irina_repiova_sceletus

252

Проза

СкелеТус, принц ДавскийСказочная повесТь для подросТков

Глава первая.Я и мои подданные

Моё имя – Скелетус. Я принц Давский, и мне четырнад-цать лет.

Давия – это моя страна, а ростом я чуть выше тех пухлыхкниг, которые хранит в Книжном Шкафу наш библиотекарь,кот Лепетайло.

Друзья в шутку величают меня Маленьким Поэтом, имядяди – Изъедуха. Однажды кот промяукал, что оно перево-дится с языка древних как «злобный человек».

253

Ирина РЕПЬЁВА «Скелетус, принц Давский»

Дядя страшно гордится своими связями. «Я – советник самогоБога! – внушительно говорит он, заложив кисть руки за борт ды-рявого пиджака и отставив в сторону босую ногу в домашнем тапке.– Самого Бога Люстры!» Люстра – имя нашего солнца. Оно сияетв полутёмной Давии каждый вечер и успевает порадовать теми зо-лотистыми розами, что рисует на нашем твёрдом и сером небе.

Вообразите себе и нашу шерстяную, цвета кофе с молоком,центральную долину, покрытую нарисованными красно-си-ними цветами. Самая крупная гора в ней, что тянется вдольодной из четырёх границ королевства, – Диван. С неё сви-сают до земли матерчатые «корни». Так их называет дядя. Поним мы и взбираемся наверх, чтобы устроится для сна.

Дядя спит в одном углу, не разрешая никому из нас при-ближаться к нему. Девочки – в другом. Друг мой, Бурый, инаш учитель Понура – на краю пропасти. А мы с библиоте-карем Лепетайло – напротив. Проснёшься утром, а под тобойраскрывается бездна центральной долины. Но мы привыкли кэтому зрелищу, и не боимся.

Население Давии не многочисленно. Я сирота. Где мои ро-дители, дядя не рассказывает. Жители дальних рубежей нашегокоролевства – вечно недовольные карлики, великаны иэльфы. Но хотя они считаются моими подданными, подчи-няются своим племенным законам. Из близких у меня толькокот Лепетайло; учитель – фарфоровая свинка Понура; Бурый– плюшевый медведь и две дядины дочери: Груша и Жи-вулька, мои двоюродные сёстры.

Днём все расходятся, кто куда. Дядя – в свой Кабинет, рас-положенный на горе Стул. Кот – в высокий Книжный Шкаф,между горами Тумбочкой и Столом. А мы, дети, в школу.

Но сначала дядя нас кормит. С брюзгливой миной чело-века, который всю свою жизнь принёс нам в жертву, он встаётраньше всех, спускается в центральную долину, а потом уез-жает на деревянной тележке, прозванной Спичечным Короб-ком, в заповедную часть страны, куда нам вход запрещён, – наКухню. Это сразу направо от долины Прихожая. Везёт дядюсмирная лошадка Тапок, тянет изо всех сил, опираясь на своюзаднюю часть, похрапывает от натуги.

254

Проза

255


В заповеднике Кухни хранятся наши запасы воды и пищи.Вторгаться в её пещеры – государственное преступление.

И никогда-то мы не роскошествуем за обедами и завтраками!Никогда дядя не кормит нас досыта. Словно боится, что мы вы-растим большими и сильными. Да и одеваемся мы в обноски.

Как я уразумел недавно, многое в Давии связано с разно-образными дядиными страхами. Впрочем, об этом не сейчас,чуть позже.

Привыкнув к нашей скучной жизни в постоянном полум-раке, долгие годы я ничему не удивлялся. Тем более что дядярассказывал, будто весь мир за границами нашего королевстватакой же, как в самой Давии. Ну а то, что он не совершенен,не страшно: кое-что можно перетерпеть, а что-то не замечать,пообвыкнув.

И всё же есть вещи, которые не могут не возмущать. На-пример, наш учитель Понура, эта небольшая фарфоровая ста-туэтка свиньи, которая не говорит по-человечьи и толькохрюкает. Мы приходим к нему в школу каждое утро, семь днейв неделю: воскресенья дядя не признаёт. Мы – это я, Бурыйи сёстры, Груша и Живулька (чудное имя последней перево-дится с языка древних как «деточка»).

Класс расположен на плоскогорье, прозванном Столом.Стол похож на высокий мост. Дядя говорит, что когда-то подним протекала река, да вся высохла, а мост остался – широ-кий и полированный. На нём мы и учимся. Садимся на пол,вытягиваем ноги и часами смотрим на учителя.

И никогда-то не бывает на этом Столе ни учебника, ни тет-ради! Только что, стоят две пустые чернильницы. Одна круг-лая и прозрачная, а другая – с два моих роста – белая,стеклянная и красивая. Она изображает стопку книг. И,правда, какая школа без книг? Хотя бы и таких, какие тебевовек не одолеть, потому что они не отрываются друг от друга.

На верхней книге стоит загадочное слово «Сказки». Я не знаю,что оно означает. А когда спрашивал у Понуры, он виновато опу-скал голову и что-то хрюкал. Вот это и возмущало меня! Иногдая даже шёл к дяде и сердито спрашивал его: зачем он поставилучителем существо, язык которого безнадежно чужд нам.

256

Проза

257


Дядя подозрительно на меня поглядывал, хмурил длинныйи узкий лоб, шевелил кончиком длинного носа, и только послеэтого взволнованно отвечал, что в мире всюду так: учителя иученики не понимают друг друга. Как впрочем, – дети и ро-дители. Исключение составляют только племянники и их дяди.Но в том-то и заключается гениальность иного школьника, чтоон и без слов познаёт все науки, пронзая череп учителя своимострым взглядом и не менее острым умом. Вот я и вынужденбыл отправляться, не солоно хлебавши, к Понуре – пронзатьвзглядом его фарфоровый череп.

Чтобы взобраться на Стол, надо быть прирождённым вер-холазом. Но мы, дети, лёгкие, недокормленные, использовалидля подъёма на высоту метеориты, которые день и ночь кру-жатся в атмосфере Давии. Это дядя называет их «метеоритами».Они напоминают клубки серой сбившейся пыли и то взлетаютк небу, то опускаются в долину. Нам, детям, лишь остаётсяловко вскакивать на них, когда они приближаются к земле.

Под действием струй воздуха клубки взмывают и способны до-носить нас туда, куда нам требуется. Если их уносит сквозняком всторону, мы расстёгиваем пиджаки и нагнетаем под пылевой шарвоздух. А ещё наше платье можно использовать как парус.

Я всегда с удовольствием учился у самого дяди, пренебре-гая уроками розового поросёнка. Пока Понура часами хрюкалперед нами, я дремал, растянувшись на полу класса. Или меч-тал, заложив руки под голову и уставившись в твёрдое, алеба-стровое небо. А потом бежал к дяде и задавал ему множествовопросов, которые приходили мне в череп. На беду, я был лю-бознательным. В отличие от Груши, дядиной любимицы и зуб-рилки, которая считает своим долгом запоминать каждыйхрюк Понуры. Или – злючки и задиры Живульки, которая ав-торитета дяди не признаёт и потому нередко уроки в школепрогуливает. Но о Живулечке разговор особый!

Долгое время она казалась мне противной. Всем грубит ипостоянно раздражается. Могла закончить разговор фразой:«Да что вы все понимаете?» Или: «Терпеть я вас не могу!» Оналюбит одиночество, и великая мастерица на всякие пакости.Может быть, потому, что Живулька – вредная, у неё на руках

258

Проза

259


множество бородавок. Так что неприятно брать её за руку. И ещёодна, круглая и тёмная, похожая на пуговицу, сидит прямо на еёлбу, между синеватых бровей. Мне и смотреть-то на несчастнуюдевочку неловко! Кажется, глядишь в карие, блестящие глаза Жи-вульки, но тут же ловишь себя на мысли, что уставился на злос-частную бородавку. А Живулечка понимает это, шипит и злится.

Другое дело – Груша, Грушенька… Сладкая и такая неж-ная, что, кажется, ткнёшь легонечко пальцем её золотистуюпухлую щечку – сок ароматный закапает! У неё и характериной, нежели у её тощей, старшей сестрицы. Грушеньке бы ив голову не пришло всё то, что вытворяет Живулька. Та, на-пример, завязывает над каждой своей бородавкой, желая све-сти их, по узелку из нитки. А потом, вместо того чтобыутопить нитку в чашке с чаем, как водится у порядочныхлюдей, подбрасывает их в постель моего дяди! Словно мститему за что-то, о чём нам предпочитает не рассказывать.

В Давии существует поверье, что утопленная нитка можетуничтожить бородавку. Но в том-то и беда, что на место каж-дой сведённой, у Живульки вырастают две новые! Словно онакем-то заколдована или проклята.

Впрочем, какие в нашей мирной и сонной стране злые кол-дуны? Дядя говорит, что они бывают лишь у дальних, зару-бежных народов: тараканов, мышей, крыс и блох. Мол,местные колдуны и придали этим людям уродливое обличьенасекомых, а некоторых покрыли шерстью.

Единственное занятие, которое смягчает нрав Живульки, –уход за её деревьями. Они растут на скале, высоко над долиной,в больших глиняных кадках, огромных, словно дома. Если дев-чонка не приходит на уроки в школу, её всегда можно найти наветвях одного из этих сочных и зелёных алоэ. Хотя сама Жи-вулька, из вредности, наверное, называет их «цветами». Будто незнает, что цветы бывают только нарисованными на шерстянойматерии почвы!

Что касается моего друга, плюшевого медведя Бурого, томохнатый выше меня на несколько голов; он коричневый, сбольшой пастью и маленькими чёрными глазками, и являетсобою просто образец лучшего товарища! Мы всегда с ним «не

260

Проза

разлей вода», как однажды заметил дядя. А я никогда и не по-нимал, что эта поговорка значит. Как может вода «разлиться»между людьми? Я не видел воду в ином её состоянии, кактолько в стакане с чаем. И даже не ведаю, как эта пословицамогла в Давии возникнуть, если река давным-давно пересохла.

А Бурый потому ещё мой лучший друг, что не задирает пе-редо мною нос, не смеётся над моими вопросами и внешно-стью. Он неразговорчив, но зато любит послушать менясвоими круглыми ушами. А мне только этого и надо! Потомучто, в отличие от других детей, я болтун, каких ещё поискать.

Замечу также, что из всех давцев только Грушенька, Жи-вулька и дядя похожи друг на друга. Это потому, что они род-ственники. У них у всех белая кожа. Что же касается меня, то,к сожалению, я – скелет. Всегда таким был и, видно, умрускелетом! Впрочем, к моему облику все привыкли. Никто ему

261


не удивляется и никто, слава Богу Люстре, меня не дразнит. Адядя даже говорит, что в других странах, где-то за нашими ска-лами, есть целые селения таких же, как я, маленьких скелети-ков.

Дядя почему-то многое знает о других странах, хотя уверялнас, что никогда не оставлял Давии. Из-за его редкой длянашей страны образованности, я иногда целыми днями хожуза ним и всё прошу и прошу, просто клянчу, чтобы он мнехоть что-нибудь рассказал. Не даром же дядя называет себямагистром абсолютно всех давских наук! Но, как правило,Изъедуха отмахивается от меня, как от назойливой мухи, от-говариваясь чудовищной занятостью. Или прячется в глуби-нах своего Кабинета.

Но если в течение дня я ничего нового не услышу, мнестановится тоскливо. У меня даже может разболеться череп,как ноет, от голода, пустой живот. Это, значит, что мой череппросит у меня мыслительной пищи. Вот беда – быть любоз-нательным! Вот ведь, несчастная фортуна!

А дядя редко бывает благодушным. А в последнее времядаже в раздражении проговаривается, что я ему ужасно на-доел, и ему не терпится, когда мне исполнится четырнадцатьс половиной лет. Вот я себя и спрашиваю: что же тогдадолжно случиться.

Глава вТорая.Две дядины Тайны

Я сплю крепко. А тут проснулся среди ночи. Звонок не былдлинным. Но я не вернулся в сон, потому что прежде звонкив нашей стране не раздавались.

К тому же, я услышал, как дядя поднимается со своей по-стели. Он нащупал возле себя самодельные тапочки – мыспим в одежде, только тапочки на ночь снимаем – и куда-тосонно побрёл.

Что мне ударило в череп? Но я решил следовать за ним!Вообще-то, не в моих правилах следить за кем бы то ни было,

262

Проза

особенно за дядей. Я хоть и принц, Изъедуху боюсь очень. Нобольно уж странно он себя вёл! Заторопился к спуску с Ди-вана, да ещё и забормотал: «Сейчас, сейчас, ваша милость!»

Я так и подскочил. Кто мог пробраться в нашу страну из-за границы, если Давия окружена, по словам Изъедухи, не-преодолимыми горами, высотою под самый твёрдый потолок?Кроме того, я знал, что Давия ни c одной страной мира дип-ломатических отношений не поддерживает.

263


Изъедуха, который исполнял среди прочих и должность мини-стра иностранных дел, не раз объяснял мне, когда я просил егоустроить экскурсию за границу, что нас окружают одни враждебныегосударства: Туалетия, Балкония, Антресолия. Особенно враждебнак нам Туалетия! И вдруг!… Тайное посещение?!.. Секретная мис-сия?!.. Дядя потихоньку от меня ведёт переговоры с представите-лями других держав?!.. Как я, принц, мог этим не заинтересоваться?!

И вот я, крадучись, и, разумеется, строго в интересах своегогосударства, отправился следом за дядей.

А сделать это было нелегко. Потому что дядя таскает с собойодин волшебный веер. Он изумрудный, перьевой, волоски наперьях переливаются так трогательно, словно переговариваются.А я уже говорил, что жизнь в Давии жизнь скудна на событияи знания. Природа и дядин Бог, Люстра, явно нас обделили:мне не хватает ни впечатлений, ни подвигов. Я хочу слышатьновые слова, видеть новые цвета, осязать новые ароматы – уменя на всё голод, а я не в силах его угасить!

Мой малочисленный народ никогда не знал ни поэзии, ниживописи, ни танцев. Поэтому, когда я был маленьким, жалкопросил дядю, чтобы он дал мне полюбоваться хотя бы насиние и зелёные ворсинки веера. Но Изъедуха часто отнеки-вался. Приходилось любоваться веером издалека. Когда кмоему сердцу подкатывало томление, я шёл к Кабинету дяди,садился на горе Диван так, чтобы Изъедуха меня не видел, исмотрел на веер, жадно впитывая пустыми глазницами его не-возможную красоту. Иногда даже плакал от умиления.

Моя страна не знала ни живописи, ни танцев, ни музыки.Одна Живулька откуда-то знала песни, которые иногда напеваласебе под нос. Но делала это так, что мы могли только неясно уга-дывать мелодию и отдельные строчки.

Веер никогда не служил дяде опахалом. Обычно Изъедуханосил его на поясе сложенным. Но когда его раскрывал, на насглядели с пяток чудных «глазков». Однажды в книге – а биб-лиотекарь Лепетайло всегда назначал для меня книги по выборудяди, с одними картинками – я увидел такие «глазки» на хво-стовых перьях павлина. Эти птицы, ростом со Стул, живут в не-которых заморских странах. Вот я и удивлялся: откуда у

264

Проза

265


Изъедухи их перья, если он с роду не покидал Давии, в которойпавлины не водятся? Изъедуха туманно объяснял, что веер до-стался ему от его отца, а тому отцу от другого отца… «И кем жебыл ваш отец?» – как-то осмелился спросить я. «Слушай вни-мательнее уроки Понуры! – рявкнул на меня дядя. – Он неод-нократно хрюкал вам мою удивительную родословную!» Нооднажды дядя смягчился: «Мои родители путешествуют. Так же,как и твои. А больше тебе знать и не полагается!» Так я и узнало своих родителях! Оказывается, они у меня были, но почему-то от меня сбежали. Неужели совсем не дорожили мной?

В другой раз Изъедуха поведал, что «глазки» не нарисован-ные, а живое. Они вырваны у побежденных им великанов. О!Я верил тогда каждому его слову! Потому что однажды самувидел этих гигантов.

Центральная долина переходит под аркой в скалах в дру-гую, гораздо более узкую, которая называется Прихожей. Мытуда не ходим, и даже боимся заглядывать: дядя не велит!

Я был ещё маленьким скелетиком, когда потерялся и слу-чайно забрёл в те края. Там я их и встретил. Они висели накрючках, на которые их повесил дядя – Победитель Чудовищ.Ноги великанов, в ботинках и резиновых сапогах, были такимигромадными, что я заплакал от страха. Длинные руки засунутыв карманы пальто, шуб и плащей. Неподвижные тела пленников,видать из презрения ко мне, не трепетали. А когда я задрал го-лову, чтобы получше рассмотреть их лица, то … лиц не увидел!Дядя лишил великанов их лиц! Наверное, тоже забрал их себе.

Хотя – на что ему эти лица?Я был так перепуган, что попятился, натолкнулся на банку

с ваксой и свалился в сапожный крем. Тут и отыскал меня,перепачкавшегося, дядя. И сурово сказал: «И не пытайся про-никнуть в мои тайны, Скелетус! А глаза великанов я разместилна своём веере!»

И вот что ещё: дядя всегда был в курсе моих дел. Не толькотого, куда я пошёл, где был, но даже о чём говорил и мечтал вслух.Ну, я и кивал на дядин веер. Вернее, на его «глазки», воображая,что дядя отлепляет их от перьев веера и отпускает на волю полетать,чтобы они могли проследить за нами, а потом всё ему доложить.

266

Проза

Вот почему, когда дядя стал на цыпочках красться к При-хожей, первым делом я посмотрел, нет ли на его поясе веерас недремлющими «глазками». Но веера не было. И я благопо-лучно добрался до края пропасти, спустился по корням Ди-вана в долину и пошёл за Изъедухой. В темноте я слышал, какбьют по пяткам его шлёпанцы, и шёл на этот звук.

Каково же было моё удивление, когда на повороте дороги я ог-лянулся и заметил, как сверкнул светлячком и тут же скрылся в цен-тральной долине хорошо знакомый мне золотой пояс Живульки!Она-то зачем следовала за своим отцом? Неужели … не доверяла ему?

Изъедуха, год за годом и каждый день, внушал нам, чтодети должны быть слепо покорны взрослым, которые однизнают, что полезно их чадам. А Живулька и я ослушались! Понам просто давская тюрьма плачет!

267


Documents

irina_repiova_sceletus