266.сравнительная политология историко методологический аспект

1

Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное агентство по образованию

Ярославский государственный университет им. П.Г. Демидова

О.К. Ефимова

Сравнительная политология: историко-методологический аспект

Текст лекций

Рекомендовано Научно-методическим советом университета для студентов специальности Политология

Ярославль 2007

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

2

УДК 32.001(075.8) ББК Ф 0я73 Е 91

Рекомендовано

Редакционно-издательским советом университета в качестве учебного издания. План 2007 года

Рецензенты:

доктор исторических наук, профессор С.Г. Осьмачко; кафедра военно-гуманитарных наук Военной финансово-

экономической академии им. А.В. Хрулева

Е 91 Ефимова, О.К. Сравнительная политология: текст

лекций / О.К. Ефимова; Яросл. гос. ун-т. – Ярославль : ЯрГУ, 2007. – 64 с.

ISBN 978-5-8397-0582-1 Текст лекций включает материалы по историко-

методологическим темам учебного курса «Сравнительная политология» и список рекомендованной литературы. Предназначен для студентов, обучающихся по специ-

альности 030201 Политология (дисциплина «Сравнитель-ная политология», блок ОПД), очной и очно-заочной форм обучения. Содержание текста лекций соответствует требованиям

государственного стандарта по политологии. УДК 32.001(075.8)

ББК Ф 0я73

ISBN 978-5-8397-0582-1

© Ярославский государственный университет им. П.Г. Демидова, 2007

© О.К. Ефимова, 2007


3

Лекция 1 Сравнительная политология в системе научных знаний

о политике

1. Структура политической науки. 2. Предметное поле сравнительной политологии. 3. Специфика и границы сравнительной политологии. 1. Политика является объектом исследования многих гумани-

тарных и общественных дисциплин. Сравнительная политология занимает ключевое место в системе научных знаний о политике. Почти четверть (24,1%) всех индивидуальных членов Междуна-родной ассоциации политической науки специализируется в об-ласти сравнительной политологии. Представители данной отрас-ли явно доминируют в политической науке, так как три следую-щие по численности специальности: политическое поведение (16,5%), политическая теория и политические институты (каж-дая по 14,8%) – отделены от лидера значительным, почти десяти-процентным интервалом1.

Прежде чем приступить к выяснению вопроса о роли сравни-тельной политологии в системе научных знаний о политике, не-обходимо затронуть проблему границ и внутренней структуры политической науки.

Логика развития политической науки соответствует логике развития политической сферы жизни общества. Дифференциро-валось общество, развивалась и усложнялась политическая сфера, развивались и усложнялись, становились более целостными и за-вершенными представления о политике, формировалась полити-ческая наука как самостоятельная отрасль научного знания и учебная дисциплина. В то же время из этого нельзя сделать вы-вод о том, что нынешняя весьма дифференцированная система

1 Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология: Учебник.

М., 2002. С. 12.


4

изучения политики всегда существовала и в прошлом, так же как довольно трудно было бы давать прогнозы относительно будуще-го ее состояния и темпов развития, интеграции и дифференциа-ции знания о политике. Следует заметить, что политика стала объектом исследовательского интереса и человеческого познания еще в те времена, когда не только общественная наука, но и вся научная мысль в целом существовали в нерасчлененном, синкре-тическом состоянии. Если взглянуть на первые исторически из-вестные сюжеты, связанные с политикой, например на древнеин-дийскую «Артхашастру» и китайскую «Лунь Юй» («Беседы и высказывания»), то без особого труда можно обнаружить пере-плетение политических проблем с сюжетами, которые традици-онно относятся к предметам этики, истории, социальной филосо-фии, юриспруденции, а также к сферам религии и мифологии. Во многом это было обусловлено и самим тогдашим состоянием развития политических объектов, т.е. властных институтов и от-ношений, поскольку древняя политика находилась во многом еще в переплетенном и связанном с другими формами общения (се-мейными, экономическими и т.д.) виде, когда свободные жители и община (античные Афины) были еще слабо функционально расчленены и автономизированы по ролям и статусам. Это со-стояние развития политической сферы проявилось в синкретич-ности и размытости самого предмета и контуров политического знания, еще не отпочковавшегося из лона «праматери наук» – философии, а также не отдифференцировавшегося от этического и исторического познания2.

Многовековой процесс дифференциации (а затем и интегра-ции) обществоведческого знания, связанного с анализом полити-ческих феноменов, свидетельствует как о постепенной специали-зации политической мысли, так и о многократном усложнении содержания и структуры политических институтов и политиче-ских отношений, зачастую требующем специального изучения лишь одной грани политических объектов. Например, появление таких новых институтов, как демократические выборы, избира-

2 Дегтярев А.А. Предмет и структура политической науки

// Политическая наука в России: интеллектуальный поиск и реальность: Хрестоматия / Отв. ред.-сост. А.Д. Воскресенский. М., 2000. С. 97.


5

тельные системы, представительные парламенты, потребовало формирования новых подходов и инструментария с целью изуче-ния политического сознания, поведения, общественного мнения.

Политика как объект научного исследования имеет множест-во измерений, поскольку она выступает в качестве одного из главных регуляторов социальных отношений, пронизывая другие сферы жизни человека и общества и вторгаясь в них. Всесторон-ний анализ различных измерений политики обусловливает необ-ходимость в ее междисциплинарном изучении, привлечении по-тенциала и инструментария всех общественных, гуманитарных, а ряде случаев даже естественных и технических наук (география, биология, математика, кибернетика и т.д.). Многие разделы поли-тикознания аккумулируют результаты междисциплинарных раз-работок смежных с политологией разделов обществознания: изу-чение политических институтов и норм тесно связано с правове-дением, политических идеологий и учений – с философией, политических чувств, эмоций – с психологией, политических ценностей и традиций – с культурологией и т.д. Возникают во-просы: являются ли соответствующие разделы наук (социологии, философии, психологии и т.д.) одновременно составной частью единой политической науки или развиваются самостоятельно в рамках других наук и если входят, то каков их статус в системе политического знания?

Политическая наука пока не выработала единой точки зрения на этот предмет. Часть специалистов (прежде всего французских) фактически отождествляют современную политическую науку с политической социологией. Другие рассматривают политологию как суммативную науку, точнее множество наук, объединенных между собой лишь общим объектом изучения. Большинство рос-сийских специалистов исходят из того, что политическая наука едина. В фундаментальном труде «Политическая наука: новые направления» говорится, что достижения единства политической науки еще далеко, можно вести речь, по крайней мере, о потен-циально объединимой отрасли знания. Это означает, что, рас-сматривая политическую науку как единую отрасль знания, мы не должны быть категоричными в этом утверждении и должны


6

понимать, что оно включает в себя значительный элемент услов-ности.

В специальной литературе нередко встречаются многочис-ленные сетования на фрагментацию политической науки. «Более не существует единой, господствующей точки зрения; … методо-логическая концепция дисциплины распалась»3. На самом деле фрагментация есть не что иное, как результат развития специали-зации. Следует заметить, что с ХVI в. развитие всех наук – от ас-трономии до зоологии – проходило в направлении внутренней дифференциации. Углубление исследований, проводившихся в рамках отдельных научных отраслей, привело к возникновению субдисциплин внутри этих отраслей, многие из которых со вре-менем стали автономными.

Один из авторов коллективного труда «Политическая наука: новые направления» М. Доган подчеркивает, что обе тенденции – дробление исследовательских областей и специализация – прояв-ляются на фоне процесса гибридизации. Именно взаимосвязь фрагментации специальностей и их гибридизация, а не изолиро-ванное влияние каждого из них привели к достижению порази-тельных успехов в науке.

Какова в этом случае структура политической науки? Для на-глядности воспользуемся схемой, предложенной А.А. Дегтяревым в книге «Политическая наука в России: интел-лектуальный поиск и реальность» (Схема 1).

В центре схемы – политическая теория (иногда ее называют

политологией в узком смысле слова). Именно она призвана акку-мулировать знания «частных» политических наук, включить их в единую систему, благодаря чему они приобретают новое качест-во и смысл (как известно по теории систем, свойства системы больше свойств входящих в нее составляющих элементов). Осо-бый статус политической теории обусловлен тем, что она изучает политику не в общем ряду других объектов (как философия, со-циология, история и т.д.), а как единственный и основной объект, причем во всей целостности ее качеств и определений, как цело-

3 Easton D. Schelling C. Divided knowledge across disciplines, across cul-

tures. Newbury Park (Cal.) Sage 1991. P. 49.


7

стную систему с присущими закономерностями взаимоотноше-ний между ее элементами.

Схема 1. Структура политической науки4

Объект наук – политическая сфера общества 1 – философия; 1.1 – философия политики; 2 – социология; 2.1 – социология политики; 3 – психология; 3.1 – психология политики; 4 – история; 4.1 – политическая история; 5 – антропология; 5.1 – политическая антропология и потестарная этнография: 6 – культурология; 6.1 – политическая культурология; 7 – экономическая наука; 7.1 – политэкономия; 8 – юридическая наука; 8.1 – теория политико-правовых норм и институтов;

4 Дегтярев А.А. Указ. соч. С. 98.


8

9 – общая теория политики (политология в узком смысле); 10 – политическая наука (политология в широком смысле) Другие соприкасающиеся с политикой дисциплины изучают

отдельные стороны политики в той мере и в том отношении, в котором политика проникает в другие сферы жизни. Полученные в рамках смежных дисциплин знания входят в политическую науку тогда и в той мере, в какой они осмысливаются в рамках самой политической науки. Предполагаются и иные принципы построения структуры политической науки, в основе которой ле-жит принцип деления политической науки на отдельные субдис-циплины (относительно самостоятельные направления, подходы).

Это: – история политической науки; – политическая теория и методология; – политические институты; – публичное (административное) управление; – политическое поведение; – местное и региональное управление и политика; – политические отношения в сфере международных отноше-

ний; – сравнительная политология. Еще один подход к структуре политического знания связан с

выделением в политологии эмпирического и теоретического уровней политического знания, фундаментальных и прикладных исследований в политологии, которые при всех различиях не от-делены друг от друга «китайской стеной», хотя и отличаются по ряду параметров. В учебных целях разделение политологии на теоретическую и прикладную часть в ряде случаев может быть вполне оправданным.

2. Рассмотрев вопрос структуры политической науки, сфор-мировавшейся в силу процессов дифференциации и интеграции и имеющей чрезвычайно гетерогенный характер, включающей де-сятки частных дисциплин или субдисциплин (по разным оцен-кам, от 20 до 40, многие из которых уже институционализирова-лись в самостоятельные академические и университетские дис-циплины, а специалисты этих областей знаний объединились в национальные и международные ассоциации), мы приступим к


9

определению места и роли сравнительной политологии в системе политических знаний.

Сравнительная политология сформировалась как обособлен-ная часть сложной, предметно и методологически дифференци-рованной политической науки. Поэтому первая задача, с которой мы сталкиваемся при «приближении» к сравнительной политоло-гии, – выяснение ее роли в широком комплексе политических знаний. И задача эта вовсе не так проста, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что общепризнанной позиции по это-му вопросу в научном сообществе так и не сложилось. Некоторые исследователи считают, что сравнительная политология – это и есть политология в целом. Существует позиция (отстаиваемая из-вестным ученым Г. Алмондом), согласно которой сравнительная политология – это внутринаучное движение, вызванное к жизни в значительной мере социальным контекстом функционирования политического знания. Большинство исследователей полагают, что сравнительная политология прежде всего субдисциплина, специфика которой выражается в методе.

Действительно, научные дисциплины различаются и опреде-ляются, как правило, по своему предмету и методу. Для сравни-тельной политологии, как считает отечественный политолог М.В. Ильин, подобная идентификация представляется проблема-тичной. Во-первых, у сравнительной политологии «отсутствует» свой специфический «предмет». Она оказывается «слугой всех господ», ей приходится изучать все, что входит в сферу полити-ческой науки – от целых политий до конкретных ролей. Во-вторых, пресловутый «сравнительный метод» является поистине универсальным и всеобщим. Он постоянно используется не толь-ко в отдельных науках, но и в повседневной жизни. Таким обра-зом, получается, что предмет и метод «чужие». Первый «отсутст-вует», а второй «утрачен»5.

Известный отечественный компаративист Л.В. Сморгунов формулирует проблему следующим образом: «Сравнительная по-литология и получила свое название по методу, а не по предмету. На этом основании многие отрицают за сравнительной политоло-

5 Ильин М.В. Основные методологические проблемы сравнительной

политологии // Полис. 2001. № 6. С. 140.


10

гией собственную предметную специфику, а соответственно, и собственную теорию, говоря, что сравнительная политология – это и есть вся политическая наука, в которой используется сравни-тельный метод»6. Данный тезис в его грубой прямоте и простоте справедлив, однако он может быть уточнен и тем самым мягко ос-порен, исходя из постулата о «промежуточном» положении срав-нительной политологии в системе политического знания. В этом своем качестве она связывает два основных типа научных дисцип-лин, занимающих все остальное пространство политической нау-ки. Речь идет о законоустанавливающих, или, как их принято на-зывать в науковедении, номотетических, дисциплинах, ориенти-рованных на разработку общих законов, с одной стороны, и дисциплинах описательных, идеографических, дающих отражение той или иной фактуры, – с другой.

К номотетическому знанию тяготеет политическая теория. Идеографическое же знание создают дисциплины, которые соби-рают и накапливают данные в ходе изучения своего аспекта по-литики. К таким по преимуществу описательным дисциплинам относятся, например, политическая социология, политическая психология, политическая антропология и политическая исто-рия – в той мере, в которой они не вторгаются в сферу теории, эксперимента или сравнительных исследований.

Графически место сравнительной политологии в политиче-ской науке можно представить в виде следующей схемы (схе-ма 2)7. Компактное ядро политической науки составляют теория и родственные ей отрасли номотетического знания. Дальнюю пе-риферию образуют разрозненные дисциплины идеографического типа (история, социология, психология и т.п. Объединяются же ядро и периферийный шлейф описательных дисциплин "проме-жуточным поясом", связанным одновременно и с ядром, и с дис-циплинами, – поставщиками данных.

6 Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: Теория и методология

измерения демократии. СПб., 1999. С. 31. 7 Ильин М.В. Указ. соч. С. 41.


11

Схема 2. Место сравнительной политологии

в системе знаний о политике Для дисциплин ядра характерны умозрение и интеллекту-

альное конструирование. Для дисциплин ореола характерны опи-сание и соответствующее ему накопление фактов, в частности создание всевозможных баз данных. Для дисциплин-посредников характерны опыт и испытания, например, в форме тестов, экспе-риментов или сравнений. Это дисциплины эмпирические в стро-гом смысле. Эксперимент и сравнение есть основные способы получения эмпирического знания. Эмпирические дисциплины существенно отличаются по своему предмету от теоретических и


12

описательных дисциплин. Предмет эмпирических дисциплин не бывает всеобщим. Он ограничен приложимостью метода. Други-ми словами, внутри предметной области политики есть немало зон, которые не поддаются эмпирическому изучению с помощью эксперимента или сравнения. Правомерно также отметить, что в эмпирических дисциплинах, включая компаративистику, метод суживает предмет и тем самым как бы включается в него. В итоге получается специфический предмет, формируемый в ходе его систематического освоения конкретным методом. Такое соотно-шение предмета и метода – одна из отличительных особенностей сравнительной политологии как эмпирической дисциплины.

Предмет теории универсален, поэтому теория не может не претендовать на универсальность; предмет идеографии уникален, так что исследования в рамках дескриптивных дисциплин заве-домо неповторимы. И в том и в другом случае предмет определя-ет результат, а методы оказываются подручным средством выяв-ления «объективной истины» – универсальной или уникальной. Соответственно методы применяются произвольно, не связывают предмет и не связаны им. Их объединяет исключительно кон-текст исследования.

Сравнение универсально, но только в компаративистике оно используется систематично и методично. И поскольку система-тично применяемый метод трансформирует и тем самым форми-рует предмет исследования, сравнительная политология именует-ся «по методу».

Как возможны сравнения? В своей повседневной практике все мы так или иначе сопоставляем друг с другом вещи и явле-ния. Осуществление сопоставлений оказывается своего рода ес-тественной способностью человека, помогает ему ориентиро-ваться в мире и осваивать этот мир. На уровне быта сопоставле-ния производятся зачастую безотчетно.

«Невозможно мыслить, не сравнивая. Поэтому без сравнения невозможны ни научная мысль, ни научное исследование», – ут-верждает Э. Свенсон8. В сущности, никакое эмпирическое соци-ально-политическое исследование не обходится без того или ино-

8 Цит по.: Шаран П. Сравнительная политология. Ч. 1. М., 1992. С. 12.


13

го сравнения. Ученые сравнивают между собой случаи, исполь-зуют статистические данные и приемы для проведения и уточне-ния количественных сравнений, сопоставляют отдельные случаи с теоретически сконструированными типами, выявляют отклоне-ния показателей и т.д.

При этом сами понятия, употребляемые при сравнении, – «сходство» и «различие» – весьма относительны. Можно сказать, что никакое сравнение невозможно, если одновременно не при-сутствуют сходные черты и различия сравниваемых объектов. Невозможно сравнивать абсолютно одинаковые объекты, равным же образом нельзя сравнить полностью несовместимые, взаимо-исключающие объекты. Никакие две страны (региона), их поли-тические системы не могут быть одинаковыми во всем, в то же время они всегда имеют что-то общее, их объединяющее. Поэто-му сравнение всегда происходит в той точке, где сходство пере-секается с различием. Все сравнения построены на аналогиях, но в то же время все сравнения в определенном смысле построены и на противопоставлении. Продолжая эту мысль, можно предполо-жить, что все социальные и политические исследования в той или иной степени носят сравнительный характер.

Несмотря на высокую степень востребованности в сравни-тельных исследованиях в отечественной политической науке не встречается четкого определения сравнительной политологии. Известный зарубежный ученый Шаран подразумевает под срав-нительной политологией всеобъемлющее «сознательное сравне-ние» политического опыта, институтов, образований, прямо или косвенно связанных с формальными государственными органами поведением и процессами, происходящими в политической сфе-ре»9. Можно сказать, что сравнительная политология – это сово-купность соответствующего метода и стратегии, позволяющих делать обобщения, объяснять конкретные проблемы или вопро-сы, связанные с политикой.

Исходя из вышеизложенного можно определить, что сравни-тельная политология – это обособленная часть политологии, в которой на основе сравнения и обобщения обширного фактиче-

9 Шаран П. Указ. соч. С 10.


14

ского материала, накопленного в области политического опыта и знания, исследуются общие закономерности и тенденции разви-тия политической сферы общественной жизни.

3. Попытки определить специфику и очертить границы ком-паративной политологии предпринимались неоднократно, но к общему знаменателю прийти пока не удалось.

Так, по замечанию Л. Лейпхарта, «сравнительная политоло-гия – это единственная дисциплина в политической науке, кото-рая выделяется среди других не по принципу сферы исследова-ний, но по принципу метода». В то же время некоторые исследо-ватели отрицают, что сравнительные исследования являются «особой разновидностью социальных исследований» и что анализ явлений «в заведомо непохожих сообществах создает какие-либо специфические методологические проблемы» (Н. Смелзер, А. Гримшоу и др.).10

Тем не менее, можно вычленить три основных подхода к ре-шению данной проблемы.

1. Чаще всего сравнительное исследование определяют как исследование, в котором используются сопоставимые данные по двум и более кросс-национальным политическим системам. Та-кой подход акцентирует специфику используемых данных, их кросс-социетальный характер. Основной единицей анализа здесь считается национальное государство. Однако, несмотря на широ-кую распространенность этого определения, оно является до-вольно узким, так как исключает из числа компаративистских сравнительно ориентированные исследования единичных случаев (одной страны), такие как «Демократия в Америке» А. де Токви-ля или «Первая новая нация» С. Липсета, которые, тем не менее, считаются классическими в сравнительной политологии.

2. В то же время некоторые ученые определяют специфику сравнительных политических исследований, подчеркивая их мно-гоуровневый характер. Согласно их подходу, работа компарати-виста ведется одновременно на двух уровнях – макросоциальном (т.е. политической системы в целом) и внутрисистемном.

10 Ачкасов В.А. Сравнительная политология. СПб., 2002. С. 13.


15

3. Сторонники третьего подхода видят специфику сравни-тельных исследований в специфике целей (объяснение и интер-претация макросоциальных различий), для достижения которых используются кросснациональные единицы анализа.

Обычно в сравнительной политологии выделяют три взаимо-связанные части. Первая, наиболее простая – изучение зарубеж-ных стран и часто в отрыве друг от друга. Так обычно определя-ют сравнительную политологию в целях преподавания, особенно в странах англо-американской культурной традиции, где студен-там предлагаются различные учебные курсы по страноведению.

Отсутствие четких отличительных признаков сравнительной политологии приводит к проблемным ситуациям, связанным с идентификацией. Скажем, американский ученый, изучающий по-литическую жизнь Италии, среди своих американских коллег обычно считается «компаративистом», в то время как итальян-ский ученый, занимающийся изучением итальянской политики, среди своих итальянских коллег таковым не считается. Все это делает такое определение сравнительной политологии бессмыс-ленным.

Другая составляющая (возможно, в силу своей специфики более значимая) – систематическое сравнение стран для выявле-ния и объяснения их сходства и различия в отношении конкрет-ных явлений. При этом большее значение придается построению и проверке теорий, нежели эмпирическим данным (при таком подходе конкретные страны выступают в качестве иллюстрации). Такого рода сравнительные исследования стали важнейшим ком-понентом политической науки в целом и послужили источником для создания ключевых книг всей современной политологии.

Третья составная часть сравнительной политологии касается методов исследования, т.е. правил и стандартов, пределов и воз-можностей сравнения на различных уровнях анализа. Именно в силу того, что акт сравнения сам протекает и в научном, и в обы-денном опыте инстинктивно, эта третья составляющая рассмат-ривается как нечто само собой разумеющееся и поэтому находит-ся на периферии научных интересов. Такое невнимание, в свою очередь, вызывает ряд серьезных проблем в процессе накопления


16

знаний, с одной стороны, и при построении и проверке теорий – с другой.

Если искать специфику сравнительной политологии, следует еще раз подчеркнуть, что ее можно найти лишь в сочетании со-держания и метода. Отделяя их друг от друга, мы растворяем сравнительную политологию либо в политической науке, либо в социальных науках в целом.

Сравнительная политология оценивается многими специали-стами в области политической науки как гибридная отрасль. Процесс гибридизации проявляется не только в обмене понятия-ми, теориями и методологией между отдельными научными дис-циплинами и их отраслями. Он касается также обмена информа-цией, результатами, показателями, статистическими данными и контактов в повседневной практике эмпирических исследований. Для объяснения явлений политической жизни используются мно-гочисленные неполитические переменные. Сведения, накоплен-ные в других социальных науках, имеют особенно большое зна-чение в компаративных исследованиях. Без преувеличения мож-но сказать, что при сопоставлении межнациональных параметров неизбежно используется несколько дисциплин. 60-е гг. ХХ в. ста-ли в истории компаративной политологии временем расцвета со-трудничества и взаимодействия ученых. Именно в этот период начинают создаваться и публиковаться банки данных социаль-ной, политической, экономической статистики. (Об этом более подробно в следующей лекции.)

Как мы видим, сравнительная политология предполагает не только кросс-национальный анализ – эта отрасль неизбежно должна опираться на междисциплинарные разработки, поскольку при компаративном изучении проблем необходимо сравнивать объекты исследования (страны) и переменные величины (количе-ственные или номинальные). Переменных величин при этом бы-вает больше, чем единиц исследования. Отношения между этими переменными нередко имеют большее значение для теоретиче-ских обобщений, чем выявление аналогий и различий между от-дельными странами.


17

Литература

1. Голосов, Г.В. Сравнительная политология / Г.В. Голосов. – Новосибирск, 1995. – Гл. 1.

2. Сморгунов, Л.В. Современная сравнительная политология. учебник / Л.В. Сморгунов. – М., 2002.

3. Гаджиев, К.С. Сравнительная политология / К.С. Гаджиев // Вестн. МГУ. Сер. 12. – 1996. – № 2.

4. Ильин, М.В. Сравнительная политология: научная компа-ративистика в системе научного знания / М.В. Ильин // Полис. – 2001. – № 4.

5. Ильин, М.В. Основные методологические проблемы срав-нительной политологии / М.В. Ильин // Полис. – 2001. – № 6.

6. Бейлик, К. Сравнение в политической науке / К. Бейлик // Социально-политические науки. – 1991. – № 2.

7. Митрохина, Т.Н. Сравнение как средство развития полити-ческой теории / Т.Н. Митрохина // Полис. – 2004. – № 3.

8. Политическая наука: новые направления / под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. – М., 1999. – Гл. 3, 12, 15.


18

Лекция 2 Сравнительная политология: этапы становления развития

1. Становление сравнительной политологии как самостоя-тельной отрасли (1850 – 1900 гг.).

2. «Традиционный» этап сравнения (1900 – 1945 гг.). 3. Бихевиоральный этап (1945 – 1970 гг.). 4. Плюралистический этап (1970 г. – по настоящее время).

Сравнение как метод политического исследования является таким же древним, как и изучение политики. В истории полити-ческих учений до формирования современной политической нау-ки (вторая половина XIX в.) интерес к сравнительному методу заметен в трудах Аристотеля, Полибия, Цицерона, Фомы Аквин-ского, Макиавелли, Монтескье, Токвиля, Конта, Спенсера, Мил-ля. На современную сравнительную политологию значительное влияние оказали идеи Дюркгейма и Вебера.

Индийский политолог Парматта Шаран в истории развития сравнительной политологии выделяет три этапа: простейший, ус-ложненный и современный. По его мнению, простейший этап развития охватывает период от античности до Первой мировой войны, второй этап – период между двумя мировыми войнами, а современный начинается с конца Второй мировой войны.

Л.В. Сморгунов, крупнейший отечественный специалист в области сравнительной политологии, выделяет и логически обос-новывает четыре основных периода развития сравнительной по-литологии11:

1) становление сравнительной политологии как самостоя-тельной отрасли (1850 – 1900 гг.);

2) «традиционный» этап сравнения (1900 – 1945 гг.); 3) бихевиоральный этап (1945 – 1970 гг.); 4) плюралистический этап (1970 г. – по настоящее время). 11 Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология. С. 13.


19

1. Становление сравнительной политологии (1890 – 1900 г.)

Вторая половина ХIХ в. – это время, когда происходит ста-новление собственно политической науки, определяется ее пред-мет и метод, она институционализируется в качестве самостоя-тельной профессиональной отрасли. Внутренне дифференциру-ясь на суботрасли, политическая наука усложняется, а сравнение становится не только общим методом исследования, но и оформ-ляется в особую сферу политического знания. На данном этапе не только формируется понимание значимости сравнительного ме-тода, разрабатываются его теоретические основы, но и создаются условия для осознания особенностей этой отрасли. Хотя сравни-тельные политические исследования не являлись в этот период редкостью и для Европы, но именно в США сравнительная поли-тология оформилась и в дальнейшем стала оказывать всевозрас-тающее влияние на европейские исследования.

Фактически сравнительная политология и политическая нау-ка США формируются одновременно. Это связано с научной и организаторской деятельностью Фрэнсиса Либера – немецкого эмигранта, прибывшего в страну в 1827 г. и ставшего первым профессором политики в Колумбийском университете (Нью-Йорк). Именно с его научной деятельностью связывается внедре-ние в политические исследования историко-сравнительного ме-тода. Либер формулировал задачу историко-сравнительного ис-следования достаточно широко. В своей инаугурационной речи (1858 г.) он отметил необходимость исторического обзора: (1) всех правительств и систем права; (2) всей политической ли-тературы, представленной наиболее выдающимися авторами – от Платона и Аристотеля до Калхуна; (3) тех моделей государств, которые время от времени изображались политическими фило-софами под названием утопий. Историко-сравнительная методо-логия поддерживалась также исследованиями Джеймса Брайса, Джона Силея, Фредерика Поллака, Эдварда Фримена. Оксфорд-ский профессор Э. Фримен («Сравнительная политика», 1873), отмечал, что сравнительное исследование может касаться трех типов сходств: первые объясняются прямыми заимствованиями,


20

вторые – подобием условий среды, а третьи и наиболее интерес-ные – генетической общностью. Сходные методологические по-зиции отмечаются в работе М.М. Ковалевского «Историко-срав-нительный метод в юриспруденции и приемы изучения истории права». Значительное воздействие на сравнительную политоло-гию оказали работы В. Вильсона «Государство» (1889), и Д. Бер-джеса «Политическая наука и сравнительное конституционное право» (1891), которые продемонстрировали достоинства сравни-тельной политологии при изучении конституций и государств ве-дущих стран мира. Методология работ Вильсона и Берждеса ха-рактеризуется рядом свойств, которые сегодня относятся к так называемому «традиционному подходу» в сравнительной поли-тологии. Его суть состоит в формально-легальном описании, идущем от юридической науки. Политика в значительной мере описывалась как институциональная сфера, опирающаяся на формализованные нормы и принципы. Этот исследовательский подход следует считать вполне утвердившимся к концу ХIХ в. и господствующим в первой половине ХХ в.

2. «Традиционный» этап сравнения (1900 – 1945 гг.)

К началу XX в. сравнительная политология (под названием «сравнительное государственное управление») уверенно занима-ет место одной из основных отраслей политической науки наряду с американским государственным управлением, элементами пра-ва и политической теорией, что было официально зафиксировано Американской ассоциацией политической науки в 1912 г. В этот период особое внимание привлекают исследования М. Острогорского и Р. Михельса о партиях, Дж. Брайса о совре-менных демократиях, У. Маклеода о государствах, Г. Смита о происхождении и истории политики и т.д. И хотя начинается формирование новой методологии политического исследования, господствующим в сравнительной политологии остается «тради-ционный подход».

Рой Макридис указывает на основные характерные черты так называемого «традиционного подхода»: описательность, местни-


21

чество, несравнительность, статичность, монографичность, фор-мальный легализм, консерватизм, методологическое безразличие, нетеоретический акцент12.

Сравнительные исследования данного периода фактически сводились к описанию основных политических институтов неко-торых ведущих стран мира (как правило, США, Великобритании, Германии, Франции и России), а затем этот материал объединял-ся по общим названием. Из поля зрения выпадали многие регио-ны мира, при этом развитые страны (США, Великобритания) рас-сматривались в качестве образцов, с которыми сравнивались дру-гие. Ориентация на стабильность политических институтов приводила к консерватизму, когда в тени оставались проблемы политических противоречий, конфликтов и перспективы транс-формации политических институтов. Особо следует отметить не-теоретический акцент и методологическое безразличие. Доста-точно поверхностное отношение к теории определялось следую-щим. Во-первых, у исследователей-компаративистов отсутство-вал глубокий интерес к теории в силу недоверия к так назы-ваемой нормативной политической теории, т.е. к политической философии. Господствовали простое наблюдение и простое эм-пирическое обобщение. Во-вторых, считалось, что высокий уро-вень теоретической абстракции не дает возможности осуще-ствить эмпирическую проверку, и, наоборот, теоретические абст-ракции ненаблюдаемы. Существующие политические институты и нормы легко описывались уже сформированным языком норм. В-третьих, существовало убеждение в проблематичности форми-рования науки о политике, подверженной колебаниям и сильному влиянию субъективного фактора. Что касается методологическо-го безразличия, то эта характеристика являлась обратной сторо-ной нетеоретического акцента. Описательный и формальный ха-рактер проводимых сравнительных исследований не требовал изощренной методологии сбора, группировки и анализа эмпири-ческих данных.

12 Macridis R. A Survey of the Field of Comparative Government // Com-

parative Government: A Reader / Ed. by J. Blondel. L. Basingstoke: The Mac-millan Press LTD, 1969. P. 3–9.


22

Вполне в духе этих установок конференция за «круглым сто-лом», проведенная Американской ассоциацией политической науки в 1927 г., поддержала формально-легалистскую направлен-ность сравнительно-политических исследований.

Ситуация начала меняться уже в 30-е гг., отмеченные одним из крупнейших научных достижений XX в., – двенадцатитомным сочинением Арнольда Тойнби «Постижение истории», которое стало образцом компаративистики.

В 30-е и 40-е гг. появился, кроме того, ряд работ, которые свидетельствовали о содержательном развитии сравнительной политологии. Прежде всего это труд Германа Файнера «Теория и практика современного правления» (1932), книга Карла Фридри-ха «Конституционное правление и политика», сочинения Кеннета Уиера «Федеративное правление» (1945) и «Современные кон-ституции» (1951), книга Мориса Дюверже «Политические пар-тии» (1951). Эти и подобные им работы закладывали основания для следующего этапа в развитии сравнительной политологии.

Существенным фактором накопления потенциала отрасли было также чтение учебных курсов и взаимодействие между лек-торами. Особую роль в консолидации профессии сыграла так на-зываемая чикагская школа, созданная в 20-е гг. Чарльзом Мер-риамом. Однако наиболее мощным фактором, способствовавшим формированию сравнительной политологии на американской почве, стала политическая экспансия США, резко усилившаяся в ходе Второй мировой войны. Собственная политическая система представлялась подавляющему большинству американских поли-тиков, да и политологов, своего рода практически осуществлен-ным идеальным типом. Насаждение политического американизма выявило немало проблем. Таким образом, необходимость рацио-нального объяснения эффективности политических систем, изу-чение национальных культур неатлантического мира, а также ис-пользование накопленного описательными науками значительно-го материала потребовало создания специальной научной дисциплины с собственной методологической базой и набором соответствующих методик.

Важным фактором, благоприятствующим сравнительным ис-следованиям в США, стал мощный приток интеллектуальных сил


23

из Европы накануне и во время Второй мировой войны. Это были (Карл Дойч, Отто Киршхаймер, Пауль Лазарсфельд, Ганс Мор-гентау, Франц Нойманн и Йозеф Шумпетер) в основном эмигран-ты из Германии, Австрии, а затем и других стран, ставших жерт-вами агрессии и тоталитарных режимов. С собой они принесли не только высокие стандарты научности, но и знание европейской и не только европейской политики, а также способность и вкус к сравнениям.

3. Бихевиоральный этап (1945 – 1970 гг.)

После Второй мировой войны начинается период бурного развития сравнительной политологии. Толчком послужили ре-зультаты семинара по сравнительной политологии, проведенного в 1952 г. в Северо-Западном университете (Эванстон, Чикаго) под эгидой Совета по обществоведческим исследованиям. Его участ-никами были Сэмуэль Биер, Джордж Блэнкстен, Ричард Кокс, Карл Дойч, Гарри Экстейн, Кеннет Томсон, Роберт Уорд, а также председательствовавший на семинаре Рой Макридис13. Данную группу исследователей, стремившихся к большей строгости и чет-кости теоретико-методологических установок, можно охарактери-зовать как «обновленцев». Обсудив особенности сравнительного метода, ученые выделили уровни сравнительного политического анализа, а также основные тематические вопросы исследования.

Новые принципы, которым должна следовать «обновленная» сравнительная политология, довольно точно определил С. Верба: видеть за описанием теоретически более релевантные проблемы; видеть за одним фактом сравнение многих фактов; видеть за формальными институтами управления политические процессы и политические функции; видеть за странами Западной Европы но-вые государства Азии, Африки и Латинской Америки. Обновлен-ческому процессу способствовали и те методологические изме-нения, которые имели место в политической науке в целом начи-ная с 30-х гг., т.е. внедрение бихевиорализма, структурного

13 Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология. С. 24.


24

функционализма и системного подхода. Именно эти методологи-ческие ориентации позволили исследователям-компаративистам считать возможным создание объективного знания о политике и политических процессах на основе, с одной стороны, сравнимо-сти структур и функций любой национальной политической сис-темы, а с другой – экспериментального подтверждения всех вы-двинутых гипотез ссылкой на публично обозреваемые перемены в политическом поведении14.

В течение 50-х гг. происходит постепенное методологическое обновление.

Бихевиоральная методология привнесла в сравнительную по-литологию следующие изменения:

1) усилилась сравнимость результатов из-за убеждения в на-личии подобий в политическом поведении;

2) анализируемые взаимосвязи факторов при эмпирической проверке получали подтверждение;

3) возросла точность в методах сбора и анализа данных; сами методы постоянно проблематизировались; важное место в срав-нительных исследованиях получила квантификация;

4) повысилось внимание к теоретической стороне сравнитель-ных исследований; поворот от нормативно ориентированной к эм-пирически ориентированной теории на различных уровнях анализа;

5) введено в научный оборот позитивистское допущение, что ценностно-свободное знание возможно;

6) усилился интерес к созданию чистой теории политики в противоположность прикладному исследованию.

Результатом внедрения структурно-функционального и сис-темного подходов явилась ориентация на теорию и возможность достижения более высокого уровня обобщения в сравнительной политологии.

В целом оказалось, что сравнительной политологии на осно-ве бихевиорализма и структурного функционализма удалось за-нять место одной из ведущих отраслей политической науки. Так, если в 1925 г. в десяти крупнейших университетах США прибли-зительно один из десяти предложенных курсов относился к срав-

14 Сморгунов Л.В. Указ. соч. С. 26.


25

нительной политологии, а в 1945 г. – один из пяти, то в 1965 г. пропорция оказалась равной одному к трем15.

Сравнительные политические исследования получают разви-тие не только в США, но и в Великобритании, Франции, ФРГ, Финляндии. Следует отметить, что в 60-е и еще в большей мере в 70-е гг. инициатива сравнительных исследований переходит к За-падной Европе. Еще в 1952 г. в Париже был основан Междуна-родный совет по социальной науке в качестве управленческой и интеллектуальной основы для проведения междисциплинарных и международных сравнительных исследований, особенно эффек-тивно заработавший по руководством С. Роккана с 1962 г. При-оритетными темами исследований становятся процессы образо-вания наций, малые европейские демократии, политическое уча-стие, партийные системы и др.

Следует отметить еще одно обстоятельство, связанное с раз-витием сравнительных исследований этого периода – в 60-е гг. происходило создание значительного количества баз данных и архивов (Йельская программа политических данных; Нью-Йоркский Совет архивов обществоведческих данных; в Калифор-нийском университете Библиотека и служба поиска международ-ных данных, Информационная служба европейских данных и др.). Работа по сбору данных обобщалась. Например, на основе Йельской программы был опубликован «Всемирный справочник политических и социальных показателей». Начиная с 70-х гг. за-интересованность стран Общего рынка в сравнительных исследо-ваниях привела к практике проведения сравнительных изучений в Европе дважды в год (Евробарометр).

Тем не менее акцент на эмпирическом обосновании науки и на чистой теории приводит в конце концов к замыканию сравни-тельной политологии на своих собственных проблемах, к отрыву ее от динамичного политического процесса, что заставляет ис-следователей пересматривать свое отношение к бихевиорализму и структурному функционализму. В то же время сравнительная политология испытывает все большее воздействие новых мето-дологических ориентаций, связанных с возрождением интереса к

15 Там же.


26

политической философии и критикой рациональных оснований науки.

4. Плюралистический этап (1970 г. – по настоящее время)

Критика бихевиорализма началась уже в конце 60-х гг. Мож-но выделить несколько оснований этой критики. Во-первых, по-литическая наука в целом и сравнительная политология в частно-сти оказались невосприимчивыми к новым социальным и поли-тическим переменам, которые так бурно выявились в конце 60-х – начале 70-х гг. в виде контркультурных движений моло-дежи. Во-вторых, попытка создать на основе бихевиорализма и структурного функционализма политическую науку, лишенную ценностной нагрузки, фактически привела к господству лишь од-ной теоретической парадигмы, связанной с идеологией "буржу-азного либерализма". В-третьих, оказалось, что бихевиоральная и структурно-функциональная методология сравнительного анали-за, ориентирующаяся на поиск закономерных связей и подобий, фактически вела к созданию такой картины политического мира, который лишался значительной доли уникальности и многообра-зия. В-четвертых, преобладание количественных методов анализа в сравнительной политологии хотя и создавало возможность для проверки гипотез, но одновременно приводило к их обеднению. Фактически путем статистической проверки утверждались зачас-тую либо довольно банальные истины, либо уже известные зави-симости. В-пятых, хотя сравнительная политология и включала в свое поле зрения страны Азии, Африки и Латинской Америки, но сформированная телеологическая концепция зависимого разви-тия вызывала протест как у западных компаративистов, так и у исследователей незападных стран.

Таким образом, сравнительная политология вновь встала пе-ред проблемой обновления, и в 70 – 80-е гг. эта отрасль стала из-меняться и методологически, и содержательно. Остановимся под-робнее на данном вопросе.

Соглашаясь с критикой эмпирически ориентированной срав-нительной психологии, многие ученые отмечают некоторую


27

трансформацию методологических исследовательских моделей и перенос интереса с поиска подобий и общих зависимостей на по-каз различий и создание новых более разнообразных классифи-каций.

Вместе с тем, можно говорить о некоторых основных тен-денциях, которые характеризуют процесс методологической трансформации сравнительной политологии.

Первую тенденцию можно обозначить как радикальную. Наиболее четко она представлена в постмодерной и феминист-ской политико-теоретических ориентациях. Постмодерн и феми-низм по-разному подходят к критике современного научного по-знания и понимания политики. Но суть критики одна: радикаль-ный разрыв с доминированием в познании одного стиля, будем называть его «рационально-научным» или «маскулинным».

Политологический постмодерн проблематизировал саму сравнительную политологию, так как фактически проводит идею о невозможности получения единого обоснованного политиче-ского знания о подобии и различии в политическом мире. Пред-ставители постмодерна Ж. Деррида, Р. Рерти, П. Розенау ставят под сомнение сами основы социальной науки, отрицая наличие любых форм и критериев «правильности» и «истинности» при получении знания.

Сторонники феминистской политической теории, политизи-руя социальное начало, настаивают на рассмотрении проблемы семейных, гендерных отношений и сексуальности как проблем политических. Многие важные понятия, которыми оперировала и оперирует политическая наука (власть, властные полномочия, политические обязательства, гражданство, частная жизнь, спра-ведливость, демократия), феминизм подвергает серьезному пере-осмыслению. По мнению феминисток, западная интеллектуаль-ная традиция сложилась исключительно с учетом маскулинного опыта, при этом научные исследования являлись сферой откро-венного господства мужчин и отличались типичным мужским подходом к любым социальным и политическим проблемам. Не-обходимо поэтому реинтерпретировать и реструктурировать всю социальную науку, а политическую науку – в первую очередь под углом зрения феминистской перспективы. В политической науке,


28

в частности, на передний план выдвигается необходимость тща-тельного рассмотрения соотношения экономического развития и социально-политической справедливости, анализа репродуктив-ного права как неотъемлемой части гражданских прав и т.п.

В сравнительной политологии эта методологическая фемини-стская волна нашла отражение в исследованиях положения жен-щин в различных скандинавских демократиях, проблемы граж-данства и политического участия, особенностей публичной поли-тики и государства всеобщего благосостояния.

Вторая тенденция связана с восстановлением значения исто-рико-сравнительной методологии, наиболее отчетливо проявлен-ной прежде всего в современном прочтении Маркса и Вебера. Хо-тя Маркс и Вебер являются антагонистами по вопросу социальных закономерностей, но обе методологические традиции позволяли в этот период повысить в исследовании роль социальных и соци-ально-культурных факторов объяснения (экономические и соци-альные структуры, религия, этничность, культура). Еще в 60-е гг. ряд исследователей активно начинают использовать методологию политического сравнения Вебера и Маркса. Среди последователей Вебера можно назвать С. Эйзенштадта, Р. Бендикса и Г. Рота. Роль марксистской теории классов как методологической базы сравне-ния подробно описана М. Доганом и Д. Пеласси16.

Третья тенденция может быть определена как обновленче-ская. Она связана с расширением методологических инструмен-тов научного сравнительного анализа путем обращения к новым концептуальным подходам, которые позволяют применять и раз-вивать наработанный комплекс средств статистического анализа и одновременно разрешать проблему единства количественного и качественного исследования. Эта тенденция не чужда использо-ванию всего положительного, что было проявлено в радикальной и историко-сравнительной ориентациях. Однако возрастает инте-рес к таким теоретическим моделям, которые бы определяли сравнительное исследование изначально, значительно повышает-ся роль теории при формулировке гипотез, проявлении сравнения и интерпретации эмпирических данных. Теория приобретает не

16 См.: Доган М., Пеласси Д. Сравнительная политическая социология.

М., 1994.


29

инструментальное значение для сравнения, а становится целью сравнительного анализа.

Во многом новое понимание в теории определяется спором вокруг проблемы национального государства как основной еди-ницы сравнительного анализа. Хотя сравнительный метод во многом отличается от статистического, но отлития эти зачастую трактовались как количественные, типа «мало случаев, много пе-ременных». Все чаще акцент делается на необходимости сопро-вождать количественные данные качественной интерпретацией. В последние годы совершенствуется и расширяется сфера ис-пользования логико-математических методов анализа (например, новое для сравнительной политологии использование булевой алгебры), возрастает значение методов сравнения наиболее по-хожих и наиболее непохожих систем, особое внимание уделяется проблеме эквивалентности в сравнении, повышается роль такой переменной, как «время», и т.п.

Несмотря на то, что во многих отношениях общая направлен-ность вопросов, которые изучает сравнительная политология, ос-тается практически неизменной (государство, политические ре-жимы, формы правления, политические партии, избирательные системы, выборы и др.) и составляет классику, некое непреходя-щее содержание субдисциплины, становится очевидным, что про-исходят важные изменения в исследовательских интересах этой дисциплины, которые выразились в новой тематике. В поле зрения на этом этапе попадают переходные процессы, конфликты, регио-нальная интеграция, геополитическая проблематика, терроризм, корпоративизм, новая политическая идентификация и т.д. Особое значение придается исследованиям того, как формируется поли-тический курс, как влияют на него старые и новые институты и факторы. В целом вряд ли можно говорить о снижении интереса к сравнительной политологии, можно лишь констатировать серьез-ную перестройку ее методологии и тематики.


1. Голосов, Г.В. Сравнительная политология / Г.В. Голосов. – Новосибирск, 1995. – Гл. 1.


30

2. Сморгунов, Л.В. Современная сравнительная политология: учебник / Л.В. Сморгунов. – М., 2002.

3. Гаджиев, К.С. Сравнительная политология / К.С. Гаджиев // Вестн. МГУ. Сер. 12. – 1996. – № 2.

4. Ильин, М.В. Сравнительная политология: научная компа-ративистика в системе научного знания / М.В. Ильин // Полис. – 2001. – № 4.


6. Доган, М. Сравнительная политическая социология / М. Доган, Д. Пеласси. – М., 1994.

7. Митрохина, Т.Н. Сравнение как средство развития полити-ческой теории // Т.Н. Митрохина // Полис. – 2004. – № 3.

8. Политическая наука: новые направления / под ред. Е.Б. Шестопал. – М., 1999. – Гл. 3, 12, 15.

Лекция 3 Сравнительный метод в политической науке

1. Сравнение как метод анализа. 2. Методические проблемы сравнения. 3. Виды сравнительных исследований. 1. Сравнительная политология, как мы уже отмечали, – это от-

дельная отрасль политической науки, которая может быть выделе-на только на основе единства ее содержания и сравнительного ме-тода. Хотя сравнение выступает общей установкой познания, как способ выявления общего и особенного в изучаемых феноменах, в сравнительной политологии ему принадлежит ключевая роль.

Сравнительная политология в этом смысле представляет со-бой отрасль политической науки, в которой на основании эмпи-рического анализа различных политических систем выводятся синтезированные теоретические обобщения среднего уровня в виде причинных зависимостей, типологий и классификаций, мо-делей, теорий.


31

В политической науке сравнительный метод рассматривается через сопоставление его достоинств и недостатков с методами эксперимента, статистики и исследования отдельных случаев («case-study»). Вместе с этим возникают проблемы количествен-ных и качественных сравнений, статического и динамического аспектов сравнения.

Многие исследователи считают, что сравнительный метод в политической науке является наиболее подходящим заменителем метода эксперимента, используемого широко в естественных науках. Но означает ли это, что сравнительный метод в полной мере заменяет эксперимент? Сравнение не тождественно экспе-рименту и его более слабому аналогу – статистическому методу, но логика сравнительного анализа в определенной мере сопоста-вима с логикой экспериментальной науки. Во-первых, исследова-тель-компаративист способен выбирать те условия исследуемого феномена, в которых изучаемая взаимосвязь проявляется в наи-более чистом виде. Правда, при этом возникает ряд методологи-ческих и методических проблем (сравнимости, эквивалентности и т.д.), но в целом сравнение позволяет сформировать что-то напо-добие экспериментальной ситуации, которой исследователь мо-жет управлять, переходя от одной страны к другой, от одного ре-гиона к другому и т.д. Во-вторых, манипуляция условиями здесь относительная; она осуществляется исследователем скорее кон-цептуально, чем в действительности, но этого зачастую доста-точно для разносторонней проверки исследуемой связи. В-третьих, сравнение напоминает эксперимент в том смысле, что позволяет контролировать условия, включенные в процесс иссле-дования. Отметим, что данный контроль, конечно же, не является абсолютным (он не является таковым и при эксперименте). B-четвертых, сравнительная и экспериментальная науки базиру-ются на общем представлении о возможности количественного измерения качеств изучаемых феноменов. Хотя применительно к социальному знанию измерение составляет проблему, тем не ме-нее эта установка привела к формированию в сравнительной по-литологии широкого движения за использование статистической техники анализа эмпирического материала, полученного в ре-зультате применения метрических шкал.


32

Сравнительное политическое исследование начинается с концептуализации, позволяющей определить общий подход к по-ниманию изучаемого предмета. На ее основе осуществляется вы-бор переменных, их превращение в индикаторы и индексы, а за-тем уже измерение качеств и анализ полученных данных. Техно-логия конкретизации качеств обозреваемого феномена получила название операционализации. Она обозначает переход от абст-рактного выражения качеств в понятиях к набору конкретных по-казателей, полученных в результате наблюдения за изучаемым феноменом, и включает в себя выбор переменных, инструмента-лизацию и собственно измерение (сбор эмпирических данных).

Выделение видов и уровней переменных в сравнительной политологии собственно не отличается от любого социального исследования, ориентированного на измерение и анализ эмпири-ческих данных.

Так как в дальнейшем мы будем пользоваться понятием «пе-ременная», то отметим здесь лишь следующее. Под переменной понимается изменяющееся качество изучаемого политического феномена. Выбор переменных также определяется общей кон-цептуальной схемой исследования и опирается на основные ее понятия. Совокупность изучаемых переменных можно опреде-лить как оперативные переменные. Среди них выделяются зави-симые, независимые и вмешивающиеся переменные. Под зави-симой переменной понимается то изменяемое качество объекта изучения, которое рассматривается как следствие или результат действия некоторых условий, факторов, обстоятельств. Перемен-ные, которые характеризуют эти воздействующие условия, фак-торы и обстоятельства, называются независимыми. Между зави-симыми и независимыми переменными имеется некоторая связь, подвергаемая исследованию. При изучении характера этой связи следует иметь в виду, что помимо выделенных исследователем зависимых и независимых переменных необходимо учитывать влияние и других условий, т.е. контролировать условия. Отно-сительно оперативных переменных это означает, что на взаимо-связь зависимой и независимой переменной может влиять неко-торая третья переменная, которая и называется вмешивающейся. Ее влияние нужно контролировать, и иногда в процессе исследо-


33

вания, если обнаруживается бóльшее влияние вмешивающейся переменной, чем независимой, то первая получает статус незави-симой. Наряду с оперативными переменными выделяются изме-няемые качества объекта, которые исследователем берутся в ка-честве постоянных. Они получили название параметров. Как раз при выборе стран в сравнительном исследовании одной из наи-более сложных проблем и выступает определение параметров, т.е. той группы характеристик, по которым изучаемые страны наименее всего различаются.

Между зависимыми и независимыми переменными могут ус-танавливаться количественные и качественные связи. Например, мы выдвигаем рабочую гипотезу о том, что во всех депрессивных регионах России будет наиболее высокой поддержка КПРФ, и наоборот. В этом случае степень экономического упадка регио-на – это независимая переменная, а уровень поддержки КПРФ за-висимая. В исследовании поставлена задача подтвердить эту причинную связь на примере выбранных для сравнительного ис-следования регионов. Все остальные характеристики региональ-ных политических систем и мотивы голосования «выводятся за скобки» и рассматриваются как неизменные или как заданные параметры объекта исследования. Однако ясно, что голосование за КПРФ может определяться и другими переменными: напри-мер, популярностью регионального лидера КПРФ (А. Тулеев) или громким политическим скандалом, который дискредитировал правящую региональную элиту экономически благополучного региона. Это пример вмешивающихся переменных, которые в ходе исследования надо контролировать.

Л.В. Сморгунов указывает, что в своей профессиональной деятельности исследователь-компаративист должен учитывать17:

– во-первых, связь с исходной теорией политики и выбирать переменные и превращать их в операциональные определения, подчиняясь логике теории и теоретических гипотез. Фактически исследователь здесь опирается на результаты предыдущих работ;

17 Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология. С. 49.


34

– во-вторых, опыт прежних наработок в изучении политиче-ского феномена и должен стремиться не повторять ошибок про-шлых измерений;

– в-третьих, принципы сравнимости и релевантности изби-раемых переменных, индексов и индикаторов, т.е. осуществлять их выбор, учитывая общее и особенное в изучаемой группе стран и применимость понятийного аппарата к исходной гипотезе (ги-потезам), а последней – к изучаемому феномену;

– в-четвертых, нацеленность на точность анализа как с точки зрения содержания, так и математической формы его выражения;

– в-пятых, тот способ, каким он будет собирать эмпириче-ский материал (наблюдение, анкетирование, изучение докумен-тов, интервьюирование, изучение статистических материалов, сбор имеющихся данных социологических обследований и т.д.), и наличность его в национальных или международных статисти-ческих отчетах;

– в-шестых, характер сравнительного исследования (статиче-ское или динамическое исследования), избираемый для исследо-вания временной интервал.

В целом, однако, выбор переменных и индикаторов опреде-ляется логикой сравнительного анализа.

2. Применение сравнительной методологии в политической науке породило ряд методических проблем, связанных с объек-том исследования, возможностью использования статистического анализа, выбором контекстуальных характеристик. Среди них особо выделяются следующие проблемы: сравнимости, эквива-лентности, универсальности, «мало случаев, много переменных», «проблема Гэлтона», измерения и интерпретации. Рассмотрим вкратце их содержание.

Проблема сравнимости. Суть проблемы сравнимости до-вольно проста. При изучении двух и более объектов всегда воз-никает вопрос, а сравнимы ли они. Условием возможности срав-нения выступает как похожесть, так и различие. Все дело в мере, позволяющей производить оценку возможности сравнения, и здесь следует учитывать некоторые обстоятельства. Если иссле-дуется взаимосвязь между зависимыми и независимыми пере-менными, то необходимо выбрать для сравнения такие страны,


35

которые были бы похожи по большинству параметров. В данном случае, как правило, страны выбираются на основании экономи-ческой, культурной, исторической и т.д. близости. Но можно ис-пользовать и наиболее различающиеся страны, если в некотором отношении, которое и интересно для исследователя, они подоб-ны. Часто сравнимость достигается за счет сравнения не стран в целом, а отдельных их регионов. Повышается уровень сравнимо-сти и при исследовании одной страны или исторически близкого региона в диахронном плане.

Проблема эквивалентности. Речь в ряде случаев идет об эквивалентности понятий и процедур, используемых в исследо-вании. В этой связи важно достигнуть концептуальной эквива-лентности – взаимосоответствия значения концепта в различных культурах; эквивалентности измерительной техники – различие или сходство измерительных индикаторов и индексов; эквива-лентности обстановки, если речь идет об интервью, анкетном оп-росе; лингвистической эквивалентности, затрагивающей лекси-ческий и грамматический смыслы понятий; эквивалентности вы-борки респондентов.

Проблема универсальности. В настоящее время, несмотря на критику универсализма как цели, поиск универсальных эмпи-рических обобщений все же является определяющим. Проблема универсализма понятий хорошо известна: отражают ли общие понятия политики, используемые в современной сравнительной политологии, содержание политических процессов при их при-менении к различным культурно-историческим средам? Можно ли распространить полученные при изучении группы стран эм-пирические обобщения на все страны? Чаще эта проблема реша-ется повторными сравнительными исследованиями, уточняющи-ми и добавляющими новые нюансы в исходные обобщения.

Проблема «мало случаев, много переменных». Данная про-блема считается центральной для сравнительных исследований. Она заключается в том, что исследователь ограничен лишь не-большим количество стран (т.е. случаев), которые можно под-вергнуть изучению, тогда как число переменных, которыми ха-рактеризуются страны, является большим. Перед ученым-компаративистом в этом случае возникает две проблемы: с одной


36

стороны, с целью сделать исследование более обоснованным он должен максимально увеличить число случаев, а с другой – он должен суметь ограничить количество переменных в исследова-нии. Первая часть проблемы ограничивает применение статисти-ческого метода в сравнительном исследовании, вторая часть ус-ложняет выбор оперативных переменных и контроль над пере-менными.

До недавнего времени малое число случаев считалось недос-татком сравнительного метода, поэтому исследователи пытались всемерно увеличить их число. Было выработано множество приемов, как это сделать. Самый простой из них состоял в том, что нужно увеличивать число случаев насколько это возможно, особо не обращая внимания на всякого рода отклонения от общих каузальных, корреляционных или функциональных зависимо-стей. Причем увеличение приветствовалось и пространственное, и историческое. Эта тенденция привела в свое время к увлечению так называемыми глобальными сравнительными исследованиями, когда в орбиту сравнения попадало максимальное число стран (например, исследование условий возникновения демократии в 147 странах, проведенное Тату Ванханеном18, или ежегодные об-следования состояния свободы в более чем 190 странах «Домом свободы»). Правда, в этих исследованиях всегда возникали новые проблемы, связанные со сравнимостью стран, вовлеченных в анализ. Однако в последние годы значение подобных исследова-ний снизилось, и некоторые аналитики отмечают определенный кризис в этой области сравнительной политологии.

Часть исследователей, наоборот, считают, что небольшое число случаев является скорее преимуществом сравнительного метода, чем его недостатком, и подчеркивают значение непо-средственного, глубокого анализа небольшой группы стран, при котором достоинства получения целостной картины этих стран перевешивают недостатки ограниченной применимости выводов (обобщений).

Вторая часть проблемы касается ограничения числа пере-менных в исследовании. Здесь при решении проблемы сокраще-

18 См.: Vanhanen T. The Process of Democratization. A Comparative

Study of 147 States, 1980 – 1988. N. Y. at al., 1989.


37

ние производится, в частности, путем повышения степени срав-нимости анализируемых стран, т.е. их культурной, экономиче-ской, исторической и т.п. близости. Применяется также диахрон-ный сравнительный анализ, внутрирегиональное сравнение и т.д. Для ограничения числа переменных советуют сосредоточиваться на «ключевых» переменных. Некоторая статистическая техника анализа позволяет решить подобную проблему. Например, при исследовании прав человека в различных странах для уменьше-ния числа переменных используется факторный анализ.

«Проблема Гэлтона». В сравнительном политическом ис-следовании единицей анализа обычно выступает национальная политическая система, государство, страна. При этом они рас-сматриваются как независимые единицы исследования. Однако в условиях глобализации экономических и политических процес-сов, интенсивного взаимодействия стран часто возникает вопрос относительно значимости внутренних и внешних факторов и ус-ловий. В сравнительном исследовании появляется необходимость учитывать внешнее воздействие. Собственно проблема состоит в том, как это сделать.

Проблема измерения. Проблема измерения относится к ко-личественным сравнительным исследованиям. Во-первых, изме-рение качественных объектов ставит вопрос относительно воз-можности использования метрических шкал, которые позволяют в дальнейшем осуществлять статистический анализ материала. В сравнительной политологии часто метрические шкалы соседст-вуют с неметрическими, что ставит препятствие для обработки данных. Во-вторых, при выборе индикаторов и индексов отмеча-ется влияние ценностных ориентаций исследователя, что приво-дит к неточности в выводах. Об этом свидетельствует специаль-ная проверка ряда индексов демократии. В-третьих, при глобаль-ных сравнительных исследованиях возникает трудность, связанная с отсутствием экономической и особенно социально-политической сравнимой статистики по странам. Упрощение в данном случае измерителей ведет к значительной потере инфор-мации и обеднению выводов.

Проблема интерпретации. Суть проблемы состоит в том, что существует множество смыслов одного и того же политиче-


38

ского феномена. Уже при выборе исходных концептов и пере-менных в количественных исследованиях она появляется в виде ценностной склонности исследователя. В качественных исследо-ваниях она становится центральной. Интерпретативная сравни-тельная политология находит выражение в исследованиях, огра-ниченных немногими странами, контекстуально зависимых с ис-пользованием сравнительно-исторической методологии.

3. В сравнительной политологии накоплен значительный опыт использования многообразных видов сравнений. Виды сравнений устанавливаются с помощью различных критериев (метод, количество исследуемых стран, ориентация), но в дейст-вительности сложно установить некоторую единую меру диффе-ренциации. Л.В. Сморгунов предлагает типологию сравнитель-ных исследований, включающую: «case-study», бинарное, регио-нальное, глобальное, кросс-темпоральное сравнения19.

«Case-study» сравнение. Данный вид сравнения применяется тогда, когда анализируется одна страна (какой-либо политиче-ский феномен в отдельной стране) на фоне сравнения ее с други-ми странами. Не все считают подобное исследование сравни-тельным, но все же большинство полагает, что среди иссле-дований по типу «отдельного случая» можно обнаружить сравнительный акцент. Оно имеет свои преимущества и недос-татки. Но оно отличается от других видов сравнений тем, что ка-ждый случай рассматривается отдельно и должен служить особой исследовательской цели в общем комплексе случаев. «Case-study» сравнение является одним из наиболее распространенных видов сравнительных стратегий. Так, из 565 статей, опублико-ванных в двух основных журналах по сравнительной политоло-гии – «Comparative Politics» и «Comparative Political Studies» – за период с 1968 по 1981 г., 62% составляли публикации по отдель-ным странам20.

Бинарное сравнение представляет собой стратегию исследо-вания двух стран, позволяющую выявить общее и особенное в их политическом развитии. При этом выделяются два типа бинар-ных сравнений: косвенное и прямое. Бинарное сравнение, как

19 Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология. С. 57–61. 20 Там же. С. 58.


39

пишут авторы, является косвенным в том смысле, что любой дру-гой, считающийся несхожим объект сравнения рассматривается в зависимости от собственного видения исследователя. Прямое би-нарное сравнение является непосредственным и позволяет иссле-дователю включить в орбиту изучения сразу две страны.

Региональное сравнение. Распространенным видом сравне-ния выступает сравнение регионов, т.е. группы стран, избранных в силу похожести их экономических, культурных, политических и т.д. характеристик. Исследователями подчеркивается плодо-творность подобного исследования, так как оно позволяет решить ряд проблем сравнения (сравнимость, эквивалентность). Как пра-вило, в сравнительной политологии изучаются страны Западной Европы, скандинавские страны, Латинская Америка, англоязыч-ные страны, Восточная Европа и т.д.

Глобалъное сравнение. Возможность проводить глобальные исследования появилась в 60-е гг. в связи с развитием сравни-тельной статистики, появлением данных по большинству стран и развитием компьютерных программ обработки статистических и социологических данных. Особое внимание в глобальных срав-нительных исследованиях политики стало уделяться ранжирова-нию стран по уровню демократии, соотношению различных ти-пов государств и режимов, проблеме равенства и т.д. «Третья волна» демократизации вновь заставила обратить внимание на глобальный сравнительный анализ.

Кросс-темпоральное сравнение. Все большее значение в сравнительных исследованиях начинает придаваться времени как оперативной переменной. Время включается в исследование, чтобы преодолеть статический характер сравнения. Сравнение приобретает качество динамичности, когда исследователь рас-сматривает динамику изменения какого-либо качества в тот или иной промежуток времени. Один из традиционных видов кросс-темпорального сравнения определяется как асинхроническое сравнение. Данная стратегия предполагaeт сравнение одной и той же страны (региона) или разных стран в различное историческое время. Например, исследуется политическая динамика современ-ной Африки и средневековой Европы, Веймарская республика и становление демократии в послевоенной Германии.


40

Включение временной переменной порождает ряд методоло-гических проблем. Подобная проблема может быть названа про-блемой определения темпоральных единиц, или периодизации.

Итак, вся совокупность проблем, дискуссия по которым про-должается и сегодня, свидетельствует о напряжении, существу-ющем между качественными и количественными сравнитель-ными исследованиями. Тем не менее для современных сравни-тельных исследований характерен общий устойчивый интерес к поиску наиболее подходящих приемов, единиц сравнения, для сопоставления рабочих гипотез, а также интерес к разработке но-вых техник, обеспечивающих сопоставимость результатов, а в конечном счете для обеспечения успешного объяснения полити-ческих феноменов.


1. Голосов, Г.В. Сравнительная политология / Г.В. Голосов. – Новосибирск, 1995.


3. Шаран, П. Сравнительнная политология / П. Шаран. – Ч. 1–2. – М., 1992.

4. Мангейм, Дж.Б. Политология. Методы исследования / Дж.Б. Мангейм, Р.К. Рич. – М., 1999.


6. Бейлик, К. Сравнение в политической науке / К. Бейлик // Социально-политические науки. – 1991. – № 2.

7. Рэгин, Ч. Особенности компаративистики / Ч. Рэгин // Со-временная сравнительная политология: хрестоматия. – М., 1997.


41

Лекция 4 Институционализм

и неоинституционализм в сравнительном анализе

1. Понятие политического института. 2. Институционализм и неоинституционализм. 3. Основополагающие принципы неоинституционализма. 4. Основные течения в неоинституционализме. 1. Политическая мысль со времен Платона и Аристотеля ин-

тересовалась тем, что впоследствии получило наименование по-литических институтов – государство, конституция и т.п.

Термин «институт» происходит от латинского «institutum», что обозначает «установление, учреждение, обычай». Историче-ски слово институция обозначало учебник. В сфере права наибо-лее известными были институции римского юриста Гая (середи-на – вторая половина II века), представлявшие собой учебник в четырех книгах. За прошедшие с тех пор столетия понятие ин-ституции претерпело определенную эволюцию: существенно расширилась сфера его применения, спектр значений, однако и сегодня в нем непременно сохраняются отголоски тех первона-чальных значений, которые придавались ему в латинском языке, римской науке и практике.

Политическая наука долгое время воспринималась как своего рода продолжение государствоведения (изучение государства, его органов, структур, посредством которых оно осуществляет свои функции).

Понятие «институт», воспринятое социальными дисципли-нами из юридической науки, где оно означало совокупность пра-вовых норм, регулирующих определенные общественные отно-шения (наследование, брак и т.д.), являлось весьма широким и недостаточно строгим, по-разному трактуемым в разных научных школах.


42

Социологи в отличие от правоведов трактовали институты не столько как формально-юридические организации, сколько как устойчивые верования, традиции и нормы, воплощенные в раз-личных социальных организациях. Такой подход был характерен для французского социолога Э. Дюркгейма, который образно оп-ределял институты как «фабрики воспроизводства» социальных отношений и связей. Спустя полвека его соотечественник М. Дюверже определил институт как организационные структу-ры и как модели отношений, формирующие эти структуры. «Мо-дели отношений» – это определенные правила и определенные рамки. М. Вебер трактовал институты как рациональные уста-новления, на которые обязан ориентироваться в своем поведении индивид.

В современных исследованиях можно встретить разнообраз-ные трактовки понятия «политический институт»21:

– «правила игры» в обществе или созданные человеком огра-ничительные рамки, которые организуют отношения между людьми, а также система механизмов, обеспечивающая их вы-полнение (Р. Нуреев);

– определенная идея, осуществляемая в конкретной социаль-ной среде (М. Ориу);

– формальные правила, процедуры согласия и стандартно действующие практики, структурирующие отношения между ин-дивидами (П. Холл);

– устанавливаемые людьми ограничения, которые структу-рируют политические, экономические, социальные взаимодейст-вия, неформальные (обычаи, традиции, табу, кодексы чести) и формальные правила (конституции, законы), а также система санкций за их несоблюдение (Д. Норт).

Следует также проводить различие между формальными и неформальными институтами. Функционирование формальных институтов гарантируется государством. Неформальные институ-ты, напротив, проявляют себя в качестве традиций или взаимных

21 См.: Патрушев С.В. Институционализм в политической науке: эта-

пы, течения, идеи, проблемы // Политическая наука. Зарубежная политоло-гия в ХХ столетии: Сб. науч. трудов / Отв. ред. М.В. Ильин. М., 2001. С. 154.


43

соглашений, их соблюдение контролируется исключительно са-мими акторами, в них заинтересованными.

Таким образом, в политической науке под институтом в об-щем виде понимается:

а) политическое установление – комплекс формальных и не-формальных принципов, норм, правил, регулирующих деятель-ность человека в политической сфере;

б) политическое образование или учреждение, организация – определенным образом организованное объединение людей, та или иная политическая структура;

в) устойчивый тип политического поведения, выражающийся в определенной системе коллективных действий, процедуре, ме-ханизме.

На первый взгляд, может показаться, что это понятие приме-няется в отношении достаточно разнородных явлений – от поли-тико-культурных до структурно-процессуальных и деятельност-ных. По существу же перед нами одно явление, проанализиро-ванное с разных позиций.

Рассмотрим особенности политических институтов более подробно:

Политические институты – это такие приспособления, с по-мощью которых достигаются не только соглашения, но и опреде-ленные цели.

Институты – не только правила игры и инструмент достиже-ния определенных целей, они также воздействуют на бытующие в обществе ценности, такие как справедливость, коллективная идентичность, доверие, солидарность. Следовательно, политиче-ские институты являются образованиями двойственной природы – как эмпирической, так и нормативной, они также влияют на формирование политических интересов различных социальных групп.

Одной из важнейших характеристик политических институ-тов, разделяемой представителями всех школ институционализ-ма, является длительность, стабильность их существования – их сложно изменить в одночасье. Д. Норт отмечает, что социальные институты способны к самовоспроизводству даже в том случае, если они неэффективны. Во-первых, индивидуальному участнику


44

этой игры всегда легче принять действующие правила, нежели пытаться изменить их («В чужой монастырь со своим уставом не лезь» и др.). Во-вторых, эти правила обычно способствуют воз-никновению организаций и групп, которые извлекают выгоду из их неэффективности. В-третьих, после того как развитие пошло в определенном направлении, организационные навыки, обычаи и привычки, интеллектуальные установки следуют этой же траек-торией. Неформальные нормы и стереотипы культуры меняются медленнее, чем формальные правила, поэтому внешнее навязы-вание новых формальных установок способно привести к совер-шенно неоднозначным результатам («Хотели как лучше, а вышло как всегда»).

Согласно представлениям Д. Норта, в обществе формальные и неформальные правила должны дополнять друг друга, а не про-тиворечить одно другому. В то время как неформальные правила возникают и закрепляются исторически медленно, формальные могут очень быстро меняться в результате политических револю-ций. В подобной ситуации возникает проблема, поскольку не-формальные правила, обладая большой инерцией, не могут изме-ниться автоматически. Если формальные и неформальные прави-ла противоречат друг другу, это приводит к неэффективности и ненадежности права (так называемому «правовому нигилизму»). Формальные правила в таких обстоятельствах полностью призна-ваться не будут. Государство может реагировать на конфликт между формальными и неформальными правилами двумя спосо-бами. В первом случае оно может попытаться воздействовать на население в том числе с помощью насилия. Во втором случае го-сударство может пойти на компромисс и перенести часть нефор-мальных правил в систему формальных (отсюда, в частности, та-кое внимание к выбору институционального дизайна в транзито-логии).

Почти аксиоматичным является положение о том, что инсти-туты представляют собой устойчивые образования. Институты могут меняться по трем причинам. Первая из них – чистая слу-чайность или непредвиденные обстоятельства: взаимодействие различных институтов может привести к возникновению нового совершенно непредвиденного их типа. Вторая – эволюционные


45

изменения: институты, оптимально удовлетворяющие требовани-ям определенного этапа исторического развития, просто выжи-вают в результате действия некоего механизма отбора. Третьей причиной изменения институтов могут стать намеренные страте-гические действия агентов политического процесса.

Современная институциональная лексика включает понятия «институциональная среда», «институциональное соглашение», «институциональная практика».

Первое означает институты в смысле «политического уста-новления» – совокупности «правил игры», т.е. правил, норм и санкций, образующих политические, социальные и юридические рамки взаимодействий между людьми, которые через систему положительных и отрицательных стимулов направляют поведе-ние людей в определенное русло и тем самым делают ситуацию менее неопределенной. Эти установления подразделяются на не-формальные нормы (обычаи, традиции) и формальные правила (конкретные законы, нормативные акты) или на явные и неявные установления. Второе понятие относится к политическому обра-зованию (государству, политической партии, избирательному объединению и т.п.), которое конституируется на основе догово-ра (контракта) между отдельными индивидами относительно до-полнительных ограничений, добавляемых к общепринятым «пра-вилам игры», соблюдать которые они обязаны. Наконец, инсти-туциональная практика характеризует реализацию институцио-нальных соглашений в данной институциональной среде. Заметим, что в каждый данный момент институциональная среда не зависит от действия конкретных политических акторов и по-тому статична, она изменяется особым образом; институциональ-ное соглашение существует в той мере, в какой институциональ-ная практика ему соответствует, т.е. оно динамично, может изме-няться в той мере, в какой меняется практика. Если практика не соответствует соглашению, оно не действует, утрачивает смысл.

2. С какой бы ситуацией ни сталкивался специалист в облас-ти политической науки, она так или иначе будет связана с поли-тическими институтами. Поэтому можно сказать, что основной проблемой политической науки являются специфические харак-


46

теристики политических институтов в реальном мире во всем их разнообразии, определяемом временем и местом.

Одним из быстро развивающихся направлений политической науки ныне является новый институционализм. Сейчас трудно представить себе такой научный журнал или политологическую конференцию, где не было бы одного или нескольких докладов, написанных с позиций нового институционализма. Частое ис-пользование термина «новый институционализм» подразумевает, во-первых, что в прошлом существовал некий старый институ-ционализм, и, во-вторых, что современная версия чем-то отлича-ется от него. Оба эти тезиса верны, и различия между старым и новым институционализмом являются ключевыми для понима-ния развития современной политической теории.

«Старый» институционализм характеризовал развитие поли-тической науки, по крайней мере, до начала 50-х гг., и в опреде-ленном смысле он продолжает существовать в исследованиях от-дельных специалистов и в наши дни.

Прежний (традиционный или старый) институционализм был ориентирован на изучение государства и формально-правовое описание функционирования его институтов. Таким образом, ис-следовались и сравнивались конституции и системы права, раз-личные формы государства и управления, суверенитета, властных полномочий, юридических и законодательных механизмов. Осо-бое значение при этом придавалось распределению власти между государством и обществом, центральной и местной властью, ад-министрацией и бюрократией, законодательными и конституцио-нальными принципами и практикой. Сравнительная политология занималась детальным изучением функционирования перечис-ленных институтов, уделяя особое внимание реформам (расши-рению избирательного права, проблеме олигархии) и в не мень-шей степени – изучению контекста – нарастающих сдвигов в об-ществе.

В число сторонников этого направления входят многие име-нитые ученые: К. Шмитт, У.А. Дженнингс, Э. Баркер, Г. Ласки, Л. Дюгюи, А. Зигфрид, К. Фридрих, Г. Файнер, В. Вильсон, Дж. Брюс, Т. Коул, и др. Их труды внесли весомый вклад в науч-ную литературу, так как позволили исследователям следующего


47

поколения лучше понять динамику развития политических про-цессов и принятия политических решений.

Можно сказать, что институционализм был и остается лиди-рующим подходом в сравнительной политилогии.

Некоторые ученые, выступающие с позиций новых, более сложных подходов к изучению политики в целом, выступали с на-падками на «старый» институционализм, указывая на ряд прису-щих этому направлению недостатков. Главным предметом крити-ки было игнорирование «старым» институционализмом реальных проблем политики, формально-юридический и описательный ха-рактер исследований. Действительно, потребность в более широ-ком применении микроанализа стала столь очевидной отчасти из-за того, что формальные институты уже были хорошо описаны.

Название «новый институционализм» было введено в науч-ный оборот в 1984 г. в статье с одноименным названием, напи-санной Д. Марчем и И. Олсеном.

«Новый» институционализм появился в американской поли-тологии во многом как реакция на господство редукционистских подходов (бихевиорализм), сводящих политику к индивидуально-групповому поведению, контекстуалистких подходов (струк-турный функционализм), относящих политическую жизнь к взаимодействию политической системы и окружающей социаль-ной среды, и, наконец, утилитаристских (рациональный выбор), интерпретирующих институты лишь как технические рамки для выбора решений и осуществления «рациональных действий», – отмечает наш соотечественник и современник В.А. Ачкасов.

Основная черта нового институционализма – отказ от описа-тельности в пользу теории, изучение результатов публичной по-литики, а не организации или процессов внутри политических структур, использование количественных методов. Это означает, что современный институциональный анализ изучает скорее ре-альное поведение, чем лишь формальные, структурные аспекты институтов. Влияет ли в действительности форма правления – парламентская или президентская – на поведение акторов или это только чисто формальные различия, и на деле все правительства являются «разделенными»? Представители «старого институцио-нализма» отслеживали, например, прохождение законопроекта в


48

Конгрессе и рассматривали законодательный процесс в качестве показателя институциональной динамики, новые институциона-листы концентрируют внимание на результатах законодательной деятельности, воплотившихся в конкретные политические реше-ния или социальные программы22.

Если приверженцам старой версии институционализма было достаточно описывать институты, то представители нового его течения рассматривали их как «зависимые переменные величи-ны» и, что еще важнее, объясняли другие связанные с института-ми явления как «независимые переменные величины», опреде-ляющие политику и административное поведение.

В 90-е гг. институционализм переживает ренессанс, причина которого очевидна: «третья волна демократизации», появление значительного числа новых государств вновь сделали актуальной задачу «конструирования» политических институтов.

3. Новые институционалисты расходятся между собой по множеству пунктов как теоретического, так и методологического плана. Но по трем фундаментальным позициям они едины.

1. Институты формируют политику (политические правила игры). Правила и типичные операциональные процедуры, состав-ляющие основу институтов, накладывают свой отпечаток на по-литику, структурируя политическое поведение. Институты опре-деляют политику, влияя на самоидентификацию акторов, их представления о власти и стратегию достижения власти и других значимых целей. Для того чтобы узнать, какой тип деятельности индивид, скорее всего, сочтет соответствующим его интересам, необходимо хорошо представлять структуры, в которые данный индивид вписан. Д. Марч и И. Олсен следующим способом обобщают сформулированный выше вывод: «Организация поли-тической жизни влияет на ход истории... Действия, предприни-маемые политическими институтами, перераспределяют полити-ческие интересы и ресурсы, а также меняют правила политиче-ской игры. Происходит это через внедрение новых критериев успеха и неудачи, введения новых правил политического поведе-ния, наделение одних людей большей властью по сравнению с

22 Питерс Б. Политические институты: вчера и сегодня // Полити-

ческая наука: новые направления. М., 1999. С. 219.


49

другими. Институты определяют те способы, с помощью которых индивиды и группы активизируются как в политике, так и за ее пределами, влияют на степень доверия граждан к их лидерам, формируют в политическом сообществе чувства и настроения, а также единый для всех смысл таких понятий, как демократия, справедливость, свобода и равенство»23.

2. Институты сами формируются историей. Какие бы фак-торы ни воздействовали на их форму, институтам присуща опре-деленная инерционная устойчивость. В их эволюции фиксируют-ся исторические судьбы и поворотные пункты данного социума. История имеет смысл только потому, что это «цепочка зависимо-стей»: происходящее вначале, даже если оно кажется «случай-ным», обусловливает то, что происходит потом. Ф.А. фон Хайек предостерегал от вмешательства в развитие общественных ин-ститутов извне. Наши знания о различных последствиях произ-вольных социальных преобразований слишком ограниченны, по-этому очень велик риск совершения ошибок, ведущих к неожи-данным, противоречивым и даже противоположным желаемым результатам. По мнению Хайека, институты не конструируются, но, скорее, эволюционируют. Знания, которыми мы обладаем в настоящее время, не позволяют нам не только точно рассчиты-вать, но и даже приблизительно оценить различия между локаль-ными и глобальными, краткосрочными и долговременными, ча-стными и общими последствиями институциональных измене-ний. Поэтому в отличие от части неоинституционалистов Хайек считал увлечение «рациональным конструктивизмом» отклоне-нием от генерального пути человеческой эволюции в стадии культурогенеза24.

3. Практическая деятельность институтов (их эффектив-ность или неэффективность) также определяется социальным контекстом, внутри которого они функционируют.

23 March J.G., Olsen J.P. The new institutionalism: Organizational factors

in political life // American Political Science Review. 1984. Vol. 78. P. 734–749.

24 Hayek F.A. von. The intellectuals and socialism // University of Chicago Law Review. 1949. Spring. Vol. 16.


50

Подобно тому, как различные индивиды могут определять свои цели и добиваться их осуществления различным способом в разных институциональных контекстах, сами институты столь же разнообразно работают в отличающихся друг от друга социаль-ных средах: например, конституции вестминстерского образца, оставленные англичанами в разных уголках земного шара, после распада британской империи имели самые разные судьбы.

4. Нередко к неоинституционализму относятся как к некой цельной концепции, однако в действительности он содержит в себе несколько различных направлений.

1. Нормативный институционализм В статье «Новый институционализм» авторы Д. Марч и

И. Олсен особо подчеркивали значение норм и ценностей при оп-ределении того, как политические организации должны функ-ционировать. Если следовать данной точке зрения, то наиболее важным элементом при определении института являются не фор-мальные структуры, правила и процедуры, а набор неких ценно-стей, на основе которых члены организаций принимают решения и строят свое поведение. Таким образом, ценности, по мнению приверженцев данного подхода, занимают центральное место в институциональном анализе.

По мнению приверженцев данного подхода, при создании институтов следует руководствоваться определенными мораль-ными принципами: например, понятиями о справедливости, ра-венстве и человеческом достоинстве.

Трактовка институтов с точки зрения теории рациональ-ного выбора (теория общественного выбора)

Теория рационального выбора направлена на изучение стра-тегического действия рациональных акторов. Большинство тео-ретиков полагают, что политические институты воздействуют на выбор акторами стратегии своего поведения или того способа, которым они стремятся достичь цели. Институты дают основания для определения того, кто является законным актором, регули-руют количество акторов и порядок действия. Правила, опреде-ляемые институтами, ограничивают возможности максимизации индивидуальной выгоды за счет других и позволяют принимать стабильные и предсказуемые решения.


51

2. Социальный институционализм Институциональный анализ можно применять и при изуче-

нии взаимоотношений между государством и обществом, наибо-лее важные из которых – корпоративизм и система социальных связей – имеют много характеристик, вполне уместно опреде-ляяемых как структурные или институциональные. Так, анализ корпоративизма, предпринятый Ф. Шмиттером, показал, что эта система управляется исходя из определенных правил, в основном неформального свойства. Терминология, используемая при ис-следовании поведения групп интересов в современных обществах и их отношений с правительством, также подчеркивает их инсти-туциональный характер25.

3. Структурный институционализм Данный подход тяготеет к проблематике старого институ-

ционализма, однако применяет при этом существенно более усо-вершенствованную методологию. В центре внимания данного направления находятся различия между президентскими и пар-ламентскими режимами, а также между федеральной и унитарной системами государственного устройства, моделями изби-рательных систем и др. Вместе с тем, этот подход отражает те изменения, которые накопились в политической теории за по-следние полвека. Здесь институты рассматриваются в качестве комплекса взаимосвязанных узловых точек (ограничений), на ко-торых действие политических акторов может быть блокировано.

4. Исторический институционализм Сторонники этого подхода (Д. Норт и др.) заостряют внима-

ние на роли институционального выбора, совершенного в исто-рическом прошлом в целях развития отдельного элемента или политической системы в целом. По их мнению, такой первона-чальный выбор будет оказывать глубокое воздействие на все по-следующие политические решения. В рамках данного направле-ния рассматриваются основные принципы институционализма и подчеркивается важность структурного выбора, принятого в са-мом начале выработки курса данного института. Это означает, что, даже если проведено несколько последующих структурных

25 Schmitter P.C. Still the century of corporatism? // Review of Politics.

1974. Vol. 36. P. 85–131.


52

изменений института, первоначальные решения продолжают ока-зывать воздействие на политический процесс.

Исторический институционализм объясняет институциональ-ную стабильность также наличием власти. Власть предержащие стремятся изменить «правила игры» с тем, чтобы они в большей степени соответствовали их интересам, сводящимся к сохранению и упрочению этой власти. Имеют место исследования, в которых приводятся доказательства того, что в определенные моменты ис-тории отдельные политические акторы оказывались способными создать институты, которые в дальнейшем значительно усиливали их могущество26. В некотором смысле политические акторы могут структурировать политическое будущее. Иначе говоря, люди тво-рят историю. Тем не менее история изобилует примерами ошибок и просчетов, допущенных людьми в выборе типа института. Веро-ятнее можно преобразовать лишь немногие отдельные перемен-ные характеристики существующих институтов, в целом опреде-ляемых исторической традицией.

Однако история (традиция) не всегда эффективна: иной раз она руководствуется социальной практикой, тормозящей про-гресс. Но такую инерцию нельзя приписывать индивидуальной иррациональности. Напротив, индивиды вполне рационально от-кликаются на социальный контекст, завещанный им историей. Исследователи назвали эту особенность социальных систем «тропой зависимости». «Конечный пункт вашего маршрута зави-сит от того, откуда вы начинаете свой путь». «Тропа зависимо-сти» способна рождать устойчивые различия в институциональ-ной деятельности двух обществ, причем даже в тех случаях, ко-гда формальные институты, ресурсы, индивидуальные предпочтения и там, и здесь совпадают. Социальный контекст и история глубочайшим образом обусловливают эффективность институтов. Все это имеет основательные экономические и по-литические следствия. Так, после достижения независимости и Соединенные Штаты, и латиноамериканские республики имели сходные конституционные формы, богатые ресурсы и сходные международные возможности («равенство старта»), но северо-

26 Rothstein B. The social democratic state: Bureaucracy and social reforms

in Swedish labor market and school policy. Pittsburgh, 1996.


53

американцы пользовались благами английского опыта децентра-лизации и парламентаризма (гражданские традиции), в то время как латиноамериканцы несли доставшееся от средневековой Ис-пании бремя авторитаризма, семейственности и клиентелы (тра-диции вертикальной зависимости и эксплуатации). И дело не в том, что предпочтения и склонности жителей Северной и Южной Америки различались – просто исторически сформировавшийся социальный контекст предлагал им различные варианты возмож-ностей и обязанностей.

Действительно, существование особой взаимозависимости между принятыми официальными нормами, легальными закона-ми, с одной стороны, и неофициальными «правилами игры», оп-ределяемыми политической традицией и культурой, – с другой, вносит значительные коррективы в процесс политической транс-формации современной России. Вместо сбалансированной с точ-ки зрения плюралистического представительства интересов по-литической системы с сильными демократическими институтами мы получили нечто иное: вместо партий их функции выполняют корпоративные группировки (да и сами партии зачастую пред-ставляют собой клиентельные группы); вместо нормальных пар-ламентских форм выражения и согласования разнообразных ин-тересов – квазикорпоративистские ассамблеи, не отягощенные заботой о нуждах рядовых избирателей; вместо «прозрачного» процесса принятия решений административными органами – полностью закрытый от контроля процесс бюрократического тор-га за перераспределение общественных ресурсов. Складываю-щаяся в России институциональная система никак не может быть понята лишь в нормативно-правовом ракурсе без учета домини-рующих корпоративно-бюрократических неформальных правил игры. Планомерное воспроизводство этих «правил» может суще-ственно модифицировать социальный характер формирующейся политической системы, придать ей авторитарно-олигархическую и бюрократическую доминанту.

Институциональный анализ оказался довольно эффективным при объяснении целого ряда политических явлений. Несмотря на достигнутые успехи, это направление научных исследований столкнулось с целым рядом теоретических вопросов, и перед


54

представителями неоинституционализма стоит целый ряд труд-ных проблем, касающихся подхода к политике в целом и пробле-мам управления. Их большая часть связана со способностью не-двусмысленно определить среди исследуемых явлений главные и разобраться в отношениях индивидуального и коллективного по-ведения. Не меньшую сложность представляет собой задача оп-ределения воздействия, которое оказывают институты в качестве независимой переменной, а также задача институционального прогнозирования.

Перечисленные выше проблемы представляются достаточно серьезными, однако они должны привести не к отрицанию данно-го типа анализа, а к его совершенствованию. Для дальнейшего развития этого направления предстоит еще многое сделать.


1. Институциональная теория и ее прикладные аспекты // Во-просы экономики. – 1997. – № 3.

2. Норт, Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. – М., 1997.

3. Ордешук, П. Эволюция политической теории Запада и проблемы институционального дизайна / П. Ордешук // Вопросы философии. – 1994. – № 3.

4. Политическая наука: новые направления / под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. – М., 1999.

5. Сморгунов, Л. Современная сравнительная политология: учебник / Л. Сморгунов. – М., 2002.

6. Патрушев, С.В. Институционализм в политической науке: этапы, течения, идеи, проблемы / С.В. Патрушев // Политическая наука. Зарубежная политология в ХХ столетии: сб. науч. трудов / отв. ред. М.В. Ильин. – М., 2001.


55

Лекция 5 Политический бихевиорализм и теория

рационального выбора в сравнительной политологии

1. Бихевиоральный подход: основные идеи и утраченные ил-люзии.

2. Теория рационального выбора и стратегии политического поведения.

1. Появление термина «бихевиорализм» в 40-е гг. и посте-пенное исчезновение из словаря американских политологов по-нятия «бихевиоризм» связаны со стремлением подчеркнуть спе-цифику поведенческого подхода в политической науке и избе-жать недоразумений, вызванных отождествлением политологи-ческого «бихевиоризма» с психологическим начала ХХ в.

Суть бихевиоралистских методологических принципов и на-правлений, возникших в лоне поведенческого подхода к изуче-нию политических явлений, состоит в том, что был положен ко-нец описательному и нормативно-институциональному стилю исследований в политической науке.

Бихевиоралистский этап стал революцией в методологии по-литической науки, в первую очередь благодаря применению эм-пирических и количественных методов, заимствованных у психо-логии, социологии, экономической науки, математики и киберне-тики, и общей ориентации на превращение политологии в «точную» науку. Место традиционных подходов, которые носили описательный, исторический, нормативный и рекомендательный характер, стали занимать методы сбора и анализа данных об «эм-пирически наблюдаемом» политическом поведении. Из психоло-гии в политическую науку широко вошли тесты и лабораторные эксперименты, из социологии – анкетные опросы, интервью, на-блюдения, из математики – факторный анализ и другие.

Сущность интеллектуальных принципов, на которых осно-вывалось бихевиоральное течение, сводится к следующему:


56

1. Закономерность. В политическом поведении обнаружива-ются элементы повторяемости, поддающиеся обобщению и фор-мулированию в терминах теории политического поведения.

2. Верификация. Обоснованность выводов должна подда-ваться проверке.

3. Методика. Способы получения и интерпретации данных не могут приниматься на веру. Они должны восприниматься в каче-стве гипотетических, их следует критически изучать, уточнять и отбирать таким образом, чтобы в итоге прийти к строгим мето-дам наблюдения, фиксирования и анализа поведения,

4. Квантификация. Использование количественных методов не является самоцелью, такие методы следует применять там, где это приносит результаты и где это целесообразно, принимая во внимание другие задачи.

5. Ценности. Моральная оценка и эмпирическое объяснение – это два различных типа суждений. Однако исследователь поли-тического поведения вправе высказывать суждения обоего рода порознь или вместе при условии, что он не принимает одно за другое.

6. Систематизация. Теория и эмпирическое исследование должны рассматриваться как связанные и взаимопереплетающие-ся части конкретного и упорядоченного знания. Исследования, не опирающиеся на теорию, могут оказаться тривиальными, а тео-рия, не подкрепленная фактическими данными, – «бесплодной».

7. Чистая наука. Понимание и объяснение политического по-ведения логически предшествуют выработке рекомендаций для решения актуальных практических (политических) проблем об-щества.

8. Интеграция. Поскольку общественные науки имеют дело с различными сторонами человеческой деятельности, недопустимо в политических исследованиях игнорировать выводы других дисциплин. Признание этой взаимозависимости должно способ-ствовать интеграции политической науки с основными социаль-ными науками.

К основным достоинствам бихевиорального подхода отно-сятся:

1) свободен от недостатков традиционного подхода;


57

2) научен в том смысле, что идет в ногу с современными тен-денциями и методами исследования, разработанными в обще-ственных науках;

3) прагматичен и эмпиричен, ибо опирается на факты и ре-альный опыт;

4) стремится к точным обобщениям и реалистичным выво-дам;

5) способен прогнозировать политическое поведение инди-видуума и групп.

Критическая оценка Многие политологи оспаривают притязания бихевиорализма

и приписываемые ему достижения. Критика ведется по двум са-мостоятельным аспектам – методологическому и сущностному. Методика измерений и приемы количественного анализа, эффек-тивные при изучении физического мира, сомнительны, когда предметом исследования становится человек, его чувства, побу-ждения, отношения и ценности. Консервативная критика бихе-виорального подхода утверждает, что политическое знание есть философское и потому абсолютно не приемлет бихевиоралист-скую увлеченность количественными методами.

Критика с точки зрения используемых методов сводилась к протесту против «империализма в методологии», направленного на приспособление проблем к методам, а не наоборот. (Методы прямо-таки диктуют, что надо исследовать.) Увлечение бихевио-ралистов математическими методами и приемами грозит нару-шить равновесие внутри дисциплины, ограничить социальную действительность. Другим аспектом критики бихевиоралистов являлся сам смысл исследований, претендующий на создание объективной науки, основывающейся на разделении фактов и ценностей. Традиционные американские ценности продолжали доминировать и вдохновлять исследователей, а национальный опыт незаметно превращался в научный архетип, что приводило зачастую к научному конформизму.

Бихевиорализм обвиняют также в том, что он концентриру-ется на псевдополитике и игнорирует политику реальную, что бихевиоралисты зачастую неверно ставят вопросы и уходят от важнейших текущих политических проблем. Так, Ч. Миллс в ра-


58

боте «Социологическое воображение» (1959 г.) писал о том, что исследования бихевиоралистов приводят лишь к накоплению фактов, а интерпретация и теоретическое обоснование результа-тов научного наблюдения игнорируется, исследования носят фрагментарный характер и являются бесполезными, так как толь-ко дробят реальность и приводят к утрате совокупного представ-ления о социальной действительности.

Неспособность проанализирорвать конфликты и всякого рода социально-политические «неустройства» в обществе привела к тому, что политологи этого направления оказались не в состоя-нии предсказать социальные потрясения и предложить способы их урегулирования.

Бихевиорализм и постбихевиорализм перестали доминиро-вать в современной сравнительной политологии. В обращении к ежегодному собранию председатель Американской ассоциации политической науки Д. Истон в 1967 г. объявил «бихевиоралист-скую революцию» оконченной.

2. В качестве замены поведенческому подходу многими аме-риканскими исследователями рассматривается теория рацио-нального выбора.

Теория рационального выбора стала проникать в политиче-скую науку из экономической науки в 50-е гг., но в сравнитель-ных исследованиях стала широко использоваться только в по-следние десятилетия. Экспансия теории общественного выбора в область сравнительной политологии была связана с кризисом ме-тодологических установок бихевиорализма, структурного функ-ционализма, институционализма.

В политической науке теория рационального выбора чаще называется теорией общественного выбора. Данная теоретиче-ская модель была разработана в 1957 г. в книге Э. Даунса «Эко-номическая теория демократии», затем последовали работы У. Райкера, П. Ордешука, Д. Блэка, Дж. Бьюкенена, М. Олсона, Г. Таллока, Дж. Стиглера, П. Херринга, К. Эрроу и др.

Приверженцы этой теории предложили исходить из того, что политический процесс может быть основан на теории «обмена» и «полезности» в условиях конкуренции на «рынке» и необходимо-сти выбора при ограниченных ресурсах и возможностях. Целью


59

любого участника политического процесса в этом случае являет-ся максимизация «прибыли» и минимизация «издержек». Про-цесс «торга» происходит по установленным правилам игры, обу-словленным системой права, культурными традициями и ценно-стной ориентацией. Все внимание теория сосредоточивает на отдельном участнике политических взаимодействий (акторе). Сердцевиной же концепции рационального выбора является идея о том, что актор рассматривается как максимизатор выгоды, т.е. не только как лицо, поступки которого в определенном смысле являются для него самого оптимальными, но и как субъект, обла-дающий системой предпочтений, образующих функцию полезно-сти, и действующий таким образом, чтобы максимизировать ве-личину этой функции, при этом актор заботится о минимизации усилий, затрачиваемых на достижение цели.

Теория рационального выбора – одна из самых распростра-ненных в современной политической науке «эмпирических» тео-рий, в которой человек выступает независимым, активным поли-тическим актором, которая пытается взглянуть на поведение че-ловека «изнутри», исследуя характер его установок, выбор оптимального поведения.

В основу рационального выбора положены следующие прин-ципы:

во-первых, методологический индивидуализм – признание того, что социальные и политические структуры, политика и об-щество в целом вторичны по отношению к индивиду;

во-вторых, эгоизм индивида – его стремление максимизиро-вать собственную выгоду (человек при этом не обязательно ведет себя как эгоист, но даже если он поступает как альтруист, то, скорее всего, такой способ поведения более выгоден для него, чем другие);

в-третьих, рациональность индивида – его способность вы-страивать свои предпочтения в соответствии с максимальной вы-годой для себя, при этом индивид «калькулирует» ожидаемые ре-зультаты и необходимые затраты, стремясь максимизировать свои результаты и одновременно минимизировать свои затраты;

в-четвертых, обмен деятельностью – индивид живет в обще-стве, а не на необитаемом острове, поэтому его поведение опре-


60

деляется конкретными институциональными условиями, при этом он пытается даже не столько приспособиться к институтам, сколько изменить эти институты в соответствии со своими инте-ресами, в свою очередь институты могут изменять порядок своих предпочтений и приоритетов, но в итоге измененный порядок оказывается более выгодным при данных условиях.

Сторонники теории общественного выбора рассматривают политический рынок по аналогии с товарным. Трактовка полити-ки как процесса обмена восходит к идее шведского экономиста Кнута Викселя (1896 г.), впоследствии развитой американским экономистом Дж. Бьюкененом, получившим в 1986 г. за исследо-вания в области теории общественного выбора Нобелевскую премию. Согласно Дж. Бьюкенену, «политика есть сложная сис-тема обмена между индивидами, в которой последние коллектив-но стремятся к достижению своих частных целей, так как не мо-гут реализовать их путем обычного рыночного обмена. Здесь нет других интересов, кроме индивидуальных»27.

Однако политический рынок – это рынок особого рода. Во-первых, его участники имеют необычные права собственности. Избиратели и политики трактуются как индивиды, обмениваю-щиеся голосами и предвыборными обещаниями. Государство вы-ступает ареной конкуренции людей за влияние на принятие ре-шений. Во-вторых, участники политического процесса стремятся к разным целям. Единодушие возможно лишь в идеале. В-третьих, политика есть нерыночное производство решений отно-сительно публичных благ. В-четвертых, политическая борьба за выигрыш делает политику подобной игре с двумя и более участ-никами с нулевой и ненулевой суммой. Игра эта осуществляется индивидами и объединениями индивидов и может быть описана с помощью теории игр. В-пятых, политический обмен между ин-дивидами основывается на идее первоначального консенсуса от-носительно свободных и равных индивидов. Основой консенсуса (или конституции) выступает единодушие по поводу некоторых общих мета-правил, регулирующих отношения обмена.

27 Бьюкенен Дж. Конституция экономической политики // Вопросы

экономики. 1994. № 6. С. 108.


61

Модель рационального человека, постулируемая данной тео-рией, имеет два важных недостатка. Первый: до сих пор не дока-зано, что человек всегда и во всем ведет себя как рациональный эгоист. Второй – прагматический: модель не дает возможности объяснить, как человек определяет и понимает собственное бла-го, а это значит, что для адекватного анализа поведения человека изначально необходимо знать его реальные, фактические цели. По мнению специалистов, эмоциональные связи с первичной группой, а также социально передаваемые нормы и правила (ин-ституты) могут оказаться сильнее соображений личного интере-са, поскольку «легче следовать правилам, чем делать утилитар-ные расчеты». Однако такой ответ неполон и оставляет открытым вопрос, чем можно объяснить альтруизм «рационального макси-мизатора личной выгоды».

Выше уже отмечалось, что в теории общественного выбора акцент делается на взаимодействии рациональных максимизато-ров выгоды, отсюда предполагается возможность выигрыша или проигрыша для любого из них. Результат же определяет избран-ная ими стратегия. Поэтому основным достижением теории ра-ционального выбора можно считать то, что она сумела свести все многообразие форм взаимодействий людей к нескольким не-избежно упрощенным теоретическим моделям – играм. Игры в рамках «теории игр» – это ситуации, в которых два или более участников делают выбор в отношении своих действий и выиг-рыш каждого зависит от совместного выбора обоих (всех). В ка-ждой из игр определяются оптимальные для каждого актора стратегии. Именно это позволяет применять теорию рациональ-ного выбора для объяснения социальных и политических явле-ний, в том числе и для их прогнозирования. Теория игр – это на-бор моделей, показывающих, имеют ли (и в какой степени) такие игры решение, т.е. окончательный результат. Методология тео-рии игр основывается на проигрывании (симуляции) всех воз-можных ситуаций. Интересы игроков и исходящие из этого воз-можные способы взаимоотношений (стратегии) рассматриваются как изначально заданные. Результаты абстрактного построения моделей могут быть проверены либо путем изучения конкретных ситуаций (case-study), либо в лабораторных условиях.


62

Игры подразделяются на игры с двумя и N-м числом игроков. Выделяют также игры с нулевой суммой, когда выигрыш одного актора соответствует проигрышу других, и без нулевой суммы, в ходе которой могут выиграть или проиграть все участники взаи-модействия (т.е. тот факт, что один игрок выиграл, не означает, что другой столько же проиграл).

Кроме того, игры могут быть кооперативными и некоопера-тивными. Кооперативная игра – ситуация, в которой игроки в принципе готовы обменяться информацией и создать коалиции (т.е. сотрудничать). В некооперативных играх кооперация между игроками исключена, поскольку они принципиально не доверяют друг другу.

Игры с двумя игроками и нулевой суммой обладают оконча-тельными решениями или результатами и потому могут быть на-званы устойчивыми. Здесь для каждого игрока существует доми-нирующая (минимаксная) стратегия, т.е. стратегия, которая ока-зывается наилучшей для него вне зависимости от стратегии его противника. Игры с двумя игроками и ненулевой суммой могут иметь единственный окончательный результат или наилучший результат из тех, которого способен добиться со своей стороны каждый игрок. В то же время для многих такого рода игр допус-тимы несколько результатов, показывающих, что они не оконча-тельны.

При анализе политической жизни наибольшую известность получили теоретические модели с названиями «Дилемма узника», «Семейная ссора», «Цыпленок», «Модель страхования», «Ту-пик».

Недостаток теории игр заключается в излишнем схематизме подхода, в том, что ее математически ориентированная методоло-гия не в состоянии охватить сложные ситуации, связанные с взаимодействием большого количества игроков.

Что же касается теории рационального выбора в целом, то она оказалась особенно эффективной при анализе поведения из-бирателей, парламентской (законодательной) деятельности, в том числе формирования парламентских коалиций, международных отношений и в более широком плане – моделирования политиче-ских процессов.


63


1. Чилкот, Р.Х. Теории сравнительной политологии / Р.Х. Чилкот. – М., 2001.


3. Шаран, П. Сравнительная политология / П. Шаран. – Ч. 1–2. – М., 1992.

4. Политическая наука: новые направления / под ред. Р. Гудина и Х-Д. Клингеманна. – М., 1999.

5. Грин, Д. Объяснение политики с позиции теории рацио-нального выбора: почему так мало удалось узнать? / Д. Грин, И. Шапир // Полис. – 1993. – № 3.

6. Бьюкенен, Дж. Конституция экономической политики / Дж. Бьюкенен // Бьюкенен Дж. Соч. – Т. 1. – М., 1997.

7. Истон, Д. Новая революция в политической науке / Д. Истон // Социально-политические науки. – 1993. – № 6.

8. Фармер, М. Рациональный выбор: теория и практика / М. Фармер // Полис. – 1994. – № 3.

9. Нуреев, Р. Основы экономической теории / Р. Нуреев // Вопросы экономики. –1996. – № 6.


64

Содержание

Лекция 1. Сравнительная политология в системе научных знаний о политике ............................................................................................. 2

Лекция 2. Сравнительная политология: этапы становления развития ...................................................................... 18

Лекция 3. Сравнительный метод в политической науке ......................... 30

Лекция 4. Институционализм и неоинституционализм в сравнительном анализе ................................................................. 41

Лекция 5. Политический бихевиорализм и теория рационального выбора в сравнительной политологии ........................................ 55

Учебное издание

Ефимова Ольга Карповна

Сравнительная политология

Текст лекций

Редактор, корректор В.Н. Чулкова Компьютерная верстка И.Н. Ивановой

Подписано в печать 27.12.2007. Формат 60х84/16. Бумага тип.

Усл. печ. л. 3,72. Уч.-изд. л. 3,0. Тираж 100 экз. Заказ

Оригинал-макет подготовлен в редакционно-издательском отделе ЯрГУ

Отпечатано на ризографе. Ярославский государственный университет.

150000 Ярославль, ул. Советская, 14.


65


66

О.К. Ефимова

Сравнительная политология: историко-методологический аспект


Documents

266.сравнительная политология историко методологический аспект