Воронежские немцы:

250 лет в России

Евгений Грефенштейн

Александр Шушеньков

Воронеж 2016

УДК 94(470.324) 054.72

ББК 63.3(2Рос-4Вор) 27(Гем)

В 75

В 75 Евгений Грефенштейн, Александр Шушеньков

Воронежские немцы: 250 лет в России – Воронеж: Руна, 2016. –

148 с.

ISBN 978-5-906502-21-6

Сборник «Воронежские немцы: 250 лет в России» подготовлен специально

к 250-летнему юбилею прибытия первых немецких поселенцев на воронежскую

землю в 1766 году. Он не является академическим изданием и не может претен-

довать на всеохватность в изложении материалов и фактов, касающихся событий,

что случились в период от издания знаменитых «вызывных» манифестов рос-

сийской императрицы Екатерины II до наших дней. Мы лишь попытались со-единить глобальные исторические движения с судьбами отдельных конкретных

людей и семей. Жизнь тех, кто по крови своей был и принадлежит к великому

народу, дает возможность не только лучше понять «загадочную немецкую ду-шу», но и – как бы со стороны – взглянуть на саму нашу Родину.

УДК 94(470.324) 054.72

ББК 63.3(2Рос-4Вор) 27(Гем)

ISBN 978-5-906502-21-6

Оформление обложки: А. Шушеньков. На фото 19 века - кирха села Рибенсдорф.

Содержание охраняется Законом РФ «Об авторском праве и смежных правах», а

также соответствующими законодательствами других государств. Любое воспроизведение и публикация материалов сборника «Воронежские немцы:

250 лет в России» (как целиком, так и в виде отдельных фрагментов) допускается только

при согласовании с авторами и правообладателями опубликованных текстов.

© Евгений Грефенштейн, Александр Шушеньков, 2016

Е.А. Грефенштейн

член Правления ВРНКДО

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сборник «Воронежские немцы: 250 лет в России» подготовлен

специально к 250-летнему юбилею прибытия первых немецких посе-

ленцев на воронежскую землю в 1766 году. Он не является академи-

ческим изданием и не может претендовать на всеохватность в изло-

жении материалов и фактов, касающихся событий, что случились в

период от издания знаменитых «вызывных» манифестов российской

императрицы Екатерины II (от 04.12.1762 г. и 22.07.1763 г.) до наших

дней. Мы лишь попытались соединить глобальные исторические дви-

жения с судьбами отдельных конкретных людей и семей. Жизнь тех,

кто по крови своей был и принадлежит к великому народу, дает воз-

можность не только лучше понять «загадочную немецкую душу», но и –

как бы со стороны – взглянуть на саму нашу Родину.

Россия, как могучая мировая держава, сложилась благодаря тому,

что в неѐ вливались - вместе с собственными обычаями и достижениями

- самые разные нации. Обрусевшие немцы внесли в еѐ развитие и ста-

новление огромный вклад, и часть его формировалась на нашей воро-

нежской земле. Мы считаем, что важна не только хроника, но и живые

рассказы-воспоминания нынешних «воронежских немцев» - о себе и о

своих предках. Ведь из таких небольших – зачастую, лишенных лите-

ратурной гладкости - семейных описаний и складывается целостная

история всей страны.

Я благодарю всех, кто предоставил свои материалы для сборника

«Воронежские немцы: 250 лет в России» - председателя воронежского

отделения «Союза писателей России» бывшего главного редактора

газеты «Коммуна» В. Жихарева, журналистку газеты «Коммуна» С.

Еремееву, исследователя В. Безрядина, пастора С. Смирных, членов

евангелическо-лютеранского прихода им. Св. Марии Магдалины Н.

Алвандян, О. Кравченко, Н. Траксель и ее сына Павла, а также

нашего большого друга епископа А. Малахова, создателя этого при-

хода и одного из учредителей ВРНКДО.

Особая благодарность Александру Шушенькову, который, не жа-

лея свободного времени, верстал книгу из имеющихся документов, и

воронежскому ученому Сергею Коротуну, продоставившему свое

замечательное исследование истории общины Рибенсдорф.

Надеюсь, что, невзирая на возможные неточности и ошибки, мы

сможем донести до читателей главное – Память о тех, кто честно и

достойно прожил жизнь, и внѐс свой вклад в развитие России.

3

С.Н. Коротун, кандидат исторических наук

12 лет назад при написании дипломной работы связанной с исто-

рией первой мировой войны, в воронежском архиве я обнаружил ряд

документов, связанных с русскими немцами, проживавшими на тер-

ритории Воронежской губернии. История этноса проживавшего

сотнями лет в другой стране, сохраняя при этом собственную ярко

выраженную идентичность, показалась тогда интересной. Интерес

перерос в написание диссертационного исследования, посвященного

немецким поселениям в воронежском крае. Центральное место в ис-

следовании, конечно, отводилось старейшему и крупнейшему из них –

Рибенсдорфу. Надо признаться, интересная задача оказалась нелегкой. Отдель-

ные периоды и стороны жизни поселения было не так просто вос-

становить. Порою десятки просмотренных дел давали лишь крупицы

информации. Проблема кроется еще и в том, что делопроизводство

зачастую вели русские чиновники, для которых внутренняя жизнь не-

мецкого поселения оставалась непонятной тайной.

Не думаю, что и сегодня, будучи кандидатом наук и работая пре-

подавателем истории в военно-воздушной академии, я полностью ра-

зобрался во всех хитросплетениях истории этого уникального немец-

кого поселения. С другой стороны, она – замечательный пример пло-

дотворного и мирного сосуществования двух этносов. Надеюсь, этот

исторический сюжет мало кого оставит равнодушным, а быть мо-

жет и подвигнет дополнить его новыми страницами.

***

РИБЕНСДОРФ

Становление и развитие немецкого поселения Рибенсдорф в статусе

колонии (1766 - 1871 гг.)

На завершающем этапе Семилетней войны 4 декабря 1762г. новая

императрица Екатерина II подписала Манифест о вызове колонистов.

Он был предельно краток по содержанию и носил исключительно

декларативный характер. Отсутствие положительного отклика на ма-

нифест 4 декабря 1762 года, заставило власти выработать новый доку-

мент, который являлся бы юридической основой для иностранной ко-лонизации в России. Таким документом стал Манифест 22 июля 1763 г.

Документ содержал не имеющий в истории аналогов перечень льгот

будущим поселенцам. Императрица обращалась ко всем европейцам.

Но льготы манифеста привлекли в основном жителей германских

княжеств.

4

Основная часть немецких колонистов через порты Любек и Данциг

отправлялась морским путем в Ораниенбаум. Среди подобного рода

небольших групп колонистов, оказалось и 60 семей, которые в августе

1765 г. было приказано по первому снегу, через Москву, Тулу и Воро-

неж отправить в Острогожскую провинцию. Данная провинция в 1765

г. была передана из Воронежской губернии только что созданной

Слободской Украинской губернии.

Колонисты, отправленные в Острогожскую провинцию, прибыли

туда не ранее февраля 1766 г. Еще до прибытия колонистов, власти

Слободской Украины обязаны были «по Острогожскому и Харьков-

скому уездам в крайней скорости учинить справку, в каких местах

сколько имеется порожних земель со всякими угодьями где бы можно

было означенным колонистам поселение иметь». Однако обыватели

заявили, что они «таких удобных земель не знают». 15 февраля новым

указом Екатерина повторила прежние распоряжения: по прибытии

колонистов разместить их по квартирам в Острогожске и в прилегаю-

щих селениях, а провинциальной канцелярии разыскать пустующие

удобные земли. Быть может, в Острогожском уезде так и не появилось бы немецкой

колонии, если бы вопросом размещения колонистов не заинтересовался

крупный помещик, активный сторонник создания Слободской Украины

С.И. Тевяшов. Именно он в январе 1766 г. сообщил в Санкт-Петербург о

проблемах по размещению колонистов в губернии. Полковник бывшего

казацкого Острогожского полка С.И. Тевяшов при посредстве Остро-

гожского комиссарства «все поиски по приисканию удобного для ко-

лонистов земельного участка взял на себя». Место для поселения было

найдено в 7 верстах от г. Острогожска по обе стороны реки Сосны.

Вопрос о месте проживания колонистов до прибытия их в Россию

получил в исследованиях историков два разных ответа. Через три года

колонию посетил Самуил Гмелин - немец, представитель

Санкт-Петербургской Академии Наук. Он достаточно подробно пере-

числяет княжества, из которых прибыли колонисты. «Жители - пишет

С. Гмелин - по большей части суть родом Виртембергцы, по них

большее число составляют пфальцские уроженцы; находится также

среди них несколько человек из Римской империи, из Пруссии и Лиф-ляндии и один швед трубочник». Последующие исследователи М. Бы-

лов и Г. Веселовский С. Гмелину полностью доверяли и, рассматривая

вопрос о происхождении немцев, его цитировали.

Другую точку зрения представляет Б. Адлер. По его сведениям,

большей частью колонисты были выходцами из графства Равенсбург

(Баден), из деревушки Зульцефельд. Пастор этой деревни прислал ис-

5

следователю список имен лиц, выселившихся в Россию. Этот список, по

утверждению Б. Адлера, совпал со списками, заимствованными из ру-

кописей рибенсдорфских пасторов. Именно эта группа поселенцев, по

мнению данного автора, отделилась от общего потока колонистов

движущихся в Поволжье, так как состав переселенцев был чрезвычайно

пестрым, а жители Зульцефельда «стыдились прийти на место со вся-

кой сволочью». По дороге к ним присоединилось еще несколько семей

из различных Германских княжеств.

По прибытии колонистов, с февраля 1766 г. Канцелярия опекунства

занялась выполнением п.4 манифеста 22 июля 1763: обустройством

новой колонии. С февраля 1766 г. по февраль 1767 г. на эти цели было

выделено 14 921 руб. Правда, этих денег колонисты так и не увидели:

строительные материалы, сельхозинвентарь и пр. Канцелярия опекун-

ства закупала самостоятельно.

Начиная с 18 февраля 1766 г. «выборным от колонии, прибывшим на

поселение в Острогожскую провинцию» выдавались кормовые деньги:

от 104 до 98 рублей на неделю. Размер выплаты зависел от количества

поселенцев. Эти средства колонисты должны были получать до осени 1766 г., т.е. до первого урожая. Канцелярией было закуплено 49 вюр-

тембергских и 28 бранденбургских плугов, а также зерновые для по-

сева. Но сделано это было лишь в июле 1766 г. Это привело к тому, что

в течение следующего года колонисты не занимались земледелием и

сидели на государственном довольствии. В результате только на про-

питание колонистов к сентябрю 1767 г. Канцелярия истратила более

8000 рублей.

С весны 1766 г. началась подготовка к строительству колонии. С

марта Канцелярия оплачивает поставки древесины, глины. Однако сами

строительные работы начались лишь в июле 1766г., их вели рабочие

слободы Урыв.

Строительные работы продолжались и в 1767-68 гг. Параллельно

Канцелярия закупала скот для колонии, а также занималась снабжением

продовольствием. С осени 1767 г. выдача кормовых денег колонистам

была прекращена, но взамен была введена система выдачи продуктов на

месяц «по наличию семей на лицо». Каждый раз выдавалось различное

количество продовольствия на сумму от 200 до 400 рублей. Неизменно выдавался «гарнец муки и два фунта соли», а также яйца, хлеб, патока,

молоко и т.д. Выдача продовольствия свидетельствует о том, что ко-

лония в 1767-69 гг. по-прежнему не могла обеспечивать себя само-

стоятельно.

Осложняло положение и то, что многие колонисты не являлись

земледельцами, в Германии они были ремесленниками, поденными

6

рабочими, солдатами. Именно эта часть населения больше всего стра-

дала из-за экономического кризиса в Германии и потому искала лучшей

доли в России. Схожей была и ситуация с немцами прибывшими в

Острогожскую провинцию. С. Гмелин нашел среди них 4 сапожников, 3

ткачей, 2 портных, 1 бочкаря, 1 мельника, 1 шляпника, 1 трубочника, 1

хлебника. Найти рынок сбыта в провинции, где население жило нату-

ральным хозяйством, они не могли, но пока раздавалось «бесплатное»

продовольствие оставались в колонии. Это приводило к быстрому

возрастанию долга. Уже к апрелю 1768 г. 15 тысяч руб., выделенные в

начале основания, были истрачены. Канцелярия опекунства выделила

на обустройство колонии еще 8000 руб., а к сентябрю 1769 г. еще 3000

руб. К началу 1770 г. общая сумма затрат составила 26181 рубль. Для

небольшой колонии подобная сумма была астрономической, ведь по

манифесту 22 июля 1763 г. она подлежала возврату через десять лет

после основания колонии.

Построенная в 1766 - 1768 гг. колония получила название Рибенс-

дорф (Riebensdorf или Rybensdorf). Как указывает Б. Адлер, такое на-

звание поселения происходит от слова «рыба» или «рыбное», так как река Сосна славилась в старину своими рыбными богатствами. Однако,

возможно, немцы дали название своей колонии просто по названию

ближайшего города. По свидетельству С. Гмелина Острогожск в 1768

году называли «Рыбны»: «Имя дано городу по названию озера, которое

находится в 7 верстах и слывет рыбным, сказывают по той причине, что

много водилось в нем рыбы. Река Сосна также изобильна рыбою».

С виду колония того времени была похожа на чисто немецкую де-

ревню и вовсе не напоминала русского селения. Она состояла из двух

улиц и включала «большую улицу вдоль и другую поперек, посреди

них пасторский дом. Посреди колонии стоит одна деревянная кирха.

Дома были построены в некотором друг от друга расстоянии, что со-

ставляет хороший проспект и правильную симметрию. Все дома от-

части деревянные, отчасти фаферковые, крыши покрыты черепицей

или дранью, окна большие и светлые».

Уже в 1766 г. в колонии появился пастор, канцелярией опекунства

ему было назначено жалование в 54 рубля 40 коп. в полгода. По данным

Б.Адлера пастор прибыл в колонию вместе с переселенцами. Он же стал совершать богослужения для лютеран Воронежа, посещая город не-

сколько раз в год.

В соответствии с положением о поселении иностранных колони-

стов, утвержденным Екатериной II 19 февраля 1764 г. на каждую се-

мью, независимо от ее численности, планировалось выделить 30 деся-

тин удобной земли. Семьи колонистов Рибинсдорфа получили 3420

7

десятин удобной и 800 десятин неудобной земли. Это позволило на-

делить каждую семью 58 десятинами земли. Таким образом, поселенцы

получили наделы вдвое большие, чем определенные положением 19

февраля.

Земля отводилась не в личное для каждого хозяина, а в общее всех

жителей колонии владение. Но участки, определенные для каждой

семьи, отдавались в постоянное пользование. Система наследования

предполагала не раздел земли, а ее передачу младшему из сыновей, что

должно было стимулировать глав семей обучению старших различным

ремеслам.

Сельскохозяйственная деятельность колонистов в первые десяти-

летия в значительной мере определялась Канцелярией опекунства.

Последняя, учитывая неустойчивость урожаев зерновых культур в зоне

рискованного земледелия, большое внимание уделяла разведению

технических культур в немецких колониях. В 1770-е гг. канцелярия

попыталась развивать в колониях выращивание тутовых деревьев, для

получения шелковицы. Тутовое дерево выращивали и колонисты Ри-

бенсдорфа. Однако климат для этой культуры оказался чрезвычайно суровым и разведение тутового дерева не получило здесь развития.

Гораздо более удачным оказался опыт выращивания другой техни-

ческой культуры - табака. Его разведению канцелярия опекунства

уделяла особое внимание. Во-первых, табачное производство в России

было развито слабо и колонисты восполняли этот пробел. Во-вторых,

его производство стимулировало экономический рост в колониях,

способствовало вложению средств, заработанных на табаке в другие

отрасли сельскохозяйственного производства. Выращенный в Рибенс-

дорфе табак колонисты развозили для продажи по Харьковскому и

Воронежскому наместничествам и отвозили в Москву. Помимо табака

колонисты Рибенсдорфа занялись также разведением огородных

культур: различных трав и кореньев, картофеля. Как свидетельствуют

донесения Острогожского уездного суда в 1782 г: «В город Острогожск,

в базарные дни колонисты привозят довольно земляных яблок, белой и

красной капусты, сельдерей и других кореньев, а женщины-колонистки

делают изрядное масло и сыр, похожий на голландский».

Непосредственно хлебопашество играло у колонистов небольшое значение. Но обработка земли шла у них гораздо лучше, чем «у ту-

земных малороссов». Вместо волов колонисты запрягали в плуг по три

лошади в ряд, для обработки земли использовали вюртембергские и

бранденбургские плуги.

Приведенное выше описание хозяйственной деятельности колони-

стов позволяет говорить о достаточно благоприятном развитии коло-

8

нистских хозяйств. Однако следует отметить и факты, которые застав-

ляют говорить о том, что жизнь населения колонии была не столь без-

облачной. По данным 1779 г. население Рибенсдорфа составляло 144

души мужеского полу, т.е. население колонии с 1769 г. значительно

сократилось. Связано это было с тем, что в данный период канцелярия

уже не снабжала колонию продовольствием и деньгами. Более того,

истек десятилетний срок ссуды и перед колонистами встал вопрос о

возвращении долга в 26 тысяч рублей. В счет его погашения решено

было взыскивать по три рубля с каждого мужчины в возрасте от 16 до

60 лет, что было гораздо больше податей и повинностей, взыскиваемых

с государственных крестьян. Ремесленники, прежде обитавшие в по-

селении, покинули его и устремились в города, что не облегчило участи

оставшихся; долги умерших и бежавших колонистов распределялись на

всех оставшихся. Кроме того, в 1782 г. Канцелярия опекунства ино-

странных при Сенате была упразднена. Колония была передана в

управление директору экономии губернии. Если Канцелярии, несмотря

на все свои недостатки, довольно внимательно следила за жизнью ко-

лонистов, губернские власти предоставили колонию самой себе. Большинство исследователей склонны считать период 1782 - 1796

гг. очень тяжелым в жизни немецких поселений, основанием для этого

стали результаты обследования колоний 1796 г., показавшие их не-

удовлетворительное состояние. Так Л.В. Малиновский, анализируя

результаты обследования колоний 1796 г., указывал на плачевное со-

стояние колонии Рибенсдорф. Обследовавшие поселение представи-

тели комитета по иностранным колонистам, пришли к выводу, что

«хотя поселенцы и выросли в количественном отношении (численность

колонии увеличилось до 384 человек), но, имея 12 десятин на душу

мужского пола, хлебопашество производят весьма малое... слобода сия

остается дурно устроенною, дома колонистов малые, бедные и из хво-

росту построенные. Все изъявляют их неимущественное состояние.

Долг свой казне уплатить не могут».

Восшествие на престол Павла I сыграло в истории немецких коло-

ний России в целом и колонии Рибенсдорф в частности огромную роль.

Император уделял судьбе немецких поселений большое внимание.

После обследования немецких колоний в 1796 г. императором был принят целый ряд указов, призванных разрешить проблемы колони-

стов. Предпринимаемые правительством Павла I меры коснулись всех

немецких колоний России, в том числе и Рибенсдорфа.

Наиболее насущным для колонии Острогожского уезда был вопрос

погашения казенного долга, который, несмотря на выплаты в 1780-

1790-х гг. составлял около 24 тыс. рублей. 21 апреля 1798г. Павлом I

9

был подписан указ «Об обращении состоящего на колонистах казен-

ного долга на устроение собственного их благосостояния». Указ ка-

сался большинства немецких колоний страны, однако не освобождал

полностью колонии от их долгов, а предусматривал продолжение сбора

средств, которые впоследствии должны были быть потрачены на «об-

заведение и устроение колоний прочнейшим и хозяйственным обра-

зом». Но, как указывает Б. Адлер, Рибенсдорфу в этом же году долг был

прощен окончательно. Отныне колонисты выплачивали лишь госу-

дарственный налог, составлявший 66 коп. с десятины. Следует от-

метить, что в данном случае колония оказалась в достаточно привиле-

гированном положении, поскольку многие другие продолжали произ-

водить дальнейшие выплаты долга. Отмена обязательств по выплате

ссуды значительно облегчила жизнь колонистов Рибенсдорфа и спо-

собствовала более динамичному развитию поселения.

Помимо списания колонистских долгов, важным направлением

деятельности правительства по улучшению положения немецких по-

селенцев стало наделение их новыми земельными наделами. Подобная

мера была принята и по отношению к немцам Острогожского уезда. В 1797 г. Острогожск покинул гусарский полк. По ходатайству губерна-

тора земли в количестве 1224 дес., предназначенные ранее для пастьбы

полковых лошадей, перешли к колонистам Рибенсдорфа. На новых

землях появилось небольшое немецкое поселение - Павловский высе-

лок.

В 1817 г. Рибенсдорф посетил инспектор петербургских колоний

Бунин, обнаруживший, что «рибенсдорфское общество никакой инст-

рукцией о самоуправлении снабжено не было, а потому администра-

тивно-полицейская часть находилась здесь в самом жалком состоянии,

обнаружился во многом личный произвол, своекорыстие и само-

управство сельских начальников. И этот характер общественного

управления, находя пищу во вражде партий, привился всему населению

до такой степени, что смена в личном составе управления не оказывала

заметного влияния на улучшение дел общества».

Поселением фактически управляли две наиболее богатые и влия-

тельные семьи - Вагнеров и Штолей. Положение усугублялось тем, что

две эти семьи вели между собой непримиримую вражду. Как указывает А. Клаус «вся бытовая жизнь поглощалась взаимною враждою двух

разбогатевших влиятельных семейств, державших однообщественни-

ков в более или менее батрацкой зависимости от себя».

Другой проблемой и, по выражению А. Клауса, «главным корнем

зла» стало поземельное устройство колонии. Как уже указывалось, в

момент основания семьи переселенцев получили по 58 дес. земли в

10

общественную неделимую собственность, без права продажи и деления

надела. Наследовать надел должен был младший сын. Такую систему

землепользования предусматривал закон 19 февраля 1764 г. Но коло-

нисты стали использовать землю, руководствуясь своим обычным

правом. Для юго-западной Германии характерно было дробление при

наследовании крестьянских участков, что приводило к сильному аг-

рарному перенаселению и к образованию большой массы полукрестьян

полуремесленников, не имевших возможности нормально су-

ществовать. Как указывал уже упоминавшийся инспектор Бунин, «се-

мейные земельные участки делятся хозяевами на два, на три и даже на

четыре хозяина, без согласия общества и разрешения начальства, отчего

произошли уже многие споры и судебные дела».

Ситуация осложнялась тем, что в отличие от начального периода

существования колонии, колонисты уже предпочитали не покидать

поселения, становясь ремесленниками в городах, а оставались в Ри-

бенсдорфе, занимаясь земледелием. Официально в 1828 г. в поселении

числилось 68 семей, на деле состоявших из 3-х - 6-ти семей, число душ в

одной такой семье доходило до 33, 19 семей состояли из 20 человек и более. В результате на душу мужского пола к 1817 г. приходилось 5,4

десятины, некоторые семьи имели всего по 2 дес.

Деление земельных участков отрицательно сказывалось на развитии

колонии. «Состояние рибенсдорфских колонистов, - писал в 1832 г.

воронежский губернатор - не цветущее, земля в колонии была разде-

лена на равные участки, числом 65. Хотя семейства сии впоследствии

увеличились до 140, но количество владеемой ими земли остается одно

и тоже, и земля как наследственная передается в каждом семействе,

делясь на 2,3,4 и более участков, иные из этих участков перешли по-

средством продажи, передают в другие руки; некоторыми владеют

вдовы и потом передают своим, не мужниным родственникам, следо-

вательно некоторые семейства... которые не так размножились... вла-

деют землею в большом количестве, а другие напротив, разделяясь на

5-6 новых семейств и оставаясь на одном наследственном участке,

терпят крайний в земле недостаток. Таких семейств в колонии нахо-

дится до 30-ти, не могущих без отягощения оплачивать следующие с

них повинности. Поровнять же их в количестве земли не представля-ется возможности». Аграрный вопрос стал причиной множества тяжб

между жителями колонии, желавшими вернуть неверно проданные или

унаследованные участки, ведь, по сути, все сделки по продаже и раз-

делу участков были незаконны. Но власти поселения подобную прак-

тику не пресекали, видя прямую пользу не в их прекращении, а - на-

против, в поддержке возникающих споров и вражды. Ведь непрекра-

11

щающиеся судебные тяжбы были для властей не последним источни-

ком финансовой прибыли.

В 1833 г. воронежские колонисты были приписаны к Саратовской

конторе иностранных поселенцев, а колония снабжена соответствую-

щей инструкцией о внутреннем распорядке. Однако это не разрешило

нараставших проблем Рибенсдорфа, судебные тяжбы и иски, взаимная

вражда двух партий в поселении продолжались, подпитываемые не-

разрешенным аграрным вопросом.

В 1846 г. должность сельского старосты занял Вильгельм Штоль,

который попытался разрешить создавшуюся ситуацию в пользу зем-

левладельцев, приобретавших и увеличивающих свои наделы. 1 апреля

1847г. он добился приговора мирского схода, который признавал

10-летнюю давность владения за основание к прекращению всяких

споров колонистов о земле. Противники Штоля, возглавляемые преж-

ним старостой Андреем Вегнером, признавать этот приговор отказа-

лись, назвав его незаконным поскольку приговор «обществом никогда

составлен не был, ... а чтобы придать этому акту форму мирского при-

говора, Штоль созывал колонистов поодиночке и заставлял их подпи-саться, хотя многие колонисты и содержания приговора не знают».

1840-е гг. прошли в бесплодной переписке местных властей с цен-

тральными, а положение немецкого поселения все ухудшалось. При

этом следует отметить, что все это время «погибающая», по выражению

А. Клауса, колония в отношении налогообложения и льгот находилась в

привилегированном, относительно иных российских колоний, поло-

жении. Так в 1812 г., после повышения податей в наихудшем положе-

нии оказались, поволжские колонисты, которые обязаны были платить

поземельную и подушную подать наравне с обычными государствен-

ными крестьянами. Колонисты Петербургской губернии платили

только поземельную подать в размере от 1 руб. 23 коп. до 2 руб. 50коп. с

десятины, беловежские колонисты также были обложены поземельной

податью в 1 руб. с десятины. Жители Рибенсдорфа облагались позе-

мельной податью в 75 коп.

Подобное привилегированное положение сохранил Рибенсдорф и

после перевода налогов в серебряное «измерение» в 1839-1840 гг. По-

мимо этого Рибенсдорфские колонисты, наравне с меннонитами и Са-рептской колонией всегда пользовались и еще одним очень выгодным

преимуществом - курить вино, варить пиво и т.п., и напитки эти про-

давать в пределах своего надела. За эту привилегию колонисты обла-

гались обязательным подушным взносом в 18 коп. Несмотря на по-

добного рода привилегии колония находилась в кризисном положении.

12

Положение еще более усложнилось после пожара июня 1850 г.,

который уничтожил более половины домов колонии. Властями было

принято решение переселить 30 наиболее неимущих семей на побере-

жье Азовского моря, в район г. Ейска. 20 марта 1852 г. Николаем I было

высочайше утверждено повеление «О переселении колонистов из ко-

лонии Рибенсдорф Воронежской губернии». Данный документ узако-

нил решение об основании колонии в Ставропольской губернии. Каж-

дой семье колонистов выделялось по 30 дес. земли. Всего же новая

колония получала 1000 дес., 100 из которых отводилось духовенству.

На «первоначальное домоводство и обзаведение» семьи колонистов

получали по 175 руб. серебром. Эту сумму они должны были вернуть в

течение 10 последующих лет. До 1860 г. новая колония Михаэльсталь (с

1881 г. Воронцовка) была освобождена от всех налогов и податей.

Данные шаги властей несколько улучшили положение в колонии

Рибенсдорф. Следует, впрочем, отметить, что о переселении в Став-

ропольскую губернию ходатайствовали 54 семьи, в то время как раз-

решение получили только 30. Данный факт говорит о том, в Рибенс-

дорфе и после выселения части колонистов остались семьи с недоста-точным количеством земли.

Выселение 1852 г., лишь на некоторое время уменьшило количество

малоземельных поселян в колонии, население которой неуклонно

росло. По 8-й ревизии (февраль 1835г.) население Рибенсдорфа со-

ставляло 1078 человек. По 10-й ревизии (январь 1858г.) 1570 человек, к

этому времени население колонии уже восстановило свою численность

после выселения части колонистов 1852г. По данным Веселовского в

1860-е гг. население Рибенсдорфа составляло уже более 2 тысяч чело-

век. В условиях крепостного права решить проблему малоземелья в

колонии было практически невозможно без вмешательства государст-

ва. Колонисты требовали прирезки казенной земли, но власти предла-

гали им либо купить землю частным порядком, либо переселится

«своим коштом» в Екатеринославскую губернию, либо, наконец, раз-

водить технические культуры, требующие меньше земли.

Разведение технических культур и раньше отличавшее колонию,

получило в XIX в. свое дальнейшее развитие. Г. М. Веселовский и Б.Ф.

Адлер отмечают большое значение огородничества. Жители Рибенс-дорфа отводили большие площади под посадки огурцов, картофеля и,

особенно, табака. Последний продавался в Москву, Харьков и даже

Петербург.

Характерно, что огородничество в губернии в целом было развито

очень слабо. Низкий уровень экономики, отсутствие крупных городов

не способствовали развитию этой отрасли сельского хозяйства. В связи

13

с этим в губернии огородничеством занимались лишь несколько посе-

лений вблизи Воронежа. На остальном пространстве региона оставался

лишь Рибенсдорф, колонисты которого сбывали продукцию в Остро-

гожск, Коротояк и др. города. Та же тенденция касается и табака, в

отношении этой культуры колонисты и вовсе были в тот период глав-

ными производителями. Табак колонисты выращивали как саксонский,

так и русский, его разведение давало немцам до 50 руб. серебром с

десятины чистой прибыли.

Однако население колонии и в 1850-е - 1860-е гг. продолжало расти

быстрыми темпами, меньше чем за 20 лет оно вырастало более чем

вдвое. В этот период колонистами была создана Armenkasse (общая

касса). При вступлении каждый новый член вносил в нее 65 рублей.

Касса насчитывала более 12000 рублей, из этого капитала выдавались

ссуды под 6 % годовых, которые колония могла употребить на приоб-

ретение новой земли. Существование Armenkasse, облегчило основание

новых колоний. Основным направлением переселения колонистов Ри-

бенсдорфа стала Область Войска Донского. В отличие от Воронежской

губернии этот регион был не столь плотно заселен, а потому стоимость земель была здесь ниже. В предыдущий период получить в этом ре-

гионе земли могли лишь казаки, но закон 29 апреля 1868 г. разрешил

«русскоподанным невоинского сословия селиться и приобретать соб-

ственность в землях казачьих войск». Таким образом, некоренные жи-

тели Области получили право арендовать и приобретать в частную

собственность земли на территории Области Войска Донского. Благо-

даря этому переселенцами из Рибенсдорфа были основаны три колонии

на берегу Азовского моря: Ольгенфельд, Руэнталь и Мариэнталь.

Хотя дочерние колонии эти были основаны в 1860-е гг., статисти-

ческие данные о численности населения Рибенсдорфа не позволяют

говорить о его сокращении. Достигнув своего максимума в 1867 г.,

официальное число протестантов Рибенсдорфской общины сохраня-

лось на прежнем уровне - около 2200 - 2300 жителей. Причина такого

противоречия заключается в том, что правительство не требовало от

переселенцев увольнения из прежних обществ, поэтому в течение

долгого времени они предпочитали оставаться причисленными к ма-

теринской колонии. Связь Рибенсдорфа со своими дочерними колониями оставалась

очень тесной и живой. Каждую осень, по окончании полевых работ,

родные и прежние соседи отправлялись к друг к другу в гости. Нередки

были и браки между колонистами. Укрепило такое переселение и эко-

номические связи Рибенсдорфа с Областью Войска Донского. Неко-

торые колонисты отправлялись в Ростов-на-Дону на заработки, туда же

14

на продажу жители Рибенсдорф отвозили на продажу табак, патоку,

масло.

Переселения колонистов 1852 - 1868 гг. значительно ослабили

проблему земельного голода в колонии, улучшив ее экономическое

положение. Однако проблема поземельных отношений в Рибенсдорфе

окончательно в этот период так и не была решена, это ясно показали

события следующего периода развития колонии.

В целом 1860-е гг. стали временем роста благополучия немецкой

колонии, увеличившиеся земельные участки, достаточно высокие

урожаи и рост поголовья скота, выгодно отличали Рибенсдорф от ме-

стных поселений того времени. По сведениям Г.М. Веселовского и

внешним своим видом Рибенсдорф оставлял благоприятное впечатле-

ние своей чистотой и ухоженностью.

Помимо экономических изменений, за 100 лет существования ко-

лонии постепенно изменялся и ее внешний облик. О том, насколько

сильные изменения происходили в данной сфере жизни колонистов,

позволяет судить отчет рибенсдорфского пастора за 1859 г., частично

цитируемый Б.Ф. Адлером в своем исследовании. Как и на начальном этапе существования колонии, говорили колонисты на своем швабском

наречии. Сначала они не понимали ни слова по-русски и вовсе не ста-

рались учиться русскому языку. Но, к рассматриваемому времени в

язык колонистов постепенно вкрадывались и русские слова, хотя порою

и в неверном значении. Одежда, прежде немецко-швабского покроя,

постепенно стала походить на одежду русского купечества и мелкого

мещанства. Одежда женщин и девушек ничем не отличалась друг от

друга. Прическа мужчин также была похожа на прически русских ме-

щан и крестьян. Колонисты носили обувь русского образца: высокие

сапоги бутылками. Лаптей жители Рибенсдорфа в то время не носили.

Внешний облик колонии, прежде типично немецкий, коренным обра-

зом изменил пожар 1850 г. План поселения остался прежним, но избы

теперь были построены по малороссийскому типу.

Таким образом, на фоне исчезающих внешних отличий колонистов

от коренного населения, все большую важность для самоидентифика-

ции колонии приобретает язык и протестантская вера немецких пере-

селенцев. Школе и церкви колонисты уделяли достаточно много вни-мания. В 1801 г. в поселении была построена каменная кирха. Пастору

своего поселения колонисты назначили в 1838 г. довольно значитель-

ное жалование в 400 руб. С момента создания колонии в Рибенсдорфе

существовала и школа. Образование в поселении было всеобщим. Оно

чрезвычайно сильно зависело от церкви, пастор назначал учителя;

15

русские власти в процесс образования в колонии не вмешивались.

Обучение в поселении постоянно проходило около 300 детей.

В целом же следует признать, что, несмотря на значительные из-

менения во внешнем облике колонии, говорящие о наличии некоторых

тенденций к ассимиляции немецкого населения, Рибенсдорф в данный

период сохранял большую часть специфических черт немецкого посе-

ления. Различия эти видны и в экономической и религиозной и языко-

вой сферах.

II. Социально-экономическое положение жителей Рибенсдорфа в

статусе поселян-собственников. (1871 - 1917 гг.)

В 1860-е - 1870-е гг. в российском государстве произошли значи-

тельные изменения. Вслед за главным преобразованием этой эпохи -

крестьянской реформой - последовал целый ряд либеральных реформ,

способствовавших резкому ускорению социально-экономического и

политического развития России.

Коренным образом положение колонистов изменилось после при-

нятия закона 4 июня 1871г. С этого времени был отменен сам статус

колонистов, которые отныне переименовывались в посе-лян-собственников. Данный закон оставлял Рибенсдорф в ведении

общих по крестьянским делам учреждений, важным дополнением стал

тот факт, что делопроизводство волостного схода и волостного суда

должно было отныне производиться на русском языке. Для колонии это

должно было стать довольно значительной проблемой, так как русский

язык в школе поселения еще не преподавался.

Наибольшее значение для колонистов Рибенсдорфа играли статьи,

касающиеся налогообложения. В соответствии с законом поселяне

должны были уплачивать все налоги на общих основаниях, «без даль-

нейших в сем отношении изъятий». Именно эта статья была воспринята

колонистами острогожской колонии наиболее болезненно. В налоговом

отношении Рибенсдорф на протяжении столетия находился в наиболее

комфортном даже по отношению к прочим немецким колониям поло-

жении. Если колонисты Поволжья уже были в отношении налогов по

сути приравнены к государственным крестьянам, то рибенсдорфцы

вплоть до 1871 г. были освобождены от подушной подати, а уплачи-

ваемый ими налог с десятины был значительно ниже обще-государственного. Таким образом, закон 1871 г. для бывших колони-

стов Воронежской губернии увеличил размер налога в несколько раз.

Как свидетельствует Б.Адлер, закон вызвал недовольство жителей Ри-

бенсдорфа: «При этом в колонии было сильное возмущение. Колонисты

выбросили из своих помещений портрет императрицы и топтали его

ногами, утверждая, что она их заманила в чужую страну и обманула.

16

Они понимали слова манифеста «вечно» в прямом смысле, а не в

смысле век = 100 лет».

Следующим шагом правительства в проведении реформ, коснув-

шимся и немецкого населения страны, стал обещанный в 1871 г. «устав

о воинской повинности», утвержденный Александром II 1 января 1874г.

Устав вводил в стране всеобщую воинскую повинность. Теперь при-

зыву подлежали и бывшие колонисты, достигшие 21-летнего возраста.

С этого времени призывались в армию и жители Рибенсдорфа. Уже в

1878 г. они принимают участие в боевых действиях русско-турецкой

войны. В этом году в походах погибает 3 уроженца немецкого посе-

ления.

Нельзя, впрочем, считать, что реформы 1860-х - 1870-х гг. имели для

колонистов только негативное значение. При оценке реформ, прово-

димых в отношении бывших немецких колоний, мы считаем необхо-

димым выделить две стороны изменений, ставших результатом данных

преобразований: во- первых вопрос социально-экономического разви-

тия поселения, во-вторых проблему самоидентификации немцев в ок-

ружении коренного населения страны. Для наиболее точной оценки происходивших изменений необходим подробный анализ двух этих

аспектов.

Основным фактором экономического развития поселения в 1870-е

гг. по-прежнему являлся аграрный вопрос. Несмотря на выселения в

конце 1860- х гг., в колонии сохранялась проблема недостатка земли, а

также проблема чрезвычайно запутанной системы землепользования.

После 1871 г. земля в поселении по-прежнему оставалась в об-

щинном пользовании и по правилам устройства поселян-собственников

могла быть роздана отдельным домохозяевам только по приговору двух

третей членов общества. Между тем сохранявшаяся система была

чрезвычайно запутана. Ф.Щербина описывает ее следующим образом:

«Общин с подворным землевладением в уезде нет, если не считать

немецкой колонии. Но и последняя не избежала влияния общин-

но-земледельческого начала. Земля перевёрстывалась между хозяевами

каждые 6-9 лет. Обыкновенно земля в этих случаях разбивается на 65

равных частей, по числу фамилий; с помощью жеребьевки определя-

ется, где и какая фамилия должна получить землю, а затем уже со-участники в жребии распределяют землю между собою. Как на причину

постоянных переверсток, немцы указывают на разнокачественные

земли.

Что касается подворно-наследственного права колонистов, то

раньше земля переходила у них в наследство только по мужскому ко-

лену, а теперь кому захочет глава семьи передать сыну ли, дочери или

17

даже не родне - тому и достанется земля. Фактически земля переходит

большею частью в руки сыновей, но были случаи, что отцы продавали

землю, не передавая ее, или передавали дочерям. Сыновья получают в

наследство земельные угодья равными частями. При разделе отец ос-

тавляет при себе того сына, какого пожелает, а сами сыновья, в случае

раздела после смерти отца, обыкновенно бросают жребий, кому оста-

ваться на старой усадьбе».

Таким образом, колонисты сохраняли формально неделимыми 65

участков земли, дробить которые они не имели права. Реально же земля

уже давно была разделена на более мелкие участки. Земля, как и в

русской общине, переверстывалась, но более сложным способом:

фактически группы колонистов менялись участками по 58 десятин.

Такая система была явным анахронизмом и требовала преобразо-

ваний. Как указывает Ф. Щербина, колонисты попытались изменить

систему землепользования, но безуспешно. «В последний раз, при

разверстке земли во время выдачи владенной записи в 1872 г., коло-

нисты хотели было поделить пашни на наличные души, но согласных

на передел хозяев оказалось менее 2/3, а желавшие передела в свою очередь обратились в суд. «Три года - рассказывали немцы, - «куев-

дились» мы, просто все вверх дном перевернули, но затем вышло нам

повеление не делить землю, и тогда колония начала разъезжаться в

разные стороны и покупать земли».

В 1878 г. произошло самое значительное за всю историю колонии

выселение. Около 60 семей, недовольных сохранением в колонии

прежней системы землепользования, основали в 60 - 70 верстах от Та-

ганрога на Миусе колонии Петри-Паули и Нейгофнунг. Очередное

выселение произошло в 1881г. Результатом подобного переселения

стало значительное уменьшение населения колонии с более чем 2 тысяч

до 1,1 - 1,2 тысячи человек. Значительно (на 112 человек) уменьшилось

количество учеников школы. Явным признаком уменьшения населения

колонии стала полупустая церковь. Здание новой кирхи начали строить

еще до 1878 г., а закончили лишь в 1881 г., новое здание оказалось

слишком крупным для поселения, уменьшившегося в количестве на-

селения практически вдвое.

Выселение части семей из поселения, в конечном счете, стало ре-шением проблемы малоземелья в Рибенсдорфе. По сведениям Ф.

Щербины: «переселенцы устроились преимущественно в Донской об-

ласти, где живут даже лучше, чем их родственники в Рибенсдорфской

волости». То, что Armenkasse колонии позволила большому количеству

переселенцев одновременно арендовать землю в другом регионе

18

страны, в свою очередь свидетельствует о значительности капиталов

немецких поселенцев.

Произошедшие изменения способствовали стабильному и эффек-

тивному экономическому развитию бывшей колонии, она выгодно

выделяется на фоне прочих сельских обществ Острогожского уезда.

В результате выселений количество жителей поселения уменьши-

лось, что привело к значительному увеличению земельных наделов

среди оставшихся хозяйств. Если три десятилетия назад среднедушевой

надел Рибенсдорфа был несколько ниже среднедушевого надела в гу-

бернии, то в рассматриваемый период у хозяйств Рибенсдорфа были

уже наиболее крупные в уезде наделы. Вместе с тем, немецкие хозяй-

ства владели большим количеством скота. Два эти показателя говорят о

явном преимуществе поселян-собственников по сравнению с хозяйст-

вами других волостей уезда, что было важным фактором их благосос-

тояния. Однако только этим объяснить быстрое развитие немецкого

поселения нельзя.

Анализ данных Острогожского земства позволяет говорить о том,

что жители Рибенсдорфа постоянно на протяжении всего ассматри-ваемого периода получали более высокие урожаи, чем в других волос-

тях уезда. Это свидетельствует о более качественной обработке земли,

что делало немцев менее зависимыми от природных факторов. В этот

период колонисты стали заказывать сельскохозяйственные машины в

Германии. При обработке земли бывшие колонисты использовали дву-

конный плуг-буккер. Русская борона использовалась немцами не по

назначению, а для набрасывания земли на картофельные ряды. Высокие

урожаи позволяли поселению практически не покупать хлеба. Наиболее

низкий показатель купленного хлеба на душу населения свидетельст-

вует о том, что немцы наилучшим образом обеспечивали себя хлебом

самостоятельно.

Кредит был в поселении чрезвычайно развит и играл для колонистов

положительное значение, способствуя ускорению развития колонии, в

отличие от большинства русских поселений, где кредит являлся пока-

зателем проблемного положения в волости. Несмотря на значительную

сумму кредита, за бывшими колонистами не числилось никаких не-

доимок по его уплате. Другой экономический показатель - наиболее высокие налоговые платежи волости находились в соответствии с

большими земельными наделами и высокой прибылью, которую по-

лучали немецкие хозяйства.

Благополучие Рибенсдорфа обуславливалось и разносторонностью

деятельности немецких хозяйств. Как и в предыдущий период, от рус-

ских хозяйств немецкие отличало широкое использование технических

19

культур. На рубеже XIX - XX вв. в немецкой волости по свидетельству

Б.Адлера: «Подсолнух и другие масленичные растения покрывали

целые поля. Много садят картофеля, который продают... Колония от-

личается невероятным количеством огурцов. Целые десятины засажены

огурцами и прилежные хозяйки зарабатывали на огурцах по 300 рублей

в лето. Много сажают арбузов и дынь, которые находят широкий сбыт в

Острогожске».

Вместе с тем автор отмечает исчезновение ранее наиболее харак-

терной для Рибенсдорфа отрасли - разведения табака. Рибенсдорфский

табак, которого «сажал раньше каждый колонист массу», просто не

выдержал появившейся в 1880-х гг. конкуренции в условиях быстро

развивающегося общероссийского рынка. С уменьшением разведения

табака все большую роль стали играть разведение масленичных рас-

тений и выращивание сахарной свеклы, из которой поселяне изготав-

ливали патоку. По сведениям 1889 г. в Рибенсдорфе имелось 5 масло-

бойных и 5 паточных заводов. Паточные заводы немецкого поселения

были единственными на весь Острогожский уезд.

Наряду с выращиванием технических культур большую роль в хо-зяйственном развитии поселения играло животноводство. Немцы раз-

водили множество свиней. Окорока и колбасы отправляли в Воронеж и

Острогожск, для их производства в Рибенсдорфе имелась общественная

коптильня. Немаловажным было и овцеводство, дававшее немецкому

поселению тулупы и сукно, которое охотно покупали малороссы.

Бывшие колонисты в полной мере использовали те преимущества,

которые давали им большие земельные участки и количество скота.

Сравнение расходов и доходов немецкого поселянина с аналогичными

показателями типичного жителя уезда позволяет говорить о том, что

жители Рибенсдорфа находились в положении принципиально отлич-

ном от основного населения края. Доходы немецких поселян были в

разы выше среднестатистического дохода жителя уезда.

На рубеже XIX - XX вв. в экономическом развитии колонии обо-

значились тенденции, позволяющие говорить о некотором его замед-

лении. Уже в 1895 г. из списка предприятий уезда исчезают паточные

заводы. Эта отрасль к концу XIX в. сходит на нет, как и табаководство,

не выдерживая конкуренции. Через некоторое время аналогичная судьба постигла и производство масла в Рибенсдорфе. По данным 1906

г. здесь остался лишь один маслобойный завод. В это же время

уменьшилась торговля окороками, овцеводство переживало подобную

судьбу.

При оценке подобных тенденций не следует, однако, считать, что

немецкие хозяйства в 1900-е гг. находились в состоянии кризиса.

20

Промыслы в этот период играли по отношению к хлебопашеству в

немецком поселении второстепенное значение. В земледелии же немцы

по-прежнему значительно превосходили своих соседей. Упадок пред-

приятий в этот период объясняется незначительностью экономических

возможностей небольшого немецкого поселения, которое не могло

соперничать с соседствующими промышленными предприятиями с

одной стороны и формированием единого всероссийского товарного

рынка в сельском хозяйстве также значительно усилившего конку-

ренцию немецким товарам с другой.

Таким образом, немецкое поселение в полной мере воспользовалось

теми возможностями в сфере экономического развития, которые от-

крылись перед ними в результате либеральных реформ, произошедших

в стране в 60 - 70-е гг. XIX в. Более того, на начальном этапе проведения

реформ, в силу специфики своего юридического положения и своих

национальных особенностей, бывшие колонисты получили от реформ

большую экономическую выгоду, нежели основная часть населения

губернии. Отмена колонистского статуса в экономическом отношении

привела к значительному увеличению налогового бремени, что, впро-чем, компенсировалось быстрым экономическим развитием поселения.

Гораздо более тревожной для немцев Рибенсдорфа была ситуация в

другой сфере жизни. Речь идет о сохранении национальной самоиден-

тификации. Здесь реформы имели для немцев Рибенсдорфа более бо-

лезненные последствия.

В сохранении характерных черт этноса особенно важным является

вопрос судьбы национального языка. Ведь именно язык является важ-

нейшим каналом передачи и сохранения культуры, средством само-

идентификации народа. Важнейшим институтом, способствующим его

сохранению, является национальная школа.

Наличие школы практически в каждой немецкой колонии было за-

кономерным явлением с момента появления колонистов в России.

Процесс обучения, подготовки к конфирмации никогда не прекращал-

ся. Рибенсдорф в этом отношении не отличался от других немецких

колоний в России. Здесь школа считалась столь же необходимым и

обязательным учреждением, как и кирха. Поэтому вполне естественно,

что одновременно со своим поселением и постройкой церкви, колони-сты возвели и здание церковно-приходской школы, которая стала

первым учебным заведением Острогожского уезда.

Вплоть до 1860-х гг. царское правительство практически никак не

вмешивалось в дело преподавания в немецких колониях, что объясня-

ется тем, что ему просто нечего было предложить новым поселенцам в

отношении школьного устройства, поскольку в XVIII в. система на-

21

родного образования только зарождалась. Поэтому вплоть до рас-

сматриваемого периода немецкая школа в Рибенсдорфе сохраняла

многие свои национальные черты.

В школе обязательно обучались все дети, мальчики и девочки.

Причем родители, не посылающие без уважительных причин детей в

школу после 1 октября, подвергались штрафу. В 1870 - ее гг. этот штраф

составлял 5 коп за пропущенный день. В конце года по колонии ходил

сборщик и собирал «штрафные» пятачки. В 1875 г. на собранные деньги

колонисты купили фисгармонию для школы. Подобный штраф сохра-

нялся в колонии и в начале XX в., но был уменьшен до 3 коп. Всеобщее

образование обеспечивало поселению очень высокий процент грамот-

ности.

Религиозный характер обусловил и другую специфику немецкой

школы. Это более продолжительный, относительно русских школ, срок

обучения. Дети поступали в школу в 8 лет и оставались там до 15 лет, до

конфирмации. Немецкая школа в Рибенсдорфе являлась важнейшей

составляющей духовной и культурной жизни колонии, определяющим

фактором в сохранении материнского языка и культуры. Религиозный характер школы, специфика преподавания определили ее обособлен-

ность от общей государственной системы образования: немецкие

школы не входили в подчинение министерства народного просвещения,

большую роль в их деятельности играла евангелически-лютеранская

консистория.

С началом проведения в стране «великих реформ» положение лю-

теранской школы в Рибенсдорфе значительно изменяется. Преобразо-

вания, происходившие в бывших немецких колониях, связанные с ре-

формой управления, новыми экономическими реалиями, настойчиво

требовали преобразования немецкой школы.

Анализ событий, связанных с функционированием немецкой школы

в данный период, позволяет говорить о том, что происходившие изме-

нения были обусловлены как позицией населения колонии, так и по-

литикой местных и центральных властей. Государство уже с 1860-х гг.,

делало первые шаги, направленные на русификацию немецкой школы.

Жители поселения, понимали важность сохранения религии и языка, но

вместе с тем важную роль для них играл и экономический фактор, а именно получение для содержания школы средств уездного земства.

Уже через 5 лет после создания земских учреждений в 1869 г., ко-

лонисты обратились с просьбой о выдаче из земских средств пособия

училищу. Но училищный совет «нашел справедливым выдавать посо-

бие в том только случае, если бы в училище было введено преподавание

22

русского языка, и так как колонисты не согласились на это условие, то

совсем отказал им в пособии».

После этих событий вопрос о преподавании в Рибенсдорфе русского

языка не ставился в течение 5 лет. Однако отмена колонистского ста-

туса в 1871 г. и - в особенности - военная реформа 1874 г. поставили

данный вопрос очень остро. Новая система делопроизводства в посе-

лении требовала знания русского языка. В трудном положении оказы-

вались и немецкие новобранцы, просто не понимавшие отдаваемых им

приказов. В 1875 г., несмотря на протесты пастора Рибенсдорфа, жи-

тели согласились на введение преподавания русского языка, тогда же

здесь появился и первый русский учитель. Дальнейшее укрепление

позиций русского языка произошло в период правления Николая II с

принятием указа 27 февраля 1897 г., когда во всех лютеранских школах

было введено обязательное преподавание всех предметов, кроме ве-

роучения, на русском языке.

Оценить роль подобных изменений в школе Рибенсдорфа непросто.

Главным объективным результатом стало то, что большая часть насе-

ления к началу XX в. знала русский язык, а дети поселения даже ис-пользовали его в разговоре гораздо больше, нежели немецкий. Ослаб-

ление позиций родного языка происходило очень быстрыми темпами.

По мнению побывавшего в поселении в начале XX в. Б. Адлера колония

теряла свои отличительные черты и неминуемо ассимилировалась с

русскими соседями.

Отношение немецкого населения к происходившему процессу было

двояким. Жители Рибенсдорфа, несомненно, больше симпатизировали

немецким учителям. Из средств сельского общества им выплачивались

дополнительные средства: кистеру, преподававшему закон божий - 250

руб., немецкому учителю - 200 руб.

О том, что в оценке преподавания русского языка не было единства

и в самом немецком поселении, свидетельствуют события, последо-

вавшие после Указа 9 апреля 1907 г., разрешившего преподавание на

родном языке в немецкой школе, в случае отказа ее от государственного

финансирования. Появившуюся возможность возвращения немецкого

языка в школу попытались использовать пастор колонии Циммер и

староста поселения Иван Дедерер. В 1907 г. пастор Циммер обратился в Министерство народного просвещения с просьбой ввести преподавание

в Рибенсдорфской школе на немецком, а не на русском языке. На свой

запрос он получил ответ, что это возможно, но при условии, что школа

будет существовать только на частные средства.

Таким образом, школе можно было вернуть немецкий язык препо-

давания, отказавшись от 1 тыс. рублей, выделяемых земством. На

23

сельском сходе общество Рибенсдорфа раскололось надвое. На стороне

защитников «русской грамоты» оказался и вероучитель Давид Дедерер.

Он относился к фамилии, представители которой со времени основания

школы занимали должность учителя. Сторонники «русской грамоты» и

на этот раз оказались в большинстве. Конфликт, впрочем, не был ис-

черпан - общество еще год находилось в «состоянии хронического

волнения, обострявшегося все новыми происшествиями». Староста и

пастор удалили Д. Дедерера от преподавания и даже пытались обвинить

его в революционной деятельности. Общество бывшей колонии также

продолжало оставаться расколотым. Относительное спокойствие при-

шло только с удалением из поселения пастора Циммера. Эти события

1907-08 гг. показывают, насколько неоднозначен был процесс внедре-

ния русского языка в колонию.

Вместе с языком постепенно исчезали и другие особенности этноса.

Религиозные воззрения становились все более шаткими. Материальная

культура также сближалась с русской: система хозяйства, жилье, оде-

жда бывших колонистов уже почти не отличала их от соседей.

Уравнение в своем статусе с государственными крестьянами и от-мена большинства льгот сыграла в жизни немецкого поселения неод-

нозначную роль. Введение российской системы образования негативно

сказалось на самобытности поселян, способствовало их ассимиляции.

Общегосударственное налогообложение в сочетании со службой в ар-

мии тяжелым бременем легло на плечи колонистов. Но отмена коло-

нистского статуса была одной из необходимых мер в осуществлении в

России экономических и социальных реформ, сыгравших для эконо-

мики немецких поселений позитивную роль.

Экономические реформы сделали землю более доступной и спо-

собствовали образованию все новых дочерних немецких колоний. От-

разился данный процесс и на Воронежской губернии. Здесь также стали

возникать новые немецкие поселения.

Роль Рибенсдорфа в создании новых поселений в Воронежской гу-

бернии оказалась незначительной. Как уже было указано, немцы этого

поселения предпочитали в 1870-е - 1880-е гг. покупать и арендовать

землю в Области Войска Донского. В конце века переселенческий по-

рыв иссяк. Следующее крупное выселение из Рибенсдорфа произошло уже в условиях реформы Столыпина. В 1908 г. в Беловской волости

Ишимского уезда Тобольской губернии у озера Мохового на частной

земле возникла крупная немецкая колония Петерфельд. Основали ее на

участке в 1900 десятин земли И. А. Вегнер, Г. X. Шварц, А. М. Богер, Ф.

А. Кель и другие (всего 24 домохозяина). Новое поселение Петерфельд

находилась в 10 верстах от железнодорожного разъезда Кондратова. А в

24

непосредственной близости с этим разъездом находился выселок из

колонии Петерфельд с одноименным названием. Колонисты занима-

лись земледелием, с местным населением жили дружно, но тесных

сношений не имели. Выселение позволило Рибенсдорфу сохранять

крупные земельные наделы в поселении. В 1909 г. они по-прежнему

относились к самой благополучной группе населения уезда. Средний

надел на душу мужского пола составлял 5,5 дес. земли.

Что касается Воронежской губернии, то здесь на рубеже XIX -XX

вв. благодаря немцам Рибенсдорфа появляются лишь небольшие хутора

и пасеки, где проживали отдельные немецкие семьи. Так в Лушников-

ской волости Острогожского уезда отдельно проживали Я.М. Штоль,

владевший 23 дес. земли, и A.M. Вегнер, имевший 189 дес. земли и

маслобойный завод. Примером самого крупного переселения из Ри-

бенсдорфа в рамках губернии в рассматриваемый период, следует

считать появление пяти немецких семей в селе Артюшкино Ярковской

волости Новохоперского уезда. Здесь, у купца И.М. Пафнутьева, ими

был приобретен винокуренный завод.

Таким образом, роль Рибенсдорфа в расселении немецкого населе-ния по Воронежской губернии свелась к созданию немногочисленных

хуторов, состоящих, как правило, из одного хозяйства. Гораздо боль-

шую роль здесь сыграли немцы - выходцы из Херсонской и Екатери-

нославской губерний. Таким образом, к началу первой мировой войны в

Воронежской губернии существовало не менее 10 немецких поселений.

Новые поселенцы из других регионов страны приобрели в Воронеж-

ской губернии тысячи десятин земли.

Первая мировая война изменила положение всего немецкого насе-

ления Воронежской губернии. Начиная с осени 1914 года основной

массой заявлений, с которыми приходится разбираться полиции, ста-

новятся обвинения немцев в шпионаже. Подозрения, как правило, па-

дали на предпринимателей, мещан Воронежа и уездов губернии. Не-

мецкие русскоподанные нервировали русское население разговорами

на немецком языке в публичных местах, разговорами по телефону, и

даже встречами друг с другом.

Именно в связи с всплеском шпиономании следует оценивать по-

становление Воронежского губернатора от 15 февраля 1915 г. Поста-новление воспрещало «разговоры на немецком языке во всех публич-

ных местах, правительственных и общественных учреждениях, тор-

говых и промышленных заведениях, а также по телефону». Воспре-

щалось также «подписывать на немецком языке бумаги, подаваемые в

правительственные и общественные учреждения». За нарушение дан-

25

ного постановления грозил штраф до 3000 рублей или тюремное за-

ключение до трех месяцев.

1915 г. стал наиболее напряженным в русско-немецких отношениях,

именно поэтому интересно проследить ситуацию в крупнейшем не-

мецком поселении Воронежской губернии Рибенсдорф.

Колония Рибенсдорф представляла собой крайне интересное со-

единение самого разного населения, заставлявшее власти обращать на

нее пристальное внимание. На недолгий промежуток времени здесь

разместились отправленные в Воронежскую губернию военнопленные

турки, сюда же прибывают выселенные из Варшавской губернии

бывшие немцы-колонисты. Поэтому практически ежедневно урядник

отправлялся в поселение то «для проверки и составления списков во-

еннопленных турок», то для «собрания сведений о немцах, выселив-

шихся из Варшавской губернии».

Бывшая колония находилась под пристальнейшим вниманием ме-

стных властей. Однако на протяжении 1915 г. мы не встречаем ка-

ких-либо упоминаний о случаях русско-немецких конфликтов в во-

лости. Не фигурирует Рибенсдорф и в анонимных доносах и расследо-ваниях, касающихся шпионажа в Воронежской губернии, что также

свидетельствует об относительном благополучии данного поселения в

сравнении с недавно основанными немецкими поселениями края.

По всей видимости, жители Острогожского уезда относились к

своим соседям - немцам колонии Рибенсдорф, достаточно спокойно,

поскольку сосуществовали друг с другом уже полтора века, для мест-

ных жителей колонисты давно стали обыденностью. Бывшие колони-

сты с 1914 г., наряду с остальными жителями уезда, были мобилизо-

ваны в армию, многие оказались в плену.

Что касается воронежских властей, то определенные проблемы у Ри-

бенсдорфа все-таки возникли. Это поселение упоминается в донесениях

филеров уже в декабре 1914 г. По сведениям, в них содержащимся,

пастор Ю.Ю. Фастена занимался в бывшей колонии сбором денег для

помощи военнопленным. Собранные 50 руб. пастор отправил в Пет-

роград, в евангелически-лютеранский лазарет. Эти сообщения власти

оставили без внимания.

В декабре 1915 г., «за служебный разговор на немецком языке» земский начальник наложил денежное взыскание на волостного стар-

шину Ф. Нуфер». На немецком языке поселяне разговаривали на цер-

ковном совете все с тем же пастором Ю.Ю. Фастеной и от властей этого

не скрывали. Но как выяснилось, немцы действовали вопреки уже

упоминавшемуся постановлению губернатора.

26

Особенно недоверчиво власти относились к немцам, выселенным из

Варшавской губернии. Эти жители поселка подвергались обыскам,

находились под постоянным контролем жандармского управления.

В целом же, при всей специфике данного поселения в рассматри-

ваемый период, обстановку в Рибенсдорфе следует охарактеризовать

как спокойную. Мы не имеем фактов, свидетельствующих о конфлик-

тах с русским населением. Власти держали поселение под пристальным

контролем, однако каких либо чрезвычайно жестких репрессивных мер

по отношению к немцам не принимали.

Немцы Рибенсдорфа в советский период

Приоритетом политики новой власти стало поощрение националь-

ных языков. Преподавание для национальных меньшинств теперь ве-лось на их родном языке. Осуществить в Воронежской губернии дан-

ную меру в отношении немцев оказалось легко, поскольку они прожи-

вали достаточно компактно: в Воронеже, Рыбном и Централи, а также

на хут. Верино и Сухой на территории Россошанского уезда. Поэтому

создание специальных немецких школ не потребовало от властей

больших усилий. Всего в Воронежской губернии таких школ появилось

три: одна в Рыбном и две - в немецких поселениях Новохоперского

уезда. В данных школах обучалось 319 детей. Школа в Рыбном была

государственной, обе школы Новохоперского уезда до 1924 г. содер-

жались поселянами на договорных началах.

Анализируя состояние образования в немецких поселках, следует

отметить высокий уровень грамотности немецкого населения. К 1927 г.

он составлял 79 % и значительно превосходил уровень грамотности

украинцев и русских, живущих в Воронежской губернии (около 25 %).

Однако создание национальных школ породило сложную проблему.

Специальные школы требовали преподавателей-немцев или людей,

знающих немецкий язык в совершенстве. В рамках государственной системы образования в школу мог попасть лишь человек с соответст-

вующими идеологическому режиму взглядами и образованием. Людей,

отвечающих всем требованиям, оказалось совсем немного. В Воро-

нежской губернии практически сразу обнаружилась проблема недос-

татка кадров для немецких школ. В государственных школах порой

просто некому было преподавать, в то время как идея частных немец-

ких школ была отвергнута. В феврале 1924 г. местный житель немец-

кого хутора Павловский Дедерер создал школу, в которой занимался

обучением местных детей. Школа была закрыта властями, а ее орга-

низатор был предупрежден о возможной ответственности за несанк-

ционированное властями обучение детей. В другом немецком поселе-

нии Каменского района Фриденфельд в течение 3-х лет (до 1929 г.) не

27

могли найти учителя для немецкой школы. Ни в распоряжении Ок-

рОНО, ни в ОблОНО не обнаружилось ни одного работника, которого

можно было бы послать в Фриденфельдский поселок.

В целом система образования, созданная в немецких поселениях в

данный период, способствовала сохранению идентичности немецкого

этноса. Преподавание на родном языке заметно замедлило процесс

ассимиляции, особенно сильный в одиноко расположенных немецких

поселениях Воронежской губернии.

После окончания гражданской войны начинается активное восста-

новление экономики немецких хозяйств. Их развитие по сравнению с

русскими происходит более быстрыми темпами, что было обусловлено

двумя причинами. Первой причиной следует признать большие зе-

мельные наделы, которые продолжали находиться в собственности

немецких сельских обществ.

После революции в немецких поселениях наблюдается некоторое

сокращение площадей земли, находившихся в их собственности. Так,

по данным губернского статистического комитета, к 1921 г. у жителей

Рибенсдорфа в собственности осталось 1725 дес. земли. Таким образом, земельные наделы немецких жителей сократились примерно вдвое. Но,

несмотря на подобное сокращение, по размерам своих земельных уча-

стков немцы по-прежнему находились в группе владельцев наиболее

крупных наделов.

Национальную политику Советского государства в отношении

управленческих кадров в период 1920 - 1930 гг. принято характеризо-

вать процессом «коренизации». Строго говоря, «коренизация» означала

систематическое увеличение представителей коренного населения в

партийном и государственном аппарате. Наряду с попытками поощ-

рения родного языка и достаточно либеральным отношением власти к

социально-экономической ситуации в поселениях, приоритетом новой

политики становится также создание местных национальных элит. В

немецких поселениях активные сторонники новой идеологии практи-

чески отсутствовали. Несмотря на это в 1920-е гг., власти не стали

прерывать устоявшейся в XVIII - XIX вв. традиции самоуправления

немецких поселений. Руководящие посты во всех национальных сель-

ских советах заняли немцы. Однако реализация подобной политики в различных немецких поселениях Воронежской губернии оказалась

совершенно неоднородной. Разница в уровне экономического развития,

в политических настроениях, в отношении русских чиновников к не-

мецким поселенцам на местах предопределила различные взаимоот-

ношения новой власти с немецким населением.

28

В Рибенсдорф в 1923 г. для создания ячейки ВКП (б), был отправлен

Антон Венцелевич Фельбер, бывший военнопленный из авст-

ро-венгерской армии, вступивший в коммунистическую партию в 1919

г. В данном поселении он на протяжении более чем 10 лет являлся ли-

дером коммунистов. Бывший военнопленный во главе немецкой ячейки

коммунистической партии - явление для того времени характерное.

Кадров у новой власти не было, ибо немецкая деревня их предоставить

не могла, а в городах они еще не выросли. Поэтому ВКП(б) и ее мест-

ные органы вынуждены были обратиться за помощью к бывшим авст-

рийским и немецким военнопленным.

В немецкую ячейку входили как немцы, присылаемые компартией

извне, так и вступающие в нее рибенсдорфцы. Для более широкого

влияния партии А. В. Фельбер внес традицию открытых заседаний - в

работе ячейки принимали участие сотни жителей села. Это нововве-

дение не было уникальным. Ввиду отсутствия опоры в деревне ос-

новными методами работы часто становились подобные «беспартий-

ные конференции» - фактически общие собрания колонистов. На них

ставились общеэкономические и просветительские вопросы, а также поднимались местные проблемы.

Следует признать, что зачастую в состав партячейки попадали люди

далекие от коммунистической идеологии. Порою это были весьма со-

стоятельные домохозяева. Но пока центральная власть осуществляла

политику создания национальных элит, местные органы управления

смотрели на подобные противоречия сквозь пальцы.

В целом же между новой властью и немецким населением Рыбного

был налажен довольно позитивный диалог. На наш взгляд, такое по-

ложение было обусловлено как гибкой национальной политикой вла-

стей в данном уезде, так и тем, что Рыбное существовало на этой тер-

ритории уже полтора столетия, что позволяло немцам легче и безбо-

лезненней реагировать на изменения, происходящие вокруг них. Хотя

данное немецкое поселение и являлось своеобразной частью Остро-

гожского уезда, тем не менее, оно было способно достаточно продук-

тивно взаимодействовать с коренным населением.

Период 1920-х гг. стал наиболее благоприятным временем для раз-

вития немецких хозяйств в Воронежской губернии. В условиях обще-российского восстановления экономики и либеральной государствен-

ной национальной политики поселения немцев оказались в условиях,

способствовавших сохранению этнических особенностей, созданию

национальных элит, развитию экономики. Однако уже в этот период

обозначился ряд негативных тенденций в жизни немецких поселений.

Национальные особенности немецкого этноса вели к неприятию новой

29

идеологии, новой системы власти. На данном этапе это выразилось в

эмиграции из отдельных поселений губернии, а также в слабой актив-

ности в создании новых государственных и партийных структур.

Период конца 1920-х - начала 1930-х годов связан с радикальными

изменениями в экономической политике страны. Для немецких посе-

лений они выразились, прежде всего, в коллективизации. Именно это

время зачастую считают поворотным в национальной политике страны.

Ведь для немецкого населения с его менталитетом, традициями и об-

разом жизни подобные изменения казались ломающими все устои.

Как и по всей стране в целом, в период коллективизации многие не-

мецкие хозяйства были раскулачены, а семьи кулаков выдворены в

Казахстан. На территории Центрально-Черноземной области к 1932 г.

появился целый ряд национальных немецких колхозов: пять в Рыбном,

один в х. Варино, один в Централи. Кроме того, в колхозе III Интер-

национала в Каменском районе появилось звено, состоявшее из нем-

цев-жителей Фриденфельда.

Процесс коллективизации носил в немецких поселениях специфи-

ческие черты. Именно в связи с достаточно лояльной политикой власти в национальном вопросе, процесс «классовой борьбы» не приобрел

здесь той остроты, которой он достиг в эти годы на большей части

территории страны.

Однако на достаточно стабильное положение в немецких поселе-

ниях влияли и другие факторы. Одним из них следует считать отсут-

ствие существенных причин для подобных социальных противоречий.

Немецкие хозяйства были достаточно однородны по своему составу -

бедняцких среди них практически не было. Другим важным фактором

можно считать замкнутость немецких поселений. На протяжении дол-

гого времени браки заключались только между жителями одного села,

что привело к созданию многочисленных прочных родственных связей,

игравших большую роль, чем социальные противоречия. Поэтому

многие состоятельные жители сел избежали раскулачивания и ссылки и

вошли в созданные колхозы.

Наиболее показательным в данном случае является пример Рибенс-

дорфа (Рыбное). Многие зажиточные жители остались в селе и вошли в

колхозы, где играли очень большую роль, порою превосходя в своем влиянии партийных лидеров. Анализируя причины сложившегося по-

ложения (большого процента кулаков в немецких колхозах), парторг

А.В. Фельбер высказывался следующим образом: «В Рыбном по 50

родственников на одного и это всегда будет иметь значение». Раску-

лачить одного человека или исключить его из колхоза, значило на-

строить против себя сразу десятки человек, уронить авторитет и зна-

30

чение партии. С другой стороны, меньший масштаб раскулачивания,

сохранение национальных кадров, приводили, в свою очередь, к

большей лояльности к существующей системе власти. Впрочем, в

первые годы существования колхозы исправно осуществляли государ-

ственные планы по поставкам хлеба и прочей сельскохозяйственной

продукции, даже были передовыми, а потому и райкомы, и обком не

замечали сложившейся ситуации.

В целом, ситуацию в Рыбном в рассматриваемый период можно счи-

тать благополучной. Пять только что созданных немецких колхозов

являлись передовыми, они постоянно перевыполняли планы поставок,

за трудодень колхозники получали до 3 килограммов хлеба.

Национальная политика в сфере образования немецкого населения

была далека от декларируемой. В поселке Рыбное функционировало

две начальные школы, преподавание в них велось на немецком языке, а

также средняя школа, в которой обучали на русском языке. В январе

1932 г. в школе Рыбного преподавало 8 учителей, из них лишь двое

были немцами. В связи со стремлением взять на работу русских учи-

телей, жители села выразили протест Острогожскому РайОНО. Сель-ский совет заявил: «Работа на немецком языке проводится недоста-

точно. В читальне все книги хозяйственно-политического значения на

русском языке, немецких нет». Собрание сельского совета постанови-

ло: «Просить райком уделить внимание национальной политике в

Рыбном».

Однако, не следует говорить и о том, что властями ничего не дела-

лось для осуществления приведенных выше задач. В том же поселении

в бывшей кирхе был создан Дом культуры, в котором помимо обычных

мероприятий проходили открытые заседания ячейки ВКП (б). В ячейку

входили два члена партии - Фельбер и Лавас, немцы, присланные в

поселок райкомом, а также три кандидата в члены партии, уроженцы

села. В январе 1933 г. в Рыбном появилась и комсомольская ячейка.

Секретарем сельского совета на протяжении долгого времени являлся

кандидат в члены партии немец А.Г. Граф. В селе с 1924 г. работала

изба-читальня. Сюда были проведены электричество и радио. Была

организованна вечерняя кандидатская школа, преподавателем в кото-

рой стал А.В. Фельбер. В целом национальная политика в начале 30-х гг. по-прежнему была

направлена на развитие родного языка и «коренизацию» местной сис-

темы управления. Только в середине 1930-х гг., на фоне общего уси-

ления репрессий в стране, начинается поворот и в национальной по-

литике.

31

В середине 1930-х г. национальная политика претерпевает измене-

ния и постепенно переходит от благоприятной для национальных

меньшинств политики «коренизации» к репрессивной политике борьбы

с буржуазным национализмом. В этот период страна столкнулась с

множеством кризисных явлений в экономике - начался демонстра-

тивный «поиск» виновников, саботажников и контрреволюционеров.

Московские события 1929 г., связанные с попытками немцев поки-

нуть страну, вызвали мощный международный резонанс. В Германии

создавались такие общества помощи немцам, находившимся в СССР,

как «Союз зарубежных немцев», «Братья в нужде». Дипломаты, ино-

странные специалисты, служители церкви ввозили деньги в СССР, а

затем активисты этих организаций рассылали их нуждающимся. В

Воронежском крае активную деятельность развернула организация

«Братья в нужде».

Подобные посылки прибывали в страну и в 1932 - 1933 гг., но, в

условиях голода, правительство было вынуждено закрывать глаза на

подобную помощь. В 1934 г. ситуация изменилась: положение в стране

относительно стабилизировалось, с другой стороны к власти в Герма-нии пришел А. Гитлер, и данная страна - основной поставщик такой

помощи - стала рассматриваться как враждебное государство. Это

привело к тому, что с 1934 г. в стране начинается борьба с «фашистской

помощью».

В сентябре 1934 г. о деятельности организации «Братья в нужде» в

райком партии сообщил А.В. Фельбер. От этой организации к тому

времени получали посылки немцы всех колхозов Рыбного и Фриден-

фельда, а также колхоза им. Тельмана Ровенковского района. К ок-

тябрю 1934 г. в только в Рыбном получателями посылок стали 43 семьи.

5 ноября 1934 г. на заседании обкома партии решено было провести

разъяснительную работу среди немецкого населения. Обком предъявил

немцам требование - прервать связь с «заграничными буржуазными

организациями». Были проведены собрания колхозников, на которых те

публично покаялись в совершенном «преступлении», осудив связи с

немецкими организациями. А.В. Фельбера обвинили в отсутствии

«достаточной политической настойчивости» - вместо того чтобы «сразу

сигнализировать в райком, он сам на первых порах производил раздачу посылок, как почтовый агент».

Другим следствием событий, связанных с получением немцами

посылок из Германии, стало ухудшение отношения к немцам местного

населения. Немцы жили куда зажиточнее русского населения, а потому

их жалобы на голодную жизнь и получение ими помощи вызывали

неудовольствие местных жителей. Была и другая причина осуждения

32

действий немцев. В 1934 г. отношения с Германией неуклонно ухуд-

шались, эта страна воспринималась как потенциальный противник в

войне. Важным следствием постановления ЦК ВКП(б) от 5 ноября 1934

г. стало изменение партийной политики в немецких поселениях.

«Разъяснительные работы, - по мнению проверявших немецкие кол-

хозы - не дают гарантии, что часть отсталых колхозников окончательно

порвет с фашистскими организациями». Поэтому решено было ко-

мандировать в колхозы русских коммунистов. По замыслу обкома, ими

должны были стать люди в совершенстве владеющие немецким языком

или те, кто этот язык в ближайшее время выучат. На практике все по-

лучилось иначе. Между новыми русскими управленцами и немецкими

поселенцами не возникло взаимопонимания. Главной объективной

причиной этого стал языковой барьер. Коммунисты, отправленные в

Рыбное, были рабочими ближайших сел и немецкого не знали вообще.

Идея замены немецких коммунистов русскими среди самих немцев

не вызвала энтузиазма. Большинство из них придерживалось мнения,

что они и у себя найдут необходимых работников. В результате сло-

жилась ситуация, когда между русскими руководителями и немецкими жителями не было взаимопонимания ни в прямом, ни в переносном

смысле слова. Вот что по этому поводу вспоминал В.М. Попов, назна-

ченный председателем в немецкий колхоз им. Карла Либкнехта: «Что

касается политических отношений, то показать по этому поводу ничего

не могу, так как они между собой всегда разговаривали на немецком,

которого я не знаю. При этом должен заметить, что при обсуждении

любого вопроса между собой, немцы, в начале всегда советовались на

родном языке, а затем уже, когда приходили к согласию, принимали

решение на русском. Так всегда было, как на заседаниях правления, так

и на общих, поэтому трудно сказать, кто и за что у них выступал».

Другой председатель колхоза - Коржов, запретил немецким кол-

хозникам разговаривать на собраниях на родном языке: «При утвер-

ждении норм один из колхозников на немецком языке подговаривал

односельчан занизить нормы хлебозаготовок, при переводе мне этого я

разозлился, ударил кулаком по столу и приказал - на немецком языке не

говорить».

Незнание немецкого языка делали бессмысленными открытые за-седания партячейки в Рыбном, куда собирались все жители села. Новых

партийных лидеров смущало то, что они просто не понимали, о чем

говорят окружающие их немцы. В 1935 г. традиция открытых заседаний

была прекращена. А.В. Фельбер считал такое решение ошибочным,

обвиняя новых руководителей Рыбного: «В 1933-34 гг. на открытых

33

заседаниях дом сов. культуры был полон. Вы в 1935 г. сделали засе-

дания закрытыми, оторвались от народа, уронили авторитет партии».

Нельзя сказать, что власти не видели данной проблемы. В апреле

1936 г. в Рыбном был создан кружок изучения немецкого языка. Но

проблемы это не решило - никто не считал нужным его посещать. Не-

знание немецкого языка официально осуждалось, но реально ничего не

делалось, чтобы изменить ситуацию. В условиях, когда шла борьба с

национализмом и фашизмом, когда ставился вопрос об интернацио-

нальном воспитании немцев, советские чиновники понимали, что не-

знание языка не самый большой грех для них, и за это никто сурово не

осудит. Райком пытался решить проблему иначе - просил обком при-

слать товарищей, знающих немецкий язык, но таковых в распоряжении

обкома не нашлось.

Усугубляло ситуацию то, что параллельно с введением в управление

немецкими поселками русских чиновников, происходил обратный

процесс - вытеснения с занимаемых постов немцев. Уже в 1935г. за

«политическую слепоту» с поста парторга был снят А.В. Фельбер, од-

нако из партии его не исключили, он остался в Рыбном, как заведующий избой-читальней. За 1934-36 гг. в Воронежской области были сняты со

своих постов и вычищены из партии большинство немцев. В сентябре

1935г. за «сокрытие социального происхождения» были исключены из

партии и сняты со своих постов председатель Рыбинского сельского

совета А.Г. Граф и кандидат в члены партии Н. Кель. За 1935-36 гг.

были вычищены из партии все немцы рыбинской ячейки ВКП (б) за

исключением А.В. Фельбера, который продержался в Рыбном немно-

гим дольше. Осознавая специфику населения, он старался убедить

русских управленцев осуществлять более гибкую политику, которая бы

учитывала особенности немецкого поселения. В итоге весной 1937 г.

А.В. Фельбер был снят со своего поста заведующего избой читальней и

вычищен из партии «за хвостизм и защиту отсталых настроений кол-

хозников».

Анализируя причины вытеснения немцев с руководящих постов и

замены их русскими управленцами, нельзя выделить доминирующий

фактор. Как правило, в обосновании подобного решения значатся две

причины: социальное происхождение и связи с кулацким элементом, а также лояльное отношение к фашистской Германии.

1937-38 гг. стали для этнических немцев, как и для всей нашей

страны, временем массовых репрессий. К этому периоду относится ряд

дел, связанных с обвинениями советских немцев Воронежской области

в создании фашистских организаций.

34

В связи с обвинением в создании фашистской организации дважды

массовые аресты проводились в немецком поселении Рыбное. В августе

1937 г. по обвинению в создании в этом селе фашистской организации

были арестованы семь человек (пятеро из них - немцы). Из всех аре-

стованных, в существовании подобной организации сознался только

один человек. Однако виновными были признаны все. Рейнмар Г.А.,

учитель истории в Рыбинской школе, признавший вину, был расстре-

лян, все остальные приговорены к 10 годам лагерей. Анализ материалов

данного дела не позволяет говорить о его национальном характере.

Дело имело продолжение. Весной 1938 г. были арестованы еще 10

немцев, которые обвинялись в принадлежности все к той же органи-

зации. Все были признаны виновными, пять из них - расстреляны.

Главой «недобитой» организации вновь стал немец из Поволжья. Среди

арестованных немцев было два председателя колхозов и председатель

сельсовета, к этому времени, правда, со своих постов снятые. Данные

факты отражают закономерность, характерную не только для репрессий

против национальных меньшинств. В рамках борьбы с троцкизмом и

фашизмом репрессиям подвергались партийные функционеры, управ-ленцы на всех уровнях власти. Именно поэтому среди немцев в рядах

«уничтоженных фашистских организаций» есть и русские фамилии.

Помимо рассмотренных здесь групповых дел, в 1937-38гг. имели

место и аресты отдельных немцев. При анализе таких дел можно вы-

делить следующие закономерности. Во-первых, все арестованные об-

винялись в профашистской агитации. При этом при вынесении обви-

нительных приговоров акцент делался, прежде всего, на их социальном

происхождении. Во-вторых, большинство арестованных служили в

царской армии, и во время первой Мировой войны находились в плену в

Германии, что послужило поводом для обвинения их в шпионаже.

1938 г. стал последним в жизни одной из наиболее ярких фигур в

истории Рибенсдорфа, бывшего военнопленного из Австрии, комму-

ниста с двадцатилетним стажем А.В. Фельбера. 3 февраля он был аре-

стован по обвинению в шпионаже в пользу Германии, в чем, после

нескольких допросов, признал себя виновным. 3 ноября 1938 г. он был

расстрелян.

Роковую роль репрессии 1937 г. сыграли в судьбе немецкой школы. Под аресты в Рыбном попали сразу несколько преподавателей. Это

заставило райком 13 апреля 1937 г., обсудить проблему немецкой

школы. Среди детей, как утверждалось на заседании, распространяются

фашистские настроения: «Дети рисуют свастику», отмечался также

рост фашистских и религиозных настроений среди комсомольцев. В

связи с этим райком принял решение «полностью переукомплектовать

35

школу проверенными учителями». В условиях того времени это озна-

чало и полную чистку школы от немецких учителей. Окончательно

судьба немецкой школы в общесоюзном масштабе была решена 24

января 1938 г., когда оргбюро ЦК ВКП(б) было принято секретное

«постановление о реорганизации национальных школ. Этим докумен-

том национальные школы преобразовывались в учебные заведения

обычного типа с преподаванием на русском языке.

Политика по отношению к немецкому населению области несколько

видоизменилась в конце 1939-40 гг., после подписания Германией и

СССР договора о ненападении. Анализ протоколов заседаний райкомов

партии не позволяет говорить о продолжении политики дискриминации

или вытеснения национальных кадров, более того, в данный период

посты председателей колхозов в немецких поселениях Острогожского и

Новохоперского районов занимают немцы. В этот период начинается

новая волна приема немцев в партию. Кроме того нами не найдено ни

одного дела, связанного с масштабными репрессиями в отношении

советских немцев в рассматриваемый период.

Начало Великой Отечественной войны не только сорвало планы мирного строительства в немецких колхозах, но и поставило под вопрос

право их существования на территории Воронежской области.

С началом войны советские немцы сразу попали под очень при-

стальное внимание местных властей, склонных воспринимать немецкое

население настороженно. Несмотря на то, что советскими немцами

война была воспринята как общенациональная трагедия, для цен-

тральных органов власти они оставались потенциальным источником

диверсантов и шпионов. Поэтому с августа 1941 г. постановлением

СНК СССР началось выселение в Сибирь и Казахстан немцев Повол-

жья.

Депортация октября 1941 г. завершила историю немецких поселе-

ний в Воронежском крае. 8 октября 1941 г. ГКО постановил:

«1.Переселить из Воронежской области население численностью 5125

человек в Новосибирскую область». Таким образом, к октябрю 1941 г. с

территории Воронежской области было выселено 996 советских немцев

горожан и 4129 сельских жителя. Это означало прекращение сущест-

вования всех немецких поселений в данном регионе. Депортация стала завершающим этапом 176-летней истории существования в Во-

ронежском крае немецких поселений.

36

В.И. Жихарев Из книги «Немецкие колонисты в селе Артюшкино»

(Воронеж, Издательский дом «Коммуна», 2007 г.)

АРТЮШКИНО

В 1911 году немецкие колонисты появились в селе Артюшкино

Ярковской волости Новохоперского уезда. В ту пору здесь, на окраине села, у самого берега реки Токай стоял

винокуренный завод. Обстоятельства побудили купца Пафнутьева из-

бавиться от винокурни, и он объявил о ее продаже.

Новыми владельцами винокуренного завода в Артюшкино стали

немцы братья Исаевичи - Иван, Андрей, Гаврила, Мартын и их дядя

Иван Григорьевич. У всех пятерых была одна фамилия Шмунк. Каждый

из Шмунков стоял во главе многодетной семьи. Они сразу же по-

строили новые дома, непривычно просторные для коренных артюш-

кинцев, с шестью окнами на улицу. С того времени и по сию пору

улицу, которую образовали дома новоселов, стали называть Хутором.

Хорошо налаженная работа винокуренного завода в Артюшкино

позволяла его немецким хозяевам уже на второй-третий год после его

приобретения получать неплохую прибыль. Вырученные деньги шли на

строительство домов, покупку инвентаря, закладку сада, откладывались

средства и на реконструкцию завода. Планировалось построить новый

корпус под железом, даже об электричестве подумывали колонисты,

для чего собирались купить динамо-машину в столичном Петербурге у компании Сименс.

В разгар сезона на винокурне работало кроме самих колонистов до

шестидесяти местных мужчин и женщин. Кроме того, предприятие

подобного профиля являлось и источником корма - так называемая

«барда» охотно поедалась скотом. Не случайно сами колонисты в

большом количестве имели лошадей, коров, свиней, овец и коз, а гусей

водили целыми стадами.

Началась Первая мировая война. Правительство приняло поста-

новление о сосредоточении всего производства этилового спирта для

технических нужд фронта и медицинских целей. Спрос на артюшкин-

ский спирт при таких запретительных мерах стал падать, подрывая

экономику маленькой немецкой колонии, да и всего села в целом.

А когда пришел год 1916-й, то завод и вовсе перестал работать.

Российское правительство тогда приняло «сухой закон», в результате

чего в стране закрылись все винокуренные заводы. Законопослушные

братья Исаевичи и их дядя Иван Григорьевич повесили на заводские

ворота большой амбарный замок. По документам за 1916 год виноку-

37

ренный завод в Артюшкино не функционировал и в статистических

отчетах не упоминался.

Колония вынуждена была свернуть промышленное производство и

заняться исключительно сельским хозяйством. Это были исключи-

тельно трудолюбивые и терпеливые люди, устраивавшие свою жизнь не

на один день. Работать у них по найму стало считаться большой при-

вилегией, за хорошую работу на заводе ли, в поле, немецком саду рас-

чет следовал в срок и в полном объеме. Интересна такая деталь: ника-

ких оплат натурой - продукцией винокуренного завода - не имело места.

Уже в сентябре 1914-го сыновья Ивана Григорьевича Шмунка Ан-

дрей и Александр стали в армейский строй. Если русские немцы, как

правило, направлялись на турецкий фронт, где иные части почти на сто

процентов комплектовались «нашими» немцами, то братья Шмунк

угодили в самое пекло, на Юго-Западный фронт. В одном из боев

противник, преобладая численно, разбил роту, в которой воевал Андрей

Иванович, и он попал в плен. Целых шесть лет бедствовал этот ар-

тюшкинский немец в лагере на своей исторической родине в городе

Кассель. А в 1920-м вернулся в село к своим родным и близким - к жене Кларе, дочерям Ольге, Христине и Лее, которая родилась через не-

сколько месяцев после отправки отца на фронт.

Александр Иванович попал в 7-ю пехотную дивизию. Был ранен,

пребывал в госпитале. Там его привлекли к уходу за тяжелоранеными.

Лично главный врач дивизии направил выздоровевшего солдата

Шмунка на учебу по фельдшерской программе. Сразу после Октябрь-

ского переворота он вернулся в ставшее ему родным село Артюшкино.

Винокуренный завод сразу же был отобран новой революционной

властью. А эта власть не нашла ничего лучшего, кроме как разломать

его, кирпичи продать, а остальное отдать на откуп местной голытьбе.

Сельские маргиналы в одночасье разволокли оборудование, ничего не

употребив в дело.

В начале двадцатых годов население артюшкинской колонии уве-

личилось и достигло примерно 45-50 человек.

Из Рибенсдорфа приехали к Гавриле Исаевичу сваты по фамилии

Кель. Их сын Андрей Федорович (1894 г.р.) и Екатерина Гавриловна

(1903 г.р.) стали мужем и женой. А сватам место обитания Шмунков понравилось, и они переселились сюда.

Еще одна семья, переехавшая из колонии-метрополии - Богеры.

Глава фамилии, Федор Андреевич (1895г.р.) был сыном старшины

Острогожской городской Думы, а дядя его в царской армии дослужился

до полковника.

38

Семьи колонистов были, как правило, многодетными. Молодое

поколение сызмальства приучали к труду - по дому, на подворье, в поле,

на заводе. У них было с кого брать пример: родители отличались ис-

ключительным трудолюбием, рачительностью и порядочностью. Коло-

нисты никогда и никому не давали повода усомниться в уважительном

отношении к коренным жителям села.

В Артюшкино той поры имелись две школы - при церкви и земская.

Факт обучения в них хотя бы одного юного представителя колонистов

не отмечен. Как правило, родители-немцы, желавшие дать детям обра-

зование, искали эту возможность в Рибенсдорфе.

Немецкий язык у колонистов в Артюшкино, но некоторые из них

могли сносно говорить и на русском. Что же касается родного языка, то

его немецким можно было назвать не на все сто процентов: деревушка

Зульцфельд находилась в той части Германии, которая именуется

Швабией.

Несмотря на жизнь в одном селе, смешанных браков между мест-

ными жителями и колонистами в Артюшкино не наблюдалось. Сказы-

валось разное вероисповедание. Немцы-старики тут строго следили за чистотой скорее не крови, а веры. Невест или женихов подбирали в

Рибенсдорфе, в маленьких колониях на юге. Иногда молодые оказы-

вались в родственных отношениях - были троюродными, а то и двою-

родными. Конечно, это не являлось правилом.

Невесту привозили с приданым. Вот сохранившаяся опись имуще-

ства, которое привез один из артюшкинских немцев вместе с молодой

женой после обряда венчания в церкви Рибенсдорфа: «два сундука,

шкатулка, 10 подушек, две большие перины, четыре простыни, одеяло

стеганое, 3 одеяла ситцевых, пуховых подушек шесть».

В послереволюционное время артюшкинские немцы существовали

за счет урожая с земельных участков, выделенных, как и всем сельча-

нам, на едока, и домашней живности. Они пробовали прикупить неко-

торое количество площадей, но попытка эта властями была пресечена:

нельзя - спекуляция.

К новым порядкам жители хутора никак не могли привыкнуть.

Собственники - в хорошем смысле этого слова - по натуре, ценившие

ясность и определенность, они всеми силами старались понять, почему у трудолюбивого человека и сельского забулдыги теперь должны быть

одинаковые наделы земли, почему тот, кто хочет работать больше и,

соответственно, больше от этого иметь, не может купить или взять в

аренду еще какие-то земельные площади? Порядочные люди из мест-

ных не раз и не два пытались возвысить свой голос против самоуправ-

ства некоторых сельских активистов и большевиков. Немцы присое-

39

динялись к их справедливым требованиям. Но и тем и другим в итоге

доставалось. В списках лишенных избирательных прав - была тогда

такая репрессивная мера к политически неблагонадежным - встреча-

ются фамилии нескольких Шмунков, причем Гаврилу Исаевича этих

прав лишали только в 1924 году трижды, указывая рядом с его фами-

лией как бы должность: то спекулянт, то коммерсант.

На горизонте уже маячили перспективы обобществления земли и

скота, заезжие агитаторы на сельских сходах рассыпались в посулах

грядущей хорошей жизни, где нет ни бедных, ни богатых. Нем-

цы-старики долгими зимними вечерами, собравшись вместе, курили

самосад из глиняных трубок, гадали, как быть, спорили, обсуждали

варианты. Все им нравилось в Артюшкино. Никогда не случались у них

конфликты с местным населением из-за национальности или веры.

Добрая земля, река рядом, богатая рыбой. Видно, безвозвратно уходило

время людей предприимчивых, любящих труд и плоды его, и наступало

время уравниловки, коллективной работы на обобществленной земле за

право пользоваться лишь приусадебным участком.

Старейшины приняли решение: двигаться на юг, к реке Кубани, на приток ее Зеленчук - там живет большая колония: со своими, даст бог,

может, легче будет переживать испытания.

И вот в 1926 году немецкие семьи дружно выехали из Артюшкино,

продав дома и имущество. Лишь один из них, Игнат, сын Гаврилы

Исаевича Шмунка, задержался вопреки воле родителей в соседнем селе

Островки, где чуть погодя женился на русской женщине Елизавете

Микляевой.

В 1930 году началась известная кампания - коллективизация. Ху-

торские немцы вместе с проживавшими здесь русскими организовали

колхоз: свели коров и лошадей в общие стада, на бригадный стан отдали

кто плуг, кто сеялку, кто молотилку. Избрали правление. В очередной

раз надо было заново начинать жизнь практически с нуля. Выручили

природное трудолюбие, инициативность и предприимчивость. Вскоре

колхоз, названный «Колосья», заявил о себе добрыми урожаями.

Абсолютное большинство членов колхоза «Колосья» являлись

немцами: угловой штамп хозяйства был выполнен на немецком языке, а

делопроизводство велось и на немецком, и на русском». ***

По данным переписи 1939г., в Советском Союзе проживали более

1,4 млн. немцев. С началом Великой Отечественной войны началась их

массовая депортация по национальному признаку. Обнаруженная в

архивах записка наркома НКВД Л.Берии показывает, например, как

«обосновывалось» выселение немцев из Воронежской области. Из

40

этого документа видно и то, кому принадлежало последнее слово при

определении судеб многих тысяч ни в чем не повинных людей.

«8 октября 1941 г. В Государственный Комитет Обороны.

И.В. Сталину.

В Воронежской области проживает 5125 чел. немецкого населения,

в том числе членов и кандидатов ВКП(б) - 45 чел., членов ВЛКСМ - 43

чел.

На оперативном учете как антисоветский и сомнительный элемент

состоит 112 чел.

В целях предотвращения антисоветской работы со стороны прожи-

вающих в Воронежской области немцев НКВД СССР считает целесо-

образным состоящих на оперативном учете как антисоветский и со-

мнительный элемент арестовать, остальную часть немецкого населения

в числе 5013 чел. переселить в Новосибирскую область.

Партийно-советские организации Новосибирской области ходатай-

ствуют о вселении немцев в область.

Представляя при этом проект постановления ГКО, прошу Вашего

решения. Народный комиссар внутренних дел Л.Берия».

Сталин отреагировал в тот же день: 8 октября 1941 года за его

подписью вышло постановление ГКО «О переселении немцев из Во-

ронежской области».

41

С. Еремеева Из статьи «Немцы с русской душой»

(«Коммуна» №7 от 18.01.2008)

По одной из версий, в Новохоперский район немцы приехали бла-

годаря управляющему одного из поместий дворян Раевских Петеру

Пеннену, который и пригласил сюда своих соотечественников.

Колонисты купили у Раевских земли и поселились на хуторе Цен-

тральном, название которого для удобства произношения сократили.

Всего здесь жило около 150 немецких семей. Семьи были большие - по

12-14 детей, но жили, несмотря на это, зажиточно. Каждая имела по

300-500 десятин земли, занимались переселенцы растениеводством и

животноводством. Предпочтение отдавалось выращиванию элитных сортов свеклы и разведению лошадей. Почти в каждом доме была своя

крупорушка, коптильня. В складчину строили предприятия. В Цен-

трали работали маслобойка, кирпичный, сыроваренный заводы, пе-

каони. кузня, плотницкая.

Возводилось много домов. Их строили из глиняных кирпичей и

крыли черепицей. Немецкие дома (почти все они стоят в Централи и

поныне) отличались высокими чердаками, где хозяйки обычно разве-

шивали сушить белье. Под одной крышей с домом строились сараи и

другие подсобные помещения. Чистота и порядок в поселке были не-

обыкновенные. Вдоль улиц выкладывались деревянные тротуары, по

краям которых рассаживали цветы. Перед каждым домом закладывался

сад. Пруд был выложен бетонными плитами и окружен парком. Между

собой поселяне говорили как на родном, так и на русском языке. Во-

обще же, сначала в школе преподавали на немецком языке, русский

считался иностранным. В 20-х годах иностранным стал немецкий.

Крепкой и зажиточной Централь оставалась и после революции.

Несмотря на разрушительные перемены в России, в немецком поселе-нии главными по-прежнему считались труд и порядок.

Именно здесь появились первый в районе трактор, купленный

Генрихом Краузе, первый мотоцикл. А какой в Централи был музы-

кальный оркестр - гитары, скрипки, контрабас! И это в то время, когда в

соседних деревеньках за большую роскошь почитали простенькую

гармошку. Славилась Централь и регулярно проходившими здесь со-

ревнованиями велосипедистов.

Но время НЭПа прошло,— и началась коллективизация. Вот какие

воспоминания оставил на этот счет Абрам Пэткау: «В начале поселе-

ния, в 1908-1910 годах, 40 землевладельцев имели 32 американские

жатвенные машины и молотилки, по 8 лошадей. Йохан и Хайнрих Пе-

терс имели моторы марки БЕНЦ и вообще все, что нужно крестьянину.

42

После революции половина земли была отрезана. В каждом дворе

имелось по 1-2 лошади. Два-четыре земледельца объединялись и вместе

обрабатывали землю. А осенью считали снопы. Часть сдавали госу-

дарству. А потом осенью 1929 года, не учитывая наших желаний, на-

чалась коллективизация. Из частных владений жителей деревни в

колхоз было собрано свыше 200 лошадей, около 300 коров, 3 большие

молотилки, маслобойка, крупорушка, телеги, плуги и другой инстру-

мент. Всё устремилось к гибели. Коммунистическая партия руководи-

ла, но понятия в сельском хозяйстве не имела и делала большие убыт-

ки».

Естественно, что такое мнение нельзя было в те годы высказать

вслух. Поэтому внешне все выглядело благополучно. На земле был ор-

ганизован колхоз «Октябрь-Централь», впоследствии переименован-

ный в колхоз имени Тельмана. Изменения в жизни отражались на фо-

тографиях. Если на дореволюционных снимках изображены люди в

праздничной одежде (видимо, запечатлевать было принято только

торжественные случаи, оставляя трудовые будни за кадром), то теперь

история Централи предстает рабочими полеводческими бригадами с вилами, граблями и лопатами. А еще - маевками, пионерскими отря-

дами и собранней.

Через четыре месяца после начала Великой Отечественной войны

все немцы из Централи были отправлены в Сибирь и Казахстан. В по-

селке после этого осталось всего три семьи - русские.

Во время войны почти всех центральских мужчин, к тому, времени

живших уже в Сибири, забрали в трудовую армию, на лесоповал. Ус-

ловия жизни и труда там были такие, что многие держались недолго. В

выданных их родственникам документах в графе «причина смерти»

читаем: «гангрена легких», воспаление легких».

Есть и другие записи.

«Расстрел, - значится в свидетельстве о смерти Андрея Яковлевича

Регира. - Приговор приведен в исполнение 2 октября 1941 г. в Бори-

соглебске. Место захоронения - неизвестно». На другой странице -

справка о реабилитации. Обвинительных приговоров по политическим

мотивам, датированных как довоенным, так и военным временем -

предостаточно.

43

В. А. Безрядин, кандидат технических наук.

НЕМЕЦКАЯ ОБЩИНА ГОРОДА ВОРОНЕЖА

Исторически сложилось так, что немецкая община города Вороне-

жа, возникшая в конце 18-го века и достигшая своего расцвета в сере-

дине 19-го века, внесла значительный вклад в развитие города Воро-нежа, в его становление как духовного, промышленного, культурного и

спортивного центра Черноземья.

Жизнь воронежских лютеран непосредственно связана со зданием

кирхи. Она строилась восемь лет на пожертвования членов немецкой

общины и средства, полученные от благотворительного сбора город-

скими жителями, и была освящена в 1819 году в честь святой Марии.

По законам того времени разрешение на строительство кирхи дал

сам император Александр I (портрет Александра I). Кирха является

одним из лучших образцов стиля ампир в Воронеже. Проект здания

кирхи предположительно выполнил губернский архитектор Ф.К. Дре-

виц.

В 1854 г. к зданию кирхи пристроили двухэтажный флигель - дом

лютеран.

Именно в этом молитвенном доме в 1880 году состоится венчание

Витольда Ганнибаловича Ростроповича с Матильдой Александровной и

Ростроповичи породнятся со Столлями. В мае 1892 года в этом здании

был крещен Леопольд Витольдович Ростропович. Одним из самых известных

промышленников Воронежа в де-

вятнадцатом и начале двадцатого

веков был сын Германа Фридри-

ховича Столля - Вильгельм Герма-

нович Столль, основатель, владе-

лец, а затем и совладелец самого

крупного механического завода в

Воронеже. В 1869 году в Воронеже

открыл небольшую фабрику сель-

скохозяйственных машин и орудий.

Возрастающий спрос на сельско-

хозяйственные машины позволил

Столлю расширить производство. В

1879 году образовалось первое в

Воронеже ТОВАРИЩЕСТВО НА

ВЕРЕ. Здесь впервые в Воронеже

44

был применен паровой двигатель мощностью в 10 лошадиных сил. На

этом же заводе построен первый в Воронеже чугунолитейный цех на 50

рабочих. В 1880 году на заводе впервые в российской промышленности

было начато производство плугов, а немного позже - соломорезок и

оборудования для мельниц, мукомольных поставов на чугунном по-

стаменте. Спрос на продукцию был так высок, что пришлось открыть

ряд торговых складов и оборудовать ряд мельниц от Варшавы до Вла-

дивостока.

В 1896 году утвердилось более крупное ТОВАРИЩЕСТВО НА

ПАЯХ - первое в Воронеже АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО, выпус-

кавшее сельскохозяйственное оборудование. В состав АКЦИОНЕР-

НОГО ОБЩЕСТВА входили немецкие, шведские, американские, анг-

лийские и французские иностранные компании. К 1916 году ОБЩЕ-

СТВУ принадлежали три завода - два в Воронеже (второй завод - тру-

бочный, на нынешней улице 1905 года, выпускавший продукцию воен-

ного назначения, между прочим, среди работников этого завода были

два хорошо известных нам всем человека - Самуил Маршак и Андрей

Платонов), а также завод в Челябинске, склады в 80-ти населенных пунктах на всей территории России. Годовая производительность во-

ронежских заводов составляла около миллиона рублей. При этом вы-

пускалась очень технологичная в то время продукция - нефтяные и

дизельные двигатели (последние мощностью до 130 лошадиных сил),

паровые машины, гидравлические маслобойные прессы, оборудование

для кинематографов.

Необходимо помнить и о том, что на заводе отливались сохранив-

шиеся до сих пор и новое чугунное надгробие, установленное на могиле

матери поэта Кольцова на Новостроящемся кладбище, и фонарные

столбы, до сих пор окружающие памятник Никитину. Предприятие не

раз завоевывало высшие награды на представительских выставках и

славило имя нашего города. В Париже - Серебряная медаль, в Саратове

- Золотая, в Воронеже - Большая Золотая, в Курске - Большая Сереб-

ряная, в Москве - Серебряная, в Ташкенте - две Большие Золотые ме-

дали. Администрация завода регулярно делала денежные отчисления на

благотворительные цели.

Благодаря Столлю в Воронеже в 1883 году появились первые ве-лосипеды – «бициклы» и «трициклы», а сам он являлся первым орга-

низатором для воронежцев культурно-спортивных мероприятий, свя-

занных с велосипедным и конькобежным (на роликовых коньках)

спортом. В доме Столля, располагавшемся на территории завода регу-

лярно проводились концерты и народные чтения. Последнее десяти-

летие 19-го века стало переломным в жизни Вильгельма Германовича.

45

Столль отошел от руководства заводом и приступил к профессио-

нальной благотворительной деятельности. Особую сострадательность

Столль проявлял к немощным детям и стал попечителем училища

слепых. Будучи избранным в члены местного отделения Мари и некого

попечительства слепых, фактически содержал его на свои средства.

Делал крупные пожертвования на строительство нового здания учи-

лища слепых - ныне это здание занимает краеведческий музей Воро-

нежа.

На свои деньги он построил глазную лечебницу попечительства

слепых. В конце 19-го века Столль постоянно живет на станции Граф-

ская - на своей даче. Здесь появилась детская колония воронежского

отдела Русского общества охранения, под которую Столль безвоз-

мездно предоставил большую часть своей обширной дачи. Впоследст-

вии, на базе колонии был создан детский санаторий, действующий в

Графской до сих пор. Свой досуг уделяет технике и фотографии. Среди

его снимков есть очень редкая фотография 1910-го года «колодезя»

святого Тихона Задонского. Революция прервала культурный и благо-

творительный полет Столля. И хотя он не был в то время репрессирован

благодаря своему огромному авторитету, но средств и сил на содер-

жание приюта уже не было. Умер Столль в Графской в 1919 году и был

похоронен на кладбище недалеко от Спасо-Преображенского Толшев-

ского монастыря.

А дача Вильгельма Германовича стала железнодорожным клубом.

46

Воронежская семья Столлей явила миру яркий и многогранный та-

лант музыканта Мстислава Ростроповича.

Среди других известных лютеран Воронежа можно назвать вла-

дельца лучшей городской аптеки Людвига Ивановича Мюфке - зятя

Германа Фридриховича Столля. По велению души Людвиг Иванович

оказывал постоянную помощь городским и земским лечебницам -

продавал лекарства на льготных условиях, выдавал широкие и выгод-

ные кредиты. Несостоятельным воронежцам отпускал лекарства бес-

платно. Как было сказано в некрологе - не было ни одного в нашем

городе благотворительного общества, в которых Людвиг Иванович не

состоял бы. При этом служба в благотворительных обществах жало-

вания не давала, наоборот, требовала расходов.

Другим интересным и талантливым лютеранином был Иоганн, или,

как по-русски звали его - Иван Густавович Карлсон. Этот человек

сделал наш город гораздо красивее, чем тот был до него. При этом

сотворцами Ивана Густавовича по созданию этой красоты станут все

горожане города. И материал, который он вместе с ними будет ис-

пользовать для благолепия - один из самых красивых, что подарили нам Бог и природа. Это растения - цветы, деревья, кустарники ...

Именно этот человек впервые подарит возможность горожанам

выращивать цветы в своих палисадниках, у которых по свидетельству

современников зачастую в них привольно красовалась лебеда, крапива

и тому подобное. Именно с Ивана Густавовича в Воронеже впервые

начинается планировка садов и цветников и бесплатно готовиться

кадры для садоводства и огородничества. Он был первым садоводом,

масштабно изучившим, как приживаются в условиях климата Воро-

нежской губернии незнакомые ранее виды и сорта растений. С его

легкой руки и умной головы в Черноземье наибольшее распростране-

ние получили такие сорта, как анис, антоновка, апорт и ряд других

широко нам известных сортов. Садоводство имело обширный рынок

сбыта. Так, в России карлсоновские цветы с удовольствием сажали во

всем Черноземье, во всей Сибири вплоть до Владивостока, во всех

южных губерниях до Персии, в северных - до Архангельска. Многие

сорта и виды посылались в ответ на иностранные заказы.

Немецкая община в Воронеже просуществовала до 1938 года, но была подвергнута репрессиям еще в 1935 году, когда были арестованы

три прихожанки кирхи, причем одна из них за то, что проповедовала в

отсутствии пастора.

47

Н.А. Алвандян

ЭТО ЛИ НЕ ПРОМЫСЕЛ БОЖИЙ?

Думаю, что не существует случайностей в жизни. Всё, что проис-

ходит в жизни - только по мудрому и благому Промыслу Бога. Хочу

подтвердить эти свидетельства из собственной жизни.

Я, Нонна Александровна Фере-Алвандян, начну свое жизнеописа-ние с детства. Родилась я в жестоком для страны и для людей 1938 году.

Прошли безмятежные младенческие годы, и наступил 1941 год. Вол-

нение взрослых передавалось и мне - тем более, что мне уже исполни-

лось 3 года. Я видела тревогу и волнение взрослых, и вот тогда я ус-

лышала это страшное слово «Война», которое было у всех на устах. Все

наши мужчины - мужья трех моих тетей и мой дедушка со стороны

матери – были мобилизованы и ушли на фронт, а папа учился в Мед-

институте. В Мединституте его застала война; год спустя после начала

войны он завершил сокращенный курс института и пошел на войну.

Я помню папу, как в комнате стоял рояль, он меня сажал на колени, я играла с его статоскопом, и он меня слушал. Мама и все говорили

окружающие и мои сестра, что отец был очень хороший человек.

48

В 1942 году Воронеж подвергался страшным бомбежкам. В нашей

семье остались только женщины и дети, приходилось прятаться в под-

вале. Однажды туда пришел папа попрощаться, поцеловал меня, по-

держал на ручках. Помню, последними словами его были: «Я иду за-

щищать Воронеж!». Больше папу я не видела никогда.

Мой отец Александр Фридрихович Фере был потомком тех немец-

ких переселенцев, которые вместе с Петром Первым приехали в Во-

ронеж строить флот. Кстати, фамилия «Fehre» в переводе с немецкого

означает «паром». Наши предки были из прибалтийских немцев и

прежде жили в немецком поселении Юргенсбург, недалеко от Риги.

Родственники моей мамы были зажиточными крестьянами, и жили

на хуторе недалеко от районного центра Грязи Воронежской области.

Мой прадед Аким Харьков имел мельницу и земельные наделы на 5

человек мужского населения. У него было четыре сына и две дочери.

Сыновья работали на земле, и он нанимал еще двух работников.

На фото: бабушка Анастасия Акимовна (примерно 1879-1942 г.г. в 63

года), и дедушка Николай Дмитриевич (примерно 1872-1914 г. в первую

мировую войну в 42 года) Новиковы

Моя бабушка Анастасия Акимовна Харькова (по мужу - Новикова)

вышла замуж за сына сапожника - Николая Дмитриевича Новикова. Дед

Аким был недоволен ее браком, и дедушка увез свою жену - мою ба-булю в Воронеж. Здесь они обосновались, купили дом, в котором и до

сих пор живу я с мужем Гарри Львовичем Алвандян.

49

Мой дедушка Новиков Николай Дмитриевич был очень красивым

мужчиной, и бабуля моя его полюбила, хотя он был бедняком. Жили

они счастливо и родили детей – четырех девочек и одного мальчика.

Наш замечательный домик дедушка с бабушкой купили в 1905 году -

оформлена купчая с царскими гербами.

Моя старшая тетя - тоже Анастасия, как и бабушка - когда нас вы-

гоняли из Воронежа немцы, сумела спрятать эту купчую, чтобы дока-

зать, что это наш дом по закону. В этом доме выросло много поколений;

у нас была большая семья, а сейчас осталась только я – наследница. Я

живу с моим мужем в родовом гнезде и очень люблю мой старый до-

мик.

Судьба моих родственников со стороны матери печальна. Прадед

Аким с женой (не помню, как звали) и со старшим сыном Иваном были

раскулачены и погибли где-то на просторах Сибири. Три сына: Павел -

в Москве; Петр и Григорий уехали и поселились в Воронеже, получили

высшее образование, обзавелись семьями. Павел окончил бухгалтер-

ские курсы и всю жизнь проработал бухгалтером в Подольске. Его дети

перебрались в Москву, а мы часто приезжали к дяде Паше в Подольск и ездили в Москву к его детям.

Итак, 1942 год: страшные бомбежки, паника и неразбериха. Мы

эвакуироваться не успели - до этого тетя (как жена командира) ходила в

военкомат попросить машину, и ей сказали: «Завтра утром приедет

машина и заберет вас». Машины не было, а утром - когда тетя пришла к

военкомату - было все закрыто и никого не было.

Решили идти на левый берег пешком. Все простреливалось: с левого

стреляли наши, а с правого – немцы. Кое-как добрались до Петровского

сквера, и на наших глазах был взорван Чернавский мост. Мы все вер-

нулись домой. Одни женщины с детьми и бабуля – мы не решились

форсировать реку Воронеж вплавь; может это и спасло нас, потому как

оба берега обстреливались.

Вероятно, детская память цепко держит особо острые моменты,

которые запоминаются на всю жизнь.

Помню звенящую тишину июльского дня и металлический звук

кованых сапог по булыжной мостовой ул. Ленина - это немецкие части

вошли в Воронеж. Все закрылись, и была гробовая тишина. У нас был прекрасный подвал обложенный кирпичом, и почти весь переулок

прятался у нас в подвале.

Помню, как немцы собирали малину (этот год был урожайный,

уродилась очень хорошая ягода и душистая), как застрелили нашу со-

баку Байкала - он видел чужих и рвался с цепи; как ранили нашу со-

50

седку Валентину Викторовну. Я услышала звук разрыва снаряда и

жуткий женский крик - стреляли наши с левого берега.

Вспоминаю, как собирались в колонны немцы и нас выгоняли из

города в занятые немцами села Воронежской области. Фридрих и Аг-

несса были чистокровные немцы, дома говорили по-немецки. Пришла

полевая жандармерия и нас выгнали, ограбили, сказали, «собирайтесь и

к нам в тыл, здесь будет проходить линия фронта». Мы собрались и

пошли, гнали нас по ул. Сакко и Ванцетти - чтобы обойти бомбежки в

центре, ночевали в какой-то церкви и я подхватила корь. Потом мы трое

суток находились в селе Курбатово, в лагере под колючей проволокой

неделю, у кого, что было покушать, делились, что-то подстилали,

чтобы спать, потом согнали на вокзал и погрузили на открытые плат-

формы поезда и повезли, куда никто ничего не знает. У меня поднялась

температура 40, бабушка держала меня на руках, ни лекарств не было,

ничего. Все это мне рассказывала моя двоюродная сестра Людмила

Васильевна Шапошникова (по мужу - Мерзликина) - ей было 17 лет.

Поезд остановился в Касторной, по перрону прогуливался щеголе-

ватый немецкий офицер, и он обратил внимание на отчаянное лицо бабули и спросил по-немецки: больна? Бабуля подтвердила, что у меня

высокая температура, и что я умираю. Он посмотрел на меня - разме-

тавшуюся в жару - и говорит бабуле: выходите! Бабуля показала на 4

своих дочерей с детьми, и он всех нас высадил, подозвал переводчика и

сказал идти на станцию Касторная (там была больница), чтобы показать

ребенка врачу.

Мы пешком дошли до больницы. Врач-поляк посмотрел меня, дал

стрептоцид и ампулу глюкозы, и сказал давать по каплям.

Мы поселились в небольшом живописном селе, и стали давать мне

лекарства. К вечеру второго дня у меня спала температура, и я пошла на

поправку.

Это ли не Божий промысел, что враг, пришедший на нашу землю,

обратил внимание на ребенка и спас мне жизнь!

Плохо помню детали: как вся семья лежала с тифом в той же боль-

нице в Касторной, и там же умерла моя любимая бабуля, которую потом

я видела на фото, так как в детстве я ее не запомнила.

Когда нас высадили с поезда, мы пошли в ближайшее село и посе-лились у женщины, у нее была корова. Были лишения, сахарная свекла

была вареная, пареная, жареная, и только сахарная свекла. У меня на-

чалась золотуха, болели ноги, покрылись язвами, всё слилось, я пла-

кала, кричала. И мать пошла менять вещи на продукты, поменяла на лук

и хлеб. Родители детей растили, сами терпели лишения, голодали, от-

51

давая детям, что - повкуснее. И хорошо, что мы вернулись, и у нас был

дом, немного разрушен: окна разбиты, в рояль забит листьми.

Было тяжело, но начали восстанавливаться.

Плохо помню голодное послевоенное время, когда в марте 1943 года

мы все - кроме бабули - три тети с детьми, мама и я вернулись в осво-

божденный Воронеж. От города остались одни руины; но наш дом был

цел, если не считать выбитых стекол, и открывшихся земляных полов,

так как все доски были сорваны (полчища крыс бегали по улицам, как

маленькие собачки).

Мы стали потихоньку обживаться; шло время.

Пошла в школу в 1945 году, нам в школе давали хлебушек посы-

панный сахаром, а в музыкальную школу я ходила - там давали белый

хлеб и тоже посыпанный сахаром. Когда я подросла, я всё время искала

отца, мне было интересно, как и что с ним и где погиб. Со свекровью

мама никаких отношений не поддерживала, и поэтому я об отце ничего

не знала. В военкомате была хорошая женщина, она мне сказала, что

пошлет запрос в Подольск, но - если в 1942 году он погиб, то в это

время хаоса и паники - никаких списков, ничего не было неизвестно. И я тогда в День Победы стала приносить на чужие могилы цветы.

Прошла уже большая часть моей жизни - вышла замуж, родились дети,

внуки и правнуки, но желание узнать хоть что-нибудь об отце с годами

не пропадало. Однако, что можно узнать о его судьбе по прошествии

70-ти лет?

Однажды я встретила человека, он занимался Рибенсдорфом - писал

диссертацию. И он мне сказал, что фамилия у вашего отца пасторская

(«я эту фамилию слышал»), но помочь мне не смог, так как занимался

Рибенсдорфом и послал меня в архив.

Позже ко мне пришла подруга и говорит: «Нонна Александровна, а

Вы знаете, у нас в Воронеже открылась немецкая кирхи, где была

электросеть. Там один пастор - историк». Тогда я сходила в кирху на

службу. Хорошо помню: вошла в лютеранский храм и сразу поняла:

«Это - дом Божий»! Мне очень понравилось - хорошее приветливое

отношение; ты чувствуешь себя там человеком, что ты что-то стоишь и

значишь.

И после этого у меня жизнь очень изменилась. Меня хорошо встретили пастор Анатолий с супругой и членами

общины. Мне очень понравилась служба: и строгая, и торжественная, и

- в тоже время - радостная и светлая.

Пастор Анатолий предложил покреститься, и я начала готовиться к

крещению: прочитала Катехизис, прочитала много литературы, пастор

52

назначил день и провел крещение. И к крещению я прошла конфир-

мацию, получила удостоверение.

Я чувствую себя превосходно, я покаялась, причащаюсь, и знаю, что

Бог меня привел.

А дальше я поведаю о главном.

Однажды после богослужения ко мне подошла женщина - прихо-

жанка церкви Эмма Михайловна Старова, с которой мне не приходи-

лось общаться. И вдруг - чудо! Из разговора выясняется, что она - моя

двоюродная сестра по отцу! Но и это еще не все. Оказалось, что моей

сестре известно, как погиб папа. Эмма рассказала, что после войны к

ним пришел военный, и рассказал, как погиб мой папа - ее дядя.

Санитарный эшелон, где главным врачом (начмедом санитарного

поезда) был мой отец Александр Фридрихович Фере, попал под

страшную бомбежку: раненые, врачи, медсестры – все погибли. В

живых осталась только три человека, среди которых и был тот человек,

приехавший в Воронеж, который рассказал о гибели отца. Так, спустя

70 лет после окончания войны, благодаря встрече с сестрой, я узнала о

том, как погиб мой папа. Но любящий Бог не только исполнил желание всей моей жизни, Он

еще подарил мне сестер. Да, именно сестер! Теперь их у меня две - не

только Эмма, но и – Ирочка, моя двоюродная сестра, родная сестра

Эммы Старовой!

С Эммой в лютеранской церкви я пришла к Богу, здесь я покрести-

лась, моя церковь стала мне родным домом. Здесь спустя 75 лет я вновь

обрела родных по крови сестер, здесь я узнала правду о гибели отца. И

еще одно совпадение: оказывается, первым пастором Воронежской

Лютеранской церкви был мой родственник, уроженец Лифлянского

Юргенсбурга и родной брат моего прадеда Фридриха - Эдуард Фере!

Предки мои были прибалтийскими немцами, жили под Ригой.

Эдуард Фере был пастор, и когда Столль построил в Воронеже кирху,

его - как немецкого представителя - пригласили на работу в Воронеж, и

он вел службу в лютеранской кирхе.

Фере - пасторская семья, но мой дед Фридрих не хотел быть пас-

тором и поступил в Петербургский университет; было два отделения и

дед закончил оба - фармакологии и медлечебное. По распределению попал в Новомосковск Днепропетровской области. Он ехал через Во-

ронеж с сыном Эдуарда - Эдуардом. Здесь Фридрих повстречал ба-

бушку Агнессу, и они поженились. У бабушки было три сестры с раз-

ными судьбами - одна умерла, одна вышла замуж и уехала в Финлян-

дию … Это происходило до революции. Бабушка с дедом уехали в

53

Новомосковск, пожили некоторое время, и там родился мой отец

Александр Фридрихович.

У Агнессы был еще один брат двоюродный - Владимир Фере,

композитор. Он жил в Москве и был депортирован в Казахстан.

Нонна Александровна и Гарри Львович Алвандян. 50 лет совместной

жизни

Я по профессии – стоматолог, 35 лет мы прожили с моим мужем

Гарри Львовичем Алвандян на его родине в Батуми, а в Воронеж пе-

реехали 1997 г., выйдя на пенсию. Мой муж - окончил Батумское мо-

реходное училище, Одесский институт инженеров морского флота

(ОИМФ), плавал капитаном дальнего плавания на судах Одесского

Черноморского флота «Одесса-Новороссийск». Сейчас у нас уже –

многочисленное потомство: дочки, внучки, правнуки и правнучки.

***

Я не была крещена, потому что мои тетки были первыми пионерами в 5-й школе, сейчас она - вторая, о крещении и не было разговору.

Бабушка никогда не ходила в церковь; бабуля была прекрасным чело-

54

веком, всех растила, помогала. Когда Людмила пришла домой от

подружки и спросила: «Почему ты, бабуля, мне никогда не рассказы-

ваешь про Бога? - мне столько девочка рассказала про Бога, так инте-

ресно было», бабуля ответила: «Я тебя прошу, чтобы ты об этом не

говорила». И рассказывали, что эту девочку потом затаскали; кто-то

рассказал, что она говорит о Боге, и ее отца уволили с работы. Ее бес-

конечно прорабатывали, оставляли после занятий, - эта девочка была

изгоем, можно так сказать. Бабушка сразу ее предупредила, чтобы об

этом никто не знал, нельзя об этом говорить. Такая была напряженная

атмосфера, я была еще маленькой и ничего не понимала.

Семья Алвандян - сидят дочь Елена и Нонна Александровна, стоят дочь

Карина и Гарри Львович.

Я верю в Бога, но не в безличного Бога-Творца философов, кото-

рому нет дела до сотворенного мира. Мой Бог – это Бог живой,

который знает меня и участвует в моей судьбе. Я искренне верю:

всё, что происходит со мной, происходит по Его мудрому и благому

замыслу.

Аминь!

55

Н.А. Траксель, член Правления ВРНКДО

Я родилась в Сибири в 1963 году в немецкой семье Флеминг Нины

(Мины) Готфридовны и Траксель Альфреда Ивановича (Иоганновича),

в городе Ачинске Красноярского края (где и остановились мои роди-

тели на ПМЖ в после военное время), как обычный ребенок ходила в

школу, где в начальных классах меня называли иногда фашисткой, но

меня это не трогало, так как я любила своих родителей и считала, что

мы все равны перед Богом.

Сидит в 1-м ряду первый справа дед Иоганнес Траксель

После 8 класса поступила в училище, за год приобрела профессию

штукатур – маляр, которая впоследствии кормила меня и мою семью.

Затем закончила кулинарное училище в родном городе. В Улан-Уде не

закончила педагогический строительный техникум, так как старшая

сестра, работая на строительстве воронежской АСТ в Нововоронеже,

вызвала меня на новостройку. Там я вышла замуж и, имея уже троих

детей, получила квартиру от атомной станции (работая штукатуром –

маляром).

56

За все время жизни приобрела

множество профессий, отучилась

на швею - это помогало мне выхо-

дить из трудных безденежных

жизненных ситуаций. Работала

пекарем, продавцом, оператором,

нянчилась с другими детьми, ра-

ботала на дому (чтобы быть с

деньгами и воспитывать детей од-

новременно), косметологом, виза-

жистом и т. д.

Свое детство вспоминаю без-

мятежным - с нежностью и любо-

вью, которую вселили в меня ро-

дители, и бережным отношением

ко всему, к чему прикасается че-

ловек.

Мама Нина Траксель (Мина Флеминг)

Как написано в Святом писании «Относись к человеку так, как ты

бы хотел, что бы относились к тебе». С таким девизом я и шла по жизни,

набивая шишки и получая бесценный опыт.

Родителей вспоминаю с уважением, потому как воспитывали нас

любовью и правилами жизни, при-

вивая только хорошее, и своим

примером. «Не бери чужого» - го-

ворила мама, - умей прощать».

Вечерами мы собирались круж-

ком, родители рассказывали нам истории из своей жизни, и за свою

немало пережитую в военные годы

жизнь не разучились шутить и мы

смеялись все вместе над их шутками.

Когда на праздники вместе с роди-

телями собиралась наша большая

семья из двух братьев Валерия и

Сергея, и трех сестер (я, Эмма и

Татьяна), мама готовила и пекла

впрок.

На фото времен революции

дед моей мамы Нины Готфридовны Флеминг

57

Мы сидели за нашим круглым столом, пили компот, чай и откуши-

вали мамины пироги «Kuchen» с разными фруктово-ягодными начин-

ками, «хворост» и немецкие блюда. После трапезы мы заседали за

столом и играли в лото, домино и шашки. Бывало к нам приходили

соседи, и мы общались за игрой; всегда было весело.

Мама родилась в музыкальной семье и играла на аккордеоне, бала-

лайке, могла подбирать очень быстро мелодии на фортепиано - оно у

нас появилось, когда я училась в 8 классе.

Отец работал на заводе Ачинского глиноземного комбината - раз-

бирал и переводил немецкие чертежи, будучи хорошим специалистом в

любой области. К нему всегда обраща-

лись за помощью соседи. Мама работала

киномехаником в кинотеатре рядом с

домом; мы детьми не раз бывали в ап-

паратной у мамы и смотрели кино из

окошечка, где с крутящихся бобин, по-

казывали какой-либо фильм.

На немецком родители говорили почти в тайне от нас между собой. Тогда

нельзя было говорить на родном языке.

Воспитывая своих пятерых детей, я

всегда помнила о наставлении родите-

лей - и это мне очень помогало в жизни.

Муж мой всегда работал, а детьми за-

нималась я.

Папа Альфред Иоганнович Траксель

Старшая дочь Алена закончила музыкальное училище класса фор-

тепиано, потом поступила на филологический, получила высшее об-

разование, вышла замуж и с мужем и маленькой дочерью живут в Воронеже. Сейчас в декретном отпуске.

Средняя дочь Марина окончила Институт Высоких Технологий,

повар-кондитер; сейчас мы работаем уже не первый год по отделке

квартир.

Младшая дочь Евгения превзошла своих сестер - у нее в 2016 году

появилась третья дочь. Она вместе со своей сестрой Мариной окончила

семилетнюю танцевальную школу, отучилась в швейном училище,

работала в свадебном салоне; сейчас в декретном отпуске обшивает всю

свою семью.

Старший сын Павел окончил 9 классов МБОУ СОШ №92, поступил

на юридический, сейчас перешел на второй курс, увлекается историей.

В ноябре 2014 г. среди учащихся общеобразовательных учреждений

58

проводился городской конкурс исследовательских работ на тему по-

литических репрессий. Павел предложил сочинение-исследование

«Судьба моего деда Траксель Альфреда Ивановича в истории страны».

Используя материалы из семейного архива, отразил нелегкую судьбу

дедушки. Научным руководителем была учительница истории Свет-

лана Викторовна Горелова. За эту работу Павел получил 1 место; с ней

же Павел принимал участие и в других конкурсах, заняв в апреле 2015 г.

2 место в научно практической конференции НОУ Лицейские чтения.

Он стал победителем областного заочного конкурса «Галерея героев»

на лучшее исследовательское сочинение о Великой Отечественной

войне. 9 мая 2015 участвовал в шествии Бессмертный полк в городе

Воронеж.

Младшему сыну 10 лет, учится в музыкальной школе, там же, где и

старшая сестра, которая помогает ему по музыкальной части.

Свою девичью фамилию я оставила, и передала ее своим детям -

муж был не против.

Очень важно воспитывать в детях любовь и интерес к своей

семье и истории своего древа.

Фото 13 мая 2015 г . Награждение Павла в Воронежской областной

Думе. Учительница С. Горелова, Павел и Нэля Траксель

59

П. Траксель ИСТОРИЯ МОИХ ПРЕДКОВ

Мой дедушка - Траксель Альфред Иванович, родился на Украине 30

августа 1923 года в немецкой колонии Шлянгендорф (ныне с. Михай-

ловка, Бериславского р-на, Херсонской области), которое до 1914 года

имело название «Мюльгаузендорф, немецкое поселение Старошвед-

ской волости Херсонского уезда Херсонской Губернии». Дедушка в

семье был десятым ребенком, имел 6 сестер и 3-х братьев; они жили

большой, дружной, трудолюбивой и веселой семьей. Имели свой дом на

берегу Днепра, сад в котором росли все фруктовые деревья, огород,

поля, где сеяли пшеницу, кукурузу, выращивали арбузы, дыни, грецкий

орех. Имели много скота, лошадей, разводили гусей, кур была у них своя коптильня, пасека, выращивали подсолнухи на маслобойне из

семечек выжималось растительное масло из молока и сливок сбивалось

сливочное масло, делали творог, сыры, также сами коптили мясо, де-

лали колбасу, много готовили варенья, соленья.

Ловилась рыба и раки в Днепре; излишки сдавались государству;

всей семье и детям приходилось очень много трудиться. Мужчины в

семье занимались скотом, шили обувь для всей семьи, женщины шили

одежду, вязали и вышивали, кроме того - мужчины работали механи-

заторами в колхозе, а женщины - на колхозных полях.

Мама моего дедушки - Траксель Альвина Мартыновна (девичья

фамилия Фрай), была членом партии, председателем колхоза, еще

преподавала русский язык в школе. Но вот 22 июня 1941 года началась

Великая Отечественная война, которая в корне изменила жизнь всей

семьи.

Дедушка перед войной имел 7 классов образования - в г. Николаеве

закончил ремесленное училище (если бы не война, возможно - был бы

математиком; по рассказам моей мамы - в математике очень хорошо разбирался, решал замысловатые примеры и задачи быстро). Он рабо-

тал в г. Каховка на инкубаторной станции фрезеровщиком - вытачивал

на станке детали; проживал с семьей своей сестры Иды Трак-

сель-Грищенко у которой уже было 5 детей (сыновья Константин и

Леонид, и дочери Елена, Марта и Валентина).

Территория Украины, где проживал мой дедушка с семьей, с 1

сентября 1941 года по 2 ноября 1943 года была оккупирована войсками

Вермахта, и входила в состав рейхскомиссариата «Украина» Гене-

ральный округ «Таврия», где был установлен немецко-фашистский

оккупационный режим.

Когда фашистские войска заняли территорию, где проживала семья

моего дедушки, то по доносу предателя-односельчанина, маму моего

60

дедушки Альвину Мартыновну Траксель-Фрай - как коммунистку и

председателя колхоза - мать 10 детей в 52 года (как следует из Ар-

хивных документов Украины) в 1942 году расстреляли фашисты. В

течение 2,5 лет вся семья жила и работала на оккупированной терри-

тории. В сентябре 1943 года началось форсирование Днепра, и - при

отступлении фашистских войск - отец моего дедушки был угнан в

Германию.

При освобождении Советскими войсками территории Украины вся

семья дедушки была репрессирована: брат Александр, брат Готфрид и

дедушка Альфред были арестованы и приговорены к расстрелу. Утром

расстрел отменили, братьев осудили по 58 статье как изменников Ро-

дины и отправили в Сибирь в лагеря.

Дедушку в 20 лет в ноябре 1943 году (как лицо немецкой нацио-

нальности) отправили в штраф-батальон вместе с выпущеными зеками

искупать вину перед Родиной - живым заслоном перед войсками.

Сестры были отправлены с детьми в разные места страны: сестру

Эмму Ивановну Патушинскую (по мужу) с дочерью Людмилой - на

Урал в г. Алапаевск, где она работала начальником цеха на швейной фабрике; сестра Марта Ивановна Ремизова (по мужу) с сыном Вита-

лием - в г. Кустанай; под Душанбе отправили жену Александра Эльзу с

двумя маленькими сыновьями Робертом и Павлом; жену брата Гот-

фрида Марию с двумя маленькими детьми - сыном Валерием и дочерью

Нелей отправили в Сибирь (по дороге Мария заболела и умерла уже в

лагере), а детей - Валеру 6 лет (не говорил по-русски) довезли до г.

Новосибирска и, разлучив, поместили в разные детские дома.

В феврале 1944 года по Указу Сталина все лица немецкой нацио-

нальности были разоружены и сняты с фронта, репрессированы - их

погрузили в телятники (вагоны для перевоза скота) и трое суток везли в

Сибирь (пока ехали стоя в вагонах им приходилось бегать друг за

другом по кругу, чтобы не замерзнуть) в Кемеровскую область в город

Осинники, где был взят на учет спец. поселения по национальному

признаку. Был в труд-армии под комендатурой, жили в лагере в не-

отапливаемых бараках за колючей проволокой (где ранее жили осуж-

денные - раньше их называли «зэки»).

На работу в шахту их возили под вооруженной охраной, где рабо-тали за краюху хлеба по 24 часа в сутки, после поднимали их из шахты -

с них капала вода от сырости; в общем, терпели нечеловеческие условия

и издевательство охранников, которые просто развлекались, стреляя в

толпу. В труд-армии дед не давал обижать слабых держал лагерь в

руках, наводил порядок, его уважали за справедливость.

61

Моей тете Эмме, когда она была еще юной и приставала к нему с

вопросами, дедушка рассказывал однажды случай: «В труд-армии они

жили, как в концлагере - не один раз русские охранники вывозили их

раздетых на плац во двор, выстраивали их, стреляли в толпу, издевались

просто ради развлечения, посмеиваясь, в кого попадали - убивали. Было

такое, когда в них стреляли в очередной раз, то они засучивали рукава и

дрались с охранниками в рукопашную; видно, им было уже всё равно,

«убьют так и так», размышляли они.

Дед и все остальные заключенные под колючей проволокой зимой

спали друг на друге в четыре ряда, что бы согреться, к утру первый ряд

заключенных примерзал к полу, и их мертвых вывозили хоронить, а

может быть, и сбрасывали в общую яму. Этого никто не знает.

Так дедушка пробыл в труд-армии 10 лет.

Там в 1949 году он познако-

мился с моей бабушкой Флей-

минг Ниной (Мина - ее настоя-

щее имя) Готфридовной, которая

в 12 лет в августе 1941 года была репрессирована со своей семьей

и вывезена на спец. поселение из

Саратовской области (из дома,

который капитально отстроили с

родителями). Школу бабушке

пришлось бросить, отучившись 4

класса, так как не давали учиться

- обзывали фашисткой; и с 12 до

16 лет работала забойщиком в

шахте на приисках Пихтачи, в

шахте возила воду шахтером на

повозке, управляя лошадью.

Однажды бабушка упала с ло-

шади и выбила ключицу, отле-

живалась дома, и пришел де-

душка Альфред.

Когда деда перевели на спец. поселение, он приходил в гости к

своему другу, бабушкиному

брату Саши, с которым были

друзьями. А когда у моей бабушки умер брат Саша (его убило током),

моего деда отпустили со спец. поселения на похороны, так как они были

друзьями. Работая в труд-армии, под комендатурой, на поселении деда

62

Альфреда и остальных с лагеря переводили каждый месяц с одних

приисков в другие, не давая им покоя.

БАБУШКА МИНА

После смерти Сталина, когда в 1954 году был приказ о реабилитации

жертв политической репрессий (никто из труд-армии не знал об этом),

только они проснулись утром - нет ни колючей проволоки, ни вышки с

автоматчиками, ни охраны. Их бросили одних - без одежды, без доку-

ментов, без еды в глухой тайге. Они разбились на группы и разошлись в

разные стороны на прииски: Ба-

лахчино, Усть-Улень,

Усть-Абакан. Мой дед попал на

прииски Пихтачи, чтобы дойти до органов власти и получить доку-

менты, паспорта и устроиться на

работу.

Там же, на золотых приисках

Пихтачи в нескольких километрах

было поселение репрессированных

немцев, которые жили большими

семьями в землянках и по не-

сколько семей. И здесь же жила

моя прабабушка - мама моей ба-

бушки Нины, жены моего деда

Альфреда - Флейминг Поулина

Христиановна. Ей тогда был 41

год, и у нее было пятеро детей.

Моя бабушка Мина

(Нина) Готфридовна Флейминг

Они все вместе жили в одном доме в землянке: бабушка Нина, жена

моего деда со своими маленькими детьми, сестрами и братьями и их

детьми. Землянка и ступеньки уходили под землю; в ней был глиняный

пол, и не было отопления. Прабабушка готовила покушать, шила, а за

шитье хакасы ей приносили продукты, а те, кто работал на шахте, в том

числе и моя бабушка Нина, которая с 12 лет работала в шахте и возила

воду шахтерам в бочках на лошадях. Там она упала с прытливой ло-

шади и сломала ключицу. Когда она лежала дома, прибежал комендант

и кричал, заставляя выйти ее на работу. А с 16 лет уже работала за-

бойщиком в шахте и откатчицей воды, чтобы шахты не затопляло. По

ночам работала одна и пела песни, чтобы не было страшно. В шахте

63

забойщики отбивали кайлом и киркой руду (спец. инструмент) и до-

бывали породы, которые выдавались «на-гора», то есть подавались

наверх, где их промывали на драгах, и собиралось золото.

Когда комендант узнал, что моя прабушка шьет на машинке вещи и

обменивает их на продукты, то он запретил ей шить, и заставил пра-

бабушку продать швейную машинку - кормилицу семьи. Она продала

швейную машинку со страха за мешок картошки, и шила детям все

вручную. А тем, кто работал в шахте, оплачивали американскими бо-

нами, так как все репрессированные добывали золото, которое эшело-

нами отправлялись в Америку (Советский Союз оплачивал американ-

цам за участие в В.О.В.).

Пришло время отправлять де-

тей на 1 сентября, тогда праба-

бушка выпарила мешки из-под

картошки, покрасила их в виш-

невый и черный цвет, и сшила

своим детям - мальчикам и де-

вочкам формы и сумки-котомки в школу.

И так жили они. Спасала их от

голода еще и тайга с ее дарами

природы: орехи, ягода, грибы. Не

безопасно было ходить по тайге,

поэтому через тайгу на работу за 5

км от жилища ходили группами,

так как были случаи, когда чело-

века загрызали волки.

Прабабушка с внуками.

Из воспоминаний моей мамы: по рассказам бабушки Нины, когда

разрешали проведать моего деда в труд-армии, она с двумя маленькими

детьми - тетей Эммой и дядей Валерой - преодолевая пешком многие

километры через дремучую тайгу, где слышали вой волков и где жили

медведи, ходила на свидание к моему деду.

С 1949 года они жили вместе, но - как лицам немецкой националь-

ности - им не разрешалось вступить в законный брак. В 1950 году дед

был переведен в Красноярский край на золотые прииски Пихтачи и

Балахчино под Минусинском. В 1951 году они были переведены в

Ачинский район Красноярского края. От спец. поселения были осво-

бождены 16 октября 1954 года и на основании Закона РФ от 18. 10. 1991

года «О реабилитации жертв политических репрессий» полностью

64

реабилитированы. После освобождения от спец. поселения уже имея

троих детей пытались вернуться на Украину, но Указом Сталина лиц

немецкой национальности на прежнее место жительства не прописы-

вали. Им пришлось с детьми вернуться в Сибирь - сначала в Новоси-

бирск, затем - в Бийск Алтайского края, а потом - в Ачинск Краснояр-

ского края, так как им нигде не давали работу и жилье по Указу Ста-

лина.

Многие годы им пришлось с детьми скитаться по съемным кварти-

рам и друзьям. Дедушке пришлось работать стекольщиком, столяром,

плотником, слесарем, токарем, сапожником, работать в геологической

разведке.

На фото - друзья и родственники (несколько семей Траксель и

Флеминг) с детьми, которые помогали друг другу выжить в это ужасное

время в сырых и холодных бараках. Потом они на всю оставшуюся

жизнь так и остались близкими людьми, помогая друг другу. После

освобождения дедушка получил документы и вернулся к своей семье,

где всё это время жили: его жена Нина, моя бабушка и их двое уже

подросших маленьких детей: старший сын Валерий и дочь Эмма. Они решили вернуться на старое место жительства.

На фото: верхний ряд в центре - мой дедушка со старшей дочкой Эммой на руках. Бабушка во втором ряду снизу, слева вторая.

65

Но в 1954 году вышел приказ Сталина не давать работу лицам не-

мецкой национальности, не прописывать на прежнее место жительства

и регистрировать брак между немцами, только разрешался брачный

союз между русским и немкой или наоборот. Они пожили немного у

знакомых и поехали обратно на Пихтачи через всю Сибирь с останов-

кой в Новосибирске, но деда нигде не взяли на работу, и им пришлось

вернуться на Пихтачи - там у деда родился третий ребенок - сын Сергей.

Жизнь шла своим чередом: не давали нигде жить, не давали не жи-

лья не работы, приходилось ездить из одного города в другой искать

работу. Затем уехали в Бийск по приглашению друзей на работу на

кирпичный завод. Там работал старшим наладчиком оборудования.

Из воспоминаний тети Эммы: они жили вблизи от работы; брату

Валере было 7 лет – ходил уже в 1 класс, а тете - 5, она с братом ходила

к отцу на работу - проведывали его и носили ему покушать.

Через некоторое время уехали в Ачинск, так как, кто-то из родст-

венников или друзей хорошо устраивались в другом городе и пригла-

шали на это место своих. Жили на кирпичном заводе на квартире в

одной комнате с другой семьей. Скитались по квартирам. От кирпич-ного завода поселили их в бараки, в которых жили и строили завод

бывшие заключенные, называли их тогда «зэки»; там прожили 5 лет.

Жили в деревне Мазульке в Ачинском районе на квартире с одной

семьей; когда бабушка узнала, что освобождается сын хозяйки квар-

тиры, который сидел за убийство - сразу съехали оттуда. Еще моя мама

помнит, как в детстве ее родители - мои дед и бабушка, говорили не-

громко на немецком языке между собой, так как говорить на немецком

языке было не безопасно.

Еще мою маму в начальных классах школы называли фашисткой.

С 1954 по 1960 годы пришлось кочевать по городам; за эти годы дед

работал - на шахтах в геологоразведочной партии, токарем 4 разряда,

гоняли вагонетки с рудой, слесарем по ремонту оборудования меха-

нических мастерских 6 разряда, на кирпичном заводе шибибюнщиком,

электромотористом на кирпичном заводе в Ачинске.

Был такой случай в 1958 году, когда дед работал на заводе налад-

чиком автоматического оборудования: производил ремонт, отключив

компрессор кирпичей, но кто-то включил автоматы … Дед услышал и, подняв голову, увидел, что на него несется с огромной скоростью

компрессор. Благодаря своей быстрой реакции отделался только вы-

битыми зубами верхней челюсти и зашитой верхней губой, но остался

жив. За счет завода ему вставили зубы. Тогда дед был весь в бинтах -

рассказывала тетя Эмма - и бабушка кормила его с ложки.

66

В 1964 году наконец-то дедушка получил 2-х комнатную квартиру,

работая на кирпичном заводе в г. Ачинске. В том же 1964 году дедушка

перешел механиком технологического оборудования - так как, разби-

рался в любом оборудовании, читал любые чертежи (в том числе - и на

немецком языке) на Ачинский глиноземный комбинат, вырабатываю-

щий сырье для Красноярского алюминиевого завода.

И, наконец - с 1967 года положение стабилизировалось, дедушка

перешел на работу на Глиноземный комбинат слесарем 6 разряда по

ремонту оборудования, прорабом. В 1979 году пошел на пенсию, как

раз моя мама окончила школу - 8 класс; после пенсии с 1979 по 1988

года работал в городском отделе внутренних дел сторожем.

Фото 1975 г. Большая семья Альфреда Ивановича. В центре – мой

дедушка.

Когда вводили завод в эксплуатацию и устанавливали оборудование

из Германии, только дедушка смог перевести все чертежи с немецкого

языка и профессионально во всем разобраться, работая с инженерами завода. Его очень ценили как специалиста, про него часто писали в

газетах: он был рационализатором производства, много внес инже-

нерных разработок, несущих огромную экономию средств завода.

Так текла их жизнь в радости и в испытаниях, дети взрослели вме-

сте, люди женились, рождались, пели, танцевали, праздновали, уми-

67

рали. Просто принимали жизнь такой, какая она есть. Соседи были

очень дружны, вместе встречали радости и горести этой жизни.

«На досуге она всегда умела поддержать компанию с ее дру-

гом-аккордеоном, (причем на своем любимом инструменте самостоя-

тельно научилась играть в тяжелые годы войны); песни пляски, ду-

шевные и теплые отношения сопровождали соседей всегда. Коллек-

тивные походы в сибирскую тайгу за грибами, за ягодами - черемухой,

кислицей, брусникой с шутками и улыбкой» - рассказывала моя мама.

А без моего дедушки Альфреда просто не обходились соседи и

знакомые - «палочка выручалочка», он мог и пошутить, и обувь под-

шить, и специалист по сантехнике, и крючок вязальный выточить в

своей мастерской, и «правду не - в бровь, а - в глаз» сказать. Никогда не

откажет в помощи, а если что делает, то всегда основательно - за это его

и любили. Жизнь всему научила, в выпавшие на их долю тяжелые годы

войны.

Мои дед и бабушка столько пережили, столько боли вынесли …

Светлая память им!

Послевоенный Казахстан. Слева-направо: Марта, дочь стоящего ря-

дом моего прадеда Иоганна, сваха, сын Александр, невестка Эльза.

Они выжили благодаря стойкости, крепости духа, их крепкой и

дружной семье; конечно - не без Божьей помощи. И всю свою жизнь, и

все оставшиеся годы жизни жили по библейским законам, научили

своих детей соблюдать их.

68

Они выжили, и в 1963 году появилась моя мама, чтобы через много

лет их внук Павлик Траксель написал эту истории о тяжелой жизни деда

- как повлияла страшная война на судьбу моих предков, чтобы наше - и

последующие поколения - помнили и знали о том, как покалечила война

жизни наших предков.

Мой дедушка умер 10 июня 1997 года, будучи на пенсии, когда ему

было 74 года, но его до сих пор помнят, как лучшего специалиста за-

вода. Он много вырастил молодых специалистов - был им хорошим

наставником; передал опыт своим двум сыновьям. Его очень уважали,

так как он был честным, умным, трудолюбивым, требовательным и

справедливым человеком. Вырастил 5 детей, и в этой семье родилась

моя мама. Я родился уже после смерти моего дедушки, но я много

слышал о нем от мамы и моей тети. Я очень горжусь своим дедушкой.

Те, кто был в труд-армии и на поселении под комендатурой, давали

подписку о неразглашении того, что с ними происходило. «Поэтому

нам многое родители не могли рассказать, их тайна о неразглашении

информации и их годах жизни в условиях не возможного существова-

ния ушла вместе с ними», - рассказывала мне мама.

*** В сборе материалов о моем деде мне помогли моя тетя Эмма из

Калининграда и моя мама, которым дороги эти воспоминания о своих

близких. Мне не довелось увидеть своего деда, так как я родился после

его смерти, но в моем сердце хранится светлая память о нем. Мой

дедушка - где бы ни работал - у него всегда были начищены сапоги из

хрома, блестели как зеркало, рассказывала мне мама. Это ему пере-

далось от моего прадеда, который многому научил своих дочерей и

сыновей, в числе которых был и мой дед.

Знание истории семьи придает каждому уверенность, и каж-

дому, кто пережил годы войны, есть что написать. А именно этой

истории предков нет ни в одной истории.

69

Е. А. Грефенштейн Из книги «Лишенные детства»

Родители мои - Грефенштейн Александр Давыдович и Зинаида За-

харовна, и их пять сыновей - Владимир (1923 г.р.), Николай (1927 г.р.), я

и Сергей (1930 г.р., близнецы), Юлиан (1938 г.р.) с 1930 года, прожи-

вали в с. Переволочное Прилукского района Черниговской области в

тридцатых годах.

Отец (1899 г.р.) по профессии - провизор, работал заведующим

сельской аптекой, мать (1901 г.р.) была домохозяйкой. Жили в обычном

сельском доме из двух комнат, кухни с большой печью, небольшим

двориком, садом в несколько фруктовых

и ягодных насаждений и примыкавшим огородом. Наш двор и дом располага-

лись вдоль широкого шляха, и от редко

проезжавших автомашин и прогона

стада крупнорогатого скота по этому

шляху долго густой пеленой стояла

пыль.

Родители имели корову, одного-двух

поросят, кур и охотничью собаку Аль-

му. Отец был заядлым охотником.

Село растянулось длинной лентою

вдоль тихой и закамышованной речки

Удай, с пологими берегами, песчаным

дном. Мы, дети, в летнее время любили

искупаться в ней и позагорать на берегу,

а зимой бегали по скользкому чистому

льду, катались на санках. Так, незамет-

но, проходили наши детские годы. Старший брат Володя со своими свер-

стниками увлекались струнными музы-

кальными инструментами и организо-

вали свой оркестр. Он, как рассказывала

мама, хорошо играл на мандолине.

Кроме того, он любил физику и прово-

дил с ребятами различные опыты, но, к

сожалению, рано ушел из жизни из-за

непрофессионализма местной сельской

врачихи.

Фото 1918 г. Отец Александр Давыдович

70

В 1940 году отца назначили управляющим аптекой районного цен-

тра Сосница Черниговской области.

Дом аптекаря, как его называли, был довольно приличным зданием,

которое размещалось на косогоре. В цокольной части этого сооружения

были встроены полуподвальные помещения, используемые под ап-

течные склады и для различных хозяйственных нужд. Ведь это была

центральная аптека района, снабжавшая медикаментами сельские ап-

течные пункты, больницы и ам-

булатории.

На втором этаже размещалась

сама аптека, а вторая половина,

имеющая пять комнат, располо-

женных по коридорному типу,

использовалась под жилье. Вход в

аптеку был с улицы, со стороны

церкви, а в жилую часть дома и в

полуподвальные помещения - со

двора. В жилую часть дома, на второй этаж, входили по при-

строенной к стене дома деревян-

ной, крутой, скрипучей лестнице,

покоящейся на таких же дере-

вянных опорах, с перилами с од-

ной стороны. По этой лестнице

очень неудобно взбираться в

дождливую погоду и в зимнее

время, это сооружение было до-

вольно скользкое.

1931 г. Дедушка Давид Генрихович

с бабушкой Элеонорой Ивановной

Под лестницей широкая двустворчатая дверь вела в цокольное по-

мещение дома. Вверху - длинный темный коридор, разделявший

квартиру на две равные половины, с комнатами по обеим сторонам. В

конце коридора, во всю ширину дома — просторная светлая гостиная,

из нее — проходная дверь в аптеку. Вместе с нами одну из пяти комнат

занимала Юлия Георгиевна Гурвич - вдова недавно скончавшегося

управляющего аптекой, предшественника нашего отца.

В мои и брата Сережи обязанности входило ухаживать за младшим

братом Юлианом и убирать в квартире. Кроме того, мы готовили зе-

леный корм нашим животным.

71

Семья жила на одну зарплату отца, а в довоенный сороковой год в

общественной торговле случались перебои в обеспечении продуктами

питания, рыночные цены часто были недоступны, и родители содер-

жали поросенка и несколько кур-несушек. Нам, сыновьям, поручали

ходить почти за километр на маслосырозавод за пахтой и сывороткой

для корма животных, ухаживать за небольшим огородом, располо-

женным здесь же, в усадьбе при доме.

Мама была в постоянных домашних заботах, все время что-то го-

товила на кухне, варила, пекла, жарила и занималась стиркой, ходила в

магазин, на рынок.

Отец постоянно был занят на работе, а вечерами допоздна засижи-

вался в своем рабочем кабинете, составлял и заполнял таблицы, под-

считывал цифры на ручных косточковых счётах (других счетных уст-

ройств в то время еще не было).

Часто его куда-то вызывали.

Оттуда он приходил домой мол-

чаливый, озабоченный, вечерами

что-то опять подолгу писал. С нами общался редко. Спустя

годы мама рассказывала, что его

допрашивали о родителях, о его

прошлом, видимо, не доверяли.

Обычно он вставал по утрам

рано, занимался уборкой во

дворе, в сараях, ухаживал за

животными, заготавливал топ-

ливо. Мы, дети, помогали ему.

По весне прибавилось хлопот

- отец купил перезимовавшую

телку, нужно было регулярно

заниматься заготовкой корма.

1941 г. Сосница. Слева-направо:

Вадим Плевако и братья Сергей,

Евгений и Николай Грефенштейн

Где-то в городе на какие-то стройки требовался строительный ма-

териал. Наверное, наши местные подземные кладовые не имели сырья

для выработки кирпича, так как все лето и глубокую осень усердно

разбирали расположенную рядом с нашим домом (через улицу) об-

шарпанную церковь. Приехал целый обоз рабочих, смастерили вере-

вочные и деревянные трапы по внешним сторонам церкви, по которым

они взбирались до уже почти разрушенной колокольни, подтягивали на

72

веревках и укрепляли сколоченные из досок лотки для спуска добытого

кирпича и работали с раннего утра до позднего вечера без выходных

дней. Грохотали молотки, кирки и кувалды, с пылью и шумом скаты-

вались до земли кирпичи и обломки церкви. Внизу другие рабочие

спешно подхватывали их, очищали и укладывали в штабели или гру-

зили в подъезжавшие грузовики и телеги. В жаркие безветренные лет-

ние дни здесь стояло пыльное едкое марево, трава у церкви покрыва-

лась белым налетом пыли. Порой, ближе к вечеру приходили любо-

пытные старики и старухи, молча стояли у этого зрелища, протирали

глаза, кое-кто украдкой крестился и уходили.

В цокольной части церкви имелись зарешеченные окна, за которыми

просматривались кирпичные обвалившиеся своды, вызывающие у нас,

мальчишек, неподдельный интерес. Молодые парни рабочие повыло-

мали и унесли металлические решетки, чем мы тут же и воспользова-

лись. Разгребали завалы, со страхом углублялись внутрь в надежде

проникнуть в сказочное подземелье. Но кроме остатков истлевшей

церковной одежды, хлама нам ничего не попалось.

Узнав о наших археологических интересах, родители пресекли все попытки заглянуть в прошлое.

Передо мной фотография одноклассников 1941 года. Кто они, где

они, в моей памяти не остались их имена и фамилии, так как проучился

я с ними всего один учебный год, а послевоенное лихолетье разъеди-

нило нас на всю оставшуюся жизнь. Но хорошо запомнил нашего

классного руководителя, немного строгую учительницу. Запомнил

песни, которые мы исполняли в районном Доме культуры: «На границе

тучи ходят хмуро» и «Три танкиста». Наверное, тогда уже чувствова-

лось дыхание надвигающейся беды и поэтому патриотическому вос-

питанию детей и юношества уделялось особое внимание.

Весна и лето перед войной были не похожи на прошедший год - в

магазине кроме хлеба и крупяных продуктов ничего нельзя было ку-

пить, довольствовались базаром, а в магазинах постоянно были оче-

реди. Наверное, народ уже что-то ожидал.

ВОЙНА

Незабываемое 22 июня. Воскресенье. По-летнему рано утром

взошло солнце, выглянуло из-за соснового леса с хутора Замостье и

расплескало свои ласковые лучи над Убедью и городом Сосница.

После завтрака отец куда-то ушел, кажется, в аптеку. Мы, как по

расписанию, занялись уборкой в квартире, мама с Юлией Георгиевной

занимались своими обычными делами у примусов на кухне. Оттуда, как

всегда, доносились шумы от горелок, изрыгающих желто-зеленое

пламя огня и копоть от несгоревшего керосина и необыкновенные

73

вкусные запахи приготавливаемой пищи. Коля с Вадимом (он бывал у

нас ежедневно) ушли в маслозавод за пахтой. Там приходилось вы-

стаивать в очередях, поэтому они долго в тот день не возвращались.

Самый младший, наш общий любимец и баловень Юля, гонял кошек в

комнате нашей соседки. И вот, забегает взволнованный отец через

гостиную, не замечая нас, и каким-то надрывистым голосом сообщает

матери: «Зина! Война! Гитлеровская Германия напала на Советский

Союз, бомбили Киев». Вот так, в один день закончилось для нас то, что

мы называли «до войны», закончилось хоть и не совсем радостное и

необеспеченное, но мирное время. Как гром среди ясного неба про-

звучали эти слова отца. Но мы еще не до конца осознавали предстоящих

мук и испытаний, которые выльются в два с лишним года оккупации,

четыре года невиданной по своей жестокости войны и расставания с

отцом на целых двадцать лет, нашу безотцовщину, безвинные униже-

ния и страдания.

Все вдруг переменилось. В доме наступила гнетущая тишина, все

как бы замерли в ожидании чего-то страшного, неизбежного, непо-

правимого. Мать находилась в отчаянии, что отца призовут в армию, (он как медицинский работник имел временную бронь), а она останется

с нами одна среди почти незнакомых ей людей, без защиты и без по-

мощи. Об этом также думал и понимал всю безвыходность положения и

наш отец. Нагнеталось напряжение и ежедневными сводками по радио

об обстановке на фронте, когда сообщалось, что после продолжи-

тельных и упорных боев противник овладел городом «N», нашим вой-

скам временно пришлось отступить и так далее.

По городу, с запада на восток, потянулись колонны отступающей

Красной армии. Шли измученные, грязные, потерпевшие поражение

красноармейцы, тарахтели по булыжной мостовой конные тачанки со

снаряжением, тащили орудия, дымили полевые кухни. Шли и шли,

молча, без остановок и без привалов. Вслед за ними стали появляться

обозы мирных беженцев, в основном стариков, женщин и детей, напу-

ганных, усталых и голодных. Эти измученные люди набивались к нам

во дворы и хаты на короткий отдых: поесть, обмыться, переспать в

помещении на соломе. Шепотом рассказывали взрослым о виденном

ими и пережитом. Через Сосницу проходила грунтовая стратегическая дорога Киев —

Новгород Северский, переправой через Убедь служил высоководный

деревянный мост. По этому мосту последним в цепи отступающих

были стада коров, которых гнали из Прибалтики, Белоруссии и Запад-

ной Украины на Восток, пытаясь уберечь и увести подальше от насту-

пающего противника. Стада гнали через центр города, бедные живот-

74

ные набивали натоптыши на копытах долгой дорогой о каменную

мостовую. Шли, мычали и порой даже падали, были истощены длин-

ными переходами, недоеданием и жаждой. У многих были растертые и

опухшие, по нескольку дней не доеные вымя.

Погонщики, в основном, были молодежь пятнадцати-семнадцати

лет, юноши и девушки, а также пожилые, обросшие щетиной мужчины.

Они тоже вызывали у нас сочувствие своим неопрятным, усталым ви-

дом. Просили жителей прийти им на помощь: подоить коров, облегчить

их страдания.

Как правило, на какое-то время оставались у нас на лугу за речкой -

подкормить животных и дать им и себе короткий отдых. Коровы были

молочные, черно-белой масти, белорусской породы. Стада разбреда-

лись по лугу и, оставшись незамеченными в зарослях камыша после

ухода беженцев, некоторые животные становились добычей нечисто-

плотных на руку людей. Других угоняли в местные колхозы.

Это жуткое зрелище - измученные, грязные деморализованные

люди, взрослые и дети, убегающие от наступающего на пятки агрес-

сивного врага, удручающе действовало на нас, жителей, еще не поки-нувших насиженных мест. Многие понимали, что подобная участь ждет

и их самих в недалеком будущем. Все ближе, сильнее и отчетливее

стали раздаваться орудийные раскаты. То здесь, то там по ночам

вспыхивали зарева от разрывов бомб и снарядов. По требованию вла-

стей окна в жилых домах были заклеены полосками бумаги. Подваль-

ное помещение в нашем доме очистили от топлива и разного хлама и

инвентаря, вымыли, продезинфицировали, оборудовали под бомбо-

убежище. В целях маскировки в темное время суток запрещалось за-

жигать в домах освещение, разводить костры в огородах и дворах. Над

городом стали появляться советские истребители, преследуя бомбар-

дировщиков противника, завязывались воздушные схватки. Окутанные

дымом и пламенем, самолеты с воем, визгом падали на поля, огороды,

взрывались со страшным грохотом, оставляя за собой глубокие во-

ронки. Пронизывающе выли сирены, извещавшие о воздушном налете

противника. Обезумевшие взрослые и дети устремлялись в подземные

убежища.

Так тянулись изнурительные будни первых месяцев этой жестокой войны. И вот пришел взволнованный, растерянный отец и сообщил, что

нам необходимо срочно собраться в неизведанную дорогу, эвакуацию.

Стали собирать самое необходимое - теплую одежду, постель; готовить

запас продуктов и разные документы, посуду. Принес он нам сопро-

водительное письмо от 22.08.41 г., где указывали пункт назначения, г.

Саратов и просьба к властям и учреждениям оказать по прибытии по-

75

мощь. Нам выделили пароконную арбу. Мы погрузились, прибыли на

городскую площадь (сзади к арбе привязали телку), собрался целый

обоз отъезжающих семей районных руководителей различных учреж-

дений, в основном их жены, дети, старики. С нами в одной арбе ехала

старенькая Юлия Георгиевна со своей слепой дряхлой собачонкой

Амкой, а ее кошечки остались во дворе на выживание. На площади

какие-то серьезные дяди сказали нам слова напутствия, назначили от-

ветственного товарища по обозу, мужчину среднего возраста. Отъез-

жающие прощались со своими родственниками, мужьями, отцами (в

том числе и - нашим), находящимися по специальной брони дома, и

отчалили в путь. Еще не успели мы выехать из города, как наша полу-

торагодовалая телочка оборвала веревку и помчалась прочь. Мама

расплакалась, и мы поняли, что догонять и ловить это сильное живот-

ное — пустая затея. Без остановки длинным обозом потянулись из го-

рода через высокий мост на широкую мощеную дамбу, за которой

маячил сосновый лес. Ехали долго и медленно. Мы, два брата-близнеца,

большей частью, особенно если колонна выезжала на подъем, спрыги-

вали из крытой арбы и плелись за подводой пешком, понимая, что ло-шадям тяжело. Да нам и надоедало сидеть безмолвно, без движений и

неопределенности. Коля правил лошадьми. С нами рядом оказалась

семья папиного сослуживца и товарища, заведующего районным

здравотделом, врача Владимира Ивановича Вовк. Были его жена Та-

мара Макаровна, тоже врач (наша мама была с ней близко знакома), ее

крупный седой восьмидесятилетний отец (вдобавок еще и слабослы-

шащий) и две девочки лет по восемь-девять.

Августовский день был тихим, солнечным и жарким. За обозом

сплошной пеленой простиралась пыльное облако. Большей частью

дорога пролегала через лес. С заходом солнца въехали в какое-то не-

большое село. Здесь и расположилась на ночлег. Костры не разжигали.

Утром вновь отправились в путь ...

Не смолкали грохот зениток, разрывы бомб, временами над нами на

низкой высоте проносились воздушные бои. Днем в нашем лагере было

шумно, варили на тачанках пищу, стол аромат жареного и вареного, с

наступлением темноты все стихло. Погода по-прежнему была сухая и

теплая, где-то далеко шли бои, полыхали сухие молнии зарницы, на-гоняли страх и уныние. Потом старший по обозу принял решение по-

слать в разведку в Сосницу ребят подростков. Снарядили группу, в

которую попал мой брат Сережа, их одели в разные старые одежды,

взрослые проводили до пригородного хутора Замостье, а там они пошли

сами. Брат застал в аптеке отца, он покормил его, снарядил и шепнул,

чтобы он немедленно уходил, так как сам он в этот же день со своими

76

сослуживцами покидают город, уезжают во вновь назначенный пункт

прибытия. По возвращении ребята рассказали об увиденном и услы-

шанном. Нашему обозу никаких распоряжений не последовало. Поня-

ли, что нам ничего хорошего не сулит, пришлось сидеть и ждать.

Постепенно канонады стали удаляться прекратились полеты само-

летов. Решили повторить разведку. В эту группу попал и я. Мы долго

пробирались лесом, в пути наткнулись на группу красноармейцев, они

где-то отстали от своей части, попросили подсказать, как переправиться

к своим. Мы рассказали примерно, как выйти к реке и расстались с

ними. Приблизились к дороге, услышали шум моторов и к нашему

изумлению увидели ехавших по дороге мотоциклистов в серых плащах

и касках не похожих на наших советских красноармейцев. Это были

немецкие солдаты. Дальше пробираться было бессмысленно. Воз-

вращаясь обратно, подобрали листовки, где предписывалось всем за-

блудившимся в семьдесят два часа вернуться к своим очагам, в про-

тивном случае грозили применять меры по законам военного времени.

Прибежали, отдали листовки старшему. Взрослые посоветовались и

решили возвращаться в Сосницу. До города доехали без приключений, никто нас не встретил. При подъезде к мосту через Убедь нас остановил

немецкий патруль. Старший стал объяснять: кто мы и куда едем. Но нам

велели всем слезть с повозок, проверяли скарб, прокалывали штыками

узлы, а после пропустили в город. Так безуспешно закончилась наша

эвакуационная кампания. Это было в пасмурный, холодный и сырой

сентябрьский день.

В ОККУПАЦИИ

Мы снова в Соснице, в своей квартире. Когда зашли, не узнали

былого уютного жилища. Все было разграблено своими же соседями,

грязно и даже нагажено. Остались целыми окна и двери. В аптеке на

полу тоже валялись банки, бутылки, в подвальном помещении вдобавок к этим варварским действиям, валялась дохлая коза – видимо, чего-то

лизнула и отравилась. На нашу удачу в подвале Коля обнаружил два-

дцатилитровую бутыль с чистым медицинским спиртом - эта находка

нас выручила длительное время. С нами приехала и Юлия Георгиевна,

но уже без собаки Амки. Ее умертвил (удушил) дед Макар еще на ху-

торе, вскоре по прибытии.

Начались первые будни в оккупированной Соснице. Стали прихо-

дить соседи, приносили посуду, кое какую мебель говорили, что за-

брали с целью сохранить от грабежа. Потом появился какой-то муж-

чина (мама раньше его знала), потребовал отдать ему лошадей. Мама

пыталась возразить на его требования, ссылаясь на отсутствие каких

либо документов на изъятие лошадей и повозки. Он тут же пригрозил,

77

что заявит на нас кому-то и обещал еще больше неприятностей, даже

изгнать из этой квартиры. Запряг лошадей и уехал. Так на глазах ме-

нялись, казалось до этого порядочные люди.

Но были и другие: как-то во двор к нам привели убежавшую те-

лочку, вернули нашу потерю. К тому времени мама путем обмена на

какую-то одежду приобрела козочку. И что бы прокормить этих жи-

вотных нам пришлось всю зиму ходить на луг, срезать осоку, заготав-

ливать корм и топку. Рубили лозу, собрали всякий сушняк.

Как-то явились во двор, солдаты требовали «Ку» и « Швайн» (ко-

рову и свинью), подошли к сараю, а оттуда заблеяла козочка - они и

ушли со смехом со двора, говоря «найн цикен». Так козочка спасла

нашу телочку.

Второй случай, я лежал больной в постели, один дома. Вдруг входит

солдат (по его форме я узнал финна) осмотрел наше жилище, ничего

подходящего для себя не обнаружил, на стене висело не большое зер-

кало. Он его снял, спрятал под полой шинели и удалился.

Но вот, установилась власть: комендатура, жандармерия, управа,

полиция. На видных местах улиц расклеили приказы, устрашающие распоряжения «нового порядка», грабежи и набеги прекратились. Мама

заболела воспалением легких, в тяжелой форме протекала болезнь.

Порой мы думали, что она не выживет. Жили впроголодь. Выручала

коза, да случайно найденный в подвале смарел, и она понемногу по-

правилась. Стали ее куда-то вызывать, расспрашивали об отце, кто он и

какой национальности, требовали предъявить документы, а у нас их не

было. Пришлось маме обратиться к бывшим сотрудникам отца за сви-

детельскими показаниями. И нашлись добрые люди в то страшное

время.

Весна и лето были, как никогда, голодными. Вокруг пустовало

много неиспользованных колхозных земель. Мама обратилась в об-

щину (так ее называли вовремя оккупации) с просьбой выделить нам

огород. Нам разрешили, отмерили в поле какую-то площадь. Мы

вспахали ее и засадили, чем могли, но урожай можно было ждать не

раньше августа. Моя профессия сапожника на хуторе никого не инте-

ресовала, Коля пошел работать в общину. Он был рослым, и его при-

няли молотобойцем в кузницу. За работу платили натурой, но очень мало. Мама тоже получала копейки, а менять на хлеб и картошку уже

было нечего. Мы голодали. Правда, иногда удавалось выловить в речке

небольшую рыбешку.

Наше жилище окружали высокие сосны, и на них гнездились стаи

грачей. Мы лазили по этим высоким гладким стволам к самим верши-

нам, доставали из гнезд яйца, а позже - и молодых грачат. Цепляли их на

78

крючки веревочного пояса, а внизу ошпаривали, потрошили и варили

себе еду. Получалось вкусное молодое птичье мясо, и мы съедали его

вместе с косточками. Я слыл лучшим верхолазом. Правда, от этого

занятия всегда были изодраны в кровь и руки, и ноги, и грудь. Ведь не

так опасно было подниматься - тяжелее было при спуске, когда под

ногами обламывались сухие сучки, и ты скользил по дереву, обняв его

руками и ногами, до следующего спасительного сучка. Это было не-

легкое, опасное лазанье. Но мы привыкали, тем более, нас подгонял

голод.

В тот голодный год нужда заставила нас попытать счастья просить

милостыню. Мама сшила мне и Сереже сумки с длинными шлеями,

снарядила в дорогу бутылочку молока, и летним ранним солнечным

утром мы, два брата-близнеца, отправились в путь. Шли по широкому

шляху, тому самому, где почти год назад пробирался на восток наш

эвакуационный обоз. Помним, что в пути нам тогда встречались на

обочине леса небольшие села и хутора. На них и теплилась наша на-

дежда. Тот день мне врезался в памяти во всех подробностях на всю

оставшуюся жизнь. Идем, босоногие, пылим по песчаной дороге, ху-дые, тощие, а солнышко поднимается из-за леса все выше и выше, со-

гревая наши тела. Мы были очень похожи друг на друга, и нас редко кто

различал. Но все же какое-то различие существовало. Я был чуть выше

брата, более плотного телосложения. Он фигуру унаследовал от отца, а

характер - от матери, а я, как говорили наши родители, больше был

похож на дедушку Давида по отцовской линии. Мне его довелось уви-

деть в 1937 году, когда они вместе с бабушкой гостили у нас целое лето

в селе Переволчное.

Лениво, и с каким напряжением, мы продолжаем свой путь. Ведь мы

не просто идем куда-то, а должны будем унижаться, просить мило-

стыню. Вот впереди замаячило небольшое село. Видим низенькие,

крытые соломой хатки с маленькими оконцами, дворы, огороженные

жердями, прикрепленными к столбикам. Подошли, стучим в дверь,

никто не отвечает, а сердце от волнения и стыда вырывается из груди.

Мне показалось, что я даже был рад, что к нам не вышли. Идем дальше,

опять стучим. Вышла худая, изнуренная женщина, сзади ее выгляды-

вает и смотрит на нас с любопытством и скрытым страхом девочка лет семи. Я, заикаясь, дрожащим голосом залепетал, что мы голодные,

одни-одиношеньки, хотим есть, и пришли просить хоть по кусочку

хлеба и по картошине. У женщины затряслись губы (что-то хотела

сказать), потекли из глаз слезы, и она разрыдалась. То ли из жалости к

нам, то ли к нашей и к своей судьбе. Потом немного успокоилась и

говорит, что две ее маленькие доченьки, наверное, не выживут, т.к. их

79

нечем кормить. Она рассказала, что собирает в лесу желуди, толчёт их и

варит, а они горькие и есть их нельзя. Попросила у нас прощения, что не

может ничем помочь, и мы пошли дальше. Прошли село молча, ни к

кому больше не стучали и никого не видели во дворах. Наверное, люди

специально прятались. Бредем дальше, ковыляем дорогой. Вдруг видим

два домика в лесу, огороженный жердями огородик. Стучимся в одну,

другую хату, никто не отзывается. А в огороде зеленеет картофельная

ботва. И тут я согрешил, стал копать посошком. Выкатились карто-

шинки с голубиное яйцо. Накопали мы их штук двадцать, да бежать на

шлях, пока нас не застигли хозяева.

Поразмышляв и поняв, что голодают все, мы решили пойти домой.

Пришли, рассказали маме о своих похождениях, выложили картошку.

Она, было, схватилась за ремень (иногда включала «ременную пере-

дачу», когда мы здорово ее чем-то досаждали, т.к. характер у нее был

властный, и с нами она порой поступала очень строго), а потом рас-

плакалась и больше никогда не посылала нас попрошайничать. Да мы и

сами решили, что это нам не подходит. Опять драли грачей, варили

птенцов вперемешку с крапивой и лебедой. За лазанья по деревьям мама нас не наказывала, но переживала и предупреждала быть осто-

рожнее.

Справка от 04.02.1942 г. для предъявления в немецкую комендатуру

Однажды я взобрался почти под самую вершину сосны. Лес шумит,

деревья покачиваются из стороны в сторону, того и гляди, свалишься.

80

Глянул вниз, а там, рядом с моими ребятишками, стоят немецкие офи-

церы (приехали на легковом автомобиле), о чем-то говорят, смотрят

вверх, смеются и фотографируют меня. А у меня на поясе подцеплены

птенцы. Ну, думаю, будет мне теперь. Струсил, осторожно спускаюсь,

весь в ссадинах и царапинах. Они подзывают меня к себе, расспраши-

вают, зачем я так высоко и неосторожно залез на дерево. Показываю

птенцов-грачат и объясняю, что буду варить еду. Они опять сфото-

графировали меня с добычей, что-то много говорили. Потом один

распорядился и мне из машины принесли кирпичик хлеба и баночку

консервы, наверное, за мою храбрость, а может, и из жалости. Ведь они

тоже - люди.

На хуторе мы обзавелись новыми друзьями. Гриша Кандыдей, сын

хуторского старосты, был тихим и каким-то домашним подростком.

Мыкола Сухенко был чуть моложе, бледный, худющий. Говорили, что

он страдал чахоткой, от которой еще раньше поумирали его брат и две

сестры. Он залихватски играл на балалайке, был подвижный по натуре,

но целыми днями просиживал с удочкой на берегу Убеди, чтобы про-

кормиться. В состав нашей дружной команды входили еще несколько ребят, менее заметных. Мы ловили бреденьком и вершами, которые

сами и плели, рыбу, драли грачей, гоняли по улицам. Ведь это было

наше, хоть и голодное, с лишениями, но - детство, которое пройдет и

больше никогда не повторится.

Для утепления нашего жилища приходилось заготавливать камыши.

Их вязали жгутами, прикрепляли длинными жердями к стенам, обма-

зывали глиной. Это во многом выручило нас в последующие холодные

зимы. Заготавливали сосновые иголки, шишки, добывали разными

способами сосновый сушняк, корчевали в ближнем лесу пеньки. Вглубь

леса ходить было запрещено, считалось партизанской зоной, там были

установлены предупреждающие знаки.

По приезду в Замостье мама выменяла на яловую телку и зинге-

ровскую ножную швейную машинку (последнее, что у нас оставалось)

старую дойную корову, стельную козочку и какое-то количество ржа-

ной муки и картошки. Окотилась коза, появилось молоко. Мама стала

разбавлять и заправлять нам молоком крапивный борщ. У нас приба-

вилось хлопот по уходу, но стало не так голодно. Мы пробирались через речку и заболоченный луг в недоступные места, косили траву, срезали и

сушили осоку и другие травы, складывали в копенки, а когда речка

покрылась льдом, на санках вывозили домой. Ходили летом за 7-8 км в

поле, ухаживали за огородом.

Так, незаметно, жаркое лето сменилось осенними дождями, замо-

розками. Приближалась зима. Зарезали подросшего козленочка. Мама

81

выделала из козлячей шкурки кожу, и я сшил младшему брату Юлиану

новенькие сапожки. Получились - аккуратные (даже – красивые), но

очень ноские. Хуторяне достойно оценили мои профессиональные

возможности и стали приносить всякую обувку на ремонт. Это было

тоже подспорье к нашей скудной жизни, т.к. рассчитывались продук-

тами, кто чем, и сколько мог. Ближе к зиме пришлось расстаться и с

козой, зарезали на мясо.

Пошли разговоры по хутору, что скоро будут отправлять молодежь

в Германию, на работу. В дома стали заглядывать полицаи, искали, у

кого были девушки и юноши такого возраста. Нашему брату Коле ис-

полнилось пятнадцать лет. Пришли и к нам, предупредили его, чтобы

готовился к отправке. Мама решила упрятать его, не пустить, не отдать.

Сделали два тайника. Один - в бывшем холодильнике - яме, располо-

женном вблизи нашего жилья. Там мы сделали на бревнах настилы из

жердей, и в этой подземной камере и высиживал наш старший брат

Николай, спасаясь от вербовки в Германию. Второе убежище сделали в

капитальной стене, отделяющей нас от соседки. Ранее на этом месте

был дверной проем, заделанный кирпичом, отчего образовалась ниша. Против ниши поставили шифоньер, в задней стенке отсоединили фа-

неру, и в эту нишу и прятался Коля, когда появлялся полицай. Эти по-

лицаи были из местных хуторян, поэтому не проявляли большой аг-

рессивности, видимо, исполняли свои обязанности по принуждению.

Когда приходили, не заставали его дома. Мама говорила, что он куда- то

ушел - на том все и заканчивалось. И наш брат избежал участи отправки

в Германию. Правда, ему пришлось бросить работу в общине, не по-

казываться на улице, и его прежние обязанности по заготовке дров,

корма и ухода за коровой перешли ко мне и Сереже, но мы не роптали,

молча заменяли его во всем. Мама все еще продолжала работать сани-

таркой в больнице. Ей было очень тяжело, особенно в зимнее время.

Ходить нужно было далеко, за три-четыре километра по двухкило-

метровой дамбе в мороз и в пургу. Ей доставалось, может, как никому

другому, ведь, кроме всех лишений по работе, она испытывала на-

стоящий страх и за нашу судьбу и жизнь. Это было физическое и мо-

ральное перенапряжение. Была война!

ПОБЕДНАЯ ВЕСНА

Все проходит. Прошла и эта последняя военная зима. Я вновь с

Федотом, несмотря на то, что многие с нами не рассчитались за про-

шлый год, да и из колхоза за телят и быка Броника нам почти ничего не

перепало, опять согласились пасти стадо. Опыт мы уже приобрели, да и

другого выхода не было. Опять жгли костры на лугу, грелись, суши-

82

лись, мокли под весенними дождями, стерегли стадо буренок и телят,

вытаскивали их по весне из трясины.

На всю мою долгую жизнь запомнилось солнечное тихое утро и

теплый ласковый день девятого мая сорок пятого. Это был поворотный

день в жизни многих людей и народов. Утро ничем не отличалось от

предыдущих. Как всегда, я пришел в своем снаряжении (на голову на-

кинут мешок — защита от дождя и солнца, через плечо сумка для хар-

чей, в руках кнут и булава) на выгон. Женщины уже подоили своих

коровёнок, переговаривались, обсуждали последние новости и события

в томительном ожидании нас, пастушков. Колхозный конюх пригнал

телят и ворчливого Броника. Выгон был на окраине молодого редкого

леса, рядом притулилась хата заместителя председателя колхоза (он

еще год назад был комиссован из Красной армии).

И вот выбегает со двора его растрепанная пятидесятилетняя жена и

кричит во все горло: «Ой, бабоньки! Война кончилась! Только что со-

общили по детектору!». (У них был единственный этот хрипящий

приемник на весь хутор). Все женщины разом заголосили, кто с радо-

сти, а кто с горя (многим за годы войны принесли похоронки - у кого погиб муж, у кого сын на фронте). Поднялся плач, стоны, причитания.

Наш бык Броник не вынес причитаний и воплей женщин, стал грести

ногами песок, кидать его на спину и реветь во всю бычью глотку. Мы с

Федотом, как ни пытались, не смогли его угомонить. Из дворов выбе-

жали старики и стали цыкать на своих дочерей, снох, кое-как их ути-

хомирили, потихоньку остыл и Броник. Все давно ждали этого дня.

Женщины стали целовать нас, пастушков, вынесли у кого что было,

насовали нам в карманы и торбы всякого харча, и мы погнали свое

стадо, как обычно, к броду через речку, а сами переправились на спине

добродушного Броника .

Таким мне запомнился День Победы сорок пятого года.

Кажется, что с этого дня и народ стал лучше и добрее. Наступили

мирные дни, умытые весенним половодьем. Буйно зазеленели луга, а

вечерами по хутору разносились переливчатые частушки, мелодичные

украинские песни, неистово бренчал на своей трехструнке Мыкола

Сухенко. Взрослели и мы, пятнадцатилетние подростки и наши свер-

стницы-девочки: две Кати Кузьменко, Вера Цигипа и Со-ня-молдованочка. Они стали какими-то другими, вырисовывались их

девичьи фигурки. Мы, мальчишки, заглядывались на них, я даже пы-

тался подружить с Верой, она округлилась, была шустрая и интересная.

Это была моя первая любовь, в чем я никому не признавался. Несколько

раз провожал ее домой, сидели на дубочке и вздыхали, говорили о

всяких пустяках, но в любви ей признаться, я так и не осмелился. Мне

83

кажется, она тоже понимала мои чувства, но на этом у нас с ней все и

закончилось. Мы были юны и не опытны в любовных делах.

По весне семья Выстороповых уехала в свой Харьков, их комнаты, в

которых никто не поселился, опустели, в хате стало заметно тише. Отец

с осени почему-то не отвечал на мамины письма, что ее очень беспо-

коило. Я по-прежнему стерег с Федотом коров, Сережа ходил в колхоз

на разные работы, что- то там пилил, строгал, помогал местным плот-

никам. Год в Украине выдался неурожайный, и люди страдали от не-

доедания.

НАШИ ПРОДЕЛКИ

После войны мы часто находили в окнах и блиндажах брошенное

оружие, патроны, снаряды. Любопытство покоряло страх возможных последствий. Мы разжигали костры в траншеях, блиндажах и взрывали

эти находки. Все нам сходило с рук. Даже извлекали фосфор из трас-

сирующих зенитных снарядов и рассыпали в местах сходок, на ска-

мейки. Девчата садились, а после их юбки светились. Не повезло в этом

нашему балалаечнику Мыколе Сухенко. При разборке запала, когда он,

сидя на печке, ковырял гвоздем пленку, эта головка бабахнула. Кошка с

испугу рванула с печки в окно, разбила шибку, и была такова, а Мыколе

хирург заштопал пальцы, да долго выколуплывал остатки пороха и

слюды из лица. Долго после этого он не дрынькал на своей балалайке -

трехструнке, лечился.

Незаметно подкралась осень, а за ней и первая послевоенная зима.

Сорок пятый год на Украине сложился засушливым и неурожайным, не

доставало техники и рабочих рук. Многие поля оставались неухожен-

ными, люди кое-как перебивались, многие голодали. Я и Федот ходили

по дворам, собирали долги за свой труд и часто возвращались ни с чем

или нам отдавали только лишь часть заработанного. Почти ничего не

получили из колхоза и за телят. Такое было время, не с кого было спросить, да мы и не умели спрашивать. Казалось, зимовать нам при-

шлось тяжелее предыдущего года. Нужно было учиться, и небольшую

нашу пенсию мама берегла и расходовала только на обувь и одежду.

Мама регулярно переписывалась со своей сестрой Тамарой, что

жила в те годы в Воронежской области. Она и пригласила нас к себе.

Сообщила, что жизнь у них намного лучше, нет такой разрухи как на

Украине, оккупацию они не переживали. Муж тети в то время препо-

давал в техникуме, занимал ответственную должность заместителя

директора. И мы рассчитывали на их помощь и поддержку.

Мы стали опять редко получать письма от отца с Урала. Он сообщал,

что находится в заключении и если вернется, то совсем нескоро. Он сам

нуждался в помощи, просил прислать хоть что-нибудь съестного.

84

Осудили отца по окончании войны по политической статье, якобы за

антисоветские высказывания, а вернее, за немецкое происхождение. До

суда он более полугода просидел под следствием. И вот, за неосто-

рожные высказывания о войне, его по доносу осудили на долгие семь

лет.

На нас стали смотреть, как на семью врага народа. Мы были уни-

жены и беззащитны. Мама понимала, что не сможет нас прокормить в

такое тяжелое время, и в сложившейся обстановке она решилась на

отчаянный шаг - уехать в Россию.

ГОД 46-Й. ПРОЩАЙ, РОДНАЯ УКРАИНА.

Мы кое-как сводили концы с концами. Раз отец осужден, лишились

и мизерной пенсии. Мама продала корову, покупала хлеб и сушила в дорогу сухари - готовилась к отъезду. Мы были из бывшей оккупиро-

ванной территории, существовала пропускная система, нужно было

взять разрешение-пропуск на отъезд. В конце третьей четверти учеб-

ного года мы обратились к директору школы дать согласие на наш

отъезд (мой и брата Сережи) на каникулы к родственникам в Россию.

Конечно, директор понимал, что мы уезжаем не на некоторое время, но

такую справку выдал, проявил гуманность. Мама с младшим Юлианом

оставалась в Замостье. Кое-как перебиваясь, перезимовали. В марте я

вновь ходил собирать долги, но безрезультатно. Только колхоз час-

тично рассчитался зерном.

Мы стали готовиться к отъезду. Сережа смастерил чемоданы (он

был специалистом в этом деле), отобрали самые необходимые тетради,

кое-какие документы, мама зашила нам в подкладки одежды и понем-

ногу денег. Не простившись ни с кем из своих товарищей, мы рано

утром двадцать шестого марта выслушали последние наставления и

напутствия мамы, присели, как водится, на дорожку.

После последних поцелуев ушли в неизведанное новое, чтобы ни-когда сюда больше не возвращаться.

А ведь думали осенью быть в Соснице, нам, двоим близнецам, не

исполнилось еще и по шестнадцати лет, а в Замостье остались наши

самые дорогие люди: худенькая, измученная непомерными заботами и

страданиями сорокапятилетняя наша мама и семилетний братишка

Юлиан. На мне было отцовское подрубленное пальто, старые ботинки,

а Сережа был одет в фезеочную одежду, в которой сбежал из Донбасса.

Было солнечное тихое весеннее утро. Нам предстояло пройти пеш-

ком около двадцати трех километров через Сосницу до станции Мена.

Далее наш маршрут пролегал через станции Бахмач, Конотоп, Курск,

Воронеж, Лиски, Таловая, а там - еще девять километров по бездоро-

жью до Верхнеозерского техникума. Шли широким, уже просохшим

85

шляхом. До Мены добрались во второй половине дня. Приобрели би-

леты до ст. Бахмач на рабочий поезд, а к утру были уже на месте. Ведь

мы - сельские ребята, только второй раз в своей жизни ехали поездом.

Было интересно и страшно.

В Бахмаче еще остались следы прошедшей войны, еще не было

восстановлено разрушенное здание станции. Пассажиры ютились во

временно построенном деревянном помещении. Нужно было купить

билеты до Воронежа, но у нас не было пропусков, а только справки из

школы и Сельского Совета. К нам подошел мужчина в военной форме

без погон и знаков различия, предложил два билета, и мы их купили. Но

в вагон нас не пустили, билеты не были закомпостированы, и нам

пришлось ехать в тамбуре до ревизорской проверки. На остановке нас

высадили, но, как только тронулся поезд, мы вновь запрыгнули на

ступеньки и, держась за поручни, обдуваемые мартовским ветром, по-

катили дальше.

На следующей остановке перебрались между вагонами на сцепки.

Ночью опять вошли в тамбур и проехали до утра. Днем появились по-

путчики, тоже «зайцы», но мы сторонились их. Погода менялась: днем было пасмурно, стал выпадать мокрый снег, мы уже еле выдерживали,

так как больше приходилось ехать на ветру и висеть на ступеньках, а на

остановках бегали по перрону, стараясь согреться. Заканчивались

продукты, сухари и лепешки. Поезд тащился медленно, часто оста-

навливался и подолгу простаивал на станциях. На перегоне ночью

между Курском и Воронежем остановился на каком-то маленьком по-

лустанке.

Валил лопастый плотный снег. Мы с Сережей соскочили с поезда и

опять бегали по перрону. Поезд тронулся. Сережа вскочил на поднож-

ку, а я хотел еще пробежать, держась за поручень. И вдруг я провалился

(закончился дощатый настил перрона) и почувствовал, что падаю, от-

рываясь от поезда. Я подхватился, зацепился вновь, но какая-то сила

вновь отбросила меня от вагона, опять упал. А когда поднялся, поезд

уже набрал скорость и впереди меня замелькал красный свет фонаря

последнего вагона. Решил бежать вдогонку, думал, что Сережа, воз-

можно, тоже спрыгнул. Бежал долго, пока передо мной в темноте не

появились очертания темного леса. Мне стало страшно. Пошарил в карманах, не обнаружил ни ножа, ни зажигалки от винтовочного па-

трона. Снег валил, не переставая, вновь побежал обратно на этот зло-

получный полустанок. Сзади за спиной у меня был мешочек со

школьными принадлежностями и кое-какими документами. Само-

дельные чемоданы остались у Сережи. Выбившись из сил, тихонько

брел в темноте по шпалам, спотыкаясь и обдумывая свое положение.

86

Вдруг услышал мощный паровозный гудок, меня резко осветило. Ог-

лянулся и увидел, что меня догонял поезд, скатился с насыпи и замер -

мимо прогромыхал товарняк. Видимо, машинист заметил пешехода,

подал сигнал и включил мощный прожектор, чем и спас меня. Воз-

вращаясь на полустанок, насчитал сто десять линейных столбов связи

вдоль железнодорожного полотна. Добрел до полустанка, на котором

дремали пассажиры. Свободного места на скамейках не оказалось. С

меня валил пар, я вспотел и был в отчаянии. Сначала присел, потом лег

на холодный цементный пол и уснул.

Проснулся от того, что за воротник меня тряс какой-то мужчина и

кричал, чтобы поднялся. Меня знобило от холода и переживаний. Он

расспросил, кто и откуда, куда пробираюсь и как оказался здесь. В нем

проснулось чувство сострадания. Он отвел меня в буфет, угостил пи-

рожком и пивом и предупредил, чтобы больше не ложился на це-

ментный пол. Я до этого никогда раньше не пил пива и, кажется, не-

много согрелся и захмелел. Этот мужчина узнал у дежурного о распи-

сании поездов, на перроне как раз стоял товарный поезд, следовавший

через Воронеж. Открытые платформы были загружены металлоломом, разными трофеями, большими цистернами с пробоинами.

Я приглядел одну разорванную цистерну, влез в нее, очень долго

ждал и, наконец, поезд покатил. Опять стало невыносимо холодно,

вылез из этого укрытия, меня и еще двух женщин с будки-вышки (на-

ходилась в середине эшелона) заметил сопровождающий военизиро-

ванной охраны, позвал к себе. У женщин были какие-то продукты,

угостили этого доброжелательного охранника, я рассказал ему мои

приключения, и он разрешил нам ехать в его отапливаемой будке. Ус-

нул и проснулся лишь тогда, когда меня растолкал охранник.

Поезд приближался к Воронежу, и он потребовал, чтобы я спрыгнул,

так как поезд двигался без остановок. Поезд заметно сбавил скорость, и

я, по ходу движения, не доезжая станции, прыгнул и покатился кубарем

и, к счастью, благополучно приземлился. Это был мой первый и по-

следний в жизни прыжок с железнодорожной платформы.

Добрел по шпалам до станции, но оказалось, что это был Воронеж-

Курский. И пришлось телепать опять по шпалам до станции Воронеж-1.

Одолевали голод и неизвестность. Погода прояснилась, но было хо-лодно. Хотя уже было 30 марта, на полях еще лежал снег - весна в этом

году была запоздалая. Воронеж был в руинах, разрушен и вокзал. Зал

ожидания представлял собой длинный-предлинный сарай или барак,

внутри которого установлены буржуйки, отапливаемые углем. Где-то

сверху не большое остекленное оконце. Из этого помещения выведена

87

труба с краном, из которого парила горячая вода-кипяток для пасса-

жиров, рядом стояли скамейки.

Подошел к крану и не поверил своим глазам - передо мной сидел

брат Сережа. Мы оба были потрясены, ведь у нас не оставалось никаких

надежд на встречу. Сережа предполагал, что я попал под поезд, он был в

отчаянии, а я тоже никак не мог предположить, что он доехал благо-

получно до Воронежа. Думали мы по-разному, но произошло все, как в

сказке с хорошим концом. У брата на ногах были летние парусиновые

туфли не по размеру ноги, задники были разрезаны ножом, так как они

были ему малы и в них не помещались ступни, одна рука у кисти была

перевязана грязной тряпкой. Оказалось, когда он остался на подножке

поезда один, к нему прицепились мальчишки-бродяжки. На остановке

они сначала увлекли Сережу в топочный отсек вагона, а там отобрали

ботинки, всего обшарили, забрали оставшиеся деньги, продукты и

взамен дали эти малолетние парусиновые туфли. Он попытался со-

противляться, но они припугнули и порезали ему руку. Так он и докатил

до Воронежа.

Мы были оба грязные, и Сережа наотрез отказался в таком виде ехать к тете и решил вернуться в Донбасс. Он был также голоден, как и

я. Я достал из своего запаса оставшиеся деньги, купил две большие

булки (как нам показалось по баснословно низкой цене по сравнению с

Украиной). Мы съели эти булки, запили горячей водой, немного опо-

лоснули руки и лицо и вновь стали размышлять. Я убедил Сережу, что

будет правильно, если мы приедем к тете, а там по обстановке примем

вдвоем решение о дальнейших действиях. На мне был домашний тря-

почный шарф. Я порвал его на ленты, и мы подвязали Сережины туфли.

Хотели пробраться в зал ожидания, но нас не пустили. Тогда я достал

справки, которые были единственными нашими документами, под-

тверждающими, что мы не беспризорные бродяги, хотя были очень

похожи на них, показал милиционеру, но он не смог их прочитать, так

как написаны они были на украинском языке. А мы, в свою очередь,

плохо разговаривали и понимали русскую речь.

Посмотрев наши документы, нам разрешили зайти и купить билеты.

У меня в заначке остались деньги лишь оплатить проезд до станции

Лиски, но мы и этому были рады. Здесь мы и отогревались до отхода рабочего поезда. К вечеру забрались в вагон, залезли на верхние полки

и впервые за четверо суток нашего путешествия согрелись и уснули.

Проснулись, когда нас разбудили и потребовали выйти из вагона. Поезд

стоял в Лисках, кругом стояла тишина. В зал ожидания нас пустили по

билетам прибытия. Там мы и коротали время до утра.

88

Утром вышли на перрон - кругом белым-бело - ночью шел снег. Мы

расспросили, как доехать до станции Таловая. На путях стоял попутный

товарняк с углем, мы забрались в глубокий вагон и покатили. Вначале

было хорошо и удобно, но, когда поезд набрал скорость, поднялась

угольная пыль и вихрем кружилась у бортов вагона, попадала за во-

ротники, в рукава, секла лица, била по глазам. Товарняк катил на ско-

рости без остановок до Боброва. Здесь на соседскую платформу за-

скочили четверо мальчишек - подростков нашего возраста, начали

сбрасывать глыбы антрацита, прицепились к нам. Мы стали бросать в

них куски угля, а когда они приближались вплотную, я взял у Сережи

фезеочный широкий ремень и отбивался от наседающих металлической

бляхой. Они отступили. Как только поезд тронулся, они спрыгнули на

платформу.

На станцию Таловая мы прибыли где-то после обеда, а в поселке -

непролазная грязь и лужи. У нас не было выбора, кроме как снять обувь

и пробираться босиком до конечной цели. Это был последний рывок

нашего незабываемого путешествия. За поселком, на дороге лежал

уплотнившийся, заледеневший снег, стало легче пробираться. Нам предстояло еще пройти восемь-девять километров, а мы уже выбились

из сил, во рту ни крошки, в карманах — ни копейки. Шли упрямо,

преодолевая голод, холод и усталость. Садился густой туман, недалеко

от нас показался поселок, потом верховой всадник.

КОНЕЦ ТЯЖЕЛОГО ПУТИ. РОССИЯ. КАМЕННАЯ СТЕПЬ

Увидев нас на раскисшей дороге, всадник поспешил нам на встречу.

На лошади без седла, свесив ноги, сидел сухощавый рослый мужчина

лет 55-60. Он остановился, внимательно посмотрел на нас. Вид чумазых

от угольной пыли, с руками и лицами, забрызганными грязью, про-

мокшей обувью и рваной одеждой подростков вызвал у него сочувст-

вие. Он стал расспрашивать, кто мы, откуда и куда держим путь. Мы, в свою очередь ответили, что идем до Павлюков. Он, как мне показалось,

от такого неожиданного ответа и сам растерялся. Ведь этот пожилой

мужчина, как мы после узнали, работал в техникуме старшим конюхом,

а муж нашей тети Тамары Лука Кузьмич Павлюк в то время был за-

местителем директора техникума. Незнакомец тут же вызвался прово-

дить нас к ним. Когда подошли к дому, нам навстречу поспешила де-

вочка, держа в руках какой-то сверток. Я сразу узнал в ней нашу

двоюродную сестричку Раду, которая приезжала к нам в Замостье.

Оказывается, тетя Тамара увидела нас в окно и подумала, что это нищие

и послала Раду дать нам милостыню. В доме нас встретили тетя, братья

Владлен и Валерий, а Лука Кузьмич лежал в постели, был болен. Крик

тети, слезы радости и изумления - это невозможно описать. Нас тут же

89

раздели, искупали в корыте, натерли спиртом из запасов у Луки Кузь-

мича. Мы подошли к кровати. Дядя тепло поприветствовал нас. Потом

нас покормили и уложили спать. Несмотря на все опасения, никакая

простуда к нам не прицепилась.

Я в долгу перед памятью моих тети Тамары и дяди Луки за их те-

плый прием и высокое благородство. С этого дня Россия и Воронежская

область стали для меня второй родиной.

На фото: слева - мама Зинаида Захаровна и ее сестра Тамара

Верхнеозерский сельскохозяйственный техникум расположен в

Таловском районе Воронежской области в центре Российского Черно-земья. Здесь, в этих местах, мы с нашей мамой прожили пять лет, ра-

ботали и учились. Здесь же прошли мои лучшие юные годы, годы моего

становления. Несмотря на трудности того времени, я вспоминаю их, как

самые лучшие годы моей жизни.

Квартира дяди Луки - так мы его называли, состояла из тесных

прихожей, темной кладовки, кухни и двух спален, с автономным печ-

ным отоплением. В таких условиях предстояло нам жить какое-то

время. По весне, в мае, брат Николай привез нашу маму и семилетнего

брата Юлиана, одногодка Валерия. На ночь нас, всех мальчиков, ук-

ладывали на полу в одной из этих комнат.

Практически жили на одну зарплату Луки Кузьмича. Через не-

сколько дней по приезду я и Сережа объявили о своих приобретенных

90

профессиях и изъявили желание помогать семье. В связи с запоздалой

весной и распутицей каникулы были перенесены на первую декаду

апреля. Владлен старше нас почти на год. Рада, Сережа и я отправились

в школу на первый участок института, в полутора километрах от тех-

никума, и были зачислены на учебу. Знания давались нелегко.

Во-первых, совсем новая для нас обстановка, другие учителя, а самое

главное, мы совсем не владели русским языком, да и необходимых

учебников на русском языке тоже не было. Многие термины и названия

на русском языке были для нас непонятны, однако немецкий язык,

математика и физика давались нам не с такими трудностями. Дома

готовиться к занятиям в тех стесненных условиях, в которых мы жили,

было почти невозможно, но мы со всеми трудностями старались спра-

виться и не жаловались.

Нужно сказать, что и учителя относились к нам с пониманием. У нас

не было проблем и со школьными товарищами, хотя мы вызывали у

всех повышенный интерес. Нас путали, так как мы с братом Сергеем

были близнецами. Первое время было тяжело еще и потому, что мы

были истощены физически, а также до предела была изношена наша одежда.

Любое свободное время я использовал на починку домашней обуви.

Постепенно мне стали приносить обувь и соседи. Сережа исключи-

тельно занимался отоплением квартиры, носил воду, то есть занимался

всеми хозяйственными делами. Мы вдвоем старались все исполнять, не

дожидаясь подсказок, понимали, что обязаны как можно больше по-

мочь тете в ее домашних заботах и покорно сносили все трудности.

Сестра Рада тоже всегда спешила на помощь маме. По природе тру-

долюбивая, аккуратная, Рада в основном занималась уборкой в квар-

тире, соблюдая чистоту.

В конце мая приехала и наша мама с братом Юлианом. Николаю

дали кратковременный отпуск на работе, и он привез их.

Прибавилось хлопот по размещению. На краю поселка были блочно

построенные хозяйственные сараи жителей, их называли «котухами».

Вот туда и перекочевали мы с Сережей, ночевали там на крышах. Через

некоторое время мама устроилась в техникум уборщицей в девичье

общежитие. В торце его была рабочая комната, и ее отдали нам, до-полнительно пригородив к ней примыкающую свободную часть кори-

дора так, что получилась вторая комната, которая послужила нам и

кухней, и прихожей. Было очень тесно, но мы там почувствовали себя

свободными и независимыми.

Мне и Сереже представилась возможность помогать маме, прино-

сить прибавку к ее скудной зарплате. К восьми часам утра мы прихо-

91

дили к главной конторе техникума. Через некоторое время в дверях

появлялся завхоз Иван Борисович, высокий, худощавый, несколько

минут изучал свою тетрадь дневных заданий, наметанным глазом

пробегал по собравшимся и объявлял: кого, куда и на какие работы

направляют. Расспросив нас, новичков, кто мы и что умеем делать,

прикрепил нас сначала к плотнику-столяру Варнавскому Павлу Ники-

форовичу.

Работы в столярке всегда было много, и Сережа для него был на-

ходкой, так как имел профессию плотника, полученную им в Донбассе,

в профтехучилище. Мне поручилось тесать и строгать доски, сбивать

ящики, а чуть позже делать гробы. Сережа получил серьезную и от-

ветственную работу - изготовить из дубовых брусков рамы для порт-

ретов членов политбюро, размеры которых 75 см на 50 см, более два-

дцати штук. Он успешно исполнил это задание, детали рам собирались

в шпунт, покрывались лаком и полировались.

ИЗ ОГНЯ, ДА - В ПОЛЫМЯ

Мы ехали в Россию в надежде избежать голода, но сорок шестой год

для Черноземья был тоже испытанием. Он оказался на редкость жарким

и с не прекращающимися суховеями. Здесь нас тоже настиг голод, люди

пухли от голода и умирали. Была введена карточная система выдачи

продуктов. Даже заработанный жмых отпускали по карточкам. А ведь

наша семья была приезжей, и у нас не было никаких своих запасов

продуктов питания. Мы старались работать так, чтобы хоть что-нибудь

получить за наш труд на пропитание.

Однажды меня и Сережу завхоз послал в город Бутурлиновку вы-

рыть могилу и схоронить скончавшегося безродного рабочего. Он по

получении пайка жмыха много съел этого продукта, отчего у него

произошло распирание желудка, и он скончался. Покойника отправили

на судмедэкспертизу в Бутурлиновку и там должны были похоронить на местном кладбище. Был тихий жаркий день, городское кладбище

находилось вблизи рынка. Среди могил росли столетние деревья и

частые и непролазные кусты черемухи и сирени. Было как-то жутко, но

это благоухание и тончайшие запахи издавали цветущие деревья, а

многоголосое щебетание птиц нарушало гнетущую кладбищенскую

тишину. Углубившись почти на метр могильной ямы, мы решили пе-

редохнуть, сходили на рынок (наш Иван Борисович по такому случаю

соизволил выдать наличными какую-то сумму денег, авансировал ра-

боту). Купили по булочке, запили морсом и прикупили еще махорки и

спичек, их тогда изготовляли на широкой пластинке, где умещалось

около десяти головок, которые легко отделялись. Несколько пластинок

связывались нитками, и к ним прикладывались пластинки с наклеен-

92

ным веществом в смеси с тонким песком-теркой для поджигания го-

ловок спичек. Вернулись, продолжили рыть могилу и, вдруг в этой яме

задымило, зашипело, запахло порохом, а мне выше колена чем- то

обожгло ногу. Мы оба мгновенно выскочили из полутораметровой

глубины, залегли на свежую зеленую траву в ожидании предполагае-

мого взрыва. Но ничего подобного не произошло. В брючном кармане я

обнаружил обгорелые пластинки спичек. И тогда мы поняли, что от

трения черенка лопаты при работе произошло возгорание в связке этих

злополучных пластинок. Я просто получил ожоги и испуг, о чем мы не

решились рассказать даже своим школьным товарищам.

Мы работали почти наравне со взрослыми, однако наш труд был

ничто по сравнению с тем, что выпало на долю нашей маме. Она еже-

дневно, утром и вечером, вручную, при помощи обычного ворота с

прикрепленным на длинной веревке тяжелым оцинкованным ведром,

доставала воду из шахтного колодца с глубины 10-12 метров, заливала

бочку на конной водовозке-двуколке, подвозила к общежитию, разно-

сила на коромыслах по питьевым бидонам и умывальникам, подметала,

мыла полы, убирала вокруг общежития. А зимой эту работу приходи-лось выполнять в любую погоду (ведро, бочка и одежда обмерзали) и

топить почти круглые сутки четыре дровяные печи. Это был адский

труд для хрупкой слабой женщины. Мы, конечно, по возможности

помогали ей, но это было эпизодично.

Нас донимал голод, приходилось лазить по мелководным прудам,

ловить рыбешку, таскать из ила ракушек, печь их на костре и питаться

ими. В лесных полосах гнездились грачи. Деревья здесь росли исклю-

чительно лиственных пород, не принято было лазить по ним и драть

птичьи гнезда, но нужда заставляла нас прибегать к своим прошлым

методам добывания пищи. Приучали мы и своих новых товарищей.

Летом меня часто посылали работать с заезжим с Украины Бонда-

ренко, примаком среднего возраста. Нужно было ремонтировать

склады, амбары, готовить к зиме общежития, всякие постройки, не-

редко латали кровлю. В амбарах проседали полы, нужно было под-

клинивать лаги, покоящиеся на дубовых столбах. Говорили, что эти

амбары были построены далеко до советского времени. Взрослому

плотнику мужчине невозможно было пролазить по этому подполью, вот мне и приходилось выполнять эту работу с его помощью. Я затя-

гивал туда винтовой домкрат, поддавливал лагу и подкладывал дубовые

пластины - клинья. Там попадались небольшие кучки свежего и подо-

превшего, просыпавшегося в щели пола зерна и разных отходов. Я

рассказал об этом своему наставнику, и на другой день он принес не-

большой мешочек и велел это же сделать и мне. Сказал, чтобы я в этих

93

местах подпер домкратом не только лаги, но и половые доски, будет по

чуть-чуть просыпаться зерно, вот мы его и соберем. Так и сделали,

получилось неплохо, но ведь это было прямое хищение и строго кара-

лось. Маме о своих проделках не сознался, однако она запретила мне

приносить таким образом добытое пропитание.

Однажды меня и Валентина Мыльцына вызвал директор техникума

и поручил нам стеречь сад. Уже хорошо завязались яблоки, и голодные

студенты, ребята из ближайших сел, совершали на него набеги. Нам

выдали мелкокалиберную винтовку для защиты и отпугивания напа-

дающих. Мы соорудили в середине сада большой шалаш и стали сто-

рожить. Сад большой, нас часто атакуют нападающие с разных сторон,

мы трое не всегда можем сдерживать и отпугивать нападающих, осо-

бенно в ночное время. Нам дали дополнительно еще и охотничье ружье

с холостыми патронами, потом мы сами стали в патроны подсыпать

соль. Иногда стреляли солью по ногам. Эта защита действовала более

эффективно. Однако нападения не прекращались. Кое-где по краям сада

яблони «очистили». Периодически заезжал директор на своем фаэтоне.

И вот, во второй половине лета вновь в сад вкатил фаэтон, вышел ди-ректор, прошелся по саду и возмутился тем, что на элитных сортах

яблонь поредели плоды, он нас ранее предупреждал, что бы за этими

(их назвали директорскими) высокосортными яблонями не спускали

глаз. А в итоге вышло наоборот, их-то больше всего и попотрошили. Он

разгневался, выражаясь нецензурно (мы этого никак не ожидали), велел

немедленно убираться из сада и объявил, что никаких оплат не будет:

ни денежных, ни натуральных. Тут же назначил сторожем Бондаренко,

велел отдать ему ружье, сел в карету и укатил. Нам ничего не остава-

лось, как собрать свои вещи из куреня и отправиться по домам.

На следующий день на наряде завхоз послал меня в помощь к сви-

нарю Чичине, плотному широкоплечему мужчине лет под шестьдесят.

Он научил меня не только ухаживать за этими визжащими и хрюкаю-

щими животными, но и резать и разделывать тушки.

Проскочило сухое, жаркое и голодное лето. Опять подоспел новый

учебный год. Мама понемногу экономила деньги. Ведь мы обносились,

а уже подтянулись, подросли, заглядываясь на девочек, и они косились

на нас. Молодость брала свое. Подрос и мой младший брат Юля. Маме нужно было всех троих провожать в школу. Мы поехали на попутной

машине в рабочий поселок Таловая. Там она нам двум старшим, купила

на базаре старенькие, заштопанные от пуль шинели, кое-какую оде-

жонку и обувь. Дома сосед Константин Извозчиков урезал эти шинели

под наши худенькие тела. Немного приоделись.

94

Алику и Юле (они оба с 1938 года рождения) что-то из старых вещей

подобрала тетя Тамара. Все мы отправились в Каменскую среднюю

школу. Юля учился в начальной школе, а мы теперь уже были не но-

вичками, учились на равных и среди одноклассников выделялись

большой самостоятельностью, имея больший жизненный опыт по

сравнению с теми, что летом байдыковали при матери и отце. Но наше

сильное сходство двух братьев озадачивало учителей (тоже было и в

техникуме), и тогда, на моем любимом предмете физике учитель Вла-

димир Андреевич стал нас вызывать к доске обоих сразу. Одному за-

давал один вопрос, второму - другой. Пока один брат отвечал, второй

обдумывал ответ. А вызвано это было тем, что однажды Сережа не

приготовился к занятиям и попросил меня отвечать за него. Я ответил,

потом учитель позвал меня, я вновь подошел к доске, и тут раскрылась

наша нехитрая проделка. Другие учителя просили показать руки, т.к. у

Сережи на правой руке в ФЗО сделали на кисти наколку, и поэтому

признаку нас различали.

НАШ ВЫБОР

Закончился учебный год. Опять ходили на наряд, прилежно испол-

няя задания. Немного повзрослели, стали задумываться, куда пойти

учиться, нужно было приобретать профессию. И вот, сообщение о по-

становлении Партии и Правительства о широком развитии мелиорации

земель и лесонасаждений в центральной зоне России. Наш техникум,

который готовил агрономов и ветеринаров, перепрофилируется на

подготовку гидромелиораторов и агро-лесо-мелиораторов. Значит,

нужно не только работать, а и подкреплять свои математические зна-

ния, профилирующие в мелиорации.

Работали и готовились.

Осенью нас зачислили на гидромелиоративное отделение. Этот

первый год учебы в техникуме опять стал для нас серьезнейшим ис-пытанием. Стипендия мизерная, зарплата у мамы тоже, еле-еле сводили

концы с концами. На огороде картошка (наша надежда) не уродилась.

Немного выручало одноразовое питание (хоть и скудное) в столовой

техникума по талонам. От отца поступали письма-треугольники с об-

ратным адресом на почтовый ящик. Об этом очень быстро все узнали,

тем более у нас была немецкая фамилия, что вызвало у некоторых от-

ветственных работников учебного заведения некоторые сомнения в

надежности нашей семьи. Эхом это отразилось и на репутации Луки

Кузьмича, моего дяди (он также преподавал в техникуме и был замес-

тителем директора по производственной части). Все это налагало на

меня и на Сережу еще больше ответственности: мы старались проявить

как можно больше старания в учебе и в дисциплине. Отец тоже писал

95

нам об этом в своих письмах, обращался к нам за помощью, просил

учиться, во что бы то ни стало, быть честными и справедливыми. Он

верил в нас и надеялся. Мы не могли этого не понимать. О том, что он

осужден по политической статье, стало гласностью в нашем поселке, в

техникуме многие это расценивали по-разному, скрывая от нас. Но мы и

не могли не ощущать, не воспринимать это.

Как позже нам стало известно, нашего дядю Луку по этому вопросу

заслушивали на партийном бюро, вызывали в райком партии, выясняли

наши родственные отношения. Ведь тогда были сталинские времена,

когда без разбору, по чьим-то субъективным доносам и выводам ре-

прессировали безвинных людей. И Лука Кузьмич был так же в посто-

янном напряжении и под неусыпным присмотром. Поэтому наша мама

старалась как можно меньше общаться со своей сестрой, чтобы не на-

влечь на них подозрения.

С большой натяжкой нас приняли в техникум, может быть еще и

потому, что был недобор абитуриентов на это малоизвестное в то время

отделение гидромелиорации. Началась наинапряженнейшая учеба,

совмещаемая с работой. У меня появились заказы от студентов по по-чинке обуви. Первое время я стеснялся, но со временем свыкся, и может

быть даже, немного гордился этим. Ко мне зачастил Володя Малев, сын

Бутурлиновского какого-то работника кожевенного производства,

привозил в техникум (он тоже учился с нами) разные обрезки кожи по

каким-то мизерным ценам, которые мною и использовались на латки,

союзки и прочие работы по ремонту обуви, что значительно увеличи-

вало мои возможности качественного выполнения работы, увеличения

заказов. Я приобщал к помощи Сережу, он также более старательно

помогал маме, особенно зимой - ведь ей порой становилось совсем

невмоготу.

Конечно, учиться было нелегко, не было учебников по специальным

дисциплинам, таким, как геодезия, один из моих любимых предметов,

гидротехника, эксплуатация мелиоративных систем и другим дисцип-

линам. Приходилось все конспектировать, что не просто давалось, к

тому же не хватало, казалось бы, самого простого, обычных школьных

тетрадей, не на чем было писать и чертить. Я даже додумался на пере-

мене унести из гербария несколько альбомов, хранившихся в техникуме много лет. Альбомы были сброшюрованы из плотных желтых обер-

точных листов бумаги, на них были пришиты различные лепестки,

стебельки, цветки, листья растений и даже насекомые. Все это я акку-

ратно снял, вернул в альбомы, а бумагу использовал для конспектов.

Некоторые из этих тетрадей хранятся у меня и по настоящее время.

96

Преподаватели, как и мы, учащиеся, были разные, но они все так же

переживали то трудное, голодное и неспокойное время.

ПУТЕВКА В ЖИЗНЬ

По окончании производственной

практики председатель Грачевского рай-

исполкома и директор МТС дали мне до-

вольно положительные характеристики

(это было одно из необходимых условий).

По возвращении в техникум дипломные

проекты заменили государственными эк-

заменами, присвоили специальность, вы-

дали дипломы и направления к месту ра-боты. Я и брат направлялись на юго-восток

области, в Калачеевскую строитель-

но-монтажную контору, где в перспективе

и намечалось интенсивное развитие оро-

шения на местном стоке водных источников и предстояло строитель-

ство прудов. Это означало, что в той зоне существовало мало природ-

ных водных ресурсов.

Незаметно, в спешке, проскочили несколько последних месяцев

студенческой жизни. Мы получили дипломы об образовании, направ-

ления на работу, устроили прощальный студенческий вечер. Все по-

нимали, что у каждого впереди предстоит совсем иная, пока неизве-

данная жизнь, работа, обязанность и ответственность. Но как сложится

это у каждого, никто предсказать не мог. Одно было ясно, что каждый

из нас с кем-то другим, быть может, никогда уже не встретится, и пу-

ти-дороги в жизни уже никогда не пересекутся.

Быстро проскочила августовская жаркая прощальная ночь, а утром

все разъехались по домам. Стало тихо и грустно. Мы, местные выпу-скники техникума, уединились. Представленный короткий отпуск ис-

пользовали для подготовки к отъезду к новым местам работы, стара-

лись помочь своим родителям в летне-осенних заботах.

В первых числах сентября я с братом Сергеем уехали в город Калач,

по направлению, в строительно-монтажную контору. Выйдя на перрон

железнодорожной станции тупик - Калач, увидели величественную

панораму: с одной стороны - меловые склоны Калачеевской возвы-

шенности, с другой — пологую, глубокую балку, за которой рос мо-

лодой сосновый лесок, скрывающий просторные степные дали. Балку

из леса пересекала извилистая лента грунтовой дороги, ведущая в го-

род. Не дожидаясь попутного транспорта, мы медленно поплелись по

этой пыльной меловой дороге в свое неизведанное будущее …

97

ДЕТЯМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ

Как доживаете сыны

И дочери солдаток - вдов войны?

Прошу на зовы отзовитесь,

От ран душевных отряхнитесь.

С годами наша рать редеет,

Сердца слабеют, кровь не греет.

Изношенное тело ломит,

Но не сдается разум, помнит.

Ночами темными не спится -

Война не может нам забыться:

Русь, Беларусь и Украина,

Селенья, города в руинах.

Все видено не понаслышке

Девчушкам худеньким, мальчишкам.

Хлебнули горького немало;

Нас безотцовщиной прозвали.

Застигнуты войной суровой В нужде и голоде без крова,

В сырых подвалах прозябали,

Безвинно нищенски страдали,

И вот, окончилась война,

Ушли в былое страхи, голод,

Вновь возрождалася страна

И в авангарде - наша молодь.

В тени не прячась, в стороне -

Служили доблестно стране.

На ниве сельской и на БАМе

Страна доверила, гордилась нами.

Мы шли по верному пути –

Приверженцы идеям, слову.

И если б вновь пришлось пройти,

Я повторил бы путь тот снова.

Дети войны! Вновь станьте в строй,

Возвысьте громче голос свой Против засилья бюрократов,

Чиновной рати, казнокрадов.

Должны мы смело отстоять,

А Родина должна воздать

За труд, страдания и беды,

За вклад в Великую Победу!

98

А.Б. Шушеньков, член Правления ВРНКДО

СЕМЬЯ ГРОШ-ВАГНЕР

30 мая 1766 года немецкие переселенцы из Пфальца - Давид и

Мария-Гертруда Грош прибыли на корабле «Новая Двинка» в город

Ораниенбаум близ Санкт-Петербура, а 20 июля 1989 года (накануне

своего 86-летия) мой дедушка Александр Фёдорович Грош закончил

писать тетрадь воспоминаний, которую побудила подготовить его дочь

Изольда – родная сестра моей мамы, моя тётя.

Она говорит, что просто хотела как-то занять его свободное время,

которым он – привыкший всю жизнь напряженно трудиться – явно

тяготился.

1965 г., Катайск. Мама, я и бабушка

Вначале скажу немного о родителях: матери - Эльвире Александ-

ровне Шушеньковой (в девичестве – Грош) и отце – Борисе Никитовиче

Шушенькове, происходящем из деревни Путинцево Зыряновского

района Восточно-Казахстанской области. (Шушеньковых, кстати, в тех

местах и на Алтае - вообще очень много). Я родился 12.10.1957 г. в г.

Семипалатинске, но ничего об этом городе не помню. Родители раз-

99

велись, когда я был ещё слишком мал, поэтому воспитывался без отца.

Он умер в г. Асбесте в 50-летнем возрасте.

Мама, увы - как и отец - прожила не слишком долго: в возрасте 61

года 19 декабря 1995 её погубил цирроз печени.

О матери очень трудно писать, поскольку это – слишком личная

тема. Мы практически никогда - кроме одного раза - не обсуждали с ней

вопрос национальной принадлежности. Я знал, что она и ее родители –

немцы, но это удивительным образом на протяжении большей части

моей жизни соседствовало с естественным ощущением самого себя -

русским. А вот с её национальностью связан был факт, которого я по

молодости не мог понять. Её имя Эльвира всегда мне очень нравилось,

а между тем она представлялась подружкам Людмилой. Отчего? Уже

когда я был классе в десятом, она сказала мне, что для того, чтобы об-

легчить жизнь, вынуждена была «потерять» паспорт, и в графе «на-

циональность» указать себя русской. По этой же причине, как я теперь

понимаю, она и вынуждена была представляться русским именем

Людмила, а также никогда не говорила по-немецки. Признаться, я даже

не знаю, владела ли она им?

У меня – русская отцовская фамилия, и в паспорте я был записан

русским; отчего никогда не имел проблем с поступлением в институт и

реализацией своего желания стать офицером. Да и в дальнейшем смог

попасть в 1985-86 гг. в служебную командировку в Группу советских

войск в Германии.

В начале моей жизни она работала в Рубцовске на Алтайском

тракторном заводе крановщицей. Потом – когда мы жили с дедушкой и

бабушкой в Зауралье в городке Катайске – птичницей и сторожем на

кирпичном заводе, а в Воронеже – сортировщицей на Главпочтамте и

бригадиром, а также люминофорщицей на заводе электровакуумных

приборов, где за добросовестную работу её хотели выдвинуть в депу-

таты (не помню – районного или городского Совета). Она отказалась, а

я очень сожалел.

Когда я однажды спросил её, кем она хотела стать в молодости, она

ответила – дирижёром. К сожалению, жизнь не дала ей такой возмож-

ности. И не исключено, что из-за той самой «пятой графы» паспорта, ей

пришлось воспитывать меня и мою сестру Наталью, растрачивая фи-

зические силы без возможности творческой самореализации.

Младшая сестра моей мамы Изольда Александровна живёт в Во-

ронеже; старший брат Герольд Александрович - в Киеве.

Мои первые воспоминания о дедушке с бабушкой относятся при-

мерно к пяти-шестилетнему возрасту, хотя они-то впервые меня уви-

100

дели в поселке Хвойный (рядом с Катайском) шестимесячным ребен-

ком. С тех пор они почти все время были со мной.

1960 г. Катайск / Хвойный. Я с дедушкой и бабушкой

Дедушка с бабушкой изредка употребляли немецкие слова и выра-

жения. В основном – когда выясняли отношения. Мне они были непо-

нятны, и постепенно возникало желание научиться этому языку. К тому

же - в доме была еще и красивая детская книжечка на немецком с за-

мечательными картинками (по глупости я куда-то дел её уже в Воро-

неже - в весьма солидном возрасте). Когда я в семилетнем возрасте

высказал пожелание научиться языку, дедушка обрадовался, и мы даже

завели небольшой блокнот, куда я записал несколько слов с перево-

дом… На этом всё быстро закончилось, и это – одно из моих очень

больших огорчений.

Ещё одно огорчение – тогда же дедушка подарил мне – перво-

класснику, настоящую (и, возможно – семейную) немецкую губную

гармошку. По малолетству я совершенно не представлял, насколько

ценен этот подарок, и гармошка куда-то делась очень быстро.

В Хвойном дедушка, как уже сказано, находился на госслужбе, а

бабушка занималась домом. Они выращивали как традиционные ово-

щи, так и редкий сорт клубники «Виктория» потрясающих размеров.

Эта «Виктория» - одно из самых стойких воспоминаний детства, а ба-

бушкины вареники с ней – блюдо, перед которым не устоял бы никто.

Я не знал, как жилось в Хвойной дедушке с бабушкой, однако, по-

дозреваю, что добрые русские люди не всегда были с ними приветливы,

101

поскольку даже мне (почти сразу по приезду, когда я пошел играть с

соседними детьми) один из ребят постарше задал вопрос: «Шурик, а ты

– немец?». Вопрос был неожиданным и, можно сказать, бил наотмашь.

Помню, как настороженно замерло общество из нескольких 6-8 летних

пацанов, ожидая моего ответа. Хотя это было крайне тяжело, но пре-

давать дедулю с бабулей я – естественно! – не собирался, и подтвердил.

Правда, слез - не сдержал.

Бабушка Эмма Андреевна (Генриховна) Грош (Вагнер) прожила

очень нелегкую жизнь, похоронила нескольких своих детей, и это,

безусловно, сформировало у неё сильный характер. Она была чрезвы-

чайно энергичной и хозяйственной. Её день начинался очень рано с

работы на кухне. Кухня находилась по соседству с комнатой, где я спал.

Это мне не очень нравилось, но – что же делать? Бабуля готовила не

просто хорошо, а ещё и знали рецепты классической немецкой кухни, и

некоторые её кулинарные произведения вряд ли возможно кому-то

превзойти. К таковым относятся паровые галушки и торт-пирог «На-

полеон», от которого при формировании оставались обрезки, непре-

менно достававшиеся мне. Ещё она любила готовить «кухо с посып-

кой», а также необычные по вкусу сладкие десертные пироги-торты

«манник» и «сметанник». В последний - насколько я помню - добав-

лялась корица.

Бабуля обожала цветы, и вероятно, благодаря ей, наш двор с мая

начинал благоухать: сначала – запахом черемухи и сирени, позднее –

ароматом фиалок и «анютиных глазок». Причем кусты сирени были

высажены под окнами кухни и комнаты, в которой я жил, и их аромат

поступал летом сквозь открытое окно или форточку прямо в неё!

Она стремилась содержать домашнее хозяйство в образцовом по-

рядке: не говоря уже о мытье полов, которому она научила и меня, и

огородных работах, бабуля каждый год занималась побелкой потолка

на кухне. Работа эта была, по-моему, довольно-таки тяжелой для

женщины небольшого роста, но она не могла сидеть без дела. Впрочем,

иногда она играла в карты с нами, и – по моему – раскладывала пась-

янсы.

Полагаю, что она мне много читала и рассказывала сказок и стиш-

ков, а также напевала песенок. До пор хранятся в моей памяти её

присказки: «Тот, кто утром кофе пьёт – никогда не устаёт!», «Не пу-

гайся темноты – в темноте не виден ты!» и несколько слов из песни –

«Ах, какой коташка: круглая мордашка, серенькие лапки, когот-

ки-царапки …».

102

Кто-то – то ли мама, то ли дедушка - говорил мне, что в молодости

бабуля хорошо играла на гитаре.

В детстве она воспитывалась в традициях лютеранской религии, и

отчего-то мне кажется, что бабуля сохранила веру в Бога, хотя никогда

не поднимала со мной эту тему.

К моему «укоренению» в Хвойном подошло время выхода дедушки

на пенсию (хотя и позднее за ним нередко заезжала машина, на которой

его увозили для выполнения бухгалтерских работ). Он был очень хо-

рошим и ценным специалистом.

Для, меня, разумеется, он был не главным бухгалтером, а просто

одним из самых главных людей. Если попытаться охарактеризовать его

одним словом, то, с моей точки зрения, это – «порядочность». Сюда

входит и ответственное поведение, и абсолютная честность, и культура

(как в отношениях с людьми, так и – кругозор).

Он отлично мог «работать руками»: и в огороде, и в сарае, который

он называл «стайкой» - там имелись различные инструменты, в том

числе – верстак.

Не имея не то что фундаментального, а даже и просто высшего об-

разования, заканчивая лишь какие-то вспомогательные курсы, он до-

бился поразительно высокого интеллектуального уровня и отличной

грамотности.

Астрономия интересовала его, а шахматы и математику он просто

любил. В молодые годы они с товарищами организовали классический

струнный квартет, и дедушка играл в нём на виолончели. Любовь к

классической музыке он пронёс в течение всей своей жизни.

В Хвойном они с бабушкой смогли (и это после всех ссылочных

лишений!) собрать замечательную библиотеку классической литера-

туры - как подписных, так и отдельных изданий. Причем, эти книги

были не «для мебели» и красоты, а именно – для чтения. Дедуля про-

читывал их, и педантично ставил после окончания на последней стра-

нице карандашом дату.

Кроме книг, он выписывал газеты и журналы: «Огонёк», «Наука и

жизнь», «Известия», «За рубежом», какое-то приложение к «Извести-

ям» и районную газету «Знамя». Замечательным было то, что он не

просто выписывал эти издания, а еще и сохранял их, переплетая, и

хранил многолетние собрания «Огонька» и «Науки и жизни». Они ле-

жали на полках в чулане. Ещё он делал вырезки из газет и опреде-

ленным образом группировал их, а также подклеивал к книгам.

Кроме политики, математики, астрономии, литературы и географии

он также очень интересовался историей, продолжал покупать инте-

103

ресные книги, находя их по мере возможности даже во времена ката-

строфического «книжного голода». Разумеется, были в доме и книги на

немецком языке, некоторые ещё остались у нас до сих пор. Думаю, для

него было огромным несчастьем отсутствие возможности общаться на

родном немецком языке в течение десятилетий.

В доме также висели на стенах несколько пейзажей, и – хотя мы не

затрагивали эти темы – уверен, что дедуля понимал и изобразительное

искусство. Помню прекрасную картину с дубом на пригорке, которая

висела в зале.

В самом конце 1969 года мама, я и сестра переехали из Катайска в

Воронеж, а в 1977 году бабушка с дедушкой переехали к нам. Дедушка -

слава Богу! - ещё успел повидаться с родным братом Карлом Фёдоро-

вичем, который приезжал к нам в Воронеж году в середине семидеся-

тых, и они даже съездили в родные саратовские места. Кроме того, он

продолжал, как мог, заботиться о нас, и организовал поездку по Волге

на теплоходе для моих сестёр.

Бабушка прожила 81, а де-

душка – 94 года.

Часто я думаю: как жаль,

что дедушка с бабушкой, ко-

торые бережно сохраняли в

себе «немецкость», так и не

смогли побывать в Германии,

погулять по тем улицам, где

бродил я; увидеть красоты

Берлина, Дрездена, Мюнхена,

Лейпцига, Потсдама, а также -

Австрии и Швейцарии; полю-

боваться аккуратными доми-

ками, почитать вывески, ус-

лышать и свободно пообщаться

на родном языке с такими же

людьми, как - они. Да и просто -

подышать воздухом далёкой

Родины. Фото: январь 1986

Я – в запретном, но любимом Берлине

С моей точки зрения, национальность человека определяется

всё-таки матерью – просто потому, что ребёнок является её непосред-

ственной физической частицей. Увы, бабушка не оставила нам таких же

104

воспоминаний о своём роде, хотя её девичья фамилия Вагнер произ-

водит впечатление даже на людей, безразличных к нашей семье. Я

попытался увековечить память о ней простыми средствами: подписы-

вая свои литературно-журналистские произведения псевдонимом

«Вагнер», а также тем, что ввел это слово в два адреса своей элек-

тронной почты. И читая записи дедушки, я не только знакомился с

историй людей, но и видел гораздо более широкую картину – жизнь

того народа, к которому принадлежу.

БЕРЛИН, NEPTUNBRUNNEN

Я люблю это место, где вечно играют детишки:

Кирха … Ратуша … Шум городской … Суета …

Здесь на шаре серебряном – что наверху телевышки -

Отражается солнце златою фигурой креста.

Здесь из пастей зверей исторгаются струи-фонтаны, Величавый Нептун восседает, молчанье храня.

Приезжая в Берлин, я сюда прихожу постоянно,

Потому что, Нептун, как никто понимает меня.

… Шум утих городской, и луна над фонтаном повисла,

Но, случайный прохожий, внимательней только взгляни:

Дочки-реки его – сёстры Рейн, Одер, Эльба и Висла,

Сам папаша Нептун, и другие - живые они,

И к движенью готовы, послушные лунному свету …

Присмотрись: не вода – время в этом фонтане течёт!

Говорят, если под ноги к ним кто-то бросит монету,

Тот вернуться сумеет сюда непременно ещё.

Я не верю в Судьбу, гороскопы, гаданья, приметы -

С детских лет твердо знаю, что всё это – так, ерунда …

Но, с Нептуном прощаясь, в фонтан я бросаю монеты,

Потому что, хочу возвратиться сюда навсегда!

***

Ниже я предлагаю вниманию читателей сокращенный вариант

дедушкиных воспоминаний, где он описал свою жизнь (а также –

жизнь родных и близких) до выселения в Сибирь из воронежского

Госплемзавода «Тойда».

105

Александр Фёдорович Грош

Родители Александра Фёдоровича - Фридрих и Эмилия Грош

106

Мои предки (по отцу), прибывшие в Россию в 70-х годах 18 века,

оказались в числе тех поселенцев, которые основали немецкое, люте-

ранское село – Лесной Карамыш (Грим) в Саратовской губернии, Ка-

мышинского уезда, Сосновской (Schilling) волости, на полдороге от г.

Саратова до г. Камышина, в 18 км от пароходной пристани на Волге

села Нижняя Банновка. Свое название село Лесной Карамыш получило,

видимо, от протекающей за селом речки Карамыш.

Кроме начальной приходской школы, в селе находилось Окружное

училище, которое давало право желающим – после сдачи в гор. Самаре

(ныне областной центр гор. Куйбышев) специального экзамена – ра-

ботать Народным учителем.

Основное занятие населения до переселения было сельское хозяй-

ство и кустарное производство, работал небольшой механический за-

вод. Село имело большую церковь с органом и молитвенный дом, где

зимою проводилась религиозная служба, почта, телефон. До двадцатых

годов молотьба колосовых культур производилась гранеными камнями

в конской упряжке, на специально подготовленном глинобитном току.

О моих предках – до родителей моего отца – мне ничего не известно.

Знаю только от моей мамы, что мой прадед занимался хлебопашеством

и садоводством, оставил своим четырем сыновьям большой плодоно-

сящий сад (в котором я бывал очень часто, в моей бытности в селе).

Прадед Генрих (Heinrich) Грош доживал у моего дедушки свою

жизнь, я не застал его в живых. С его четырьмя сыновьями я встречался

часто. Младший его сын Генрих, со своей семьей живший в Саратове и

остальными тремя сыновьями (в том числе и мой дедушка Фридрих),

которые родились и умерли в селе Лесном Карамыше. Дедушке было

примерно 70-75 лет, а бабушке (мать моего отца) Ева, урожденная

Штоль, пережила дедушку на 6 лет и умерла старше 70 лет.

У дедушки с бабушкой был только один сын (мой отец) Ио-

ган-Фридрих, родился в 1871 году, и три дочери – Маргарет, Шарлотта

и Элизабет. Первая умерла, не достигнув 45 лет, оставив более 3-х де-

тей, вторая – Шарлота с детьми и мужем выселена в 30-х года; а Эли-

забет со своим сыном (муж умер до венчания) переселена в 1941 г. На

север Красноярского края, по неофициальным сведениям – тетя умерла

с голоду, а сын (слаборазвитый) в возрасте около 40 лет, одинокий –

исчез неизвестно куда.

Когда мой отец окончил окружное училище в родном селе в воз-

расте 15 лет. Дедушка отвез его в Покровскую слободу – для подыс-

кания ему работы у проживающих там знакомых односельчан.

107

Город Покровск (Энгельс) находится на левом берегу Волги – на-

против г. Саратова, с населением до Октябрьской революции несколько

десятков тысяч человек.

Односельчане моего дедушки в Покровской слободе – два брата

Егор и Давыд Думлер – занимались торговлей бакалейными и другими

товарами; каждый – отдельно со своими сыновьями.

Мой отец был принят на работу приказчиком к Егору. 20 лет он

проработал. Когда умер Егор, торговое дело стали продолжать его

сыновья. Через несколько лет дело развалилось – старший сын Егор

(второй) запил, а младший сын Карл (бывший студент университета), за

революционную деятельность побывавший в Петербургской крепости

и освобожденный при помощи родных. Женат, имел сына и дочь, по

неизвестным причинам застрелился, а некоторое время спустя его жена

(из привилегированной семьи г. Саратова) отравилась уксусной эс-

сенцией. Мне довелось быть очевидцем (с моей мамой), когда и как она

умирала, тогда мне было восемь лет.

Дальнейшую службу мой отец провел у другого брата – Давыда.

После его смерти наследниками остались четыре его сына, которые

свое торговое дело гораздо солиднее своего отца – до 1917 года, т. е. до

закрытия торговли. Старшего сына Егора Давыдовича я встретил в 1923

году, когда он был заместитель Управляющего Немволбанка.

Всего прослужил мой отец у братьев Думлер с наследниками - 30

лет. Рабочее время было с 7 ч. Утра до 19 часов ежедневно, кроме

воскресенья и праздников. Отпуска не представлялись. На протяжении

последних восьми лет жизни отца он имел возможность побывать у

своих родителей в селе (около 90 км от Покровска), один или два раза

по 2-3 дня, и то – лишь во время празднования Троицы. Ежегодно с

нами детьми к дедушке в село ездила наша мама.

Когда отец решил жениться, он об этом сообщил дедушке, который

при встрече с избранницей спросил ее: что она может работать? Она

ответила, что может шить. Дедушка ей в ответ: «Нам швея не нужна,

нам надо такую, которая может работать в поле». На этом и закончи-

лись дальнейшие переговоры.

Через некоторое время после предыдущей встречи, моей будущей

мамой стала другая девушка, которая и в поле не бывала до этого,

Эмилия Генриховна, урожденная Нихельман, родившаяся 2 (15) сен-

тября 1878 года в селе Баронске Самарской губернии.

«Город Маркс Саратовской области основан в 1767 году колони-

стами, прибывшими из Германии и Австрии» (из учебн. пособия При-

волсжск. книжного издательства, Саратов, 1967 г.). Город Маркс до

108

Октябрьской революции носил имя Баронск (Katarinenstadt), после

революции – Марксштадт

(Marxstadt)? C 1941г. – гор.

Маркс.

Мама, после смерти своего

отца, в 3-х летнем возрасте,

заимела отчима Иогана Ада-

мовича Кемпф, родившегося в

1854 году в селе Звонаревке

(Stahl) Саратовской губернии.

А ее мать (моя бабушка) Ма-

рия-Екатерина Карловна

урожд. Больгер, родилась в

январе 1854 года в селе Рейн-

гардт (Reinhardt) Саратовской

губернии. После первого за-

мужества жила в г.Баронске, а

потом – в Покровске со вто-

рым мужем и моей будущей

матерью.

Эмилия Генриховна Нихельман

Дедушка Кемпф, после пятилетнего пребывания в армии (артилле-

рист), получил медаль (на одной стороне которой – «За Веру, Царя и

Отечество», на другой стороне – «Не намъ, не намъ, а имени Твоему»).

Текст медали приведен по старой орфографии. На одной из сторон

медали изображен крест, под крестом – полумесяц. После получения

своей части наследства он прибыл в Баронск, где встретил и женился на

вдове Марии-Екатерине, урожденной Больгер. Неизвестно, что по-

служило причиной переезда, но они прибыли в Покровск.

Первое их совместное занятие оказалось – держать постоялый (за-

езжий) двор. Но долго заниматься такой работой было не возможно,

потому что жильцов-неплательщиков становилось все больше, поэтому

принято было решение поискать другое занятие. Этому поспособство-

вал случай. Мужчина, австриец предложил свои услуги: выучить за

полгода дедушку стать мастером забоя свиней и переработки их на

колбасу. Дедушка на услуги и его условия согласился, и через шесть

месяцев произвел со своим учителем полный расчет, и стал совместно с

бабушкой работать самостоятельно, что и обеспечило в дальнейшем их

скромную совместную жизнь.

109

В летнее время дедушка часто брал меня с собой - и на базар, и – на

бойню; ему, видимо, очень хотелось, чтобы из нас – детей, кто-либо

стал его последователем. Он был нам не родным дедушкой по матери,

но как мы все без исключения его любили!

Его мать, последние годы своей жизни жила у нас и умерла в воз-

расте 96 лет. Дедушка в возрасте 65 лет в 1919 году скончался от па-

ралича.

Бабушка (по моей матери) была энергичная, трудолюбивая и добрая.

Из моего раннего детства у меня остался в памяти один эпизод, который

– будучи взрослым – восстановил: где, когда это было? Жили мы на

квартире по Саратовской улице у владельца дома Коваля. Мне было

тогда 2-3 года; бабушка сидит и вяжет (наверное – чулки или носки), а я

сижу перед нею на скамеечке.

Как-то бабушка нашла на улице более 30 рублей и заявила об этом в

полицейский участок. Работник полиции предложил все найденные

деньги сдать ему и через 6 месяцев явиться к нему за результатом с

условием: если к тому времени лицо, потерявшее деньги, не будет ус-

тановлено, то деньгу будут выданы бабушке. По истечении 6 месяцев

бабушке срок был продлен еще на один месяц; по истечении дополни-

тельного срока бабушке были возвращены все найденные деньги.

В возрасте 78 лет бабушка вышла из квартиры и, спускаясь со вто-

рого этажа, упала; произошел перелом правой руки. Был наложен гипс,

со временем действие руки восстановилось. Последние 3 года до

смерти она была слепая. Как верующая, она до потери зрения читала

религиозные книги. Умерла в возрасте 86 лет.

Родители мои прожили в браке 22 года (до смерти отца) и самая

большая наша семья состояла из 12 человек во втором полугодии 1917

года: папа, мама, дедушка и бабушка (по матери), прабабушка (не

родная) и 7 детей.

Первенец у моих родителей был сын Ваня (1896 – 1981). После

окончания начальной приходской школы в Покровске он был отправ-

лен к дедушке в село для продолжения учебы в окружное училище.

Ваня окончил его в 1911 году. В следующем году он в Саратове окончил

частные бухгалтерские курсы и поступил на работу в Акционерное

общество «Портланд-цемент» г. Саратова в качестве конторщика. Во

время I империалистической войны, в 1916 году призван в армию и

находился в городах Аткарск, Астрахани, Грозном и Шахтахты (За-

кавказье). С 1918 по 1924 гг. находился на военной службе в г. По-

кровск. В этом же году женился на бывшей курсантке акушерских

курсов, прибывшей из села Медемталь в Покровск – Иоганне Фран-

110

цевне, урожденной Ризен (1896 – 1978), из крестьянской семьи, мен-

нонитка по вероисповеданию с 1984 по 1941 гг. состоял на государст-

венной службе в г. Покровске (Энгельс). В 1941 году переселен со своей

женой и двумя дочерями – Милюшей и Эльзой в Красноярский край. С

места поселения Ваню отправили в трудармию на ст. Решоты, а жену и

дочерей на остров. Ливенские Пески близ Дудинки на рыбную ловлю.

Когда спецпоселение было снято, Ваня со своей семьей переехал в г.

Славгород Алтайского края, где и в настоящее время проживают его две

дочери с семьями.

Сестра Эмма (1901 – 1954) окончила начальную приходскую школу

и подготовительный старший класс частной школы (о большем обра-

зовании мне не известно). В 1921 году вышла замуж за Курбатова Ва-

силия П., бывшего работника милиции. В 1926 году они вдвоем пере-

ехали на Кавказ, а дети Ира и Володя остались у нашей мамы (в общей

нашей семье). Через 8 лет брак расторгли и в 1934 году Эмма с дочерью

Лилией прибыли в Энгельс.

В 1934 году вышла вторично замуж за работника НКВД Роор

Александра, имевшего от первого брака тоже 3-х детей. До переселения

в Красноярский край (г. Туруханск), Эмма работала кассиром в рай-

онном отделение Госбанка, а Роор – в фельдсвязи НКВД в том же

районном центре. В 1941 году всей семьей переселены в Туруханск, за

исключением дочери Иры, которая оставалась в Энгельсе, и сына Во-

лоди, который переехал с бабушкой (моей мамы) в Сибирь, откуда

позднее был взят в армию.

После окончания Лесотехнического института в гор. Красноярске,

Лилия была направлена в район Красноярского края на работу. Эмма

поехала к Лилии, а ее второй муж отказался поехать с нею, и остался

жить на юге Красноярского края со своими детьми, где их застало

снятие спецпоселения.

Эмма умерла в возрасте 53 лет. Мне поездка на похороны сестры

была отказана комендатурой.

Когда Лилия отрабатывала свой срок за учебу в институте, она пе-

реехала в гор. Славгород, работала по специальности, а через несколько

лет переехала на юг.

Федя (1906 – 1922) не окончил школу II ступени, трудового стажа не

имел, умер в г. Покровске.

Карлуша (1909 – 1979) окончил начальную школу, непродолжи-

тельное время распространял литературу по сооружению Вол-

го-Донского канала. После отбытия действительной военной службы

учился и окончил Оханский рабфак Пермской области. Со второго

111

курса Пермского университета в 1937 году был арестован и подвергнут

принудительному подписанию сфабрикованного ложного доноса на

семью, о существовании которой никакого представления он не имел.

До установления истины и ареста следователя, сфабриковавшего донос

(которого однажды встретил на тюремной прогулке), Карлуша содер-

жался в тюрьме девять месяцев.

После освобождения из тюрьмы он не стал продолжать учиться, а

обратился в Саратовский ОблОНО, по направлению которого стал ра-

ботать учителем в средней школе Базарно-Карабулакского района. В

1941 году вместе с женой переселен в Омскую область, откуда взят в

трудармию на строительство железной дороги и, наконец, в Воркуту –

на шахту. Первая жена умерла без него, когда он находился в Воркуте.

В 1957 году он женился второй раз на Юле. По достижении пенсион-

ного возраста всей семьей переехал в гор. Славгород Алтайского края.

В Славгороде Карлуша продолжал работать рабочим, и в возрасте 70

лет скончался, оставив жену и 4 сыновей: Костя, Юра, Шура и Анд-

рюша.

Все сыновья женаты и живут в городах Новосибирске, Красноярске

и Владивостоке. Юля продолжает жить в Славгороде с внуком Сережей

– сыном Юры. Сама Юля работает в Славгороде – на почте.

Андрюша (1910 - 1931) окончил 7-летнюю школу. На последнем

курсе кооперативного техникума г. Покровска заболел от воспаления

внутри уха от длительного пребывания в нем воды от купанья. Надеясь

на районное лечение, он поехал по заданию техникума в район. Но

оказанная в районе медпомощь не облегчила его участь, и его напра-

вили в Саратовскую больницу. После некоторого улучшения болез-

ненного состояния, его выписали, а на следующий день он вынужден

был вернуться обратно в больницу.

Не выдержал Андрюша адские боли (как оказалось) от бесполезной

врачебной помощи, без применения наркоза, и через несколько дней

скончался.

Костя (1912 – 1981), образование – 5 классов. В Энгельсе окончил

курсы шоферов. Работал в Союзтрансе и городской пожарной охране –

шофером 1 класса. В 1937 году женился на Лине Кукушкиной, а в 1941

году с женой Линой и дочерью Люсей переселен в г. Канск Краснояр-

ского края; откуда Костя был мобилизован в трудармию, а Лина с Лю-

сей, прожив несколько лет в г. Канске без Кости, возвратились обратно

в Энгельс (как русская, Лина не могла выезжать из Энгельса).

После освобождения от трудармии и оформления развода с Линой,

Костя уехал в Бийск, работал в ОРСе, женился второй раз, имеет сына

112

от второго брака. Через несколько лет жена умерла. Был женат третий

раз. Дочь Люся (от первой жены) вышла замуж, имеет 2-х сыновей,

живет со своей матерью в Энгельсе. Сын Володя (от второй жены)

живет в Бийске, имеет 2-х сыновей.

Третья жена – Аня живет в Бийске в доме, построенном совместно с

Костей. 31 июля 1981 г. Костя скончался.

Фото 1903 г. Слева направо: Эмилия Грош (Нихельман), её дети

Александр, Иван, Эмма, Элизабет и сестра Мария Нихельман.

От моей мамы мне известно, что я родился, когда пылал около ме-

сяца в слободе Покровской большой пожар от горевших зерновых ам-

баров и большого жилищного района. Родился я 17 (30) июля 1903 года.

В числе погорельцев оказались и наши родители. Во время моего

рождения я был шестым ребенком у моих родителей, из живых в то

время – третьим; да и по имени Саша я был вторым (первый умер до

моего рожденья).

Пожары в Покровске бывали часто, в особенности в летнее время –

до и после моего рожденья. Сгорел кинотеатр, театр для гастролеров.

Мой бывший одноклассник, его младший брат и бабушка сгорели в

своем доме, а его сестру вытащили через окно – осталась жива. Роди-

телей не было дома. Я был очевидцем, когда горело несколько жилых

кварталов и воду качали из Волги специальным пароходом.

113

Все сгоревшие усадьбы долго не оставались пустырями – в бли-

жайшие годы опять застраивались. Сгоревшая амбарная ветка восста-

новлена в большем размере и по количеству, и – по объему. И много

еще было мелких и средних пожаров.

О каждом случившемся пожаре извещал частый колокольный звон с

пожарной каланчи и с церковной колокольни, находившейся вблизи

пожара.

Много радости детям доставляли ежегодные праздники: Рождество,

Новый год, Пасха и Троица. Накануне рождества вечером 24 декабря

бабушка или мама совместно с детьми находилась в комнате, где стояла

нарядная елка в ожидании прихода «Христово дитё» и пели известную

религиозную рождественскую песню. К концу песни из другой ком-

наты раздается голос «Может Христово дитё войти? Где находятся

дети?». Хором отвечают все: «Заходи, заходи!». «Христово детё», ук-

рытое белым покрывалом с головы до ног, обращается к каждому ре-

бенку с детским вопросом воспитательного характера. Получая поло-

жительный ответ от ребенка, «Христово дитё» достает из-под покры-

вала подарок, заранее приготовленный для каждого ребенка. После

раздачи всем детям подарков, «Христов дитё» уходит.

До наступления Пасхи каждому ребенку в тарелку или другую по-

суду сеют пшеницу с таким расчетом, чтобы к новому дню Пасхи

появились всходы – не ниже 10-15 см (куда «заяц» к утру первого дня

Пасхи в тарелку каждого ребенка) обязательно положит крашеных яиц.

На Троицу входные двери в дом обычно украшались сучьями де-

ревьев. На Рождество, Новый год, пасху и Троицу дети посещают и

поздравляют своих крестных, а на Новый год один из посещаемых

произносит еще заранее изученный новогодний стих, по окончании

которого происходит стрельба пистонами из детских пистолетов.

Ежегодно, сколь я помню, накануне троицы, мама с нами – стар-

шими детьми, ездила в село к родителям нашего отца. В день отъезда из

Покровска папа по телефону сообщал дедушке о нашем выезде. Село

находится на правой стороне Волги, поэтому из Покровска в Саратов

мы отправлялись по Волге на местной пассажирской переправе с на-

званиями пароходов «Клеопатра» и «Афина»; а из Саратова – вниз по

Волге на большом теплоходе до пристани «Золотое», или «Нижняя

Банновка». Там нас ожидала высланная за нами подвода для доставки

нас в село к дедушке и бабушке.

Через 2-3 дня мама уезжала домой, а мы оставались там до августа.

Время мы проводили с нашими двоюродными братишками и сест-

ренками, почти ежедневно бывали в саду, посещали родных; местона-

114

хождение нам никто не устанавливал, обедать и ужинать домой воз-

вращались вовремя. На улице у дома дедушки был палисадник с сире-

нью, где вечером собирались наши родные и взрослые (рядом живу-

щего брата нашего дедушки), конечно, и мы – приехавшие из Покров-

ска. Дедушка наш обычно в беседу не вступал, он только свою отвес-

ную трубку часто заправлял свежим табаком, для чего он постоянно

носил в кармане кожаный мешочек с наполненным табаком и прикре-

пленным крючком к мешочку (для чистки трубки). Первым уходил

домой спать, а остальные некоторое время продолжали рассказывать и

слушать оживленные разговоры.

В период уборки урожая зерновых культур мы ходили на гумно, где

скирдовали скошенные колосья для обмолота в дальнейшем. Даже

принимали участие в уборке – сидя верхом на лошади, при подаче от

скирды на ток колосьев для молотилок с гранеными камнями (моло-

тилок в селе я не видел) и съема ручными граблями соломы и половы с

тока после обмолота.

Мне очень нравилось находиться на дереве, на доступной высоте и с

крючком подтягивать сучья с яблоками ближе к себе; осторожно сры-

вать яблоки и укладывать их в подвешенную корзинку. Не знаю, как

могло случиться: находясь на дереве, я обломил большой плодонося-

щий сук. Это произошло в присутствии моей тети. Она предложила мне

сук прикрепить к дереву, что я и сделал. Конечно, сук - погиб. После

никто не обмолвился ловом, как будто ничего не случилось.

Десяти лет я пошел в приходскую начальную школу, где препода-

вание было с 1 класса на 2-х языках (немецкий и русский). По оконча-

нии второго класса, в летние каникулы, я того месяца посещал репе-

титора по арифметике, что, возможно, послужило причиной моего ув-

лечения математикой – в дальнейшем.

В 1913 году в день 300-летия царствования Дома Романовых в По-

кровске, на Базарной площади был устроен фейерверк и раздавали на-

селению брошюру, посвященную юбилею. В этом же году в городе

появилась частная т. Н. подготовительная школа из 2-х классов. Какую

цель преследовала эта школа, куда и как готовила. Для меня так и не

понятно. Мой отец, видимо, рассчитывая на получение дополнитель-

ных знаний, отправил сестру Эмму (окончившую начальную школу) во

второй класс, а меня (окончившего три класса) – в первый класс этой

школы. Считаю, что эта школа ни Эмме, ни мне, кроме потери учебного

года, ничего не дала.

115

В 1914 году началась Первая империалистическая война. Одного из

сослуживцев моего отца призвали в армию, и в день отправления мои

родители провожали его на вокзал, захватив с собою Эмму и меня.

Как единственного сына у родителей. Моего отца ни на действи-

тельную службу, ни в военное время – в армию не взяли.

В этом году я стал учиться в 4 классе т. Н. 2-х классного мини-

стерского училища. Как-то на улице я встретился со своим одно-

классником. Проходя мимо меня, он сквозь зубы злобно произнес

«гер-ма-нец».

У нас в классах стояли не столы, а кафедры, за которыми сидели

учителя. Однажды до звонка зашел в класс наш учитель и положил на

кафедру кипу проверенных тетрадей, и удалился в учительскую. Лю-

бопытные – а их появилось много – решили узнать оценку домашнего

задания и полезли друг на друга, в результате – опрокинули верхнюю

часть кафедры, и тетради полетели на пол. Установить прежний поря-

док на кафедре до появления учителя не успели. На вопрос учителя

«Кто это сделал?» кто-то крикнул «Грош и Шпиндлер!». Учитель

предложил нам выйти из класса, и только после последней перемены

разрешили нам войти обратно. А ведь мы не участвовали в создавшемся

беспорядке, а являлись лишь наблюдателями – стоявшие в сторонке, но

отстоять свою невинность перед учителем мы не посмели.

В 1915 году в школьных и других зданиях был размещен временно -

до окончания строительства военного городка – 248 пехотный запасный

полк, и только в 1917 г. Наше училище было переведено в прежнее

здание.

В конце первого полугодия распространился слух, что в городах

происходят погромы магазинов. Во избежание налета на магазин, где

служил мой отец, владельцы магазина предложили своим служащим – в

том числе и моему отцу – ранним июньским утром явиться в магазин

для участия в организации разлива вина, хранящегося в бочках – в

Волгу.

Из подвала успели выкатить с десяток больших бочек с вином, но

отправить в Волгу не успели, как нагрянули солдаты, да и население, и

стали выбивать днище бочек, пить и забирать вино в чем попало. После

опьянения погромщики решили разделаться с магазином. Но тут об-

разовался тормоз: с фасадной стороны магазин оказался неприступным.

Железные двери и окна находились под надлежащим запором. После

долгих хлопот и трудов, наконец, удалось пробить в капитальные во-

рота пролаз, и со двора попасть в темный магазин. Опьяневшая толпа

набилась в магазин, и начался грабеж и порча на месте товаров. На

116

другой день из Саратова прибыла вооруженная охрана, и магазин хо-

зяева открыли не для торговли, а для спасения возможных к использо-

ванию продуктов. В этот день я был в магазине.

Мы в Покровске своего дома никогда не имели, и не менее шести

квартир сменили, в которых я жил со своими родителями. Однажды

моему отцу предложили на Покровской улице новый дом с надворными

постройками. Нашелся и кредитор, который согласился дать отцу

деньги на покупку всей усадьбы. Отец об этом сообщил дедушке

(своему отцу), который на это ответил: «У нас есть свой дом, а другого

нам - не надо». Видимо, дедушка полагал, что наступит время, когда

мой отец пожелает возвратиться в отчий дом, а он (дедушка) сможет

дожить свою жизнь при единственном сыне. Но получилось, что сын

умер на четыре года раньше своего отца.

В июле 1917 года мы свою квартиру (бывшую на Центральной

улице) сменили на квартиру в 2-х этажном доме – большего размера, в

доме №23 по Аткарской улице, ныне имени Льва Кассиля, известного

детского писателя, жившего со своими родителями на этой улице. Этот

дом оказался последней квартирой для наших родных до 1941 года.

Состояние здоровья моего отца до переезда было неудовлетвори-

тельное. Хотя пропусков в работе не имел. Но с августа м-ца состояние

его ухудшилось, появились головные боли, и в августе - по совету – мы

отправили его в Саратов в частную больницу врача. Не почувствовав

облегчения, он через месяц отказался от дальнейшего пребывания в

больнице, и мы привезли его обратно домой.

Состояние отца побудило нас вызвать из армии брата Ваню. Добрые

люди помогли нам составить соответствующее ходатайство с участием

нотариуса, врача и понятого перед военной частью (где Ваня отбывал

военную службу), а мне было поручено это ходатайство доставить в

местный 248 стр. полк.

Папа свои боли переносил молча, и только один раз – видимо, когда

боли стали невыносимыми – мне было поручено ночью пригласить

знакомого фельдшера для облегчения ему боли. Прошло больше ме-

сяца. И Ваня прибыл домой, застав отца еще живым.

В ноябре 1917 года папа умер в возрасте 46 лет; диагноз мне не из-

вестен. Знаю только, что у него были сильные головные боли.

На похоронах из Саратова был приглашен священник (пастор), ко-

торый начал панихиду во дворе нашей квартиры, после чего похорон-

ная процессия (гроб с телом отца понесли на руках) направилась в

церковь.

117

По окончании панихиды гроб с телом отца был установлен на чер-

ную катафалку, запряженную в пару лошадей, полностью покрытых

черными покрывалами, и процессия направилась к кладбищу. Отца

похоронили в особую могилу (с боковым подкопом, в которую и был

установлен гроб).

Спустя пять лет в могилу отца похоронен и мой брат Федя.

До 1918 года семейная жизнь проходила у нас стабильно. Ежедневно

в 7-8 часов – завтрак, в 12 часов (для домашних) – обед, а для школь-

ников и работающих – по мере их прихода домой с работы или со

школы – ужин в 17-19 часов. В завтрак и ужин – чай китайский или

солодиковый чай; когда на столе стояла сковорода и в ней зарумянен-

ный, кружками нарезанный, в подсолнечном масле жареный картофель.

В воскресенье обед состоял, как правило, из жаркого (говяжье) с

крупным, разрезанным пополам и слегка поджаренным картофелем.

Дедушка с бабушкой, за исключением 2-х лет (из-за вынужденной

смены квартиры) жили с нами.

Еженедельно дедушка в понедельник ездил на базар за покупкой

одной свиньи; во вторник – убой купленной свиньи на бойне и пере-

работка дома мяса на колбасу; в среду и дальше – продажа продукции.

Хлеб мы не покупали – пекли сами: в пятницу – поклеванный, в субботу

– пшеничный, включая и сдобу.

Постоянно имели корову, реже – подсвинку на откорм и кур.

Стирка белья происходила через неделю, при помощи стиральной

машины и специального кипятильника.

Отопление квартиры и приготовление пищи происходило дровами и

кизяком. Освещение – керосиновое до 1920 г.

Шерстяные чулки, носки и варежки вязала бабушка, а нижнее белье

для всей семьи (за исключением дедушки – из-за комплекции), и

верхнее детское – дошкольного возраста – шила мама, которая окон-

чила курсы кройки и шитья на швейной машине; кроме того, мама

много вязала и вышивала для своей семьи.

Бабушка любили по понедельникам (день более свободный) посе-

щать своих близких знакомых с рукоделием в сумочках, которую она

никогда не забывала брать с собою.

В воскресенье, начиная со школьного возраста, все ходили в цер-

ковь, а дедушка и бабушка – в среду, субботу и два раза в воскресенье –

посещали еще собрания религиозной общины.

В воскресенье у нас бывали гости, или наши родители бывали в

гостях. Мне известен только один случай, что мама и папа были в клубе

приказчиков. В кино папа не ходил, а мама несколько раз ходила с нами

118

– старшими детьми. Самостоятельно мы, дети. Стали ходить в кино со

школьного возраста.

В 1918 году я окончил Министерское училище. В этом же году, как

верующему в то время, мне предстояло первое причащение. Каким

образом это проводилось? Юноши и девушки, достигшие или насту-

пающие в текущем году 15 лет, считаются способными самостоятельно

в дальнейшем следовать религии после прохождения соответствующих

занятий на религиозные темы. Примерно за месяц до наступления

Троицы, с будущими конфирмантами проводятся эти занятия.

В первый день троицы юноши в черных костюмах, а девушки – в

белых платьях, собираются в помещении близ церкви, и после третьего

колокольного звона строем в 2 человека (впереди – пастор, за ним –

девушки, потом – юноши) с пением религиозной песни «Иисус, иди

впереди по жизненному пути …» (вольный перевод) заходят в пере-

полненную верующими церковь. Все встают, играет орган, не обхо-

дится без слёз верующих от такого торжества; будущие конфирманты

направляются к алтарю, где им приготовлено место: девушки по левую

сторону, а юноши – по правую. После церковной службы начинается

причащение. Юноши и девушки подходят к алтарю, вплотную стано-

вятся н колени вокруг алтаря, на специально устроенной мягкой под-

ставке. Пастор произносит краткую речь, после чего подходит к каж-

дому стоящему на коленях вокруг алтаря и подносит каждому ко рту

облатку (приготовленная из муки); во второй обход алтаря пастор после

произнесения нескольких слов, каждому стоящему на коленях вокруг

алтаря, дает выпить по одному глотку виноградного вина, после чего

правой рукой вытирает салфеткой место чаши, где пригубился пред-

шественник. Этим заканчивается причащение, и каждому вручается

свидетельство о конфирмации.

Причащаться в дальнейшем и ходить в церковь я перестал в 1921

году. Колокольный звон вообще, в особенности в зимнее время, при

мощном буране, создает какое-то удовлетворение, что путнику пре-

доставляется возможность избежать потери себя в пути.

К началу учебного года 1918 года мама и брат Ваня решили отпра-

вить меня к дедушке для продолжения моего образования в училище,

которое окончили папа и Ваня. Первый приемный экзамен был у меня –

диктант на немецком языке (утром), а вечером прискакал из соседнего

села верховой и сообщил, что в каком-то селе появилась банда. Не

знаю, какое решение было принято сельчанами, но дедушка на сле-

дующий день вручил мне справку от сельсовета, что я такой-то – еду

домой, и сказал, что утром за мной приедет подвода. Таким образом я

119

прибыл опять домой. Теперь у меня возник вопрос: что делать дальше в

мои 15 лет? Отец умер, Ваня – хотя и был в Покровске, но – на военной

службе. Семья большая. Продолжать учиться в Покровске? – школьный

вопрос был тогда еще при Советской власти не ясен, да и материальное

положение было натянуто. И вот я и мой товарищ с детства, у которого

семейное положение было еще хуже (отец – инвалид), решили начать

трудовую деятельность. Встали на учет в образовавшейся в Покровске

бирже труда. Через 2-3 дня на бирже объявили. Что на железную дорогу

требуется 5 стрелочников, в числе которых оказались мой товарищ и я.

Работник жел. дороги, принявший от нас направление биржи труда,

обмерил нас всех взглядом и сказал одному из нас – старшему по воз-

расту: «Ты – оставайся, а остальные возвращайтесь обратно».

На этом закончилось мое первое пребывание на бирже труда. Позже

мне стало понятно: кто же возьмет на работу стрелочниками 15-летних!

Моему товарищу удалось устроиться на работу в Дорож-

но-строительный отдел в качестве чернорабочего. В сентябре 1918 года

и я был принят туда же, на ту же работу. Работа наша состояла в пере-

возке леса и других материалов на прикрепленной к нам лошади, и

другие случайные работы. В начале зимы меня перевели в контору

регистратором входящих и исходящих бумаг.

Там же прошел я общую чистку советского аппарата, с установле-

нием мне профессии конторщика-практиканта.

Несколько месяцев спустя наш Дорожно-строительный отдел пре-

образовали в Жилищно-коммунальный отдел. Продажа леса с бывших

частных лесопильных заводов была возложена на Жилищный отдел, а

оформление разрешения на продажу леса - возложено на меня.

Через месяц лесопильные заводы были переданы Совнархозу, и

меня перевели в Совнархоз.

В профсоюз меня приняли 28 января 1919 г.

Когда в Совнархозе была прекращена продажа леса, меня перевели в

центральную бухгалтерию Совнархоза, где я проработал до полной его

ликвидации в июне 1921 года.

Моя служба в Совнархозе проходила в основном в период граж-

данской войны. Был период, когда Покровск находился на военном

положении, и я - в числе других – находился в лесу на заготовке кольев

для проволочного загражденья (к счастью, фронт до города Покровск

так и не дошел). Время пребывания на улице было ограничено, появ-

ление на улице без пропуска было запрещено. После окончания пред-

ставления в театре производилась часто сплошная проверка при выходе

из театра наличия удостоверений личности (не имевшие при себе до-

120

кумента забирались до утра, до установления личности). Мне прихо-

дилось бывать дежурным в помещении, где армейцы (из числа работ-

ников ЧОНа – части особого назначения) на ночь находились на ка-

зарменном положении; неоднократно находился на субботниках и

воскресниках по разгрузке волжских барж, где иногда (в ночное время)

работа происходила в сопровождении духового оркестра.

В это время верховная власть в городе осуществлялась т. н. Тройкой.

Как-то во время моего дежурства в воскресный день, по телефону

предложили мне вызывать нашего председателя Совнархоза в Уком

партии. Кроме технички [уборщицы], которая была занята своей лич-

ной работой, никого не было, о чем я сообщил по телефону. На сле-

дующий день ко мне явился милиционер и вручил мне распоряжение

Тройки о наложении на меня 3-дневный арест с выполнением слу-

жебных обязанностей – за невыполнение распоряжения Тройки. Три

дня я вечерами являлся в Домзак, вратарь меня запускал на территорию,

а дежурный надзиратель запускал меня в камеру под замок, где я на-

ходился среди других – в числе примерно 20 человек. Просидев всю

ночь в полусне, утром меня выпускали домой. После завтрака дома, я

приходил на работу, а вечером продолжение следовало также еще 2 дня.

Не знаю, вследствие голода или другой причины, в 1918 году к нам в

город прибыла из Петрограда (теперь – Ленинграда) театральная

труппа какого-то драмтеатра (?). Репертуар у труппы был обширный, и

– по отзывам местных критиков и театралов – исполнение было от-

личное. Остались у меня в памяти пьесы «Генрих Наваррский».

«Трильба», «Лев Гурыч Синичкин и другие. Для постановки инсцени-

ровки «Свобода» (немые сцены из Французской Революции), зри-

тельный зал почти весь был превращен декорациями в «улицу», по

обеим сторонам которой были сооружены по три домика с балконами, а

сцена была превращена в эшафот, - где происходила казнь коммунаров.

Для зрителей было оставлено несколько рядов скамеек (2-3) под бал-

коном театра. Постановка находилась в репертуаре более 10 дней.

Театр пробыл в городе около 2-х лет

В тридцатых годах, будучи в командировке в Москве, в воскресенье

я попал на однодневный концерт, посвященный произведениям Бет-

ховена, в Большом театре, где партер был отведен оркестру и дирижеру,

а сцена – хору. Сколько же было исполнителей? Но это не главное!

Главное – произведения Бетховена.

Неурожайный 1920 год привел к тому, что население Поволжья и

некоторые другие регионы, не только городское, но и сельское насе-

ление голодало. Планового снабжения продуктами питания не суще-

121

ствовало, продолжала существовать в основном частная торговля.

Деньги с каждым днем обесценивались, курс рубля падал. Зарплата

трудящихся исчислялась миллионами рублей, а обеспечить хотя бы

минимальный прожиточный уровень не могла. На рынке бывал хлеб

домашней выпечки из некачественной муки, с твердой коркой и жидкой

полосой внутри на нижней корке; другие продукты низкого качества

появлялись на базаре по чрезмерным завышенным ценам.

Голод требовал поиска выхода из создавшегося положения. Многие

стали уезжать в поиске хлеба в обмен на вещи. Не минула эта идея и

нас.

По предложению бывшего сослуживца моего товарища, мы (я и мой

товарищ) отправились в деревни Сердобского района Саратовской

области на обмен домашних вещей на хлебопродукты.

Из Саратова мы выехали на площадке с рельсами грузового поезда.

Проехав несколько станций и успев заснуть, я и мой товарищ почув-

ствовали, что нас по пяткам (как оказалось – прикладами винтовки)

будят. Открыв глаза, увидели солдат, которые предложили нам не-

медленно сойти с поезда и, забрав наши удостоверения личности,

предложили нам – в числе других, нам подобных – следовать за сол-

датами. К счастью, нас повели вдоль нашего длинного поезда; отставши

от других, мы сумели сесть на буферах сцепления вагонов и повесить

свои мешки до того, как поезд тронулся.

Эта поездка для нас оказалась почти безрезультатной, потому что

мы были далеко не первыми, и интерес у населения к вещам отпал.

Ваня (брат), находясь на военной службе в г. Покровске, восполь-

зовался полученным разрешением, и отправился с домашними вещами

в гор. Смоленск. Пробыв там около месяца, он вернулся с продуктам.

Что на некоторое время улучшило наше питание тем, что ежедневно

имели возможность все есть по тарелке пшеничной каши, заправленной

по одной ложке подсолнечным маслом.

Не успев еще себе подыскать работу после ликвидации Совнаркома,

я заболел малярией. Ежедневно в обеденное время при высокой улич-

ной температуре сидел во дворе в демисезонном пальто до наступления

приступа, потом ложился на сундук в комнате во время тряски и лежал

до наступления в теле высокой температуры. Принимал хинные по-

рошки, пил полынный настой и другие средства. Через месяц малярия

от меня отстала и превратилась в хроническую. Первые последующие

годы – ежегодно, в летнее время - несколько дней, в дальнейшем – все

реже и слабее, что давало мне возможность не лежать и переносить

кризис на ходу, часто не применяя никаких средств.

122

В ноябре я устроился на работу в Покровское отделение транс-

портного потребительского общества (ОТПО) Ряз. Урал. жел. дор.

Помощником бухгалтера. Работал в период составления годового от-

чета до часу ночи. Наше начальство предложило истопнику конторы

варить нам свеклы столовой для поднятия производительности труда.

После перехода на НЭП в 1922 году жизнь заметно улучшалась.

Рынок стал принимать свой прежний облик (откуда только все опять

появилось?). Кооперация и Госторговля стали больше участвовать в

торговом обороте. Даже наше ОТПО расширило свою торговую дея-

тельность, в производстве и торговле кондитерскими товарами. По

неизвестным мне обстоятельствам, национализированная усадьба (на-

ходящаяся со всеми строениями в центре города и удаленная на боль-

шое расстояние от жел. дор. станции), принадлежащая кондитеру Гер-

бер, была передана нашему ОТПО. На второй этаж была переведена

наша контора, а магазин и пекарня использованы по прямому назна-

чению - с приглашением на работу в качестве кондитера бывшего вла-

дельца усадьбы Гербера. По настоянию железнодорожников через год

все было опять приведено в пределах до НЭПовского состояния.

В 1922 году автономную область немцев Поволжья из г. Мар-

ксштадта перевели в г. Покровск.

В сентябре 1923 года наше Покровское отделение транспортпотреб.

общество РУжд ликвидировали, и остался один только пристанцион-

ный магазин, который стал подотчетным непосредственно Правлению

Тр. Потроб. г. Саратова.

Летом 1924 года на наш город нагрянул ураган, который за десяток

минут успел не только сорвать с крыш и пронести над городом кро-

вельные листы, но и свалить городской летний деревянный крытый

театр, который был построен во время пребывания Петроградских ар-

тистов в Покровске (а после них – Саратовского драмтеатра).

Преобразование автономной области немцев Поволжья в автоном-

ную республику вызвало и соответствующие структурные изменения.

От слияния Управления коммунального хозяйства (в котором я состоял

на работе больше года), Управления милиции и Инспекции мест за-

ключения был образован Наркомвнутдел, в котором я стал бухгалтером

финансово-материального отдела.

В 1925 году я окончил бухгалтерские курсы Саратовского Губ-

профобра и заимел первый документ (Свидетельство) о полученном

образовании по узкой специальности. Курсы были вечерние. После

окончания рабочего дня, через 2-3 часа я на местной переправе от-

правлялся в Саратов и в 23 часа возвращался домой. После закрытия

123

навигации и установления дороги на Волге по льду, я жил в Саратове у

семьи умершего родного брата моего дедушки (по отцу).

В 1925 году – как безльготный и здоровый – по жеребьевке я был

призван на действительную военную службу. Да, тогда уходящие в

армию, призывались в возрасте 22 лет, и тянули жребий. Я был на-

правлен в Территориальное управление (ныне военный комиссариат) г.

Покровска, и назначен писарем финансовой части. Хотя и в своем го-

роде отбывал службу. Но находился на казарменном положении.

В 1926 году от разлива Волги город Покровск (больше половины)

стоял в воде. Мои родные, жившие в 2-этажном доме (первый этаж был

затоплен), для входа и выхода из квартиры пользовались плотом в

пределах 150 метров. Население затопленных участков было пересе-

лено вовремя – в кинотеатры и другие помещения, не охваченные на-

воднением.

В мою бытность на действительной военной службе мне довелось

увидеть Председателя Совнаркома СССР А.И.Рыкова, прибывшего в

гор. Покровск, и услышать его речь на митинге; увидеть командующего

Приволжского военного округа Седякина (побывавшего в нашем терр.

Управлении) и увидеть в жел. дор. клубе г. Покровск

А.В.Луначарского, и прослушать его речь (произнесенную без записи) о

международном положении.

В конце 1927 года я был демобилизован и поступил в начале 1928

года в Рабочую часть Исправтруддома бухгалтером. Рабочая часть ИТД

в двадцатых годах расширила свою производственную деятельность не

только на территории Исправтруддома, но и в самом городе. Открыта

была в городе хлебопекарня по ул. Калинина, пекарня для кондитер-

ских изделий и магазин по Коммунарной площади, где работали за-

ключенные и вольнонаемные. В начале, контора Рабчасти ИТД была

размещена при магазине; впоследствии – в здании Наркомвнутдела.

Через год в наш магазин была принята продавщицей Эмма Андреевна

(Генриховна), урожд. Вагнер, родившаяся 7 июля 1911 года в Баронске.

Своих родителей она лишилась рано, отца даже не помнила, а мама

умерла, когда ей было 11 лет. Образование получила в пределах на-

чальной школы. Много читала художественной и другой литературы на

русском и немецком языках. В 17 лет пошла работать продавщицей. До

замужества жила в семье старшей сестры Милюши.

Спустя 7 месяцев после нашей первой встречи – 15 августа 1929 года

мы вступили в законный брак.

124

Фото 1926 г. После Конфирмации в лютеранской школе г. Маркса: 4-я

слева во втором ряду – Эмма Генриховна Вагнер.

125

Фото 15.08.1929. Эмма и Александр Грош после регистрации брака

126

В конце 1929 года Рабчасть была подвергнута реорганизации и

приведена в прежнее состояние с нахождением на территории Ис-

правтруддома, а я - поступил на Костеобрабатывающий завод по своей

профессии – бухгалтером. Проработав два месяца на заводе, ко мне

обратился (мне ранее не известный) директор вновь создаваемого

большого совхоза близ г. Покровска с предложением занять должность

старшего (главного) бухгалтера совхоза. Не имея понятия об учете в

сельском хозяйстве, я согласия на занятие этой должности не дал. Но,

увлеченный перспективность этого будущего совхоза, я согласился на

должность заместителя. Директор предложил мне немедленно уво-

литься и прибыть по его указанию. Через несколько дней директор

совхоза по телефону спросил меня причину задержки моего непребы-

тия. Я ответил, что директор завода не дал согласие на мое увольнение.

Так осталось мне неизвестно, кто предложил директору на принятие

меня на работу в совхоз, и кто способствовал моему увольнению с за-

вода?

17 января 1930 года я был принят на работу в Безымянский совхоз

заместителем главного бухгалтера. Около года я с семьей жил на тер-

ритории элеватора, на бывшем частном хуторе, в фанерном бараке; и,

наконец – в выстроенном жилом доме.

Когда мне стало известно, что открываются в г. Орле бухгалтерские

курсы Наркомсовхозов, я подал Заявление на зачисление меня на

курсы. По полученному мною вызову я в январе 1932 года прибыл в

Москву в Наркомсовхозов, где сообщили, что курсы не состоятся, и

предложили мне занять должность глав. Бухгалтера в одном из совхо-

зов Северного Кавказа или Крыма. Я согласился на Северный Кавказ и

был принят в Ейский птицесовхоз №21А Азово-Черноморского края

(ныне Ростовской области) в качестве главного бухгалтера. Совхоз

расположен в селе Александровка у Азовского лимана близ г. Ейска.

Вся моя дальнейшая трудовая деятельность на протяжении 10 лет

проходила в совхозах в трудных условиях – не только из-за низкой

организации производства, раздутием планирования, учета и отчетно-

сти, но и из-за чрезмерно сокращенного лимита отчетных работников.

И все же, когда я начал отставать от своей заочной учебы и, наконец,

вынужден был даже прекратить учебу - я от начала Отечественной

войны до мобилизации в трудармию продолжал работать в совхозе.

Да, успех в счетной работе у меня был, но и после окончания в Са-

ратове бухгалтерских курсов, я был только бухгалтер-практик. Хоте-

лось большего. Когда мне стало известно, что в Москве имеется Цент.

заочный институт Финанс. Экономнаук Наркомфина и ОРСу (объеди-

127

нение работы-учета) – сокращенно ВЗИНО СССР, и при нем – техни-

кум с отделением бухгалтерского учета, я отправил Заявление. И в 1930

году был зачислен на бухгалтерское отделение техникума. Несколько

контрольных работ, в частности – по бухгалтерскому учету, мною были

закончены и техникумом приняты. Учеба у меня в техникуме прекра-

тилась в 1932 году.

В 1939году окончил Курсы повышения квалификации главных

бухгалтеров Наркомсовхозов.

В 1940 году наш Главк племсовхозов Наромсовхозов СССР реор-

ганизовали в три племенные главка: крупного рогатого скота, обце-

главка и свиноглавка. В результате этой реорганизации меня из Ма-

риановского овцеплемсовхоза, в котором я работал с 1937 года, пере-

вели в Тойденксий свиноплемсовхоз – во вновь принятый Наркомсов-

зов СССР от Наркомзема СССР.

Мариановский овцеплемсовхоз, в котором выращивалась порода

овец «Рамбулье». Лучшие экспонаты были представлены на ВСХВ и

удостоены дипломами. В то время совхоз состоял из 4-х отделений,

имелась племенная конская конюшня, крупного рогатого скота (мо-

лочный скот); полеводство – зерно, корма грубые и сочные, семена трав

– люцерна, американский пырей и донник (не только для своего про-

изводства, но и для снабжения других хозяйств по нарядам Главка).

Размещен на территории (центр. усадьба) бывшей частной усадьбы.

17 октября 1941 года в племсовхоз «Тойда» Воронежской области,

где я работал главным бухгалтером совхоза, прибыл работник милиции

Панинской милиции и объявил мне, что я со своей семьей подлежу

переселению в 24 часа из совхоза.

Совхоз обязан обеспечить доставку меня с семьей и багажом до жел.

дор. станции Тулиново (Панино) 18 октября. По случаю ненастной

погоды (непролазной грязи) наш выезд в назначенный день не состо-

ялся – пришлось возвращаться обратно в совхоз, едва проехав 2 км, и

ночевать на своем багаже в своей бывшей квартире.

За ночь дорога немного окрепла, и 19 числа прибыли в Тулиново - во

двор милиции, а вечером, доставленные и погруженные в товарный

вагон, прибыли на ст. Анну. 20 октября в Анне нас перегрузили в

пульмановский вагон, оборудованный в 2 яруса. В нашем вагоне было

панинских и аннинских переселенцев человек 50. Дети и женщины

сидели и лежали на верхних полках, а мужчины сидели и спали на

своем багаже на полу. В этот же день мы выехали из Анны.

Первые дни наш вагон продвигался вперед за сутки – от одной

станции до другой. До Борисоглебска мы добрались за несколько дней.

128

В Балашове наш вагон прицепили к ожидавшему нас сформированному

большому составу с переселенцами (нам подобными) и вагоном со-

провождающей нас военной охраны. Шли разговоры, что в нашем со-

ставе (по количеству вагонов можно и допустить) было около 2000

переселенцев. Питание в дороге получали не регулярно, несколько раз и

деньгами, которые были ни к чему. Хорошо пригодились нам наши

выращенные гуси, которые успели мы в отведенное нам время (24 часа

для сбора в дорогу) заколоть, мясо пожарить, уложить в ведро и залить

гусиным жиром. Об этом позаботилась наша трудолюбивая домашняя

хозяйка. Больше того, она сумела приобрести еще на дорогу 2-х уток,

которые были в готовом виде поставлены в коридор для остывания, но,

к сожалению, «улетели».

Детей в нашем вагоне было около 10 человек; несмотря на тесноту,

они достойно переносили свою участь. Продолжительность стоянок

поезда никто не объявлял. В вагонах не было туалетов, и нередко сто-

янка поезда находилась далеко от пристанционных туалетов.

7 ноября прибыли на станцию Курган. Восемнадцать суток мы на-

ходились уже в вагоне со своими детьми: Гере – 10 лет, Эльвусе – 7 лет,

а Изиньке – 2 года ...

129

О.В. Кравченко,

г. Бобров

Когда я была маленькой, мои ро-

дители случайно обмолвились, что

моя бабушка (Екатерина Ивановна

Руди ) и все ее предки были немцами.

От меня старательно скрывали это.

Незнание истории своих предков

не давала мне покоя. После долгих

разговоров с родственниками я много

открыла для себя нового. Об этом бу-

дет изложено ниже. Как оказалось, мои предки жили

на юго-западе Германии. Речь моих

предков, отличалась «швабским» акцентом. Во времена Екатерины

второй, когда была массовая миграция немцев в Россию, мои предки

переселились в Россию. Они обосновались в Саратовской области. Я

пыталась узнать в какое именно село, со слов моего троюродного брата

я узнала, что оно называлось Шендорф. Оно находилось тогда в Не-

мецкой республике, ныне это - Саратовская область Краснокутский

район.

Впоследствии - во времена ВОВ,

из-за национальной принадлежности

мои предки были высланы в Узбеки-

стан: моя прабабушка Кри-

да (Анна-Маргарита), моя бабуш-

ка Екатерина Ивановна, ее родной

брат Давид Иванович. Остальных

братьев моей бабушки я не знала, хотя у нее было всего 9 братьев. Всех их

сослали в трудовые лагеря; Давид

Иванович был еще маленьким, по-

этому он остался в городе. Мой пра-

дед Иван Петрович Руди тоже был

сослан в труд-армию; позже мы узна-

ли, что он был там расстрелян.

Мой прадед Иван Петрович Руди

Основная масса моих родственников исповедовали лютеранство.

Моя прабабушка Крида из-за нехватки мужчин в военное время была

пастором в лютеранской кирхе.

130

Прабабушка Крида стоит

В Узбекистане в г. Джизаке бабушка встретила моего деда Ме-

шочкина Александра Васильевича. Вышла за него замуж. У них роди-

лось четверо мальчиков - Николай, Александр, Валерий и Владимир

(мой отец). Вместе они много трудились, построили дом.

Когда мой отец повзрослел и женился на моей матери Елене Пет-

ровне Толстопятовой и у них родились я (14.10.1975 г.) и мой младший

брат (03.11.1978 г.), наша бабушка часто собирала эту большую и

дружную семью за столом на праздники; к нам также присоединялись

бабушкин младший брат Давид Иванович с женой Герминой, детьми и

внуками.

Именно тогда нам приходилось часто слышать немецкую речь,

особенно - когда они хотели друг другу что-то сказать по секрету. Мой

отец любил играть в шахматы с Давидом Ивановичем. Игра была на-

столько азартной, что вокруг них собирались все родственники. Мы жили очень дружно благодаря моей бабушке, справляли и русские, и

немецкие праздники. Это было незабываемое время.

Конец нашим общим праздникам положила смерть моего деда и

перестройка в стране. Развал СССР изменил всю нашу устроенную

жизнь.

131

Фото 1976 г. Справа - бабушка Екатерина Ивановна (1927 г.р.), слева - Гермина, жена бабушкиного брата..

В 1990-х годах Давид Иванович с семьей переселились в Германию,

где до сей поры и проживают его дети и внуки, а часть родственников

переехала в бывший немецкий поселок Красиково, Оренбургской об-

ласти - в том числе и моя бабушка. Я же со своими родителями и братом

Дмитрием в 1991 году переехала в Воронежскую область. Здесь я

вышла замуж, у меня родилось двое детей - Антон (09.08.1996 г.р.) и

Юлия (18.07.2007 г.р.). Я выучилась и много работала и до сих пор

работаю на Бобровском мясокомбинате.

Так я и мои родственники обосновались в Воронежском краю.

Благодаря современным средствам связи я отыскала в г. Воронеже лютеранскую кирху, где меня приняли, как родную; познакомилась с

немцами и прихожанами кирхи. Я решила сохранить для моих детей

традиции, которые переняла у бабушки. Мы изучаем язык, стараемся

его в доме использовать по возможности; меня радует, что дети с охо-

той впитали язык и часто используют его в быту. К сожалению из па-

мяти стерся очень красивый швабский диалект, на котором говорила

моя бабушка. Говорила, это - не то слово, скорее - пела. Эта речь лас-

кала слух, своеобразный немецкий язык казался таким певучим - совсем

не таким, каким мы его учили в школе.

Как жаль, что я не смогу уже привить его моим детям. Взяла гор-

дость за сына, который с радостью вписал в военный билет немецкую

национальность, и – хоть в школе учил английский язык – худо-бедно

132

освоил немецкий самостоятельно. В его комнате часто слышна уже

современная немецкая музыка.

Бабушка в свое время передала много рецептов немецкой кухни,

которые мы используем и сейчас в своем быту. Моим детям очень

нравятся крибли и сладкий суп, который раньше готовила мне моя ба-

бушка. Так же в нашей семье любят гренки и суп из кнепфелей.

Празднование немецких праздников и соблюдение лютеранских

традиций являлось для моей семьи неотъемлемой частью. Мои дети

очень радовались, когда на «Ostern» находили в гнездах из старой

шапки яички - они верили, что их им принес пасхальный заяц. За день

до праздника они долго не ложились спать - боялись пропустить приход

зайца.

Очень хотелось бы, что бы немецкая община воронежского края

сохранила бы обычаи, традиции и язык немцев. К сожалению удален-

ность от Воронежа, не позволяет часто посещать кирху. Но мы стара-

емся по возможности приезжать на службу. Очень радует, что вера

объединяет всех нас.

Фото 2013 г. Мой папа с внуком Антоном и внучкой Юлей.

133

В. Ф. Шварцкопф, председатель приходского совета

Прихода Св. Михаила Архангела г. Москвы ЕЛЦ АИ

Я сам из потомственных традиционных российских лютеран. Мой

отец Шварцкопф Филипп Филиппович (1925-2005) уроженец села

Камыши, Немецкого национального района, Алтайского края. Мать -

Шварцкопф (Карстен) Елизавета Ивановна (1928-1997) из традицион-

ной лютеранской семьи с. Рыбенсдорф, Острогожского района, Воро-

нежской области, где она проживала до осени 1941 года. Там же про-

живала и ее сестра Ольга Ивановна Карстен (1926-2013). После посе-

щения родины матери в 2009 году, я подробно расспрашивал Ольгу

Ивановна об этом селе.

На фото: Владимир Шварцкопф и Ольга Ивановна Карстен

Вот часть ее рассказа:

«Наше село большей частью называлось Рыбное. В

этом немецком селе родились и твои прадедушка - Карстен Михаил, и прабабушка - Карстен Елизавета, и родственники по дедушкиной ли-

нии - все похоронены на деревенском кладбище, расположен-

ном слева от церковного здания. Я хорошо помню кирху и распола-

гавшуюся рядом с ней библиотеку. В кирхе

рой этаж, где находился орган и хоры. В Рыбном жили немцы и

134

русские. Жили дружно и безбедно. Наша семья проживала на ули-

це Брикен, недалеко от речки Тихая Сосна.

В советское время в Рыбном было организовано 4 колхоза: име-

ни Э. Тельмана, К. Маркса, Ф. Энгельса и Р. Люксембург. За церко-

вью, помню, была яма, образованная падением колокола, когда ра-

зорили церковь.

Мы с твоей мамой, Володя, в конце 30-х закопали Библию и Пе-

сенник под вишней, чтобы их не отобрали. В самом доме спрятать

было сложно. А потом не смогли найти. Наверное, кто-то подсмот-

рел за нами и выкопал».

Все село было эвакуировано осенью 1941 года. На сборы было дано

3 дня.

Моя мать вспоминала:

« .. мы – дети, радовались, что нас ждет путешествие, так как уже не

раз прятались в погребах во время бомбежек. А наша мама плакала и

собирала вещи, все три дня сушила сухари на дорогу. Солдаты совет-

ской армии, стоявшие в селе, помогали с разделкой поросенка. В дорогу

разрешалось взять 100 кг. Мы и не знали, что попадем в далекое Ке-мерово, где наша одежда совсем была не пригодна для сибирских мо-

розов».

Когда в Воронеже вышел фильм про село Рыбенсдорф, то - с раз-

решения авторов - я переслал его Ольге Ивановне на Алтай. Она

смотрела его дважды и сказала: «Большое спасибо авторам фильма. Все

- правда, все правильно рассказано в фильме».

Современная улица в Рыбном

С. Смирных,

пастор Повседневная жизнь немецких переселенцев была неразрывно свя-

зана с религией. Из 72 семей, переселившихся под Острогожск (это 264

человек) только одна принадлежала католическому исповеданию, все

135

остальные семьи были лютеранами. Культура, быт, фольклор, трудовая

этика, семейные отношения, общинная жизнь немецких переселенцев

сформированы их лютеранской верою, практически все сферы их дея-

тельности имеют религиозную мотивацию. Трудовой день каждой

семьи начинался с молитвы, и заканчивался молитвой. Все члены об-

щины по воскресениям собирались в кирхе для того, чтобы слушать

Слово Божие, исповедоваться и причащаться. Отсутствие на воскрес-

ной службе какой-либо семьи считалась чем-то из ряда вон выходящим.

Авторитет пастора, как служителя Слова и Таинств был непререкаем, и

почитался выше авторитета любого мирского начальника.

По свидетельству жителей близлежащих сел, переселенцы, осно-

вавшие Рыбенсдорф, отличались зажиточностью, в их дворах и в домах

царили достаток, чистота и порядок. Даже у самого бедного колониста

2 коровы, 2-3 лошади и несколько свиней. За все время существования

немецкого поселения под Острогожском, полицейские сводки не за-

фиксировали ни одного правонарушения. Каждый член общины с ма-

лых лет знал Десять Заповедей, и воспитывался в страхе Божьем сна-

чала родителями, а затем и школой, которая, хотя и давала общее об-разование, носила глубоко религиозный характер. Кстати, первые

переселенцы под Острогожском, начали строительство поселения с

кирхи и школы, а уже затем занялись личным обустройством, что тем

самым показывает: лютеранская вера являлась фундаментом и перво-

причиной всех их мотиваций. Первая кирха, построенная в 1770 году,

была деревянной. Ее заменили каменной в 1801 году. Через 80 лет, в

1881 году, открыли новый храм – каменный, в готическом стиле, яв-

лявшийся гордостью рыбенсдорфцев. Он был в то время одним из

крупнейших в Европе, рассчитан на 3000 человек и впервые построен

на средства лютеранской общины. До этого строительство церквей в

селе субсидировало государство.

Пастор церкви разрешал самые трудные жизненные вопросы об-

щины. Так, во второй половине 18-го века росли долги, которые в целом

составили 24 тысячи рублей – огромную по тем временам сумму. Пас-

тор поехал в Санкт-Петербург и добился у Павла I прощения всех

долгов. Кстати, Лютеранская Церковь в дореволюционной России была

второй Церковью по численности после Православной, руководители Лютеранской Церкви утверждались самим Императором, а жалование

лютеранские пасторы получали из царской казны. В разное время оно

составляло неплохую сумму, - от 150 до 300 рублей в год. Часть немцев из Рыбенсдорфа переселились в Воронеж, образовав

еще одну лютеранскую общину. В 1811-1819 годах в Воронеже на

пожертвования прихожан была построена еще одна кирха. Постройка

136

её связана с тем, что в начале XIX века в Воронеже было много немцев,

которые хотели иметь свою собственную лютеранскую церковь. Сейчас

кирха Святой Марии — единственная лютеранская церковь, сохра-

нившаяся с того времени, а три века назад их было две, благодаря тому,

что немцы в начале XVIII века приезжали в Воронеж строить флот.

Кирха долгое время процветала — даже в конце XIX века, когда

немцев в городе становилось всё меньше из-за «обрусения» их потом-

ков, она имела постоянный большой приход (или, по-немецки, «кир-

хшпиль»). Революция вмешалась в неторопливый ход религиозной

жизни кирхи, и уже в 1920—1930-х годах кирха была закрыта, и в её

здании разместили Горэлектросеть. Долго эта организация занимала

дом, для неё не предназначенный, пока, наконец, кирху снова не пере-

дали лютеранской общине.

На фото: неоконченная картина «Кирха» безвременно ушедшей при-

хожанки воронежского евангелическо-лютеранского прихода им. Св.

Марии Магдалины юной Кати Фроловой (23.04.1989- 04.09.2014)-

учителя воскресной школы.

В настоящее время в кирхе располагается евангеличе-

ско-лютеранский приход «Святой Марии Магдалины». Среди прихо-

жан есть и потомки основателей прихода. Здесь же находится кафедра

епископа Южного Церковного округа ЕЛЦ АИ вл. Анатолия Малахова,

поэтому лютеранская церковь в Воронеже с 2016 года имеет статус

кафедрального собора.

137

Крещение, конфирмация, бракосочетание, прощание с усопшими

родственниками - много радостных и горестных минут пережили лю-

теране в этом небольшом, но эффектном сооружении. В приходе Свя-

той Марии Магдалины проводятся регулярные богослужения, занятия

детских и молодежных групп. Продолжая традиции наших предков,

приход является многонациональным, его посещают и несут активное

служение студенты из Мадагаскара, Венгрии, Германии, Сирии, есть

среди членов церкви и потомки лютеранского пастора Эдуарда Фере

(1834 - 1895 гг.).

Фото с сайта riavrn.ru

Представителями лютеранской общины осуществляется разносто-

роннее социальное служение. АНО «Назорей», которой руководит

дьяконисса прихода «Святой Марии Магдалины» Наталья Малахова,

признана одной из лучших в России общественных организаций по

решению вопросов социальной адаптации бывших заключенных, а

также профилактики преступности, наркомании, алкоголизма, табако-курения и других негативных явлений в обществе.

В настоящее время пастором Евангелическо-лютеранской церкви в

с. Рыбное является Сергей Смирных, который регулярно проводит по

субботам богослужение в здании старинной кирхи. Каждое лето в этом

138

прекрасном храме проводятся выездные служения со священниками

и членами лютеранской церкви города Воронежа и всеми желающими.

Приходят в храм и местные жители.

А.Е. Малахов Епископ Южного Церковного округа ЕЛЦ АИ

Я родился в многодетной семье (9 детей) 22 июля 1963 года.

Окончил среднюю школу в с. Дмитриевка Старооскольского района

Белгородской области.

С 14 лет летом работал помощником комбайнера, а с 16 лет – ком-

байнером. Неоднократно награждался грамотами, в 1980 году семейное

звено Малаховых завоевало переходящее знамя по Белгородской об-ласти.

1981-1983 – служба в армии, в Воронежском высшем военном

училище радиоэлектроники. После службы остался в г. Воронеже ра-

ботать на Воронежском механическом заводе обрубщиком, а после

перешел на станцию технического обслуживания по ремонту кузовов

автомобилей.

Сложные жизненные пути привели меня в 1993 году к Богу. Я стал

молиться, читать Библию, рассказывать о вере другим. Закончил Биб-

лейский институт. В ноябре 2001 года зарегистрировал организацию

«Назорей», основным направлением деятельности которой стала ока-

зание помощи людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию.

Глубже стал изучать учения лютеранской церкви; при поддержке

Константина Андреева собрали группу верующих, потомков нем-

цев-лютеран, в 2006 году зарегистрировали церковь Святой Марии

Магдалины, в 2008 был рукоположен в пасторы епископом Евангели-

ческо-лютеранской церкви Корнелиусом Вибе.

С Божьем помощью стали восстанавливать разрушенное лютеран-ство в Черноземье. В 2015 году был рукоположен в епископы Южного

церковного округа Евангелическо-лютеранской церкви Аугсбургского

исповедания России; являюсь настоятелем кафедрального собора Свя-

той Марии Магдалины в городе Воронеже, членом межконфессио-

нального совета при Воронежской областной думе.

С 2003 года являюсь региональным представителем Попечитель-

ского Совета УИС. С 2008 года занимаюсь правозащитной деятельно-

стью, стал членом Общественной наблюдательной комиссии по защите

прав людей в закрытых учреждениях (ОНК), был избран председателем

ОНК Воронежской области. С 2010 года являюсь руководителем ре-

гионального отделения ООО «Совет ОНК» Воронежской области.

Женат. Имею четверых сыновей.

139

Анатолий Малахов, супруга Наталья, сыновья Андрей и Даниил

***

Централизованная Религиозная Организация «Евангеличе-

ско-Лютеранская Церковь Аугсбургского Исповедания» (ЕЛЦАИ) зарегистрирована в России 28 июня 2006 года. Это - одна из пяти ныне

официально существующих в России лютеранских Централизованных

Религиозных Организаций.

ЕЛЦАИ - в отличие от других российских лютеран - не ассоциирует

своё служение исключительно с германской или скандинавской тра-

дицией, являясь традиционной российской церковью, чьё служение не

140

ограничивается национальными диаспорами. ЕЛЦАИ принадлежит к

консервативному «высокоцерковному» движению в лютеранстве,

епископы ЕЛЦАИ рукоположены в соответствии с древней христиан-

ской традицией апостольской преемственности, признается традиция

монашества, не допускается рукоположение женщин в священники и

епископы. Однако, в состав ЕЛЦАИ кроме высокоцерковных, входят

также наиболее старые немецкие пиетистские общины и приходы

евангелической низкоцерковной традиции.

24 ноября 2014 года ЕЛЦАИ подписала договор о партнерстве и

общении со Старокатолической церковью Словакии. ЕЛЦАИ нахо-

дится в братских контактах с консервативными высокоцерковными

лютеранскими и англиканскими юрисдикциями, церковными объеди-

нениями, движениями и монастырями в Европе, и других странах.

На январь 2015 года насчитывалось 40 зарегистрированных прихо-

дов и несколько общин в статусе религиозных групп, ряд общин уже

имеет полноценные церковные здания-кирхи (Воронеж, Рыбенс-

дорф, Калуга, Барнаул и с. Новотырышкино в Алтайском крае, с. Пе-

тропавловка в Бурятии). В 2013 году решением мэра Москвы С.С. Собянина ЕЛЦ АИ пе-

редано в безвозмездное постоянное пользование помещение для кон-

систории и прихода в Москве.

ЕЛЦАИ ведёт активную социальную работу. Президент Генераль-

ного Синода ЕЛЦАИ В. С. Пудов 2000 году Указом Президента РФ

В.В. Путина награжден орденом «Дружбы».

Начальствующий Епископ ЕЛЦАИ Константин Андреев является

членом Попечительского совета уголовно-исполнительной системы

РФ, а также членом Экспертного совета Комитета Государственной

Думы РФ по делам общественных объединений и религиозных орга-

низаций.

ЕЛЦАИ отстаивает традиционные семейные ценности, решительно

протестуя против церковного одобрения однополых браков. ЕЛЦ АИ

признает Священное Писание источником веры и догматики, признает

догматические решения семи Вселенских соборов и Аугсбургское ис-

поведание веры истинным выражением библейского вероучения. Бу-

дучи твёрдой последовательницей консервативных апостольских тра-диций, храня верность библейским христианским ценностям, ЕЛЦАИ

продолжает трудиться во Славу Божью и для пользы Отечества земного

и Небесного.

141

Александр Шушеньков ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ

Расселение немцев на воронежской земле, начавшееся с Рибенс-

дорфа, привело (в дополнение к Артюшкино и Централи) еще к обра-

зованию нескольких компактных «микроколоний»: в Новохоперском

районе - Иогановской, Кантемировской и Петровской, в Острогожском

- на мельнице Дедерер и хуторе Павловском, в Россошанском – на

хуторе Руэнталь, в Каменском – в деревне Фриденфельд.

В 1964 г. в Воронеже была создана средняя общеобразовательная

школа №64 им. Эрнста Тельмана с углубленным изучением немецкого

языка – нынешняя гимназия № 6.

Город Воронеж в августе 1989 г. заключил Соглашение об уста-новлении статуса побратимов с Земельным округом Везермарш (Ниж-

няя Саксония, ФРГ). Это позволило столице Черноземья активизиро-

вать контакты с Германией, осуществляя контакты в экономической,

образовательной, культурной и спортивной сферах.

Каждый год с тех пор происходит обмен молодежными и детскими

делегациями на принципах «народной дипломатии»: в воронежские

семьи в июле - августе приезжают немецкие дети, в марте - апреле из

Воронежа отправляются дети в ФРГ (обычно - в семьи своих немецких

гостей). Пребывание гостей в двух странах предусматривает посещение

детских оздоровительных лагерей и баз отдыха, различные познава-

тельные экскурсии на местах и в других городах. В ФРГ побывали такие

творческие коллективы, как «Вечора», «Кольцовский край», «Ровес-

ник», «Черноземочка», «Православная Русь», а также учащимися му-

зыкальных школ, детские баскетбольные команды, преподаватели не-

мецкого языка и др.

В 90-е годы благодаря Администрации Земельного округа Везер-

марш была осуществлена поставка из Германии гуманитарной помощи для воронежских малоимущих семьей, медицинского оборудования и

лекарств, а также специального поддерживающего снаряжения для лиц

с ограниченными физическими возможностями.

Было организовано и несколько встреч для бывших противников –

ветеранов II Мировой войны, которые помогли их участникам лучше

понять друг друга.

В 1996 году в Воронежском государственном университете по

инициативе культурного отдела Посольства ФРГ был создан Регио-

нальный центр немецкого языка (РЦНЯ). Он знакомит жителей региона

с немецким языком, культурой и наукой, поддерживает гуманитарные

контакты между организациями и вузами ЦЧР и Германии, оказывает

методическую помощь специалистам-германистам.

142

В 1996 г. университет получил в дар 7 тысяч книг на немецком

языке, в 2000 г. от граждан, учебных заведений Везермарша и Оль-

денбургского университета поступило еще примерно 2 тысячи немец-

ких томов научной и учебной литературы для Зональной научной

библиотеки ВГУ.

По разным данным немецкая община Воронежской области на-

считывает от 1,5 до 4 тысяч человек. Наибольшее их количество про-

живает в Россошанском, Калачеевском, Новоусманском, Новохопер-

ском и Павловском районах.

В 2006 г. по инициативе А. Кондратова и А. Ферингера был создан

Воронежский «Центр немецкой культуры», председатель которого

представляет немецкую общину в Национальной палате при губерна-

торе Воронежской области.

В последние годы приобрел законченный вид Архитектур-

но-парковый ансамбль принцев Ольденбургских в Рамони, который

также – хоть и опосредованно – связывает Воронежский край с Гер-

манией. Как известно, его владелица - принцесса Евгения Максими-

лиановна Ольденбургская, была дочерью герцога Максимилиана Лейхтенбергского из Баварии.

Дворец принцессы Ольденбургской. Фото с сайта oldenburgpalace.ru

В 2014 году создано Воронежское региональное Русско-немецкое

культурно-духовное общество, которое под руководством Е.А. Гре-фенштейна стало не только возрождать традиционную немецкую

культуру, но и приняло деятельное участие в подготовке празднования

250-летия прибытия первых немецких переселенцев на Воронежскую

землю.

143

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Эта книга появилась благодаря многим людям – и тем, кто когда-то

приехал в Россию, и - их потомком, и – тем, кто занимался архив-

но-научной работой, готовил материалы и писал воспоминания. Хо-

чется в адрес всех их выразить слова благодарности.

Считаю необходимым, однако, особенно выделить двух человек, -

созидательная энергия которых оказалась решающей для рождения

сборника. Впрочем, выразилось это по-разному.

Анатолий Евгеньевич Малахов оказался главной движущей силой

в возрождении воронежской кирхи и её «старшей рибенсдорфской

сестры». Он воссоздал воронежскую церковно-лютеранскую общину,

сумел сплотить людей и организовать место, где собираются не только

верующие, но и просто люди, причастные к немецкой культуре. Он же

изыскал возможности для финансовой поддержки издания этого

сборника. Думаю, без него была бы невозможна достойная организация

торжественных мероприятий по празднованию 250-летия прибытия

немецких переселенцев в наши места. Он – стержень нынешней не-

мецкой воронежской общины.

Евгений Александрович Грефенштейн, стоящий у истоков соз-

дания Воронежского регионального Русско-немецкого культур-

но-духовного общества – из тех людей, которые составляли и состав-

ляют гордость нашей страны. Пережив в детском возрасте тяжелейшие

время фашистской оккупации и послевоенные голодные годы, ока-

завшись сыном репрессированного за национальность родителя, он

смог не только выдержать все испытания, но и долгие годы самоот-

верженно трудился на воронежской земле, развивая здесь сельское

хозяйство. Он, можно сказать, стал главным мелиоратором Воронеж-

ской области, и под его руководством знаменитые воронежские чер-

ноземы стали еще плодороднее, а наш край – богаче.

Недавно он отметил свое 86-летие, однако, невзирая на возрастные

проблемы со здоровьем, находит возможность активно участвовать в

жизни воронежских немцев и созданного им Русско-немецкого куль-

турно-духовного общества. Он пишет книги, создает стихи, но главное

– дает другим людям пример честной и добросовестной жизни.

Он собрал материалы для публикации, и мне осталось только вы-

брать необходимые тексты, отредактировать их (я старался миними-

зировать своё участие в этом), и сверстать книгу. Эта работа не была

мне в тягость, а наоборот – принесла огромное удовлетворение. Должен

отметить, что некоторые данные у разных авторов различаются, однако

144

я оставил все, как есть. Готовя книгу, я совершенно по другому смог

увидеть те испытания, что выдержали и люди, и страна. Надеюсь, что

смог хоть каким-то образом внести свой вклад в дело сохранения па-

мяти об ушедших, так много сделавших для других. Они этого дос-

тойны.

И еще: я не могу не упомянуть Нэлю Траксель, которая - даже при

катастрофической нехватке времени и многочисленных семейных за-

ботах - изыскивает возможность для поддержания начинаний Евгения

Александровича. Надеюсь, ее солнечный и добрый характер осветит

страницы этой книги Божественной любовью.

Вероятно, найдутся люди, которые скажут: а, как же – мы? Почему

не обратились к нам – ведь у нас тоже есть, что рассказать?

Да, мы с Евгением Александровичем охватили далеко не всех, это –

так. Но мы сделали лишь то, что смогли, и вовсе не считаем тему «во-

ронежских немцев» исчерпанной. Как говорится, дай Бог и другим – в

том числе тем, кто не оказался упомянутым в нашей книге – подгото-

вить и выпустить свои подобные работы. Чем больше их будет, тем

лучше и полнее будет представлена история немцев России. Нам хочется, чтобы книга «Воронежские немцы: 250 лет в России»

не только дала информацию, но и поддержала в людях стремление к

взаимопониманию. Ведь, как говорит старинная немецкая пословица:

«Eintracht ernährt, Zwietracht verzehrt».

Мы заинтересованы в замечаниях, пожеланиях и отзывах чи-

тателей на электронную почту shushenkov57@mail.ru.

*** Возвращается ветер, как прежде, на круги своя.

Всё кончается и - вместе с тем - начинается снова.

Вырастает из семени деревом новым семья,

И – увы! - забывает порой обратиться к основам.

Дан Творцом нам лишь миг, и его надо верно прожить,

Передать от корней только самое лучшее детям.

Ветер-время не ждёт - нас как листья срывает, кружит.

А родные – уходят. Но, может быть, ТАМ их мы встретим?

Нас дождутся с любовью ушедшие мать и отец,

И другие – из тех, что, как листья, уже УЛЕТЕЛИ.

Мы увидимся вновь, и сумеем сказать, наконец, Всё, что здесь на Земле, им когда-то сказать не успели …

Александр Шушеньков

02.08.2016

145

СОДЕРЖАНИЕ

Е. Грефенштейн. Предисловие 3

С. Коротун. Рибенсдорф 4

В. Жихарев. Из книги «Немецкие колонисты в селе Артюшкино» 35

С. Еремеева. Из статьи «Немцы с русской душой» 42

В. Безрядин. Немецкая община города Воронежа 44

Н.Алвандян. Это ли не Промысел Божий? 48

Н. Траксель. Воспоминания 56

П. Траксель. История моих предков 60

Е. Грефенштейн. Из книги «Лишенные детства» 70

А. Шушеньков. Семья Грош-Вагнер 99

А. Грош. Воспоминания 106

О. Кравченко. О родных 130

В. Шварцкопф. О Рыбном и Рыбенсдорфе 134

С. Смирных. Воронежские лютеране 135

А. Малахов. О себе 139

А. Шушеньков. День сегодняшний. Послесловие 142

Д Л Я З А М Е Т О К

УДК 94(470.324) 054.72

ББК 63.3(2Рос-4Вор) 27(Гем)

В 75

ISBN 978-5-906502-21-6

Воронежские немцы:

250 лет в России

Евгений Грефенштейн

Александр Шушеньков

Отпечатано в типографии ООО РИФ «Руна»

Тел.: (473) 291-63-24 E-mail: rgorizonty@mail.ru

Подписано в печать 02.08.2016 г. Формат 60×84 1/16.

Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура Таймс. Усл. печ. л. – 8,60.

Тираж – 500 экз.