, что это запрещено. Я испугалась, когда полицейский завопил «no fotos, no fotos!».

Я думаю, что ГУМ - очень красивый магазин, но я чувствую себя некомфортно, когда я вижу так много охранников внутри! Точно такое же чувство я ощущаю в метро, когда вижу, как у женщин выборочно проверяют документы.

Потом я решила поехать в парк Горького, чтобы посмотреть, можно ли там заниматься джоггингом. Но я вижу, что никто не бегает. Напротив, всё предназначено для релаксации и отдыха. Многие вещи кажутся невероятными: музыкальный фонтан, ларьки с продуктами питания, водные велосипеды в форме лебедя. И даже больше, люди одеты очень шикарно! Все это выглядит совсем не так, как в парках во Франции...

Bоскресенье, 4 сентября

авторские колонки. блог-репортажГород, №1. Январь 2012

20

Все берут еду руками и едят огурцы, не разрезая и не чистя кожуру.

Сегодня день ожидает быть просто прекрасным, потому что я собираюсь провести его весьма типично для русских (или, точнее, для москвичей): меня пригласили провести день на даче. Это дача родственников одного моего друга. Она находится в Переделкино.

Мы встречаемся на Киевском вокзале в полдень, около выхода из метро, который построен в парижском стиле. Я делаю только одну фотографию этого выход, от чего люди сразу понимают, что я туристка (и француженка!). Мы садимся на электричку в 12:47, проезд на которой очень дешевый. Он стоит всего 26 рублей, чтобы доехать из Москвы в деревню. Какая роскошь!

Во время поездки, меня все удивило. Я вижу деревянные сиденья, а также старушку, которая переходит из вагона в вагон, чтобы продавать книги с русскими рассказами для детей. Это первый раз, с тех пор, как я приехала в Россию, когда я чувствую, что могу познать знаменитую «русскую душу». На самом деле, наши преподаватели во Франции нам рассказывают о русских сказках и «русской душе»!

Во второй половине дня мы едим на шашлыки и огурцы. Еда выглядит очень неформально, это совсем не похоже на французскую церемонию. После обеда,

мы собираемся погулять. В первый раз в моей жизни, я перехожу пешком железную дорогу. Мы подходим к многоквартирным домам Переделкино, на спортивной площадке все играют в футбол. Это напоминает мне зарисовку из фильма «Ирония Судьбы…», а также игру в футбол между детьми и взрослыми в фильме «Утомленные солнцем».

Bторник, 6 сентября

Этим утром, я спускалась вниз по лестнице, когда я увидела полицейского. Он крикнул мне, чтобы я поднималась на лифте. Я предполагаю, что была какая-то проблема с основанием перекрытий этажа. Я никогда не видела полицейских в здании во Франции! Я ещё больше удивилась, когда я увидела, что моя соседка пошутила с полицейским. Может быть, москвичи привыкли смеяться вместе с полицейскими, и поэтому они не реагируют, как я. Со времени моего прибытия в Москву, я не провела ни одного дня, не увидев стражей порядка! Так, мне лично очень неприятно все это, ведь я не сделала ничего плохого.

Затем я иду в дом Чехова, который совсем рядом с моим домом. Сегодня в нем практически нет посетителей, хотя музей открыт. Там царит очень театральная атмосфера. Все сотрудники - женщины. Есть даже женщина-полицейский (это очень большая редкость во Франции). Каждая была сосредоточена на своей работе, и совсем не обращала на меня внимание. Это странно в музее... Они дают рекомендации по нахождению в музее немного в строгой форме, но я уже привыкла к такому проведению.

Cредa, 7 сентября

Сегодня я посещаю самый известный в России московский университет - МГУ. Я поражена размером университетского городка и атмосферой. Есть даже станция метро с одноименным названием - «Университет». На территории Университета есть всё: величественные деревья, стадион, интернет-кафе, банкоматы и т.д. Интересно также, что стиль одежды студентов совсем не похож на то, что носят во французских университетах. На самом деле, в МГУ девушки носят туфли на высоких каблуках, а молодые люди носят - костюмы с галстуками. Может быть, студентки с высшим образованием в России ведут себя, как будто они уже работали в большой компании. Во Франции, напротив, студентки носят джинсы и кроссовки. Так происходит в Сорбонне, где учусь я.

Четверг, 8 сентября

Я думала, что я знаю метро Москвы и я этом гордилась. Но вдруг я понимаю, что я одна в вагоне. В самом деле я не понимала обьявление, которое попросил нас покинуть поезд! Единственный человек внутри полицейский. Он и пассажиры на платформе смотрят на меня с удивлением.

Я заметила сегодня, что в России есть живые люди, которые обслуживают пассажиров. Во Франции, однако, автоматы заменили этих людей. Здесь, в Москве, есть ещё продавцы в кассах, агенты в конце эскалатора... Я думаю, что это приятно и обнадеживающе.

Пятница, 9 сентября

Я заметила сегодня, что есть очень мало детей в Москве. Во всяком случае, они не заметны, особенно в метро.

Суббота, 10 сентября

Я решила быть храбрым сегодня утром: я сбегаю в парке Горького. Это вызов! Я только одна бег трусцой, но никто не смотрит на меня с удивлением. В самом деле люди в парке очень заняты организацией фестиваля на выходные. Это, очевидно, фестиваль чтения. Устанавливают даже гамаки! Это произвело на меня сильное впечатление, когда я вижу эту способность Москвичов организовать как много разных событей.

Вторая половина дня французкая. С тремя русскими подругами я иду во Французскому институт на приём. Потом мои подруги хотели пойти на французкое кафе «Жан-Жак Руссо». Это настаящое парижское кафе. Я была тронута вкусом русских людей к французкую культуру.

Одна подруга подтверждает, что русским людям не очень нравится спорт на улице...они предпочитают заниматся спортом во Фитнесс клубе.

Воскресенье, 11 сентября

Сегодня идёт сильный дождь, но я не хочу пропустить визит в Кремль. Я думаю, что я ещё не прувыкла к

Город, №1. Январь 2012авторские колонки. блог-репортаж

21

Москве, потому что я трачу час, чтобы выяснить, как добраться до входа в Кремль из станции метро Библиотек им. Ленина. В Александровском саду есть ещё один сюрприз. Охранник оказался позади меня и кричал что-то. Я вскочила и он отвернулся, смеясь. Это было просто шутка! Значит полиция не так ледяная!

Торговые центры похожи на Парки развлечений. Есть не только магазины, как во Франции, но ещё киоски, где можно испытать разные продукты (например утюги для волос). Всё сделано, чтобы потреблять.

Понедельник, 12 сентября

Метро Москвы имеет бесконечные ресурсы! Сегодня вечером я случайно еду в вагоне, где нет объявлений. Мне кажется, что эта инициатива города превратила метро в настоящий поезд. Я воображаю, что я в Транссибирском экспрессе.

Вторник, 13 сентября

Сегодня я погуляю по району «Кузнецкий Мост». Это теплое и популарное место: вот один другой аспект Москвы! Когда я покупаю пончики с мясом около метро, я замечаю привычку продавцов здесь. Они всегда спрашивают меня, если я хочу только одну вешь («Один?»). Я думаю, что русские часто покупают большое количество.

Четверг, 15 сентября

Сегодня вечером я гуляла по улице Тверская. Я удивилась, когда я вижу демонстрацию у знаменитого кино «Пушкин”. Я думала, что такие событии редко в России. Но потом я понимаю, что люди делают демонстрацую против реформу образования. Это не прямая критика против правительства... Во Франции это часто так, независимо от предмета демонстрации.

То, что мне особенно понравилась вечером это атмосфера в подземных переходах в городе. Переход всегда хорошо освещено и там находятся много киосков. Итак, это радостное место, где люди могут говорить и не спешить. Это не как на улице!

Пятница, 16 сентября

Сегодня я открываю совсем новый аспект Москвы. Это как будто я была в Берлине! Около страрого кондитерского завода “Красная Октябрь”, есть альтернативные клубы, лаундж-бары, телестудии... Какой эклектичный район!

Но когда я погуляю по ултицам сегодня, я особенно замечаю, что Русские не игнорируют нищих на улице (в отличие от людей во Франции). Я, например, видела на Арбате одну даму, которая вежливо обратилась к бедной бабушке (продавщица овощей). Это тоже не редко в Москве, видеть молодых людей, которые дают деньги нищим.

Воскресенье, 18 сентября

Сегоня идеальный день, чтобы пойти в парк ВДНХ. Это место произвело на меня ещё сильнее впечатление, чем парк Горького. Все величественно. Но, кроме того, всё было сделано для отдыха и развлечению: самолёт, парк, дома разных республиках СССР, рестораны шашлыков...

С начала моего пребывания в Москве, я думала, что люди принимают меня за Русскую, потому что они часто спросили меня пути на улице. Но я вдруг поняла сегодня, что это очень часто в России спросить информацию на улице. Например одна дама попросила нас, есть ли вода в фонтане. Я уверена, что никто не попросит такую вешь в Париже! Жаль…

Вторник, 20 сентября

Я езжу в Сергеев Посад на день. В Ярославском вокзале мне не нравится беспорядок. Конечно эти новые вокзалы очень красивые и энергия пассажиры коммуникативная, но совсем невозможно понять, где правильный перрон! Нет никаких признаков, и агенты вокзала кричат на нас!

Но обратный путь очень приятный. В самом деле я в типичной электричке с деревянными скамейками и старыми пассажирами с огромными сумками. Мы возвращаемся в столицу после один день далеко от агитации города.

Пятница, 23 сентября

Сегодня я участвую в московском ритуале: у меня назначена встреча в середине станции метро. Первый раз, когда подруга дала мне назначение на станции метро, я думала что мы встречали не внутри но на улице около станции (как в Париже)! Поэтому надо было ждать её 30 минут! В коридоре метро очень интересно видеть, что люди, которые ждут, не заботятся ни о шуме в метро, ни о раздражённой толпе.

Воскресенье, 25 сентября

Сегодня я иду в театр с подругами. Мы купили билеты на балет «Фигаро» в государственным Кремлевскым двореце. Это гигантское место - даже буфет большой, на целым этаже! Мне нравится русский ритуал спектакля.

На конец спектакля дети дают актёрам цветы. Все кладут пальто в гардероб (бесплатно!)

Пятница, 30 сентября

В поезде Аэроекспресс, который доставит меня обратно в аэропорт, пейзаж меня все еще удивляет. Мне нравится большие деревья и небольшие магазины. Я чувствую, что я уеду из Москвы только когда я в аэропорту. В самом деле это международное место. Но есть много контролей безопасности и это типично из Москвы.

На самолёте, я понимаю, что я много узнала о жизни в России. Сейчас я рада возвращаться во Францию, где погода как летом. Но я с нетерпением жду, продолжить мое открытие Москвы в январе!

22

авторские колонки. блог-репортажГород, №1. Январь 2012

Жизнь — малина

Теща объяснила мне причины моей никчемности. «Вы просто совсем иначе думаете о будущем, то есть вы просто не думаете о нем. У вас в доме нет малинового варенья. Мыслимое ли это дело — жить в стране с самой вкусной малиной и летом не сварить хотя бы десять банок? Малиновое варенье зимой — это же практически рифма, не говоря о профилактике простуды». Я, конечно, в ответ сказал что-то неубедительное про малиновый джем, который можно всегда купить хоть в «Пятерочке», хоть в «Эдьяре», но не заслужил даже ответной усмешки. Не купишь судьбы в магазине, что называется. Или наоборот.

Я готовлю с пяти лет. Но действительно, мне никогда в голову не приходило смешать малину с сахаром или долго кипятить в медном тазе какой-нибудь крыжовник.

Не все, видимо, передается по наследству. Моя бабушка варила три вида только брусничного джема, крыжовник с косточками, крыжовник без косточек, золотую, почти прозрачную ранетку, вишню, малину, смородину всех цветов. Бессчетные банки заполняли вместительный сарай. На всех — аккуратные бирки с точным указанием состава, года, дня и месяца изготовления.

Там попадались настоящие раритеты. Однажды, проводя у бабушки одно из детских лет — восьмидесятого или восемьдесят первого года, — я обнаружил там банку, кажется, калины четырнадцатилетней выдержки. Варенье превратилось в камень, и его надо было ковырять ножом для колки льда.

Часть этого стратегического запаса время от времени посылалась родственникам, чтобы помнили.

23

Город, №1. Январь 2012авторские колонки. блог-репортаж

Зиму девяносто шестого года я провел в обществе двух трехлитровых банок варенья из слив. Сливы были страшно засахаренные, почти черного цвета и текстуры канифоли. Они были винтажными. На каждой банке рукой моей бабушки было наклеено по линованной этикетке и каллиграфически выведено: «Слива, 1990». Варенье было старше моей собаки, нового русского капита лизма и почти такое же бесполезное. В ту зиму мы не пили чай, а с водкой слива не сочеталась. В конце концов варенье покрылось вонючей зеленой коркой и отправилось на помойку.

Судьба моей собаки сложилась не менее драматически. Сначала ее сбила машина — полгода она провела в собачьих клиниках и в итоге каким-то чудом не лишилась ноги и даже не охромела. Потом на охотничьей заимке, где я про водил каникулы, ее страшно напугали работники одной подмосковной ОПГ — они залечивали на обкомовской охотбазе раны и развлекали себя как могли. Пили пиво «Хайнекен» ящиками, сварили лохань брусничного соуса, глушили динамитом рыбу, стреляли из черных промасленных АК по цаплям.

Грохот от этой стрельбы стоял страшный. Моя собака поджала хвост и исчезла в лесу. Я ждал ее три дня, но она не вернулась. Гангстеры ходили ее искать, закинув за плечо элегантные оптические винтовки. Но не нашли.

Тогда они проставили мне десять ящиков «Хайнекена» и пытались виновато дать мне денег. Потом им привезли маленькую юркую плоскодонку с адски мощным двигателем, и они стали гонять на ней по заливу, пугая рыбаков и рыбу. Про меня они забыли, видимо, посчитав, что приняли достаточное участие в моей судьбе. Я уехал в Москву без собаки.

Животных я с тех пор не держал, зато этой осенью впервые сварил варенье. Спохватился я поздно, поэтому сезон ной малины мне не досталось. Пришлось довольствоваться фейхоа. Шесть килограммов зеленых плодов, похожих на помесь зеленых шишек и каффиро-вого лайма. Столько же сахару. Двухлитровые банки без крышек. Крышек на рынке, как и малины, не было — не сезон.

Я нафаршировал банки нарядной зеленой гущей фейхоа, залепил сверху упаковочной пленкой и наклеил стикеры. На стикерах написал: «Фейхоа, ноябрь 2008». Вот, думаю, будет чем удивить тещу. Но через неделю зеленый цвет фейхоа стал сереть, сверху возникла зловещая бурая пена.

Еще через два дня я выбросил варенье на помойку. Видимо, стратегические запасы — не для меня. Остается уповать на супермаркет.

А про собаку выяснилось, что она бежала без передышки по тверским лесам пятьдесят километров, и там ее подобрал егерь. Об этом мне рассказал сторож с обкомовской охотбазы. Он навещал того егеря и видел собаку.У собаки было три щенка. Один белый с подпалинами и два черных.

Я готовлю с пяти лет. Но действительно, мне никогда в голову не приходило смешать малину с сахаром или долго кипятить в медном тазе какой-нибудь крыжовник.

Спаси и сохраниГород встретился с архитектороми урбанистом Ладо Вардосанидзеи узнал, как устроен Тбилиси, кто уродует его историческую часть и почему онане попала под охрану ЮНЕСКОТекст: Елена Краевская | Фотографии: Нана Тотибадзе | Продюсеры: Манана Арабули

— Как урбанистика существовала в советское время?

— В Грузии была совершенно уникальная для Советского Союза ситуация с охраной памятников: Шеварднадзе создал Главное научно-производственное управление по охране и использованию памятников истории, культуры и природы при Совете министров Грузинской ССР. И каждое слово в этом длинном названии имело смысл: «главное управление» означало уровень министерства, «научное» означало право доплачивать за научные степени, «производственное» — что реставрация тоже входила в его компетенцию, «при Совете министров Грузинской ССР» — что оно не имело хозяина в Москве, что было вообще почти исключением. Для сравнения: в Москве был только Научно-методический совет по охране памятников. Так вот, в этом управлении я проработал 12 лет, сначала занимался учетом и паспортизацией памятников, а потом был заместителем начальника управления. В то время в об щественном сознании памятником считались только церкви — не гражданские сооружения и не градостроительные комплексы. И мне удалось тогда создать группу по охране урбанистических памятников Грузии.

— И какой была тогда охрана памятников?

— Тогда у Шеварднадзе был такой лозунг: «Ни одного памятника без шефа». Он привязал конкретные памятники к ор ганизациям. Например, Тбисский университет Джавахишвили отвечал за террасное земледелие в Месхетии, вагоностроительный завод занимался тбилисскими монастырями. А мы тогда занялись охраной Старого города.

— А как так вышло, что в Старом городе в Тбилиси почти нет советской и современной застройки, чего, на пример, нельзя сказать про Москву?

— Москва — радиально-кольцевой го род, поэтому там все происходит в центре — в районе Садового и Бульварного кольца. А у нас центр — проспекты Рус-тавели и Агмашенебели (бывший Пле ханова). Тбилиси по своей типологии — линейный город, он всегда развивался вдоль реки Куры, и центр всегда следо-вал за его развитием. То есть в Тбилиси подвижный центр. Поэтому когда в со ветское время во всех городах началась сталинская застройка, в Тбилиси пра вительство забыло о Старом городе — ну гниет там, рушится, и бог с ним, и новая архитектура обходила его стороной.

— И как регулировалось развитие Тбилиси?

— Тбилиси в советский период имел три генеральных плана: 1934 года, 1957 года и 1971 года, с которым мы вошли в независимость. Только в перестройку наконец додумались, что реализовывать генеральный план 25-летней давности абсолютно невозможно, и начали его корректировать, но не закончили. И с началом независимости Грузии началась полная неразбериха: стали приватизировать землю как попало, вплоть до участков набережных, вырубать сады, парки и так далее. И в это время возникла новая сила — Саакашвили, который тогда был министром юстиции, потом председателем сакребуло (городской парламент. — БГ) и который на своих знаменах начертал лозунги охраны исторического насле дия, «SOS Старый Тбилиси», которые в неизменном виде будут так же адекват ны сегодняшней ситуации.

интервью24

интервью. люди о городеГород, №1. Январь 2012

— Вам не нравится новая градостроительная политика?

— У каждой профессии есть своя специфика, можно даже сказать, профзаболевание. Урбанист по определению не мо жет не быть политически левым. Социальный темперамент не нужен архитек тору, который проектирует дома и вы полняет заказ, но он профессионально необходим тому, кто занимается горо-дом и думает об обществе. Грузия в по следние годы живет под девизом «Все продается, кроме совести». И в частно сти, власти под давлением западных ор ганизаций, в первую очередь Мирово го банка, форсировали продажу земли, которая проходила безо всякой плани ровки, как попало. Тогда считалось, главное — продать в частные руки, а там рынок как-нибудь сам все упо рядочит. И вот сегодня мы имеем по следствия той распродажи.

— А какой документ сейчас регулирует градостроительную политику?

— В 2002 году был проведен конкурс на новую концепцию развития города, и в 2009 году на ее основе правитель ство утвердило новый генплан земле-пользования — land use plan. Не general plan и не master plan — а именно land use plan, то есть усеченный формат ге нерального плана, где акцент делается на фискальных интересах: приватиза ция и доход. Технологически он сде лан на фантастически высоком уровне: в основе — Geographic information system, геоинформационная система, которая сводит воедино все факторы развития города. В частности, в этом проекте превалирует принцип зонирования. Город делится на определенные зоны, которым назначаются коэффициенты развития. Существует три коэффициента: k1, k2, k3. k1 означает, какую площадь вы можете занять застройкой: если у зоны коэффициент 0,8 — значит, 80% территории можно занять «подошвой» застройки. k2 — это этажность, то есть сумма жи лых или офисных помещений по отно-шению к общей площади зоны. k3 — это коэффициент озеленения, который не может быть меньше 10%. И вот так механически город делится на эти зо ны. И теперь главный вопрос, насколь ко добросовестно эту технологию ис пользовать.

Пересечение улиц Леонидзе и Табидзе. Дом-ширма заслоняет вид на гору Давида с проспекта Руставели.

— А как можно неправильно использовать, если все возможные варианты изначально запрограммированы?

— Принцип зонирования — это американская технология, но в Тбилиси, к со жалению, ввели покупку «дополнитель ного» коэффициента. То есть, если ты богатый человек, ты можешь докупать этажей и площадей или уменьшать зеленую зону сколько угодно. Понятно зачем: при Шеварднадзе каждый дополнительный этаж стоил $1 000, и ты мог их настроить сколько угодно, только деньги на стол не забывай класть. А теперь взятки ле гализовали, и деньги официально идут в казну. Но продажа коэффициентов дискредитирует саму идею зонирова ния. В Штатах тоже можно докупать коэффициенты, но если на одном участ-ке его купили, то на другом участке тот же коэффициент восполняется — та кой принцип сообщающихся сосудов в городе. И самое главное, мы потеряли поня тие градостроительной композиции. Теперь кто как хочет, так и строит, потому что мы оперируем понятиями отдельного участка. Ни о какой «раз вертке» улицы, «застройке» микрорай она речи больше не идет.

— А главный архитектор у Тбилиси есть?

— Больше нет. Теперь есть руководитель архитектурного департамента — или как там теперь это называется. Но там не архитекторы, а менеджеры сидят, что, с одной стороны, хорошо, но с другой стороны, было бы еще лучше, если бы вокруг них собралось сообщество урбанистов, архитекторов и экспертов. Но они мо лодые и советников редко к себе зовут. Но молодость, как говорится, ошибка поправимая.

— Какая сейчас ситуация с охраной памятников?

— Пришло новое правительство, кото рое стало стирать все, что было сделано раньше, в том числе и приличные вещи. Закон «Об охране культурного наследия» переписали и изъяли из названия слово «об охране» — осталось просто «О культурном наследии». Вроде формальная вещь, но в ней скрыта установка: все начать с нуля, все новое, лучшее. И что получилось: с одной стороны, Старый Тбилиси стал подведомственным не Ми нистерству культуры, как другие города, а городской мэрии, что неплохо: у мэрии денег больше. С другой стороны, «неудобные» здания стали из списка памятников наследия выводить. В первую очередь — памятники советского периода. Самая скандальная история случилась с Инсти тутом марксизма-ленинизма авторства Щусева. Это удивительное здание — развернутая история советской архитектуры: задний фасад выполнен в традициях конструктивизма, он был сделан еще до репрессий 1930-х годов, а передний Щусев лепил уже в угоду сталинским художественным установкам. Более того, это здание было примером тотального дизайна: Щусев сделал абсолютно все — от композиции до дверных ручек. Его нужно было исследовать, показывать студентам-архитекторам, а его сносят. Нужно бороться с тоталитаризмом, а не с символами, не с памятниками Сталину, а со сталинизмом.

25

Город, №1. Январь 2012интервью. люди о городе

— В Старом городе тоже сносят здания или докупают «дополнительные» коэф фициенты?

— В Старом городе все-таки особая история, там действуют особые нормативные документы. Но в список охраны ЮНЕСКО он так и не внесен. Заявка туда была по дана еще в 2000 году при Шеварднадзе, приезжала специальная комиссия, дала «домашнее задание» — мы выполнили институциональную и законодательную части, а вот практику — нет. Недавно приезжал ведущий эксперт по культурному наследию ЮНЕСКО, норвежец, я спросил у него, каковы шансы Тбилиси по вклю чению в этот список. Он ответил, что проживает в гостинице Marriott на площади Свободы: «Когда я вышел с утра из отеля и увидел этот сундук… Могу вам прямо сказать, вы в этот список в ближайшее время не попадете». «Сундук» — это недостроенное архи тектурное произведение последних лет, которое напрочь разрушило компо зицию центральной площади города: там XIX века дома были, как слоники на бабушкином пианино, один другого чуть меньше. А теперь композицию за вершает сундук.

— Что еще важного уничтожено в городе?

— Сейчас «бренд» города — очень популярная тема. Одним из брендов Тбилиси был Центральный рынок. Вот если раньше ко мне приезжали друзья, я их вел на рынок. Я знал, где купить какие помидоры, у кого купить сыр гуда, какой продавец из какого села приехал. Сейчас рынок уничтожен: его ломали под предлогом антисанитарии, а сейчас там открытая местность, где уже перекупщики, а не продавцы стоят в грязи по коле но. То есть культура отношения производителя и потребителя без посредников была искусственно выбита из нашей реальности, чтобы мы пошли в супер-маркеты и покупали западные продукты. Я думаю, это одна из крупных ошибок, а может, даже сознательная антигородская акция.

— Что может разгрузить город, есть ли вообще такая проблема?

— Саакашвили сейчас пытается рассредоточить функции столицы и перенести парламент и Совет министров в Кутаиси, Конституционный суд — в Батуми. И по-дает это как децентрализацию, как поддержку других городов, что неправда. Потому что децентрализация — это ког да вы достаете деньги из своего кармана и отдаете другому, а деконцентрация — когда из одного своего кармана переносите деньги в другой свой карман. Вот у нас второе.

— А деконцентрация не разгрузит Тбилиси?

— Нет, потому что в Тбилиси другая проблема. Как и в других столицах, на центр начинается давление бизнеса, но у Тбилиси до недавнего времени не было территориальных ресурсов для развития центра. Однако урбанисты придумали перенести железнодорожную линию, что освободит примерно 100 га в центре го-рода. Дело в том, что Тбилиси кроме реки Куры — естественной преграды, от которой никуда не деться,

пронизывает транзитная железная дорога, которая идет из Абхазии до Еревана и Баку. И в цент ре есть 7-километровый участок дороги, который не может пересекать транспорт, потому что нет путепровода. И районы фактически отрезаны друг от друга. Идея такая: ампутировать этот участок транзита и пустить его вокруг Тбилисского водохранилища, а земли на образовавшемся свободном участке отдать под развитие Central Business District). Тогда эти стеклянные высотки будут появляться не в каких-то глупых местах, как гвозди, а будет происходить концентрированная «манхэттенизация». Главное только, чтобы эту освободившуюся линейную структуру наше правительство, которое ищет любые пути заполнения бюджета, не на резало, как колбасу, и не стало продавать кому попало.

— Ну для этого же гостендеры придуманы?

— К сожалению, правительство свое же законодательство часто нарушает. Архитектурный градостроительный проект, согласно закону о государственных за купках, — действительно предмет кон курса. Но вот пешеходный мост Мира, например, спроектировали без тендера, так же как и транспортную развязку на площади Героев, и президентский дворец, и Батуми, и многое другое.

— Вообще конкурса не было? А кто решение принимал?

— Нет, решение принимала городская власть по заказу президента Саакашви ли. Отсутствие коммуникации, обратной связи я считаю большой ошибкой — ре бята зарвались просто. Ты объяви тендер и выставь своего человека — члены жюри и президент всегда тебе подыграют, и по бедителем выйдет тот, кого ты считаешь нужным. Но сделай реверанс в сторону общества, чтобы местные архитекторы тоже приняли участие в конкурсе.

— А прокуратура не может их привлечь за нарушение закона?

— Какая прокуратура, о чем вы? Вы ду маете, Грузия с Россией в этом смысле сильно отличаются? Менталитет же один: византийско-глупо-православный.

Пересечение улиц Леонидзе и Табидзе. Дом-ширма заслоняет вид на гору Давида с проспекта Руставели.

интервью. люди о городеГород, №1. Январь 2012

26

— Что хорошего в последние годы было сделано для города помимо land use plan?

— Я хоть и критикую много, но в целом я уверен, что мы — свидетели большого прорыва в Тбилиси. Ну взять, например, единый государственный реестр. За пять минут вы можете получить через интернет любую информацию о вашей недвижимости, можете купить участок земли, зарегистрировать любую сделку и про чее. Буквально: заходите на интерактивную карту Тбилиси, выбираете участок, оформляете куплю-продажу — и не на до никуда идти и собирать тонну спра вок. То же самое — с регистрацией фирмы или покупкой и оформлением автомобиля. Все автоматизировано, работает без сбоев, коррупция полностью исключена.

— Реестр — все-таки общегосударствен ная вещь, а более локальные изменения происходят?

— В муниципальном смысле — гран диозный прорыв в уборке мусора. Работают фантастически ребята: каждое утро к дому приезжает машина, все вывозит. Но тут, например, проблема: муници палитет увязал оплату вывоза мусора с количеством потребляемой энергии. Абсолютный бред — вот и получили за это иски в суд от республиканцев. Или вот — последнее достижение в области общественного транспорта: электронные информационные табло на остановках, где дается расписание автобуса в реальном времени. Отличная вещь! Но вот, например, возле моего дома табло ус тановлено за 50 метров от остановки и не перпендикулярно трассе, а параллельно — и для того чтобы что-то разглядеть, нужно подойти к нему очень близко. Соответственно, люди бегают туда-сюда, от остановки до табло. То есть инфраструктура правильно строится, но менеджмент совершенно не владеет философией пространства, не выходит в город, решения принимает у себя в кабинетах и не приглашает урбанистов в качестве экспертов.

— Вас же приглашают?

— Да, я сотрудничаю с городским парламентом по некоторым вопросам. Например, недавно был принят новый городской нормативный акт «О наименованиях географических объектов города Тбилиси», который я разрабатывал. Проблема урбанонимии во всем мире существует, но у нас она еще окрашена в та кие траурные тона, потому что события 2008 года принесли много горя и много героических, скажем так, поступков со стороны наших военных. И эти траур ные люди, в основном матери, приходят в мэрию и просят: «Вот, мой сын заслужил, чтобы его именем была названа улица» и так далее. Потом у нас конъюнктурные вещи появились — улица Джорджа Буша, например. В общем, мы ввели ограничительный срок: теперь должно пройти минимум 20 лет после смерти человека, чтобы назвать в его честь ули цу, площадь, проспект или набережную, исключение — только для президента и мэра. А сейчас работаем еще над нор мативным актом по правилам установки памятников и мемориальных досок. Это очень важный момент, потому что тут каждый лепит: скончался отец, и сын обязательно лепит доску на стенку.

— А старые названия улиц восстанав ливают?

— Да, восстановление старых назва ний тоже прописано в новых правилах. Но для Тбилиси еще более важная вещь — старые топонимы. Вот, например, рай он вокруг метро «Проспект Руставели» называется Земмель. Там жил немец по фамилии Земмель, держал там апте ку.

Аптеки давно нет уже, но все до сих пор говорят: «Где живешь?» — «На Земмеле». «Куда идешь?» — «На Земмель». Или на северной стороне Куры, в конце проспекта Плеханова, есть район, ко торый называется Воронцов — в честь князя Воронцова, наместника Николая I в Тифлисе. Там площадь несколько раз меняла название — была площадью Кар ла Маркса, сейчас — Саарбрюккена, это город-побратим Тбилиси. Но все говорят: «Где живешь?» — «На Воронцове». «Куда едешь?» — «На Воронцова». Вот Тбилиси обладает памятью, не знаю, коллектив ной памятью города можно это назвать, и ее обязательно нужно восстанавливать, потому что это городская биография. С историей вообще не нужно бороться, ее надо знать и строить будущее.

Фотография: Леван Сихарулидзе

Проспект Руставели, д. 27. Институт марксизма-ленинизма построен архитектором Щусевым одновременнов двух стилях – конструктивизма и сталинского ампира.Недавно здание вывели из списка охраны памятникови начали сносить.

Город, №1. Январь 2012интервью. люди о городе

27

Создавать стратегии развития городов — модныIй тренд городских властей. Улучшить инфраструктуру, привлечь туристов, развить бизнес –— вот ключевыIе моментыI, на которыIх строятся эти проектыI. Их цель — улучшить жизнь горожан, но мнение последних фактически мало кого волнует. Команда «ВикиСитиНомика» предлагает им свою альтернативу. Они считают, что брендом города должныI заниматься именно его жители. О том, почему украинцыI хотят уехать из страньI, какие архетипыI преобладают в их сознании и какие ценности для них важныI, рассказали инициаторыI проекта Татьяна Ждановаи Валерий Пекар.

интервью30

интервью. контексты городаГород, №1. Январь 2012

Татьяна Жданова

и Валерий Пекар:

«Городу нужен

не бренд, а смысл»

Суть не стольков брендинге, сколько в новыiх социальныiх технологиях, технологиях коммуникациии коллективной работыi.

Задача власти — сохранять, а не создавать. Реализовать — задача городского сообщества.

Бренд-платформа города есть просто концентрированное выiражение смыiсла.

Советский образ жизни быiл построен на отбивании рефлексивной мыiслительной традиции. Смыiслыi насаждались сверху.

Расскажите об идее «ВикиСитиНомики». Как сформировалась ваша команда?

Татьяна Жданова: Сначала возникла идея заниматься брендингом городов. Было предложение сделать брендинг «Артека». Но вскоре мы решили, что интереснее будет сделать брендинг какого-нибудь приморского городка. Вот только с властью связываться не хотелось.

Валерий Пекар: Когда собрались люди, заинтересованные в брендинге городов, обладающие различными компетенциями, мы посмотрели, у кого что есть, поучились друг у друга, и, естественно, один из первых вопросов, который возник: а зачем собственно этот самый брендинг нужен? И в течение пару месяцев очень плотной работы мы пришли к пониманию того, что суть не столько в брендинге, сколько в новых социальных технологиях, новых технологиях коммуникации и коллективной работы, которые мы способны создать. Так мы вышли за рамки брендинга городов, продолжив его использовать скорее как «точку сборки», которая интересна и властям, и ветеранам, и студентам, и чиновникам, и предпринимателям, и художникам – всем абсолютно.

Почему вы выбрали именно wiki-принципы для работы своей команды?

Татьяна Жданова: Wiki-принцип заложен в саму идею проекта брендинга городов. Он означает, что каждый может присоединиться к чему-то открытому. Не мы создаем бренд-платформу (т.е. смысловую платформу) города. Ее создают горожане, которые присоединяются к нам. Также принцип wiki — это открытость, глобальность и работа на равных. В данном случае с проектом брендинга Киева так и обстоит: каждый может присоединиться, каждый может работать на равных в числе других, информация находится в открытом доступе. Например, предприниматель может посмотреть наши наработки, увидеть, что Киев – город интеграций, он соединяет разрозненное. И создать бизнес-проект на основе этой идеи, связанный, скажем, с туризмом, паломничеством или создать центр научного паломничества, да чего угодно. Эту же идею совершенно спокойно может взять городская власть. Так случилось со «Стратегией развития Киева», они все же прислушались к нам и включили важную часть – принадлежность города. Хотя я понимаю, что КМДА вряд ли сможет «оживить» эту стратегию, просто потому, что задача власти – сохранять, а не создавать. Реализовать – задача городского сообщества.

Как бы вы объяснили человеку, который никогда об этом не задумывался, зачем городу нужен бренд?

Татьяна Жданова: Городу нужен не бренд, а смысловая платформа, ему нужен смысл. Он нужен всему, что хочет жить и взрослеть, без него энергия уходит. Все люди следуют своим смыслам, пусть зачастую это и происходит неосознанно. Бренд города есть просто концентрированное выражение смысла этого города. Зачем этот город миру? Что в мире вдруг изменится, если инопланетяне украдут его вместе со всем населением и инфраструктурой? Станет ли мир беднее, лучше или хуже? Что этот город подарил миру раньше, что он дарит ему сегодня? Если люди ощущают отсутствие смыслов, неважно, осознанно или нет, то в этой ситуации начинает происходить какое-то движение: вперед или назад. Например, в потере смысла, поисках и обретении нового человек может перейти на более высокую стадию развития. Он заработал свой миллион, а дальше задает себе вопрос: “Почему же я несчастлив? Ведь я хотел его заработать. Значит, смысл был в чем-то другом...” Таким образом, его смысл разрушается, он ищет новый, обретает его и движется дальше. Точно так же смыслы есть у людей, организаций, у бизнесов, общественных или религиозных организаций. Есть смысл и у больших общностей: у городов, наций, стран.

Валерий Пекар: Наше отстранение от любых форм политической активности как раз и вызвано тем, что политическая жизнь – это попытка сменить вождя (или наоборот, оставить того вождя, который есть) без поиска смысла. А какая разница, если мы все равно не знаем, куда мы идем? Сенека сказал: кораблю, который не знает, куда плыть, любой ветер является попутным. Я считаю, что это не так: любому кораблю, который не знает, куда плыть, любой ветер является встречным. Если мы не знаем, что мы делаем, любая наша деятельность является контрпродуктивной, она все время уводит нас от цели, неизвестной нам, хотя бы потому, что расходуется ресурс.

“

“

“

“

31

интервью. контексты города Город, №1. Январь 2012

Когда человек находит смысл, не грозит ли ему ощущение пустоты?

Татьяна Жданова: Смысл – это когда вы понимаете, в каком качестве кому-то нужны. Как же после этого может образоваться пустота? Наоборот, у вас открывается огромное поле возможностей.

Валерий Пекар: Когда у вас есть смысл жизни, он заставляет вас достаточно серьезно двигаться и много делать. Если он есть, это не значит, что вы должны написать его на плакате, повесить перед собой, сидеть и любоваться. Смысл – это путь. Он заставляет вас двигаться и что-то предпринимать. А пустота возникает скорее при отсутствии смысла, когда старая система перестает работать. Ритуалы остались, а смысл ушел.

И чем эта пустота заполняется?

Валерий Пекар: Самый примитивный подход к решению проблемы отсутствия смысла – это вселить в себя уверенность в том, что есть другой человек, у которого этот смысл имеется. Вот он знает, он скажет мне, что нужно делать, и тогда все будет хорошо. Это та модель, по которой жила Россия много веков и от которой отходит сейчас.Есть и более актуальный подход. Я считаю, что чем больше людей сегодня начнут рефлексировать, тем быстрее все ответы найдутся. Советский образ жизни, к сожалению, серьезно повлиявший на нас, был построен на отбивании рефлексивного мыслительного аппарата. Смыслы насаждались сверху. Каждому, кто задавал себе какие-то вопросы, немедленно «давали по голове». А уж если он, не дай Бог, свои вопросы задавал другим, это уже было социально опасно...

Как развивать потенциал украинских городов? Что нужно сделать, чтобы люди не покидали их?

Татьяна Жданова: Смысловая платформа города, если она есть, — это уже некий смысл для человека. Нужно посмотреть на нее и понять: хочу я жить в этом городе или нет, определить свою позицию. Большинство людей не делают этого, они живут по инерции. Но сейчас время вынуждает людей принимать решения. По инерции жить уже не получается, потому что давление на человека достаточно большое — все кипит и бурлит.

Валерий Пекар: Мы упорно пытаемся вывести проблемы смысла в фокус общественного рассмотрения. Проблемы смысла города, смысла страны, смысла той или иной деятельности. И это совершенно не философские и абстрактные вопросы, потому что от них зависит, будут люди жить здесь или куда-нибудь уедут. Те, кто для себя не найдет адекватных ответов на эти вопросы, будут уезжать. Ведь очень часто люди едут не «за», а «от». И часто оказывается, что у тех, кто едет «от» каких-то проблем, эти проблемы находятся в голове. Они благополучно переправляются за океан или в другу точку земного шара и там проявляются по-новой. Если кто-то едет отсюда от бедности, это не значит, что в другом месте он будет богатым.

Недавно «ВикиСитиНомика» инициировала проект «Смысловая платформа Украины». Зачем она нужна, и есть ли в этом направлении какие-то наработки?

Валерий Пекар: На форуме «Украина: брендинг страны и городов» мы пришли к выводу, что сегодня классическими смыслами для людей в Украине будет или выжить, или побыстрее уехать отсюда, или оставаться здесь из упрямства. Все три смысла – пассивные. Это не стремление к чему-то хорошему, это бегство от чего-то плохого. Позитивные же смыслы, к сожалению, не создаются. А ведь все великие прорывы наций в истории всегда были за смыслом. Стремление захватить мир, стремление принести кому-то истинную веру или истинное понимание, стремление открыть новые земли или доминировать в каких-то сферах – всегда был смысл что-то делать. А у нас сейчас его нет.

Можно ли черпать смыслы в нашей этнической культуре?

Валерий Пекар: Для этого нужно их действительно черпать, а не пережевывать. Извлечь оттуда новые смыслы. Ни одна страна в мире не тиражирует свое наследие штампами, ничего из этого не извлекая. Наследие всегда трансформируется в нечто

Для того, чтобыi украинцам

не хотелось покидать свои

города, им необходимо

перестать жить по инерции и

научиться принимать решения.

Проект «ВикиСитиНомика» —

для тех, кто ищет смыiсл.

Люди едут не «за», а «от». И часто оказывается, что у тех, кто едет «от» каких-то проблем, эти проблемыi находятся в голове.

“

32

интервью. контексты городаГород, №1. Январь 2012

современное, интересное для сегодняшних граждан этой страны и для сегодняшнего мира.

Татьяна Жданова: С этой точки зрения ценен даже драматический исторический опыт. Благодаря ему Украина очень хорошо воспринимает новое, что помогает ей быть интегратором.

Бренд Киева вами уже сформулирован. А каков бренд Украины?

Валерий Пекар: Мы в самом начале работы, ведь Украина – это очень сложная и мозаичная структура. Здесь живут люди с разными парадигмами мышления, этническими корнями, с разными целями и разными смыслами. Но в общественном сознании присутствует несколько идей, которые являются позитивными смыслами Украины. Украина как творческая мастерская. У нас всегда создавалось что-то новое, и часто это новое внедрялось в совершенно других местах. Или же происходило здесь и реально ничем не заканчивалось, а где-то в другом месте имело успешную реализацию. В Украине очень высокий уровень кипения социальной энергии, она никуда не девается и начинает выливаться в какие-то действия. Как правило, это – социальное творчество, основанное на том, что по-украински называется “воля” – вот это слово архетипическое в украинском языке и культуре. Свобода по-русски и воля по-украински – это разные вещи. Это слово есть и в первой строчке нашего гимна, и чуть ли не в каждом произведении Тараса Шевченко. Весь ХІХ век был проникнут этой идеей. Другой архетип общественного сознания – Украина как перекресток. Страна все время находится между востоком и западом, между севером и югом, на перекрестке всех цивилизаций, где все сталкивается, гармонично соединяется, но никогда не было больших цивилизационных противоречий. Здесь все объединялось. Украина все время впитывала чужие смыслы, творчески их перерабатывала и выдавала наружу.

Исходя из каких критериев стоит определять украинцев и границы Украины?

Валерий Пекар: Это глубокая тема. Украина населена очень разными людьми. Не только с точки зрения национальности и языка, а с точки зрения их собственных систем мышления и идентичности. У кого-то украинская идентичность – это идентичность с украинским языком, на котором он говорит с детства, на котором он думает и видит сны. У кого-то украинская идентичность – это чувство исторической общности с украинским народом. У кого-то это идентичность по паспорту. У кого-то украинская идентичность по территории: я здесь живу, значит, я украинец. У кого-то это идентификация себя с украинским проектом: я реализовываю себя в нем, направляю все силы на его продвижение. Причины, по которым люди считают себя украинцами, разные. Однако везде, где живут люди, которые считают себя украинцами по любой из причин, – там и находится Украина.

Возможно ли формирование «позитивных» смыслов для нашей страны в ближайшем будущем?

Татьяна Жданова: Украина в интересной ситуации: здесь отчетливое ощущение безнадежности, и как раз эта безнадежность вынуждает каждого стать лидером. Лидером на своем месте и в своей среде. А для этого опять же надо обратиться к смыслу, уникальной роли каждой личности. Сейчас важно выбирать сотрудничество вместо конкуренции.

Валерий Пекар: Прорастание смыслов в Украине идет снизу, и наша страна достигла очень больших успехов. У нас есть такое гражданское общество, такие общественные движения, которых нет нигде на постсоветском пространстве. Как трава прорастает сквозь потрескавшийся асфальт, так новые структуры, смыслы и команды прорастают через существующую систему, которая все хуже и хуже работает, растрескивается и не выполнят свои функции. Меня очень радует, что в Украине таких команд много, они все разные, все сталкиваются и общаются друг с другом. Так и рождается практическое и очень прагматичное понимание того, как нужно переустроить жизнь (человека, коммерческой организации, города или страны в целом), чтобы смысл появился, и из него пришла энергетика на дальнейшее развитие.

Валерий Пекар считает,

что бренд Украиныi может

основыiваться на двух

архетипах: Украиныi как

творческой мастерской и

Украиныi как перекрестка.

Общались Ярослава Кобинец, Ярослав КобзарьФотографии из личного архива Татьяныi Ждановой и Валерия Пекара

Ни одна страна в мире не тиражирует свое наследие штампами, ничего из этого не извлекая.

В Украине очень выiсокий уровень кипения социальной энергии, которая начинает выiливаться в какие-то действия. Как правило, это — социальное творчество.

“

“

33

интервью. контексты города Город, №1. Январь 2012

Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи

Хипстер

По состоянию на 2011 год — во многом собирательный образ, обозначающий значительную часть столичной молодежи. Классического хипстера изображают одетым в скинни, худи и кеды и приписывают ему владение айфоном, макбуком, молескином и старым пленочным фотоаппаратом. Тем не менее всем вышеперечисленным сеичас может владеть и гольяновскии недоросль — хипстерская мода, благодаря массмаркетовским маркам вроде H&M и Topshop, пошла в народ, и узкие джинсы можно найти в гардеробе любого школьника. Определить настоящего хипстера можно, лишь полагаясь на внутреннее чутье: это аккуратный мальчик, непременно похожий на участника модной западной индигруппы (если мысленно его невозможно вставить в модный клип, это не хипстер). Важнейшая составляющая образа хипстера — нарядность и субтильность: мордастых, равно как и безобразно одетых, хипстеров не бывает. Кроме того, ни один настоящий хипстер ни за что не признает себя таковым. Безусловным маркером хипстера является сочетание «шорты + бабочка», ярко-красная шапка (в отсутствие лыжного костюма), любовь к игре в пинг-понг в местах гнездования («Стрелка», «Солянка», парк Горького) и большие роговые очки, надетые не по медицинским показаниям. В целом это безобидный жизнерадостный кузнечик или такая же любящая наряжаться стрекоза, одним своим видом раздражающая трудолюбивых и угрюмых московских муравьев.

Григорий Левин, студент:

«Я еще учусь, и доходов пока что никаких нет. Сейчас в основном я провожу время в институте, а когда свободен, прихожу в Камергерский переулок, и мы с друзьями сидим в «Прайм Стар». Иногда выпиваем, чудачим, можем сходить в Gipsy, «Симачев», иногда дома у кого-нибудь собираемся. На выборы точно не пойду и политических взглядов не имею, не понимаю, зачем мне это.

Мне дико нравится эта кофта, купил ее в Лондоне в секонд-хенде. Она почти моя ровесница — ей 17 лет. По-моему, отличная.

Москву люблю, я тут родился, но мечтаю все же жить в другом городе, в том же Лондоне, например. А в этом, на мой взгляд, люди агрессивно настроенные. Нужно быть добрее».

репортаж. специально для ГородаГород, №1. Январь 2012

34

«Незнайка носил яркую голубую шляпу, желтые, канареечные брюки и оранжевую рубашку с зеленым галстуком. Он вообще любил яркие краски. Нарядившись

таким попугаем, Незнайка по целым дням слонялся

по городу, сочинял разные небылицы и всем

рассказывал»

Н. Носов «Незнайка в Цветочном городе»

Если мысленно его невозможно вставить в модный клип, это не

хипстер

сПецреПортаЖ

Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи

Веган

Радикальный подвид вегетарианца: не ест не только мясо и рыбу, но и все прочие продукты животного происхождения — яйца, молоко и молочные продукты, иногда и мед. Кроме того, он не носит и не использует ничего сделанного из кожи, меха, шелка и шерсти.

Жизнь вегана трудна, полна лишений и умственной изворотливости: вещей, в которых есть компоненты животного происхождения, вокруг слишком много — от фотопленки (желатин) до водки (некоторые сорта очищают рыбьим клеем). Типичный веган — это энергичный молодой человек с идеями: он не пьет, не курит, занимается йогой, обладает известной силой воли и очень собой гордится. Часто — бывший или действующий панк или анархист, реже — буддист.

Встречается на антифашистских концертах и пикетах в защиту прав животных. Обратной стороной идейности вегана является его мессианство и вечная жажда обличать трупоедов. Веганы — трудные гости («этот стейк будет разлагаться в твоем желудке месяц»).

Еще более радикальной разновидностью веганов являются сыроеды и моносыроеды, которые, впрочем, гораздо менее воинственны: обычно это не стремящиеся никого переубедить тихие девочки-мышки, питающиеся размоченными финиками.

Максим Емельянов, фотограф и видеооператор:

«Я спокойно отношусь к людям, которые потребляют животное питание, — это их выбор. Хотя часто это не выбор, а привычка, полученная от родителей. Возможно, когда-нибудь эти люди захотят стать более осознанными и поймут, что убийство не может приносить пользы, что стоит вернуться к истокам, к природе.

Я стараюсь просыпаться рано, чтобы успеть сделать «Сурья намаскар» (комплекс асан в йоге. — БГ) и коктейль из апельсина и зелени. Если есть работа — еду что-нибудь снимать, если нет, встречаюсь с друзьями или работаю дома над своим сайтом. Или могу на велосипеде кататься, музыку с друзьями в студии записывать, видео монтировать. Все занятия обычно связаны с моим творчеством. В месяц доход бывает и 60 тысяч рублей, а бывает — и никакого.

Зимой в Москве мне тяжело жить: сложно найти экологичные фрукты и овощи, все непонятного качества и происхождения. Хорошо, что сейчас появились люди, которые сотрудничают с частными фермерами, привозят их продукты, но у них не всегда доступные цены. Они почему-то думают, что если ты хочешь покупать фермерскую еду, то должен быть богачом. Поэтому зимой я предпочитаю куда-нибудь уехать, где тоже можно заниматься творчеством».

репортаж. специально для Города Город, №1. Январь 2012

33

Обратной стороной идейности вегана

является его мессианство и вечная жажда обличать

трупоедов

сПецреПортаЖ 35

Работник глянца

Молодой, очень аккуратный и хорошо одетый человек, в прошлом, скорее всего, выпускник приличного гуманитарного факультета. После того как променял безнадежную и безденежную в России науч ную карьеру на благополучную жизнь, ненавидит Россию и тех, кто ненавидит Россию.

По слишком продуманному и безупречному виду можно решить, что он гей, но это необязательно. Даже если он гей, его непременно окружают симпатичные девушки — его лучшие подружки.

Между посещениями пресс-туров пишет в фейсбуке о новом велосипедном шлеме, заказанном из Нью-Йорка, и презрении к тем, кто вышел 31-го числа на Триумфальную площадью. Считает, что либеральная идеология и ее защитники — дискредитированы.

Уверен, что вместо нытья и недовольства можно и в Москве жить как в Европе — ходить выпивать в бар «Стрелка», каждое утро посещать фит нес-клуб, гулять, кататься на велосипеде по единственной в городе велосипедной дорожке и уезжать на каждые выходные в европейскую столицу.

В душе считает себя очень глубоким, умным и талантливым, мечтает бросить бессмысленную профессию журналиста и заняться чем-то реальным, но никак не может, поэтому полагает, что хотя бы честен — работает в глянце исключительно ради денег и бесплатных поездок.

Предшественники:главный герой «Возвращения в Брайдсхед» — художник Чарлз Райдер

Данила Антоновский, шеф-редактор Conde Nast Digital:

«Я не мыслю себя частью какого-то социального среза, группы, страты. Ну пусть это будет русская интеллигенция.

Мой день проходит — вернее проносится — сбрендившей детской каруселью, которую изрисовали яркими красками и пустили с учетверенной скоростью. Я редактирую материалы, продумываю интерфейсы, пишу колонку в газету, встречаюсь с ребятами, с которыми делаю The Locals, пишу комментарий для FurFur, согласовываю тему своего выступления на конференции, помогаю знакомым выбрать цвет стен для их парикмахерской, пропускаю по стаканчику в Uil-liam’s или «Рагу». А в конце дня — брожу по переулкам, заложив руки за спину. Размером своей зарплаты я доволен. Недоволен самим фактом того, что мне приходится работать за зарплату. Я хочу чего-то более великого.

Из журналов я читаю только Monocle — он мотивирует. Люби мый клуб — «Симачев».

Москва — лучший город на свете, только чуть изгаженный наплывом людей. Вот иду я, например, в «Рагу» и вдруг понимаю, что вот этой же самой дорожкой мой прапрадед, у которого неподалеку были дома и конюшни, ездил к «Яру». Меня в та кие моменты совсем прошибает.

На выборы, конечно, не пойду: слишком хорошо вижу швы всей этой политической конструкции. Да и просто неинтересно, не люблю все эти общественные дела. Я сам по себе».

Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи

репортаж. специально для ГородаГород, №1. Январь 2012

36

В душе считает себя очень глубоким, умным и талантливым, мечтает бросить бессмысленную профессию журналиста и заняться чем-то реальным

сПецреПортаЖ

Сисадмин

Любительница органического

Молчаливый тип корпоративного IT-специалиста, уважающего пиво, холодную пиццу, игры типа Coun-ter-Strike, Quake и «Цивилизацию». Одет в джинсы с отсутствующим фасоном и свитер в ромбик, в целом представляет из себя симбиоз старомодного рокера (хвостик, джинсы) и научного сотрудника или инженера конца 1970-х.

Окружающим постоянно кажется, что у него немытые волосы — скорее всего, это визуальный эффект.

На любое обращение сисадмин сначала предлагает перезагрузить компьютер и только потом соглашается зайти. Обычно оказывается прав. Кокетничает с женщинами примерно как автомеханик — то есть питает к ним слабость, но небезосновательно считает их идиотками в своей области. Сисадмин очень любит шутить, но шутки его способен понять только сисадмин. Впрочем, сисадминов, программистов и айтишников в стране достаточно много, чтобы обеспечить популярность бесконечных сайтов с соответствующими текстами и писателей вроде Алекса Экслера.

Женатый сисадмин ест приготовленную женой еду в лоточках и уходит ровно в момент окончания восьмичасового рабочего дня, неженатый — не ест и никуда не уходит.

Фраза «Я ем только органическое» маркирует особенный тип городского жителя — с повышенным градусом тревожности относительно всего, что касается еды. Это образумившиеся клиенты «Азбуки вкуса» и «Глобуса Гурмэ», теперь готовые переплачивать не за мангустины, а за настоящую деревенскую ряженку. Поскольку системы органической сертификации в России нет, этот выбор становится исключительно делом веры. Обслуживает этот запрос в первую очередь «Лавка» и ее основатель Борис Акимов, настоящий апостол веры в чудодейственного органического фермера. Любителей органического отличает исключительная страсть к вопросам гастрономии (темы: Зимин, окраинные китайские рестораны, домашнее хлебопечение, где брать свежее мясо) и неизбывное презрение к любителям майонеза — обычно взаимное.

Анастасия Кислова, юрист в компании, обслуживающей атомную отрасль:

Органическое я люблю, во-первых, потому, что забочусь о себе и своем маленьком ребенке, а во-вторых — это просто вкусно. В детстве я ела огурцы, помидоры, картошку, выращенные на даче, а сейчас в магазинах овощи настолько безвкусные, что на них смотреть не хочется.

Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи Городские типажи

репортаж. специально для Города Город, №1. Январь 2012

37сПецреПортаЖ

Пиарщица

Клерк

Юное бессмысленное создание, закончившее журфак или еще какой-нибудь странный факультет. Помогает устраивать «ивенты» и рекламировать «проекты» и «акции». Не видит разницы между редакционным материалом и рекламой, считает, что для звонка журналисту совершенно не обязательно вникать в то, где он работает. Не теряется, если сказать ей, что отдела красоты в вашем издании не было, нет и вряд ли появится, — продолжит настаивать на интервью с французским представителем ночного крема.Пиарщицы всегда на позитиве, всегда только что вернулись из экзотической страны или в крайнем случае из солярия — оттого выглядят как модели из дешевых женских журналов. Все деньги тратят на косметику, дорогую одежду и машину не по зарплате.Написание нечитаемых пресс-релизов и бессмысленный ковровый обзвон по украденной у коллег журналистской телефонной базе — все должностные обязанности пиарщицы. В свободное от работы время тусуется и шопится. В действительности хотела бы выйти замуж за приличного мужчину, но уже несколько лет валандается с серфером в надежде, что он станет приличным мужчиной и сделает ей предложение.

Он же — менеджер, сотрудник офиса. Никак не пижон и не повеса — напротив, муж, серьезный в своих намерениях. Менеджер — самая распространенная в сегодняшней России профессия; аналог инженера — самой распространенной советской профессии. Собственно, это не профессия — а служба, рабочее место. Главное место, которое занимает клерк в жизни, — рабочее. Стол, закуток, серое компьютерное рыльце. Страшно остаться без места! Поэтому клерк — верный адепт корпоративной культуры, свято выполняющий все сословные ритуалы и обряды. Он любит «Comedy Club», ходит по пятницам («тяпницам») в «Елки-палки» или пивной ресторан «Ерш». Даже за кабацким столом никогда не снимает галстука: «Как повяжешь галстук, береги его!»

Николай Чугунов, сотрудник МИДа:

«На работе я сижу безвылазно с девяти до шести и перекладываю бумажки. Главное — всегда быть порядочным и честным. Даже если нет сиюминутного продвижения по службе или повышения зарплаты, надо просто набираться опыта и работать добросовестно».

Горо

дск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и

репортаж. специально для ГородаГород, №1. Январь 2012

38

Пиарщицы всегда на позитиве, всегда только что вернулись из экзотической

страны или в крайнем случаеиз солярия

Клерк — верный адепт корпоративной культуры, свято выполняющий все

сословные ритуалы и обряды

Серфер

Любительница хенд-мейда

Загорелый бездельник, одним своим видом напоминающий замотанным москвичам о существовании тропических стран и понятии «дауншифтинг». Полгода обычно проводит в Москве, а полгода — где-нибудь в Гоа или на Бали, где катается на серфе, активно плавает и ведет здоровый образ жизни. Не женат, не гей, обычно подолгу встречается с такими же подтянутыми загорелыми девушками. Серфер любит бодрую музыку и азиатскую еду, к которой уже привык, нередко занимается йогой. В Москве носит рубашки в цветочек, мокасины и штаны из хлопка. Если оказывается в городе зимой, катается на сноуборде на горнолыжном курорте «Волен» в Московской области. Определить, чем занимается серфер и чем зарабатывает на жизнь, невозможно. Так же как и понять, учился ли он в школе, поступал ли в университет, ходил ли в детский сад. Кажется, будто он так и родился: на доске, в гидрокостюме, под музыку Дика Дейла.

Милая улыбчивая девушка, торгующая своими поделками везде, где это возможно: в интернете, на воскресных ярмарках, в маленьких странных лавочках. Ей от 16 до 36 лет, образование часто незаконченное гуманитарное. Любит длинные юбки, вельвет, платки и шарфики.

Есть несколько признаков, которые помогут распознать представителя этого типа. Первый: самодельные сережки — яркие шарики-бусины, кусочки пластика с изображением какой-нибудь знаменитости, от Джона Леннона до Обамы и Джона Хэмма, или еще что-нибудь яркое, милое и цветное. Второй: сумка, тоже самодельная, сшитая на машинке из разноцветных квадратиков, связанная, украшенная каким-нибудь трогательным принтом. Третий: обувь — что-то необычное, немного нелепое, но опять же милое, от разноцветных шнурков до туфель смешной формы. Ареал обитания — «Билингва», «Мастерская» и «Леди Джейн». Слушает нежную музыку вроде Джони Митчелл и Кэт Пауэр.

Городские типаж

и Городские типаж

и Городские типаж

и Городские типаж

и Городские типаж

и репортаж. специально для Города Город, №1. Январь 2012

39

Загорелый бездельник, одним своим видом

напоминающий замотанным москвичам о существовании тропических стран и понятии

«дауншифтинг»

Уличный художник

Светская девушка

Суровые, редко бывающие трезвыми люди за сорок, которых часто можно встретить на Арбате или — с недавних пор — на Гоголевском бульваре. Делятся на два условных подвида: графики-портретисты и живописцы, рисующие у себя дома и приносящие свои произведения с собой. Неулыбчивы, делятся друг с другом бутербродами и какой-то жидкостью из термоса, сидят на специально принесенных складных стульчиках и перевешивают по несколько раз картины на временных стендах. Носят потертые джинсы, клетчатую рубаху и обязательно жилет с огромным количеством карманов. Много курят. Обладают специфическим знанием английского языка («Гуд прайс», «Хэв дискаунт»); носители специального московского патриотизма — особенно те, кто десятилетиями сидит на Арбате. Главная тема живописных работ — старая Москва на фоне заходящего солнца. По рисункам, вывешенным в качестве примера карикатур, можно следить за появлением новых народных героев — в последние месяцы встречаются певица Ваенга и политик Прохоров.

Светскую девушку легко определить по сумочке и выражению ожесточенной кротости на лице. Сумочка обычно бывает «очень миленькой», цвета, например, зеленой горчицы в оранжевую рябу. Ничего-ничего, знающие люди в курсе, сколько эта ряба стоит. У светской девушки никогда ничего не бывает обычным или обыкновенным, а все должно быть либо большим, либо маленьким, либо слишком длинным, либо слишком коротким. Личико у светской девушки маленькое, а губы — большие. Юбка короткая, а шуба — длинная. Волосы наращенные, а брови выщипанные.По положению в столичных гостиных девицы делятся на несколько блестящих страт. Сверху вниз на лестнице успеха уместились: великосветские барышни, светские молодухи, дебютантки, понаехавшие блондинки, племянницы из Саратова и, наконец, девушки-гламурзики, которых особо ядовитые барышни еще называют бретельками.Внутренний мир светской девушки также неоднороден — по особенностям своей духовной работы девушка может принадлежать к типу «неземной персик» или «мадам Рекамье». «Мадам Рекамье» — верный друг светского пацана, усталого буржуина: она ему и стихи почитает, и организует встречу с интересными людьми. И вообще — всегда будет рядом. А «неземной персик» скорее будет озабочен бытом красоты и красотой быта. «Персик» напишет в своем дневничке: «Я чередую грейпфрутовые и огурчиковые дни» или «Мир уютный и мягкий, как кашемировый свитер от Kenzo».

Горо

дск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и

репортаж. специально для ГородаГород, №1. Январь 2012

40

Человек-бутерброд

Попрошайка

Сэндвич-мен и его близкий родственник, человек, раздающий листовки (часто этим занимается одно и то же лицо), — чистые носители информации в самом буквальном смысле. Главный отличительный признак представителей этого типа — их безликость. В рабочее время сэндвич-мену не возбраняется бесцельно бродить, курить, глазеть на прохожих, подпрыгивать — что бы он ни делал, москвичи обращают на него не больше внимания, чем на столб. Больше внимания способен привлечь другой живой вид рекламы: человек, одетый в костюм телефона, коровы или гигантского шоколадного батончика, — но по его внешнему виду не всегда легко угадать, что именно он рекламирует. Казалось бы, экономически сэндвич-мен не выгоден ни работнику, ни работодателю: в качестве рекламного носителя он совершенно неэффективен, а заработок это занятие приносит минимальный (если все-таки приглядеться, заметно, что чаще всего зарабатывают этим неблагодарным трудом школьники, пенсионеры и гастарбайтеры). И тем не менее за последние 20 лет люди-бутерброды, так же как и люди в костюмах, стали привычным элементом городского пейзажа и, кажется, совершенно не собираются исчезать.

Попрошайки бывают разными: скромные тихие старушки, которые просят денег вдали от самых людных мест и искренне благодарят всякого подающего; профессиональные попрошайки из метро и электричек с давно укоренившимся набором приемов; люди в рясах, собирающие на строительство храма, — говорят, тоже все мошенники; женщины со страдальческим лицом, которые прикидываются мамами неожиданно заболевших младенцев — просят на памперсы и лекарства, всегда обещают вернуть деньги, никогда этого не делают. Еще попадаются молодые люди, собирающие мелочь «на метро» или — уже совсем редкость — «не хватает 36 рублей на словарь русской орфоэпии». Отдельный тип — люди с собаками и сами собаки, привязанные к табличке с жалостливой надписью. Высокая миссия всех этих людей — заставить черствого москвича вспомнить о милосердии. Поскольку помнить о милосердии постоянно невозможно, москвичи вырабатывают свои стратегии, кому подать, а кому необязательно: один всегда подаст у церкви, другой — бомжу, третий — попрошайке с ребенком, четвертый — ни в коем случае не попрошайке с ребенком, пятый всегда пожалеет человека, которому не хватает похмелиться. Многие не подают вообще никогда (просто потому, что так проще всего), но и под это подводят теоретическую базу: мол, нищенство — бизнес, деньги все равно достанутся не самим попрошайкам, а их начальникам, и не надо все это безобразие поддерживать. Но даже их сердце нет-нет, да и дрогнет: а вдруг вот этот-то как раз и нуждается в помощи по-настоящему.

Городские типаж

и Городские типаж

и Городские типаж

и Городские типаж

и Городские типаж

и репортаж. специально для Города Город, №1. Январь 2012

41

За последние 20 лет люди-бутерброды, так же как и люди в костюмах, стали привычным элементом городского пейзажа

Охранник

Продавец-консультант

Среднестатистический московский охранник отличается полным равно душием к окружающему миру.

За бес численные часы службы он повидал много, и ничто не способно его удивить.

Часто кажется, что этот человек нем, слеп и глух: он не реагирует на приветствия сотрудников и не замечает упорных попыток прорваться сквозь запертую дверь. Но это так только кажется: про пропуск он не забудет спросить никогда.

Он любит разгадывать кроссворды и смотреть телевизор, не пропускает ни одного сериала и футбольного матча, часто вполуха слушает радио и, так как не может отлучиться с работы, ест еду из стеклянной банки, завернутой в полиэтиленовый пакет. Даже самым пугливым москвичам понятно, что охранник, случись что, никого и ни от чего защитить не сможет: этот осоловелый от полного безделья мужчина — легкая добыча для любого злодея.

По сути, институт охранников заменяет россиянам отсутствующий институт велфера, или жизни на пособие: это удобная синекура, позво ляющая трудоустроить сотни тысяч мужчин по всей стране.

Место столичного охранника обладает понятной привлекательностью: здесь больше платят, есть на что посмотреть, а в телевизоре больше каналов.

Типичный разговор двух охранников:«Спишь?»— «Сплю»— «И я сплю».

Молодой человек скромной наружности, цель жизни которого заключается в том, чтобы как можно скорее продать вам что-нибудь ненужное, чаще всего — мобильный телефон с сотней бессмысленных функций. Делает это с помощью заискивающего взгляда, назойливого внимания и нервирующей готовности немедленно оказать помощь. На работе носит яркую форменную майку, которая в силу его субтильности обычно немного ему велика. От представителей других профессий, в которых доход также напрямую зависит от продаж, — например страховых агентов или кредитных консультантов в банках — отличается юным возрастом.

Елена Рождественская, консультант в салоне связи:

«Люди ко мне и к моей работе относятся по-разному. С негативом мы тоже сталкиваемся, каждый день по многу раз. Ведь в Советском Союзе клиент у продавца был как будто бы в гостях, зависел от него. А здесь, получается, рулит клиент — потому что рынок перенасыщен, человек в какой-то мере избалован и не ценит тех людей, которые занимаются продажами. Ничего не стоит нам нахамить, не купить, пойти в другой магазин — никто ничего не потеряет. Некоторые люди приходят, чтобы выплеснуть отрицательные эмоции. А еще есть у народа негатив по поводу технологии продаж, рекламы.

Горо

дск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и Го

родск

ие т

ипаж

и

репортаж. специально для ГородаГород, №1. Январь 2012

42

Девушка с филфака

Филофонист

Студентка или выпускница гуманитарных факультетов. Носит юбки в пол, шарфы и шали. Как правило, ведет ЖЖ, может тайком держать страничку на stihi.ru, любит гулять одна по Бульварному кольцу, сидеть с несимпатичной подружкой в «Шоколаднице», а также «Наутилус», «Аквариум», «Амели» и Цветаеву. Часто «мечтает о непонятном», всегда немного уставшая, платочки белые, глаза печальные. Мечтает о свадьбе с иностранцем, поэтом или профессором теоретической поэтики, выходит замуж за юристов и экономистов, которых случайно встретит на встречах выпускников с соседнего потока.

Наталья Токарева, студентка 5 курса ИФИ РГГУ:

«Я учусь на испанском отделении, занимаюсь средневековым эпосом и испанской литературой, а пока работаю промоутером. Но мне это дело не нравится непостоянностью и тем, что уж очень оно далеко от моей профессии. Но есть и плюсы: большой опыт общения с людьми. Зарплата 150–170 рублей в час меня в принципе устраивает. Обычно я весь день учусь, а вечером — либо работаю, либо делаю домашнее задание. В свободное время самостоятельно учусь играть на гитаре, пишу в ЖЖ, читаю. Сейчас по университетской программе читаю «Красное и черное» Стендаля. А для души — из последнего — новелла Мериме «Кармен».

Принадлежит к некогда влиятельному, но теперь угасшему ордену любителей винила. Пластинками торгует и меняется по привычке, приобретенной во времена советских виниловых барахолок; с тех же времен сохранил в неприкосновенности собственные музыкальные вкусы — слу шает и торгует преимущественно тем, что в СССР считалось дефицитом (ABBA, Deep Purple, Slade, Sweet). Это грузный человек лет пятидесяти, одет в немаркое: джинсы, жилетка, свитер в рубчик. Уважает водку. Иногда владеет собственной лавкой, которая немедленно ста новится мужским клубом, привлекающим других коллекционеров: покупают и меняются тут редко, зато много пьют и перебирают пластинки. Мечтает встретить непуганого лоха, чтобы впарить ему лежалый товар задорого, но мешает неприязнь, которую непроизвольно испытывает к дилетантам. В человеческом смысле близок антикварам — не любит праздного интереса, неконкретных разговоров, салаг и незнакомцев. Более молодая версия филофониста сформировалась во времена расцвета Горбушки 90-х. Пожилых коллег уважает и побаивается одновременно, ценит винил за «теплый звук».

Городские типаж

и Городские типаж

и Городские типаж

и Городские типаж

и Городские типаж

и репортаж. специально для Города Город, №1. Январь 2012

43

Самый молодой метрополитенв миреЕму всего месяц, но строился он 23 года. У него всего лишь семь станций и маленькая протяженность — восемь с половиной километров и работает он пока скорее как аттракцион, но уже сейчас понятно, что московскому метро есть чему поучиться у алматинской подземки. Корреспондент НедоСМИ стал первым и пока единственным, кто получил разрешение на фотосъемку метро южной столицы Казахстана.

Алматинский метрополитен открылся 1 декабря 2011 года. Его строительство началось еще при Советском Союзе в 1988 году с финансированием из республиканского бюджета. До 1992 года Москва оказывала финансовую и техническую помощь, но после распада Союза стройку заморозили и возобновили только в 2005.

фоторепортажГород, №1. Январь 2012

46 фотолента

фоторепортаж Город, №1. Январь 2012

47фотолента

Для оплаты проезда используются бесконтактные смарт-карты многоразового использования (срок действия — 90 дней с момента последнего пополнения) и одноразовые жетоны, действующие до конца текущих суток.

фоторепортажГород, №1. Январь 2012

48

Но они не простые, в них тоже есть чип. Для чего это сделано непонятно, скорее всего для защиты от подделки. Стоимость одной поездки — 80 тенге (16 рублей). Баланс карт можно пополнять через кассы и автоматизированные терминалы на станциях.

Автор фото: http://ottenki-serogo.livejournal.com

фоторепортаж Город, №1. Январь 2012

49

фоторепортажГород, №1. Январь 2012

50

Мыi замечаем их детьми на улицах, знаем, что они учатся в специальныiх школах, даже слыiшали про помогающие им благотворительныiе организации. А потом они куда-то исчезают, их не встретишь в магазине или транспорте, они неинтересныi волонтерам и обществу, но они есть. Многие из них рано умирают, а те, что остались, оказыiваются нужныi только их родителям. Корреспондент Города прожил один день в единственном негосударственном благотворительном учреждении дневного пребыiвания для взрослыiх с нарушениями интеллектуального и психического развития.

Детский сад для

взрослых

фоторепортаж Город, №1. Январь 2012

51

фоторепортажГород, №1. Январь 2012

52

Кроме «Турмалина», центров, куда можно привезти на целыiй день своего взрослого сыiна или дочь, не существует. Благодаря ему одинокие мамыi могут устроиться на работу и хоть как-то начать устраивать свою личную жизнь — практически все семьи с детьми, имеющими особенности развития, распадаются. Сюда берут самыiх тяжелыiх или тех, от которыiх отказыiваются другие центрыi — физически сильныiх людей с приступами агрессии. Работающие в «Турмалине» девушки знают что куда заломить, как кого отвлечь: «Уже нет такого страха как раньше, помогаем друг-другу, гасим приступыi. Быiвают и травмыi и шрамыi на всю жизнь. Мыi же понимаем, что эта агрессия не по отношению к нам, это просто невозможность справиться с впечатлениями, которыiе захлестыiвают».

Часть дня подопечные, как их тут назыiвают, проводят в мастерских, обучаясь казалось быi очень простыiм действиям

Но цели заработать никто не ставит, занятия в мастерских — это лечение. Кому-то полезно работать с красками — растекающийся цвет приводит к расслаблению.

Эти люди абсолютно бескорыiстныi, они не захваченыi материальныiми проблемами, не понимают ценность денег и не ищут никакой корыiсти.

Но для некоторыiх из них, даже научиться обрезать фитиль свечи — уже достижение всей жизни.

ФотоКиев

фотоГорода Город, №1. Январь 2012

53

Высотный Красноярск

Коммунальный мост, его изображение каждый из россиян видит практически каждый день. Этот мост изображен на лицевой стороне десятирублёвой банкноты

фотоГородаГород, №1. Январь 2012

54

фотоГорода Город, №1. Январь 2012

55

Львов с высоты

фотоГородаГород, №1. Январь 2012

56

фотоГорода Город, №1. Январь 2012

57

фотоГородаГород, №1. Январь 2012

58

Запретный Минск

фотоГорода Город, №1. Январь 2012

59